Александр ширвиндт молча скорбит по ушедшему михаилу державину. Михаил ширвиндт - собачий друг Друг ширвиндта михаил

Артисту было всего 46 лет, когда он ушел навсегда в образе бессмертного оптимиста ­Фигаро. И сам остался бессмертен. Неподражаем. Обожаем. Навечно любим. «Подарок женщинам» — так близкие шутливо называли Андрея Александровича, поскольку он родился точнехонько в Международный женский день. В этом марте Андрею Миронову могло бы исполниться 75 лет… В преддверии этой даты корреспондент «ТН» пообщалась с Александром Анатольевичем Ширвиндтом и Михаилом Михайловичем Державиным, составлявшими в свое время вместе с Мироновым бесподобное трио, точно охарактеризованное Валентином Гафтом: «Любимцы публики, кумиры, / Без выходных играют дней. / Три Мастера одной «Сатиры». / Одной и той же — так точней». Результатом беседы с двумя Мастерами стали, как и хотелось, спонтанные, хаотичные воспоминания-зарисовки, передающие флер их отношений в той навсегда исчезнувшей жизни.

Ширвиндт: Это сейчас Миронов стал легендарным, великим, а тогда мы просто дружили. Он — Дрюсик, я — Маска. Такие прозвища… Я знал Андрюшку с детства, с его шестилетнего возраста, наши родители близко общались. Долгое время он был для меня мелюзгой, шелупонью.

Неудивительно: когда­ я, будучи уже человеком выпивающим, оканчивал школу, он учился в четвертом классе. Когда студентом-четверокурсником я выступал в шоу в Театре эстрады, Андрюшины родители — Александр Семенович Менакер и Мария Владимировна Миронова, — сидя в зрительном зале, говорили своему сыну-восьмикласснику: «Видишь, Шура уже артистом работает». А когда Андрей поступил в наше Театральное училище имени Щукина при Театре имени Вахтангова, я уже начал там преподавать и в качестве педагога делал ему дипломный водевиль «Спичка меж двух огней».

Державин: Да, в юности разрыв в возрасте казался очень внушительным. Я познакомился с Андрюшей, когда он, став студентом нашего училища, образовался у нас в компании. Казалось бы, младше меня на пять лет, но и я, и все мы относились к нему как к младшему брату. По устоявшейся традиции он помогал нам, старшекурсникам: таскал декорации к спектаклям, занавес открывал, в массовках участвовал… А вот ведь как вышло: годы спустя именно Андрей переманил нас в Театр сатиры, где мы служим до сих пор.

Слева — Лариса Голубкина, справа — Наталия Белоусова. На руках у Александра Анатольевича — Маша Голубкина (на даче у Ширвиндтов в Новом Иерусалиме, 1970-е)

Ширвиндт: После выхода на экраны картины «Бриллиантовая рука» мой сын купил открытку из серии «Актеры советского кино» с портретом Миронова,­ а потом попросил у него автограф. Тот не смог отказать отпрыску своего товарища и коллеги и написал на обороте: «Миша, твой папа тоже хороший артист. С уважением, Андрей Миронов». Таким образом Мишка завоевал безусловный авторитет среди соучеников. А я сделал правильный вывод по поводу своего места в профессии.

Если серьезно, отношение к труду у Андрея было совершенно гипертрофированное — просто запойный трудоголик. Жил по принципу, который сам и сформулировал: надо стараться все делать хорошо — плохо оно само получится. И если уж он брался за что-то… Например, невероятных усилий мне стоило затащить Миронова на радио. Но когда он все-таки соглашался, строго предупреждал: «Имей в виду — на четверть часа, не больше!» И потом на протяжении двух часов (!) записывал моноложек в юмористической программе — десятки разных вариантов предлагал. Эх,

как жаль, что это не сохранилось! Но покидал он студию все равно абсолютно недовольный результатом, так же гневно вскрикивая: «Вот к чему приводит дружба — к полуфабрикату!»

Державин: Правда, Андрюша крайне серьезно подходил к творчеству, хотя играл веселые, комичные роли. Говорил: «Отношение к актерской работе как к приятному времяпрепровождению может быть только по недоразумению». Каждый эпизод в кино, каждую сцену в театре, каждый номер на эстраде он репетировал тысячи раз, доводя до филигранности, до совершенства.

Долгие годы Андрей страдал от жестокого заболевания — фурункулеза. На теле образовывались жуткие фурункулы, которые мучили его болями, гноились, лопались. Приходилось то и дело менять рубашки, за один концерт он переодевался несколько раз… Водолазки с воротом, закрывающим шею, в которых все привыкли его видеть, — лишь маскировка заболевания. Андрей не мог допустить, чтобы зрители узнали о его проблеме. Допустим, на спектакле «Ревизор» всегда были овации, особенно в том месте, где Хлестаков падает со стола на руки Бобчинского и Добчинского (мы с Шурой). Каждый раз мы договаривались, с какой стороны ловить Андрея — как ему будет менее болезненно. Перед спектаклем он просил: «Сегодня давайте на правый бок упаду». Много раз мы предлагали отменить эту мизансцену, но он категорически отказывался: «Ни в коем случае, это же так эффектно!» Уникальный человек — мужественный, терпеливый, никогда не жаловался…

В спектакле «Ревизор». На заднем плане: Александр Ширвиндт и Михаил Державин в ролях Добчинского и Бобчинского

При этом он был очень остроумный. Помню премьеру «Вишневого сада», где я играл Епиходова. Она состоялась на Малой сцене Театра сатиры, а там нет кулис. Пьеса, как известно, заканчивается словами Фирса: «А человека-то забыли…» В нашем спектакле он, по ­замыслу Валентина Плучека, после этих слов умирает. Играл его Георгий Менглет. Дальше — поклоны. Первым кланяется Андрей Миронов, исполнявший роль Лопахина, за ним — мы. Не видя, умер уже Фирс или еще нет, Андрюша, выдержав небольшую паузу, стремительно выходит на поклон и… так же стремительно возвращается — со словами: «Рано вышел, Фирс еще агонизирует…»

В том же «Вишневом саде» в одной из сцен Лопахин говорит Епиходову: «Что у тебя сапоги так скрипят?» Но как сделать, чтобы они действительно заскрипели? Я купил детские резиновые игрушки, заложил их в брюки и нажимал, чтобы они пищали. Когда отыграли сцену, Андрюша обратился ко мне с пафосом: «Патологический неуспех!» Зрители не восприняли моей тонкой придумки и никак на нее не отреагировали.

На сцене Андрей был очень смешлив, и я не мог отказать себе в удовольствии «колоть» его. Ради этого то грим видоизменял (по секрету от него приклеивал себе усы или лысину, нос, уши оттопыривал, с костюмом какую-то хохму придумывал — разлетающиеся пуговицы, например), то реквизит забавный отыскивал. Миронов постоянно ждал от меня очередного розыгрыша, на сцене давился от хохота, а потом со смехом пенял мне: «Сволочь! Что ж ты творишь, паршивец?!»

Державин: на сцене Андрей был очень смешлив, и я не мог отказать себе в удовольствии «колоть» его. В спектакле «Трехгрошовая опера» (1980)

Ширвиндт: Без импровизации на сцене существовать невозможно. Играя спектакль несколько лет подряд, сам себе становишься фонограммой. «Безум­ный день, или Женитьбу Фигаро» мы с Мироновым сыграли 450 раз! Чтобы хоть как-то оживить происходящее, вызвать непосредственные реакции, устраивали друг другу неожиданные провокации. Помню, Андрей произносит свой монолог — текст пулеметной

очередью от зубов отскакивает, — а я вдруг вставляю: «Это что за хамство?!» От неожиданности он вздрагивает, в глазах замирает вопрос: «Ты что?!», немыслимым усилием воли перебарывает желание рассмеяться, и… мы начинаем играть органично.

Вообще, вели мы себя, безусловно, не как солидные люди, отцы семейств. Вваливались к кому-нибудь домой гурьбой среди ночи, расходились под утро. Вместе нам всегда было очень хорошо и весело. Дурачились, пели, пили, часто не в меру. Изрядно выпив, включали наш гимн — музыку Нино Роты из фильма Феллини «8 1/2», брались за руки и вели по кругу хоровод — сначала в одну сторону, потом, по сигналу, в другую.

Ширвиндт: мы вели себя не как солидные люди. Вваливались к кому-нибудь домой, расходились под утро. С Ларисой Голубкиной в гостях у Веры Васильевой (начало 1970-х)

Однажды ночью у Андрюши возникло свежее предложение — дернуть в Шереметьево нашей большой компанией и устроить там пикник. Дернули. Даже сына моего маленького, Мишку, взяли — помогать разжигать костры. Практически на взлетной полосе пирушку организовали. Когда над головами пролетали самолеты, Марк Захаров, всегдашний участник всех наших затей, вскакивал и гнал их криком: «Кыш отсюда!» А Миронов носился по полю и руками делал знаки, приглашая приземлиться у наших костров. Жены нас за все эти выходки ненавидели…

Собирались после спектаклей часто, и заводилой, как правило, был Андрей. В антракте я звонил домой с предупреждением. Варианта было два: «Будь в напряжении!» (что означало: мы отправляемся к кому-то) или «Сервируй!» (то есть гости идут к нам).

Любили «пугануть» — неожиданнно нанести визит ничего не подозревающему человеку. Когда Андрюшка женился на Ларисе Голубкиной, по завершении свадебного пиршества молодожены поехали на дачу жениха в Красную Пахру. А наша компания — я с женой Татой, Марк Захаров и Гриша Горин с супругами — решила разнообразить их брачную ночь. Нагрянули с воплями, стали стучать в окна. Андрей, кстати, страшно обрадовался. И мы тут же устроили пикник.

Ширвиндт: мы часто собирались после спектаклей, и заводилой, как правило, был Андрей. Снимок сделан Наталией Белоусовой, женой Александра Анатольевича (начало 1980-х)

В другой раз решили «пугануть» Дрюсика в Ленинграде, где он снимался. Денег на дорогу не было, взяли у ­Татьяны Ивановны Пельтцер — у нее всегда водились. Более того, она вместе с нами поехала в Шереметьево. Компания собралась внушительная: Марк Захаров с женой Ниной, мы с Татой и Пельтцер. Прилетев в пункт назначения, мы направились в гостиницу, где жил Андрей. Но за время нашего перелета ему позвонила мама, Мария Владимировна, и лаконичным сообщением «Жди!» предупредила о нашей безумной затее. Видимо, ей кто-то донес. Когда мы

подъехали к «Астории», при входе нас встречал Андрей — в красной ливрее, с салфеткой на согнутой руке. На полном серьезе бесстрастно сказал: «Ваш столик — номер два». Дальше был ужин, потом ночная прогулка по Ленинграду с танцами и хоровым исполнением нашего «гимна», затем, по предложению Марка, — попытка взять Зимний дворец, к которому мы добирались в кузове грузовика, развозившего почту. Почему мы его в результате не взяли, уже не помню. Под утро пили кофе на Московском вокзале — из громадного бака с краниками и прикованной цепью кружкой. Андрюша нас провожал, и какой-то человек, проходя мимо, пропел: «Весь покрытый зеленью, абсолютно весь…» Выглядели мы жалко…

Ширвиндт: вместе нам всегда было очень хорошо и весело. Дурачились, пели, пили… С Марком Захаровым на съемках фильма «Умеете ли вы жить?» (Харьков, 1970)

Во всех наших сумасшедших молодежных сборищах — где бы мы ни встречались — всегда присутствовала актерская составляющая, они сопровождались розыгрышами, капустниками. Особенно дни рождения Андрея. Однажды все пришли к нему с поздравлениями, а на столах — пусто, только бутылка водки и рюмки. Мы, конечно, выпили — в уверенности, что все яства припрятаны. Заглянули на балкон — пусто, в холодильник — тоже ничего. Все уголки в квартире облазили — нет никакой еды! «Андрей, — говорим, — ну хватит, что за ерунда!» А он в ответ: «Ну, выпили же, отметили день рождения, вот и спасибо!» Выходим, матерясь, на улицу, и в этот момент из автобуса, стоящего перед

подъездом, грянул марш «Прощание славянки». Андрей приглашает нас в автобус, где расположился духовой оркестр, и мы все едем в загородный ресторан на Москве-реке, где рассаживаемся за шикарным банкетным столом…

Державин: А как же весело мы снимались в фильме «Трое в лодке, не считая собаки»! Основные съемки — на реке Неман. Нас троих загружали в лодку и, чтобы не гонять туда-сюда, на весь день отправляли на середину речки. Между нами и съемочной группой, которая оставалась на берегу, курсировали дежурные водолазы. Мы обустраивались с комфортом: протаскивали с собой закусочку, выпивку и в перерывах потчевали себя. С берега иногда через мегафон доносился голос: «Что вы там делаете?!» Мы кричали в ответ: «Репетируем». Разумеется, выпивки не хватало, и мы посылали одного из водолазов, в котором были точно уверены: не настучит, не ляпнет сдуру, что, мол, ребята там пьют. Деньги, чтобы ненароком не промокли, мы, свернув в трубочку, прятали в… презервативы.

Державин: на съемках фильма «Трое в лодке, не считая собаки» мы обустраивались с комфортом: протаскивали с собой в лодку закусочку, выпивку и в перерывах потчевали себя (1979).

Ширвиндт: А зарубежные гастроли! Однажды театр был в Италии. По обыкновению, все мы практически без денег. Знакомые, из местных, повели нас с Андрюшкой на вещевой рынок. Приятель, когда-то учившийся во ВГИКе, подкинул нам деньжат. Мы попали в гигантское сооружение, напоминающее катакомбы, где в полумраке разглядывали товар — неисчислимое количество дешевого тряпья, бывшего в употреблении. Словом, комиссионка, по-нынешнему секонд-хенд. Я купил себе замшевую куртку. Был счастлив: осуществилась давняя, затаенная мечта… Когда дома с гордостью ее надел, на спине обнаружилась дырка от пули. Потом нам рассказали, что горы тех товаров собирали после разборок италь­янских мафиозных группировок. И пришлось мне ходить много лет с простреленной спиной.

Поскольку к модным вещам я всегда относился философски-отвлеченно и собственного стиля в одежде не выработал, по сути, я всю жизнь ходил в обносках. На театральном языке это называется «костюмы из подбора» — сшитые для других исполнителей. В основном я был одет благодаря Андрюше Миронову — он не только отдавал мне свои вещи, вышедшие из моды, но и таскал меня к своему портному.

Однажды в Москву приехал , и переводчицей у него была Регина — тогдашняя жена Михаила Михайловича Козакова. Миронов хотел познакомиться со знаменитым артистом, и мы уговорили Регину затащить его к Андрюше. Собрались при свечах. Все принарядились по случаю торжественно — костюмы, галстуки… Почетный гость пришел в потертых джинсах, растянутой футболке и шлепанцах. Мы, ошарашенные, спрашиваем: «Как же так — мировая знаменитость, а одет как оборванец?» И он сказал: «Ребята, я желаю и вам достичь такого же уровня. Когда в ­Нью-Йорке я выхожу на улицу в таком виде, все считают, что раз Де Ниро так одевается, значит, это последний писк моды».

Державин: Андрея вполне можно было причислить к законодателям моды, он одевался элегантно, со вкусом.

Ширвиндт: Андрей жил по принципу: надо стараться все делать хорошо — плохо само получится. На гастролях в Одессе.

Ширвиндт: Да, только на это нужны были деньги, а их всегда катастрофически не хватало. И Дрюсик частенько говорил со смехом: «Обидеть художника может каждый, а материально помочь — никто!» Периодически мы давали бесплатные, так называемые шефские концерты. Но хотелось же хоть что-то зарабатывать. Для этого существовали творческие вечера, а проще говоря, «халтуры», «левые» концерты. Договаривались примерно так. Звонят, допустим, из фармацевтического управления и просят выступить у них Восьмого марта. А мы в прошлом году на «женский день» уже были у них с «шефским». Прикрыв телефонную трубку, я шепотом пересказываю Миронову суть предложения. Андрюша машет руками: «Ни в коем случае!» Я вежливо формулирую отказ: «Видите ли, мы у вас уже выступали, так что не имеет смысла». — «Ну и что,

наши сотрудницы просят только вас». — «Извините, но поймите и нас, мы же, как артисты, должны новую программу подготовить…» — «Ну, пожалуйста, хоть что-нибудь, мы так надеялись…» Андрей кричит: «Не вздумай соглашаться! Прекрати разговор!» Я протягиваю трубку ему: «Скажи сам». Андрюша бодро вступает: «Уважаемые, отнеситесь с пониманием: мы замечательно выступили у вас в прошлом году, но теперь это уже невозможно. Не можем же мы вый­ти к зрителям просто с улыбкой…» Дальше зависает небольшая пауза, после чего Андрей хватает ручку и бросает в трубку: «Ясно, диктуйте адрес!» Мне поясняет: «Понимаешь, они с сожалением сообщили, что у них отложено на нас 500 руб­лей. Едем!..»

Державин: На самом деле Андрюша был человеком очень деликатным и ранимым. Проявления звездности — гонор, осознание собственной значимости — в нем отсутствовали напрочь. Просто он очень любил жизнь и жил на полную катушку. Когда его не стало, я точно понял: он спешил жить. Однажды Андрей сказал: «Надо особенно ценить мгновения счастья и радости — они делают людей добрыми». Он ценил. Потому и был добрым.

Ширвиндт: Я никогда не соглашусь со сталинским утверждением, что незаменимых людей нет. Это ложь. Есть те, кто не-за-ме-ним. Неповторим. Необходим. Не потому, что исчезли таланты. Молодежь талантливая есть. Но это ничего не меняет. Просто некоторые утраты компенсировать невозможно. Допустим, в «Женитьбе Фигаро» после Миронова никого не представишь…

Редакция выражает благодарность сотрудникам Театра сатиры Лиане Бединадзе и Марине Александровне Калининой за помощь в подготовке материала

Известный актер Александр Ширвиндт потерял хорошего друга Михаила Державина. Последний умер 10 января 2018 года. Прошло два месяца, а немолодой артист продолжает грустить по ушедшему другу. Они были знакомы с самого рождения. Артист тяжело переносит его смерть.

Напомним, что Михаил Державин – известный российский артист. Скончался он в январе 2018-го вследствие затяжной болезни.

Александр Ширвиндт: детство и юность артиста

В июле 1934 года на свет появился будущий известный артист Александр Ширвиндт. Отец его был музыкантом, играл на скрипке, а также выступал с оркестром в Большом театре. Мать Саши работала в филармонии в Москве. Она составляла концертные программы. Часто маленький Саша проводил время у бабушки, пока его родители были на гастролях.

Младшие классы в школе он закончил в Чердыне. Потом переехал в Москву, Там закончил школу, куда приходили учиться лишь дети аристократов. Вместе с Сашей учился Сергей Хрущов. Параллельно он учился в музыкальной школе. Но музыка была далеко от его призвания. Александр сильно любил танцы. Он занимался балетом, полонезом и падеграсом.

Высшее образование Александр получил в Щукинском театральном училище. Ширвиндт зарекомендовал себя еще с первого курса. Все учителя видели в Саше талант и пророчили ему будущее великого актера. Закончил актер училище с красным дипломом.

После окончания учебы Саша пошел работать на «Мосфильм». Там он впервые сыграл второстепенную роль в кинофильме «Она Вас любит». На полученный гонорар Ширвиндт купил себе первое авто «Победу».

Дальше Александр работал в различных театрах. Он дебютировал на каждом спектакле. Спустя несколько лет он вместе с Марком Захаровым стал работать режиссером. У него это довольно хорошо получалось. Позже Саша снялся в нескольких кинофильмах, где проявил себя, как профессионал своего дела. После его позвали стать преподавателем в Щукинском театральном училище. У него учились такие известные артисты, как Андрей Миронов, Наталья Гундарева, Мария Голубкина и другие.

Ширвиндт также выступал ведущим на разных юбилеях. Он работал в паре с Михаилом Державиным.

Александр Ширвиндт: о личной жизни артиста

У Александра была всего одна возлюбленная за всю жизнь – нынешняя его супруга Наталья. Они познакомились в 50-х годах на даче вблизи от Москвы. Молодому Саше очень понравилось, что девушка умеет справляться с хозяйством, а особенно знает, что делать с коровами. Ведь Саша сильно любил молоко. После того, как Саша и Наташа поженились, они продали хозяйство. Супруги были очень обеспеченными людьми. В 1958-м у супружеской пары появился на свет сын Миша, который тоже стал артистом. У Александра есть двое внуков – Андрей и Александра. Андрей преподает в Московском государственном университете, Саша занимается искусствоведением. Недавно появилась на свет и правнучка.

Александр Ширвиндт: потеря близкого друга Михаила Державина

Саша и Миша были знакомы с детства. Они часто проводили время вместе. 10 января 2018-го Михаил скончался из-за длительных хронических заболеваний.

Александр очень тяжело переносит эту потерю. Изначально после трагедии актер замкнулся в себе, перестал со всеми разговаривать, не отвечал на звонки. И его можно понять. Множество лет дружбы у них за спиной, множество годов совместной работы… По словам Александра у них ни разу не возникла ссора. Как говорит Саша, их дружба — достойна быть запечатлена в Книге рекордов Гинесса. Им положена медаль за такую преданность. «До скорого, любимый!» — последнее, что сказал Александр на прощании с его лучшим другом Михаилом Державиным.

Ширвиндт Михаил Александрович родился 14 августа 1958 в Москве. Михаил Ширвиндт – российский телеведущий, теле- и кинопродюсер. Наибольшую популярность получил в роли ведущего телепрограммы “Дог-шоу. Я и моя собака”. Кроме того, Михаил Ширвиндт вел программу “Хочу знать”. Получил две статуэтки ТЭФИ за программу “Путешествия натуралиста”. В настоящий момент женат на актрисе Татьяне Морозовой. Имеет сына и дочь.

Биография

Михаил Ширвиндт родился в семье актера Александра Ширвиндта и архитектора Натальи Белоусовой. Первые семь лет Михаил прожил в коммунальной квартире в Скатертном переулке. В 1965 году поступил в школу, а через год был отчислен, и посему он перешел в другую школу, откуда тоже был отчислен за плохое поведение в 1973 году. В итоге школу закончил в 1975 году.

Александр и Михаил Ширвиндты

По окончании школы, в 1975 году поступил в Театральное училище имени Щукина, но в 1977 году был отчислен “за поступок, несовместимый со званием комсомольца”: 7 ноября 1977 года Михаил забрался вместе с другими студентами на крышу архитектурного института, откуда они сорвали советский флаг. По мотивам этих событий даже сняли фильм: “Русский регтайм”. Михаил работал в ВИА “Самоцветы” - грузчиком, радистом, монтировщиком декораций и нянчил Преснякова и Маликова. Через два года Михаила восстановили, и в 1981 году он закончил обучение. В период после отчисления из училища работал монтировщиком декораций в театре “Современник”. В 1981 году поступил на работу в театр “Сатирикон” под руководством Аркадия Райкина и проработал там до 1989 года.

Профессиональная деятельность

С 1992 года Михаил Ширвиндт с головой ушел уже в телевизионный бизнес. Он основал студию “Весы”, которая потом превратилась в компанию “Живые новости”. Затем он стал продюсировать некоторые успешные проекты, и в каждой его программе обязательно принимала участие какая-то знаменитость. Этот успех стал визитной карточкой передач Михаила Ширвиндта. В его программах снимались такие знаменитости как Любовь Полищук, Павел Лобков, Павел Любимцев, Василий Уткин и многие другие “звезды”. Кроме того, вместе с отцом Александром Ширвиндтом совместно вели одну передачу на телевидении, называлась она “Браво, артист!”. Но настоящую славу Михаилу Ширвиндту принесло его “Дог-шоу. Я и моя собака”. Причем изначально руководство Первого канала хотело, чтобы программу снимали с кошками. Но Михаил Ширвиндт отказался, так как, по его мнению, кошки не поддаются дрессировке, и их поведение совсем непредсказуемое. Поэтому он остановил свой выбор на собаках. “Дог-шоу” получилось весьма необычным и интересным. В отличие от классических сюжетов, в этом шоу победителями чаще всего становились обыкновенные дворняжки, по той причине, что они были интереснее и забавнее.

Передача "Хочу знать" с Михаилом Ширвиндтом - это развлекательно-познавательный телепроект Первого канала. Ведущие программы - Михаил Ширвиндт, Александр Ширвиндт и Михаил Державин. Программа "Хочу знать" выходила с 13 января 2007 по 1 марта 2013 года.

Личная жизнь Михаила Ширвиндта

В 1979 году Михаил Ширвиндт первый раз женился, в 1981 году у него родился сын Андрей, ныне ассистент кафедры гражданского права МГУ.

Вторая жена Михаила Ширвиндта - Татьяна Павловна Морозова была актрисой в Театре миниатюр Аркадия Райкина (“Сатирикон”), потом танцевала с Борисом Моисеевым в трио “Экспрессия”. В настоящий момент работает на телевидении в телекомпании “Живые новости”. Дочь - Александра Михайловна Ширвиндт (1986), искусствовед.

МИХАИЛ Ширвиндт, ведущий программы "Дог-шоу" на НТВ, на своего отца совсем не похож. Только продолжительные театральные паузы в монологе выдают "ширвиндтскую" кровь. Но сегодня речь идет не о взаимоотношениях отца и сына. Мы говорим... о собаках!

Почему "ругается" болонка?

Михаил, вас в детстве когда-нибудь кусала собака?

Никогда. Я легко с ними общаюсь. Почему-то многие думают, что собака не чувствует флюидов человека. А ведь доказано: если человек боится собаки, она это чувствует, главным образом, она чует запах адреналина. Разумеется, тебя может с ног до головы "отругать" тщедушная болонка, если почует, что ты ее боишься. Я считаю, что животных вообще и собак в частности не любят только ущербные люди.

Но я, допустим, не то что не люблю собак, боюсь некоторых...

Не понимаю, когда говорят: "Я зол, как собака". Вот я, например, могу с гордостью сказать, что я добр, ну прямо как собака какая-то!

У вас в детстве были четвероногие друзья?

Сколько себя помню, постоянно. Мой первый четвероногий друг - дворняга Тоша - дал мне очень многое. Его подарил моей бабушке Сергей Владимирович Образцов. Возможно, это звучит несколько высокопарно, но я, пацан, с помощью Тошки научился терпеливости, стал трудолюбив, более ответственен. Дальше "собачья линия" не прерывалась.

А кому в звездной семье вменялось в обязанность выгуливать Тошку и позже всех остальных?

Когда я жил с родителями на Котельнической набережной, у меня была уникальная возможность не выгуливать собак. Мы жили на третьем этаже здания, которое построил какой-то сумасшедший архитектор. Мраморный балкон был настолько огромен, что можно было играть там в футбол. А Тоша нигде не хотел ходить в туалет, кроме балкона. Что сделаешь, его все любили, поэтому потакали всем прихотям. А убирали очень просто: водой из шланга смывали Тошкины испражнения прямо на улицу, в центр города...

Я знаю, что уже несколько лет у вас есть друг. Чёс его зовут, кажется?

Верно, это шикарный лабрадор. Не сочтите за рекламу породы, но это олицетворение классического пса. Он умен, устойчив, физически развит. Совершенно не умеет... кусаться! Может лаять (причем очень грозно) до посинения, но когда познакомишься с ним близко - залижет до смерти.

У нас проблема бездомных собак решается варварски...

Во всем мире эта проблема решается цивилизованно. Сучек стерилизуют. Пример: живут во дворе две бездомные собачки, когда-то их выловят и убьют. Но свято место пусто не бывает: в этот двор придут другие собаки. На Западе уже давно стерилизуют суку и возвращают туда, где взяли. Это ее, сукин, двор, и пусть какая-нибудь шавка попробует туда сунуть свой нос... А стерилизованная сучка больше никогда не будет рожать, и постепенно мы сократим количество бродяжек.

Когда-нибудь российские собаководы будут ходить по улице с пакетиками для испражнений?

Этого в России не будет никогда. Мы сами засрем всю страну. Многим из нас надо дать такие пакетики, чтоб в лифтах и подъездах не гадили.

Педагогика для Шарика

К вам на улице подходят собаководы за консультацией?

Постоянно. И я никого не разочаровываю, не говорю, что не профессионал. А иногда просто доходит до курьезного. Полгода назад ко мне на улице подходит дама бальзаковского возраста, смотрит прямо в глаза и тихим голосом говорит: "Гав, гав". Можете мне не верить, но потом подобное было еще раз пять точно. Может, оттого, что гавкают, они получают удовольствие?

На экране вы производите впечатление бесстрашного ведущего, который гладит даже очень лютых с виду собак.

Не всегда. Если перед началом программы меня предупреждают, что нрав у собаки далеко не ангельский, то я никогда близко к ней не подойду.

Существуют ли собаки, которые стесняются камеры?

Конечно, к собакам нужен подход. Они, как люди, разные. Насупившиеся, вялые, бодрые, грустные. Есть пофигисты. И каждой собаке должен помогать ее хозяин - вот что главное.

На бенефисе Александра Ширвиндта, праздновавшемся во вторник в Театре Вахтангова, гости говорили первым делом о «нечеловеческом чувстве юмора» артиста. Марк Захаров, например, сравнил Ширвиндта с Фаиной Раневской: мол, такие люди могут блестяще работать артистами, но их главное качество – «мощный поток целебного и живительного юмора, который подпитывает нашу культуру, оплодотворяет страну».

Бенефис Александра Ширвиндта был приурочен к 20-летию первой театральной премии «Хрустальная Турандот» (негосударственная творческая награда), в рамках которой ежегодно отмечается все самое интересное и самобытное, что создано за последний сезон в столичном театре. За два десятилетия лауреатами премии становились Абдулов, Горин, Гундарева, Ульянов, Табаков, Чурикова, Этуш, Неелова, Кваша, Захаров, Фоменко и многие другие. У каждого из них, как говорили в советском театроведении, – особый путь в искусстве. И если использовать такую терминологию, то путь Ширвиндта состоит из юмора, обаяния, гротеска и, конечно, экспромта. Об этом говорил на вечере Марк Захаров: «Главный его талант – гипнотическое воздействие на зрителей. Он может довести до гомерического хохота огромное пространство, заполненное людьми. Я присутствовал на таких «акциях», когда Александр Анатольевич доводил всех до эпилептического состояния, публика хохотала навзрыд, до слез, не могла прийти в себя, и это был феерический поток импровизаций. У него редкостный дар. С первых дней знакомства меня удивлял этот образ веселого, иронического мышления. Например, я оказался однажды дома у Ширвиндта (к тому времени его мама Раиса Самойловна уже ослепла), но Александр Анатольевич ей говорил: «Мама, не горюй, совершенно не на что смотреть».

В этот вечер со сцены звучало так много признаний в любви, что в какой-то момент ловишь себя на мысли: хорошо, что виновник торжества не сидит на сцене, а занял самую выгодную в таких случаях позицию. Его место было среди зрителей в зале, да и большую часть вечера он предпочел молчать, а только лишь изредка (словно не сдержавшись) комментировал в микрофон происходящее. Например, когда Алексей Кортнев перед песней «Снежинка» извинился, что прозвучит слово «жиды», – Ширвиндт сказал: «Мой бенефис без этого слова не обходится». А после того как Антон и Виктория Макарские передали привет от родственников из Белоруссии и исполнили «Хаву Нагилу», – Александр Анатольевич, как всегда без тени улыбки на лице, подытожил: «Какой мелодичный народ белорусы». И в зале, конечно, раздался хохот.

Парадокс: в голосе артиста есть металл. Иногда он звучит в подкрепление безапелляционному суждению, властно и неоспоримо. Иногда снисходительно. Но по каким-то неписаным законам эффект всегда один – публика смеется. Наверное, поэтому у артиста нет особой тяги к представительству. Он мыслит, и зрители идут за движением его мысли. Они видят, как рождается этот юмор. Но в то же время Александр Ширвиндт умеет быть эмоциональным, не привлекая для этого все наличные сценические средства. Он пользуется их минимумом: в его игре не найдешь излишеств, он не ставит жирной точки, а оставляет залу простор для додумывания.

В спектакле по пьесе Горина «Счастливцев–Несчастливцев» артист играл Несчастливцева российским Дон Кихотом. У него привычно непроницаемое выражение лица и напряженный голос, выдающий неравнодушную натуру столичного артиста. Не только сцены из высоких трагедий, но и слова «от себя» Несчастливцев тоже подавал как театральный монолог, нарочито торжественно, напыщенно, наслаждаясь оторопью, в которую ввергает провинциальных зрителей. И в этом Несчастливцев был похож на Ширвиндта, который тоже любит держать зрителей в напряжении, приобщая их к моменту выбора. Так происходит и в спектакле «Кабала святош», когда наблюдаешь, что творится с душой повергнутого Мольера. Ширвиндт дотошен в поиске глубинных причин того состояния, в котором оказался его персонаж. Не бичует, не пригвождает, а старается понять. И эта сторона жизни тоже известна друзьям и коллегам Ширвиндта.

Поздравить артиста пришли Михаил Державин, Ольга Аросева, Аркадий Арканов, Василий Лановой, Александр Олешко, Юлий Ким, Федор Добронравов, Пелагея и многие другие. Ольга Аросева вышла на сцену в образе суматошной дамы, которая повсюду ищет талант. «Худруков нет, худруки исчезают буквально на глазах. Хорошо, что у нас есть литовские друзья – помогают, – сказала она, имея в виду Туминаса, Карбаускиса, Някрошюса, Гинкаса, Коршуноваса. – Мы тоже идем в ногу со временем. Наш Ширвиндт мне тоже признался: он ведь не Ширвиндт, а Ширвиндтас. Я была в Литве там есть речка Ширвиндт, правда, в свои литовские воды Александр Анатольевич немножко намешал воды с одесского причала. Но вы же понимаете: Литва – явление временное, а Одесса – это навеки».

Под занавес виновник торжества появился, наконец, на сцене: «Сегодня я нарочно посмотрел в словаре: бенефис в российском театре – это представление, которое давалось раз или два раза в год для актера или актрисы с тем, чтобы весь гонорар от выручки давался бенефецианту, а также на год оплачивалась квартира и выдавались дрова. Пока что дров не подвезли». А после аплодисментов продолжил: «Мы живем в век мимикрирования. Ощущение, что у нас гражданское общество мимикрировало. Наша профессия все больше мимикрируется. Любовь тоже часто мимикрируется. Но когда я вижу сегодня ваш зал – ощущение, что мы друг дружке нужны. Это единственное, что остается».