Праславянский язык. Старославянский язык. Современные славянские языки

Общеславянский или праславянский язык, на котором говорили предки современных славянских народов, жившие на территории прародины, сохранялся в первые века н. э. (как минимум, до середины первого тысячелетия), но расселение славян на все более обширные территории естественным образом вело к развитию местных наречий, часть из которых затем претерпела превращение в самостоятельные языки.

Современные филологические представления об этом языке касаются в основном его фонологии и морфологии; составить на нем длинную связную фразу или тем более пытаться «говорить по‑праславянски» вряд ли кто‑то возьмется. Дело в том, что праславянский язык был языком дописьменным ; текстов на нем нет, и его словоформы, особенности его фонологии и фонетики филологи выводят методом реконструкции. Подробно с принципами такой реконструкции студентов‑филологов знакомят, в частности, по курсу старославянского языка. Курс «Введение в славянскую филологию», избегая дублирования подобной информации, все же включает ее необходимые начала в краткой «ознакомительно‑напоминательной» форме.

В праславянском языке сложилась, например, весьма своеобразная система глагольного спряжения и склонения имен, отдельные разрозненные черты которой поныне в той или иной мере сохраняют современные славянские языки. Сложной системе родов (мужской, женский, да еще и средний) соответствовало несколько склонений. Сонорные («плавные») согласные j, w, r, l, m, n в праславянском были способны образовывать самостоятельный слог (без участия гласной фонемы). В процессе исторической эволюции праславянский язык неоднократно пережил смягчение (палатализацию ) согласных.

В праславянском языке среди согласных некоторые были только твердыми, но затем произошло их смягчение, а *k, *g, *h перед гласными переднего ряда перешли в шипящие к > ч’, г > ж’, х > ш’ (при определенных условиях к, г, х впоследствии переходили также в мягкие свистящие к > ц’, г > з’, х > c’).

В последние века праславянский язык пережил процесс перехода закрытых слогов в открытые. Среди гласных имелись дифтонги. Дифтонгические сочетания гласных поныне есть в некоторых других индоевропейских языках. В результате сложных процессов они утрачивались, вследствие чего из дифтонга ei получилось старославянское и, из oi, ai – ѣ (ять), и т. д. На новой основе дифтонги развились позднее в словацком и чешском языках.

Братья греки Константин (в монашестве Кирилл, ок. 827–869) и Мефодий (ок. 815–885) были уроженцами Солуни (Фессалоников) и хорошо знали местное южнославянское наречие, бывшее, видимо, диалектом древнеболгарского языка. На нем и был первоначально основан старославянский язык, сохраненный во множестве древних текстов конца I тыс. н. э., написанных «глаголицей» и «кириллицей». (Другое его название – древнецерковнославянский.) Константином был создан славянский алфавит, используя который, братья перевели на старославянский важнейшие христианские священные книги. Благодаря наличию письменности и памятников старославянский в отличие от праславянского хорошо изучен филологами.

Основные глаголические памятники – Киевские листки, Ассеманиево евангелие, Зографское евангелие, Синайская псалтырь, Мариинское евангелие и др. Основные кириллические памятники – Саввина книга, Супрасльская рукопись, Хиландарские листки и др.

Для старославянского языка характерна сложная система глагольных форм, передающих различные оттенки прошедшего времени – аорист (прошедшее совершенное), перфект (прошедшее неопределенное), имперфект (прошедшее несовершенное), плюсквамперфект (давнопрошедшее).

В нем имелись редуцированные гласные ъ и ь, которые впоследствии на конце слова и в слабой позиции утратились (напр., окно из ст. – слав. окъно, дом из ст. – слав. домъ), а в сильной позиции развились в «полногласные» (отец из ст. – слав. отьць). Характерной старославянской особенностью были носовые гласные [он] и [ен] – отображавшиеся буквами ѫ («юс большой») и ѧ («юс малый»). Носовые сохранились, например, в польском языке, в русском же [он] перешел в [у], а [ен] – в [’a].

Весьма интересной была судьба праславянских гласных *o и *e в сочетании с сонорными согласными *r и *l. Если условно обозначить все остальные согласные буквой t, то оказывается, что у южных славян, например, в том же старославянском языке произошло удлинение гласного с его последующей переменой местами с согласным *r, *l: *tort > *to: rt > tro: t > trat; *tolt > to: lt > tlo: t > tlat; *tert > te: rt > tre: t > trht; *telt > te: lt > tle: t > tlѣt (то есть развилось так называемое неполногласие типа −ра−, −ла−, −рѣ−: градъ, глава, злато, власть, млѣко, срѣда и т. п.). У западных славян этому соответствовало неполногласие типа −ro−, −lo− (ср. польск. głowa, krowa). У восточных же славян развилось полногласие типа −оро−, −оло−, −ере− (город, голова, золото, волость, молоко, середина и т. п.): *tort > tort > tor°t > torot; *tårt > tert > teret > teret и т. д. (маленькая буква в верхнем регистре обозначает появлявшийся первоначально слабый призвук).

Русская классическая поэзия активно использовала старославянские слова‑синонимы (знакомые русским читателям через церковнославянский язык) – например, для придания «высоты» стилю.

Падежей в старославянском языке было семь. Обычно окончания именительного и винительного падежа единственного числа совпадали и в одушевленных и в неодушевленных существительных (исключение делалось для обозначения лиц, стоящих иерархически высоко: пророк, князь, отец и т. п., – здесь форма винительного могла совпадать с формой родительного, как в современном русском). Современному предложному падежу, шестому по счету, соответствовал местный. Кстати, что до старославянских слов и их склонения по падежам, упомянем такие интересные феномены, как утраченный русским языком звательный падеж существительных (седьмой) – горо (от гора), земле (от земля), сыноу (от сынъ) и т. д., а также двойственное число, тоже утраченное славянскими языками (кроме языка лужицких сербов). Болгарский же и македонский языки вообще лишились склонения существительных – в них, как и в других языках аналитического строя (наподобие, например, французского), на контекстные смыслы существительных указывают предлоги и порядок слов (в них развился и характерный постпозитивный определенный артикль, пишущийся слитно после слова – например, болгарское «книгата » от «книга»).

В польской речи редко употребляются личные местоимения ja, ty, my, wy, on и пр, – хотя они и предусмотрены системой языка. Вместо местоимения второго лица wy поляки обычно применяют слово «pan» (применительно к женщине или девушке pani ), соответствующим образом преобразовывая фразу – так что обращение делается в форме третьего лица, например: co pan chce? (то есть «чего Вы хотите»?)

Характерная черта славянских языков – глагольный вид (несовершенный и совершенный), позволяющий компактно выражать смысловые нюансы, связанные с действием, длящимся либо повторяющимся, с одной стороны, и законченным, с другой.

Славянские языки составляют группу, входящую в индоевропейскую языковую семью. На славянских языках в настоящее время говорят более 400 млн человек. Языки обсуждаемой группы распадаются, в свою очередь, на западнославянские (чешский, словацкий, польский, кашубский, серболужицкий, включающий два наречия (верхнелужицкое и нижнелужицкое), и мертвый с конца XVIII в. полабский), южнославянские (болгарский, сербохорватский, словенский, македонский и мертвый с начала XX в. словинский) и восточнославянские (русский, украинский и белорусский). В итоге подробного сравнительно‑исторического исследования славянских языков один из крупнейших филологов XX в. князь Николай Сергеевич Трубецкой (1890–1938) писал:

«Мы видели, что по отношению к языку русское племя занимает среди славян совершенно исключительное по своему историческому значению положение».

Этот вывод Трубецкого основывается на уникальной историко‑культурной роли русского языка, понимаемой им следующим образом: «Будучи модернизированной и обрусевшей формой церковнославянского языка, русский литературный язык является единственным прямым преемником общеславянской литературно‑языковой традиции, ведущей свое начало от святых первоучителей славянских, т. е. от конца эпохи праславянского единства».

К обоснованию вопроса об «историческом значении» «русского племени» необходимо, разумеется, помимо особенностей языка привлечь духовную культуру, сотворенную русским народом. Поскольку это огромная по объему сложная проблема, ограничимся здесь просто перечислением основных имен: в науке – Ломоносов, Лобачевский, Менделеев, Павлов, Королев; в литературе – Пушкин, Тургенев, Достоевский, Лев Толстой, Чехов, Горький, Бунин, Маяковский, Булгаков, Шолохов; в музыке – Глинка, Мусоргский, Римский‑Корсаков, Чайковский, Рахманинов, Скрябин, Стравинский, Шостакович, Свиридов; в живописи и ваянии – Брюллов, Суриков, Репин, Васнецов, Валентин Серов, Кустодиев, Коненков и т. д.

А М. В. Ломоносов в «Посвящении», предпосланном его «Российской грамматике», заявляет:

«Карл Пятый, римский император, говаривал, что ишпанским языком с Богом, французским – с друзьями, немецким – с неприятельми, италиянским – с женским полом говорить прилично. Но если бы он российскому языку был искусен, то, конечно, к тому присовокупил бы, что им со всеми оными говорить пристойно, ибо нашел бы в нем великолепие ишпанского, живость французского, крепость немецкого, нежность италиянского, сверх того богатство и сильную в изображениях краткость греческого и латинского языка».

Что до понимания русского литературного языка как «обрусевшей формы» церковнославянского, объективности ради необходимо немного задержаться на данной теме.

Можно выделить две группы концепций происхождения русского литературного языка. Одни концепции, восходящие частью к академику Измаилу Ивановичу Срезневскому (1812–1880), частью к академику Алексею Александровичу Шахматову (1864–1920), так или иначе видят в древнерусском литературном языке обрусевший древнецерковнославянский. Другие восходят к работам академика Сергея Петровича Обнорского (1888–1962).

В работе С. П. Обнорского «„Русская Правда“ как памятник русского литературного языка » говорится:

«Анализ языка „Русской Правды“ позволил облечь в плоть и кровь понятие этого литературного русского языка старшего периода. Его существенные черты – известная безыскусственность структуры, т. е. близость к разговорной стихии речи, <…> отсутствие следов взаимодействия с болгарской, общее – болгарско‑византийской культурой…».

Вывод ученого, что у русских уже в X в. имелся свой, самостоятельный от старославянского, литературный язык, был революционным, и его сразу попытались оспаривать, упирая на то, что «Русская Правда» – не литературный памятник, а произведение «делового содержания». Тогда С. П. Обнорский привлек к анализу «Слово о полку Игореве», «Поучение» Владимира Мономаха, «Моление Даниила Заточника» – то есть важнейшие в художественном отношении древнерусские памятники.

Академик Обнорский издал ставшую знаменитой книгу «Очерки по истории русского литературного языка старшего периода ». В ней он, в частности, писал «о русской основе нашего литературного языка, а соответственно о позднейшем столкновении с ним церковнославянского языка и вторичности процесса проникновения в него церковнославянских элементов». Труды С. П. Обнорского были заслуженно удостоены Сталинской премии (1947) и Ленинской премии (1970, посмертно) – то есть высших творческих наград советского времени.

Суть выводов академика Обнорского в том, что русский литературный язык развился самостоятельно – то есть «русский литературный язык по природе своей русский, церковнославянские элементы в нем вторичны».

Действительно, все перечисленные выше изучавшиеся Обнорским памятники – и свод древних правовых норм «Русская Правда», и литературно‑художественные шедевры – по языковому строю типично русские.

(Это не отменяет факта, что параллельно в ряде жанров русские писали на церковнославянском – например, «Слово о законе и Благодати» митрополита Иллариона, жития святых, церковные поучения и пр. И устная речь на церковнославянском звучала – во время церковного богослужения.)

Для сравнения можно указать, например, на польский язык, в словарном составе которого ощутимо отразились результаты многовекового давления на него со стороны латыни, объясняемого тем, что направление развития польской культуры издавна задавалось католической церковью. Поляки вообще веками писали по‑латыни, в то время как православные славянские народы создавали литературу на церковнославянском. Зато, с другой стороны, именно польский, как уже упоминалось, сохранил праславянские носовые гласные [эн] и [он] (по‑польски обозначаются буквами ę и ą: например, księżyc – луна, месяц; dąb – дуб). Отдельные праславянские черты сохранили и некоторые другие славянские языки. Так, в чешском по сей день существуют так называемые слоговые плавные, например vlk – волк. Болгарский же по‑прежнему использует такие древние глагольные времена, как аорист (прошедшее совершенное), перфект (прошедшее неопределенное) и имперфект (прошедшее несовершенное); в словенском сохранились «давнопрошедшее» («предпрошедшее») глагольное время плюсквамперфект и такая особая неспрягаемая глагольная форма (бывшая и в старославянском), как супин (достигательное наклонение).

Язык полабских славян (полабян), живших по западному берегу реки Лабы (Эльбы), исчез к середине XVIII в. Сохранился его небольшой словарик, включавший и отдельные фразы по‑полабски. Этот неоценимо полезный для филологов текст составил в XVIII в. грамотный полабянин Ян Парум Шульце , бывший, видимо, не простым крестьянином, а деревенским трактирщиком. Примерно в то же время немецкий пастор Х. Хенниг, уроженец мест исторического проживания полабян, составил обширный немецко‑полабский словарь.

Язык полабян, подобно польскому, сохранял носовые гласные. В нем имелись аорист и имперфект, а также двойственное число существительных. Весьма интересно, что ударение в этом западнославянском языке было, судя по ряду данных, разноместным.

Статус некоторых славянских языков по сей день филологически дискуссионен.

Отдельным самостоятельным народом считают себя, например, русины , живущие ныне на территории Украины, Сербии, Хорватии и других регионов. В условиях СССР их упорно пытались причислять к украинцам, что вызывало неизменные протесты в русинской среде. Исходя из самоназвания, русины обычно ассоциируют себя с русскими (согласно их народной этимологии, русины – «Руси сыны »). Вопрос о степени реальной близости русинского языка к русскому до сих пор однозначно не разрешен. В средневековых текстах «русинами» себя нередко именуют «русские».

В Польше неоднократно делались попытки доказывать, что язык кашубов – не самостоятельный славянский язык, а лишь наречие польского языка, то есть, иначе, его диалект (тем самым кашубам отказывалось в статусе самостоятельного славянского народа). Нечто подобное можно встретить в Болгарии по отношению к языку македонцев.

В России до Октябрьской революции в филологической науке господствовала точка зрения, согласно которой русский язык распадается на три уникальных огромных наречия – великорусское (московское), малорусское и белорусское. Ее изложение можно встретить, например, в трудах таких крупнейших лингвистов, как А. А. Шахматов, акад. А. И. Соболевский, А. А. Потебня, Т. Д. Флоринский и др.

Так, академик Алексей Александрович Шахматов (1864–1920) писал: «Русский язык – термин, употребляемый в двух значениях. Он обозначает: 1) совокупность наречий великорусских, белорусских и малорусских; 2) современный литературный язык России, представляющийся в своем основании одним из великорусских наречий».

Забегая вперед, нельзя не подчеркнуть, что в настоящее время украинский и белорусский языки, качественно отличные от русского, – уже несомненная реальность .

Это, в частности, результат того, что на протяжении XX в. после Октябрьской революции искусственное отдаление малороссов и белорусов от русских и русского языка планомерно идеологически провоцировалось под предлогом проведения так называемой «ленинской» национальной политики, осознанно и последовательно возбуждавшей местные националистические умонастроения:

«Бывает, приходится слышать разговоры, что, дескать, украинизация слишком остро проводится, что массам она не нужна, что крестьянство вроде бы хорошо и русский язык понимает, что рабочие не хотят усваивать украинскую культуру, потому что это отдаляет их от их братьев русских», – откровенничал один из партийных деятелей 1920‑х гг., далее с пафосом заявляя: «Все такие разговоры – в какие бы ультра‑революционные и „интернационалистические“ наряды ни одевались – партия в лице своих руководителей и каждый отдельный разумный партиец – считают проявлением антирабочего и антиреволюционного влияния буржуазно‑нэповских и интеллигентских настроений на рабочий класс… Но воля Советской власти является непоколебимой, и она умеет, как это показал уже почти десятилетний опыт, доводить до конца любое дело, признанное полезным для революции, и преодолеет всякое сопротивление против своих мероприятий. Так будет и с национальной политикой, которую постановил провести в жизнь авангард пролетариата, его выразитель и вождь – Всесоюзная Коммунистическая Партия».

М. В. Ломоносов в XVIII в. небезосновательно полагал, что перед филологами не отдельный славянский язык, а «малороссийский диалект», причем «хотя сей диалект с нашим очень сходен, однако его ударение, произношение и окончения речений от соседства с поляками и от долговременной бытности под их властию много отменились или, прямо сказать, попортились». Убеждение, что местное наречие малороссов – просто «российское на польский образец премененное», разделяли и другие филологи.

Н. С. Трубецкой в 20‑е годы XX в. продолжал считать, что народное украинское наречие – ответвление русского языка («Ни о глубине, ни о древности различий между тремя основными русскими (восточнославянскими) наречиями говорить не приходится»). При этом хорошо информированный ученый отмечал и следующий любопытный факт:

«Соответствующие народные языки – великорусский и малорусский – близкородственны и похожи друг на друга. Но те украинские интеллигенты, которые ратовали за создание самостоятельного украинского литературного языка, именно этого естественного сходства с русским литературным языком и не желали. Поэтому они отказались от единственного естественного пути к созданию своего литературного языка, всецело порвали не только с русской, но и с церковнославянской литературно‑языковой традицией и решили создать литературный язык исключительно на основе народного говора, при этом так, чтобы этот язык как можно менее походил на русский».

«Как и следовало ожидать, – пишет далее Н. С. Трубецкой, – это предприятие в таком виде оказалось неосуществимым: словарь народного языка был недостаточен для выражения всех оттенков мысли, необходимых для языка литературного, а синтаксический строй народной речи слишком неуклюж, для того чтобы удовлетворить хотя бы элементарным требованиям литературной стилистики. Но по необходимости приходилось примкнуть к какой‑нибудь уже существующей и хорошо отделанной литературно‑языковой традиции. А так как к русской литературно‑языковой традиции примыкать ни за что не хотели, то оставалось только примкнуть к традиции польского литературного языка». Ср. также: «И действительно, современный украинский литературный язык… настолько переполнен полонизмами, что производит впечатление просто польского языка, слегка сдобренного малорусским элементом и втиснутого в малорусский грамматический строй».

В середине XIX в. украинский писатель Пантелеймон Александрович Кулиш (1819–1897) придумал для «подмоги народу к просвещению» основанную на фонетическом принципе систему правописания, с тех пор обычно называемую «кулишивкой». Она, например, отменяла буквы «ы», «э», «ъ», но зато вводила «є» и «ї».

Позже, на склоне лет, П. А. Кулиш пытался протестовать против попыток политических интриганов выставлять это его «фонетическое правописание» «как знамя нашей русской розни», заявив даже, что в виде отпора таким попыткам отныне будет «печатать этимологической старосветской орфографией» (то есть по‑русски. – Ю. М. ).

После Октябрьской революции кулишивка была активно использована при создании современного украинского алфавита. Для белорусов после революции также был придуман алфавит, основанный на фонетическом, а не этимологическом принципе (например, белорусы пишут «малако», а не молоко , «нага», а не нога и т. п.).

Значительное большинство слов являются для славянских языков общими, хотя смысл их ныне далеко не всегда совпадает. Например, русскому слову дворец в польском соответствует слово «pałac», «dworzec» же по‑польски не дворец, а «вокзал»; rynek по‑польски не рынок, а «площадь», «красота» по‑польски «uroda» (ср. с русским «урод»). Такие слова нередко именуются «ложными друзьями переводчика».

Резкие различия между славянскими языками связаны с ударением. В русском, украинском и белорусском, а также в болгарском разноместное (свободное) ударение: оно может падать на любой слог, то есть есть слова с ударением на первом слоге, на втором, на последнем и т. д. В сербохорватском ударении уже есть ограничение: оно падает на любой слог, кроме последнего. Фиксированное ударение в польском языке (на предпоследнем слоге слова), в македонском языке (на третьем от конца слов слоге), а также в чешском и словацком (на первом слоге). Эти различия влекут за собой немалые следствия (например, в сфере стихосложения).

И все же славяне, как правило, способны поддерживать разговор между собой, даже не зная языков друг друга, что лишний раз напоминает как о тесной языковой близости, так и об этническом родстве. Даже желая заявить о неумении говорить на том или ином славянском языке, славянин невольно выражается понятно для окружающих носителей этого языка. Русской фразе «Я не умею говорить по‑русски» соответствует болгарская «Не говоря български», сербская «Ja не говорим српски», польская «Nie muwię po polsku» (Не мувен по польску) и пр. Вместо русского «Войдите!» болгарин говорит «Влезте!», серб «Слободно!», поляк «Proszę!» (обычно с уточнением, кого он «просит»: pana, pani, państwa). Такими взаимоузнаваемыми, общепонятными словами и выражениями наполнена речь славян.

Со школьных лет все мы знаем, что русский язык относится к восточной ветви славянской группы индоевропейской языковой семьи. А какое место в генеалогической классификации занимают праславянский, старославянский и древнерусский языки?

1. Праславянский (он же общеславянский, праславянский язык-основа ) – древнейший в этом ряду. Он сложился в результате объединения и развития группы диалектов праиндоевропейского языка приблизительно во втором – середине первого тысячелетия до нашей эры. Праславянский является предком всех славянских языков и гипотетически восстанавливается на основе их сравнительно-исторического изучения. Современные славянские языки имеют очень много общего между собой; путем сравнения их и других родственных языков лингвисты восстанавливают облик слов языка-предка. При этом все реконструированные слова носят предположительный характер, поскольку праславянский язык не зафиксирован в письменных памятниках. Не сохранилось ни одной книги или надписи, в которой он был бы отражен.

Восстановленные праславянские слова принято записывать латинскими буквами и ставить впереди астериск. Этот знак в виде звездочки указывает на то, что слово реконструировано. Примеры:

*golva – голова, *zemja – земля, *mogti – мочь (глагол).

На праславянском языке говорили племена, названные в трудах европейских историков VI века антами, венедами и склавинами .

О том, что у всех славян был когда-то единый язык, говорится и в древнейшей русской летописи – «Повести временных лет».

Специалисты в области сравнительно-исторического языкознания уже давно обратили внимание на значительное сходство славянских и балтийских языков (до наших дней из этой группы дошли латышский и литовский языки). Факт сходства объясняется по-разному, и к единому мнению ученые пока не пришли. Одна из гипотез предполагает, что из праиндоевропейского языка сначала выделился прабалтославянский (протославянский) язык, в дальнейшем распавшийся на прабалтийский и праславянский. Другие исследователи считают, что праславянский образовался непосредственно от праиндоевропейского, но в течение долгого времени развивался в тесном соседстве с прабалтийским языком.

Праславянский язык просуществовал длительное время (по разным оценкам, от одной до двух тысяч лет). В результате обширного расселения славянских племен и усиливающегося обособления их диалектов он распался на отдельные языки, и началось образование восточной, западной и южной ветвей славянской языковой группы. Распад праславянского языка, по мнению большинства ученых, произошел в V – VII веках нашей эры.

2. Древнерусский язык, он же восточнославянский , образовался в результате этого распада. Язык восточнославянских племен, язык Киевской Руси… Он просуществовал до XIV века и стал непосредственным «родителем» русского, украинского и белорусского языков, т.е. всей восточной ветви славянской языковой группы.

Иногда люди, которые только начали изучать историю русского языка, путают древнерусский со старославянским, считают эти термины синонимами. Но такое мнение ошибочно. Древнерусский и старославянский – разные языки , хотя и родственные друг другу.

3. Старославянский язык относится к южной ветви, а не к восточной; он ближе к болгарскому и македонскому языкам, нежели к русскому. Это книжный язык, мертвый с самого начала своей истории.

Старославянский был создан в середине IX века как язык, на который переводились для славян греческие богослужебные книги. В его основе – один из македонских диалектов древнеболгарского языка. На этом диалекте говорило славянское население в окрестностях Солуни, родного города Кирилла и Мефодия. Как все мы помним, эти братья были проповедниками, изобретателями славянской письменности и переводчиками греческих церковных книг на славянский язык. Кирилл хорошо знал солунский диалект, поэтому использовал его для перевода. Но нельзя сказать, что старославянский язык представляет собой простую запись этого диалекта. Нет, в результате деятельности Кирилла, Мефодия и их последователей возник, по сути, новый славянский язык. Книжный, литературно обработанный, отразивший в себе многие достижения высокоразвитого греческого языка. Благодаря этому старославянский уже в самых ранних известных нам текстах имеет очень богатую лексику, развитый синтаксис, хорошо проработанную стилистику.

Он использовался как язык церкви разными славянскими народами и неизбежно впитывал в себя некоторые черты их родных, живых языков. Эти местные разновидности старославянского называются церковнославянским языком в том или ином изводе . Так, можно говорить о церковнославянских текстах, написанных в русском, сербском, моравско-чешском и других изводах.

С течением времени стали появляться и светские тексты на старославянском языке, но все же основная его сфера – богослужебная.

Старославянский оказал значительное влияние на многие славянские языки. Кроме того, он представляет особую ценность для исследователей в области сравнительно-исторического языкознания, поскольку является самым ранним славянским языком, зафиксированным в письменных памятниках.

Упрощенная схема происхождения славянских языков представлена на рисунке.

Лекция 2-3

Индоевропейские языки. Понятие о праязыке.

Праславянский язык. Лингвистическая палеославистика.

ИНДОЕВРОПЕЙСКИЕ ЯЗЫКИ, языковая семья, наиболее широко распространенная в мире.Ареал ее распространения включает практически всю Европу, обе Америки и континентальную Австралию, а также значительную часть Африки и Азии. Более 2,5 млрд. человек – т.е. около половины всего населения земного шара – говорят на индоевропейских языках. Все основные языки Западной цивилизации являются индоевропейскими. К этой семье языков принадлежат все языки современной Европы, за исключением баскского, венгерского, саамского, финского, эстонского и турецкого, а также нескольких алтайских и уральских языков европейской части России. Название «индоевропейский» является условным. В Германии раньше употреблялся термин «индогерманский», а в Италии – «ариоевропейский», чтобы указать на тот древний народ и древний язык, от которого, как принято считать, произошли все более поздние индоевропейские языки. Предполагаемой прародиной этого гипотетического народа, существование которого не подкрепляется никакими историческими свидетельствами (кроме языковых) считается Восточная Европа или Западная Азия.

Древнейшими известными памятниками индоевропейских языков являются хеттские тексты, относящиеся к 17 в. до н.э. Некоторые гимны Ригведы и Атхарваведы тоже являются очень древними и восходят приблизительно к 1400 до н.э. или даже ранее, однако они передавались в устной форме и были записаны позднее. То же самое можно сказать о гомеровском эпосе, отдельные части которого восходят к 13 или даже к 14 в., а также, вероятно, о древнейших фрагментах Авесты (время создания которой весьма неопределенно).

Для записи индоевропейских языков использовались разные системы письма. Хеттский клинописный, палайский, лувийский и древнеперсидский записывались клинописью, лувийский иероглифический – особой иероглифической слоговой азбукой, санскрит – с помощью кхароштхи, деванагари, брахми и других алфавитов; авестийский и пехлеви – особыми алфавитами, современный персидский – арабским письмом. По имеющимся в настоящее время сведениям, все типы алфавитов, которыми пользовались и пользуются языки Европы, происходят от финикийского.

В индоевропейскую семью языков входят по крайней мере двенадцать групп языков. В порядке географического расположения, двигаясь по часовой стрелке от северо-западной Европы, это следующие группы: кельтская, германская, балтийская, славянская, тохарская, индийская, иранская, армянская, хетто-лувийская, греческая, албанская, италийская (включая латынь и произошедшие из нее романские языки, которые иногда выделяют в отдельную группу). Из них три группы (италийская, хетто-лувийская и тохарская) целиком состоят из мертвых языков. Из других мертвых языков бесспорно являются индоевропейскими палайский и лувийский, а также лидийский и ликийский. От фракийского, фригийского и иллирийского языков мало что сохранилось; есть основание предполагать, что фракийский или иллирийский являются предками современного албанского языка, а фригийский – современного армянского.

Первым, кто заметил сходство между санскритом и европейскими языками, был флорентийский купец и путешественник Филиппо Сассетти (1540–1588). Сравнивая итальянские слова sei , sette , otto ,nove , Dio , serpe c санскритскими , sapta , , nava , devas , sarpan , он понял, что их сходство не случайно, а обусловлено языковым родством (которое и сегодня может быть проиллюстрировано теми же примерами). С другой стороны, и совершенно независимо, поразительное сходство между персидским и немецким языками было замечено и показано на многочисленных примерах фламандским ученым Бонавентурой Вулканием в его труде De literis et lingua Getarum sive Gothorum (1597), а после него – несколькими немецкими исследователями. Одним из них был философ Лейбниц, который, с большой долей преувеличения, писал в своем Otium Hanoveranum (1718): «Можно писать стихи по-персидски – любой немец их поймет». И все-таки первым ученым, который логически вывел из подобных фактов возможность существования исходного индоевропейского праязыка, был сэр Уильям Джоунз, который в 1786 писал: «Санскрит, при всей его древности, имеет поразительную структуру; он совершеннее, чем греческий, богаче, чем латынь, но при этом в его глагольных корнях и в грамматических формах обнаруживается отчетливое сходство с обоими этими языками, которое не могло возникнуть случайно, это сходство столь велико, что ни один филолог при исследовании всех трех языков не может не прийти к выводу, что они произошли из одного общего источника, который, по-видимому, уже не существует. Аналогичные, хотя и не столь очевидные основания имеются для предположения о том, что готский и кельтский также имеют общее происхождение с санскритом; к этой же семье языков может быть причислен и древнеперсидский». Джоунз не углублялся в эту проблему, но уже в работах Р.Раска и Ф.Боппа (ок. 1815) было начато систематическое исследование индоевропейских языков и заложены основы сравнительной индоевропеистики.

К языкам, выделенным Джоунзом, – латыни, греческому, индийским, кельтским и германским, – Бопп в 1816 добавил иранские, Раск в 1818 – балтийские и славянские, и снова Бопп в 1854 – албанский. Армянский, ранее считавшийся одним из иранских диалектов, был признан в качестве самостоятельного индоевропейского языка Хюбшманом в 1875. Принадлежность тохарского к индоевропейским языкам была доказана Ф.Мюллером в 1907, клинописного хеттского – Б.Грозным в 1915, лувийского – им же (позднее), иероглифического лувийского – И.Гельбом и П.Мериджи, лидийского и ликийского – Мериджи, палайского – Г.Боссертом. Какое-либо родство индоевропейской семьи языков с другими языковыми семьями – семитской, уральской, алтайской и др. – пока не доказано. Индо-хеттская теория Э.Стёртеванта, которая рассматривает хеттский и некоторые другие анатолийские языки как параллельную индоевропейским самостоятельную, хотя и родственную, группу, не имеет достаточных подтверждений.

Индоевропейский праязык был, несомненно, флективным языком, т.е. его морфологические значения выражались посредством изменения окончаний слов; в этом языке отсутствовала префиксация и почти не было инфиксации; он имел три рода – мужской, женский и средний, различалось не менее шести падежей; существительные и глаголы были отчетливо противопоставлены; была широко распространена гетероклиза (т.е. нерегулярность в парадигме, ср. fero : tuli или I am : I was ). Согласно классической схеме, система фонем включала четыре класса смычных согласных (глухие непридыхательные, глухие придыхательные, звонкие непридыхательные, звонкие придыхательные) с четырьмя позициями артикуляции (велярные, лабиовелярные, дентальные, лабиальные); два плавных (l ,r ), два полугласных (y ,w ), два носовых (m ,n ), один сибилянт (s ), но ни одного фрикативного (за исключением s ) и ни одной аффрикаты. Все носовые, плавные и полугласные на самой поздней стадии существования индоевропейского языка могли выступать в двух функциях – слоговой и неслоговой. В раннем индоевропейском имелось только три собственно гласных фонемы – a ,e иo (долгие и краткие); позднее к ним прибавились i , u , и редуцированный – . Ударение было подвижным и имело вполне определенные морфологические функции. Существовала весьма развитая система чередований гласных, выполнявших морфологические функции, пережитки которой отчасти сохранились – например, в английском (ср. give , gave , given ; drive ,drove , driven ; sing , sang , sung , и т.п.) и, в меньшей степени, в русском (ср. убрать , уберу , убор ). Корни модифицировались путем прибавления справа одного или больше корневых определителей (суффиксов) и окончаний.

На основе сравнения индоевропейских языков стало возможно в какой-то степени реконструировать материальную и духовную культуру, обычаи, образ жизни и социальные институты древних индоевропейцев – людей, которые говорили на общеиндоевропейском языке. Так, из того, что в латинском языке есть слово mel , в готском – , в греческом – , в древнеирландском – mil , в хеттском клинописном – melit и все они означают «мёд», можно заключить, что индоевропейцы были знакомы с этим продуктом; а если сравнить латинское bos , умбрское bue , древнеирландское bo , английское cow , латышское gùovs , старославянское gov-e-do , тохарское ko , греческое , армянское kov , авестийское gauš и ведийское gaús , означающие «корова» (реже – «бык» или «буйвол»), станет очевидно, что индоевропейцам были известны коровы. На основании такого рода соображений с достаточной определенностью можно утверждать, что индоевропейцы разводили домашних животных, в частности овец, собак, коров, коз, свиней, уток, гусей, а позднее – лошадей; что они обрабатывали землю с помощью плуга; что они сеяли ячмень, пшеницу, просо, овес и полбу; и что они мололи зерно и получали из него муку. Из диких животных знали медведя и волка, из деревьев – бук, березу, дуб и сосну. Из металлов им, вероятно, был известны только бронза или медь. По всей видимости, это были люди позднего каменного века, и, как показывает немецкое слово Messer «нож», они были знакомы с каменными орудиями для резания. Messer происходит от древневерхненемецкого mezzi-rahs , из mezzi-sahs , первый элемент которого – *mati - (англ. meat «мясо»), а второй является родственным древнеанглийскому seax «меч» и латинскомуsaxum «камень»; все слово целиком обозначает нож, сделанный из камня и используемый для разрезания мяса. (Исследование подобных фактов называют лингвистической палеонтологией.)

С помощью этого же метода можно попытаться идентифицировать «прародину» индоевропейцев, т.е. последнюю территорию их расселения перед первым разделением, которое происходило самое позднее в III тысячелетии до н.э. Широкая распространенность обозначений для «снега» (англ. snow , нем. Schnee , лат.nix , греч. , русск. снег , литовск. и т.д.) и «зимы» (лат.hiems ,литовск.ziemà , русск.зима , греч. ведийскоеhimás ), в противоположность отсутствию единых обозначений для «лета» и «осени», ясно указывают на холодную северную прародину. Об этом же свидетельствует наличие названий деревьев, приведенных выше, при отсутствии или позднем появлении названий деревьев, растущих в средиземноморском ареале и требующих теплого климата, – таких, как фиговое дерево, кипарис, лавр и виноградная лоза. Названия тропических и субтропических животных (таких, как кошка, осел, обезьяна, верблюд, лев, тигр, гиена, слон) также поздние, в то время как названия медведя, волка и выдры – ранние. С другой стороны, присутствие этих названий животных и растений и отсутствие названий полярных животных (тюленя, морского льва, моржа) и растений определенно говорит против полярной прародины.

Названия букового дерева, меда, а также лосося, которые встречаются лишь в определенных районах мира, вполне однозначно указывают на Европу; причем лосось (нем. Lachs , русск.лосось , литовск. lašišà ; в тохарском laks значит «рыба») не водится ни в Средиземном, ни в Черном море, так что единственное море, которое может обсуждаться, – Балтийское. Одним из ученых, отстаивавших балтийскую гипотезу, был Г.Бендер, другие исследователи называли в качестве прародины индоевропейцев Скандинавию, Северную Германию, Южную Россию вместе с Дунайским ареалом, а также киргизские и алтайские степи. Теория азиатской прародины, весьма популярная в 19 в., в 20 в. поддерживается лишь некоторыми этнологами, но отвергается почти всеми лингвистами. Теория восточноевропейской прародины, находящейся на территории России, Румынии или балтийских стран, находит подтверждение в том факте, что индоевропейский народ имел давние и тесные контакты с финскими народами на севере и с шумерской и семитской культурами Месопотамии на юге.

Благодаря развитию ареальной лингвистики сложился новый и весьма плодотворный подход к проблеме реконструкции индоевропейской культуры. Было замечено, что крайние области индоевропейского ареала (латинская и кельтская, с одной стороны, и индийская и иранская – с другой) обнаруживают множество слов религиозного, социального и политического характера, которые связаны с жестким патриархальным общественным устройством. Такие слова, как латинские flamines , pontifices , кельтское druides , а также индийские gurú - , brahmán - , говорят о том, что в этом обществе существовало господство жреческих коллегий, которые изустно передавали сакральные знания. Эти слова, несомненно, сохранились от более древнего периода и свидетельствуют о том, что индоевропейское общество некогда имело религиозно-аристократическое устройство, основанное на жесткой социальной дифференциации. Пережитки такой социальной структуры можно наблюдать в позднейших кастах Индии, которые практически полностью воспроизводят систему общественного устройства древней Галлии, как она описана Цезарем, а также Древней Ирландии и Рима. Центральные области индоевропейского ареала (германская, балтийская, славянская, греческая, армянская) утратили все или большинство из этих терминов и демонстрируют в историческое время намного более демократическое устройство, при котором власть царя, знати и жрецов невелика, жреческих объединений мало, а политические и судебные дела решает народное собрание.

ИНДОЕВРОПЕИСТИКА(иначе называемая также индоевропейским языкознанием), отрасль лингвистики, изучающая историческое развитие индоевропейских языков и реконструирующая их древнейшие состояния; ранее всего сформировавшаяся и наиболее разработанная часть сравнительно-исторического языкознания.

Понятие о праязыке.

Важный этап развития индоевропеистики связан с именем работавшего в 1850–1860-е годы А. Шлейхера. Шлейхер окончательно сформулировал понятие индоевропейского праязыка, отличного от санскрита или какого-либо другого известного нам языка индоевропейской семьи. Этот некогда единый язык впоследствии распался на несколько языков, от которых в свою очередь произошли современные индоевропейские языки. От него не осталось текстов, однако его можно реконструировать на основе регулярных звуковых соответствий между известными нам языками. Шлейхер даже написал басню на этом праязыке, считая его полностью восстановленным. Однако позднее стало ясно, что до конца восстановить праязык невозможно: многое было бесследно утрачено и не нашло отражения в дошедших до нас текстах; к тому же праязык мог и не быть вполне единым. Исходя из этого, некоторые ученые, не отвергая само понятие праязыка, считали, что восстанавливаемый «праязык» – это лишь теоретический конструкт, система регулярных соответствий (последняя формулировка принадлежит А. Мейе). Понятие праязыка господствует в индоевропеистике до сих пор, хотя позднее (в частности, Н. Трубецким), в 1930-е годы, было предложено иное объяснение сходства индоевропейских языков как результата вторичного схождения языков, ранее не связанных друг с другом.

Праязы́к – (язык-основа) - язык, из диалектов которого произошла группа родственных языков, иначе называемая семьёй (см. Генеалогическая классификация языков ). С точки зрения формального аппаратасравнительно-исторического языкознания каждая единица праязыка (фонема , морф ,словоформа ,сочетание слов илисинтаксическая конструкция) задаётся соответствием между генетически тожде­ствен­ны­ми элементами отдельных языков, происходящих из данного праязыка. Напри­мер, виндоевропейском праязыке фонема *bʰ задаётся соответствием между др.-инд. bh, др.-греч. φ (-*ph), лат. f- (в позиции в начале слова), герм. b-, слав. b- и т. п. Поэтому в концепции, созданной Ф. де Соссюром и развитой А. Мейе, каждая фонема (как и другие единицы) праязыка может считаться сокращённой записью строки в таблице соответствий между фонемами (или другими единицами) праязыка и заменяется порядковым номером строки в такой таблице (матрице). Этот подход представляет значительный интерес для проведения полной формализации процедурреконструкции праязыка, в частности, с целью использования ЭВМ для восстановления праязыка.

При содержательном истолковании праязыка он рассматривается как язык, соответствующий универсальным типологическим закономерностям, выведенным на основании других известных языков, и существовавший в реальном пространстве и историческом времени в соотнесении с определённым социумом. Для проверки реальности такого подхода к праязыку особенно важны случаи, когда к одному и тому же праязыку удаётся приблизиться как с помощью реконструкции на основании системы соответствий между языками, возникшими из него (например, романскими), так и по письменным источникам (народной латыни, являющейся романским праязыком). Праязык романской группы языков - разговорный латинский язык может, в свою очередь, происходить от диалекта италийского праязыка, который возводится к диалекту индоевропейского праязыка. Последовательное возведение всех известных больших семей языков мира (таких, как индоевропейская) к праязыкам, в свою очередь восходящим к диалектам праязыка макросемьи (например, ностратической, см. Ностратические языки ) позволяет свести все семьи языков мира к нескольким праязыкам больших макросемей. Согласно гипотезам эти праязыки, в свою очередь, произошли из диалектов одного праязыка Homo sapiens sapiens, существовавшего со времени его появления (от 100 до 30 тыс. лет назад), тогда как праязыки отдельных макросемей существовали во временно́м интервале, значительно более близком к историческому (порядка 20-10 тыс. лет назад), а праязыки отдельных семей, выделившихся из макросемей, - в ещё более близком временно́м интервале, меньшем, чем один десяток тысяч лет. Таким образом, праязык является историческим понятием, и существует иерархия праязыков по времени их разделения на диалекты: праязык, раньше разделившийся, мог позднее дать диалект, из которого развивается праязык, позднее ставший основой для семьи языков, один из диалектов которой, в свою очередь, даёт основание некоторой семье языков, и т. п.

Праславянский язык.

Славянские языки являются в конечном счете потомками индоевропейского праязыка. Независимо от того, произошло ли это через промежуточный праязык (прабалто-славянский) или же развитие шло непосредственно из индоевропейского праязыка, в славистике давно утвердилось мнение о том, что праславянский язык существовал (в немецкой компаративистике -Urslavisch или die urslavische Sprache, во французской slave commune и в англо-американской Common Slavic). Его контуры, конечно, гипотетичны, т.е. предположительны, так как существовал он многие сотни, а то и тысячелетия назад и, разумеется, не был зафиксирован в памятниках письменности. Это восстановленный с помощью реконструкции праязык, своего рода лингвистическая модель, базирующаяся на важнейших признаках - фонетических, грамматических и лексических. Тем не менее мы можем с уверенностью говорить о том, что это был изначально варьируемый территориально язык, т.е. представлявший собою совокупность родственных и, предположительно, некоторых неродственных говоров или диалектов. Он распространялся на определенной территории, которую занимали общавшиеся между собою племена. По причине расширения или перемещения территории обитания связи между отдельными частями славянского этноязыкового ареала слабели, в речи на всех уровнях начинали развиваться местные особенности, что в конечном счете приводило к некоторому разрыву связей и формированию самостоятельного русла развития. Опираясь на изложенную логику этноязыкового развития, мы можем называть праславянский язык прародителем всех славянских языков, некогда существовав­ших и существующих теперь.

К настоящему времени сформировалась отдельная дисциплина, изучающая проблемы праславянского языка, - лингвистическая палеославистика, которая является составной частью общей палеославистики. При этом в сферу ее интересов следовало бы включать и вопросы традиционной культуры, реконструируемой на основе и с помощью языка. Этой дисциплине уже полтора века. Предлагается следующая периодизация ее развития:

первый этап - зарождение науки о праславянском языке, связываемое с работой А. Шлейхера «Краткий очерк истории славянских языков» (1858) и такими именами, как Ф. Миклошич, Лескин, Ф. Ф. Фортунатов, В. Ягич, А. А. Потебня, И. А. Бодуэн де Куртенэ, А. И. Соболевский, А. А. Шахматов, С. М. Кульбакин, Вондрак, А. Мейе, Я. Розвадовский и др.;

второй этап начинается со времен Первой мировой войны, когда появляется труд Г. А. Ильинского «Праславянская грамматика» (1916) и когда работали, совершенствуя метод реконструкции, А. Белич, П. А. Бузук, Н. Н. Дурново, Н. Ван-Вейк, О. Гуйер, Й. Зубатый, Н. С. Трубецкой, А. Вайан, Л. А. Булаховский, Т. Лер-Сплавинский, Р. Нахтигал и др.;

3) третий этап развивается со второй половины ХХ в., обо­гащаясь все новым материалом, новыми подходами к реконструкции праславянского языка, появлением обобщающих трудов как по грамматике, так и по лексике; среди исследователей можно назвать Ф. Мареша, С. Б. Бернштейна, Т. ЛерСплавинского, В. И. Георгиева, Е. Куриловича, Р. Якобсона, Х. Станга, Ю. Шевелева, И. Лекова, П. С. Кузнецова, В. Кипарского, О. Н. Трубачева, В. Н. Топорова, Вяч. Вс. Иванова, Н. И. Толстого, Э. Станкевича, Х. Бирнбаума, В. К. Журавлева, В. А. Дыбо и многих др. 5 Далеко не все ученые брали на себя смелость датировать все этапы существования праславянского языка. Более того, нередко некоторые из них меняли свои представления относительно периодизации праславянского языка. Разноголосица в трактовке времени зарождения славянской речи очевидна: от «около рубежа III и II тысячелетия до н.э.» до «незадолго до начала н.э.», аналогично и в случае распада праславянского языка - от доисторической эпохи 2-й половины I тысячелетия до н.э. до X-XII вв. н.э. Счет, таким образом, идет на тысячелетия. Особенно сомнительны цифры с точностью до столетия.

4.3. Принципы реконструкции праславянского языка. Праславянская реконструкция на основе сравнительно-исторического метода проходит успешнее, чем восстановление индоевропейского праязыка. Это и понятно: время существования праславянского ближе к нам, а материал славянских языков, все еще остающихся самыми близкими друг по отношению к другу языками в кругу индоевропейской лингвосемьи, способствует реконструкции. Эти факторы благоприятствуют также тому, что большое число слов и их форм нередко реконструируются, не выходя за рамки славянских языков и диалектов. Имеет смысл в этой связи говорить о внутригрупповой, а в нашем случае - о внутриславянской реконструкции, которую можно также рассматривать, как расширение реконструкции внутренней. Впрочем, для большей убедительности полученных результатов все же и здесь обычно приходится прибегать к контроль­ной проверке по данным других индоевропейских языков.

Прежде чем проиллюстрировать это положение примерами, заметим, что из-за близости многих элементов и признаков праславянский нередко отождествляют со старославянским языком - как это делали в начальный период развития сравнительно-исторического метода, когда индоевропейский праязык фактически приравнивали к древнеиндийскому санскриту. Впрочем, это касается не только праславянского языка. Стало традицией в подобную зависимость ставить, например, латынь и романские языки, древне-норвежский и древнескандинавский, литовский и балтский. В такой постановке вопроса есть существенное противоречие: если, скажем, праславянский отождествлять со старославянским, созданным в IX в. на основе болгаро-македонских говоров, тогда не следует в классификации помещать его в подгруппу южнославянских языков и вообще не следует говорить о его диалектной основе! Речь должна в этом случае идти о максимальной генетической близости, но не о тождественности. Это важно иметь в виду.

Итак, займемся реконструкцией, скажем, слова брат - и.-е. *b4rater - праслав. *bratrb. Чтобы реализовать первый этап реконструкции, необходимо привлечь материал всех славянских языков и посмотреть, какова там ситуация с этим словом:

праславянской формой - *brat- или *bratr-? В таком случае не всегда помогает количество языков: может случиться так, что первая форма без конечного согласного -r- возникла в результате его отпа­дения - в таком случае форма с -r- первоначальна? И поэтому имен­но она была представлена в праславянском языке?

Решить этот вопрос можно с помощью внешней реконструкции, а для этого нужно расширить круг сравниваемых языков, т.е. выйти за пределы славянских, обратившись к другим индоевропейским языкам, ср.:

Нетрудно заметить, что слово брат в приведенных неславян­ских индоевропейских языках отчетливо (за редким исключением) демонстрирует конечное -r. Ничего не остается делать, как приписать это -r форме интересующего нас слова праславянского языка, что внутри языковой группы подтверждают также один южнославянский (старославянский) и два/ три западнославянских языка (чешский и верхне- и нижнелужицкие), в которых лучше всего и сохранилась праформа.

О реконструкции праславянского словаря.

Реконструкция праславянского словаря ведется на протяжении последних полутора веков. Показателем ее современного уровня является издание этимологических словарей славянских языков (праславянских словарей). С помощью лексико-семантической реконструкции не только восставливается словарь праязыка, но одновременно и картина жизни древних племен. Следовательно, реконструируя лексические единицы, мы тем самым приоткрываем контуры древней славянской культуры. Так как некоторая часть слов и их значений насчитывает не одно тысячелетие, то можно говорить о существенном преимуществе данных лексико-семантической реконструкции над данными реконструкций фонетической и грамматической.

Однако лексико-семантическая реконструкция - весьма сложный процесс, который таит в себе множество неожиданностей. Скажем более того: есть немало исследователей, которые скептически относятся к возможности более или менее точного установления реальной семантики праязыковых слов. Нужно иметь в виду, что сами представления носителей древних языков о себе и об окружающем их мире не могут проецироваться в полной мере на наши представления, так как в течение многих тысячелетий они менялись, стирались, переплетались и т.д., скрывая тем самым от нас первоначальное их состояние. Так же, как и представления о мире, менялись и сами слова и их значения. На этот процесс всегда влияли внутрен­ние и внешние факторы. Так, внутренние факторы проявлялись в том, что значение слова могло сдвинуться или измениться под воздействием каких-то новых ассоциаций (связей с другим предметом и значением), употребления его в метафорическом смысле, в расширении или сужении первоначального значения и т.п. Внешние факторы проявлялись в изменении окружающего мира и во влиянии окружающих языков.

В 1974 г. произошли два крупных события в мировой славистике: Институт русского языка АН СССР и Комитет языкознания Польской АН приступили к изданию многотомных этимологических словарей праславянского языка. Теоретиком, инициатором, одним из авторов и редактором «Этимологического словаря славянских языков. Праславянский лексический фонд» был О. Н. Трубачев (после его смерти издание продолжается под редакцией А. Ф. Журавлева), «Праславянский словарь» начал выходить под редакцией Ф. Славского. Особенностью словарей является то, что в них, помимо лексем общеславянского распространения, включены также слова, характерные для части славянской территории, т. е. лексические диалектизмы, которые проецированы в праславянское время. В московском словаре будет отражено более 20 тысяч слов, включая производные, а также локальные (диалектные). После завершения издания обоих словарей можно будет успешнее реконструировать фрагменты древнего славянского миропонимания и мироощущения. В то же время это поможет также в определении степени близости славянских языков друг по отношению к другу.

Основную массу древнейших слов праславянского языка со­ставляют исконно славянские по происхождению слова.

Причины и направления распада праславянского языка

В качестве причин распада называют некоторые внешние и внутренние факторы, в одних случаях делая акцент на внешних, в других - на внутренних. Так, в качестве внешних факторов выступает расселение славянства на обширных территориях, передвижения его отдельных частей по различным направлениям, утрата единства в политико-административном и культурном плане, влияние различ­ных исторических событий и под. К внутренним причинам относят лингвистические факторы. Обычно это те или иные фонетические процессы, которые начал переживать праславянский язык в связи с потерей территориального, социального и проч. единства. Некото­рые слависты настаивают на том, что внутренне распад был подготовлен разнонаправленным развитием системы гласных, действием закона открытого слова, вызвавшего, помимо прочего, монофтонгизацию дифтонгов, а также палатализацию согласных, в результате чего могли образовываться не только противопоставляющиеся пары по твердости и мягкости, но и появлялись новые согласные (ши­пящие, свистящие, некоторые аффрикаты). Так считал, например, польский славист Л. Мошинский (1965).

Относительно направления, по которому шел распад праславянского языка, высказаны различные точки зрения. В начале XIX в. словенец В. Е. Копитар представил картину распада на две части - северо-западную (ныне западнославянская) и юго-восточную (ныне южно- и восточнославянская). Уже в ХХ в. польский славист А. Фурдаль (1961), напротив, учитывая судьбу палатальных согласных, отметил глубокие различия между северно-славянскими (западно- и восточнославянскими) и южнославянскими языками. Постепенно оформляется представление о том, что первоначальное разделение праязыка проходило в направлении «запад-восток», в результате чего образовались два огромных диалектных массива - западный и восточный. Первый стал источником западнославянских языков, второй - восточно- и южнославянских. Эту гипотезу обосновывал А. А. Шахматов, видевший в западном массиве западнославянский праязык, а в восточном - восточно- и южнославянский праязыки. Ныне представления об этих двух «праязыках» значительно изменились, если не сказать, что далеко не все исследователи их признают. Сторонники такой точки зрения считают, что это было вызвано, с одной стороны, передвижением племен, с другой - появлением различий в языке, в частности, в разнонаправленности фонетического развития. Так,

На фонетические различия опираются также тогда, когда рассматривают внутреннее деление образовавшихся диалектных массивов. В соответствии с изложенной точкой зрения, которую можно считать традиционной, на западе консолидировавшийся было диалектный массив распадается в направлении «север - юг» - на базе северного поддиалекта формируется группа лехитских языков (польский, кашубский) с переходным серболужицким поясом, а из южного поддиалекта вычленяются словацкий и чешский языки. Что касается восточного массива, то, согласно этой точке зрения, он также делится на две части: восточную, давшую жизнь восточнославянским языкам, и южную, на основе которой образовались южнославянские языки. Внутри южного массива также произошло разделение в направлении «восток - запад»: на востоке формируется болгаро-македонский массив, а на западе - сербско-хорватско-словенский.

Литература

Дуличенко А. Д. Введение в славянскую филологию. – М., 2014.

Мейе А. Введение в сравнительное изучение индоевропейских языков. – М. – Л., 1938.

Георгиев В. И. Исследования по сравнительно-историческому языкознанию. – М., 1958.

Гамкрелидзе Т. В. Иванов Вяч. Вс. Индоевропейский язык и индоевропейцы. Реконструкция и историко-типологический анализ праязыка и протокультуры, кн. 1–2. – Тбилиси, 1984.

Топоров В. Н. Индоевропейские языки. – Лингвистический энциклопедический словарь. – М., 1990.

3 144

Книга американского слависта, профессора Калифорнийского университета Хенрика Бирнбаума представляет собой подробный обзор работ ученых-лингвистов, посвященных проблемам общеславянского (праславянского) языка, начиная с конца прошлого века. Автором прослеживаются основные линии развития научных идей в этой области славистики. Книга знакомит читателя с проблемами прародины славян, связи славянских языков с другими индоевропейскими языками, истории общеславянского языка, его диалектного членения.
Рекомендуется: филологам-славистам, специалистам по индоевропейскому языкознанию, историкам, антропологам и др.

Пер. с англ./Вступ. ст. В. А. Дыбо; Общ. ред. В. А. Дыбо и В. К. Журавлева. –
Перевод с aнглийского С. Л. Николаева.
Послесловие В. К. Журавлева.

Скачать djvu: YaDisk 6,72 Mb - 300 dpi - 512 с., ч/б текст, текстовый слой, оглавление

Книга Хенрика Бирнбаума и современные проблемы праязыковой реконструкции. Вступительная статья В.А. Дыбо – стр. 5
1. . Общеславянский язык: проблемы определения, доказательства существования и подходы к изучению – стр. 17
1.0. – стр. 17
1.1. – стр. 20
1.2. – стр. 22
1.3. – стр. 24
1.4. – стр. 25
1.5. Общеславянский (праславянский) язык как ветвь индоевропейского – стр. 28
Часть I
Достижения в реконструкции общеславянского языка (история исследований)
2. Общетеоретические работы – стр. 33
2.0. Предварительные замечания – стр. 33
2.1. Структура общеславянского языка – стр. 35
2.2. Славянское сравнительно-историческое языкознание – стр. 39
2.3. Индоевропейская грамматика и диалектология; предыстория славянского – стр. 52
2.4. История отдельных славянских языков – стр. 61
3. Фонология – стр. 69
3.0. Предварительные замечания – стр. 69
3.1. Монографические исследования, посвященные общеславянской фонологии – стр. 69
3.2. Специальные исследования общеславянской фонологии – стр. 83
3.2.1. Общие проблемы – стр. 83
3.2.2. Акцентология – стр. 88
3.2.3. Вокализм – стр. 93
3.2.4. Консонантизм – стр. 102
3.2.5.Особые факторы, обусловливающие звуковые изменения в общеславянском языке: структура слога, конечная и начальная позиция в слове – стр. 105
3.2.6. Морфонология – стр. 112
4. Морфология – стр. 114
4.0. Общие замечания – стр. 114
4.1. Исследования общеславянского словоизменения – стр. 115
4.1.1. Склонение – стр. 117
4.1.2. Спряжение – стр. 120
4.2. Исследования общеславянского словообразования – стр. 124
4.2.1. Именное словообразование – стр. 125
4.2.2. Глагольное словообразование – стр. 128
5. Синтаксис – стр. 135
5.0. Некоторые общие проблемы определения синтаксиса и реконструкция общеславянских синтаксических моделей – стр. 135
5.1. Исследование общеславянских грамматических категорий
и функций – стр. 137
5.2. Исследования структуры предложения в общеславянском – стр. 144
6. Лексикология – стр. 148
6.0. Предварительные замечания о методе и цели лексикологии, особенно по отношению к словообразованию; общие и теоретические работы – стр. 148
6.1. Исследование общеславянского словаря, унаследованного
из индоевропейского – стр. 151
6.2. Специальные исследования по общеславянской семантике – стр. 154
6.3. Исследования лексических заимствований в общеславянском – стр. 157
7. Некоторые специальные проблемы, связанные со временем и местом распространения общеславянского языка – стр. 163
7.0. Предварительные замечания – стр. 163
7.1. Исследования индоевропейского окружения общеславянского; возможные общеславянско-неиндоевропейские контакты; балто-славянская проблема – стр. 165
7.2. Исследования о временных границах, периодизации и хронологии развития общеславянского языка – стр. 168
7.3. Исследования о распаде н диалектной раздробленности общеславянского языка – стр. 172
Часть II
Проблемы реконструкции общеславянского языка
(исследования 1968-1973 гг.)
8.Некоторые общие проблемы современных исследований общеславянского языка – стр. 175
9. Современные взгляды на общеславянские звуковые модели – стр. 178
9.0. Общие проблемы – стр. 178
9.1. Общеславянская просодическая система – стр. 180
9.2. Общеславянская система гласных – стр. 183
9.3. Общеславянская система согласных – стр. 191
9.4. Факторы общеславянских звуковых изменений: структура слога, ауслаут, морфонология – стр. 197
10. Современные исследования по общеславянской морфологии – стр. 201
10.0. Новые подходы к общеславянской морфологии – стр. 201
10.1. Проблемы общеславянского словоизменения – стр. 203
10.1.1. Именное (н/или местоименное) словоизменение – стр. 204
10.1.2. Глагольное словоизменение – стр. 207
10.2. Проблемы общеславянского словообразования – стр. 209
10.2.1. Именное словообразование – стр. 209
10.2.2. Глагольное словообразование – стр. 212
11. Исследование структуры фразы и предложения в общеславянском языке – стр. 217
11.0. Проблемы и методы – стр. 217
11.1. Словоформы н классы слов: их синтаксическое использование – стр. 218
11.2. Простые и сложные предложения – стр. 219
12. Реконструкция общеславянского словаря – стр. 222
12.0. Предварительные замечания – стр. 222
12.1. Исследования общеславянской лексики индоевропейского происхождения – стр. 223
12.2. Исследования лексического значения – стр. 226
12.3. Новый взгляд на некоторые общеславянские и раннеславянские заимствования – стр. 229
13. Современные концепции возникновения, эволюции и распада общеславянского языка – стр. 232
13.0. Переоценка определений, методов и целей реконструкции общеславянского языка – стр. 232
13.1. Некоторые новые взгляды на общеславянский и родственные индоевропейские языки, особенно балтийский – стр. 234
13.2. Продолжающееся обсуждение временных границ, периодизации и хронологии общеславянского языка – стр. 240
13.3. Новые взгляды на распад и дифференциацию общеславянского языка – стр. 243
Часть III
Последние достижения в области реконструкции общеславянского языка (1974 - 1982)
14. Общетеоретические работы – стр. 249
14.0. Обобщающие исследования общеславянского языка – стр. 249
14.1. Сравнительно-историческое славянское языкознание – стр. 260
14.2. Труды по сравнительно-историческому индоевропейскому языкознанию – стр. 253
14.3. Общеславянский как предшественник отдельных славянских языков – стр. 254
15. Фонология – стр. 259
15.0. Монографические исследования и общие проблемы фонологии общеславянского языка – стр. 259
15.1. Акцентология – стр. 262
15.2. Вокализм (включая аблаут н изменения дифтонгов наплавные и носовые; слоговые плавные и носовые) – стр. 271
15.3. Консонантизм – стр. 277
15.4. Особые факторы, обусловливающие общеславянские звуковые изменения: структура слога; анлаутная и ауслаутная позиции; частотность употребления – стр. 282
15.5. Морфонология – стр. 286
16. Морфология – стр. 287
16.0. Монографические исследования и общие проблемы морфологии общеславянского языка – стр. 287
16.1. Словоизменение – стр. 288
16.2. Словообразование (включая образование сложных слов) – стр. 292
16.3. Морфология имени (и местоимения) – стр. 295
16.4. Морфология глагола – стр. 297
17. Синтаксис – стр. 301
18. Лексикология, этимология и лексическая семантика – стр. 304
18.0. Общие проблемы общеславянской лексикологии – стр. 304
18.1. Общеславянские слова, унаследованные из (пра) индоевропейского языка – стр. 307
18.2. Семантика (специальные проблемы лексического значения) – стр. 309
18.3. Лексические заимствования в общеславянском языке – стр. 314
19. Особые проблемы общеславянского языкам – стр. 317
19.0. Место общеславянского языка в индоевропейской языковой семье – стр. 317
19.1. Методология реконструкции; временные границы, периодизация, хронология общеславянского языка – стр. 320
19.2. Распад общеславянского языка; общеславянские диалекты – стр. 322
19.3. Этногенез, предыстория и ранняя история славян – стр. 328
20. Заключение – стр. 340
Литература – стр. 342
Приложение В. К. Журавлев. Наука о праславянском языке: эволюция идей, понятии и методов – стр. 453
В. А. Дыбо. Комментарии – стр. 494

Ведение

1.0. Терминология и определения: общеславянский язык и праславянский язык.

Термин “общеславянский язык” и его эквиваленты в других языках (англ. Common Slavic, франц. slave commun, нем. Gemeinslavisch и т.д.), используемые в диахроническом плане, то есть по отношению к одному из этапов славянской языковой эволюции, - один из двух конкурирующих терминов, которые предназначаются для обозначения обычно постулируемого праязыка (языка-предка), лежащего в основе процесса развития всех славянских языков. Если бы этот термин употреблялся панхронически (или анахронически), то есть по отношению ко всем этапам славянской языковой эволюции (либо безотносительно к хронологии этой эволюции), то он имел бы, очевидно, различное содержание. Он мог бы относится к некоторым или ко всем чертам, общим для всех славянских языков в то или иное время. Такое значение термина было бы, главным образом, типологическим по своей природе, при этом во многих случаях оставались бы без внимания исторические причины того структурного сходства, которое проистекает из генетического родства славянских языков между собой. Подобный же смысл вкладывался бы в термин “общеславянский язык”, если бы последний использовался бы синхронно, т. е. относительно определенного отрезка времени в славянской языковой эволюции, например в период соответствующий приблизительно 1000 г. до н.э., либо началу ХIII века, либо современному периоду. Однако если подразумеваются такие значения этого термина, то, во избежание возможной путаницы, кажется более целесообразным ввести другой термин, как, например, “праславянский язык” (несмотря на то, что этот термин мог бы вызвать определенные историко-идеологические ассоциации) либо “обобщенный (generalized) славянский язык”, - термин, предпочтительный при моделирующе-типологическом подходе; с термином “общеславянский язык” конкурирует термин “праславянский язык” (англ. Proto-Siavic, франц. proto-slave, нем. Urslavisch и т.д.). в какой-то мере предпочтение того или иного термина - дело каждого лингвиста или научной традиции. Так, например, французский термин slave commun имеет более широкое распространение, чем proto-slave, по крайней мере частично благодаря воздействию классического труда Мейе. Немецкий термин Urslavisch, напротив, продолжает превалировать над Gemeinslavisch, несмотря на попытки ввести второй термин в научную литературу. Русский термин “праславянский”, видимо, все еще более употребителен, чем “общеславянский”, хотя последний предпочитался некоторыми учеными, в том числе Фортунатовым, и в особенности стал употребителен после появления перевода книги Мейе. В английском языке термины Common Slavic и Proto-Siavic, видимо равноправны, хотя в последнее время, особенно в Америке, более склонны использовать термин Common Slavic. (Следует заметить, что в Англии предпочитают Slavonic, а в Америке Siavic.)

Следовательно, если термины “общеславянский” и “праславянский” в действительности могут рассматриваться как синонимы, то само наличие этих двух терминов (и их эквивалентов в других языках) может навести на мысль о несколько различном их применении. Например, для того чтобы разграничивать две основные фазы развития славянского праязыка, а именно: начальный этап его развития - сразу же после его выделения из некоторой более крупной языковой единицы, такой как балто-славянский язык или часть позднего индоевропейского языка, - и конечный этап его более или менее однородного существования, непосредственно предшествовавший последующему распадению на несколько славянских языковых групп. Недавно было предложено сохранить термин “праславянский” за более ранней фазой общеславянского праязыка, и “общеславянский” - за его более поздней фазой; оба термина приблизительно соответствуют, например, немецким терминам Fruhslavisch и Spoturslavisch. Однако абсолютно четкое разделение славянского праязыка на более ранний и более поздний периоды остается непостижимым ввиду относительной и часто противоречивой хронологии многих звуковых изменений, на которой может основываться попытка подобного разделения.

Эти терминологические соображения, если они не встречают возражений, упираются в проблему соотношения между теми языковыми реалиями, которые кроются под понятиями “ранний праславянский” и “(общий) балто-славянский”, с одной стороны, и “поздний общеславянский” и дифференцированный “ранний славянский”- с другой, или точнее, проблему соотношения каждого отдельного диалекта позднего общеславянского и отдельного дописьменного славянского языка или языковой подгруппы…. методологически трудно провести четкую границу между тем, что может рассматриваться как поздний (обще-) балто-славянский, и тем, что рассматривается как ранний праславянский язык. Последний - в той степени, в какой его основные фонологическая и морфологическая структуры реконструированы на внутренних основаниях, - по существу, выводим из гипотетической прибалтийской лингвистической модели. Обратное возведение общей (скорее, обобщенной) балтийской языковой структуры к ее раннему праславянскому соответствию кажется фактически невозможным. Необходимо также отметить, что временна’я граница позднего общеславянского языка колеблется, ее трудно определить с помощью неопровержимых критериев, так как многие из изменений согласуются с общими тенденциями, уже господствовавшими в предшествующие века славянского языкового развития. Развитию конкретных славянских языков и подгрупп, несомненно, предшествовала дивергентная эволюция позднего общеславянского языка в дописьменный период, что, следовательно, подтверждает теоретическое предположение о существовании конкретных славянских языков до того, как они были зафиксированы письменностью. Таким образом, можно установить лишь terminus ad quem позднеобщеславянского языка - время, различное для отдельных частей славянского языкового ареала, - время “падения слабых еров” и сопутствующей этому процессу или непосредственно следующей за ним “вокализации (прояснения) сильных еров”. Поэтому, по крайней мере в определенных частях славянского языкового ареала, особенно на восточнославянской территории, период позднего общеславянского языка продолжался примерно до конца ХI или даже до начала ХII столетия (Исаченко 1970). Иногда к этому периоду, охватывающему как дописьменный общеславянский язык, так и первые века письменного славянского, относится несколько расплывчатый термин “раннеславянский”. Разумеется, нет никаких внутриязыковых причин, которые могли бы вызвать совпадение во времени конца общеславянского периода и чисто случайного события - возникновения славянской письменности во второй половине IХ века в результате миссии Константина и Мефодия в 863 г. Однако если исключить из рассмотрения всю общеславянскую языковую эволюцию, характеризовавшуюся некоторой пространственной вариативностью, конец более или менее однородного развития славянского как целого мог бы датироваться приблизительно 500 г. н.э.

Однако, поскольку цель настоящего труда - обзор и оценка недавних и текущих открытий и наблюдений, относящихся к реконструкции дописьменного славянского праязыка, а также формулирование некоторых еще не решенных или малопонятных проблем этого постулируемого языка, термин “общеславянский язык”, используется как общий условный термин для обозначения всего протяжения славянской (но не дославянской) языковой эволюции вплоть до ее фиксации в памятниках письменности.

1.1. прародина и последующее расселение славян.

Любая попытка простого отождествления общеславянского (или праславянского) языка с языком, на котором говорили “праславяне”, может рассматриваться как бесполезное перемещение определения общеславянского языка с одного уровня аргументации на другой, столь же спорный. Разумеется, строгое определение общеславянских пространственных и временных границ тесно связано с проблемой прародины (англ. Original Homeland, нем. Urheimat) древнейших славян и их последующего расселения в различных направлениях до периода разрыва относительного пространственного единства славянской общности, вызванного приходом древних мадьяр в конце ХI - начале Х в. Поэтому может оказаться небесполезным краткое изложение наших современных знаний в этой области, в той ограниченной мере, в которой они могут считаться непротиворечивыми.

Специалисты все еще расходятся в вопросе точной локализации первоначальной территории, которую населяли славяне к концу первого тысячелетия до н.э. С относительной уверенностью можно утверждать, что прародина славян находилась на востоке Центральной Европы, где-то к северу от Карпат и, менее вероятно, от их западных острогов - Судет. В этот, как было установлено, самый первый регион своего поселения славяне перешли как одна из нескольких этнолингвистических групп, выделившихся из нерасчлененной поздней общеиндоевропейской сообщности. Приблизительно в IV в. славяне уже занимали обширный ареал от бассейна Одера на западе до бассейна центрального Днепра на востоке. Этот ареал простирался с севера на юг от южных берегов Балтийского моря и Мазурских озер до Припятских болот. Примерно в V в. началось продвижение славян к северо-востоку, в результате чего предки современных восточных славян заселили территории в районе верхнего Днепра и Припяти, где первоначально жили балтийские племена, которые были либо ассимилированы славянами, либо оттеснены ими к северо-западу (Топоров - Трубачев 1962; Седов 1970). В VI в. Это продвижение на северо-восток достигло территорий, первоначально занятых финскими племенами. Примерно тогда же славяне продвинулись на запад, заселив территорию от бассейна Одра до бассейна центральной и нижней Лябы (Эльбы). Вскоре после 500 г. н.э. часть славян проникла на юг, по-видимому, через карпатские и судетские перевалы, в то время как другие славянские племена, двигаясь с территории современной Украины, достигли Балканского полуострова, пройдя через Южно-румынскую низменность (Валахию). В VI в. часть славян заселила район Восточных Альп (современную Нижнюю Австрию, Штирию, Каринтию и Словению). На Великой венгерской равнине, первоначально заселенной как индоевропейскими (фракийцами, иллирийцами, германцами), так и неиндоевропейскими народами (гуннами), славянские поселения были, вероятно, рассеянными. Позднее эта территория была покорена алтайским народом - аварами. В течении VI и VII вв. Волны славянского расселения хлынули на бо’льшую часть Балканского полуострова, включая Грецию, где славяне составили в ту пору значительный (если не доминирующий) элемент, в том числе в ее южной части, Пелопоннесе. Постепенная реэллинизация Греции, проводимая византийской администрацией, феодалами, могущественными городами и влиятельными монастырями, была начата в VII в. И продолжалась примерно шесть веков.

Следовательно, с VII и до IХ в. включительно славяне заняли обширную территорию в Восточной и Центральной Европе, которая простиралась от Адриатического и Эгейского морей на юге до основания Ютландского полуострова и Балтийского моря на северо-западе и Финского залива, Ладожского озера и района верхней Волги на северо-востоке. На западе славяне достигли восточных Альп, Богемского леса, реки Заале и территории, находящейся по ту сторону Эльбы в ее нижнем течении, в то время как на востоке они давно уже перешли центральный Днепр. Только причерноморская степь продолжала оставаться территорией полукочевых алтайских и угорских народов, на короткое время поселившихся там либо проходивших эти степи на своем пути из Азии и юго-восточной Европы на запад.

Однако в начале IХ в. эта огромная, населенная славянами территория не была однородной по своему этническому и лингвистическому составу. Великая венгерская равнина (Паннония, Трансильвания) управлялась аварами, подчинившими рассеянное славянское население, затем она была завоевана и фактически опустошена войсками Франкской империи Карла Великого. Романские народы частично сохранились в некоторых местах внутри Балканского полуострова (предки современных румын) и по берегу Адриатики (ныне исчезнувшие далматинцы). Другие балканские территории были заняты албанцами(жившими в соседстве с романоязычным населением), народом индоевропейского происхождения. Многочисленное грекоязычное население противостояло славянам в южной Болгарии, Македонии и самой Греции. Уже к концу VI в. славянское население, жившее на территории, примерно соответствовавшей современной Болгарии, попало под власть булгар, алтайского народа, одна часть которого проникла на Балканский полуостров, а другая осталась на нижней Волге. Тогдашнее славянское население претерпело военное поражение от булгар, но, превосходя последних в численности, быстро ассимилировало их. Булгары оставили после себя лишь название своего народа и несколько лексем в славянском языке. На северо-востоке обширной славянской территории остаточные группы балтийского и финского населения, несомненно, существовали еще долгое время, частично в недоступных местах, защищенных непроходимыми лесами и обширными водяными пространствами.

1.2. Языковое единообразие и диалектные различия; внутренняя и внешняя реконструкция общеславянского языка.

Неудивительно, что внутри такого обширного ареала, который с различной плотностью населяли славяне к началу VII в., должны были существовать диалектные различия. Однако кажется, что приблизительно до 500 г. н.э. их общий язык, хотя и распространенный на значительной географической территории, был еще в большой степени однородным. Такое предположение подтверждается выводами, сделанными лишь недавно: некоторые из фонетических изоглосс, на основании которых обычно устанавливалось деление на два главных диалектных ареала, в действительности могут датироваться лишь временем после 500 г. н.э. Это традиционное деление постулировало западную группу общеславянских диалектов, потомками которой предположительно были западнославянские языки, и восточную диалектную группу, которая, как считалось, была предком восточно-славянских языков. Предположительной границей между группами был верхний и центральный Буг. Релевантными изоглоссами считались: 1) частично различные результаты так называемой второй (регрессивной) и третьей (прогрессивной) палатализаций велярных, в частности различные рефлексы общеслав. x и kv, gv (xv); 2)сохранение сочетаний tl, dl (в западнославянском), чему противопоставлено их упрощение (>l в восточно- и южнославянском); 3) возникновение и сохранение эпентетического l в восточной группе в противоположность отсутствию его (по крайней мере в определенной позиции) в западной и 4) различная трактовка общеслав. tj, dj, унаследованных в восточной группе в виде аффрикат, большей частью шипящих, в некоторых случаях вторичных фрикативных (в восточно- и южнославянском языках), но соответствующих свистящим звукам в западной (западнославянской) группе. С большой степенью уверенности мы можем считать, что вторая палатализация велярных не начинала действовать приблизительно до 600 г.н.э. и что третья палатализация, время действия которой частично совпадало со временем действия второй палатализации, не действовала ранее VIIIв. [В настоящее время увеличились данные в пользу того, что так называемая “третья палатализация заднеязычных” произошла раньше второй палатализации, праславянских характер которой в последнее время подвергся сомнениям, см. А. А. Зализняк. Новгородские берестяные грамоты с лингвистической точки зрения. - В кн.: В.Л.Янин, А.А.Зализняк. Новгородские грамоты на бересте из раскопок 1977 - 1983 гг. М., 1986 .]. Далее, есть основания предполагать, что эпентетическое l возникло во всем славянском ареале, и его исчезновение и его исчезновение в отдельных позициях в западной группе вторично, как, впрочем, и его выпадение в части южнославянского ареала, именно в македоно-балгарском. Результаты ассимиляции t’, d’ (< общеслав. tj, dj) также относительно поздние (позже 500 г.). Что же касается упрощения tl, dl в восточной части общеславянского языкового ареала, то имеются данные, говорящие о том, что оно имело место ранее VI в. Однако здесь ситуация тоже довольно сложная: tl, dl сохраняются в северо-западной части южнославянского языкового ареала, отражаются как kl, gl в ограниченном районе распространения восточнославянского, не говоря уже о других деталях, затемняющих общую картину. Поэтому данная единственная изоглосса, разделяющая западную (в дальнейшем западно-славянскую)и восточную (в дальнейшем восточно- и южнославянскую) группы общеславянского языка, имеет несущественное значение либо вообще никакого значения не имеет (Бирнбаум 1966.;Штибер 1969/71; Щевелев 1964).

Итак, есть серьезные основания полагать, что приблизительно до 500 г. н.э. общий язык славян был еще в высокой степени единообразным. Не имеется прямых свидетельств, говорящих о фонологической и грамматической (морфосинтаксической) структурах и основном словарном составе общеславянского языка, которые развивались будучи в общих чертах однородными, до 500 г. Фактически все попытки восстановить эти ранние этапы общеславянского праязыка должны поэтому основываться на методе внутренней реконструкции, т. е. технике, с помощью которой данные последней фазы уже неоднородного общеславянского языка периода 500-1000 гг. н.э. могут быть спроецированы в прошлое. Этот метод позволяет привлекать некоторые факты морфонологических чередований, конкурирующих словоформ и сосуществующих синтаксических структур на позднем этапе существования общеславянского языка. Имеются ввиду первичные (в противовес вторичным и даже третичным) звуки, формы, а также по крайней мере, отдельные типы фраз и предложений. Применение этого метода позволяет предложить относительные хронологии общеславянских языковых изменений (Бирнбаум 1970). Обоснованность полученных таким путем результатов во многих случаях может быть в последствии подтверждена соотношением гипотетических первичных общеславянских (= праславянских) данных с фактами других индоевропейских языков. Таким образом, методы внутренней и внешней реконструкции могут быть здесь использованы для дополнения друг друга и для подтверждения выводов одной реконструкции выводами другой. Структура раздробленного позднего (после V в.) общеславянского языка в свою очередь может быть реконструирована на основании данных, взятых из засвидетельствованных славянских языков, частью в их самом раннем зафиксированном состоянии. Однако здесь лингвист не связан только косвенными данными, а может, в дополнение к ним, прибегнуть к некоторым фактам, имеющим более непосредственное отношению к позднему общеславянскому языку.

1.3. Наиболее ранние славянские тексты.

Что же представляют собой прямые свидетельства, относящиеся к периоду выделения славянских диалектов, которые в ту эпоху были распространены на обширной территории? К этому периоду относится “создание” древнецерковнославянского языка - первого литературного языка славян - Константином-Кириллом(ум. в 869г.)и Мефодием(ум. в 885г.). по-видимому, до нас не дошли автографы “солунских братьев” и их ближайших сподвижников. Бо’льшая часть сохранившихся древнецерковнославянских текстов - это копии более ранних оригиналов, датирующихся концом Х и ХI в. Тем не менее они достаточно четко отражают славянский диалект, на котором говорили в IХ и Х вв. в Болгарии (включая ее западную часть, Македонию). Особый интерес представляют, кроме того, две короткие рукописи, относящиеся, вероятно, ко второй половине Х в.; их весьма архаичный язык при сохранении всех черт древнецерковнославянского языка содержит ряд особенностей, указывающих на северо-западное происхождение рукописей: это Киевские листки и Фрейзингские отрывки . Сохранившаяся копия Киевских листков имеет несколько фонетических “моравизмов” (или “богемизмов”) и одну морфологическую черту, характерную скорее для северных, чем для южных славянских языков; в дополнение к этому в словаре Киевских листков имеется много западных элементов (латинского и/или древневерхненемецкого происхождения). Часто полагают, что эта рукопись создана в Чехии (Моравии) или же записана чешским (либо моравским) писцом, который прибыл на Балканы. Однако более вероятно, что “моравизмы” КЛ отражают некоторые черты ранней (или оригинальной) славянской версии этого текста, тогда как сохранившаяся копия указывает скорее на один из северо-западных районов Балканского полуострова. Менее приемлема точка зрения, согласно которой язык КЛ в действительности это образец говора одного из ареалов славянского языка, предположительно Панонии, и что языковые особенности этого текста скорее представляют собой подлинные черты особенного позднеобщеславянского диалекта, а не указывают на некоторую искусственную примесь западнославянских черт к исходному македоно-болгарскому типу древнецерковнославянского языка. Характер Фрейзингских отрывков еще более противоречив: некоторые лингвисты считают, что в основе этого памятника лежит древнецерковнославянский (раннего дославянского или панно-моравского типа), на который наслоились вторичные славянизмы (Исаченко 1943). Другие видят в нем образец древнеславянского, поверхностно и не полностью подогнанного под нормы древнецерковнославянского языка (см. специально Freisinger Denkmaler 1968).

1.4. Этнические группировки и языковые связи внутри расчлененного позднеобщеславянского;
свидетельства лексических заимствований и топонимики;
окончательное членение славянского языкового ареала: деление на три диалекта;
ядро и периферийные зоны.

Хотя еще не установлены все детали, касающиеся путей, по которым славяне продвигались на юг со своей “расширенной” прародины, кажется, как уже отмечалось, что они следовали двумя основными путями: один шел через современную Румынию к центру Балкан, второй - через перевалы Карпат и Судет, сначала на территорию современной Чехословакии (Богемии, Моравии, Словакии), в Панонию и прилегающие регионы восточных Альп, и далее в западные районы Балканского полуострова. Видимо, здесь, в современной Югославии, славяне, двигавшиеся с севера и северо-запада, встретились и смешались с другими славянами, шедшими в западном направлении с берегов Черного моря. Два этнонима - хорваты и сербы (или сорбы ), вероятно иранского происхождения - свидетельствуют об этом раннем присутствии славян на Балканах. До 1000 г. н.э. этноним хорваты обозначал не только предков современных южнославянских хорват, но и некоторые славянские группы, жившие на северных склонах Карпат и Судет (белые хорваты ). Также сербы - это не только название одного из балканских народов, но и название (правда, в несколько иной форме - сорбы ) западных славян Лужиции (области между Силезией и Саксонией в современной Восточной Германии), остатков когда-то многочисленного славянского населения, занимавшего в Средневековье территорию между центральным Одером и Нейсе на востоке и Заале на Западе.

Тесные связи первоначально существовали между языком, на котором говорили в Словении (включая часть Каринтии), и западнославянским языковым ареалом. В добавлении к некоторому числу общих лексических и грамматических черт, особого упоминания заслуживают две фонетические особенности, отражающие эту связь: частичное сохранение сочетаний tl, dl в словенском, что объединяет его с западнославянским; стяжения типа stati (trat, tlat, tret, tlet (a, e долгое)), где t обозначает любой согласный, следует также отметить, что в соответствии с современными представлениями, мы не заменяем традиционное общеслав. O на общесл A (краткое). Упомянутые контакты прервались в конце IХ и начале Х в. впоследствии прихода и постоянного поселения мадьяр на Великой венгерской равнине и задунайской Панонии (в нынешней западной Венгрии). Как отмечалось выше местное население Панонии, покоренное мадьярами, было в основном славянским и говорило на некотором диалекте или диалектах, переходных между прасловацким (или “моравским”) и прасловенским. Высказываемое иногда мнение, что древние паннонские славяне, жившие к северу от озера Балатон, говорили на прасловацком, тогда как жившие на юге и юго-западе от него - на раннем словенском, вряд ли имеет достаточные основания. Так называемые югославизмы, то есть южнославянские черты в словацком и, в частности, в центральных (исторически южных) словацких диалектах, - также следы ранних связей между этим регионом и славянским Югом.

Слова, заимствованные раннеславянским языком, и заимствованные из славянского в другие языки имеют большое значение для наших знаний об общеславянском языке и его диалектах. Если этот богатый источник информации используется с надлежащей осторожностью, он представляет важные факты по таким спорным проблемам, как хронология развития общеславянского языка, палатализации велярных и их непосредственные результаты; возникновение так называемых редуцированных гласных и их последующее исчезновение или модификации; денализация (и часто сопутствующее изменение тембра) носовых гласных и т.д. Особенно важны славянские заимствования из финского, балтийских, германских, восточно-романских языков и, с другой стороны, заимствования из славянского в финских, балтийских, германских, балканских, романских, венгерских, греческом и албанском языках. Наиболее показательны в этом отношении славянские заимствования и топонимы в ареалах, которые были временно заселены славянами. Это относится, например, к территории современной Венгрии и большей части Греции: славянские лексические и топонимические данные оттуда представляют наиболее ценные сведения о фонетике местных общеславянских говоров VII - IХ вв. Другой ареал симбиоза раннеславянского и неславянского, отразившегося в лингвистически обнаруживаемой славянизации позднелатинских/ранневосточнороманских топонимов, простирается вдоль северо-восточного побережья Адриатического моря и Албании.

Недавние исследования общеславянской диалектологии, видимо подтверждают статистическую обоснованность традиционного деления славянских языков на три группы (западнославянскую, восточнославянскую и южнославянскую), однако они не подтверждают точку зрения, предполагающую прямолинейное развитие славянских языков в виде родословного дерева. Необходимо отметить, что периферийные части внутри каждой славянской языковой группы не подвергались всем ранним изменениям и не обладают всеми характерными чертами данной языковой ветви. Так, можно показать, что полабский язык, самый западный представитель западнославянской языковой группы, развивался в некоторых отношениях иначе, чем другие западнославянские языки (ср., например, развитие еров в полабском). Аналогично, македоно-болгарский язык достаточно рано подвергся глубокой балканизации, которая включила юго-восточную часть южнославянской группы (то есть болгарский, македонский и торлакские диалекты сербохорватского языка), в балканский ареал языковой конвергенции и переделала фонетико-просодическую и грамматико-фразеологическую структуру затронутых языков в соответствии с лингвистической моделью, первоначально чуждой южным диалектам позднего общеславянского языка. Первые указания на типично балканскую языковую эволюцию прослеживаются на самом деле уже в древнецерковнославянском языке. Наконец русский язык - первый из восточнославянских языков по численности говорящих, в значительной степени развившийся на территории с балтийским и финским субстратом, не обладает некоторыми древними фонетическими и грамматическими чертами, имеющимися в украинском и/или белорусском, тогда как последние имеют такие параллели в словацком и польском (а отчасти в чешском, сербохорватском и других языках). Например, такие два явления, как особое развитие ь/ъ + j (>i/у + j) и рефлексы так называемого компенсаторного удлинения гласных (в основном дающего высокие или диффузные гласные), которых нет в русском языке. Таким образом, если разделение славянских языков на три группы справедливо и в свете текущих исследований общеславянской диалектологии, то деление на группы внутри славянского языкового ареала, а именно деление его на центральную область и некоторое количество отдельных периферийных зон с частично отклоняющейся (и чаще замедленной) эволюцией, еще нуждается в уточнении. Эта вторичная внутренняя перегруппировка также имеет начало уже в период функционирования позднего общеславянского языка.

Сентябрь 12, 2014