Гюстав моро движение. Гюстав Моро — волхв символизма. Внезапная любовь и головокружительный успех

Nov. 20th, 2015 | 12:58 pm

Отшельник в сердце Парижа - так называли Моро современники. Художник действительно обращал мало внимания на окружающую жизнь, его интересы лежали исключительно в сфере искусства. Несмотря на это, внимание к нему было неослабным: картины Моро были широко известны, имели большое влияние на современников, хорошо продавались. При жизни художник стал кумиром символистов, хотя сам он себя символистом не считал. Время в данном случае согласилось с большинством: в историю искусства Гюстав Моро вошел именно как символист.

Фея с грифонами, 1876

Практически всю свою творческую жизнь Гюстав Моро провел в доме №14 по улице Ларошфуко, купленным его отцом специально для организации там художественной мастерской сына. Здесь художник жил, любил и творил более 45 лет: с 1852 по 1898 год. Когда здоровье его резко ухудшилось, Моро задумал превратить это обиталище в общедоступное собрание своих работ. Он переоборудовал два верхних этажа в экспозиционное пространство и завещал государству дом вместе с находившимися там картинами и всей обстановкой. Так и возник этот небольшой дом-музей - продолжение жизни и воли художника, считайте, продолжение его самого.

Фото - википедия

Я шел в музей Моро не только посмотреть на картины, но и ощутить атмосферу, окружавшую художника, увидеть обстановку где он жил. Увы, в жилые комнаты попасть не удалось, поэтому фотографии интерьеров беру из сети.

Комната художника. Фото - википедия

Элиза де Ромилли. Портрет Гюстава Моро. 1874

Осенью 1859 года Моро познакомился с молодой женщиной – Александрин Дюре, работавшей гувернанткой рядом от его мастерской. Александрин не стала женой Моро, но они прожили в доме на улице Ларошфуко в любви и согласии более 30 лет.

Феликс Надар. Портрет Александрин Дюре. 1883

Будуар - гостиная хозяйки. Фото: http://www.smarterparis.com/reviews/musee-national-gustave-moreau

Одной из моих целей была прекрасная винтовая лестница , ведущая со второго этажа мастерской на третий. Я видел в сети немало ее снимков, но мне хотелось ощутить ее по своему, "пообщаться" накоротке.

В своих работах Гюстав Моро не стремился к объективности и натурализму. В основном он использовал библейские, мистические и фантастические сюжеты, обращался к мотивам античной и северной мифологии.

Прометей, 1868

Похищение Европы, 1868

Сохранились пояснения Моро к некоторым его картинам - читая их, понимаешь насколько его работы насыщены деталями, каждая из которых имеет свое особенное и непростое значение, выступает определенным символом. Именно поэтому живопись Моро так любили символисты. Не меньшее влияние оказала она и на такие течения как сюрреализм и фовизм.

Юпитер и Семела, 1894 , эскиз

Юпитер и Семела, 1895

В 1895 году Моро завершил одну из главных своих работ "Юпитер и Семела". Он никак не мог поставить последнюю точку, добавлял все новые и новые детали и даже несколько раз вшивал дополнительные полосы холста, когда ему не хватало места, чтобы до конца раскрыть свой замысел. Когда, наконец, картину забрал из мастерской заказчик, Моро огорченно воскликнул: "Ах, если бы у меня было еще хотя бы два месяца!" Изображенная на полотне сцена взята из "Метаморфоз" Овидия. Фиванскую царевну Семелу соблазнил царь богов Юпитер. Ревнивая и коварная жена Юпитера подговорила Семелу упросить бога явиться ей во всем своем величии. Юпитер согласился, и Семела была убита исходящим от него необычайным сиянием. Согласно интерпретации Моро, она "сражена пароксизмом божественного экстаза". На картине Юпитер оперся рукой на лиру, непривычный атрибут для бога владыки Неба, в то время как его постоянный атрибут - орел - оказался внизу. У подножия трона Моро изобразил фигуры, символизирующие Смерть и Скорбь, которые объясняют трагическую основу жизни. Неподалеку от них, под крыльями орла, печально склонился бог Пан (символ Земли), у ног которого находятся фигуры мрака - Тень и Нищета.

Моро был прекрасным знатоком старого искусства, почитателем древнегреческой культуры, любителем предметов восточной роскоши, оружия, ковров. Напрямую в залах музея это в глаза не бросается, но обратите внимание на рамы картин, насколько они изящны и богаты, как подчеркивают авторские идеи

Жизниь человечества, 1886

Работая над огромными, с большим количеством деталей картинами, Моро почти не выходил из мастерской. Он был очень требовательным к себе, и эта требовательность часто становилась той причиной, по которой многие свои работы художник оставлял незавершенными.

Вот например картина, которую предлагал оплатить барон Ротшильд, но Моро отказался ее продать в незаконченном виде, а закончить так и не сумел... Это полотно - кульминация одной из любимых тем Моро и одна из последних попыток художника возродить средневековые традиции. На картине сцена, "которая происходит на волшебном острове, где живут одни только женщины и единороги". Здесь можно увидеть и отсыл к изящной школе Фонтенбло, и ассоциацию с полотном Тициана "Любовь земная и небесная", и конечно перекличку со знаменитым средневековым гобеленом "Дама с единорогом".

Единороги, 1887

Явление, 1875 (Саломея с головой Иоанна Крестителя, фрагмент).

Мистический цветок, 1890 , фрагмент

"Мистический цветок" - одна из самых загадочных работ художника, созданная в год смерти его любимой Александрины. Христианская образность предстает тут больше похожей на языческо-кельтскую: Святая Дева восседает на цветке лилии, вырастающим из камней. Гористый пейзаж напоминает о работах Леонардо, а высокая проработка деталей образа святой в сочетании с лишь набросанными, и зачастую полу-абстрактными фигурами в нижней части перекидывает стилистический мостик к живописи XX века.

Если вам захочется посмотреть на лучшую сетевую коллекцию работ Гюстава Моро, загляните сюда.

Подробнее

Во время двух путешествий в Италию (1841г. и с 1857г. по 1859г.), он посетил Венецию, Флоренцию, Рим и Неаполь, где Моро изучал искусство Ренессанса - шедевры Андреа Мантенья, Кривелли, Боттичелли и Леонардо да Винчи .

Дездемона, Гюстав Моро

После двухлетней работы в мастерской Франсуа Пико Моро отказывается от застылого академического обучения ради самостоятельной работы по стопам Делакруа ("Легенда о короле Кануте" , Париж, музей Гюстава Моро). В 1848 году начинается дружба Mоро с Шассерио, которого он любил за вкус к арабескам и поэтичную элегантность. Раннее творчество художника отмечено сильным влиянием Шассерио ("Суламит" , 1853, Дижон, Музей изящных искусств). Шассерио был единственным наставником Моро , на которого он все время ссылался; после его смерти в 1856 Моро два года проводит в Италии, где он изучает и копирует шедевры итальянской живописи. Его привлекают произведения Карпаччо, Гоццоли и, особенно, Мантеньи, а также нежность Перуджино, очарование позднего Леонардо, мощная гармония Микеланджело. Он не забывает и флорентийский линейный стиль, и маньеристический канон. По возвращении в Париж Моро выставляет свои картины в Салоне ("Эдип и Сфинкс", 1864, Нью-Йорк, музей Метрополитен; "Юноша и смерть", 1865; и знаменитую "Фракийскую девушку с головой Орфея" , 1865, Париж, музей Орсэ ). Отныне его поклонниками становятся критики и интеллектуалы; правда, его работы вызывали насмешки непонимающей оппозиции, и Моро отказывается от постоянного участия в Салонах. Однако в 1878 многие его картины экспонировались на Всемирной выставке и были высоко оценены, в частности "Танец Саломеи " (1876, Нью-Йорк, собрание Хантингтон Хартфорд) и "Явление" (акварель, 1876, Париж, Лувр). В 1884 году после тяжелого потрясения, вызванного смертью матери, Моро целиком посвящает себя искусству. Его иллюстрации к "Басням" Лафонтена, заказанные другом художника, Антони Ру, в 1881, были выставлены в 1886 в галерее Гупиль.

"Явление" (акварель, 1876, Париж, Лувр)

Елена Прославленная Гюстав Моро

В продолжение этих лет, посвященных одиноким поискам, Моро был избран членом Академии художеств (1888), а затем получил звание профессора (1891), сменив на этом посту Эли Делоне. Теперь он должен был отказаться от уединения и посвятить себя своим ученикам. Если некоторые из них (Сабатте, Мильсандо, Максанс) следуют традиционным путем, то другие демонстрируют новые тенденции. Символизм Рене Пио, религиозный экспрессионизм Руо и Девальера многим обязаны Моро . Несмотря на свой революционный дух, молодые фовисты - Матисс , Марке, Манген - также впитали в себя его уроки колорита. Человечность и обостренное чувство свободы принесли Моро всеобщую любовь. Всю свою жизнь Моро старался выразить невыразимое. Его мастерство очень уверенно, но его многочисленные подготовительные карандашные этюды холодны и излишне рациональны, поскольку наблюдение живой модели казалось ему скучным, а натуру он рассматривал исключительно как средство, а не цель. Фактура его картин гладкая, с эффектами эмали и кристальной глазури. Цвета, напротив, тщательно измельчены на палитре, чтобы достичь резких тонов: синих и красных, сияющих, словно драгоценные камни, бледно- или огненно-золотых. Этот выверенный набор цветов иногда покрывался воском ("Св. Себастьян" , Париж, музей Гюстава Моро ). В своих акварелях Моро свободно играет хроматическими эффектами, что позволяет художнику получить размытые оттенки. Но Моро-колорист был озабочен также интеллектуальным и мистическим поиском легендарного и божественного. Очарованный религиозной и литературной стариной, он стремится понять ее сущность. Вначале он увлекается Библией и Кораном, затем греческой, египетской и восточной мифологией. Он часто смешивает их, объединяя в универсальные феерии, - так, в "Танце Саломеи" появляются вавилонские декорации и египетские цветки лотоса. Иногда его лиризм обостряется ("Всадник" , 1855, Париж, музей Гюстава Моро; "Полет ангелов за царем волхвов", там же). Иногда он акцентирует иератическую недвижимость своих персонажей (стоящая в неуверенности "Елена" , там же; присевший на башню "Ангел-путешественник ", там же). Только христианские произведения демонстрируют большую суровость выражения ("Пьета", 1867, Франкфурт, Штеделевский художественный институт). Моро воспевает героя и поэта, красивых, благородных, чистых и почти всегда непонятных ("Гесиод и музы", 1891, Париж, музей Гюстава Моро). Он пытается создать свои собственные мифы ("Мертвые лиры" , 1895-1897, там же). В его картинах чувствуется глубокое женоненавистничество, которое проявляется в двусмысленных и утонченных женских образах, обладающих жестоким и загадочным очарованием. Коварные "Химеры" (1884, Париж, музей Гюстава Моро) околдовывают тоскующего человека, обезоруженного семью грехами, а распутная девица "Саломея" (1876, этюд, там же) теряется в полных чарующего волнения арабесках. "Леда" (1865, там же) смягчается в символе единства Бога и Творения. Но Моро постоянно сталкивается с невозможностью точно перенести на холст свои видения и впечатления. Он начинает много больших произведений, оставляет их, а затем вновь принимается, но так и не может завершить из-за разочарования или бессилия. Его чрезмерно запутанная картина "Претенденты" (1852-1898, там же) и композиция "Аргонавты" (1897, не закончено, там же), со сложным, как ребус, символизмом, свидетельствуют об этой постоянной неудовлетворенности самим собой. Стремясь к апофеозу, Моро терпит поражение. Но он завершает удивительную картину "Юпитер и Семела" (там же) и создает серии эскизов, стремясь найти точные позы персонажей. Эти эскизы всегда восхитительны, поскольку художник создает в них фантастическую декорацию, призрачные дворцы с мраморными колоннадами и тяжелыми вышитыми занавесями или пейзажи с раздробленными скалами и искривленными деревьями, выделяющимися на фоне светлых далей, как у Грюневальда.

Художник любил мерцание золота, драгоценностей и минералов и сказочные цветы. Фантасмагории Гюстава Моро очаровывали поэтов-символистов, которые занимались поисками параллельных фантазмов, как, например, Малларме и Анри де Ренье; они также привлекали Андре Бретона и сюрреалистов. Они должны были волновать эстетов, подобных Роберу де Монтескью, и писателей, таких, как Жан Лоррен, Морис Баррес или И. Гюисманс. Все они видели в роскошных и таинственных грезах художника отражение идеалистической мысли и чувствительной, экзальтированной индивидуальности. Пеладан даже пытался (правда, безуспешно) привлечь Моро в кружок "Роза и крест". Но Моро был менее двойствен, в противовес своей репутации. Достаточно скромный, он выражал свои идеи только в живописи и желал лишь посмертной славы.

В 1908 году Моро завещал государству свою мастерскую, расположенную на улице Ларошфуко дом 14, и все находившиеся там произведения. Самые значительные работы вошли в частные собрания и коллекции многих иностранных музеев, но его мастерская, где теперь находится музей Гюстава Моро и где хранятся незаконченные большие холсты, утонченные акварели и бесчисленные рисунки, позволяет лучше понять чувствительность их автора и его эстетизм, характерный для искусства конца века.

Жизнь художника, как и его творчество, кажется полностью оторванной от реалий французской жизни 19 в. Ограничив круг общения членами семьи и близкими друзьями, художник целиком посвятил себя живописи. Имея хороший заработок от своих полотен, он не интересовался изменениями моды на художественном рынке. Знаменитый французский писатель-символист Гюисманс очень точно назвал Моро "отшельником, поселившимся в самом сердце Парижа".

Моро родился 6 апреля 1826 года в Париже. Его отец, Луи Моро, был архитектором, в чьи обязанности входило поддерживать в надлежащем виде городские общественные здания и памятники. Смерть единственной сестры Моро, Камиллы, сплотила семью. Мать художника, Полина, была всем сердцем привязана к сыну и, овдовев, не расставалась с ним вплоть до своей кончины в 1884 году.

С раннего детства родители поощряли интерес ребенка к рисованию и приобщали его к классическому искусству. Гюстав много читал, любил рассматривать альбомы с репродукциями шедевров из коллекции Лувра, а в 1844 году по окончании школы получил степень бакалавра - редкое достижение для юных буржуа. Довольный успехами сына, Луи Моро определил его в мастерскую художника-неоклассициста Франсуа-Эдуарда Пико (1786-1868), где молодой Моро получил необходимую подготовку для поступления в Школу изящных искусств, куда в 1846 году успешно сдал экзамены.

Святой Георгий и Дракон (1890)

Обучение здесь было крайне консервативным и в основном сводилось к копированию гипсовых слепков с античных статуй, рисованию мужской обнаженной натуры, изучению анатомии, перспективы и истории живописи. Между тем Моро все больше увлекался красочной живописью Делакруа и особенно его последователя Теодора Шассерио. Не сумев выиграть престижный Римский приз (победителей этого конкурса Школа за свой счет отправляла на учебу в Рим), в 1849 году Моро покинул школьные стены.

Молодой художник обратил свое внимание к Салону - ежегодной официальной выставке, на которую стремился попасть каждый начинающий в надежде быть замеченным критикой. Картины, представленные Моро в Салоне в 1850-е годы, например, "Песнь Песней" (1853), обнаруживали сильное влияние Шассерио, - выполненные в романтической манере, они отличались пронзительным колоритом и неистовым эротизмом.

Моро никогда не отрицал, что очень многим в творчестве обязан Шассерио, своему другу, рано ушедшему из жизни (в возрасте 37 лет). Потрясенный его кончиной, Моро посвятил его памяти полотно "Юноша и Смерть".

Влияние Теодора Шассерио очевидно и в двух больших полотнах, которые Моро начал писать в 1850-х годах, - в "Женихах Пенелопы" и "Дочерях Тезея ". Работая над этими огромными, с большим количеством деталей, картинами, он почти не выходил из мастерской. Однако эта высокая требовательность к себе впоследствии часто становилась той причиной, по которой художник оставлял работы незавершенными.

Осенью 1857 года, стремясь восполнить пробел в образовании, Моро отправился в двухлетнюю поездку по Италии. Художник был очарован этой страной и сделал сотни копий и набросков с шедевров мастеров эпохи Возрождения. В Риме он влюбился в работы Микеланджело, во Флоренции - в фрески Андреа дель Сарто и Фра Анджелико, в Венеции неистово копировал Карпаччо, а в Неаполе изучал знаменитые фрески из Помпеи и Геркуланума. В Риме молодой человек познакомился с Эдгаром Дега, вместе они не раз выходили на зарисовки. Вдохновленный творческой атмосферой, Моро писал другу в Париж: "С этого времени, и навсегда, я собираюсь стать отшельником... Я убежден: ничто не заставит меня свернуть с этого пути".

Пэри (Священный слон). 1881-82

Вернувшись домой осенью 1859 года, Гюстав Моро с рвением принялся писать, однако его ожидали перемены. В это время он познакомился с гувернанткой, которая служила в доме неподалеку от его мастерской. Молодую женщину звали Александрина Дюре. Моро влюбился и, несмотря на то, что категорически отказался жениться, был верен ей более 30 лет. После смерти Александрины в 1890 году художник посвятил ей одно из лучших полотен - "Орфей у гробницы Эвридики".

Орфей у гробницы Эвридики (1890)

В 1862 году скончался отец художника, так и не узнавший, какой успех ожидает его сына в ближайшие десятилетия. На протяжении 1860-х годов Моро написал серию картин (любопытно, что все они были вертикальными по формату), которые были очень хорошо встречены в Салоне. Больше всего лавров досталось полотну "Эдип и Сфинкс", выставленному в 1864 году (картина была за 8000 франков приобретена на аукционе принцем Наполеоном). То было время триумфа реалистической школы, которую возглавлял Курбе, и критики объявили Моро одним из спасителей жанра исторической живописи.

Франко-прусская война, вспыхнувшая в 1870 году, и последующие события, связанные с Парижской Коммуной, оказали глубокое воздействие на Моро. На протяжении нескольких лет, вплоть до 1876 года, он не выставлялся в Салоне и даже отказался участвовать в украшении Пантеона. Когда, наконец, художник вернулся в Салон, то представил две картины, созданные на один сюжет, - сложное для восприятия полотно, написанное маслом, "Саломея" и большую акварель "Явление" , неодобрительно встреченную критикой.

Однако почитатели творчества Моро восприняли его новые работы как призыв к раскрепощению фантазии. Он стал кумиром писателей-символистов, среди которых Гюисманс, Лоррен и Пеладан. Впрочем, Моро не был согласен с тем, что его причисляют к символистам, во всяком случае, когда в 1892 году Пеладан попросил Моро написать хвалебный отзыв о салоне символистов "Роза и Крест", художник решительно отказался.

Между тем нелестная для Моро слава не лишила его частных заказчиков, которые по-прежнему покупали его небольшие полотна, написанные, как правило, на мифологические и религиозные сюжеты. За период с 1879 по 1883 год он создал в четыре раза больше картин, чем за 18 предыдущих лет (наиболее прибыльной стала для него серия из 64 акварелей, созданная по басням Лафонтена для марсельского богача Антони Руа - за каждую акварель Моро получил от 1000 до 1500 франков). Да и карьера художника пошла в гору.

В 1888 году его избрали членом Академии изящных искусств, а в 1892 году 66-летний Моро стал руководителем одной из трех мастерских Школы изящных искусств. Его учениками были молодые художники, прославившиеся уже в 20 веке, - Жорж Руо , Анри Матисс , Альбер Марке .

В 1890-х годах здоровье Моро сильно ухудшилось, он задумался о завершении своей карьеры. Художник решил вернуться к незаконченным работам и пригласил в помощники некоторых своих учеников, включая любимца Руо. В то же время Моро приступил к его последнему шедевру "Юпитер и Семела ".

Единственное, к чему художник теперь стремился, - превратить в мемориальный музей свой дом. Он торопился, с энтузиазмом размечал будущее местоположение картин, расставлял, развешивал их - но, к сожалению, не успел. Моро умер от рака 18 апреля 1898 года и был похоронен на кладбище Монпарнас в одной могиле с родителями. Он завещал государству свой особняк вместе с мастерской, где хранилось около 1.200 картин и акварелей, а также более 10.000 рисунков.

Гюстав Моро всегда писал то, что ему хотелось. Находя источник вдохновения в фотографиях и журналах, средневековых гобеленах, античных скульптурах и восточном искусстве, он сумел создать свой собственный фантастический мир, существующий вне времени.

Музы, покидающие своего отца Аполлона (1868)

Если рассматривать творчество Моро сквозь призму истории искусств, оно может показаться анахроничным и странным. Пристрастие художника к мифологическим сюжетам и его причудливая манера письма плохо сочетались с эпохой расцвета реализма и зарождения импрессионизма. Однако при жизни Моро его полотна признавали и смелыми, и новаторскими. Увидев акварель Моро "Фаэтон" на Всемирной выставке 1878 года, художник Одилон Редон, потрясенный работой, писал: "Это произведение способно влить новое вино в меха старого искусства. Видение художника отличается свежестью и новизной... При этом он следует склонностям своей собственной натуры".

Редон, как и многие критики того времени, видели главную заслугу Моро в том, что он сумел придать новое направление традиционной живописи, перебросить мост между прошлым и будущим. Писатель-символист Гюисманс, автор культового декадентского романа "Наоборот" (1884), считал Моро "уникальным художником", не имеющим "ни реальных предшественников, ни возможных последователей".

Не все, разумеется, думали так же. Критики Салона часто называли манеру Моро "эксцентричной". Еще в 1864 году, когда художник показал "Эдипа и Сфинкса" - первую картину, по-настоящему привлекшую внимание критиков, - один из них отметил, что это полотно напомнило ему "попурри на темы Мантеньи, созданное немецким студентом, отдыхавшим во время работы за чтением Шопенгауэра".

Одиссей избивает женихов (1852)

Сам Моро не хотел признавать себя ни уникальным, ни оторванным от времени, ни, тем более, непонятным. Он видел себя художником-мыслителем, но при этом, что особенно подчеркивал, ставил на первое место колорит, линию и форму, а не словесные образы. Желая обезопасить себя от нежелательных интерпретаций, он часто сопровождал свои картины подробными комментариями и искренне сожалел, что "до сих пор не нашлось ни одного человека, который мог бы всерьез рассуждать о моей живописи".

Геракл и Лернейская Гидра (1876)

Моро всегда уделял повышенное внимание работам старых мастеров, тем самым "старым мехам", в которые, по определению Редона, хотел влить свое "новое вино". Долгие годы Моро изучал шедевры западноевропейских художников, и в первую очередь представителей итальянского Возрождения, однако героические и монументальные аспекты интересовали его гораздо меньше, чем духовная и мистическая сторона творчества великих предшественников.

Глубочайшее уважение Моро испытывал к Леонардо да Винчи , которого в 19 в. считали предтечей европейского романтизма. В доме Моро хранились репродукции всех картин Леонардо, представленных в Лувре, и художник часто обращался к ним, особенно когда ему нужно было изобразить скалистый пейзаж (как, например, на полотнах "Орфей" и "Прометей") или женоподобных мужчин, напоминавших созданный Леонардо образ святого Иоанна. "Я никогда не научился бы выражать себя, - скажет Моро, будучи уже зрелым художником, - без постоянных медитаций перед работами гениев: "Сикстинской мадонной" и некоторыми творениями Леонардо".

Преклонение Моро перед мастерами эпохи Возрождения было характерно для многих художников 19 в. В то время даже такие художники-классицисты, как Энгр, искали новые, не типичные для классической живописи сюжеты, а бурный рост колониальной французской империи пробуждал интерес зрителей, тем более людей творческих, ко всему экзотическому.

Павлин, жалующийся Юноне (1881)

Моро намеренно стремился максимально насытить свои картины удивительными подробностями, это была его стратегия, которую он называл "необходимостью роскоши". Над своими картинами Моро работал подолгу, иногда по несколько лет, постоянно добавляя все новые и новые детали, которые множились на полотне, словно отражения в зеркалах. Когда художнику уже не хватало места на холсте, он подшивал дополнительные полосы. Так случилось, например, с картиной "Юпитер и Семела" и с неоконченным полотном "Ясон и аргонавты".

Отношение Моро к картинам напоминало отношение к своим симфоническим поэмам его великого современника Вагнера - обоим творцам сложнее всего было довести их произведения до финального аккорда. Кумир Моро Леонардо да Винчи также оставил незавершенными многие работы. Картины, представленные в экспозиции Музея Гюстава Моро, ясно показывают, что художнику не удавалось до конца воплотить на полотне задуманные образы.

С годами Моро все больше верил в то, что он остается последним хранителем традиций, и редко с одобрением отзывался о современных художниках, даже о тех, с которыми был дружен. Моро считал, что живопись импрессионистов поверхностна, лишена морали и не может не привести этих художников к духовной гибели.

Диомед, пожираемый своими конями (1865)

Однако связи Моро с модернизмом гораздо сложнее и тоньше, чем казалось обожавшим его творчество декадентам. Ученики Моро по Школе изящных искусств, Матисс и Руо, всегда с большой теплотой и признательностью отзывались о своем учителе, а мастерскую его часто называли "колыбелью модернизма". Для Редона модернизм Моро заключался в его "следовании собственной натуре". Именно это качество в сочетании со способностью к самовыражению всячески стремился развить в своих учениках Моро. Он учил их не только традиционным основам мастерства и копированию шедевров Лувра, но и творческой самостоятельности - и уроки мастера не прошли даром. Матисс и Руо выступили одними из основателей фовизма, первого влиятельного художественного течения 20 века, опиравшегося на классические представления о цвете и форме. Так Моро, казавшийся закоренелым консерватором, стал крестным отцом направления, открывшего новые горизонты в живописи 20 века.

Последний романтик 19 века Гюстав Моро называл свое искусство "страстным молчанием". В его работах резкая цветовая гамма гармонично сочеталась с экспрессией мифологических и библейских образов. "Я никогда не искал снов в реальности или реальности во снах. Я дал свободу воображению", - любил повторять Моро, считая фантазию одной из самых важных сил души. Критики видели в нем представителя символизма, хотя сам художник неоднократно и решительно отвергал этот ярлык. И как бы ни полагался Моро на игру своей фантазии, он всегда тщательно и глубоко продумывал колорит и композицию полотен, все особенности линий и формы и никогда не боялся самых смелых экспериментов.

Шотландский всадник

Ради искусства Гюстав Моро добровольно изолировал себя от общества. Тайна, которой он окружил свою жизнь, превратилась в легенду о самом художнике.

Жизнь Гюстава Моро (1826 - 1898), как и его творчество, кажется полностью оторванной от реалий французской жизни 19 в. Ограничив круг общения членами семьи и близкими друзьями, художник целиком посвятил себя живописи. Имея хороший заработок от своих полотен, он не интересовался изменениями моды на художественном рынке. Знаменитый французский писатель-символист Гюисманс очень точно назвал Моро "отшельником, поселившимся в самом сердце Парижа".

Эдип и Сфинкс (1864)

Святой Георгий и Дракон (1890)

Грифон (1865)

Саломея, танцующая перед Иродом (1876)

Одиссей избивает женихов (деталь)

Геракл и Лернейская Гидра (1876)

Глубочайшее уважение Моро испытывал к Леонардо да Винчи, которого в 19 в. считали предтечей европейского романтизма. В доме Моро хранились репродукции всех картин Леонардо, представленных в Лувре, и художник часто обращался к ним, особенно когда ему нужно было изобразить скалистый пейзаж (как, например, на полотнах "Орфей" и "Прометей") или женоподобных мужчин, напоминавших созданный Леонардо образ святого Иоанна. "Я никогда не научился бы выражать себя, - скажет Моро, будучи уже зрелым художником, - без постоянных медитаций перед работами гениев: "Сикстинской мадонной" и некоторыми творениями Леонардо".

Фракийская девушка с головой Орфея на его лире (1864)

Павлин, жалующийся Юноне (1881)

Архивы Музея Гюстава Моро позволяют судить о невероятной широте интересов художника - от средневековых гобеленов до античных ваз, от японской гравюры по дереву до эротической индийской скульптуры. В отличие от Энгра, который ограничивался исключительно историческими источниками, Моро смело соединял на полотне образы, взятые из разных культур и эпох. Его "Единороги" , например, будто заимствованы из галереи средневековой живописи, а полотно "Явление" - это настоящая коллекция восточной экзотики.

Единороги (1887-88)

Диомед, пожираемый своими конями (1865)

Автопортрет (1850)

Святой Георгий и Дракон (1890)

Грифон (1865)

Влияние Теодора Шассерио очевидно и в двух больших полотнах, которые Моро начал писать в 1850-х годах, - в "Женихах Пенелопы" и "Дочерях Тезея". Работая над этими огромными, с большим количеством деталей, картинами, он почти не выходил из мастерской. Однако эта высокая требовательность к себе впоследствии часто становилась той причиной, по которой художник оставлял работы незавершенными.

Пэри (Священный слон). 1881-82

Орфей у гробницы Эвридики (1890)

Эта картина Моро - необычная трактовка библейской сцены, в которой прекрасная Саломея танцует перед царем Иродом, обещавшим за этот танец исполнить любое ее желание. По наущению матери Иродиады Саломея попросила у царя голову Иоанна Крестителя. Так царица хотела отомстить Иоанну Предтече, осудившему ее брак с Иродом. В шедевре Моро голова Иоанна Крестителя представлена как видение, явившееся Саломее в ореоле небесного света. Некоторые критики считают, что на картине изображен момент, предшествующий усекновению главы Иоанна Предтечи, и, таким образом, Саломея видит последствия своего поступка. Другие полагают, что сцена, которую изобразил художник, происходит уже после казни святого. Как бы то ни было, но на этом темном, насыщенном деталями полотне мы наблюдаем, как потрясена Саломея плывущим по воздуху жутким призраком.
Глаза Иоанна смотрят прямо на Саломею, а по длинным волосам Предтечи стекают на пол густые струйки крови. Его отрубленная голова парит в воздухе, окруженная ярким сиянием. Этот ореол состоит из радиальных лучей - так писали сияние в Средние века и в эпоху Возрождения, - именно острые лучи еще сильнее подчеркивают тревожную атмосферу картины.

Саломея, танцующая перед Иродом (1876)

Святой Себастьян и ангел (1876)

Музы, покидающие своего отца Аполлона (1868)

Одиссей избивает женихов (1852)

Одиссей избивает женихов (деталь)

Геракл и Лернейская Гидра (1876)

Глубочайшее уважение Моро испытывал к Леонардо да Винчи, которого в 19 в. считали предтечей европейского романтизма. В доме Моро хранились репродукции всех картин Леонардо, представленных в Лувре, и художник часто обращался к ним, особенно когда ему нужно было изобразить скалистый пейзаж (как, например, на полотнах "Орфей" и "Прометей") или женоподобных мужчин, напоминавших созданный Леонардо образ святого Иоанна. "Я никогда не научился бы выражать себя, - скажет Моро, будучи уже зрелым художником, - без постоянных медитаций перед работами гениев: "Сикстинской мадонной" и некоторыми творениями Леонардо".

Фракийская девушка с головой Орфея на его лире (1864)

Павлин, жалующийся Юноне (1881)

Единороги (1887-88)

Диомед, пожираемый своими конями (1865)

Автопортрет (1850)

Парадоксальное творчество Моро находится на пересечении течений искусства XIX века. Питер Кук в конце монографической работы о Гюставе Моро (1826-1898) называет его протосимволистом, реже историческим художником, но вообще-то его сложно отнести к какой-либо категории. Лучшие из его замысловатых библейских и мифологических полотен врезаются в память, но сложны для дешифровки. Gustave Moreau: History Painting, Spirituality and Symbolism (Гюстав Моро: историческая живопись, духовность и символизм) — попытка пролить свет на эту крайне своеобразную фигуру на периферии французского искусства.

На его классических композициях маслом изображены фигуры на изолированных светлых участках, окруженные крупными темными зонами, расцвеченными разноцветными пятнами, которые придают этим гротам и тронным залам вид украшенных драгоценными камнями. Выражения лиц его героев сдержанны, а их жесты неестественны и торжественны. Одежды и архитектура покрыты замысловатыми украшениями, придающими картинам псевдоорганический вид. К концу Второй империи салонная историческая живопись становилась упражнением в сенсационности и щекотала нервы. Трудно не увидеть Моро как добровольно мучающего себя верностью традиции исторической живописи, дни которой, он подозревал, были сочтены. Его творчество находится между неоклассическим подходом к исторической живописи и зарождавшимся символистским движением, которое Моро казалось недостаточно значительным. В крайне сложном и эклектичном мировоззрении художника преданность искусству сочеталась с пантеистической мифологией и католическим мистицизмом. Позиция Моро как антиреалиста была следствием его привязанности к идеализму. Его политические взгляды были крайне монархистскими и националистическими.

Кук предполагает, что негативные отклики на салонные произведения Моро после успеха его Эдипа и Сфинкса (1864) были связаны со смешением стилей и затрудненностью толкования живописных нарративов. Он использовал неоклассицизм в качестве основы своего подхода, но включал и эмоциональный колорит романтизма, и орнаментализм дальневосточного и исламского искусства. Кук сравнивает картины Моро с другими, выставлявшимися на Салоне того же года. Это поучительно, поскольку многие из тех полотен написаны малоизвестными художниками и утрачены или оказались в запасниках провинциальных музеев.

Смешанное восприятие его салонных произведений способствовало тому, что Моро начал считать себя неуслышанным пророком. Желая обеспечить свою позицию в следующих поколениях, он передавал собственные принципы многочисленным ученикам. И работал над картинами, которые, согласно замыслу художника, должны были оказаться в посмертном музее, посвященном его творчеству. И если никто из учеников так и не стал его последователем, то парижский дом-музей Моро оказался более прочным наследием. Моро создавал копии своих успешных холстов, чтобы они могли храниться здесь.

Будучи учителем Высшей школы изящных искусств, Моро контактировал с поколением художников, позднее создавших модернизм. Студенты Анри Матисс, Альбер Марке и Шарль Камуан составили костяк движения фовистов, противостоявших идеалам учителя. Кук показывает, что Моро был доброжелательным наставником, рекомендовавшим копировать широкий круг произведений и производившим на учеников положительное впечатление. Но из всех крупнейших учеников Моро лишь Жорж Руо стал художником аллегорий и последовательным противником реализма. Моро был последним поборником традиции, от которой окончательно отвернулись более поздние художники. Его творчество весьма привлекательно и достаточно утонченно, чтобы заслужить запоздалое внимание, которое ему уделил Кук.

Текст: Александр Адамс