Очарованная душа – Мария Кудашева. Ромен Роллан и Мария Кувилье-Кудашевой: Роман, начавшийся с письма русской поклонницы французскому гению Отрывок, характеризующий Кювилье, Мария Павловна

Четвертый том «Очарованной души» Ромена Роллана предваряет такое посвящение: «Марии! Тебе, жена и друг, в дар приношу свои раны. Они лучшее, что дала мне жизнь, ими, как вехами, был отмечен каждый мой шаг вперед. Ромен Роллан, сентябрь, 1933 года».

Пришла пора поговорить о спутнице Ромена Роллана, о его жене, его музе, верной подруге, которая прожила с ним его последние годы.

Вот что писал он сам в письме своему другу, известному искусствоведу Луи Желе: «Мы с женой будем очень рады Вам. У меня теперь есть славная спутница в жизни, она разделяет мою участь, защищает меня от всех напастей».

Мария Кювилье (Кудашева)

Семья полковника – жена и дети – почему-то (я даже не могу понять, почему!) не обрадовались новоявленной родственнице. И как-то стали быстренько выживать из своей семьи как гувернантку, так и ребеночка. Полковнику пришлось отправить незаконнорожденную девочку во Францию к тетушке. Поэтому Мария с самого раннего детства прекрасно знала два языка – французский и русский. Но ее тянуло домой, на родину.

Юной девушкой Маша вернулась в Россию. Она росла очень образованной, много читала. Дружила с сестрами Цветаевыми, Мариной и Анастасией, вошла в поэтический круг. Стала сама писать стихи. Переводила французские книги на русский язык, русские на французский, словом, была чрезвычайно одаренным человеком.

Он искренне полюбил и своего пасынка Сережу Кудашева. Когда же началась война, связь с Россией оборвалась. Мария Павловна и Ромен Роллан ничего не знали о том, что произошло с сыном. А младший лейтенант артиллерии Сергей Кудашев пал под Москвой смертью храбрых в 41-м…

Маша и Ромен Роллан жили в маленьком городке недалеко от Парижа. Когда в 40-м году немцы вошли во Францию, они оказались в оккупированной зоне. Было тревожно: ведь Мария Павловна русская, а Ромен Роллан известен своими прогрессивными левыми взглядами. Однако немцы отнеслись к писателю довольно нейтрально. Во-первых, они знали, что в «Жане Кристофе» и в «Бетховене» он с большой симпатией описывал немцев. И кроме того, было известно, что выступал против Версальского мира, считая его позорным. Конечно, в период оккупации Ромен Роллан был угнетен. И было тяжело, унизительно, что родина находится под немецким сапогом.

М. Горький провожает Р. Роллана и М. Кудашеву
на Белорусском вокзале. Москва, 1935 год

Вот что он писал в Москву Жану Ришару Блоку незадолго до своей кончины. Это было одно из последних писем великого писателя:
«Мы тревожимся о судьбе нашего сына Сергея Кудашева, о котором мы ничего не знаем с 40-го года. В настоящее время мы предпринимаем некоторые шаги… Я по-братски вас обнимаю, вас и вашу дорогую жену. Моя жена тоже вас обнимает. Если вы меня любите, любите и ее. Лишь благодаря ей я живу. Без ее неустанной помощи, без ее нежности я не смог бы перенести эти тяготы, нескончаемые долгие мрачные годы духовной угнетенности и болезни».

Ромен Роллан посвятил своей супруге четвертый том «Очарованной души». Ей, своей Майе-Марии, он был благодарен за тепло и уют последних лет своей жизни. Если бы писатель не боялся пылкости своей русской поклонницы, он мог бы стать счастливым еще раньше.

Мария Кудашева

Все началось после прочтения Марией «Жана Кристофа» и очень трогательного, взволнованного письма в адрес автора. Мария на прекрасном французском языке выражала свое восхищение произведением, описывала свои эмоции после знакомства с главным героем.

К этому времени Мария Кудашева уже пережила смерть своего супруга Сергея Кудашева от сыпного тифа. У молодой вдовы на руках остался маленький сын Сережа. Она была очень образована, тонко чувствовала поэзию, сама писала стихи. Неудивительно, что знакомые ее были из литературных кругов. Дружила же Мария с сестрами Цветаевыми.

Она была знакома с Максимилианом Волошиным, в доме которого она прожила в Крыму порядка двух лет. Возвратившись в Москву в 1920, Мария стала трудиться в Академии художественных наук и продолжала много читать. И писать письма. Именно Макс Волошин подал идею Марии написать письма знаменитостям: Бернарду Шоу, Герберту Уэллсу и Ромену Роллану. Из всех адресатов ответил ей лишь Роллан.

Роман в письмах

Письмо Марии было непохожим на все те письма, которые получал писать в больших количествах от своих поклонниц. Она не флиртовала с ним, не пыталась обаять. Она писала о его произведениях и о своих стихах, о жизни в России и о своей работе.

Писатель был тронут письмом из России, между ним и его поклонницей возникла дружеская переписка. Они делились в письмах подробностями своей жизни, своими трудностями, своими победами, даже своими романами. Ромен Роллан отчитал ее за влюбленность в женатого мужчину, а Майя, как называли ее друзья, обиделась и перестала ему писать. Переписка возобновилась только в 1928 году.

Общение постепенно перешло на новый уровень, и восторг Марии уже был направлен не столько на произведения Ромена Роллана, сколько на личность самого автора.

Неудивительно, что и писатель заинтересовался своей пылкой поклонницей и пригласил ее встретиться и, наконец, познакомиться лично. Из-за строгого ока своей сестры Роллан не мог пригласить девушку к себе в дом, и знакомство состоялось в Швейцарии.

Любовь на расстоянии

Ромен Роллан попросил Максима Горького помочь организовать их встречу в Швейцарии и пригласил туда Машу, прислав ей деньги. Максим Горький помог оформить для Марии заграничный паспорт.
Они встретились в августе 1929 года. И снова уехали каждый в свою страну. Писатель просто испугался. Ее влюбчивости, ее пылкости. Потом была встреча уже во Франции, после чего они вновь расстались.

Но Ромен Роллан уже познал вкус счастья. Он скучал без своей Маши, она наполняла его жизнь особым светом и особым смыслом. Вскоре он все же принял судьбоносное для себя решение быть счастливым, невзирая на преграды и внешние обстоятельства.

Они встретились в третий раз уже в 1931 году во Франции, и только тогда он позволил быть ей рядом, позволил себе любить и быть любимым. Правда, узаконить свои отношения они смогли лишь через несколько лет, в 1934 году. Причина была в его сестре Мадлен, которая не слишком хорошо приняла Марию.

Любовь или политическая уловка?

Женитьба писателя на сомнительной особе вызвала в высшем свете множество пересудов, сплетен, обвинений. Марию подозревали в корыстных мотивах, обвиняли в шпионаже в пользу НКВД.

Вышла даже «разоблачающая» статья о том, что у Марии было задание ограничить свободу писателя. Статья не просто возмутила Роллана, он был взбешен, посчитав подозрения в адрес супруги личным оскорблением.

На самом деле Майя искренне любила своего мужа. Ей нравилось помогать ему во всем, выполняя роль секретаря.

Роллан с удовольствием писал друзьям о своей жене. Но ее не сильно любили, обвиняя во всех грехах, в том числе в том, что она бросила своего сына. Хотя сын бывал у нее с мужем и не чувствовал себя обделенным любовью матери и Роллана. Майя не оправдывалась.

В 1935 году они побывали в России, после чего Роллан написал восторженный отзыв о своей поездке.

Совесть века

Во время Второй мировой воны супруги Роллан оказались в оккупации. Ромен Роллан тяжело переживал свое положение, ему было все труднее справляться с депрессией от собственного бездействия. Он боролся с нездоровьем, но в 1944 году она овдовела. Майя осталась совсем одна. Сын погиб под Москвой. Она так и прожила одна до конца своих дней, бережно храня творческое наследие великого писателя и любимого мужа.

Ромен Роллан был счастлив рядом со своей Майей. Точно так же обретя свою любовь на закате жизни, старался ценить каждую отпущенную судьбой минуту.

Маша, будущая жена великого французского романиста, автора «Кола Брюньона», «Жана Кристофа», «Очарованной души», родилась в 1895 году. Ее мать была француженка, гувернантка, фамилия ее была Кувилье. Она служила в семье русского полковника, и так случилось, что отцом Марии Павловны стал этот самый полковник. Семья полковника – жена и дети – почему-то (я даже не могу понять, почему!) не обрадовались новоявленной родственнице. И как-то стали быстренько выживать из своей семьи как гувернантку, так и ребеночка. Полковнику пришлось отправить незаконнорожденную девочку во Францию к тетушке. Поэтому Мария с самого раннего детства прекрасно знала два языка – французский и русский. Но ее тянуло домой, на родину. Юной девушкой Маша вернулась в Россию. Она росла очень образованной, много читала. Дружила с сестрами Цветаевыми, Мариной и Анастасией, вошла в поэтический круг. Стала сама писать стихи. Переводила французские книги на русский язык, русские на французский, словом, была чрезвычайно одаренным человеком.

Маша (впрочем, родные и друзья чаще называли ее Майей) вышла замуж за офицера, потомка князя Кудашева,и в 1917 году у них родился сын Сергей. Однако гражданская война была безжалостной, и сыпной тиф унес белого офицера Кудашева. Мария Павловна осталась молодой вдовой с маленьким сыном на руках. Ей помогла семья Максимилиана Волошина. Около двух лет Мария Павловна прожила в Крыму в доме Волошиных. Потом она вернулась в Петербург и стала работать секретарем в Академии наук.

Знакомство Марии Павловны с Роменом Ролланом произошло таким образом. Она прочитала «Жана Кристофа» и послала автору восторженное письмо на французском языке. Тот был польщен трогательным откликом из России и ответил. Через некоторое время она написала снова. Возникла регулярная переписка между читательницей и сочинителем.

Молоденькие барышни – Марина Цветаева и Мария Кудашева

И мало-помалу ее влюбленность в героя книги, восхищение произведениями писателя перенеслись на самого автора. Мария Павловна писала ему откровенные письма, рассказывала обо всем, в том числе и о своих романах… Очевидно, ее письма содержали в себе большой страстный любовный заряд. Писатель постепенно поддавался очарованию эпистолярного дара своей корреспондентки. В конце концов, Ромен Роллан пригласил ее познакомиться. Были проблемы с семьей, поэтому они встретились в Швейцарии. Сестра писателя в штыки встречала любую его влюбленность. Через некоторое время Кудашева вернулась в Россию. Потом они еще раз недолго пожили вместе и снова расстались. И только в конце 20-х годов писатель решился. Мария Павловна приехала во Францию насовсем. Конечно, она завоевала его. Но не сомневаюсь, что с ее стороны была подлинная любовь. Уверен, что Роллан почувствовал бы фальшь, неискренность. Да и всей своей последующей жизнью Мария Павловна доказала, что классик сделал правильный выбор.

Но еще несколько лет Ромен Роллан не мог жениться на Маше. Его сестра была категорически против этого брака; только в 34-м году Мария Кудашева стала Марией Ромен Роллан . По этому поводу было много пересудов и сплетен. Как же так! 70-летний великий французский писатель женился на 40-летней русской авантюристке, разница в возрасте в тридцать лет! И т. д. и т. п. Но Роллан решительно давал отпор всем нападкам на его личную жизнь.

Ромен Роллан и Мария Кудашева

«Мы тревожимся о судьбе нашего сына Сергея Кудашева, о котором мы ничего не знаем с 40-го года. В настоящее время мы предпринимаем некоторые шаги… Я по-братски вас обнимаю, вас и вашу дорогую жену. Моя жена тоже вас обнимает. Если вы меня любите, любите и ее. Лишь благодаря ей я живу. Без ее неустанной помощи, без ее нежности я не смог бы перенести эти тяготы, нескончаемые долгие мрачные годы духовной угнетенности и болезни». В 1944 году Ромена Роллана не стало. А Мария Павловна прожила еще сорок один год. Она умерла в 1985-м. Она издавала его собрания сочинений, открыла два музея, сохранила творческое наследие, собрала все письма Ромена Роллана и опубликовала его переписку. Мария Павловна оказалась верной и преданной спутницей великого французского писателя-гуманиста. Кто-то сказал: «Нужно жениться не на хорошей жене, а на хорошей вдове». Ромену Роллану удалось и первое, и второе…

В 1934 году Ромен Роллан по приглашению М. Горького приехал в СССР. Многие издания тогда обошел снимок Р. Роллана и М. Горького. Но в центре этой фотографии была изображена женщина, которую ни на одной подписи не называли. Все подписи гласили: Ромен Роллан и Максим Горький. А в центре была жена французского писателя – Мария Кудашева. Хамство со стороны всех наших газет и журналов было неслыханное.

Очарованная душа – Мария Кудашева

Молоденькие барышни – Марина Цветаева и Мария Кудашева

Но еще несколько лет Ромен Роллан не мог жениться на Маше. Его сестра была категорически против этого брака; только в 34-м году Мария Кудашева стала Марией Ромен Роллан. По этому поводу было много пересудов и сплетен. Как же так! 70-летний великий французский писатель женился на 40-летней русской авантюристке, разница в возрасте в тридцать лет! И т. д. и т. п. Но Роллан решительно давал отпор всем нападкам на его личную жизнь.

Ромен Роллан и Мария Кудашева

Из книги Временщики и фаворитки XVI, XVII и XVIII столетий. Книга III автора Биркин Кондратий

Из книги Воспоминания о Корнее Чуковском автора Коллектив авторов

Из книги Морозные узоры: Стихотворения и письма автора Садовской Борис Александрович

МОЯ ДУША Ю. П. Анисимову Напрасно ждет любви душа моя слепая: Темно и холодно в надменном далеке. Одна бредет она пустыней, чуть ступая, С венком в руке. Душа-страдалица, несчастная богиня, В суровой красоте изодранных одежд, Пусть мрак туманит взор, пусть холодна

Из книги Последняя осень [Стихотворения, письма, воспоминания современников] автора Рубцов Николай Михайлович

Душа хранит Вода недвижнее стекла. И в глубине ее светло. И только щука, как стрела, Пронзает водное стекло. О вид смиренный и родной! Березы, избы по буграм И, отраженный глубиной, Как сон столетий, Божий храм. О Русь - великий звездочет! Как звезд не свергнуть с

Из книги Любовь к далекой: поэзия, проза, письма, воспоминания автора Гофман Виктор Викторович

Мария Корякина. «Душа хранит» «Получили книгу Николая Рубцова. Спасибо, спасибо! Какие хорошие, какие удивительные стихи! Всю прочитали вслух. Сразу! Большое удовольствие! Замечательные стихи! Захотелось больше узнать о нем. И как это так получилось? Погиб талант… Взяла

Из книги Воспоминания автора Цветаева Анастасия Ивановна

МОЯ ДУША Ты просишь меня открыть тебе душу? Ты, может быть, хочешь, чтобы я подарил ее тебе, эту душу?.. Ты, наверно, думаешь, что моя душа - нежный цветок, который радостно раскрывает свои лепестки, когда ты с любопытством и нежностью смотришь в мои глаза или когда, оторвав от

Из книги Михаил Шолохов в воспоминаниях, дневниках, письмах и статьях современников. Книга 1. 1905–1941 гг. автора Петелин Виктор Васильевич

Из книги 100 знаменитых тиранов автора Вагман Илья Яковлевич

Из письма В.М. Кудашева – В.Д. Ряховскому 17 июля 1931 года: «…Первую половину июля совсем не работал. То некоторое время отвлекался с тобой, затем приехал Шолохов. Он был в Москве неделю1. Сейчас укатил на «Тихий Дон». Говорят его третья книга лучше и общественно значимей, чем

Из книги Тяжелая душа: Литературный дневник. Воспоминания Статьи. Стихотворения автора Злобин Владимир Ананьевич

ИЗ письма В. Кудашева – В. Ряховскому 13 ноября 1935 года: «…Получилось так, что я попал в Кудрявшино в первых числа августа, а десятого я должен был выехать обратно, а затем укатил на Дон, к Шолохову.Сейчас только что вернулся и чертовски работаю… Новостей литературных в

Из книги Вожделенное отечество автора Ерохин Владимир Петрович

МАРИЯ I ТЮДОР (МАРИЯ КРОВАВАЯ) (род. в 1516 г. – ум. в 1558 г.) Королева Англии. Восстановила в стране католицизм и жестоко преследовала сторонников Реформации.Мария I правила Англией совсем недолго – с 1553 г. до ноября 1558 г. Но за этот короткий период в Англии было сожжено

Из книги Шачи-сута. Его убили за веру автора Кудашева Иоанна

Душа и тело («Душа моя, не бойся, не стыдись…») Душа моя, не бойся, не стыдись Любви земной, любви обыкновенной, Не порывайся в ледяную высь, Но в теле пребывай несовершенном. Ведь без тебя ему, о, как прожить! Хоть не всегда оно с тобой согласно. А без него как будешь ты

Из книги Серебряный век. Портретная галерея культурных героев рубежа XIX–XX веков. Том 2. К-Р автора Фокин Павел Евгеньевич

ДУША За ужином Стёпа рассказывал, как академик Павлов душу поймал:- Он сперва на собаках тренировался - собачьи души ловил. Это ему удавалось. И решил тогда Павлов человеческую душу поймать. А у него как раз в клинике больной лежал, при смерти. Вот Павлов наставил трубки

Из книги Арнольд и я. Жизнь в тени Австрийского Дуба автора Аутланд Бейкер Барбара

Из воспоминаний Шобхи деви даси (Иоанна Кудашева) - Ташкент. Начало девяностых (1991-1992 г.) Я не так давно присоеденилась к движению. В Ташкенте тогда уже был храм, но очень часто преданные собирались на квартире Мадхава Гхош даса и матаджи Джагадиони - центре Ташкенстского,

Из книги Бродский: Русский поэт автора Бондаренко Владимир Григорьевич

КУДАШЕВА (урожд. Кювилье, во втором браке Роллан) Мария (Майя) Павловна 1895–1985Поэтесса (сочиняла по-русски и по-французски), переводчица, жена Р. Роллана. Адресат лирики Вяч. Иванова.«Волошин… в один из наездов [А. Герцык] в Москву рассказал ей, как к нему пришла совсем

Из книги автора

Очарованная Австрийским Дубом После возвращения в колледж той осенью я показала подругам по студенческому братству сделанную Арти Зеллером фотографию того голиафа, с которым провела последние два месяца. Сказать, что мои «сестры» по братству «Тетта» испугались, –

Из книги автора

МОРСКАЯ ДУША Иосиф Бродский был с детства обречен на любовь к морю. Во-первых, его любимый отец был морским офицером, и маленький Ося примерял на себя все морские фуражки, тельняшки и кортики Александра Ивановича. Во-вторых, когда отец после войны вернулся в Ленинград, он

Мария Павловна Кювилье (также Майя , в первом браке Кудашева ; 9 (21 ) мая - 27 апреля , Кламси , Франция) - поэтесса, переводчик, секретарь и вторая жена Ромена Роллана .

Биография

Матерью Марии была гувернантка Мекка Кювилье, швейцарка по происхождению, отцом - русский дворянин, имя которого осталось неизвестным, погибший при Цусимском сражении во время Русско-японской войны 1904-1905 годов . Мария родилась вне брака и носила фамилию матери, но была крещена по православному обряду и раннее детство провела в семье отца. Некоторое время жила во Франции у своей тетки, затем в католическом монастыре . В 1902 году вернулась с матерью в Россию. Они жили в доме актера Незлобина , где её мать работала гувернанткой .

Юность

Майя (так её звали близкие и друзья) училась на Высших женских курсах , интересовалась искусством, рано начала писать стихи на русском и французском языках. В самом начале 20-х Кювилье начала вращаться в кругах поэтической богемы, была частым гостем в квартире Елизаветы и Веры Эфрон в доме на Кривоарбатском переулке, где собирались люди искусства, молодые художники и поэты. Тогда же она познакомилась с Мариной Цветаевой . Её сестра, Анастасия Цветаева , позже писала в своих «Воспоминаниях»: «Марина и Майя крепко сдружились. В их лицах, „прическе пажа“, […] в их профилях было сходство». В «Воспоминаниях» Майе посвящена целая глава :

Майя Кювилье! Я не помню первой с ней встречи. Её не было, первой. Мы всегда знали друг друга - столь все было родное в ней, настоящее, так близко было от лица - к душе, от взгляда, улыбки, движений - к сердцу. […] Майя была - наша, не в нашем доме родившаяся, сестра.

В 1912 и 1913 годах Майя посещала дом Максимилиана Волошина в Коктебеле . Художница Юлия Оболенская писала в своем дневнике : «В это время [май 1913] съезжались старые друзья-„обормоты“ : Эфроны, Фельдштейны, Цветаевы, Майя Кювилье.»

15 июля. Вечером Максимилиан Александрович и Майя читали свои стихи на балконе. Максимилиан Александрович просил огурец для натюрморта, а я потребовала «Lunaria», a потом прочесть другие, ещё не напечатанные. Майя пришла позже, грызла кукурузу и читала свои вещи. Она талантлива.

В 1916 году во «Втором сборнике центрифуги » были опубликованы её стихи французском языке подписанные Мари Кювелье . Темой стихов были в основном любовные переживания. Марина Цветаева писала ей в письме : «Ваши стихи о любви - единственны, как и Ваше отношение к любви. Ах, вся Ваша жизнь будет галереей прелестных юношеских лиц с синими, серыми и зелеными глазами под светлым или темным шелком прямых или вьющихся волос». Майя была очень влюбчива и открыта. Среди её избранников были поэты Вячеслав Иванов , Максимилиан Волошин , Андрей Белый , Константин Бальмонт , Илья Эренбург , поэт и переводчик Сергей Шервинский , юрист и историк Михаил Фельдштейн , архитектор Виктор Веснин и другие. Однако её отношения с людьми искусства были не романами, а скорее духовной дружбой. К примеру в письме поэту-символисту Вячеславу Иванову Майя объясняла : «Вы, может быть, очень удивлены тем, что я так пишу Вам. Я просто всегда подхожу к тем, кого могу любить. Но зато тех, к кому я подошла, я люблю. Почему можно всякий цветок, понравившийся, понюхать? Я хочу подойти к каждому понравившемуся сердцу».

После смерти мужа Мария занималась улаживанием литературных дел писателя, изданием его сочинений. Впоследствии несколько раз приезжала в Советский Союз по приглашению Академии наук для участия в конференциях.

Семья

Первый муж: Сергей Александрович Кудашов (1895-1920)

сын Сергей Сергеевич Кудашов (1917-1941), аспирант Механико-математического факультета Московского университета, погиб на фронте.

Упоминания в чужом творчестве

Напишите отзыв о статье "Кювилье, Мария Павловна"

Примечания

Литература

Медзмариашвили Г. Я жив благодаря ей. // М.: Дом-музей Марины Цветаевой 2000, 92 с.
М. П. Аракелова, А. А. Городницкая «Очарованная душа»: М. П. Кудашева-Роллан // Российская интеллигенция на родине и в зарубежье. Новые документы и материалы. М. 2001. С. 161-175.

Ссылки

(вышедшего тиражом в 201 экземпляр)
«Звезда», 2001, № 4

Отрывок, характеризующий Кювилье, Мария Павловна

– Поход, господа. Мак в плен сдался и с армией, совсем.
– Врешь!
– Сам видел.
– Как? Мака живого видел? с руками, с ногами?
– Поход! Поход! Дать ему бутылку за такую новость. Ты как же сюда попал?
– Опять в полк выслали, за чорта, за Мака. Австрийской генерал пожаловался. Я его поздравил с приездом Мака…Ты что, Ростов, точно из бани?
– Тут, брат, у нас, такая каша второй день.
Вошел полковой адъютант и подтвердил известие, привезенное Жерковым. На завтра велено было выступать.
– Поход, господа!
– Ну, и слава Богу, засиделись.

Кутузов отступил к Вене, уничтожая за собой мосты на реках Инне (в Браунау) и Трауне (в Линце). 23 го октября.русские войска переходили реку Энс. Русские обозы, артиллерия и колонны войск в середине дня тянулись через город Энс, по сю и по ту сторону моста.
День был теплый, осенний и дождливый. Пространная перспектива, раскрывавшаяся с возвышения, где стояли русские батареи, защищавшие мост, то вдруг затягивалась кисейным занавесом косого дождя, то вдруг расширялась, и при свете солнца далеко и ясно становились видны предметы, точно покрытые лаком. Виднелся городок под ногами с своими белыми домами и красными крышами, собором и мостом, по обеим сторонам которого, толпясь, лилися массы русских войск. Виднелись на повороте Дуная суда, и остров, и замок с парком, окруженный водами впадения Энса в Дунай, виднелся левый скалистый и покрытый сосновым лесом берег Дуная с таинственною далью зеленых вершин и голубеющими ущельями. Виднелись башни монастыря, выдававшегося из за соснового, казавшегося нетронутым, дикого леса; далеко впереди на горе, по ту сторону Энса, виднелись разъезды неприятеля.
Между орудиями, на высоте, стояли спереди начальник ариергарда генерал с свитским офицером, рассматривая в трубу местность. Несколько позади сидел на хоботе орудия Несвицкий, посланный от главнокомандующего к ариергарду.
Казак, сопутствовавший Несвицкому, подал сумочку и фляжку, и Несвицкий угощал офицеров пирожками и настоящим доппелькюмелем. Офицеры радостно окружали его, кто на коленах, кто сидя по турецки на мокрой траве.
– Да, не дурак был этот австрийский князь, что тут замок выстроил. Славное место. Что же вы не едите, господа? – говорил Несвицкий.
– Покорно благодарю, князь, – отвечал один из офицеров, с удовольствием разговаривая с таким важным штабным чиновником. – Прекрасное место. Мы мимо самого парка проходили, двух оленей видели, и дом какой чудесный!
– Посмотрите, князь, – сказал другой, которому очень хотелось взять еще пирожок, но совестно было, и который поэтому притворялся, что он оглядывает местность, – посмотрите ка, уж забрались туда наши пехотные. Вон там, на лужку, за деревней, трое тащут что то. .Они проберут этот дворец, – сказал он с видимым одобрением.
– И то, и то, – сказал Несвицкий. – Нет, а чего бы я желал, – прибавил он, прожевывая пирожок в своем красивом влажном рте, – так это вон туда забраться.
Он указывал на монастырь с башнями, видневшийся на горе. Он улыбнулся, глаза его сузились и засветились.
– А ведь хорошо бы, господа!
Офицеры засмеялись.
– Хоть бы попугать этих монашенок. Итальянки, говорят, есть молоденькие. Право, пять лет жизни отдал бы!
– Им ведь и скучно, – смеясь, сказал офицер, который был посмелее.
Между тем свитский офицер, стоявший впереди, указывал что то генералу; генерал смотрел в зрительную трубку.
– Ну, так и есть, так и есть, – сердито сказал генерал, опуская трубку от глаз и пожимая плечами, – так и есть, станут бить по переправе. И что они там мешкают?
На той стороне простым глазом виден был неприятель и его батарея, из которой показался молочно белый дымок. Вслед за дымком раздался дальний выстрел, и видно было, как наши войска заспешили на переправе.
Несвицкий, отдуваясь, поднялся и, улыбаясь, подошел к генералу.
– Не угодно ли закусить вашему превосходительству? – сказал он.
– Нехорошо дело, – сказал генерал, не отвечая ему, – замешкались наши.
– Не съездить ли, ваше превосходительство? – сказал Несвицкий.
– Да, съездите, пожалуйста, – сказал генерал, повторяя то, что уже раз подробно было приказано, – и скажите гусарам, чтобы они последние перешли и зажгли мост, как я приказывал, да чтобы горючие материалы на мосту еще осмотреть.
– Очень хорошо, – отвечал Несвицкий.
Он кликнул казака с лошадью, велел убрать сумочку и фляжку и легко перекинул свое тяжелое тело на седло.
– Право, заеду к монашенкам, – сказал он офицерам, с улыбкою глядевшим на него, и поехал по вьющейся тропинке под гору.
– Нут ка, куда донесет, капитан, хватите ка! – сказал генерал, обращаясь к артиллеристу. – Позабавьтесь от скуки.
– Прислуга к орудиям! – скомандовал офицер.
И через минуту весело выбежали от костров артиллеристы и зарядили.
– Первое! – послышалась команда.
Бойко отскочил 1 й номер. Металлически, оглушая, зазвенело орудие, и через головы всех наших под горой, свистя, пролетела граната и, далеко не долетев до неприятеля, дымком показала место своего падения и лопнула.
Лица солдат и офицеров повеселели при этом звуке; все поднялись и занялись наблюдениями над видными, как на ладони, движениями внизу наших войск и впереди – движениями приближавшегося неприятеля. Солнце в ту же минуту совсем вышло из за туч, и этот красивый звук одинокого выстрела и блеск яркого солнца слились в одно бодрое и веселое впечатление.

Над мостом уже пролетели два неприятельские ядра, и на мосту была давка. В средине моста, слезши с лошади, прижатый своим толстым телом к перилам, стоял князь Несвицкий.
Он, смеючись, оглядывался назад на своего казака, который с двумя лошадьми в поводу стоял несколько шагов позади его.
Только что князь Несвицкий хотел двинуться вперед, как опять солдаты и повозки напирали на него и опять прижимали его к перилам, и ему ничего не оставалось, как улыбаться.
– Экой ты, братец, мой! – говорил казак фурштатскому солдату с повозкой, напиравшему на толпившуюся v самых колес и лошадей пехоту, – экой ты! Нет, чтобы подождать: видишь, генералу проехать.
Но фурштат, не обращая внимания на наименование генерала, кричал на солдат, запружавших ему дорогу: – Эй! землячки! держись влево, постой! – Но землячки, теснясь плечо с плечом, цепляясь штыками и не прерываясь, двигались по мосту одною сплошною массой. Поглядев за перила вниз, князь Несвицкий видел быстрые, шумные, невысокие волны Энса, которые, сливаясь, рябея и загибаясь около свай моста, перегоняли одна другую. Поглядев на мост, он видел столь же однообразные живые волны солдат, кутасы, кивера с чехлами, ранцы, штыки, длинные ружья и из под киверов лица с широкими скулами, ввалившимися щеками и беззаботно усталыми выражениями и движущиеся ноги по натасканной на доски моста липкой грязи. Иногда между однообразными волнами солдат, как взбрызг белой пены в волнах Энса, протискивался между солдатами офицер в плаще, с своею отличною от солдат физиономией; иногда, как щепка, вьющаяся по реке, уносился по мосту волнами пехоты пеший гусар, денщик или житель; иногда, как бревно, плывущее по реке, окруженная со всех сторон, проплывала по мосту ротная или офицерская, наложенная доверху и прикрытая кожами, повозка.
– Вишь, их, как плотину, прорвало, – безнадежно останавливаясь, говорил казак. – Много ль вас еще там?
– Мелион без одного! – подмигивая говорил близко проходивший в прорванной шинели веселый солдат и скрывался; за ним проходил другой, старый солдат.
– Как он (он – неприятель) таперича по мосту примется зажаривать, – говорил мрачно старый солдат, обращаясь к товарищу, – забудешь чесаться.
И солдат проходил. За ним другой солдат ехал на повозке.
– Куда, чорт, подвертки запихал? – говорил денщик, бегом следуя за повозкой и шаря в задке.
И этот проходил с повозкой. За этим шли веселые и, видимо, выпившие солдаты.
– Как он его, милый человек, полыхнет прикладом то в самые зубы… – радостно говорил один солдат в высоко подоткнутой шинели, широко размахивая рукой.
– То то оно, сладкая ветчина то. – отвечал другой с хохотом.
И они прошли, так что Несвицкий не узнал, кого ударили в зубы и к чему относилась ветчина.
– Эк торопятся, что он холодную пустил, так и думаешь, всех перебьют. – говорил унтер офицер сердито и укоризненно.
– Как оно пролетит мимо меня, дяденька, ядро то, – говорил, едва удерживаясь от смеха, с огромным ртом молодой солдат, – я так и обмер. Право, ей Богу, так испужался, беда! – говорил этот солдат, как будто хвастаясь тем, что он испугался. И этот проходил. За ним следовала повозка, непохожая на все проезжавшие до сих пор. Это был немецкий форшпан на паре, нагруженный, казалось, целым домом; за форшпаном, который вез немец, привязана была красивая, пестрая, с огромным вымем, корова. На перинах сидела женщина с грудным ребенком, старуха и молодая, багроворумяная, здоровая девушка немка. Видно, по особому разрешению были пропущены эти выселявшиеся жители. Глаза всех солдат обратились на женщин, и, пока проезжала повозка, двигаясь шаг за шагом, и, все замечания солдат относились только к двум женщинам. На всех лицах была почти одна и та же улыбка непристойных мыслей об этой женщине.
– Ишь, колбаса то, тоже убирается!
– Продай матушку, – ударяя на последнем слоге, говорил другой солдат, обращаясь к немцу, который, опустив глаза, сердито и испуганно шел широким шагом.
– Эк убралась как! То то черти!
– Вот бы тебе к ним стоять, Федотов.
– Видали, брат!
– Куда вы? – спрашивал пехотный офицер, евший яблоко, тоже полуулыбаясь и глядя на красивую девушку.
Немец, закрыв глаза, показывал, что не понимает.
– Хочешь, возьми себе, – говорил офицер, подавая девушке яблоко. Девушка улыбнулась и взяла. Несвицкий, как и все, бывшие на мосту, не спускал глаз с женщин, пока они не проехали. Когда они проехали, опять шли такие же солдаты, с такими же разговорами, и, наконец, все остановились. Как это часто бывает, на выезде моста замялись лошади в ротной повозке, и вся толпа должна была ждать.