Если в 17 лет ты презираешь сказки. Дмитрий веневитинов «13 август. Всероссийская олимпиада школьников

Песенка Афродите.

О Венера, безсмертная драгоценно престольная (разно-каменно-
престольная), хитрая, обманчивая дщерь Юпитера прошу тебя:
не огорчай меня, о [Мор] Богиня, въ душе обманомъ и печалию,

по воздуху несли

домъ ты ко мне приходила. Воробьи красивые везли
тебя на колеснице, черными крыльями своими помахивая -
лишь только были они отпряжены, ты, о Богиня щастливая,
усмехаясь безсмертнымъ лицемъ спрашиваешь меня чемъ я

огорчена и зачемъ [меня] ([ты ] здесь) я позвала? что ты хочешь
изъ себя сделать [? - Изъ] въ любовномъ изтуплении? Кого
я должна слушать? кто тебя, о Сафо, огорчаетъ? Если теперь
Онъ тебя избегаетъ, скоро будетъ тебя преследовать. Если подарковъ
не присылаетъ, скоро будетъ давать. Если теперь не любитъ,
скоро полюбитъ - Когда прикажешь? Приди ко мне и теперь
избавь меня отъ печали тяжкой - И то что сердце мое
хочетъ совершить, соверши сама, о Венера, и будь моей помощницей - - -

Дионизии.

Тотъ мне кажется равенъ богамъ, кто сидитъ противъ тебя и слышитъ тебя сладкоглаголющую - и улыбаясь приятно, то что мне сердце въ груди наполнило страхомъ какъ только тебя увидела - - Теряю голосъ - языкъ мой [сломанъ] ломается - огонь проникаетъ въ мою кожу - [уши] въ ушахъ звенитъ, и глаза покрываются ночью - и холодный потъ течетъ

Дрожь по всему тело 1 - я становлюсь зеленее травы - боюсь скоро умереть, я кажусь бездыханна - - - -

Примечания

Текст перевода двух од греческой поэтессы Сафо написан рукой Пушкина на отдельном листе белой бумаги верже, in f o , с водяным знаком: «1830 АО pro patria». Лист этот вшит в тетрадь, составленную жандармами (№ 2386 В, л. 1).

Первые строки переводов обоих стихотворений даны впервые у Я XII, 539. Полностью напечатано в книге А. И. Незеленова «Шесть статей о Пушкине», СПб. 1892, стр. 82-83, затем в М 2 VI, 435-436, и еще один раз у В IV, 352. Морозов в примечании (М 2 VI, 655) указывает письмо П. А. Катенина к Пушкину из Ставрополя от 1 июня 1835 г., где, между прочим, читаем: «Нет ли у тебя знакомого греколога, кто мог бы en vile prose <низкой прозой> рабски переложить крошечные два стихотворения Сафы: Венере и Heureux qui etc. Очень бы ты одолжил. Кантата засела в голове и не может вылезть за недостатком книжных пособий». За две недели до этого письма, 16 мая, Катенин писал об одном стихотворении своем, что оно «припасено в состав кантаты: Сафо… Всей кантаты здесь сложить не могу, хочется поместить стихи самой Сафы, а ни подлинника, ни словаря, ни точного перевода в Ставрополе не достанешь». 7 июля Катенин опять просил у Пушкина перевода: «Кантата «Сафо» рисуется прелестно в воображении, так и манит; но без топора не рубят дров, и я с низким поклоном повторяю мое прошение о присылке оного, то есть немногих греческих стихов в оболочке новейшей прозы, сколько можно vile et servile».

Очевидно, после этих писем и оказался у Пушкина этот «низкий и буквальный» перевод с греческого. После перевода первого стихотворения в автографе сделана такая концовка, какую Пушкин делал в 1835-1836 гг. Таким образом, перевод можно датировать второй половиной 1835 г. О своем незнании греческого языка Пушкин писал Гнедичу 6 января 1830 г. и в черновом наброске своего «объяснения» к заметке об «Илиаде» в переводе Гнедича (см. Ак. IX, прим. 221 и выше, стр. 23). Об этом же свидетельствует и напечатанный выше (стр. 88) опыт Пушкина перевести стихи из «Одиссеи». Поэтому сделать перевод двух стихотворений Сафо он не мог. Остается предположить, что Пушкин или записал под диктовку, или списал чей-то перевод. Любопытно, что в Онегинском собрании автографов Пушкина имеется лист писчей бумаги, in f o , с водяным знаком: «1830» (см. ПС XII, 18, № 46), с текстом, написанным неизвестной рукой, перевода этих же самых стихотворений (ИРЛИ , оп. 3, № 15). Даем этот текст, ни разу до сих пор не напечатанный:

Песнь къ Венере

(слово въ слово)

О пестрый престолъ имеющая, безсмертная Венера, хитрая дщерь Юпитера! прошу тебя, не угнетай сердца моего скорбию и печалию, о богиня! но сюда прииди, если когда и въ другое время, слыша частыя мои мольбы, ты имъ внемляла, и оставя отцёвский [домъ] златый домъ приезжала, запрягши колесницу. Тебя везли по воздуху съ неба надъ черною землею прекрасные, быстрые воробьи, часто махавшие крыльями. Скоро долетели. (т. е. воробьи). И ты, о блаженная, улыбаясь безсмертными устами спрашивала меня, [че]чемъ страдаю, за чемъ (тебя) призываю и чего желаетъ мое изступленное сердце (До сихъ поръ были слова Сафы, теперь следуютъ слова Венеры) Какого [тебе] пленяющаго (слово въ слово: [въ] [за] въ сетяхъ запутывающаго) любовника [склоня] [склоню] привлеку (къ тебе)? Кто огорчаетъ Сафу? Если (кто) тебя [огорч] убегаетъ, то скоро будетъ преследовать; если не принимаетъ даровъ, самъ будетъ давать, если не любитъ, скоро полюбитъ даже не желающую (т. е. противъ твоей воли. - (теперь опять слова Сафы) Приди ко мне и теперь, избавь меня отъ тяжкихъ печалей, и все что свершить желаетъ мой духъ. Сверши, и сама будь мне помощницей.

Тотъ человекъ мне кажется равнымъ богамъ, который напротивъ тебя сидитъ и вблизи слушаетъ (тебя) говорящую и приятно смеющуюся: это потрясаетъ сердце въ груди моей. Ибо когда я тебя [увиделъ] вижу, я тотчасъ [онемелъ] теряю голосъ (слово въ слово: ничего более отъ голоса у меня не оста[лось]ется) У меня слома[лся]нъ языкъ, тонкий огонь быстро пробе[жалъ]гаетъ по телу, [я] глазами ничего не вижу, звенитъ въ ушахъ, [и] холодный потъ выступаетъ, дрожь меня всю пробегаетъ, я становлюсь зеленей травы и, будучи бездыханною, кажусь долженствующею скоро умереть. -

Текст подлинника такой:

<1> Ποικιλοθρον’, αθανατ’ Αφροδιτα,
παι Διος, δολοπλοκε, λισσομαι σε,
μη μ’ασαισι μητ’ονιαισι δαμνα,

ποτνα, θδμον.

<2> αλλα τυιδ’ελθ’, αι ποτα κατερωτα
τας εμας αυδως αιοισα πηλυι
εκλυες, πατρος δε δομον λιποισα

χρυσιον ηλθες

<3> αρμ’υπαζευ&xiαισα · καλοι δε σ’αγον
ωκεες στρουθοι περι γας μελαινας
πυκνα διννεντες πτερ’απ’ ωρανω αιθε-

ρος δια μεσσω.

<4> αιψα δ’ε&xiικοντο συ δ’, ω μακαιρα,
μειδιασαισ’ αθανατψ προσωπψ,
ηρε’, οττι δηυτε πεπονθα κωττι

δηυτε καλημι,

<5> κωτι εμψ μαλιστα θελω γενεσθαι
μαινολα θυμω „τινα δηυτε Πειθω
μαις αγην ες σαν φιλοτατα, τις σ, ω

Ψαπφ’, αδικηει;

<6> και γαρ αι φευγει, ταχεως διω&xiει,
αι δε δωρα μη δεκετ’, αλλα δωσει,
αι δε μη φιλει, ταχεως φιλησει

κωυκ εθελοισα“.

<7> ελθε μοι και νυν, χαλεπαν δε λυσον
εκ μεριμναν, οσσα δε μοι τελεσσαι
θδμος ιμμερρει, τελεσον · συ δ’αυτα

συμμαχος εσσο.

<1> Φαινεται μοι κηνος ισος θεοισιν
εμμεν ωνηρ, οστις εναντιος τοι
ιζανει και πλασιον αδυ φωνευ-

σας υπακουει

<2> και γελαισας ιμμεροεν · το μοι μαν
καρδιαν εν στηθεσιν επτοασεν
ως γαρ εσχιδω βροχεως σε, φωνας

ουδεν ετ εικει ·

<3> αλλα καμ μεν γλωσσα χεαγε, λεπτον δ’
αυτικα χρω πυρ υπαδεδρομακεν,
οππατεσσι δ’ ουδεν ορημ’, επιρρομ-

βεισι δ’ακουαι.

<4> α δε μ’ ιδρως κακχεεται, τρομος δε
παισαν αγρει, χλωροτερα δε ποιας
εμμι, τεθνακην δ’ολιγω ’πιδευης

φαινομαι αλλα.

	Пестропрестольная, бессмертная Афродита, дочь Зевса, кознеплетущая, не подавляй мне душу ни досадой, могущественная, ни печалями.
	Но приди сюда, если ты и прежде иногда, услышав издали мои призывы, следовала им, и, оставив дом отца, являлась, запрягши золотую колесницу.
	Красивые, быстрые воробьи несли тебя (мимо) вокруг черной земли взмахивая густыми крыльями, с неба, сквозь середину эфира.
	И тотчас же улетали. А ты, блаженная, улыбнувшись бессмертным лицом, спрашивала, что такое я сейчас претерпела, и почему я сейчас зову.
	И чего я более всего желаю для моей безумной души? «и кого, ты хочешь, чтобы Пейто привела к твоей любви, кто, Сафо, обижает тебя?»
	Если бежит, - скоро погонится; если не принимала даров, - пришлет их; если (не любит) не целует, - скоро поцелует (полюбит), даже не желая.
	Приди ко мне и теперь, освободи изъ тяжких скорбей и все, чего душа желает, чтоб оно совершилось (закончилось), соверши (закончи), а сама будь мне союзницей.

1. Переводчик употребляет более распространенное в то время римское название «Венера» вместо греческого «Афродита». У переводчика «обманом»; αση - пресыщение, недовольство, огорчение, а не обман.

2. У переводчика «ради любви» переведено на основании слова κατερωτα; очевидно, в старых изданиях было κατερωτα - «по любви», в новейших - κατερωτα - сложное слово из και и ετεpωτα, что значит: «и в другое время», «и прежде». У переводчика «золотой» отнесено к «дому отца», по более новым переводам это, согласно с изображениями Афродиты, относится к колеснице (форма падежа χρυςιον одинакова в обоих случаях).

3. «Черный» относится к земле, а не к крыльям; περι γας μελαινας - частный эпитет. Напротив, эпитет к крыльям: πυκνα - «плотные, густые» - у него опущен.

5. «что ты хочешь из себя сделать» - очень приблизительно; «из себя» - неправильно вообще, скорее: «чего я хочу, чтобы произошло для моей безумной души» или «моей безумной душой», «Кого я должна слушать» - имеется двоякое толкование: а) если πειθω - существительное, то «кого Пейто» (богиня убеждения и внушения) должна привести… »; б) если πειθω - глагол, то «кого я должна привести… ».

6. «когда прикажешь» - неверно понято; слова «когда» нет вовсе; κωυκ εθελοισα - есть два разночтения: а) полюбит против воли (своей), б) даже против твоего желания; это основано на чтении εθελοισαν (то есть, «не желающую») - винительный падеж единственного числа женского рода.

1. «и улыбаясь приятно» - повидимому «улыбающейся приятно», «сладко говорит и прелестно смеется» (повторный параллельный эпитет); γελω - смеюсь; «улыбаюсь» - есть особый глагол - μειδιω.

3. «глаза покрываются ночью» - вольный перевод; в тексте: «глазами ничего не вижу».

4. «боюсь скоро умереть»; этой мысли нет: «я кажусь почти что умершей»; лучше и точнее можно передать по-немецки: «Es scheint mir wenig zum Sterben zu fehlen».

Опущено последнее слово αλλα - эолическая форма от ηλεα - безумная, одержимая; возможно, что переводчик его не знал или принял за союз αλλα - но.

Вторая ода у Пушкина озаглавлена: «Дионизии». Четвертая буква этого слова написана так, что ее можно прочесть как латинское «n», но шестая - несомненно русское «з». Этому заглавию посвящена специальная заметка Г. Г. Гельда в ПС XXXVIII-XXXIX, 202, в которой автор, основываясь на чтении Н. В. Измайлова, утверждает, что Пушкин написал по-латыни: «Dionusiu», неправильно транскрибируя греческое: «Διονυσιου». Последнее предположение весьма вероятно, но транскрипцию эту Пушкин сделал не по-латыни, а по-русски.

Сноски

1 Описка , вместо: телу.

Задание 1 «ТВОРЧЕСКОЕ ЗАДАНИЕ»

Прочитайте три высказывания знаменитых писателей о поэзии (словесном искусстве) и живописи, а также три предложения, теоретически объясняющие различие этих двух видов искусства. Ниже представлена картина русского художника – как некое остановившееся мгновение, как пространство, застывшее во времени. Ваша задача – оживить картину с помощью слов, то есть дать описание событий (или процессов, душевных переживаний), происходивших с героем (героями) картины до начала запечатлённого на картине мгновения и после него. Вы можете, кроме описания, при необходимости сочинить диалог (монолог) героев (героя). Обращайте внимание на детали картины. Включите в Ваше повествование также и момент, изображённый на картине.

Дополнительное задание

Найдите и укажите эпизоды (или персонажей) из произведений русской литературы, сходные с изображёнными на картине. Назовите произведение, автора и героев.

Остановись, мгновенье! (И.-В. Гёте)
Живопись изображает тела и опосредованно при помощи тел движения… (Г.Э. Лессинг)
Мне кажется, что описать человека собственно нельзя; но можно описать, как он на меня подействовал. (Л.Н. Толстой)

Живопись есть молчащая поэзия, а поэзия – говорящая живопись.

В поэзии – действие как процесс, как развёртывающееся во времени и пространстве событие или лирическое переживание – вот что составляет основу поэтического мира.

Живопись противоположна поэзии, потому что в живописи доминирует не время, а пространство, не действие, а статуарность .

Для удобства оценивания предлагаем ориентироваться на школьную четырёх балльную систему. Так, при оценке по первому критерию 0 баллов соответствуют «двойке», 5 баллов – «тройке», 10 баллов – «четвёрке» и 15 баллов – «пятёрке». Безусловно, возможны промежуточные варианты (например, 8 баллов соответствуют «четвёрке с минусом»).

Критерии оценивания	Баллы
Связное и убедительное повествование, скреплённое динамическим сюжетом, который включает события, предшествующие изображённым на картине, сам момент изображения и финальную развязку. Оцениваются оригинальность выдумки, наблюдательность (описание значимых символических деталей на картине), умение выстроить во времени ряд воображаемых событий. Шкала оценок: 0 – 5 – 10 – 15	15
Композиционная стройность текста, логика изложения, отсутствие фактических ошибок, языковая и речевая свобода. Шкала оценок: 0 – 3 – 5 – 10	10
Грамотность, отсутствие орфографических, пунктуационных, речевых и грамматических ошибок. Шкала оценок: 0 – 1 – 2 – 3	3
Дополнительное задание: убедительный(-е) и доказательный(-е) пример(-ы) из произведений русской литературы	2

Ключ к дополнительному заданию : герои повести В. Короленко «В дурном обществе» и его рассказа «Парадокс», беспризорные из «Республики ШКИД» Л. Пантелеева, дети из рассказа «Бежин луг» И.С. Тургенева, герои рассказов о детях А.И. Куприна и А.П. Чехова, герои повести В. Катаева «Белеет парус одинокий».

Примечание : даны примерные варианты ответа, учащиеся могут использовать собственные примеры.

Задание 2. «ЦЕЛОСТНЫЙ АНАЛИЗ ТЕКСТА»

Выберите для аналитической работы ИЛИ прозаический, ИЛИ стихотворный текст. Пишите связно, свободно, понятно, доказательно и грамотно.

Дмитрий Владимирович Веневитинов (1805–1827)

13 АВГУСТ 1

Если в семнадцать лет ты презираешь сказки, любезная Сонюшка, то назови моё марание повестию или придумай ему другое название. Но прежде всего дай мне написать эту сентенцию: Tous les contes ne sont pas des fables 2 .

В счастливой стороне (не знаю, право, где) жила мирная чета. Не будем справляться об её чине и фамилии, тем более, что родословные книги об ней, конечно, умалчивают и что тебе в том нужды никакой нет. Только то мне известно, что добрый муж с женою усердно поклонялись богам и ежегодно приносили им в жертву по два лучших баранов из своего стада. За то боги недолго были глухи к их молитвам и вскоре наградили их добродетель исполнением их желаний. Счастливый отец с восторгом прижал к груди маленькую дочь свою, ребёнка прекрасного, и, любуясь её живыми, голубыми глазами и свежею невинною краскою её ланит, назвал её Пленирою и заклал ещё двух баранов в честь богам, для того чтоб они ниспослали на дочь его все блага земные.

Боги вторично услышали его молитву, и три жителя или, лучше сказать, три жительницы небесные явились у него с дарами. Одна блистательная, в одежде яркой, казалось, в один миг промчалась чрез всё пространство, отделяющее небо от земли. Если б такая же очаровательница прилетела вдруг ко мне в то время, как я пишу, читаю, мечтаю или наслаждаюсь тем, что италианцы называют: il dolce far niente 3 , или хоть во сне, то по огню, пылающему в её очах и на её ланитах, по волшебному, лёгкому, но величественному стану, по длинным светлым локонам, развевающимся в быстроте стремления, по дивному голосу и по пламенным речам, возбуждённым одним чувством, я бы недолго остался в недоумении и скоро узнал бы в ней богиню искусств. С небесною улыбкою милости она вручила удивлённому отцу драгоценную, звучную арфу для Плениры, примолвила, что когда будет семнадцать лет его дочери и когда в первый раз она заиграет на этой арфе, то почувствует всю цену сего подарка, и вдруг исчезла.

Другая, мнилося, сосредоточила в себе все лучи небесных светил. Сквозь тонкую, прозрачную одежду слабые очи смертных не дерзали взирать на пламенный цвет её тела; все черты лица её горели огнем, незнакомым для нас, огнем истины. В величественном, быстром и смелом полёте своём она, казалось, залила вселенную, и яркий свет, разливающийся от неё во все стороны, ослеплял взор. Она держала зеркало, в котором все предметы отражались так же верно, как в сердце ещё чистом, и, примолвя, что Пленира в семнадцать лет почувствует всю цену сего подарка, исчезла. После неё в комнате сделалось так темно, что ты подумала бы, милая Сонюшка, что уже настал час ночи, и удивилась бы, когда б увидела в окно яркое солнце, которое катилось в ясном небе, в самый полдень.

Третья… Ах, как пленительна она! Нежный, неописуемый стан, покрытый одеждою белою, как снег, скромная и даже неверная походка, самая неопределённость черт лица, выражающих одно гармоническое чувство невинности, таинственность взора, осенённого длинными ресницами, сими защитами против испытующих взглядов, всё в ней исполняло душу глубоким, очаровательным, неизъяснимым чувством. С алою краскою стыдливости и с улыбкою скромности положила она на Плениру прозрачное, белое покрывало, примолвила, что в семнадцать лет она должна испытать цену сего подарка, и исчезла, как лёгкий, приятный сон, оставляющий долгое воспоминание.

Я не буду тебе описывать, милая, с какою тщательностию родители старались о воспитании Плениры. Довольно того, что они не щадили никаких стараний, никаких пожертвований для неё, хранили её, как драгоценный, единственный цветок, блистающий для них на поле жизни, не оставляли её ни на шаг одну, описали около неё круг, в котором она видела и угадывала одно только доброе, высокое на земле, и из которого в семнадцать лет вылетела бабочка прелестная, с красками свежими, напитанная одним только медом.

С каким нетерпением Пленира ждала решительного дня! Как ей хотелось до времени иметь семнадцать лет, чтобы поскорее насладиться подарками неба. Счастливая! Она не знала, что надежда есть лучшее наслаждение на земле.

Наконец, настало давно ожидаемое время. Плениру поутру нарядили просто; но вся её одежда так к ней пристала, что ты приняла бы её за какую-нибудь волшебницу или богиню, слетевшую с неба для того, чтобы обмануть нас собою. В белом лёгком платье она, казалось, летела, рассекая воздух и не касаясь земли; из прекрасной рамки тёмно-русых длинных локонов пленительное лицо её разливало со всех сторон удовольствие, которое она сама чувствовала, и прозрачное покрывало, дар бесценный, небрежно было поднято на лилейном челе.

В этот радостный день родители Плениры созвали своих приятелей и знакомых, чтобы разделить с ними своё счастие. После нескольких забавных игр и весёлых речей принесли богатую арфу, на которой Пленира ещё никогда не играла, и все в ожидании составили безмолвный круг. Пленира, дыша радостию, с глазами, исполненными огня нетерпения, прислонила к себе арфу, и нежные персты её покатились по громким струнам. Стройные, величественные звуки остановили внимание всех, и все ожидали, как разрешится волшебная таинственность первого solo. Но когда после нежного, унылого адажио слезы брызнули из глаз, и когда вдруг раздалась музыка пламенная, быстрая, и восторг одушевил всех, и все желания невольно устремились к чему-то бесконечному, непонятному, и всё, и всё исполнилось жизни, то Пленира уже не могла воздержать своей радости. Все черты лица её были упоены восторгом, в глазах её горело чувство удовольствия; но то не было довольствие самой себя. Нет. Она восхищалась своими успехами; она радовалась удивлению, возбуждённому ею во всех слушателях.

Довольная первым подарком, с любопытством устремилась она в другую комнату к зеркалу, в которое она также ещё никогда не смотрела и с которого сдернули завесу. Ах! что увидела она в нём! Какую неизъяснимую красоту, в чертах которой сияла одна радость, один восторг! Пленира не могла отстать от зеркала; она любовалась самой собою, как вдруг покрывало опустилось нечаянно с чела и всё закрыло перед ней – и зеркало и прелестное изображение.

Тогда познала она могущество третьей богини. Тайный укор заменил в ней прежнее чувство упоения; пурпур стыдливости зажег её ланиты, и в раскаянии своём она хотела разбить зеркало и арфу, виновников первого её негодования на себя; но нежная рука подымает её покрывало, и Пленира видит пред собою воздушную, прекрасную деву, со взором скромным, с длинною ресницею. «Ты не узнаёшь меня, – тихо говорит дева. – Я подарила тебе это покрывало. Познай теперь всю цену моего подарка. Это покрывало скромности. Носи его всегда на себе, и всякий раз, как чувство новое, тебе незнакомое, овладеет твоею душою, вспомни обо мне, вспомни о покрывале скромности». Дева исчезла.

Пленира поклялась никогда не презирать её подарка. С тех пор как часто играла она на арфе, как часто смотрела в зеркало, и всегда была довольна собою.

Вот конец моего рассказа. Но ты теперь с любопытством спросишь у меня, кто эта Пленира? Любезная Сонюшка, спроси у других; они, верно, угадали.

1 Сестра Д.В.Веневитинова Софья родилась 13 августа 1808 г. Этюд написан к её семнадцатилетию.

2 Сказки – не басни (фр.).

3 Безделие, приятное ничегонеделание (итал.).

Павел Давидович Коган (1918–1942)

ПОЭТУ

Эта ночь раскидала огни,
Неожиданная, как беда.
Так ли падает птица вниз,
Крылья острые раскидав?
Эта полночь сведёт с ума,
Перепутает дни – и прочь.
Из Норвегии шёл туман.
Злая ночь. Балтийская ночь.
Ты лежал на сыром песке,
Как надежду обняв песок.
То ль рубин горит на виске,
То ль рябиной зацвёл висок.
Ах, на сколько тревожных лет
Горечь эту я сберегу!
Злою ночью лежал поэт
На пустом, как тоска, берегу.
Ночью встанешь. И вновь и вновь
Запеваешь песенку ту же:
Ах ты ночь, ты моя любовь,
Что ты злою бедою кружишь?
Есть на свете город Каир,
Он ночами мне часто снится,
Как стихи прямые твои,
Как косые её ресницы.
Но, хрипя, отвечает тень:
«Прекрати. Перестань. Не надо.
В мире ночь. В мире будет день.
И весна за снега награда.
Мир огромен. Снега косы,
Людям – слово, а травам шелест.
Сын ты этой земли иль не сын?
Сын ты этой земле иль пришелец?
Выходи. Колобродь. Атамань.
Травы дрогнут. Дороги заждались вождя…

…Но ты слишком долго вдыхал болотный туман.
Ты верить не хочешь во что-нибудь, кроме дождя».
(1937)

Критерии оценивания	Баллы
Целостность проведённого анализа в единстве формы и содержания, наличие/отсутствие ошибок в понимании текста. Шкала оценок: 0 – 5 – 10 – 15	15
Общая логика текста и логичность доказательств. Шкала оценок: 0 – 3 – 7 – 10	10
Обращение к тексту для доказательств. Шкала оценок: 0 – 2 – 3 – 5	5
Наличие/отсутствие стилистических, речевых и грамматических ошибок. Шкала оценок: 0 – 2 – 3 – 5	5
Наличие/отсутствие орфографических и пунктуационных ошибок (в пределах изученного по русскому языку материала). Шкала оценок: 0 – 2 – 3 – 5	5
Максимальный балл	40

Для удобства оценивания предлагаем ориентироваться на школьную четырёхбалльную систему. Так, при оценке по первому критерию 0 баллов соответствуют «двойке», 5 баллов – «тройке», 10 баллов – «четвёрке» и 15 баллов – «пятёрке». Безусловно, возможны промежуточные варианты (например, 8 баллов соответствуют «четвёрке с минусом»).

Максимальный балл за все выполненные задания – 70.

"13 АВГУСТ"

Если в семнадцать лет ты презираешь сказки, любезная Сонюшка, то назови мое марание повестию или придумай ему другое название. Но прежде всего дай мне написать эту сентенцию: Tous les contes ne sont pas des fables (Сказки - не басни (фр.).).

В счастливой стороне (не знаю, право, где) жила мирная чета. Не будем справляться об ее чине и фамилии, тем более, что родословные книги об ней, конечно, умалчивают и что тебе в том нужды никакой нет. Только то мне известно, что добрый муж с женою усердно поклонялись богам и ежегодно приносили им в жертву по два лучших баранов из своего стада. За то боги недолго были глухи к их молитвам и вскоре наградили их добродетель исполнением их желаний. Счастливый отец с восторгом прижал к груди маленькую дочь свою, ребенка прекрасного, и, любуясь ее живыми, голубыми глазами и свежею невинною краскою ее ланит, назвал ее Пленирою и заклал еще двух баранов в честь богам, для того чтоб они ниспослали на дочь его все блага земные.

Боги вторично услышали его молитву, и три жителя или, лучше сказать, три жительницы небесные явились у него с дарами. Одна блистательная, в одежде яркой, казалось, в один миг промчалась чрез все пространство, отделяющее небо от земли. Если б такая же очаровательница прилетела вдруг ко мне в то время, как я пишу, читаю, мечтаю или наслаждаюсь тем, что италианцы называют: il dolce far niente (Безделие, приятное ничегонеделание (итал.).), или хоть во сне, то по огню, пылающему в ее очах я на ее ланитах, по волшебному, легкому, но величественному стану, по длинным светлым локонам, развевающимся в быстроте стремления, по дивному голосу и по пламенным речам, возбужденным одним чувством, я бы недолго остался в недоумении и скоро узнал бы в ней богиню искусств. С небесною улыбкою милости она вручила удивленному отцу драгоценную, звучную арфу для Пленирм, примолвила, что когда будет семнадцать лет его дочери и когда в первый раз она заиграет на этой арфе, то почувствует всю цену сего подарка, и вдруг исчезла.

Другая, мнилося, сосредоточила в себе все лучи небесных светил. Сквозь тонкую, прозрачную одежду слабые очи смертных не дерзали взирать на пламенный цвет ее тела; все черты лица ее горели огнем, незнакомым для нас, огнем истины. В величественном, быстром и смелом полете своем она, казалось, залегла вселенную, и яркий свет, разливающийся от нее во все стороны, ослеплял взор. Она держала зеркало, в котором все предметы отражались так же верно, как в сердце еще чистом, и, примолвя, что Плевира в семнадцать лет почувствует всю цену сего подарка, исчезла. После нее в комнате сделалось так темно, что ты подумала бы, милая Сонюшка, что уже настал час ночи и удивилась бы, когда б увидела а окно яркое солнце, которое катилось в ясном небе, в самый полдень.

Третья... Ах, как пленительна она! Нежный, неописуемый стан, покрытый одеждою белою, как снег, скромная и даже неверная походка, самая неопределенность черт лица, выражающих одно гармоническое чувство невинности, таинственность взора, осененного длинными ресницами, сими защитами против испытующих взглядов, все в ней исполняло душу глубоким, очаровательным, неизъяснимым чувством. С алою краскою стыдливости и с улыбкою скромности положила она на Плениру прозрачное, белое покрывало, примолвила, что в семнадцать лет она должна испытать цену сего подарка, и исчезла, как легкий, приятный сон, оставляющий долгое воспоминание.

Я не буду тебе описывать, милая, с какою тщательностию родители старались о воспитании Плениры. Довольно того, что они не щадили никаких стараний, никаких пожертвований для нее, хранили ее, как драгоценный, единственный цветок, блистающий для них на поле жизни, не оставляли ее ни на шаг одну, описали около нее круг, в котором она видела и угадывала одно только доброе, высокое на земле, и из которого в семнадцать лет вылетела бабочка прелестная, с красками свежими, напитанная одним только медом.

Наконец, настало давно ожидаемое время. Плениру поутру нарядили просто; но вся ее одежда так к ней пристала, что ты приняла бы ее за какую-нибудь волшебницу или богиню, слетевшую с неба для того, чтобы обмануть нас собою. В белом легком платье она, казалось, летела, рассекая воздух и не касаясь земли; из прекрасной рамки темнорусых длинных локонов пленительное лицо ее разливало со всех сторон удовольствие, которое она сама чувствовала, и прозрачное покрывало, дар бесценный, небрежно было поднято на лилейном челе.

В этот радостный день родители Плениры созвали своих приятелей и знакомых, чтобы разделить с ними свое счастие. После нескольких забавных игр и веселых речей принесли богатую арфу, на которой Пленира еще никогда не играла, и все в ожидании составили безмолвный круг. Пленира, дыша радостию, с глазами, исполненными огня нетерпения, прислонила к себе арфу, и нежные персты ее покатились по громким струнам. Стройные, величественные звуки остановили внимание всех, и все ожидали, как разрешится волшебная таинственность первого solo. Но когда после нежного, унылого адажио слезы брызнули из глаз, и когда вдруг раздалась музыка пламенная, быстрая, и восторг одушевил всех, и все желания невольно устремились к чему-то бесконечному, непонятному, и все, и все исполнилось жизни, то Пленира уже не могла воздержать своей радости. Все черты лица ее были упоены восторгом, в глазах ее горело чувство удовольствия; но то не было довольствие самой себя. Нет. Она восхищалась своими успехами; она радовалась удивлению, возбужденному ею во всех слушателях.

Довольная первым подарком, с любопытством устремилась она в другую комнату к зеркалу, в которое она также еще никогда не смотрела и с которого сдернули завесу. Ах! что увидела она в нем! Какую неизъяснимую красоту, в чертах которой сияла одна радость, один восторг! Пленира не могла отстать от зеркала; она любовалась самой собою, как вдруг покрывало опустилось нечаянно с чела и все закрыло перед ней - и зеркало и прелестное изображение.

Тогда познала она могущество третьей богини. Тайный укор заменил в ней прежнее чувство упоения; пурпур стыдливости зажег ее ланиты, и в раскаянии своем она хотела разбить зеркало и арфу, виновников первого ее негодования на себя; но нежная рука подымает ее покрывало, и Пленира видит пред собою воздушную, прекрасную деву, со взором скромным, с длинною ресницею. "Ты не узнаешь меня,- тихо говорит дева.- Я подарила тебе это покрывало. Познай теперь всю цену моего подарка. Это покрывало скромности. Носи его всегда на себе, и всякий раз, как чувство новое, тебе незнакомое, овладеет твоею душою, вспомни обо мне, вспомни о покрывале скромности". Дева исчезла.

Пленира поклялась никогда не презирать ее подарка. С тех пор как часто играла она на арфе, как часто смотрела в зеркало, и всегда была довольна собою.

См. также Веневитинов Дмитрий - Проза (рассказы, поэмы, романы...) :

АНАКСАГОР
Беседа Платона Анаксагор Давно, Платон, давно уроки божественного Сокр...

ВТОРОЕ ПИСЬМО О ФИЛОСОФИИ
Что такое философия и каков предмет ее? Эти вопросы, казалось бы, долж...

Час по полуночи.
Время не то, чтобы очень позднее, но вчера - это уже совсем вчера. Отсчёт пошёл. Пока я считаю ступеньки вниз. Лестница разворачивается неспеша, но голова всё равно закружилась. Хорошо бы присесть, но что это изменит? Я не вернусь наверх. Нет, вернусь, конечно, под утро… Но это буду уже не совсем я. Интересно, когда они заметят? И заметят ли вообще? И будет ли что замечать? Возможно, я всё это навоображала, придумала. Возможно, я проснусь утром в собственной постели и с чувством страха, вперемешку со смущением, буду вспоминать случившееся, несбывшийся сон.
Мой путь долгий: из башни в подземелья - почти двадцать минут коридоров, поворотов, лестниц; успею и сейчас всё прокрутить в памяти.
Я спешу не на свидание, не на подвиг, не на разведку, не на встречу с судьбой. Я спешу предать. Как это случилось? С чего началось?
Пожалуй, когда я предала в первый раз моё полудетское убеждение в том, что люди равны. Что если двое человек в одних обстоятельствах совершили что-то хорошее, то конфеты - обоим, а если что-то дурное, то и в угол - обоих.
Но с ним - всё иначе. Дело даже не в том, что он не любит сладкого, и в угол его ставить некому. Уже некому. Дело в том, что ему глубоко безразлично ваше одобрение или порицание. Ты чувствуешь это безразличие; и слова благодарности буквально рассыпаются на губах чем-то сухим и холодным, а потом ты пытаешься прохрустеть ими и давишься, будто песком.
С порицанием ещё печальнее; этого мужчину как только не осуждали и не обсуждали. Кто гневно и красноречиво в лицо, кто шипел за спиной, подбирая слова пообиднее, награждая липкими прозвищами. Они, эти прозвища, словно противные слизни, заползают в твой мозг через уши, и стоит только произнести его имя – тут же начинают грызть изнутри, добавляясь к этому имени, выедая его, заменяя собой…
Таким образом, ты вся в страстях и борениях, а его это не волнует.
Сначала ты ненавидишь его за безразличие, а потом презираешь себя за ненависть. Я хотела разорвать этот порочный круг, и предала в первый раз. Поставила его в стороне от остальных, будто его мысли не такие же, как их мысли, а его пути – не такие, как их пути. Он не стал выше или ниже, он стал для меня другим, особенным. И слова в его устах стали значить совсем иное… Но это я поняла, когда предала второй раз.
Лестницы кончились. Сейчас будет длинная галерея и три поворота: направо, налево и ещё раз направо.
Второе предательство. Оно совершалось так же неспеша, по чуть-чуть. Я всегда считала, что знания надо получать ради знаний. Что рано или поздно твой труд оценят должным образом, но лучшая награда – это само знание. Встроенное, применённое, полезное. С ним я утратила это убеждение, точнее предала его.
Его предмет не казался мне... ну... привлекательным что ли. Чисто по-женски: получить диплом, чтобы стоять у разделочной доски, словно обычная домохозяйка? Нет, даже глубже! Стать дипломированной ведьмой, чтобы работать овощерезкой и блендером, словно простая маггла. Потому что на 70 % работа зельевара – это работа кухонного комбайна: нашинковать, растереть, почистить, смешать. И всё вручную! И палочка нужна в качестве половника!
А как же исследования? Как же поиск, эксперимент, расчёты? Это магия, господа. Чтобы быть зельеваром – надо чувствовать, потому что учесть все переменные при составлении зелья не смог бы и самый совершенный компьютер. Зельеварение поддаётся расчётом и логике лишь отчасти, или надо выучить все эти переменные, что невозможно. Даже если у тебя не память, а министерское библиотечное хранилище.
Но это я потом поняла, а пока мне отчаянно хотелось его одобрения. Его похвалы, его признания. Это превратилось для меня в манию, и, естественно, я потерпела полное фиаско. Ох, мои многофутовые эссе, стопки, нет, столпы из фолиантов дополнительной литературы. Я водружала их в библиотеке, в гостиной, а потом блуждала среди этой колоннады, и где-то там потеряла себя. К действительности меня вернула его реплика, сказанная по окончании выпускного экзамена. «Для вашего уровня - это предел», и «выше ожидаемого», единственная – среди остальных «превосходно». То есть всё, что я могу – для него не более, чем…
Как у меня хватило сил совершить единственный разумный, в той ситуации, поступок? Милость Всевышнего, не иначе. Я ушла с головой в свою обиду и погрузилась в изучение некогда любимой трансфигурации. В пику ему, не достигшему в этой области феноменальных успехов.
Человеческое сердце, как известно, четырёхкамерное: два желудочка, два предсердия. В какой из этих камер хранится любовь? Сколько её помещается? От чего это зависит? Кому-то с широким сердцем удаётся любить всё человечество и соседей сверху в придачу,а ещё кошку, собаку, мужчину. Моё сердце, похоже, оказалось как у рыбы - двухкамерным. Маленьким и тесным. Весь мир как-то удалось поместить в одной каморке, не иначе, попрыгав сверху и основательно придавив, от чего он сильно помялся, местами просто исказившись до неузнаваемости.
Но с личными привязанностями фокус не удался. Больше одной страсти моему слабому сердечку прокормить не удалось, и оно сделало выбор. С присущей ему гриффиндорской жадностью. Песочница и Сахара, роса и Гольфстрим, бенгальский огонь и извержение Везувия. Моя первая влюблённость захлебнулась, перегорела, испарилась. Предала ли я первую любовь свою? Да. Одномоментно. Мы отмечали взятие вступительных экзаменов в Академии. Кто приступом, а кто измором. Я всё прекрасно понимала: и что огонёк, горящий в синих глазах Рона, зажгла не я, а скорее виски, полирнутое сверху сливочным пивом, и что моё влечение вызвано пустотой и тоской по другому огню, в других глазах. Чёрные угли его зрачков никогда не запылают для меня. Для меня они холодные, погасшие. Этому мужчине надо было иметь серые глаза, как пепел…
Брезгуйте любовными романами! Они формируют абсолютно бредовый образ дефлорации. Ну почему, проглотив их пяток штук для общего развития, я была уверена, что мой первый раз произойдёт только после свадьбы? В крайнем случае, по большой и всепоглощающей любви! А по мелкой пьянке не хотите? Я мечтала о нежном и опытном партнёре, воображая при этом, что и сама буду у него первой. Откуда возьмётся опыт, вопрос как-то не возникал, я же книжный ребёнок! Вот целуют меня страстно, раздевают медленно, любят красиво, а я вся такая: смесь восторга, желания и чего там полагается? Бабочек-звёздочек? В общем, всё прошло неплохо… Рон, слава Моргане, имел наглядные пособия в изучении этого деликатного вопроса. Имел в буквальном смысле. Так что справился с ситуацией на твёрдое «удовлетворительно». В смысле, удовлетворил себя и меня, отчасти. Мы даже не проснулись вместе, а просто оделись и спустились вниз. На всё про всё – сорок минут. Праздник продолжался. Хотелось удавиться.
Три года я жила, пытаясь доказать себе, что это не агония, а необычайный прилив сил. Когда Минерва МакГоннагал позвала меня в Хогвартс, я уже имела достаточный вес в научных кругах и достаточный опыт в постели. Опыт, который убедил меня в том, что все мужчины – одинаковы, и ждать чудес не стоит, даже если ты волшебница.
Дальше калейдоскоп мелких отступлений от собственных принципов, барахтанье во лжи самой себе и тягучие вечера у камина. Я хотела его. Не его похвалы, признания и оценки. Я хотела его самого. За каким чёртом? А не знаю! Но, заявившись в замок в качестве преподавателя, я сначала решила поразить его своими успехами там, где ему ничего не светило, и даже не могу сказать, о чём точно шла речь: о любви учеников, о трансфигурации, или о моей постели. И весь мой апломб разбился о стену его безразличия.
Поворот, за ним спуск в подземелья, освещаемый парочкой факелов. Почти у цели.
Насколько всё было бы проще, лет эдак триста-четыреста назад. За одни эти глазища его б сожгли на площади, и мне сгореть. То ли в этом костре, то ли глядя на него.
Всё бы простила: неприязнь, раздражение, зависть. Хоть что-нибудь! Конечно, я пыталась вызвать в нём хоть какую-то реакцию. Ума хватило не выходить за рамки приличий, но вчера сорвалась. Повод? Да какой там повод! Баллы он в очередной раз снял. Не тем. Не за то. Нахамила, наговорила семь миль до небес и всё Запретным лесом. А он зыркнул и сказал: приходите вечером, обсудим. Не пришла, струсила. Весь день бегала от него по школе, а после ужина поняла, что больше не могу.
От себя не убежишь. Вот я иду к нему. За собой.