Пространственные интерпретации в романе “Евгений Онегин”. Cочинение «Поэтическое пространство «Евгения Онегина Сочинение по литературе на тему: Пространственные интерпретации в романе “Евгений Онегин”

«Евгений Онегин» -- трудное произведение.

Роман следует рассматривать не как механическую сумму высказываний автора по различным вопросам, своеобразную хрестоматию цитат, а как органический художественный мир, части которого живут и получают смысл лишь в соотнесенности с целым.

В чисто методическом отношении анализ произведения обычно расчленяют на рассмотрение внутренней организации текста как такового и изучение исторических связей произведения.

Как в жизни, так и в литературе пространство и время не даны нам в чистом виде. О пространстве мы судим по заполняющим его предметам (в широком смысле), а о времени - по происходящим в нем процессам. Для практического анализа художественного произведения важно хотя бы качественно («больше - меньше») определить заполненность, насыщенность пространства и времени, так как этот показатель часто характеризует стиль произведения.

Несколько меньшую, но все-таки значимую насыщенность пространства предметами и вещами находим у Пушкина в «Евгении Онегине».

Интенсивность художественного времени выражается в его насыщенности событиями (при этом под «событиями» будем понимать не только внешние, но и внутренние, психологические). Здесь возможны три варианта: средняя, «нормальная» заполненность времени событиями; увеличенная интенсивность времени (возрастает количество событий на единицу времени); уменьшенная интенсивность (насыщенность событиями минимальна). Первый тип организации художественного времени представлен, например, в «Евгении Онегине» Пушкина.

Для романа в стихах Пушкина характерно совмещение сюжетного и авторского времени.

Тип художественного повествования «Евгения Онегина» -- одна из основных новаторских особенностей романа. Сложное переплетение форм «чужой» и авторской речи составляет важнейшую его характеристику. Однако само разделение на «чужую» и авторскую речь лишь в самом грубом виде характеризует конструкцию стиля романа. На самом деле перед нами значительно более сложная и богатая нюансами организация.

Художественная система строится как иерархия отношений. Само понятие «иметь значение» подразумевает наличие известной относительной связи, т.е. факт определенной направленности. А так как художественная модель, в самом общем виде, воспроизводит образ мира для данного сознания, т.е. моделирует отношение личности и мира (частный случай -- познающей личности и познаваемого мира), то эта направленность будет иметь субъектно-объектный характер.

Роман -- жанр, исторически сложившийся как письменное повествование, -- Пушкин трактует в категориях устной речи, во-первых, и нелитературной речи -- во-вторых. И то и другое должно имитироваться средствами письменного литературного повествования. Такая имитация создавала в читательском восприятии эффект непосредственного присутствия, что резко повышало степень соучастия и доверия читателя по отношению к тексту. Именно здесь, в пространстве повышенной условности, удалось создать эффект непосредственного читательского присутствия.

Социальная среда только в самых упрощенных социологических схемах выступает как нечто нерасчлененное, исключающее разнообразие граней и преломлений. Общество, построенное из таких социальных глыб, просто не могло бы существовать, так как исключало бы всякое развитие. Во-вторых, для каждого человека социокультурная ситуация не только раскрывает некоторое множество возможных путей, но и дает возможность разного отношения к этим путям, от полного приятия предложенной ему обществом игры до полного ее отрицания и попыток навязывания обществу некоторых новых, до него никем не практиковавшихся типов поведения. Отстаивая для себя более высокую степень свободы, человек, с одной стороны, принимает и более высокую меру общественно-моральной ответственности, а с другой -- становится в более активную позицию по отношению к окружающей его действительности.

Пушкинский роман в стихах требует принципиально иного восприятия.

  • 1) Обилие метаструктурных элементов в тексте «Онегина» не дает нам забыть в процессе чтения, что мы имеем дело с литературным текстом: погружаясь в имманентный мир романа, мы не получаем иллюзии действительности, поскольку автор не только сообщает нам об определенном ходе событий, но и все время показывает декорации с обратной их стороны и втягивает нас в обсуждение того, как можно было бы иначе построить повествование.
  • 2) Однако стоит нам, выйдя за пределы внутренней по отношению к тексту позиции, взглянуть на него в свете оппозиции «литература -- действительность», чтобы с известной долей изумления обнаружить, что «Онегин» вырывается из чисто литературного ряда в мир реальности.
  • 3) Одновременно мы сталкиваемся и с процессом, противоположным по направлению: хотя вся имманентная структура «Онегина» ориентирована на то, чтобы вызвать у читателя ощущение «не-романа», -- подзаголовка «Роман в стихах», исходного расположения героев, установки на повествование как историю их жизни, любви как основы конфликта оказывается достаточно, чтобы читатель включил текст в ряд уже известных ему романтических произведений и осмыслил произведение именно как роман. роман литературный онегин метаструктурный

В этих условиях читательское восприятие работало в направлении, противоположном авторским усилиям: оно возвращало тексту «Онегина» качества модели пространства, расположенной над уровнем эмпирической действительности.

В реалистическом тексте традиционно кодированный образ помещается в принципиально чуждое ему и как бы внелитературное пространство («гений, прикованный к канцелярскому столу»). Результат этого -- смещение сюжетных ситуаций. Самоощущение героя оказывается в противоречии с теми окружающими его контекстами, которые задаются как адекватные действительности. Онегин не «лишний человек» -- само это определение, так же как герценовское «умная ненужность», появилось позже и является некоторой интерпретирующей проекцией Онегина. Онегин восьмой главы не мыслит себя литературным персонажем. А между тем, если политическая сущность «лишнего человека» была раскрыта Герценом, а социальная -- Добролюбовым, то историческая психология этого типа неотделима от переживания себя как «героя романа», а своей жизни -- как реализации некоторого сюжета.

Разрушая плавность и последовательность истории своего героя, равно как и единство характера, Пушкин переносил в литературный текст непосредственность впечатлений от общения с живой человеческой личностью. Только после того, как онегинская традиция вошла в художественное сознание русского читателя как своего рода эстетическая норма, стало возможным преображение цепи мгновенных видений автором героя в объяснение его характера: непосредственное наблюдение повысилось в ранге и стало восприниматься как модель. Одновременно жизни стали приписываться свойства простоты, цельности, непротиворечивости. Если прежде жизнь воспринималась как цепь бессвязных наблюдений, в которых художник силой творческого гения вскрывает единство и гармонию времени, то теперь бытовое наблюдение приравнивалось к утверждению, что человек прост и непротиворечив; поверхностный наблюдатель видит рутинное благополучие.

Поэт, который на протяжении всего произведения выступал перед нами в противоречивой роли автора и творца, созданием которого, однако, оказывается не литературное произведение, а нечто прямо ему противоположное -- кусок живой Жизни, вдруг предстает перед нами как читатель (ср.: «и с отвращением читая жизнь мою»), т.е. человек, связанный с текстом. Но здесь текстом оказывается Жизнь. Такой взгляд связывает пушкинский роман не только с многообразными явлениями последующей русской литературы, но и с глубинной и в истоках своих весьма архаической традицией.

Мы любим, говоря о Пушкине, именовать его родоначальником, подчеркивая тем самым связь с последующей и разрыв с предшествовавшей ему эпохой. Сам Пушкин в творчестве 1830-х гг. более был склонен подчеркивать непрерывность культурного движения. Резкое своеобразие художественного построения «Евгения Онегина» лишь подчеркивает его глубокую двустороннюю связь с культурой предшествующих и последующих эпох.

Естественными формами существования изображенного мира (как, впрочем, и мира время и реального) являются время и пространство. Время и пространство в литературе представляют собой своего рода условность, от характера которой зависят разные формы пространственно-временной организации художественного мира.

Среди других искусств литература наиболее свободно обращается со временем и пространством (конкуренцию в этом отношении может составить лишь искусство кино). В частности, литература может показывать события, происходящие одновременно в разных местах: для этого рассказчику достаточно ввести в повествование формулу «А тем временем там-то происходило то-то» или аналогичную. Так же просто литература переходит из одного временного пласта в другой (особенно из настоящего в прошлое и обратно); наиболее ранними формами такого временного переключения были воспоминания и рассказ какого-либо героя - их мы встречаем уже у Гомера.

Еще одним важным свойством литературного времени и пространства является их дискретность (прерывность). Применительно ко времени это особенно важно, поскольку литература воспроизводит не весь временной поток, а выбирает из него лишь художественно значимые фрагменты, обозначая «пустые» интервалы формулами типа «долго ли, коротко ли», «прошло несколько дней» и т. п. Такая временная дискретность служит мощным средством динамизации сначала сюжета, а впоследствии и психологизма.

Фрагментарность художественного пространства отчасти связана со свойствами художественного времени, отчасти же имеет самостоятельный характер. Так, мгновенная смена пространственно-временных координат, естественная для литературы (например, перенесение действия из Петербурга в Обломовку в романе Гончарова «Обломов») делает ненужным описание промежуточного пространства (в данном случае - дороги). Дискретность же собственно пространственных образов состоит в том, что в литературе то или иное место может описываться не во всех деталях, а лишь обозначаться отдельными приметами, наиболее значимыми для автора и имеющими высокую смысловую нагрузку. Остальная же (как правило, большая) часть пространства «достраивается» в воображении читателя. Так, место действия в «Бородино» Лермонтова обозначено всего четырьмя отрывочными деталями: «большое поле», «редут», «пушки и леса синие верхушки». Так же отрывочно, например, описание деревенского кабинета Онегина: отмечены лишь «лорда Байрона портрет», статуэтка Наполеона и - чуть позже - книги. Такая дискретность времени и пространства ведет к значительной художественной экономии и повышает значимость отдельной образной детали.

Характер условности литературного времени и пространства в сильнейшей степени зависит от рода литературы. В лирике эта условность максимальна; в лирических произведениях может, в частности, вообще отсутствовать образ пространства - например, в стихотворении Пушкина «Я вас любил…». В других случаях пространственные координаты присутствуют лишь формально, являясь условно-иносказательными: так, невозможно, например, говорить, что пространством пушкинского «Пророка» является пустыня, а лермонтовского «Паруса» - море. Однако в то же время лирика способна и воспроизводить предметный мир с его пространственными координатами, которые обладают большой художественной значимостью. Так, в стихотворении Лермонтова «Как часто, пестрою толпою окружен…» противопоставление пространственных образов бального зала и «царства дивного» воплощает очень важную для Лермонтова антитезу цивилизации и природы.


С художественным временем лирика обращается так же свободно. Мы часто наблюдаем в ней сложное взаимодействие временных пластов: прошлого и настоящего («Когда для смертного умолкнет шумный день…» Пушкина), прошлого, настоящего и будущего («Я не унижусь пред тобою…» Лермонтова), бренного человеческого времени и вечности («С горы скатившись, камень лег в долине…» Тютчева). Встречается в лирике и полное отсутствие значимого образа времени, как, например, в стихотворениях Лермонтова «И скучно и грустно» или Тютчева «Волна и дума» - временную координату таких произведений можно определить словом «всегда». Бывает, напротив, и очень острое восприятие времени лирическим героем, что характерно, например, для поэзии И. Анненского, о чем говорят даже названия его произведений: «Миг», «Тоска мимолетности», «Минута», не говоря уже о более глубинных образах. Однако во всех случаях лирическое время обладает большой степенью условности, а часто и абстрактности.

Условность драматического времени и пространства связана в основном с ориентацией драмы на театральную постановку. Разумейся, у каждого драматурга свое построение пространственно-временного образа, но общий характер условности остается неизменным: «Какую бы значительную роль в драматических произведениях ни приобретали повествовательные фрагменты, как бы ни дробилось изображаемое действие, как бы ни подчинялись звучащие вслух высказывания персонажей логике их внутренней речи, драма привержена к замкнутым в пространстве и времени картинам».

Наибольшей свободой обращения с художественным временем и пространством обладает эпический род; в нем же наблюдаются и наиболее сложные и интересные эффекты в этой области.

По особенностям художественной условности литературное время и пространство можно разделить на абстрактное и конкретное. Особенно важно это разделение для художественного пространства. Абстрактным будем называть такое пространство, которое обладает высокой степенью условности и которое в пределе можно воспринимать как пространство «всеобщее», с координатами «везде» или «нигде». Оно не имеет выраженной характерности и поэтому не оказывает никакого влияния на художественный мир произведения: не определяет характер и поведение человека, не связано с особенностями действия, не задает никакого эмоционального тона и т. п. Так, в пьесах Шекспира место действия либо вообще вымышлено («Двенадцатая ночь», «Буря»), либо не оказывает никакого влияния на характеры и обстоятельства («Гамлет», «Кориолан», «Отелло»). По верному замечанию Достоевского, «его итальянцы, например, почти сплошь те же англичане». Подобным же образом строится художественное пространство в драматургии классицизма, во многих романтических произведениях (баллады Гете, Шиллера, Жуковского, новеллы Э. По, «Демон» Лермонтова), в литературе декадентства (пьесы М. Метерлинка, Л. Андреева) и модернизма («Чума» А. Камю, пьесы Ж.-П. Сартра, Э. Ионеско).

Напротив, пространство конкретное не просто «привязывает» изображенный мир к тем или иным топографическим реалиям, но активно влияет на всю структуру произведения. В частности, для русской литературы XIX в. характерна конкретизация пространства, создание образов Москвы, Петербурга, уездного города, усадьбы и т. п., о чем говорилось выше в связи с категорией литературного пейзажа.

В XX в. ясно обозначилась еще одна тенденция: своеобразное сочетание в пределах художественного произведения конкретного и абстрактного пространства, их взаимное «перетекание» и взаимодействие. При этом конкретному месту действия придается символический смысл и высокая степень обобщения. Конкретное пространство становится универсальной моделью бытия. У истоков этого явления в русской литературе стояли Пушкин («Евгений Онегин», «История села Горюхина»), Гоголь («Ревизор»), далее Достоевский («Бесы», «Братья Карамазовы»); Салтыков-Щедрин «История одного города»), Чехов (практически все зрелое творчество). В XX же веке эта тенденция находит выражение в творчестве А. Белого («Петербург»), Булгакова («Белая гвардия», «Мастер и Маргарита»), Вен. Ерофеева («Москва-Петушки»), а в зарубежной литературе - у М. Пруста, У. Фолкнера, А. Камю («Посторонний») и др.

(Интересно, что аналогичная тенденция превращать реальное пространство в символическое наблюдается в XX в. и в некоторых других искусствах, в частности, в кино: так, в фильмах Ф. Копполы «Апокалипсис сегодня» и Ф. Феллини «Репетиция оркестра» вполне конкретное вначале пространство постепенно, к концу трансформируется в нечто мистико-символическое.)

С абстрактным или конкретным пространством обыкновенно связаны и соответствующие свойства художественного времени. Так, абстрактное пространство басни сочетается с абстрактным временем: «У сильного всегда бессильный виноват…», «И в сердце льстец всегда отыщет уголок…» и т. п. В данном случае осваиваются наиболее универсальные закономерности человеческой жизни, вневременные и внепространственные. И наоборот: пространственная конкретика обыкновенно дополняется временной, как, например, в романах Тургенева, Гончарова, Толстого и др.

Формами конкретизации художественного времени выступают, во-первых, «привязка» действия к реальным историческим ориентирам и, во-вторых, точное определение «циклических» временных координат: времен года и времени суток. Первая форма получила особенное развитие в эстетической системе реализма XIX–XX вв. (так, Пушкин настойчиво указывав, что в его «Евгении Онегине» время «расчислено по календарю»), хотя возникла, конечно, гораздо раньше, видимо, уже в античности. Но мера конкретности в каждом отдельном случае будет разной и в разной степени акцентированной автором. Например, в «Войне и мире» Толстого, «Жизни Клима Самгина» Горького, «Живых и мертвых» Симонова и т. п. художественных мирах реальные исторические события непосредственно входят в текст произведения, а время действия определяется с точностью не только до года и месяца, но часто и одного дня. А вот в «Герое нашего времени» Лермонтова или «Преступлении и наказании» Достоевского временные координаты достаточно расплывчаты и угадываются по косвенным признакам, но вместе с тем привязка в первом случае к 30-м, а во втором к 60-м годам достаточно очевидна.

Изображение времени суток издавно имело в литературе и культуре определенный эмоциональный смысл. Так, в мифологии многих стран ночь - это время безраздельного господства тайных и чаще всего злых сил, а приближение рассвета, возвещаемого криком петуха, несло избавление от нечистой силы. Явственные следы этих верований можно легко обнаружить в литературе вплоть до сегодняшнего дня («Мастер и Маргарита» Булгакова, например).

Эти эмоционально-смысловые значения в определенной мере сохранились и в литературе XIX–XX вв. и даже стали устойчивыми метафорами типа «заря новой жизни». Однако для литературы этого периода более характерна иная тенденция - индивидуализировать эмоционально-психологический смысл времени суток применительно к конкретному персонажу или лирическому герою. Так, ночь может становиться временем напряженных раздумий («Стихи, сочиненные ночью во время бессонницы» Пушкина), тревоги («Подушка уже горяча…» Ахматовой), тоски («Мастер и Маргарита» Булгакова). Утро тоже может менять эмоциональную окраску на прямо противоположную, становясь временем печали («Утро туманное, утро седое…» Тургенева, «Пара гнедых» А.Н. Апухтина, «Хмурое утро» А.Н. Толстого). Вообще индивидуальных оттенков в эмоциональной окраске времени существует в новейшей литературе великое множество.

Время года было освоено в культуре человечества с самых давних времен и ассоциировалось в основном с земледельческим циклом. Почти во всех мифологиях осень - это время умирания, а весна - возрождения. Эта мифологическая схема перешла в литературу, и ее следы можно найти в самых разных произведениях. Однако более интересными и художественно значимыми являются индивидуальные образы времени года у каждого писателя, исполненные, как правило, психологического смысла. Здесь наблюдаются уже сложные и неявные соотношения между временем года и душевным состоянием, дающие очень широкий эмоциональный разброс («Я не люблю весны…» Пушкина - «Я более всего весну люблю…» Есенина). Соотнесение психологического состояния персонажа и лирического героя с тем или иным сезоном становится в некоторых случаях относительно самостоятельным объектом осмысления - здесь можно вспомнить чуткое ощущение Пушкиным времен года («Осень»), «Снежные маски» Блока, лирическое отступление в поэме Твардовского «Василий Теркин»: «А в какое время года // Легче гибнуть на войне?» Одно и то же время года у разных писателей индивидуализируется, несет разную психологическую и эмоциональную нагрузку: сравним, например, тургеневское лето на природе и петербургское лето в «Преступлении и наказании» Достоевского; или почти всегда радостную чеховскую весну («Чувствовался май, милый май!» - «Невеста») с весной в булгаковском Ершалаиме («О какой страшный месяц нисан в этом году!»).

Как и локальное пространство, конкретное время может обнаруживать в себе начала времени абсолютного, бесконечного, как, например, в «Бесах» и «Братьях Карамазовых» Достоевского, в поздней прозе Чехова («Студент», «По делам службы» и др.), в «Мастере и Маргарите» Булгакова, романах М. Пруста, «Волшебной горе» Т. Манна и др.

Как в жизни, так и в литературе пространство и время не даны нам в чистом виде. О пространстве мы судим по заполняющим его предметам (в широком смысле), а о времени - по происходящим в нем процессам. Для практического анализа художественного произведения важно хотя бы качественно («больше - меньше») определить заполненность, насыщенность пространства и времени, так как этот показатель часто характеризует стиль произведения. Например, стилю Гоголя присуще в основном максимально заполненное пространство, о чем мы говорили выше. Несколько меньшую, но все-таки значимую насыщенность пространства предметами и вещами находим у Пушкина («Евгений Онегин», «Граф Нулин»), Тургенева, Гончарова, Достоевского, Чехова, Горького, Булгакова. А вот в стилевой системе, например, Лермонтова пространство практически не заполнено. Даже в «Герое нашего времени», не говоря уже о таких произведениях, как «Демон», «Мцыри», «Боярин Орша» мы не можем представить себе ни одного конкретного интерьера, да и пейзаж чаще всего абстрактен и отрывочен. Нет предметной насыщенности пространства и у таких писателей, как Л.Н. Толстой, Салтыков-Щедрин, В. Набоков, А. Платонов, Ф. Искандер и др.

Интенсивность художественного времени выражается в его насыщенности событиями (при этом под «событиями» будем понимать не только внешние, но и внутренние, психологические). Здесь возможны три варианта: средняя, «нормальная» заполненность времени событиями; увеличенная интенсивность времени (возрастает количество событий на единицу времени); уменьшенная интенсивность (насыщенность событиями минимальна). Первый тип организации художественного времени представлен, например, в «Евгении Онегине» Пушкина, романах Тургенева, Толстого, Горького. Второй тип - в произведениях Лермонтова, Достоевского, Булгакова. Третий - у Гоголя, Гончарова, Лескова, Чехова.

Повышенная насыщенность художественного пространства сочетается, как правило, с пониженной интенсивностью художественного времени, и наоборот: пониженная заполненность пространства - с усиленной насыщенностью времени.

Для литературы как временного (динамического) вида искусства организация художественного времени в принципе более важна, чем организация пространства. Важнейшей проблемой здесь становится соотношение между временем изображенным и временем изображения. Литературное воспроизведение любого процесса или события требует определенного времени, которое, конечно, варьируется в зависимости от индивидуального темпа чтения, но все же обладает некоторой определенностью и так или иначе соотносится с временем протекания изображенного процесса. Так, «Жизнь Клима Самгина» Горького, которая охватывает сорок лет «реального» времени, требует для прочтения, конечно, гораздо меньшего временного промежутка.

Изображенное время и время изображения или, иначе, реальное» и художественное время, как правило, не совпадают, что нередко создает значимые художественные эффекты. Например, в «Повести о том, как поссорился Иван Иванович с Иваном Никифоровичем» Гоголя между основными событиями сюжета и последним приездом рассказчика в Миргород проходит около полутора десятков лет, крайне скупо отмеченных в тексте (из событий этого периода упоминаются лишь смерти судьи Демьяна Демьяновича и кривого Ивана Ивановича). Но эти годы не были и абсолютно пустыми: все это время продолжалась тяжба, главные герои старели и приближались к неотвратимой смерти, занятые все тем же «делом», в сравнении с которым даже поедание дыни или чаепитие в пруду представляются занятиями, исполненными смысла. Временной интервал подготавливает и усиливает грустное настроение финала: что поначалу было только смешно, то делается печальным и едва ли не трагичным спустя полтора десятка лет.

В литературе зачастую возникают довольно сложные отношения между реальным и художественным временем. Так, в некоторых случаях реальное время вообще может равняться нулю: это наблюдается, например, при различного рода описаниях. Такое время называется бессобытийным. Но и событийное время, в котором хоть что-то происходит, внутренне неоднородно. В одном случае перед нами события и действия, существенно меняющие или человека, или взаимоотношения людей, или ситуацию в целом - такое время называется сюжетным. В другом случае рисуется картина устойчивого бытия, т. е. действий и поступков, повторяющихся изо дня в день, из года в год. В Системе такого художественного времени, которое часто называют «хроникально-бытовым», практически ничего не меняется. Динамика такого времени максимально условна, а его функция - воспроизводить устойчивый уклад жизни. Хороший пример такой временной организации - изображение культурно-бытового уклада семейства Лариных в «Евгении Онегине» Пушкина («Они хранили в жизни мирной // Привычки милой старины…»). Здесь, как и в некоторых других местах романа (изображение повседневных занятий Онегина в городе и в деревне, например), воспроизводится не динамика, а статика, не однократно бывшее, а всегда бывающее.

Умение определять тип художественного времени в конкретном произведении - очень важная вещь. Соотношение времени бессобытийного («нулевого»), хроникально-бытового и событийно-сюжетного во многом определяет темповую организацию произведения, что, в свою очередь, обусловливает характер эстетического восприятия, формирует субъективное читательское время. Так, «Мертвые души» Гоголя, в которых преобладает бессобытийное и хроникально-бытовое время, создают впечатление медленного темпа и требуют соответствующего «режима чтения» и определенного эмоционального настроя: художественное время неторопливо, таково же должно быть и время восприятия. Совершенно противоположной темповой организацией обладает, например, роман Достоевского «Преступление и наказание», в котором преобладает событийное время (напомним, что к «событиям» мы относим не только сюжетные перипетии, но и события внутренние, психологические). Соответственно и модус его восприятия, и субъективный темп чтения будут иными: зачастую роман читается просто «взахлеб», на одном дыхании, особенно в первый раз.

Историческое развитие пространственно-временной организации художественного мира обнаруживает вполне определенную тенденцию к усложнению. В XIX и особенно в XX в. писатели используют пространственно-временную композицию как особый, осознанный художественный прием; начинается своего рода «игра» со временем и пространством. Ее мысль, как правило, состоит в том, чтобы, сопоставляя разные времена и пространства, выявить как характерные свойства «здесь» и «сейчас», так и общие, универсальные законы человеческого бытия, независимые от времени и пространства; это осмысление мира в его единстве. Эту художественную идею очень точно и глубоко выразил Чехов в рассказе «Студент»: «Прошлое, - думал он, - связано с настоящим непрерывною цепью событий, вытекавших одно из другого. И ему казалось, что он только что видел оба конца этой цепи: дотронулся до одного конца, как дрогнул другой «…» правда и красота, направлявшие человеческую жизнь там, в саду и во дворе первосвященника, продолжались непрерывно до сего дня и, по-видимому, всегда составляли главное в человеческой жизни и вообще на земле».

В XX в. сопоставление, или, по меткому слову Толстого, «сопряжение» пространственно-временных координат стало характерным для очень многих писателей - Т. Манна, Фолкнера, Булгакова, Симонова, Айтматова и др. Один из наиболее ярких и художественно значимых примеров этой тенденции - поэма Твардовского «За далью - даль». Пространственно-временная композиция создает в ней образ эпического единства мира, в котором находится законное место и прошлому, и настоящему, и будущему; и маленькой кузнице в Загорье, и великой кузнице Урала, и Москве, и Владивостоку, и фронту, и тылу, и еще многому другому. В этой же поэме Твардовский образно и очень ясно сформулировал принцип пространственно-временной композиции:

Есть два разряда путешествий:

Один - пускаться с места вдаль,

Другой - сидеть себе па месте,

Листать обратно календарь.

На этот раз резон особый

Их сочетать позволит мне.

И тот, и тот - мне кстати оба,

И путь мой выгоден вдвойне.

Таковы основные элементы и свойства той стороны художественной формы, которую мы назвали изображенным миром. Следует подчеркнуть, что изображенный мир - чрезвычайно важная сторона всего художественного произведения: от его особенностей зачастую зависит стилевое, художественное своеобразие произведения; не разобравшись с особенностями изображенного мира, трудно выйти на анализ художественного содержания. Напоминаем об этом потому, что в практике школьного преподавания изображенный мир вообще не выделяется в качестве структурного элемента формы, а следовательно, и анализом его часто пренебрегают. А между тем, как сказал один из ведущих писателей современности У. Эко, «для рассказывания прежде всего необходимо сотворить некий мир, как можно лучше обустроив его и продумав в деталях».

? КОНТРОЛЬНЫЕ ВОПРОСЫ:

1. Что понимается в литературоведении под термином «изображенный мир»? В чем проявляется его нетождественность первичной реальности?

2. Что такое художественная деталь? Какие существуют группы художественных деталей?

3. В чем различие между деталью-подробностью и деталью-символом?

4. Для чего служит литературный портрет? Какие разновидности портрета вы знаете? В чем различие между ними?

5. Какие функции выполняют образы природы в литературе? Что такое «городской пейзаж» и зачем он нужен в произведении?

6. С какой целью в художественном произведении описываются вещи?

7. Что такое психологизм? Зачем он применяется в художественной литературе? Какие формы и приемы психологизма вы знаете?

8. Что такое фантастика и жизнеподобие как формы художественной условности?

9. Какие функции, формы и приемы фантастики вы знаете?

10. Что такое сюжетность и описательность?

11. Какие типы пространственно-временной организации изображенного мира вы знаете? Какие художественные эффекты писатель извлекает из образов пространства и времени? Как соотносятся время реальное и время художественное?

Он создавался более семи лет мая 1823 г. сентябрь 1830 г. Последний авторский вариант романа был напечатан в 1837 г. В.Баевский в статье «Сквозь магический кристалл» выделяет время внероманное и романное . Последнее он членит на несколько временных фаз: Бесконечное в конечном: глава первая начинается внезапным внутренним монологом. Временная последовательность нарушена, и создается впечатление безначального потока времени – «как в жизни». Открытый финал главы восьмой показывает, что кончился тот отрезок времени, который представлен читателю, он напоминает о том, что бесконечное время длятся и за пределами явленного читателю отрезка. Так в тексте, ограниченном началом и концом, создается иллюзия его бесконечности. Иллюзия реальности. Прошедшее повествовательное : рассказ ведется в прошедшем времени, однако это не эпическое время, которое далеко отстоит от момента повествования. Прошедшее время «Е.О» - это типичное романное повествовательное время, переплетенное с условным настоящим временем повествователя, нелинейное. Прошедшее повествовательное- это основное событийное время романа. Внутренние хронологические пометы указывают на отношение эпизодов между собой. Абсолютные внутренние хронологические пометы указывают точные временные промежутки между эпизодами: «Вот как убил он восемь лет,/ Утратя жизни лучший цвет». «Сперва», «потом», «скоро» . – относительные хронологические пометы. Внешние хронологические пометы связывают романное время с большим историческим временем. Они тоже бывают абсолютные и относительные. Абсолютные прямо называют год и дату события. Относительные внешние позволяют соотнести время события, изображенных в романе, с большим историческим временем посредством промежуточных расчетов и соображений. Даты биографии Пушкина не могут служить хронологическими пометами для событийной канвы романа. Прошедшее историческое время. С самого начала романа делаются отступления от прошедшего повествовательного событийного времени в более далекое прошлое. Прошедшее повествовательное время охватывает 1820-е годы, прошедшее историческое -первые десятилетиями XIX, последняя четверть XVIIIв. Автору мало рассказать, где родился Евгений, как рос, воспитывался; в повествование включается сообщение об отце. Судьба сына детерминирована, в частности, отцом, корни его судьбы уходят в минувший век. Но не только центральные персонажи погружены в историческое время. Заходит речь о няне сестер, и в ее рассказе встает прошлое, которое объясняет не только ее судьбу, но отчасти и Татьяны, и ее матери, и ее няни выходят замуж по принуждения. Но не только люди, но и общественные явления самого разного масштаба даны во времени измерения.»Онегин полетел к театру», и сразу же следует краткая история русского театра в далеком историческом времени. Настоящее время повествователя : Прошедшее повествовательное вязано не только с прошедшим историческим, но и с настоящим временем повествования. О Зарецком автор говорит: «живет и здравствует доныне». «Ныне» - это условное настоящее время, точка на временной оси, из которой повествователь смотрит на рассказываемые им события. На настоящее время действия ясно указывает предыдущая строфа: «Свободен, вновь ищу союза», «Пишу, и сердце не тоскует». Настоящее время повествователя отчетливо выступает в главе восьмой, когда в миг окончания романа автор прощается со своим трудом, с героями и читателем. Таким образом, условное настоящее время романа соотнесено со временем его писания. Прошедшее повествовательное и условное настоящее повествователя принадлежит одному периоду большого исторического времени - 20м годам 19в. Будущее время: Временной поток – далеко историческое прошедшее время, прошедшее повествовательное, условное настоящее – струится сквозь роман, неся на себе героев и устремляясь в будущее. Для Ленского, погибшего юноши, будущего нет; но само по себе будущее – категория экзистенции - присутствует в двух его вариантах его судьбы. Поэт изображает не события в будущем времени, а само будущее время. На много лет вперед видит свою жизнь Татьяна: « Я буду век ему верна». В строфах 11-14 главы третей прослежена смена литературных стилей и направлений от сентиментализма через романтизм к реализму.(«Свой слог на нежный лад настроя, Бывало пламенный творец). Сентиментализм- недавнее прошлое литературы (« а нынче все умы в тумане, Мораль на нас наводит сон»). Романтизм как настоящее литературы: «В меня вселиться новый бес, И, Фебовы презрев угрозы, Унижусь до смиренной прозы.». Биографическое время А.Пушкина. Сруктуру формирует еще один временной поток - биографическое время поэта. Прав был Томашевский, подметивший, что жизнь в Михайловском дала материал для срединных глав романа, московские впечатления 1826 и 1827гг.- главе седьмой, поездка на Кавказ в 1829 – для описания странствий Онегина, жизнь в Петербурге в 1828-30гг дала материал для главы восьмой. Образ пространства: Топосы- самые крупные области художественного пространства, границы между которыми трудно проницаемы для персонажей. Фабула «Е.О» знает топосы Дороги, Петербурга, Деревни, Сна Татьяны, Москвы. Единственный внефабульный топос романа Одесса, стоит вне самой границы фабульного мира: первоначально там автор должен был встретится с Онегиным, но в печатном тексте Пушкин как раз окончил повествование первым стихом той строфы, в заключительных стихах которой описывалась встреча друзей. В городских топосах преобладающее значение имеют локусы публичной жизни: Театр (С-Петер, Москва, Одесса), ресторан (Одесса), бальная зала (С-П, Москва) улица как место общения (Москва, Одесса, С.П). В отношении к различным локусам проявляются характеры и даже идеология персонажей. Изображение города в романе раздроблено на ряд изолированных эпизодов. Оно дано в главах 1.7 и 8,в «Отрывках из Путешествия Онегина». В противоположность этому Деревня дана как единый компактный топос в главах с 1 по 7 и образует композиционное ядро романа. Она противопоставлена городу как область идиллистического мира. Роль важного дифференциального признака играет кладбище, могила. Этот локус органически присущ «идиллистическому хронотопу» и чужд городским топосам. В топосе деревни основной локус- дом: дом Онегина, дом Лариных. Слонимский в «Мастерство Пушкина» пишет: «вход Татьяны в до Онегина воспринимается как вход в его внутренний мир, в его душу». Особый, сторого очерченный топос представлен в сне Татьяны. Ему сообщены сказочные, мифологические черты. Топос сна Т.- это пересозданный по законам народной сказки мир деревенской идиллии. Если мир деревенской идиллии изображен объективно, то во сне, в соответствии со сказочной поляризацией добра и зла, оставлены почти одни отрицательные коннотации. Топос сна т. противопоставлен таким образом топосу деревни.В топосе Петербурга важную роль играет Нева. Без ручьев не обходится ни один пейзаж в топосе деревни. Едва Онегин переселился в имение, как его внимание привлекло «Журчание тихого ручья»Топос дороги противопоставлен всем остальным. В дороге персонажи перемещаются из более благоприятно топоса в менее благоприятный., и сама она неблагоприятна для них.

Взаимовложенность двух стихов “Онегина” как пространств из примера С. Г. Бочарова показывает, какие неисчерпаемые резервы смыслов заключены в этой напряженной проницаемости-непроницаемости. Усиление смыслообразования в пространствах такого типа в чем-то подобно функциям полупроводников в транзисторном устройстве. Заодно видны и трудности, связанные с пространственными интерпретациями: то, что выступает как совмещенное, может быть описано только как последовательное.
События, изображенные в романе, принадлежат, как правило, нескольким пространствам. Для извлечения смысла событие проектируется на какой-либо фон или последовательно на ряд фонов. При этом смысл события может оказаться различным. В то же время перевод события с языка одного пространства на язык другого всегда остается неполным в силу их неадекватности. Пушкин прекрасно понимал это обстоятельство, и его “неполный, слабый перевод”, как он назвал письмо Татьяны, об этом свидетельствует. К тому же это был перевод не только с французского, но и с “языка сердца”, как показал С. Г. Бочаров. Наконец, события и персонажи могут при переводе из одного пространства в другое трансформироваться. Так, Татьяна, будучи “переведена” из мира героев в мир автора, превращается в Музу, а молодая горожанка, читающая надпись на памятнике Ленскому, в этих же условиях становится из эпизодического персонажа одной из многих читательниц. Превращение Татьяны в Музу подтверждается параллельным переводом в сопоставительном плане. Если Татьяна “молчалива, как Светлана, Вошла и села у окна”, то Муза “Ленорой, при луне, Со мной скакала на коне”. Кстати, луна – постоянный знак пространства Татьяны до восьмой главы, где и луна, и сны будут у нее отняты, так как она меняет пространство внутри собственного мира. Теперь атрибуты Татьяны будут переданы Онегину.
Двуипостасность онегинского пространства, в котором сводятся не сводимые в будничном опыте поэзия и действительность, роман и жизнь, повторяется как принцип на уровнях ниже и выше рассмотренного. Так, противоречие и единство видны в судьбе главных героев, в их взаимной любви и обоюдных отказах. Коллизия пространств играет в их отношениях немалую роль. Так, “сам роман Пушкина одновременно завершен и не замкнут, открыт”. “Онегин” в течение своего художественного существования создает вокруг себя культурное пространство читательских реакций, истолкований, литературных подражаний. Роман выходит из себя в это пространство и впускает его в себя. Оба пространства на своей границе чрезвычайно экспансивны до сих пор, и взаимопроницаемость и взаимоупор приводит их к смыканию по уже известным правилам несводимости-сводимости. Роман, обрываясь, уходит в жизнь, но сама жизнь приобретает облик романа, который, по автору, не стоит дочитывать до конца:
– Блажен, кто праздник Жизни рано
– Оставил, не допив до дна
– Бокала полного вина,
– Кто не дочел Ее романа…
Бросив взгляд на пространственную единораздельность “Онегина” со стороны ее качественной неоднородности, перейдем теперь к рассмотрению целостного пространства романа в соотнесении с самыми крупными образованиями, заполняющими его. Здесь речь пойдет о чисто поэтическом пространстве, картина и структура которого будут другими. Самые крупные образования внутри онегинского текста – это восемь глав, “Примечания” и “Отрывки из путешествия Онегина”. Каждый компонент имеет собственное пространство, и вопрос заключается в том, равна ли сумма пространств всех компонентов поэтическому пространству романа. Вероятнее всего, не равна. Общее пространство всех частей романа, взятых вместе, значительно уступает в размерности или мощности целостному пространству. Представим себе эвентуальное пространство, которое можно назвать “далью свободного романа”. В этой “дали” уже существует весь “Онегин”, во всех возможностях своего текста, из которых далеко не все будут реализованы. Эвентуальное пространство – это еще не поэтическое пространство, это протопространство, прототекст, пространство возможностей.
Это пространство, в котором Пушкин еще “не ясно различает” свой роман, его еще нет, и все-таки он уже есть от первого до последнего звука. В этом предварительном пространстве возникают и оформляются последовательные сгущения глав и остальных частей. Оформленные словесно и графически, они стягивают вокруг себя пространство, структурируют его своей композиционной взаимопринадлежностью и освобождают его периферийные и промежуточные участки за счет своего нарастающего уплотнения. Такой “Онегин” поистине подобен “малой вселенной” со своими галактиками-главами, размещенными в опустошенном пространстве. Заметим, однако, что “пустое” пространство сохраняет эвентуальность, то есть возможность порождения текста, напряженную неразвернутость смысла. Эти “пустоты” можно буквально увидеть, так как Пушкин выработал целую систему графических указаний на “пропуски” стихов, строф и глав, содержащих неисчерпаемую семантическую потенциальность.
Не углубляясь далее в малопроясненные процессы внутри чисто поэтического пространства, задержимся лишь на одном его достаточно очевидном свойстве – тенденции к уплотнению, концентрации, сгущению. В этом смысле “Евгений Онегин” великолепно реализует неоднократно отмеченное правило поэтического искусства: максимальная сжатость словесного пространства при беспредельной емкости жизненного содержания. Правило это, впрочем, относится прежде всего к лирическим стихотворениям, но “Евгений Онегин” как раз и роман в стихах, и лирический эпос. “Головокружительный лаконизм” – выражение А. А. Ахматовой применительно к стихотворной драматургии Пушкина – характеризует “Онегина” едва ли не во всех аспектах его стилистики, в особенности в тех, которые могут быть интерпретированы как пространственные. Можно даже говорить о своеобразном “коллапсе” в “Онегине” как частном проявлении общего принципа пушкинской поэтики.
Однако однонаправленное уплотнение поэтического текста не входит в задачу автора, иначе “бездна пространства” в конце концов исчезнет из каждого слова. Сама по себе сжатость и спрессованность пространства неминуемо связана с возможностью взрывного расширения, в случае с “Онегиным” – семантического. Сжатое до точки образование обязательно вывернется в старое или новое пространство. Пушкин, сжимая поэтическое пространство и захватывая в него огромность и многообразие мира, не собирался замыкать бездну смысла, как джинна в бутылку. Джинн смысла должен быть выпущен на свободу, но только так, как хочет поэт. Противонаправленность сжатия и расширения следует уравновесить как в самом поэтическом пространстве, так – и это главная задача! – и в его взаимодействии с пространством отображенным, внеположным текст.
Читатель читает текст “Онегина” линейным порядком: от начала к концу, строфу за строфой, главу за главой. Графическая форма текста действительно линейна, но текст как поэтический мир замыкается в круг циклическим временем автора, а циклическое время, как известно, приобретает черты пространства. Естественно, что пространство “Онегина” может быть представлено круговым или даже, как это следует из предшествующего описания, сферическим. Если же пространство “Онегина” круговое, то что располагается в центре?
Центр пространства в текстах онегинского типа – важнейшая структурно-семантическая точка. По мнению ряда исследователей, в “Онегине” – это сон Татьяны, который “помещен почти в “геометрический центр” и составляет своеобразную “ось симметрии” в построении романа”. Несмотря на свою “вненаходимость” относительно жизненного сюжета “Онегина”, а скорее, благодаря ей, сон Татьяны собирает вокруг себя пространство романа, становясь его композиционным замком. Весь символический смысл романа сосредоточен и сжат в эпизоде сна героини, который, будучи частью романа, в то же время вмещает в себя его весь (18). Казалось бы, по своей природе мир сна герметически замкнут и непроницаем, но не таковы условия романного пространства. Сон Татьяны, распространяясь на весь роман, связывает его словесной темой сна, отсвечивает во многих эпизодах. Можно увидеть глубинные переклички “Ночи Татьяны” с “Днем Онегина” (начало романа) и “Днем автора” (конец романа).

Сочинение по литературе на тему: Пространственные интерпретации в романе “Евгений Онегин”

Другие сочинения:

  1. Роман “Евгений Онегин” – это роман о любви. На жизненном пути каждый из героев встречает это замечательное чувство. Но ни одному из персонажей не удается соединиться с любимым человеком. Няня Татьяны Лариной говорит, что в ее время даже “не слыхали Read More ......
  2. Роман в стихах “Евгений Онегин” ставит много проблем. Одна из них – проблема счастья и долга, которая коснулась родителей Татьяны, самой Татьяны Лариной и Евгения Онегина. Мать Татьяны любила одного человека, а должна была выйти замуж за другого, за Дмитрия Read More ......
  3. Концентрируя поэтическое пространство “Онегина”, Пушкин актуализирует его семантически самыми разнообразными средствами. Центральное место сна Татьяны в романе подтверждается особым положением пятой главы в композиции. Главы “Онегина” вплоть до “Отрывков из путешествия” героя, как правило, завершаются переключением в авторский мир, который, Read More ......
  4. “Евгений Онегин” по праву считается центральным произведением А. С. Пушкина. Работа над ним продолжалась около восьми с половиной лет. При первом же упоминании о работе над Евгением Онегиным Пушкин сообщал: “Пишу не роман, а роман в стихах – дьявольская разница”. Read More ......
  5. Владимир Ленский. Глубоко раскрыто Пушкиным мироощущение еще одного характерного для этой эпохи героя – Владимира Ленского. В нем очень привлекательны нравственная чистота, романтическая мечтательность, свежесть чувств, вольнолюбивые настроения. В противоположность разочарованному Онегину Ленский проникнут верой в человека, в любовь, в Read More ......
  6. “Евгений Онегин” – это произведение, в котором “отразился век”. Болезнью века, болезнью “лишних людей” была “русская хандра”. Исследованию этого явления и посвятил Пушкин свой роман. Главный герой романа, обладая богатым духовным и интеллектуальным потенциалом, не может найти применения своим способностям Read More ......
  7. “Пушкин даже лучше бы сделал, если бы назвал свою поэму именем Татьяны, а не Онегина, ибо бесспорно она главная героиня поэмы” Ф. М. Достоевский Роман “Евгений Онегин” – это одно из интереснейших произведений Пушкина, на создание которого ушло около девяти Read More ......
  8. Любви все возрасты покорны… А. Пушкин Роман “Евгений Онегин” – это роман о любви. На жизненном пути каждый из героев встречает это замечательное чувство. Но ни одному из персонажей не удается соединиться с любимым человеком. Няня Татьяны Лариной говорит, что Read More ......
Пространственные интерпретации в романе “Евгений Онегин”

21. Пространство и время в литературе.

Изображение времени и пространства

Изображение времени и пространства – это неотъемлемая категория для любой картины мира. Изображение это условно (оно не равно реальному).

Литература демонстрирует чрезвычайно широкие возможности в изображении пространства и времени, которыми не располагают другие искусства.

В отношении изображения времени существуют определенные проблемы. Сам процесс восприятия как литературного, так и сценического произведения - это процесс, развивающийся во времени. Следовательно, очень хорошо различается контраст реального и изображаемого времен. Реальное время – это время, за которое читается книга. Изображаемое время – время в произведении. Особенно это очень важно для театра, где процесс восприятия непрерывен.

Пример: «Обломов»

Начало – зрелый Обломов

Сон Обломова (вставка) – возвращение к детству

Конец – смерть Обломова

На последних страницах написано, что между основными страницами и смертью проходит несколько лет. Повествование фрагментарно.

Антракты в театре дают возможность подчеркнуть фрагментарность произведения.

Были попытки сблизить время изображаемое и реальное. Театр классицизма (17 в.) утвердил единство времени – 1 день, в крайнем случае – 24 часа. Классицисты считали, что если события на сцене будут укладываться во время просмотра, то они будут правдоподобнее.

Пример:

Кристли – пьеса «Опасный поворот». События развиваются за несколько часов. Время изображаемое и реальное совпадают. В доме, а именно – в гостиной, одного из персонажей собираются близкие люди. Все веселятся, но неожиданно возникает тема прояснения взаимоотношений. Благодаря воспоминаниям все время удлиняется, воспоминания дают событийность. Один за другим они вступают в разговор, постепенно персонажи раскрываются, что придает пьесе детективность.

Писатель может сжимать время за счет временных пропусков, изъятий с сообщением об этом. Литературное произведение позволяет перемещаться из одного времени в другое, например, из настоящего в прошлое. Для этого существуют специальные приемы. Например: в долгом, но при этом последовательном сне Обломова, который содержит много деталей – даются события настоящего времени, а потом делается врезка картин прошлого. Происходит перемежевание настоящего и прошлого. Ретроспектива – возвращение из настоящего в прошлое.

Помимо того, что литературное произведение может сжимать время, оно также может его и удлинять. Это связано с наличием временных измерений – реального, измерения постижения (чтение) и изображаемого. Пример: серия севастопольских романов Толстого. Описывается смерть одного из героев (в него попал снаряд), и за 1 секунду он видит события своей жизни, но дается это на 1,5 страницы. Время здесь растягивается.

Изображаемое время соотносится с реальным, может играть разное время, может отражать воспоминания.

Время имеет определенные характеристики:

  1. действия приурочены к различным временам суток, года.
  2. историческая характеристика (время событий, эпоха)
    • существуют различные модификации, которые хорошо заметны, если их прослеживать на большом материале. Пример: Древняя литература и литература Средневековья (трагедия о Мухаммеде относится к древней эпохе, но время в ней лишено примет исторического прошлого, а также национальных примет; она не отражает спецификацию быта, отношений, реалий)

Местный колорит – воспроизведение национальной исторической специфики.

Вальтер Скотт. С помощью реалий (обычаев, одежды, утвари, интерьера) изображает историческую эпоху. Надо отметить, что пейзаж у него перестал быть безликим, а изображен именно как шотландский.

Литература Древности и Средневековья (до конца 18 в.) использует исторические сюжеты, материалы, но не восприятие исторической специфики. А современный роман без этого немыслим.

Пространство и время пересекаются. Пространство меняется. Благодаря этому становится понятно, что меняется и время.

Местный колорит предполагает изображение национальной и исторической специфики.

М.М. Бахтин был убежден, что пространство и время – категории пересекающиеся. Он ввел термин хронотоп – время пространства (нельзя их отделять).

Время заполняется событиями, а пространство – предметами.

Существуют литературные произведения, где пространство выглядит разреженным (т.е. в нем мало предметов). Когда событий происходит много, то время течет быстро. В авантюрных романах время насыщено событиями (особенности авантюрного времени). У Достоевского события тоже следуют быстро – одно за другим.

Когда событий мало или они из разряда повторяющихся, то это ощущается как очень медленное течение времени.

Время бывает событийным и бессобытийным.

Современная литература практически не изображает бессобытийное время.

Ранняя литература тяготела к изображению очень ярких, значительных событий, она не уделяла внимания бессобытийному времени. А реализм открывает для литературы бессобытийное время обыденной жизни: появляются описания, суммарно повторяющиеся действия в жизни персонажей.

Чехов «Ионыч»:

1 часть – действия событийные, которые могут быть будущими воспоминаниями, самые значительные события (романтика с девушкой).

2 часть – суммарное изображение, как протекает жизнь (рассказывается, что он был алчным, жадным, толстым) – это бессобытийное время.

Пушкин «Евгений Онегин»

  • начинается с обобщения уклада жизни Онегина (описывается его 1 день в Петербурге, описывается жизнь в деревне), описание которого как бы заполняет события, но они каждый день повторяются, поэтому описываются суммарно – бессобытийное время.

Существенные события описываются не суммарно, а подробно.

Бессобытийное время описывает бытовое время, поэтому оно хроникально.

Пространство и любые пространственные категории (город, деревня) могут быть описаны своеобразно или как любое пространство.

В ранней литературе пейзаж для одной культуры всегда одинаковый, внутри соответствующей культуры нет специфики. Главным различием в ней является описание времени года и времени суток.

Город в ранней литературе.

В «1000 и 1 ночи» описывается Багдад, но если действие будет перенесено в другой город, то описание все равно не изменится. Город будет все равно описываться по канонам.

Образ города появляется только при появлении желания изобразить специфику. Но все же не вся современная литература переходит на конкретику изображения.

Брехт «Добрый человек из Сынчуаня»

Он игнорирует специфику времени и пространства специально, т.к. это могло случиться в любом месте, в любое время.

Брехт хочет сказать своими притчами, что они вечные

Существует изображение в литературе, которое не называется вообще (например, город N).

У Достоевского в «Братьях Карамазовых» действие происходит в вымышленном городе

В «Бесах» город не называется вообще

Хотя в «Преступлении и наказании» события происходят в Петербурге

И в «Бесах» и в «Братьях Карамазовых» городам придаются все черты среднерусского провинциального города

Например, в латиноамериканской литературе часто появляются вымышленные города, штаты, страны.

Фолкнер

Действие происходит в вымышленном штате, но в нем указываются черты южно-американских штатов.

Маркес

Маконд – вымышленная страна; но жизнь героев, система отношений очень близка к южно-американским штатам

Художественной задачей является желание дать обобщенный образ некоторого места.

Для чего нужна трансформация этих категорий?

Булгаков «Мастер и Маргарита»

2 времени, существующих параллельно (Евангельское и московское)

3 пространства (Москва, Ершалаим, мифологическое пространство Воланда) тоже существуют параллельно, пересекаются друг с другом

Пространственные координаты.

В «Евгении Онегине» движение начинается со встречи Евгения и Татьяны. Дом – это место, где завязывается любовь, беседы.

Во французской литературе 19 в. (Бальзак) центром, где завязываются отношения, становится светская гостиная, где собирается высшее общество. Во второй половине 19 в. (Чехов) тяготеют к тому, чтобы сделать местом действия провинциальный городок.

Пространство, где происходит действие, не безразлично в основе сюжета. Художественное пространство обладает символическим значением. Символика пространственная и временная закладываются в архаических обществах.

Замкнутое пространство – выстраивается дом.

В сказках есть противопоставление незамкнутого пространства и дома. Сюжетная линия начинается вне дома («Красная шапочка»).

Замкнутое пространство может иметь положительное и отрицательное значение.

Положительное:

Дом – пространство замкнутое, но в нем есть уют, дом наполнен любящими людьми.

Отрицательное:

Дом – замкнутое пространство; то, что мешает жить, сковывает; уйти из дома – выйти в широкий мир (характерно для Гоголя).

В «Тарасе Бульбе»: степь, где гуляет казак – место, где и живет человек.

У Булгакова средоточием ценностей является именно дом. Но присутствует и мотив бездомности (Иван Бездомный, Иешуа). В «Мастере и Маргарите» присутствует не дом, а квартира. Образ дома возник в подвале у мастера. Когда он сжигает роман, дом опять становится подвалом.

Лотман считает, что для Булгакова дом не только место уюта, но и место культурное (книги в доме, фортепианная музыка).

Дом старосветских помещиков.

Мир ограничивается ото всего другого. Замкнутый мир, жители которого имеют смутное представление о внешнем мире (сразу за забором; забор - граница). Например, кошечка Пульхерии Ивановны за забором имеет символическое значение – смерть Пульхерии.

В.Распутин (70-е гг. 20 в.): проза. Военная литература начала разрушаться, поэтому хотели сохранить образ деревенской культуры. «Прощание с Матерой»: Матера – остров, в центре которого растет необыкновенное дерево, есть там зверек – хранитель острова, это подчеркивает, что остров – отдельный, особый мир. Символика, присущая времени имеет мифологические, сказочные корни). Разное восприятие разных времен года.