Михайловский замок голубая роза. Объединение художников "Голубая роза": картины. Художники союза "Голубая роза"
Суббота, 11 Июня 2016 г. 17:50
+ в цитатник
Живопись Серебряного века
Виктор Эльпидифорович
Борисов-Мусатов
(1870 — 1905)
"Он прожил свой недолгий век в мечтах — даже не о прошлом,
а о каком-то своем призрачном мире нежности и красоты"
С. Маковский
Борисов-Мусатов Виктор Эльпидифорович. «Автопортрет»
1904-1905
Бумага, пресованный уголь 62,2 х 45,5
Государственная Третьяковская галерея
Москва
Родился в Саратове 14 апреля 1870 г в семье бухгалтера железной дороги Эльпидифора Борисовича Мусатова. Незаурядной личностью был дед будущего художника — Борис Мусатов (его имя впоследствии художник присоединил в качестве первой фамилии к своей родовой) — доживший до 95 лет и владевший, еще будучи крепостным, крупной водяной мельницей в селе Хмелевка близ Саратова.
В 1973 г. трехлетний Виктор упал со скамейки и повредил позвоночник. В результате полученной травмы у него образовался горб, и в дальнейшем его постоянно мучили хронические воспаления позвонков.Уже в шесть лет у мальчика появилась страсть к рисованию, которую поддерживал его отец, покупавший сыну карандаши и краски.
В 1881 г. поступает в саратовское реальное училище, но вскоре оставляет училище и с 1884 г. начинает серьезно заниматься живописью.
В августе 1890 г. молодой художник уезжает в Москву и поступает в Училище живописи, ваяния и зодчества. Через год Борисов-Мусатов переезжает в Петербург и вольнослушателем начинает учебу в Академии художеств, посещая также частную мастерскую П. П. Чистякова. Внезапное обострение болезни позвоночника и сложная хирургическая операция вынуждают Борисова-Мусатова вернуться в Саратов весной 1893 г.
Осенью этого же года он восстанавливается в МУЖВЗ. Вокруг молодого художника образовался круг единомышленников — художники А. Шервашидзе, Н.П. и Н.С. Ульяновы, Е. Александрова, через десять лет ставшая его женой, будущий режиссер МХТ Л. Суллержицкий и др. Интересы художника и его друзей не замыкались только на живописи. Вместе с товарищами художник бывал дома в Хамовниках у своей соученицы Т.Л. Толстой и беседовал с ее отцом. Но взгляды Л. Толстого на искусство не удовлетворяли Мусатова и он увлекся поэзий русского символизма, прежде всего — К. Бальмонта.
В начале 1890-х гг. в творчестве художника прослеживается влияние импрессионизма.
Летом 1894 г. художник гостил в старинной усадьбе Слепцовка Саратовской губернии, где написал несколько этюдов.
Свои работы Борисов-Мусатов продемонстрировал в конце этого же года на ученической выставке в МУЖВЗ и сразу же был зачислен критикой в «декаденты», как и многие другие художники, искавшие новых путей в живописи. Тем не менее, одну из его работ —
«Майские цветы»
— приобрела великая княгиня Елизавета Федоровна. Деньги, полученные за картину, позволили художнику в следующем году совершить поездку в Крым и на Кавказ.
В 1895 г. Борисов-Мусатов оставляет училище и осенью уезжает в Париж. Там он поступает в мастерскую художника Фернана Кормона, много занимается рисунком, посещает Лувр, где восхищается Боттичелли, Фра Беато Анджелико, Веронезе, Тинторетто, да Винчи и Ватто. В Люксембургском музее художник увидел картины импрессионистов, среди которых особое впечатление на него произвели работы Б. Моризо. Познакомился он также и с японским искусством. Но самое большое влияние на Борисова-Мусатова оказал символизм, воплощавший себя в изобразительном искусстве в стилистике модерна, и его провозвестник Пюви де Шаванн, в мастерскую которого молодой художник даже пробовал поступить. Но, восхищаясь французским символизмом и модерном, художник не сразу взял их на вооружение.В 1898 г. закончилось обучение у Кормона. Весной у Борисова-Мусатова вновь обострилась болезнь позвоночника и он перенес тяжелую операцию, после которой для отдыха уехал на юг Франции.
Возвращаясь в Россию через Германию, художник посетил Мюнхен, где учились его друзья И. Грабарь и Д. Кардовский, и Дрезден.
За время отсутствия Борисова-Мусатова художественная жизнь России преобразилась. Символизм завоевал свои позиции в литературе, передвижники перестали определять лицо русского изобразительного искусства. В полную мощь своего таланта творили В. Серов, И. Левитан и М. Врубель. С. Дягилев организовал «Выставку русских и финляндских художников», положившую начало возникновению «Мира искусства».
В России художник снова поселяется в Саратове, где во флигеле отцовского дома он устроил мастерскую, стены которой украсил репродукциями да Винчи и де Шаванна, а также гравюрами Хокусаи и Утамаро. С этого времени в произведениях Борисова-Мусатова появляется свой почерк, свое видение мира.
Первой большой работой художника явился «Автопортрет с сестрой» (1898).
Необычно композиционное построение картины — центральное место занимает задумчивая молодая девушка в старинном белом платье, которое было специально сшито по моде 1850-х гг. Фигура художника срезана краем холста и будто выходит за его рамки. Автор отказался от импрессионистической техники и использовал в картине сине-зеленоватый общий тон, который впоследствии будет определять колористический строй многих его произведений.
В этой картине впервые начинает воплощаться мечта Борисова-Мусатова о совершенном, гармоничном мире, появляется стремление уйти от неустроенности окружающего в идеальную страну, созданную фантазией художника. Такое настроение, захватившее многих представителей русской художественной интеллигенции рубежа XX века, становится лейтмотивом творчества Борисова-Мусатова.
Вслед за автопортретом Борисов-Мусатов создает цикл лирических картин:
«Осенний мотив» (1899),
«Мотив без слов» (1900),
«Гармония» (1900).
Художник передает особую атмосферу угасающей красоты осенней природы, тишину старинных усадеб; ощутимы аромат ушедшей жизни, грустная поэзия давно минувших печалей любви. Стиль модерн становится определяющим в творчестве живописца. Правда, у Борисова-Мусатова, в отличие от, например, Врубеля или А. Бенуа и К. Сомова, картины строились не на основе литературного сюжета, отчего и пересказать их невозможно. Кроме того, художник не стремился точно воспроизвести прошедшую эпоху, отчего мирискусники его долго не принимали, хотя художник хотел вступить в их общество.
В это время Борисов-Мусатов член Московского товарищества художников, в которое, желая сделать его передовым, он вовлек своих друзей В. Кандинского, Е. Кругликову и П. Кузнецова.
Расцвет творчества Борисова-Мусатова падает на начало XX века, когда были созданы наиболее совершенные работы художника:
«Весна» (1898-1901),
«Гобелен» (1901),
«Водоем» (1902),
«Изумрудное ожерелье» (1903-1904)
и др. Из больших картин постепенно исчезают мужские персонажи, что может быть связано с популярной в то время в среде символистов идеей В. Соловьева о «Вечной Женственности».
Началом нового творческого этапа явилась картина «Весна», давно задуманная, но завершенная только в 1901 г. В этом полотне художник полностью освобождается от каких бы то ни было элементов повествовательности, от всякого действия.
Летом 1901 г. Борисов-Мусатов посещает поместье князей Прозоровских-Голицыных Зубриловку. Отныне он часто воспроизводит в своих полотнах детали усадебного дома XVIII в. и пейзажи зубриловского парка.
Впечатления от этой поездки отразились в картине «Гобелен». Среди декоративных растений парка две женские фигуры, — застывшие в легком изящном движении, органически соединенные с пейзажем.
Название картины в какой-то мере определяет характер живописной формы. И пейзаж, и фигуры написаны очень обобщенно, плоскостно, колорит построен на созвучии больших цветовых пятен, мягкими, приглушенными красками. Автор полностью переработал впечатления от натуры в нечто исключительно декоративное, но в этой декоративности есть своя определенная символика. На выставке Московского товарищества художников картина имела успех и была отмечена поощрительной премией.
Вершиной творчества мастера явилась картина «Водоем» (1902), созданная в один из самых счастливых периодов его жизни: девушка, которую он любил давно, дала согласие на брак и стала его невестой.
В начале 1903 г. Борисов-Мусатов вступает в Союз русских художников. Весной этого же года художник женится, а в декабре Мусатовы переезжают в Подольск. В это время его работы получают известность не только в России: журнал «Мир искусства» воспроизвел некоторые его картины, в Германии и Франции успешно проходят выставки. В Москве поклонниками мастера становятся художники и поэты, группировавшиеся вокруг журнала «Весы». Поступает предложение об оформлении журнала (№2 за 1905 г.) У Борисова-Мусатова складывается круг последователей, будущих художников «Голубой розы», среди которых — П. Кузнецов, С. Судейкин, Н. Сапунов, Н. Феофилактов, Н. и В. Милиоти. В 1904 г. в Саратове организована выставка «Алая роза», участие в которой приняли также М. Врубель и Борисов-Мусатов.
Художника все более влечет монументальная живопись. В 1904-1905 гг. он выполняет эскизы к декоративным росписям. Первая группа эскизов была сделана на конкурс, объявленный Московским управлением электрической тяги, но была отвергнута заказчиком. Второй цикл эскизов под названием «Времена года» был создан для построенного в 1901-1902 гг. Ф. Шехтелем особняка А. Дерожинской. Эти росписи также не были осуществлены.
Весной 1905 г. художник с женой и дочерью Марианной уезжает в Тарусу, где в доме Цветаевых он проводил свои последние дни. Борисов-Мусатов уже был тяжело болен — к болезни позвоночника добавилась болезнь почек.
В Тарусе Борисов-Мусатов создает свое последнее произведение — большую акварель
«Реквием» (1905),
посвященную памяти безвременно умершего друга, Н. Ю. Станюкович — жены известного писателя.
На рассвете 26 октября 1905 г. Борисов-Мусатов умер. Он похоронен в Тарусе на берегу Оки.
Таруса.Памятник художнику
Современники о художнике
"Он был трогателен, мил и сердечен", - вспоминает И. Грабарь о своём близком друге
"Борисов-Мусатов был болезненный, маленький, горбатенький человек с острой бородкой, - писал М. Добужинский , - очень изысканно одевался и носил золотой браслет".
"Всюду у Мусатова за зеркальной поверхностью тишины буря романтики," - говорил Андрей Белый .
"Тончайшим и нежным горбуном" называл Борисова-Мусатова Андрей Белый.
"Кавалер, читающий стихи" 1899
"Осенний мотив" 1901
Девушка в ожерелье
Девушка в желтой шали
Дама в кресле-качалке
"Дама в голубом" 1904
"Дама в голубом" 1902
"Женщина в голубом" 1905
Девушка на балконе
За вышиванием
"Дама у гобелена" (Портрет Н.Ю.Станюкович) 1903
"Парк погружается в тень" 1904
"Прогулка при закате" 1903
Прогулка
Сон божества
В ожидании гостей
"Призраки" 1903
Куст орешника
«Терраса»
- 26.07.2019 27 июля аукционный дом «Литфонд» проведет торги живописи, графики и декоративно-прикладного искусства. В каталоге аукциона собрано 155 лотов, от редких предметов первой половины XIX века до работ, созданных нашими современниками
- 26.07.2019 Продано 55 % лотов. Покупатели - Москва и Санкт-Петербург
- 23.07.2019 Традиционные двадцать лотов AI Аукциона - это десять живописных работ, четыре листа оригинальной и три - печатной графики и три работы в смешанной технике
- 19.07.2019 Продано 50 % - 10 из 20 лотов
- 18.07.2019 В ближайшую субботу, 20 июля, АртЛитфонд представит на Винзаводе очередной аукцион современного искусства, в каталог которого вошли свыше 200 работ художников 1980-х - 2010-х годов
- 13.06.2019 Купить за пять долларов и продать за миллион. Страстное желание вытянуть лотерейный билет преследует многих неопытных покупателей. Не морочьте мне голову со своими книжками да музеями! Ответьте просто: как купить шедевр на блошином рынке?
- 06.06.2019 Предчувствие не подвело. Покупатели были в хорошем настроении, и торги прошли здорово. В первый же день «русской недели» был обновлен топ-10 аукционных результатов для русского искусства. За Петрова-Водкина заплатили почти $12 млн
- 04.06.2019 Не разобравшись еще с «миллениалами», профессионалы мирового арт-рынка принялись делить шкуру следующего поколения 7–22-летних - тех, кого коротко называют Gen Z. Зачем? На кону слишком большие деньги, чтобы перестать лезть к молодежи с советами
- 23.05.2019 Вы удивитесь, но в этот раз у меня хорошее предчувствие. Думаю, что покупательская активность будет выше, чем в прошлый раз. И цены, скорее всего, удивят. Почему? Об этом будет пара слов в самом конце
- 13.05.2019 Многие считают, что столь высокая концентрация очень богатых людей неизбежно создает адекватный спрос на внутреннем рынке искусства. Увы, масштаб покупок картин в России отнюдь не прямо пропорционален сумме личных состояний
- 30.07.2019 Совместная выставка Эрмитажа и Лувра открыта в Манеже Малого Эрмитажа до 20 октября 2019
- 30.07.2019 В корпусе Бенуа до 2 сентября открыта выставка первого зарегистрированного объединения художников русского авангарда - петербургского «Союза молодежи», просуществовавшего с 1910 по 1919 год
- 13.06.2019 В Питер привезли художественные произведения, созданные с использованием искусственного интеллекта. В числе участников - французская арт-группа OBVIOUS, которым удалось эффектно монетизировать эту работу
- 11.06.2019 В Галерее искусства стран Европы и Америки XIX–XX вв. с 19 июня можно будет увидеть избранные работы А. Джакометти, И. Кляйна, Баскии, Э. Уорхола, Г. Рихтера, З. Польке, М. Каттелана, А. Гурски и других из коллекции Fondation Louis Vuitton, Париж
- 11.06.2019 С 19 июня по 15 сентября в Главное здание ГМИИ на Волхонке, 12, выстроятся очереди ради выставки около 150 работ из собрания Сергея Щукина - полотен Моне, Пикассо, Гогена, Дерена, Матисса и других из собраний ГМИИ им. Пушкина, Эрмитажа, Музея Востока и пр.
Мы ответили на самые популярные вопросы - проверьте, может быть, ответили и на ваш?
- Мы - учреждение культуры и хотим провести трансляцию на портале «Культура.РФ». Куда нам обратиться?
- Как предложить событие в «Афишу» портала?
- Нашел ошибку в публикации на портале. Как рассказать редакции?
Подписался на пуш-уведомления, но предложение появляется каждый день
Мы используем на портале файлы cookie, чтобы помнить о ваших посещениях. Если файлы cookie удалены, предложение о подписке всплывает повторно. Откройте настройки браузера и убедитесь, что в пункте «Удаление файлов cookie» нет отметки «Удалять при каждом выходе из браузера».
Хочу первым узнавать о новых материалах и проектах портала «Культура.РФ»
Если у вас есть идея для трансляции, но нет технической возможности ее провести, предлагаем заполнить электронную форму заявки в рамках национального проекта «Культура»: . Если событие запланировано в период с 1 сентября по 30 ноября 2019 года, заявку можно подать с 28 июня по 28 июля 2019 года (включительно). Выбор мероприятий, которые получат поддержку, осуществляет экспертная комиссия Министерства культуры РФ.
Нашего музея (учреждения) нет на портале. Как его добавить?
Вы можете добавить учреждение на портал с помощью системы «Единое информационное пространство в сфере культуры»: . Присоединяйтесь к ней и добавляйте ваши места и мероприятия в соответствии с . После проверки модератором информация об учреждении появится на портале «Культура.РФ».
Выставка искусство
В Михайловском замке, филиале Государственного Русского музея (ГРМ), открылась выставка "Виктор Борисов-Мусатов и мастера общества "Голубая роза"". Формальный повод — двойной юбилей: 110 лет с посмертной выставки (1907 год) Борисова-Мусатова (1870-1905) и первой выставки нового символистского объединения, тоже московской. По гамбургскому же счету, Русскому музею было давно пора отдать дань обоим этим московским явлениям — трудно поверить, но ни одной крупной выставки Борисова-Мусатова в Петербурге не было никогда. Рассказывает КИРА ДОЛИНИНА.
В 1907 году в Европе вообще и в России в частности еще можно было предаваться символистской тоске. Во Франции и в Германии символизм уже переживал вторую, если не третью, волну, темные силы, волновавшие Гюстава Моро или Гюисманса, уже давно сменились поисками потерянного рая, дарованного миру Пюви де Шаванном и Гансом фон Маре; поиски подхватили "набиды", а дальше и до "Голубого всадника" было уже недалеко. Тени будущей войны не были видны невооруженному глазу, декадентство все еще было в моде, а прямолинейная эмблематика не казалась невозможной. В общем, еще года три можно было спокойно посылать своей и чужой Прекрасной даме "черную розу в бокале золотого, как небо, аи".
В России, где, как всегда, слово сильно обогнало изображение, конец XIX века прошел не в символистских битвах, а в построении четкой оппозиции между консерваторами (теперь ими стали передвижники и Стасов) и новаторами (парадоксально, но ими выступали совершеннейшие пассеисты — мирискусники). Но рубеж веков тут был настолько стремителен, что к 1907-му в Москве и Санкт-Петербурге цвели все цветы, и прыжок от нежной "Голубой розы" к хулиганскому "Бубновому валету" оборачивался для тех, кто на него решился, маленьким шажком.
Виктор Борисов-Мусатов прожил так недолго, так много болел, столько учился (Саратов--Москва--Петербург--Париж), был настолько непубличной и негромкой фигурой, что вполне мог бы остаться одиночкой. Тем более что в русском символизме главными были поэты и философы. Поэты, впрочем, Борисова-Мусатова ценили чрезвычайно. Лучше всех опишет изобразительную формулу этого "тончайшего и нежного горбуна" Андрей Белый: "Всюду у Мусатова за зеркальной поверхностью тишины буря романтики". Скрытое движение, внутренняя сила, мечта как единственно возможный конкретно для него сюжет, все это отделяло Борисова-Мусатова от других, и это же сделало его точкой отсчета для группы молодых художников, оставшихся в истории русского искусства как "младосимволисты", "кузнецовцы" — кружка, собравшегося вокруг Павла Кузнецова в Московском училище живописи, ваяния и зодчества.
В какой-то мере именно Борисов-Мусатов с его вроде бы такой русской поэтикой "дворянских гнезд" оказался наиболее последовательным проводником европейского символизма в России. Не Михаил Нестеров, ищущий себя в раннем Ренессансе, как и иные французы, не Константин Сомов, вообще ни разу не символист, с которым пытается сравнивать Борисова-Мусатова Александр Бенуа, а именно Борисов-Мусатов, перенесший формулу обожаемого им Пюви де Шаванна к своим паркам и прудам. Борисов-Мусатов ездил в Париж в надежде брать уроки у Пюви, но опоздал: величественный старец в парчовом шлафроке как раз только закончил принимать новых учеников, он женился и последние годы своей жизни мечтал посвятить этому своему такому позднему и такому желанному браку. Русский почитатель увидел своего кумира, но дверь перед ним закрылась. Зато осталось понимание того, что декоративное панно есть идеальная форма для того, что Борисов-Мусатов искал в живописи; что плоскость стены способна стать основой для обращения грубой реальности в идеальный мир невинности человечества; что огромный масштаб тут дает возможность для замедления изобразительного времени почти до нуля, а это и есть идеальное течение идеальной жизни.
Вести всех голуборозовцев прямиком от Борисова-Мусатова некорректно. В Русском музее так и не делают. Экспозиция разбита на несколько небольших залов: от Борисова-Мусатова к фигурам разной степени таланта и известности. Тут сильнейшие Павел Кузнецов и Мартирос Сарьян, роскошный и изобильный Николай Сапунов, классический "любитель с деньгами" Николай Рябушинский, мастеровитый, но подражательный Василий Милиоти, блистательный Сергей Судейкин, очень интересный, но редко экспонируемый Петр Уткин, еще более редкий и как-то совсем неубедительный Николай Феофилактов. Набор совершенно внятный — все они были участниками выставки "Голубой розы" 1907 года, но в этом вот разбитом на клетушки пространстве объединяющее их начало практически стерто.
Около 80 работ на выставке — это преимущественно вещи из собрания Русского музея плюс несколько полотен из частных петербургских коллекций. Такой подбор не позволяет сделать выставку про "ту самую" выставку "Голубой розы", что было бы чрезвычайно интересно и, может быть, сделало бы куда внятнее и связь голуборозовцев с Борисовым-Мусатовым, и в целом идею той выставки как самостоятельного и программного высказывания. Необходимость иного сюжета безусловна, но сюжета этого нет. И уж точно это не разговор о русском символизме. В 1996 году ГРМ делал выставку под таким названием, но там рамки понятия были расширены чуть ли не от Серова до Малевича. Это, конечно, сильно чересчур, но Борисовым-Мусатовым и голуборозовцами русский символизм никак не исчерпывается (хотя бы Врубеля и Нестерова точно надо включать). В уходе от этого определения как раз сильная сторона выставки — кураторы как бы ни на чем обобщающем не настаивают. Но не настаивают они и на доказательной силе своего ощущения связи тех или иных произведений.
С Борисовым-Мусатовым всегда была одна сложность. О нем слишком любили писать как о певце "уходящих усадеб" (Николай Врангель) или "зыбкого мира старых теней" (Абрам Эфрос). С этим яростно спорил великий скульптор, тоже из голуборозовцев, Александр Матвеев: "Это не аллегорические обитательницы "дворянских гнезд", воплощающие "тоску по прошлому". Скорее это мусатовская "Прекрасная дама"... Она такая же условность и такая же реальность, как лирическая муза поэта...". Оппозиция реальность--условность является камнем преткновения и тут. Красочный восток Сарьяна это таитянский рай Гогена или стилизованные восточные сцены? Театральность Судейкина лежит в плоскости символистских игр с театрализацией жизни или это пассеистские игры мирискусников? А Сапунов здесь в какой роли? Он ведь уже одной ногой в сезаннистских экспериментах а-ля будущий "Бубновый валет". Не дается нам внятная картинка "русского символизма" в живописи. Да и был ли мальчик? Вполне возможно, что с нас хватит и гениальной символистской литературы.
110 лет назад, весной 1907 года, в мире русского искусства произошли два важных события: в Москве почти одновременно открылись посмертная выставка работ Виктора Борисова-Мусатова (1870–1905) и экспозиция его последователей «Голубая роза». Позже художественная молодежь будет выбирать для своих выставок эпатирующие буржуазию и мещанство названия-девизы: «Бубновый валет», «Ослиный хвост», «Трамвай В». «Голубая роза» предшествовала рождению отечественного авангарда, и ее название, отвечавшее духу эпохи символизма, отражало свойственный участникам выставки мечтательный характер творчества. Под таким названием состоялась всего одна выставка, но и она сама, и искусство ее экспонентов принадлежат к числу самых значительных явлений эпохи Серебряного века.
Выставка Борисова-Мусатова была настоящим откровением для многих в те дни. К тому моменту в музейных собраниях страны имелось всего одно полотно мастера - «Призраки», приобретенное Третьяковской галереей после смерти автора.
Борисова-Мусатова и экспонентов «Голубой розы» связывала прежде всего принадлежность одному направлению в искусстве - символизму и одной alma mater - Московскому училищу живописи, ваяния и зодчества (МУЖВЗ), а также то, что он был наставником для своих саратовских земляков Павла Кузнецова, Петра Уткина, Александра Матвеева, составлявших ядро «Голубой розы». Другие члены содружества знали о Мусатове не только из восторженных рассказов друзей-саратовцев, но и по его картинам на выставках возглавляемого им Московского товарищества художников (МТХ). Он был их ориентиром в искусстве, они почитали его своим кумиром.
Три молодых саратовца познакомились с Борисовым-Мусатовым еще в середине 1890-х. Образованный, целеустремленный, учившийся в МУЖВЗ, начинавший и вскоре бросивший занятия в дореформенной петербургской Академии художеств, прикоснувшийся к педагогической системе Павла Чистякова, в это время Мусатов был учеником школы Фернана Кормона в Париже. Летом, во время каникул, начинающие художники получали через него новости о парижском искусстве, узнавали о блестящих выставках, о борьбе направлений в живописи и литературе, о близких Мусатову художниках-«набидах», о символизме и импрессионизме. Он был для них Солнцем. Они сопровождали его в работе на этюдах, обсуждали возникавшие живописные задачи и способы их решения, вместе с ним писали на пленэре обнаженных мальчиков.
В 1897 году Кузнецов и Уткин поступили в МУЖВЗ. Вскоре бойкий и общительный Кузнецов знакомится с живописцем Константином Коровиным. Эффектный, талантливый и темпераментный, многократно побывавший в Заполярье и в Париже, тот становится для начинающего художника вторым Солнцем. Коровин ввел его в свою мастерскую, где вместе с друзьями - Валентином Серовым и Василием Поленовым, а также молодыми Николаем Милиоти, Николаем Тарховым, Василием Денисовым - писал обнаженную модель. В Училище же, казалось, ничто не изменилось со времени, когда его покинул Мусатов. Энергичный Кузнецов, как мог, протестовал против рутинных порядков и засилья «натурализма» в преподавании. Атмосфера в МУЖВЗ начнет меняться только с приходом туда в качестве педагогов Валентина Серова, Исаака Левитана, Павла Трубецкого.
Постепенно вокруг Кузнецова, харизматичного лидера, уже с 1897 года начинает формироваться кружок друзей-единомышленников. Это были поступившие в один год с ним ученики-живописцы Петр Уткин, Мартирос Сарьян, Сергей Судейкин. К ним присоединились учившиеся здесь живописи с начала 1890-х Николай Сапунов и Николай Милиоти, приведший в кружок младшего брата Василия, студента-юриста. Старший из братьев, за время учебы не раз бравший отпуска по болезни и исчезавший в Париж, посещавший там академии Джеймса Уистлера и Родольфа Жюльена, был для кружка как связующим звеном со «столицей мира», так и источником культурных новостей. В канун нового века в содружество вошли будущие живописец Иван Кнабе, скульптор Александр Матвеев, архитекторы Владимир Дриттенпрейс и Анатолий Арапов, который ввел с собой Николая Феофилактова, товарища по Константиновскому межевому институту. «Кузнецовцы» дружно взялись за обучение всему тому, что умели сами, младшего Милиоти и Феофилактова, имевших только «домашнее» художественное образование, сплоченной группой выступали на ученических выставках МУЖВЗ, где их начала замечать критика.
В годы учебы многие будущие «голуборозовцы» находились под сильным обаянием кисти Коровина. Известно, что Серов укорял Сапунова в том, что он пишет «под Коровина». Сильное влияние педагога отмечалось критикой и в живописи Кузнецова. Часть членов кружка (Кузнецов, Сапунов, Сарьян, Судейкин, Уткин), окончив «общие» классы, прошла затем чрезвычайно полезное обучение в портретно-жанровой мастерской Серова и Коровина. Крупнейший отечественный портретист и первоклассный колорист, оба обаятельнейшие личности, они составили замечательный по гармоничности тандем педагогов. Сам Коровин, бросая взгляд на прошлое, назовет среди лучших воспитанников мастерской Сапунова и Судейкина, а также Крымова и Кузнецова.
Нордкап. Сергей Дягилев, в заботе о пополнении рядов «Мира искусства» талантливой порослью, высмотрел работы Кузнецова и Сапунова на ученических выставках МУЖВЗ. Он писал Серову в 1902 году: «На твоей ответственности молодежь... Кузнецов и Сапунов, они должны быть „наши“». Оба начинающих художника участвовали в выставке объединения того же года. Вслед за Коровиным, доверившим Кузнецову и Сапунову оформление по его эскизам оперы Рихарда Вагнера «Валькирия» в Большом театре (1902), Мамонтов привлек Судейкина и Сапунова к работе в своей антрепризе в театре «Эрмитаж».
Они живо и осознанно реагировали на ситуацию в искусстве Москвы, где переплелись тенденции импрессионизма и символизма, поиски в духе национального романтизма, развитие символизма в поэзии и живописи. С интересом следили за эволюцией творивших в стилистике модерна трагического Михаила Врубеля и полной ему противоположности - печального лирика Виктора Борисова-Мусатова. Начиная с полотна «Автопортрет с сестрой», все самые значительные, принципиально важные для творчества Мусатова произведения, в которых он решал новые для национальной живописи проблемы декоративного синтеза, - «Гобелен», «Призраки» и другие - экспонировались в Моск ве. В них он, подобно обожаемому им Пьеру Пюви де Шаванну, от пошлой и прозаической обыденной жизни уходит в мир прекрасной мечты. Бессюжетные, полные тишины и гармонии, они через музыку ритмичных линий и колористических решений передавали общение душ, переживания меланхоличных, замкнутых героинь «ушедшего времени» - усадебных «тургеневских» женщин и девушек. Утонченные по качеству живописи, отмеченные изяществом наложения мазков, трепетностью фактуры, интеллигентно интерпретирующие взятые мотивы, глубоко духовные, эти картины были не просто предметом «земляческой» гордости Кузнецова и саратовцев, но являлись символом новых тенденций в живописи, путеводными звездами в искусстве и замечательной «школой» для членов кружка.
«Кузнецовцы» учились и взрослели в годы, когда атмосфера интеллектуальной Москвы была густо пропитана идеями символизма. В их дни, в первые годы ХХ столетия, формировалась новая генерация литераторов и философов символизма, Валерий Брюсов в печати и на лекциях излагал взгляды символистов на задачи искусства и художников, в театрах ставилась символистская драматургия, публика зачитывалась произведениями Мориса Метерлинка, даже учащиеся МУЖВЗ своими силами поставили в 1902 году его пьесу «Там, внутри», а Кузнецов и Сапунов оформили ее. В основе символизма лежала идея «двоемирия». Символисты считали, что окружающий человека мир - блеклое и искаженное отражение совершенной и гармоничной высшей реальности. Они верили, что символизм способен изменить мир, превратить его в царство света и добра.
В известной статье «Ненужная правда» (Мир искусства. 1902. No 4) Брюсов обращался непосредственно к живописцу, литератору, актеру: «Предмет искусства - душа художника. Одно умение срисовывать то, что кругом, ни в коем случае не делает художником». В лекции «Ключи тайн» (1903), прочитанной им в Историческом музее в Москве и опубликованной в журнале «Весы» (1904. No 1), он утверждал, что не копирование видимого, а «мгновения экстаза, сверхчувственной интуиции» позволяют постичь мировые явления: «Искусство только там, где дерзновенье за грань, где порыванье за пределы познаваемого в жажде зачерпнуть хоть каплю „стихии чуждой, запредельной“. Пусть же современные художники сознательно куют свои создания в виде ключей тайн, в виде мистических ключей, растворяющих человечеству двери из его „голубой тюрьмы“ к вечной свободе».
Интерес «кузнецовцев» к символизму, прежде всего к поэзии и теоретическим взглядам Брюсова, был столь велик, что, когда в 1904 году появился руководимый поэтом журнал «Весы», Николай Феофилактов и часть членов кружка сразу стали сотрудничать в нем. Под влиянием идей символизма в творчестве участников кружка происходят важные изменения.
Кузнецов и Уткин живо откликнулись в январе 1904 года на намерение устроить в Саратове «Вечер нового искусства», который был попыткой воплощения идеи синтеза искусств. Музыку в «новом» вкусе исполняли Александр Гольденвейзер и Михаил Букиник; выступал Константин Бальмонт; стихи Эдгара По под соответствующую моменту музыку читала актриса Московского Художественного театра Антонина Адурская; украшавшие стены зала картины Уткина и особенно «гобелены» Кузнецова были важной частью эмоциональной среды концерта.
Именно Саратов был выбран группой для первого организованного выступления. 27 апреля 1904 года там открылась выставка под нетрадиционным для русской выставочной жизни, но характерным для эпохи названием - «Алая роза». Ее составили 109 картин и рисунков 17 авторов, а также керамика завода «Абрамцево». Символически, несколькими работами были представлены высоко чтимые экспонентами Михаил Врубель и Виктор Борисов-Мусатов.
В экспозиции участвовали восемь из двенадцати на тот момент членов группы: Арапов, Кнабе, Кузнецов, Сапунов, Сарьян, Судейкин, Уткин, Феофилактов. Экспозиция группы в Саратове оказалась скромной репетицией полного блеска появления «кузнецовцев» на XII выставке МТХ (март 1905). Работы представили не только участники «Алой розы» (Кузнецов, Сапунов, Сарьян, Судейкин, Уткин), но и Василий и Николай Милиоти, Александр Матвеев, а также вновь приобщившиеся к кружку ученик-архитектор МУЖВЗ Николай Крымов и лепщик с завода «Абрамцево» Петр Бромирский. Вместе с тем отсутствовали Арапов, Кнабе, Феофилактов.
Выступление «кузнецовцев» инспирировало публикацию Бориса Липкина «Эмоционализм в живописи» («Искусство»). Он увидел в творчестве группы новый феномен в мире русского искусства: «В хаосе обозначилось новое течение, уже готовое облечься в определенную форму, появились первые ласточки эмоционализма. Эмоционализм - это импрессионизм, дошедший до синтеза, до обобщения; в нем из настроения рождается эмоция - так, как от природы впечатление - в импрессионизме. Это целое новое миросозерцание в живописи». Родоначальником эмоционализма в России автор считал Врубеля, а членов кружка Кузнецова - типичными его представителями.
Сергей Дягилев, по привычке высматривавший на отечественных выставках молодое и талантливое, открыл для себя много интересного в Москве. Свою последнюю выставку «Мир искусства» (1906) он, как и ранние, формировал единовластно, что было одной из «зацепок» для его критиков, прежде всего Владимира Стасова. В экспозиции, функционировавшей в Петербурге с 24 февраля, Дягилев отдал долг памяти покойного Борисова-Мусатова, устроив, по сути, его посмертную выставку.
Тщательно отобранные 65 картин и рисунков достойно представляли мастера. Кроме того, Дягилев по казал произведения пяти «молодых», поразивших Москву на XII выставке МТХ: Кузнецова, братьев Милиоти, Сапунова и Феофилактова. Среди девяти работ Павла Кузнецова были безусловные шедевры его раннего творчества - выдержанные в нежной светлой тональности «Утро (Рождение)» и «Голубой фонтан», в равной мере навеянные реальностью и снами подсознания, по замечанию Дмитрия Сарабьянова, ставшие «выражением предчувствия и пробуждения памяти, томления и истомы». Следует отметить, что экспонаты выставки отражали многоликость символизма с его интересом к бессознательному, жизни души, мотивам сна и сказкам как «зазеркалью» реальности, экзотике, ретроспективным мотивам. Как всегда у Дягилева, экспозиция отличалась логичностью и утонченным вкусом. Ее участник Аркадий Рылов спустя годы вспоминал: «Для каждого художника был подобран особого цвета фон: для врубелевских работ щиты были задрапированы светло-лиловым муслином. Картины Милиоти в золотых рамах в стиле Людовика ХV висели на ярко-красном бархате, а посмертная выставка Борисова-Мусатова - вся в белых узких рамах на белом муслине. Пол затянут синим сукном. Перед картинами - горшки с гиацинтами, при входе - лавровые деревья».
Выставка вызвала массу противоположных отзывов. Патриарха русской критики Стасова не радовали ни цветы, ни деревца, он пришел на выставку громить декадентство, и первой его мишенью оказались работы молодых москвичей: «Любезнейшие, милейшие, фаворитнейшие задачи декадентских живописцев - какие-нибудь самые нелепые, туманные легенды и фантазии, в которых никакого толка невозможно добраться. Между тем эти люди очень были бы способны, по натуре своей, писать верно и изящно предметы с натуры... Могли бы писать хорошо, да не хотят. Декадентство запрещает».
Не обошел вниманием Стасов и зал Борисова-Мусатова: «Скончавшийся еще недавно юный московский декадент Мусатов, вместе с другими товарищами, любил изображать дам и кавалеров в фижмах и кафтанах ХVIII века, но отвел себе также и особый маленький уголок, отдельную микроскопическую специальность: это русских дам в локонах и с бесконечно растопыренными юбками. Те же куклы ХVIII века! Но только еще с прибавкой каких-то „призраков“, стоящих в саду, около небывалых, противных, мертвых „храмов“. Какой знатный выигрыш для русского искусства!» 24 Кажется, со времени русско-финляндской выставки 1898 года, на которой Стасов громил, не стесняясь в выражениях, Врубеля, не прошло и дня - сохранилась все та же лексика, полное неуважение к художникам и непонимание ситуации в искусстве.
Иначе оценил выставку в письме другу предпочитавший не входить ни в какие художественные «партии» Михаил Нестеров: «Выставка Дягилева была из рук вон хороша. Здравствует искусство! Право, отличную выставку устроил Дягилев... „Старики“ - Серов, Малявин, Сомов, - дали превосходные вещи. „Молодежь“ - Кузнецов, Милиоти, Анисфельд и друг., - хотя еще и не выяснилась, но дают „свое“, крайне интересное» 26 . Картины Кузнецова вызвали переутонченные переживания Николая Тароватого («Золотое руно»): «Сновидения в лазури бледно-синих и матово-спокойных тонов, дрожащие неземные силуэты, прозрачные стебли мистических цветов, овеянных утренними зорями, - на всем дымка несказанного, постигаемого лишь смутным предчувствием». Судя по языку, автору очень хотелось быть на уровне «оригинала». В той же стилистике им аттестованы произведения Василия Милиоти и его брата Николая.
Петербургская экспозиция «Мира искусства» послужила прелюдией грандиозной выставки «200 лет русского искусства», устроенной Дягилевым в том же году в парижском Осеннем салоне. В качестве помощников он взял с собой в «столицу мира» Кузнецова и Судейкина. Экспозиция, благодаря стараниям Дягилева и Бакста, отличалась великолепием и изяществом. По-прежнему отлично был представлен высоко чтимый всеми Борисов-Мусатов («Изумрудное ожерелье», «Реквием», «Автопортрет с сестрой», портрет Надежды Станюкович, и другие). Из пяти участников петербургской выставки в Париже экспонировались работы четырех: Кузнецова, братьев Милиоти и Феофилактова; по какой-то причине отсутствовали произведения Сапунова. Кроме того, были приглашены новые экспоненты - Арапов, Судейкин, Уткин и Матвеев (вне каталога).
В конце1907 года экспоненты «Голубой розы» столкнулись с проблемой, поколебавшей былое единство группы. Дело в том, что Рябушинский, подобно Дягилеву, решил выйти на международный уровень, устроив выставку-смотр новейшего искусства России и Франции. Ему захотелось сопоставить не совпадающие «стадиально» в своем развитии специфически русские, порожденные своеобразием истории, художественной и социальной жизни страны творчество «мирискусников», символистские поиски «голуборозовцев» и новейшие достижения французского авангарда в канун появления кубизма.
Наивность и «щекотливость» этой идеи для престижа национального искусства сразу ощутили бывшие мирискусники, приглашенные Рябушинским. Вскоре от совместной выставки с французами отказалась и часть экспонентов «Голубой розы», в декабре того же года устроившая сепаратную выставку под символичным, имевшим оттенок конфронтации названием «Венок-Стефанос». Так назывался незадолго до этого вышедший сборник Валерия Брюсова, редактора журнала «Весы», враждебного «Золотому руну». Экспозицию составили работы сильных «голуборозовцев»: Арапова, Бромирского, Дриттенпрейса, Кнабе, Крымова, Матвеева, Сапунова, Судейкина, Уткина, Фонвизина. В следующем году произведения «голуборозовцев» были показаны в Петербурге на устроенной Сергеем Маковским и Александром Гаушем выставке «Венок», где символистов объединили с художниками раннего авангарда. Это был первый выставочный проект будущего редактора журнала «Аполлон». Работы Бромирского, Крымова, Кузнецова, Матвеева, Милиоти, Сарьяна, Уткина, Феофилактова, Фонвизина были интересны, но экспозиция не вызвала особого ажиотажа и сочувствия у хладнокровной столичной публики.
Между тем издатель «Золотого руна» не отказался от идеи совместной франко-русской выставки, и 5 апреля 1908 года был открыт первый Салон «Золотого руна» (283 картины и 3 скульптуры) с сильным преобладанием французской части как по количеству, так и по качеству. Она была представлена работами Огюста Ренуара, Винсента Ван Гога, Андре Дерена, Анри Матисса, Жоржа Брака и других. Из русских художников участвовали поддержавшие идею Рябушинского Кузнецов и Сарьян, сам Рябушинский, к которым присоединились «беглецы» Кнабе, Матвеев и Уткин, участники выставки «Венок-Стефанос».
Устроенная журналом выставка 1909 года носила название «Золотое руно» и по составу также была франко-русской, но более удачно сбалансированной за счет уменьшения французской части. Экспонировались работы десяти авторов-парижан, в том числе Анри Матисса, Андре Дерена, Альбера Марке, Жоржа Руо, Мориса Вламинка, Жоржа Брака, в русском разделе были представлены произведения шестнадцати художников: восьми «голуборозовцев», а также Натальи Гончаровой, Михаила Ларионова, Николая Ульянова, Кузьмы Петрова-Водкина и других.
В 1909 году соперничавшие московские символистские журналы «Золотое руно» и «Весы» закрылись. Рябушинский в конце года успел устроить третью, последнюю выставку «Золотого руна». Она была полностью «русской» и отражала реалии отечественного искусства - в ней участвовали несколько «голуборозовцев», а также пионеры нарождающегося русского авангарда Ларионов, Гончарова и будущие «бубнововалетцы».
Ряд бывших экспонентов «Голубой розы» был приглашен Сергеем Маковским на устроенную им в Петербурге в начале января того же 1909 года выставку «Салон», которую он рассматривал как смотр современного русского искусства. Выставка чрезвычайно заинтересовала Бенуа, посвятившего ей около десятка статей.
В 1910 году Маковский вывезет в Париж в составе выставки русского искусства в галерее Бернхейма-младшего работы Крымова, Николая Милиоти и Судейкина, затем покажет их на Международной выставке в Брюсселе, где полотна старшего Милиоти будут удостоены бронзовой медали. В это время четыре пейзажа и портрет Крымова, два этюда Уткина и две работы Дриттенпрейса участвовали в грандиозном проекте Владимира Издебского - передвижном 1-м Международном салоне (Одесса - Киев - Петербург - Рига), по возможности полно представившем все направления в национальном и европейском искусстве.
1910-е были временем высшего расцвета таланта большинства участников выставки «Голубая роза». Их по-прежнему связывали, при всем разнообразии индивидуальных проявлений таланта, общее символистское мировидение, поиски синтеза, близость стилистики, более десяти лет дружбы и сотрудничества. Павлу Кузнецову, в 1908–1909 годах осознавшему исчерпанность прежних мотивов, пример Поля Гогена и Анри Матисса подсказал необходимость перемещения художнического внимания из сферы подсознания к предметам более реальным и близким. Мастер начинает из года в год совершать поездки в заволжские степи, затем в древние центры среднеазиатской цивилизации - Бухару и Самарканд. Там он нашел идеал естественной жизни в гармонии с Землей и Космосом. Абрам Эфрос остроумно заметил: путь Кузнецова на Восток лежал через Париж.
Знакомство с полотнами Матисса и фовистов раскрепостило сознание и природный темперамент Мартироса Сарьяна. На смену похожим на миражи маленьким картинкам серии «Сказки и сны» в его творчестве пришли напоенные солнцем, яркие и звучные по краскам, полные неги и тайны изображения Турции, Египта, Персии и вновь обретенной родины - Армении.
В живописи Николая Феофилактова, Николая Милиоти и Николая Крымова своеобразно отразились тенденции неоклассицизма. Слывший в начале века «московским Бердслеем», к концу 1900-х Феофилактов закончил свои графические упражнения в полудекадентстве. Поездки в Италию, знакомство со старым и новым искусством, пробудив в нем живописца, дали ему новые темы и стилистику. В его полотнах появились герои античной мифологии и изображения пустынных ландшафтов, своей странностью, отрешенностью близких метафизической живописи.
Николай Милиоти с начала века часто обращался к образам античных мифов. В полотне «Рождение Венеры» он дает новую иконографию знаменитой легенды, соединив свойственную неоклассикам тягу к скульптурности формы и любимый им мотив «цветных дождей» (Сергей Маковский). Венера-девочка и резвящиеся малыши-путти с по-детски непропорциональными, тяжеловатыми фигурками изображены в потоке солнечного света и водяных брызг, когда вся природа радуется появлению новой богини. Умиротворенностью, светлой радостью окрашена еще одна картина Милиоти - «Мадонна» решенная в золотисто-розовом колорите. Полны величавой гармонии, отрешенности от сиюминутного течения жизни пейзажи Крымова, порой оживленные фигурами купальщиц или поселян за небудничными занятиями. Изображающие мотивы Подмосковья, обобщенной трактовкой формы, атмосферой вневременности они напоминают музейные картины эпохи классицизма.
К началу 1910-х престиж Сапунова и Судейкина как театральных художников был столь высок, что Александр Бенуа в январском письме 1911 года Дягилеву, отказываясь от постановки своего детища - балета «Петрушка» - в программе очередного Русского балетного сезона, видел себе замену лишь в их лице. Работы Сапунова с театральными сценами, его серии «чаепитий» и «ресторанов», бичующие ограниченность и бездуховность мещанства, большей частью окрашены нотами трагизма. По воспоминаниям современников, задолго до смерти художник жил в постоянном предчувствии своей внезапной гибели. Иными по эмоциональному строю были произведения Судейкина, часто пародирующего приемы лубка и «красоты» провинциальных ковриков, - они пронизаны веселой иронией. Константин Коровин высоко ценил своего бывшего ученика. Описывая ситуацию в сфере западного театра, он заметил: «Здесь есть коекакая работа декораций, костюмов. Художников русских много - Бенуа, Сомов, Судейкин. Из них лучший, конечно, Судейкин».
Следует отметить, что из 16 участников «Голубой розы» только трое - Николай Милиоти, Сергей Судейкин и Николай Рябушинский - оказались в эмиграции. 1917-й, год двух русских революций, изменил жизнь многих «голуборозовцев», ранее сосредоточенную только на творчестве. Александр Матвеев становится профессором Центрального училища технического рисования в Петрограде, членом Комиссии по охране дворцов, избран от скульпторов уполномоченным во Временный комитет для создания Союза деятелей искусств. Вернувшиеся из армии Павел Кузнецов и Петр Бромирский входят в художественную секцию Московского совета солдатских депутатов. Кузнецов становится организатором и художественным редактором журнала «Путь освобождения», к работе в котором привлекает Крымова и Арапова; участвует в оформлении Москвы к революционным праздникам. Николай Крымов является членом Комиссии по охране памятников искусства и старины при Моссовете, а находящийся в Крыму Сергей Судейкин - Комиссии по учету художественных ценностей Воронцовского дворца. Петр Уткин принимает участие в создании Коллегии ИЗО при саратовском Совете депутатов трудящихся. Артур Фонвизин заведует студией изобразительного искусства Пролеткульта в Тамбове.
В 1920-х «голуборозовцы» интенсивно трудятся, ездят в командировки на стройки и в колхозы, переживают новый расцвет своего творчества, и, благодаря большим тематическим и юбилейным выставкам, печатным изданиям, о художниках и их творчестве узнает страна. Часть из них (Крымов, Кузнецов, Матвеев, Уткин, Фонвизин, Сарьян) преподают в художественных учебных заведениях. Проходят их первые персональные выставки. В 1926 году Сарьян получает звание народного художника Армении, тремя годами позже Кузнецов - звание заслуженного деятеля искусств РСФСР. Вместе с бывшими коллегами по «Миру искусства» «голуборозовцы» организуют художественное объединение «Четыре искусства» (1925–1931), участниками которого были Кузнецов (председатель), Мат веев, Сарьян, Уткин, Феофилактов. Крымов является членом Общества московских художников (1927–1932).
В 1925 году Третьяковская галерея устроила на материалах своей коллекции выставку «Мастера „Голубой розы“», на которой было представлено 72 работы (картины, рисунки и одна скульптура) десяти участников выставки «Голубая роза» (1907), а также Виктора Борисова-Мусатова и Георгия Якулова.
В конце десятилетия начался прессинг социологической критики на художников и объединения. После появления статьи Алексея Федорова-Давыдова «Выставка П. В. Кузнецова и ее толкователи» в издании «Искусство в массы» 50 художник потерял работу в вузе, а возглавляемое им художественное объединение «Четыре искусства» было вынуждено самораспуститься. В 1930-х в формализме был обвинен Артур Фонвизин, а в 1948 году - Александр Матвеев.
Материалы из статьи Владимира Круглова для каталога выставки в Русском музее