Военное положение в польше. Военное положение в Польше (1981—1983) Историческое значение этой борьбы

». Оценки событий той эпохи сильно различаются как в самой Польше, так и за её пределами. В ходе военного положения в стране проходили репрессии: в результате столкновений с полицией более 30 чел. погибло. Но в целом масштаб репрессий, равно как и реакция самой оппозиции в этот период, носили умеренный и даже несколько приглушённый характер, учитывая назревающий потребительский кризис в стране . Ключевую роль в предотвращении эскалации конфликта с обеих сторон сыграла Католическая церковь Польши.

Начало операции

Прозападные брожения в польской профсоюзной среде стали ощущаться всё острее, особенно в условиях надвигающегося потребительского кризиса . Генерал Войцех Ярузельский, на тот момент 1-й секретарь ПОРП , глава правительства и министр обороны, понимал что основная дестабилизационная угроза исходит от организации «Солидарность », которая пользовалась поддержкой у населения. Утром 12 декабря 1981 года Войцех Ярузельский позвонил руководству СССР и произнёс следующее: «…в ночь с 12 на 13 декабря с.г. на всей территории ПНР будет введено военное положение . Всю ответственность за этот шаг я возлагаю на себя…»

В ночь с 12 на 13 декабря 1981 года по всей Польше отключили телефонную связь. В результате лидеры оппозиционного антикоммунистического движения «Солидарность» моментально оказались изолированы. На улицах появились танки и бронетранспортёры . По телевидению транслировалось заявление генерала Ярузельского о том что «надо связать руки авантюристам, прежде чем они столкнут Отчизну в пучину братоубийственной войны». Генерал также объявил о создании Военного совета национального спасения (англ. ).

Причины

Результаты

В результате данной военной акции местные профсоюзные комитеты «Солидарности» были значительно ослаблены, а многие лидеры попросту запуганы. Но в целом «Солидарность» по-прежнему продолжала действовать под руководством Леха Валенсы , избравшего на время политику непротивления, хорошо знакомую полякам со времён раздела страны. Ярким проявлением продолжающейся подпольной деятельности даже в это время было систематическое издание периодических изданий, листовок и бюллетеней. Издателей тайно поддерживала Католическая церковь , сохранившая сильную позицию в польском обществе.

17 июля 1986 года правительством Польши был принят закон о амнистии, в период до 21 февраля 1987 года им воспользовались 1200 участников антиправительственных выступлений (из которых 225 отбывали наказание в местах заключения) .

Экономические санкции США против Польши

Сразу после введения военного положения правительство США ввело экономические санкции в отношении Польши и СССР. В следующем, 1982-ом, году Польша была лишена статуса наибольшего благоприятствования в торговле, а ее заявка на вступление в Международный валютный фонд была заблокирована. Амнистии 1984-го года открыла дверь нормализации экономических отношений между двумя странами. 20 февраля 1987 года президент Рейган объявил об отмене оставшихся санкций и восстановлении режима нормальной торговли.

Санкции оказали негативное влияние на польскую экономику (польское правительство утверждало, что в период 1981-1985 годов они стоили польской экономике 15 миллиардов долларов ). Потери были частично скомпенсированы советскими кредитами, составившими в совокупности 3,4 млн [уточнить ] долларов, и увеличением поставок сырья и энергоносителей .

Современные оценки

В 2005-2008 гг. Ярузельского пытались привлечь к суду за введение диктатуры .

Примечания

Литература

  • Лавренов С.А., Попов И.М. Советский Союз в локальных войнах и конфликтах. - М .: Астрель, 2003. - С. 391-409. - ISBN 5-271-05709-7

«Золотой век» 1970-х годов обернулся в Польше экономическим крахом и военным положением

6 сентября 1980 года, 35 лет назад, Пленум ЦК Польской объединенной рабочей партии (ПОРП) снял с поста Первого секретаря Эдварда Герека (на фото слева) . Формально это объяснили тяжелым состоянием здоровья (он и впрямь перенёс инфаркт), однако, главной причиной смены руководства стали массовые забастовки, вспыхнувшие в августе. Герек оказался не способен справиться с лавинообразным нарастанием протеста.

Первым секретарём стал Станислав Каня - сторонник политического лавирования (раньше он придерживался жёсткой линии). А дальше было обострение политического кризиса, которое окончилось введением военного положения в декабре 1981 года.

Возникает вопрос: как же всё дошло до такого? Ведь в 1970-е годы Польша переживала бурный экономический рост, входя в десятку ведущих промышленных стран мира. Её вклад в мировое промышленное производство составлял 2, 5 %, при том, что население составляло 0, 8 % от всего населения планеты.

Хрущевская атака на Польшу

Вину за произошедшее обычно возлагают на «командно-административную» модель, присущую «тоталитарному коммунизму». Безусловно, бюрократические искажения социализма сыграли свою роль. Однако важнейшей причиной кризиса стал крен в сторону Запада, который происходил под знаменами «польского пути к социализму».

Началось всё после смерти Сталина. Хрущёвское руководство ослабило свой контроль над руководством восточноевропейских компартий. И сделало оно это не из соображений прагматического характера, которые были бы вполне оправданы (действительно, страны социалистического лагеря окрепли, и нужна была некоторая децентрализация).

Нет, это была обычная политическая слабость, помноженная на амбициозность Хрущева, которую правильнее было бы назвать самодурством.

Хрущев терял нити управления, однако вёл себя как некий единоличный диктатор, подчиняющий себе все «братские» партии и правительства. В 1960-е годы он даже вынашивал планы присоединения к СССР Болгарии и Монголии. Под конец своего, мягко говоря, экстравагантного правления Никита Сергеевич даже возжелал ввести, на официальным уровне, арбитраж СССР - в случае территориальных споров между различными соцстранами. То есть Хрущев только раздражал руководителей других компартий, которые пытались, так или иначе, дистанцироваться от СССР.

И в отношении Польши его пресловутый волюнтаризм проявился в полной мере. Почти сразу же после прихода к власти Хрущёв попытался добиться снятия с поста председателя ЦК ПОРП авторитетного Болеслава Берута. Его планировалось освободить от партийного руководства, оставив на посту Председателя Совета министров Польской Народной Республики (ПНР), а руководителем партии сделать Эдварда Охаба. Однако II съезд ПОРП (март 1954 года) пошёл наперекор Хрущеву, и Берут остался во главе партии (в качестве Первого секретаря). Председателем же Совмина стал Юзеф Циранкевич.

Берут руководил ПОРП недолго. В марте 1956 года он умер в возрасте 64 лет. Смерть его сочли странной, и её обстоятельства связали с пребыванием в Москве на XX съезде КПСС (февраль 1956 года).

Первый секретарь ЦК Албанской партии труда (АПТ), яростный оппонент «ревизионистов» Хрущева и Брежнева Энвер Ходжа, вообще, практически открыто указывал на странные смерти восточноевропейских лидеров «сталинской когорты»: «Сразу же после смерти Сталина умер Готвальд. Странная, скоропостижная смерть! Тем, которые знали Готвальда, никогда не могло и в голову прийти, что тот здоровый, сильный и живой мужчина умрет... от гриппа или простуды, схваченной, дескать, в день похорон Сталина... Готвальд, старый друг и товарищ Сталина и Димитрова, скоропостижно умер. Это событие огорчило, но и удивило нас. Позднее последовала - столь же скоропостижно - смерть товарища Берута, не говоря уже о более ранней смерти великого Георгия Димитрова. И Димитров, и Готвальд, и Берут нашли смерть в Москве. Какое совпадение! Все трое были товарищами великого Сталина»! («Хрущевцы»).

Либеральный поворот Гомулки

Хрущевский натиск, оказавшийся на удивление слабым, тем не менее, вызвал возмущение в Польше, которое подогревали и ошибки, допущенные в ходе «социалистического строительства». И вот этим самым возмущением (как и в Венгрии) воспользовались силы, мечтавшие дистанцироваться от СССР и сблизиться с Западом. (Масла в огонь подлили и рабочие волнения в Познани.)

Они сделали ставку на Владислава Гомулку, видного партийно-государственного деятеля, подвергшегося опале в конце 1940-х годов. Тогда он, ещё до объединения коммунистов и социалистов в рамках ПОРП, был Генеральным секретарем коммунистической Польской рабочей партии (ППР).

В отличие от президента Берута, стоявшего на совершенно чётких просталинских позициях, Гомулка придерживался своеобразных взглядов на перспективы строительства социализма в ПНР, выступая за особый, «польский путь».

Гомулка был против национализации всей крупной промышленности и масштабной коллективизации, предлагал дружить с Костёлом. Именно его и сочли весьма подходящей фигурой для реформирования страны в «либерально-коммунистическом» направлении. В октябре 1956 году прошёл Пленум ЦК ПОРП, на котором Гомулку сделали Первым секретарем. К слову, Москва была против этого, но Хрущева опять не послушались.

Многие одобрительно высказываются по поводу преобразований, осуществленных при Гомулке. Дескать, молодец, уж коллективизацию точно не надо было проводить. Однако тут необходимо сделать некоторые пояснения. В Польше существовал огромный частный сектор, в рамках которого 14 млн га (из 20 млн га общего земельного фонда) находилось в распоряжении 3 млн единоличных крестьянских хозяйств. И, в большинстве своём, это были мелкотоварные хозяйства, чья эффективность, в условиях индустриального общества, крайне низка. Отзывы игроков 1xSlots Casino https://1xslot.ru/1xslots-casino-otzyvy/ Мелкие хозяйства с трудом приобретают и осваивают современную сельскохозяйственную технику, та же беда у них - с кредитами и удобрениями. На хваленом Западе, к слову, процветают крупные агрохозяйства - государственные, частные или кооперативные. А вот фермеры, как говорится, в пролёте, что и подтверждается их регулярными акциями протеста. В Польше эта вот мелкотоварность тоже сказывалась на конечном результате.

Сельское хозяйство находилось на довольно-таки низком уровне, даже и в «золотой век» польского социализма, в 1970-е годы. Польша импортировала зерно, причем 40% всех потребностей животноводства удовлетворялось за счёт зарубежных кормов. Крестьянские хозяйства находились на дотации. И если на производство продуктов питания в 1975 году выделялось 51 млрд злотых, то уже через пять лет эта цифра составила 170 млрд. Понятно, что продолжаться такое иждивенчество могло до поры до времени, пока сохранялась благоприятная внешнеэкономическая конъюнктура.

В области управления промышленностью произошла частичная децентрализация. Предприятия получили несколько большую самостоятельность, были предприняты меры по повышению материальной заинтересованности. Например, формировались специальные фонды выплаты премиальных. На предприятиях создавались органы рабочего самоуправления, которые, впрочем, были довольно-таки быстро подмяты администрацией.

Преобразования коснулись и политической сферы. Так, была введена новая избирательная система, предполагающая соревновательность кандидатов. Во всех округах их количество могло быть на треть больше, чем самих мандатов. Усилилась роль парламента (сейма), который сосредоточил в своих руках почти всю законодательную деятельность. Активизировалась деятельность двух некоммунистических партий - Объединенной крестьянской и Демократической. С целью консолидации разных общественно-политических сил был создан Фронт единства народа. Стали проводиться оживленные дискуссии в СМИ.

Наконец, в 1957 году заключили соглашение между государством и католической церковью, которая признала победу социализма (но, в дальнейшем, неоднократно поддерживала оппозицию).

Всё это необычайно воодушевило разнообразных диссидентов. Один из ведущих оппозиционеров, сыгравший важную роль в событиях 1980-1981-х гг., Адам Михник признавал: «Все мы - дети октября 1956 года, когда к власти вернулся Владислав Гомулка, а все последующие события берут свое начало в тогдашнем антитоталитарном порыве». Потирали руки и на Западе, небезызвестный Збигнев Бжезинский писал: «Успешные попытки Гомулки взять власть и удержать ее в своих руках укрепили Соединенные Штаты в их уверенности, что осторожное оказание экономической помощи и развитие культурных контактов с Польшей могли бы поддержать стремление этой страны к независимости...».

Позже, уже в 1978 году, он даст руководству США такие рекомендации: «Наиболее перспективной тактикой в настоящее время является не немедленное уничтожение коммунизма, а применение определенных средств, преследующих целью укрепить оппозицию и ослабить таким образом коммунистическую партию... Соглашения между США, их союзниками и Польшей должны быть направлены на укрепление зависимости Польши от Запада в области финансов, экономики, снабжения продуктами питания. Через незначительный промежуток времени начнет возрастать количество поляков, считающих, что только поддержка Запада является гарантией благополучия и прогресса... Следует разжигать в поляках антисоветские и антирусские настроения... На политических руководителей следует влиять таким образом, чтобы они заняли умеренную позицию в отношении диссидентов и выработали приемлемый вариант диалога с общественностью. В этом созданном политиками, профсоюзными деятелями, средствами массовой информации и отвлекающими маневрами климате наши действия должны способствовать дестабилизации обстановки в Польше. В этих условиях в партии возникнет смятение, а оппозиция приобретет новых сторонников».

Во времена Гомулки Польша получила солидную американскую помощь. Только в 1957-1963 гг. Штаты предоставили ей 900 млн долл. При этом, активно воздействовали на молодёжь. Вот, ярчайший пример: обмен студентами между ПНР и США в пять раз превышал соответствующий между ПНР И СССР.

Сторонники «жёсткой линии».

Надо сказать, что либерализация встретила активное неприятие части партийных руководителей, стоявших на позициях последовательного сталинизма. Наиболее жёстким оппонентом Гомулки был Казимеж Мияль, возглавлявший аппарат Совмина. В 1964 году он и его сторонники, были выведены из ЦК. Однако это их не остановило, и в 1965 году сталинисты-диссиденты основали подпольную Коммунистическую партию Польши (КПП). А год спустя Мияль эмигрировал в Албанию, откуда и пытался руководить сталинистским подпольем, которое пользовалось финансовой поддержкой Тираны и Пекина. Он эволюционировал к маоизму (не отказываясь от сталинизма) и даже перебрался в КНР. Во время политического кризиса Мияль вернулся в ПНР, где был арестован режимом Войцеха Ярузельского и провёл несколько месяцев в тюрьме. До конца своих дней (а умер он накануне собственного столетия) Мияль оставался верным своим взглядам - оправдывал Сталина и Берута, ругал Горбачева и перестройку, выступал против вступления в ЕС.

Была, впрочем, и другая, несколько более умеренная фракция сталинистов, которую называли «фракцией партизан» (формально фракции были запрещены). Она объединяла участников партизанской борьбы и возглавлялась генералом Мечиславом Мочаром. Участники группы исповедовали культ «войны и победы», соединяли сталинизм и польский национализм. Они активно противодействовали всем попыткам либерализации. На пике своей политической карьеры Мочар стал секретарем ЦК и членом Политбюро ЦК ПОРП. Однако рабочие волнения 1970 года, во время которых генерал занял жёсткую позицию, вынудили его уйти в отставку. Впрочем, туда же отправился и «либеральный» Гомулка.

«Золотой век» Герека

На смену Гомулке пришёл Э. Герек, возглавлявший «катовицкую группу» (свою популярность в партии он обрел как секретарь Катовицкого воеводского комитета ПОРП). Новый руководитель был из рабочих, будучи в эмиграции, он 18 лет отработал на бельгийских и французских шахтах, что серьезно сказалось на его здоровье. К своим бывшим братьям по классу Герек относился трепетно и до начала кризиса всегда умел находить общий язык. Он, вообще, обожал разъезжать по стране и общаться с простым народом - в отличие от того же Гомулки, который был кабинетным руководителем.

Герек считал важнейшей задачей подъем материального благосостояния в условиях ускоренной, широкомасштабной модернизации. И здесь ему удалось многое, его политику считают в высшей степени социальной.

К слову, согласно нынешним социологическим опросам, 56 % поляков считают время правления Герека эпохой экономического процветания.

При нём была существенно повышена заработная плата, установлены пенсии по старости для крестьян, повышены пособия для рожениц (а сам декретный отпуск увеличен с 12 до 18 месяцев). Разнообразные пенсии, стипендии и пособия выросли на 94 %.

Надо отметить, что Герек подчёркнуто проявлял заботу о рабочем классе, и вообще, о «низах». Так он повысил срок отпуска работников физического и умственного труда до срока чиновников. По картам металлургов, горняков, учителей были введены отраслевые привилегии - право на раннюю пенсию, отдых в бесплатных или доступных заведениях, десятилетнее обучение и жилье.

Результаты, что и говорить, оказались впечатляющими. Произведенный национальный доход рос, в среднем, на 9,8%. Промышленное производство возрастало на 14 %. Рост потребления составил 8, 7 %, реальные доходы населения - 7, 9 %, а заработная плата - 6, 0%. Физические лица освободили от подоходного налога. В ПНР граждане получили возможность открывать валютные счета в Национальном банке, чего они были лишены в других социалистических странах. Потребление изменилось в пользу мяса и мясных изделий. Рынок стремительно насыщался бытовой техникой - телевизорами, холодильниками, радиоприемниками. В 1970-х гг. количество личных автомобилей увеличилось с 450 тыс. до 2,3 млн. Наблюдался и грандиозный жилищный бум.

Однако всё это процветание обеспечивалось за счёт экономических связей с Западом. Возьмём, к примеру, обновление половины всего машинного парка страны. Оно стало возможным только благодаря импорту современных машин (и даже целых промышленных объектов) из развитых капиталистических стран. Сплошь и рядом подобные закупки осуществлялись в кредит, и сами кредиты текли в страну мощным, казалось бы, неиссякаемым потоком. А готовая продукция должна была поставляться в страны-кредиторы - в счёт уплаты долга.

И это ещё полбеды. Очень многие закупки были совершенно ненужными и не приносили никакой пользы. Уже после того, как было установлено военное положение, В. Ярузельский отмечал: «Зачастую нам продавались устаревшая технология и уже изъятые из западной промышленности лицензии. От нас требовали завышенных процентов за кредиты... Покупались лицензии, которые вообще не удалось реализовать, а также такие, которые дали бы худший и более дорогой продукт, чем польская промышленность. Подобным же образом обстояло дело с импортом. За валюту покупались элементарные компоненты для производства, которые можно было производить в стране. Покупались зубной порошок, бечевка для сноповязалок, зонтики, охотничьи патроны и т.д. и т.п.»

При этом Герек воздерживался от какой-либо конфронтации с СССР. Он лавировал, предпочитая, как ласковый телятя из поговорки, сосать двух маток. И от нас ему удалось «высосать» очень многое. Так, уже в 1971 году Герек посетил Москву, где плакался Л.И. Брежневу о тяжелом положении ПНР и подчеркивал, что помощь Польше необходима не только ей, но и всему социалистическому содружеству. Его мольбам вняли, Москва согласилась поставить новые материальные ресурсы, дать очередные кредиты и расширить польский экспорт. Но, самое главное, Польша получила новые заказы на строительство судов на польских судоверфях, которые, между прочим, были в то время нерентабельными. Сам Герек и тогда, и в следующие свои встречи с советскими руководителями, вёл себя очень дружелюбно, не допуская и намёка на конфронтацию. А ведь ему пытались (пусть и мягко) указать на «негативные моменты» - например, на чрезмерную активность католической церкви и откровенно антисоциалистических элементов. «Дорогому товарищу Эдварду Гереку» рекомендовали подправить ситуацию, на что он улыбался и обещал «подумать».

А между тем времени на раздумья оставалось всё меньше, ситуация становилась всё сложнее и сложнее. «К концу 70-х годов в Польше насчитывалось около сорока подпольных контрреволюционных организаций, - отмечает В. Глебов. - Их первенцем стал КОС-КОР («Комитет общественной самообороны - Комитет защиты рабочих») - знаменитая организация, учрежденная в 1976 году после подавленных властями забастовок в Радоме и мало-помалу взявшая на себя функции координационного центра всей оппозиционной активности.

Затем неофициальные объединения стали расти как грибы: «Студенческий комитет солидарности», «Движение молодой Польши», «Конфедерация независимой Польши» и, наконец, «Комитет свободных профсоюзов», из которого, собственно, и выросла десятимиллионная «Солидарность».

Изрядными тиражами выходили неофициальные издания («Poботник», «Братняк» и десятки других). Hе следует забывать и той громадной роли, которую играла в жизни польского общества католическая церковь. К концу 70-х годов она насчитывала свыше 20 тыс. ксендзов (один ксендз на 1750 человек населения), 14 тыс. костелов (в два раза больше, чем в 1937 г.), 2400 женских и 500 мужских монастырей... Помимо католического университета в Люблине и теологических факультетов при университетах Варшавы, Кракова, Познани и Вроцлава, в стране насчитывалось 45 высших и средних духовных семинарий. Издавалось 60 римско-католических периодических изданий. Легально действовали многочисленные религиозные ордены, разветвленная сеть клубов католической интеллигенции, общество светских католиков... Католическая церковь, имевшая свои счеты с социалистической идеологией, с сочувствием относилась ко всякой оппозиции социалистическому строю внутри страны.

Как же так получилось, что в социалистической стране действовало столько контрреволюционных организаций? Куда смотрела партия и польская госбезопасность? Hеужели ответственные польские деятели не видели скрывавшейся тут опасности? Конечно же, видели. Hо сидя в уютных барах, попивая каву и мартель, они уверяли советских товарищей: «Всех наших доморощенных «ниспровергателей режима» мы можем накрыть одной шапкой. Hо не хотим ссориться из-за такой мелочи с Западом. Hам нужны кредиты, а американцы ставят условие: деньги будут, но только в обмен на терпимость, а еще того лучше - прогресс в области прав человека... Так что пусть шумят, читают лекции, учреждают свои комитеты... Рабочему классу Польши нужны не эти горлопаны, а хорошая жизнь». («Польские события конца 1980-х годов").

Конец сладкой жизни

Однако хорошая жизнь уже подходила к своему завершению. Внезапно, к большому изумлению руководителей ПОРП, западные страны стали отказываться от готовой польской продукции. Это мотивировалось как невысоким её качеством, так и затоваренностью собственных рынков. Получалось следующее - сбыт тормозился, а общая сумма валютного долга продолжала расти.

А на Западе ещё взяли, да и резко повысили учётные ставки - проценты на кредиты. И первыми это сделали американцы, которые мягко стелили еще с конца 1950-х годов, но спать стало жёстко уже в конце 1970-х.

В 1979 году внутренняя задолженность ПНР составляла уже 11 млрд долл. И в следующем году страна была вынуждена выплатить 7, 6 млрд долл. Накануне же военного положения долги выросли аж до 25,5 млрд долл.

В конечном итоге не оправдала себя и активная инвестиционная политика. «В первой половине 1970-х годов инвестиции в польскую экономику увеличились на 80%, - пишут Н.И. Бухарин и И.С. Яжборовская. - Но уже в 1974 г. проявились первые симптомы перегрева инвестициями польской экономики, огромного перенапряжения народного хозяйства капитальными вложениями. Преобладало капитальное строительство с длительным циклом. В результате наступило чрезмерное расширение его фронта. Вместо того чтобы снижать темпы роста капитальных вложений, доходов населения и внешней задолженности и тем самым сохранить равновесие, капитальные вложения бесконтрольно увеличивались, реализовалась программа повышения заработной платы, ранее намечавшаяся только на следующую пятилетку. Производительность труда отставала от темпов роста доходов». («Эдвард Герек - от курса на социальную справедливость к экономическому кризису»).

Подъём сменился упадком. В 1976-1978 гг. темпы роста национального продукта уменьшились с 6, 8 до 3, 0%. Уже через год стал наблюдаться спад (2, 3 %) - впервые в истории ПНР. А в 1980 г. этот спад достиг 5, 4%. «Экономического чуда» не вышло, на смену тучным приходили тощие года. Герек попытался выйти из положения путем затягивания поясов. В 1976 году он пошёл на повышение цен, что вызвало массовые рабочие волнения. (Кстати, в Москве его всячески отговаривали от этого шага.) Польский лидер впал в ярость. Как так, ведь он столько сделал для рабочих, а они не могут немножко потерпеть! Увы, он не понимал одной очень важной закономерности: социальное государство действует как ниппель - раз повысив уровень жизни, его уже нельзя понизить без последствий, без массового недовольства. Социальное государство обеспечивает стабильность, но только если есть ресурсы для поддержания уже достигнутого уровня жизни. Эта проблема встанет и перед Советским Союзом, но до 1989 года он сохранял устойчивость. В некоторых отношениях политика Герека предвосхитила затратную политику «ускорения» Андропова-Горбачёва, но Герек был куда более авантюристичен: во-первых, он принялся наращивать доходы населения до того, как технологическая модернизация была завершена, и, во-вторых, у Польши для проведения такого «манёвра» не было нефтегазовых доходов, а сельское хозяйство - богатство этой страны - не было высокопродуктивным. Так что крах был практически неизбежен даже при благоприятной внешнеэкономической конъюнктуре. А она оказалась неблагоприятной». (А.И. Шубин «Золотая осень, или Период застоя»).

Польское руководство не имело стратегического мышления, что роднило его с руководствами других соцстран (в том числе, и СССР). Идеологическая ортодоксальность причудливым образом сочеталась здесь с «прагматической» беспринципностью.

Герек и его сторонники считали, что они могут сохранять основы социализма и, одновременно, сделать свою экономику открытой для западного капитализма. Они свели к минимуму планирование, введя т. н. «открытый» план, но так и не наладили рыночные механизмы. При такой потрясающей бессистемности поражение было делом времени. Скорого времени.

Специально для «Столетия»

Тридцать лет назад, летом 1980 года, пролетариат Польши заставил мир затаить дыхание. Гигантское забастовочное движение распространилось по всей стране: несколько сотен тысяч рабочих вышли на «дикую» забастовку во многих городах, заставив содрогнуться правящий класс всего мира.

Что же произошло в августе 1980 года?

После объявления о повышении цен на мясо, рабочие ряда предприятий стихийно вышли на забастовку. Первого июля работники Тчева (город около Гданьска) и Урсуса (один из районов Варшавы) поднялись на борьбу. В Урсусе провели общие собрания, избрали забастовочный комитет и выдвинули коллективные требования. В последующие дни забастовка распространилась на Варшаву, Лодзь, Гданьск и другие города. Правительство попыталось предотвратить расширение движения, оперативно делая уступки, такие как увеличение заработной платы. В середине июля рабочие Люблина, важном пункте железнодорожного пересечения, начали стачку. Люблин расположен на железнодорожной линии, которая соединяет Россию с Восточной Германией. В 1980 году это был жизненно важный путь снабжения российских войск в ГДР. Требования рабочих были следующие: никаких репрессий против бастующих, вывод полиции с предприятий, увеличение заработной платы и свободные выборы в профсоюзы.

В чем заключалась сила рабочих?

Рабочие извлекли уроки из забастовок 1970 и 1976 годов . Они ясно видели, что официальный аппарат профсоюза был на стороне сталинистского государства каждый раз, когда трудящиеся выдвигали свои требования. Именно поэтому, они взяли инициативу в собственные руки. Не дожидаясь указаний сверху, трудящиеся объединились, провели собрания и непосредственно выбрали время и место борьбы.

Общие требования сформулировали и выдвинули на массовых собраниях. Сформировали забастовочный комитет. Однако вначале на первом плане были экономические требования.

Рабочие были чрезвычайно решительны. Они не хотели повторения насильственного подавления борьбы, как в 1970 и 1976 годах. В промышленном центре Гданьск-Гдыня-Сопот был создан Межзаводской забастовочный комитет (МЗК). Избрали 400 делегатов, по два от каждого предприятия. Во второй половине августа было от 800 до 1000 делегатов. Каждый день общие собрания проводились на верфи имени Ленина. Установили громкоговорители, чтобы все могли следить за дискуссией в забастовочном комитете и переговорами с представителями правительства. Затем, микрофоны были установлены за пределами зала заседаний МЗК, чтобы рабочие во время общего собрания могли непосредственно вмешаться в обсуждения, ведущиеся комитетом. Вечером делегаты (многие из них записывали дебаты на кассеты) возвращались на рабочее место и делали доклады общим собраниям своих заводов.

Эти средства использовались для того, чтобы наибольшее количество рабочих могли принять непосредственное участие в борьбе. Делегаты несли ответственность перед общими собраниями и могли быть в любой момент отозванными. Все эти методы были прямо противоположны методам профсоюзов.

В то время, как рабочие Гданьска-Гдыни-Сопота организовывались в общие собрания, движение распространялось на другие города. Чтобы саботировать налаживание связи между рабочими разных регионов страны, правительство отключило 16 августа телефонную связь. В ответ рабочие пригрозили расширить забастовку, и власти вынуждены были уступить, восстановив связь.

Затем общие собрания постановили создать рабочие дружины. Употребление алкоголя весьма распространенно в Польше, но было принято коллективное решение запретить его употребление на собраниях. Рабочие понимали, что в их конфронтации с правительством им нужен ясный ум.

Когда правительство стало угрожать репрессиями против Гданьска, железнодорожные рабочие Люблина предупредили, что если их товарищи по классу подвергнуться физическому нападению, и если тронут хоть одного рабочего, то они перекроют стратегически наиболее важный путь, соединяющий Россию с Восточной Германией.

Практически во всех главных городах страны были мобилизованы рабочие. Более полумиллиону из них стало понятно, что они являются единственной силой, способной противостоять власти. И они знали, в чем заключается их сила:

В быстром распространении движения, а не замкнутой борьбе, которая изматывает, как в 1970 и 1976 годах;

В самоорганизации, в способности взять инициативу в собственные руки, а не полагаться на профсоюзы;

В создании общих собраний, в рамках которых они могли объединить свои силы, осуществлять коллективный контроль над движением и организовать самое массовое участие в переговорах с правительством на глазах у всех товарищей.

Расширение движения было самым лучшим оружием и проявлением солидарности. Рабочие не ограничивались декларациями о поддержке своих товарищей, но проявляли инициативу и присоединялись к борьбе. Это позволило резко изменить баланс сил. До тех пор, пока рабочие сохраняли единство и вели массовую борьбу, власти не могли использовать против них репрессии. Во время летних стачек, когда рабочие сохраняли единство, ни один рабочий физически не пострадал. Польская буржуазия понимала, что применять репрессии в такой обстановке опасно, поэтому было решено ослабить рабочий класс изнутри.

Ответ буржуазии: изоляция

Об опасности для правительств других государств, исходящей от рабочей борьбы в Польше можно судить по реакции соседних стран.

Границы между Польшей и Восточной Германией, Чехословакией и Советским Союзом были немедленно закрыты. И буржуазия имела веские причины для такого шага! В Чехословакии, в угледобывающем районе близ города Острава, шахтеры, после польского примера, также начали забастовку. Также начались рабочие волнения в румынских горнодобывающих регионах и в российском городе Тольятти. И хотя в Западной Европе не было забастовок прямой солидарности с рабочими из Польши, пролетарии многих стран подняли лозунги своих польских товарищей по классу. В итальянском Турине в сентябре 1980 года во время рабочей демонстрации можно было услышать лозунг: «Гданьск показывает нам пример!».

Как саботировалось движение

Хотя первоначально влияние профсоюзов было незначительным, члены «свободных профсоюзов» волей или неволей блокировали рабочую борьбу .

Если во время возникновения движения переговоры носили открытый характер, то затем было заявлено, что нужны «специалисты», которые способны вдаваться в детали переговоров с правительством. После этого большинство рабочих уже не могли следить за ходом переговоров, и тем более принимать в них участие. Громкоговорители перестали транслировать ход дебатов, их работу прекратили из-за «технических» проблем. Лех Валенса, член «свободного» профсоюза был коронован в лидеры движения, и враг рабочих облачился в одежды «свободных» профсоюзов. Новая организация стала искажать требования рабочих. Если вначале экономические и политические классовые требования были вверху списка, то Лех Валенса и «свободный» профсоюз изменили очередность, и основным требованием выдвинули признание независимых профсоюзов, и таким образом, отодвинули общие требования на второй план. Они действовали в русле старой «демократической» тактики: защищать интересы профсоюза вместо защиты интересов трудящихся.

Подписание 31 августа соглашения в Гданьске показало, что движение пошло на спад, даже если забастовки все еще продолжались в некоторых других местах. Первый пункт соглашения разрешал деятельность «свободного и самоуправляемого» профсоюза, который получил название «Солидарность». Пятнадцать членов президиума Межзаводского забастовочного комитета составили руководство «Солидарности».

Хотя рабочие достаточно хорошо понимали, что официальные профсоюзы являются частью государства, большинство из них разделяло иллюзию, что новообразованная «Солидарность» не будет продажной, и станет защищать интересы трудящихся. Они не имели опыта рабочих Запада, которые на себе ощутили антипролетарский характер «свободных» профсоюзов и уже десятилетиями противостояли им.

Валенса объявил, что хочет сделать Польшу второй Японией, в результате чего якобы будут процветать все. И многие рабочие, из-за незнаний реальностей капитализма на Западе оказались в плену подобных иллюзий. На их примере видно, какое большое влияние оказывала демократическая идеология на эту часть мирового пролетариата. «Демократический» яд, имевший сильное воздействие в западных странах, был еще более сильнодействующим в таких странах как Польша, после нескольких десятилетий сталинизма. Польская и мировая буржуазия понимала это очень хорошо: именно использование демократических иллюзий позволило буржуазии и профсоюзу «Солидарность» проводить антирабочую политику, и развязать репрессии, которые были необходимы для подавления пролетарского движения.

Осенью 1980 года рабочие снова начали стачку, выступая против соглашений в Гданьске, так как они увидели, что их положение ухудшается, даже если якобы на их стороне «свободный» профсоюз. В этой ситуации «Солидарность» показала свое истинное лицо. Вскоре после окончания массовой забастовки Валенса всюду летал на военном вертолете, призывая рабочих не возобновлять забастовки и успокоиться, так как стачки, по его словам, толкали страну в пропасть.

С самого своего возникновения «Солидарность» саботировала рабочее движение. Каждый раз, если предоставлялась возможность, она вырывала инициативу из рук трудящихся, препятствуя началу новой борьбы.

В декабре 1981 года польская буржуазия смогла, наконец, начать открытые репрессии против рабочих. «Солидарность» заложила основу политическому разоружению рабочих. Летом 1980 года, как уже ранее упоминалось, ни один рабочий не пострадал от действий правительства, потому что движение расширялось, трудящиеся были самоорганизованы и не находились под влиянием профсоюза, благодаря чему их никто не сдерживал и они могли сами контролировать борьбу. К концу 1981 года положение изменилось. На смену самоорганизации пришел профсоюз, который тормозил рабочую борьбу. В декабре более 1200 рабочих было убито, а десятки тысяч брошены в тюрьмы или сосланы.

Позднее прежний лидер «Солидарности» Лех Валенса стал президентом Польши. До этого он уже зарекомендовал себя успешным защитником интересов польского государства в качестве профсоюзного лидера.

Историческое значение этой борьбы

Не смотря на то, что с тех пор прошло уже 30 лет, и многие рабочие, участвовавшие в забастовочной борьбе того времени оказались безработными или были вынуждены эмигрировать в поисках куска хлеба, их опыт имеет неоценимое значение для всего рабочего класса. ИКТ уже писало в 1980 году, что борьба в Польше является важным шагом в общемировой пролетарской борьбе, и поэтому она имеет громадное значение.

Исторические события такого масштаба имеют долгосрочные последствия. Массовые забастовки в Польше убедительно доказали, что классовая борьба может заставить буржуазию отложить ее агрессивные милитаристские планы. Борьба рабочих Польши показала, что пролетариат Восточного блока не согласится быть послушным пушечным мясом во славу «социализма». Их сопротивление, и сопротивление рабочих других стран этого блока помешало руководству «соцлагеря» решить экономические проблемы путем военной экспансии. Эти забастовки стали одним из решающих факторов распада восточного империалистического союза.

ИКТ, 01:08:2010

12 декабря 1970 года польское руководство объявило громадное повышение цен на продовольствие. На следующий день встала Гданьская судоверфь, затем другие предприятия города. Сталинистский режим ответил зверскими репрессиями. Силовые органы государства открыли огонь на поражение. 16 декабря выстрелами встретили выходящих из ворот номер 2 рабочих верфи, 17 утром стреляли в городе Гдыня, по корабелам, идущим на работу, 18 декабря в Эльблонге и Щецине... По официальным данным на польском Побережье погибло 45 человек, 1165 получили ранения, арестовано было около 3 тысяч. Однако это не положило конец забастовкам. После «декабрьских событий» произошла смена партийного и государственного руководства. Гомулку заменил Герек. Последний вынужден был предпринять огромные усилия, чтобы заставить рабочих вернуться на рабочие места. Всего через несколько лет все обещания, данные рабочим, были нарушены, и в 1976 году вновь произошло поднятие цен. На это трудящиеся ответили стачками, которые вновь были подавлены репрессиями.

Они не были, строго говоря, профсоюзом, но являлись небольшой группой рабочих, связанных с КОР (Комитетом защиты рабочих), созданным интеллигенцией от демократической оппозиции после репрессий 1976 года, и призывали к легализации независимых профсоюзов.


Тэги: Польша, военное положение, Солидарность, Ярузельский
Последнее обновление 18.07.2015.

Введение военного положения в Польше начала 80-х годов было неожиданно решительным шагом польской администрации тех лет в борьбе с независимым профсоюзом "Солидарность". Начало 70-х после смены курса вслед за событиями 1971 года внушало определенные надежды на оздоровление экономики, однако с середины 70-х ситуация стала ухудшаться.

Очередное повышение цен, теперь на мясо и колбасные изделия, летом 1980 года, повлекло стачку сперва на варшавском тракторном заводе “Урсус”, в июле восемь дней бастовали железнодорожники Люблина, из-за чего пресеклось сообщение между СССР и ГСВГ. В августе началась забастовка на том самом Ленинском судостроительном в Гданьске (где состоялись пиковые события кризиса 1970-71 годов). Забастовщики, которыми руководил электрик верфи Лех Валенса, уволенный с нее в 1976 году, начали свое мероприятие 14 августа, в связи с увольнением некоей крановщицы по имени Анна Валентинович, а уж по ходу дела и предъявили список экономических требований, от медицинского обслуживания на уровне предоставляемого полиции и раннего ухода на пенсию вплоть до трансляции месс и выборов менеджеров, однако на сей раз властям не удалось отделаться только выделением денег на повышение зарплаты, поскольку 16 августа к акции присоединились соседние предприятия, и организаторы координировали всю активность на сей счет. Всего бастовало около 200 предприятий. Кроме того, аппетиты забастовщиков росли, и 17 числа после торжественной коллективной мессы перед воротами верфи забастовщики предъявили властям 21 требование, в числе которых были уже и организация независимого от ПЗПР (советское\российское написание – ПОРП) профсоюза и легализация права на забастовку. Хотя сперва власти устроили в регионе информационный блэкаут вплоть до прерывания телефонной связи с ним, в конце лета по результатам работы отправленных из столицы комиссий, было подписано “Гданьское соглашение”, потом дополненное аналогичными соглашениями в Щецине и Силезии. Согласно итоговому документу, по которому требования рабочих в основном были удовлетворены (хотя условие про пенсию в 55 для мужчин и 50 для женщин не прошло), и созданный профсоюз стал впоследствии ядром организации под названием “Солидарность”, которая вскоре разрослась до 10 миллионов членов, и располагала очень приличным финансовым фундаментом – в Гданьске отделение имело осенью 1980 года 800 тыс. злотых (а в момент объявления военного положения уже 10 млн. злотых, а отделение в Легнице 3 млн.), и была все-таки зарегистрирована после согласия поставить в приложение к статуту положения об отказе от преобразования в политическую партию и признании ведущей роли ПЗПР.

Помимо экономических, в программу “Солидарности” теперь вошли и политические требования, и как ни старалась ПЗПР ограничить и ослабить влияние профсоюза, в итоге победа в каждом конкретном случае оказывалась за ним благодаря хорошо организованным забастовкам, а их было много, бастовали все, кто мог и хотел, на местах стали расти нестабильность, социальная напряженность и преступность. Советская литература сообщала о случаях, когда активисты “Солидарности” пробовали внедрять забастовки силой, вступая в драки с желающими работать, хотя сведения эти вызывают естественное сомнение. Не меньшие сомнения вызывает позиция западной литературы 80-х годов по вопросу о событиях весны 1981 года. Только что назначенный премьер-министром генерал Войцех Ярузельский предложил оппозиции перемирие и отказ от забастовок на 90 дней для восстановления экономики и предпринятия необходимых шагов по стабилизации положения, которое было принято, но уже через 10 дней “Солидарность” в Быдогоще нарушила принятые на себя профсоюзом обязательства – ее активисты явились в местную партийную организацию, и стали требовать выполнения своих условий, угрожая забастовкой, и несколько раз отказавшись от компромиссов и проигнорировав предупреждения силовиков не переходить рамки достойного поведения. Итогом стал крэкдаун в данном конкретном населенном пункте, а виноватыми на западе почему-то объявили польское правительство. Как итог же, в марте 1981 состоялась крупнейшая во всем соцлагере забастовка, в которой поучаствовали около миллиона рабочих, продлившаяся 4 часа.

Во второй половине 1981 года в условиях все продолжающегося экономического кризиса проблемы начались и в руководстве ПЗПР, никак не могшем отделаться от фракционной борьбы после отставки Герека в августе 1980 года, и в руководстве “Солидарности”, не могшем решить, идти ли на прямую конфронтацию с угрозой советской интервенции или добиваться своего постепенным давлением и кооперацией. В октябре 1981 на пост генсека пришел генерал Войцех Ярузельский, совмещавший теперь должности министра обороны, премьер-министра и генерального секретаря. После этого началась подготовка к задуманным еще весной контрмерам против крепнущей и радикализующейся оппозиции. Эта последняя была так уверена в своих силах, что в высшем эшелоне “Солидарности” озвучивались уже и призывы к немедленным всеобщим выборам, и созданию собственных боевых формирований, и свержению правительства, а вслух было озвучено пожелание общенационального референдума о мерах управления.

Советский Союз, со своей стороны, внимательно следил за происходящим в Польше, отмечались передвижения советской армии на Украине и в Белоруссии, в Калининградской области крупные воинские соединения квартировали зимой в палатках в пограничной полосе, конференция европейских компартий озвучила желание протянуть руку братской помощи Польше, а списки потенциальных кандидатов на арест составлялись совместно советскими специалистами, армейскими и от спецслужб еще с осени 1980, правда, потом активисты “Солидарности” ехидничали, что списки составлялись уж очень заранее, многие из обозначенных лиц к декабрю 1981 года, когда настала пора их употребить, уже умерли или съехали.

Утром 12 декабря в стране было объявлено военное положение, вперемешку с военными маршами было пущено обращение к народу Ярузельского (). В ночь с 11 на 12 декабря все лидеры “Солидарности”, были захвачены на их общем собрании в Гданьске, на котором как раз обсуждалась надобность идти на конфронтацию с правительством и сделан вывод, что стоит. Арестованы и активисты на местах, и разного рода диссиденты, связь между городами и с зарубежьем, и даже внутригородская телефонная, была прервана, почта подвергается цензуре, введен комендантский час с 18:00 до 10:00, запрещено продавать бензин на заправках частному транспорту, каждый гражданин старше 13 лет обязан носить документы и предъявлять их по первому требованию, все собрания, конечно, запрещены, объявлялся (длинный) список предприятий, переходивших под прямое военное управление, виновные в нарушении дисциплины поступают в распоряжение военных судов, могущих выносить приговоры от двух лет тюрьмы до смертной казни, в городах размещены воинские контингенты и организовано патрулирование улиц, даже новости теперь подавались дикторами в военной форме. Основу репрессивного аппарата для подавления оппозиции составили опять же, как обычно, ЗОМО, прозванные в народе “бьющееся сердце партии”, экипированные для борьбы с беспорядками весьма хорошо – от классики в виде дубинок, пластиковых щитов, слезоточивого газа до бтр-60. Бойцы ЗОМО действовали при взятии промышленных объектов со знанием тактики, применяли технические средства, по ночам осветительные ракеты и прочие устройства для подсветки, широко варьировали приемы, применяя и внезапные набеги с криком и шумом и рассчитанные на устрашение акции с тараном танками ворот и последовательным, обстоятельным продвижением экипированного персонала. Помимо ЗОМО широко привлекались пограничные войска и силы в распоряжении службы безопасности, армия служила, так скажем, фоном, и задействовалась для вторичных функций.

Обращает на себя внимание невысокая квалификация вождей оппозиции в политическом и стратегическом планах. Лидеры “Солидарности”, избегшие ареста по причине отсутствия на мероприятии, обнаружили активность ЗОМО вечером накануне введения военного положения, но сочли, что это просто какая-то операция против спекулянтов или учения и сошлись во мнениях, что быть того не может, чтобы это готовились разобраться с оппозицией. Военное положение ввели в ночь с субботы на воскресенье, и с некоторым волнением, как утверждает советская литература, власти ждали понедельника, когда гражданам потребуется идти на работу, но все оказалось не так плохо, а состоявшиеся немногочисленные забастовки без труда были подавлены; сперва еще бытовало мнение, что власти просто пыжатся, армия на грани развала, поскольку уж очень много использованной для пущей грозности в качестве “едущих декораций” танков вышло из строя, и грядет всеобщая забастовка, так что достаточно продержаться суток трое, но ожидания такие не осуществились, и потом члены “Солидарности” сетовали, что главной их ошибкой было положиться на пассивное сопротивление, поскольку в такой ситуации силовикам оставалось просто спокойно изымать оппонентов или разгонять их без спешки и торопежки, и бегавшие с завода на завод в надежде всюду организовать стачки и забастовки активисты постепенно тоже выходили из оборота. Дольше всех продержалась шахтерская Верхняя Силезия, самым ожесточенным эпизодом конфронтации стал штурм шахты “Вуек”, 7 убитых, 17 декабря, а последней сдалась шахта “Пяст” в Тыхи 28 декабря, где забастовщики в конце концов гонялись за крысами в поисках еды. В середине декабря “Солидарность” использовала было как опорную точку годовщину беспорядков 1970, но попытка собрать митинг у самодельного монумента в честь погибших закончилась разгоном, 1 погибший, 164 раненых у гражданских и 160 пострадавших силовиков. В новом году пробовали было организовывать маломасштабные забастовки, сперва минутные, потом побольше, но уже при переходе к 15-минутным власти почти всегда успевали не только прибегнуть к контрмерам, но и найти организаторов, а неминуемость и суровость наказания заставили граждан тщательно обдумывать свои позиции, и чаще всего выходило не в пользу “Солидарности”, в чем она и сама потом каялась. “Солидарность” также попробовала мелкое хулиганство, типа заливания клея в замки автомашин “коллаборационистов”, граффити, запускания воздушных шаров с надписью “Солидарность”, и многое другое, и все без особого пыла и толку, и все довольно бессистемно, несмотря на широкое распространение предшествующей осенью плана действий на случай введения военного положения, а зачастую так и попросту бестолково: раз задумали спровоцировать ЗОМО приехать на митинг, по дороге накидать гвоздей, чтобы проколоть шины, и по дороге разлить масло, но гвозди оказались малы, а масло выбрали такое, что оно на поведение машин не повлияло.

В январе военное положение было признано законным решением внеочередной сессии сейма; в рамках военного положения всякая политическая активность запрещена, университеты закрыты, запрещена смена жительства без предварительного уведомления, лидеры профсоюзов и вообще диссиденты, числом порядка 5000 человек, арестованы, причем в число диссидентов попали Герек сотоварищи, в сми проведена активная “верификация”, тестирование лояльности всех сотрудников. За рубежом дела Ярузельского были восприняты в штыки, американское правительство ввело санкции и рекомендовало остальным сделать то же, так что сильными проблемами аукнулась достигнутая при Гереке интеграция с западной экономикой, целые фабрики стояли из-за отсутствия поставляемых с запада комплектующих. В экономическом плане облегчение не наступало довольно долго, но политическая нормализация достигнута весьма быстро. 8 октября парламент принял решение о делегализации “Солидарности”, тогда же “Солидарность” на Гданьской судоверфи предложила было новую форму забастовки, когда рабочие приходят на работу и на ней 8 часов сидят, но коллективно ничего не делают, но у властей была заранее запасена управа и на такое решение, такие объекты просто ставились под военное управление, а 10 ноября 1982 года “Солидарность” при громком шуме с Запада провозгласила всеобщую забастовку, посвященную второй годовщине своей регистрации, и велась крупная кампания радиопропаганды, однако сами “подпольщики” толком ничего не организовали и не напланировали, и в итоге никакого отклика затея не имела, потребление электроэнергии в промышленности было таким же, как в предшествующий день, и после этого даже лидеры “Солидарности” в подполье признали, что им с властями не бороться. Это, кстати, ставит под большие сомнения громкие восторги достижениями “Солидарности”, которые и до сих пор бытуют на западе; как бы это так могло выйти, что движение с провозглашенной численностью 10 млн. членов (т.е. 3\4 рабочих страны) и существенной финансовой поддержкой было полностью разбито и переиграно группой “бесцветных партийных функционеров” при помощи репрессивного аппарата общей численностью не более 50 тыс. чел.?

Валенса был выпущен в конце 1982 с квалификацией “бывший руководитель бывшего профсоюза”, а в июле 1983 военное положение отменено, в 1984 к 40-летию освобождения Польши объявлена всеобщая амнистия. За время действия военного положения погибло примерно полтора десятка человек и 4000 арестовано, хотя оппозиция за рубежом распространяла сведения про многие десятки и даже сотни убитых.

В середине 70-х годов начался экономический спад, совпавший с обострением проблемы внешнего долга, по величине которого Польша опередила все социалистические страны. Это привело к тому, что в 1980-е годы в Польше разразился тяжёлый финансово-экономический кризис. Возникли трудности с продовольствием. Распространялись слухи о коррупции в правительстве, которые затрагивали самого Эдварда Герека.

Национальная валюта обесценивалась. В стране проходили манифестации протеста, руководимые движением «Солидарность». Руководители промышленных предприятий и местные органы власти стали просто выжидать, ожидая развития событий. Тем временем происходил развал экономики страны. Продукты населению теперь продавались по карточкам. Генерал Войцех Ярузельский был вынужден в декабре 1981 года ввести в стране военное положение, сохранявшееся до июля 1983 г.

Экономическая ситуация вынудила правительство проводить дальнейшую либерализацию страны, что, в свою очередь, привело к дальнейшему росту цен. Инфляция достигла к 1982 году - более 100%, после чего рост цен снизился до 15% в год и такая ситуация продержалась до 1985 года. Однако вскоре макроэкономические проблемы возникли вновь. Введена новая купюра самого большого номинала: 5000 злотых в 1982 году. В середине 1980-х произошла некоторая стабилизация. А в конце 1980-х появились: 10 000 злотых в 1988 году, 20 000 и 50 000 в 1989 году, 100 000, 200 000 и 500 000 в 1990 году. И наконец, миллион и два миллиона злотых в 1991 и 1992 годах. Мелкие монеты, начиная с 1 гроша по 50 грошей, в торговле уже не использовались. Большинство монет в конце 1980-х, кроме памятных монет, производились из алюминия.

Когда Польша перешла на рыночную экономику, это была страна, в которой 18% ВВП производилось частным сектором экономики (с учетом кооперативов - 28%). Кооперативы были не такие, как в СССР в период перестройки, а значительно более устойчивые, уже существовавшие много лет и имевшие реальный опыт работы пусть в льготных, но все же рыночных условиях. На тот момент около четверти экономики страны являлась полностью рыночной и была готова к реформам в экономике. Польский экономист Я. Ростовский вспоминал, что в 80-е годы прошлого века около 35-45% доходов поляков стали составлять доходы, полученные от частной экономической деятельности.

В конце 80-х годов бюджет страны не позволял производить повышение пенсий и зарплат государственным служащим, и они оставались на низком уровне. Основная часть доходов бюджета шла на обслуживание огромного внешнего долга, который в течение 80-х годов возрос ещё примерно в два раза, превысив в общей сложности $41 млрд. И это если не считать долг в 5,6 млрд переводных рублей перед СССР.

В результате правительство Раковского разрешило в конце 1988 года «перевод в частные руки» государственных предприятий. И те, кто в этом участвовал, получили разного рода льготы, и в результате буквально за год (до начала посткоммунистического этапа реформ) число имеющихся в стране акционерных компаний резко выросло. Вскоре новый частный сектор сыграл важную роль в ускорении экономического развития страны. Коммунистическая элита теряла свои политические иллюзии и была вынуждена реально посмотреть на сложившуюся ситуацию в стране. Коммунисты не имели сил для того, чтобы спасти экономику от развала, и это делало их политически нежизнеспособными.

Из кризиса Польша выходила, приняв следующие меры:

Либерализация цен;

Разрешение государства на доступ частных лиц во все сферы экономической деятельности (январь 1989 г. - январь 1990 г.);

Введение новых бюджетных ограничений на госпредприятиях и снижение темпов инфляции до уровня нормальной экономики с помощью бюджетно-финансовой и денежно-кредитной политики, а также привлечения новых доходов в бюджет (январь 1990 г.);

Меры по увеличению конвертируемости национальной валюты по текущим операциям и устранение контроля за внешней торговлей (январь 1990 г.).

Результатом либерализации стало то, что в течение 1990 года цены выросли на 585,5%.

Новая экономическая политика отразилась на динамике инфляции Польши. Несмотря на то что польская инфляция была гораздо более низкой, чем инфляция в России, по стандартам развитых стран, передовых государств Центральной Европы и Восточной Европы рост цен в этот период был очень высокий. Если в 1991 году реальная инфляция в стране составила 70%, то уже в 1992 году инфляция составила 40%. Начиная с 1993 года, уровень инфляции стал стабильным, что ведущие экономисты считают относительно приемлемым для экономики и поддерживающим нормальный инвестиционный процесс, - менее 40% в год. Как результат этой политики через пару лет цены на товары и услуги достигли приемлемого для населения уровня.

С ростом уверенности бизнеса в финансовой стабильности страны он обеспечил приток зарубежных инвестиций. Падение злотого уже в 1992 года сменилось устойчивым ростом национальной валюты, а с 1995 года ежегодный приток инвестиций в страну стал измеряться двузначными числами.