Что почитать? Эмир Кустурица, «Сто бед. Книга - настроение

Один из самых чудесных романов Чарльза Диккенса, который полезно время от времени перечитывать, дабы освободиться от житейской скверны, почувствовать в себе силу доброты, стойкости и справедливости.

Диккенс для меня всегда был мастером сюжета. Он умел выстраивать архитектуру романа, зная и учитывая все его закоулки и повороты, создавал завлекательные для читателя сюжетные ходы, чтобы у него не было времени отвлечься от текста, перевести дух. Чего стоит только начальная сцена встреча мистера Хамфри с девочкой Нелл, их совместный приход в лавку древностей - дом, где обитает странноватый старичок Трент, загадочно исчезающий по ночам....

Или - тайный уход Нелли и ее дедушки из дома, нагло захваченным злобным карликом, ростовщиком Квилпом - олицетворением всего злобного и мятущегося в романе...

Или появление таинственного незнакомца с его чемоданчиком, в котором стоит загадочный храм-машина, с помощью которой можно приготовить еду...

Показывая жизнь униженных и оскорбленных, рассказывая одиссею Нелл и ее дедушки по дорогам, городам и весям страны, Диккенс показывает саму Англию, ее модель, с лучшими и худшими ее представителями. Здесь можно встретить хитрых кукольников, добрую хозяйку паноптикума, картежников-обманщиков, благородного учителя.

Диккенс не скрывал, что при создании романа отталкивался от сказки, с ее путешествием героев, с ее полярными, добрыми и злыми персонажами. Носителем Добра становится в книге добрая, благородная, находчивая девочка Нелл - олицетворение доброго Ангела, а Зла - мерзкий горбун Квилп, этакий сатана местного масштаба.

Когда Квилп - паук, высасывающий из людей все соки, гибнет, уходит в лучший мир и Нелл. Все, ее миссия закончена, Добро и Справедливость торжествуют!

Но она действует не одна. Победа над Злом стала возможной благодаря усилиям, доброте, справедливости нескольких людей. Если каждый из нас будет делать Добро - Зло отступит и не сможет торжествовать.

Именно это и хотел подчеркнуть Чарльз Диккенс.

Оценка: 9

Так не бывает... Можно сказать обо всем, что написано в книге. Нет, в ней нет чудес, просто она фальшива от первого и до последнего слова. Читая этот роман, думалось, что Диккенс стал зачинателем жанра дамского романа. Ни в коем случае не любовного. Вовсе нет. Но такого сентиментального, слезливого и чертовски неискреннего. Все закончится хорошо для добропорядочных читателей-лондонцев, которые обязательно обольют слезами все страницы этой толстой книги, которую можно было бы без ущерба сократить вдвое.

Честного Кита автор выведет в люди, и его семья до конца дней будет есть жирных устриц и пить пиво. Служанку, сделавшую добрый поступок, он удачно женит. Злодеев покарает. В общем, усладит сердца всех читателей, пожертвовав одной Нелл, которую, в общем-то, будет всем не так уж и жалко. Она ведь Ангел во плоти. Неземная девочка, которая в 14 лет(!) ведет себя, как 9-летняя. У которой нет женских проблем, которую не попытается облапать ни одна сволочь, ни один бродячий артист.

Не верю... Ни Квилпу, ни его жене, ни Нелл, ни Ричарду - ленивому и глупому, вдруг оказавшемуся способным на благородство. Автор не передал жизни, не показал развития своих героев. Просто выдумал их и все. Единственным сильным местом показалось описание болезни Старика, его слова к девочке, что теперь она должна отдавать ему все свои грошовые заработки. Вообще его отношение к ней, его жестокая и эгоистичная любовь.

И ещё. Не могу удержаться. Насколько все-таки велик Достоевский. Он часто вспоминался при чтении «Лавки древностей». Как гениально переданы им характеры. Насколько они живые и меняющиеся. Маленькой Нелл так далеко до Сонечки Мармеладовой, а ведь они, по сути, литературные сестры.

Как точно подметил предыдущий рецензент почти все персонажи в этом романе или «белые» или «черные», в жизни же так не бывает.

Оценка: 6

Когда я выбирал, чтобы почитать из Диккенса, я наткнулся на название «Лавка древностей», провел аналогии с «Лавкой чудес» (фильм, который мне очень понравился) и начал читать с большим энтузиазмом. Первые страниц сто я стойко ждал чудес, описаний разных экспонатов лавки, необычных историй, но в итоге осознал, что название ничего не передает. С таким же успехом можно было назвать книгу «пони с каретой». Нет у «пони с каретой» даже больше шансов на успех при выборе названия книги, чем у «лавки чудес» (при условии возможности проголосовать - ну это так фантазии). Это так отступления, брюзжание и только.

В книге полно героев: главных, второстепенных, эпизодичных, но их объединяет одно - они либо хорошие, либо плохие. Все кто подан как позитивный человек - в конце им и останется, все трусы и негодяи видны сразу, от них с первого упоминания доброго слова не услышишь. В череде «однобоких» персонажей выделяется дедушка Нелл и Дик Свивеллер. Я так и сделал однозначного вывода по поводу дедушки Нелл. Ведь если так посудить, это он довел свою внучку до такой жизни, и если бы это было один раз, так нет же и, когда они с Нелл путешествовали он все испортил. Конечно все это было для Нелл, по крайней мере помыслы были такие, но ведь не ясно как были бы дела будь все на своих местах: не было безумных игр в карты, долгов, побега...А узнавая Кита, его семью, людей которые их в последствии окружали - маленькая Нелл никогда бы не осталась в нужде. Но дедушка считал, что делает лучше, двигается к новой жизни - эти мысли были искренними. Но все-таки я оставляю вину на нем.

Дик Свивеллер это человек, который изменился по ходу романа, стал лучше. Говорить, что он был очень плох тоже нельзя. Было плохое влияние, негожие друзья, лень в конце концов. Но сталкиваясь с не самыми лучшими из людей, обитая в их кругу, Дик меняется, кстати очень вовремя.

Отмечу, хоть негодяев в книге хватает, но странным выглядит «пруха» главным героям (Нелл с дедушкой) на добрых людей и помощников. Конечно, катализатором доброты является Нелл, в присутствии которой люди становятся добрее и счастливее, но местами роялей было многовато.

В конце все получают по заслугам. Конец добрый, настраивающий на позитивный лад. Конечно, есть и ложка дегтя, но об этом прочтете сами.

Минусы: книга местами сильно затянута, однотипные переходы Нелл с дедушкой с одинаковыми событиями и словами. Громоздкие и не всегда нужные диалоги. В общем, книга из цикла «добро побеждает зло».

Оценка: 5

«Есть струны в сердце человека - неожиданные, странные, которые вынуждает зазвучать иной раз чистая случайность; струны, которые долго молчат, не отзываясь на призывы самые горячие, самые пылкие, и вдруг дрогнут от непреднамеренного легкого прикосновения.»

Двое идут по дороге куда глаза глядят, идут в любую погоду через века. Странная пара - обессилевшая от голода и несчастий девочка ведет за руку нищего старика, теряющего разум. Они меняют жизни людей, с которыми им довелось встретиться, пусть знакомство и длилось не дольше одного дня, им не суждено прожить долго и путь их тернист, но эта пара оставит след в сердцах многих людей. Кто-то пересмотрит свои поступки и найдет в себе силы выбрать новую, более достойную дорогу, а кто-то забредет в тупик или не сможет выбраться из кювета. Каждому воздастся по заслугам, каждого найдет вознаграждение или возмездие…

«Лавка древностей» читается нелегко, несмотря на интересный сюжет. И дело здесь не в слоге, нет – он весьма незамысловат, а в том, что роман пропускаешь через себя, срываешь через боль с сердца и души зачерствевшую корку и, поневоле, проживаешь жизни героев с их маленькими радостями и большими несчастьями, учишься сопереживать и смотреть на мир иначе.

Пятым по счету романом Диккенса была «Лавка древностей», начатая в 1840 году, в марте.

Вам покажут в Лондоне лавку. Двухэтажный деревянный домик похож на сгорбленного старичка, попавшего в толпу мрачноватых, но рослых молодцов: вокруг современные дома. За стеклами, как и полагается в антикварной лавке, видны всякие старинные предметы. Лестница, должно быть, скрипучая, ведет прямо от двери на второй этаж. Вдруг вы вспоминаете, что никакого второго этажа в книге Диккенса не указано, и вообще лавка находилась, кажется, возле Лейстерской площади, а это – Хай-Холборн. И все-таки вам говорят: «Вот лавка древностей». Большой ошибки тут нет. Это – по соседству, а той лавки все равно уже не существует, зато именно здесь находилась мастерская переплетчика, у которого Диккенс переплетал книги. Вы видите главное: над диккенсовским домиком слой за слоем громоздится город.

Хотя во времена Диккенса все строения были неизмеримо ниже, все-таки в книге про лавку древностей сказано «маленький домик»...

Даже и тогда лавка выглядела затерянной, стиснутой среди других домов, вернее, стискиваемой быстро растущими зданиями. Вся книга и написана о том, как меняется Англия, и перемены совершаются далеко не к лучшему.

В январе 1841 года весь роман был закончен и в том же году вышел отдельной книгой. Так вот, в ту пору еще делом будущего, правда, близкого будущего, 1842 года, но все же еще только будущего, было введение закона, запрещавшего принимать на работу девочек младше пяти, а мальчиков – десяти лет. Это объясняет гнетущую атмосферу всего романа, это объясняет, почему главная героиня книги Нелли, она хотя и маленькая, но, в сущности, уже взрослая. По летам маленькая, а испытания ложатся на ее плечи не детские.

С Нелли и ее дедушкой, владельцем антикварной лавки, встречаемся мы в самом начале книги.

Но вскоре остаются они без крова, нужда гонит их в путь, по стране. Диккенс с умыслом направляет их в Среднюю Англию, наиболее промышленную, где прокладывали первые железнодорожные пути и возникали все новые шахтерские поселки. Герои Диккенса следуют прямо по пятам новшеств, реформ – и легче на сердце у них не становится. Бунтующих рабочих они просто пугаются, причем вместе с Диккенсом. Ужасали его и бесчеловечные условия труда, и требовательность обездоленных.

И все-таки, изобразив недовольство тружеников, Диккенс поступил очень смело. Ведь это были сторонники первого в истории организованного рабочего движения. Их называли чартистами, потому что за два года до того, как Диккенс начал писать «Лавку древностей», весной 1838-го, подали они в парламент прошение, буквально: «бумагу» (чартер, или хартию), с требованием улучшения условий, повышения заработка – одним словом, прав. Одно упоминание о чартистах пугало собственников. А Диккенс описал их пусть в мрачных тонах, но все-таки сочувственно, ибо не признать праведность их гнева он не мог.

«Работая над «Лавкой древностей», – рассказывал Диккенс, – я все время старался окружить одинокую девочку странными, гротескными, но все же правдоподобными фигурами...» Такие лица в книгах Диккенса, странные до невероятия и в то же время живые, завоевали особенное внимание читателей. Правда, авторитеты говорят, что просто так, на лондонских улицах, ни тогда, ни теперь нельзя встретить диккенсовских персонажей. Населяют они только книги Диккенса. А все-таки чего-то диккенсовского трудно не заметить в каждом англичанине. Прежде всего – причудливость, подчас привлекательная, иногда отталкивающая и всегда по-своему понятная, как понятна странная форма дерева, принявшего под натиском ветра и непогоды форму окружающей местности.

«Жил на свете человек, скрюченные ножки, и ходил он целый век по скрюченной дорожке» – стихи эти написал поэт-шутник, современник Диккенса. Диккенс развернул целую галерею лиц и фигур, скрюченных, изломанных, искаженных. Улыбки у него странным образом переходят в хищный оскал. Вежливость, безупречная вежливость, чересчур безупречная, в конце концов становится методическим тиранством. А иногда – суровость и сухость, скрывающие сердце слишком даже отзывчивое. Таковы они, диккенсовские чудаки, отличающиеся непременно и еще какой-нибудь странностью: кто без руки, кто сгорблен, кто прихрамывает... Искалечили их обстоятельства, жизнь. А если этот чудак – из чудаков злых, он и сам с усмешечками и с улыбочками калечит, притесняет и мучает окружающих. Если чудак добр, то старается уберечь от зла хотя бы самых слабых и беззащитных.

В «Лавке древностей» есть и те и другие. Среди всех выделяется, конечно, карлик Квилп, миниатюрное чудовище, спрут, цепко хватающий своими щупальцами. Тут же чудаки мечтатели, обуреваемые грезами всех оттенков, от безумной идеи вдруг выиграть целое состояние (это дедушка бедной Нелли) до мягкой мечтательности, свойственной хотя бы школьному учителю, приютившему путников (ведь у самого Диккенса были и такие учителя, которые учили совсем не розгой).

Но в первую очередь сердца читателей, современников Диккенса, тронула Нелл. Ждали кораблей с очередными выпусками, где должен был решиться вопрос: выдержит ли девочка испытания или все-таки погибнет? Ковбои смахивали слезу с заветренных лиц, когда узнали, что тяготы жизни оказались выше сил маленькой Нелл. Над ее судьбой проливал слезы требовательный критик Джеффри, а между тем самые трогательные стихи английских поэтов оставляли его совершенно холодным. Суровый историк Карлейль был потрясен ее участью. И даже Эдгар По, сам автор «ужасных рассказов», от которых волосы становятся дыбом, говорил, что смерть Нелли – слишком тяжкое испытание для читателей. Правда, потом, уже в конце века, еще один английский писатель – большой парадоксалист – утверждал, что плакать над смертью Нелли могут только люди, лишенные сердца. Это – менялись времена, менялись литературные вкусы. А кроме того, ведь у Диккенса и в самом деле некоторые описания были не трогательными по-настоящему, а всего лишь слезливыми.

Да, и это было у Диккенса. Умел заставить смеяться, умел заставить и плакать, но не всегда средствами дозволенными, отвечающими требованиям высокого искусства.

На книгах Диккенса вообще сказывались условия его работы. Например, размеры романа. Они были предопределены. Должны были выйти двадцать выпусков, не больше и не меньше, потом должно было получиться два или три тома, в зависимости от заказа. Романы приспосабливались и к «продолжению», к «семейному чтению», которое становилось тогда популярно. В предисловии к отдельному изданию «Лавки древностей» Диккенс рассказал, что первоначально, поскольку роман предназначался для журнала «Часы мистера Хамфри», рассказчиком всей истории должен был стать сам мистер Хамфри. Потом выступили на страницах повествования живые герои, и мистер Хамфри оказался не нужен. «Когда роман был закончен, – говорит

Диккенс, – я решил освободить его от промежуточного материала». И не освободил. Все это так и осталось и несколько мешает читателю.

А все-таки «Лавка древностей» сделала Диккенса властелином читательских сердец. Понимая прекрасно, чем же он так тронул читающую публику, Диккенс и в дальнейшем не расстался с затронутыми темами, с лицами, однажды обрисованными, хотя, разумеется, он не повторял прежнего, а развивал, зорко наблюдая за окружающим.

Вновь и вновь на страницах его книги появятся дети, особые диккенсовские дети, маленькие взрослые. Это будет Поль Домби из романа «Домби и сын», и его преждевременная смерть заставит пролить, пожалуй, не меньше слез, чем кончина Нелли; причем эта детская смерть, описанная Диккенсом, уже более зрелым Диккенсом, и современного читателя не оставит равнодушным. Это будет Дэвид Копперфильд из «Истории Дэвида Копперфильда», которую Толстой прочел впервые в молодости и, вспоминая в старые годы, какое же впечатление произвела на него эта книга, поставил: «Огромное».

Диккенс по-прежнему пристально будет следить за меняющимся обликом современной ему Англии. Со временем напишет он о трудовой Англии целый роман «Тяжелые времена».

Поездки в Америку дадут Диккенсу материал для сравнения Старого и Нового Света. Он увидит и опишет в «Приключениях Мартина Чеззльвита» всю фальшь буржуазной демократии. А в эпоху расцвета своего гения скажет суровые слова: «С каждым часом во мне крепнет старое убеждение, что наша политическая аристократия вкупе с нашими паразитическими элементами убивает Англию. Я не вижу ни малейшего проблеска надежды. Что же касается народа, то он так резко отвернулся и от парламента и от правительства и проявляет по отношению к тому и другому такое глубокое равнодушие, что подобный порядок вещей начинает внушать мне самые серьезные и тревожные опасения».