Мериме Проспер (фр. Prosper Mérimée) — французский писатель, сыгравший выдающуюся роль в утверждении критического реализма во французской литературе.

Заложил основы для развития реалистической драматургии и новеллистики, одним из первых познакомил европейских читателей с русской литературой. Этапы его творчества — пример развития персональной писательской модели во французской литературе, когда пора ученичества тесно связана с шекспиризацией , пора становления самостоятельной манеры и открытие Пушкина позволяет искать у Мериме черты шекспиризма , дальнейший же путь все в меньшей степени связан с Шекспиром в любых формах: французская литература XIX в. создала новый культурный контекст, в котором фигура Шекспира была отодвинута на задний план, хотя и окружена полагающимся почетом.

Начало жизненного пути. Мериме родился 28 сентября 1803 г. в Париже, в семье художника. От природы чувствительный и мечтательный, Мериме скоро освобождается от этих качеств. Молодой англоман, безжалостно ироничный, в юности восприняв уроки руссоизма, начинает с насмешкой говорить о великом женевце. «Во времена нашей молодости нас шокировала фальшивая чувствительность Руссо и его подражателей, — вспоминал в конце жизни писатель. — С нашей стороны это был протест против устарелого направления и, как всегда в таких случаях, преувеличенный. Мы хотели быть сильными и презирали сантименты». Борьба с сентиментальностью Руссо — это борьба с субъективизмом, поиски объективных начал искусства. В этом отношении идеалом для Мериме становится Шекспир. Дружба со Стендалем (с лета 1822 г.), знакомство с его трактатом «Расин и Шекспир» (1823-1825), посещение литературного кружка Делеклюза, где царил культ Шекспира , усилили преклонение Мериме перед великим драматургом.

Драматургия Мериме. Успех приходит к Мериме с публикацией его первой книги — «Театр Клары Гасуль» (1825). Прибегнув к мистификации, писатель выдал сборник написанных им пьес за создание испанской актрисы. Стремясь к эксперименту с различными точками зрения, он удваивает мистификацию, введя образ переводчика Жозефа Л’Эстранжа, комментирующего пьесы Клары Гасуль. Мистификация не преследовала цель скрыть имя автора. Мериме вступил в «жанровую игру», разрушал незыблемость традиционной структуры классицистических произведений.

Очень смелыми были пьесы и по содержанию. Мериме прямо заявил о своих атеистических, антиклерикальных взглядах, хотя в 1825 г. во Франции был принят закон о святотатстве, грозивший противникам церкви смертной казнью. Нет почтения к церковникам ни у Л’Эстранжа, рассказывающего биографию Клары Гасуль, ни у нее самой, смелой, независимой женщины. В комедии «Женщина — дьявол, или Искушение святого Антония» инквизиторы обвиняют девушку Марикиту в связи с нечистой силой. Но, охваченный страстью к Мариките, один из инквизиторов, Антонио, убивает своего собрата и соперника в любви Рафаэля. Земное торжествует над небесным. Впрочем, любовь изображается не в романтически-возвышенных тонах, а гротескно, как «африканская страсть», приводящая к убийствам, после которых слуга может произнести: «Господин! Ужин подан, и представление окончено» («Африканская любовь»). Автор на стороне народов, борющихся против французского владычества («Испанцы в Дании»). Вопрос о правах народов, займет видное место в произведениях Мериме.

«Жакерия» (1828). В этой «драме для чтения» дается масштабное, не скованное условностями французской сцены изображение восстания французских крестьян в XIV в., получившего название Жакерия. Мериме преодолевает романтическое понимание «шекспиризации» , одним из первых разрабатывает реалистические основы драматургии. Жанр «драмы для чтения» позволил Мериме в «Жакерии» намного опередить драматургов, писавших для театра, в освобождении от условностей, в раскрытии подлинных механизмов, управляющих историческим процессом и действиями отдельных личностей. Мериме никого не идеализирует, ни знатных феодалов, как это было принято в классицистических трагедиях, ни бедняков-изгоев в духе романтиков.

«Гюзла» , вторая книга Мериме, была опубликована в 1827 г. без указания имени автора. Имитация южнославянской поэзии, собранной и переведенной прозой на французский язык анонимным фольклористом, была выполнена столь тщательно, что мистификацию раскрыли очень немногие. В книгу вошли около трех десятков песен, фрагментов, заметок, из них несколько приписаны народному певцу Иакинфу Маглановичу, чей колоритный, запоминающийся образ воссоздан в заметке о нем, предпосланной книге. Это своего рода новый, сербский Оссиан, как его и восприняли читатели.

«Хроника царствования Карла IX» (1829) — один из лучших французских исторических романов, в нем Мериме «вживается» в психологию, нравы своих соотечественников, живших в XVI в. Мериме не принял той формы исторического романа, которую разработали романтики. Мериме борется с «романностью», например, в известной главе 8 «Разговор между читателем и автором», где прерывает повествование во имя эстетического спора. Таковы и финальные фразы: «Утешится ли Бернар? Появится ли новый возлюбленный у Дианы? Это я предоставляю решить читателям, — таким образом, каждый из них получит возможность закончить роман, как ему больше понравится». На протяжении всей «Хроники» идет скрытая полемика как с историческим романом Вальтера Скотта, так и с «этической» ветвью исторического романа, представленной Гюго и Виньи. Проспера Мериме не захватывает исторический процесс сам по себе, как не волнуют его и отвлеченные моральные идеи. Его интересует «изображение человека». Взгляд Мериме на человека историчен: «...К поступкам людей, живших в XVI веке, нельзя подходить с меркой XIX». Через судьбу Бернара де Мержи просматриваются события эпохи, а противостояние католиков и гугенотов, приведшее к Варфоломеевской ночи и религиозным войнам, отражается в истории любви этого протестанта к католичке Диане де Мержи (любовь для Мериме, в отличие от других исторических романистов, не носит неизменного, внеисторического характера, а приобретает черты, свойственные изображаемой эпохе). То же противостояние становится источником семейной трагедии де Мержи: братья Бернар и Жорж оказываются в разных лагерях, и пуля, пущенная Бернаром, обрывает жизнь Жоржа.

Исторические персонажи, в том числе и король Карл IX, изображены писателем как частные лица. Не мысли или желания отдельных личностей, а общее состояние национального сознания, нравов народа определяет ход исторических событий — таков вывод Мериме, свидетельствующий о развитии писателем романтического историзма в направлении, близко подходящем к реализму.

Новеллы 1829-1830 гг. В жанре новеллы Мериме решает весьма сложную задачу: через единичное событие раскрыть характер иных народов, иных эпох. Событие, отмеченное исключительностью, придает произведениям романтическое звучание; выявление характера, типичного для данной нации и данного времени, т. е. характера, конкретно-исторически обусловленного, свидетельствует о переходе от «местного колорита» к реалистическому историзму. В письме к И. С. Тургеневу (от 3 декабря 1868 г.) Мериме так разъяснил свой метод: «Для меня нет задачи интереснее, чем обстоятельнейший анализ исторического персонажа. Мне кажется, можно добиться воссоздания человека минувших эпох способом, аналогичным тому, каким воспользовался Кювье для восстановления мегатерия и многих вымерших животных. Законы аналогии так же непререкаемы для внутреннего облика, как и для внешнего». Следовательно, Мериме особое внимание обращает на типизацию психологии. Именно в развитии реалистического принципа типизации его заслуги особенно велики. Герои Мериме нередко живут двойной жизнью, и писатель глубоко проникает в тайну внутренней жизни человека, раскрывает двойственность натуры своих современников.

Углубление психологизма сказалось на художественных приемах, в частности на изменении роли рассказчика. Если в ранних произведениях за счет «жанровой игры» («мистификации») и объективного «свободного повествования» писатель стремился как бы изнутри раскрыть мир чужого сознания, чужой психологии, то теперь появляется фигура рассказчика-француза, который хочет проникнуть в чуждую ему психологию извне, стараясь понять ее природу и не отвергая того, что противоречит традициям французов.

Так построена новелла «Матео Фальконе» . Она начинается с описания Корсики, ее диковатой природы и таких же диковатых, но исполненных своеобразно понятого достоинства нравов местных жителей, которых в цивилизованном обществе приняли бы за разбойников. Рассказчик повествует о Матео Фальконе как о человеке, ему знакомом. Избран сюжет вполне руссоистский: в жизнь «естественного человека» проникает разлагающее влияние нравов цивилизованного общества. Десятилетний Фортунато, сын Матео Фальконе, за обещанные часы выдает жандармам местопребывание преследуемого ими человека, которого он до этого спрятал, повинуясь неписаным законам корсиканцев. Этот последний момент показывает, что в основе произведения лежит антируссоистская тенденция: не «естественное чувство», а сложившиеся нравы определяют поведение Фортунато, когда он спасает человека. Точно так же Матео расстреливает собственного сына (за то, что он этого человека выдал жандармам), руководствуясь моральными требованиями, сложившимися исторически, а не исконно присущими людям. Не случайно поэтому новелла завершается репликой Матео, что сын умер христианином. Для него важно заказать заупокойную мессу, чтобы все было в соответствии с установленной традицией. Чувства отца никак не обнаруживаются, читатель может их домыслить только из своего духовного опыта (особенность психологизма Мериме). При сохранении внешних черт романтического «местного колорита» в новелле торжествует реалистическая установка: социально-исторические обстоятельства формируют образ жизни, психологию, характеры типичных представителей своих народов.

«Этрусская ваза» — новелла, в которой исследуется образ жизни, психология французского общества. Развивая социальный анализ, Мериме показывает, как в светском обществе чистое чувство Сен-Клера и Матильды де Курси становится поводом для сплетен, а ложные представления о чести, оторванные от подлинной морали, приводят к гибели лучших и позволяют процветать низким душам. Психологический анализ приводит писателя к раскрытию двойной жизни светского человека: чтобы скрыть свою любовь, Сен-Клер играет роль разочарованного, холодного денди. Образ этрусской вазы в новелле — символ двойной жизни и хрупкости всего прекрасного.

Произведения 1833-1846 гг. В реалистических новеллах этого периода Мериме нередко обращается к мотивам ранних произведений. Так, в «Двойной ошибке» развивается мысль «Этрусской вазы» о двойственности жизни светского общества, о гибельности пусть даже слабого естественного чувства для человека, не защищенного от мнений света. Корсиканские нравы, обрисованные в «Матео Фальконе», становятся предметом исследования в новелле «Коломба». Но новеллы 1833-1846 гг. приобретают масштабность, усиливается критицизм, особой глубины достигает разработка характеров, логика развития которых начинает управлять движением сюжета. Каждый персонаж Мериме — личность. Такова Жюли де Шаверни, героиня новеллы «Двойная ошибка», искавшая в любви к скептику и прожигателю жизни Дарси альтернативу пошлой светской жизни. Образ Жюли де Шаверни предвосхищает образ флоберовской Эммы Бовари. Таковы корсиканка Коломба, натура цельная и непреклонная, осуществившая кровавую месть за убийство отца; ее брат Орсо делла Реббиа, мужественный и благородный человек, испытывающий противоречивые чувства по отношению к неписаному корсиканскому закону вендетты (кровной мести); его возлюбленная Лидия Невиль, которая, приходя в ужас от вендетты, тем не менее высоко ценит мужество Орсо, его несходство с потерявшей нравственные ориентиры светской молодежью («Коломба»). Таковы, несомненно, Кармен и Хосе («Кармен»).

Ярко выписанные характеры мы находим в новелле «Арсена Гийо » (1844). Мериме ироничен по отношению к ханже и лицемерке госпоже де Пьен. Совсем в ином ключе рисуется образ Арсены Гийо, в прошлом статистки Оперы, жившей на содержании, заболевшей чахоткой и ведущей нищенское существование. Мериме показывает, что именно нищета заставила ее искать себе любовников: «Я тоже была бы честной, будь у меня такая возможность», — говорит она «нравственной» де Пьен, которая незаметно уводит от нее, умирающей, возлюбленного Макса де Салиньи. Мериме усиливает аналитичность сюжета: экстраординарное событие (попытка Арсены покончить с собой) здесь не в конце, а в начале новеллы, основное внимание уделено раскрытию характеров. Высокого мастерства Мериме достигает в использовании реалистической художественной детали. Емкой деталью заканчивается новелла: «Бедная Арсена! Она молится за нас», — приписано карандашом на могильном камне Арсены Гийо. Читатель догадывается по этой детали о дальнейшей судьбе героев, о том, что де Пьен соединилась с Максом вопреки своим проповедям не иметь любовников, обращенным к Арсене.

Жанровая характеристика произведений 1833-1846 гг. Мериме ищет некий универсальный, синтетический жанр, который пришел бы на смену «жанровой игре», «свободному повествованию», «мозаичности». Он разрабатывает синтетический жанр, являющийся переходной формой от новеллы к повести и роману. Это своеобразная удвоенная новелла, или эллипс. Под эллипсом подразумевается такая структура художественного произведения, в которой все содержание организуется вокруг двух скрытых или явных центров, равноправных и взаимодействующих друг с другом. Принцип эллипсности использовался давно (например, в творчестве Шекспира). В XIX в. он становится жанрообразующим принципом той переходной формы, к которой обратился Мериме. В структуре новеллы должен быть один центр, в романе — множество. Эллипсная новелла разрывает рамки единичности, но сохраняет лаконизм. Контрастность и равноправие двух центров позволяют в самой структуре жанра заложить возможность для диалектического раскрытия жизни в объективном изображении ее противоречий.

Обычно два центра у Мериме возникают из соединения двух историй, одна из которых кажется фоном другой. В «Двойной ошибке» история короткой любви Жюли и Дарси развивается на фоне ее увлечения Шатофорсом. В «Душах чистилища» история семьи дона Хуана, его увлечений и раскаяния соединяется с историей семьи Охеда, которую дон Хуан погубил. В «Венере Илльской» история ожившей статуи наслаивается на повествование рассказчика об Испании и ее людях. Так же построены новеллы «Коломба», «Арсена Гийо», «Кармен».

«Кармен» (1845). В этой новелле писателю удалось создать один из «мировых образов», подобных Гамлету, Дон Кихоту, Дон Жуану, — образ Кармен, для которой свобода дороже жизни. Под влиянием оперы Жоржа Бизе (1875) Кармен давно уже воспринимается как романтический персонаж, а большие этнографические описания, включенные в новеллу, истолковываются как стилистический прием (для контраста «ученого» повествования с описанием страстей Кармен и Хосе). Между тем «Кармен» — лучший образец эллипсной новеллы, и «этнографическое» обрамление есть не что иное, как второй скрытый центр структуры произведения, определяющий его реалистическую ориентацию: автора интересует Кармен не как исключительная личность, а как носительница типичных черт цыганского народа. Кармен призвана подчеркнуть его главные культурные и психологические особенности, «физиономию», разгадать его загадку. Трагическое столкновение Кармен и Хосе — следствие не только их индивидуальных качеств: в их лице сталкиваются два взгляда на мир, присущие разным народам.

Измена, убийство лишь кажутся результатом своеволия исключительных страстей, здесь не мелодрама, а трагедия, и нельзя встать на чью-либо сторону, потому что это значило бы осудить не личность, а уклад жизни целого народа, между тем ни один народ нельзя поставить над другим, все народы достойны равного уважения.

Поздние произведения Мериме. Во второй половине XIX в. Мериме отходит от художественного творчества, занимается исследовательской работой и переводами с русского языка.

«Локис (рукопись профессора Виттенбаха)». Эта последняя новелла Мериме, написанная в 1869 г., синтезировала основные тенденции его творчества. Писатель возвращается к эллипсности, сталкивая два национальных сознания: рационалистическое немецко-прусское (в лице профессора Виттенбаха из Кенигсберга) и иррациональное литовское, связанное с легендами, преданиями, суевериями (в лице графа Шемета и его окружения). В конце новеллы читатель остается в неведении: связана ли гибель панны Юльки с тем, что граф превратился в медведя (что вполне возможно в жанре романтической, фантастической новеллы), или есть иные, более естественные причины катастрофы. Страшный финал лишь внешне представляется неразъясненным, «открытым». Мериме убрал скрытое завершение в глубь новеллы, в нем дается однозначное, при этом антиромантическое, истолкование событий. Преступление действительно совершается графом и совершается закономерно, ибо романтическое сознание, воплощенное в действии, выходит за рамки человеческих норм. Убийство можно было предотвратить, но окружение Шемета, зараженное романтическими фантазиями, ждет от графа действий, ждет из года в год, со дня его рождения — и романтический бред материализуется, обретая форму преступления.

Мериме — пропагандист русской литературы. Мериме переводит на французский язык повести А. С. Пушкина «Пиковая дама» (1849), «Выстрел» (1856), пишет восторженную статью о Пушкине (1868), публикует статью «Литература в России: Николай Гоголь» (1851) и перевод «Ревизора» (1853), пишет предисловие к переводу романа И. С. Тургенева «Отцы и дети» (1863), редактирует перевод романа «Дым» (1867), переводит повести «Призраки» (1866), «Странная история» (1870), выпускает вместе с Тургеневым сборник переводов его произведений «Московские новеллы» (1869), пишет о нем развернутые статьи «Литература и рабство в России. Записки русского охотника Ив. Тургенева» (1854), «Иван Тургенев» (1868), оставляет статьи и заметки о многих русских поэтах и писателях. Не все Мериме верно воспринял в русской литературе. Так, он совершенно не оценил первые произведения Льва Толстого, а в Гоголе увидел только сатирика, много позаимствовавшего у Стерна, Скотта, Шамиссо и Гофмана. Тем не менее он, по существу, не знал в Европе равных по глубине понимания русской литературы и исторической роли русского и других славянских народов (Мериме был автором исторических работ об эпохе Бориса Годунова, о Богдане Хмельницком, о Разине, об истории казаков, о Петре I, в 1853 г. он написал историческую драму «Первые шаги авантюриста», где изложил свою гипотезу появления на Руси фигуры Лжедмитрия), он в огромной степени способствовал началу мирового признания русской литературы.

Я всегда считал, что географы сами не знают, что говорят, утверждая, будто поле битвы при Мунде находится в стране пунических бастулов, а именно близ нынешней Монды, милях в двух к северу от Марбельи. На основании выводов, сделанных мною из Bellum Hispaniense , книги некоего анонимного автора, и сведений, которые мне удалось почерпнуть в превосходной библиотеке герцога Осунского, я полагал, что достопамятное место, где Цезарь в последний раз все поставил на карту в своей борьбе против сторонников республики, надобно искать неподалеку от Монтильи. Находясь в Андалусии ранней осенью 1830 года, я предпринял довольно длительную поездку, чтобы рассеять немногие еще остававшиеся у меня сомнения. Исследование, которое я собираюсь опубликовать, ответит, надеюсь, на недоуменные вопросы всех добросовестных археологов. А в ожидании того, когда мой труд разрешит, наконец, географическую загадку, поставившую в тупик всю ученую Европу, я хочу рассказать вам небольшую историю; замечу, что она ни в коей мере не предрешает любопытного вопроса о местонахождении Мунды.

Я нанял в Кордове проводника с двумя лошадьми и отправился в поход, не имея при себе иного багажа, кроме Записок Цезаря и нескольких рубашек. Я бродил как-то по возвышенной части Каченской равнины и, изнемогая от усталости, умирая от жажды, палимый раскаленными лучами солнца, от всего сердца посылал к черту Цезаря и сыновей Помпея, как вдруг заприметил неподалеку от тропинки, по которой ехал, зеленую лужайку, кое-где поросшую камышами и тростником. Вид ее предвещал близость источника. В самом деле, я вскоре убедился, что предполагаемая лужайка была болотом, в котором терялся ручей, по-видимому, вытекавший из узкого ущелья между двумя высокими отрогами сьерры Кабра. В голову мне пришла мысль, что, поднявшись вверх по его течению, я найду воду похолоднее с меньшим количеством пиявок и лягушек, а также, быть может, немного тени среди скал. При въезде в ущелье конь мой заржал, и ему тут же ответил другой, не видимый мною конь. Не успел я проехать и сотни шагов, как ущелье внезапно расширилось, явив моему взору нечто вроде естественного амфитеатра, затененного окружающими его обрывистыми склонами. Невозможно было найти место, сулящее путнику более приятный отдых. У подножия отвесных скал ручей, бурля, ускорял свой бег и падал с кручи в маленькое озеро, дно которого было устлано белоснежным песком. Внизу росли великолепные каменные дубы; защищенные от ветра и обильно питаемые влагой ручья, они бросали на него густую тень. Наконец мягкая, глянцевитая трава по берегам озерца обещала путнику ложе, лучше которого нельзя было бы сыскать ни в одной харчевне на десять миль вокруг.

Однако не мне принадлежала честь открытия этого превосходного места. Там уже отдыхал какой-то человек, и, когда я подъехал к нему, он, видимо, спал. Разбуженный ржанием, он вскочил на ноги и подошел к своему коню, который воспользовался сном хозяина, чтобы досыта наесться растущей поблизости травой. То был молодой малый среднего роста, но с виду ловкий и сильный, которого отличал мрачный гордый взгляд. Под действием солнца цвет его лица, вероятно, светлый от природы, был теперь темнее волос. В одной руке он держал недоуздок, в другой – медный мушкетон. Признаюсь, поначалу меня несколько озадачили и мушкетон, и свирепый вид его владельца; но я разуверился в существовании разбойников, ибо ни разу не видел их, хотя и был о них наслышан. Кроме того, я встречал стольких честных фермеров, которые вооружались до зубов, дабы ехать на рынок, что наличие огнестрельного оружия еще не давало мне права ставить под сомнение добропорядочность незнакомца. «Да и, кроме того, – подумал я, – на что ему мои рубашки и Записки Цезаря , напечатанные эльзевирами?» Итак, я приветствовал человека с мушкетоном дружелюбным кивком и осведомился, улыбаясь, не нарушил ли я его покоя. В ответ он молча смерил меня взглядом с головы до ног и, вероятно, удовлетворенный осмотром, столь же внимательно посмотрел на подъезжающего проводника. Я заметил, что тот побледнел и с очевидным испугом осадил коня. «Неприятная встреча!» – подумал я, но осторожности ради решил не выказывать ни малейшего беспокойства. Я спрыгнул на землю, велел проводнику разнуздать моего коня и, встав на колени у ручья, погрузил в него голову и руки; затем лег ничком и в таком положении утолил жажду по примеру плохих воинов Гедеона.

Я наблюдал вместе с тем за своим проводником и за незнакомцем. Первый приближался с явной неохотой; второй, казалось, не замышлял ничего дурного; он отпустил своего коня и мушкетон держал уже не наперевес, а дулом вниз.

Не считая нужным обижаться на малое значение, какое он, видимо, придал моей особе, я растянулся на траве и непринужденно спросил, нет ли у него огнива. И тут же вытащил свой портсигар. Незнакомец все так же молча порылся у себя в кармане, достал огниво и услужливо высек для меня огонь. Он несомненно становился покладистее – он сел против меня, не расставаясь, правда, со своим оружием. Закурив, я выбрал лучшую из оставшихся у меня сигар и спросил, не курит ли он.

– Курю, сеньор, – ответил он.

То были первые сказанные им слова, и я заметил, что он произносит s не по-андалусски , из чего можно было заключить, что он путешественник, как и я, но только не совсем археолог.

– Возьмите, пожалуйста, вот эта недурна, – сказал я, предлагая ему настоящую гаванскую сигару.

Он слегка наклонил голову в знак благодарности, прикурил от моей сигары, еще раз кивнул мне и затянулся с нескрываемым наслаждением.

– До чего ж я давно не курил! – воскликнул он, медленно выпуская первую затяжку изо рта и ноздрей.

В Испании выкуренная вместе сигара располагает людей друг к другу, подобно угощению хлебом и солью на Востоке. Курильщик мой оказался более разговорчивым, чем я полагал. Впрочем, хоть он и утверждал, что живет в Монтильском округе, но с местностью знаком был плохо. Он не знал наименования прелестной долины, где мы находились, не мог назвать ни одной близлежащей деревни и, наконец, на мой вопрос, не видел ли он в окрестностях разрушенных стен, больших черепиц с закраинами или украшенных орнаментом камней, признался, что никогда не обращал внимания на такие мелочи. Зато он оказался знатоком по части лошадей. Он раскритиковал мою лошадь, что было нетрудно сделать, затем описал родословную своего коня, знаменитого кордовского завода, животного поистине благородного и такого выносливого, что, по словам незнакомца, он как-то проскакал на нем галопом и крупной рысью тридцать миль за один день. Посреди своей тирады он вдруг запнулся, как бы спохватившись, что наговорил лишнего. «Видите ли, я очень торопился в Кордову, – заметил он не без смущения. – Мне надо было посоветоваться с законниками по поводу одной тяжбы…» Говоря это, он смотрел на Антоньо, который сидел потупившись.

Тенистое место и ручей привели меня в такое хорошее расположение духа, что я вспомнил о ломтях превосходной ветчины, которые мои монтильские друзья положили в переметную суму проводника. Я велел достать их и пригласил незнакомца принять участие в этом наскоро устроенном завтраке. Если он давно не курил, то не ел, вероятно, не меньше двух суток. Он набросился на еду, как голодный волк. Я подумал, что встреча со мной была как нельзя более кстати для бедного малого. Между тем мой проводник ел мало, пил и того меньше и вовсе не говорил, хотя в начале нашего путешествия показался мне изрядным болтуном. Присутствие нашего гостя, видимо, стесняло его, и взаимное недоверие разделяло обоих, хотя причину этого я не совсем понимал.

Шутник и мистификатор, знаток живописи и литературы, историк и переводчик, писатель Проспер Мериме (1803-1870) родился в семье художников. Отец преподавал рисунок, руководил Парижской школой изящных искусств, увлекался археологией. Мать писала детские портреты, была поклонницей Вольтера.

От родителей Проспер унаследовал безупречный художественный вкус, любовь к языкам и девиз: «Не забывай сомневаться». Он получил юридическое образование, но так и не стал адвокатом, хотя в жизни не раз пользовался знанием законов.

Окунувшись в водоворот роскошной светской жизни, молодой Мериме приобрёл опыт общения с прекрасными дамами, участвовал в дуэлях, познакомился со знаменитыми литераторами Фредериком Стендалем , Альфредом Мюссе. Мериме слыл большим ценителем изысканных блюд, одевался исключительно у лондонских портных, был членом двух французских академий, сенатором, кавалером ордена Почётного легиона и человеком, близким к семье императора Наполеона III. Словом, это был более чем респектабельный господин.

Известность пришла к нему необычным путём. Появился сборник пьес под названием «Театр Клары Гасуль», написанных испанской актрисой. Книгу украшал портрет испанки, а в предисловии рассказывалась история её жизни. Пьесы, написанные в прозе живым разговорным языком, причудливо сочетали комическое и трагическое, сатирическое и лирическое. Сатира и ирония в этих испанских пьесах имели весьма прямое отношение к современной французской жизни, и автора вполне могли бы ожидать неприятности.

Сборник прочли и уже собирались забыть, как вдруг стало известно, что с читателями сыграли шутку. На самом деле автором пьес был начинающий писатель - Проспер Мериме. Он же сочинил жизнеописание актрисы и позировал для портрета в испанском женском платье. Мистификация всех позабавила и сделала имя талантливого молодого человека известным.

Но Мериме задумал ещё раз провести читателей: вместе со своим приятелем он собирался в путешествие по землям южных славян, чтобы потом издать книгу путевых заметок и местного фольклора. Но денег у молодых людей не хватало, и решено было сначала этот самый фольклор сочинить, а потом - на гонорар от издания - проверить, насколько близко сочинение к первоисточнику.

Так появилась книга народных песен южных славян «Гусли», в ней тоже были биография и портрет усатого сказителя-гусляра Иоакинфа Маглановича. Сборником заинтересовались Гёте, Пушкин и польский поэт Адам Мицкевич. Никто из маститых писателей и учёных не усомнился в том, что эти песни действительно народные.

Пушкин создал на их основе свои «Песни западных славян» и захотел больше узнать о происхождении баллад. Только тогда Мериме признался, что песни он сочинил сам, а все нужные сведения об обычаях и быте славян взял из нескольких книг и брошюр, не выезжая из Парижа. Мериме просил у Пушкина извинения, объясняя свой поступок желанием доказать, как легко можно достигнуть «местного колорита». Но за шуткой скрывалось глубокое знание устной народной поэзии, тонкое следование её духу и характеру, интерес к самобытности славян, уважение к патриархальной жизни народа.

Литературные мистификации Мериме обнаружили его блестящий талант. Умный скептик считал, что в мире нет ничего, к чему бы стоило относиться серьёзно. Можно создать ради шутки подделку, можно принять почести от правительства, которое не уважаешь. Он с презрением относился к морали светского общества, безжалостно её разоблачал, но никогда не вмешивался в борьбу и не верил ни в какие преобразования. Такая личностная позиция писателя определила и его стиль. Он писал просто, лаконично, не давал воли чувствам, отказываясь от подробных описаний, выступая бесстрастным свидетелем.

Исторический роман «Хроника царствования Карла IX» рассказывает о знаменитой Варфоломеевской ночи, когда произошла страшная резня на религиозной почве между протестантами и католиками. Автор никому не отдаёт предпочтения, показывая жестокость и фанатизм обеих партий и виновника кровопролития - Карла IX, тайно подготовившего столкновение сторон. Невозможно не сочувствовать Жоржу де Мержи, который отказался следовать приказу короля и стрелять в беззащитных людей и бессмысленно погиб от руки своего брата гугенота Бертрана.

Мериме нравились необычные герои, живущие в таких экзотических уголках земного шара, как Испания, Корсика, Алжир, Россия или Литва. Он признавался, что ему интересно наблюдать «иные нравы, иных людей, иной язык». В новеллах «Маттео Фальконе» и «Кармен» сдержанный, слегка ироничный рассказчик наблюдает, как далеко способен пойти человек ради защиты своей или семейной чести.

Чтобы точнее передать атмосферу, Мериме пользовался устными рассказами друзей, архивами, научными трудами и личными наблюдениями. Писатель не просто знакомил читателя с жизнью других народов и рассказывал увлекательные истории. Он считал, что «между народами существует такая же разница, как между одним столетием и другим».

В своих произведениях он показывал различное представление людей о чести и долге, о любви и свободе. То, что кажется французу преступлением, представитель другого народа считает проявлением смелости. Цыганка Кармен оценивает верность присяге как трусость, а корсиканец Матео Фальконе готов убить единственного сына, чем видеть его предателем и подлецом.

Трагическая история мальчика Фортунато, полная драматизма судьба вождя негритянского племени Таманго потрясают нас своей жестокой правдой. Писатель познакомил читателей с действительностью, о которой нельзя однозначно сказать, хороша она или плоха. Любой из его героев поступает в строгом соответствии с теми условиями, в которых живёт. По мнению жителей корсиканской маки, страшный в своём отцовском гневе Матео Фальконе прав. Безжалостный капитан Леду, привыкший к подкупу, обману и предательству, сокрушает «нецивилизованный» мир дикаря Таманго.

Сборник новелл Мериме не случайно назывался «Мозаика». Здесь встречались и вполне реальные истории, психологические драмы (например, «Этрусская ваза») и совершенно фантастические события (как «Венера Илльская», «Голубая комната», «Локис»).

Мериме совмещал литературное творчество со службой в министерствах военно-морского флота, торговых и внутренних дел. По-настоящему на своём месте Мериме оказался, когда его назначили «главным инспектором по историческим памятникам». Должность была новой, и Мериме заложил основы охраны памятников старины.

Инспектор с неутомимой энергией ездил по стране и выбирал старинные здания, которые представляли культурную ценность и нуждались в реставрации. Благодаря его усилиям были спасены от разрушения многие соборы, монастыри, средневековые замки. Результатом поездок Мериме были также заметки о регионах Франции и искусствоведческие работы: «Архитектура Средневековья», «Настенная живопись» и «Памятники Франции».

Мериме было уже за сорок, когда он начал изучать русский язык, это увлечение было связано с преклонением перед талантом Пушкина. Мериме был первым переводчиком повестей «Пиковая дама», «Выстрел», поэмы «Цыганы», познакомил французских читателей с творчеством Гоголя, Лермонтова и Тургенева, переводил, писал предисловия и статьи. Мериме интересовался Россией и как историк: посвятил научные труды правлению Петра I, жизни казачества и бунту Степана Разина.

Работа добавлена на сайт сайт: 2016-03-13

Заказать написание уникльной работы

;font-family:"Times New Roman CYR"">Содержание

;font-family:"Times New Roman CYR"" xml:lang="-none-" lang="-none-">Введение

;font-family:"Times New Roman CYR"" xml:lang="-none-" lang="-none-">. Проспер Мериме - писатель, сатирик, новеллист

;font-family:"Times New Roman CYR"" xml:lang="-none-" lang="-none-">. Новелла "Кармен": герои, сюжет и композиция

;font-family:"Times New Roman CYR"" xml:lang="-none-" lang="-none-">Заключение

;font-family:"Times New Roman CYR"" xml:lang="-none-" lang="-none-">Литература

;font-family:"Times New Roman CYR"" xml:lang="ru-RU" lang="ru-RU">
Введение

;font-family:"Times New Roman CYR"" xml:lang="ru-RU" lang="ru-RU">Проспер Мериме, выдающийся представитель французского критического реализма первой половины XIX в., прошел длинный и сложный творческий путь. Как художник он завоевал известность и признание раньше Стендаля и Бальзака. Новелла Мериме, крупнейшего мастера новеллистического жанра в реализме XIX века, имеет ряд интересных композиционных и стилистических особенностей. Мериме - мастер психологической новеллы, в центре его внимания - внутренний мир человека, показ его внутренней борьбы, падения или, наоборот, возрождения, роста. Это вызывает не только интерес к его творчеству, но и определяет актуальность выбранной темы контрольной работы.

;font-family:"Times New Roman CYR"" xml:lang="ru-RU" lang="ru-RU">Объект исследования: творчество Проспера Мериме. Предмет исследования: новелла "Кармен" (герой, сюжет и композиция). Цель исследования: определить место и роль новеллы "Кармен" в исследовании психологических и человеческих судеб.

;font-family:"Times New Roman CYR"" xml:lang="ru-RU" lang="ru-RU">На пути к поставленной цели решались следующие задачи: определение места Проспера Мериме как художника в мировой литературе, поиск истоков его творчества и путей развития, выявление художественных особенностей новеллы "Кармен".

;font-family:"Times New Roman CYR"" xml:lang="ru-RU" lang="ru-RU">Методы исследования: эмпирические, эвристические, обработки данных.

;font-family:"Times New Roman CYR"" xml:lang="ru-RU" lang="ru-RU">Контрольная работа базировалась на трудах: Ю Виппера, М. Лозинского, Фрестье Ж.

;font-family:"Times New Roman CYR"" xml:lang="ru-RU" lang="ru-RU">Основная гипотеза о том, что Мериме-новеллист значительно углубил в литературе изображение внутреннего мира человека полностью подтвердилась в процессе исследования.

;font-family:"Times New Roman CYR"" xml:lang="ru-RU" lang="ru-RU">
1. Проспер Мериме - писатель, сатирик, новеллист

;font-family:"Times New Roman CYR"" xml:lang="ru-RU" lang="ru-RU">Проспер Мериме родился в Париже. Его отец Леонор Мериме был довольно известным живописцем классицистической школы. Он преподавал рисунок в парижской Школе изящных искусств. Л.Мериме серьезно занимался историей живописи и археологией.

;font-family:"Times New Roman CYR"" xml:lang="ru-RU" lang="ru-RU">Мать будущего писателя Анна-Луиза Моро была женщиной образованной, страстной вольтерианкой. Вероятно, под ее влиянием у юного Мериме и сложилась та жгучая антипатия ко всяким религиозным догмам, которую он пронес затем через всю жизнь. Анна Моро тоже занималась живописью. Юного Мериме окружала атмосфера любви к искусству.

;font-family:"Times New Roman CYR"" xml:lang="ru-RU" lang="ru-RU">В 1811 году Проспер Мериме был принят в лицей, а в 1820 году поступил на юридический факультет Парижского университета, курс которого окончил в 1823 году. В студенческие годы выявился исключительно широкий круг умственных интересов Мериме. Он изучал одновременно с юриспруденцией филологию и греческий язык, эпиграфику, нумизматику, археологию, историю искусств, испанскую и английскую литературы. В мироощущении Мериме в это время крепнут и развиваются либеральные и вольтерьянские настроения .

;font-family:"Times New Roman CYR"" xml:lang="ru-RU" lang="ru-RU">Постепенно наряду с научными увлечениями все более заметными становятся литературные интересы Мериме. Первоначально его эстетические пристрастия носили исключительно романтический характер. Он зачитывается Байроном, начинает переводить "Песни Оссиана". Однако, важнейшую, решающую роль в формировании эстетических устремлений Мериме, его творческого облика (хотя сам писатель впоследствии и стремился всячески преуменьшить значение этого воздействия) сыграло, бесспорно, знакомство в 1822 году со Стендалем, бывшим к тому времени человеком, уже совершенно сложившимся, обладавшим большим жизненным и литературным опытом.

;font-family:"Times New Roman CYR"" xml:lang="ru-RU" lang="ru-RU">Стендаль увлек Мериме боевым общественным духом своих политических убеждений, своей непримиримостью к режиму Реставрации. Именно он, знакомя Мериме с учением Гельвеция и Кондильяка, с идеями их ученика Кабаниса, и, направил по материалистическому руслу эстетическую мысль будущего писателя. Многим обязан Стендалю и Мериме-художник. Так, например, некоторые особенности драматургии Мериме периода Реставрации (острая политическая актуальность тематики, боевой характер сатиры, интерес к переломным моментам национальной истории, краткость изложения, стремление к раскрытию характера через действия и т.д.) связаны с эстетической программой, выдвинутой Стендалем в "Расине и Шекспире".

;font-family:"Times New Roman CYR"" xml:lang="ru-RU" lang="ru-RU">И все же в последних новеллах Мериме преследует в первую очередь чисто развлекательные задачи, стремится интриговать читателя изображением и обыгрыванием таинственного. Начало занимательное, склонность к мистификации становятся самоцелью. Эти новеллы уступают, с точки зрения своей художественной ценности, предшествующим достижениям писатели. Своеобразные приметы художественной манеры писателя особенно выпукло выразились не в них, a в новеллах конца 20-40-х годов.

;font-family:"Times New Roman CYR"" xml:lang="ru-RU" lang="ru-RU">В этой связи следует отметить, прежде всего, тяготение к подчеркнуто объективному, безличному тону повествования, прямо противоположному сугубо субъективной манере изложения, присущей романтикам. Автор предпочитает оставаться в тени, сдерживает и скрывает собственные чувства, свое личное отношение к изображаемым событиям, избегает лирических отступлений, не сливается с героями, а держится на расстоянии от них, пытается придать своему рассказу характер беспристрастного исследования жизненных явлений. Тургенев заметил о Мериме, что он "в литературе дорожил правдой и стремился к ней, ненавидел аффектацию и фразу, требовал выбора, меры, античной законченности формы. Это заставляло его впадать в некоторую сухость и скупость исполнения". Однако встречаются и исключения. Иначе, например, написана "Арсена Гийо". Здесь автор дает волю своим чувствам, возмущается лицемерием светского общества и ханжеством госпожи ле Пьен, открыто сочувствует несчастной Арсене.

;font-family:"Times New Roman CYR"" xml:lang="ru-RU" lang="ru-RU">Мериме-новеллист значительно углубил в литературе изображение внутреннего мира человека. Психологический анализ в новеллах Мериме последовательно реалистичен. Он неотделим от раскрытия тем общественных причин, которыми порождены переживания героев. И в этом направлении Мериме осуществил примечательные, имевшие значительный историко-литературный отзвук открытия. Вспомним в этой связи, в дополнение к ранее сказанному, хотя бы его маленькую, но ставшую классической новеллу "Взятие редута" (I829). Создавая этот шедевр реалистического искусства и предвосхищая знаменитые страницы, посвященные битве при Ватерлоо и "Пармской обители" Стендаля, Мериме открывал совершенно новую страницу в истории батальных описаний. Мериме изображал военные действия совсем не так, как это делали романтики и классицисты: не с точки зрения стороннего наблюдателя, восхищенного живописностью и красочностью развертывающейся перед ним величественной картины, и не в той обобщенной перспективе, которая раскрывается полководцу с его расположенного на возвышенности командного поста. Он воспроизводил суровую и хаотичную атмосферу боя как бы изнутри, такой, какой она предстает сознанию рядового участника сражения.

;font-family:"Times New Roman CYR"" xml:lang="ru-RU" lang="ru-RU">

;font-family:"Times New Roman CYR"" xml:lang="ru-RU" lang="ru-RU">Композиция новелл Мериме всегда тщательно продумана и взвешена. В своих новеллах писатель, как правило, не ограничивается изображением кульминационного момента в движении конфликта. Он охотно воспроизводит его предысторию, набрасывает сжатые, но насыщенные жизненным материалом биографические характеристики своих героев. Большое значение, как уже отмечалось, писатель придавал обрамлению и образу рассказчика, способам ввода его в ткань повествования. Произведения Мериме часто построены на контрасте между обыденностью и заурядностью той действительности, которая возникает в обрамляющем новеллу рассказе, и драматизмом, необычностью тех событий, о которых читатель узнает из самой новеллы.

;font-family:"Times New Roman CYR"" xml:lang="en-US" lang="en-US">Таким образом, творчество Проспера Мериме - уникальное явление в мировой художественной литературе.

;font-family:"Times New Roman CYR"" xml:lang="ru-RU" lang="ru-RU">2. Новелла "Кармен": герои, сюжет и композиция

;font-family:"Times New Roman CYR"" xml:lang="ru-RU" lang="ru-RU">Новелла Мериме, крупнейшего мастера новеллистического жанра в реализме XIX века, имеет ряд интересных композиционных и стилистических особенностей. Мериме - мастер психологической новеллы, в центре его внимания - внутренний мир человека, показ его внутренней борьбы, падения или, наоборот, возрождения, роста. Однако Мериме, так же как и Стендаль, не делает внутренний мир человека изолированной от внешнего мира сферой. Внутренняя борьба героя у Мериме всегда определяется теми столкновениями, которые намечаются у человека с обществом, с общественной средой, формирующей его характер. Драмы героев рождаются из противоречия этих людей окружающей действительности. Отсюда вытекает интересная особенность новеллы Мериме; в ней всегда огромное значение приобретает событие, которое, так или иначе, определяет внутренний конфликт героя. Новеллы Мериме обычно очень драматичны. Из любой его новеллы можно сделать драму. Событие, поставленное автором в центре новеллы, чаще всего имеет характер катастрофы. Это убийство, самоубийство, кровная месть, гибель героя, ломка всей его жизни. Соединение психологизма и событийности - очень яркая черта, определяющая своеобразие в построении новелл Мериме. И эта черта не случайна; она говорит об определенном взгляде Мериме на жизнь.

;font-family:"Times New Roman CYR"" xml:lang="ru-RU" lang="ru-RU">Прием контраста использован Мериме и в его знаменитой новелле "Кармен" (1845). С одной стороны, перед нами образ рассказчика, любознательного ученого и путешественника, представителя утонченной, но несколько расслабленной европейской цивилизации. Этот образ привлекает симпатии читателя. В нем есть, бесспорно, автобиографические детали. Он напоминает самого Мериме гуманистическим и демократическим характером своего образа мысли. Но фигура его в какой-то мере пронизана и иронией.

;font-family:"Times New Roman CYR"" xml:lang="ru-RU" lang="ru-RU">Иронически звучит описание ученых изысканий рассказчика, их умозрительности и отвлеченности, характеристика его созерцательного отношения к жизненной драме, свидетелем которой он является. Кармен убита доном Хозе. Убийство очень подробно описанное, оставляет тяжелое впечатление; этот эпизод, казалось бы, должен явиться естественным концом произведения. Но Мериме добавляет еще одну главу, посвященную описанию цыганских племен, изучением которых занимается якобы рассказчик. Автор подробно описывает эти племена с точки зрения исторической, географической, лингвистической и т.д.

;font-family:"Times New Roman CYR"" xml:lang="ru-RU" lang="ru-RU">Что означает такая концовка? Какую цель она преследует? Это своеобразный прием "умолчания" о том, самом важном и большом, что описано в рассказе. За этим умолчанием скрывается подлинная взволнованность автора, чувство ужаса, его оценка происшедшего. То, о чем рассказано в "Кармен" глубоко волнует и автор избегает прямыми словами передавать это чувство. Он не хочет навязывать свои мнения и оценки, которые обычно скрывает или замаскировывает. Если бы он стал говорить о том, как ужасно убийство Кармен, он тем самым снизил бы впечатление. Резко переключая внимание на что-то другое, постороннее, постороннее, он заставляет лучше вдуматься в происшедшее, вследствие чего само событие как бы становится для читателя более ощутимым.

;font-family:"Times New Roman CYR"" xml:lang="ru-RU" lang="ru-RU">Все эти детали призваны еще ярче оттенить глубокую самобытность, стихийную страстность Кармен и дона Хосе. Цельность и обаяние их натур и заключены в этой всепоглощающей власти страстей. Кармен впитала в себя много дурного от того преступного окружения, в котором она выросла. Она не может не лгать и не обманывать, она готова принять участие в любой воровской авантюре. Но в противоречивом внутреннем облике Кармен таятся и такие прекрасные душевные качества, которых лишены изнеженные и очерствевшие представители господствующего общества. Это - искренность и честность в самом сокровенном для нее чувстве - любви. Это - гордое, непреклонное свободолюбие, готовность пожертвовать всем, вплоть до жизни, ради сохранения внутренней независимости.

;font-family:"Times New Roman CYR"" xml:lang="ru-RU" lang="ru-RU">Мериме как писателю, мировоззрение которого складывалось в сложной и бурной обстановке перед революцией 1830 года, было абсолютно чуждо созерцательное отношение к жизни. Он воспринимает жизнь как движение, ощущает ее в динамике и борьбе противоречий, что и находит очень яркое отражение в характере его новеллы, всегда насыщенной драматизмом, почти не содержащей элемента описаний.

;font-family:"Times New Roman CYR"" xml:lang="ru-RU" lang="ru-RU">Динамизм, драматичность и напряженность действия в новеллах Мериме определяют еще одну их своеобразную черту. Это - скудость описаний, в частности описаний природы. Мериме очень скуп на описания именно потому, что в центре его внимания всегда действие, драма, нарастание драматического конфликта. Описания играют лишь второстепенную роль.

;font-family:"Times New Roman CYR"" xml:lang="ru-RU" lang="ru-RU">Хотя действие его новелл развертывается нередко среди экзотической природы, тем не менее, Мериме ограничивается лишь сухим, как бы деловым описанием природы. В "Кармен" действие происходит в окрестностях Монтильи Испании. Казалось бы, какие возможности для поэтического описания природы! Но даже и здесь все внимание сосредоточено на действии, на поступках героев, описаниям же уделяется очень мало места.

;font-family:"Times New Roman CYR"" xml:lang="ru-RU" lang="ru-RU">В связи с этим совершенно особое значение в новеллах Мериме приобретает деталь, отдельный небольшой штрих, который часто заменяет пространные описания и характеристики.

;font-family:"Times New Roman CYR"" xml:lang="ru-RU" lang="ru-RU">"Не мне принадлежала честь открытия столь красивых мест. Там уже отдыхал какой-то человек, и, когда я появился, он, по-видимому спал. Разбуженный ржанием, он встал и подошел к своему коню, который было воспользовался сном хозяина, чтобы плотно пообедать окрестной травой. То был молодой малый среднего роста, но, по виду сильный, с мрачным и гордым взглядом. Цвет его лица, должно быть, красивый когда-то, стал под действием солнца темнее его волос. Одной рукой он взялся за недоуздок, в другой держал медный мушкетон. Сознаюсь, что в первый миг мушкетон и свирепый облик его обладателя меня несколько озадачили; но я перестал верить в разбойников, постоянно про них слыша и никогда с ними не сталкиваясь. К тому же я встречал столько честных поселян, вооружившихся до зубов, чтобы ехать на рынок, что вид огнестрельного оружия не давал мне права подвергать сомнению нравственность незнакомца. И потом, подумал я, на что ему мои рубашки и эльзевировские Записки? Поэтому я приветствовал человека с мушкетоном дружелюбным кивком и спросил его, улыбаясь, не нарушил ли я его сон. Он молча смерил меня взглядом от головы до ног; потом, как бы удовлетворенный осмотром, столь же внимательно взглянул на подъезжавшего проводника. Я видел, как тот побледнел и остановился, выказывая явный испуг. "Дурная встреча!" - подумал я. Но благоразумие тотчас же подсказало мне не проявлять ни малейшего беспокойства. Я слез с лошади, велел проводнику разнуздать ее и, опустившись на колени у ручья, погрузил в него голову и руки; потом выпил изрядный глоток, лежа ничком, как плохие воины Гедеона" .

;font-family:"Times New Roman CYR"" xml:lang="ru-RU" lang="ru-RU">Как видим, героев очень ярко характеризуют детали: "мушкетон", "молодой малый среднего роста, но, по виду сильный, с мрачным и гордым взглядом", "цвет лица" "темнее волос", проводник "побледнел и остановился, выказывая явный испуг". Эти детали сразу заинтриговали читателя, возникло множество вопросов, ответ на которые он должен найти в дальнейшем повествовании.

;font-family:"Times New Roman CYR"" xml:lang="ru-RU" lang="ru-RU">Дальнейшая сюжетная линия продолжает нагнетать тревожное чувство опасности и возбуждает интерес читателя и личностью героя, портрет которого явно еще не завершен.

;font-family:"Times New Roman CYR"" xml:lang="ru-RU" lang="ru-RU">"Таинственные знаки Антонио, его беспокойство, некоторые вырвавшиеся у незнакомца слова, в особенности же его тридцатимильный пробег и малоправдоподобное объяснение такового уже помогли мне составить мнение о моем попутчике. Я не сомневался, что имею дело с контрабандистом, быть может, с бандитом, но не все ли мне было равно? Я достаточно хорошо знал характер испанцев, чтобы быть вполне уверенным, что мне нечего бояться человека, с которым, мы вместе ели и курили. Самое его присутствие было надежной зашитой на случай какой-либо дурной встречи. К тому же я был рад узнать, что такое разбойник. С ними встречаешься не каждый день, и есть известная прелесть в соседстве человека опасного, в особенности, когда чувствуешь его кротким и прирученным" .

;font-family:"Times New Roman CYR"" xml:lang="ru-RU" lang="ru-RU">Постепенно появляется имя героя. Автор рассказывает о разбойнике, которого зовут Хосе Мария. "Хосе Мария - просто шут, - холодно произнес незнакомец". И "при виде моего спутника у старухи вырвалось удивленное восклицание. - Ах! Сеньор дон Хосе! - промолвила она. Дон Хосе нахмурил брови и поднял руку повелительным движением, тотчас же заставившим старуху замолчать. Я обернулся к проводнику и сделал ему незаметный знак, давая понять, что ему нечего пояснять мне, с каким человеком я собираюсь провести ночь". Портрет завершается еще несколькими штрихами: "Он положил мандолину наземь и, скрестив руки, стал смотреть на потухающий огонь с видом какой-то странной грусти. Освещенное стоявшей на столике лампой, его лицо, благородное и в то же время свирепое, напоминало мне мильтоновского Сатану" .

;font-family:"Times New Roman CYR"" xml:lang="ru-RU" lang="ru-RU">Кармен появляется во второй главе. Автор видит ее в сумраке летнего вечера. Вот ее портрет: "она невысока ростом, молода, хорошо сложена", "у нее огромные глаза", "одета она была просто, пожалуй, даже бедно, во все черное, как большинство гризеток по вечерам", "в волосах у нее был большой букет жасмина, лепестки которого издают вечером одуряющий запах".

;font-family:"Times New Roman CYR"" xml:lang="ru-RU" lang="ru-RU">Далее автор дополняет ее портрет уже при свете свечи. Он уже узнал, что она Карменсита, цыганка и ведьма. Но любопытство и дух исследования заставляют его пригласить ее в кафе поесть мороженого. Вот что он пишет: "Я сильно сомневаюсь в чистокровности сеньориты Кармен, во всяком случае, она была бесконечно красивее всех ее соплеменниц, которых я когда-либо встречал. Чтобы женщина была красива, надо, говорят испанцы, чтобы она совмещала тридцать "если", или, если угодно, чтобы ее можно было определить при помощи десяти прилагательных, применимых каждое к трем частям ее особы. Так, три вещи у нее должны быть черные: глаза, веки и брови; три - тонкие: пальцы, губы, волосы, и т.д. Об остальном можете справиться у Брантома. Моя цыганка не могла притязать на все эти совершенства. Ее кожа, правда, безукоризненно гладкая, цветом близко напоминала медь. Глаза у нее были раскосые, но чудесно вырезанные; губы немного полные, но красиво очерченные, а за ними виднелись зубы, белее очищенных миндалин. Ее волосы, быть может, немного грубые, были черные, с синим, как вороново крыло, отливом, длинные и блестящие. Чтобы не утомлять вас слишком подробным описанием, скажу коротко, что с каждым недостатком она соединяла достоинство, быть может, еще сильнее выступавшее в силу контраста. То была странная и дикая красота, лицо, которое на первый взгляд удивляло, но которое нельзя было забыть. В особенности у ее глаз было какое-то чувственное и в то же время жестокое выражение, какого я не встречал ни в одном человеческом взгляде. Цыганский глаз - волчий глаз, говорит испанская поговорка, и это - верное замечание. Если вам некогда ходить в зоологический сад, чтобы изучать взгляд волка, посмотрите на вашу кошку, когда она подстерегает воробья".

;font-family:"Times New Roman CYR"" xml:lang="ru-RU" lang="ru-RU">Это была завязка повествования. В третьей главе происходит его развязка. Устами главного героя автор повествует о любви молодого ефрейтора к цыганке, крахе его военной карьеры, о том, как Кармен втянула его в отношения с контрабандистами, как разлюбила и отказалась от его любви, о том, как он убил ее и сдался в руки властей.

;font-family:"Times New Roman CYR"" xml:lang="ru-RU" lang="ru-RU">Четвертая глава посвящена изысканиям автора о жизни цыган. Она, как уже говорилось, усиливает эмоциональное воздействие на читателя именно своей обыденностью и кажущимся равнодушием к судьбам героев.

;font-family:"Times New Roman CYR"" xml:lang="ru-RU" lang="ru-RU">Мериме-новеллист значительно углубил в литературе изображение внутреннего мира человека. Психологический анализ в новеллах Мериме последовательно реалистичен. Он неотделим от раскрытия тем общественных причин, которыми порождены переживания героев. Хосе убил Кармен, но глубоко переживает это. Образ его трагичен, вызывает сочувствие и сожаление. Отсюда вытекает интересная особенность новеллы Мериме; в ней всегда огромное значение приобретает событие, которое, так или иначе, определяет внутренний конфликт героя. Новеллы Мериме обычно очень драматичны. Из любой его новеллы можно сделать драму. Событие, поставленное автором в центре новеллы, чаще всего имеет характер катастрофы. Это убийство, самоубийство, кровная месть, гибель героя, ломка всей его жизни. Соединение психологизма и событийности - очень яркая черта, определяющая своеобразие в построении новелл Мериме. И эта черта не случайна; она говорит об определенном взгляде Мериме на жизнь.

;font-family:"Times New Roman CYR"" xml:lang="ru-RU" lang="ru-RU">
Заключение

;font-family:"Times New Roman CYR";color:#ffffff" xml:lang="ru-RU" lang="ru-RU">творческий писатель реализм мериме

;font-family:"Times New Roman CYR"" xml:lang="ru-RU" lang="ru-RU">Мериме-новеллист значительно углубил в литературе изображение внутреннего мира человека. Психологический анализ в новеллах Мериме последовательно реалистичен. Он неотделим от раскрытия тем общественных причин, которыми порождены переживания героев. И в этом направлении Мериме осуществил примечательные, имевшие значительный историко-литературный отзвук открытия.

;font-family:"Times New Roman CYR"" xml:lang="ru-RU" lang="ru-RU">В отличие от романтиков Мериме не любил вдаваться в пространные описания эмоций как таковых. Неохотно прибегал он для этой цели и к помощи внутреннего монолога. Он предпочитал раскрывать переживания персонажей через их жесты и поступки. Его внимание в новеллах сосредоточено в первую очередь на развитии действия: он стремится максимально лаконично и выразительно мотивировать это развитие, передать его внутреннее направление.

;font-family:"Times New Roman CYR"" xml:lang="ru-RU" lang="ru-RU">В своих новеллах писатель, как правило, не ограничивается изображением кульминационного момента в движении конфликта. Он охотно воспроизводит его предысторию, набрасывает сжатые, но насыщенные жизненным материалом биографические характеристики своих героев. Большое значение, как уже отмечалось, писатель придавал обрамлению и образу рассказчика, способам ввода его в ткань повествования. Произведения Мериме часто построены на контрасте между обыденностью и заурядностью той действительности, которая возникает в обрамляющем новеллу рассказе, и драматизмом, необычностью тех событий, о которых читатель узнает из самой новеллы. Прием контраста использован Мериме и в его знаменитой новелле "Кармен" (1845). С одной стороны, перед нами образ рассказчика, любознательного ученого и путешественника, представителя утонченной, но несколько расслабленной европейской цивилизации, с другой - полные драматизма, внутреннего конфликта и динамизма герои испанской провинции.

;font-family:"Times New Roman CYR"" xml:lang="ru-RU" lang="ru-RU">Таким образом, новелла "Кармен" - яркий пример особенностей художественно- творческих изысканий Проспера Мериме.

;font-family:"Times New Roman CYR"" xml:lang="ru-RU" lang="ru-RU">
Литература

;font-family:"Times New Roman CYR"" xml:lang="ru-RU" lang="ru-RU">1. Виппер Ю. Проспер Мериме - романист и новеллист.// Проспер Мериме. Избранное. - М.: Худож. лит., 1979. - С. 5-19.

;font-family:"Times New Roman CYR"" xml:lang="ru-RU" lang="ru-RU">2. История зарубежной литературы. - М.: Просвещение, 1972. - 623 с.

;font-family:"Times New Roman CYR"" xml:lang="ru-RU" lang="ru-RU">. Мериме П. Кармен. /Пер. М. Лозинского.// Проспер Мериме. Избранное. - М.: Худож. лит., 1979. - С. 479-517.

;font-family:"Times New Roman CYR"" xml:lang="ru-RU" lang="ru-RU">. Проспер Мериме (1803-1870) //История зарубежной литературы XIX века. Ч. 2. Кн.1. -М.: Изд-во Моск. ун-та, 1970. - С.89- 115.

;font-family:"Times New Roman CYR"" xml:lang="ru-RU" lang="ru-RU">. Фрестье Ж. Проспер Мериме /Пер. с Фр. - М.: Радуга, 1987. - 314 с.