Чехословакия 1968 ссср гдр войска воспоминания. Журнал паши из одессы. Путин - пример для подражания

В два часа ночи 21 августа 1968 г. советский пассажирский самолет Ан-24 запросил аварийную посадку в пражском аэропорту Рузине. Диспетчеры дали добро, самолет приземлился, из него высадились военнослужащие 7-й гвардейской воздушно-десантной дивизии, дислоцированной в Каунасе. Десантники под угрозой применения оружия захватили все объекты аэродрома и начали прием транспортных самолетов Ан-12 с подразделениями десантников и военной техникой. Транспортные Ан-12 садились на полосу каждые 30 секунд. Так началась тщательно разработанная СССР операция по оккупации Чехословакии и закончилась т.н. «Пражская весна» — процесс демократических реформ, проводимых компартией Чехословакии под руководством Александра Дубчека.

В операции по захвату Чехословакии, которая получила название «Дунай», участвовали армии четырех социалистических стран: СССР, Польши, Венгрии и Болгарии. Армия ГДР тоже должна была войти на территорию Чехословакии, но в последний момент советское руководство побоялось аналогии с 1939 г. и немцы границу не пересекли. Основной ударной силой группировки войск стран Варшавского договора стала Советская Армия — это были 18 мотострелковых, танковых и воздушно-десантных дивизий, 22 авиационных и вертолётных полка, общей численностью по разным данным от 170 до 240 тысяч человек. Одних только танков было задействовано около 5000. Были созданы два фронта — Прикарпатский и Центральный, а численность объединенной группировки войск достигала полумиллиона военнослужащих. Вторжение было по обычной советской привычке преподнесено, как помощь братскому чехословацкому народу в борьбе с контрреволюцией.

Никакой контрреволюцией в Чехословакии, понятное дело, и не пахло. Страна полностью поддерживала коммунистическую партию, с января 1968 г. начавшую политические и экономические реформы. По числу коммунистов на 1000 человек Чехословакия занимала первое место в мире. С началом реформ была существенно ослаблена цензура, повсеместно проходили свободные дискуссии, началось создание многопартийной системы. Было заявлено о стремлении обеспечить полную свободу слова, собраний и передвижений, установить строгий контроль над деятельностью органов безопасности, облегчить возможность организации частных предприятий и снизить государственный контроль над производством. Кроме того, планировалась федерализация государства и расширение полномочий органов власти субъектов ЧССР — Чехии и Словакии. Всё это, конечно, беспокоило руководство СССР, которое проводило в отношении своих вассалов в Европе политику ограниченного суверенитета (т.н. «доктрина Брежнева»). Команду Дубчека многократно пытались уговорить остаться на коротком поводке у Москвы и не стремиться построить социализм по западным стандартам. Уговоры не помогали. Кроме того, Чехословакия оставалась страной, где СССР так и не смог разместить ни свои военные базы, ни тактическое ядерное оружие. И этот момент был, пожалуй, главной причиной столь несоразмерной масштабу страны воинской операции — кремлевскому Политбюро нужно было заставить чехословаков подчиняться себе любой ценой. Руководство Чехословакии, чтобы избежать кровопролития и разрушения страны, отвело армию в казармы и предоставило возможность советским войскам беспрепятственно распорядиться судьбой чехов и словаков. Единственным видом сопротивления, с которым столкнулись оккупанты, был гражданский протест. Особенно ярко это проявилось в Праге, где безоружные жители города устроили настоящую обструкцию захватчикам.

В три часа ночи 21 августа (это тоже была среда) советскими солдатами был арестован премьер-министр Черник. В 4:50 колонна танков и БТР направилась к зданию ЦК КПЧ, там был застрелен двадцатилетний житель Праги. В кабинете Дубчека советские военные арестовали его самого и семерых членов ЦК. В семь утра танки направились на Виноградскую, 12, где располагалось Радио Праги. Жители успели построить там баррикады, танки стали прорываться, была открыта стрельба по людям. В то утро у здания Радио погибли семнадцать человек, еще 52 были ранены и доставлены в больницу. После 14:00 арестованное руководство КПЧ было посажено на самолет и вывезено на Украину при содействии президента страны Людвига Свободы, который как мог боролся с марионеточным правительством Биляка и Индры (благодаря Свободе Дубчеку сохранили жизнь, а потом перевезли в Москву). В городе был введен комендатский час, в темное время солдаты открывали огонь по любому движущемуся объекту.

01. Вечером по европейскому времени Совет Безопасности ООН провел в Нью-Йорке экстренное собрание, на котором принял резолюцию осуждающую вторжение. СССР наложил на нее вето.

02. По городу начали ездить грузовики со студентами, держащими в руках национальные флаги. Все ключевые объекты города были взяты под контроль советскими войсками.

03. У Национального музея. Воинскую технику тут же окружали жители города и вступали с солдатами в разговоры, часто очень острые, напряженные. В отдельных районах города была слышна стрельба, в больницы постоянно везли раненых.

06. Утром молодежь начала строить баррикады, атаковать танки, забрасывала их камнями, бутылками с горючей смесью, пыталась поджигать военную технику.

08. Надпись на автобусе: Советский культурный центр.

10. Один из раненых в результате стрельбы солдат по толпе.

11. По всей Праге начались массовые акции саботажа. Чтобы затруднить ориентацию в городе для военных пражане начали уничтожать уличные указатели, сбивать таблички с названиями улиц, номера домов.

13. Cоветские солдаты ворвались в церковь Святого Мартина в Братиславе. Сначала они стреляли по окнам и башне средневековой церкви, потом сломали замки и проникли внутрь. Был вскрыт алтарь, ящик для пожертвований, разбит орган, церковные принадлежности, уничтожены картины, сломаны лавки, кафедра. Солдаты залезли в крипт с захоронениями и разбили там несколько могильных плит. Эту церковь грабили в течение всего дня, разными группами военнослужащих.

14. Подразделения советских войск входят в г. Либерец

15. Погибшие и раненые после штурма военными пражского Радио.

16. Посторонним вход строго запрещен

19. Стены домов, витрины магазинов, заборы стали площадкой для беспощадной критики в адрес оккупантов.

20. «Беги домой, Иван, ждет тебя Наташа», «Оккупантам ни капли воды, ни ломтя хлеба», «Браво, ребята! Гитлер», «СССР, убирайся домой», «Дважды оккупированы, дважды научены», «1945 — освободители, 1968 — оккупанты», «Мы боялись Запада, на нас напали с Востока», «Не руки вверх, а голову выше!», «Космос вы покорили, а нас — нет», «Слону ежа не проглотить», «Не называйте это ненавистью, назовите это познанием», «Да здравствует демократия. Без Москвы» — вот только несколько примеров такой настенной агитации.

21. «У меня был солдатик, я его любила. У меня были часы — Красная Армия забрала их»

22. На Староместской площади.

25. Помню современное интервью с пражанкой, которая 21-го вместе с подругами по университету вышла в город посмотреть на советских военных. «Мы думали там какие-то страшные оккупанты, а на самом деле на бронетранспортерах сидели совсем молодые ребята с крестьянскими лицами, немного испуганные, постоянно хватающиеся за оружие, не понимаюющие что они здесь делают и почему толпа так агрессивно на них реагирует. Им-то командиры сказали, что надо идти и спасать чешский народ от контрреволюции».

39. Самодельная листовка из тех, что пытались раздавать советским солдатам.

40. Сегодня у здания пражского Радио, где 21 августа 1968 г. погибли люди, защищавшие радиостанцию, прошла церемония памяти, были возложены венки, транслировалась та утренная передача из 68-го, когда радио сообщило о нападении на страну. Диктор читает текст, а фоном слышна стрельба на улице.

49. На месте у Национального музея, где установлен памятник совершившему самосожжение студенту Яну Палаху , горят свечи.

51. В начале Вацлавской площади устроены выставка — на большом экране показывают документальный фильм о событиях «Пражской весны» и августа 1968 г., стоит БМП с характерной белой чертой, машина скорой помощи тех лет, стоят стенды с фотографиями и репродукциями пражских граффити.

57. 1945: мы целовали ваших отцов > 1968: вы проливаете нашу кровь и забираете нашу свободу.

По современным данным, в ходе вторжения было убито 108 и ранено более 500 граждан Чехословакии, в подавляющем большинстве мирных жителей. Только в первый день вторжения было убито или смертельно ранено 58 человек, в том числе семь женщин и восьмилетний ребёнок.

Итогом операции по смещению руководства КПЧ и оккупации страны стало размещение в Чехословакии советского воинского контингента: пяти мотострелковых дивизий, общей численностью до 130 тысяч человек, 1412 танков, 2563 бронетранспортеров и оперативно-тактические ракетные комплексы «Темп-С» с ядерными боеголовками. К власти было приведено лояльное Москве руководство, в партии была проведена чистка. Реформы «Пражской весны» были завершены только после 1991 г.

Фотографии: Josef Koudelka, Libor Hajsky, CTK, Reuters, drugoi

Размещаю эти воспоминания участника и очевидца тех событий в порядке медицинской помощи русофобам, антисоветчикам и прочей мрази.

Как голодала и зверствовала Советская Армия в ЧССР в 1968 г.

Операция «Влтава» глазами участника

В августе 1968 года войска Варшавского договора вошли в Чехословакию

В начале мая 1968 г. закончилась весенняя поверка 14-й Гвардейской мотострелковой дивизии 20-й Гвардейской общевойсковой армии Группы советских войск в Германии, и на 6 мая, на 18 часов, было назначено совещание по подведению итогов поверки. Совещание должен был проводить новый командующий – генерал-лейтенант И.Л. Величко.

Командиры полков дивизии стояли у главного КПП и ждали и командующего и командира дивизии. Ровно в 17.55 появились ЗиМ и «Волга». Командир танкового полка полковник В.П. Бобков начал доклад, когда завыли сирены. Все недоуменно переглянулись: какая может быть тревога? Проверка закончилась! Да и генералы здесь. Недоумение рассеял выскочивший на крыльцо штаба оперативный дежурный майор Фомичев: «Что вы стоите? Тревога! Москва!» Генералов как ветром сдуло.

Надо сказать, что еще в январе в магазинах Военторга среди женщин пошли разговоры, что в Чехословакии что-то не то... К апрелю разговоры поутихли. Единственное, что мы тогда знали, это то, что чехословаки – наши друзья и союзники номер один. Поэтому над женами и этими сплетнями мы посмеивались. А зря.

ВПЕРЕДИ – ЧЕХОСЛОВАКИЯ

Приказ командира батальона майора Д.Х. Бурляева был краток: «Совершаем марш. Первая контрольная точка – город Херцберг, последняя – город Фрейберг». Все поняли правильно – впереди Чехословакия. Ночь прошла в подготовке к маршу, а к вечеру 7 мая дивизия была остановлена в лесном массиве несколько южнее Фрейберга. Все замерло в ожидании. Так прошло трое суток.

Позже стало известно, что, пользуясь благоприятно сложившемся положением для реванш-захвата Чехословакии, правительство Запад-ной Германии двинуло свои танки к чехословацкой границе, не поставив в известность своих союзников – американцев. После событий в Берлине в 1961 г., карибского кризиса 1963 г. опять возникла опасность новой мировой войны. Но американцы, услышав грохот наших танков, мчавшихся к границе ЧССР аж из-под Берлина, пришли в себя и перекрыли своими танками все дороги. Как только это произошло, 14-я дивизия, совершавшая бросок из места дислокации (город Ютербог) к чехословацкой границе, была остановлена в районе населенных пунктов Мульда-Эдеран-Бранд-Эрбисдорф. До границы оставалось 20 километров. Мир оказался настолько близок к новой войне, что американский президент вызвал к себе для дачи объяснений канцлера ФРГ Курта Георга Кизингера, а несколько позже немецкая студентка Беата Кросфельд публично дала пощечину ему же за то, что он когда-то служил фашистскому режиму, и за то, что могло произойти.

Виктор Алексндрович БОРИСОВ – подполковник в отставке.

В то время никто из нас и не думал, что дивизия будет стоять в этом лесу целых четыре месяца.

Мы до дыр зачитывали газеты, ища информацию о Чехословакии. Информация была, но очень скудная. Ясно было только одно: положение в стране очень серьезное.

В мае было отменено увольнение в запас солдат срочной службы, отслуживших положенный трехгодичный срок. Никаких признаков недовольства не было – все понимали серьезность положения. Привезли выпускников учебного танкового полка по подготовке механиков-водителей, и была поставлена задача в наикратчайший срок подготовить из них заряжающих, а штатных заряжающих вывести в резерв. Видимо, предстоял длительный марш и нужны были подменные водители. Стали приниматься меры скрытности и секретности: закрыли номера машин на башнях косынками, опечатали радиостанции. Каждому водителю автомобиля выдали по несколько номеров: выехал из леса с одним, въехал – с другим.

Замазывались белые круги на задних бортах грузовиков – обозначение Группы советских войск в Германии и рисовались квадраты или другие геометрические фигуры. Командо-вание знало: разведка врага не спит, за нами ведется непрерывное скрытное наблюдение.

В конце июня, как гром среди ясного неба, известие – начинается увольнение в запас старослужащих. Радости не было предела. Командо-вание дивизии приняло решение отправить всех увольняемых централизованно, одной колонной. Я был назначен командиром сводной роты от танкового полка. Был проведен митинг, звучала музыка, вручены грамоты. Колонну из девяносто восьми машин возглавил заместитель командира дивизии по строевой части полковник Рощупкин. Машины были открытые, погода – солнечная, настроение у всех – прекрасное. К вечеру были на месте – в Ютербоге. Там нас ждал капитан Хомяков, помощник начальника штаба полка по строевой части. Мне он вручил пакет, чему я был немало удивлен. Содержимое пакета меня ошеломило – увольнение отменялось, предписывалось продолжить строительство третьего танкового бокса. Запомнилась мертвая тишина в строю, когда я зачитал приказ, но никакого недовольства не последовало.

Через месяц, в конце июля Хомяков сразу после ужина бросил: «Зайди». Зашел. Опять пакет. В нем – время отъезда обратно, в лес. Время и место отъезда предписывалось не афишировать. Поехали в ночь, в закрытых грузовиках, стараясь не привлекать ничьего внимания. Осмысление произошедшего пришло позже. Командование и не думало проводить увольнение и, выражаясь современным языком, «кинуло» американскую и западногерманскую разведки, скрытно вернув назад главную ударную силу полка – солдат теперь уже четвертого года службы.

В полку нас ждали новшества. На лобовой броне и на обоих боках башен танков были нарисованы широкие вертикальные белые полосы, чтобы отличать наши танки от чехословацких. И главное: спереди на башнях появился разделенный на три части шестиугольник белого цвета с какими-то цифрами. И только в Чехословакии мы оценили эту «картинку», когда местные жители по указанию своего руководства стали менять указатели населенных пунктов, чтобы создать путаницу и неразбериху в наших подразделениях во время марша. Не получилось. Нам здорово помогли наши вертолетчики, которые, рассмотрев «картинки» на башнях, выводили наши танки на нужное направление. Шестиугольник был условным знаком 14-й дивизии. У других дивизий были иные геометрические фигуры: круги, прямоугольники, ромбы. В верхней части фигуры помещался порядковый номер танка в баталь-оне, в левой нижней – условный номер полка в дивизии, в правой – номер роты. Имея на своих картах маршруты наших частей, вертолетчики «поправляли» сухопутчиков, сбившихся с пути.

«ПО-ХОРОШЕМУ ОНИ НЕ ПОНИМАЮТ»

Дивизия уже четвертый месяц стояла на границе. Люди устали в первую очередь от ничегонеделания – работа по обслуживанию техники была теперь для нас в радость.

10 августа просочилась информация, что надо ждать высоких гостей: главнокомандующего войсками Варшавского Договора Маршала Советского Союза Ивана Якубовско-го. Но неожиданно, 13 августа, батальон посетил министр обороны Маршал Советского Союза Андрей Гречко.

Так уж получилось, что первую остановку маршал и сопровождавшие его генералы сделали возле зенитно-самоходных установок ЗСУ-57-2 – зенитчики замыкали нашу батальонную колонну. Гречко был страшно удивлен, что танковый полк прикрывают от удара с воздуха всего лишь четыре зенитных установки, а на танках нет зенитных пулеметов. Гречко повернулся к стоявшему рядом генералу и тот сделал какую-то запись в своей папке. Уже намного позже в структуру танкового полка для усиления противовоздушной обороны ввели батарею ЗСУ-57-2.

Виктор Борисов – курсант Ташкентского высшего танкового командного училища им. Маршала бронетанковых войск П.С. Рыбалко .

Потом министр и генералы направились к месту построения батальона. Смотрим на гостей, многих узнали по фотографиям в Ленинских комнатах: министр обороны СССР Маршал Советского Союза Андрей Гречко, главнокомандующий войсками Варшавского Договора Маршал Советского Союза Иван Якубовский, начальник Главного политуправления СА и ВМФ генерал армии Алексей Епишев, главнокомандующий Группой советских войск в Германии Маршал Советско-го Союза Петр Кошевой. Холодок пробегает по коже. Но потом «отпустило» – военачальники доброжелательно, но и с любопытством рассматривают нас.

Гречко поздоровался с личным составом, ответили сравнительно дружно. Генералы, стоящие за министром, заулыбались. Министр, обращаясь ко всему батальону, сказал: «Знаю, о чем вы хотите меня спросить. Это, сколько вам осталось ждать, здесь, в лесу. Прямо ответить я не могу. Может неделю, может больше, дней десять. Но идти туда надо, по-хорошему они не понимают. Чехословакию мы им не отдадим. В сорок пятом она дорого досталась нам, да к тому же, мы не можем допустить, чтобы западные немцы вышли к нашей границе. Вот западные немцы планировали и планируют захватить Чехословакию за сорок восемь часов. Для нас это много. Мы можем сделать это за двенадцать часов. В мае они хотели это сделать, но не смогли – вы помешали. Спасибо вам всем. Вот в Румынии все переполошились, армию свою по тревоге подняли, независимость хотят свою показать. Чаушеску, их правитель, что-то заговариваться начал. Мол, если бы в сорок четвертом Румыния не перешла на сторону Советского Союза, неизвестно, сколько бы война еще продолжалась. Вождишкой мирового значения хочет себя показать. А зря. Если надо, мы и его можем прихлопнуть, но уже всего только за шесть часов. Так что с нами нужно дружбу дружить».

Все стало ясно и понятно. Скоро осень – надо торопиться.

Ровно через неделю началась операция по вводу войск в Чехослова-кию. Для нас – «Влтава», для тех, кто из Союза, – «Дунай».

Нам предстоял марш порядка двухсот километров. Двадцать – по территории ГДР, остальные – по Чехословакии, до города Непомук Пльзенского края. Там мы должны были нейтрализовать зенитный полк чехословацкой армии, то есть не допустить выхода в город техники и артиллерийских систем.

Наличие дополнительных бочек с дизтопливом, незащищенных броней наружных баков говорило о том, что мы не готовились к ведению боевых действий. И одновременно нас предупреждали: возможны провокации, но первыми не стрелять. Короче говоря, действовать по обстановке, но пушки не расчехлять. Как хочешь, так и понимай! Поразмыслив многие, когда стемнело, сняли чехлы с эжекторов пушек, оставив надульники. А потом вскрыли и цинки с запалами для гранат Ф-1.

«ЧУГУННЫЕ ТРУБЫ»

Ввод был назначен на 19 августа, потом передвинули на 20-е. Ровно в 22 часа в наушниках раздалось: «Воем, всем, всем! Чугунные трубы, чугунные трубы, чугунные трубы». Ну вот и все. Поехали.

Всего в операции было задействовано 36 дивизий. Войска были построены в три эшелона. Первый, основной, входил в Чехословакию, второй был подтянут на место постоянной дислокации дивизии первого эшелона, третий оставался на своем месте, но был в постоянной готовности к погрузке на железнодорожный транспорт или выдвижению своим ходом.

месте, но был в постоянной готовности к погрузке на железнодорожный транспорт или выдвижению своим ходом.

Министр обороны СССР, Маршал Советского Союза Андрей Гречко в расположении 2-го батальона 330-го танкового полка 14-й Гвардейской мотострелковой дивизии

К тому времени мы знали, что сопротивление нам могут оказать органы внутренних дел и военные летчики. Но все получилось с точностью до наоборот. Милиция на местах оказалась нашим союзником, а пилоты ВВС ЧССР обрадовались вынужденному дополнительному отпуску. Наш полк пересекал границу в районе местечка Дойчензидель-Мнишек. Впереди были Рудные горы, высота которых в некоторых местах была свыше 1000 метров над уровнем моря. Врезалось в память: все вокруг было освещено осветительными авиабомбами, висевшими на парашютах. Свет был ослепительно ярко-оранжевый. Тени – угольно черные. Над головами – свист самолетов. Слева и внизу – цепочки огней, там тоже шли войска. Горная дорога была очень узкой, при поворотах танк правым боком цеплял скалу, экипажу приходилось сидеть сверху – на всякий случай.

Прошли города Литвинов, Мост и направились на Пльзень, крупный промышленный центр Чехословакии. Именно в этом городе были сосредоточены все заводы «Шкода». Дви-гались мы по автомобильной дороге, было еще темно, фары работали в положении «полузатемнение». Тем не менее механики вели свои танки Т-54б очень аккуратно и не по-оккупантски уступали дорогу встречному транспорту. Но чехословаки это не оценили и стали вести себя просто по-хамски, в наглую занимая середину дороги и даже выезжая на встречную полосу. Вызов мы приняли и стали ехать прямо на слепившие нас фары, левым подкрылком сбрасывая «Шкоды», «Татры», «Мерседесы» с дороги. Нас поняли, но не все. И, как это не банально звучит, нашим механикам было очень жалко подкрылки своих танков – придется ведь их выравнивать, махать кувалдой. И на ближайшей остановке выход был найден. Стали снимать инфакрасный фильтр с командирских прожекторов-целеуказателей. При появлении очередного наглеца на двух-трех танках внезапно включались прожектора и ослепленный водитель уже без нашей помощи оказывался в кювете или врезался в дерево на обочине.

Около 11 часов дня батальон подошел к городу Непомук. Общая задача нашего полка состояла в блокировании всех входов и выходов из города и взятии под охрану всех жизненно важных объектов. Разрешалось вести диалог с местными жителями, объясняя им причины ввода войск, запрещалось кого-либо задерживать или арестовывать.

Достопримечательностью города был старинный замок, сооруженный на высокой скале. В районе замка находился военный городок зенитного полка. Его-то мы и должны были блокировать силами 2-го батальона. Все улицы города тянулись вверх, к замку. Вот по такой узкой улочке пришлось подниматься на первой передаче. Буквально рядом, на узком тротуаре молча стояли люди. Враждебности в них я не видел. Внезапно в верхней части улицы появился небольшой грузовичок. Странный – на трех колесах. Разъехаться с ним было невозможно, и водитель об этом прекрасно знал. Он остановил свой драндулет, вылез из кабины и стал наблюдать, что будет дальше.

«Фронтовые» советских войск в ЧССР.

Стали выдавливать это средство передвижения, переднее колесо его вывернулось, из кузова попадали бидоны, и молоко рекой потекло по брусчатке вниз. Водитель забегал по тротуару, стал грозить нам кулаками. Появился еще один «смельчак», но увидев, что произошло с первой машиной, сразу ретировался.

Сделав левый поворот, мы оказались у КПП. Как было решено заранее, один танк встал пушкой в направлении военного городка, два других – в сторону города. Через КПП никто не шел, наряд к нам не выходил, а может быть, его просто не было. Зато напротив был небольшой ресторан. Трезвые кучковались у входа, улицу шириной 8-10 метров благоразумно не переходили. Хуже было с нетрезвыми, те рвались для выяснения, но их сдерживали. Людей становилось все больше. Это начинало беспокоить. Доложил обстановку по радио. Ответ был такой: «Не обращать внимания, занимайтесь своим делом».

Толпа росла как на дрожжах. Пришлось держать водителей за рычагами, а наводчиков за пультом управления стабилизатора пушки, чтобы в случае чего, вращая башней, сбивать орудийным стволом нападавших. Ну, а дальше – первая очередь поверх голов, далее – по обстановке. Захват танков мы допустить не могли.

Первый день прошел напряженно, но без каких-либо эксцессов. Второй день, 22 августа, запомнился тремя моментами. Около 11 часов из КПП в город хотел выйти какой-то чехословацкий офицер, но получив удар по шее металлическим прикладом автомата, с криком убежал назад. Часовым был мой наводчик ефрейтор Гриша Кечаев. По характеру он был очень спокойный, но этот офицер «достал» его. Вечером приехал командир полка полковник Бобков вместе с этим офицером, у которого была завязана шея. Гриша заметно сник. Но Бобков перед строем объявил моему ефрейтору отпуск на Родину сроком на 10 суток, но только по возвращении в ГДР, и, улыбаясь, заметил, что нельзя так сильно бить в шею офицера дружественной армии.

Этот чех, подполковник, был командиром зенитного полка. Пока наше командование вело переговоры с чехословацким, наши разведчики облазили весь военный городок и установили, что полк состоит из трех дивизионов: двух ракетных и одного ствольного. Ракетные были где-то на точках, а ствольный – здесь, у нас под носом и на вооружении у него состояли самоходные установки ЗСУ-57-2. Это стало для нас неприятным сюрпризом. И как знать, что бы произошло, если бы зенитчики решили устроить засаду. Ведь эти «сучки» – ЗСУ–57–2 сильнейший противник для танков.

В свое время мы настолько доверились своему лучшему союзнику, каким мы тогда считали ЧССР, что не вели никакой разведывательной и контрразведывательной деятельности на ее территории. А было и такое: заходили наши в какой-то населенный пункт для нейтрализации воинской части, а той и в помине нет – давно уже съехала.

Второй момент. Около двух часов дня около ресторана стала собираться молодежь и, судя по всему, с недружественными настроениями. Меха-ники и наводчики сели на свои места. На всякий случай приказываю: «Первая очередь поверх голов». Причем она пришлась бы по второму этажу, из окон которого выглядывали любопытные. Другого было не дано. Разговора у нас с этой публикой не получалось – мешал языковый барьер. Это был еще один просчет нашего командования. Думали, что украинцы, особенно западные, будут понимать чехов. Не понимали. Обстановка накалялась, да и спиртное помогало.

Тут мое внимание привлекла девушка. Белые брюки, красная рубашка, чувствовалось, что к ней прислушивается молодежь. Я жестом пригласил ее к себе на танк. Оказывается, она местная, учится в Советском Союзе и неплохо говорит по-русски. Главный вопрос ее ко мне был: «Почему мы оккупировали Чехословакию?» Я засмеялся, засмеялись и мои ребята.

– Если бы мы были оккупанты, то я с вами так дружески и не разговаривал. Приехали мы к вам протянуть руку помощи и не дать нашим общим врагам захватить вашу страну. Успокойте ваших земляков. У меня приказ: никого не впускать и никого не выпускать из этого военного городка. У военных приказ – это закон. Мы никого не пугаем, но и в детские игры играть с вами не намерены.

Она задумалась. Потом попросила:

– А можно я к себе брата позову, ему интересно на танке побывать, ему всего четырнадцать лет.

Я разрешил. Мальчишка заглянул в люк, увидел снаряды, заряженный спаренный пулемет, блестящие патроны, сидящий экипаж. Потом они спрыгнули с танка и подошли к толпе. Их окружили, они стали что-то рассказывать. На всякий случай дал команду: «Заводи». Но толпа стала рассеиваться, исчезла и моя переводчица.

И последний момент. Стали уходить из города. Все роты должны были собраться внизу, на окраине этого средневекового города.

Там мы должны были переправиться через речушку шириной метра четыре по старинному мосту. Мост – из гранитных валунов, полусферой вверх, красоты необыкновенной, словно из сказки. Но стало жалко – развалим ведь это чудо своими танками и решили форсировать речку в другом месте. Так и сделали. А у моста, оказывается, нас ждали полковые разведчики, чтобы предупредить, что мост заминирован и нужно ехать в обход. Что тут сказать? Нам их старину было жалко уродовать, а они, видимо, готовились к сопротивлению и такого чуда не пожалели. Какой важный стратегический объект, который нужно уничтожить!

Теперь нам предстоял марш порядка шестидесяти километров к западу. Конечная точка маршрута – район Хоршовски-Семошице Пльзенс-кого края. Здесь мы должны были выйти к автомобильной дороге №26, связывавшей Пльзень с пограничным переходом «Фольмава». К вечеру 23 августа мы были на месте.

ЗАСТАВА НА ДОРОГЕ

После «демократизации» граница ЧССР с ФРГ и Австрией практически не охранялась, два батальона пограничной стражи бездействовали, личный состав был деморализован. Нужно было внезапно и одновременно закрыть границы, тем самым изолировать пособников противника, перекрыв все идущие от границы дороги. Для нас это означало останавливать весь транспорт, проверять документы, досматривать автомобили в поисках оружия, контрреволюционной литературы и антисоветских листовок. То, что называется сейчас «пражской оттепелью», у нас, а также у порядочных чехов и словаков в то время именовалось «тихой контрреволюцией».

Сентябрь 1968 г. Солдаты и офицеры 2-го батальона в лесу в районе города Станьков.

Утром 24 августа началась операция. Нам уточнили задачу: останавливать все машины, при проверке документов тянуть время, задавая вопросы едущим, имитировать полное непонимание ответов. Если есть надписи на тему «оккупации» – заставлять смывать и стирать. И, главное, несмотря на отсутствие компромата, отправлять машины назад. Любая возвращаемая назад машина утыкалась во внезапно возникшую походную заставу типа нашей. Паралич на дорогах давал нашим спецподразделениям время для наведения порядка на контрольно-пропускных пунктах границы.

Особые указания были даны насчет военнослужащих чехословацкой армии и автомобилей из капиталистических стран. Военных следовало высаживать и отправлять в штаб батальона. В случае неповиновения разрешалось применять физическую силу. Пассажиров западных машин мы должны были досматривать с особым вниманием.

КПП представлял собой стоящий на обочине танк с опущенной и направленной в сторону границы пушкой. Экипаж находился на своих местах, рядом с танком – дежурный офицер и пять солдат с автоматами. При приближении машины офицер выходил на дорогу и красным флажком указывал, где остановиться. За ним, перегораживая дорогу, выстраивались солдаты с направленными на автомобиль автоматами. Каждая смена дежурила по одному часу. Мне досталось дежурить с часу дня. Погода стояла отличная, солнечная.

За время моего дежурства задержали три автомобиля. Первый – трейлер, кузов которого был пустой, а на брезентовом тенте крупными буквами выведено: «Русские, убирайтесь домой!» и «Долой русских оккупантов!». Сначала водитель не понимал русского языка, потом понял и стал соляркой смывать надписи.

Вторым автомобилем была легковая «Шкода», за рулем которой находился, как выяснилось, подполковник, начальник штаба танковой дивизии. Ехал он один, в штатском, что вызвало естественное подозрение. На предложение покинуть машину ответил руганью и угрозами. Из машины его вытащили, скрутили и отвели в штаб батальона. Чуть позже к нам подошли комбат, начальник штаба и задержанный чех. Несмотря на синяк под глазом и помятый костюм, настроение у чеха было приподнятое. Он жаром потряс руки комбату и начальнику штаба, что-то все говорил, помахал нам на прощанье рукой и уехал. Комбат сказал, что проверка этого чеха прошла нормально, что он «наш», окончил советскую Бронетанковую академии, а когда узнал, что мы вошли в Чехословакию, разругался с командиром дивизии и поехал к своей семье в Пльзень.

Последней машиной на моем дежурстве был легковой «Мерседес», судя по номерам, из Западной Германии. В машине было три пассажира и женщина-водитель – блондинка средних лет в модных тогда больших солнцезащитных очках. Все сидящие в машине смотрели прямо перед собой и на мои вопросы не отвечали. Потребовал для начала документы. Никакой реакции. Повернулся к солдату и начал с ним обычный треп про его дембель, про погоду и прочую ерунду. Послы-шались возмущенные голоса немцев – проняло! Подали паспорта – все из «Бундес републик Дойчланд». Вот он враг! С любопытством мы смотрели на западных немцев. Жестом показываю покинуть машину. Не хотят. Подходят другие солдаты, кто-то пнул ногой в бампер. Стали вылезать. Все смотрели на немку. В то время началась мода на «мини», поэтому солдаты с интересом уставились на серое платье, нестандартно оголявшее ноги. Послышались шутки-прибаутки.

Обыскали их и машину. Им повезло, что ничего не нашли. Один из пассажиров начал было возмущаться, но легкая затрещина заставила его закрыть рот. Продержали мы их около часа, а потом отпустили, зная, что через два-три километра их опять остановят.

Сейчас все наши действия могут показаться бесчеловечными, нарушающими права человека и тому подобное. Но эти события происходили всего лишь чуть более двадцати лет после окончания Второй мировой войны, и у той же Западной Германии уже было 12 дивизий, которыми командовали бывшие фашистские офицеры и генералы. Это было время «холодной войны», которая в любой момент могла превратиться в «горячую».

На следующий день батальон был переброшен ближе к городу Станьков. И здесь уже встали надолго.

На первом же совещании офицеров комбат Бурляев довел до нас результаты операции по наведению порядка на границе. В полосе действия нашей дивизии был задержан грузовик с антисоветскими листовками, найдено оружие и, что вызвало смех присутствующих, несколько групп зараженных венерическими болезнями проституток, направленных из Западной Германии. Еще до начала операции офицеров предупреждали, что возможна переброска этих «жриц любви» на территорию Чехословакии для «обслуживания» наших войск. Примерная численность – десять тысяч человек. Как ни странно, даже давалась ориентировка на эту публику: все они одеты в синее юбки, жакеты и белые блузки. Под лацканом жакета значок с надписью: «Мы вас любим!». Несколько позже такой значок нам показал особист капитан Мошков: кусочек белого металла размером пятнадцать на двадцать миллиметров и надпись красного цвета. Почему они были одеты однообразно и имели значки, история умалчивает.

У города Станьков мы встали ротными колоннами в просеках лесного массива. Головное охранение расположилось около полуразрушенного костела, как мы потом узнали, святой Барбары. Стали обустраиваться на новом месте, одновременно обслуживая технику и ставя палатки.

ВОДНЫЕ ПРОЦЕДУРЫ ПО-НЕМЕЦКИ

В конце августа на одном из совещаний командир батальона нас проинформировал, что вместе с советскими войсками в Чехослова-кию вошли и наши союзники по Варшавскому Договору: по одной дивизии от Польской Народной Республики, Венгерской Народной Республики, Германской Демокра-тической Республики и два полка армии Народной Республики Болгарии.

Мы в Чехословакии с союзниками не сталкивались. Тем не менее от офицеров связи, других офицеров, которые появлялись у нас в батальоне по делам службы, какая-то информация о действиях союзников все же поступала. В частности, стал известен случай с немецким регулировщиком движения.

Так получилось, что в ходе ввода войск в кромешной тьме с пылью разорвалась колонна наших машин, в которой ехал и маршал Кошевой. Машина с охраной отстала, и с рассветом в каком-то населенном пункте одинокую машину главкома окружила толпа с криками и угрозами. Положение становилось критическим. Местная шпана рвала ручки дверей автомобиля, требуя, чтобы пассажиры вышли.

Внезапно, откуда ни возьмись, у машины оказался немецкий солдат-регулировщик, который, моментально сориентировавшись, дал очередь из автомата поверх голов нападавших. Толпа отхлынула от автомобиля. Тогда солдат встал впереди машины, жестом показал водителю, чтобы он ехал за ним, и сам пошел вперед, изредка для острастки стреляя перед отступавшей толпой в землю. Так он довел машину маршала до перекрестка, взмахнул рукой с автоматом – давай, мол, камрад, вперед! Потом Кошевой долго разыскивал этого регулировщика, желая его отблагодарить, но так и не нашел.

Рассказывали о немцах-регулировщиках и другое. Если регулировщика выставляли в населенном пункте, то он мелом вычерчивал на асфальте круг диаметром примерно два-три метра, жестом и голосом предупреждал ретивых местных жителей, что если кто переступит этот круг, то он будет стрелять. Желающих, насколько я помню, не было.

Миротворческая беседа с подпоручиком Олдржихом и поручиком Виттом из 2-го батальона 23-го танкового полка ВС ЧССР.

Другой случай. Один из баталь-онов немецкой народной армии расположился лагерем, как и мы, в лесном массиве. В отличие от нас у немцев не было своего пункта водоснабжения – колодца, и они были вынуждены посылать свою автоцистерну за водой в ближайший населенный пункт. Нередко цистерна возвращалась полупустой – какие-то местные «шутники-демократы», дождавшись, когда солдаты наполнят водой из колонки емкость и сядут в кабину, подкрадывались сзади, открывали кран и вода потихоньку вытекала во время движения. Так продолжалось несколько раз. Переговоры с местной администрацией ни к чему не привели, и тогда немецкие командиры приняли свои меры.

Внезапно, ранним утром, немцы окружили село, выгнали всех жителей на центральную площадь, где перед ними выступил с речью командир немецкой воинской части. Смысл его выступления сводился к тому, что местные жители недопонимают важности ввода союзных войск, что они отталкивают руку помощи от своих друзей по социалистическому лагерю, ну и тому подобное. Думаю, что речь была произнесена на ломаном языке, и кое-кому это напомнило события двадцатипятилетней давности, то есть Вторую мировую. Затем гедеэровские солдаты раздали каждому взрослому по кружке, поставили машину-водовозку на окраину селения, и жители под «охраной» автоматчиков стали курсировать между колонкой и водовозкой, наполняя последнюю водой из кружек. После наполнения цистерны командир части подвел итоги их работы и сделал резюме – если шалости с краном повторятся, то наполнять цистерну они будут чайными ложками. Все это «водяное» мероприятие было проведено без оскорблений и фактов физического насилия – очень тактично.

Больше мы о немецких союзниках ничего не слышали. В достоверности этих рассказов мы не сомневались. Выдумывать все это офицерам из больших штабов было незачем.

ГРИМАСЫ ПРОПАГАНДЫ

В начале сентября часовой у шлагбаума, расположенного у церкви, задержал местного жителя с вещевым мешком за спиной. Время было обеденное. Роты строились на прием пищи. Офицеры штаба стояли у нашей полевой столовой, когда к ним привели задержанного. Это был мужчина выше среднего роста, худощавый, опрятно одетый и ничего не понимающий по-русски. Он что-то горячо говорил, потом достал из вещевого мешка две буханки хлеба и стал совать их в руки комбату. Никто ничего не понимал. Офицеры, забыв про обед, пытались понять этого чеха, первого, кто пришел к нам и, видимо, с дружественными намерениями. А когда поняли, то разом замолчали от изумления. Он принес нам хлеб, потому что у нас голод, у нас нет продуктов, а умерших от голода мы тайно закапываем или отправляем в Россию. Он ждал нашего прихода и вот тайком пробрался к нам, потом еще принесет нам хлеба. Сам он учитель местной школы и, помявшись, попросил показать ему тела умерших от голода солдат.

Для нас это было потрясение. Оказывается, все чехословацкие газеты, радио, телевидение, листовки на стенах домов трубили о том, что русским нечего есть, что возможны нападения на продовольственные магазины, дома местных жителей в поисках съестного.

Учителя повели в столовую, провели мимо солдатских столов. Затем он пообедал вместе с офицерами штаба. Побывал в санчасти, где, естественно, не увидел тела умерших от голода солдат. При расставании ему вручили его вещевой мешок, набитый советскими продуктами: банками с тушенкой, колбасой, рыбными консервами, папиросами и сигаретами. Приходил он к нам еще два раза, а потом куда-то пропал. Намного позже, в милиции, нам сообщили, что его нашли повешенным в лесу. На груди у него висела табличка: «Он помогал русским». Внизу была нарисована свастика.

Кстати, во всех лозунгах, надписях на стенах, я нигде не видел слова «советский», а только «русский», «Иван», «Машка», «оккупант».

Есть такая книга о событиях в Чехословакии под названием «Освободитель». Автор ее – предатель, бывший офицер Главного разведывательного управления Советской Армии некто Владимир Резун, литературный псевдоним Виктор Суворов. В «Освободителе» Резун пишет: «...постоянный голод солдат, которых кормят хуже, чем любых других солдат в мире». Или: «Я забрался на ящик с надписью «Сделано в США», поднял над головой банку тушенки... крикнул «ура!». Могучее и радостное «ура», вырвавшееся из сотни глоток, было мне ответом». Упоминает «повальное пьянство» и т.п.

Отвечаю на этот бред. Наша 14-я дивизия получала продукты прямо с наших военно-транспортных самолетов Ан-12 в аэропорту города Пльзень. Кроме пресловутой тушенки, семипалатинской и армавирской, в рацион питания входила обычная копченая колбаса «Краковская», китайская колбаса в банках под названием «Великая стена» (банки емкостью 525 и 338 г). Два или три раза привозили сметану – это в полевых-то условиях! Раз в неделю привозили сыр. Короче говоря, закуска была неплохая, водки не было. Правда, у кого жены оставались в ГДР, то они с оказией присылали своим мужьям бутылку спирта. Это случалось примерно раз в две недели. А у многих жены были в Союзе, так что спиртное делилось по-братски.

Военторг нас не баловал: подворотнички, нитки, конверты, пуговицы, крючки. Один раз привозили хромовые немецкие сапоги, меховые.

Табачное довольствие, как и продовольствие, было на высоте: папиросы «Ароматные», сигареты «Новость» – с фильтром, их только начали выпускать в СССР.

В письме матери от 6 октября 1968 г. я еще упоминаю о печенье. К сожалению, я не написал, сколько граммов его нам давали к чаю на завтрак, а вот другая цифра заслуживает внимания. Со слов начальника продслужбы полка наша дивизия ежесуточно съедала 1,5 т колбасы: и «краковской», и китайской, и армавирской, и даже колбасок «Охотничьих». Простой расчет показывает, что ежедневно военнослужащий тринадцатитысячной 14-й дивизии получал 115 г колбасы.

Нигде не упоминается о том, что в начале сентября вышел приказ министра обороны СССР о выплате нам, находящимся в Чехословакии, командировочных денег из расчета 2 рубля 50 копеек в сутки. Это были для того времени хорошие деньги, учитывая, что за питание, банно-прачечные и медицинские услуги мы не платили. Начфины эти деньги называли «промежуточными», а мы – «фронтовыми». Дело было в том, что в случае начала широкомасштабных действий наша группировка сразу превращалась в Центральный фронт и командующий генерал Павловский уступал место новому командующему, но уже фронтом – Маршалу Советского Союза Ивану Коневу.

Советские деньги по-прежнему начислялись нам на вкладную книжку, а в марках ГДР накапливались в финдокументах полка. А вот «фронтовые» нам выдавались сертификатами, которые с чьей-то легкой руки мы все стали называть «дубчеками» – в «честь» идеолога «пражской весны» Александра Дубчека. «Дубчеки» были различного достоинства, начиная с одной копейки. В Чехословакии наш полк находился 78 суток, таким образом, каждый военнослужащий получил дополнительно по 195 рублей в виде командировочных-«фронтовых».

Тему «голодомора» в советских войсках на территории Чехосло-вакии хочу закончить следующим эпизодом. Где-то 10 октября около 12 часов дня со стороны опушки леса внезапно началась стрельба. Последовала команда «К бою!», а несколько позже – «Отбой». Пошли на звуки стрельбы. На опушке уже стояли командир батальона, его заместители и смотрели в поле. По полю слева направо двигалась шеренга ярко разодетых мужиков с ружьями, которые по команде время от времени палили перед собой. Их было человек 70. Одеты они были живописно: тирольские шляпы с короткими полями и перьями ярко-зеленого цвета, клетчатые жилетки, высокие сапоги, кожаные патронташи, какие-то сетки у поясов. Так, паля из ружей, они прошли мимо нас.

Оказывается, накануне в штаб полка явилась делегация от местного общества охотников и поставила командование в известность, что будет проводиться охота – отстрел фазанов и диких коз. Командование приняло это к сведению, но поинтересовалось: а зачем, мол, в таком количестве, да и сезон вроде закончился. Ответ был сногсшибательным: «Чтобы вам не досталось. Вам ведь есть нечего. А это, мол, наш протест, вроде как даже «партизанское действие» – не давать оккупантам никакой провизии, а морить их голодом».

Бесполезно было говорить охотникам, что мы не оккупанты, а если бы мы ими были, то наши танки стояли бы не в лесу, а на площади, в центре города, и если бы хоть кто-нибудь выстрелил в нас, то этот городишко мы бы так раскатали своими танками, что потом проще было бы отстроить его в другом месте.

СБЕЖАВШИЙ ПОЛК

О событиях в Чехословакии мы знали только из газет или из уст замполита батальона майора Владимира Васильевича Совика. С солдатской прямолинейностью мы высказывали свои мысли: «Что они там чикаются с этой контрреволюцией, разогнали бы, а простым людям объяснили, что к чему и был бы порядок». Но не все было так просто. За несколько часов до ввода войск Москва убедительно попросила президента Чехосло-вакии, Героя Советского Союза Людвига Свободу, имеющего колоссальный авторитет среди населения республики, отдать приказ армии не оказывать сопротивления войскам Варшавского Договора, закрыть все склады с оружием и боеприпасами, опечатать оружейные комнаты, не поддаваться провокациям.

В целом в чехословацкой армии царила обстановка нейтралитета, за небольшими исключениями. Отдельные воинские части все-таки не подчинились приказу и вышли из военных городков с техникой и оружием для оказания сопротивления нашим войскам. В сентябре некоторые части уже вернулись назад – командиры одумались, да и личный состав стал разбегаться. Многие воинские части были просто деморализованы. В полосе действий нашей дивизии недалеко от нашего батальона оказался такой «сбежавший» 23-й танковый полк.

Было известно, что полк состоит из трех батальонов: одного учебного и двух боевых. Учебный остался на месте дислокации, а боевые баталь-оны вышли по тревоге в неизвестный нам район. Три дня понадобилось нашей разведке, чтобы их найти и не спугнуть раньше времени.

Командиром 1-го батальона был полковник Фишер. На тот момент он находился дома, сильно температурил. И все же нашел в себе мужество, вышел на службу, нашел свой батальон, вернул назад, танки загнал в боксы, навесил замки и большую часть солдат отправил в отпуск.

Хуже обстояло дело со 2-м батальоном. Им командовал ярый антисоветчик и антикоммунист майор Бобак, чего он никогда не скрывал и был готов начать боевые действия против нас. Этого допустить было нельзя. Надо было найти общий язык с офицерами батальона. Структуру подразделения мы уже знали, знали, что на вооружении полка стоят танки Т-54 первых выпусков. Из числа офицеров-добровольцев была создана группа, в которую входил и я, для налаживания контактов с офицерами этого чехословацкого батальона. Наши разведчики вывели нас на КПП, где нас встретил потрепанного вида дежурный офицер и отвел к своему командиру.

Бобак нас встретил руганью, граничащую с бешенством: слюни летели из его рта так, что мы отступили. Огромный живот из-под расстегнувшейся рубашки неприятно колыхался в такт размахивающих рук. Потом он убежал, остались два офицера: подпоручик Олдржих – комсорг полка и поручик Витт – пропагандист. Они не обладали никакой властью. Мы уехали. И все-таки из этой поездки мы извлекли некоторую пользу: видели немногочисленных солдат, грязных, небритых, не соблюдавших никакой субординации, узнали, что кадровых офицеров звена рота-взвод в батальоне почти нет, большинство – офицеры, призванные после окончания гражданских ВУЗов.

Следующий день принес нам новость: батальон вернулся в казармы.

ВОЗВРАЩЕНИЕ В ГДР

В конце сентября поступило указание о налаживании контактов с местными властями и населением. Поехали той же группой добровольцев, старшим был майор Совик. Решили ехать сначала в Станьков, а потом в Голишев. Ехали мы в санитарной машине УАЗ-452, накрапывал дождик, было пасмурно, по дороге никого не встретили, что нас насторожило. Въехали на центральную площадь – пусто. В домах опущены жалюзи, но чувствовалось, что за нами наблюдают. С домов были сняты все вывески – где что находится, непонятно. Зашли в один дом – отделение милиции. Навстречу нам встали два капитана: высокие, немолодые, с маленькими кобурами на поясах. Как оказалось, в годы войны оба были в сопротивлении. Они расказали, что до ввода войск в городе было много чужих людей, видимо, с той стороны, а потом они пропали. Вдвоем они срывали с домов листовки, призывавшие давать отпор русским, убивать их, морить голодом, смывали свастики. От них мы и узнали о нашем учителе. Спросили: «Нашли ли убийц?» Они ответили, что нет, ведь их осталось всего лишь двое на весь район.

В ГДР мы возвращались по железной дороге. В Ютербог прибыли в четыре часа утра 7 ноября. Шел мокрый снег, встречали нас немногочисленные женщины – еще не все жены офицеров вернулись из Союза. Были и представители немецкой администрации. Получился митинг, небольшой, но трогательный. До двенадцати часов нас отпустили по домам, а потом – обслуживание техники, увольнение в запас, отпуска домой и прочее.

Почему стал возможен кризис в Чехословакии? Думаю, что в то время мы слишком большое внимание уделяли проблемам Западного Берлина, реваншизма и милитаризации Западной Германии и прозевали тихую контрреволюцию в Чехословакии, которая готовилась очень осторожно, исподтишка.

К 1961 г. экстенсивные методы развития экономики ЧССР изжили себя, наметилось отставание. Уже были тенденции к отказу от планового хозяйства. Население обрабатывали радиостанции «Голос Америки», «Свободная Европа», «Би-Би-Си», не отставали и местные СМИ. Завистливые люди становились легкой добычей западных подрывных центров.

Тем не менее тогда, в 1968 г., мечта западногерманских реваншистов увидеть «свои Судеты», а далее и границу с Советским Союзом, так и осталась мечтой.

В то время мы защищали завоевания наших отцов и дедов, мы уже тогда были против перекраивания границ государств, сформировавшихся по итогам Второй мировой войны. Мы защищали самих себя, наш строй, защищали всех трудовых людей, в том числе – и чехословаков. И защитили.

Виктор Александрович БОРИСОВ – подполковник в отставке

Приказ «не стрелять» соблюдали до последней возможности

При изучении событий августа 1968 года в Чехословакии становится очевидным как высокий профессионализм разработчиков и исполнителей этой операции, так и желание советского командования свести к минимуму количество жертв с обеих сторон, железная выдержка наших солдат и офицеров и их явное нежелание проливать кровь.

21 августа 1968 года войска Советского Союза и четырех союзных нам тогда государств – членов Варшавского договора (Польши, ГДР, Венгрии и Болгарии) вошли в Чехословакию и за считанные часы взяли под контроль всю территорию страны.

Для советской фрондирующей интеллигенции это событие было и остается знаковым, одним из самых тяжелых преступлений советского правительства в послесталинскую эпоху. Но в 1998 году радиостанция «Немецкая волна», которую никак не заподозришь в симпатиях к Советскому Союзу, сообщила слушателям, что «в августе 1968 года в Чехословакии погибло более семидесяти человек. Около двухсот пятидесяти были ранены». Семьдесят погибших и двести пятьдесят раненных при вторжении пяти вражеских армий в страну – редкий, фантастический в XX веке пример.

Среди советских солдат большинство погибших – жертвы дорожно-транспортных происшествий. Можно с уверенностью утверждать, что и среди чехов соотношение потерь было примерно таким же.

Раиса Орлова, жена диссидента Льва Копелева, вспоминала впоследствии о таком поразившем ее случае:

– На одной из московских кухонь мы в который уж раз говорили о Чехословакии, о том, где, когда, кто ошибался, можно ли было предотвратить вторжение. О многом спорили, но, кажется, в одном все соглашались: шестьдесят восьмой год был решающим в нашей истории и в жизни каждого из нас.

Среди гостей находился молодой мексиканский художник К., недавно приехавший в Москву. Он с трудом, но понимал русский.

– Вы все время говорите «шестьдесят восьмой год». А что, собственно, у вас произошло в том году? Ему стали наперебой рассказывать, удивлялись, неужели он ничего не знает о советском вторжении в Прагу. Говорили кто сердито, кто презрительно, кто раздраженно.

– А я не мог тогда знать, я тогда сидел в тюрьме. В мае 1968 года была большая демонстрация молодежи в городе Мехико, войска и полиция стреляли, больше пятисот человек были убиты. Среди убитых были мои друзья. Тысячи раненых, тысячи арестованных. Меня год держали без суда, потом отпустили – у отца были связи. В тюрьме не было ни газет, ни радио, кормили впроголодь, часто били» – ответил мексиканец.

– Нам в этот вечер стало стыдно. Мы об этих событиях ничего не знали, – рассказывала Раиса Орлова.

Или, быть может, просто не хотели знать о том, что в «свободном мире» свои представления о жестокости?

Обратимся к другой стороне этого дела. Как удалось захватить европейскую страну с минимальными потерями? Безусловно, значительную роль сыграла нейтральная позиция чехословацкой армии. В 1938 году местные военные не стали сопротивляться немцам, так же они повели себя спустя тридцать лет. Национальные традиции – великая вещь. Бравого солдата Швейка воевать не заставишь.

Есть версия о том, что легендарный командующий ВДВ Василий Маргелов пригрозил чешским военным и политическим руководстводителям, тем, что в случае вооруженного сопротивления они ему лично за кровь ответят. Сложно поручиться за полную достоверность версии, но десантник №1 был вполне способен на такой неординарный поступок.

Но главным фактором, обусловившим малое количество жертв, стало поведение советских солдат. В солдатской песне об этих событиях есть такие строки: «Нам в спину били, в лицо плевали, а мы с надеждой приказа ждали». Мальчишки 18-19 лет от роду, оказавшиеся посреди бушующих толп, – в них и плевали, и швыряли камни и бутылки с горючей смесью, – проявили в Чехословакии поразительную выдержку, почти не открывая огня.

…Стоящего в карауле у памятника советским воинам-освободителям Юрия Земкова кто-то из толпы людей, жаждущих осквернить памятник погибшим в 1945-м, ударил трехгранным штыком в грудь. Его товарищи вскинули автоматы, но, выполняя приказ, не стали стрелять. Подобные примеры из истории оккупации Чехословакии знакомы по рассказам ветеранов. Не стрелять – и все. И чехи об этом прекрасно знали.

Были уверены – можно и мамашам младенцев в колясках перед танками выкатывать. Советские танкисты их давить ни за что не станут.

Есть знаменитые кадры: «бесстрашная» толпа чехов останавливает танки. Правда телекомментатор как-то забывает сказать о том, что бесстрашие основано на уверенности: ни давить, ни стрелять не будут. Но, по единодушным свидетельствам участников событий, такой «героизм» как ветром сдувало при появлении солдат Национальной Народной армии ГДР. Немцы – это не русские, шутить не любят. Очертили мелом круг, предупредили, и ежели найдется глупец, рискнувший пересечь роковую черту – очередь на поражение.

Или такой пример. Чешский солдат вздумал хамить советскому офицеру. Ставшие свидетелями этого инцидента немецкие камрады быстро решили вопрос. «Смельчак» потом долго бегал за своим отобранным автоматом. Сначала ему швырнули рожок, потом автомат и лишь затем патроны. Национальный менталитет не меняется от смены идеологии. И когда немцам приказали навести в Чехословакии их любимый «орднунг» во имя «торжества социализма», они его наводили с явным и нескрываемым удовольствием. Одна немецкая речь, – и тому есть масса свидетельств, – действовала на чехов отрезвляюще.

Обличителям советских солдат 1968 года было бы очень полезно сравнить их манеру поведения в оккупированной стране с поведением нынешних американцев в оккупированных ими странах. Сообщения о том, что по толпе, из которой в янки швырнули камень, был открыт огонь, человек десять убиты и с полсотни ранены, регулярно передают западные же телевизионные агентства.

Показательно, что американское командование даже не отрицает такие инциденты. Дескать, камень бросили, угрозу священной жизни американского морпеха создали – получите несколько очередей в ответ. Все нормально, демократия под надежной охраной. Это вам не советский «злобный оккупант», в которого можно швырять чем ни попадя в твердой уверенности, что он не ответит.

Эдуард Михайлов, офицер, участвовавший в чехословацких событиях, вспоминал впоследствии об одном достаточно типичном случае. Чешский студент, перерезавший наши линии связи, был пойман солдатами. При этом ему разбили губу. При передаче его местной милиции парень требовал, чтобы его не умывали, дабы все видели кровавый след советской жестокости. Но сержант насильно вытер ему лицо мокрым полотенцем. Просто кошмар.

В том же августе 1968 года американцы продолжали свое дело во Вьетнаме. Как же отличалась оно от нашей операции в Чехословакии! Попытаемся представить себе вьетнамского парня, резавшего линии связи оккупантов и после поимки возмущенного тем, что ему губу разбили. Ох, вытерли бы его мокрым полотенцем…

Пока советские танкисты в Праге боролись с искушением ответить огнем на беснование толпы, американцы методично жгли деревни напалмом и сбрасывали химическую дрянь, после которой в пораженных районах вьетнамки десятилетиями рожали уродов.

…Стоило ли навязывать Чехословакии силовыми методами явно дряхлеющую политическую систему и удерживать в союзниках страну, армия которой привыкла не сопротивляться врагу, а капитулировать перед ним?

На самом деле оккупация Чехословакии подарила нескольким поколениям советских детей спокойное детство. «Отпустив» Чехословакию, Советский Союз неизбежно столкнулся бы с эффектом «карточного домика». Непременно вспыхнули бы волнения в Польше и в Венгрии. Затем последовала бы Прибалтика, а там и Закавказье. Любителей независимости и вырезания соседей там и в шестидесятые хватало…

Нашим солдатам, прошедшим Чехословакию, нечего стыдиться и испытывать по этому поводу комплекс неполноценности. Они ничем не напоминали янки во Вьетнаме.

В августе 1968 года в Чехословакию для подавления "Пражской весны" вошли не только советские войска. Об этом мало, кто помнит, или просто не желает помнить. Вместе с Советской Армией порядок в стране наводили и немецкие, и польские, и болгарские, и венгерские войсковые подразделения.

В целом численность введённых в Чехословакию войск составляла: - СССР — 18 мотострелковых, танковых и воздушно-десантных дивизий, 22 авиационных и вертолётных полка, около 170 000 человек; - Польша — 5 пехотных дивизий, до 40 000 человек; - ГДР — мотострелковая и танковая дивизии, всего до 15 000 человек; - Венгрия — 8-я мотострелковая дивизия, отдельные части, всего 12 500 человек; - Болгария — 12-й и 22-й болгарские мотострелковые полки, общей численностью 2164 чел. и один болгарский танковый батальон при 26 машинах Т-34.

Жесткая установка "не стрелять" поставила советских военнослужащих в самое невыгодное положение. Уверенные в полной безнаказанности "молодые демократы" кидали в советских солдат камни и бутылки с зажигательной смесью, оскорбляли их и плевали им в лицо. Стоящего в карауле у памятника советским воинам-освободителям Юрия Земкова кто-то из толпы людей, жаждущих осквернить памятник погибшим в 1945-м, ударил трехгранным штыком в грудь. Его товарищи вскинули автоматы, но, выполняя приказ, не стали стрелять.

Стоило же появиться рядом солдатам ГДР, как все становилось спокойно. Немцы, не задумываясь, применяли оружие.Об участии войск Болгарии, Польши, Венгрии и ГДР в операции в наше время предпочитают молчать. Как же - ведь все эти страны слились в едином экстазе с НАТО и с ЕЭС! Некоторые уже дописались до того, что войска ГДР в Чехословакию не входили. Однако те кто лично принимал участие в тех событиях вспоминают:" Ложившиеся на дороги чехи серьезно замедляли продвижение советских механизированных и танковых колон. Танковые колоны ГДР проходили даже не останавливаясь, прямо по лежащим на дорогах…".

Аналогично немцам в Чехословакии вели себя и польские войска. Как вспоминает один из советских солдат: "По соседству с нами стояли немцы, которые ходили чуть ли ни с закатанными рукавами... Сначала кто-то пытался организовать что-то вроде баррикад из легковушек на их пути. Но немцы не растерялись и просто переехали их танками, даже не обернувшись. И вообще, где видели косой взгляд, чуть что - вступали в драку. Да и поляки тоже спуску не давали. Про остальных не знаю. Но чехи в них ничего не бросали и тем более не стреляли, боялись..."

Нельзя не забывать и о проблеме Судетской области и немецкого меньшинства на территории Чехословакии, которая как заноза долгие годы отравляла взаимоотношения между странами. После вступления на территорию Чехословакии офицерский состав ГДР начал развивать поразительную активность по агитации немецкого меньшинства в Судетской области. Их действия были явно направлены на готовящуюся аннексию Судет. Один из свидетелей, представитель немецкого меньшинства Отто Клаус рассказывает:

21 августа 1968 года я включил радио и начал бриться. Внезапно я услышал по радиостанции „Прага“ первую фразу: „...не провоцируйте советских оккупантов, препятствуйте кровопролитию“. Я всё побросал и молнией выбежал на улицу. В Либерце на улицах я увидел немецкие части в боевой готовности. Одна колонна за другой, только немцы. Я слышал только немецкие команды. В Праге, вероятно, спятили. Это совсем не русские. Это немцы.

Когда я вошёл в свою контору, там уже сидели три офицера армии ГДР. Безо всяких церемоний они мне сообщили, что пришли освободить нас от чешского гнёта. Они решительно потребовали моего сотрудничества...

Два других чехословацких гражданина немецкого происхождения, Отмар Шимек и его приятель Карел Гаупт из Кадани, описали две встречи с восточно-немецкой оккупационной армией следующим образом:

Мы ехали на мотоцикле. Группа немецких солдат остановила нас и хотела знать, есть ли у нас при себе листовки. Обыскали нас, но ничего не нашли. Спрашивали нас, относимся ли мы к немецкому меньшинству. Когда мы подтвердили, они сказали нам, что мы должны построить “народное революционное ополчение“ (Revolutionäre Volkswehr), поскольку, вероятно, эта территория будет присоединена к ГДР. Мы думали, что это глупая шутка. Однако потом, когда мы услышали от других членов Немецкого культурного союза (Deutscher Kulturverband), что их призывали к подобной деятельности, мы заявили в Прагу...

Чехословацкая разведслужба - под руководством Йозефа Павла - получила сотни таких отчётов. Члены народных меньшинств - немцы, поляки, венгры, жившие в Чехословакии, получили от оккупационных частей соответствующих стран приглашение к сотрудничеству. Всем хотелось под шумок откусить свой кусок пирога.

Терентьев Андрей

Николай Стариков

Рассказ очевидца:

Мы, русские, отличаемся от европейцев. Мы – другая цивилизация. И это становится заметно во всём. В том числе и в том, как мы… оккупируем.

Ввод войск стран-участниц Варшавского договора в Чехословакию в 1968 году - абсолютно оправданная операция. Мы не допустили хаоса в дружественной стране и разрушения нашего оборонительного пояса. Это первое. Второе – в Чехословакии происходило тоже самое (с небольшой поправкой), что и на Украине в 2014.-м. И третье - порядок и безопасность в Чехословакии обеспечивали не только советские войска, но и воинские контингенты некоторых стран Варшавского договора. В том числе - войска ГДР.

Как вели себя немцы и русские? В чём была разница?

Об этом материал, который прислал мне читатель ресурса nstarikov.ru Виктор Дмитриевич Бычков. Это рассказы одного непосредственного участника этих событий. Он продолжает тему, которая была открыта моим рассказом о прочитанной книге Юрия Галушко «Чехословакия-68. Взгляд советского офицера из прошлого в будущее».

Относительно Чехословакии и событий 1968 года там происходивших.

Это мои юношеские воспоминания. В 1968 году я учился в 8 классе. И хорошо помню, как мы остро переживали со своими друзьями происходившие там события, как жалели обманутых чехов, и готовы были в любой момент двинуться туда на помощь. Уже в начале зимы, где-то в декабре, из армии вернулся старший брат моего товарища, Аникин Владимир, который участвовал в событиях, происходивших в Чехословакии.

Поначалу он практически ничего не рассказывал, но постепенно мы его разговорили. Собиралась небольшая компания юношей, в основном это были близкие друзья вернувшегося из армии, я туда иногда попадал на правах друга младшего брата. Было домашнее легкое вино, но главное - мы все с жадностью слушали рассказы очевидца, побывавшего аж за границей, да ещё участвовавшего в таких исторических событиях. Он просил ничего никому не передавать из его рассказов. Тем не менее, я очень хорошо запомнил, то, что он тогда говорил.

Итак, первое - как он туда попал. Служил срочную на Украине, при военном аэродроме, в какой-то аэродромной службе. В основном они занимались охраной аэродрома и простыми вещами типа содержания в надлежащем порядке взлетной полосы, крепления самолетов под руководством техников и т.д. Однажды вечером их подняли по тревоге, личное оружие, каску, боекомплект и т.д. , загрузили в транспортники, и они полетели. Солдаты обратили внимание, что кроме боекомплекта и оружия на борт загрузили довольно много боеприпасов и всего прочего. Куда летели не знали, все думали, что это учения.

Летели долго. Как только сели, быстро занялись разгрузкой. То, что это уже заграница, поняли не сразу, только после рассвета.

Из других самолетов выгружались десантники со своей техникой, которые быстро уехали, а солдаты части рассказчика за аэродромом недалеко от леса и ручья разбили палатки, обустраивая палаточный городок. Недалеко от аэродрома был небольшой город, в который они направили вооруженные патрули с офицерами. С противоположной стороны аэродрома был небольшой аэровокзал и ещё несколько невысоких аэродромных строений. Утром пришли сотрудники аэродрома и с удивлением смотрели на солдат, самолеты и т.д. Надо сказать,

что наши самолеты прилетали довольно часто, привозили в основном десантников с техникой и прочим, которые быстро уезжали.

Привозимые боеприпасы складировались прямо рядом со взлетной полосой. Там же были палатки, в которых располагалось наше армейское аэродромное начальство, узел связи и т.д. Всё было своё.

Уже к середине дня стали проявляться первые признаки неприятия и недружелюбия местного населения. Особенно старалась молодежь.

Выкрикивали ругательства, показывали всякие неприличные жесты.

К вечеру на взлетную полосу заехали два мотоциклиста, которые носились по взлетной полосе, подъезжали к самолетам, кидали камни и бутылки в воздухозаборники, окна самолетных кабин и т.д. .. Солдатам был приказ, не применяя оружия и силу вытеснить их с полосы. Это с трудом удалось сделать.

Другая проблема - это вода. Сначала воду набирали для кухни и прочих хоз.нужд из довольно чистого ручья, но скоро этого нельзя было делать, т.к. местное население стало ходить и специально гадить в ручей выше по течению, бросать туда нечистоты, дохлых собак и т.д. Поездки в городок за водой тоже не имели успеха - если где-то начинали набирать воду, она быстро кончалась. Переезжали на другое место и там та же картина. Очень оперативно и скоординировано отключали воду. Вообще воду уже было собирались возить самолетами. Туго было и с дровами для кухни - в основном топили разбитыми ящиками от патронов, а цинки с патронами складывали штабелями. Служащие аэропорта не пускали солдат в аэропорт, в туалет и т.д. , и солдатам приходилось бегать в кусты по другую сторону полос, что вызывало смех у местных жителей и служащих аэропорта. Пытались вырыть яму под туалет для военнослужащих, но из аэропорта приходил какой-то местный начальник и не разрешал этого делать. Дескать, ничего нельзя рыть и всё. Сложно было и патрулировать местность вокруг, и городок. Местное население очень быстро наглело в выражении своей неприязни, особенно молодежь. Кидали камнями, палками, кричали. Но был строгий приказ: оружие и физическую силу не применять, всё переносить, проявлять дружелюбие.

Обстановка накалялась, и это конечно в конце концов привело бы к плохим последствиям. Кончилось бы терпение у наших солдат.

Тем более, что патрулей посылали много и на всех не хватало офицеров, и часто шли два солдата без офицероа. На второй день двое солдат-патрульных вообще исчезли и их так и не нашли. Все понимали, что их скорей всего убили и где-то зарыли.

А потом появились немцы. И ситуация начала меняться в корне. К обеду третьего дня пришла колонна немецкой армии. Как рассказывал Володя, который был в патруле и как раз находился в центре этого городка на площади, это было как в кино про Великую Отечественную. Сначала мотоциклисты с пулемётами, затем колонна. Впереди и сзади бронетранспортеры с пулемётчиками наготове. В центре колонны старший офицер - на легковой машине в сопровождении других офицеров. Колонна въехала на площадь, части её рассредоточились по улицам вблизи площади. Из машины вышел старший офицер и его окружение.

Старший осмотрел площадь и окрестности, сверился с картой. Затем указывает, где будет штаб, рядом с будущим штабом - дом для себя. Тут же дает команду своим офицерам, показывая, где будут размешаться подразделения. До этого солдаты сидели в машинах, не было никакого движения, все ждали. Как только поступили команды - закипела работа. Солдаты быстро освобождали дома под штаб и для жилья для старшего офицера, остальные тоже занимались размещением под руководством своих командиров. Как освобождали дома? Очень просто - изгоняли оттуда местных жителей.

К старшему быстро привели солидного мужчину, надо полагать местного градоначальника, ещё каких-то представительных личностей. Старший из немцев им кратко пояснил, верней указал, что надо делать. Поскольку дискуссией и не пахло, местное начальство и не думало возражать, а только тянулось перед немцами. Причем немцы все говорили местным по-немецки, не затрудняя себя переводом, и те прекрасно их понимали. Немцы вели себя очень по-хозяйски.

К нашим патрулям, подошёл немецкий офицер, козырнул, и спросил по-русски, кто они, и где находится их часть. Пояснил, что им надо связаться с руководством нашей части. Солдаты ответили, после чего офицер козырнул и пошёл доложил старшему. Старший офицер в сопровождении мотоциклистов с пулеметами поехал в расположение нашей части. Солдаты не знают, о чём говорили старшие офицеры, но, судя по всему, наш командир пожаловался на положение с водой. Где-то к вечеру, часа через два-три была видна такая картина. Чехи быстро тянули водопровод в расположение части, металлические трубы прокладывали прямо по земле или слегка прикапывали. Сделали также разводку на несколько кранов, там, где им указали, работали очень споро. С тех пор чистая вода была всегда в изобилии. Кроме этого чехи стали регулярно привозить колотые готовые дрова в требуемом количестве, т.е. и эта проблема тоже была быстро решена.

К вечеру на аэродроме произошли события, в корне перевернувшие отношение местных к нашему присутствию. Дело в том, на аэродром можно было заехать с разных сторон, он был не огорожен. Только с одной стороны, по направлению от аэропорта к городу, был забор. И тот от скота, т.к. там был выпас. И этим пользовалась та самая местная молодежь. Залетали на мотоциклах, закидывали самолеты бутылками, камнями и прочим, смеялись над солдатами, которые пытались их вытеснить с посадочных полос. В солдат кидали тоже самое, и они получали травмы и ушибы, но ничего не могли поделать. И вот на вечером на третий день после появления немцев, на полосы заехал легковой автомобиль, на котором четверо юнцов носилось по взлетному полю, подъезжали к самолетам и т.д. .. Приказ их вытеснить ничего не дал. Однако на этот раз хулиганы зашли далеко – они сбили машиной двух солдат, серьезно их травмировав. Чешский персонал аэродрома со смехом наблюдал за происходящим, с большой радостью встречая каждый удачный финт юнцов и особенно их наезд на солдат. А солдаты с оружием не могли ничего сделать с этими юнцами – ведь стрелять им не разрешалось.

Но тут к несчастью этих юнцов к аэродрому подъехал немецкий патруль на двух мотоциклах с пулеметами. Немцы быстро все поняли. Юнцы, увидев немецкий патруль, кинулись удирать по крайней полосе. За ними, верней по параллельной полосе, помчался один мотоцикл. Отъехав подальше, так чтобы нельзя было зацепить кого-то случайного, пулеметчик одной очередью подбил автомобиль. Он сразу застрелил двух молодцов, сидевших на передних сидениях. Автомобиль остановился. Двое сидевшие сзади выскочили и бросились бежать.

Пулеметчик дал две короткие очереди по земле слева и справа от бегущих. Один остановился, поднял руки и пошел назад, второй продолжал убегать, пытаясь петлять. Это вызвало смех у пулеметчика, и он короткой очередью срезал его, затем прошёлся из пулемета по уже лежащему ещё двумя очередями. Второго, стоявшего с поднятыми руками, немец поманил к себе крича «ком, ком». Тот пошел, как пьяный, громко рыдая. Наш офицер послал солдат, и те вытащили из загорающегося автомобиля двух убитых, сидевших спереди. Идущему с поднятыми руками и рыдающему юнцу немец показал куда идти.

Подведя его поближе к аэропорту поставил на колени, руки за голову и встал неподалеку с автоматом наготове. Юнец всё время громко рыдал и о чём-то просил. Но немец не обращал на это никакого внимания.

Со второго патрульного мотоцикла по рации доложили о происходящем своему начальству. Чешский персонал аэропорта уже не смеялся и молча наблюдал за происходящим. Скоро приехал легковой автомобиль с немецким офицером и двумя солдатами. Офицер вышел из машины, выслушал доклад старшего из патрульных, повернулся и пошел к ближайшему сбитому нашему солдату, лежащему на посадочной полосе в крови, в том месте, где его сбили. Ему уже оказывали помощь, бинтовали, накладывали шины, и он громко стонал. Офицер подошел, посмотрел, козырнул подошедшему нашему офицеру и сказал, показывая на автоматы у солдат: «надо стреляйт». Он явно не понимал, почему не применялось оружие в столь очевидной ситуации. Развернулся и пошел к стоящему на коленях юнцу. Уже подходя, на ходу расстегнул кобуру. Подойдя метра на три, выстрелил ему в лоб, после чего спокойно положил пистолет обратно и дал команду своим солдатам.

Его солдаты побежали к аэропорту и скрылись там. Скоро стало понятно зачем. Они всех находящихся там буквально пинками выгоняли на площадку перед аэропортом. Когда туда подошел офицер, солдаты уже выгоняли последних.

Сбоку и сзади офицера подъехал один из патрульных мотоциклов с пулеметом и пулемётчик держал на прицеле всю эту толпу, молча и очень опасливо глядевшую на офицера и пулеметчика. Нам тоже казалось, что сейчас они положат из пулемета стоящих перед ними. Но офицер произнес краткую речь на немецком, которую согнанные перед ним угрюмо восприняли. Вероятно, он объяснил им, кто тут хозяин,и как себя надо вести.

После этого они очень живо побежали в аэропорт, и всё зашевелилось. Примчалась пожарка, потушившая загоревшую машину, и оттащившая её после этого с посадочной. Вскоре её забрал эвакуатор. Потом приехали трое местных полицейских, с которыми немецкий офицер тоже провел краткую беседу. Младшие полицейские погрузили трупы в грузовик и уехали, а старшего полицейского забрал с собой немецкий офицер. Вообще немцы действовали с такой абсолютной уверенностью в своей правоте и правильности того, что они делают, что все местные им невольно беспрекословно подчинялись.

После всего случившегося уже никогда никто из местных и близко не подходил к аэродрому, кроме тех, кто там работал. Кроме того, часа через два приехал экскаватор, и пожилой экскаваторщик спросил, где надо русским рыть. Так были перекрыты боковые дороги и тропинки ведущие к аэропорту, после чего была вырыта большая яма под солдатский туалет, который до этого чехи никак не давали делать. Теперь никто из местных не возражал. Надо сказать еще, что после этого наших солдат и офицеров стали свободно пускать в аэропорт и вообще везде. При этом старались… как бы не замечать. Попыток как-то хулиганить на аэродроме и т.д. тоже больше не было.

И ещё одно последствие. На следующий день приехала бригада чешских плотников и под руководством немецкого унтер офицера быстро построила довольно высокую и добротную вышку на дороге, ведущей из городка в аэропорт. Удобная лестница, крыша, на самой вышке двойные стены, из досок внахлёст, между стен мешки с песком - защита от пуль.

Крепления для пулеметов, мощный прожектор на турели. Удобно, всё видно и всё простреливается. Там же установили шлагбаум и рядом с ним будку из досок со стеклянными окнами, что было очень удобно особенно в ненастье. Вышкой наши солдаты почти не пользовались, но она была видна далеко и производила на местных очень дисциплинирующее воздействие. Такая классическая немецкая вышка.

Где-то через неделю к аэродрому со стороны выпаса пришла группа молодых людей, человек 20-30, с плакатами «Русские убирайтесь домой», с громкоговорителем, в который они кричали всякие призывы «убраться оккупантам». Подошли сбоку, со стороны аэропорта, но не очень близко и к взлетной полосе, и к палаткам не приближались. Дежурный на КПП послал солдата на вышку, что бы тот глянул, много ли их, есть ли ещё кто-то за ними, вообще, чтобы осмотрелся.

Так вот как только митингующие увидели, что солдат стал подниматься на вышку, они тут же убежали, бросив часть плакатов на месте. Может подумали, что будут стрелять.

Ещё один эпизод запомнился, о котором рассказал Володя Аникин. С приходом немцев ситуация сильно изменилась. Местное население очень уважительно относилось к немцам и немецким патрулям, выполняло их малейшие требования. Вообще, чехам в голову не приходило, что с немцами можно спорить или не соглашаться. Тем более как-то не уважительно к ним относиться. А немецкие патрули патронов не жалели. Никто не смел кинуть в них камень или облить помоями и т.д. В ответ - мгновенный огонь на поражение, без разбора, почему это произошло. Поэтому наши патрули старались заполучить себе в компанию немецкого солдата или вообще идти вместе с немецким патрулем. Немцы к этому относились благосклонно. Им явно нравилась роль блюстителей порядка.

И вот однажды патруль, в котором был Володя и русский сержант, старший патруля, были направлены на патрулирование улиц на окраине городка. Идя туда, они сделали крюк и прошли через улицы, где квартировали немцы. Там возле одного из домов кучковались немецкие солдаты, весело гогоча.

Надо сказать, что немецкие солдаты, несмотря на дисциплину, имели много больше свобод, чем наши солдаты. Имели больше свободного времени, могли пойти куда-то в личное время и т.п.

Подойдя к немецким коллегам наши пытались как-то пообщаться, что-то сказать или понять. Немцы знали, что русских солдат часто обижают

местные, и им явно льстила роль в некотором роде защитников. По крайней мере, немецкие солдаты сразу поняли, что наши солдатики должны пешим строем патрулировать окраину и хотят иметь в компании немца для прикрытия. Надо сказать, что немцы обычно патрулировали на двух мотоциклах с колясками с пулеметами. Пулеметчики всегда сидели наготове…

Вызвался с нашими один молодой солдат, который тут же сбегал доложил об этом своему унтеру, тот понимающе улыбаясь отпустил солдата. И вот они идут втроем, пытаясь общаться. Немец знает какие-то русские слова, много жестов мимики, всем троим весело и интересно. Идут уже по самой окраине, по пригороду, где все уже больше похоже на дачи. Слева идёт сплошной забор, а затем сетчатый. Немец свернул к сплошному забору и стал справлять малую нужду. (Вообще немецкие солдаты нужду, особенно малую, справляли не стесняясь, почти везде в городе). Ну, а Володя с сержантом прошли чуть дальше вперед, где уже начинался сетчатый забор. Тут из-за забора, из кустов, летит камень и попадает в спину нашего сержанта. Наши патрули на такие камни внимания не обращали и получить камнем по спине было обычным делом. Но сейчас это видит немец, русских солдат уже догонявший. А тот кто кидал, не видел немца из-за сплошного забора. Реакция солдата ГДР мгновенная - срывает автомат и выпускает по кустам весь рожок от пояса веером.

Володя говорит, мы стоим с сержантом остолбенелые. Немец перезаряжает автомат и собирается стрелять ещё. Володя говорил, что они не сговариваясь с сержантом, подскочили к немцу и забрали у него автомат. Тот его безропотно отдал, но горячо им что-то говорил и показывал на кусты, откуда прилетел камень. Он явно не понимал, почему русские не стреляют и ведут себя так странно.

За кустами какие-то летние постройки, типа фанерной беседки или ещё что-то такое.

Оттуда слышен плачь. Немец показывает с азартом охотника, что вот, мол, где дичь сидит, и её надо сейчас наказать. А наши солдаты тащат союзника прочь. Он что-то пытается объяснить, но его уводят подальше и побыстрей. И только когда немец успокоился, а отошли достаточно далеко, то наши отдали немцу автомат. Для нас это было дико, рассказывал Володя Аникин, стрелять боевыми в населенном пункте. И к тому же, выдавая по два рожка боевых патронов, нас строго предупреждали, что стрелять нельзя ни при каких обстоятельствах. Умри, но не стрельни. Зачем тогда давать боевые патроны, зачем куда-то посылать? А немцы за патроны, видимо, не отчитывались и потому их не жалели.

И ещё некоторые наблюдения Владимира Аникина:

«Немцы питались в ресторанах, превращаемых на обеденное время в солдатские столовые. Чехи привозили для них свежие овощи, фрукты, свежее мясо, зелень и т.д. .. Наши патрули это хорошо видели. Платили ли немцы за это, мы не знали, но питались они против нас много лучше. Мы же в основном кашей и тушёнкой.

Суп борщ - тоже с тушёнкой. Разнообразия и разносолов не было. Но мы приловчились вот что делать. Там у них по полям и лесам бродило довольно много оленей и косуль, которые мало боялись людей. Однажды видели, как остановился немецкий грузовик и офицер, сидевший в кабине, взяв у солдата автомат, подстрелил оленя, которого немецкие солдаты затащили в кузов и уехали. Пример был подан.

Мы просили у немецких солдат патроны и стреляли оленей. Быстро разделывали, забирали мясо. Автомат из которого стреляли, быстро чистился. Если спрашивали, кто завалил, говорили что немцы. Что с немцев возьмешь? Делают, что хотят. Конечно, многие из офицеров догадывались, а может и знали, что стреляли мы, но такой приварок и такие объяснения всех устраивали. Так что поели мы оленины.

Еще почему с немцами выгодно было дружить, это то, что они заходили в любые пивнухи, где для них всегда сразу предоставлялся отдельный стол, если даже пивнуха была переполнена. Заказывали пиво, а пиво там было очень хорошее, и выпив, уходили не платя. У нас денег чешских не было, а у немцев может и были, но они не платили. Да и зачем - перед ними чехи и так гнулись.

О немецкой организации дела. Опять же наши патрули, которые торчали в центре города, видели, что каждое утро местный градоначальник вытянувшись ждал старшего немецкого офицера перед его домом. Тот утром шел к себе в штаб. Иногда давал указания этому градоначальнику, иногда вел его и ещё кого-то к себе в штаб. Т.е. была четкая вертикал власти, и каждый знал, что он должен делать. Сначала все, что надо немцам, а потом уже своими делами занимайся. Поэтому, в Прагу, конечно, надо было немцев пустить первыми. Во-первых,

чехи бы не стали против них сильно выступать и провоцировать. А если бы кто-то дернулся, немцы бы с большим удовольствием объяснили, что этого делать не надо, себе хуже.

Для полицейской миссии немцы идеально подходят. Знают, как оккупировать и что делать с оккупированными. Наша армия к этому мало готова. Воевать - да. Победить – да. А оккупировать и гнуть оккупированных - это не для нас. Так что если бы немцев первых в Прагу пустили, это только бы укрепило дружбу народов. Всем было бы хорошо. И чехи бы с удовольствием вспоминали сейчас немцев в Праге и их «европейский орднунг».

В ноябрев палатках стало очень холодно. Простужались солдатики. Приезжал старший немец со своим офицером, хорошо говорившим по-русски,

и, разговаривая с нашим командиром, сказал, что нельзя жить в палатках. Если он хочет, чтобы все вместе жили и были всегда под рукой, надо занять местную школу. Когда наш командир стал говорить, что где же дети будут учиться, немец ответил, что проблемой обучения местных детей пусть занимаются местные власти, это их дело, а он должен заботиться о своих солдатах. Это всё наш связист, который там присутствовал, рассказал. Но наши всё равно продолжали жить в палатках, многие болели».

В конце ноября Володю перевели в Союз и, в скорости, уволили в запас. Он и так переслужил несколько месяцев, но понимал, что ситуация очень непростая, тянул лямку безропотно.

Володя ещё рассказывал то, что приносило «солдатское» радио. Но я передаю только то, что он видел лично сам, своими глазами. Но то, что приносило «солдатское» радио, во многом совпадало с виденным им лично. К нашим солдатам чехи относятся плохо, много провокаций, иногда с тяжелыми последствиями для наших солдат, с увечьями и даже гибелью. И благородство наших солдат у них только смех вызывало. А немцев чехи боятся и уважают. Хотя для немцев они второй сорт.

Немецкая оккупация им привычна, понятна и т.д. И как бы их кто не гнул и не насиловал, виноваты всё равно во всём «русские».

В 1970 году я закончил школу и уехал учится. С тех пор я не видел Владимира и не знаю где он. Прошло почти полвека, и многое изменилось в нашей жизни. Если он жив - доброго ему здоровья, ну а если уже ушел - земля пухом. Наверняка можно будет найти и других участников этих событий. Их воспоминания помогли бы дополнить картину происходящего тогда в Чехословакии. Фильм бы хороший и правдивый снять об этом. Сейчас ведь уже мало кто помнит об этих событиях.

Виктор Дмитриевич Бычков