Трудно ли смотреть Карбаускиса? Трудно. Но почему бы не предложить свою версию прочтения спектакля? Не дать свою интерпретацию? Не попытаться понять, почему художник сделал так, а не иначе? И мне не важно, прав ли я или нет. Но все, о чем я мучительно и долго будут писать ниже – мною увидено как добросовестным зрителем. Мой «Пунтила» - таков. А каков он на самом деле…

Брехт, конечно, классик. Но почему бы не бросить в него стулом за эту пьесу – за «Господина Пунтилу и его слугу Матти»? Так себе пьеса (хотя, как уверяет режиссер, в Финляндии ее ставят каждый год. В Финляндии ставят, а вот самой Финляндии на карте мирового театра нет. И в российском театре этой «народной комедии» нет. Последняя весьма посредственная постановка шла в театре Советской Армии в начале 70-х.). Но классик на то и классик, что если за постановку даже не лучшей его пьесы берется мастер, вполне себе может получиться отличный спектакль. Только всю дрянь из текста надо вычистить.

История вопроса. От каких «отягощений» и «обременений» надо было спасать пьесу .

13 марта 1940 года заканчивается «незнаменитая» советско-финская («зимняя») война, в которой СССР ставил целью уничтожение независимости Финляндии путем создания марионеточной «Финляндской Демократической Республики» во главе с Отто Куусиненом с дальнейшим присоединением этой ФДР к Советскому Союзу «по просьбам трудящихся». Десятки тысяч жертв, страна в разрухе, но отстоять свое отечество от посягательств страшного «красного Суркаллы» финнам все же удается. Несмотря на огромные жертвы и территориальные потери Финляндии удается сохранить свой суверенитет. А Советский Союз с позором изгоняют из Лиги Наций (аналог нынешней ООН).

А уже в апреле со своим «гаремом» - женой Еленой Вайгель и любовницами Рут Берлау и Маргарет Штеффин туда приезжает 42-летний Бертольт Брехт. С 1933 года, спасаясь от Гитлера, драматург мечется по всей Европе, но фашизм подступает все ближе… А летит «влюбленный Шекспир» на зов своей новой пассии - финской писательницы и богатой помещицы Хеллы Вуолийоки, которая «по совместительству» оказывается и законспирированным агентом советской разведки. В 1943 году ее приговаривают к смертной казни за шпионаж в пользу СССР, но впоследствии благодаря усилиям, скажем так, дипломатии стран-победительниц горе-драматургесса выходит на свободу.

Весь весенне-летний сезон компания проводит на роскошной вилле Хеллы. А в мире все сильнее разгорается Вторая мировая война. Брехт так напишет о 40-м годе:

Это год, о котором говорить будут много,
Это год, о котором молчать будут много.
Старики видят, как умирают юные,
Дураки видят, как умирают умные.
Земля не родит больше, а пожирает,
С неба падает не дождь, а только железо.

Разумеется, ставить это унылое говно социалистического реализма, да еще держа в голове всю эту ахинею с марксистской борьбой классов сейчас нелепо. Но там есть и другие «родовые пятна» времени и язвы коммунистических убеждений Брехта. Речь идет о персонаже, обозначенном в пьесе как «Красный Сурккала». Думаю, написать в 40-м году в Финляндии любую пьесу без заслуженного осуждения «Красной империи зла» было просто невозможно. Кровавый мясник, медведь-душегуб с красной звездочкой на ушанке должен был быть заклеймен и унижен: а нечего было подымать свою вонючую лапу на маленькую, но гордую страну! Конечно, делать это немцу, который не нес ответственности за варварский советский акт агрессии, было трудно, но еще трудней это было делать человеку, сочувствующему коммунистам. А второй персонаж – Атташе. И в результате в пьесе появляются две аллегорические фигуры, осмеивающие коммунистическую экспансию и безответственную дипломатию (в данном случае, западную прежде всего). И эти фигуры-аллегории – Красный Суркалла и Атташе. Атташе – это просто ярчайшая демонстрация убожества, беспринципности, бессовестности и фантастической слепоты всех дипломатических служб западных демократий, в упор невидящих хищнических устремлений Гитлера и его сателлитов. «Хоть плюй в глаза – все божья роса». Ведь, скажем, вся сцена помолвки Евы и Атташе – это просто иллюстрация к политическим процессам в Европе середины-конца 30-х годов, когда одна за другой страны Европы попадали под фашистский аншлюс (Австрия, Чехословакия), а дипломаты всячески делали вид, что ничего не происходит и все остается в рамках приличия.

Вынужден Брехт выгнать из Пунтилы (из Финляндии) и Красного Сурккалу - СССР. Вот показательный обмен репликами:

Пунтила. …Но только Суркалла сам тут не останется. Ему тут тесно…
Старшая дочь Суркаллы. Но мы хотим остаться, господин Пунтила.
Пунтила. Нет, нет. Суркалла уходит. Его и десять лошадей не удержат…
Суркалла уходит вместе с детьми.
Пунтила. Ему плевать на имение. У него нет корней. Родина для него – тьфу! Ничто! Вот потому я его и отпустил. Раз он сам этого хочет. Горькая страница в моей жизни.

По-моему здесь все прозрачно. Но как бы не любил «Красный Брехт» советскую власть, ему приходится изгонять своих классовых соратников из имения Пунтилы. Причем, все идеологические коммунистические клише здесь присутствуют: желание коммунистов поработить весь мир («ему тут тесно» и «отправить капиталистов на соляные копи») и отсутствие у «красных» родины. Все строго по тем пропагандистским брошюркам, которыми политруки гнали советских солдат в летних гимнастеркам на неприступную линию Манергейма в трескучие декабрьские морозы. "Рабочие, - читаем мы в "Коммунистическом манифесте", - не имеют отечества. У них нельзя отнять того, чего у них нет". Это общее положение марксизма об отношении рабочего класса к буржуазному отечеству абсолютно правильно. Строй наемного рабства, капиталистической кабалы и гнета не может быть отечеством рабочего класса. Это было сказано 18 лет назад. Верная заветам Ленина и указаниям Сталина, Красная Армия перейдет границы агрессора, раздавит врага мощью своего оружия и вооруженной рукой поможет трудящимся стран-агрессоров свергнуть капиталистическое рабство» («Пропагандист и агитатор РККА» №17, сентябрь 1939 года).

И для чего такая длинная и скучная преамбула? Собственно, лишь для того, чтобы было понятно, почему «Господина Пунтилу» так редко ставят сейчас. Т.е. если его ставить «правильно», строго по тексту, то получится «Мать» Горького с дополнениями из материалов XXVII съезда КПСС.

Три полюса притяжения

А живым этот текст делают три полюса притяжения: Пунтила – постаревший финский Дон-Жуан, богатый «веселый молочник» в долгах и добрый пьяница ефремовской закваски; погруженность происходящего в зеленый клеверный шум белых ночей плодоносящей земли благословенного Тавастланда (невозможно браться за Пунтилу, если не чувствовать всю прелесть, нежность и пахучесть земных и небесных соков, льющихся с полей и небес воспетого Брехтом края); и, наконец, игра сборной команды невест Пунтилы (профсоюза невест Пунтилы), выступающей в высшей женской лиге Финляндии по поцелуям.

Все остальное – менее важно.

Пространство

А теперь забудьте все, что было сказано выше. И вообще умные люди, надеюсь, сразу же стали читать эти заметки именно отсюда.

Первое от чего ты делаешь глубокий вздох, немеешь и обескураженный оседаешь в кресло – декорации, нет, сценография, нет, пространство, нет, мир этой пьесы, этого спектакля, нет, вселенной, прибалтийской вселенной, придуманной Брехтом/Бархиным/Карбаускисом.
Пространство (так в программке и очень точно по сути), созданное Сергеем Бархиным в «Господине Пунтиле», - гениально. Масштаб задан – он гоголевский: "и стало видно во все стороны света", он про всю землю, про всех. В симультанной декорации Бархина разом дан весь мир этого спектакля. А он – прибалтийский, да что уж там скрывать – литовский: сосны, дюны, морской берег, песок и янтарь. И хотя всего этого вроде бы нет (за исключением сосен), всё это есть! Свет, сталь, белизна и стекло (сотни бледных – как незагоревшие пляжники-отдыхающие – но изящных бутылок) как раз и создают это ощущение Репино, Комарово, Юрмалы и Куршской косы. Не знаю, отдавал ли Карбаускис себе отчет в том, что он создает литовскую национальную поэму, литовскую Калевалу, литовско-бетховенскую «Оду к радости» - по атмосфере и характеру, но Бархин построил на сцене именно это, что, кстати, и превращает «Пунтилу» не в тяжеловесный социальный спектакль (а сценограф, вдобавок, изъял из этого пространства всю бытовую материальную среду), а в поэму. Поэтому, господа, может это просто спектакль про Литву, про родину, о которой скучает режиссер постановки – Миндаугас Карбаускис? А?

Пунтила Филиппова

Главное, что здесь надо отметить – в спектакле нет двух Пунтил: доброго – пьяного, и злого – трезвого. Пунтила здесь один. Он разный, его то много, то мало, он всякий – и такой, и сякой, но он – один.

Пишут: «Двойственная природа человека… Двоедушие… Лицедейский характер власти… Вечное непонимание слуг и господ…» Это ли играет Михаил Филиппов? И это – тоже. Но это совсем-совсем не главное, побочное, вынужденное.

Лучшие минуты этого спектакля, лучшие выходы героя к публике на авансцену - это совсем другой Пунтила – никакой не двойственный, не двоедушный. В эти моменты перед нами король-солнце, светлый и горячий, вдохновенно-приподнятый, готовый обогреть весь мир и сделать все от него зависящее для блага тех, кто рядом. Мы, честно говоря, вообще в таких категориях перестали воспринимать мир. А Филиппов играет Пана, языческого божка этих мест, древнегреческого бога, всесильного духа – да он и сам дух этих мест, он царь тавастландской природы, бог земледелия и скотоводства – с его любимыми коровами. И, конечно, тоже очень важное: Пунтила - Дионис. Перед нами вовсе не русское пьянство. Это – буйство дионисийства. Но человек – не бог, и Пунтила – не бог, и как же герой Филиппова страдает в минуты «припадков», которые на время лишают его божественного начала, его слитности с миром, его любвеобильности!
И хотя из «Пунтилы» Карбаускиса вычищены все зонги Брехта, главный остался: вся роль Михаила Филиппова – это один зонг в защиту человека, его подлинной божественной сущности, его доброты и желания любить. Вот такого человека играет Филиппов. И обращается - ко всем. К каждому сидящему в зале. И эта роль артисту необыкновенно удалась. И это надо обязательно смотреть. Эта роль Михаила Ивановича Филиппова – одна из вершинных в русском драматическом театре.

И, разумеется, вся эта солнечная сторона потому так хорошо видна, что есть и обратная, теневая. А вот тут, как раз, и можно поговорить о лицедейском характере власти. Хотя, опять же, такое определение не совсем подходит к Пунтиле из Ламми на сцене Маяковки. Подразумевается сознательное лицемерие, осознанный цинизм. Но Карбаускис с Филипповым выстраивают совсем другую конструкцию. Здесь самое время понять, а остался ли вообще хоть какой-то социальный пафос в этом спектакле? Конечно, остался! "Социального пафоса" у Карбаускиса хоть отбавляй, но он не политического толка, а сословного, межчеловеческого. Как бы не хотел Пунтила жить в ладу, в мире и дружбе, в любви с Матти, со своими работниками, служанками и «невестами»; как бы не хотел он поженить Матти с Евой; как бы не хотел вырваться из смердящего круга Судьи, Пастора, Адвоката - это, увы, невозможно. При всех благих намерениях. Уж как хочет Пунтила Филиппова/Карбаускиса обнять и обогреть весь мир! Уж как старается - а социальное напряжение даже в его микрокругу только нарастает. "Вот говорю же я, прошу, умоляю - не кладите, а они ложат!" Это спектакль о тех, кто кладет, и о тех, кто ложит. И вместе им не сойтись. Это спектакль о пропасти между людьми. Но не о классовой или политической, а чисто человеческой, связанной с многочисленными предрассудками: сословными, национальными, конфессиональными, даже житейскими. С элементарным разделением на богатых и бедных. И этот антагонизм, увы, вечен. И сколько бы раз Галина Брежнева не выходила бы замуж (в ЗАГСе, с широкой и веселой свадьбой, с медовым месяцем!) за Игоря Кио (Ева за Матти), ровно столько же раз утром она будет находить свой паспорт "чистым", без штампа о замужестве. И поговорить о таких "перегородках", о таких трехметровых "заборах", которые вроде бы не видны - вот же Абрамович рядом с тобой на стадионе, вот же Додин садится за твой столик в Кофемании, вот же Ксения Собчак прогуливается в твоем парке с собачкой, вот же ты даже пьешь с Пунтилой и он выдает за тебе свою дочь и дарит лесопилку в придачу, а вот никогда, никогда вам не стать равными по статусу, по теплоте общения, по возможности простого искреннего разговора. Что и показывает прекрасный финал, искупающий все длинноты спектакля. Пунтила, вознесенный на гору пустых ящиков из-под пунша, взирающий на свой «народ», желающий вместе с ним пить, гулять и веселиться – засыпает. И его храп ставит финальную точку во всех его попытках единения и благодетельствования. Да, Пунтила любит и хочет быть вместе со своим народом - а не получается. И не получится. Причем, на всех уровнях: от высшего до низшего. Хороший вроде бы человек, а терпит фиаско во всем: нет у него контакта ни на уровне семьи (с дочерью Евой), ни на уровне близкого (Матти) и более широкого круга (Судья, Пастор, Адвокат, Атташе), ни на уровне наемных подчиненных, ни на уровне всего народа, нации, человечества. Не получился из Пунтилы Иисус... А так хотелось...

Очень хороший спектакль. Трудный. Но его надо полюбить. Его нельзя смотреть равнодушно!

Продолжение следует. Впереди разговор о Матти, о Еве, о «невестах», о музыке, и о самом Карбаускисе. Переключайтесь – пауза будет большой

Текущая страница: 1 (всего у книги 7 страниц) [доступный отрывок для чтения: 2 страниц]

Бертольд Брехт
Господин Пунтила и его слуга Матти
Народная комедия
По рассказам и наброску пьесы Хеллы Вуолийоки

Действующие лица

Пунтила – хозяин имения

Ева Пунтила – его дочь

Mатти – его шофер

Официант

Судья

Атташе

Ветеринар

Эмма-самогонщица

Девушка-фармацевтка

Коровница

Телефонистка

Толстяк

Работник

Рыжий работник

Тощий работник

Красный Сурккала.

Лайна – кухарка

Фина – горничная.

Адвокат

Пастор

Пасторша

Лесорубы

Пролог

(Произносится исполнительницей роли коровницы)

Почтенный зритель! Пусть борьба трудна!
Уже сегодня нам заря видна.
Но, не смеясь, нельзя добраться до вершин.
Поэтому мы вас сегодня посмешим.
И смех отвесим вам в веселых чудесах
Не граммами, не на аптекарских весах,
А центнерами, как картошку, и притом
Орудуя, где надо, топором.
Сейчас откроем занавес, и в дверь
Ворвется жадный допотопный зверь –
Жестокий деревенский богатей,
Известный бесполезностью своей.
Там, где он водится, тупой и твердолобый,
Он бич земли, он полон дикой злобой.
Вы видите, как он, бесстыдный и опасный,
Проходит по земле Финляндии прекрасной.
Хотя из-за кулис не выйдет та страна,
Поэзия ее из текста вам видна:
Бидонов звон и рощ березовых покой,
И белой ночи свет над медленной рекой,
И пенье петухов в селе, в глухом затишье,
И утренний дымок над черепичной крышей –
Все это, мы надеемся, сейчас
В именье «Пунтила»1
Все трехсложные собственные имена в этой пьесе произносятся с ударением на первом слоге (Пу́нтила, Ку́ргела и т. д.).

Откроется для вас.

I. Пунтила находит настоящего человека

Отдельный кабинет в Парк-отеле в Тавастхусе. Помещик Пунтила , судья и официант . Судья, пьяный, валится под стол.

Пунтила . Послушайте, мы давно здесь?

Официант. Двое суток, господин Пунтила.

Пунтила (с упреком, судье). Всего два денька, слышишь? А ты уже сдал, прикидываешься сонным! Мне же хочется поговорить с тобой по душам, рассказать о себе – я так одинок! Потолкуем хотя бы о нашем парламенте! Все вы меня бросили, не выдержали! Да, дух силен, а плоть немощна! Где доктор? Вчера он готов был померяться силами с целым светом! Потом начальник станции помог его вынести, а к семи часам и он тоже скапутился, – правда, он боролся героически… Как он тут болтал! Здесь еще аптекарь торчал. Куда он девался? И это почтеннейшие люди округа, смотреть на вас стыдно! (Спящему судье.) Какой пример вы подаете тавастландцам – ты об этом подумал? Судья – и не может высидеть часок в ресторане! Да если бы мой батрак так пахал, как ты пьешь, лентяй этакий, я бы его выгнал в два счета. Ах ты пес, сказал бы я ему, я тебе покажу, как относиться к своим обязанностям спустя рукава! Ты только подумай, Фредрик, ты человек образованный, на тебя вся надежда, ты должен показывать пример выдержки, на тебя весь народ смотрит, неужели ты лишен чувства ответственности? Почему ты не можешь взять себя в руки, сесть, поговорить со мной, слабый ты человек! (Официанту.) Какой сегодня день?

Официант. Суббота, господин Пунтила.

Пунтила . Не может быть! Сегодня должна быть пятница!

Официант. Виноват, сегодня суббота.

Пунтила . Не противоречь! Хорош официант! Хочешь разогнать всех посетителей, грубишь. Принеси-ка еще водки, только слушай хорошенько, не перепутай, – чтоб мне была водка и пятница, понял?

Официант. Так точно, господин Пунтила. (Уходит.)

Пунтила (судье). Да проснись ты, слабосильная команда! Не бросай меня! Сдался перед какой-то несчастной бутылкой водки! Ведь ты ее только понюхал. Кругом море разливанное, а ты забрался в лодку и боишься нос окунуть, стыдно! Смотри! (Изображает.) Иду по морю, как посуху, вокруг меня водочка плещет, а мне хоть бы что! Не утону! (Видит шофера Матти, который уже некоторое время стоит в дверях.) Ты кто такой?

Матти. Ваш шофер, господин Пунтила.

Пунтила (недоверчиво). Кто? А ну повтори!

Матти. Я ваш шофер.

Пунтила . Это каждый так может назваться. Я тебя не знаю.

Матти. Может, вы меня не разглядели как следует, я у вас всего пятую неделю.

Пунтила . А откуда ты тут взялся?

Матти. С улицы. Я вас два дня жду в машине.

Пунтила . В какой машине?

Матти. В вашей, в студебекере.

Пунтила . Будет врать. Ты сначала докажи!

Матти. Больше я вас ждать не намерен, вот что! Сыт по горло! Так с человеком не обращаются.

Пунтила . С человеком? А разве ты человек? Только что ты сказал, что ты шофер! Ага, поймал – сам себе противоречишь! Признавайся!

Матти. Вот вы сейчас узнаете, человек я или нет. Не позволю я обращаться с собой, как со скотиной, – два дня сижу и жду, когда вы наконец соизволите выйти.

Пунтила . Ты, кажется, утверждал, что не намерен меня ждать?

Матти. Вот именно. Заплатите мне сто семьдесят пять марок, а бумаги я возьму у вас в имении «Пунтила».

Входит официант , несет бутылку.

Официант. Ваша водочка, господин Пунтила, и сегодня пятница.

Пунтила . Вот это верно! (Кивнув на Матти.) Мой друг.

Официант. Да, это ваш шофер, господин Пунтила.

Пунтила . А-а, так ты шофер? Всегда говорил – в дороге встречаешься с замечательными людьми. Наливай!

Матти. Что-то я вас не пойму! Не знаю, выпить с вами или нет?

Пунтила . Вот недоверчивый какой! Я тебя понимаю. С чужими людьми за стол садиться опасно. Напоят, уснешь, а они тебя обчистят. Я – хозяин Пунтила, из Ламми, я честный человек, у меня девяносто коров, вот! Со мной можешь пить спокойно, братец!

Матти . Ну, так и быть. А я – Матти Альтонен. Рад познакомиться!

Чокаются.

Пунтила . У меня сердце доброе, я сам этому рад. Один раз я даже поднял жука-рогача с дороги и отнес в лес, чтобы его не переехали. Вот какой я хороший! Я ему подставил прутик, он так и пополз по прутику. У тебя тоже сердце доброе, сразу видно. Терпеть не могу, когда люди воображают – «я, я, я!» Кнутом бы их отстегать. Есть, знаешь, такие богатеи – батракам кусок хлеба жалеют. А вот я с удовольствием кормил бы свою челядь жареным мясом. Разве они не такие же люди, как я? Им тоже хочется хорошо покушать, так пусть и кушают! Ты со мной согласен?

Матти. Вполне.

Пунтила . Неужели я заставил тебя сидеть на улице? Свинство с моей стороны, простить себе не могу! Я тебя прошу, если я когда-нибудь еще так поступлю – возьми гаечный ключ и трахни меня по башке! Матти, ты мне друг?

Матти. Нет.

Пунтила . Спасибо, Матти, я так и знал. Посмотри на меня. Кто перед тобой?

Матти. С вашего разрешения – толстая образина, пьяная в дым.

Пунтила . Видишь, до чего внешность обманчива! Совсем я не такой! Матти, я больной человек!

Матти. И даже очень больной.

Пунтила . Вот, правильно! Это не каждый понимает. Посмотреть на меня – ни за что не догадаешься. (Мрачно и пристально смотрит на Матти.) Я припадочный.

Матти. Что вы говорите?

Пунтила . Слушай, тут не до смеха. Это со мной бывает раза четыре в год. Просыпаюсь – вдруг чувствую: трезвый в стельку!

Матти. И часто у вас эти припадки повторяются?

Пунтила . Регулярно. Начинается так: обычно я совсем нормальный, вот такой, как сейчас. В здравом уме и твердой памяти, вполне владею собой. И вдруг начинается припадок. Сначала что-то делается со зрением. Вместо двух вилок (поднимает вилку) я вижу только одну!..

Матти (испуганно). Значит, слепнете наполовину?

Пунтила . Да, я вижу только половину всего мира. А потом еще хуже: как накатит на меня этот самый припадок трезвости, я становлюсь совершенной скотиной. И никаких задерживающих центров. Меня даже осуждать нельзя, братец, за то, что я делаю в этом состоянии. У кого есть сердце, тот сразу поймет, что я человек больной. (С ужасом.) Я становлюсь вполне вменяемым! А ты понимаешь, братец, что такое вменяемый человек? Это человек, который способен на все. Он уже не может думать о своей семье, заботиться о детях, дружба для него – ничто! Он готов переступить через свой собственный труп. И все это потому, что он, как говорят юристы, вполне вменяем.

Матти. А вы лечитесь от этих припадков?

Пунтила . Братец ты мой, я с ними борюсь как могу. Делаю все, что в человеческих силах! (Берет свой стакан.) Вот оно, единственное мое лекарство. Глотаю, глазом не моргну, и уж, конечно, не чайными ложечками, поверь. Честно скажу – я с этими припадками безудержной трезвости борюсь как мужчина. Но разве с ними справишься? Они меня постоянно одолевают. Смотри, например, как я был невнимателен к тебе, к такому замечательному парню! Слушай, поешь говядинки! И какой счастливый случай свел меня с тобой? Как ты ко мне попал?

Матти. Уволили меня с прежнего места – и, между прочим, зря.

Пунтила . Как же это случилось?

Матти. Привидения видел.

Пунтила . Настоящие привидения?

Матти (пожимает плечами). Да, в имении господина Паппмана. До меня там никогда никаких привидений не бывало. Если хотите знать, привидения появились потому, что там прескверно кормили. Когда в желудке не еда, а сплошной клейстер, обязательно привидится плохой сон, а то и кошмар! Не выношу, когда скверно кормят. Хотел сразу взять расчет, да другого ничего не предвиделось. Взяла меня тоска, я и поговорил на кухне про страшное, глядишь – судомойкам привиделось, что на заборе торчат детские головы. Девки все до одной сбежали! Скотнице я рассказал, как из хлева выкатилось что-то серое, круглое – вроде человеческой головы, ну, она сразу – хлоп в обморок. И горничная взяла расчет! Я ей сказал, что видел, как вечером, часов в одиннадцать, из бани вылез какой-то черный человек: несет свою голову под мышкой, а сам просит у меня прикурить. Господин Паппман на меня раскричался: ты, говорит, мне всю челядь разгонишь, нет у меня никаких привидений! А я ему – ошибаетесь, говорю, я, к примеру сказать, своими глазами видел. Когда хозяйку отправили в родильный дом, так из кухаркиного окошка две ночи подряд вылезало белое привидение и лезло в окошко самого господина Паппмана. Тут уж он ни слова не сказал, сразу рассчитал меня. Перед уходом я ему и говорю: может, если у вас людей будут лучше кормить, привидения оставят вас в покое, они, например, мясного духа совсем не выносят.

Пунтила . Значит, ты потому потерял место, что там работников плохо кормили? Уважаю за то, что любишь покушать! Ты только води трактор как следует, не дерзи, воздай Пунтиле пунтилово, и все будет хорошо! У меня всего хватит, как дров в лесу! Договоримся! С Пунтилой легко договориться. (Поет.)

Ну зачем тебе, милашка, судиться со мной?
Мы ведь ладили в постели отлично с тобой.

Эх, рубил бы Пунтила с вами березы, корчевал бы поле, водил бы трактор! Да разве мне позволят? Надели на меня крахмальный воротничок, я об него уже два подбородка стер. «Папочке не пристало пахать, папочке не пристало щекотать девчонок, папочке не пристало с работниками кофе пить»! Нет, теперь папочке надоело, что ему все не пристало! Вот поеду в «Кургелу», сосватаю дочке дипломата, а потом сниму пиджак, сяду за стол, и к черту всякую опеку, пусть эта Клинкманша заткнется, я ее так прижму, что… А вам всем прибавлю жалованья – мир велик, лес у меня останется, всем хватит – и вам, и хозяину «Пунтилы».

Матти (громко хохочет). Правильно. Вы только успокойтесь. И давайте разбудим господина судью, но только тихонечко, а то он с перепугу засудит нас лет на сто.

Пунтила . Но я должен быть уверен, что между нами нет пропасти! Ну скажи – нет между нами пропасти?

Матти. Раз вы так приказываете, господин Пунтила, значит, пропасти нет.

Пунтила . А о деньгах мы должны поговорить?

Матти . Обязательно!

Пунтила . Фу, какая мелочность – говорить о деньгах!

Матти. Ну, тогда не надо.

Пунтила . Неверно! А почему бы, я тебя спрашиваю, почему бы нам и не быть мелочными? Свободные мы люди или нет?

Матти. Нет.

Пунтила . Вот видишь! А раз мы свободные люди, значит, можем делать что хотим. Хотим быть мелочными – пожалуйста! Нам надо раздобыть приданое для моей единственной дочки, значит, надо все обдумать спокойно, трезво, то есть – пьяно! Есть две возможности: продать лес или продаться самому. Ты как посоветуешь?

Матти. Зачем себя продавать, если можно продать лес?

Пунтила . Как? Продать лес? Ну, я в тебе окончательно разочаровался! Да знаешь ли ты, что такое лес? Что это, по-твоему, – десять тысяч кубометров дров? Или это – зелень, радость людям? И ты хочешь продать зелень, радость! Как тебе не стыдно!

Матти. Ну, тогда продайте себя.

Пунтила . И ты, Брут! Неужели ты вправду хочешь, чтобы я себя продал?

Матти. Да кто вас купит?

Пунтила . Госпожа Клинкман.

Матти. Хозяйка «Кургелы»? Тетенька дипломата? Мы ведь к ней едем?

Пунтила . Она ко мне неравнодушна.

Матти. И вы хотите торговать своим телом? Какой ужас!

Пунтила . Ничего ужасного. Только вот свободы мне не будет, братец! И все-таки я собой пожертвую! Ну что я такое?

Матти. Это-то верно.

Судья (просыпается, шарит вокруг себя, звонит в воображаемый колокольчик). Прошу в зале суда соблюдать тишину!

Пунтила . Он думает – раз он спит, значит, он в суде. Братец, ты решил вопрос: теперь ясно, кому больше цена – такому лесу, как мой, или такому человеку, как я. Ты – замечательный малый. Вот, возьми мой бумажник, расплатись и спрячь, не то все равно потеряю. (Показывая на судью.) Поднять его и вынести! Все я теряю, лучше бы у меня ничего не было. Деньги воняют, запомни! Как я мечтаю, чтоб у меня ничего не было и мы с тобой брели бы пешком по нашей чудесной Финляндии, правда, можно и проехаться в какой-нибудь маленькой двухместной машине, неужели нам не накачали бы даром немножко бензина? А устанем – зайдем в кабачок, выпьем стаканчик, а за это наколем им дров – для тебя это раз плюнуть, братец мой.

Уходят. Матти тащит спящего судью.

II. Ева

Сени в усадьбе «Кургела». Ева Пунтила ждет отца и ест шоколад. Атташе Эйно Силакка показывается наверху, на лестнице. Он совсем сонный.

Ева. Представляю себе, как расстроена госпожа Клинкман.

Атташе. Моя тетушка никогда, не расстраивается надолго. Я еще раз справлялся по телефону. Говорят, мимо Кирхендорфа проехала машина и в ней двое что-то вопили.

Ева. Они! Я своего папашу узнаю из тысячи. Сразу понимаю, о ком речь. Если услышу, что кто-то гнался за батраком с плеткой или дарил бедной вдове машину, я сразу догадываюсь – это мой папочка!

Атташе. Но здесь он не у себя дома! Я боюсь только скандала. Я, может быть, плохо разбираюсь в арифметике и не помню, сколько литров молока мы посылаем в Каунас, – я сам молока не пью. Но у меня удивительный нюх на скандалы. Когда атташе французского посольства в Лондоне после восьмой рюмки коньяку крикнул герцогине Кэтремпл, что она потаскушка, я сразу предсказал – непременно будет скандал. И я оказался прав. Кажется, они! Знаешь, дорогая, я немного утомлен. Надеюсь, ты простишь, если я удалюсь к себе. (Поспешно уходит.)

Со страшным грохотом вваливаются Пунтила , Матти и судья .

Пунтила . А вот и мы. Только, пожалуйста, без церемоний. Не надо никого будить, мы разопьем в тесной компании бутылочку и ляжем спать. Ты счастлива?

Ева. Мы ждем вас третий день.

Пунтила . Да, нас задержали в дороге, но мы все привезли. Матти, снимай чемодан, надеюсь, ты ничего не разбил, не то мы тут помрем от жажды. Мы очень торопились, боялись, что ты заждалась.

Судья. Можно тебя поздравить, Ева?

Ева. Папка, ты нехороший. Целую неделю я торчу тут, в чужом доме, читаю один и тот же старый роман и сижу с атташе и его теткой. Можно просто лопнуть от скуки!

Пунтила . Мы так спешили, я их все время торопил, говорил – не засиживайтесь, мне надо потолковать с дипломатом насчет помолвки. Я радовался, что ты тут, в гостях у своего атташе, что тебе есть с кем поговорить, пока мы задерживаемся. Осторожней, Матти, как бы чего не случилось. (С бесконечными предосторожностями вносит вместе с Матти чемодан.)

Судья. Может быть, ты поссорилась с атташе, иначе ты бы не жаловалась, что вам скучно вдвоем.

Ева. Ах, не знаю. С ним даже поссориться нельзя.

Судья. Пунтила, по-моему, Еве этот брак не по душе. Говорит, что с атташе даже поссориться нельзя. Я вел однажды дело о разводе: жена заявила, что муж ни разу не дал ей по физиономии, когда она швыряла в него лампой. Она пожаловалась в суд, что он к ней невнимателен.

Пунтила . Так. Ну что ж, это тоже очень удачно. За что Пунтила возьмется, все будет удачно. (Еве.) Значит, ты несчастлива? Я тебя понимаю. Мой тебе совет – брось этого атташе. Разве он мужчина?

Ева (видит, что Матти ухмыляется). Я только сказала, что, кажется, мне с ним вдвоем скучно.

Пунтила . А я что говорю? Выходи за Матти. С ним не соскучишься.

Ева. Папа, ты невозможный человек! Я только сказала – кажется. (Матти.) Отнесите чемодан наверх!

Пунтила . Постой! Вынь-ка сперва пару бутылочек! Мы с тобой, дочка, сейчас обсудим за бутылочкой – подходит мне атташе или нет. Ты хоть помолвлена с ним?

Ева. Нет, о таких вещах мы даже не разговаривали. (Матти.) Не открывайте чемодан.

Пунтила . Что? Вы еще не обручились? За три дня? Чем же вы занимались? Что же он за человек после этого? Вот я – в три минуты обручусь с кем угодно! Давай его сюда, твоего атташе, а я приведу всех судомоек и покажу, как я обручусь – молниеносно! Давай бутылки, там бургундское. Нет, лучше давай ликер!

Ева. Нет, больше пить я не позволю! (Матти.) Отнесите чемодан ко мне в комнату, вторая направо.

Пунтила (в испуге, видя, что Матти поднимает чемодан). Евочка, это нехорошо с твоей стороны! Неужели ты родного отца заставишь умереть от жажды? Обещаю тебе, я потихонечку выпью с кухаркой или с горничной бутылочку – и Фредрику дадим, видишь, он тоже помирает от жажды. Надо его пожалеть!

Ева. Я нарочно не ложилась спать, чтобы ты не будил служанок.

Пунтила . Я уверен; что Клинкманша – а где она, кстати? – сама с удовольствием посидит со мной. Фредрик устал, пусть идет спать, а я кой о чем поговорю с Клинкманшей, я давно собирался с ней поговорить, мы всегда были неравнодушны друг к другу.

Ева. Пожалуйста, возьми себя в руки. Госпожа Клинкман и без того разозлилась, что ты опоздал на три дня. Вряд ли она и завтра к тебе выйдет.

Пунтила . А я к ней постучусь – и все улажу. Я знаю, как с ней обращаться, в этом ты, Ева, ничего не понимаешь.

Ева. Я одно понимаю, что с тобой ни одна женщина слова не скажет, когда ты в таком виде. (Матти.) Несите чемодан. Хватит с меня этих трех дней.

Пунтила . Евочка, будь же умницей! Если ты против, чтобы я шел к Клинкманше, приведи сюда эту толстушечку – она экономка, что ли, – я хоть с ней кой о чем поговорю.

Ева. Папа, не доводи меня, не то я сама потащу чемодан и, наверно, по дороге нечаянно уроню его.

Пунтила в ужасе отшатывается. Матти уносит чемодан наверх. Ева идет за ним.

Пунтила (сражен). Вот как дочка обращается с отцом! (Поворачивается, собираясь уйти.) Фредрик, идем!

Судья. Что ты опять затеял, Иоганнес?

Пунтила . Уезжаю! Мне тут не нравится. А я-то спешил, приехал ночью, а где объятия, где поцелуи? Пусть я похож на блудного сына, Фредрик, но для него заклали тельца. А что, если бы его встретили попреками? Нет, вон отсюда!

Судья. Куда?

Пунтила . И ты еще спрашиваешь? Разве не видишь, что мне родная дочка рюмки водки жалеет? Выгоняет ночью из дому, приходится искать, кто мне даст бутылку-другую!

Судья. Пунтила, образумься, где ты возьмешь водку в три часа ночи? Без рецепта тебе даже в аптеке спирту не дадут, это запрещено законом.

Пунтила . И ты меня предаешь? Значит, мне никто не даст законной водки? Нет, я тебе покажу, как я достаю законную водку хоть днем, хоть ночью.

Ева (на лестнице). Папа! Сейчас же сними пальто!

Пунтила . Тише, Ева! Чти отца твоего и матерь твою – и долголетен будешь на земле. Хорош дом, где из гостей тянут кишки и вешают сушить, как белье на веревку! И жены мне тут нет! Я тебе покажу, будет мне жена или нет! Скажи своей Клинкманше, мне ее общество не подходит! Для меня она как неразумная дева, которая забыла налить масло в светильник2
Намек на евангельскую притчу о «неразумных девах», не успевших к приходу «жениха» наполнить свои светильники маслом.

Нет, вон отсюда! Как загремлю, так все повороты от страха распрямятся! (Уходит.)

Ева (бежит вниз). Эй, кто-нибудь! Задержите этого господина!

Матти (за ней). Поздно. Уж очень он прыткий.

Судья. Пожалуй, я ждать не стану. Годы мои уже не те, Ева, а с ним, наверно, ничего не случится. Ему всегда везет. Где моя комната? (Идет наверх.)

Ева. Третья справа. (Матти.) Придется нам посидеть и проследить, чтоб он не напился со служанками и не стал с ними фамильярничать.

Матти. Да, это очень неприятная штука, когда хозяин с тобой запанибрата. Я служил на бумажной фабрике, так тамошний сторож потребовал расчета за то, что господин директор стал его расспрашивать, как поживает его сын…

Ева. Все злоупотребляют слабостью отца. Он слишком добрый.

Матти. Для всех счастье, что он хоть иногда напивается. Он становится такой добрый, что даже зеленого змия готов погладить, если он ему привидится.

Ева. Мне не нравится, что вы так говорите о своем хозяине. И прошу вас не понимать буквально то, что отец говорит – хотя бы про атташе. Я не желаю, чтобы вы разболтали все его шутки.

Матти. Ах да, про то, что атташе – не мужчина. На это можно смотреть по-разному. Служил я у одного хозяина, а у него была дочка, вот она зовет меня в купальню и говорит: «Ах, подайте мне мой купальный халат, я так стесняюсь! На меня все мужчины смотрят, когда я вхожу в воду!» А сама стоит передо мной в чем мать родила!

Ева. Не понимаю, что вы имеете в виду.

Матти. Ничего, просто рассказываю, чтобы вы не скучали. Когда я с господами говорю, я ничего не имею в виду, и вообще у меня своего мнения нет – они этого не любят.

Ева (после паузы). Атташе пользуется большим уважением в дипломатических кругах, ему предстоит блестящая карьера, так и знайте. Он один из самых умных молодых дипломатов.

Матти. Понятно.

Ева. Я только хотела сказать – вот тогда, при вас, – что мне с ним было не так интересно, как предполагал мой отец. Конечно, совсем не важно, интересно с человеком или нет.

Матти. Я знал одного – вот уж с кем было неинтересно, а нажил он на маргарине и на сале целый миллион.

Ева. Нас давно собираются обручить. Мы с детства росли вместе. Может быть, я просто очень жизнерадостный человек и не люблю скучать.

Матти. И поэтому сомневаетесь.

Ева. Ничуть я не сомневаюсь. Странно, почему вы никак не можете меня понять? Вы, наверно, устали. Почему же вы не ложитесь спать?

Матти. Составляю вам компанию.

Ева. Совершенно незачем. Я только хотела подчеркнуть, что атташе очень умный, очень добрый человек, что нельзя судить по наружности, или по разговору, или по тому, что он делает. Он очень ко мне внимателен. Угадывает каждое мое желание. Никогда он не поступит вульгарно, никогда не станет фамильярничать, не будет хвастаться, что он настоящий мужчина. Я его очень высоко ценю, очень! Вы, кажется, засыпаете?

Матти. Нет-нет, говорите, я только закрыл глаза, чтобы лучше сосредоточиться.

Брехт Бертольд

Бертольд Брехт

Господин Пунтила и его слуга Матти

Народная комедия

По рассказам и наброску пьесы Хеллы Вуолийоки

Перевод Р. Райт-Ковалевой, С. Болотина и Т. Сикорской

ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА

Пунтила - хозяин имения.

Ева Пунтила - его дочь.

Mатти - его шофер.

Официант.

Ветеринар.

Эмма-самогонщица.

Девушка-фармацевтка.

Коровница.

Телефонистка.

Работник.

Рыжий работник.

Тощий работник.

Красный Сурккала.

Лайна - кухарка.

Фина - горничная.

Пасторша.

Лесорубы.

(Произносится исполнительницей роли коровницы)

Почтенный зритель! Пусть борьба трудна!

Уже сегодня нам заря видна.

Но, не смеясь, нельзя добраться до вершин.

Поэтому мы вас сегодня посмешим.

И смех отвесим вам в веселых чудесах

Не граммами, не на аптекарских весах,

А центнерами, как картошку, и притом

Орудуя, где надо, топором.

Сейчас откроем занавес, и в дверь

Ворвется жадный допотопный зверь

Жестокий деревенский богатей,

Известный бесполезностью своей.

Там, где он водится, тупой и твердолобый,

Он бич земли, он полон дикой злобой.

Вы видите, как он, бесстыдный и опасный,

Проходит по земле Финляндии прекрасной.

Хотя из-за кулис не выйдет та страна,

Поэзия ее из текста вам видна:

Бидонов звон и рощ березовых покой,

И белой ночи свет над медленной рекой,

И пенье петухов в селе, в глухом затишье,

И утренний дымок над черепичной крышей

Все это, мы надеемся, сейчас

В именье "Пунтила" {*} откроется для вас.

{* Все трехсложные собственные имена в этой пьесе произносятся с ударением на первом слоге (П_у_нтила, К_у_ргела и т. д.).}

Пунтила находит настоящего человека.

Отдельный кабинет в Парк-отеле в Тавастхусе. Помещик Пунтила, судья и

официант. Судья, пьяный, валится под стол.

Пунтила. Послушайте, мы давно здесь?

Официант. Двое суток, господин Пунтила.

Пунтила (с упреком, судье). Всего два денька, слышишь? А ты уже сдал, прикидываешься сонным! Мне же хочется поговорить с тобой по душам, рассказать о себе - я так одинок! Потолкуем хотя бы о нашем парламенте! Все вы меня бросили, не выдержали! Да, дух силен, а плоть немощна! Где доктор? Вчера он готов был померяться силами с целым светом! Потом начальник станции помог его вынести, а к семи часам и он тоже скапутился, - правда, он боролся героически... Как он тут болтал! Здесь еще аптекарь торчал. Куда он девался? И это почтеннейшие люди округа, смотреть на вас стыдно! (Спящему судье.) Какой пример вы подаете тавастландцам - ты об этом подумал? Судья - и не может высидеть часок в ресторане! Да если бы мой батрак так пахал, как ты пьешь, лентяй этакий, я бы его выгнал в два счета. Ах ты пес, сказал бы я ему, я тебе покажу, как относиться к своим обязанностям спустя рукава! Ты только подумай, Фредрик, ты человек образованный, на тебя вся надежда, ты должен показывать пример выдержки, на тебя весь народ смотрит, неужели ты лишен чувства ответственности? Почему ты не можешь взять себя в руки, сесть, поговорить со мной, слабый ты человек! (Официанту.) Какой сегодня день?

Официант. Суббота, господин Пунтила.

Пунтила. Не может быть! Сегодня должна быть пятница!

Официант. Виноват, сегодня суббота.

Пунтила. Не противоречь! Хорош официант! Хочешь разогнать всех посетителей, грубишь. Принеси-ка еще водки, только слушай хорошенько, не перепутай, - чтоб мне была водка и пятница, понял?

Официант. Так точно, господин Пунтила. (Уходит.)

Пунтила (судье). Да проснись ты, слабосильная команда! Не бросай меня! Сдался перед какой-то несчастной бутылкой водки! Ведь ты ее только понюхал. Кругом море разливанное, а ты забрался в лодку и боишься нос окунуть, стыдно! Смотри! (Изображает.) Иду по морю, как по суху, вокруг меня водочка плещет, а мне хоть бы что! Не утону! (Видит шофера Матти, который уже некоторое время стоит в дверях.) Ты кто такой?

Матти. Ваш шофер, господин Пунтила.

Пунтила (недоверчиво). Кто? А ну, повтори!

Матти. Я ваш шофер.

Пунтила. Это каждый так может назваться. Я тебя не знаю.

Матти. Может, вы меня не разглядели как следует, я у вас всего пятую неделю.

Пунтила. А откуда ты тут взялся?

Матти. С улицы. Я вас два дня жду в машине.

Пунтила. В какой машине?

Матти. В вашей, в студебекере.

Пунтила. Будет врать. Ты сначала докажи!

Матти. Больше я вас ждать не намерен, вот что! Сыт по горло! Так с человеком не обращаются.

Пунтила. С человеком? А разве ты человек? Только что ты сказал, что ты шофер! Ага, поймал - сам себе противоречишь! Признавайся!

Матти. Вот вы сейчас узнаете, человек я или нет. Не позволю я обращаться с собой, как со скотиной, - два дня сижу и жду, когда вы наконец соизволите выйти.

Пунтила. Ты, кажется, утверждал, что не намерен меня ждать?

Матти. Вот именно. Заплатите мне сто семьдесят пять марок, а бумаги я возьму у вас в имении "Пунтила".

Входит официант, несет бутылку.

Официант. Ваша водочка, господин Пунтила, и сегодня пятница.

Пунтила. Вот это верно! (Кивнув на Матти.) Мой друг.

Официант. Да, это ваш шофер, господин Пунтила.

Пунтила. А-а, так ты шофер? Всегда говорил - в дороге встречаешься с замечательными людьми. Наливай!

Матти. Что-то я вас не пойму! Не знаю, выпить с вами или нет?

Пунтила. Вот недоверчивый какой! Я тебя понимаю. С чужими людьми за стол садиться опасно. Напоят, уснешь, а они тебя обчистят. Я - хозяин Пунтила, из Ламми, я честный человек, у меня девяносто коров, вот! Со мной можешь пить спокойно, братец!

Mатти. Ну, так и быть. А я - Матти Альтонен. Рад познакомиться!

Чокаются.

Пунтила. У меня сердце доброе, я сам этому рад. Один раз я даже поднял жука-рогача с дороги и отнес в лес, чтобы его не переехали. Вот какой я хороший! Я ему подставил прутик, он так и пополз по прутику. У тебя тоже сердце доброе, сразу видно. Терпеть не могу, когда люди воображают - "я, я, я!" Кнутом бы их отстегать. Есть, знаешь, такие богатей - батракам кусок хлеба жалеют. А вот я с удовольствием кормил бы свою челядь.жареным мясом. Разве они не такие же люди, как я? Им тоже хочется хорошо покушать, так пусть и кушают! Ты со мной согласен?

Матти. Вполне.

Пунтила. Неужели я заставил тебя сидеть на улице? Свинство с моей стороны, простить себе не могу! Я тебя прошу, если я когда-нибудь еще так поступлю - возьми гаечный ключ и трахни меня по башке! Матти, ты мне друг?

	Анатолий Лобоцкий (в центре) в роли Матти, слуги господина Пунтилы, лишь изредка терял комичную невозмутимость Фото Глеба Щелкунова / Коммерсантъ
	Алла Шендерова. . "Господин Пунтила и его слуга Матти" в Театре имени Маяковского (Коммерсант, 15.11.2012 ). Глеб Ситковский. . "Господин Пунтила и его слуга Матти" в Театре им. Маяковского (Colta.ru, 15.11.2012 ). Николай Берман. . В Театре им. Маяковского поставили «Господина Пунтилу и его слугу Матти» Бертольта Брехта (Газета. Ru, 14.11.2012 ). Анна Банасюкевич. . Премьерный спектакль "Господин Пунтила и его слуга Матти" по пьесе Бертольта Брехта показали в Театре им. Маяковского (РИА Новости, 14.11.2012 ). Анна Чужкова. . Миндаугас Карбаускис поставил спектакль по пьесе Брехта «Господин Пунтила и его слуга Матти» (Культура, 18.11.2012 ).

Господин Пунтила и его слуга Матти. Театр им. Маяковского . Пресса о спектакле

Коммерсант , 1 5 ноябр я 2012 года

В Брехте нашли финскую глубинку

"Господин Пунтила и его слуга Матти" в Театре имени Маяковского

Худрук "Маяковки" Миндаугас Карбаускис выпустил редкую у нас пьесу Бертольда Брехта, начисто лишив ее политики. Как и зачем он это сделал, пыталась понять АЛЛА ШЕНДЕРОВА.

Для нынешней премьеры Миндаугас Карбаускис выбрал пьесу Брехта, до сих пор не ставившуюся на российской сцене - в СССР "Господин Пунтила и его слуга Матти" шел только в Прибалтике. Пьесу, получившую прозвище "самой небрехтовской", Брехт написал в 1940-м, будучи зрелым драматургом и взяв за основу рассказы финской писательницы Хеллы Вуолийоки. "Небрехтовской" пьесу считают потому, что в ней много финского колорита и мало прямых призывов к классовой борьбе - они как-то растворились в лукавой притче о богатом помещике Пунтиле, походившем на человека только в подпитии, а стрезва оказывавшимся редкой свиньей.

Комедию, напоминающую сборник деревенских анекдотов о похождениях Пунтилы и его шофера Матти, режиссер вписывает в белоснежное пространство, изумительно оформленное Сергеем Бархиным. На авансцене - толпа пустых бутылок, заменяющая Пунтиле толпу подданных. По бокам - ржавые стволы сосен. Белые ступени ведут не только в барскую гостиную, но оказываются ступенями социальной лестницы, по которой начинает было подниматься шофер Матти. По бокам - двери в господские покои. А в глубине, на дне этого белого колодца, словно увиденная с высоты, расположилась деревенька, господский дом и острые сосенки - тот самый лес, который Пунтила хочет пустить на приданое дочери.

Художник подробно и даже любовно воссоздает ощущения от снежных лесных просторов, а режиссер столь же детально разбирает отношения хозяина со слугой. Михаил Филиппов очень заразителен в роли самодура и бедокура Пунтилы, спьяну сватающего всех деревенских баб, вверяющего слуге бумажник и даже готового отдать за него свою дочку Еву, хотя у той уже есть женишок. Хорош и Матти: на отстраненный юмор и невозмутимую физиономию Анатолия Лобоцкого зал откликается частым хохотом. Внешне пара напоминает Дон Кихота и Санчо, только наоборот: смачный, приземистый, жадный Кихот и длинный, аскетичный Санчо.

Все перемены в отношениях этих двоих (Пунтила то грозит слуге тюрьмой, то уговаривает стать зятем, к чему тот, оказывается, вовсе не склонен) сыграны точно. Самые маленькие роли превращены в яркие скетчи, в которых нашлось место и заслуженным старикам "Маяковки", и среднему поколению, и молодежи: четыре невесты господина Пунтилы и бывшая невеста Матти смотрятся одна смешнее другой. Неплоха и Зоя Кайдановская - Ева, в которой тоже борются два начала: естественное влечение к Матти и наследственное отцовское самодурство. Словом, во всем, что касается частностей, Миндаугас Карбаускис выступает достойным учеником своего учителя - Петра Фоменко. Не хватает лишь того главного, ради чего затеяна эта обаятельная, но изрядно затянутая игра. Той важной (пусть даже ложной) режиссерской мысли, объясняющей, почему, например, режиссер ставит Брехта намеренно аполитично - ведь не только для того, чтоб позлить критиков, твердящих, что русский театр смешон в своем эскапизме.

У прежнего, раннего Карбаускиса все спектакли оказывались размышлением о том, что ждет человека за чертой жизни и как можно достойно встретить смерть. Теперь эти юношеские странности, эти (как говорил Андрей Белый о Чехове) "пролеты в вечность" сменило крепкое ремесло и благородное намерение обслуживать не собственные амбиции, а амбиции артистов Театра имени Маяковского. Что ему тоже вполне удается.

Colta .Ru, 15 ноября 2012 года

Глеб Ситковский

Зла не хватает

В «Господине Пунтиле и его слуге Матти» Карбаускиса хвост (читай «труппа театра Маяковского») виляет собакой, а собака (читай «режиссер») упорно прячется в конуре и вылезает оттуда лишь для того, чтобы поставить осмысленный финал.

Беспощадно злой, резкий и горький спектакль. О пьяных и циничных скотах, правящих страной Финляндией. О хозяевах жизни, которые ни в грош не ставят тех, у кого в кармане ни гроша. О жуликах и ворах, которые в трезвом виде грабят своих соотечественников, а в пьяном пускают умиленную слезу, вспоминая про последнее убежище негодяев, зовущееся патриотизмом. О зажравшихся и опухших с бодуна мордах, не влезающих в экран телевизора. Да, вы угадали: спектакль о России. Так вот, такого «Господина Пунтилы и его слуги Матти» в постановке Миндаугаса Карбаускиса в репертуаре Театра имени Маяковского нет.

Зато в афише имеется одноименное зрелище в постановке того же режиссера, наполненное тонкими интеллигентными намеками на то, что, возможно, не все ладно в Датском королевстве, а заодно и в Финской республике. Причем в существовании этой тонкой красной (или не красной? есть подозрение, что со времен Брехта она успела многажды изменить свой цвет) линии, тянущейся сквозь спектакль, нет полной уверенности, поскольку моментами она превращается в пунктир, а то и вовсе пропадает, безнадежно стушевываясь на фоне того, что принято именовать яркой театральностью. Куда ей, такой тонкой и такой неуверенной в себе, супротив обаятельного Михаила Филиппова, демонстрирующего свой широкий актерский диапазон в роли алкаша Пунтилы? То перед нами слюнявый миляга, готовый по пьяной лавочке брататься со слугами и женихаться с окрестными доярками, то проспавшаяся похмельная скотина, которая, тараща глаза и багровея мордой, орет на челядь и домочадцев что-то похожее на «Разорю! Не потерплю!» Прекрасно играет человек, просто прекрасно. До того хорошо это у него выходит, что кажется - сам режиссер, восхищенно всплеснув руками, отступает в сторону и соглашается на время умереть в актере. Пускай поработает.

Что-то похожее в режиссерской биографии Карбаускиса уже было. Сдается, что брехтовский спектакль совершенно сознательно срифмован им с инсценировкой «Мертвых душ», предпринятой в Московском Художественном театре шесть лет назад. «Похождение» (именно под таким названием она фигурировала в афише МХТ) тоже было задумано как спектакль о родине-уродине и тоже на деле вылилось в цепь сочных актерских бенефисов на фоне непролазной чавкающей жижи, вываленной на сцену художником Сергеем Бархиным и способной засосать в себя не только всякого Чичикова с Коробочкой, но даже и птицу-тройку со всей ее сбруей и бубенцами. Если в гоголевском спектакле герои рисковали утонуть в дорожной грязи, то во второй части этой своеобразной сценической дилогии они бултыхаются уже в океанах выпитой водки, и кажется совершенно логичным, что на этот раз великолепный Бархин занял авансцену уже не родной русской грязью, а родными русскими бутылками. Пустыми. Даже заканчиваются оба спектакля совершенно одинаково - богатырским храпом, несущимся над долами и лугами. Правда, в «Мертвых душах» мы имели дело с хоровым храпом гоголевских персонажей, а в «Господине Пунтиле» Михаил Филиппов, выводя носом рулады, аккомпанирует таким образом задушевной детской песенке о Родине: «Вижу чудное приволье, вижу нивы и поля. Это русское раздолье, это русская земля». Боже, как грустна наша Россия - что тут еще остается сказать?

Тогда, шесть лет назад, о «Похождении» писали как об одном из самых неудачных режиссерских приключений Карбаускиса, и похоже, что вторая часть «русской дилогии», если можно ее так назвать, пострадала ровно по тем же причинам. Кажется, будто режиссер уже поднимает ногу и даже замахивается, чтобы дать хорошего пенделя заспанной, опухшей с похмелья России, а потом с деликатностью иностранца неуверенно замирает: «Может быть, вы сами? А то я тут человек чужой. Неудобно как-то». В итоге замах на рубль, а результат - копеек на 15. И «Похождение», и нынешний «Господин Пунтила и его слуга Матти» оказались всецело отданы на откуп актерам. Хвост (читай «труппа театра Маяковского») виляет собакой, а собака (читай «режиссер») упорно прячется в конуре и вылезает оттуда лишь для того, чтобы финал осмысленный поставить.

В «Господине Пунтиле» мастерски решено множество мелких задач, но ему, что называется, «зла не хватает». То есть самой соли. Лишенная социального запала брехтовская история начинает, как ни странно, напоминать пьесу Бомарше «Женитьба Фигаро», где Пунтила смахивает на графа Альмавиву (тоже та еще скотина), а трезвый во всех отношениях Матти (Анатолий Лобоцкий) - на свободолюбивого Фигаро. Ну что ж, Бомарше тоже хороший драматург. Не хуже Брехта. Но все же хочется попросить Миндаугаса Карбаускиса: когда будете в следующий раз ставить спектакль о России, добавьте в него немножко русофобии. Поверьте, мы в ней очень-очень нуждаемся.

Газета .Ru, 14 ноября 2012 года

Николай Берман

Пунтила без Путина

В Театре им. Маяковского поставили «Господина Пунтилу и его слугу Матти»: Миндаугас Карбаускис превратил едкую и резкую комедию левака Бертольт а Брехта о финском помещике-самодуре в буржуазную комедию положений.

Карбаускис, ученик Петра Фоменко, возглавил Театр Маяковского полтора года назад, став одним из первых молодых режиссеров, назначенным на пост руководителя почтенного театра. В отличие от Олега Меньшикова, возглавившего Театр им. Ермоловой, и Кирилла Серебренникова, пришедшего реформировать театр им. Гоголя, Карбаускис не стал рубить сплеча и устраивать революций – не стал снимать с репертуара спектакли и не заставил уйти ни одного актёра. Человек осторожный и обходительный, он действует медленно и аккуратно. Его первая постановка на этой сцене, «Таланты и поклонники» по Островскому, казалась нарочито традиционной – но в ней ему удивительным образом удалось отчистить народных артистов долго пребывавшей в спячке труппы от всех штампов, заставив их существовать на сцене с нетеатральной простотой и свободой. Намеренно старомодный спектакль казался важным компромиссом и заделом перед будущей работой: ясно, что после «Талантов и поклонников», уже снискавших огромный успех, актёры Маяковки будут готовы пойти за Карбаускисом куда угодно.

Когда стало известно, что теперь Карбаускис ставит Брехта, это было для многих неожиданностью, но и поводом для надежд – мол, теперь он в самом деле двинется в каком-то ином направлении, более смелом, чем прежде. До сих пор худрук Маяковки чурался современности и злобы дня и мыслил в основном метафизическими категориями.

Но если режиссёр берётся за Брехта, то он априори не может не говорить о политике. Пьесы главного левака и бунтаря от драматургии ХХ века держатся на такой мощной энергии протестной борьбы, что любые попытки её преодолеть обречены на поражение.

И каждый спектакль по Брехту на московской сцене обычно вызывает множество пересудов и разговоров – по крайней мере в театральном мире, как это было, например, с вышедшей несколько лет назад «Трёхгрошовой оперой» Серебренникова, где действие впрямую переносилось в современную Россию, а в антракте зал – к ужасу почтенной публики – заполоняли нищие, как будто сбежавшие из московского метро.

Конечно, от флегматичного Карбаускиса никто не ожидал такого радикализма, но выбор пьесы всех заинтриговал очень сильно, как и некоторые другие обстоятельства. Брехтовская «народная комедия», вдохновлённая финской писательницей Хеллой Вуолийоки, повествует о помещике-самодуре Пунтиле. Он тиранит своих подданных, пока трезв, и начинает пламенно любить народ, когда выпьет.

Созвучие имени героя с одной известной фамилией, равно как и розовый профиль на афишах спектакля, отдалённо напоминающий президентский, делало аллюзии, которые и так сами собой напрашивались, ещё мощнее – в воздухе повисло ожидание, что сейчас Маяковка рванет актуальным, ехидным и стопроцентно оппозиционным Брехтом. Характерно, что в какой-то момент по Москве даже поползли слухи, что некие мелкие муниципальные чиновники пытались помешать расклейке афиш спектакля, правда их быстро опровергли как сам театр, так и культурные власти столицы.

Созданное Сергеем Бархиным пространство «Пунтилы» выглядит стильно и современно. Белая сценическая коробка состоит из нескольких прямоугольных порталов, уходящих вглубь и сужающихся к центру. Из задней стены, куда они упираются, торчат крышами вперёд здания усадьбы Пунтилы: они почти игрушечные, мы видим их как бы с высоты птичьего полёта. Вокруг множество чёрных точек, в которых можно распознать принадлежащий ему лес или же тучи саранчи, с которой напившийся богач сравнивает жениха своей дочери. С разных сторон это стерильное и почти пустое помещение прорезают колонны коричневого цвета – не то ворвавшиеся в родовое гнездо деревья, не то насквозь проржавевшие трубы. Авансцена уставлена стройными рядами пустых бутылок, оставшихся от попоек Пунтилы. Бархин создал предельно условную и метафорическую среду, которая, никак не указывая на время действия, тем не менее явно принадлежит сегодняшнему дню и выглядит идеальной предпосылкой для спектакля по Брехту – но, увы, этой обстановкой и костюмами героев почти вся связь работы Карбаускиса с нашей эпохой и исчерпывается. Социальный памфлет Брехта он стерилизовал, превратил в забавную и беззаботную комедию положений.

Отказался от небольших зонгов, которые открывают и завершают действие, а также саркастически резюмируют каждый эпизод. Почти не наделил актёров инструментами для игры: эффектные мизансцены как будто стерилизованы и порой состоят из простого проговаривания реплик. Постарался вытащить из текста весь политический пафос конфликта угнетателей и угнетённых, придав маскам в духе площадного театра психологически объёмные характеры. Брехт страстен и резок, он не знает полутонов и компромиссов, непрерывно изобличая всех и вся. В его «Пунтиле» нет положительных героев: непутёвый помещик, несмотря на своё добродушие, остаётся злобной карикатурой на тирана, а его слуга шофёр Матти, как бы ни хотел автор видеть в нём романтического борца, всё равно слишком напоминает обычного пройдоху. У Карбаускиса же все поголовно такие милые-милые. Ну не без недостатков, конечно – да у кого из нас, по правде говоря, их нет?

В «Талантах и поклонниках» Карбаускис заставил текст Островского звучать так, как будто он написан сегодня. А вот Брехт в его постановке похож на Островского в самом классическом варианте. Актёры играют, давая прозвучать аплодисментам после ударных реплик, активно работают лицом, не боятся кричать и наяривать в кульминационных моментах. Это вроде бы вполне по Брехту – но у того за всеми гэгами стоит смысл, которого спектаклю Карбаускиса мучительно не хватает. Режиссёр так и не может до конца поймать брехтовский кураж – удаётся это лишь двум артистам, играющим главных героев.

Премьер Маяковки Михаил Филиппов больше, чем кто бы то ни было в этом спектакле, чувствует природу фарса, виртуозно жонглируя двумя красками – так, что переход от ярости к нежности невозможно предугадать. Для Анатолия Лобоцкого слуга Матти стал первой ролью за шесть лет, и в ней он сумел выплеснуть весь свой темперамент, с азартом Дон Жуана заигрывая с дочерью Пунтилы и озорством слуги-дзанни из комедии дель арте подсовывая решившему завязать с пьянством хозяину одну бутылку за другой. Проблема только в том, что Брехт в своей пьесе обыгрывает отношения короля и шута, а у Карбаускиса они становятся двумя равноправными клоунами, дружно работающими в дуэте.

Решительный бунт, к которому Матти приходит в финале, в спектакле почти незаметен. Весь народ Пунтилы усаживается в ряд, опустив ноги на горлышки пустых бутылок, а их повелитель, восседая на троне поверх ящиков от водки, вдруг начинает мерно храпеть посреди своей речи о природных красотах. Ну и ладно, спите – доброй вам ночи, дорогие финны!

Те, кто видели публичные прогоны премьеры, рассказывают, что начинались они с лозунга «Финляндия без Пунтилы!». В том, что этот момент убрали, не стоит искать никакой политической подоплёки: просто к Путину, митингам за честные выборы, да и вообще к социальным вопросам спектакль Карбаускиса имеет отношение не большее, чем к Нельсону Манделе, Иисусу Христу или далай-ламе. Хотел режиссёр или нет, у него получилась добротная и непритязательная буржуазная комедия, которую зрители смотрят расслабившись, радуясь приятному вечеру. Такие зрелища имеют право быть – вот только Брехт кажется последним в списке драматургов, по которым их можно поставить.

РИА Новости, 14 ноябр я 2012 года

Анна Банасюкевич

Доморощенный тиран и "креативный класс" в народной комедии Брехта

Премьерный спектакль "Господин Пунтила и его слуга Матти" по пьесе Бертольта Брехта показали в Театре им. Маяковского.

Сценография Сергея Бархина – это ряд порталов, встроенных друг в друга. Таким образом, сцена напоминает собою тоннель, или даже меха-гармошку старого фотоаппарата, заканчивающиеся объективом. В спектакле эти меха упираются в стилизованный финский пейзаж, снятый сверху – пара пустынных домов, вокруг снега и лесополоса, извилистый ряд бурых стволов без листьев. Как будто из глубины этого стерильного пейзажа появляются персонажи пьесы.

"Господин Пунтила и его слуга Матти" написана Брехтом на основе финских рассказов и наброска пьесы, начатой писательницей Хеллой Вуолийоки. Действие происходит в Финляндии, а главный герой и объект критики – богатый помещик Пунтила, страдающий своеобразным раздвоением личности. Когда он трезвый – то это обычный самодур, хищник и хам, но стоит Пунтиле напиться, и он превращается в сердечного совестливого человека. Выпивает со слугами, гонит взашей надменных бездарных сановных друзей и глупого щеголя атташе, жениха своей дочери. Эти метаморфозы происходят с Пунтилой на протяжении всей пьесы, рождая многочисленные комические ситуации, – собственно жанр сам Брехт и определил как народная комедия.

Со смешным и комическим в спектакля Карбаускиса – полный порядок: актеры изящно и с наслаждением обыгрывают колкие реплики своих героев, особенно это здорово получается у Анатолия Лобоцкого в роли шофера Матти.

Существенно еще и то, что в случае с Брехтом юмор, как правило, оказывается злободневным. Например, впавший в пьяную "левизну" Пунтила отмахивается от читающего морали друга-пастора: "Оставьте меня в покое, проповедуйте у себя в церкви, там хоть никто вас не слушает!". Правда, околополитический юмор, шутки на тему пьянства и любовных отношений, в любом случае, с любой пьесой и в любой постановке, как правило, обеспечивают успех. Проблема еще и в том, что некая общая злободневность, намеки, подходящие, практически, к любой эпохе, к любой, с оттенком тоталитарности, власти, по сегодняшним временам, когда многое можно сказать впрямую, кажутся слишком беззубыми, слишком необязательными. Впрочем, ближе к финалу спектакль, действительно, больше становится похож на сатиру, чем на комедию положений, как в предшествующие три часа.

Михаил Филиппов, недавно сыгравший у Карбаускиса Великатова в "Талантах и поклонниках", теперь играет Пунтилу – у него он совсем не финн, а настоящий русский барин, как будто бы из пьес Островского. Такой купеческий самодур с широкой натурой и попорченной, вроде, душевностью. В его порывах - сплошная искренность, сыгранная актером с еле-заметным лукавством. Загуляв в деревне, он выслушивает от своих случайных "невест", их рассказы о нелегкой доле, с трагичной значительностью в лице, с декларируемым всем видом сочувствием. Но эта гротескная серьезность тут же разрушена какой-нибудь нелепостью – то его руки с трудом смыкаются на широкой спине душащей его в объятиях девушки, то ему приходится тянуться на цыпочках и глупо подпрыгивать, чтобы достать до губ другой. Пытаясь быть галантным, он подставляет одной из безутешных девиц локоть, но та, расценив этот жест по-другому, ловко вытаскивает из его кармана очередную бутылочку.

Переходя от радостного запоя к тяжелому похмелью, актер будто меняет маски – полотенце на шее, закатанные рукава, опущенный подбородок и нахмуренный лоб, и вот уже Пунтила цедит злые фразы или грубо орет, резко рассекая сцену. В Пунтиле Филиппова есть какая-то сложная, вполне русская смесь исконного плебейства и претензии на аристократизм, дающая довольно диковатые плоды.

Известно, что в самой первой постановке пьесы в Германии Пунтилу играли так, что у публики он вызвал, скорее, сочувствие, чем осуждение, которого добивался социалистически настроенный автор. Получалось так, что Пунтила – неплохой человек, и лишь жесткое похмелье делает его несправедливым. Позже, после различных заметок и указаний Брехта, этого персонажа играли уже по-другому. У Филиппова Пунтила, скорее, оказался вне брехтовской традиции. Пусть весь его образ достаточно ироничен, но все же в том, как обаятельно-театрально кается он в своей трезвой злобе, как хватается руками за голову, как собирает брови домиком, превращаясь в карикатурного Пьеро, очень много тепла и заразительности, много той нашей родной безалаберности, которой обычно все прощается именно за ее безрассудность и бедовость.

Наверное, Пунтила может быть и таким, но тогда финал, в котором после каскада похожих друг на друга ситуаций, герой меняется, превращаясь в уже отнюдь не безобидного царька, кажется, несколько нелогичным. Пунтила впадает в казенную патриотическую риторику и взобравшись на импровизированный трон, который покорный Матти конструирует из пустых ящиков от выпитых бутылок, сзывает народ. Народ – наемные работники и домашние слуги, покорно собирается у подножия и бездумно вглядывается в даль. Туда, где возбужденное алкоголем воображение разошедшегося доморощенного тирана призывает увидеть поля, долы и реки. Циничный Матти, разучившийся удивляться, покорно восхищается, а только что выгнанный из дома "левак" Сурккала (в спектакле он вылитый хипстер – босой, в терракотового цвета штанах) заставляет дочку петь песню "Родина" (у Брехта пели другое, про Германию) – чтобы удовлетворить пьяный патриотизм хозяина, который, правда, бесцеремонно глушит детский звонкий голосок здоровым храпом. И этот Пунтила, в какой-то мелочной плебейской озлобленности уже совсем не похож на того, простодушного, в общем, чудака из предыдущих сцен.

Проблема, видимо, вот еще в чем. Пьеса Брехта, несмотря на свою комедийную природу, наполнена социальной, в первую очередь, критикой. Весь этот пласт – об отношениях господ и слуг – сегодня работает плохо, и в спектакле Карбаускиса это понимание очевидно в самой расстановке сил. В первую очередь, в том, какой получился Матти у Анатолия Лобоцкого. Конфликта с Пунтилой у него, в общем-то, нет. Если у Брехта, шофер отказывался от дочери Пунтилы по классовым соображениям и покидал дом хозяина, напевая революционного содержания песню, то здесь это что-то типа исполнительного директора при богатом начальнике, ну или ассистент. В общем, новая современная модификация вечного типа наперсника – только теперь в хорошем костюме, в очках, с чашечкой кофе и газетой в руках. И, главное, его все устраивает. Про Сурккалу – представителя "креативного класса" - тоже все понятно, впрочем, как и про народ, в целом. Про народ – сцена с брошенными "невестами" Пунтилы, которые все, как один, пришли к нему в гости на помолвку дочери, и все, как один, остались ни с чем. Погоревав и потосковав, женщины – все в одинаковых шинелях, в платьях в цветочек, с брезентовыми рюкзаками на спинах – будто солдатки, покорно бредут обратно. Их рассказы о несправедливостях господ наслаиваются один на другой, превращаясь в вечный бесплодный униженный стон. "Не надо с ними шутки шутить. И брать у них ничего не надо!" - говорит одна, но тут же другая, украдкой, хватает бутылку водки, брошенную им Пунтилой как подачка.

Если спектакль по Брехту не получается социально-острым, то ждешь от него политического высказывания, которое здесь, все же, очень осторожное, очень абстрактное. Лишь в одном моменте Карбаускис делает что-то, совсем на себя, на свой стиль не похожее. Обманутые "невесты" ругаясь на господ, вдруг, на какие-то секунды разворачивают плакат – смешной и скабрезный, и очень похожий на один из тех, что были на Болотной. Фамилия Пунтилла обведена в характерной формы рамочку. Но это лишь эпизод. Который, к тому же, скорее, об игрушечном протесте, чем о власти.

Если нет ни политики, ни социального высказывания, то точно должна быть яркая, какая-то нетрадиционная форма – но Карбаускис отказался даже от куплетов, которыми в пьесе перебиваются сцены. В итоге "Господин Пунтила и его слуга Матти" получился, по большей части, стильно оформленной, отлично сыгранной комедией положений с элементами мелодрамы.

Культура , 18 ноября 2012 года

Анна Чужкова

Премьера в Театре имени Маяковского

Миндаугас Карбаускис поставил спектакль по пьесе Брехта «Господин Пунтила и его слуга Матти».

Театральная Москва Брехта помнит не только как теоретика. В МХТ имени Чехова идет «Трехгрошовая опера» Кирилла Серебренникова, Театр имени Пушкина в этом сезоне представит «Доброго человека из Сезуана» в режиссерской версии Юрия Бутусова, а «Табакерка» готовит «Страх и нищету в Третьей империи». В отличие от более популярных пьес «Господина Пунтилу…» ставят гораздо реже: на московских сценах этот горячий финский парень не показывал своего красного носа уже лет сорок. Тем любопытнее повстречать его в «Маяковке».

Брехтовский сюжет о поисках настоящего человека разворачивается в живописных зимних пейзажах Финляндии. На сей раз искать добряка придется не китайским богам, а зрителям. Перед нами в исполнении Михаила Филиппова предстает забавный персонаж - господин Пунтила (с ударением на первом слоге), дресс-код - Black tie плюс кирзовые сапоги и подтяжки. Фабрик, заводов, газет и пароходов у него нет, но, к великому удовольствию, имеются 90 любимых буренок и лес. Так что по контрасту с бедными рабочими фермер выглядит самым безжалостным эксплуататором.

Но и у этого капиталиста есть человеческое лицо, точнее - «толстая образина, пьяная в дым». Пунтила очень уж охоч до водочки - это единственное лекарство от припадков звериной трезвости, которые выпускают на волю того самого буржуя: сердитого и жадного. Лечится наш герой беспрестанно, поэтому благодушие, как правило, в нем преобладает. В эти вдохновенные моменты он щедр на умильные слезы, швыряется деньгами, обещаниями и шлет ко всем чертям лицемерную светскую этику. Как раз в один из таких вечеров помещик знакомится с собственным наемным шофером Матти (Анатолий Лобоцкий), которому эта дружба сулит не только выгоду, но и неприятности. Простому малому на своей шкуре предстоит почувствовать вздорный нрав работодателя, когда тот проснется «трезвый в стельку». Какой же Пунтила на самом деле - добрый или злой?

Сам драматург на этот вопрос отвечал куда более однозначно. Для революционера Брехта любой психологизм в пьесе был немыслим и даже губителен. Ведь театр для него - средство активизации народа на борьбу с угнетателями, коим Пунтила и является. В 1949 году в немецком издании «Theaterarbeit» даже вышла подборка статей о том, как некоторые постановки искажали замысел пьесы, приписывая главному герою положительные черты.

У Михаила Филиппова Пунтила тоже получился не в меру обаятельным: немного неуклюжий, рассеянный, смешной. Риторический вопрос: «Ты мне друг?» - вариация на вечную тему «ты меня уважаешь?».

В сценографии Сергея Бархина стеклянная тара всевозможных форм и размеров стала ключевым элементом. В углу стоят уже пустые ящики, по количеству опорожненной посуды сразу становится ясно, Пунтила лечится от своего «недуга» более чем усердно - ну, не добрейшей ли души человек? Все его капризы на фоне благодеяний выглядят минутной слабостью и извиняются похмельным синдромом. А вот чем оправдать подлизу-Матти, который не решается не то что перечить, а даже правду высказать своему господину, неизвестно.

Так что социальная сатира, заложенная в пьесу, здесь не присутствует даже в малой степени, зато самодурство главного героя дает повод представить историю народной комедией положений. Свекольные подпитые рожи на больнично-белом фоне хайтечной перспективной декорации выделяются нарядно, а пьяные выходки становятся благодатной почвой для буффонады: то захмелевший оскорбит девушку, положив ее руку себе на причинное место, то приставит к нему же бутылку, изображая мочеиспускание, оскорбив фортепьяно. Трюк с осушенными залпом поллитровками и вовсе проходит рефреном.

Авторские права драматургию Брехта защищают, как могут: вместе с возможностью ставить его пьесы театры, как правило, приобретают запрет делать купюры и менять текст, а также музыку Курта Вайля или Пауля Дессау в нагрузку. Однако никакие ограничения не гарантируют ни соответствие исходнику, ни оригинальную трактовку. Развлечение вместо социальности - небогатая замена.

Брехт Бертольд

Бертольд Брехт

Господин Пунтила и его слуга Матти

Народная комедия

По рассказам и наброску пьесы Хеллы Вуолийоки

Перевод Р. Райт-Ковалевой, С. Болотина и Т. Сикорской

ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА

Пунтила - хозяин имения.

Ева Пунтила - его дочь.

Mатти - его шофер.

Официант.

Ветеринар.

Эмма-самогонщица.

Девушка-фармацевтка.

Коровница.

Телефонистка.

Работник.

Рыжий работник.

Тощий работник.

Красный Сурккала.

Лайна - кухарка.

Фина - горничная.

Пасторша.

Лесорубы.

(Произносится исполнительницей роли коровницы)

Почтенный зритель! Пусть борьба трудна!

Уже сегодня нам заря видна.

Но, не смеясь, нельзя добраться до вершин.

Поэтому мы вас сегодня посмешим.

И смех отвесим вам в веселых чудесах

Не граммами, не на аптекарских весах,

А центнерами, как картошку, и притом

Орудуя, где надо, топором.

Сейчас откроем занавес, и в дверь

Ворвется жадный допотопный зверь

Жестокий деревенский богатей,

Известный бесполезностью своей.

Там, где он водится, тупой и твердолобый,

Он бич земли, он полон дикой злобой.

Вы видите, как он, бесстыдный и опасный,

Проходит по земле Финляндии прекрасной.

Хотя из-за кулис не выйдет та страна,

Поэзия ее из текста вам видна:

Бидонов звон и рощ березовых покой,

И белой ночи свет над медленной рекой,

И пенье петухов в селе, в глухом затишье,

И утренний дымок над черепичной крышей

Все это, мы надеемся, сейчас

В именье "Пунтила" {*} откроется для вас.

{* Все трехсложные собственные имена в этой пьесе произносятся с ударением на первом слоге (П_у_нтила, К_у_ргела и т. д.).}

Пунтила находит настоящего человека.

Отдельный кабинет в Парк-отеле в Тавастхусе. Помещик Пунтила, судья и

официант. Судья, пьяный, валится под стол.

Пунтила. Послушайте, мы давно здесь?

Официант. Двое суток, господин Пунтила.

Пунтила (с упреком, судье). Всего два денька, слышишь? А ты уже сдал, прикидываешься сонным! Мне же хочется поговорить с тобой по душам, рассказать о себе - я так одинок! Потолкуем хотя бы о нашем парламенте! Все вы меня бросили, не выдержали! Да, дух силен, а плоть немощна! Где доктор? Вчера он готов был померяться силами с целым светом! Потом начальник станции помог его вынести, а к семи часам и он тоже скапутился, - правда, он боролся героически... Как он тут болтал! Здесь еще аптекарь торчал. Куда он девался? И это почтеннейшие люди округа, смотреть на вас стыдно! (Спящему судье.) Какой пример вы подаете тавастландцам - ты об этом подумал? Судья - и не может высидеть часок в ресторане! Да если бы мой батрак так пахал, как ты пьешь, лентяй этакий, я бы его выгнал в два счета. Ах ты пес, сказал бы я ему, я тебе покажу, как относиться к своим обязанностям спустя рукава! Ты только подумай, Фредрик, ты человек образованный, на тебя вся надежда, ты должен показывать пример выдержки, на тебя весь народ смотрит, неужели ты лишен чувства ответственности? Почему ты не можешь взять себя в руки, сесть, поговорить со мной, слабый ты человек! (Официанту.) Какой сегодня день?

Официант. Суббота, господин Пунтила.

Пунтила. Не может быть! Сегодня должна быть пятница!

Официант. Виноват, сегодня суббота.

Пунтила. Не противоречь! Хорош официант! Хочешь разогнать всех посетителей, грубишь. Принеси-ка еще водки, только слушай хорошенько, не перепутай, - чтоб мне была водка и пятница, понял?

Официант. Так точно, господин Пунтила. (Уходит.)

Пунтила (судье). Да проснись ты, слабосильная команда! Не бросай меня! Сдался перед какой-то несчастной бутылкой водки! Ведь ты ее только понюхал. Кругом море разливанное, а ты забрался в лодку и боишься нос окунуть, стыдно! Смотри! (Изображает.) Иду по морю, как по суху, вокруг меня водочка плещет, а мне хоть бы что! Не утону! (Видит шофера Матти, который уже некоторое время стоит в дверях.) Ты кто такой?

Матти. Ваш шофер, господин Пунтила.

Пунтила (недоверчиво). Кто? А ну, повтори!

Матти. Я ваш шофер.

Пунтила. Это каждый так может назваться. Я тебя не знаю.

Матти. Может, вы меня не разглядели как следует, я у вас всего пятую неделю.

Пунтила. А откуда ты тут взялся?

Матти. С улицы. Я вас два дня жду в машине.

Пунтила. В какой машине?

Матти. В вашей, в студебекере.

Пунтила. Будет врать. Ты сначала докажи!

Матти. Больше я вас ждать не намерен, вот что! Сыт по горло! Так с человеком не обращаются.

Пунтила. С человеком? А разве ты человек? Только что ты сказал, что ты шофер! Ага, поймал - сам себе противоречишь! Признавайся!

Матти. Вот вы сейчас узнаете, человек я или нет. Не позволю я обращаться с собой, как со скотиной, - два дня сижу и жду, когда вы наконец соизволите выйти.

Пунтила. Ты, кажется, утверждал, что не намерен меня ждать?

Матти. Вот именно. Заплатите мне сто семьдесят пять марок, а бумаги я возьму у вас в имении "Пунтила".

Входит официант, несет бутылку.

Официант. Ваша водочка, господин Пунтила, и сегодня пятница.

Пунтила. Вот это верно! (Кивнув на Матти.) Мой друг.

Официант. Да, это ваш шофер, господин Пунтила.

Пунтила. А-а, так ты шофер? Всегда говорил - в дороге встречаешься с замечательными людьми. Наливай!

Матти. Что-то я вас не пойму! Не знаю, выпить с вами или нет?

Пунтила. Вот недоверчивый какой! Я тебя понимаю. С чужими людьми за стол садиться опасно. Напоят, уснешь, а они тебя обчистят. Я - хозяин Пунтила, из Ламми, я честный человек, у меня девяносто коров, вот! Со мной можешь пить спокойно, братец!

Mатти. Ну, так и быть. А я - Матти Альтонен. Рад познакомиться!

Чокаются.

Пунтила. У меня сердце доброе, я сам этому рад. Один раз я даже поднял жука-рогача с дороги и отнес в лес, чтобы его не переехали. Вот какой я хороший! Я ему подставил прутик, он так и пополз по прутику. У тебя тоже сердце доброе, сразу видно. Терпеть не могу, когда люди воображают - "я, я, я!" Кнутом бы их отстегать. Есть, знаешь, такие богатей - батракам кусок хлеба жалеют. А вот я с удовольствием кормил бы свою челядь.жареным мясом. Разве они не такие же люди, как я? Им тоже хочется хорошо покушать, так пусть и кушают! Ты со мной согласен?

Матти. Вполне.

Пунтила. Неужели я заставил тебя сидеть на улице? Свинство с моей стороны, простить себе не могу! Я тебя прошу, если я когда-нибудь еще так поступлю - возьми гаечный ключ и трахни меня по башке! Матти, ты мне друг?

Матти. Нет.

Пунтила. Спасибо, Матти, я так и знал. Посмотри на меня. Кто перед тобой?

Матти. С вашего разрешения - толстая образина, пьяная в дым.

Пунтила. Видишь, до чего внешность обманчива! Совсем я не такой! Матти, я больной человек!

Матти. И даже очень больной.

Пунтила. Вот, правильно! Это не каждый понимает. Посмотреть на меня ни за что не догадаешься. (Мрачно и пристально смотрит на Матти.) Я припадочный.

Матти. Что вы говорите?

Пунтила. Слушай, тут не до смеха. Это со мной бывает раза четыре в год. Просыпаюсь - вдруг чувствую: трезвый в стельку!

Матти. И часто у вас эти припадки повторяются?

Пунтила. Регулярно. Начинается так: обычно я совсем нормальный, вот такой, как сейчас. В здравом уме и твердой памяти, вполне владею собой. И вдруг начинается припадок. Сначала что-то делается со зрением. Вместо двух вилок (поднимает вилку) я вижу только одну!..

Матти (испуганно). Значит, слепнете наполовину?

Пунтила. Да, я вижу только половину всего мира. А потом еще хуже: как накатит на меня этот самый припадок трезвости, я становлюсь совершенной скотиной. И никаких задерживающих центров. Меня даже осуждать нельзя, братец, зато, что я делаю в этом состоянии. У кого есть сердце, тот сразу поймет, что я человек больной. (С ужасом.) Я становлюсь вполне вменяемым! А ты понимаешь, братец, что такое вменяемый человек? Это человек, который способен на все. Он уже не может думать о своей семье, заботиться о детях, дружба для него - ничто! Он готов переступить через свой собственный труп. И все это потому, что он, как говорят юристы, вполне вменяем.

Матти. А вы лечитесь от этих припадков?

Пунтила. Братец ты мой, я с ними борюсь как могу. Делаю все, что в человеческих силах! (Берет свой стакан.) Вот оно, единственное мое лекарство. Глотаю, глазом не моргну, и уж, конечно, не чайными ложечками, поверь. Честно скажу - я с этими припадками безудержной трезвости борюсь как мужчина. Но разве с ними справишься? Они меня постоянно одолевают. Смотри, например, как я был невнимателен к тебе, к такому замечательному парню! Слушай, поешь говядинки! И какой счастливый случай свел меня с тобой? Как ты ко мне попал?