Бездна человеческой души иуда искариот андреев. Бездны человеческой души как главный объект изображения (обзор по творчеству Л. Андреева). II. История создания повести «Иуда Искариот»

Несколько слов о Леониде Андрееве

Как-то в Российской национальной библиотеке мне случилось ознакомиться с первым номером журнала «Сатирикон», который вышел, как известно, в 1908 году. Поводом было изучение творчества Аркадия Аверченко или, что вероятнее, сбор материалов для написания романа, в котором действие одной из глав происходит в Петербурге 1908 года. На последней странице «Сатирикона» был расположен портрет-шарж Леонида Андреева. Писалось следующее:

«Радуйтесь, что вы держите в руках номер «Сатирикона». Радуйтесь, что такой человек - ваш современник… Он заглянул в однажды в Бездну, и навсегда ужас застыл в глазах его. И смеялся с тех пор он только леденящим кровь Красным смехом».

Веселый журнал иронизировал над мрачновато-пророческим образом Леонида Андреева, ссылаясь на его рассказы «Бездна» и «Красный смех». Леонид Андреев был весьма популярен в те годы: изящный стиль, экспрессивность изложения, смелость тематики привлекали к нему читающую публику.

Леонид Николаевич Андреев родился 9 августа (21 н.с.) 1871 года в городе Орле. Отец был землемером-таксатором, мать - из семьи разорившегося польского помещика. В шесть лет научился читать «и читал чрезвычайно много, все, что попадалось под руку» . В 11 лет поступил в Орловскую гимназию, которую окончил в 1891 году. В мае 1897 года, окончив юридический факультет Московского университета, собирался стать присяжным поверенным, но неожиданно получил предложение от знакомого адвоката занять место судебного репортера в газете «Московский вестник». Получив признание как талантливый репортер, через два месяца он уже перешел в газету «Курьер». Так началось рождение литератора Андреева: он писал многочисленные репортажи, фельетоны, очерки.

Литературный дебют - рассказ «В холоде и золоте» (ж. «Звезда», 1892, № 16). В начале века Андреев сдружился с А.М. Горьким и вместе с ним присоединился к кружку писателей, объединившихся вокруг издательства «Знание». В 1901 году петербургское издательство «Знание», возглавляемое Горьким, публикует «Рассказы» Л. Андреева. В литературных сборниках «Знание» опубликованы также: повесть «Жизнь Василия Фивейского» (1904); рассказ «Красный смех» (1905); драмы «К звездам» (1906) и «Савва» (1906) рассказ «Иуда Искариот и другие» (1907). В «Шиповнике» (альманахе модернистской направленности): драма «Жизнь человека» (1907); рассказ «Тьма» (1907); «Рассказ о семи повешенных» (1908); памфлет «Мои записки» (1908); драма «Черные маски» (1908); пьесы «Анфиса» (1909), «Екатерина Ивановна» (1913) и «Тот, кто получает пощечины» (1916); повесть «Иго войны. Признания маленького человека о великих днях» (1916). Последнее крупное произведение Андреева, написанное под влиянием мировой войны и революции, - «Записки сатаны» (опубл. в 1921).

И. Репин. Портрет Л. Андреева

Октябрьской революции Андреев не принял. Он жил в это время с семьей на даче в Финляндии и в декабре 1917 после получения Финляндией самостоятельности оказался в эмиграции. Писатель скончался 12 сентября 1919 г. в деревне Нейвола в Финляндии, в 1956 г. был перезахоронен в Ленинграде.

Более подробную биографию Леонида Андреева можно прочитать , или , или .

Л. Андреев и Л. Толстой; Л. Андреев и М. Горький

С Л.Н. Толстым и его супругой Леонид Андреев взаимопонимания не нашел.«Он пугает, а мне не страшно», - так Лев Толстой отозвался о Леониде Андрееве в разговоре с посетителем. Софья Андреевна Толстая в «Письме в редакцию» «Нового времени» обвиняла Андреева в том, что он «любит наслаждаться низостью явлений порочной человеческой жизни ». И, противопоставляя произведениям Андреева произведения мужа, призывала «помочь опомниться тем несчастным, у которых они, господа Андреевы, сшибают крылья, данные всякому для высокого полета к пониманию духовного света, красоты, добра и… Бога ». Были и другие критические отзывы на творчество Андреева, над его мрачностью подшучивали, как в приведенном выше микропамфлете из «Сатирикона», сам же он писал: «Кто знает меня из критиков? Кажется, никто. Любит? Тоже никто».

Интересно высказывание М. Горького , очень близко знакомого с Л. Андреевым:

«Андрееву человек представлялся духовно нищим; сплетенный из непримиримых противоречий инстинкта и интеллекта, он навсегда лишен возможности достичь какой-либо внутренней гармонии. Все дела его "суета сует", тлен и самообман. А главное, он - раб смерти и всю жизнь

Повесть Леонида Андреева - это тоже «евангелие от Иуды», поскольку Предатель там является главным действующим лицом и выполняет ту же функцию, что и в еретическом трактате, но при этом взаимодействие Иуды и Иисуса происходит более тонко:

Иисус не просит Иуду предать Его, но Своим поведением вынуждает его это сделать;

Иисус не сообщает Иуде о смысле своей искупительной жертвы, а потому обрекает его на муки совести, т.е., если выразиться языком спецслужб, «использует втемную» несчастного Иуду. Этим «перевертыши» Андреева не ограничиваются:

Иуда не только заслоняет собой многих героев евангельского повествования, поскольку они оказываются явно глупее и примитивнее его, но и подменяет их собой. Рассмотрим внимательнее андреевское «евангелие наизнанку».

Иллюстрация А. Зыкиной.

Появление Иуды в тексте рассказа не предвещает ничего хорошего: « Иисуса Христа много раз предупреждали, что Иуда из Кариота - человек очень дурной славы и его нужно остерегаться. Одни из учеников, бывавшие в Иудее, хорошо знали его сами, другие много слыхали о нем от людей, и не было никого, кто мог бы сказать о нем доброе слово. И если порицали его добрые, говоря, что Иуда корыстолюбив, коварен, наклонен к притворству и лжи, то и дурные, которых расспрашивали об Иуде, поносили его самыми жестокими словами… И не было сомнения для некоторых из учеников, что в желании его приблизиться к Иисусу скрывалось какое-то тайное намерение, был злой и коварный расчет. Но не послушал их советов Иисус, не коснулся его слуха их пророческий голос. С тем духом светлого противоречия, который неудержимо влек его к отверженным и нелюбимым, он решительно принял Иуду и включил его в круг избранных ».

Автор в начале повествования говорит нам о каком-то недосмотре Иисуса, излишней доверчивости, непредусмотрительности, за которые ему пришлось расплатиться впоследствии и о том, что ученики его были более опытными и дальновидными. Полно, да Бог ли он после этого, Которому открыто будущее?

Вариантов три:

либо он не Бог, а прекраснодушный неопытный человек;

либо Он Бог, и специально приблизил к Себе человека, который Его предаст;

либо он человек, не знающий будущего, но которому зачем-то было необходимо, чтобы его предали, а репутация у Иуды была соответствующая.

Расхождение с Евангелием очевидно: Иуда был апостолом из числа двенадцати, он так же, как и другие апостолы, проповедовал и исцелял; был казначеем у апостолов, впрочем, сребролюбивым, и апостол Иоанн напрямую называет его вором:

«Сказал же он это не потому, чтобы заботился о нищих, но потому что был вор. Он имел при себе денежный ящик и носил, что туда опускали » (Иоанн 12, 6).

В поясняется, что

«Иуда не только носил пожертвованные деньги, но и уносил, т.е. тайно брал значительную часть их себе. Стоящий здесь глагол (?????????), по-русски переведенный выражением "носил", правильнее перевести "уносил". Почему Иуде был доверен Христом ящик с деньгами? Очень вероятно, что этим проявлением доверия Христос хотел подействовать на Иуду, внушить ему любовь и преданность к Себе. Но такое доверие не имело благоприятных для Иуды последствий: слишком он уже привязался к деньгам и потому злоупотребил доверием Христа ».

Иуда не был лишен свободы воли в Евангелии, и Христос заранее знал о его предательстве и предупреждал о последствиях: «Впрочем Сын Человеческий идет, как написано о Нем; но горе человеку тому, чрез которого Сын Человеческий предается: лучше было бы человеку тому не родиться » (Матфей 26, 24). Сказано это было на Тайной вечери, уже после того, как Иуда побывал у первосвященника и получил тридцать сребреников за предательство. На той же Тайной вечери Христос сказал, что предатель - один из сидящих с Ним апостолов, а в Евангелии от Иоанна сказано, что Христос тайно указал ему на Иуду (Иоанн 13, 23-26).

Ранее, еще до вхождения в Иерусалим, обращаясь к апостолам, «Иисус отвечал им: не двенадцать ли вас избрал Я? но один из вас диавол. Это говорил Он об Иуде Симонове Искариоте, ибо сей хотел предать Его, будучи один из двенадцати » (Иоанн 6, 70-71). В «Толковой Библии» А.П. Лопухина дано такое толкование этих слов: «Чтобы апостолы не впали в излишнюю самонадеянность на свое положение постоянных последователей Христовых, Господь указывает на то, что и среди них есть один человек, по настроенности своей близкий к диаволу. Как диавол находится в постоянно враждебном настроении по отношению к Богу, так и Иуда ненавидит Христа, как разрушающего все его надежды на основание земного Мессианского Царства, в котором бы Иуда мог занять выдающееся место. Сей хотел предать Его. Точнее: "сей имел - шел, так сказать, к тому, чтобы предать Христа, хотя сам еще ясно не сознавал этого своего намерения" ».

Далее по сюжету рассказа андреевский Иисус постоянно держит Иуду на расстоянии, заставляя его завидовать другим ученикам, которые объективно глупее Иуды, но пользуются расположением учителя, а когда Иуда готов покинуть Христа или ученики готовы изгнать его, Иисус приближает его к себе, не отпускает. Примеров можно приводить много, выделим несколько.

Сцена, когда Иуду принимают в число апостолов, выглядит так:

Иуда пришел к Иисусу и апостолам, что-то рассказывает, явно лживое. «Иоанн, не глядя на учителя, тихо спросил Петра Симонова, своего друга:

- Тебе не наскучила эта ложь? Я не могу дольше выносить ее и уйду отсюда.

Петр взглянул на Иисуса, встретил его взор и быстро встал.

- Подожди! - сказал он другу. Еще раз взглянул на Иисуса, быстро, как камень, оторванный от горы, двинулся к Иуде Искариоту и громко сказал ему с широкой и ясной приветливостью:

- Вот и ты с нами, Иуда» .

Андреевский Иисус молчит. Он не останавливает явно согрешающего Иуду, напротив, принимает его таким, каков он есть, в число учеников; более того, словесно он и не призывает Иуду: Петр угадывает его желание и оформляет словом и делом. В Евангелии происходило не так: апостольству всегда предшествовало явное призвание Господом, часто - покаяние призываемого, и всегда коренное изменение жизни сразу после призвания. Так было с рыболовом Петром: «Симон Петр припал к коленям Иисуса и сказал: выйди от меня, Господи! потому что я человек грешный… И сказал Симону Иисус: не бойся; отныне будешь ловить человеков » (Лука 5, 8, 10). Так было и с мытарем Матфеем: «Проходя оттуда, Иисус увидел человека, сидящего у сбора пошлин, по имени Матфея, и говорит ему: следуй за Мною. И он встал и последовал за Ним » (Матфей 9, 9).

Леонардо да Винчи. Тайная Вечеря

Но Иуда не оставляет своего образа жизни после призвания: так же лжет и кривляется, однако андреевский Иисус почему-то не высказывается против.

«Лгал Иуда постоянно, но и к этому привыкли, так как не видели за ложью дурных поступков, а разговору Иуды и его рассказам она придавала особенный интерес и делала жизнь похожею на смешную, а иногда и страшную сказку. Он охотно сознавался, что иногда лжет и сам, но уверял с клятвою, что другие лгут еще больше, и если есть в мире кто-нибудь обманутый, так это он, Иуда ». Напомню, что евангельский Христос отзывался о лжи вполне определенно. Диавола Он характеризует так: «Когда говорит он ложь, говорит свое, ибо он лжец и отец лжи » (Иоанн 8, 44). Но Иуде андреевский Иисус почему-то разрешает лгать - за исключением того случая, когда Иуда лжет во спасение.

Чтобы уберечь учителя от разгневанной толпы, Иуда льстит ей и называет Иисуса простым обманщиком и бродягой, отвлекает внимание на себя и дает учителю уйти, спасая жизнь Иисусу, но тот гневается. В Евангелии такого не было, конечно, но Христа за проповедь, действительно, не раз хотели убить, и разрешалось это всегда благополучно исключительно благодаря самому Христу, например, увещеванием:

«Много добрых дел показал Я вам от Отца Моего; за которое из них хотите побить Меня камнями? » (Иоанн 10, 32) или просто сверхъестественным уходом прочь: « Услышав это, все в синагоге исполнились яростии, встав, выгнали Его вон из города и повели на вершину горы, на которой город их был построен, чтобы свергнуть Его; но Он, пройдя посреди них, удалился » (Лука 4, 28-30).

Андреевский Иисус слаб, не может своими силами справиться с толпой и вместе с тем осуждает человека, который приложил огромные усилия, чтобы спасти его от смерти; Господь же, как мы помним, «намерения приветствует», т.е. ложь во спасение не является грехом.

Точно так же андреевский Иисус отказывается помочь Петру победить Иуду в метании камней, а потом подчеркнуто не замечает, что Иуда победил Петра; и он же гневается на Иуду, доказавшего неблагодарность людей в селении, где Иисус проповедовал ранее, но почему-то позволяет Иуде воровать из денежного ящика… Он ведет себя очень противоречиво, словно закаливая Иуду для предательства; он раздувает гордыню и сребролюбие Иуды и одновременно уязвляет его самолюбие. И все это молча.

«И прежде почему-то было так, что Иуда никогда не говорил прямо с Иисусом, и тот никогда прямо не обращался к нему, но зато часто взглядывал на него ласковыми глазами, улыбался на некоторые его шутки, и если долго не видел, то спрашивал: а где же Иуда? А теперь глядел на него, точно не видя, хотя по-прежнему, - и даже упорнее, чем прежде, - искал его глазами всякий раз, как начинал говорить к ученикам или к народу, но или садился к нему спиною и через голову бросал слова свои на Иуду, или делал вид, что совсем его не замечает. И что бы он ни говорил, хотя бы сегодня одно, а завтра совсем другое, хотя бы даже то самое, что думает и Иуда, - казалось, однако, что он всегда говорит против Иуды. И для всех он был нежным и прекрасным цветком, благоухающей розою ливанскою, а для Иуды оставлял одни только острые шипы - как будто нет сердца у Иуды, как будто глаз и носа нет у него и не лучше, чем все, понимает он красоту нежных и беспорочных лепестков».

Естественно, Иуда со временем возроптал:

« Почему он не с Иудой, а с теми, кто его не любит? Иоанн принес ему ящерицу - я принес бы ему ядовитую змею. Петр бросал камни - я гору бы повернул для него! Но что такое ядовитая змея? Вот вырван у нее зуб, и ожерельем ложится она вокруг шеи. Но что такое гора, которую можно срыть руками и ногами потоптать? Я дал бы ему Иуду, смелого, прекрасного Иуду! А теперь он погибнет, и вместе с ним погибнет и Иуда ». Таким образом, по Андрееву, Иуда не предал Иисуса, а отомстил ему за невнимание, за нелюбовь, за тонкое издевательство над гордым Иудой. Какое там сребролюбие!.. Это месть любящего, но обиженного и отвергнутого человека, месть из ревности. А андреевский Иисус выступает вполне сознательным провокатором.

Иуда до последнего момента готов спасти Иисуса от неминуемого: «Одною рукой предавая Иисуса, другой рукой Иуда старательно искал расстроить свои собственные планы ». И даже после Тайной вечери он пытается найти возможность не предавать учителя, он напрямую обращается к Иисусу:

«- Ты знаешь, куда иду я, господи? Я иду предать тебя в руки твоих врагов.

И было долгое молчание, тишина вечера и острые, черные тени.

- Ты молчишь, господи? Ты приказываешь мне идти?

И снова молчание.

- Позволь мне остаться. Но ты не можешь? Или не смеешь? Или не хочешь?

И снова молчание, огромное, как глаза вечности.

- Но ведь ты знаешь, что я люблю тебя. Ты все знаешь. Зачем ты так смотришь на Иуду? Велика тайна твоих прекрасных глаз, но разве моя - меньше? Повели мне остаться!.. Но ты молчишь, ты все молчишь? Господи, господи, затем ли в тоске и муках искал я тебя всю мою жизнь, искал и нашел! Освободи меня. Сними тяжесть, она тяжеле гор и свинца. Разве ты не слышишь, как трещит под нею грудь Иуды из Кариота?

И последнее молчание, бездонное, как последний взгляд вечности.

- Я иду».

И кто кого предает здесь? Это «евангелие наизнанку», в котором Иисус предает Иуду, а Иуда молит Иисуса так, как Христос в настоящем Евангелии молит в Гефсиманском саду Отца Своего пронести мимо него чашу страданий. В настоящем Евангелии Христос молит Отца Своего об учениках, а андреевский Иисус обрекает ученика на предательство и страдания.

Икона «Моление о чаше» Караваджо. Поцелуй Иуды

Даже в гностическом «евангелии от Иуды» Иисус не настолько жесток:

Видеофрагмент 2. «National Geographic. Евангелие от Иуды»

Вообще, Иуда у Андреева зачастую заменяет собой и учеников, и Христа, и даже Бога Отца. Рассмотрим эти случаи вкратце.

Про моление о чаше мы уже сказали: здесь Иуда заменяет собой страдающего Христа, а андреевский Иисус выступает как Саваоф в гностическом понимании, т.е. как жестокий демиург.

Ну а любящим «богом отцом» у Андреева контекстуально выступает именно Иуда: недаром он, наблюдая страдания Иисуса, повторяет: «Ах, больно, очень больно, сыночек мой, сыночек, сыночек. Больно, очень больно».

Еще одно замещение Христа Иудой: Иуда спрашивает у Петра, за кого он почитает Иисуса. «Петр испуганно и радостно прошептал: «Я думаю, что он - сын Бога живого». А в Евангелии написано так: «Симон Петр отвечал Ему: Господи! к кому нам идти? Ты имеешь глаголы вечной жизни: и мы уверовали и познали, что Ты Христос, Сын Бога живаго » (Иоанн 6, 68-69). Изюминка в том, что евангельская реплика Петра адресована Христу, а не Иуде.

Явившись после смерти Иисуса к апостолам, андреевский Иуда вновь создает перевернутую ситуацию и заменяет собой воскресшего Христа. « Ученики Иисуса сидели в грустном молчании и прислушивались к тому, что делается снаружи дома. Еще была опасность, что месть врагов Иисуса не ограничится им одним, и все ждали вторжения стражи… В это мгновение, громко хлопнув дверью, вошел Иуда Искариот ».

А в Евангелии описывается следующее: «В тот же первый день недели вечером, когда двери дома, где собирались ученики Его, были заперты из опасения от Иудеев, пришел Иисус, и стал посреди, и говорит им: мир вам! » (Иоанн 20, 19).

Здесь тихое и радостное явление воскресшего Христа подменяется шумным явлением Иуды, обличающего Его учеников.

Обличения Иуды пронизывает такой рефрен: «Где же была ваша любовь? … Кто любит… Кто любит!.. Кто любит!» Сравним с Евангелием: «Когда же они обедали, Иисус говорит Симону Петру: Симон Ионин! любишь ли ты Меня больше, нежели они? Петр говорит Ему: так, Господи! Ты знаешь, что я люблю Тебя. Иисус говорит ему: паси агнцев Моих. Еще говорит ему в другой раз: Симон Ионин! любишь ли ты Меня? Петр говорит Ему: так, Господи! Ты знаешь, что я люблю Тебя. Иисус говорит ему: паси овец Моих. Говорит ему в третий раз: Симон Ионин! любишь ли ты Меня? Петр опечалился, что в третий раз спросил его: любишь ли Меня? и сказал Ему: Господи! Ты все знаешь; Ты знаешь, что я люблю Тебя. Иисус говорит ему: паси овец Моих» (Иоанн 21, 15-17).

Так по воскресении Своем Христос возвращал апостольское достоинство Петру, трижды от Него отрекшемуся. У Л. Андреева мы видим перевернутую ситуацию: Иуда троекратно обличает апостолов за нелюбовь ко Христу.

Та же сцена: «Иуда замолчал, подняв руку, и вдруг заметил на столе остатки трапезы. И с странным изумлением, любопытно, как будто первый раз в жизни увидел пищу, оглядел ее и медленно спросил: «Что это? Вы ели? Быть может, вы спали также?» Сравним: «Когда же они от радости еще не верили и дивились, Он сказал им: есть ли у вас здесь какая пища? Они подали Ему часть печеной рыбы и сотового меда. И, взяв, ел пред ними » (Лука 24, 41-43). Вновь Иуда с точностью до наоборот повторяет действия воскресшего Христа.

« Я иду к нему! - сказал Иуда, простирая вверх властную руку. - Кто за Искариотом к Иисусу?» Сравним: «Тогда Иисус сказал им прямо: Лазарь умер; и радуюсь за вас, что Меня не было там, дабы вы уверовали; но пойдем к нему. Тогда Фома, иначе называемый Близнец, сказал ученикам: пойдем и мы умрем с ним » (Иоанн 11, 14-16). Мужественному высказыванию Фомы, который, как и другие апостолы, не смог подтвердить его делом в ночь, когда Иуда предал Христа в Гефсиманском саду, Л. Андреев противопоставляет такое же высказывание Иуды, и Иуда исполняет обещанное, проявляя большее мужество, чем другие апостолы.

Кстати, апостолы у Андреева показаны глупцами, трусами и лицемерами, и на их фоне Иуда смотрится более чем выгодно, он затмевает их своим острым парадоксальным умом, чуткой любовью к Иисусу. Да это и немудрено: Фома глуп и труслив, Иоанн высокомерен и лицемерен, Петр - и вовсе осел. Иуда так его характеризует:

« Разве есть кто-нибудь сильнее Петра? Когда он кричит, все ослы в Иерусалиме думают, что пришел их Мессия, и тоже поднимают крик ». Андреев вполне согласен со своим любимым героем, что видно по такому отрывку: « Пропел петух, обиженно и громко, как днем, закричал где-то проснувшийся осел и неохотно, с перерывами умолк».

Мотив петушиного крика в ночи связан с отречением Петра от Христа, а ревущий осел, очевидно, соотносится с Петром, горько плачущим после отречения: «И вспомнил Петр слово, сказанное ему Иисусом: прежде нежели петух пропоет дважды, трижды отречешься от Меня; и начал плакать » (Марк 14, 72).

Иуда заменяет собой даже Марию Магдалину. По версии Андреева именно Иуда купил миро, которым Мария Магдалина помазала ноги Иисуса, тогда как в Евангелии ситуация абсолютно противоположна. Сравним: «Мария же, взяв фунт нардового чистого драгоценного мира, помазала ноги Иисуса и отерла волосами своими ноги Его; и дом наполнился благоуханием от мира. Тогда один из учеников Его, Иуда Симонов Искариот, который хотел предать Его, сказал: Для чего бы не продать это миро за триста динариев и не раздать нищим? » (Иоанн 12, 3-5).

Себастьян Ричи. Мария Магдалина омывает ноги Христу

И в свете сказанного выше совсем не странной выглядит выходка Иуды, который на публичный вопрос Петра и Иоанна о том, кто из них будет сидеть возле Иисуса в Царствии небесном, ответил: « Я! Я буду возле Иисуса!»

Можно, конечно, сказать и о противоречивости образа Иуды, что сказывалось и в его поведении, и в его речах, и даже в его внешности, но главная интрига рассказа не в этом, а в том, что молчаливый андреевский Иисус, не проронив ни слова, смог заставить этого умного, противоречивого и парадоксального человека стать великим Предателем.

«И все - добрые и злые - одинаково предадут проклятию позорную память его, и у всех народов, какие были, какие есть, останется он одиноким в жестокой участи своей - Иуда из Кариота, Предатель ». Гностикам с их теорией «джентльменского соглашения» между Христом и Иудой такое и не снилось.

В скором времени в прокат должна выйти отечественная экранизация андреевского рассказа «Иуда Искариот» - «Иуда, человек из Кариота». Интересно, какие акценты сделал его режиссер. Пока можно посмотреть только трейлер к фильму.

Видеофрагмент 3. Трейлер «Иуда, человек из Кариота»

М. Горький вспоминал такое высказывание Л. Андреева:

«Мне кто-то доказывал, что Достоевский тайно ненавидел Христа. Я тоже не люблю Христа и христианство, оптимизм - противная, насквозь фальшивая выдумка... Я думаю, что Иуда был не еврей, - грек, эллин. Он, брат, умный и дерзкий человек, Иуда… Знаешь, - если б Иуда был убежден, что в лице Христа пред ним сам Иегова,- он все-таки предал бы Его. Убить Бога, унизить Его позорной смертью, - это, брат, не пустячок!»

Думается, что это высказывание наиболее точно определяет авторскую позицию Леонида Андреева.

Тема: Бездны человеческой души как главный объект изображения (обзор по творчеству Л. Андреева)

Цели:

Образовательные:

Дать представление о художественном своеобразии философско-психологических произведений Андреева;

Наблюдение за языком художественного произведения как средством осуществления замысла писателя.

Развивающие:

Совершенствовать навыки интерпретации литературного произведения;

Развитие логического мышления (умение анализировать поступки, делать выводы, объяснять, доказывать свою точку зрения);

Развитие монологической речи учащихся.

Воспитательные:

Воспитывать осознанное, вдумчивое отношение к жизни, активную жизненную позицию;

Воспитывать любовь к литературе;

Вызвать интерес к творчеству Л. Андреева.

Оборудование:

Русская литература ХХ века, учебник-практикум, М.: Мнемозина, 2001;

Интерактивная доска.

Ход урока:

I Организационный момент:

(На доске: Леонид Николаевич Андреев 1871-1919)

Здравствуйте, ребята! Сегодня мы познакомимся с творчеством уникального писателя Леонида Андреева. «Талантлив, как дьявол», - писал о нем М.Горький. Задачей нашего урока станет оценить справедливость этого высказывания.

Произведения Л. Андреева абсолютно никого не оставляют равнодушным. Они не устаревают, не перестают быть актуальными, их воздействие на читательское сознание сложно переоценить. В чем загадка этого воздействия? Попробуем разобраться.

Андреев родился в семье небогатого чиновника. Окончил юридический факультет Московского университета. Начал литературную деятельность в начале 1890-х годов как газетный фельетонист и судебный репортер. А позднее, с 1898 г., начал печатать рассказы.

Первым рассказом Андреева становится «Баргамот и Гараська» - произведение, заявившее имя своего создателя, вводит его в большую литературу. До самой развязки автор выдерживает жанровые каноны пасхального рассказа: это не идиллия, когда городовой Баргамотов, прозванный улицей Баргамотом, привел к себе в дом, чтобы вместе разговеться, босяка Гараську? «Вот ошалевший и притихший Гараська сидит за убранным столом. Ему так совестно, что сквозь землю провалиться. Совестно своих отрепий, совестно своих грязных рук, совестно всего себя, оборванного, пьяного, скверного. Обжигаясь, ест он дьявольски горячие, заплывшие жиром щи…». Не разрушает канона и поведение хозяйки, жены Баргамота. Хотя она при появлении в доме необычного гостя «сперва вытаращила глаза», но «по своему женскому мягкосердечию живо смекнула, что надо делать»: потчуя Гараську, она проявляет, можно сказать, максимум рождественского радушия, приветливости и вежливости. И вот тут-то и происходит неожиданная, не канонизированная жанром развязка.

« - Кушайте, кушайте, - потчует Марья. – Герасим… как звать вас по батюшке?

Андреич.

Кушайте, Герасим Андреич.

Гараська старается проглотить, давится и, бросив ложку, падает головой на стол… Баргамот с растерянною и жалкою миной смотрит на жену.

Ну, чего вы, Герасим Андреич! Перестаньте, - успокаивает та беспокойного гостя.

По отчеству… как родился. Никто по отчеству… не называл…»

-На какие мысли вас наводит прочитанное?

Нужно отметить, что огромную роль в ранних рассказах играет символ. Так в «Баргамоте и Гараське» это пасхальное яйцо случайно разбитое Баргамотом, когда Гараська шел к нему «похристосоваться»; оно подводит под одну черту двух прежде противников, подтверждает равенство всех перед лицом Бога, и одновременно является воплощением мира. В такой манере выдержаны рассказы «Ангелочек», «Предстояла кража», «Жили-были», «Петька на даче».

Постепенно автор уходит от символа и в центр его творчества становится личность и конфликт внутри нее: между светом и тьмой, между Богом и Сатаной, между разумным и бессознательным. На этом этапе творчества важно выделить произведение «Жизнь Василия Фивейского». В изображении писателя жизнь о. Василия – бесконечная цепь суровых, часто просто жестоких испытаний его безграничной веры в бога. Утонет любимый сын, черненький и тихонький, запьют с горя и станет пьяницей попадья – о. Василий останется все тем же горячо верующим христианином. В поле, куда ушел он, прозвучали громкие отчетливые слова: «Я верю». А потом сдохнет двенадцатипудовый боров, заболеет дочь, родится идиотом в страхе и сомнении ожидавшийся новый ребенок. И как прежде, запьет вконец исстрадавшаяся попадья и в отчаянии попытается наложить на себя руки. О. Василий признаётся жене, что не может идти в церковь, решает снять с себя сан и уехать. Это решение вносит в дом покой, но судьба приготовила о. Василию еще одно искусительное испытание: сгорает его дом, умирает от ожогов жена, и разгорается катастрофа.

Отдавшись в состоянии религиозного экстаза богосозерцанию, о. Василий хочет свершить сам то, что положено свершать Всевышнему – он хочет воскресить мертвого!

«О. Василий открыл звякнувшую дверцу и через толпу… направился к черному молчаливо ждущему гробу. Остановился, поднял повелительно правую руку и торопливо сказал разлагающемуся телу:

Тебе говорю, встань!» Трижды произносит он эту сакраментальную фразу, наклоняется к гробу, «ближе, ближе, хватается руками за острые края гроба, почти прикасается к посинелым устам и дышит в них дыханием жизни – смрадным, холодно-свирепым дыханием смерти отвечает ему потревоженный труп». И к потрясенному священнику приходит наконец озарение: «Так зачем же я верил? Так зачем же ты дал мне любовь к людям и жалость – чтобы посмеяться надо мною? Так зачем же всю жизнь мою ты держал меня в плену, в рабстве, в оковах? Ни мысли свободной! Ни чувства! Ни вздоха!» Сокрушенный в своей вере в бога, не найдя никаких оправданий человеческим страданиям, о. Василий, в ужасе и умопомрачении, убегает из церкви на широкую и торную дорогу, где и упал замертво, упал «ничком, костлявым лицом в придорожную серую пыль… И в своей позе сохранил он стремительность бега… как будто и мертвый продолжал он бежать».

Рождение идиота – траги-пародийный вариант воскрешения; согласно схеме жизни героя, начиная с рождения нового Васи венчает слово «идиот». Идиот подобен року, его власть над миром безгранична как власть бога. Лицо Идиота разросшееся до бесконечности, закрывшее небо и землю (во сне о. Василия, не вошедшем в окончательную редакцию) выражает демоническую реальность, заполняет мифологизированную пустоту, образующуюся вследствие отсутствия Бога.

Зародившееся сомнение в любви идеальной - к Богу - приводит героя к реальной любви - к человеку. Ранее существовавшая между отцом Василием и другими людьми пропасть преодолевается, к священнику наконец-то приходит понимание людских страданий. Его потрясают своей простотой и правдой откровения прихожан на исповеди; жалость, сострадание к грешным людям и отчаяние от понимания собственного бессилия помочь им толкают его на бунт против Бога.

Путь чудесного исцеления мира никому не под силу. Поэтому двойственен финальный символический образ: он продолжает движение вперед, но по старой дороге. Богоборчество и богоискательство образует в андреевском тексте сложное единство.

На следующем этапе творчества Л. Андреев уходит от описательного бытовизма, от психологии отдельного человека и обращается к проблемам общечеловеческим. На этом этапе важно выделить произведение «Красный смех. Отрывки из найденной рукописи». Это произведение явилось откликом на события Русско-японской войны. Однако задача Андреева была более масштабна: это размышления о войне вообще, которая, по мысли Андреева, не должна быть вообще, т. к. война – насилие, противоречие закону жизни.

«Красный смех» был написан за девять дней, в состоянии необычайного нервного напряжения, доходящего до галлюцинаций. Андреев боялся оставаться один, и Александра Михайловна, жена писателя, молча просиживала в кабинете целые ночи без сна.

Андреев видел свою задачу не в описании реальных событий, а в отражении эмоционального субъективного отношения к ним. Ему необходимо было выразить свои трагические переживания так, чтобы его услышали. Это стремление криком отчаяния и ужаса разбудить равнодушную толпу, вызвать сострадание к человеческому горю. Андреев ищет новые художественно-выразительные средства и приходит к экспрессионизму, который часто характеризуют как «искусство крика». В нем восемнадцать отрывков, именно отрывков: потрясенное сознание не в состоянии осмыслить действительность, восприятие лишено целостности - отсюда «разорванность композиции»: обрывки фактов, мыслей, чувств.

«Моя тема, - подчеркивал автор, - безумие и ужас». Этими словами открывается произведение. Писатель представляет войну «движением» бессмысленным и противоестественным: «Миллион людей, собравшись в одно место и стараясь придать правильность своим действиям, убивают друг друга, и всем одинаково больно, и все одинаково несчастны – что же такое, ведь это сумасшествие?...» Писатель сам же отвечает: «Это красный смех. Когда земля сходит с ума. На ней ни цветов, ни песен, она стала круглая, гладкая и красная, как голова, с которой содрали кожу».

... Передо мною стоял молоденький вольноопределяющийся и докладывал, держа руку к козырьку, что генерал просит нас удержаться только два часа, а там подойдет подкрепление.(…) Я ничего не видел белее этого лица: даже у мертвых больше краски в лице, чем на этом молоденьком, безусом.(…) - Вы боитесь? - спросил я, трогая его за локоть. Губы его дергались, силясь выговорить слово, и в то же мгновение произошло что-то непонятное, чудовищное, сверхъестественное. В правую щеку мне дунуло теплым ветром, сильно качнуло меня - и только, а перед моими глазами на месте бледного лица было что-то короткое, тупое, красное, и оттуда лила кровь, словно из откупоренной бутылки, как их рисуют на плохих вывесках. И в этом коротком, красном, текущем продолжалась еще какая-то улыбка, беззубый смех - красный смех.

Он видел, как проволока, обрубленная с одного конца, резнула воздух и обвила, трех солдат. Колючки рвали мундиры, вонзались в тело, и солдаты с криком бешено кружились, и двое волокли за собою третьего, который был уже мертв. Потом остался в живых один, и он отпихивал от себя двух мертвецов, а те волоклись, кружились, переваливались один через другого и через него, - и вдруг сразу все стали неподвижны.

Одни, точно сослепу, обрывались в глубокие воронкообразные ямы и повисали животами на острых кольях, дергаясь и танцуя, как игрушечные паяцы; их придавливали новые тела, и скоро вся яма до краев превращалась в копошащуюся груду окровавленных живых и мертвых тел.

Он ясно помнит: когда его ранили в грудь навылет и он упал, еще некоторое время, до потери сознания, он подрыгивал ногами, как будто кому подтанцовывал.

Он лежал на спине, желтый, остроносый, с выступающими скулами и провалившимися глазами, - лежал, похожий на мертвеца, и мечтал об ордене. У него уже начался гнойник, был сильный жар, и через три дня его должны будут свалить в яму, к мертвым, а он лежал, улыбался мечтательно и говорил об ордене.

все поле, залитое неподвижным красным отсветом пожаров, закопошилось, точно живое, загорелось громкими криками, воплями, проклятиями и стонами. Эти темные бугорки копошились и ползали, как сонные раки, выпущенные из корзины, раскоряченные, странные, едва ли похожие на людей в своих оборванных, смутных движениях и тяжелой неподвижности. Одни были безгласны и послушны, другие стонали, выли, ругались и ненавидели нас, спасавших их, так страстно, как будто мы создали и эту кровавую равнодушную ночь, и одиночество их среди ночи и трупов, и эти страшные раны. Уже не хватало места в вагонах, и вся одежда наша стала мокра от крови, как будто долго стояли мы под кровавым дождем, а раненых все несли, и все так же дико копошилось ожившее поле.

-каковы ваши впечатления?

Однако работа, большая и плодотворная, продолжается. Самым, пожалуй, значительным произведением этого периода стал "Иуда Искариот", где подвергается переосмыслению известный всем библейский сюжет.

- Кто такой Иуда? Что вы о нем знаете?

Ученики Христа предстают трусливыми обывателями, а Иуда - посредником между Христом и людьми. Образ Иуды двойствен: формально - предатель, а по сути - единственно преданный Христу человек. Предает же Христа он, чтобы выяснить, способен ли кто-нибудь из его последователей пожертвовать собой ради спасения учителя. Он приносит апостолам оружие, предупреждает их о грозящей Христу опасности, а после смерти Учителя следует за ним. В уста Иуды автор вкладывает весьма глубокий этический постулат:

"Жертва - это страдания для одного и позор для всех. Вы на себя взяли весь грех. Вы скоро будете целовать крест, на котором вы распяли Христа!.. Разве он запретил вам умирать? Почему же вы живы, когда он мертв?.. Что такое сама правда в устах предателей? Разве не ложью становится она?". Сам автор охарактеризовал это произведение как "нечто по психологии, этике и практике предательства". По идее Андреева, Иуда является самым чистым и просвещенным учеником Христа.

Прочитайте отрывок из произведения Л. Андреева, где дается портрет Иуды Искариота:

Короткие рыжие волосы не скрывали странной и необыкновенной формы его черепа: точно разрубленный с затылка двойным ударом меча и вновь составленный, он явственно делился на четыре части и внушал недоверие, даже тревогу: за таким черепом не может быть тишины и согласия, за таким черепом всегда слышится шум кровавых и беспощадных битв. Двоилось так же и лицо Иуды: одна сторона его, с чёрным, остро высматривающим глазом, была живая, подвижная, охотно собиравшаяся в многочисленные кривые морщинки. На другой же не было морщин, и была она мёртвенно-гладкая, плоская и застывшая, и хотя по величине она равнялась первой, но казалась огромною от широко открытого слепого глаза. Покрытый белёсой мутью, не смыкающийся ни ночью, ни днём, он одинаково встречал и свет и тьму, но оттого ли, что рядом с ним был живой и хитрый товарищ, не верилось в его полную слепоту.

-В чем необычность деталей портрета Иуды Искариота? Можно ли сказать, что эти детали придают портрету Иуды символический смысл?

Образом Иуды Андреев иллюстрирует загадку «двух личин». В разных ситуациях раскрываются две натуры Иуды: одна – «ядовито-колючая», другая – «мучительно-раздавленная». Следствием раскрытия служит описание лица Иуды, его голоса, противопоставление внутренней крепости и силы внешней слабости и болезненности.

Столь же двойственен и внутренней мир Иуду: с одной стороны, он убежден в правильности своих представлений о людях, с другой – надеется на чудо, жаждет оказаться неправым.

В андреевском герое воедино слились мечтатель и мученик. Ему хорошо известны и трусость учеников Христа, и ненадежность толпы, но он мечтает о преображении «страшного народа» в «прекрасный». Иуда верит, что мучение Христа и его собственные приобретут высокий духовный смысл, разбудит сознание людей и вернет их к нравственным истинам.

-Какими же предстают ученики Христа на страницах повести?

Л.Андреев рисует их со злой иронией. Например, Петр (в переводе с греческого его имя означает «камень»), огромный, сильный и ограниченный. Это он и Иоанн спорят о том, кто из них будет находиться в Царствии Небесном рядом с Христом. Это Петр выпивает почти все вино, купленное для Иисуса, «с равнодушием человека, придающего значение только количеству». Это Петр, как и было предсказано Иисусом, трижды отрекается от Учителя, взятого под стражу.

С той же злой иронией изображен и любимый ученик Христа – Иоанн. У Андреева он изнеженный и высокомерный, не желающий никому уступать место рядом с Иисусом.

Вечно сомневающийся во всем Фома изображен ограниченным и не способным понимать иронию.

Ученики засыпают во время моления Иисуса в Гефсиманском саду, когда он просит их бодрствовать, быть с ним в час испытания. И наконец, они не защитили Христа от римских стражников во время его ареста.

-У Андреева нет противопоставления между Иисусом и Христом; их объединяет страдание, на которое обрекает любовь. Постарайтесь объяснить, почему Иисус и Иуда объединены Андреевым.

Настоящая любовь жертвенная. Иуда любит Иисуса, поцелуем и предает, от чего обрекает себя на вечное незавидное место рядом с Иисусом. Иисус любит человечество, и за него страдает, искупает его вину.

-Как внешне преображается Иуда?

“…был взор его прост, и прям, и страшен в своей голой правдивости”. Двуличие исчезает – скрывать нечего.

-прочитайте концовку повести.

И перед тем как оттолкнуться ногою от края и повиснуть, Иуда из Кариота еще раз заботливо предупредил Иисуса:

Так встреть же меня ласково, я очень устал, Иисус.

И прыгнул. (…)

Всю ночь, как какой-то чудовищный плод, качался Иуда над Иерусалимом; и ветер поворачивал его то к городу лицом, то к пустыне - точно и городу и пустыне хотел он показать Иуду. Но, куда бы ни поворачивалось обезображенное смертью лицо, красные глаза, налитые кровью и теперь одинаковые, как братья, неотступно смотрели в небо. А наутро кто-то зоркий увидел над городом висящего Иуду и закричал в испуге. Пришли люди, и сняли его, и, узнав, кто это, бросили его в глухой овраг, куда бросали дохлых лошадей, кошек и другую падаль.

И в тот вечер уже все верующие узнали о страшной смерти Предателя, а на другой день узнал о ней весь Иерусалим. Узнала о ней каменистая Иудея, и зеленая Галилея узнала о ней; и до одного моря и до другого, которое еще дальше, долетела весть о смерти Предателя. Ни быстрее, ни тише, но вместе с временем шла она, и как нет конца у времени, так не будет конца рассказам о предательстве Иуды и страшной смерти его. И все - добрые и злые - одинаково предадут проклятию позорную память его; и у всех народов, какие были, какие есть, останется он одиноким в жестокой участи своей - Иуда из Кариота, Предатель.

-Почему Иуда повесился?

Увидел неотвратимость на земле зла, отсутствие любви, предательство.

- После выхода в свет произведения в адрес Л.Андреева посыпались обвинения в оправдании предательства. Согласны ли вы с этим утверждением?

Л.Н.Андреев воспринял от своего великого учителя Ф.М.Достоевского, высочайшую меру нравственной требовательности к человеку, к его сознанию личной ответственности. Повесть «Иуда искариот» отнюдь не снисхождение к предательству, тем более не оправдание его. Более того, повесть – непримиримое неприятие неявного, неочевидного, неподсудного предательства – молчаливого попустительства ему. Самые яркие события произведения те, которые рассказывают о произошедшем после распятия. Л.Андреев как предателей судит всех, кто молчит и бездействует перед лицом предательства. Именно в этом заключается основной идейный пафос произведения.

Автор смело перекраивает двухтысячелетние образы, чтобы заставить читателя возмутиться открывшейся бессмыслицей. В повести отразились противоречия эпохи, в которой жил Л. Андреев. Его волнуют вечные вопросы: что правит миром: добро или зло, истина или ложь, можно ли жить праведно в неправедном мире. А мы как думаем?

-оправдана ли оценка Горького?

Таков Художественный мир Андреева, полный противоречий, на первый взгляд, бесконечно глубокий, являющий собой отклик не столько на исторические события, сколько на движение человеческой души, становясь оттого вневременным.

Евангельская история предательства Иудой Искариотом Иисуса Христа могла заинтересовать Леонида Андреева как писателя тем, что её можно было «олитературить», то есть привести в соответствие с принципами изображения и оценки человека в его собственном творчестве, опираясь при этом на традиции русской литературы XIX века (Лесков, Достоевский, Толстой) в обработке произведений учительной литературы.

Так же как и его предшественники, Андреев увидел в ситуациях дидактической литературы значительный трагический потенциал, который столь внушительно раскрыли в своём творчестве два гения — Достоевский и Толстой. Андреев существенно усложнил и углубил личность Иуды, сделав его идейным оппонентом Иисуса, и его повесть приобрела все признаки жанра духовной драмы, образцы которой читателю были известны по романам Достоевского 1860-1870-х годов и произведениям позднего Толстого.

Автор повести следует фабуле евангельской истории избирательно, сохраняя при этом её ключевые ситуации, имена её персонажей, — словом, создаёт иллюзию её пересказа, на деле же предлагая читателю собственную версию этой истории, создаёт вполне оригинальное произведение с характерной для этого писателя экзистенциальной (человек в мире) проблематикой.

В повести Андреева идейные убеждения героев полярны (вера — неверие) — в соответствии с жанровой её спецификой; в то же время в их отношениях решающую роль играет интимное, личностное начало (симпатии и антипатии), заметно усиливающее трагический пафос произведения.

Оба главных героя повести, Иисус и Иуда, и прежде всего последний, явно гиперболизированы в духе исповедуемого Андреевым экспрессионизма, предполагающего гигантизм героев, их неординарные духовные и физические способности, нагнетание трагизма в человеческих отношениях, экстатическое письмо, то есть повышенную экспрессивность стиля и преднамеренную условность образов и ситуаций.

Иисус Христос у Андреева — воплощённая духовность, но самому этому художественному воплощению, как это бывает с идеальными героями, недостаёт внешней конкретики. Мы почти не видим Иисуса, не слышим его речей; эпизодически представлены его душевные состояния: Иисус может быть благодушным, привечая Иуду, смеяться над его шутками и шутками Петра, быть разгневанным, тоскующим, скорбящим; причём в этих эпизодах отражается в основном динамика его отношений с Иудой.

Иисус Христос, фигура страдательная, является в повести героем второго плана — сравнительно с Иудой, настоящим протагонистом, активным «действующим лицом».

Именно он, в перипетиях его отношений с Иисусом, с самого начала и до финала повести находится в центре внимания повествователя, что и дало основание писателю назвать произведение его именем. Художественный характер Иуды существенно сложнее характера Иисуса Христа.

Иуда предстаёт перед читателем сложной загадкой, как, впрочем, и для учеников Иисуса, во многом и для самого их учителя. Весь он определённым образом «зашифрован», начиная с его внешности; ещё сложнее понять мотивы его отношений с Иисусом. И хотя главная интрига повести прописана автором отчётливо: любящий Иисуса Иуда выдаёт его в руки его врагов, иносказательный стиль этого произведения существенно затрудняет понимание тонких нюансов отношений между героями.

Иносказательный язык повести и является основной проблемой её интерпретации. Иуда представлен повествователем — на основе своеобразного плебисцита — как отверженный всеми людьми человек, как изгой: «и не было никого, кто мог бы сказать о нём доброе слово».

Впрочем, представляется, что и сам Иуда не слишком благоволит к роду человеческому и от своей отверженности не особенно страдает. Испуг, оторопь, отвращение вызывает Иуда даже у учеников Иисуса «как нечто невиданно-безобразное, лживое и омерзительное», не одобряющих поступок своего учителя — приблизить к себе Иуду. Но для Иисуса нет отверженных: «с тем духом светлого противоречия, который неудержимо влёк его к отверженным и нелюбимым, он решительно принял Иуду и включил его в круг избранных» (там же). Но не разумом, а верой руководствовался Иисус, принимая своё решение, недоступное пониманию его учеников, верой в духовную сущность человека.

«Ученики волновались и сдержанно роптали», и не было у них сомнения в том, «что в желании его приблизиться к Иисусу скрывалось какое-то тайное намерение, был злой и коварный расчет. Чего ещё можно ждать от человека, который «шатается бессмысленно в народе … лжёт, кривляется, зорко высматривает что-то своим воровским глазом … любопытный, лукавый и злой, как одноглазый бес»?

Наивный, но дотошный Фома «внимательно разглядывал Христа и Иуду, сидевших рядом, и эта странная близость божественной красоты и чудовищного безобразия … угнетала его ум, как неразрешимая загадка». Лучший из лучших и худший из худших … Что между ними общего? По крайней мере, они способны мирно сидеть рядом: оба они из рода человеческого.

Внешность Иуды свидетельствовала о том, что он органически чужд ангельского начала: «короткие рыжие волосы не скрывали странной и необыкновенной формы его черепа:
точно разрубленный с затылка двойным ударом меча и вновь составленный, он явственно делился на четыре части и внушал недоверие, даже тревогу: за таким черепом не может быть тишины и согласия, за таким черепом всегда слышится шум кровавых и беспощадных битв».

Если Иисус является воплощением духовно-нравственного совершенства, образцом кротости и внутренней умиротворённости, то Иуда, по-видимому, и внутренне расколот; можно предположить, что по призванию он неугомонный бунтарь, вечно чего-то ищущий, вечно одинокий. Но разве и сам Иисус не одинок в этом мире?

А что скрывается за странным ликом Иуды? «Двоилось также и лицо Иуды: одна сторона его, с чёрным, остро высматривающим глазом, была живая, подвижная, охотно собиравшаяся в многочисленные кривые морщинки. На другой же не было морщин, и была она мертвенно-гладкая, плоская и застывшая; и хотя по величине она равнялась
первой, но казалась огромною от широко открытого слепого глаза. Покрытый белёсой мутью, не смыкающийся ни ночью, ни днём, он одинаково встречал и свет и тьму; но оттого ли, что рядом с ним был живой и хитрый товарищ, не верилось в его полную слепоту».

К внешнему безобразию Иуды ученики Иисуса скоро привыкли. Смущало выражение лица Иуды, напоминавшее маску лицедея: то ли комика, то ли трагика. Иуда мог быть весёлым, общительным, хорошим рассказчиком, правда, несколько эпатирующим слушателей своими скептическими суждениями о человеке, впрочем, и себя самого готовым представить в самом невыгодном свете. «Лгал Иуда постоянно, но и к этому привыкли, так как не видели за ложью дурных поступков, а разговору Иуды и его рассказам она придавала особенный интерес и делала жизнь похожею на смешную, а иногда и страшную сказку». Так реабилитируется ложь, в данном случае художественный вымысел, игра.

В качестве артиста по своей натуре Иуда единственный среди учеников Иисуса. Впрочем, Иуда не только тешил слушателей вымыслами: «По рассказам Иуды выходило так, будто он знает всех людей, и каждый человек, которого он знает, совершил в своей жизни какой-нибудь дурной поступок или даже преступление».

Что это — ложь или правда? А как же ученики Иисуса? А сам Иисус? Но Иуда уклонялся от таких вопросов, сея смуту в души слушателей: шутит он или говорит серьёзно? «И пока в шутовских гримасах корчилась одна сторона его лица, другая качалась серьёзно и строго, и широко смотрел никогда не смыкающийся глаз».

Именно этот, то ли слепой, мёртвый, то ли всевидящий глаз Иуды вселял в души учеников Иисуса тревогу: «пока двигался его живой и хитрый глаз, Иуда казался простым и добрым, но когда оба глаза останавливались неподвижно и в странные бугры и складки собиралась кожа на его выпуклом лбу, — являлась тягостная догадка о каких-то совсем особенных мыслях, ворочающихся под этим черепом.

Совсем чужие, совсем особенные, совсем не имеющие языка, они глухим молчанием тайны окружали размышляющего Искариота, и хотелось, чтобы он поскорее начал говорить, шевелиться и даже лгать. Ибо сама ложь, сказанная человеческим языком, казалась правдою и светом перед этим безнадёжно-глухим и неотзывчивым молчанием».

Ложь снова реабилитируется, потому что общение — способ бытия человека — отнюдь не чуждо лжи. Слаб человек. Такой Иуда ученикам Иисуса понятен, он почти свой. От трагической маски Иуды веяло холодным безучастием к человеку; так смотрит на человека судьба.

Между тем Иуда явно стремился к общению, активно внедряясь в сообщество учеников Иисуса, завоёвывая симпатии их учителя. К этому были основания: со временем окажется, что нет ему равных среди учеников Иисуса по уму, по физической силе и силе воли, по способности к метаморфозам. И это ещё не всё. Чего только стоит его желание «когда-нибудь взять землю, поднять и, быть может, бросить её», заветное желание Иуды, похожее на озорство.

Так раскрыл Иуда одну из своих тайн в присутствии Фомы, впрочем, с полным пониманием того, что тот заведомо не поймёт иносказания.

Иисус поручил Иуде денежный ящик и хозяйственные заботы, указывая тем самым ему место среди учеников, и со своими обязанностями Иуда справлялся превосходно. Но за тем ли пришёл Иуда к Иисусу, чтобы стать одним из его учеников?

Автор отчётливо дистанцирует независимого в своих суждениях и поступках Иуду от учеников Иисуса, принцип поведения которых — конформизм. С иронией относится Иуда к ученикам Иисуса, живущим с оглядкой на оценку учителем их слов и поступков. И сам Иисус, воодушевляемый верой в духовное воскресение человека, знает ли человека реального, земного, так, как знает его Иуда — хотя бы по себе самому, непоседе с неуживчивым характером, безобразному внешне, лгуну, скептику, провокатору, актёру, для которого как будто бы нет ничего святого, для которого жизнь — игра. Чего же добивается этот странный и даже несколько страшный человек?

Неожиданно, демонстративно, в присутствии Христа и его учеников, непристойно спорящих о месте возле Иисуса в раю, перечисляющих перед учителем свои заслуги, Иуда открывает ещё одну из своих тайн, заявляя «торжественно и строго», глядя прямо в глаза Иисусу: «Я! Я буду возле Иисуса». Это уже не игра.

Дерзкой выходкой показалось ученикам Иисуса это заявление Иуды. Иисус «медленно опустил взоры» (там же), как человек, обдумывающий сказанное. Загадал Иуда Иисусу загадку. Ведь речь идёт о высшей награде для человека, которую нужно заслужить. Как же полагает заслужить её Иуда, который ведёт себя так, словно сознательно и явно оппонирует Иисусу?

Оказывается, Иуда в такой же мере идеолог, как и Иисус. И отношения Иуды с Иисусом начинают складываться как своеобразный диалог, всегда заочный. Этот диалог разрешится трагическим событием, причину которого все, включая Иисуса, увидят в предательстве Иуды. Однако и предательство имеет свои мотивы. Именно «психология предательства» интересовала Леонида Андреева прежде всего, по собственному его свидетельству, в создаваемой им повести.

В основе сюжета повести «Иуда Искариот» лежит «история души человеческой», конечно же Иуды Искариота. Автор произведения всеми доступными ему средствами окутывает своего героя тайнами.

Такова эстетическая установка писателя-авангардиста, возлагающего на читателя нелёгкий труд разгадывания этих тайн. Но и сам герой во многом тайна для себя самого.

Но главное — цель своего прихода к Иисусу — он знает твёрдо, хотя доверить эту тайну он может только самому Иисусу, да и то в критической для них обоих ситуации, — в отличие от его учеников, постоянно и назойливо, в соперничестве друг с другом уверяющих учителя в своей любви к нему.

Иуда объясняется в любви к Иисусу интимно, без свидетелей и даже без надежды быть услышанным: «Но ведь ты знаешь, что я люблю тебя. Ты всё знаешь, — звучит в вечерней тишине голос Иуды накануне страшной ночи. — Господи, Господи, затем ли в «тоске и муках искал я Тебя всю мою жизнь, искал и нашёл!».

Неужели обретение Иудой смысла существования с роковой неизбежностью привело его к необходимости выдать Иисуса его врагам? Как это могло случиться?

Иуда понимает свою роль возле Иисуса иначе, чем сам Иисус-учитель. Нет сомнения в том, что слово Иисуса — это святая истина о сущности человека. Но способно ли слово
изменить плотскую его природу, которая даёт о себе знать постоянно, в извечной борьбе с началом духовным, сокрушительно напоминая о себе страхом смерти?

Сам Иуда переживает этот страх в селении, в котором его жители, разгневанные обличениями Иисуса, готовы были забросать камнями самого обличителя и его растерявшихся учеников. Это был страх Иуды не за себя, а за Иисуса («охваченный безумным страхом за Иисуса, точно видя уже капли крови на его белой рубашке, Иуда яростно и слепо бросался на толпу, грозил, кричал, умолял и лгал и тем дал время и возможность уйти Иисусу и его ученикам».

Это был духовный акт преодоления страха смерти, истинное выражение любви человека к человеку. Как бы то ни было, не слово истины Иисуса, а ложь Иуды, представившего вероучителя разгневанной толпе обыкновенным обманщиком, актерская его одарённость, способная заворожить человека и заставить его забыть о гневе («он бешено метался перед толпой и очаровывал её какой-то странной силой» (там же), спасли Иисуса и его учеников от смерти.

Это была ложь во спасение, во спасение Иисуса Христа. «Но ты солгал!» — упрекает принципиальный Фома беспринципного Иуду, чуждого каких-либо догматов, в особенности если речь идёт о жизни и смерти Иисуса.

«И что такое ложь, мой умный Фома? Разве не большей ложью была бы смерть Иисуса?» — задаёт Иуда каверзный вопрос. Иисус в принципе отвергает всякую ложь, какими бы мотивами ни оправдывал себя лгущий. Такова идеальная правда, с которой не поспоришь.

Но Иуде Иисус нужен живым, потому что он сам и есть святая правда, и ради неё Иуда готов пожертвовать собственной жизнью. Так что такое правда и что такое ложь? Иуда решил для себя этот вопрос бесповоротно: правда — это сам Иисус Христос, человек, как Бог совершенный в духовной его ипостаси, дар небес человечеству. Ложь — его уход из жизни. А потому Иисуса нужно всячески оберегать, потому что другого такого не будет.

Смерть подстерегает праведника на каждом шагу, ибо людям не нужна правда об их несовершенстве. Им нужен обман, точнее — вечный самообман, будто человек — существо исключительно плотское. С этой ложью легче жить, потому что плотскому человеку всё прощается. Об этом и говорит Иуда Фоме: «Я им дал то, что они просили (то есть ложь), а они вернули то, что мне нужно» (живого Иисуса Христа).

Что же ждёт Иисуса Христа в этом грешном земном мире, если рядом с ним не будет Иуды? Иуда нужен Иисусу. Иначе – он погибнет, и вместе с ним погибнет и Иуда», — убеждён Искариот.

Ибо чем станет мир без божества? Только нужен ли сам Иуда Иисусу, верующему в возможность духовного просветления человечества?

Люди не особенно верят словам, а потому нестойки в убеждениях. Вот в одном из селений его жители радушно встречали Иисуса и его учеников, «окружали их вниманием и любовью и становились верующими», но стоило Иисусу отойти от этого селения, как одна из женщин заявила о пропаже козлёнка, и хотя козлёнка вскоре нашли, жители почему-то решили, что «Иисус обманщик и, может быть, даже вор». Это умозаключение сразу успокоило страсти.

«Иуда прав, Господи. Это были злые и глупые люди, и на камень упало семя твоих слов», — подтверждает наивный правдолюбец Фома правоту Иуды, который «рассказывал дурное о его жителях и предвещал беду».

Как бы то ни было, «с этого дня как-то странно изменилось к нему отношение Иисуса. И прежде почему-то было так, что Иуда никогда не говорил прямо с Иисусом, и тот никогда прямо не обращался к нему, но зато часто взглядывал на него ласковыми глазами, улыбался на некоторые его шутки, и если долго не видел, то спрашивал: а где же Иуда? А теперь глядел на него, точно не видя, хотя по-прежнему, — и даже упорнее, чем прежде, — искал его глазами всякий раз, как начинал говорить к ученикам или к народу, но или садился к нему спиною и через голову бросал свои слова на Иуду, или делал вид, что совсем его не замечает. И что бы он ни говорил, хотя бы сегодня одно, а завтра совсем другое, хотя бы даже то самое, что думает и Иуда, — казалось, однако, что он всегда говорит против Иуды». В иной ипостаси — не ученика, а идейного оппонента — открылся Иуда Иисусу.

Нелюбезное отношение к нему Иисуса Христа Иуду и обидело и озадачило. Почему Иисус так огорчается, когда ученики его, то есть все люди, оказываются мелочными, глупыми и легковерными? Не таковы ли они по своей сути? И как теперь сложатся дальнейшие его отношения с Иисусом? Неужели он навсегда утратит смысл своего существования, если Иисус окончательно от него отвернется? Для Иуды наступило время
осмыслить ситуацию.

Отстав от Иисуса и его учеников, Иуда направился в каменистый овраг в поисках уединения. Странным был этот овраг, каким увидел его Иуда: «ина опрокинутый, обрубленный череп похож был этот дико-пустынный овраг, и каждый камень в нём был как застывшая мысль, и их было много, и все они думали — тяжело, безгранично, упорно».

Сам в своей многочасовой неподвижности Иуда стал одним из этих «мыслящих» камней: » … неподвижно остановились на чём-то его глаза, оба неподвижные, оба покрытые белёсою странною мутью, оба точно слепые и страшно зрячие». Иуда — камень – одна из метаморфоз многосторонней его личности, означающая «каменную» В потенции силу его воли.

Силу воли нечеловеческую — как мертвенно-плоская сторона лица Иуды; силу воли, которая не остановится ни перед чем; она глуха к человеку. Нет, не Пётр камень, а он, Иуда, ведь недаром он родом из каменистой местности.

Мотив «окаменения» Иуды является сюжетообразующим. Подобие трепета испытывает вначале Иуда перед Иисусом, как и все его ученики. Но постепенно Иуда открывает в себе качества, которые определяют человеческое достоинство. И прежде всего — силу воли следовать своей дорогой, к чему человек предназначен самим порядком вещей. В этом смысл метафоры: Иуда — камень.

Развитие мотива «окаменения» мы находим в сцене состязания Иуды с Петром в бросании камней в пропасть. Для всех учеников, в том числе и для самого Иисуса Христа, это развлечение. И сам Иуда вступает в состязание, чтобы развлечь уставшего от долгой и трудной дороги Иисуса и заслужить его симпатию.

Однако нельзя не видеть в этой сцене её иносказательного смысла: «тяжелый, он ударялся коротко и тупо и на мгновение задумывался; потом нерешительно делал первый скачок — и с каждым прикосновением к земле, беря от неё быстроту и крепость, становился лёгкий, свирепый, всесокрушающий. Уже не прыгал, а летел он с оскаленными зубами, и воздух, свистя, пропускал его тупую, круглую тушу.

Вот край, — плавным последним движением камень взмывал кверху и спокойно, в тяжелой задумчивости, округло летел вниз, на дно невидимой пропасти». Не о камне только идёт речь в этом описании, но и об «истории души» Иуды, О крепнущей силе его воли, его устремлённости к дерзновенному поступку, к безоглядному желанию лететь в неизвестность — в символическую бездну, в царство свободы. И даже в бросаемом Иудой камне он словно видит своё подобие: отыскав подходящий камень, Иуда «ласково впивался в него длинными пальцами, качался вместе с ним и, бледнея, посылал его в пропасть».

И если при бросании камня Пётр «откидывался назад и так следил за его падением», то Иуда «наклонялся вперёд, выгибался и простирал длинные шевелящиеся руки, точно сам хотел улететь за камнем».

Мотив «окаменения» Иуды достигает апогея в сцене поучения Иисуса в доме Лазаря. Иуда обижен тем, что о его победе над Петром в бросании камней все так скоро забыли, а Иисус, по-видимому, не придал ей никакого значения.

Другие настроения были у учеников Иисуса, другим ценностям они поклонялись: «образы пройденного пути: и солнце, и камень, и трава, и Христос, возлежащий в шатре, тихо плыли в голове, навевая мягкую задумчивость, рождая смутные, но сладкие грёзы о каком-то вечном движении под солнцем. Сладко отдыхало утомлённое тело, и всё оно думало о чём-то загадочно-прекрасном и большом, — и никто не вспомнил об Иуде». И не было места в этом прекрасном, поэтическом мире Иуде с его никому не нужными достоинствами. Он так и остался чужим среди учеников Иисуса.

Вот окружили они своего учителя, и каждый из них желал каким-нибудь образом быть причастным к нему, хотя бы лёгким, неощутимым касанием его одежды. И только Иуда оказался в стороне. «Искариот остановился у порога и, презрительно миновав взглядом собравшихся, весь огонь его сосредоточил на Иисусе. И по мере того как смотрел, гасло всё вокруг него, одевалось тьмою и безмолвием, и только светлел Иисус с своей поднятой рукою».

Свет в тёмном и безмолвном мире – вот что такое Иисус для Иуды. Но что-то как будто тревожит Иуду, всматривающегося в Иисуса Христа: «но вот и он словно поднялся в воздух, словно растаял и сделался такой, как будто весь он состоял из надозёрного тумана, пронизанного светом заходящей луны; и мягкая речь его звучала где-то далеко-далеко и нежно».

Иисус представляется Иуде тем, чем он есть, — духом, светлым, бесплотным существом с чарующей, неземной мелодией слов и вместе с тем призраком, парящим в воздухе, готовым исчезнуть, раствориться в глубоком, безмолвном мраке земного существования человека.

Иуде, постоянно озабоченному судьбой Иисуса в этом мире, представляется, что сам он как-то иначе причастен к Иисусу, чем его ученики, озабоченные тем, чтобы быть ближе к Иисусу. Иуда заглядывает в себя, словно в себе самом полагает он найти ответ на этот вопрос: «и, вглядываясь в колеблющийся призрак, вслушиваясь в нежную мелодию далёких и призрачных слов, Иуда забрал в железные пальцы всю душу и в необъятном мраке её, молча, начал строить что-то огромное.

Медленно в глубокой тьме, он поднимал какие-то громады, подобные горам, и плавно накладывал одну на другую; и снова поднимал, и снова накладывал; и что-то росло во мраке, ширилось беззвучно, раздвигало границы.

Вот куполом почувствовал он голову свою, и в непроглядном мраке его продолжало расти огромное, и кто-то молча работал: поднимал громады, подобные горам, накладывал одну на другую и снова поднимал … И нежно звучали где-то далёкие и призрачные слова».

С полным напряжением воли, всех своих душевных сил Иуда выстраивает в своём воображении какой- то грандиозный мир, сознавая себя его властелином, но мир, увы, безмолвный и мрачный. Но Иуде мало власти над миром, ему нужна власть над Иисусом, чтобы мир навеки не остался во тьме и безмолвии. Это было дерзкое желание. Но это был и ключ к решению проблемы отношений Иуды с Иисусом.

Иисус как будто почувствовал исходящую от Иуды угрозу: он прервал свою речь, устремив на Иуду свой взор. Иуда стоял, «загораживая дверь, огромный и чёрный … ». Не тюремщика ли увидел проницательный Иисус в Иуде, если он поспешно вышел из дома «и прошёл мимо Иуды в открытую и теперь свободную дверь», оценив реальные возможности своего оппонента, его власти над собой?

Почему Иуда прямо не обращается к Иисусу, в отличие от других его учеников? Не по той ли причине, что в художественном мире повести Иисуса и Иуду разделяет какой-то независимый от них порядок вещей, неодолимая логика обстоятельств, подобие рока, как в трагедии? Иуде до поры до времени приходится смиряться с тем, что Иисус «для всех был нежным и прекрасным цветком, благоухающей розой ливанской, а для Иуды оставлял одни только острые шипы».

Иисус Христос любит своих учеников и холодно-терпелив в отношениях с Иудой, единственным из всех, кто искренне его любит. Где справедливость? И в сердце Иуды разгорается ревность — вечная спутница любви. Нет, не затем пришёл он к Иисусу, чтобы быть послушным его учеником.

Он хотел бы стать ему братом. Только, в отличие от Иисуса, нет у него веры в род людской, который по-настоящему не понимает, не ценит Иисуса Христа. Но сколько бы ни презирал Иуда людей, он верит в то, что в критическую для Христа минуту люди очнутся от духовной спячки и восславят его святость, его божественность, которые так же очевидны для всех, как солнце на небосводе. А если случится невозможное — люди отвернутся от Иисуса, он, только он, Иуда, останется с Иисусом, когда побегут от него его ученики, когда нужно будет разделить с Иисусом немыслимые страдания. «Я буду возле Иисуса!»

Идея Иуды вполне созрела, он уже договорился с Анной о выдаче Иисуса и только теперь понял, как дорог ему Иисус, которого он отдавал в чужие руки. «И, выйдя в место, куда ходили по нужде, долго плакал там, корчась, извиваясь, царапая ногтями грудь, кусая плечи. Ласкал воображаемые волосы Иисуса, нашёптывал тихо что-то нежное и смешное и скрипел зубами.

Потом внезапно перестал плакать, стонать и скрежетать зубами и тяжело задумался, склонив на сторону мокрое лицо, похожий на человека, который прислушивается. И так долго стоял он, тяжелый, решительный и всему чужой, как сама судьба». Так вот что скрывалось за двойственным ликом Иуды!

Сознание своей власти над Иисусом смиряет ревность Иуды. Вот он присутствует при сцене, когда «Иисус нежно и с благодарностью целовал Иоанна и ласково гладил по плечу высокого Петра. И без зависти, с снисходительным презрением смотрел Иуда на эти ласки. Что значат все эти … поцелуи и вздохи сравнительно с тем, что знает он, Иуда из Кариота, рыжий, безобразный иудей, рождённый среди камней!».

Воображать себя заботливым тюремщиком Иисуса — разве это не единственный для Иуды способ предметно выражать свою любовь? Наблюдая, как радуется Иисус, лаская ребёнка, которого Иуда где-то нашёл и тайно принёс Иисусу в качестве своеобразного подарка, чтобы его порадовать, «Иуда строго прохаживался в стороне, как суровый тюремщик, который сам весною впустил к заключённому бабочку и теперь притворно ворчит, жалуясь на беспорядок».

Иуда постоянно ищет возможность чем-нибудь порадовать Иисуса — втайне от него, как истинно любящий. Только мало Иуде такой любви, о которой Иисус даже не подозревает.

Братом хотел бы он стать Иисусу — любви и в страданиях. Только готов ли сам Иуда выдать Иисуса врагам, чтобы встретиться с ним лицом к лицу, чего так упорно сам он добивается?

Страстно умоляет он Иисуса подать о себе весть, вступить с ним в диалог, освободить его от позорной роли: «Освободи меня. Сними тяжесть, она тяжелее гор и свинца. Разве ты не слышишь, как трещит под нею грудь Иуды из Кариота? И последнее молчание, бездонное, как последний взгляд вечности.

— Я иду». Мир отвечает молчанием. Иди, человек, куда хочешь, и делай, что знаешь. Иисус Христос просто Сын Человеческий.

Вот предстал Иуда перед Иисусом в роковую ночь лицом к лицу. И это был первый их диалог. Иуда «быстро придвинулся к Иисусу, ожидавшему его молча, и погрузил, как нож, свой прямой и острый взгляд в его спокойные, потемневшие глаза.

«Радуйся, равви! — сказал он громко, вкладывая странный и грозный смысл в слова обычного приветствия». Час испытаний настал. Иисус войдёт в мир победителем! Но вот увидел он сбившихся в стадо учеников Иисуса, парализованных страхом, надежда его поколебалась, «и зажглась в его сердце смертельная скорбь, какую испытал перед этим Христос.

Вытянувшись в сотню громко звенящих, рыдающих струн, он быстро рванулся к Иисусу и нежно поцеловал его холодную щёку. Так тихо, так нежно, с такой мучительной любовью и тоской, что, будь Иисус цветком на тоненьком стебельке, он не колыхнул бы его этим поцелуем и жемчужной росы не сронил бы с чистых лепестков».

Свершилось – Иуда вложил в свой поцелуй всю свою нежную любовь к Иисусу. Неужели ради этого поцелуя готов он подвергнуть Иисуса страшному испытанию? Но не понял Иисус значение этого поцелуя. «Иуда, — сказал Иисус и молнией своего взора осветил ту чудовищную груду насторожившихся теней, что была душой Искариота, — но в бездонную глубину её не мог проникнуть. — Иуда! Целованием ли предаёшь Сына Человеческого?». Да, целованием, но целованием любви: «Да! Целованием любви предаём мы тебя.

Целованием любви предаём мы тебя на поругание, на истязания, на смерть! Голосом любви скликаем мы палачей из тёмных нор и ставим крест — высоко над теменем земли
мы поднимаем на кресте любовью распятую любовь», — произносит Иуда внутренний монолог. Поздно теперь объясняться с Иисусом.

Так получилось, что Иуда, мучимый безответной любовью к Иисусу, возжелал власти над ним. И разве не любовь Иисуса Христа к роду человеческому стала причиной вражды к нему сильных мира сего, ненависти, не знающей предела? Не такова ли судьба любви в этом мире? Как бы то ни было, жребий брошен.

«Так стоял Иуда, безмолвный и холодный, как смерть, а крику души его отвечали крики и шум, поднявшиеся вокруг Иисуса». С этим чувством «как бы двойного бытия» — мучительного страха за жизнь Иисуса и холодного любопытства перед поведением людей, духовная слепота которых необъяснима, — останется Иуда до самой своей смерти.

Страдания Иисуса как-то странно сблизят его с Иудой, чего так упорно добивался последний: «и среди всей этой толпы были только они двое, неразлучные до самой смерти, дико связанные общностью страданий, — тот, кого предали на поругание и муки, и тот, кто его предал. Из одного кубка страданий, как братья, пили они оба, преданный и предатель, и огненная влага одинаково опаляла чистые и нечистые уста».

С тех пор как Иисус оказался в руках солдатни, бессмысленно, беспричинно его избивающей, Иуда живёт ожиданием того, что неизбежно должно случиться: люди поймут божественность Иисуса Христа. И тогда Иисус будет спасён — на веки вечные. Вот тишина наступила в караульне, где били Иисуса.

«Что это? Почему они молчат? Вдруг они догадались? Мгновенно голова Иуды наполнилась шумом, криком, рёвом тысяч взбесившихся мыслей. Они догадались? Они поняли, что это — самый лучший человек? — это так просто, так ясно. Что там теперь? Стоят перед ним на коленях и плачут тихо, целуя его ноги. Вот выходит он сюда, а за ним ползут покорно те — выходит сюда, к Иуде, выходит победителем, мужем, властелином правды, богом …

— Кто обманывает Иуду? Кто прав?

Но нет. Опять крики и шум. Бьют опять. Не поняли, не догадались и бьют ещё сильнее, ещё больнее бьют». Вот стоит Иисус перед судом толпы, тем судом, который должен разрешить спор Иуды с Иисусом. «И весь народ закричал, завопил, завыл на тысячу звериных и человеческих голосов:

— Смерть ему! Распни его!

И вот, точно глумясь над самим собою, точно в одном миге желая испытать всю беспредельность падения, безумия и позора, тот же народ кричит, вопит, требует тысячью звериных и человеческих голосов: — Варраву отпусти нам! Его распни! Распни!».

До последнего вздоха Иисуса надеется Иуда на чудо. «Что может удержать от разрыва тоненькую плёнку, застилающую глаза людей, такую тоненькую, что её как будто
нет совсем? Вдруг они поймут? Вдруг всею грозною массой мужчин, женщин и детей они двинутся вперёд, молча, без крика, сотрут солдат, зальют их по уши своею кровью, вырвут из земли проклятый крест и руками оставшихся в живых высоко над теменем земли поднимут свободного Иисуса! Осанна! Осанна!». Нет, умирает Иисус. И это возможно? Иуда — победитель? «Осуществился ужас и мечты. Кто вырвет теперь победу из рук Искариота? Пусть все народы, какие есть на земле, стекутся к Голгофе и возопиют миллионами своих глоток: «Осанна, Осанна!» — и моря крови и слёз прольют к подножию её — они найдут только позорный крест и мёртвого Иисуса».

Сбывшееся пророчество возносит Иуду на тот уровень гордости, который присущ повелителям мира: «теперь вся земля принадлежит ему, и ступает он твёрдо, как повелитель, как царь, как тот, кто беспредельно и радостно в этом мире одинок». Теперь и осанка его — осанка повелителя, «лицо его строго, и в безумной торопливости не бегают его глаза, как прежде. Вот останавливается он и с холодным вниманием осматривает новую, маленькую землю. Маленькая она стала, и всю её он чувствует под своими ногами.

Беспредельно и радостно одинокий, он гордо ощутил бессилие всех сил, действующих в мире, и все их бросил в пропасть». Мир предстал во мраке и безмолвии, и теперь Иуда имеет право судить всех и вся. Он обличает членов синедриона в преступной слепоте предал, а вас, мудрых, вас, сильных, предал он позорной смерти, которая не кончится
вовеки» и учеников Иисуса.

Теперь смотрят на неё сверху и снизу и хохочут и кричат: посмотрите на эту землю, на ней распяли Иисуса! И плюют на неё — как я!». Но без Иисуса мир утратил свет и смысл.

Быть рядом с Иисусом — значит уйти вслед за ним из этого опустевшего мира. «Почему же вы живы, когда он мертв?», — спрашивает Иуда учеников Иисуса. Иисус мёртв, и только мёртвым теперь не стыдно. Иуда готов и далее переносить нелюбовь к нему Иисуса, даже на небе, даже если Иисус пошлёт его в ад. Иуда способен и небо разрушить во имя любви к Иисусу, чтобы вместе с ним вернуться на землю, братски с ним обнявшись, и тем смыть с себя позорное имя Предателя. Так полагал Иуда, тот, кто истинно любил Иисуса и кто во имя любви обрёк его на муки и смерть.

Но иным вошёл он в память людей: «и все — добрые и злые — одинаково предадут проклятию позорную память его; и у всех народов, какие были, какие есть, останется он одиноким в жестокой участи своей — Иуда из Кариота, Предатель».

Люди по-своему оценивают человека, поведение которого тревожит их совесть. Историю одной любви и совершённого во имя её предательства поведал нам Леонид Андреев в повести «Иуда Искариот».

Однажды, около полудня, Иисус и ученики его проходили по каменистой и горной дороге, лишенной тени, и так как уже более пяти часов находились в пути, то начал Иисус жаловаться на усталость. Ученики остановились, и Петр с другом своим Иоанном разостлали на земле плащи свои и других учеников, сверху же укрепили их между двумя высокими камнями, и таким образом сделали для Иисуса как бы шатер. И он возлег в шатре, отдыхая от солнечного зноя, они же развлекали его веселыми речами и шутками. Но, видя, что и речи утомляют его, сами же будучи мало чувствительны к усталости и жару, удалились на некоторое расстояние и предались различным занятиям. Кто по склону горы между камнями разыскивал съедобные корни и, найдя, приносил Иисусу; кто, взбираясь все выше и выше, искал задумчиво границ голубеющей дали и, не находя, поднимался на новые островерхие камни. Иоанн нашел между камней красивую, голубенькую ящерицу и в нежных ладонях, тихо смеясь, принес ее Иисусу; и ящерица смотрела своими выпуклыми, загадочными глазами в его глаза, а потом быстро скользнула холодным тельцем по его теплой руке и быстро унесла куда-то свой нежный, вздрагивающий хвостик. Петр же, не любивший тихих удовольствий, а с ним Филипп занялись тем, что отрывали от горы большие камни и пускали их вниз, состязаясь в силе. И, привлеченные их громким смехом, понемногу собрались вокруг них остальные и приняли участие в игре. Напрягаясь, они отдирали от земли старый, обросший камень, поднимали его высоко обеими руками и пускали по склону. Тяжелый, он ударялся коротко и тупо и на мгновение задумывался; потом нерешительно делал первый скачок — и с каждым прикосновением к земле, беря от нее быстроту и крепость, становился легкий, свирепый, всесокрушающий. Уже не прыгал, а летел он с оскаленными зубами, и воздух, свистя, пропускал его тупую, круглую тушу. Вот край, — плавным последним движением камень взмывал кверху и спокойно, в тяжелой задумчивости, округло летел вниз, на дно невидимой пропасти. — Ну-ка, еще один! — кричал Петр. Белые зубы его сверкали среди черной бороды и усов, мощная грудь и руки обнажились, и старые сердитые камни, тупо удивляясь поднимающей их силе, один за другим покорно уносились в бездну. Даже хрупкий Иоанн бросал небольшие камешки и, тихо улыбаясь, смотрел на их забаву Иисус. — Что же ты, Иуда? Отчего ты не примешь участия в игре, — это, по-видимому, так весело? — спросил Фома, найдя своего странного друга в неподвижности, за большим серым камнем. — У меня грудь болит, и меня не звали. — А разве нужно звать? Ну, так вот я тебя зову, иди. Посмотри, какие камни бросает Петр. Иуда как-то боком взглянул на него, и тут Фома впервые смутно почувствовал, что у Иуды из Кариота — два лица. Но не успел он этого понять, как Иуда сказал своим обычным тоном, льстивым и в то же время насмешливым: — Разве есть кто-нибудь сильнее Петра? Когда он кричит, все ослы в Иерусалиме думают, что пришел их Мессия, и тоже поднимают крик. Ты слышал когда-нибудь их крик, Фома? И, приветливо улыбаясь и стыдливо запахивая одеждою грудь, поросшую курчавыми рыжими волосами, Иуда вступил в круг играющих. И так как всем было очень весело, то встретили его с радостью и громкими шутками, и даже Иоанн снисходительно улыбнулся, когда Иуда, кряхтя и притворно охая, взялся за огромный камень. Но вот он легко поднял его и бросил, и слепой, широко открытый глаз его, покачнувшись, неподвижно уставился на Петра, а другой, лукавый и веселый, налился тихим смехом. — Нет, ты еще брось! — сказал Петр обиженно. И вот один за другим поднимали они и бросали гигантские камни, и, удивляясь, смотрели на них ученики. Петр бросал большой камень, — Иуда еще больше. Петр, хмурый и сосредоточенный, гневно ворочал обломок скалы, шатаясь, поднимал его и ронял вниз, — Иуда, продолжая улыбаться, отыскивал глазом еще больший обломок, ласково впивался в него длинными пальцами, облипал его, качался вместе с ним и, бледнея, посылал его в пропасть. Бросив свой камень, Петр откидывался назад и так следил за его падением, — Иуда же наклонялся вперед, выгибался и простирал длинные шевелящиеся руки, точно сам хотел улететь за камнем. Наконец оба они, сперва Петр, потом Иуда, схватились за старый, седой камень — и не могли его поднять, ни тот, ни другой. Весь красный, Петр решительно подошел к Иисусу и громко сказал: — Господи! я не хочу, чтобы Иуда был сильнее меня. Помоги мне поднять тот камень и бросить. И тихо ответил ему что-то Иисус. Петр недовольно пожал широкими плечами, но ничего не осмелился возразить и вернулся назад со словами: — Он сказал: а кто поможет Искариоту? Но вот взглянул он на Иуду, который, задыхаясь и крепко стиснув зубы, продолжал еще обнимать упорный камень, и весело засмеялся: — Вот так больной! Посмотрите, что делает наш больной, бедный Иуда! И засмеялся сам Иуда, так неожиданно уличенный в своей лжи, и засмеялись все остальные, — даже Фома слегка раздвинул улыбкой свои прямые, нависшие на губы, серые усы. И так, дружелюбно болтая и смеясь, все двинулись в путь, и Петр, совершенно примирившийся с победителем, время от времени подталкивал его кулаком в бок и громко хохотал: — Вот так больной! Все хвалили Иуду, все признавали, что он победитель, все дружелюбно болтали с ним, но Иисус, — но Иисус и на этот раз не захотел похвалить Иуду. Молча шел он впереди, покусывая сорванную травинку; и понемногу один за другим переставали смеяться ученики и переходили к Иисусу. И в скором времени опять вышло так, что все они тесною кучкою шли впереди, а Иуда — Иуда-победитель — Иуда сильный — один плелся сзади, глотая пыль. Вот они остановились, и Иисус положил руку на плечо Петра, другой рукою указывая вдаль, где уже показался в дымке Иерусалим. И широкая, могучая спина Петра бережно приняла эту тонкую, загорелую руку. На ночлег они остановились в Вифании, в доме Лазаря. И когда все собрались для беседы, Иуда подумал, что теперь вспомнят о его победе над Петром, и сел поближе. Но ученики были молчаливы и необычно задумчивы. Образы пройденного пути: и солнце, и камень, и трава, и Христос, возлежащий в шатре, тихо плыли в голове, навевая мягкую задумчивость, рождая смутные, но сладкие грезы о каком-то вечном движении под солнцем. Сладко отдыхало утомленное тело, и все оно думало о чем-то загадочно-прекрасном и большом, — и никто не вспомнил об Иуде. Иуда вышел. Потом вернулся. Иисус говорил, и в молчании слушали его речь ученики. Неподвижно, как изваяние, сидела у ног его Мария и, закинув голову, смотрела в его лицо. Иоанн, придвинувшись близко, старался сделать так, чтобы рука его коснулась одежды учителя, но не обеспокоила его. Коснулся — и замер. И громко и сильно дышал Петр, вторя дыханием своим речи Иисуса. Искариот остановился у порога и, презрительно миновав взглядом собравшихся, весь огонь его сосредоточил на Иисусе. И по мере того как смотрел, гасло все вокруг него, одевалось тьмою и безмолвием, и только светлел Иисус с своею поднятой рукою. Но вот и он словно поднялся в воздух, словно растаял и сделался такой, как будто весь он состоял из надозерного тумана, пронизанного светом заходящей луны; и мягкая речь его звучала где-то далеко-далеко и нежно. И, вглядываясь в колеблющийся призрак, вслушиваясь в нежную мелодию далеких и призрачных слов, Иуда забрал в железные пальцы всю душу и в необъятном мраке ее, молча, начал строить что-то огромное. Медленно, в глубокой тьме, он поднимал какие-то громады, подобные горам, и плавно накладывал одна на другую; и снова поднимал, и снова накладывал; и что-то росло во мраке, ширилось беззвучно, раздвигало границы. Вот куполом почувствовал он голову свою, и в непроглядном мраке его продолжало расти огромное, и кто-то молча работал: поднимал громады, подобные горам, накладывал одну на другую и снова поднимал... И нежно звучали где-то далекие и призрачные слова. Так стоял он, загораживая дверь, огромный и черный, и говорил Иисус, и громко вторило его словам прерывистое и сильное дыхание Петра. Но вдруг Иисус смолк — резким незаконченным звуком, и Петр, точно проснувшись, восторженно воскликнул: — Господи! Тебе ведомы глаголы вечной жизни! Но Иисус молчал и пристально глядел куда-то. И когда последовали за его взором, то увидели у дверей окаменевшего Иуду с раскрытым ртом и остановившимися глазами. И, не поняв, в чем дело, засмеялись. Матфей же, начитанный в Писании, притронулся к плечу Иуды и сказал словами Соломона: — Смотрящий кротко — помилован будет, а встречающийся в воротах — стеснит других. Иуда вздрогнул и даже вскрикнул слегка от испуга; и все у него — глаза, руки и ноги — точно побежало в разные стороны, как у животного, которое внезапно увидело над собою глаза человека. Прямо к Иуде шел Иисус и слово какое-то нес на устах своих — и прошел мимо Иуды в открытую и теперь свободную дверь. Уже в середине ночи обеспокоенный Фома подошел к ложу Иуды, присел на корточки и спросил: — Ты плачешь, Иуда? — Нет. Отойди, Фома. — Отчего же ты стонешь и скрипишь зубами? Ты нездоров? Иуда помолчал, и из уст его, одно за другим, стали падать тяжелые слова, налитые тоскою и гневом. — Почему он не любит меня? Почему он любит тех? Разве я не красивее, не лучше, не сильнее их? Разве не я спас ему жизнь, пока те бежали, согнувшись, как трусливые собаки? — Мой бедный друг, ты не совсем прав. Ты вовсе не красив, и язык твой так же неприятен, как и твое лицо. Ты лжешь и злословишь постоянно, как же ты хочешь, чтобы тебя любил Иисус? Но Иуда точно не слышал его и продолжал, тяжело шевелясь в темноте: — Почему он не с Иудой, а с теми, кто его не любит? Иоанн принес ему ящерицу — я принес бы ему ядовитую змею. Петр бросал камни — я гору бы повернул для него! Но что такое ядовитая змея? Вот вырван у нее зуб, и ожерельем ложится она вокруг шеи. Но что такое гора, которую можно срыть руками и ногами потоптать? Я дал бы ему Иуду, смелого, прекрасного Иуду! А теперь он погибнет, и вместе с ним погибнет и Иуда. — Ты что-то странное говоришь, Иуда! — Сухая смоковница, которую нужно порубить секирою, — ведь это я, это обо мне он сказал. Почему же он не рубит? он не смеет, Фома. Я его знаю: он боится Иуды! Он прячется от смелого, сильного, прекрасного Иуды! Он любит глупых, предателей, лжецов. Ты лжец, Фома, ты слыхал об этом? Фома очень удивился и хотел возражать, но подумал, что Иуда просто бранится, и только покачал в темноте головою. И еще сильнее затосковал Иуда; он стонал, скрежетал зубами, и слышно было, как беспокойно движется под покрывалом все его большое тело. — Что так болит у Иуды? Кто приложил огонь к его телу? Он сына своего отдает собакам! Он дочь свою отдает разбойникам на поругание, невесту свою — на непотребство. Но разве не нежное сердце у Иуды? Уйди, Фома, уйди, глупый. Пусть один останется сильный, смелый, прекрасный Иуда!

Тема:«Бездны» человеческой души как главный объект изображения в творчестве Л.Андреева.Переосмысление евангельских сюжетов в философской прозе писателя.
Цели и задачи:
Образовательная: понять сущность и истоки противоречивости в изображении Л.Андреевым Иуды и объяснить отношение автора к героям; дать оценку данному предательству с точки зрения Православия; закрепление знания и понимания литературного текста, совершенствования создания синквейна.
Развивающая: развитие монологической речи, коммуникативных навыков; создание условий для развития умений увидеть и назвать проблему, предложить пути её решения. Развивать умение анализировать текст и слово, опираясь на детали, творческое ассоциативное мышление на примере разных видов искусств.
Воспитательная: пробудить интерес к искусству, воспитывать нравственные и духовные ценности человека: серьёзное отношение к ситуации выбора, чувства ответственности за своё решение, поступки; воспитывать доброту и чуткость.
Тип урока:
Оборудование: мультимедийная презентация, видеозаписи, распечатка (первоисточник Евангелия), карточки с вопросами группам, памятки для составления синквейна, камни, сердечки.
Название современных образовательных технологий, применяемых в УВП Этапы урока, на которых технологии применяются
Информационно - коммуникативная технология Подготовительная часть:
организация класса, функциональная и психологическая подготовка к предстоящей работе.
Создание положительного эмоционального настроя.
Групповая технология
Проблемная технология
Информационная технология
Личностно-ориентированная технология
Технология сотрудничества
Основная часть
1.Составление синквейна
2.Работа с текстом повести.
3.Обсуждение вопросов и высказывание своей точки зрения по проблемам повести
4 Чтение наизусть отрывка повести
5.Работа с текстом Евангелия.
6. Выразительное чтение отрывка повести

Здоровьесберегающая технология
Заключительная часть
Использование вариантов оценивания, создание ситуации успеха.
Здоровьесберегающая технология.
Рефлексия
Обеспечение восстановительных процессов. Психологический настрой на предстоящую учебную деятельность.
Подведение итогов и задание на дом. Домашнее задание
Поведение – это зеркало, в котором каждый
показывает свой лик. И.В.Гёте
1.Это один из сюжетов Вечной Книги - Библии о предательстве сына Человеческого Иудой» На рубеже 19 и 20-века к этой же теме обратился русский писатель Леонид Андреев, создав повесть «Иуда Искариот», которую вы читали дома и с содержанием которой предстоит разобраться на уроке.- Чем же так притягателен этот библейский сюжет, что на протяжении многих веков не перестает волновать сознание людей? Вы хорошо знаете, что согласно христианским представлениям, «Христос – воплощение истины, добра и красоты», а предавший его «Иуда - олицетворение лжи, подлости и коварства Трейлер по повести Л.Андреева
А сейчас, для того чтобы эти понятия стали нам ближе, предлагаю составить синквейн к словам Добро(1 группа), Зло(2 группа).
Добро Зло
1. справедливое, вечное
2. помогает, поддерживает, направляет
3. без добра жизнь бессмысленна
4. справедливость 1. страшное, уничтожающее
2. уничтожает, ранит, губит
3. разрушает всё на земле
4. грех
Памятка для составления синквейна
Портреты Иисуса и Иуды.
Борьба добра со злом является труднейшей нравственной проблемой человечества. Уходя корнями в далекое прошлое, Этот вопрос задает и Л.Андреев. Причем, ответа в повести мы не найдем. Возвращаемся к ассоциациям добра….И к ассоциациям зла…(ключевое слово предательство)
–Психология предательства… Какова она? Как, почему, зачем становятся предателями?
Сегодня мы говорим о главном предателе в истории человечества – об Иуде Искариоте.
Сформулируйте проблему урока. задачи: («Проблема предательства?Цели:1.Искренне ли Иуда любил Христа?
2.Почему совершает предательство?3.Что чувствует человек, совершивший предательство?)
И.А
Слово о Л.Н.Андрееве. Итак, каким человеком был Леонид Андреев? (Портрет Л.Андреева)
"Андреев жил на Каменноостровском, в доме страшно мрачном: Огромная комната - угловая, с фонарем, и окна этого фонаря расположены в направлении островов и Финляндии. Подойдешь к окну - и убегают фонари Каменноостровского цепью в мокрую даль. Леонид Андреев, который жил в писателе Леониде Николаевиче, был бесконечно одинок, не признан и всегда обращен лицом в провал черного окна.
Презентация сделана уч-ся 11кл
(Используются элементы: Портрет Л.Андреева фонари Каменноостровского,провал черного окна.)
История создания повести.
- Вспомним историю России. С каких событий началась первая русская революция 1905 – 1907 годов?
(С Кровавого воскресенья, 9 января, 1905 года, когда по инициативе священника Гапона петербургские рабочие пошли к Зимнему дворцу с петицией Николаю 2, и это мирное массовое шествие было расстреляно царскими войсками.Год спустя выяснилось, что Гапон разоблачён эсерами как агент тайной охранки и повешен ими в Озерках, дачном пригороде Петербурга).
Работа с текстовым документом по повести Андреева. - Посмотрите на эти портреты. Это Иуда глазами разных художников. (дата,авторы)
Где, по-вашему, Андреевский Иуда? Обоснуйте свое мнение текстом. (зачитывается описание внешности Иуды, отмечается его двойственность)
- Для чего Андреев наделяет Иуду такой внешностью? О чем это говорит? (двойственность лица – двойственность натуры)
- В чем проявляется двойственность натуры Иуды? Приведите примеры из текста. (краткий пересказ эпизодов)
“Короткие рыжие волосы не скрывали странной и необыкновенной формы его черепа: точно разрубленный с затылка двойным ударом меча и вновь составленный, он явно делился на четыре части внушал недоверие, даже тревогу: за таким черепом не может быть тишины и согласия, за таким черепом всегда слышится шум кровавых и беспощадных битв. Двоилось также и лицо Иуды: одна сторона его, с чёрным, остро высматривающим глазом, была живая, подвижная, охотно собиравшаяся в многочисленные кривые морщинки. На другой же не было морщин, и была она мёртвенно – гладкая, плоская и застывшая; и хотя по величине она равнялась первой, но казалась огромною от широко открытого слепого глаза. Покрытый белёсой мутью, не смыкающийся ни днём, ни ночью, он одинаково встречал и свет и тьму; но оттого ли, что рядом с ним был живой и хитрый товарищ, не верилось в его полную слепоту”
Во-первых, отметим необычность выбранных деталей портрета. Андреев описывает череп Иуды, сама форма которого внушает “недоверие и тревогу”
Во-вторых, обратим внимание на двойственность в облике Иуды, несколько раз подчёркнутую писателем
Задание группам:
1 – найти синонимы, характеризующие образ Иуды.
2 – найти антонимы, характеризующие облик Иуды.
синонимы: “странной и необыкновенной”, “недоверие, даже тревогу”, “тишины и согласия”, “кровавых и беспощадных” -
и антонимы: “разрубленный … и вновь составленный”, “живая – мёртвенно – гладкая”, “подвижная – застывшая”, “ни ночью, ни днём”, “и свет и тьму”.
Страшные люди имеют страшную внешность? (т. е. если человек плохой – это отражается на его внешности)
У каждого человеческого дела два лица..... Одно из них на виду у всех ― это фальшивое, другое - спрятано ― оно-то и есть настоящее.М. Горький
Презентация(портрет Иуды-двуликого высказывание М.Горького
Итак, Иуда – натура непонятная, неоднозначная, загадочная.
1. Отношение Иуды к Иисусу? Обоснуйте текстом свою точку зрения 1. Иисуса к Иуде. 2.Отношение Иуды к людям. 3.Отношение Иуды к апостолам. Отношение апостолов к Иуде.
Вывод по группам делают дети.
Да. Андреевский Иуда любит Христа. Тогда почему?! Почему предает?! инсценировка(2 человека) на фоне презентации.
« Да, целованием любви предаем тебя. Целованием любви предаем тебя на поругание, на истязания, на смерть! Голосом любви скликаем мы палачей из темных нор и ставим крест – и высоко над теменем земли мы поднимаем на кресте любовью распятую любовь»…….
Работа в группах.
Вопросы на раздаточных листах.учащиеся цитируют по тексту повести.(на столе повесть Андреева)
Слайд презентации №Поцелуй Иуды
Предательство Иуды приводит к распятию Иисуса на кресте.
дискуссия видео
Так зачем он предает? (Какие разные цели. В первом случае предает ради Иисуса, а во втором – ради себя.
- Какие чувства испытывает Иуда после распятия Иисуса?
Андреевский Иуда приобретает грандиозные масштабы, уравнивается с Христом. Рассматривается как участник пересоздания мира, его преображения. Итак, свершилось! Исполнилось реченное через пророков. Так может, так оно и было? Может, прав Л.Андреев? (подводит к выводу учитель)
Трактовка Андреева.
Да потому, что ни малейшего подтверждения этой Андреевской фантазии в Библии нет! Хотя нет и прямых отрицаний
Обращаемся к первоисточнику
3. Анализ Евангелия
Евангелие… Оно ничего не объясняет. Оно завораживает своей недосказанностью. Несмотря на краткость, внешнюю беспристрастность, оно вот уже 2 тысячи лет притягивает к себе. Обратимся к первоисточнику.
(на столах у детей- распечатки отрывков из двух Евангелий: от Матфея 26:14-25,45-50; от Луки 22:3-6, 47-48) Тексты Евангелий зачитываются)
- Каким предстает Иуда в Евангелии?
-Что мы узнаем о нем?
(в Евангелии нет психологической характеристики, только факты)
Как много пришлось домыслить Андрееву. В его повести нет ни одного вымышленного персонажа, но за каждого ему приходилось говорить самому.
Но понять, на что опирается православный христианин в своей оценке предательства Иуды, все же можно. Сопоставим еще 2 отрывка и Евангелия (зачитывается Мф 26:24 и Лк 23:34)
- Сопоставив эти эпизоды, подумайте, почему православные без всякого оправдания считают Иуду предателем? (Иисус оправдывает своих палачей! А предательства не прощает. Ибо распинающие иудеи « не ведают, что творят», а умный Иуда точно знает, на что идет. А значит, волен в своем ВЫБОРЕ).
- Говорят, чтобы понять человека, нужно попробовать поставить себя на его место. Сейчас вы услышите и увидите последнюю арию Иуды перед самоубийством из, она на английском языке, но есть вещи, понятные без слов. Представьте себя на месте Иуды и попробуйте набросать те несколько строк, которые вам хотелось бы бросить в лицо толпы, апостолов, возможно, самого Христа или даже всего мира в этот последний миг.
Фрагмента видеозаписи киноверсии рок-оперы режиссера НорманаДжуисона с Карлом, Андерсоном в роли Иуды:
Рефлексия.
- Вот и прочитан последний абзац повести Леонида Андреева «Иуда Искариот», где само слово «предатель» трижды написано автором с большой буквы.
- Так кто же Иуда: предатель или жертва, чья судьба так же предопределена, как и судьба самого Иисуса; победитель или проигравший схватку со злом или он само зло?
- И как быть с хорошо известными библейскими заповедями: «Возлюби ближнего своего как самого себя» и «Не судите - да несудимы будете»?
- Сделайте свой выбор: если ваше сердце сегодня тронула история предательства в интерпретации Андреева и в нем поселилось сострадание, то попытайтесь достучаться до сердца Искариота, открыв навстречу ему своё. Если же в вашем сердце все еще живет обида и ненависть, то бросьте свой камень в Иуду Искариота. Сердечки и камни.2 блюда.
Ученик читает вслух последний абзац.
Под мелодию христианского барда Тремаскина
Приложение.
Задание группе 2
1. Отношение Иуды к людям (Что Иуда говорит о людях?)
Отношение Иуды к апостолам. (Что Иуда говорит и думает об апостолах?)
Отношение Иуды к Иисусу. (Как относится к Иисусу: любит, заботится, оберегает, опасается, обвиняет, ненавидит?)
2. Если Иуда любит Христа. Тогда почему?! Почему предает?!
Задание группы1
Отношение людей к Иуде. (Что говорят люди о нём?)
Отношение апостолов к Иуде. (Как относятся к нему в начале повести, в конце?)
Отношение Иисуса к Иуде. (Как относится к нему Иисус: в начале повести, в конце?)