Гейзер, матвей моисеевич. Гейзер матвей моисеевич "матвей моисеев" Гейзер матвей моисеевич

К:Википедия:Статьи без изображений (тип: не указан)

Матве́й Моисе́евич Ге́йзер (род. , Бершадь , Украинская ССР) - русский литератор и публицист, журналист, педагог, театровед, литературовед. Заслуженный учитель Российской Федерации (), доктор филологических наук (2001).

Автор нескольких книг, посвящённых, в основном, еврейской культуре и судьбе российского еврейства. Также автор множества эссе, статей, исследований, очерков, опубликованных как в российских, так и зарубежных издательствах (некоторые под псевдонимом - Моисей Матвеев ).

Биография

Матвей Гейзер родился в местечке Бершадь Винницкой области Украины в семье учителя еврейской школы. После занятия территории румынскими и немецкими войсками вместе с родителями был интернирован в гетто Бершади, где погибли его отец и другие родственники.

После освобождения из гетто жил в Белгороде-Днестровском . Окончил математический факультет Бельцкого педагогического института. Работал учителем математики, затем директором педагогического колледжа № 13 в Москве . Кандидатскую диссертацию защитил в 1996 году по теме «Библия в творчестве русских поэтов XIX - начала XX вв. (А. С. Пушкин , С. Я. Маршак)» в Московском государственном открытом педагогическом институте. Докторскую диссертацию по теме «Русско-еврейская литература XX века» защитил в 2001 году .

С режиссёром Ефимом Гольцманом поставил документальную ленту «Актёры убиенного театра» (2008) о Московском ГОСЕТе .

Библиография

Соломон Михоэлс (М., издательство «Прометей» Московского государственного педагогического института, ), второе издание под названием «Михоэлс. Жизнь и смерть» (М., Агентство «Гласность» Союза журналистов Российской Федерации, ), третье издание под названием «Соломон Михоэлс» в серии ЖЗЛ (М., Молодая гвардия, )
Еврейская мозаика (М., Прометей, )
Семь свечей (Москва -Иерусалим , Гешарим, )
Путешествие в страну Шоа : записки о незабываемом (М., Новости, )
Маршак (ЖЗЛ , М., Молодая гвардия, )
Леонид Утёсов (ЖЗЛ , М., Молодая гвардия, )
Плач Иеремии (М., Academia, )
Фаина Раневская (ЖЗЛ , М., Молодая гвардия, )
Зиновий Гердт (ЖЗЛ , М., Молодая гвардия, )

Напишите отзыв о статье "Гейзер, Матвей Моисеевич"

Примечания

Ссылки

Отрывок, характеризующий Гейзер, Матвей Моисеевич

– Я боюсь за ребенка, – говорила она m lle Bourienne, – Бог знает, что может сделаться от испуга.
Вообще маленькая княгиня жила в Лысых Горах постоянно под чувством страха и антипатии к старому князю, которой она не сознавала, потому что страх так преобладал, что она не могла чувствовать ее. Со стороны князя была тоже антипатия, но она заглушалась презрением. Княгиня, обжившись в Лысых Горах, особенно полюбила m lle Bourienne, проводила с нею дни, просила ее ночевать с собой и с нею часто говорила о свекоре и судила его.
– Il nous arrive du monde, mon prince, [К нам едут гости, князь.] – сказала m lle Bourienne, своими розовенькими руками развертывая белую салфетку. – Son excellence le рrince Kouraguine avec son fils, a ce que j"ai entendu dire? [Его сиятельство князь Курагин с сыном, сколько я слышала?] – вопросительно сказала она.
– Гм… эта excellence мальчишка… я его определил в коллегию, – оскорбленно сказал князь. – А сын зачем, не могу понять. Княгиня Лизавета Карловна и княжна Марья, может, знают; я не знаю, к чему он везет этого сына сюда. Мне не нужно. – И он посмотрел на покрасневшую дочь.
– Нездорова, что ли? От страха министра, как нынче этот болван Алпатыч сказал.
– Нет, mon pere. [батюшка.]
Как ни неудачно попала m lle Bourienne на предмет разговора, она не остановилась и болтала об оранжереях, о красоте нового распустившегося цветка, и князь после супа смягчился.
После обеда он прошел к невестке. Маленькая княгиня сидела за маленьким столиком и болтала с Машей, горничной. Она побледнела, увидав свекора.
Маленькая княгиня очень переменилась. Она скорее была дурна, нежели хороша, теперь. Щеки опустились, губа поднялась кверху, глаза были обтянуты книзу.
– Да, тяжесть какая то, – отвечала она на вопрос князя, что она чувствует.
– Не нужно ли чего?
– Нет, merci, mon pere. [благодарю, батюшка.]
– Ну, хорошо, хорошо.
Он вышел и дошел до официантской. Алпатыч, нагнув голову, стоял в официантской.
– Закидана дорога?
– Закидана, ваше сиятельство; простите, ради Бога, по одной глупости.
Князь перебил его и засмеялся своим неестественным смехом.
– Ну, хорошо, хорошо.
Он протянул руку, которую поцеловал Алпатыч, и прошел в кабинет.
Вечером приехал князь Василий. Его встретили на прешпекте (так назывался проспект) кучера и официанты, с криком провезли его возки и сани к флигелю по нарочно засыпанной снегом дороге.
Князю Василью и Анатолю были отведены отдельные комнаты.
Анатоль сидел, сняв камзол и подпершись руками в бока, перед столом, на угол которого он, улыбаясь, пристально и рассеянно устремил свои прекрасные большие глаза. На всю жизнь свою он смотрел как на непрерывное увеселение, которое кто то такой почему то обязался устроить для него. Так же и теперь он смотрел на свою поездку к злому старику и к богатой уродливой наследнице. Всё это могло выйти, по его предположению, очень хорошо и забавно. А отчего же не жениться, коли она очень богата? Это никогда не мешает, думал Анатоль.
Он выбрился, надушился с тщательностью и щегольством, сделавшимися его привычкою, и с прирожденным ему добродушно победительным выражением, высоко неся красивую голову, вошел в комнату к отцу. Около князя Василья хлопотали его два камердинера, одевая его; он сам оживленно оглядывался вокруг себя и весело кивнул входившему сыну, как будто он говорил: «Так, таким мне тебя и надо!»
– Нет, без шуток, батюшка, она очень уродлива? А? – спросил он, как бы продолжая разговор, не раз веденный во время путешествия.
– Полно. Глупости! Главное дело – старайся быть почтителен и благоразумен с старым князем.
– Ежели он будет браниться, я уйду, – сказал Анатоль. – Я этих стариков терпеть не могу. А?
– Помни, что для тебя от этого зависит всё.
В это время в девичьей не только был известен приезд министра с сыном, но внешний вид их обоих был уже подробно описан. Княжна Марья сидела одна в своей комнате и тщетно пыталась преодолеть свое внутреннее волнение.
«Зачем они писали, зачем Лиза говорила мне про это? Ведь этого не может быть! – говорила она себе, взглядывая в зеркало. – Как я выйду в гостиную? Ежели бы он даже мне понравился, я бы не могла быть теперь с ним сама собою». Одна мысль о взгляде ее отца приводила ее в ужас.

Однако родные и друзья по-прежнему называли меня Мариком. В первый раз я сам изменил свое имя, когда решил вступить в ряды комсомола. Тогда я совершил «двойной подлог». Во-первых, я так спешил быть в передовых рядах советской молодежи, что прибавил себе несколько месяцев. Впрочем, в этом подлоге я был не первым - Геннадий Хазанов, вступая в комсомол, в графе «национальность» записал: осетин. Это, пожалуй, «крамольней», чем спутать день рождения. Так вот, согласно комсомольскому билету, я родился 14 января 1940 года. Назвал же я себя почему-то Максом. Возможно, я хотел назвать себя Марксом, но так как «р» я не выговариваю, то превратился в Макса, и в комсомольском билете я значился «Макс Моисеевич». Так возникло мое третье имя. Все, наверное, так бы и оставалось: «Мотель» - в метрике, «Макс» - в комсомольском билете, «Марик» - по жизни, но…

Летом 1955 года Бершадское педагогическое училище закрыли, а студентов перевели в Тульчин. На стадионе около училища устроили праздник, посвященный началу нового учебного года. На нем вручали грамоты и благодарственные письма по результатам учебы за прошедший учебный год. Присутствующие довольно хладнокровно реагировали на происходящее. Активность резко возросла, когда директор педучилища, до сих пор помню его звучную фамилию Горовый, произнес: «Подяка (благодарность) з занесеням в особысту справу (в личное дело) выдаеться Гейзеру Мотелю!» Как резко и непривычно прозвучало это имя! Я даже не понял, что речь идет обо мне. Под улюлюканье, крики и аплодисменты меня вытолкнули из шеренги, толпа ликовала и скандировала: «Мо-тель! Мо-тель!» Я подошел к директору, он вручил мне «Выписку из приказа», в котором значилось мое имя - Мотель. Я тяжело пережил все происшедшее. Быть может, именно в тот день впервые пожалел, что принадлежу к «Б-гом избранному народу». Пожалел. А задумывался об этом гораздо раньше, когда во время «дела врачей» не раз слышал от однокашников: «Вы хтiлы вбиты Сталiна!» В тот день я твердо решил сменить имя «Мотель» на любое нееврейское. Было мне тогда 15 лет…

Из Тульчина я уехал летом 1956 года. Тогда мне предстояло получить первый в жизни паспорт. Я поехал в Бершадь, пошел в паспортный стол и объяснил ситуацию начальнику. Я сказал, что если он не поменяет имя на «Марк» или «Макс», то не знаю, как буду жить дальше и буду ли жить вообще. Он долго рассматривал мою метрику, что-то прикидывая, и вынес вердикт: «Марк не получится. Макс - тем более». Положив перед собой метрику, взял ручку с пером, на тетрадном листке написал слово «Мотель». Букву «е» превратил в «в», первую часть буквы «л» преобразовал в «е». А из второй части «л» и мягкого знака сотворил «й». «Через неделю ты перестанешь быть Мотелем и станешь Матвеем, - торжественно произнес он, - с тебя причитается, товарищ студент!» Думал ли в тот момент работник милиции, что, желая мне помочь избавиться от еврейского имени Мотель, вызывавшего столько насмешек, он назвал меня красивым древнееврейским именем Матвей, что в переводе с иврита означает «Б-жий человек»? Спустя две недели я получил свой первый паспорт с именем «Матвей». Вместе с ним мне вернули метрику, где на месте моего бывшего имени «Мотель» красовалась огромная блестящая темно-фиолетовая клякса….Марк, Мотель, Макс, Матвей… Какое из этих имен настоящее? Мне вспоминаются слова моего деда Гершки Гейзера: «Настоящее имя человека то, которое остается после него». А близкие и друзья по-прежнему называют меня Мариком.

Несколько лет назад в гостинице ЦК партии (как она сейчас называется, не знаю) был вечер подведения итогов конкурса школьных сочинений на еврейские темы. Были дети из разных городов. Первое место занял еврейский мальчик из Киева, второе - русская девочка из Петербурга. В сочинении этой девочки были такие познания еврейской истории последних десятилетий, что не каждый еврей может так разобраться. Председательствовал на вечере Григорий Горин, и он произнес такую фразу: «Не может быть еврея без знания иврита». Его поддержал Лев Новоженов, а я выступил резко против такой формулы и привел несколько примеров. Наиболее убедительный, на мой взгляд, это Теодор Герцль - основоположник сионизма. Когда он взялся за еврейское дело, он не знал ни иврита, ни даже идиша. Таких примеров можно привести немало. Так вот Герцль - еврей или не еврей?

Сейчас огромное количество евреев, пишущих на русском языке. И не только сейчас - в начале XX века их было не меньше. Многие из них стеснялись своего происхождения. Можно ли таких людей считать евреями? По-моему, нет. Леонид Утесов всю жизнь хотел и находил с кем разговаривать на идише. В этом он видел связь со своим народом. То же самое режиссер Марк Донской, художник Борис Ефимов. Эта троица собиралась раз в месяц, чтобы поговорить на идише. Насколько я знаю, у Донского нет в фильмах ничего на еврейскую тему, но при этом он подчеркнуто демонстрировал свою поддержку еврейства. Есть другие примеры. Поэт Илья Резник в одном из интервью долго убеждал, что его предки из Дании. Зачем это? Чтобы причислить себя к викингам? И это поэт, написавший на русском языке сценарий для первого спектакля Камерного еврейского музыкального театра (КЕМТ, художественный руководитель Юрий Шерлинг).

В итоге я бы сказал, что с математической точностью определить, дифференцировать невозможно, кто такие русские евреи - русские или евреи? Но если человек хоть в какой-то степени интересуется историей своего народа, не терпит оскорблений на антисемитские темы, в России этого уже достаточно, чтобы оставаться евреем.(Из интервью в газете ”Еврейские новости” 23.03.2007 – А.З.)

В 1947 году я пошел учиться в первый класс бершадской украинской семилетней школы. В третьем классе учительница попросила меня принести метрику. Но ее не было - во время войны архив загса в Бершади пропал. Мама принялась хлопотать о новой метрике. Секретарь поселкового совета - фамилия его, кажется, была Коган - выдал справку, где мое имя значилось как «Мотель». Помню, мама пыталась возразить. «Что вас смущает?- говорил он маме, - ведь сын ваш будет Мотель Моисеевич. Так зовут лучшего учителя в Бершади, друга вашего покойного мужа. И ваш сын, когда вырастет, тоже станет учителем…» Но маму его ответ не удовлетворил. По ее просьбе лучший учитель Бершади Мотель Моисеевич, опираясь на палочку, доковылял до поссовета и попытался убедить Когана в том, что не следует в такое антисемитское время (а было это в 1950 году) писать в моей метрике имя «Мотель». Но поход его - увы! - тоже ничего не изменил. Много лет спустя я узнал у Когана, что в ту пору существовало негласное указание называть евреев в документах традиционными именами. Мотель Моисеевич - так записали мои имя и отчество в свидетельстве об окончании семилетней школы. Так что Мотель - мое второе имя, с которым я поступил в 1954 году в Бершадское педагогическое училище.

Матвей Гейзер,

литератор и публицист

Осенью 1992 года я ездил по местечкам Украины, собирая фотоматериал для своей книги «Еврейская мозаика». Недавно я нашел запись, связанную с этой поездкой. Местечко, вернее - бывшее местечко, в Подолии. Брожу по улочкам, переулкам и вдруг вижу окно, в котором, как в магазинной витрине, висят фуражки (среди них даже одна военная), кепки какого-то особого покроя. Я, конечно же, остановился, постучал в дверь (то, что в доме живет мастеровой-еврей, у меня сомнений не вызывало). Мой стук, даже настойчивый, ни к чему не привел. Я постучал в окошко. Выглянула пожилая женщина, которая сказала: «Если вам что-то нужно, зайдите в дом». Она открыла дверь и, даже не пригласив меня войти, с порога сообщила, что сегодня суббота и ничего продаваться не будет. «Если вы хотите приобрести себе что-то на голову, приходите вечером или завтра утром. По вашему виду я вижу, что вы не ямпольский и даже не шаргородский, но вы точно еврей. Вокруг осталось так мало евреев, что я знаю всех в лицо. А вы откуда будете?» Я сообщил, что когда-то жил в Бершади, сейчас фотографирую оставшиеся еврейские местечки. Мое сообщение особого впечатления на хозяйку не произвело. «Но в нашем доме вас, наверное, заинтересовали головные уборы? - спросила она, окинув меня внимательным взглядом. - Я вижу, что вы, скорее всего, из Одессы. Я угадала? Ах, из Москвы! Залман, иди сюда! Здесь пришел интеллигентный покупатель из Москвы. Он что-то хочет».

В комнату вошел старый человек высокого роста с огромными «буденновскими» усами. Не поздоровавшись, он стал говорить: «Вы хотите иметь кепку моей работы. Я вас хорошо понимаю. Я не только последний «шаргородский казак», но и последний шапочник в местечке. Многие уехали в Палестину, кто-то просто умер. Палестина сейчас называется Израиль, но мой папа, мир его праху, называл эту землю Палестиной и очень хотел туда поехать… Э, да я вас заговорю. Если вы что-то можете выбрать из готового товара, пожалуйста. Если нет - приходите завтра утром, я сниму мерку с вашей головы, и пока вы почитаете «Винницкую правду», у вас будет готов замечательный головной убор. Когда вас спросят в Москве, где вы его взяли, скажете, что у Залмана из Шаргорода, на улице Советской. Так вы сами будете из Москвы? В прошлом году у меня был один интересный клиент, тоже еврейский человек из Москвы. Он был такой маленький, что я нагибался вдвое, чтобы с ним говорить. Он был с женой, высокой красивой женщиной. Когда этот человек узнал, что меня зовут Залман, он очень обрадовался и сказал, что в детстве его тоже звали Залман. Я пошил ему такую кепку, что ни в Ямполе, ни в Виннице, ни в Москве нет второй. И денег у него не взял. Вы еще можете подумать, что я богатый человек и мне не нужны деньги? Еще как нужны! Я стал местечковый бедняк. Бывает, проходят недели, что нет ни одного клиента. Но у этого маленького человека из Москвы я денег взять не мог, потому что он имел большую и умную голову. Когда мы разговорились о жизни, о смерти, он сказал мне такое, что я запомнил, как вирш (по-украински - стихотворение. - Ред. ): «Вся жизнь человека проходит в поезде, который везет нас в лучший из миров. И идет этот поезд только в одну сторону. Есть ли жизнь за последней остановкой - я не знаю. Не уверен. Но жить надо так, как будто за последней остановкой начнется новая, вечная жизнь, и тогда не страшно умирать… Ну, скажите, после таких умных слов я мог взять деньги за свою работу? Конечно, нет!»

Почему-то в этом «клиенте» моего нового знакомого мне почудился Зиновий Ефимович Гердт, хотя, как попал он в эти места, зачем и почему, в тот момент я понять не мог. Перечитав свои записи, я позвонил Татьяне Александровне - вдове Зиновия Ефимовича. К моей радости, я оказался прав! Татьяна Александровна рассказала мне, что летом 1991 или 92-го года она с Зиновием Ефимовичем была но съемках фильма «Я Иван, а ты - Абрам». Фильм снимал французский режиссер в местечке Чернивцы, затерявшемся где-то между Ямполем и Шаргородом. От кого-то из местных жителей Зиновий Ефимович узнал об одном еврее, знаменитом мастере по пошиву кепок. В свободный от съемок день Гердт с женой отправились в Шаргород. А остальное было примерно так, как рассказано выше.

Из книги Зяма - это же Гердт! автора Правдина Татьяна Александровна

Матвей Гейзер КАКИЕ НАШИ ГОДЫ! Мы не были близкими знакомыми, не было у нас продолжительных бесед, но встреч было немало, и в оправдание себе хочу заметить, что личность Гердта оказала на меня большое влияние. Почему? Не могу объяснить конкретно, но думается мне - произошло

Из книги «Трубами слав не воспеты...» Малые имажинисты 20-х годов автора Кудрявицкий Анатолий Исаевич

Из книги Майн Рид: жил отважный капитан автора Танасейчук Андрей Борисович

Викторианский литератор Геккер покинул Англию. Больше с Майн Ридом они никогда не встречались и не переписывались. Но, как мы видим, «в наследство» немецкий революционер оставил своему другу не только привязанность к экстравагантному головному убору, названному его

Из книги Фатьянов автора Дашкевич Татьяна

2. Литератор Толстой На Ново-Басманной у Алексея появлялись друзья. Он любил приходить в дом в Спасо-Коленном переулке, где жила семья малоизвестного тогда литератора Сергея Николаевича Толстого. Потомок небогатой тверской ветви Толстых, дворянин, человек высокой

Из книги Чехов автора Соболев Юрий Васильевич

Чехов - публицист Осенью он с увлечением принялся за публицистические статьи - вернулся к тому жанру фельетона на общественные темы, которым пытался овладеть в «Осколках московской жизни» - у Лейкина.В суворинском «Новом времени» он помещает ряд статей, если и не

Из книги Михоэлс автора Гейзер Матвей Моисеевич

Матвей Гейзер. Михоэлс Памяти моих родителей - Доры Марковны Гейзер (Китайгородской) и Моисея Григорьевича Гейзера ОТ АВТОРА Более пятидесяти лет минуло со дня трагической гибели Соломона Михайловича Михоэлса. И если уж исходить из того, что «большое видится на

Из книги Маршак автора Гейзер Матвей Моисеевич

Гейзер М. Самуил Маршак Я бесконечно благодарен Иммануэлю Самойловичу Маршаку - без его участия этой книги не было бы вообще или она была бы совсем иной. Особая благодарность Юдифи Яковлевне Маршак-Файнберг, Марии Андреевне Маршак, поведавшим мне много нового и

автора

Из книги Жизнь и необычайные приключения писателя Войновича (рассказанные им самим) автора Войнович Владимир Николаевич

«Литератор с квачом» Я по советскому прошлому ностальгии ни разу не испытывал. Воспоминания о том, какие ничтожные люди «руководили» нашим искусством, вызывают во мне душевную дрожь и чувство отвращения к этому кое-кем очень ценимому прошлому.Чести быть в Кремле и на

Из книги Фаина Раневская автора Гейзер Матвей Моисеевич

Гейзер М. М. Фаина Раневская Посвящаю эту книгу моей дочери Марине Гейзер О многострадальная Фаина, Дорогой захлопнутый рояль, Грустных нот в нем ровно половина, Столько же несыгранных. А жаль! Валентин

Из книги Пикассо автора Пенроуз Роланд

Из книги Из СМЕРШа в ГРУ. «Император спецслужб» автора Вдовин Александр Иванович

Публицист поневоле Талантливые люди всегда многогранны, они многое умеют и на многое способны. Сороковые-роковые, естественно, повлияли на развитие личности будущего генерала. Как говорится, несчастье имеет свойство вызывать таланты, которые в счастливейших

Из книги Автопортрет: Роман моей жизни автора Войнович Владимир Николаевич

Литератор с квачом Я по советскому прошлому тоски никогда не испытывал. Воспоминания о том, какие ничтожные люди руководили искусством, светлых чувств у меня не вызывают. Не будучи приглашен на главные встречи с партийными вождями, я тем не менее не остался ими не

Из книги Отец Арсений автора

Из книги Не служил бы я на флоте… [сборник] автора Бойко Владимир Николаевич

ЛИТЕРАТОР В одном из классов средней школы (где в коридорах ошивался наш Буба в молодости) захолустной деревеньки Павлов – Посад под Москвой изучали на уроке литературы «Поднятую целину» Шолохова. Вызывает учитель по литературе раскрывать светлый образ Макара

Из книги Господь управит автора Авдюгин Александр

Дед Матвей Дед Матвей стар. Сам говорит: «Столько нынче не живут». Правильно говорит, наверно, потому что ровесников его в округе не осталось, тем более тех, кто прошел войну: с окопами, атаками, ранениями и прочими страхами, о которых мы теперь можем судить только по книгам

Матвей Гейзер

Леонид Утесов

О ПЕСНЕ, КОТОРАЯ ЖИТЬ ПОМОГАЕТ

Не могу скрыть своей радости по поводу предстоящего издания книги об Утёсове в любимой мною и многими другими читателями серии «ЖЗЛ». К счастью, меня немало связывает с этим издательством, я бережно храню свои книги, изданные «Молодой гвардией». Нестареющая «гвардия» молодости и ныне дарит нам прекрасные книги, изобретает новые серии и возрождает те, которые мы давным-давно полюбили. Одна из таких легендарных серий - «Жизнь замечательных людей». И весьма важно, что о «замечательных людях» нам вновь повествуют замечательные литературные перья. Одно из них принадлежит Матвею Гейзеру. Я с большим интересом и благодарностью прочитал его книги, посвященные Михоэлсу и Маршаку. И вот новое повествование, описывающее жизнь замечательного любимца миллионов - Леонида Утёсова.

Я в течение долгих лет был близким другом Леонида Осиповича и имею право заверить: о редкостном даровании, о творческом пути, о характере моего незабвенного друга автор рассказал с покоряющей достоверностью. Не собираюсь пересказывать содержание книги и тем самым отбирать у читателей радость первого общения с ней. Но на одном факте, который не обошел вниманием и Матвей Моисеевич, постараюсь доказать, что Утёсов безусловно достоин присутствия в авторитетной и требовательной книжной серии.

…Когда-то Леонид Утёсов первым уверенно провозгласил, что хорошая песня «строить и жить помогает». В связи с этим вернусь памятью в годы Великой Отечественной войны… Люди в ту пору взрослели рано. Вот и мне довелось, не достигнув еще совершеннолетия, стать ответственным секретарем ежедневной газеты «Крепость обороны» (не многотиражки, а именно газеты!) на одной из самых главных оборонных строек страны, сражавшейся с фашизмом. Помню, шел я в пять утра из типографии и неизменно видел маму, ждавшую меня возле барака. А на пути встречались мне нередко бугорки, присыпанные снегом, если была зима, или заводской гарью, если наступало лето. То были люди, герои жестокой битвы, которые на скованных морозом стройучастках или в так называемых «вредных цехах», где можно было, согласно медицинским законам, работать не более четырех-пяти часов в сутки, трудились по 12–14 часов, получая «за вредность» бутылку молока, которую чаще всего отдавали детям… Некоторые не выдерживали дистрофии, крайней изможденности и, выполнив свой героический долг, бездыханно падали на землю, которую защищали…

Иногда, однако, случались и праздники: приезжали известные, а то и знаменитые деятели культуры. И одним из главных праздников стала, помнится, встреча с Леонидом Утёсовым и его эстрадным оркестром. Ныне трудно поверить, что концерты начинались в одиннадцать или двенадцать ночи: до полуночи люди работали…

Леонида Осиповича встречали как давнего и верного друга. Я видел, как усталость покидала лица, как светлели глаза. Зал подхватывал знакомые песни - той ночью разучившиеся, казалось, смеяться и петь люди азартно запели и не просто аплодировали, а устраивали любимому артисту и его музыкантам долго не утихавшие овации.

«Нам песня строить и жить помогает!» - труженикам слышалось, что Утёсов утверждает это и от их имени. При чтении книги Матвея Гейзера мне чудится, будто он видел все рассказанное мною собственными глазами. Как и многое другое, чему он, как и я, не был свидетелем, но о чем точно знает.

По просьбе руководителей легендарной стройки и возводившегося ею гигантского предприятия Утёсов остался у нас еще на полторы недели. А после он отправился к другим геройским трудовым коллективам, сражавшимся с лютым врагом самоотверженно, хоть и вдали от фронта. Не могу в этой связи не вспомнить, как Клавдия Шульженко и созданный ее мужем Владимиром Коралли оркестр в меру своих творческих сил помогали ленинградцам мужественно выдерживать кошмар фашистской блокады. Это тоже был вклад выдающихся мастеров искусств в борьбу страны и ее Победу.

…Главная примета истинного таланта - это его индивидуальность, непохожесть ни на кого, кроме самого себя. Таков был дар Леонида Утёсова. Его голос, стиль, манеру общаться со зрителями и со Временем можно узнать сразу, с первых слов, с первых звуков…

Леонида Осиповича давно уже нет с нами. Но книга Матвея Гейзера уверенно доказывает, что Утёсов жив, что он по-прежнему рядом.

Анатолий Алексин, писатель,

лауреат Государственных премий СССР и России

При жизни Леонида Утёсова были изданы три варианта его мемуаров. В Ленинграде в 1939 году вышли «Записки актера». Эта книга увидела свет случайно, ибо незадолго до ее издания арестовали автора предисловия - Исаака Бабеля. Каким-то чудом книга не пошла под нож, но появилась конечно же без предисловия Исаака Эммануиловича, хотя оно было выдержано вполне в духе времени.

В 1961 году в Москве вышла книга Леонида Осиповича «С песней по жизни». Во многом она дополняет предыдущую, но, разумеется, восприятие жизни в пору хрущевской оттепели было совсем иным. Тогда Утёсов не только пел на эстраде, но писал прозу и даже стихи. В книгу «С песней по жизни» эти стихи не вошли - то ли автор не захотел, то ли редактор не отважился. Поэтому одно из стихотворений, написанное в 1961 году, мы воспроизведем здесь:

В убор прекрасный май одет,
И в этот день мы шлем привет
Всем тем, кто борется за мир,
Всем тем, кого златой кумир
Поработил в неволе.

И вот, как торжество труда,
В моей стране пускай всегда
Свободно песня льется.
И над планетою Землей
Как вестник жизни трудовой
Корабль «Восток» несется!

В стихах этих отношение Утёсова к хрущевской эпохе отражено куда ярче, чем в самой книге.

Прошло еще 15 лет со дня публикации «С песней по жизни». В 1976 году в Москве издательством «Всесоюзное театральное общество» была издана книга Утёсова «Спасибо, сердце!» с подзаголовком «Воспоминания, встречи, раздумья». Книга эта не только интереснее предыдущих, но и замечательно иллюстрирована. Но и в ней Утёсов рассказал о многом, о многих, но все же не обо всех, о ком мог бы рассказать. Нет в ней, например, воспоминаний о Михоэлсе, о Романе Кармене и о многих других значимых людях Советской страны, с которыми был дружен автор. Утёсов ни словом не обмолвился о драматическом эпизоде своей жизни, который так явно отразился в его письме Хрущеву в 1963 году (письмо это воспроизводится в нашей книге).

Посмертная литературная судьба Утёсова оказалась несколько неожиданной - нечасто об умерших деятелях культуры пишут так много. Вскоре после смерти артиста вышла книга его друга, профессора Юрия Арсентьевича Дмитриева «Леонид Утёсов». Книга эта интересна еще и тем, что она была прочитана и одобрена Леонидом Осиповичем незадолго до смерти. Переиздана в серии «Мой XX век» издательства «Вагриус» книга Утёсова «Спасибо, сердце!». В 1995 году издательство «Искусство» выпустило книгу второй жены Утёсова Антонины Сергеевны Ревельс «Рядом с Утёсовым» (литературная запись Л. Г. Булгак). Книга откровенная, интересная, во многом неоднозначная. А в последние годы «урожай» книг об Утёсове стал еще больше. Журналист и фотограф Леонид Семенович Бабушкин в двух своих книгах под общим названием «Записки Цидрейтора» уделил много внимания Утёсову и окружавшим его людям. К 110-й годовщине со дня рождения артиста вышла книга коллекционера и эстрадоведа, хорошего знакомого Утёсова Валерия Дмитриевича Сафошкина «Леонид Утёсов». А в 2006 году Аркадий Инин и Наталья Павловская выпустили в петербургском издательстве «Амфора» книгу «Утёсов» с подзаголовком «Песня длиною в жизнь», честно предупредив при этом читателей, что книга их является «фантазией на тему Утёсова».

Таким образом, перед вами далеко не первая из биографических книг об Утёсове. Считаю нужным, даже необходимым воспроизвести здесь цитату из книги Валентина Катаева «Алмазный мой венец»: «Вероятно, читатель с неудовольствием заметил, что я злоупотребляю цитатами. Но дело в том, что я считаю хорошую литературу такой же составной частью окружающего меня мира, как леса, горы, моря, облака, звезды, реки, города, восходы, закаты, исторические события, страсти и так далее, то есть тем материалом, который писатель употребляет для постройки своих произведений».

Я вспомнил эти слова Катаева не только потому, что далее много цитирую самого Леонида Осиповича и его друзей, с которыми встречался во время работы над книгой, но еще и потому, что немало времени уделил изучению уникального архива Утёсова, с которым ознакомился с позволения Антонины Сергеевны Ревельс еще при ее жизни (сейчас архив хранится в РГАЛИ). Еще долго будет оставаться загадкой, почему Утёсов, актер без театрального образования, певец, голос которого столько раз ругали, занял такое заметное место в истории советской эстрады да и культуры вообще. Рядом с ним можно поставить очень немногих. Наверное, неслучайно среди трех любимых своих певцов Георг Отс (вот уж кого не заподозришь в отсутствии музыкального слуха!) назвал Карузо, Шаляпина и Утёсова. Неслучаен и тот факт, что перед полетом в космос Юрий Гагарин захотел услышать песни в исполнении Утёсова. Может быть, точнее других объяснили феномен Утёсова народный артист Борис Чирков - «он дарил людям радость, делился с ними всем самым светлым, что переполняло его душу», - и поэт Роберт Рождественский - «Утёсов действительно был запевалой. И уж если он начинал новую песню, то народ ее обязательно подхватывал».