«Новелла "Рип Ван Винкль" В. Ирвинга. Вашингтон ирвинг рип ван винкль посмертный труд дитриха никкербоккера. Рип ван винкль

Рип ван Винкль (Хеллсинг)

Рип ван Винкль - героиня манг «Hellsing » и «Hellsing: The Dawn», а также в аниме «Hellsing OVA». Член «Последнего батальона» Макса Монтаны и организации «Миллениум ». Оберштурмфюрерин СС .

Внешность и характер

Она высокая веснушчатая девушка худощавого телосложения. На вид ей 20-21 год, но в действительности - 84. Имеет длинные, блестящие черные волосы с выбившейся из прически завитушкой. Как правило, распускает волосы, но, надевая военную форму, заплетает их в косу. Носит очки. Обычно одета в темный брючный костюм, со свастикой на цепочке. Но также может носить форму войск СС.

Эмоциональна. Может бояться, как и обычный человек, но как опытный солдат пересиливает свой страх. Абсолютно предана Майору Монтане. Жестока. Склонна к черному юмору . Неплохо поет. Часто напевает оперу Вебера «Волшебный стрелок ». Ассоциирует себя с одним из главных героев этой оперы - охотником Каспаром. Эта ассоциация, в итоге, стала роковой для нее.

Способности

Рип ван Винкль - снайпер . В бою использует старинный мушкет . Выпущенные из него пули летят по сложным траекториям и могут поражать несколько целей, при этом они не теряют скорость и не деформируются при попадании. Неясно, является ли это особой способностью ван Винкль, или это свойство мушкета, или самих пуль. Последнее наиболее вероятно, особенно, если брать в расчет ассоциацию ван Винкль со стрелком Каспаром.

Биография

Ее биография до появления в манге неясна. Она могла быть как человеком, инициированным с помощью чипа, так и искусственным созданием Дока, ученого из «Последнего Батальона». Известно, что она была в научном комплексе Дока, в Польше , когда он подвергся атаке Алукарда и Уолтера . Смогла бежать вместе с Капитаном, Майором и Доком. С тех пор является членом «Организации Миллениум» и «Последнего Батальона».

Во время событий 4-го тома манги и 4 эпизода OVA была отправлена на захват авианосца «Орел», с целью отвлечения внимания военных. Позже выяснилось, ван Винкль и остальные солдаты были посланы на смерть для временной нейтрализации Алукарда, так как даже он не может преодолеть большое водное расстояние самостоятельно. Весь отряд, несмотря на отчаянное сопротивление, был уничтожен Алукардом. Рип ван Винкль была проткнута своим же мушкетом, но перед смертью Алукард выпил её кровь, таким образом она присоединилась к тысячам ранее поглощенных им душ. Позже Рип ван Винкль вместе с Тубалькейном Альгамброй появляется в главе 61 «Wizardry» манги, в числе призванных Алукардом душ.

• Сцена, в которой Рип ван Винкль укрывается от солнца под зонтом, вероятно является отсылкой к снайперам Вермахта , которые использовали каркасы зонтов с прикрепленными к ним ветками и травой для маскировки. Этот метод описывается в книге Йозефа Олленберга «Снайпер на Восточном Фронте».

• Настоящий Рип ван Винкль - персонаж американского писателя Вашингтона Ирвинга - ленивый житель деревушки близ Нью-Йорка, проспавший 20 лет в американских горах и спустившийся оттуда, когда все его знакомые умерли.

Вашингтон Ирвинг

Рип ван Винкль

Посмертный труд Дитриха Никкербоккера

Клянусь Вотаном, богом саксов, Творцом среды (среда – Вотанов день), Что правда – вещь, которую храню До рокового дня, когда свалюсь В могилу…

Картрайт

Всякий, кому приходилось подниматься вверх по Гудзону, помнит, конечно, Каатскильские горы. Эти дальние отроги великой семьи Аппалачей, взнесенные на внушительную высоту и господствующие над окружающей местностью, виднеются к западу от реки. Всякое время года, всякая перемена погоды, больше того – всякий час на протяжении дня вносят изменения в волшебную окраску и очертания этих гор, так что хозяюшки – что ближние, то и дальние – смотрят на них как на безупречный барометр. Когда погода тиха и устойчива, они, одетые в пурпур и бирюзу, вычерчивают свои смелые контуры на прозрачном вечернем небе, но порою (хотя вокруг, куда ни глянь, все безоблачно) у их вершин собирается сизая шапка тумана, и в последних лучах заходящего солнца она горит и сияет, как венец славы.

У подножия этих сказочных гор путнику, вероятно, случалось видеть легкий дымок, вьющийся над селением, гонтовые крыши которого просвечивают между деревьями как раз там, где голубые тона предгорья переходят в яркую зелень расстилающейся перед ним местности. Это – старинная деревушка, построенная голландскими переселенцами еще в самую раннюю пору колонизации, в начале правления доброго Питера Стюйвезента (да будет мир праху его!), и еще совсем недавно тут стояло несколько домиков, сложенных первыми колонистами из мелкого, вывезенного из Голландии желтого кирпича, с решетчатыми оконцами и флюгерами в виде петушков на гребнях островерхих крыш.

Вот в этой-то деревушке и в одном из таких домов (который, сказать по правде, порядком пострадал от времени и непогоды), в давние времена, тогда, когда этот край был еще британской провинцией, жил простой, добродушный малый по имени Рип ван Винкль. Он принадлежал к числу потомков тех самых ван Винклей, которые с великою славою подвизались в рыцарственные дни Питера Стюйвезента и находились с ним при осаде форта Христина. Воинственного характера своих предков он, впрочем, не унаследовал. Я заметил уже, что это был простой, добродушный малый; больше того, он был хороший сосед и покорный, забитый супруг. Последнему обстоятельству он и был обязан, по-видимому, той кроткостью духа, которая снискала ему всеобщую любовь и широкую популярность, ибо наиболее услужливыми и покладистыми вне своего дома оказываются мужчины, привыкшие повиноваться сварливым и вечно бранящимся женам. Их нрав, пройдя через огненное горнило домашних невзгод, становится, вне всякого сомнения, гибким и податливым, ибо супружеские нахлобучки лучше всех проповедей на свете научают человека добродетели терпения и послушания. Вот почему сварливую жену в некоторых отношениях можно считать благословением неба, а раз так, Рип ван Винкль был благословен трижды.

Как бы там ни было, но он, бесспорно, пользовался горячей симпатией всех деревенских хозяюшек, которые, согласно обыкновению прекрасного пола, во всех семейных неурядицах Рипа неизменно становились на его сторону и, когда тараторили друг с другом по вечерам, не упускали случая взвалить всю вину на тетушку ван Винкль. Даже деревенские ребятишки встречали его появление шумным и радостным гомоном. Он принимал участие в их забавах, мастерил им игрушки, учил запускать змея и катать шарики и рассказывал нескончаемые истории про духов, ведьм и индейцев. Когда бы ни проходил он по деревне, его постоянно окружала ватага ребят, цеплявшихся за полы его одежды, забиравшихся к нему на спину и безнаказанно учинявших тысячи шалостей; кстати, не было ни одной собаки в окрестностях, которой пришло бы в голову на него залаять.

Большим недостатком в характере Рипа было непреодолимое отвращение к производительному труду. Это происходило, однако, не потому, что у него нехватало усидчивости или терпения, – ведь сидел же он сиднем, бывало, на мокром камне с удочкой, длинною и тяжелой, как татарская пика, и безропотно удил целыми днями даже в тех случаях, когда ни разу не клюнет; бродил же он часами с ружьем на плече по лесам и болотам, по горам и по долам, чтобы подстрелить нескольких белок или лесных голубей. Никогда не отказывался он пособить соседу даже в самой трудной работе и был первым, если в деревне принимались сообща лущить кукурузу или возводить каменные заборы; жительницы деревни привыкли обращаться к нему с различными поручениями или просьбами сделать для них какую-нибудь мелкую докучливую работу, взяться за которую не соглашались их менее покладистые мужья. Короче говоря, Рип охотно брался за чужие дела, но отнюдь не за свои собственные; исполнять обязанности отца семейства и содержать ферму в порядке представлялось ему немыслимым и невозможным.

Он заявлял, что обрабатывать его землю не стоит это, мол, самый скверный участок в целом краю, все растет на нем из рук вон плохо и всегда будет расти отвратительно, несмотря на все труды и усилия. Изгороди у него то и дело разваливались; корова неизменно умудрялась заблудиться или попадала в чужую капусту; сорняки на его поле росли, конечно, быстрее, чем у кого бы то ни было; всякий раз, когда он собирался работать вне дома, начинал, как нарочно, лить дождь, и, хотя доставшаяся ему по наследству земля, сокращаясь акр за акром, превратилась в конце концов, благодаря его хозяйничанию, в узкую полоску картофеля и кукурузы, полоска эта была наихудшею в этих местах.

Дети его ходили такими оборванными и одичалыми, словно росли без родителей. Его сын Рип походил на отца, и по всему было видно, что вместе со старым платьем он унаследует и отцовский характер. Обычно он трусил мелкой рысцой, как жеребенок, по пятам матери, облаченный в старые отцовские, проношенные до дыр штаны, которые с великим трудом придерживал одною рукой, подобно тому как нарядные дамы в дурную погоду подбирают шлейф своего платья.

Рип ван Винкль тем не менее принадлежал к разряду тех вечно счастливых смертных, обладателей легкомысленного и беспечного нрава, которые живут не задумываясь, едят белый хлеб или черный, смотря по тому, какой легче добыть без труда и забот, и скорее готовы сидеть сложа руки и голодать, чем работать и жить в довольстве. Если бы Рип был предоставлен себе самому, он посвистывал бы в полное свое удовольствие на протяжении всей своей жизни, но, увы!.. супруга его жужжала ему без устали в уши, твердя об его лени, беспечности и о разорении, до которого он довел собственную семью. Утром, днем и ночью ее язык трещал без умолку и передышки: все, что бы ни сказал и что бы ни сделал ее супруг, вызывало поток домашнего красноречия. У Рипа был единственный способ отвечать на все проповеди подобного рода, и благодаря частому повторению это превратилось в привычку: он пожимал плечами, покачивал головой, возводил к небу глаза и упорно молчал. Впрочем, это влекло за собой новые залпы со стороны его неугомонной супруги, и в конце концов ему приходилось отступать с поля сражения и скрываться за пределами дома – ведь только эти пределы и остаются несчастному мужу, живущему под башмаком у жены.

Среди домашних единственным другом Рипа был пес по имени Волк – существо не менее подбашмачное, чем его бедняга-хозяин, – ибо госпожа ван Винкль, считая, что они товарищи по безделью, злобно косилась на Волка, видя в нем причину частых отлучек ее супруга. Волк же, в сущности говоря, обладал всеми чертами характера, которые полагается иметь честному псу; он не уступил бы в отваге ни одному зверю, рыскавшему в лесах, но какая отвага устоит перед нападками злого женского языка! Стоило Волку переступить порог дома – и облик его сразу преображался: понурый, с опущенным в землю или зажатым между ног хвостом, крался он с видом преступника, то и дело бросая косые взгляды на хозяйку ван Винкль и

Вашингтон Ирвинг

Рип ван Винкль

Посмертный труд Дитриха Никкербоккера

Клянусь Вотаном, богом саксов, Творцом среды (среда – Вотанов день), Что правда – вещь, которую храню До рокового дня, когда свалюсь В могилу…

Картрайт

Всякий, кому приходилось подниматься вверх по Гудзону, помнит, конечно, Каатскильские горы. Эти дальние отроги великой семьи Аппалачей, взнесенные на внушительную высоту и господствующие над окружающей местностью, виднеются к западу от реки. Всякое время года, всякая перемена погоды, больше того – всякий час на протяжении дня вносят изменения в волшебную окраску и очертания этих гор, так что хозяюшки – что ближние, то и дальние – смотрят на них как на безупречный барометр. Когда погода тиха и устойчива, они, одетые в пурпур и бирюзу, вычерчивают свои смелые контуры на прозрачном вечернем небе, но порою (хотя вокруг, куда ни глянь, все безоблачно) у их вершин собирается сизая шапка тумана, и в последних лучах заходящего солнца она горит и сияет, как венец славы.

У подножия этих сказочных гор путнику, вероятно, случалось видеть легкий дымок, вьющийся над селением, гонтовые крыши которого просвечивают между деревьями как раз там, где голубые тона предгорья переходят в яркую зелень расстилающейся перед ним местности. Это – старинная деревушка, построенная голландскими переселенцами еще в самую раннюю пору колонизации, в начале правления доброго Питера Стюйвезента (да будет мир праху его!), и еще совсем недавно тут стояло несколько домиков, сложенных первыми колонистами из мелкого, вывезенного из Голландии желтого кирпича, с решетчатыми оконцами и флюгерами в виде петушков на гребнях островерхих крыш.

Вот в этой-то деревушке и в одном из таких домов (который, сказать по правде, порядком пострадал от времени и непогоды), в давние времена, тогда, когда этот край был еще британской провинцией, жил простой, добродушный малый по имени Рип ван Винкль. Он принадлежал к числу потомков тех самых ван Винклей, которые с великою славою подвизались в рыцарственные дни Питера Стюйвезента и находились с ним при осаде форта Христина. Воинственного характера своих предков он, впрочем, не унаследовал. Я заметил уже, что это был простой, добродушный малый; больше того, он был хороший сосед и покорный, забитый супруг. Последнему обстоятельству он и был обязан, по-видимому, той кроткостью духа, которая снискала ему всеобщую любовь и широкую популярность, ибо наиболее услужливыми и покладистыми вне своего дома оказываются мужчины, привыкшие повиноваться сварливым и вечно бранящимся женам. Их нрав, пройдя через огненное горнило домашних невзгод, становится, вне всякого сомнения, гибким и податливым, ибо супружеские нахлобучки лучше всех проповедей на свете научают человека добродетели терпения и послушания. Вот почему сварливую жену в некоторых отношениях можно считать благословением неба, а раз так, Рип ван Винкль был благословен трижды.

Как бы там ни было, но он, бесспорно, пользовался горячей симпатией всех деревенских хозяюшек, которые, согласно обыкновению прекрасного пола, во всех семейных неурядицах Рипа неизменно становились на его сторону и, когда тараторили друг с другом по вечерам, не упускали случая взвалить всю вину на тетушку ван Винкль. Даже деревенские ребятишки встречали его появление шумным и радостным гомоном. Он принимал участие в их забавах, мастерил им игрушки, учил запускать змея и катать шарики и рассказывал нескончаемые истории про духов, ведьм и индейцев. Когда бы ни проходил он по деревне, его постоянно окружала ватага ребят, цеплявшихся за полы его одежды, забиравшихся к нему на спину и безнаказанно учинявших тысячи шалостей; кстати, не было ни одной собаки в окрестностях, которой пришло бы в голову на него залаять.

Большим недостатком в характере Рипа было непреодолимое отвращение к производительному труду. Это происходило, однако, не потому, что у него нехватало усидчивости или терпения, – ведь сидел же он сиднем, бывало, на мокром камне с удочкой, длинною и тяжелой, как татарская пика, и безропотно удил целыми днями даже в тех случаях, когда ни разу не клюнет; бродил же он часами с ружьем на плече по лесам и болотам, по горам и по долам, чтобы подстрелить нескольких белок или лесных голубей. Никогда не отказывался он пособить соседу даже в самой трудной работе и был первым, если в деревне принимались сообща лущить кукурузу или возводить каменные заборы; жительницы деревни привыкли обращаться к нему с различными поручениями или просьбами сделать для них какую-нибудь мелкую докучливую работу, взяться за которую не соглашались их менее покладистые мужья. Короче говоря, Рип охотно брался за чужие дела, но отнюдь не за свои собственные; исполнять обязанности отца семейства и содержать ферму в порядке представлялось ему немыслимым и невозможным.

Он заявлял, что обрабатывать его землю не стоит это, мол, самый скверный участок в целом краю, все растет на нем из рук вон плохо и всегда будет расти отвратительно, несмотря на все труды и усилия. Изгороди у него то и дело разваливались; корова неизменно умудрялась заблудиться или попадала в чужую капусту; сорняки на его поле росли, конечно, быстрее, чем у кого бы то ни было; всякий раз, когда он собирался работать вне дома, начинал, как нарочно, лить дождь, и, хотя доставшаяся ему по наследству земля, сокращаясь акр за акром, превратилась в конце концов, благодаря его хозяйничанию, в узкую полоску картофеля и кукурузы, полоска эта была наихудшею в этих местах.

Дети его ходили такими оборванными и одичалыми, словно росли без родителей. Его сын Рип походил на отца, и по всему было видно, что вместе со старым платьем он унаследует и отцовский характер. Обычно он трусил мелкой рысцой, как жеребенок, по пятам матери, облаченный в старые отцовские, проношенные до дыр штаны, которые с великим трудом придерживал одною рукой, подобно тому как нарядные дамы в дурную погоду подбирают шлейф своего платья.

Рип ван Винкль тем не менее принадлежал к разряду тех вечно счастливых смертных, обладателей легкомысленного и беспечного нрава, которые живут не задумываясь, едят белый хлеб или черный, смотря по тому, какой легче добыть без труда и забот, и скорее готовы сидеть сложа руки и голодать, чем работать и жить в довольстве. Если бы Рип был предоставлен себе самому, он посвистывал бы в полное свое удовольствие на протяжении всей своей жизни, но, увы!.. супруга его жужжала ему без устали в уши, твердя об его лени, беспечности и о разорении, до которого он довел собственную семью. Утром, днем и ночью ее язык трещал без умолку и передышки: все, что бы ни сказал и что бы ни сделал ее супруг, вызывало поток домашнего красноречия. У Рипа был единственный способ отвечать на все проповеди подобного рода, и благодаря частому повторению это превратилось в привычку: он пожимал плечами, покачивал головой, возводил к небу глаза и упорно молчал. Впрочем, это влекло за собой новые залпы со стороны его неугомонной супруги, и в конце концов ему приходилось отступать с поля сражения и скрываться за пределами дома – ведь только эти пределы и остаются несчастному мужу, живущему под башмаком у жены.

Человека, полностью отставшего от времени и даром пропустившего свою жизнь.

Энциклопедичный YouTube

1 / 1

✪ Rip Van Winkle Рип Ван Винкль 1978 перевод рус

Субтитры

История героя

Рип, родившийся в первой половине XVIII века , жил в старой деревушке голландских колонистов в бассейне реки Гудзон у отрогов Аппалачей - Каатскильских гор - и был добрым подданным британского короля Георга III . Жена Рипа обладала сварливым характером, доставая мужа даже в «своеобразном мужском клубе», располагавшемся в тени деревьев у входа в деревенскую гостиницу, где он любил проводить время в праздных беседах с друзьями. Единственной возможностью протагониста уединиться от жены была охота.

Однажды в погожий осенний день в начале 1760-х годов Рип отправился с мушкетом и собакой по кличке Волк на охоту на самую высокую гору, где встретил в долине незнакомцев в старинных голландских камзолах . Они угостили его отменной голландской водкой . Проснувшись наутро после угощения в горах и подобрав необъяснимым образом изрядно проржавевший мушкет, Рип не обнаружил ни своей собаки, ни долины, ни тропинки, по которой пришёл - на её месте был горный поток.

В родной деревне, тоже заметно изменившейся, его никто не узнал - он (то есть Рип) превратился в старого деда. Его дом был развален, все знакомые умерли, а портрет короля Георга III сменился портретом Джорджа Вашингтона - проспав 20 лет, лоялист Рип проснулся в разгар Войны за независимость …

Происхождение сюжета

Сюжет о волшебном необъяснимом сне и последующем пробуждении через много лет использовался неоднократно во многих фольклорах мира:

• В Вавилонском Талмуде приводится еврейский рассказ о том, как иудейский законоучитель Хони Ха-Меагель заснул чудесным сном после того, как спросил человека, зачем тот сажает рожковое дерево , начинающее плодоносить лишь через 70 лет, хотя не увидит его плоды. Проснувшись через 70 лет, он нашёл плодоносящее древо и обнаружил, что у него уже есть внук, но никто не верил, когда Хони Ха-Меагель говорил, кто он и что с ним случилось.
• В книге Диогена Лаэртского «О жизни, учениях и изречениях знаменитых философов» юный Эпименид был отправлен отцом на поиски пропавшей овцы. В полдень Эпименид решил отдохнуть, прилёг в придорожной роще и, заснув, проспал 57 лет. Проснулся он стариком, но поначалу не сознавал этого, поскольку ему показалось, что проспал он совсем немного. Вернувшись в родной город Кносс, Эпименид увидел, что всё изменилось. Когда он пришёл в свой прежний дом, ему навстречу вышли незнакомые ему люди. Лишь отыскав среди них своего младшего брата, тоже уж старика, Эпименид понял, что к чему. С тех пор греки считали его любимцем богов.
• В христианском Предании существует история о семи христианских юношах-мучениках из Эфеса , гонимых римлянами за свою веру, которые заснули в пещере, скрываясь от преследователей. Проснувшись более чем через 100 лет, они увидели, что христианство стало официальной религией Империи . Эта же легенда воспроизводится в Коране, в суре Аль-Кахф : несколько праведных почитателей Единого Бога (Сура Аль-Кахф) пробыли в пещере свыше 300 лет, спасаясь от преследовавшего их правителя. Ирвинг, написавший биографию пророка Мухаммеда, наверняка знал и эту легенду.
• Древняя китайская легенда повествует о дровосеке, который наблюдал высоко в горах за старцами, играющими в го . Засмотревшись, он впал в транс, а проснувшись, обнаружил, что оброс длинной бородой, а его топор пустил корни.

К непосредственным источникам произведения Ирвинга могут относиться немецкие легенды на этот сюжет: «Питер Клаус, пастух» в обработке Иоганна Карла Кристофа Нахтигаля и «Карл Катц», приписываемая братьям Гримм (в последней главный герой встречает гномов, играющих на горном лугу в кегли, - те дают ему зелье, усыпляющее Карла на 100 лет, преподавая ему, таким образом, урок за лень).

В искусстве

• В романе Стивена Кинга «Мёртвая зона » главный герой Джон Смит неоднократно сравнивается с Рипом Ван Винклем.
• В романе Стивена Кинга "Худеющий" гангстер Джинелли сравнивает главного героя (худеющего) с Рип ван Винкелем (глава 21 "Джинелли").
• На сюжет новеллы были написаны опера Джорджа Фредерика Бристоу (1855, первая американская опера на американский сюжет), оперетта Робера Планкета (1882) и увертюра Джорджа Чедвика .
• Рип ван Винкль - персонаж манги «Хеллсинг ».
• У братьев Стругацких в романе «Волны гасят ветер » у общественной организации «КомКон-2» серия расследований о неожиданно пропадающих, и столь же неожиданно появляющихся людях, носила кодовое названия «Рип ван Винкль».
• В 1896 году на студии Томаса Эдисона была снята целая серия из нескольких фильмов о Рипе ван Винкле .
• В 2 серии 3 сезона американского телесериала «Доктор Хаус » доктор Кадди описывает Грегори Хаусу выздоровление пациента после укола кортизола :

«Всего один укол кортизола, и он проснулся, как Рип ван Винкль» . (англ. «I gave him one shot of cortisol and he woke up like Rip Van Winkle». )

• В 10 серии 3 сезона американского телесериала «Грань » агент ФБР Оливия Данэм в разговоре с Питером Бишопом произносит фразу: «Знаешь, я чувствую себя Рипом ван Винклем».
• Упоминается в песне Юрия Кукина «Осенняя композиция» (1966):

Я снова иду по земле людей,
Добрей стал, а кожа - грубей.
Я Рип ван Винкль, сто лет спал нигде -
Пустите меня к себе!

• Упоминается в песне группы Соломенные еноты «Never...».
• Персонаж ранней повести Бориса Гребенщикова «Вся королевская рать » рассказчик рассуждает о сне:

«Что же, теперь я мог вернуться ко сну. Во всяком случае, пока не кончатся деньги. Я мог стать Рипом Ван Винклем. Только, на мой взгляд, про него рассказали неправду. Вы засыпаете на долгое время, а когда просыпаетесь, оказывается, что все на свете осталось по-прежнему. Сколько бы вы ни проспали, ничто не меняется».

• В научно-фантастическом романе «Спин » Роберта Чарльза Уилсона Кэрол, мать одного из главных персонажей, алкоголичка с многолетним стажем, в редкий момент трезвости произносит фразу:

«Я как Рип ван Винкль. Слишком долго проспала. И мир, в котором я проснулась, мне не нравится».

На что её сын Джейсон отвечает:

«Мы все Рип ван Винкли, - утешил её Джейсон. - Всем нам пора бы проснуться».

• В романе «Возвращение со звезд» Станислава Лема главный герой возвращается на Землю примерно через 100 лет.
• Цитируется главным героем романа Джеймса Джойса "Улисс" Леопольдом Блумом:

«Мы разыграли Рип ван Винкль. Рип - прицепили Хенни Дойлу репей. Ван - ванна у них в доме. Винкль - бутылка вина и бумажный куль. А в конце я представил возвращение Рипа ван Винкля. Она смотрела, облокотясь на буфет. Мавританские глаза. Проспал двадцать лет в Сонной Пещере. Все изменилось. О нем забыли. Молодые состарились. Ружье заржавело от росы».

• В честь него названы два персонажа мультсериала "No Evil" об ацтекских и прочих американских божествах - кролик Рип и рысь Винкль.

У подножия Каатскильских гор расположена старинная деревушка, основанная голландскими переселенцами в самую раннюю пору колонизации. В давние времена, когда этот край ещё был британской провинцией, жил в ней добродушный малый по имени Рип Ван Винкль. Все соседи его любили, но жена у него была такая сварливая, что он старался почаще уходить из дома, чтобы не слышать её брани. Однажды Рип пошёл в горы на охоту. Когда он собирался возвращаться домой, его окликнул какой-то старик. Удивлённый, что в столь пустынном месте оказался человек, Рип поспешил на помощь. Старик был одет в старинную голландскую одежду и нёс на плечах бочонок - очевидно, с водкой. Рип помог ему подняться по склону. Всю дорогу старик молчал. Пройдя ущелье, они вышли в лощину, похожую на маленький амфитеатр. Посередине на гладкой площадке странная компания играла в кегли. Все игроки были одеты так же, как старик, и напомнили Рипу картину фламандского художника, висевшую в гостиной деревенского пастора. Хотя они развлекались, их лица хранили суровое выражение. Все молчали, и только стук шагов нарушал тишину. Старик стал разливать водку в большие кубки и знаком показал Рипу, что их следует поднести играющим. Те выпили и вернулись к игре. Рип тоже не удержался и выпил несколько кубков водки. Голова его затуманилась, и он крепко уснул.

Проснулся Рип на том же бугре, с которого вечером впервые заметил старика. Было утро. Он стал искать ружье, но вместо нового дробовика обнаружил рядом какой-то ветхий, изъеденный ржавчиной самопал. Рип подумал, что давешние игроки сыграли с ним злую шутку и, напоив водкой, подменили его ружье, кликнул собаку, но она исчезла. Тогда Рип решил навестить место вчерашней забавы и потребовать с игроков ружье и собаку. Поднявшись на ноги, он почувствовал ломоту в суставах и заметил, что ему недостаёт былой подвижности. Когда он дошёл до тропинки, по которой накануне вместе со стариком поднимался в горы, на её месте тёк горный поток, а когда он с трудом добрался до того места, где был проход в амфитеатр, то на его пути встали отвесные скалы. Рип решил вернуться домой. Подходя к деревне, он встретил несколько совершенно незнакомых ему людей в странных одеждах. Деревня тоже переменилась - она разрослась и стала многолюднее. Вокруг не было ни одного знакомого лица, и все удивлённо смотрели на Рипа. Проведя рукой по подбородку, Рип обнаружил, что у него выросла длинная седая борода. Когда он подошёл к своему дому, то увидел, что он почти развалился. В доме было пусто. Рип направился к кабачку, где обычно собирались деревенские «философы» и бездельники, но на месте кабачка стояла большая гостиница. Рип посмотрел на вывеску и увидел, что изображённый на ней король Георг III тоже изменился до неузнаваемости: его красный мундир стал синим, вместо скипетра в руке оказалась шпага, голову венчала треугольная шляпа, а внизу было написано «Генерал Вашингтон». Перед гостиницей толпился народ. Все слушали тощего субъекта, который разглагольствовал о гражданских правах, о выборах, о членах Конгресса, о героях 1776 г. и о прочих вещах, совершенно неизвестных Рипу. У Рипа спросили, федералист он или демократ. Он ничего не понимал. Человек в треуголке строго спросил, по какому праву Рип явился на выборы с оружием. Рип стал объяснять, что он местный житель и верный подданный своего короля, но в ответ раздались крики: «Шпион! Тори! Держи его!» Рип начал смиренно доказывать, что ничего худого не замыслил и просто хотел повидать кого-нибудь из соседей, обычно собирающихся у трактира. Его попросили назвать их имена. Почти все, кого он назвал, давно умерли. «Неужели никто тут не знает Рипа Ван Винкля?» - вскричал он. Ему показали на человека, стоявшего у дерева. Он был как две капли воды похож на Рипа, каким тот был, отправляясь в горы. Рип растерялся вконец: кто же тогда он сам? И тут к нему подошла молодая женщина с ребёнком на руках. Внешность её показалась Рипу знакомой. Он спросил, как её зовут и кто её отец. Она рассказала, что её отца звали Рипом Ван Винклем и вот уже двадцать лет, как он ушёл из дому с ружьём на плече и пропал. Рип спросил с опаской, где её мать. Оказалось, что она недавно умерла. У Рипа отлегло от сердца: он очень боялся, что жена устроит ему взбучку. Он обнял молодую женщину. «Я - твой отец!» - воскликнул он. Все удивлённо смотрели на него. Наконец нашлась старушка, которая его узнала, и деревенские жители поверили, что перед ними действительно Рип Ван Винкль, а стоящий под деревом его тёзка - его сын. Дочь поселила старика отца у себя. Рип рассказывал каждому новому постояльцу гостиницы свою историю, и вскоре вся округа уже знала её наизусть. Кое-кто не верил Рипу, но старые голландские поселенцы до сих пор, слыша раскаты грома со стороны Каатскильских гор, уверены, что это Хенрик Гудзон и его команда играют в кегли. И все местные мужья, которых притесняют жены, мечтают испить забвения из кубка Рипа Ван Винкля.