Вот выпадут у тебя зубы я тебе жевать не буду. Вот выпадут у тебя все зубы, я тебе кашу жевать не буду! Онлайн чтение книги нахаленок

Как сказано в названии известной детской книжки, «Свиньи - это свиньи» - независимо от того, какой формы у них гениталии. Ильза Кох - не «сестра», а нацистка. Любовь - это не ненависть, война - это не мир, свобода - это не рабство, сожжение книг никого не может освободить. Перед каждым, кто решит бороться с властью с помощью революции, встанет много сложных вопросов. Для начала, однако, надо правильно отвечать на простые.

Отбросим в сторону метафоры и гиперболы - то, что называется «радикальным феминизмом», представляет собой фашизм. Восхваляется шовинизм, цензура, матернализм, квазинаучная антропология, поиски врага, мистическое единство с природой, поддельная псевдоязыческая религиозность, обязательные стандарты мысли и даже внешнего вида (в определенных кругах Гера сохрани феминистку, которая выглядит несоответственно или «женственно»). Вот вся та теория и большая часть той практики, которую нам следовало бы уже научиться распознавать. Зловещее сходство с тактикой классического фашизма видно и в совмещении частного активизма и государственных репрессивных средств. Так, журнал «Открытый Путь» - анархистский «Rolling Stone» - поддержал недавние выступления против порнографии в Ванкувере не как прямое действие, вызывающее симпатию, пусть даже и направленное не туда, но как раз наоборот, потому что активисты заставили летаргическую прокуратуру открыть дело. В Италии после Первой мировой войны (и в Америке при запрещении ИРМ (1)) фашистские банды нападали на социалистические и профсоюзные организации про молчаливом одобрении полиции - которая вмешивалась только тогда, когда надо было прижать левых. Как я удивленно спросил когда-то: «Как же так получается, что эти бабы не лягут в постель ни с одним мужчиной, если он не районный прокурор»?

Не то чтобы меня хоть как-то волновали проблемы коммерческой порноиндустрии или там ее «права» на свободу слова и защиту собственности. Это все совершенно не по делу, которое вот в чем: почему для нападок выделяется именно этот вид бизнеса? Целевые атаки на порнографию выдают план и систему приоритетов - не просто спонтанный антикапитализм. Тем, кто проводит в жизнь продуманную политику, не к лицу жаловаться, когда мы интересуемся их мотивами и подвергаем их сомнению.

Любая фашистская идеология противоречивым образом уверяет свою целевую группу, свой избранный народ в том, что он одновременно и лучше других , и подвергается угнетению . Конечно же, немцы на самом деле не проиграли Первую мировую войну - как это возможно? Они по предположению превосходят других - следовательно, их предали. (Как, интересно, высшая раса допустила такое?) Феминистки и Движение против порнографии (ДПП) рассказывают нам с пеной у рта в канадском журнале «Kick it Over» , что мужчины (исключительно) «создали цивилизацию, уничтожающую природу и низводящую женщин». Если так, то или женщины вообще не внесли в цивилизацию никакого вклада, или в этой цивилизации есть таки что-то еще вместе с или вместо уничтожения природы и низведения женщин.

В собственных целях (которые порой не более возвышенны, чем тривиальная половая конкуренция с гетеросексуальными мужчинами за объекты, желанные для обеих групп), самозванные радикальные феминистки на самом деле сводят женщин к состоянию беспомощного, дрожащего от страха полуовоща, пассивной жертвы мужского насилия и презрения. Это такое глубинное оскорбление женщины, какого вы не найдете в худших образцах традиционной патриархальной культуры: ни в еврейском взгляде на женщину как на источник грязи, ни в кошмарном христианском образе женщины-соблазнительницы, женщины как бесконтрольной природной силы. Здесь женщину хоть и клеймят как источник зла, но хотя бы не приписывают ей бессилия. Современный стереотип женщины-жертвы не просто прямо восходит к патриархальным взглядам викторианского XIX столетия, когда (для буржуазии) женщины играли роль безвольного украшения, но, хуже того, отказывает женщине в присущем каждому творческом потенциале - и тем самым ставит проблемы женщин на ту же доску, что и проблемы африканских обезьян или китов, истребляемых китобоями.

Напротив, примем, то, что отрицают только наиболее безумные феминистки и женоненавистники, - предположим, что все не так плохо и что женщины в истории были не только объектами, но и субъектами. Тогда как можно женщин - и другие угнетенные группы людей, рабочих, чернокожих, американских индейцев - полностью оправдать от обвинения в соучастии, в том, что они помогали создать систему, обрекающую их на угнетение? Существуют причины, почему система устроена именно так. Отрицать их существование нет права ни у кого.

У меня в этой дискуссии нет личных мотивов. Меня никогда не смущал тот факт, что некоторые женщины не любят мужчин, вплоть до того, что не хотят иметь с ними ничего общего. Я сам большинство мужчин не люблю - особенно архетипически «мужественных». Не могу не заметить, однако, что большинство женщин думает по-другому. Радикальные феминистки это тоже заметили, и это их доводит до белого каления. Конечно, я немедленно соглашусь, что подавляющее большинство бывает не право. Иначе все мы были бы просто маргинальными сумасшедшими - теми бессильными дураками, за которых почти все нас и так принимают. Но когда я критикую большинство, я не претендую на то, чтобы говорить от его лица. Радикальные феминистки, напротив, воспринимают себя как авангард. В таком качестве им приходится придумывать рациональное объяснение собственной неприязни. И они успешно делают это - создавая из собственных предрассудков фаллодетерминистскую демонологию. Возненавидев мужчин, они вынуждены возненавидеть и женщин.

Отождествление порнографии с изнасилованием - а это, за всей пеной у рта, и есть ключевая мысль ДПП - должно, по-видимому, заставить людей воспринимать порнографию более серьезно. Но если при этом всем заправляют мужчины и если (как нам говорят) Система по природе своей сглаживает и лишает сути все оппозиционные идеи, а феминизм как самую радикальную из них, то естественно ожидать, что в результате, наоборот, изнасилование станет восприниматься как нечто тривиальное. Это все та же старая байка про женщину, которая слишком часто кричала «Волк!». (Аналогичным образом стандартная максима масс-медиа, что «антисионизм есть антисемитизм», чудесно обеляла Израиль - до тех пор, пока его экспансионизм и экстерминизм не наплодили достаточно антисионистов, которые вот-вот примут эту бнай-бритовскую теорию за руководство к действию.)

В соответствии с эпистемологией феминизма мужчина не понимает в истинной природе женщин вообще ничего. Логично предположить, что барьер между полами, созданный разделением ролей и дискриминацией, будет работать в обе стороны - и многие из нас, основываясь на собственном опыте, нехотя именно так и начинают думать. Но нет: мужчины не понимают женщин, но женщины (по крайней мере, их радикально-феминистский авангард) отлично понимают мужчин. Женщины - во всяком случае, эксперты-феминистки - понимают порнографию и ее смысл для мужчин гораздо лучше, чем сами мужчины, которые ее производят и потребляют. А лучше всего это понимают лесбийские сепаратистки, которые мужчин вообще избегают и отказывают им в половом общении. Чем дальше твой жизненный опыт отстоит от реальной жизни реальных мужчин, тем лучше ты эту жизнь понимаешь. Обращая знаки: не значит ли это, что римский папа, как он и утверждает, есть главный эксперт по женщинам и по сексу?

Постулируемая связь порнографии и изнасилования - это аллегория, а не факт. Это корреляция того же типа, что и недавно снова вытащенное из сундука «косячное безумие» (2), неумолимо тянущее Рэйка («Насильника»?) от марихуаны к героину, - того же типа и по бредовости, и по полезности для государственных структур. Если феминизма не существовало, консервативным политикам следовало бы его изобрести. (Почему, скажите на милость, исключительно мужские законодательные органы вообще запретили «непристойности»? И почему исключительно мужские суды так упорно исключают «непристойности» из списка предметов, защищенных конституционной свободой слова?), Если менады из ДПП когда-нибудь захотят иметь дело с людьми, а не с собственными горячечными представлениями о них, с удивлением обнаружат, что порнография почти не интересует большинство мужчин старше подросткового возраста - и не потому, что они все политкорректны, а потому, что порнография чаще всего тупа и неопрятна, а главное, не идет ни в какое сравнение с реальностью.

Феминистки, уничтожающие книги - трусливые приспособленки. Если они действительно возражают против подсознательного навязывания женщинам моделей поведения, подчиненных мужчинам (притом что забавным образом те же роли по отношению к активным лесбиянкам - это так, невинное развлечение), то главной и почти единственной мишенью атаки должны быть «Космополитен», женские романы Барбары Картленд, все эти тонны криптопорнографической поп-литературы, производящейся для женщин и женщинами с радостью потребляемой. В конце концов, насилие и кровавые ошметки это лишь следствие - только с жертвой можно обращаться как с жертвой. Пятнадцать лет назад первые сторонницы женского освобождения (сейчас чудесным образом превратившиеся в священниц, адвокатесс и бюрократок высшего эшелона) по крайней мере набрасывались на людей влиятельных - вроде Хью Хефнера и Энди Уорхола. Сегодня они терроризируют малолетних панков-анархистов, которые (этот пример взят из фэнзина «The Match!») публикуют коллаж, где показывают Маргарет Тэтчер как правительницу, как «повелительницу тысячи мертвецов», а не как «сестру». Вот она, логика причудливого биологического детерминизма: каждое животное, имеющее влагалище, это «Мы», в то время как каждое существо, удостоившееся пениса, это «Они». Можно только вспомнить скетч театра Файрсайн: «Кто это «мы», собственно?»

Вот, кстати: леваки мужского пола зачастую легко и с энтузиазмом поддакивают феминистскому самовозвеличиванию. Тут смешиваются чувство вины за прошлые прегрешения (тот, кто ощущает вину - перед женщинами, черными, иностранцами, кем угодно - как правило, действительно виноват) и желание в настоящем залезть феминистке левого толка под блузку. И вот Беркли, штат Калифорния (по соседству с которым я живу), переполняется мужскими «феминистами», перешедшими в новую религию, чтобы облегчить себе половую жизнь. То же мошенничество, кажется, происходит и в Торонто, и во многих других местах. Сами по себе эти скрытые желания, разумеется, никак не дискредитируют принимаемую идеологию - человек может прийти к правильным выводам самым неправильным из путей. Но постольку, поскольку обсуждаемые мнения кажутся очевидно идиотскими всякому, у кого нет посторонних причин принимать их, пароксизмы интеллектуалов-мужчин , никак иначе не объяснимые, приходится признать нечестными рационализациями.

Возможно, идеология, которую я разнес в клочья - это просто нечто, через что надо пройти, чтобы в достаточной степени освободить себя для осмысленных революционных проектов. Выпускницы школы феминизма уже сейчас понемногу переходят к поискам свободы для всех, и многим пережитое только на пользу. Всем нам есть чего стыдится в молодости (марксизм, либертарианство, синдикализм, объективизм и т.д.) - если бы мы не думали когда-то в терминах готовой идеологии, то не дошли бы до той точки, когда можем думать самостоятельно. Быть троцкистом или иезуитом - все это само по себе значит быть верующим, иными словами, болваном. Тем не менее, энергичная пробежка по любой системе от начала и до конца может показать, как выйти из Системы с большой буквы.

Но не тогда, когда критики-женщины объявляются ренегатками и подвергаются обструкции, а критики-мужчины из принципиальных соображений игнорируются или поливаются грязью. (В точности параллельный механизм для обеспечения молчания работает у сионистов: критики-неевреи - это «антисемиты», а критики-евреи, уж конечно, снедаемы «ненавистью к себе».) Конечно, сепаратизм как социальная программа абсурден и полон противоречий (практически никто из сепаратисток не отделяет себя от патриархального общества настолько, насколько это делают сюрвайвалисты - и никто больше сепаратисток не лезет в чужие дела). Но и при частичной изоляции легче индоктринировать новообращенных и скрывать неблагоприятные факты и аргументы - кроме радикальных феминисток, это заметили кришнаиты, мунисты и прочие тоталитарные секты. Большая удача то, что их доктрины и субкультура так неаппетитны на первый же взгляд. В самом деле, как я заметил, радикальный феминизм седеет - чем больше тухнет и сходит на нет политическая культура 60-х, тем меньше молодых женщин получают достаточно предварительного замачивания для успешной феминистской промывки мозгов. Радикальные (так сказать) феминистки младше 25 лет встречаются редко, и чем дальше, тем реже.

Итак, радикальный феминизм (и незачем пытаться оспаривать термин у теперешних его обладательниц) - это смехотворная, полная ненависти, тоталитарная, сексистская догматическая конструкция, которую революционеры незаслуженно легитимизируют, принимая ее всерьез. Хватит по-сестрински опекать этих террористок банальности, пора призвать их к ответу за озвучиваемые призывы к геноциду и за практикуемые бесчинства (всевозможные даже, честно говоря, изнасилования!), которые, как они утверждают, выпали на их долю (но чаще, как оказывается при внимательном рассмотрении, на долю какой-нибудь гипотетической «сестры», поскольку типовая радикальная феминистка живет совсем неплохо). Как остановить феминофашизм? Нет ничего проще: примите их слова за чистую монету, обращайтесь с ними как с равными... и наслаждайтесь их жалобным воем. Королева-то голая! - вот это действительно непристойно.

Эндрю Хьюгилл

’Патафизика: Бесполезный путеводитель / Пер. с англ. В. Садовского; общ. ред. С. Дубина

- Bob Black
Context: I am not playing definitional games with anybody. When I say I want to abolish work, I mean just what I say, but I want to say what I mean by defining my terms in non-idiosyncratic ways. My minimun definition of work is forced labor, that is, compulsory production. Both elements are essential. Work is production enforced by economic or political means, by the carrot or the stick. (The carrot is just the stick by other means.) But not all creation is work. Work is never done for its own sake, it"s done on account of some product or output that the worker (or, more often, somebody else) gets out of it. This is what work necessarily is. To define it is to despise it. But work is usually even worse than its definition decrees. The dynamic of domination intrinsic to work tends over time toward elaboration. In advanced work-riddled societies, including all industrial societies whether capitalist or "communist," work invariably acquires other attributes which accentuate its obnoxiousness. Usually-and this is even more true in "communist" than capitalist countries, where the state is almost the only employer and everyone is an employee - work is employment, i. e., wage-labor, which means selling yourself on the installment plan. Thus 95% of Americans who work, work for somebody (or something) else. In the USSR or Cuba or Yugoslavia or Nicaragua or any other alternative model which might be adduced, the corresponding figure approaches 100%. Only the embattled Third World peasant bastions - Mexico, India, Brazil, Turkey - temporarily shelter significant concentrations of agriculturists who perpetuate the traditional arrangement of most laborers in the last several millennia, the payment of taxes (ransom) to the state or rent to parasitic landlords in return for being otherwise left alone. Even this raw deal is beginning to look good. All industrial (and office) workers are employees and under the sort of surveillance which ensures servility.

«Нахалёнок» — телевизионный художественный фильм режиссёра Евгения Карелова, снятый и поставленный по мотивам «Донских рассказов» Михаила Шолохова на киностудии "МОСФИЛЬМ" (Творческое объединение телевизионных фильмов) в 1961г.

Большевик Фома Коршунов возвращается в станицу. Вскоре у семилетнего Мишки появляется новое прозвище "Коммуненок". Когда в станицу врываются бандиты и убивают Фому Коршунова, Мишка, зная, что красные недалеко, седлает коня и спешит предупредить их об опасности... (Маленькому Мишке никогда бы не взобраться на коня и не оседлать его. На коня Мишку посадил его дед, который сказал, что передать красным и куда ехать. Дед посадил Мишку на коня без седла.)

Фильм повествует о суровом времени начала 20-х, глазами 6-летнего пацана. В основе сценария фильма - "Донские рассказы" М. Шолохова, а неподражаемая игра 5-летнего Володи Семёнова, человека трагической судьбы, вывела фильм в ряд шедевров советского кино. Велика заслуга режиссёра, реализовавшего талант мальчика и мощную литературную основу. Большинству наших нынешних самолюбивых и наглых по жизни режиссёров и актёров поучиться бы профессии на этом фильме.

«А я навсегда запомню глазищи маленького Вовы Семёнова. Оскара надо давать за эти роли. Мы можем ругать этот фильм только с его идеологической стороны. Но героя Нахалёнка не троньте. Слово умиление здесь не отразит и десятой доли того, что испытываю, смотря этот фильм.» - отзыв зрителя.

ИНТЕРЕСНЫЕ ФАКТЫ
* Цитаты из фильма:

- Ну, дедунюшка, попомнишь, меня попомнишь. Вот выпадут у тебя все зубы, я тебе кашу жевать не буду!

* Владимир Семенов (n/a - 11 февраля 2004). После выхода фильма "Нахаленок" Вова проснулся звездой, мальчик был нарасхват - за десять школьных лет он снялся во многих фильмах, его будущее, казалось бы, определилось, но… В 17 лет парень пошел учиться в ПТУ. Объясняет, что поступать во ВГИК просто не захотел. "Сам виноват, погорячился тогда, был бы сейчас знаменитым актером, деньги бы хорошие получал…" Впрочем, существует и другая версия досрочного завершения его кинокарьеры. Режиссер "Нахаленка" внезапно умер от разрыва сердца, и некому стало помогать Володе. А он, чувствуя свою исключительность, сам прогибаться под "изменчивый мир" не пожелал. Владимир Семенов сменил множество профессий, стал пить. В начале 2004-го бывший актер, бывший шофер, а в итоге одинокий безработный инвалид умер в Центральной больнице Раменского в абсолютной нищете и забвении. Владимиру Ивановичу 50 исполнилось бы только будущим летом... Актерские работы в художественных фильмах: Нахаленок, 1961; Павлуха, 1962; Я купил папу, 1962.

В ролях:

Вова Семёнов — Мишка Коршунов («Нахалёнок»)
— Фома Акимович Коршунов, отец Миши
— Мария, мать Миши
— Аким Игнатьевич Коршунов, дед Миши
— совслужащий, чужак для станишников
— комбат
— Влас
— поп
— попадья
Игорь Савельев — Витька, поповский сын

"Погоди, дедулюшка, вот выпадут у тебя зубы - я тебе жевать не буду" - в начале 60-х эта крылатая кинофраза облетела всю страну. Детсадовец Вова Семенов проснулся звездой. Мальчонка был нарасхват - за десять школьных лет он снялся в десяти фильмах. В начале февраля этого года бывший актер, а в итоге безработный инвалид Владимир Иванович Семенов умер в Центральной больнице Раменского.

Лето 2003-го. Ободранные зеленые стены старого девятиэтажного дома на окраине Раменского. Здесь живут только старенькие бабушки да потерявшие всяческий человеческий облик алкаши. Название улицы самое подходящее - Коммунистическая. Крохотная церквушка во дворе. Последний, девятый этаж. Дверь в квартиру открывает взъерошенный инвалид. Левая половина тела у него почти не работает, он даже ходит с трудом, опираясь на железный костыль.

Ну, здравствуйте, проходите…

Разговаривать с Владимиром Ивановичем трудно. Чувствуется, что гостям хозяин дома не особо рад - болезнь дает о себе знать. Он тщательно подбирает слова. Но мы понимаем его с трудом: у Семенова парализован центр речи. Четыре часа беседы - практически впустую.

Вы здесь один живете? А где ваша семья?

Ушли, бросили меня, - разговор уходит в сторону.

А знаете, кто у нас сейчас страной управляет?

Нет. Не помню.

Но как только заговорили о “Нахаленке”, Владимир Иванович оживился. Как будто бы это произошло лишь вчера: “В наш детский сад на Красной Пресне пришла съемочная группа. Меня на главную роль выбрали сразу”, - Семенов достает пыльный “дипломат” и с гордостью демонстрирует альбом со старенькими снимками, единственное свое богатство - не считая телевизора, который подарил недавно кто-то из почитателей. Каждое фото в альбоме наклеено на отдельную пожелтевшую страницу. На снимках - счастливо улыбающийся мальчик.

“Этот ребенок у нас самый дисциплинированный, этот - всегда убирает за собой игрушки”, - подталкивали воспитатели к ассистенту режиссера своих любимчиков. Но тут вперед вылез маленький Вова Семенов, главный хулиган группы: “Они послушные, а в кино возьмете все равно меня!” - последняя фраза и решила его судьбу.

Обычно дети-киногерои снимутся в одном-двух фильмах и больше их никуда не приглашают. Но режиссеру “Нахаленка” Евгению Карелову Вова Семенов запал в душу - и он, как говорят, с удовольствием проталкивал своего протеже в другие картины.

За веселый нрав и беззаботность Вовочку полюбила вся киногруппа. “Я себя самого сыграл, ничего мне не пришлось придумывать!” Талантливый паренек рос, а вместе с ним росли и его роли. “Павлуха”, “Как я был самостоятельным”…

Но самым известным в его кинокарьере все равно остался “Нахаленок”.

Фильм закупили 78 стран мира, советские киношники свозили его на множество кинофестивалей. Агитка по рассказам Шолохова буквально очаровала западных продюсеров. Нет, не пафосной революционной темой - игрой маленького актера.

Вовой Семеновым гордились. Ему завидовали. Ему многое прощали. Там, где другие брали трудом и усидчивостью, Вове все доставалось даром. Говорят, он любил широко гульнуть, выпить, подебоширить. И еще - козырнуть при случае “Нахаленком”.

В 17 лет парень пошел учиться в ПТУ. Объясняет, что поступать во ВГИК просто не захотел. “Сам виноват, погорячился тогда, был бы сейчас знаменитым актером, деньги бы хорошие получал…”

Впрочем, существует и другая версия досрочного завершения его кинокарьеры. Режиссер “Нахаленка” внезапно умер от разрыва сердца, и некому стало помогать Володе. А он, чувствуя свою исключительность, сам прогибаться под “изменчивый мир” не пожелал.

К тридцати годам Владимир Семенов, по слухам, превратился в конченого пьяницу. Желающих налить “знаменитому Нахаленку” было хоть отбавляй. Пил все, что под руку попадет, в компании с дружками. А работал шофером при аэродроме.

Жена и маленькая дочка сперва терпеливо сносили все - и побои, и хулиганские выходки. Не выдержали - забрали вещи и ушли. Остальное он пропил. Жить к Семенову переехала старая теща. На проделки зятя она внимания не обращала. В конце концов его разбил инсульт.

“Не навещают родные меня, потому что заболел, инсульт, три операции, трепанация черепа - никому теперь не нужен”, - словно нехотя признался Владимир Иванович. Провожая нас до двери, он застенчиво произнес: “Вы бы мне хоть добавили полтинничек на... лекарства!” - и перекрестился.

Мы позвонили ему после Нового года. Но телефон молчал. Что совсем странно, потому что с трубкой Владимир Иванович обычно не расставался. Три дня назад, так никуда и не дозвонившись, мы связались с собесом Раменского и прямо спросили: в какое лечебное учреждение отправлен гражданин Семенов В.И., сыгравший когда-то роль Нахаленка.

Да умер он. Вот уже сорок дней было, - огорошили на том конце провода.

Как умер?..

А чего вы так за него переживаете? - сказали в трубку. - Нехорошо, конечно, говорить, но человек он был пустой. У нас инвалиды и серебряные медали получают, и работают до последнего - а он только славу свою и болезнь водкой заливал.

Спасти Семенова было уже нельзя, я видел его во время врачебных обходов, - говорит Валерий Торчинов, заместитель главы администрации по вопросам здравоохранения. - У него начались необратимые нарушения в организме. Конечно, подорвал Владимир Иванович свое здоровье сильно - насколько я понимаю, 50 лет ему только следующим летом исполнилось бы, а выглядел он лет на десять старше. Может быть, для него было бы и лучше, если бы этой сверхпопулярности никогда не было…

До последнего дня Владимир Иванович Семенов не понимал, что умирает. Сознания он не терял и все рассказывал соседям по отделению про то, как играл Нахаленка. Единственное, что вообще было в его жизни. Даже перед самой кончиной он чувствовал себя настоящей звездой.

Странная все-таки штука - удача. Говорят, что всем людям дается одинаковая ее мера. Иные цедят отмеренное, как глоток дорогого коньяка. По капле, годами. Другие опрокидывают будто стакан водки - разом. А потом всю жизнь мучаются от похмелья.

Хочется верить, что на подаренный нами летом полтинничек Владимир Иванович Семенов купил себе шоколадных конфет - еще с детства он любил их больше всего на свете. Даже больше водки. Увы, наливали ему гораздо чаще и охотнее.