1 жан поль сартр тошнота. Анализ произведения «Тошнота» (Ж.П. Сартр). Листок без даты
Истинная цель чтения найти из тысячи листов переживаний, отчаяния, горечи, воспоминаний хоть одну гениальную мысль.
Guest 26.03.2019 22:30
Самая неинтересная книга из всех что я читала. До конца не осилила.
Оценка 1 из 5 звёзд от Софи 06.02.2018 21:41
Почитал я комментарии других и стало грустно. Прежде чем читать экзистенциальную литературу ознакомьтесь со смыслом этого течения, может быть тогда не будете называть нудятиной и скукой самую, наверное, показательную книгу самого настоящего экзистенциалиста. Философия Сартра может нравиться, а может претить; мне тоже не всегда легко понять экзистенциалистов. Но его язык красивый, плавный, тягучий, он гений слова, сколько бы вы не говорили, что смысла этого слова не понимаете.
Оценка 4 из 5 звёзд от Лис 21.08.2017 09:16
Решил прочитать эту книгу, честно говоря, меня она не очень впечатлила. Постоянное унылое состояние героя романа, живем чтобы умереть, вокруг все просто существует. До конца ждал, что все такие в конце книги будет что-то интересное, но так и не произошло чего-то удивительного. Как был он в одиночестве, как существовал, как были его взгляды на жизнь унылыми, так все и осталось, надеялся все такие на какие-то перемены в его жизни, но все что наверное переменилось, это в конце романа он уедет в Париж, но я уверен что там же и продолжится его такая же самая унылая жизнь, как и в прежние времена. Понравилась лишь одна цитата из книги " Мысли - вот от чего особенно муторно Они ещё хуже, чем плоть. Тянутся, тянутся без конца, оставляя какой-то странный привкус."
Оценка 3 из 5 звёзд от Владислав 05.08.2016 14:03
Книга очень сложная, но все написанное там непрепенно резонирует с тем, что происходит в жизни
Оценка 5 из 5 звёзд от Sirius Prime 11.07.2016 19:18
Люди!! Не плюйте в Сартра! Философия его может быть близка в каких-то очень исключительных случаях,но литературное мастерство неоспоримо.Книга пратически бессюжетная,диалогов минимум,а читаешь - и хочется закладки ставить на каждой странице,потому что такие слова им найдены,что нельзя не оценить.Гений Слов - как на мой вкус.
Оценка 5 из 5 звёзд от ТожеАутист 08.05.2016 20:32
Тошнота - это чувство когда читаешь эту книгу. С первых строк понимаешь что книга написана аутистом. Больше всего раздражает когда критики расхваливают этот абсурд. Книга для унылых и жизнью обиженных потенциальных самоубийц, которые не умеют радоваться жизни и постоянно тошнят, отравляя жизнь другим. Не рекомендую!
Оценка 1 из 5 звёзд от fil_filon 27.04.2016 08:00
Прочел с большой натяжкой. Книга очень и очень на любителя. Нудно, затянуто и ни о чем, есть пара интересных цитат, но не более.
Оценка 2 из 5 звёзд от romm 21.04.2016 11:42
меня реально тошнит от названия этой книги и имени автора после прочтения "Пены дней" Виана.
Оценка 1 из 5 звёзд от Ksana_Spring 20.03.2016 13:53
Не знаю, что происходит с нынешним миром, что такие книги становятся лучшими из лучших. Ничего путного в данной книге не написано. Сюжета толком нет, интересного чего-то так же не наблюдается. Просто дневник человека, которому очень скучно жить, и он пытается понять почему же обыденные вещи вызывают у него чувство тошноты. Человек не может разобраться что означают для него некоторые вещи, о которых другие и не задумываются. Таких дневников можно написать сколь угодно много, столько сколько людей на Земле, и у каждого будет своя история, или описание каждого прожитого дня. У меня такое подозрение, что у автора психостения, и из-за нее он придает слишком важное значение вещам, которым столько значения придавать не стоит...
Оценка 2 из 5 звёзд от DarkMonarh 18.02.2016 19:21
Книга очень понравилась! Прочитал её на одном дыхании..
Оценка 5 из 5 звёзд от Евгений 30.01.2016 18:26
Вот за что я вообще люблю эту книгу. Не поймете и не поверите. Описываемые в романе переживания и чувства, если это можно назвать вообще чувствами, близки мне. Это уродливое отвращение и целостностная общность мира, я просто наблюдаю, мне становится плохо. Ны понимаешь, что нашел. Ты нашёл человека, который описал твои ощущения. Ты счастлив и тебе плохо. Отвратно сладковатое ощущение.
О книге.
На лбителя. Ничего больше не скажу. Для меря не было ничего ближе, для кого-то в усмерть дрянное скучное и лишенное смысла произведение.
Збс. Благодарю от всего сердца.
Это человек, не имеющий
никакой значимости в коллективе,
это всего‑навсего
Л.- Ф. Селин. «Церковь»
От издателей
Эти тетради были обнаружены в бумагах Антуана Рокантена. Мы публикуем их, ничего в них не меняя.
Первая страница не датирована, но у нас есть веские основания полагать, что запись сделана за несколько недель до того, как начат сам дневник. Стало быть, она, вероятно, относится самое позднее к первым числам января 1932 года.
В эту пору Антуан Рокантен, объездивший Центральную Европу, Северную Африку и Дальний Восток, уже три года как обосновался в Бувиле, чтобы завершить свои исторические разыскания, посвященные маркизу де Рольбону.
Листок без даты
Пожалуй, лучше всего делать записи изо дня в день. Вести дневник, чтобы докопаться до сути. Не упускать оттенков, мелких фактов, даже если кажется, что они несущественны, и, главное, привести их в систему. Описывать, как я вижу этот стол, улицу, людей, мой кисет, потому что ЭТО‑ТО и изменилось. Надо точно определить масштаб и характер этой перемены.
Взять хотя бы вот этот картонный футляр, в котором я держу пузырек с чернилами. Надо попытаться определить, как я видел его до и как я теперь. Ну так вот, это прямоугольный параллелепипед, который выделяется на фоне… Чепуха, тут не о чем говорить. Вот этого как раз и надо остерегаться - изображать странным то, в чем ни малейшей странности нет. Дневник, по‑моему, тем и опасен: ты все время начеку, все преувеличиваешь и непрерывно насилуешь правду. С другой стороны, совершенно очевидно, что у меня в любую минуту - по отношению хотя бы к этому футляру или к любому другому предмету - может снова возникнуть позавчерашнее ощущение. Я должен всегда быть к нему готовым, иначе оно снова ускользнет у меня между пальцев. Не надо ничего, а просто тщательно и в мельчайших подробностях записывать все, что происходит.
Само собой, теперь я уже не могу точно описать все то, что случилось в субботу и позавчера, с тех пор прошло слишком много времени. Могу сказать только, что ни в том, ни в другом случае не было того, что обыкновенно называют «событием». В субботу мальчишки бросали в море гальку - «пекли блины», - мне захотелось тоже по их примеру бросить гальку в море. И вдруг я замер, выронил камень и ушел. Вид у меня, наверно, был странный, потому что мальчишки смеялись мне вслед.
Такова сторона внешняя. То, что произошло во мне самом, четких следов не оставило. Я увидел нечто, от чего мне стало противно, но теперь я уже не знаю, смотрел ли я на море или на камень. Камень был гладкий, с одной стороны сухой, с другой - влажный и грязный. Я держал его за края, растопырив пальцы, чтобы не испачкаться.
Позавчерашнее было много сложнее. И к нему еще добавилась цепочка совпадений и недоразумений, для меня необъяснимых. Но не стану развлекаться их описанием. В общем‑то ясно: я почувствовал страх или что‑то в этом роде. Если я пойму хотя бы, чего я испугался, это уже будет шаг вперед.
Занятно, что мне и в голову не приходит, что я сошел с ума, наоборот, я отчетливо сознаю, что я в полном рассудке: перемены касаются окружающего мира. Но мне хотелось бы в этом убедиться.
10 часов 30 минут
В конце концов, может, это и впрямь был легкий приступ безумия. От него не осталось и следа. Сегодня странные ощущения прошлой недели кажутся мне просто смешными, я не в состоянии их понять. Нынче вечером я прекрасно вписываюсь в окружающий мир, не хуже любого добропорядочного буржуа. Вот мой номер в отеле, окнами на северо‑восток. Внизу - улица Инвалидов Войны и стройплощадка нового вокзала. Из окна мне видны красные и белые рекламные огни кафе «Приют путейцев» на углу бульвара Виктора Нуара.
Жан-Поль Сартр
От издателей
Эти тетради были обнаружены в бумагах Антуана Рокантена. Мы публикуем их, ничего в них не меняя.
Первая страница не датирована, но у нас есть веские основания полагать, что запись сделана за несколько недель до того, как начат сам дневник. Стало быть, она, вероятно, относится самое позднее к первым числам января 1932 года.
В эту пору Антуан Рокантен, объездивший Центральную Европу, Северную Африку и Дальний Восток, уже три года как обосновался в Бувиле, чтобы завершить свои исторические разыскания, посвященные маркизу де Рольбону.
Листок без даты
Пожалуй, лучше всего делать записи изо дня в день. Вести дневник, чтобы докопаться до сути. Не упускать оттенков, мелких фактов, даже если кажется, что они несущественны, и, главное, привести их в систему. Описывать, как я вижу этот стол, улицу, людей, мой кисет, потому что ЭТО-ТО и изменилось. Надо точно определить масштаб и характер этой перемены.
Взять хотя бы вот этот картонный футляр, в котором я держу пузырек с чернилами. Надо попытаться определить, как я видел его до и как я теперь. Ну так вот, это прямоугольный параллелепипед, который выделяется на фоне… Чепуха, тут не о чем говорить. Вот этого как раз и надо остерегаться – изображать странным то, в чем ни малейшей странности нет. Дневник, по-моему, тем и опасен: ты все время начеку, все преувеличиваешь и непрерывно насилуешь правду. С другой стороны, совершенно очевидно, что у меня в любую минуту – по отношению хотя бы к этому футляру или к любому другому предмету – может снова возникнуть позавчерашнее ощущение. Я должен всегда быть к нему готовым, иначе оно снова ускользнет у меня между пальцев. Не надо ничего, а просто тщательно и в мельчайших подробностях записывать все, что происходит.
Само собой, теперь я уже не могу точно описать все то, что случилось в субботу и позавчера, с тех пор прошло слишком много времени. Могу сказать только, что ни в том, ни в другом случае не было того, что обыкновенно называют «событием». В субботу мальчишки бросали в море гальку – «пекли блины», – мне захотелось тоже по их примеру бросить гальку в море. И вдруг я замер, выронил камень и ушел. Вид у меня, наверно, был странный, потому что мальчишки смеялись мне вслед.
Такова сторона внешняя. То, что произошло во мне самом, четких следов не оставило. Я увидел нечто, от чего мне стало противно, но теперь я уже не знаю, смотрел ли я на море или на камень. Камень был гладкий, с одной стороны сухой, с другой – влажный и грязный. Я держал его за края, растопырив пальцы, чтобы не испачкаться.
Позавчерашнее было много сложнее. И к нему еще добавилась цепочка совпадений и недоразумений, для меня необъяснимых. Но не стану развлекаться их описанием. В общем-то ясно: я почувствовал страх или что-то в этом роде. Если я пойму хотя бы, чего я испугался, это уже будет шаг вперед.
Занятно, что мне и в голову не приходит, что я сошел с ума, наоборот, я отчетливо сознаю, что я в полном рассудке: перемены касаются окружающего мира. Но мне хотелось бы в этом убедиться.
10 часов 30 минут
В конце концов, может, это и впрямь был легкий приступ безумия. От него не осталось и следа. Сегодня странные ощущения прошлой недели кажутся мне просто смешными, я не в состоянии их понять. Нынче вечером я прекрасно вписываюсь в окружающий мир, не хуже любого добропорядочного буржуа. Вот мой номер в отеле, окнами на северо-восток. Внизу – улица Инвалидов Войны и стройплощадка нового вокзала. Из окна мне видны красные и белые рекламные огни кафе «Приют путейцев» на углу бульвара Виктора Нуара. Только что прибыл парижский поезд. Из старого здания вокзала выходят и разбредаются по улицам пассажиры. Я слышу шаги и голоса. Многие ждут последнего трамвая. Должно быть, они сбились унылой кучкой у газового фонаря под самым моим окном. Придется им постоять еще несколько минут – трамвай придет не раньше чем в десять сорок пять. Лишь бы только этой ночью не приехали коммивояжеры: мне так хочется спать, я уже так давно недосыпаю. Одну бы спокойную ночь, одну-единственную, и все снимет как рукой.
Одиннадцать сорок пять, бояться больше нечего – коммивояжеры были бы уже здесь. Разве что появится господин из Руана. Он является каждую неделю, ему оставляют второй номер на втором этаже – тот, в котором биде. Он еще может притащиться, он частенько перед сном пропускает стаканчик в «Приюте путейцев». Впрочем, он не из шумных. Маленький, опрятный, с черными нафабренными усами и в парике. А вот и он.
Когда я услышал, как он поднимается по лестнице, меня даже что-то кольнуло в сердце – так успокоительно звучали его шаги: чего бояться в мире, где все идет заведенным порядком? По-моему, я выздоровел.
А вот и трамвай, семерка. Маршрут: Бойня – Большие доки. Он возвещает о своем прибытии громким лязгом железа. Потом отходит. До отказа набитый чемоданами и спящими детьми, он удаляется в сторону доков, к заводам, во мрак восточной части города. Это предпоследний трамвай, последний пройдет через час.
Сейчас я лягу. Я выздоровел, не стану, как маленькая девочка, изо дня в день записывать свои впечатления в красивую новенькую тетрадь. Вести дневник стоит только в одном случае – если…
Со мной что-то случилось, сомнений больше нет. Эта штука выявилась как болезнь, а не так, как выявляется нечто бесспорное, очевидное. Она проникла в меня исподтишка, капля по капле: мне было как-то не по себе, как-то неуютно – вот и все. А угнездившись во мне, она затаилась, присмирела, и мне удалось убедить себя, что ничего у меня нет, что тревога ложная. И вот теперь это расцвело пышным цветом.
Не думаю, что ремесло историка располагает к психологическому анализу. В нашей сфере мы имеем дело только с нерасчлененными чувствами, им даются родовые наименования – например, Честолюбие или Корысть. Между тем, если бы я хоть немного знал самого себя, воспользоваться этим знанием мне следовало бы именно теперь.
Например, что-то новое появилось в моих руках – в том, как я, скажем, беру трубку или держу вилку. А может, кто его знает, сама вилка теперь как-то иначе дается в руки. Вот недавно я собирался войти в свой номер и вдруг замер – я почувствовал в руке холодный предмет, он приковал мое внимание какой-то своей необычностью, что ли. Я разжал руку, посмотрел – я держал всего-навсего дверную ручку. Или утром в библиотеке, ко мне подошел поздороваться Самоучка, а я не сразу его узнал. Передо мной было незнакомое лицо и даже не в полном смысле слова лицо. И потом, кисть его руки, словно белый червяк в моей ладони. Я тотчас разжал пальцы, и его рука вяло повисла вдоль тела.
Кто-то (!) когда-то (!) где-то (!) то ли произнес то ли написал,что есть более страшные вещи чем сжигать книги,а именно их не читать.не могу не согласиться. Но как вы понимаете везде есть свои исключения:это я про Донцову и Сидни Шелдона,ибо это и книгами назвать во приличном с обществе как -то зазорно.Пофыркают носами,засмеют, а закоренелые библиофилы с томиками Пруста -глядишь и камнями закидают.Но вот сдается мне,что некоторые книги нужно не читать.Вот к примеру «тошноту».Не нужно нам товарищи «экзистенциализма «.у нас вот вся страна на топях,да на болотах построена.заложен фундаментом костей Санкт -Петербург.не надо нам слушать об эмоциональных стенаниях французского интеллигента среди парижских кофеен ибо это вызывает только тошноту.
Оценка: 4
По сути, этот роман - записки одинокого, рефлексирующего человека, которого время от времени одолевают приступы некой экзистенциальной Тошноты. Тошноту эту может вызвать все, что угодно - люди, события, разговоры и даже неодушевленные предметы. В моей душе книга нашла живейший отклик. Мне близки и понятны чувства и мысли главного героя. Понятен и спор между гуманизмом и мизантропией, поднимаемый Сартром, и вполне очевидно, на чьей стороне в этом споре он сам. Достаточно только вспомнить, кем в конце концов оказывается гуманист Самоучка... Несмотря на то, что книга мне понравилась, я бы не стала рекомендовать ее всем. Все-таки нужно иметь подходящий настрой (и, наверное, склад характера), чтобы прочувствовать такую литературу до конца.
Несколько цитат, хорошо передающих атмосферу произведения:
«Я знаю мне хватит четверти часа, чтобы дойти до крайней степени отвращения к самому себе.»
«Мои воспоминания - словно золотые в кошельке, подаренном дяволом: откроешь, а там сухие листья.»
«Я леплю воспоминания из своего настоящего. Я отброшен в настоящее, покинут в нем. Тщетно я пытаюсь угнаться за своим прошлым, мне не вырваться из самого себя»
«Понимаешь, начать кого-нибудь любить - это целое дело. Нужна энергия, любопытство, ослепленность... Вначале бывает даже такая минута, когда нужно перепрыгнуть пропасть: стоит задуматься, и этого уже не сделаешь. Я знаю, что больше никогда не прыгну.»
Оценка: 8
Свою «Тошноту» Жан-Поль Сартр еще в 1938 г. написал в стиле модных сегодня «утренних страниц». Это дневник, который ведет рыжий мололой (30 лет) человек Антуан Рокантен с целью докопаться до сути происходящих с ним событий и метаморфоз.
Спойлер (раскрытие сюжета)
(кликните по нему, чтобы увидеть)
В настоящее время он живет во французском провинциальном городке Бувиле, пишет книгу о маркизе де Рокантене, сыгравшем важную роль при заговоре против Павла I (что лишний раз доказывает, что наша история будоражит не только нас самих). Вспоминает свои прошлые путешествия, женщину, в которой единственно он видит свое счастье, но в то же время... в тоже время болезненно осознает свое существование. Рассуждает о природе предметов и случайностей. Понимает, что его свобода стала для него клеткой, клеймом и препятствием. И при этом периодически на него наваливается Тошнота - очень сильное обострение ощущений и внезапное осознание мира: стен, цветов, запахов, жизней людей, веса. Да! Даже собственного веса!
Для меня книга оказалось близкой и понятной. Я сама периодически зависаю с мыслью «а почему форма корня такая? Что дает сигналы клеточкам дерева, что они должны расти именно с такими узлами, пучками, в таком направлении...» Ну и не только, конечно, просто остальные мысли слишком личные. Иногда я думаю, что живу, что живут миллионы других, и их жизни яркие и наполненные, даже при кажущейся серости и рутине. И тогда кружится голова, от осознания этой множественности, разности и похожести и продуманности.
Единственное, что жанр дневника оставил мне много нерешенных вопросов. То, что Самоучка-гуманист оказался педофилом, ужасно, но ожидаемо... а кто убил девочку? Откуда у Антуана столько денег, чтобы жить на ренту? Там что-то говорилось о смерти дяди, но точных подтверждений источников капитала не названо. И, наконец, Анни. За четыре года радикально переменившаяся, но считающая Антуана своим дорожным ориентиром.. столбом, если точнее. Боже, я-то думала, что я одна такая своеобразная женщина... ан нет! И все они живы, но с такой жизнью, честно, может лучше умереть?