Леон Блуа "Кровь бедняка. Толкование общих мест. Душа Наполеона"


Александр Николаевич Энгельгардт родился в Смоленской губернии 21 июля 1832 года, детство провел в имении Климове, Духовщинского уезда. В 1848 году поступил юнкером в Михайловское артиллерийское училище и в 1853 году окончил офицерские курсы в Михайловской академии. В том же году он был назначен в гвардейскую конную артиллерию и прикомандирован к арсеналу литейщиков.

Приблизительно в этих годах Энгельгардт ездил с профессором Шишковым на Урал с геологическими и металлургическими целями, а по возвращении они устроили себе частную лабораторию на Шпалерной улице и усердно занялись химией, тогда еще совершенно у нас новой наукой.

Вскоре Шишков был командирован за границу, и все время, пока он занимался у Либиха, Энгельгардт преподавал за него химию в Александровском лицее. В это время он вместе с известным химиком профессором Н. Соколовым стал издавать первое российское химическое издание – «Химический журнал» и устроил в 1865 году публичную лабораторию на Галерной улице. Она была организована на манер Гиссенской лаборатории Либиха, в которую допускались за небольшую плату желающие заниматься химией. Так в России впервые появился тип ученой лаборатории, где экспериментальное изучение химии было обставлено опытами и велось самими учащимися.

Журнал и лаборатория способствовали ознакомлению заинтересованных лиц с движением химического дела и руководили распространением в России тогда новых воззрений - Лорана и Герара. Энгельгардт делал свой предмет крайне популярным и увлекательным. Его публичные лекции в сельскохозяйственном музее были долго памятны петербуржцам.

В 1866 году, выйдя в отставку, Энгельгардт целиком переключился на преподавательскую работу, и вскоре к ней прибавились серьезные административные обязанности - он стал деканом Земледельческого института. Судя по воспоминаниям современников, деятельность Энгельгардта как педагога и организатора производила впечатление феерическое. Земледельческий институт, до того весьма скромное учебное заведение, приобрел небывалую популярность: молодежь «хлынула туда неожиданным приливом».

Из его учеников впоследствии вышел ряд профессоров и ученых на общественном поприще: А. С. Ермолов, В. И. Ковалевский, П. А. Костычев, П. А. Лачинов, Маркграф, В. Г. Котельников, Заломанов, Червинский, Краузе и др.

Институтская лаборатория, любимое детище декана, считалась лучшей в Петербурге; публичные лекции и опыты, проводимые Энгельгардтом, собирали огромное количество вольнослушателей. В истории института это время так и осталось «эпохой Энгельгардта».

Александр Николаевич никогда не был «кабинетным ученым» и обладал огромным темпераментом и работоспособностью. Целый ряд ученых исследований доставили Энгельгардту известность за границей, и многие европейские ученые общества признали его почетным членом, прислав ему внешние знаки отличия, а у нас от Харьковского университета ему было присвоено звание почетного доктора химии, которых тогда было очень немного; за исследование же «О креозолах и нитросоединениях» Академия Наук присудила ему Ломоносовскую премию.

В 1866 году он был командирован департаментом земледелия и сельской промышленности для изучения залежей фосфоритов в средней России (Орловской, Курской и Воронежской губерниях) и применения их для удобрения истощенных пахотных земель, взамен навоза, или, правильнее, сдабривания его, особенно если он не зерновой (не хлебный), а соломистый и потому бедный фосфором. Из этой ученой экскурсии Энгельгардт вынес убеждение, что все юрские фосфориты, залегающие на огромных пространствах России и пропадающие даром, отличаются высоким (до 30%) содержанием фосфорной кислоты. Они могут оживить хозяйства северной и восточной полос России, если заняться добычей и обработкой их. Обстоятельства помешали Энгельгардту тотчас же заняться разработкой теории о минеральном удобрении.

В 1870 году Энгельгардт был отстранен от должности и выслан из Петербурга с предоставлением права «самому избрать себе место жительства, за исключением столиц, столичных городов и губерний, где находятся университеты». Не вдаваясь в подробности предъявленных Энгельгардту обвинений, отметим, что его наказали за живое отношение к делу, неприятие формально-канцелярского порядка. Прекрасно понимая специфику студенчества как особой социальной общности, Энгельгардт всячески поддерживал его дух. С легкой руки декана и под его деликатным контролем в институте появились созданные на общественных началах касса взаимопомощи, столовая, библиотека. Он покровительствовал и возникшему в институте студенческому клубу, в котором публично обсуждались самые животрепещущие вопросы, в том числе нередко звучали «высказывания вольнодумные».

То, что пришлось пережить Энгельгардту, иначе как катастрофой не назовешь. Однако сам он воспринял происшедшее как хороший повод для того, чтобы испробовать новый вид деятельности. Позже он признавался: в разгар научной и педагогической работы его все больше тянуло проверить свои силы и знания на практике - в деревне, там, где, по его убеждению, решалась судьба России.

У Энгельгардта имелось Батищево - разоренное имение, незадолго до этих событий полученное им по наследству. Именно его он и избрал своим местом жительства.

Батищево ничем не отличалось от большинства хозяйств нечерноземной полосы: в имении на 450 десятин земли под пашней было всего 66; на них в трехполье высевали рожь и овес; скот был «навозной породы». Ученый был потрясен и «экономикой хозяйствования»: «Считалось выгодным распахивать как можно больше земли под хлеб, хотя, благодаря отсутствию удобрений, урожаи были скудные и давали не больше зерна на зерно».


Усадьба А.Н. Энгельгардта в Батищево

Обычными были и доходы, как правило, равные нулю; нередко хозяйство приносило прямой убыток. Начинать Энгельгардту пришлось буквально в чистом поле - в этом отношении эксперимент был близок к лабораторному. Никаких средств, которые можно было бы вложить в разоренное поместье, у него не было.

Знакомясь с соседями по имению, Энгельгардт, которого, вообще-то, удивить было трудно, судя по всему, испытал настоящий шок. Коллеги-хозяева, у которых он поначалу пытался разжиться добрым советом или познакомиться с интересным хозяйственным начинанием, поразили его своей полной некомпетентностью: «Не говорю уже о теоретических познаниях, но и практических знаний, вот что удивительно, нет. Ничего нет, понимаете…»

Не смотря на отмену крепостного права эти «хозяева» держались на плаву и в новых условиях, по мнению Энгельгардта, исключительно благодаря «старому заведению». Заведение это состояло в следующем. Своих ресурсов, чтобы хоть как-то свести концы с концами, большинству мужиков просто не хватало: не хватало ни пахотной земли, ни покосов; ближе к весне не хватало хлеба насущного. Предоставить все это мог только сосед-помещик, что он, как правило, и делал весьма охотно: за отработки - на своей пашне, на своем покосе.

«Система хозяйства, - писал Энгельгардт, - остается у большинства все та же: сеют, по-прежнему, рожь, на которую нет цен и которую никто не покупает… овес, который у нас родится очень плохо; обрабатывают поля по-старому, нанимая крестьян с их лошадьми и орудиями; косят те же плохие лужки, скот держат, как говорится, для навоза, кормят плохо…, земли чрезвычайно истощены извлечением из них фосфорной кислоты и азота».

Своеобразным рычагом, позволившим перевернуть застывшее в запустении хозяйство, стал лен. Собственно, не было секретом, что эта техническая культура приносила тогда до 100 рублей валового дохода с десятины; следовательно, при правильной постановке дела может дать 50–60 рублей чистой прибыли. Однако под лен приходилось поднимать запущенные участки земли - облоги; от работника здесь требовались прилежание и сноровка, от орудий - добротность и надежность, от хозяина - постоянные хлопоты. Энгельгардта подобные соображения, естественно, не смутили. «Подлаживаться ко льну» он начал с первого же года, отвел под него две десятины, над которыми трясся, как над малым ребенком, и, хотя посевы сильно побила земляная блоха, получил-таки прямой доход. На следующий год под лен было запущено уже четыре с половиной десятины и т. д.

Таким образом, ученый-практик расширялся по земле, заведя у себя знаменитый 15-польный севооборот: 1) пар, 2) рожь, 3) яровое, 4) пар, 5) рожь, 6) яровое, 7) пар, 8) рожь, 9) клевер с тимофеевкой, 10) травы, 11) травы, 12) травы, 13) травы, 14) травы (первые годы на укос, потом на выгон), 15) лен. Эта форма экстенсивной системы у Энгельгардта является совершенно новой для нечерноземной полосы России, и заслуга его в том, что он показал, как на плохих землях возможно вести хозяйство и как культивировать брошенные поля с минимальными затратами.

По мере того как в хозяйстве появлялись деньги, Энгельгардт пускал их в оборот: заводил хороших рабочих лошадей, стал нанимать батраков - то есть переустраивал хозяйство в самых его основах. Распахивая облоги, он вводил в хозяйственный оборот новые земли и все дальше уходил от рутинного трехполья, истощившего и без того небогатую почву. После льна на этих богатых питательными веществами землях отличные урожаи давала рожь; тем временем старопахотные земли отдыхали под травой, клевером, тимофеевкой на радость год от году растущему батищевскому стаду; следовательно помимо молока, масла и прочего постоянно увеличивалось и количество удобрений.

Фактически Энгельгардт смог сломать вековые традиции аграрного сельхозпроизводства и создал особый тип эффективного и прибыльного хозяйства. Практически из ничего Энгельгардт сотворил образцовое хозяйство, ему удалось приобщить крестьян к новым для них сельскохозяйственным культурам и орудиям труда.

Он отмечает, что «крестьяне внимательно следят за тем, что делается у помещика, и если дело действительно идет, установилось прочно, то они очень хорошо оценивают выгодность того или другого нововведения и применяют их, если это возможно по условиям их хозяйства». И тут они куда отзывчивее и понятливее «благородного сословия».

«Все мои нововведения, - писал Энгельгардт, - не имели значения для помещичьего хозяйства, никто из помещиков ничего у меня не перенял». Зато крестьяне окрестных деревень переняли, по его словам, немало: «Мужики… приходят уже иногда просить для подъема земли под лен, железные бороны завелись у многих крестьян; во всей округе развели высокорослый лен от моих семян; рожь стали очищать и начинают понимать, что, когда посеешь костерь, так костерь и народится; телят заводских, которые родятся в то время, когда телятся коровы у крестьян, покупают у меня нарасхват - своих режут, а моих выпаивают на племя».

Так почему бы не попытаться привить им новые принципы организации труда? Конечно, учителя должны быть достойными. Энгельгардт мечтал о создании интеллигентских общин, состоящих из людей знающих и в то же время в совершенстве овладевших хозяйственными навыками. Именно они, живя и хозяйствуя бок о бок с крестьянами, должны вывести русского земледельца на новый уровень бытия.

Реализации этой задачи в немалой степени способствовал писательский дар ученого. Условия, среди которых приходилось работать Энгельгардту в новой обстановке, и труды его в интересах местного хозяйства были увлекательно описаны им в ряде статей, помещавшихся в «Отечественных Записках» под заглавием «Из деревни».

Его «Письма из деревни», публиковавшиеся на протяжении пятнадцати лет, пользовались большой популярностью у современников и до сих пор считаются одним из самых серьезных источников по истории пореформенного крестьянства. Письма эти, собранные затем в отдельную книгу, немало способствовали пробуждению в русском обществе влечения к сельскому хозяйству и до настоящего времени не потеряли громадного своего педагогического значения как настольная книга для каждого начинающего хозяина. «Письма» ученого совпали с эпохой стремления всецело посвятить себя служению народа. Благодаря этому, Батищево одно время сделалось местом паломничества для людей, желавших «сесть на землю», превратилось в школу для подготовки «интеллигентных землевладельцев».

Ученый в 1877 году создал в имении «сельскохозяйственную академию для тонконогих» (как называли интеллигентов за их узкие брючки крестьяне), «городские» пытались приобщиться к крестьянскому делу и пройдя эту академию, разошлись по России. История эта увлекательная, хотя и печальная - не осилили «тонконогие» крестьянского дела. После целого ряда неудач своих учеников охладел к этому грандиозному эксперименту и сам Энгельгардт. С 1883 года он перестает принимать в Батищеве «тонконогих».

В конце жизни он с головой ушел в разработку вопроса об искусственных удобрениях, по-прежнему стремясь хоть как-нибудь - не мытьем, так катаньем - ослабить узел, душивший русскую деревню. Издаются его труды «Химические основы земледелия», «Об опытах применения фосфоритов для удобрения», «Применение костяного удобрения в России», «Фосфориты и сидерация» и др., которые пользовались огромной популярностью.

Последние годы своей жизни он посвятил тем же опытам с минеральными удобрениями уже по поручению бывшего департамента сельского хозяйства. Его работы нередко тормозились чиновнической придирчивостью ученого комитета министерства Государственных имуществ, однако он был полон надежд, что его новые опыты с известью дадут такие неожиданные и блестящие результаты, как и фосфоритные опыты, но смерть уже поджидала его, и дни его были сочтены…

21 января 1893 года Александр Николаевич Энгельгардт, представитель передовой русской интеллигенции, выдающийся ученый, сельский хозяин и ссыльный профессор скончался от паралича сердца, в последний путь его провожали лишь родные и близкие.


Опытная станция «Энгельгардтовская»

По смерти Энгельгардта имение Батищево, в котором производились опыты по выяснению всех этих вопросов, было приобретено министерством земледелия и государственных имуществ. Ученик Энгельгардта П.А. Костычев, который в 1884 году возглавил Департамент земледелия, создал на базе Батищево опытную станцию и назвал ее «Энгельгардтовская» - в память о великом химике и ученом.
Константин Сергеев («Ресурсосберегающее земледелие», 1/2013)

Московский государственный университет

имени М.В. Ломоносова

факультет почвоведения

РЕФЕРАТ ПО ПРЕДМЕТУ: «ИСТОРИЯ И МЕТОДОЛОГИЯ В ПОЧВОВЕДЕНИИ»

АЛЕКСАНДР НИКОЛАЕВИЧ ЭНГЕЛЬГАРДТ

Выполнила:

студентка 5-го курса

кафедры эрозии и охраны почв

Осанина О.О.

Москва 2013

  1. Общественно-исторические условия…………………………………….3
  2. Биография ученого, его вклад в развитие науки о почве……………….5
  3. Текущая ситуация в науке о почве в XIX веке, предшественники и современники А.Н. Энгельгардта………………………………………..13
  4. Библиография……………………………………………………………..16
  5. Использованные источники……………………………………………...17


1. ОБЩЕСТВЕННО-ИСТОРИЧЕСКИЕ УСЛОВИЯ

Годы жизни Александра Николаевича Энгельгардта (1832-1893) практически совпали с годами жизни его тезки, императора Александра II Николаевича Романова (1818-1881). Это время отмечено многими преобразованиями как во внешней политике страны, так и в ее внутренней общественной жизни, поэтому император и удостоился в отечественной дореволюционной историографии особого эпитета – Освободитель. Эпитет этот относится к одной из основных и важнейших реформ Александра II – отмене крепостного права.

19 февраля (3 марта ) 1861 года в Петербурге Александр II подписал Манифест об отмене крепостного права и Положение о крестьянах, выходящих из крепостной зависимости , состоявшие из 17 законодательных актов , что и составило нормативную базу крестьянской реформы. А суть ее заключалась в следующем: крестьяне больше не были крепостными, а становились так называемыми «временнообязанными». Это означало, что помещики обязаны были выделять крестьянам наделы земли, за пользование которыми те обязаны были отбывать барщину или отдавать оброк и не имели права отказаться от наделов в течение 9 лет. Также определялась структура, права и обязанности органов крестьянского общественного управления (сельского и волостного), суда.

Но на этом преобразования Александром II государства Российского не закончились. Почти через три года после крестьянской реформы, 1 января 1864 года была проведена земская реформа, состоявшая в перепоручении местных вопросов образования, налогов, медицины и т.д. выборным органам местного самоуправления – уездным и губернским земским управам. В этом же году был издан Судебный устав, учреждавший единую судебную систему, сделавший судебные заседания публичными, а также позволивший тяжущимся сторонам нанимать адвокатов, имеющих юридическое образование, но не состоящих на государственной службе. Немного позже, в 1870 году, состоялась городская реформа, главным итогом которой стало создание городских дум, избиравшихся на основе имущественного ценза. В то же самое время проводилась и военная реформа, включившая в себя как внутреннюю реорганизацию армии и Военного министерства, так и технологические новшества в области вооружений. Так, например, к началу Русско-турецкой войны 1877-1878 гг. вся русская армия была вооружена новейшими разнозарядными нарезными винтовками.

В ходе реформ 1860-х годов была расширена сеть народных училищ. Наряду с классическими гимназиями были созданы реальные гимназии (училища) в которых основной упор делался на преподавание математики и естественных наук. Университетский устав 1863 года для высших учебных заведений вводил частичную автономию университетов — выборность ректоров и деканов и расширение прав профессорской корпорации. В 1869 году в Москве были открыты первые в России высшие женские курсы с общеобразовательной программой . В 1864 был утверждён новый Школьный устав, по которому в стране вводились гимназии и реальные училища .

К прочим реформам, проведенным Александром II , относятся изменения в отношении черты оседлости евреев (значительная их часть получили право беспрепятственно расселяться по всей территории России) и в отношении украинского (малороссийского) языка – приостановление печатания книг и преподавания на нем. Что касается внешней политики, то в эпоху правления Александра Николаевича Романова Россия вернулась к политике расширения территории империи – за этот период к России были присоединены Средняя Азия, Северный Кавказ, Дальний Восток, Бессарабия, Батуми .

Оценки некоторых реформ Александра II противоречивы. Либеральная пресса называли его реформы «великими». Вместе с тем, значительная часть населения (и часть интеллигенции), а также ряд государственных деятелей той эпохи отрицательно оценили эти реформы. Экономическое положение страны ухудшилось: промышленность поразила затяжная депрессия, в деревне было зафиксировано несколько случаев массового голода. Больших размеров достиг дефицит внешнеторгового баланса и государственный внешний долг (почти 6 млрд руб.), что привело к расстройству денежного обращения и государственных финансов. Обострилась проблема коррупции. В российском обществе образовался раскол и острые социальные противоречия, которые достигли своего пика к концу царствования. Однако вместе с тем Александр II вошел в историю, как реформатор и освободитель.


2. БИОГРАФИЯ УЧЕНОГО, ЕГО ВКЛАД В РАЗВИТИЕ

НАУКИ О ПОЧВЕ

Потомственный дворянин Александр Николаевич Энгельгардт родился в селе Климово Духовщинского уезда Смоленской губернии 21 июля 1832 года в семье землевладельца. [ 3]

Отец Александра Николаевича, Николай Федорович Энгельгардт состоял надворным советником и в период 1817 по 1819 годы предводителем Духовщинского дворянства.

Николай Энгельгардт был состоятельным и просвещенным помещиком и задолго до крестьянской реформы 1861 года наделил своих крестьян землей путем ее межевания, ввел метод искусственного орошения полей.

В семье помещика имелось шестеро детей: четверо сыновей и две дочери. Александр Николаевич был третьим ребенком.

Первоначальное образование герой повествования получил дома. Приставленные к нему воспитатели - это люди из народа. От них Александр воспринял уважение к нелегкому крестьянскому труду, любовь к природе.

По достижении 16-и летнего возраста в 1848 году, проча ему военную карьеру, родители определили мальчика в Петербургское Михайловское артиллерийское училище. Отец его, Николай Федорович Энгельгардт, в то время командовал 1-й бригадой 15-й пехотной дивизии.

Среди военных училищ вышеприведенное учебное заведение выделялось хорошей постановкой учебного процесса. Специальные предметы вели весьма известные ученые того времени. Так математику и механику вел профессор М.В. Остроградский, химию профессор Н.Н. Зинин и т.д. Ученые прививали учащимся вкус к науке и научной работе, развивали их творческие способности.

Уже в Артиллерийском училище Александр Николаевич проявил особый интерес к изучению химии. Так после окончания курса обучения и производства его в офицеры молодой человек у себя на квартире устроил химическую лабораторию и начал заниматься изучением органической химии.

Вместе с тем не только органическая химия интересовала Александра. В своем дневнике молодой офицер отмечал: «…я начал заниматься естественными науками… Первые мои материалы были куски гранита, собранные на набережной Невы. С рвением изучал я употребление паяльной трубки, познакомился с основаниями ботаники, принялся за минералогию, купил коллекцию прекрасных минералов… перепробовал все минералы моей коллекции, прошел геогнозию Соколова, не забывая при этом и химию – мой любимый предмет…».

Увлечение науками у молодого человека было так велико, что он еще обучаясь в училище, с научными целями посещал военные заводы в Охте, Пильмерандский – в восточной части Финляндии, Александровский – в Петрозаводске, Колпинский, Сестрорецкий, а также Санкт-Петербургский арсенал.

По окончании училища в 1853 году молодой офицер Энгельгардт получил четырехмесячный отпуск и использовал его для поездки на Уральские заводы. С Урала он возвратился лишь к 10 октября этого же года.

Получив назначение первоначально в конную артиллерию, впоследствии причислен в качестве литейщика к Санкт-Петербургскому арсеналу. На этом поприще внимательно изучал физико-химические свойства металлов, искал пути усовершенствования технологии отлива пушек.

Ряд ценных предложений 21-го Александра Николаевича не остались незамеченными артиллерийским начальством. Через полтора года его перевели в новый арсенал начальником литейной мастерской. Орудия, отлитые под руководством молодого специалиста оказались настолько высокого качества, что это дало основание руководству выдвинуть его на должность правителя дел Комиссии артиллерийского ученого комитета.

В указанные годы А.Н. Энгельгардта направили за границу для знакомства со сталелитейным производством на немецких пушечных заводах Круппа. Возвратившись домой он с еще большей энергией занимался вопросами оружейного дела. В 1859 году в «Артиллерийском журнале» появилась большая статья Александра Николаевича в соавторстве с Н. Штрамченко которая называлась «Литье медных пушек в России». Публикации в журнале следуют одна за другой. В одной из своих печатных работ Энгельгардт рассказал об экспериментах со стволами орудий изготовленных русским мастером-оружейником П.М. Обуховым и изделиями изготовленными на заводах Круппа. Как выяснилось, при испытании, немецкий ствол вышел из строя раньше, чем ствол изготовленный Обуховым. В статье «Заметка о стальных орудиях» ученый оружейник писал, что честь первого введения в употребление литой стали для больших орудий принадлежит российской артиллерии.

В 1857 году 25-летний Энгельгардт совместно со своим товарищем Н.Н. Соколовым открывают в Петербурге первую в России частную публичную химическую лабораторию. Данное событие явилось значительным в общественной жизни столицы если учесть, что даже в Петербургском университете химическая лаборатория в то время состояла из одной небольшой комнаты, где не было самого необходимого оборудования.

Считая работу лаборатории недостаточной для пропаганды химической науки, в 1859 году Энгельгардт и Соколов начали издавать первый в России «Химический журнал». В новом издании сотрудничали такие великие ученые как Д.И. Менделеев, А.М. Бутлеров, Н.Н. Бекетов и др.

К 1859 году относится такая веха в жизни Александра Николаевича как женитьба. Его избранницей стала Анна Николаевна Макарова, дочь известного лексикографа, автора знаменитых Полного французско-русского и Полного Русско-французского словарей, Международных словарей для средних учебных заведений, нескольких литературных произведений и воспоминаний.

Брак с Макаровой благоприятно отразился на творческой судьбе молодого ученого. Через семью жены Энгельгардт стал вхож в семью М.Е. Салтыкова-Щедрина. Выдающийся писатель, критик и сатирик, несомненно, оказал воздействие на формирование мировоззрения молодого ученого, выработке критического отношения к крепостнической России.

В те же годы Энгельгардт преподавал химию в Александровском лицее. Химия в учебном заведении являлась факультативным предметом. Несмотря на это молодой ученый сумел сформировать значительную по численности аудиторию студентов.

Химическая лаборатория и «Химический журнал» являлись одним из центров популяризации знаний среди мыслящих людей. Однако в 1861 году лаборатория, как и журнал, прекратили свое существование.

Главными причинами акции властей послужили студенческие волнения в Петербургском университете осенью 1861 года. После объявления Манифестов от 19 февраля 1861 года «О всемилостивейшем даровании крепостным людям прав состояния свободных сельских обывателей» и «Общего Положения о крестьянах, вышедших из крепостной зависимости» в обществе началось брожение. Недовольными преобразованиями оказались все слои общества. Крестьяне считали, что их обманули. Они полагали и небезосновательно, что землю должны получить бесплатно, без выкупных платежей. Помещики стремились восстановить status quo . Их не устраивали никакие реформы. Образованная и прогрессивная часть общества, видя в качестве урока тяжелое поражение России в Крымской войне, считала полумеры в крестьянской реформе ошибкой самодержавия.

В ответ на попытку властей ввести в Петербургском университете режим чрезвычайного положения студенты вместе с частью преподавателей 25 и 27 сентября и 5 октября 1861 года отреагировали массовым неповиновением. А.Н. Энгельгардт присутствовал на сходках студентов и в своих выступлениях на митингах поддерживал их требования.

27 сентября утром, зная о времени сбора студентов у здания университета, приехал туда. Военный мундир преподавателя привлек внимание полиции. К группе студентов, в которой находился Александр Николаевич подошел полицеймейстер города полковник Золотницкий. Старший офицер предложил Энгельгардту удалиться, на что тот ответил отказом, мотивируя это отсутствием закона запрещающего офицерам находиться возле учебных заведений. Кроме того Александр Николаевич отказался назвать свою фамилию.

29 сентября 1861 года в полночь он был арестован на своей квартире и отправлен в тюрьму при городской комендатуре.

5 октября управляющий военным министерством генерал-адъютант Милютин направил генерал-фельдцейхмейстеру Михаилу – брату императора Александра II отношение, в котором признал необходимым предать Энгельгардта военному суду за участие в университетских беспорядках и нарушении воинской дисциплины. Санкт-Петербургский комендант назначил комиссию военного суда. Однако, считая себя абсолютно невиновным, Энгельгардт повел себя вызывающе дерзко. Все же судебный орган, руководствуясь военно-уголовным уставом не нашел состава преступления для вынесения обвинительного приговора. Тем не менее, Энгельгардта поместили под арест сроком на один месяц. В то же время генерал-фельдцейхмейстер Михаил нашел решение комиссии чрезмерно мягким и предложил арестовать подсудимого еще на две недели с содержанием на гауптвахте. А в начале ноября он представил Александру II «извлечение» из военно-судного дела о поручике А.Н. Энгельгардте и получил от него утверждение о дополнительном наказании. Император поставил на вид военно-судной комиссии за то, что она будто бы не приняла по отношению к обвиняемому буквального смысла статьи военно-уголовного устава. Сам по себе арест на две недели с содержанием на гауптвахте считался наказанием незначительным, но влек последствия весьма существенные. Наказание, утвержденное императором лишало офицера очередных наград и преимуществ при продвижении по службе. Оно также препятствовало получению установленных знаков за выслугу лет, поскольку офицер не мог быть представлен к очередному воинскому званию, а следовательно, не мог рассчитывать на увеличение жалования. Это уже было существенным моментом, так как А.Н. Энгельгардт к тому времени имел троих малолетних детей. Кроме того автоматически он становился политически неблагонадежным и попадал в категорию лиц второго сорта.

Военная служба, которая и раньше не очень увлекала Александра Николаевича, теперь начала тяготить его.

Судьба университета также сложилась печально. В ответ на студенческие волнения правительство в декабре 1861 года арестовало зачинщиков беспорядков и закрыло учебное заведение.

А.Н. Энгельгардт понимал, что для выхода в отставку по реабилитирующим основаниям необходимо положительное решение военного ведомства. Если бы власти отказались снять с него ограничения, то определение на гражданскую службу представляло бы значительную сложность, в силу чего служить в военном ведомстве он пока продолжил. Вместе с тем молодой поручик целиком отдался работе в химической лаборатории при литейной мастерской арсенала. Одновременно ученого привлекали и другие области знаний. Так в 1862 году он опубликовал в журнале «Рассвет» несколько статей по вопросам естествознания: «О самозарождении», «О брожении», «О новом способе костяного удобрения» и другие работы.

Так прошел 1862 год. В начале марта Главное артиллерийское управление направило рапорт на имя военного министра с просьбой ходатайствовать перед императором о снятии с него ограничений. Управление сообщало о большом вкладе Александра Николаевича в артиллерийскую инженерию и обширных знаниях его в данной области. Для большей убедительности ведомство указало в рапорте, что «при самом строгом наблюдении за образом мыслей этого отличного офицера, он никогда не подавал ни малейшего повода сомневаться в его преданности видам правительства». Далее указывалось о том, что Энгельгардт уже не раз обойден при присвоении очередного воинского звания, а поэтому «в виде особой для него милости и в поощрение его к дальнейшей похвальной служебной деятельности» не следует препятствовать получению наград и преимуществ по службе, кроме знака за выслугу лет и знака отличия о беспорочной службе.».

Военный министр Милютин, поддерживая просьбу артиллерийского управления, доложил о нем императору. Однако Александр II «повелеть соизволил: прощением штрафа поручику Энгельгардту повременить». Царь по прежнему не доверял вольнодумцу.

В том же 1863 году Александр Николаевич ходатайствует о предоставлении ему четырехмесячного отпуска. Получив его, уехал из Петербурга к своим родным в одну из деревень Бельского уезда. В течение отпуска занялся изучением сельскохозяйственного устройства пореформенной деревни. Результатом стало опубликование четырех писем в «Санкт-Петербургских ведомостях». Данные работы стали прологом «Писем из деревни» 70-х – 80-х годов.

От его взора не ускользнули начавшиеся преобразования в деревне, когда крестьянские хозяйства начали постепенно развиваться, а помещичьи усадьбы приходить в упадок.

В декабре 1863 года по окончании отпуска Энгельгардт вернулся в Санкт-Петербург. Высоко оценивая служебную деятельность, Главное артиллерийское управление повторно обратилось в вышестоящую инстанцию о снятии ограничений с офицера. В ходатайстве в частности указывалось, что поручик Энгельгардт «был уже два раза обойден при линейном производстве в 1862 и 1863 годах, 10 офицеров стали выше его по службе, а сверстники его уже капитаны…» и что выполняемая им работа «истинно полезна», а служба «примерно-отличная». Наконец артиллерийское управление получило положительный ответ: «…государь император … всемилостивейше разрешить соизволил не считать понесенного Энгельгардтом оштрафования препятствием к награждению и преимуществам по службе, кроме ордена св. Владимира за выслугу лет и знака отличия беспорочной службы».

Тем временем Петербургский земледельческий институт пригласил его для чтения лекций по химии. После неоднократных просьб Главное артиллерийское управление дало разрешение работать в институте по совместительству. Так, Энгельгардт, сделал первый шаг к увольнению с военной службы в отставку.

По временному штату института для занятий по химии полагалось иметь профессора и двух помощников профессора. Исполнение обязанностей профессора химии с 1 октября 1864 года руководство института возложило на А.Н. Энгельгардта.

В те годы Санкт-Петербургский земледельческий институт представлял из себя относительно небольшое учебное заведение. В 1865 году в нем обучалось всего 70 студентов, из которых 25 казенных стипендиатов, 11 пенсионеров и 34 своекоштных, т.е. обучающихся за свой счет.

Одновременно с педагогической деятельностью А.Н. Энгельгардт вел научно-исследовательскую работу. Исследуются результаты действия различных сортов золы из костей на плодородие почв.

В середине 1865 года ученый комитет Министерства государственных имуществ рассмотрел предложение об избрании А.Н. Энгельгардта членом-корреспондентом данного комитета. Предложение ученый комитет утвердил и избрал его членом-корреспондентом.

Еще в начале февраля 1866 года Александр Николаевич обратился к директору учебного заведения с просьбой о переводе его на постоянную службу в институт. Дирекция поддержала просьбу ученого и ходатайствовала перед Департаментом сельского хозяйства о переводе его на вакансию профессора химии. Главное артиллерийское управление не сразу откликнулось на просьбу учебного заведения. Лишь спустя восемь месяцев, 15 ноября 1866 года последовал «высочайший приказ» об увольнении А.Н. Энгельгардта с военной службы «для определения к статским делам с переименованием в коллежские асессоры». Наконец, в декабре 1866 года Александра Николаевича назначили профессором в Земледельческий институт на кафедру химии.

В 1870 году Александра Николаевича избрали деканом Земледельческого института. В те времена указанная должность не являлась только административно-учебной. В обязанности декана входила также воспитательно-идеологическая работа среди студенчества. Политический режим в государстве не допускал вольнодумства, в том числе и в студенческой среде.

Чтобы как то легализоваться, дать возможность студентам обсуждать происходящие в России общественно-политические процессы Энгельгардт попросил разрешения у директора института на устройство студенческих вечеринок с танцами. Такое согласие было получено. Молодежь с увлечением проводила вечера, где кроме чаепитий и танцев возникали дискуссии по животрепещущим проблемам.

Это было обманчивое время. Несмотря на то, что в прессе велись широкие дискуссии по резонансным вопросам, власть не собиралась всерьез реформировать политическую систему. Наоборот, функции надзорных органов расширялись. Охранка продолжала отслеживать настроения и среди студенческой молодежи. На вечерах присутствовали внедренные в студенчество агенты «третьего отделения полиции». И от властей не могло ускользнуть благосклонное отношение декана Земледельческого института и даже его личное участие в «опасной крамоле». Постепенно накопив достаточный для преследования материал, органы государственной безопасности дали ход так называемому «Энгельгардтовскому делу».

В ночь на 1 декабря 1870 года в район Лесное, где располагался институт, явились сотрудники органов госбезопасности. Корпуса жандармов генерал-майор Дурново и статский советник Горемыкин при чинах полиции, в сопровождении директора Земледельческого института Е.А. Петерсона произвели в квартире профессора обыск. Поскольку Александр Николаевич часто занимался в лаборатории допоздна, то не каждый вечер возвращался на свою городскую квартиру, а ночевал по месту работы.

Во время обыска изъяли, по мнению властей, сомнительного свойства литературу и револьвер. Все это изъяли, а самого Энгельгардта как опасного преступника препроводили в Петропавловскую крепость. Вместе с ним арестовали и наиболее активных студентов. В последующие дни аресты продолжились.

Одновременно произвели обыск и в Петербургской квартире декана. Изъяли «бумаги и книги, а также портфели и записные книжки опечатали в общем узле для предоставления куда следует…». Арестовали также жену профессора Анну Николаевну Энгельгардт. В тюрьме ее продержали полтора месяца, после чего за отсутствием улик освободили.

Положение декана института усугубилось тем, что информация о студенческих сходках стала известна императору, привлекла его внимание. Чиновники представили дело как имеющее особо важное государственное значение.

Министерство государственных имуществ и Департамент сельского хозяйства поспешили освободиться от еще недавно так уважаемого ими профессора. 5 декабря 1870 года А.Н. Энгельгардта из института отчислили.

В середине января 1871 года следственная комиссия закончила разбирательство и квалифицировала его как «особое… дело о вредном и опасном политическом настроении воспитанников Земледельческого института и о бывших в нем осенью прошлого года противузаконных сходках и собраниях, имевших характер агитационных сборищ».

Главным виновником «крамольных событий» в Земледельческом институте признали декана, профессора химии А.Н. Энгельгардта. Следственная комиссия установила, что несмотря на наличие Временных правил, утвержденных Министерством государственных имуществ и регламентировавших поведение студентов, в институте существовали четыре учреждения – студенческая касса под названием «экономические суммы», студенческая библиотека, кухмистерская и лавочка, которые «при совместном жительстве большей части воспитанников в здании института сплотили их в самостоятельную корпорацию, со своего рода самоуправлением». Следственная комиссия отметила, что в частности для библиотеки «приобретались сочинения преимущественно по социологии», не имеющие ничего общего с учебными руководствами, и что почти у всех обысканных воспитанников института найдены сочинения преимущественно политико-социального и экономического характера.

Кроме того отмечалось, что самой важной частью программы вечеров являлось «чтение статей и обсуждение различных вопросов, имевших исключительно политический и социальный характер».

Закончив расследование, председатель «высочайше учрежденной в Санкт-Петербурге следственной комиссии» генерал-адъютант П.П. Ланский лично доложил Александру II дело о беспорядках в Петербургском земледельческом институте. Император повелел следующее: Энгельгардту, «принимавшему участие в студенческих сборищах и внушавшему воспитанникам института безнравственность и демократические идеи, воспретить педагогическую деятельность и учредить за ним полицейский надзор. Ввиду же вредного его направления и прежних предосудительных поступков, удалить его из Петербурга и, воспретив выезд за границу, предоставить ему избрать себе место жительства внутри империи за исключением столиц, столичных городов и губерний, где находятся университеты». У Александра Николаевича, как он писал в одном из своих писем, было два выхода: поселиться «в доме своего богатого родственника в деревне, где бы мне был бы предоставлен полный городской комфорт и где я, отлично обставленный в материальном отношении, мог бы зарыться в книгах и, отрешившись от жизни, сделаться кабинетным ученым, или уехать в свое имение, страшно запущенное, не представляющее никаких удобств для жизни, и заняться там хозяйством. Я выбрал последнее».

О жизни Александра Николаевича в поместье можно прочесть в «Письмах из деревни» написанных им и опубликованных в период с 1872 по 1887 годы. Одиннадцать писем напечатано в журнале в период до 1884 года, до закрытия издания царским правительством. Двенадцатое письмо, написанное в январе 1887 года, вошло в третье издание, вышедшее в Петербурге уже после смерти автора.

Двадцать два года прожил Энгельгардт в Батищево. В 1872 году он заменил трехпольный севооборот пятнадцатипольным введя, таким образом, совершенно новую для нечерноземной полосы систему земледелия.

Одновременно с эти Энгельгардт ежегодно поднимал часть земли занятой лесом, засевая ее льном и рожью, а затем присоединяя к общему севообороту. Благодаря нововведениям посевные площади достигли к 1983 году 172 гектара (против 90 гектаров в 1871 году), из них 160 гектаров находились в пятнадцатипольном севообороте.

За период с 1884 по 1893 годы им написано 28 статей на сельскохозяйственные темы, а так же книга «Фосфориты и сидерация».

Умер Александр Николаевич Энгельгардт в январе 1893 года. В последний путь его провожали лишь родные и близкие — Россия к тому времени его уже забыла.


3. ТЕКУЩАЯ СИТУАЦИЯ В НАУКЕ О ПОЧВЕ

В XIX ВЕКЕ,

ПРЕДШЕСТВЕННИКИ И СОВРЕМЕННИКИ А.Н.ЭНГЕЛЬГАРДТА

В первой половине XIX в. особенно большая роль в развитии почвоведения в России принадлежала Московскому университету. 5 ноября 1804 г. был утвержден новый устав, по которому в университете создавалось четыре отделения (факультета): нравственных и политических наук, физических и математических наук, медицинских наук и словесных наук. В 1805 г. при университете было открыто «Общество испытателей природы». По уставу, в числе других кафедр отделения физических и математических наук была создана кафедра минералогии и сельского домоводства. В период с 1820 по 1821 и с 1828 по 1839 гг. руководителем ее был выдающийся русский агроном М. Г. Павлов (1792—1840), окончивший два факультета Московского университета — физико-математический и медицинский. После окончания университета (1815) и получения ученой степени доктора медицины (1818) Павлов был командирован за границу «для усовершенствования в естественной истории и сельском домоводстве». Руководителем его за границей был главным образом Тэер. По возвращении из-за границы Павлов преподавал в Московском университете минералогию и сельское домоводство, в период же с 1823 по 1834 г. читал физику. Не ограничиваясь чтением лекций, он организовал при университете публичные курсы по сельскому хозяйству, которые были изданы под заглавием «Публичные курсы сельского хозяйства, читаемые в Московском университете». Павлов активное участие принимал в работе Московского общества сельского хозяйства, состоял директором Земледельческой школы общества и заведующим Бутырским опытным хутором, который представлял собой первое сельскохозяйственное опытное учреждение в России. В 1835 г. было отпущено 165 тыс. руб. на постройки в Бутырском хуторе и ежегодно отпускалось 10 тыс. руб. ассигнациями на текущие расходы. Павлов старался ввести на хуторе плодосмен с корнеплодами и травами и улучшить обработку почвы, для чего он сконструировал специальный «плужок Павлова». Таким образом, деятельность его в области сельского хозяйства была обширной и разносторонней. М. Г. Павлов опубликовал несколько крупных работ по сельскому хозяйству, в том числе «Курс сельского хозяйства» в двух томах (1837), «Земледельческую химию» (1825), «О главных системах сельского хозяйства с приноравливанием к России» (1821). В своих философских взглядах Павлов был последователем идеалистической философии Шеллинга, одним из первых шеллингианцев в России. Природу он рассматривал в динамике, в развитии. «Теории механические,— писал он,— на каждом шагу противоречат природе, динамические, напротив, оправдываются явлениями более и более»

В своих взглядах на плодородие почв и питание растений Павлов в первый период своей научной деятельности примыкал к Тэеру. Называя, подобно Ломоносову и Афонину, почвенный гумус черноземом, Павлов писал: «Под именем органических частей (почвы) разумеется чернозем (humus), который не другое что есть, как землистый порошок черного цвета, остающийся по согнитии растений и животных». «Чернозем» питает растения, переходя в них через корни. Но на разрезе корня мы видим в нем не чернозем, а водянистую жидкость, слизь. Следовательно, прежде чем перейти в растение, чернозем под действием на него корня претерпевает изменение, превращаясь в процессе брожения в слизь. «Чернозем не поглощается корнем в настоящем своем виде, но в измененном, а именно — в виде слизи, растворенной водой». Но в последней своей работе «Взгляд на современное состояние хлебопашества» (1838) Павлов указывает, что растения «не всегда возникают из чернозема»; многие, особенно низшие, «возникают и там, где только при благорастворимом воздухе и теплоте достаточно влажности. Здесь, следовательно, силой произрастания неорганическое вещество превращается в органическое. Растения, возникшие не из чернозема, разрушаясь, превращаются в чернозем. Растущие на черноземе также не одним им питаются, но особенно широколиственные много пищи поглощают и из атмосферы; следовательно, разрушаясь, возвращают земле чернозему более, нежели сколько поглощают его из нее, и таким образом усиливают тучность земли». Таким образом, Павлов, подобно Ломоносову, развивал взгляды на почвообразование, как на биологический процесс, ведущий к непрерывному повышению плодородия почвы.

В середине XIX в., с 1844 по 1846 г., кафедрой сельского хозяйства Московского университета руководил другой выдающийся деятель русской агрономии проф. Я. А. Линовский. Ярослав Альбертович Линовский (1818—1846) окончил Московский университет, ученую степень магистра ботаники и зоологии получил в Киевском университете, после чего вместе с лесничим Бодэ исследовал торфяные болота Московской губернии и составил карту их распространения. Затем он провел около полутора лет в заграничной командировке в Германии, Франции, Бельгии и Англии, где знакомился с сельским хозяйством. После возвращения из командировки Линовский в 1844 г. приступил к заведованию кафедрой и чтению лекций по сельскому хозяйству в Московском университете. При кафедре им был организован сельскохозяйственный кабинет. Линовский был прекрасным лектором и талантливым популяризатором науки. К сожалению, деятельность его продолжалась очень недолго, так как в 1846 г., в возрасте 28 лет, он был убит. B год смерти Линовского, в 1846 г., была опубликована его диссертация «Критический разбор мнений ученых об условиях плодородия земли, с применением общего вывода к земледелию», представленная в Петербургский университет для получения степени магистра сельского хозяйства и лесоводства. В пяти главах диссертации Линовский подверг критическому разбору основные теории питания растений и почвенного плодородия и изложил свои собственные взгляды по этому вопросу. Им была дана критика гумусовой теории питания растений, взглядов Шпренгеля и Шюблера о зависимости плодородия почвы от содержания в ней растворимых средних солей перегнойных кислот, азотной теории французских исследователей — Дюма, Пейена, Буссенго и, наконец, минеральной теории питания растений Либиха.

В последней четверти XVIII и первой половине XIX вв. выдающуюся роль в истории русского почвоведения играл Московский университет. Во второй половине XIX в. ведущее место в развитии русского почвоведения занял Петербургский университет, в котором работали Д. И. Менделеев, А. В. Советов, В. В. Докучаев, П.А. Костычев. Петербургский университет стал колыбелью современного почвоведения. Докучаев развил почвоведение, бывшее до него эмпирической наукой, в новую важную отрасль естествознания. Петербургский университет был основан в 1819 г. на базе Петербургского главного педагогического института в составе трех факультетов: философско-юридического, историко-филологического и физико-математического. Преподавание сельского хозяйства в университете началось в 1836 г., когда был избран преподавателем питомец университета С. М. Усов— первый в России магистр агрономии, член Вольного экономического общества и редактор «Земледельческой газеты». Усов занимался вопросом о системах земледелия - им написано руководство «Курс земледелия» (1848).


4. БИБЛИОГРАФИЯ

Литературные труды А.Н. Эндельгардта: «Из деревни, 11 писем» (второе изд., СПб., 1885); «Химические основы земледелия» (Смоленск., 1878); «Об опытах применения фосфоритов для удобрения» (СПб., 1891, 4 изд.1895); «Применение костяного удобрения в России» (СПб., 1865); «Фосфориты и сидерация» (СПб., 1901); «Сборник общепонятных статей по естествознанию» (СПб., 1867), составившийся из статей, помещавшихся ранее в журнале «Рассвет»; «О хозяйстве в северной России» (СПб., 1888).

Переводы : Р. Гофман, «Земледельческая химия» (СПб., 1868); Ф. Крокер, «Руководство к сельскохозяйственному анализу, с специальным указанием исследования важнейших сельскохозяйственных продуктов» (СПб., 1867); Лекутэ, «Основы улучшающего землю хозяйства» (СПб., 1889).

Статьи: в «Земледельческой Газете» — «Смоленские фосфориты» (1884, № 39 и 40); «Опыты удобрения Ярославльской земли фосфоритной мукой» (1886, 40—42); «О применении фосфоритов для удобрения» (1886, 51—52); «Опыты удобрения фосфоритной мукой в 1887, 1888 и 1889 гг.» (1887, 49— 52: 1888, 1, 2, 50 и 51; 1889, 2, 3, 46— 49); «Из Батищева» (1888 г., 25, 26, 36—38, 40—42; 1889 г., 22,1891 г., 35); «Известкование или фосфоритование» (1889 г., 16—18); «Разделка земель из-под лесов» (1890, 1—3); «Сидерация в северных хозяйствах» (1890, 13—16); «О продолжительности действия фосфоритной муки и о залужении выпаханных земель» (1890, 34—37); «О действии каинита на красный клевер» (1891, 38 и 39); «Сравнительный опыт удобрения мелом и фосфоритом» (1890, 45 и 46); «Еще об удобрении фосфоритами» (1891, 42); «Опыты удобрения клевера различными минеральными туками» (1892, 33—36). Также: «Отчет об опытах применения минер. туков в с. Батищеве в 1891 г.» («Журнал Сельск. Хоз. и Лесоводства», 1892, № 3).

Некоторые труды Александра Николаевича помещены в «Bulletins» Академии наук и в повременном издании «Из химической лаборатории Земледельческого Института», «Zeitschrift für Chemie», «Трудах 1-го Съезда русских естествоиспытателей», в «Журнале Русского Химического Общества».

Биографические заметки об А.Н.Эндельгардте: «Воспоминания об А. Н. Эндельгардте» А. И. Фаресова («Вестник Европы», 1893); «Хозяин» (1894, № 3, и 1903, № 5 и 10); «Журнал Русского Химического Общества» (1903, № 2); «А. Н. Эндельгардт» («Труды Императорского Вольного Экономического Общества», 1903 г.) ; Малюшицкий Н. К. – «Краткий очерк хозяйства А.Н. Энгельгардта в Батищеве. Труды Энгельгардтовской сельскохозяйственной опытной станции Дорогобужского уезда Смоленской губернии» — Спб., 1913; Нечуятов П.Я., «Александр Николаевич Энгельгардт: Очерк жизни и деятельности» — Смоленск, 1957; Тихонова А.В., «Род Энгельгардтов в истории России 17 - 20 веков» – Смоленск. 2001 г.

5. СПИСОК ИСПОЛЬЗОВАННЫХ ИСТОЧНИКОВ

  1. Википедия – свободная энциклопедия: Александр II
  2. А.Н. Энгельгардт. Страницы биографии
  3. А.Н. Энгельгардт: биографическая справка
  4. Википедия – свободная энциклопедия: Энгельгардт, Николай Фёдорович
  5. Виленский Д.Г. История почвоведения в России. Государственное издательство «Советская наука», Москва, 1958. 239 с.
  6. Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона: Энгельгардт А.Н.

Леон Блуа (1846-1917)

Христианский саботажник – абсурдное определение с точки зрения понимания христианского смирения. Невозможно саботировать Бога, но можно саботировать мир, вышучивая его, как испокон веков вышучивали его юродивые.

Есть такие писатели, которые остаются маяком для тех, кто не может принять мир, идя наперекор ему даже ценой жертвы своей плоти, плоти своих детей и жены. Всякому благоразумному это покажется дикостью.

В ответ на нее начнут рассказывать, как хороша жизнь и как хорошо жить, как хорошо на свете жить только потому, что встает солнце и поют птички.

Я не отношу себя к их числу, не отношу себя и к поклонникам буржуа и мещанства, ненавидя всей душой то, произошло с Россией в последние двадцать лет.

Ненавижу то, во что всего за два десятка лет превратилась страна, в которой вдруг все ринулись на поиски счастья и благоденствия в виде машин, коттеджей и богатства, словно только и ждали, когда отворятся врата капитализма.

Но ненавижу я убогость и слащавость православной церкви, которая боится признать, что она в тупике, ненавижу то христианство, которое все сводится к рабскому покорству и исполнению ритуалов.

Но, несмотря на это, они не перестают быть для меня маяками. И это не Иисус Христос, являющийся для меня недостижимым идеалом, к которому мне никогда даже не приблизиться и с чем после долгих лет мучений смирилась.

Обложка книги Л.Блуа "Кровь бедняка"

Мои авторитеты – это люди, жившие не так давно, но именно в таком мире, который мы догнали сто лет спустя. Они являют собой тот идеал христианства, к которому стремлюсь, те, кого изгоняли отовсюду, в том числе и из христианства, которому они были преданы до смерти.

Есть проклятые поэты, но есть и проклятые писатели, которые были настоящими и совсем не безбожниками, а вовсе наоборот. Но их книги включали в список запрещенных, как и томики стихов тех, кто сегодня считается гениальным.

К числу проклятых при жизни, и овеянным святостью после смерти относится Леон Блуа. Он шел вслед за Бодлером , дважды осужденным и проклятым благообразным буржуазным обществом.

Леон Блуа - католический писатель, которым зачитывались юноши, учившиеся в Свято-Сергиевском православном институте, основанном в Париже для тех, кто оказался волею судьбы в эмиграции после 1917 года.

И хотя институт был православным, но церковь православную они познавали через этого католика, его портрет висел в их кельях и равнялись они на его понимание церкви как братства, а не как иерархическую организацию.

Для Леона Блуа идеалом был Иисус Христос, Ему он подражал и по Нему строил жизнь. Он был несгибаемым и вовсе не романтиком, а трагическим реалистом, понимающим, что в том мире, где господствует буржуа и мещанин, ему никогда места не будет. Но он шел на это, сознательно, отрицая общепринятые буржуазные ценности, прежде всего, погоню за деньгами.

Он ненавидел католическую церковь, высмеивая ее священников, за что они ему платили тем же – отлучая и запрещая его книги. Он был представителем другого католичества и был предан ему до конца, как предан был до конца Спасителю, предан по-настоящему, без поблажек, чего ему и не прощала католическая церковь.

Нищета была идеалом Блуа, он никогда не писал книг и статей из-за денег, был принципиальным саботажником работы за деньги, унижающей человека и превращающей труд в работу. Он не продавал тексты, а те, что писал не за деньги, у него мало кто брал.

Деньги он считал кровью бедняка, кровью Христа, присвоенной себе буржуа. Чем дороже вещь, тем больше в ней содержится крови бедняка. Он практиковал нищету как необходимость жить в духе, как идеологию, как потребность, как истину, в которой только и можно быть преданным Искупителю, родившемуся в бедности и прожившему в ней всю жизнь.

Могила Леона Блуа

Потому и был Леон Блуа в жизни одинок: все друзья от него отвернулись, все издательства от него отказались, его замалчивали, а дети его умерли в нищете и голоде, и не было у него денег похоронить их.

Но зато Бог послал ему жену, которая приняла его таким и была с ним до конца. Блуа делал жизнь со слов апостола Павла, призывавшего представить свои тела в жертву живую, святую, не сообразуясь с веком сим.

Так в семнадцатом, восемнадцатом и далее вплоть до тридцать седьмого погибали мученической смертью православные священники в Советской России, воспитанные на житиях святых, веривших, что Бог хочет этой жертвы. Но кто теперь помнит этих новомучеников?!

Леона Блуа упрекали все те же благоразумные в ненависти к жизни, злопамятстве и даже в неблагодарности к ней. Но он относился к числу ветхозаветных пророков, которых тоже гнали и ненавидели, что Иеремию, что Илию, что Исайю.

Но именно потому они и были пророками, что не боялись обличать пороки народа своего, какими бы бедами их пророчества не оборачивались лично для них. Они служили Богу, а не себе.

И как бы Блуа ни было плохо, он никогда и ни к чему не приспосабливался, потому что все земное, по его мысли, предназначено к страданию. Он знал, что каждый приходит в этот мир под каким-то своим символом, который человеку не дано разгадать. И шел Блуа наугад, в нищете, одиночестве, враждебности и покинутости, ориентируясь только на Божественный свет, который всегда был в конце его туннеля.