«...И познаете истину, и истина сделает вас свободными» (Библия. Иоан.8:32). Это одни из самых трогательных слов величайшего Учителя и Господа Иисуса Христа. Он как гениальный Проповедник истины прекрасно знал, что только она сильна дать беспокойному человеку не только ощущение настоящей свободы, но и по-настоящему освободить его. Он прекрасно знал, что есть истина.

Будет время...

Ответ на вопрос «что есть истина?» всегда был не из легких. Этому вопросу посвящены тысячи книг и статей. На него стремились дать исчерпывающий ответ и, в первую очередь, для самих себя много великих философов, историков и аналитиков. Ведь ответ на вопрос «что есть истина?» напрямую связан с осознанием цели, а также смысла собственной жизни. Но, похоже, не всегда все ищут правильного ответа на этот вопрос. Так как под воздействием внутреннего страха может теплиться ложное предчувствие того, что подлинная истина не оправдает личных надежд и ожиданий. В своем Послании к юному ученику и служителю Тимофею Павел апостол Иисуса Христа пророчески писал: «Ибо будет время, когда здравого учения принимать не будут, но по своим прихотям будут избирать себе учителей, которые льстили бы слуху; и от истины отвратят слух и обратятся к басням» (Библия. 2Тим.4:3-5). По мнению большинства исследователей Библии, эти слова, которые изобличают неискренний подход в познании истины, характеризуют людей именно нашего непростого времени. Поэтому не удивительно, когда кажется, что вольных представлений об истине сегодня ровно столько, сколько живых людей.

Вопрос без ответа

Вопрос: «Что есть истина?» однажды прямо был задан Понтием Пилатом Иисусу Христу, Которого привели к нему на суд духовные вожди иудейского народа: «И начали обвинять Его, говоря: мы нашли, что Он развращает народ наш и запрещает давать подать кесарю, называя Себя Христом Царем. Пилат спросил Его: Ты Царь Иудейский? Он сказал ему в ответ: ты говоришь. Пилат сказал первосвященникам и народу: я не нахожу никакой вины в Этом Человеке» (Библия. Лук.22:1-4).

Очевидно, что Пилат не находит вины в Иисусе. Более того, он пытается найти всевозможные аргументы, чтобы освободить Его. Прокуратору сразу стало ясно, что в действиях и намерениях Иисуса не было ничего такого, что могло бы угрожать имперской политике Рима. Не составило труда разглядеть в подсудимом духовного Царя-Лидера, влиянию Которого сильно завидовали Его идеологические оппоненты. Акценты Иисуса в ответах на вопросы Пилата всегда расставлялись на духовной стороне вопроса: «Я на то родился и на то пришел в мир, чтобы свидетельствовать об истине: всякий, кто от истины, слушает гласа Моего. Пилат сказал Ему: что есть истина?» (Библия. Иоан.18:37,38).

Каков же был ответ? К сожалению, Пилат не дождался ответа на свой вопрос, в это мгновение его отвлекла кричащая на улице, подстрекаемая чернь, жаждущая расправы над Спасителем. Пилат не стал продолжать развитие жизненно важной темы. Тем не менее, словами: «Царство Мое не от мира сего» (Библия. Иоан.18:36) Иисус лишний раз дал понять, что истина, которой Он учил людей, не имеет ничего общего с человеческой философией. Ее природа из другого мира. Она не может быть продуктом человеческих ограниченных познаний, основанных на личном опыте.

Прогрессивное право

Как патриций, Понтий Пилат должен был быть наставлен с детства в различных философских школах. Философия стоиков, по крайней мере, ему была прекрасно известна. Эта философия в то время была очень популярна в римских кругах. Сенека, один из величайших стоических философов, воспитывал будущего чудовищного римского императора Нерона согласно принципам стоической философии. Интересно, что сам Сенека и его воспитанник, а также Понтий Пилат, согласно преданиям, покончили жизнь самоубийством. Римский император Марк Аврелий также был стоическим философом. Эта философия могла так искусно перекрутить действительность, что вчерашний негодяй мог бы сегодня быть представленным как праведник.

Почему же Пилат интересуется истиной? Ведь римское правосудие на то время было самым прогрессивным и образцовым. Оно до сих пор изучается в высших учебных заведениях. Апостол Павел советует подчиняться представителям этого права, ведь «он не напрасно носит меч», чтобы предотвращать зло (Библия. Римл.13:4). Сколько раз его спасало от мстительных врагов римское правосудие!

Пилат как представитель римского права обязан был судить о том, что истинно, а что ложно. Именно ему в данном случае предстоит решить: жить Христу или умереть. Каким бы ни было прогрессивным на то время правосудие, Пилат чувствует свое несовершенство в праве на истину. Он понимает свою слабость как судьи в противостоянии интригам, давлению и подкупу свидетелей не в пользу Иисуса. И поэтому, обманывая себя, он умывает руки, переложив всю ответственность за казнь Праведника на разбушевавшуюся чернь.

Определение

Словарь Ожегова дает определение: Истина – адекватное отображение в сознании воспринимающего того, что существует объективно». А Энциклопедический словарь разделяет истину на относительную и абсолютную. «Относительная истина – отражает предмет не полностью, а в исторически обусловленных пределах. Абсолютная истина полностью исчерпывающая предмет познания, окончательное знание».

Знания и опыт

Если использовать определение словаря, то очевидно, что Иисус говорил Пилату об абсолютной истине, которая не зависит от человека. Люди же часто пытаются подменить абсолютную истину относительной, которая содержит лишь какую-то часть абсолютной истины и не исчерпывает предмет познания полностью. Они пытаются ее определить благодаря своим ограниченным знаниям и практическому опыту. Могут ли накопленные веками человеческие знания и их многовековой опыт быть критерием абсолютной истины?

В третьем веке до н. э. греческий математик Евклид предложил строгое построение геометрии как системы теорем, последовательно выводимых из основных понятий и истин, принимаемых без доказательств (аксиом). Одна из таких истин-аксиом утверждала, что параллельные прямые не пересекаются, и это было известно из тысячелетнего практического опыта человечества. Но русский математик Николай Лобачевский однажды подумал: «А что, если параллельные прямые где-то пересекаются?» Результат: в 1826 г. он построил геометрию, которая отличается от геометрии Евклида аксиомой о параллельных. Ныне эта новая геометрическая концепция «геометрия искривленных пространств» успешно применяется для различных космических расчетов. Как оказалось, столь точная геометрия Евклида является всего лишь относительной истиной, а не абсолютной. Впрочем как и геометрия Лобачевского.

Сюжет картины

Картина написана на известный евангельский сюжет. Она изображает эпизод суда прокуратора Иудеи Понтия Пилата над Иисусом Христом , обвинявшемся в покушении на захват власти в Иудее. Название картины («Что есть истина?») представляет собой цитату из Евангелия от Иоанна (Ин. 18:38).

Тогда Пилат опять вошел в преторию, и призвал Иисуса, и сказал Ему: Ты Царь Иудейский? […]

Иисус отвечал: Царство Мое не от мира сего; если бы от мира сего было Царство Мое, то служители Мои подвизались бы за Меня, чтобы Я не был предан Иудеям; но ныне Царство Мое не отсюда.

Пилат сказал Ему: итак Ты Царь? Иисус отвечал: ты говоришь, что Я Царь. Я на то родился и на то пришел в мир, чтобы свидетельствовать о истине; всякий, кто от истины, слушает гласа Моего.

Пилат сказал Ему: что есть истина? И, сказав это, опять вышел к Иудеям и сказал им: я никакой вины не нахожу в Нем.

Евангелие от Иоанна. 18: 33, 36-38

Таким образом, картина Ге изображает момент, когда Пилат, перед тем как покинуть преторию (дворец прокуратора), задает Иисусу вопрос, оставшийся в тот момент без ответа, хотя последователям Христа этот ответ был уже известен: «Я есмь путь и истина и жизнь» (Ин. 14: 6).

Картина была впервые представлена публике на выставке Товарищества передвижников в 1890 году. Картина вызвала неоднозначную реакцию общественности и по распоряжению Священного синода была снята с экспозиции.

Интересна история покупки картины Павлом Михайловичем Третьяковым . Она ему очень не понравилась, и он не хотел её приобретать. Лев Толстой написал Третьякову резкое письмо: «…Выйдет поразительная вещь: вы посвятили жизнь на собирание предметов искусства, живописи и собрали подряд все для того, чтобы не пропустить в тысяче ничтожных полотен то, во имя которого стоило собирать все остальные. Вы собрали кучу навоза для того, чтобы не упустить жемчужину. И когда прямо среди навоза лежит очевидная жемчужина, вы забираете всё, только не её. Для меня это просто непостижимо, простите меня, если оскорбил вас, и постарайтесь поправить свою ошибку, если вы видите её, чтобы не погубить всё своё многолетнее дело». Уважая мнение Толстого, Третьяков всё-таки купил произведение Ге. Но картина не сразу попала в галерею. В течение 1890-1891 годов она выставлялась в Европе и Америке, но успеха там не имела и была встречена равнодушно.

Галерея

Литература

• Государственная Третьяковская галерея. Искусство XII - начала XX века. - М .: СканРус, 2007. - С. 270. - ISBN 978-5-93221-120-5
• Мировое искусство. Русская живопись. - СПб: ООО «СЗКЭО „Кристалл“», 2007. - С. 46-47. - 192 с. - ISBN 5-9603-0064-8
• Толстой Л. Н. Письма 1890-1891 // Полное собрание сочинений в 90 томах, академическое юбилейное издание . - М .: Государственное Издательство Художественной Литературы, 1953. - Т. 65.

Примечания

Wikimedia Foundation . 2010 .

Смотреть что такое "Что есть истина?" в других словарях:

Ср. А что̀ есть истина? Вы знаете ли это? Пилатъ на свой вопросъ остался безъ отвѣта. Гр. А. Толстой. Донъ Жуанъ. 2. Ср. Мы говоримъ про вѣру въ мысль, въ истину! А что такое мысль, истина? Что̀ сегодня истина, завтра можетъ быть пустая фраза.… … Большой толково-фразеологический словарь Михельсона (оригинальная орфография)

Из Библии. В Новом Завете (Евангелие от Иоанна, гл. 18, ст. 37) приводится диалог между Иисусом и допрашивавшим его Понтием Пилатом. Иисус сказал: «Я на то родился и на то пришел в мир, чтобы свидетельствовать об истине». На что Пилат спрашивает… … Словарь крылатых слов и выражений

Ср. А что/ есть истина? Вы знаете ли это? Пилат на свой вопрос остался без ответа. Гр. А. Толстой. Дон Жуан. 2. Ср. Мы говорим про веру в мысль, в истину! А что такое мысль, истина? Что сегодня истина, завтра может быть пустая фраза. Ведь считали … Большой толково-фразеологический словарь Михельсона

1. ЕСТЬ1 1. 3 л. ед. ч. наст. вр. от быть (книжн. устар.). Что есть истина? Грамота не есть естественная способность. Пушкин. || То же, в знач. всех лиц наст. вр. от быть (вследствие утраты старинных форм спряж. наст. вр. глаг. быть: семь, оси и… … Толковый словарь Ушакова

У этого термина существуют и другие значения, см. Истина (значения). Истина гносеологическая характеристика мышления в его отношении к своему предмету. Содержание 1 Определения 1.1 В философии … Википедия

Истина такая качественная характеристика мысли, представления или суждения, которая позволяет считать их знанием. Истиной также может называться само знание (содержание знания) или сама познанная действительность. В целом истина есть… … Википедия

В Библии нет споров об И., подобных тем, к рые ведут философы. Вопрос Пилата: Что есть истина? сразу разоблачается в своей глубокой неистинности как фактическое бегство от И., к рая как раз и предстает перед прокуратором в образе Иисуса (Ин 18:36 … Библейская энциклопедия Брокгауза

Гносеологическая характеристика мышления в его отношении к своему предмету. Мысль называется истинной (или просто И.), если она соответствует своему предмету, т.е. представляет его таким, каков он есть на самом деле. Соответственно, ложной… … Философская энциклопедия

Все картины так называемого "Страстного цикла" Николая Ге , созданного в поздний период его творчества (1880-е-90-е гг.), имели очень трудную судьбу - они снимались с выставок и запрещались церковью. Картина "Что есть истина", которая экспонировалась на передвижной выставке в петербургской Академии наук в 1890 г., исключением не стала: по распоряжению Святейшего синода картина была снята из экспозиции за несколько недель до конца выставки и, например, в Москве уже не показывалась. Большую роль в судьбе картины сыграл российский самодержец Александр Третий, лично написавший отзыв со словами "картина отвратительная, снять!"

Чиновников и духовенство прежде всего шокировал сам образ Христа, который абсолютно расходился с церковной традицией и с многовековой художественной традицией интерпретации Христа как человека, совершенного духовно и прекрасного как внешне, так и внутренне. И вот - представьте - публике представляется этакий тщедушный Христос в каких-то лохмотьях, стоящий в тени, измученный, истерзанный, небольшого роста - неудивительно, что все это показалось надругательством над образом Христа.

Сама картина строится как двуполярная система, конфликт возникает на контрасте двух образов - мощного монументального Пилата, упоенного своей властью, своей сытостью, своим богатством и этого тщедушного, истерзанного и скрывающегося в глубокой тени Христа, который, тем не менее, весьма спокойно принимает вызов прокуратора, вопрос Пилата "что есть истина?". Мы видим, что здесь, помимо прочего, перевернуто традиционное понимание света и тени. Обычно свет отождествляется с добром, как минимум, с каким-то божественным светом, а тень, наоборот - с мраком и какими-то дьявольскими силами. У Ге же беспощадный солнечный свет заливает фигуру Пилата, который таким образом становится у художника символом некой однозначности. Тогда как Христос, укрыт этими тенями, он находится в глухой тени.

Картина Ге встраивается в некий ряд, ей предшествующий: так, уже Христос Крамского на картине "Христос в пустыне" был человеком и изображался безо всяких внешних атрибутов, в том числе без нимба над головой; при этом Крамской также нарушил иконографические каноны изображения Христа в пустыне - у него, например, нет дьявола, который бы искушал Иисуса в пустыне. Тем не менее, Христос Крамского значителен и, хотя, его образ достаточно осовременен, скажем так (неслучайно его воспринимали как русского Гамлета), он весом сам по себе, он - центр картины. Николай Ге пошел дальше.

Существуют воспоминания Николая Нестерова, чья картина "Видение отроку Варфоломею" экспонировалась на передвижной выставке одновременно с картиной Ге. В них Нестеров рассказывает о том, как Ге подошел к нему на правах старшего художника к молодому. Для Нестерова, к слову, это был первый серьезный успех - такая большая картина на передвижной выставке; Ге стал хвалить и поощрять Нестерова и так, постепенно, за разговорами, живописцы двигались по экспозиции передвижной выставки и дошли до картины Ге "Что есть истина". Ге спросил Нестерова: "А что вы скажете о моей картине?" И тут Нестеров понял, что он НИЧЕГО ему сказать НЕ МОЖЕТ. Наступило тягостное длительное молчание, они молчали около 10 минут, солгать Нестеров не посчитал возможным, но и найти в себе какое-то движение навстречу этой картине, какое-то сопереживание этим образам Ге он тоже не смог. В итоге Ге повернулся и ушел и с этого момента они больше практически не общались.

Вообще, Ге все время был этаким объектом насмешек. Даже когда он выставлял свою картину "Вестники воскресения" , раннюю работу 1860-х гг., то Марию Магдалину, которая стремится возвестить миру о том, что Христос воскрес, критика издевательски называла то ли сорокой, то ли ласточкой.

В художественной среде позднее творчество Ге многими не воспринималось, тогда как в исторической ретроспективе явно видно, что Ге во многом опередил своих современников: его изобразительный язык - это язык экспрессионизма, своего рода протоэкспрессионизм и Ге начал это движение в русском искусстве одновременно с классиком экспрессионизма, норвежским художником Эдвардом Мунком, чья знаменитая картина "Крик" также была создана в начале 1890-х гг. И абсолютно закономерно в экспозиции Третьяковской галереи зал Ге завершает движение от XVIII века через XIX век к искусству XX-го. Творчество Ге выводит нас к Врубелю, который, к слову, работал в мастерской Ге, более того - Врубеля с Ге связывали родственные отношения и поэтому для Врубеля в творчестве Ге не было ничего непонятного.

Не принимал картину и сам Павел Третьяков, который совершенно сознательно не хотел ее приобретать. Лишь вмешательство и авторитет Льва Толстого способствовали тому, чтобы эта картина была приобретена в Третьяковскую галерею. Толстой написал Третьякову довольно резкое письмо, в котором прямо говорил меценату о том, что вышла поразительная вещь: "Вы посвятили жизнь на собирание предметов искусства, живописи и собрали подряд все для того, чтобы не пропустить в тысяче ничтожных полотен то, во имя которого стоило собирать все остальные. Вы собрали кучу навоза для того, чтобы не упустить жемчужину. И когда прямо среди навоза лежит очевидная жемчужина, вы забираете все, только не ее. Для меня это просто непостижимо, простите меня, если оскорбил вас, и постарайтесь поправить свою ошибку, если вы видите ее, чтобы не погубить все свое многолетнее дело ".

При том, что случаи, когда Третьякову что-то не нравилось в приобретаемых им картинах, были не так уж редки; общеизвестно, что ему, например, не нравилась картина Крамского "Неутешное горе" , были претензии к картине Репина "Крестный ход в Курской губернии" , когда Третьяков даже позволил себе давать художнику советы, мол, не лучше ли было красивую девушку в центре изобразить. В случае же с Ге он, действительно, был резко против, объясняясь потом, что не хотел навлекать на свой музей надзор полиции и жандармские вмешательства, после которых его галерею могли бы закрыть.

Не менее интересна и история создания картины "Что есть истина". У Ге существовала картина под названием "Милосердие", написанная в 1879 г. и выставлявшаяся в 1880 г. на восьмой передвижной выставке. Впоследствии Ге записал ее, написав на этом же холсте свою, пожалуй, самую знаменитую картину.

В "Милосердии" также было две фигуры - женщина, подающая нищему воду (второе название этой картины было "А не Христос ли это"). И женщина вспоминает слова проповеди - "кто напоит нищего, меня напоит". Там был пейзажный фон и, судя по всему, она (картина) была довольно светлой. Но уже в 90-е гг. Ге эволюционирует к очень экспрессивному высказыванию, к эмоционально насыщенному творчеству и поэтому, видимо, "Милосердие", такая достаточно благостная по своему настроению картина, стала для него неким прошедшим этапом. Кстати, если приглядеться к холсту "Что есть истина", то можно заметить напротив Пилата какой-то силуэт, который как раз явялется фрагментом "Милосердия".

У Ге, разумеется, были модели, но их образы в картинах не настолько портретны, во всяком случае, в "Страстном цикле", как, допустим, у Крамского или у Репина в или в "Иване Грозном, убивающем своего сына", где художником была сделана целая серия портретных этюдов. Этот принцип психологического реализма второй половины XIX века относился не только к живописи, но и к литературе, когда роман строился вокруг портрета главного действующего лица и где эти портреты были первичны, например, "Обломов" или "Анна Каренина" и коллизия возникала из характера. Однако в случае со "Страстным циклом" Ге это уже не работало: когда Ге только начинал работу над своей картиной "Иуда" , то сначала хотел обратить Иуду лицом к зрителю, а потом он понял, что лицо Иуды неважно, гораздо важно его положение по отношению к Христу. И тогда художник повернул Иуду к нам лицом и Иуда предстал на картине в таком коконе плаща, как будто обратившимся в соляной столб. На дальнем же плане видно, как стражники уводят Христа из Гефсиманского сада. Так же и здесь, лица героев картины "Что есть истина" не столь портретны и даже почти не проработаны, куда как важнее драматургия цвета, света и тени в этой картине, этот жест выброшенной руки Пилата. И неслучайно выразительна сама спина, Пилат к нам обращен спиной, мы видим его затылок. Ге акцентирует прежде всего эту массу, что-то непробиваемое, костное и материальное, что противопоставлено образу Христа

В Третьяковской галерее (на Крымском валу) открылась большая ретроспектива Николая Ге, приуроченная к 180-летию великого русского художника. По этому случаю, мы публикуем фрагмент редкой монографии, посвящённой истории создания и мировым гастролям картины, давшей название юбилейной выставке и обобщившей философские и пластические поиски живописца.

Книга известного саратовского искусствоведа Эмилия Николаевича Арбитмана (1930 – 2002) была написана еще в 60-е годы ХХ века, но, по ряду причин, не имеющих отношения к искусству, не была принята ни в одном из московских или ленинградских издательств.

В результате монография была выпущена ничтожным – по меркам 1972 года – тиражом в тысячу экземпляров в саратовском Приволжском книжном издательстве.

Отзывы большинства искусствоведов о монографии оказались более чем благоприятными. По мнению Д. Сарабьянова, Ге в книге Э. Арбитмана «предстает перед нами как страстный борец, неутомимый просветитель, видевший в искусстве высокое и важное предназначение. Одна лишь фактологическая сторона исследования делает его весьма ценным для изучения творчества Н. Н. Ге в русской живописи второй половины XIX века. Но этим, разумеется, не исчерпывается значение написанного. Автору удается показать глубоко жизненный характер искусства Ге».

Отзыв В. Виленкина: «Впечатление очень сильное: как будто вошел в какой-то незнакомый мир. До сих пор я знал художника Ге очень поверхностно и был к нему как-то равнодушен, вернее - равнодушно-почтителен, что ли. Ваша книга замечательна тем, что, повествуя о таланте, она знакомит нас с творческой личностью огромного духовного содержания.

Ни успех у читателей, ни отзывы коллег, ни блистательно защищенная Э. Арбитманом кандидатская диссертация по материалам книги (уже к началу 80-х ставшей библиографической редкостью) не помогли добиться ее переиздания при жизни автора. Второе издание увидело свет только в 2007 году (Волгоград, изд-во «ПринТерра») – во времена, когда тысячный тираж искусствоведческой книги выглядел вполне достойным….

Зимой 1890 года Ге окончил картину «Что есть истина?», появление которой вызвало небывалую по горячности полемику и породило обширнейшую литературу.

Среди произведений художника эта картина занимает сложное положение, являясь в известном смысле шагом назад по сравнению с «Выходом Христа», но здесь обнаженнее выступает одна из главных черт эстетики Ге, по которой физически безобразный человек становится прекрасным, будучи поставленный жизненными обстоятельствами в положение борца за великую идею.

Кулик никогда не скрывал своего восхищения и преклонения перед Львом Толстым. Философские идеи писателя, образ его жизни давно вдохновляют Кулика. Инсталляции Кулика «Лев Толстой и куры» произвела фурор на недавней ретроспективе Кулика в ЦДХ, а затем была куплена французским музеем города Нанта. Мы публикуем эссе художника, в котором он объясняет, зачем живые куры гадят на голову мертвого классика.

В картине «Что есть истина?» эстетическое отрицание художником современного социального строя, страстные, искренние и упорные попытки найти «вечную» формулу тревожащей его проблемы привели к такой ее постановке, острота и бескомпромиссность которой заставляла говорить главным образом об идейном смысле произведения, отодвигая в тень формально-художественные способы его выражения.

Многочисленные противники Ге указывали на ряд погрешностей в картине, из которых неправильность рисунка правой руки Пилата выступала едва ли не самой существенной.

Не закрывая глаза на эти досадные, но все же частные промахи, подлинный недостаток произведения нужно видеть в том, что в нем идейные задачи не слились с живописно-пластическими и не претворились в их разрешении.

В. Дмитриев проводит аналогию между картинами «Что есть истина?» и «Петр I и царевич Алексей», считая объединяющим их признаком перенесение интереса от художественного смысла к смыслу литературному, сюжетный эффект, затемняющий художественную оценку.

Ге отказался от глубокого пространственного построения композиции, замкнув ее глухой мраморной стеной, на фоне которой фигуры Христа н Пилата сохраняют силуэтную выразительность.

Локальный цвет способствует ясной моделировке объемов, однако придает фигуре Пилата нечто штудийное, характер учебной постановки, и это впечатление не парализуется выразительным жестом правой руки прокуратора.

Но наибольшая неудача Ге - в передаче света. Живописная игра яркого света на устланном цветными плитами полу, эффект окрашенного света, решена художником грубо и главное вне связи с идейным содержанием картины.

Очевидно, Ге, подходя к трактовке света, как эффекта освещения, намеревался резко и контрастно сопоставить разноосвещенные планы: яркий солнечный свет, в лучах которого купается фигура Пилата, обретал бы психологический смысл и играл важную роль в передаче пресыщения и филистерского преуспеяния.

Не меньшим было бы значение света в выявлении внутреннего смятения, прозрения - и трагического одиночества Христа. Эти намерения остались нереализованными.

Свет в картине не выполняет экспрессивной роли. Он выступает отчасти как нечто постороннее по отношению к конфликту. Широкая полоса света между Христом и Пилатом воспринимается как физически разделяющая их граница. Свет указывает на состояние дня, а не на состояние душ.

Обвинения Ге в игнорировании художественных задач и подмене их «литературностью» имеют в некотором смысле объективное основание. Они произносились с позиций новых формирующихся течений, враждебных передвижнической традиции.

Усиливаются колористические искания, меняется представление о композиции, под которой понимается не установление причинно-временной связи персонажей, а художественный анализ видимого, изобразительный показ наиболее характерного.

В крайних проявлениях различие нового и старого выступало как противопоставление художественных задач идейным и их разрыв. Непонятые большинством современников непрекращающиеся попытки Ге соединить значительность идейного содержания с новыми формами его воплощения не всегда были успешны.

Это можно объяснить как трудностью самих задач, так и особенностями мировосприятия и метода работы мастера. Ге пишет лихорадочно, несдержанно, торопясь передать миру свою тревогу и трагическое чувство жизни. «Выжидайте последней минуты и, когда невтерпеж станет - выражайте скорее себя, иначе вас разорвет!»

Об этом же говорит брат художника: «Я убежден, что в крайнем случае Николай Николаевич выступил бы перед собратьями и обществом даже с простым, наскоро набросанным эскизом, лишь бы в нем ясно выражалась данная идея…»

14 февраля 1890 года Лев Толстой писал художнику: «Все думаю о вас и о вашей картине. Очень хочется знать, как к ней отнесутся и кто как. Меня мучает то, что фигура Пилата мне как-то с этой рукой представляется неправильной...» (1)

Отношение публики к картине стало известно спустя самое непродолжительное время. 7 марта А.П. Ге сообщила сыну: «Наконец вчера воротился отец из Петербурга. Привез много новостей. Картина его произвела такой фурор и взрыв похвал и ругани... Публика, стоящая перед картиною, делилась тут же на партии, и между собой начинали ругаться люди, до того времени не знавшие друг друга... Отец вообще доволен. Хотя думает, что картина продана не будет... Третьяков, который был на выставке, по обыкновению от всякого суждения отказался, но он ведь всегда выжидает и всматривается» (2).

Очевидно, вначале Ге не намеревался так резко и откровенно противопоставить Христа и Пилата, о чем свидетельствуют рисунки из фондов Государственной Третьяковской галереи, на которых Христос представлен измученным, нечесаным, но без подчеркивания непоколебимой решимости и фанатического упорства.

Пилат выглядит строгим и уверенным худощавым римским аристократом. В процессе работы мысль художника получила более резкое и определенное выражение.

Лев Толстой в своем переводе евангелия считает брошенную Пилатом Христу фразу «Что есть истина?» не вопросом, обращенным к нему, а ироническим замечанием человека, не имеющего идеалов и во всем сомневающегося. Замечание скептика-римлянина означает, что истины нет и, следовательно, говорить о ней бессмысленно.

Ге понимал это иначе: в брошенной прокуратором Иудеи фразе содержался вопрос, пронизанный сарказмом и насмешкой. Такое расхождение не помешало Толстому очень высоко оценить картину и считать, что она составит эпоху в истории искусства.

Картина Ге поднимает вопросы добра и зла, истины и заблуждения, исступленной преданности идее и жонглирования истиной, то есть «вечные» моральные проблемы борьбы гонимой и непризнаваемой истины с самодовольной и торжествующей ложью.

В картине «Что есть истина?» совершенно отсутствуют элементы аллегории, и когда корреспондент «Московских ведомостей» М. Соловьев написал 16 февраля 1890 года, что «в сумрачном лице Христа можно отметить некоторое сходство с физиономией графа Л. Н. Толстого», это было ни на чем не основанной выдумкой. Картина Ге была иначе связана с современностью и рождала более гибкие и более свободные ассоциации. Но, поместив после названия картины - «От Иоанна, глава XVIII, стих 38», - Ге сам открыл возможность ограничительного истолкования смысла произведения.

Верность евангелию, соответствие картины смыслу и букве евангельского рассказа - вот критерий, из которого исходили почти все без исключения многочисленные критики произведения. До того как картину сняли с выставки, большинство газет и журналов России успело высказать о ней свое мнение, и оно было резко отрицательным.

«Казалось бы, после нескольких неудачных попыток воплотить мировую идею в образе санкюлота и открыть в нем источник духовной жизни человечества, - писал журнал «Художественные новости», - художник должен был бы понять если не логическую несостоятельность и тщету своих стремлений, то, по крайней мере, свое собственное бессилие в деле разрешения такой трудной задачи...» (3)

Критика противопоставляла Христа Ге одноименному образу в произведениях К. Пилоти и М. Мункачи. Нужно сказать, что картины К. Пилоти и М. Мункачи «Христос перед Пилатом» почти ни в чем не нарушают сложившийся общеакадемический стандарт, они лишены естественности и силы выражения, в них нет и грана подкупающего в произведении русского художника ощущения человеческого страдания и нервной, болезненной связи евангельских событий с современностью.

У Ге были немногочисленные защитники. Восторженный отзыв о картине поместил Д. Мордовцев (4). Возражая А.С. Суворину, по мнению которого художнику следовало изобразить Христа в полном величии, спокойствии и вдохновенной красоте, корреспондент «Биржевых ведомостей» М. Коншин замечает (5), что эти требования напоминают ему критику рафаэлевских мадонн французским писателем Густавом Планшем: тот главное достоинство Рафаэля видел в изображении мадонн безжизненными.

Упрек Суворина в ординарности и излишней реальности фигуры Христа в картине Ге так же неоснователен, замечает критик, как и восторги Планша перед безжизненностью рафаэлевских мадонн.

В эти годы усиливается духовное одиночество Ге. Н. П. Ульянов замечает, что картины Ге были слишком смелы, слишком непохожи на картины других художников, как был смел и непохож на них сам Ге.

Появление Николая Николаевича в Москве каждый раз вызывало переполох в их среде, как появление революционера, готового вступить каждую минуту в схватку со всеми, и не только по вопросам искусства.

Легенда о Толстом существует отдельно, а он - отдельно. И неважно, кто ты был в прошлом: царь, чудотворец или великий писатель. Важно, что здесь и теперь ты самый простой и обыкновенный человек. В ночь с 27 на 28 октября 1910 года в Крапивенском уезде Тульской губернии произошло событие невероятное, из ряда вон выходящее, даже для такого необычного места, как Ясная Поляна, родовое имение знаменитого на весь мир писателя и мыслителя - графа Льва Николаевича Толстого. 82-летний граф ночью, тайно бежал из своего дома в неизвестном направлении, в сопровождении личного врача Маковицкого.

Культурное общество как будто жило теми же идеями, а между тем наиболее яркий выразитель их оказывался для большинства чуждым, неприемлемым. Газетная и журнальная полемика по поводу картины «Что есть истина?» была полна грубых и оскорбительных нападок, превратилась в открытую травлю художника и подготовила общественное мнение к официальному запрещению картины.

«Если профессор Ге дошел до такого умственного состояния, - писала газета «Свет», - то таким картинам, оскорбляющим христианское чувство, не должно быть места на общественных выставках. Нам даже кажется, что если бы наша Академия окончательно стряхнула бы с себя свой лютеранский немецкий состав, она протестовала бы против выставки в своих залах таких картин... К чему талант, если помрачающийся разум направляет его не к добру?» (6)

6 марта 1890 года обер-прокурор синода К. П. Победоносцев доносил царю: «Не могу не доложить вашему императорскому величеству о том всеобщем негодовании, которое возбуждает выставленная на Передвижной выставке картина Ге «Что есть истина?»

И не только негодуют на картину, но и на художника. Люди всякого звания, возвращаясь с выставки, изумляются: как могло случиться, что правительство дозволило выставить публично картину кощунственную, глубоко оскорбляющую религиозное чувство, и притом несомненно т е н д е н ц и о з н у ю.

Художник именно имел в виду надругаться над тем образом Христа-богочеловека и спасителя, который выше всего дорог сердцу христианина и составляет сущность христианской веры.

Говорят: если бы отца моего выставили публично на картине в оскорбительном и карикатурном виде, я имел бы право протестовать и требовать устранения. Но не много ли дороже для каждого верующего образ Христа-спасителя?

И я не могу не подивиться, почему Грессер, которому поручена цензура картин до открытия выставки и который возбуждал иногда вопросы о картинах, гораздо менее соблазнительных, оставил эту картину без замечания? Несколько лет тому назад была картина менее возмутительная Репина «Иоанн Грозный».

Притом нельзя не подумать, что передвижная выставка, после Петербурга, обыкновенно развозится по городам внутри России. Можно представить себе, какое произведет она впечатление в народе и какие, смею прибавить. нарекания на правительство, так как наш народ до сих пор думает, что все р а з р е ш а е м о е правительством им о д о б р е н о» (7).

На донесении К. П. Победоносцева Александр III написал: «Картина отвратительная, напишите об этом И. Н. Дурново, я полагаю, что он может запретить возить ее по России и снять теперь с выставки».

И картина Ге была снята с выставки. В материальном отношении это ставило художника почти в безвыходное положение, так как, только участвуя в выставках и продавая свои произведения, он мог обеспечить существование семьи и возможность дальнейшей работы. Николай Николаевич скрывал свое огорчение и находил утешение в том, что запрещение картины имеет идейное значение.

Он уже примирился с ролью гонимого и даже находил в этой роли известное удовлетворение, видя в ней своеобразный залог будущего торжества. В обстановке тянувшейся годами официальной травли Николай Николаевич чрезвычайно ценил отзывы и поддержку простых людей.

Ге очень любил молодежь, особенно студенческую. Он был чувствителен ко всякому проявлению внимания молодежи к его таланту. Вскоре после запрещения картины художник написал из хутора П. И. Бирюкову, биографу Толстого: «По поводу картины я получил здесь два чрезвычайно хороших и дорогих мне письма: одно от студента, чрезвычайно восторженное, другое от присяжного поверенного. Да, я не жалуюсь и понимаю, что ОНИ должны были запретить. Не любя Христа, нельзя видеть правдивое его изображение. Язычникам и жрецам не это нужно. Им нужно боготворение тела; духа они не признают и не любят» (8).

Отвергать или уменьшать художественную ценность и общественный смысл картин Ге потому, что они облечены в «религиозную» форму, так же нелепо, как отрицать открытие Колумбом Америки на том основании, что мореплаватель считал открытую им землю Индией.

Постоянно меняющаяся действительность поверяется художником шкалой установленных в далекие времена моральных ценностей и идейных побуждений: Ге не пытается оживить евангельские голоса - они, в сущности, для него никогда не умолкали.

Он единственный, может быть, художник, придавший истолкованию евангельских истин глубокий символический смысл, нашедший в них русское содержание и заставивший их заговорить языком эпохи. Некая высшая духовность и волнующая патетичность, присутствующие в картинах художника, всегда будут свидетельствовать о глубокой связи искусства Ге с его поколением, ищущим истину, испытывающим укоры совести и мучительную безысходность. Искусство Ге - великое в своем неисчерпаемом человеколюбии и искренности, жажде правды и справедливости.

«Нужны ли для нас эти вещи? - спрашивал младший современник художника. - Да, вероятно, нужны, как нужно все окончательно откровенное, чтобы только не впасть в бездействие и сон.

Беспомощные и болезненные, эти вещи все же совершенно исключительны по силе и остроте своей всецелой искренности, и потому они, наверное, нужны для нашего понимания и решений. Но говорить о них трудно, ибо для этого они слишком мучительны. Может быть, они для нас практически нужны, как, вероятно, нужно подобное же выражение ужаса в современной литературе» (9).

Не ставя Ге в известность, Толстой написал Третьякову письмо, в котором выразил свое недоумение тем, что картина, «составляющая эпоху в христианском искусстве», до сих пор не куплена собирателем.

Но приобретение произведения тотчас же после его запрещения Третьяков считал бесполезным по цензурным соображениям. «Что есть истина?» ему не нравилась. Третьяков замечал в картине большой талант, как и во всем, что делал Ге, но он не понимал ее смысла и «не видел в ней Христа».

Доверяясь высокому мнению Толстого, но испытывая сомнения и неуверенность, Третьяков просил Льва Николаевича объяснить, на чем основана его вера в великое значение произведения.

Изображение Христа, отвечает Толстой, прошло длительную эволюцию. Его долго изображали как бога, а потом перешли к его трактовке как исторического лица. Последнее представляет ряд затруднений, во-первых, потому, что трудно изображать как историческое лицо того, кто признается богом.

Многочисленные попытки свести Христа на почву обыденной жизни, изображать его, заботясь только о законах красоты и т. д., имеют некоторый смысл, но не решают проблемы. Изобразить Христа как реальный исторический персонаж, считает Толстой, имеет не большее значение, так как историческое лицо принадлежит прошлому.

Картина Ге составляет эпоху в искусстве как раз потому, что в ней показан «Христос и его учение не на одних словах, а на деле, в столкновении с учением мира».

Картина Ге верна исторически и верна современно, так как художник открыл одну из модификаций вечного нравственного вопроса. Толстой выражает уверенность, что «такого рода картин может быть бездна и будет».

Картина «Что есть истина?» была приобретена Третьяковым. Павел Михайлович не изменил о ней своего мнения, но поступил, доверяясь высокому авторитету Толстого и полагая, что время выяснит истину. Пять тысяч рублей, полученные за картину, были истрачены на экспонирование произведения за границей.

Еще в середине апреля 1890 года Ге получил письмо от присяжного поверенного Н. Д. Ильина: «Меня крайне интересует, почему снята с выставки ваша картина? т. е. ПОЧЕМУ она снята, вполне понятно, но откуда исходит распоряжение и чем оно мотивируется?

Слух, который циркулирует в Петербурге, следующий: будто какая-то генеральша была на выставке и ужаснулась тому, что позволяют выставлять на показ публике Христа-арестанта, и высказала свое негодование Победоносцеву, а затем последовало и запрещение...

На выставке нередко высказывалось неодобрение в виде восклицаний: «Какой-то каторжник!», «Точно нищий», «Мы совсем не привыкли видеть Христа таким» и т. д. Не думали ли выставить ее за границей? Чего у нас нельзя, там можно» (10).

Мысль об экспонировании картины «Что есть истина?» в Европе настойчиво проводится в письмах Н.Д. Ильина. Наконец Ге согласился. Ильин считал себя толстовцем, был увлекающимся человеком и рассчитывал, вероятно, поправить в результате поездки свое материальное положение.

12 мая он сообщил художнику, что согласен повезти картину и принять на себя расходы и риск. Толстой недоверчиво относился к поездке, но сделал все возможное, чтобы обеспечить успех картине.

При первой встрече с Ильиным Николай Николаевич сказал ему: «Я обижен, мне нужно нравственное удовлетворение и больше ничего. Выставка может дать вам состояние, и дай бог, я отступлюсь от картины, от всего, всецело в вашу пользу... Я старик, мне ничего не нужно. Я вас прошу вопроса о деньгах больше не поднимать» (11).

30 июля 1890 года Н. Д. Ильин сообщил Ге: «Сегодня получил от Третьякова две тысячи рублей. Деньги ваши я увожу все, рискуя, что, может быть, вы меня заругаете». 15 августа на пароходе «Мария-Луиза» картина «Что есть истина?» отправилась в Любек.

Первым пунктом показа картины был Гамбург. В первый же день помещение в увеселительном саду Горнгардта, где было выставлено произведение, посетило около ста человек. Несмотря на отдельные неблагоприятные отзывы, исходившие главным образом от художников, в немецких газетах появились одобрительные статьи, публика хорошо принимала картину, и Ильин с воодушевлением писал Ге: «Та черта удивления и столбняка при виде картины, которую проявила российская публика, здесь едва замечалась, здесь картину понимают»(12). Ильин так обрадовался успеху, что запросил Ге, не повезти ли картину в Париж.

Чем объяснить этот кратковременный триумф? Можно предполагать, что посетителями павильона в гамбургском увеселительном саду были люди из неимущих классов.

Смысл картины, утверждавшей, что истина открывается тому, кто знаком с нищетой и страданием, должен был многое говорить их чувству. Начиная от представителей назарейской школы и до символистов конца XIX века, среди немецких художников не прекращались попытки создать «Христа бедняков».

Не случайно многие критики при взгляде на картину Ге писали о Христе Уде. При этом отмечалось, что в отличие от немецкого художника, воспевшего святость нищеты, Ге показал «апостола бедных, борющихся во время земной жизни». Такой Христос рождал «социальный вопрос».

Во время демонстрации картины в Гамбурге однажды явились представители рабочего ферейна и просили передать Ге о желании рабочих всегда иметь у себя эту картину. За выполнение авторского повторения художнику предлагалось 18000 марок.

Первое разочарование, ждало Н.Д. Ильина в Берлине. В военно-чиновничьей германской столице немцев на выставке было мало, ее посещали преимущественно заезжие англичане и американцы.

Они-то, по-видимому, и внушили Ильину уверенность, что подлинного успеха он может добиться только в США. Через Магдебург, Ганновер, Эрбельфельд, Кельн, Брюссель и Антверпен картина «Что есть истина?» отправилась в Новый Свет. В декабре 1890 года картина прибыла в США.

Ильин экспонировал ее в Балтиморе и Бостоне, а от показа ее в Провиденсе и Нью-Йорке отказался из-за громадных расходов. Лейтмотивом всех его писем становится утверждение о громадном нравственном торжестве и не менее значительном материальном ущербе. 28 января 1891 года Ильин написал Ге: «В каком бы большом городе я ни надумал начать выставку - нужны огромные деньги. Поэтому я пробую еще в Провиденсе и думаю, что прогорю там окончательно, покончу с выставкой вообще и со всякими личными надеждами, в частности.

Итак, пропало много денег, много времени и труда. За это время я много постарел, потерял много здоровья и, взамен этого, приобрел опыт, который, наверно, никогда больше не пригодится, опыт, что с ОДНОЙ картиной никогда нельзя рассчитывать на успех.

Вы меня косвенно упрекнули в нервности, дорогой Николай Николаевич! Нервность, как и все прочее, имеет свои границы. Если человека бьют свыше тех сил, которые дает ему природа, то является и нервность и отчаяние. Моя жизнь совершенно разбита, и я пришел к тому, что жду ее конца как чего-то желанного. Это тоже своего рода философия - не хуже вашей» (13).

В конце концов, на деньги, посланные ему Ге, Н. Д. Ильин в апреле 1891 года воротился в Россию. Пересылку картины из США на родину оплатил Третьяков. Озлобленный неудачами, Ильин превратился во врага Ге и Толстого: в 1892 году он издал «Дневник толстовца», полный беспочвенных обвинений и клеветы. Эту жалкую выходку и Ге и Толстой оставили без всякого ответа.

ПРИМЕЧАНИЯ

1. Т о л с т о й Л.Н. и Г е Н.Н. Переписка. М., - Л., 1933. С. 131.

3. В о с к р е с е н с к и й В. XVIII передвижная выставка картин // Художественные новости. 1890. №. 8. С. 126.

7. К. П. Победоносцев и его корреспонденты. Письма и записки. Т. 1. М.-Пг., 1923, С. 934. (Разрядка К. П. Победоносцева.)

8. Б и р ю к о в П. И. Биография Л. П. Толстого, т. 2. М.-Пг., 1923. С. 127. (Подчеркнуто Н. Н. Ге.)

9. Н. Г. Несколько слов о Ге // Золотое руно. 1909. №. 4, С. 3.

10. Письмо Н. Д. Ильина Н.Н. Ге от 10 апреля 1890 г.// ЦГАЛИ Ф. 731, ед. хр. 16. (Подчеркнуто Н. Д. Ильиным.)

11. К о р о с т и н А.Ф. Статьи, заметки и выписки о русских художниках // ЦГАЛИ. Ф. 2338, оп. 1, ед. хр. 402.

13. Письмо Н.Д. Ильина Н.Н. Ге от 28 января 1891 г. // ЦГАЛИ, ф. 731, ед. хр. 14. (Подчеркнуто Н. Д. Ильиным.)

Ярошенко Порудоминский Владимир Ильич

«Что есть истина?». Ге

«Что есть истина?». Ге

Портрет художника Николая Николаевича Ге датирован 1890 годом. Ге изображен у себя в мастерской, за его спиной на мольберте начатая картина «Что есть истина?».

Ге приступил к работе над картиной в первых числах ноября 1889 года и завершил ее в середине января следующего, 1890 года. В двадцатых числах января картина уже отправлена в Петербург, на передвижную выставку.

Когда же Ярошенко писал портрет Ге? Трудно допустить, что он в первую неделю января оказался на хуторе Ге в Черниговской губернии. К тому же, картина показана на портрете лишь подмалеванной. Если Ярошенко и посетил Ге, то он, скорее, завернул на черниговский хутор осенью 1889 года, возвращаясь из Кисловодска (по дороге в столицу он, случалось, заезжал на Украину, к родным). Возможно, на хуторе портрет был только начат, а закопчен уже в Петербурге. Но возможно, что портрет, и в самом деле, написан в 1890 году, в феврале - марте, в столице, а «сюжет» его сочинен задним числом: Восемнадцатая передвижная открылась 11 февраля - портрета Ге работы Ярошенко на ней не было, он появился, когда выставка переехала в Москву - 31 марта (в Петербурге портрет был показан годом позже, на Девятнадцатой передвижной).

Важны однако: факт создания портрета, возможная поездка Ярошенко к Ге или горячая работа над портретом в столице и желание безотлагательно его выставить, «сюжет» портрета.

Интерес к творчеству старшего товарища по искусству проявился у Ярошенко еще в годы ученичества: в его альбоме соседствуют изображение статуи Афродиты и карандашные копии головы Петра и фигуры царевича Алексея со знаменитой картины Ге. Впрочем, в этих рисунках заметно не столько стремление точно скопировать, сколько желание (робкое, правда) поразмышлять «по поводу». Это говорит о силе впечатления, произведенного на ищущего свой путь Ярошенко картиной Ге.

Личное знакомство Ярошенко и Ге могло состояться в пору триумфа Ге, на Первой передвижной, возле «Петра и Алексея». Или (с помощью того же Крамского) годом-двумя позже, накануне решающего поворота Ярошенко на поприще живописи. На Четвертой передвижной - и первой для Ярошенко выставке - «Невский проспект ночью» располагался рядом с картиной Ге «Пушкин в Михайловском». Годом позже Ге покинул Петербург и переселился на свой дальний хутор.

Тринадцать лет «молчания» Ге (в эти годы он лишь изредка наезжал в Петербург и почти не выставлялся) были для него порой колоссальной духовной работы: складывалось мировоззрение Ге как одного из преданнейших последователей Толстого и убежденнейших проповедников толстовского учения, складывалось убеждение в возможности служить учению средствами искусства, складывалось направление этого искусства - стремление раскрыть острейшие общественные и нравственные вопросы в образах Евангелия. Но как Толстой, переводя, соединяя и толкуя евангельские тексты, создавал свое Евангелие «от Толстого», так и Ге читал Евангелие по-своему. Он вычитывал в нем продолжавшуюся восемнадцать с половиной столетий борьбу между идеалом и «учением мира», между любовью, добром, готовностью к жертве и подвигу - и себялюбием, ненавистью к другим, трусостью, предательством, ложью. В этой борьбе он увидел суть жизни, содержание проблем, ставить которые и подталкивать к решению которых должно искусство. Христос, апостолы, разбойники, иудеи, римляне, сцены из писания - все на полотнах Ге звучало непривычно, резко, остро, больно, ни в чем не слышалось благостных нот умиления и утешения, во всем - тревожная правда, разоблачение, обличение, протест. Про Ге верно говорили, что произведения его ближе к личности Толстого, чем к его учению (то же справедливо и по отношению к произведениям самого Толстого). Нельзя жужжать комаром, когда надо стрелять из пушек, говорил Ге. И он стрелял, добрый, кроткий, апостольского вида Николай Николаевич, «дедушка», как именовали его в кругу друзей Толстого.

После тринадцати лет затворничества Ге послал на Семнадцатую передвижную выставку картину «Выход Христа с учениками с Тайной вечери в Гефсиманский сад» - первую из картин евангельского цикла, венчающего жизнь художника. Это картина о том, как ученики оставляют Христа одного перед страданием и подвигом, о том, как человек готовится к страданиям и подвигу во имя людей. Мясоедов с выставки сообщал сидевшему на своем хуторе Ге: «Перед Вашей картиной нет толпы, но есть всегда сосредоточенная группа; стало быть, она впечатление делает сильное». Среди тех, на кого картина Ге (и новое направление его творчества) сделала сильное впечатление, был Ярошенко. В последний день выставки, 2 апреля 1889 года, он писал Ге:

«Спешу сообщить Вам приятную весть: Ваша картина продана сегодня… Вдвойне приятно, что Ваше участие на нашей выставке, после столь долгого отдыха, увенчалось успехом и нравственным и материальным. Ваша картина нравится очень многим и имеет многочисленных поклонников среди людей, не ищущих в искусстве удовлетворения одним лишь гастрономическим вкусом, а я думаю, что только мнение этих и может быть ценно для художника…

Как жаль, что продажа Вашей картины состоялась не раньше, может быть, тогда нам удалось бы видеть Вас в своей среде, и Вы имели бы случай убедиться, какие у Вас существуют прочные связи и привязанности среди товарищей. Ну, да теперь будем надеяться, что в будущем году Вы завернете в наши Палестины и вспомните старину и своих старых друзей…»

Легко допустить, что ответом на это письмо было полученное Ярошенко приглашение навестить Ге в его «палестинах» - на хуторе Плиски Черниговской губернии. Нетрудно также допустить, что это приглашение было принято и что итогом его явился портрет, если и не законченный на месте, то по крайней мере подмалеванный. Возможно, Ярошенко понял в Петербурге, что портрету недостает чего-то существенного и что без оригинала, по памяти, завершить работу не удастся.

Как бы там ни было, оригинал в Петербурге появился. На Восемнадцатую передвижную Ге привез картину «Что есть истина?».

Ярошенко встретил Ге с великим почетом. На «субботе» перед открытием выставки Ге был героем вечера. Этому не помешали расхождения хозяина и гостя в оценках выставляемых работ, выявившиеся в первые же часы по приезде Ге в столицу (сшибка произошла по поводу нестеровского «Отрока Варфоломея», которого Ярошенко поддерживал, а Ге горячо отрицал).

Картину Ге «Что есть истина?» было приказано убрать с выставки. Победоносцев доносил царю, что картина «несомненно тенденциозна», оскорбляет религиозное чувство, что «люди всякого звания» негодуют и удивляются бездействию правительства, что передвижения картины по стране дозволить нельзя. Царь подтвердил: «картина отвратительная». В Москву «Что есть истина?» с выставкой уже не поехала, но в Москву поехал написанный Ярошенко портрет Ге - автора запрещенной картины, художника, открывающего новые истины.

Может быть, Ярошенко и впрямь написал «обстановку» на портрете - мастерскую, мольберт, холст с картиной, брошенную на пол палитру - задним числом. Может быть, горячее желание написать портрет старого художника, ищущего новые пути и за то преследуемого и гонимого, пробудилось в Ярошенко именно в связи с запрещением картины «Что есть истина?», которую он ставил очень высоко.

(Третьяков после смерти Ге писал, что эта картина никому из художников не нравится, кроме Ярошенко. Третьяков преувеличивал, но на фоне его преувеличения упоминание Ярошенко как единственного поклонника и защитника картины «Что есть истина?» звучит особенно сильно и убедительно.)

Ярошенко написал Ге в мастерской, но не у мольберта, не у холста, не в труде художническом, а в труде духовном: оставив кисти, Ге присел к небольшому столику, на котором никаких атрибутов художества не разложено, перед ним на гладкой доске стола лишь небольшая книжечка (Ге с ней теперь не расстается) - Евангелие. Ге снял очки, оторвал взгляд от книжечки, смотрит на зрителей, но всем существом своим он еще там, в книге: смотрит - и не видит, ему только что такое открылось, что не сразу обоймешь умом и чувством, хотя тотчас всем существом ощущаешь величие открывшегося. У Ге, написанного Ярошенко, доброе, умиротворенное лицо познавшего смысл жизни старца-апостола. Это не усталый, разочарованный искатель истины, десятью годами раньше написанный Репиным («…Я задался целью передать на полотно прежнего, восторженного Ге, но теперь это было почти невозможно», - рассказывал Репин). Но это и не созданный тремя годами позже автопортрет Ге - та же апостольская внешность и жгучая, как у детей и никогда не утрачивающих детства мудрецов, жажда познания в глазах. Ге у Ярошенко - человек, познавший истину и умиротворенный познанием. Но куда денешь эти большие сильные руки рабочего-художника, эти слегка засученные рукава человека, оторвавшегося не от книги только - от работы, эти мольберты, холсты, кисти на заднем плане, эту запретную картину, наконец, холст, на поверхности которого привычно мирные истины из книжечки, осмысленные художником, оборачиваются разоблачением, обличением, вечным боем?

Толстой объяснял картину «Что есть истина?» как «столкновение двух начал». Именно так поняли ее современники, именно за то была она снята с выставки, запрещена, гонима, именно это, конечно, привлекало в ней Ярошенко. В тусклую, пустую пору он ищет идеалов и пути воплощения их в искусстве. Он не может не уважать в Ге человека нашедшего. Но в портрете Ге, написанном Ярошенко, тоже чувствуется «столкновение двух начал». Ге на портрете читает Евангелие по-своему: вбирает в себя истину, тотчас им переосмысляемую, поражается и радуется ей и в открытых им, а оттого неожиданных художественных образах «устраивает» ее на холсте. Ге показан Ярошенко между истоком и целью.

Вместе с написанным Ярошенко портретом умиротворенного познанием истины художника Ге двинулась по России повторенная на портрете в виде подмалевка запрещенная картина «Что есть истина?», утверждающая, что истина в борьбе.

Из книги Поэтика фотографии. автора Михалкович В И

1. ЧТО ЕСТЬ ОБРАЗ? Традиционные определения. Снимок, как говорилось, является изобразительным высказыванием. Всякое высказывание сосредоточивает в себе три вида связей. Во-первых, оно соотносится с говорящим; во-вторых, с тем, о чем идет речь; в-третьих, с тем, кто

Из книги Путешествие рок-дилетанта автора Житинский Александр Николаевич

Из книги Том 5. Произведения разных лет автора Малевич Казимир Северинович

Лень как действительная истина человечества* Труд как средство достижения истиныФилософия социалистической идеиЛично на меня всегда производило странное впечатление, когда я слыхал или вижу написанное, неодобрительное к факту действия лени какого-либо из членов

Из книги Феномен доктора Хауса [Правда и вымысел в сериале о гениальном диагносте] автора Захватова Евгения Сергеевна

Хаусизм как он есть Нет лучших хаусизмов, как нет и худших. У каждого поклонника Грегори Хауса – свои любимые хаусизмы. Заявлять, что одна фраза из сериала лучше другой – как минимум доказать собственную необъективность. Поэтому хаусизмы, приведенные ниже, всего лишь

Из книги Матисс автора Эсколье Раймон

Из книги Режиссеры настоящего Том 1: Визионеры и мегаломаны автора Плахов Андрей Степанович

«Истории нет, есть только историки» Мы встречались дважды - после открытия выставки Питера Гринуэя в Стамбуле и после венецианской премьеры «Тайн „Ночного дозора“». Нижеследующее - конспект двух разговоров.- Вы художник по первой профессии. С этим ли связано, что

Из книги Анатолий Зверев в воспоминаниях современников автора Биографии и мемуары Коллектив авторов --

Зверев как он есть АНАТОЛИЙ ЗВЕРЕВ Автобиография Свободно Искусство - скована Жизнь. Лансере Посвящается тебе, Тибету. Год моего рождения - 1931, день рождения - 3 ноября. Отец - инвалид гражданской войны, мать - рабочая. Сестер я почти не знал. Помню, кажется, (из

Из книги Архитектура и иконография. «Тело символа» в зеркале классической методологии автора Ванеян Степан С.