Пришвин его произведения. М.Пришвин рассказы о природе, о животных для детей читать онлайн. «Союзмультфильм» приехал в Жуковский
Дерево верхней своей мутовкой, как ладонью, забирало падающий снег, и такой от этого вырос ком, что вершина березы стала гнуться. И случилось, в оттепель падал опять снег и прилипал к тому кому, и ветка верхняя с комом согнула аркой все дерево, пока, наконец, вершина с тем огромным комом не погрузилась в снег на земле и этим не была закреплена до самой весны. Под этой аркой всю зиму проходили звери и люди изредка на лыжах. Рядом гордые ели смотрели сверху на согнутую березу, как смотрят люди, рожденные повелевать, на своих подчиненных.
Весной береза возвратилась к тем елям, и если бы в эту особенно снежную зиму она не согнулась, то потом и зимой и летом она оставалась бы среди елей, но раз уж согнулась, то теперь при самом малом снеге она наклонялась и в конце концов непременно каждый год аркой склонялась над тропинкой.
Страшно бывает в снежную зиму войти в молодой лес: да ведь и невозможно войти. Там, где летом шел по широкой дорожке, теперь через эту дорожку лежат согнутые деревья, и так низко, что только зайцу под ними и пробежать...
Лисичкин хлеб
Однажды я проходил в лесу целый день и под вечер вернулся домой с богатой добычей. Снял с плеч тяжелую сумку и стал свое добро выкладывать на стол.
Это что за птица? - спросила Зиночка.
Терентий, - ответил я.
И рассказал ей про тетерева: как он живет в лесу, как бормочет весной, как березовые почки клюет, ягодки осенью в болотах собирает, зимой греется от ветра под снегом. Рассказал ей тоже про рябчика, показал ей, что серенький, с хохолком, и посвистел в дудочку по-рябчиному и ей дал посвистеть. Еще я высыпал на стол много белых грибов и красных, и черных. Еще у меня была в кармане кровавая ягодка костяника, и голубая черника, и красная брусника. Еще я принес с собой ароматный комочек сосновой смолы, дал понюхать девочке и сказал, что этой смолкой деревья лечатся.
Кто же их там лечит? - спросила Зиночка.
Сами лечатся, - ответил я. - Придет, бывает, охотник, захочется ему отдохнуть, он и воткнет топор в дерево и на топор сумку повесит, а сам ляжет под деревом. Поспит, отдохнет. Вынет из дерева топор, сумку наденет, уйдет. А из ранки от топора из дерева побежит эта ароматная смолка и ранку эту затянет.
Тоже нарочно для Зиночки принес я разных чудесных трав по листику, по корешку, по цветочку: кукушкины слезки, валерьянка, петров крест, заячья капуста. И как раз под заячьей капустой лежал у меня кусок черного хлеба: со мной это постоянно бывает, что, когда не возьму хлеба в лес - голодно, а возьму - забуду съесть и назад принесу. А Зиночка, когда увидала у меня под заячьей капустой черный хлеб, так и обомлела:
Откуда же это в лесу взялся хлеб?
Что же тут удивительного? Ведь есть же там капуста!
Заячья...
А хлеб - лисичкин. Отведай. Осторожно попробовала и начала есть:
Хороший лисичкин хлеб!
И съела весь мои черный хлеб дочиста. Так и пошло у нас: Зиночка, копуля такая, часто и белый-то хлеб не берет, а как я из леса лисичкин хлеб принесу, съест всегда его весь и похвалит:
Лисичкин хлеб куда лучше нашего!
Голубые тени
Возобновилась тишина, морозная и светлая. Вчерашняя пороша лежит по насту, как пудра со сверкающими блестками. Наст нигде не проваливается и на поле, на солнце, держит еще лучше, чем в тени. Каждый кустик старого полынка, репейника, былинки, травинки, как в зеркале, глядится в эту сверкающую порошу и видит себя голубым и прекрасным.
Тихий снег
Говорят о тишине: «Тише воды, ниже травы...» Но что может быть тише падающего снега! Вчера весь день падал снег, и как будто это он с небес принес тишину... И всякий звук только усиливал ее: петух заорал, ворона звала, дятел барабанил, сойка пела всеми голосами, но тишина от всего этого росла. Какая тишина, какая благодать.
Прозрачный лед
Хорошо смотреть на тот прозрачный лед, где мороз не наделал цветов и не закрыл ими воду. Видно, как ручей под этим тончайшим льдом гонит огромное стадо пузырей, и выгоняет их из-под льда на открытую воду, и мчит их с большой быстротой, как будто они где-то ему очень нужны и надо успеть их всех согнать в одно место.
Журка
Раз было у нас - поймали мы молодого журавля и дали ему лягушку. Он её проглотил. Дали другую - проглотил. Третью, четвёртую, пятую, а больше тогда лягушек у нас под рукой не было.
Умница! - сказала моя жена и спросила меня; - А сколько он может съесть их? Десять может?
Десять, - говорю, - может.
А ежели двадцать?
Двадцать, - говорю, - едва ли...
Подрезали мы этому журавлю крылья, и стал он за женой всюду ходить. Она корову доить - и Журка с ней, она в огород - и Журке там надо... Привыкла к нему жена... и без него ей уж скучно, без него никуда. Но только ежели случится -- нет его, крикнет только одно: «Фру-фру!», и он к ней бежит. Такой умница!
Так живёт у нас журавль, а подрезанные крылья его всё растут и растут.
Раз пошла жена за водой вниз, к болоту, и Журка за ней. Лягушонок небольшой сидел у колодца и прыг от Журки в болото. Журка за ним, а вода глубокая, и с берега до лягушонка не дотянешься. Мах-мах крыльями Журка и вдруг полетел. Жена ахнула - и за ним. Мах-мах руками, а подняться не может. И в слёзы, и к нам: «Ах, ах, горе какое! Ах, ах!» Мы все прибежали к колодцу. Видим - Журка далеко, на середине нашего болота сидит.
Фру-фру! - кричу я.
И все ребята за мной тоже кричат:
Фру-фру!
И такой умница! Как только услыхал он это наше «фру-фру», сейчас мах-мах крыльями и прилетел. Тут уж жена себя не помнит от радости, велит ребятам бежать скорее за лягушками. В этот год лягушек было множество, ребята скоро набрали два картуза. Принесли ребята лягушек, стали давать и считать. Дали пять - проглотил, дали десять - проглотил, двадцать и тридцать, - да так вот и проглотил за один раз сорок три лягушки.
Беличья память
Сегодня, разглядывая на снегу следы зверушек и птиц, вот что я по этим следам прочитал: белка пробилась сквозь снег в мох, достала там с осени спрятанные два ореха, тут же их съела - я скорлупки нашёл. Потом отбежала десяток метров, опять нырнула, опять оставила на снегу скорлупу и через несколько метров сделала третью полазку.
Что за чудо? Нельзя же подумать, чтобы она чуяла запах ореха через толстый слой снега и льда. Значит, помнила с осени о своих орехах и точное расстояние между ними.
Но самое удивительное - она не могла отмеривать, как мы, сантиметры, а прямо на глаз с точностью определяла, ныряла и доставала. Ну как было не позавидовать беличьей памяти и смекалке!
Лесной доктор
Мы бродили весной в лесу и наблюдали жизнь дупляных птиц: дятлов, сов. Вдруг в той стороне, где у нас раньше было намечено интересное дерево, мы услышали звук пилы. То была, как нам говорили, заготовка дров из сухостойного леса для стеклянного завода. Мы побоялись за наше дерево, поспешили на звук пилы, но было уже поздно: наша осина лежала, и вокруг её пня было множество пустых еловых шишек. Это всё дятел отшелушил за долгую зиму, собирал, носил на эту осинку, закладывал между двумя суками своей мастерской и долбил. Около пня, на срезанной нашей осине, два паренька только и занимались тем, что пилили лес.
Эх вы, проказники! - сказали мы и указали им на срезанную осину. - Вам велено сухостойные деревья, а вы что сделали?
Дятел дырки наделал, - ответили ребята. - Мы поглядели и, конечно, спилили. Всё равно пропадёт.
Стали все вместе осматривать дерево. Оно было совсем свежее, и только на небольшом пространстве, не более метра в длину, внутри ствола прошёл червяк. Дятел, очевидно, выслушал осину, как доктор: выстукал её своим клювом, понял пустоту, оставляемую червём, и приступил к операции извлечения червя. И второй раз, и третий, и четвёртый... Нетолстый ствол осины походил на свирель с клапанами. Семь дырок сделал «хирург» и только на восьмой захватил червяка, вытащил и спас осину.
Мы вырезали этот кусок, как замечательный экспонат для музея.
Видите, - сказали мы ребятам, - дятел - это лесной доктор, он спас осину, и она бы жила и жила, а вы её срезали.
Пареньки подивились.
Белый ожерелок
Слышал я в Сибири, около озера Байкал, от одного гражданина про медведя и, признаюсь, не поверил. Но он меня уверял, что об этом случае в старое время даже в сибирском журнале было напечатано под заглавием: «Человек с медведем против волков».
Жил на берегу Байкала один сторож, рыбу ловил, белок стрелял. И вот раз будто бы видит в окошко этот сторож – бежит прямо к избе большой медведь, а за ним гонится стая волков. Вот-вот бы и конец медведю. Он, мишка этот, не будь плох, в сени, дверь за ним сама закрылась, а он еще на нее лапу и сам привалился. Старик, поняв это дело, снял винтовку со стены и говорит:
– Миша, Миша, подержи!
Волки лезут на дверь, а старик выцеливает волка в окно и повторяет:
– Миша, Миша, подержи!
Так убил одного волка, и другого, и третьего, все время приговаривая:
– Миша, Миша, подержи!
После третьего стая разбежалась, а медведь остался в избе зимовать под охраной старика. Весной же, когда медведи выходят из своих берлог, старик будто бы надел на этого медведя белый ожерелок и всем охотникам наказал, чтобы медведя этого – с белым ожерелком – никто не стрелял: этот медведь – его друг.
Беляк
Прямой мокрый снег всю ночь в лесу наседал на сучки, обрывался, падал, шелестел.
Шорох выгнал белого зайца из лесу, и он, наверно, смекнул, что к утру черное поле сделается белым и ему, совершенно белому, можно спокойно лежать. И он лег на поле недалеко от леса, а недалеко от него, тоже как заяц, лежал выветренный за лето и побеленный солнечными лучами череп лошади.
К рассвету все поле было покрыто, и в белой безмерности исчезли и белый заяц и белый череп.
Мы чуть-чуть запоздали, и, когда пустили гончую, следы уже начали расплываться.
Когда Осман начал разбирать жировку, все-таки можно было с трудом отличать форму лапы русака от беляка: он шел по русаку. Но не успел Осман выпрямить след, как все совершенно растаяло на белой тропе, а на черной потом не оставалось ни вида, ни запаха.
Мы махнули рукой на охоту и стали опушкой леса возвращаться домой.
– Посмотри в бинокль, – сказал я товарищу, – что это белеется там на черном поле и так ярко.
– Череп лошади, голова, – ответил он.
Я взял у него бинокль и тоже увидел череп.
– Там что-то еще белеет, – сказал товарищ, – смотри полевей.
Я посмотрел туда, и там, тоже как череп, ярко-белый, лежал заяц, и в призматический бинокль можно даже было видеть на белом черные глазки. Он был в отчаянном положении: лежать – это быть всем на виду, бежать – оставлять на мягкой мокрой земле печатный след для собаки. Мы прекратили его колебание: подняли, и в тот же момент Осман, перевидев, с диким ревом пустился по зрячему.
Болото
Знаю, мало кто сиживал раннею весною на болотах в ожидании тетеревиного тока, и мало слов у меня, чтобы хоть намекнуть на все великолепие птичьего концерта в болотах перед восходом солнца. Часто я замечал, что первую ноту в этом концерте, далеко еще до самого первого намека на свет, берет кроншнеп. Это очень тонкая трель, совершенно не похожая на всем известный свист. После, когда закричат белые куропатки, зачуфыкают тетерева и токовик, иногда возле самого шалаша, заведет свое бормотанье, тут уж бывает не до кроншнепа, но потом при восходе солнца в самый торжественный момент непременно обратишь внимание на новую песню кроншнепа, очень веселую и похожую на плясовую: эта плясовая так же необходима для встречи солнца, как журавлиный крик.
Раз я видел из шалаша, как среди черной петушиной массы устроился на кочке серый кроншнеп, самка; к ней прилетел самец и, поддерживая себя в воздухе взмахами своих больших крыльев, ногами касался спины самки и пел свою плясовую. Тут, конечно, весь воздух дрожал от пения всех болотных птиц, и, помню, лужа при полном безветрии вся волновалась от множества пробудившихся в ней насекомых.
Вид очень длинного и кривого клюва кроншнепа всегда переносит мое воображение в давно прошедшее время, когда не было еще на земле человека. Да и все в болотах так странно, болота мало изучены, совсем не тронуты художниками, в них всегда себя чувствуешь так, будто человек на земле еще и не начинался.
Как-то вечером я вышел в болота промять собак. Очень парило после дождя перед новым дождем. Собаки, высунув языки, бегали и время от времени ложились, как свиньи, брюхом в болотные лужи. Видно, молодежь еще не вывелась и не выбиралась из крепей на открытое место, и в наших местах, переполненных болотной дичью, теперь собаки не могли ничего причуять и на безделье волновались даже от пролетающих ворон. Вдруг показалась большая птица, стала тревожно кричать и описывать вокруг нас большие круги. Прилетел и другой кроншнеп и тоже стал с криком кружиться, третий, очевидно, из другой семьи, пересек круг этих двух, успокоился и скрылся. Мне нужно было в свою коллекцию достать яйцо кроншнепа, и, рассчитывая, что круги птиц непременно будут уменьшаться, если я буду приближаться к гнезду, и увеличиваться, если удаляться, я стал, как в игре с завязанными глазами, по звукам бродить по болоту. Так мало-помалу, когда низкое солнце стало огромным и красным в теплых, обильных болотных испарениях, я почувствовал близость гнезда: птицы нестерпимо кричали и носились так близко от меня, что на красном солнце я видел ясно их длинные, кривые, раскрытые для постоянного тревожного крика носы. Наконец, обе собаки, схватив верхним чутьем, сделали стойку. Я зашел в направлении их глаз и носов и увидел прямо на желтой сухой полоске мха, возле крошечного кустика, без всяких приспособлений и прикрытия лежащие два большие яйца. Велев собакам лежать, я с радостью оглянулся вокруг себя, комарики сильно покусывали, но я к ним привык.
Как хорошо мне было в неприступных болотах и какими далекими сроками земли веяло от этих больших птиц с длинными кривыми носами, на гнутых крыльях пересекающих диск красного солнца!
Я уже хотел было наклониться к земле, чтобы взять себе одно из этих больших прекрасных яиц, как вдруг заметил, что вдали по болоту, прямо на меня шел человек. У него не было ни ружья, ни собаки и даже палки в руке, никому никуда отсюда пути не было, и людей таких я не знал, чтобы тоже, как я, могли под роем комаров с наслаждением бродить по болоту. Мне было так же неприятно, как если бы, причесываясь перед зеркалом и сделав при этом какую-нибудь особенную рожу, вдруг заметил в зеркале чей-то чужой изучающий глаз. Я даже отошел от гнезда в сторону и не взял яйца, чтобы человек этот своими расспросами не спугнул мне, я это чувствовал, дорогую минуту бытия. Я велел собакам встать и повел их на горбинку. Там я сел на серый, до того сверху покрытый желтыми лишайниками камень, что и селось нехолодно. Птицы, как только я отошел, увеличили свои круги, но следить за ними с радостью больше я не мог. В душе родилась тревога от приближения незнакомого человека. Я уже мог разглядеть его: пожилой, очень худощавый, шел медленно, наблюдая внимательно полет птиц. Мне стало легче, когда я заметил, что он изменил направление и пошел к другой горушке, где и сел на камень, и тоже окаменел. Мне даже стало приятно, что там сидит такой же, как я, человек, благоговейно внимающий вечеру. Казалось, мы без всяких слов отлично понимали друг друга, и для этого не было слов. С удвоенным вниманием смотрел я, как птицы пересекают красный солнечный диск; странно располагались при этом мои мысли о сроках земли и о такой коротенькой истории человечества; как, правда, все скоро прошло.
Солнце закатилось. Я оглянулся на своего товарища, но его уже не было. Птицы успокоились, очевидно, сели на гнезда. Тогда, велев собакам, крадучись, идти назади, я стал неслышными шагами подходить к гнезду: не удастся ли, думал я, увидеть вплотную интересных птиц. По кустику я точно знал, где гнездо, и очень удивлялся, как близко подпускают меня птицы. Наконец, я подобрался к самому кустику и замер от удивления: за кустиком все было пусто. Я тронул мох ладонью: он был еще теплый от лежавших на нем теплых яиц.
Я только посмотрел на яйца, и птицы, боясь человеческого глаза, поспешили их спрятать подальше.
Верхоплавка
На воде дрожит золотая сеть солнечных зайчиков. Темно-синие стрекозы в тростниках и елочках хвоща. И у каждой стрекозы есть своя хвощевая елочка или тростинка: слетит и на нее непременно возвращается.
Очумелые вороны вывели птенцов и теперь сидят, отдыхают.
Листик, самый маленький, на паутинке спустился к реке и вот крутится, вот-то крутится.
Так я еду тихо вниз по реке на своей лодочке, а лодочка у меня чуть потяжеле этого листика, сложена из пятидесяти двух палочек и обтянута парусиной. Весло к ней одно – длинная палка, и на концах по лопаточке. Каждую лопаточку окунаешь попеременно с той и другой стороны. Такая легкая лодочка, что не нужно никакого усилия: тронул воду лопаточкой, и лодка плывет, и до того неслышно плывет, что рыбки ничуть не боятся.
Чего, чего только не увидишь, когда тихо едешь на такой лодочке по реке!
Вот грач, перелетая над рекой, капнул в воду, и это известково-белая капля, тукнув по воде, сразу же привлекла внимание мелких рыбок-верхоплавок. В один миг вокруг грачиной капли собрался из верхоплавок настоящий базар. Заметив это сборище, крупный хищник – рыба-шелеспер – подплыл и хвать своим хвостом по воде с такою силой, что оглушенные верхоплавки перевернулись вверх животами. Они бы через минуту ожили, но шелеспер не дурак какой-нибудь, он знает, что не так-то часто случается, что грач капнет и столько дурочек соберется вокруг одной капли: хвать одну, хвать другую, – много поел, а какие успели убраться, впредь будут жить, как ученые, и если сверху им капнет что-нибудь хорошее, будут глядеть в оба, не пришло бы им снизу чего-нибудь скверного.
Говорящий грач
Расскажу случай, который был со мной в голодном году. Повадился ко мне на подоконник летать желторотый молодой грачонок. Видно, сирота был. А у меня в то время хранился целый мешок гречневой крупы. Я и питался все время гречневой кашей. Вот, бывало, прилетит грачонок, я посыплю ему крупы и спрашиваю;
Кашки хочешь, дурашка?
Поклюет и улетит. И так каждый день, весь месяц. Хочу я добиться, чтобы на вопрос мой: "Кашки хочешь, дурашка?", он сказал бы: "Хочу".
А он только желтый нос откроет и красный язык показывает.
Ну ладно, - рассердился я и забросил ученье.
К осени случилась со мной беда. Полез я за крупой в сундук, а там нет ничего. Вот как воры обчистили: половинка огурца была на тарелке, и ту унесли. Лег я спать голодный. Всю ночь вертелся. Утром в зеркало посмотрел, лицо все зеленое стало.
"Стук, стук!" - кто-то в окошко.
На подоконнике грач долбит в стекло.
"Вот и мясо!" - явилась у меня мысль.
Открываю окно - и хвать его! А он прыг от меня на дерево. Я в окно за ним к сучку. Он повыше. Я лезу. Он выше и на самую макушку. Я туда не могу; очень качается. Он же, шельмец, смотрит на меня сверху и говорит:
Хо-чешь, каш-ки, ду-раш-ка?
Ёж
Раз шёл я по берегу нашего ручья и под кустом заметил ежа. Он тоже заметил меня, свернулся и затукал: тук-тук-тук. Очень похоже было, как если бы вдали шёл автомобиль. Я прикоснулся к нему кончиком сапога - он страшно фыркнул и поддал своими иголками в сапог.
А, ты так со мной! - сказал я и кончиком сапога спихнул его в ручей.
Мгновенно ёж развернулся в воде и поплыл к берегу, как маленькая свинья, только вместо щетины на спине были иголки. Я взял палочку, скатил ею ежа в свою шляпу и понёс домой.
Мышей у меня было много. Я слышал - ёжик их ловит, и решил: пусть он живёт у меня и ловит мышей.
Так положил я этот колючий комок посреди пола и сел писать, а сам уголком глаза всё смотрю на ежа. Недолго он лежал неподвижно: как только я затих у стола, ёжик развернулся, огляделся, туда попробовал идти, сюда, выбрал себе наконец место под кроватью и там совершенно затих.
Когда стемнело, я зажёг лампу, и - здравствуйте! - ёжик выбежал из-под кровати. Он, конечно, подумал на лампу, что это луна взошла в лесу: при луне ежи любят бегать по лесным полянкам.
И так он пустился бегать по комнате, представляя, что это лесная полянка.
Я взял трубку, закурил и пустил возле луны облачко. Стало совсем как в лесу: и луна и облако, а ноги мои были как стволы деревьев и, наверное, очень нравились ёжику: он так и шнырял между ними, понюхивая и почёсывая иголками задники у моих сапог.
Прочитав газету, я уронил её на пол, перешёл в кровать и уснул.
Сплю я всегда очень чутко. Слышу- какой-то шелест у меня в комнате. Чиркнул спичкой, зажёг свечу и только заметил, как ёж мелькнул под кровать. А газета лежала уже не возле стола, а посредине комнаты. Так я и оставил гореть свечу и сам не сплю, раздумывая:
„Зачем это ёжику газета понадобилась?" Скоро мой жилец выбежал из-под кровати - и прямо к газете; завертелся возле неё, шумел, шумел, наконец, ухитрился: надел себе как-то на колючки уголок газеты и потащил её, огромную, в угол.
Тут я и понял его: газета ему была как в лесу сухая листва, он тащил её себе для гнезда. И, оказалось, правда: в скором времени ёж весь обернулся газетой и сделал себе из неё настоящее гнездо. Кончив это важное дело, он вышел из своего жилища и остановился против кровати, разглядывая свечу-луну.
Я подпустил облака и спрашиваю:
Что тебе ещё надо? Ёжик не испугался.
Пить хочешь?
Я встал. Ёжик не бежит.
Взял я тарелку, поставил на пол, принёс ведро с водой и то налью воды в тарелку, то опять волью в ведро, и так шумлю, будто это ручеёк поплёскивает.
Ну иди, иди.- говорю. - Видишь, я для тебя и луну устроил, и облака пустил, и вот тебе вода...
Смотрю: будто двинулся вперёд. А я тоже немного подвинул к нему своё озеро. Он двинется, и я двину, да так и сошлись.
Пей, - говорю окончательно. Он и залакал. А я так легонько по колючкам рукой провёл, будто погладил, и всё приговариваю:
Хороший ты малый, хороший! Напился ёж, я говорю:
Давай спать. Лёг и задул свечу.
Вот не знаю, сколько я спал, слышу: опять у меня в комнате работа.
Зажигаю свечу, и что же вы думаете? Ёжик бежит по комнате, и на колючках у него яблоко. Прибежал в гнездо, сложил его там и за другим бежит в угол, а в углу стоял мешок с яблоками и завалился. Вот ёж подбежал, свернулся около яблок, дёрнулся и опять бежит, на колючках другое яблоко тащит в гнездо.
Так вот и устроился у меня жить ёжик. А сейчас я, как чай пить, непременно его к себе на стол и то молока ему налью в блюдечко - выпьет, то булочки дам - съест.
Золотой луг
У нас с братом, когда созревают одуванчики, была с ними постоянная забава. Бывало, идем куда-нибудь на свой промысел - он впереди, я в пяту.
Сережа! - позову я его деловито. Он оглянется, а я фукну ему одуванчиком прямо в лицо. За это он начинает меня подкарауливать и тоже, как зазеваешься, фукнет. И так мы эти неинтересные цветы срывали только для забавы. Но раз мне удалось сделать открытие.
Мы жили в деревне, перед окном у нас был луг, весь золотой от множества цветущих одуванчиков. Это было очень красиво. Все говорили: Очень красиво! Луг - золотой.
Однажды я рано встал удить рыбу и заметил, что луг был не золотой, а зеленый. Когда же я возвращался около полудня домой, луг был опять весь золотой. Я стал наблюдать. К вечеру луг опять позеленел. Тогда я пошел, отыскал, одуванчик, и оказалось, что он сжал свои лепестки, как все равно если бы у вас пальцы со стороны ладони были желтые и, сжав в кулак, мы закрыли бы желтое. Утром, когда солнце взошло, я видел, как одуванчики раскрывают свои ладони, и от этого луг становился опять золотым.
С тех пор одуванчик стал для нас одним из самых интересных цветов, потому что спать одуванчики ложились вместе с нами, детьми, и вместе с нами вставали.
Синий лапоть
Через наш большой лес проводят шоссе с отдельными путями для легковых машин, для грузовиков, для телег и для пешеходов. Сейчас пока для этого шоссе только лес вырубили коридором. Хорошо смотреть вдоль по вырубке: две зеленые стены леса и небо в конце. Когда лес вырубали, то большие деревья куда-то увозили, мелкий же хворост – грачевник – собирали в огромные кучи. Хотели увезти и грачевник для отопления фабрики, но не управились, и кучи по всей широкой вырубке остались зимовать.
Осенью охотники жаловались, что зайцы куда-то пропали, и некоторые связывали это исчезновение зайцев с вырубкой леса: рубили, стучали, гомонили и распугали. Когда же налетела пороша и по следам можно было разгадать все заячьи проделки, пришел следопыт Родионыч и ска– зал:
– Синий лапоть весь лежит под кучами Грачевника.
Родионыч, в отличие от всех охотников, зайца называл не "косым чертом", а всегда "синим лаптем"; удивляться тут нечему: ведь на черта заяц не более похож, чем на лапоть, а если скажут, что синих лаптей не бывает на свете, то я скажу, что ведь и косых чертей тоже не бывает.
Слух о зайцах под кучами мгновенно обежал весь наш городок, и под выходной день охотники во главе с Родионычем стали стекаться ко мне.
Рано утром, на самом рассвете, вышли мы на охоту без собак: Родионыч был такой искусник, что лучше всякой гончей мог нагнать зайца на охотника. Как только стало видно настолько, что можно было отличить следы лисьи от заячьих, мы взяли заячий след, пошли по нему, и, конечно, он привел нас к одной куче грачевника, высокой, как наш деревянный дом с мезонином. Под этой кучей должен был лежать заяц, и мы, приготовив ружья, стали все кругом.
– Давай, – сказали мы Родионычу.
– Вылезай, синий лапоть! – крикнул он и сунул длинной палкой под кучу.
Заяц не выскочил. Родионыч оторопел. И, подумав, с очень серьезным лицом, оглядывая каждую мелочь на снегу, обошел всю кучу и еще раз по большому кругу обошел: нигде не было выходного следа.
– Тут он, – сказал Родионыч уверенно. – Становитесь на места, ребятушки, он тут. Готовы?
– Давай! – крикнули мы.
– Вылезай, синий лапоть! – крикнул Родионыч и трижды пырнул под грачевник такой длинной палкой, что конец ее на другой стороне чуть с ног не сбил одного молодого охотника.
И вот – нет, заяц не выскочил!
Такого конфуза с нашим старейшим следопытом еще в жизни никогда не бывало: он даже в лице как будто немного опал. У нас же суета пошла, каждый стал по-своему о чем-то догадываться, во все совать свой нос, туда-сюда ходить по снегу и так, затирая все следы, отнимать всякую возможность разгадать проделку умного зайца.
И вот, вижу, Родионыч вдруг просиял, сел, довольный, на пень поодаль от охотников, свертывает себе папироску и моргает, вот подмаргивает мне и подзывает к себе. Смекнув дело, незаметно для всех подхожу к Родионычу, а он мне показывает наверх, на самый верх засыпанной снегом высокой кучи грачевника.
– Гляди, – шепчет он, – синий-то лапоть какую с нами штуку играет.
Не сразу на белом снегу разглядел я две черные точки – глаза беляка и еще две маленькие точки – черные кончики длинных белых ушей. Это голова торчала из-под грачевника и повертывалась в разные стороны за охотниками: куда они, туда и голова.
Стоило мне поднять ружье – и кончилась бы в одно мгновение жизнь умного зайца. Но мне стало жалко: мало ли их, глупых, лежит под кучами!..
Родионыч без слов понял меня. Он смял себе из снега плотный комочек, выждал, когда охотники сгрудились на другой стороне кучи, и, хорошо наметившись, этим комочком пустил в зайца.
Никогда я не думал, что наш обыкновенный заяц-беляк, если он вдруг встанет на куче, да еще прыгнет вверх аршина на два, да объявится на фоне неба, – что наш же заяц может показаться гигантом на огромной скале!
А что стало с охотниками? Заяц ведь прямо к ним с неба упал. В одно мгновенье все схватились за ружья – убить-то уж очень было легко. Но каждому охотнику хотелось раньше другого убить, и каждый, конечно, хватил, вовсе не целясь, а заяц живехонький пустился в кусты.
– Вот синий лапоть! – восхищенно сказал ему вслед Родионыч.
Охотники еще раз успели хватить по кустам.
– Убит! – закричал один, молодой, горячий.
Но вдруг, как будто в ответ на "убит", в дальних кустах мелькнул хвостик; этот хвостик охотники почему-то всегда называют цветком.
Синий лапоть охотникам из далеких кустов только своим "цветком" помахал.
Отец будущего писателя Михаил Дмитриевич Пришвин после семейного раздела получил во владение имение Констандылово и немало денег. Жил он по-барски, водил орловских рысаков, выигрывал призы на конных скачках, занимался садоводством и цветами, был страстным охотником.
Однажды отец проигрался в карты, поэтому пришлось продать конный завод и заложить имение. Он не пережил потрясения и умер, разбитый параличом. В романе «Кащеева цепь» Пришвин рассказывает, как здоровой рукой отец нарисовал ему «голубых бобров» - символ мечты, которой он не смог достичь. Тем не менее, матери будущего писателя, Марии Ивановне, происходившей из старообрядческого рода Игнатовых и оставшейся после смерти мужа с пятью детьми на руках и с имением, заложенным по двойной закладной, удалось выправить положение и дать детям достойное образование.
Биография жизнь и творчество М.М. Пришвина
Годы жизни: 1873-1954
Революционные идеи в жизни и творчестве Пришвина
Раннее детство Михаила Пришвина прошло в деревне, где он наблюдал заботы и нужды крестьян. Об обучении в Елецкой гимназии, а затем в Тюмени в реальном училище писатель рассказывает нам в романе «Кащеева цепь», который является автобиографическим.
Из этого произведения мы узнаем и о том, как студент Пришвин был захвачен идеей всеобщего счастья. В это время он переводил различную революционную литературу, а также пропагандировал идеи среди рабочих. После этого Михаил Пришвин был арестован (1897 год). Сидя в рижской тюрьме, в одиночной камере, он совершил, чтобы скоротать время, мысленное путешествие к Северному полюсу. Писатель очень жалел, что не давали чернил и бумаги, а то он написал бы непременно дневник этого путешествия.
Жизнь Михаила Пришвина в Европе
Пришвин, страницы жизни и творчества которого таят в себе немало любопытного, после ссылки для продолжения учебы отправляется за границу в 1900 году. Жизнь в Европе, конечно, не могла не повлиять на формирование его внутреннего мира. Михаил Михайлович Пришвин чутко воспринимал культуру Западной Европы. Он восхищался Гете, любил музыку Вагнера, а также увидел в книгах Ницше слияние философии и поэзии. Пришвин закончил в Лейпциге философский факультет (1902 год). В это время он совсем отошел от участия в политической борьбе, поскольку понял, что неспособен к ней. Революция пугала Михаила Михайловича, он был мечтателем, а вовсе не борцом.
Первая любовь Михаила Пришвина
В это же время случилось одно из самых важных событий в жизни будущего писателя. Михаил Пришвин встретил в Париже девушку-студентку из России. Биография и творчество Пришвина отразили влияние этой девушки, о чем мы вам сейчас расскажем. В «Кащеевой цепи» повествуется о любви и разрыве с этой студенткой, которая отказала Пришвину, поняв, что он неспособен «вникнуть в душу» другого. Михаил Михайлович должен был сначала научиться любить, «стать мужем», а не просто любоваться женской красотой. То есть следовало сначала духовно созреть. Именно эта девушка во многом сделала Михаила Пришвина писателем, как он сам признавался, говоря о том, что все поэтические переживания его происходят из двух источников: любви и детства.
Жизнь Пришвина в деревне, женитьба
В течение нескольких лет, вернувшись на родину, Михаил Пришвин живет в деревне, где работает в должности агронома, занимается также научной работой в сфере сельского хозяйства. Он решил жить так, как живут «все хорошие люди», отказавшись от своих надежд на личное счастье. Женился Пришвин на «простой и неграмотной» крестьянке, которая стала его помощницей.
Начало литературной деятельности Пришвина
Неожиданно для себя самого, в 33 года, Михаил Михайлович Пришвин осознает свое призвание к литературному творчеству. После этого он резко меняет образ жизни, становится корреспондентом издававшейся в Петербурге газеты «Русские ведомости». Здесь с 1905 года он часто печатает заметки и очерки о крестьянской жизни. Тот факт, что творческий путь этого писателя начался с публицистики, имел большое значение для писателя Пришвина: в очерках и статьях он оттачивал свое мастерство, учился кратко излагать мысли, а также постигал искусство выразительности и меткости языка.
Михаил Михайлович писал также художественные произведения, повести и рассказы. Но только один рассказ под названием «Сашок» был в 1906 году опубликован в «Роднике» — детском журнале. Из редакций остальные рукописи возвращались: не давались Пришвину «сложные психологические вещи». Писателя преследовали неудачи.
Путешествие Пришвина на Север
Тогда Пришвин решил взять рекомендательное письмо в Географическом обществе, с которым отправился на Север (Норвегия и Карелия, 1907 год). Он издавна манил писателя своей тайной, и Михаил Пришвин два лета подряд изучает этот удивительный мир. Жизнь и творчество Пришвина в это время были весьма активными. Он привез из путешествий записи сказок и былин, тетради с путевыми заметками, а также многочисленные фотографии. Кроме того, им был прочитан научный доклад, после чего Пришвина избрали членом Российского Географического общества, а также удостоили серебряной медали.
Две книги очерков Михаила Пришвина
Очерковые книги «За волшебным колобком» и «В краю непуганых птиц» явились своеобразным отчетом о проделанных путешествиях. Последняя казалась писателю Пришвину не очень удачной, по его мнению, она была слишком научной. Пришвин считал своим творческим началом именно первую книгу, в которой были помещены очерки о быте таежных крестьян и рыбаков, а также о северной суровой природе. Однако произведение это напоминало, кроме того, и увлекательную сказку. Начало ее соответствовало этому жанру: «В некотором царстве…» Но сказка при этом отнюдь не заслоняет правдивого описания нищенской жизни народа Севера, его невежества. Писатель, тем не менее, раскрывает прежде всего прекрасное в этих людях, говорит об их близости к природе, человеческом достоинстве, благородстве.
Другие путешествия и произведения Пришвина, написанные об этих поездках
Художник каждый год пишет книги и совершает путешествия. Жизнь и творчество Пришвина в это время тесно взаимосвязаны. Так, после того как он посетил керженские леса, вышло «Светлое озеро». В очерках «Черный араб» и «Адам и Ева» отразились впечатления от посещения Средней Азии. Книга «Славны бубны» вышла после поездки в Крым.
Произведение «Черный араб» сам автор назвал «праздничным». Пришвин не был скован при его создании конкретным заданием редакции, поэтому смог превратить бытовой материал в восточную сказку, построив свое произведение на идее фантастического преображения путешественника и местности. Образ путешественника интересен: он выдавал себя за принявшего обет молчания человека. Книга эта очень музыкальна и живописна. Читатели были в восторге от нее, а М. Горький даже предложил издать трехтомное собрание сочинений Михаила Михайловича в «Знании».
Известность, сближение Пришвина с модернистами
Имя Пришвина к началу Первой мировой войны стало в литературных кругах широко известно. Творчество этого писателя высоко ценили многие его современники, такие как И. Бунин, А. Блок, А. Ремизов, М. Горький, З. Гиппиус, В. Брюсов. Особенно сблизился Пришвин с писателями-модернистами. Он нашел поддержку и участие в их среде, печатался в их изданиях. Учителем своим он называл Ремизова. В модернистах Михаила Михайловича Пришвина привлекало внимание к искусству, творчеству, а также высокая требовательность, предъявляемая к слову. Известно, что у Пришвина был замысел романа под названием «Начало века», он составил его план, сохранились в архиве отдельные «куски» и наброски. Замысел этот, к сожалению, осуществлен не был.
Отправка Пришвина на передовую в качестве корреспондента
Писатель после начала Первой мировой войны отправился на передовую в качестве корреспондента газеты. Иллюзии его о том, что война эта может сблизить власть и народ, рассеялись быстро. Пришвин начинает протестовать против множества бесчисленных жертв, которые она принесла. Война является антигуманной — вот основная мысль всех его очерков и статей.
Пришвин входит в объединение «Скифы»
Писатель, как и основная часть передовой интеллигенции нашей страны в то время, Февральскую революцию горячо приветствовал. Он вошел вскоре в объединение «Скифы», к которому принадлежали такие писатели, как Е. Замятин, А. Ремизов, Н. Клюев, С. Есенин, А. Белый, В. Брюсов и другие, разделявшие взгляд на историю левых эсеров. Они ориентировались на русскую деревню, крестьянство, а не на пролетариат, а также пытались «соединить» с социализмом христианство.
Жизнь и творчество Пришвина в первые годы после Октября
Революция — это событие, затронувшее судьбы многих людей, в том числе и интересующего нас автора. Краткая летопись жизни и творчества М. М. Пришвина в первые годы после Октября следующая.
После революции Михаил Михайлович Пришвин начал сотрудничать с печатными изданиями эсеров — газетами «Раннее утро», «Воля народа», «Дело народа» — до закрытия их как контрреволюционных.
В период с 1918 по 1919 год в Ельце Пришвин работает учителем русского языка, организатором краеведческого дела. В 1920-м уезжает из этого города с семьей на родину. В Смоленской губернии писатель работал директором школы и учителем. Он также организовал в бывшем имении Барышникова музей усадебного быта.
Период с 1922 по 1924 год отмечен следующими событиями. Михаил Михайлович Пришвин переселяется со своей семьей под Москву, в Талдомский район. Здесь он работает над книгой под названием «Башмаки», а также начинает писать автобиографическое произведение «Кащеева цепь», о котором мы уже упоминали. Появляются новеллы о природе, охотничьи рассказы.
«Родники Берендея»
В 1925 году писатель переезжает в Переяславль-Залесский, занимается краеведческой работой. Выходит книга под названием «Родники Берендея» — одно из наиболее известных произведений, в котором в полной мере отразился мир природы в творчестве Михаила Пришвина. Книга рассказывает о людях, с которыми работал и жил писатель. В ней виден особый подход Пришвина к раскрытию тем природы и человека. Автор подчеркивает родство со всем миром людей, говоря, что все элементы природного мира вошли в человека. Во многом этот мир определяет и наши занятия, даже внешний облик. Деревья и животные — прообразы людей. Природа в лирических миниатюрах наделена характеристиками человеческого внутреннего мира. Не поняв философию природы Пришвина, невозможно глубоко прочитать написанные им произведения. Его отличает от других художников слова то, что с темой этой он связывает все главные вопросы, поднимаемые в книгах. Сущность бытия человека раскрывается через изображение природы.
1930-е годы в жизни и творчестве Пришвина
В 1931 году, весной, Пришвин отправляется в поездку по Уралу по заданию редакции журнала «Наши достижения», в которой в то время работал. А осенью этого же года — на Дальний Восток, где продолжились жизнь и творчество М. Пришвина.
Книга «Мой очерк» появляется в 1933 году с предисловием М. Горького. Очерки по материалам поездки на Север были написаны в это же время и названы «Отцы и дети». Повесть «Корень жизни» (другое название — «Женьшень») была опубликована в журнале «Красная новь» в этом же году. В этой книге современники увидели поэзию преобразования жизни с помощью творчества, что было созвучно в целом пафосу литературы советского времени. Однако, если большинство писателей-современников Пришвина рассказывали о коллективном труде (колхозах, фабриках, новостройках), Михаил Михайлович писал об организации заповедника оленей. Его герои — китаец и русский. В повести описывается их труд и жизнь, их взаимоотношения. Основная мысль — единство людей различных национальностей.
Пришвина упрекали в том, что он намеренно отошел от современной действительности, не изобразил в произведении историческую эпоху (в начале века происходит действие данной повести). Однако другое было важно писателю: высказать собственные мысли о творчестве. Поэма, написанная им, овеяна романтикой труда «благословенного», родственности между разными людьми, а также природой и человеком. Женьшень — это источник молодости и здоровья, корень жизни, но одновременно это и духовный источник, который помогает определить человеку жизненный путь. Впервые автором была соединена с собственной биографией история вымышленного человека, который во время русско-японской войны попал на Дальний Восток. Автобиографичен и один из важнейших мотивов произведения — чувство щемящей боли, которое пронизывает героя при воспоминании о его первой любви, а также обретенная радость, когда утраченное счастье находится в другой женщине. Все это отражает биография Пришвина Михаила, кратко описанная нами.
Продолжаем наш рассказ. В 1934 году еще рядом важных событий отмечены его жизнь и творчество. Пришвин М. М. отправляется для изучения автомобильного дела в Горький, а потом едет в северные леса. Впечатления от природы этих мест были отражены в очерках «Берендеева чаща», а также в сборнике для детей «Зверь бурундук».
В 1939 году писатель награжден был орденом «Знак почета», а в следующем году женился на В. Д. Лебедевой и провел лето в Московской области, в деревне Тяжино. Появляются произведения «Лесная капель», «Фацелия», а также цикл под названием «Дедушкин валенок».
Жизнь и творчество Михаила Пришвина в период Второй мировой войны
Во время Второй мировой, в августе 1941 года, писатель Пришвин был эвакуирован из столицы в Ярославскую область, деревню Усолье. В 1942-м продолжается работа над третьей частью романа «Кащеева цепь». В 1943-м вышли в свет «Рассказы о ленинградских детях». В связи с 70-летием писатель был награжден орденом Трудового Красного Знамени.
Летопись жизни и творчества М. М. Пришвина этого периода отмечена следующими дальнейшими событиями. Летом 1945 года он жил в Пушкине, под Москвой, где была создана «Кладовая солнца». Сборник «Золотой луг» появился в 1948 году.
В 1952 году писатель возобновляет работу над «Кащеевой цепью», третьей частью.
16 января 1954 года — дата, которая завершает его жизнь и творчество. Пришвин М. М. умер в Москве.
Оценки творчества и личности Пришвина
Михаил Михайлович Пришвин — писатель своеобразный. Противоречивые оценки вызывали жизнь и творчество Пришвина у его современников. О нем много писал Бахтин, высоко ценили Пришвина Боков, Казаков, Кожинов. Резко отзывались о творчестве Михаила Михайловича Твардовский, Платонов. Однако писатель верил в любовь и понимание потомков, и сегодня читателей Пришвина действительно очень много.
Дневник Михаила Пришвина
Искренне радовался Михаил Михайлович Пришвин, когда встречал в читателях понимание, говорил часто, что пишет для читателя-друга, который способен к сотворчеству. Часто навещали его в последние годы жизни и в Дудине, и в Москве такие почитатели его таланта, как А. Яшин, В. Шишков, Вс. Иванов, К. Федин. Пришвин видел «своего читателя» в Паустовском, самом близком писателю по «духу творчества». Роднит их лиризм, любовь к природе, а также обостренное внимание к художественному слову. Восторженно отзывался К. Паустовский о дневнике, который вел в течение полувека М. М. Пришвин. Он считал, что двух-трех строчек из него хватило бы на целую книгу, если их расширить.
Многие писатели, как известно, вели дневники. Однако Пришвин считал работу над ним главным делом жизни. Опубликовать удалось часть записей, из которых родились «Незабудки», «Глаза земли», «Лесная капель», «Фацелия». Однако при жизни, а также долгое время после смерти не могла быть издана большая часть записей, поскольку они считались выражением идеологически неверных, ошибочных взглядов. В дневнике писатель негодовал, размышлял, фиксировал приметы времени, разговоры с людьми. Из записей можно много узнать об особенностях жизни нашей страны в первой половине 20-го века.
М. М. Пришвин сегодня
Своеобразие творчества М. М. Пришвина сейчас по достоинству оценено. Сегодня читателей у этого автора действительно очень много. О жизни и творчестве Михаила Михайловича Пришвина написано много. Быстро раскупаются выходящие издания книг Михаила Михайловича, его помнят и любят в родном Ельце, в Тюмени, где он учился, а также в Карелии, по которой много путешествовал, и в Дунине, где прошли последние годы жизни писателя.
Сегодня в учебную программу непременно включаются произведения такого писателя, как Пришвин. Жизнь и творчество (6 класс, школьная программа по литературе) изучается во всех школах нашей страны. Хотя часов на данную тему отведено не очень много. Рассматривается лишь краткая биография М. М. Пришвина. Для детей этого достаточно. Возможно, в более зрелом возрасте возникнет желание более подробно познакомиться с жизнью и творчеством столь интересного автора. Эта статья написана как раз для тех, кто хочет узнать подробности жизни и творчества Михаила Михайловича, о которых не рассказывают в средней школе.
—————————————————————-
Михаил Пришвин.Рассказы для детей
о природе и животных.Читаем бесплатно онлайн.
Имя: Михаил Пришвин (Mikhail Prishvin)
Возраст: 80 лет
Деятельность: писатель
Семейное положение: был женат
Михаил Пришвин: биография
«Певец русской природы» - так назвал коллегу-писателя . Максим Горький восхищался Пришвиным за его талант придавать «физическую ощутимость всему» посредством простых слов. Сам же Михаил Михайлович Пришвин, увлёкшись фотографированием, в шутку называл себя «художником света» и говорил, что даже думает «фотографически».
Детство и юность
Родился литератор в купленном дедом - елецким купцом - имении в Орловской губернии. Здесь, в Хрущёво-Лёвшино, прошли детские годы Михаила Михайловича - младшего из пятерых детей Марии Игнатовой и Михаила Пришвина. От матери прозаик перенял силу духа и стойкость, от отца, проигравшего в карты родовое имение, любовь к природе.
Глава семейства – искусный наездник, выигрывавший на скачках призы, увлекался орловскими рысаками, обожал охоту и ухаживал за выращенным садом. Он знал толк в деревьях и цветах. Разбитый параличом отец оставил сыну яркое воспоминание: здоровой рукой набросал рисунок «голубых бобров» - символ несбывшейся мечты. После кончины супруга Мария Ивановна сама поставила на ноги пятерых детей. Перезаложенное имение и долги не помешали женщине дать четырём сыновьям и дочери образование.
В 1883 году 10-летнего Михаила Пришвина из начальной деревенской школы перевели в гимназию в Елецке. Но младший Миша, в отличие от старших братьев, усердием не отличался - за 6 лет дошёл до 4 класса. Из-за плохой успеваемости его третий раз оставляли второгодником, но мальчик умудрился надерзить учителю, за что был отчислен.
Интерес к учёбе у Пришвина проснулся в Тюмени, куда Мишу отправили к дяде – купцу Ивану Игнатову. В 1893 году 20-летний Михаил Пришвин окончил Александровское реальное училище. Бездетный дядя, брат матери, рассчитывал передать племяннику дело, но у того появились иные цели - будущий литератор поступил в политехнический вуз в Риге. Там он увлёкся марксистским учением и вступил в кружок, за что на последнем курсе попал под следствие.
В 1898-м Михаила Пришвина освободили после годового заключения в Митавской тюрьме. Он уехал в Лейпциг, где окончил два курса агрономического факультета в университете, получив специальность землеустроителя. Пришвин вернулся в Россию и до 1905 года трудился агрономом, писал научные книги и статьи.
Литература
Во время работы над книгами Михаил Пришвин понял, что рамки научного труда ему тесны. Уверенности прибавилось в 1907-м, когда опубликовали первый рассказ «Сашок». Пришвин покидает науку и пишет газетные статьи. Журналистика и увлечение этнографией позвали писателя в полугодовое путешествие по Северу. Михаил Михайлович обследовал Поморье и Выговский край, где собрал и обработал 38 народных сказок, вошедших в сборник «Северные сказки».
За три месяца Михаил Пришвин побывал на побережье Белого моря, Кольском полуострове, Соловецких островах и вернулся в Архангельск. Оттуда на корабле отправился в путешествие по Северному Ледовитому океану, побывал в Норвегии и, обогнув Скандинавию, вернулся в Петербург. В северной столице литературная биография Пришвина стремительно развивается: на основе полученных впечатлений он написал очерки, объединённые в сборник под названием «В краю непуганых птиц», за который Русское географическое общество наградило писателя серебряной медалью.
За первой книгой в 1908 году появилась вторая - путевые очерки о жизни и быте обитателей Севера «За волшебным колобком». Михаил Пришвин приобрёл вес в кругу литераторов, подружился с Алексеем Ремизовым, и . В том же богатом на события 1908-м после путешествия по Заволжью и Казахстану Михаил Михайлович издал сборник очерков «У стен града невидимого». В 1912 году Горький посодействовал изданию первого собрания произведений Михаила Пришвина.
Грянувшая Первая мировая война отвлекла литератора от написания путевых рассказов и сказок. Военный корреспондент Пришвин печатал очерки о событиях на фронте. Большевистскую революцию Михаил Пришвин принял не сразу. Придерживаясь взглядов эсеров, он печатал идеологические статьи, полемизировал с , выступившим на стороне новой власти, побывал в тюрьме. Но после Октября литератор смирился с победой Советов.
В 1920-е Михаил Пришвин учительствовал в Смоленской области. Страстный краевед и охотник, переезжая из Смоленска в Елец, а оттуда в Подмосковье, написал десятки рассказов и сказок для детей, объединённых в сборник «Календарь природы». Наблюдения за природой и животными легли в основу рассказов «Лисичкин хлеб» и «Ёж». Написанные простым языком повествования о повадках животных призваны пробудить в маленьких читателях любовь к флоре и фауне. В «Лисичкином хлебе» Михаил Пришвин рассказал детям, почему капусту называют заячьей, а хлеб – лисичкиным. В «Еже» рассказывается о дружбе ёжика и человека.
Иллюстрация к книге Михаила Пришвина "Лисичкин хлеб" «Берестяная трубочка», «Медведь» и «Двойной след» развенчивают мифы о животных. В рассказе «Ребята и утята» Михаил Михайлович поведал о переживаниях дикой уточки о своих малышах, которых ловят дети. А в «Золотом луге» и «Жизни на ремешке» Пришвин рассказал о природе так, чтобы маленькие читатели поняли - она живая.
Михаил Пришвин в 1920-30-е писал и для детей, и для взрослых. В эти годы он трудился над автобиографическим сочинением «Кащеева цепь». Писатель начал роман в 1920-х и работал над ним до последних дней жизни. В 1930-е годы литератор купил фургон, которому дал название «Машенька». На машине Пришвин объездил всю страну. Позже фургон сменился «Москвичом».
В эти годы Михаил Михайлович побывал в Дальневосточном регионе. Результатом путешествия стала книга «Дорогие звери» и повесть «Женьшень». Повесть «Неодетая весна» Пришвин сочинил под впечатлениями от поездки по окрестностям Костромы и Ярославля. В середине 1930-х, после поездки по Русскому Северу, Михаил Пришвин сочинил книгу рассказов «Берендеева чаща» и взялся за написание повести-сказки «Корабельная чаща».
В годы Второй мировой войны 70-летний писатель уехал в эвакуацию в Ярославскую область. Любовь к флоре и фауне и там нашла применение: Пришвин защищал лес вокруг деревушки, где обитал, от уничтожения разработчиками торфа. В предпоследний год войны Михаил Пришвин приехал в столицу и опубликовал рассказ «Лесная капель». В 1945-м появилась былинная сказка «Кладовая солнца».
Книга Михаила Пришвина "Кладовая солнца" Рассказ «Моя родина» - яркий пример трогательной любви к родной земле. Он написан простыми словами, без излишнего пафоса. Здесь нет чёткого сюжета, больше эмоций. Но, читая рассказ, чувствуешь аромат чая с молоком, слышишь голос матери, шум леса и птиц.
После войны Михаил Пришвин купил в подмосковной деревеньке Дунино домик, в котором жил каждое лето до 1953 года. Увлечение фотоделом с 1920-х вылилось в дело всей жизни, сравнимое по важности с написанием произведений о природе и животных. В деревенском доме Пришвина нашлось место для фотолаборатории. Она сохранилась в Дунино, где после смерти прозаика появился музей.
Михаил Пришвин снимал природу во всех ракурсах, иллюстрируя фотографиями написанные книги. «Лейка» была верным другом писателя до последних лет жизни. Главным трудом литератора биографы и критики называют «Дневники». Первые записи датированы 1905-м, последние - 1954-м годом. Объём «Дневников» превышает 8-томное собрание произведений писателя. Читая записи, становятся понятными взгляды Михаила Михайловича на жизнь, на общество и роль литератора. Опубликованы «Дневники» в 1980-х годах. Ранее по цензурным соображениям их не пропускали в печать.
По двум произведениям Пришвина сняты фильмы. Картина «Хижина старого Лувена» вышла в середине 1930-х, но до наших дней не сохранилась. А приключенческую драму «Ветер странствий» - экранизацию сказок «Корабельная чаща» и «Кладовая солнца» - зрители увидели на экране в 1978 году, после смерти Михаила Пришвина.
Личная жизнь
Первой супругой писателя стала крестьянка из смоленской деревни Ефросинья Бадыкина. Для Ефросиньи Павловны это был второй брак. В первом союзе у женщины родился сын Яков (погиб на фронте). В «Дневниках» Пришвин называет первую жену Фрося, реже Павловна. В союзе с этой женщиной у писателя родилось трое сыновей.
Первенец Сергей умер в младенческом возрасте. Второго сына - Льва Пришвина, беллетриста, писавшего под творческим псевдонимом Лев Алпатов - не стало в 1957 году. Третий сын, охотовед Пётр Пришвин, умер в 1987 году. Он, как и Лев, перенял от отца дар литератора. В 2009 году, к 100-летнему юбилею со дня рождения Петра Михайловича, опубликовали написанные им мемуары.
В 1940-м, в возрасте 67 лет, Михаил Пришвин оставил семью и женился на Валерии Лиорко, которая была младше его на 26 лет. Вместе они прожили 14 лет. Вдова писателя написала о знаменитом муже мемуары, сохранила архивы и до 1979-го - года своей смерти - руководила музеем литератора.
Смерть
В 80 лет медики диагностировали у писателя онкологическое заболевание – рак желудка. Пришвин скончался через полгода, в середине января 1954, в столице. На момент смерти ему исполнился 81 год.
Скульптура "Птица Сирин" на могиле Михаила Пришвина Похоронили Михаила Михайловича на Введенском кладбище. Его именем назвали горный пик и озеро в Кавказском заповеднике, мыс на Курилах и астероид, открытый в 1982 году.
Библиография
- 1907 – «В краю непуганых птиц»
- 1908 – «За волшебным колобком»
- 1908 – «У стен града невидимого»
- 1933 – «Женьшень»
- 1935 – «Календарь природы»
- 1936 – «Берендеева чаща»
- 1945 – «Кладовая солнца»
- 1954 – «Корабельная чаща»
- 1960 – «Кащеева цепь»
Михаил Пришвин (1873 – 1954) был влюблен в природу. Он восхищался ее величием и красотой, изучал повадки лесных зверюшек и умел увлекательно и очень по-доброму писать об этом. Короткие рассказы Пришвина для детей написаны простым языком, понятным даже детсадовцам. Родителям, которые хотят пробудить в своих детях доброе отношение ко всему живому и научить замечать красоту окружающего мира, стоит почаще рассказы Пришвина читать и малышам, и ребятам постарше. Детям нравится такое чтение, после они возвращаются к нему по нескольку раз.
| Название | Время |
| 10:26 | |
| 03:36 | |
| 01:59 | |
| 00:25 | |
| 01:10 | |
| 03:28 | |
| 01:44 | |
| 01:12 | |
| 05:11 | |
| 1:13:02 | |
| 02:06 | |
| 01:58 | |
| 02:01 | |
| 01:37 | |
| 01:58 | |
| 04:21 | |
| 02:14 | |
| 03:19 |
Рассказы Пришвина о природе
Писатель любил наблюдать за жизнью леса. «Нужно было найти в природе такое, чего я еще не видел, и может быть, и никто еще в своей жизни с этим не встречался», - писал он. В детских рассказах Пришвина о природе так точно и достоверно описаны шелест листьев, журчание ручья, дуновения ветерка, лесные запахи, что любой маленький читатель невольно переносится в своем воображении туда, где побывал автор, начинает остро и ярко ощущать всю красоту лесного мира.
Рассказы Пришвина о животных
С детства Миша Пришвин с теплотой и любовью относился к птичкам и зверюшкам. Он дружил с ними, пытался научиться понимать их язык, изучал их жизнь, стараясь не потревожить. В рассказах Пришвина о животных переданы занимательные истории о встречах автора с разными зверьками. Там встречаются веселые эпизоды, заставляющие детскую аудиторию смеяться и удивляться уму и сообразительности братьев наших меньших. А есть грустные истории о зверюшках, попавших в беду, вызывающие чувство сопереживания и желание помочь у ребят.
В любом случае, все эти истории пронизаны добротой и имеют, как правило, счастливый конец. Нашим детишкам, растущим в пыльных и шумных городах, особенно полезно рассказы Пришвина читать почаще. Так давайте же поскорее начнем и погрузимся вместе с ними в волшебный мир природы!