Читать краткое содержание выстрел с монитора. История с аквапланом

Вместе с семью братьями и сестрами Тафт провел заботливо оберегаемую юность в Цинциннати в доме их родителей, уважаемого судьи Альфонсо Тафта и его второй жены Луизы Марии. Пред-ставления родителей о ценностях, которые перенял моло-дой Тафт, были консервативными и отличались ярко выраженным индивидуализмом, который сочетался с чув-ствительной социальной совестью, интенсивным право-сознанием. Доброго, умного, обходительного и оптимис-тически настроенного молодого Уильяма любили повсюду. Очень рано он начал бороться с проблемой влияния и проявил уже тогда боязнь конфликтов и пас-сивность, которые во время его президентства перешли в депрессивные фазы. Наряду с честолюбием матери и хорошими связями отца как движущая сила его карьеры действовала (после женитьбы в 1886 году) его высокоин-теллигентная и очаровательная жена Элен, которая не ограничивала своего честолюбия вос-питанием троих детей, а мечтала о должности президен-та для своего мужа.

Собственные амбиции Тафта сначала не шли дальше поста главного судьи Верховного суда. Эта целевая уста-новка говорит о реальной оценке собственных способнос-тей и характера, которому не хватало политической ха-ризмы. То, что он предоставил свою кандидатуру республиканской партии вопреки неприязни к предвыборной борьбе и общественной работе, указывает на вли-яние его жены и его брата Чарльза, поддерживавшего его также и финансово.

Во время президентства Тафту не удалось выйти из тени своего предшественника. Успехи Рузвельта были тем аршином, которым Тафт мерил себя и которым его измеряла общественность. Несмотря на противоположность характеров, Тафт и Рузвельт были и политически, и в частной жизни друзьями. Динамика политика Руз-вельта и непретенциозная рассудительность активного юриста дополняли друг друга. Рузвельт ценил доброже-лательную неторопливость Тафта, его неподкупный ха-рактер, острый юридический ум и безусловную лояль-ность. Тафт наслаждался дружбой и положением доверия, которое занял в 1904 году как один из самых близких советников президента. Обоих связывали их республиканско-демократические представления о ценностях и их активность в обновлении государства и общества, хотя Тафт при этом постоянно представлял более консерва-тивные позиции. Поэтому Рузвельт был убежден, что Тафт как президент продолжит его политику реформ. Доброжелательные советы своего наставника Тафт скоро начал воспринимать как мелочную опеку, так что восхищение Рузвельтом все сильнее вступало в противоречие с собственным желанием самоутвердиться. Но когда Тафт пошел своей дорогой, и в результате этого возникла угро-за провала, то и установка Рузвельта превратилась в соперничество и, наконец, во враждебность.

Однако не может быть речи об общей враждебности Тафта к реформам, так как он довел до конца многие из начатых при Рузвельте и взялся за новые. Он провел трудную реформу почты и создание сберегательной кас-сы почтового ведомства, продвинул вперед реформу фе-дерального управления с оплатой по труду. Министерст-ву торговли и труда было подчинено собственное ведомство, целью которого являлось ограничение детско-го труда. В 1910 году законом Манна-Элкинса удалось расширить государственный контроль над железнодо-рожными компаниями. В 90 антитрестовских процессах, заслушанных в суде, Тафт действовал намного энергич-нее Рузвельта против незаконного использования рыноч-ной власти большими предприятиями, несмотря на свое дружеское расположение к предпринимателям. Однако эта непреклонная антитрестовская политика ослабила его политический фундамент в республиканской партии и среди близких к ней предприятий.

Важнейшим внутриполитическим намерением Тафта была давно назревшая реформа таможенного тарифа. Высокие таможенные тарифы закона Дингли от 1897 года должны были быть снижены. Рузвельт сознательно избе-гал этой щекотливой задачи. Крыло республиканцев, выступавшее за высокие защитные пошлины и сопротив-лявшееся таможенной реформе, было сформировано из представителей отраслей промышленности, центральным интересом которых являлась защита американского рын-ка от дешевых продуктов их европейских конкурентов и которые, во всяком случае, одобряли снижение пошлин на импорт сырья. Прогрессивное крыло представляло интересы сельского хозяйства и некоторых перерабаты-вающих промышленных предприятий, которые хотели добиться повышения экспорта путем либерализации внеш-ней торговли. В действительности последствия финансо-вого прилива осенью 1907 года и последовавший за ним экономический спад сделали необходимой, как никогда, смену курса в экономической и финансовой политике. Но сторонники неизменности партийных установок блокировали в Конгрессе повышение налога с наследства и введение подоходного налога, которые предусматрива-лись как компенсация за потерю доходов в результате снижения пошлин. В августе 1909 года законом Пейна - Олдрича они, не обращая внимания на инсургентов, настояли на своих «пошлинных» желаниях, после того как президент Тафт практически не предпринял ника-ких усилий, чтобы обуздать безграничный эгоизм заин-тересованных группировок и настроить собственную пар-тию на курс компромиссов. Среди прогрессивных республиканцев усилилось впечатление, что президент входит в консервативный лагерь. В длительной поездке по западным штатам с целью агитации за свою политику, Тафт столкнулся с открытым неприятием, которое еще больше усилилось, когда в ходе 1909 года резко повы-сился прожиточный минимум, и ответственность за это была возложена на новый таможенный закон. В волне забастовок в 1910 года, открыто проявилось широко рас-пространенное недовольство.

Во внешней политике Тафт также шел своим путем. Несмотря на повторные настойчивые предостережения Рузвельта от обременения отношений с Японией кали-форнийским расовым законодательством и от политиче-ской опасности в Восточной Азии, ни Тафт, ни Нокс не были готовы продолжить сдержанную до этого политику по отношению к Японии и терпеть японскую экспансию в Китае. Более того, оба были убеждены, что ничто не сможет приглушить «японскую опасность для Дальнего Востока» эффективнее, чем засилье американских бан-ков и предприятий в Китае. В рамках «политики дол-лара» американский капитал должен был содействовать экономическому развитию Китая, что могло бы привести к политической стабильности и усилить американское влияние. Одновременно это должно было положить ко-нец устремлениям колониальных держав разделить Китай на сферы интересов. Миф о неисчерпаемых возмож-ностях сбыта на китайском рынке являлся важным сти-мулом, одновременно многие работающие в Китае мис-сионерские общества получили представление об «особом отношении» собственной страны к «стране середины» в жизни. Само правительство, а не Уолл-стрит, было дви-жущим элементом политики с Китаем, только особая настойчивость и гарантии правительства побудили аме-риканских финансистов к рискованным контактам с Ки-таем. С помощью энергичного нажима на китайское пра-вительство Ноксу удалось, вопреки сопротивлению европейских держав, добиться участия американских бан-ков в крупном проекте строительства железной дороги Ханькоу -Цзиньчжоу. Его план нейтрализации желез-ных дорог в Маньчжурии был направлен на устранение русского и японского влияния. Попытка столкнуть при этом Англию и Германию с Россией и Японией не уда-лась, так как ввиду напряженного положения в Европе обе державы не хотели позволять распоряжаться собой американской политике в Китае. Когда Россия и Япония 4 июля 1910 года в связи с американскими попытками вмешательства договорились о своих интересах в Мань-чжурии, политике Нокса был нанесен тяжелый удар. В 1911 году американским банкам удалось возглавить так называемый консорциум шести для реформы китайской валюты, однако все крупные державы были рассержены агрессивной американской политикой в Китае. Но и мо-ральные предпосылки «особого отношения»- оказались прикрытием державно-политических целей, когда пра-вительство Тафта вместе с другими крупными держава-ми выступило против китайских устремлений к незави-симости и в 1911 году, после начала революции и свержения императорского дома, отказалось признать новое правительство. Революция закончила все дальней-шие американские проекты экспансии. В марте 1913 года американские банки вышли из консорциума шести, ког-да новое американское правительство Вудро Вильсона отклонило дальнейшие гарантии для американского капитала и вместо этого признало новое китайское прави-тельство Юань-Ши-Кая.

Вера Тафта в благословение либерально-демократи-ческого невмешательства, отчетливо проявилась в «долла-ровой дипломатии» в Латинской Америке. Особенно, в неспокойных государствах Центральной Америки. Однако в Никарагуа в 1912 году попытка достичь политической стабильности только спровоцировала при-менение американских частей военно-морского флота. Усилия Нокса навязать Никарагуа американский тамо-женный контроль, также как он уже был введен Рузвельтом в Доминиканской Республике, тоже провалилась, благодаря тому, что американский сенат отказался его одобрить. Подоб-ная судьба постигла попытки Тафта с помощью амери-канских банков контролировать финансы Гондураса. Американское влияние все-таки усиливалось, так как новый никарагуанский президент Адольфо Диас был всего лишь марионеткой, поддерживаемой присутствием американских войск. Нокс осуществил вооруженную интервенцию также и в Доминиканской Республике в 1911 - 1913 гг., после того как не оправдалось ожида-ние, что с установленным в 1907 году американским таможенным контролем будет достигнута политическая ста-билизация, и насильственно было свергнуто правительство, и начались кровавые волнения. Однако ни провал доми-никанского таможенного контроля, ни начавшаяся в 1910 году революция в Мексике не могли поколебать веру Тафта в плоды американских инвестиций для лати-ноамериканских соседних государств. При этом, как раз мексиканская революция была характерным примером социальной взрывной силы одностороннего экономичес-кого развития, финансируемого, прежде всего, американ-ским капиталом. С беспокойством Тафт реагировал на растущее антиамериканское настроение в Мексике, поэтому он мо-билизовал американские вооруженные силы. Заверше-ние срока его президентства избавило Тафта от необхо-димости и дальше заниматься мексиканской революцией.

В общем, результатом «долларовой дипломатии» Тафта, была тяжелая потеря доверия и престижа США в Латинской Америке.

Европейские великие державы реагировали на лати-ноамериканскую политику Тафта не менее раздраженно, чем на его китайские проекты. Только растущая поляризация в Европе и особенно англо-германский ан-тагонизм препятствовали более острым разногласиям. Даже на переговорах по новым арбитражным договорам с европейскими державами в 1912 году, Тафту было от-казано в успехе. И здесь он доказал чрезмерную склон-ность к законности и недостаточное чутье на политичес-кие противоречия. Стремлением сделать арбитражную процедуру обязательной для всех международных кон-фликтов он слишком много потребовал от европейских партнеров по договору и от своих собственных полити-ческих друзей. Рузвельт и сенатор Генри Кэбот Лодж резко выступили против намерения больше не касаться в арбитражной процедуре вопросов национальной «чести, независимости и неприкосновенности», и сенат прова-лил выторгованные с Францией и Великобританией до-говоры.

Победа демократов на промежуточных выборах в 1910 году, отчетливо продемонстрировала потерю власти Тафтом. Президент видел сам, что шансы для его переизбрания тают. Но после того, как Рузвельт решился на выдвижение своей кандидатуры в качестве кандидата на пост президента от республиканцев против Тафта, в Тафте проснулся дух противоречия. Глубоко обиженный поведением бывшего друга, воспринятым как предательство, Тафт боролся в первую очередь за соб-ственное уважение и сам себя возвышал и убеждал, что должен защитить американскую конституцию от «деспо-тических» намерений «демагога» Рузвельта. Хотя боль-шинство предварительных выборов были в пользу Руз-вельта, Тафт с помощью партийного руководства смог пройти выдвижение на республиканском съезде в Чика-го 18 июня 1912 года. Четыре дня спустя новообразованная Прогрессивная партия назвала Рузвельта своим кандидатом на пост президента.

Тафт еще взывал к консервативным представлениям о ценностях американцев, хотя сам уже не надеял-ся на победу в выборах. Так как он давно потерял доверие избирателей, его поражение можно было предвидеть. Вудро Вильсон победил на выборах с 6,3 миллиона голосов Рузвельта (4,1 миллиона). Тафт по-лучил 3,5 миллиона голосов и был третьим. В сенате и палате представителей демократы добились солидного большинства. Никогда прежде президент не проигрывал переизбрание так катастрофически.

Не беря в расчет безрадостных сопутствующих обсто-ятельств, уход с нелюбимой должности означал для Тафта большое облегчение. Вернувшись в Йельский универси-тет, он стал работать профессором права.

Умер Тафт 8 марта 1930 года. Хотя он и был лишен славы как президент, зато он вошел в историю как один из величайших научных судей Соединенных Штатов.

При подготовке материала использовалась статья Рагнхилъда Фибига фон Хазе "Президент и Верховный федеральный судья"

Тафт Говард родился 15 сентября 1857 года в Цициннати, штат Огайо, США. Его отец был известным судьей, а сам Уильям с юности отличался консерваторским мышлением, неподкупностью и боязнью конфликтов.

Двигателем всей его политической карьеры во многом стали честолюбивые планы вначале родителей, а затем его жены, которая видела своего мужа только президентом и не меньше. Сам Тафт вполне удовлетворился бы постом главного судьи Верховного суда.

Окончил Йельский колледж в 1878 году, а через два года юридическую школу в Цинциннати, затем работал в министерстве юстиции. В 1900 году Тафт во главе специальной комиссии был направлен на Филиппины, с целью сформировать гражданское правительство на островах. Через год он стал первым гражданским губернатором архипелага.

Его деятельность на этом посту, направленная на восстановление нормальной жизни в стране, привлекла к нему внимание президента Рузвельта. В 1904 году Тафт был назначен военным министром в администрации Рузвельта и стал ближайшим советником президента.

Именно по рекомендации Рузвельта он был выдвинут кандидатом в президенты от Республиканской партии и, выиграв выборы, занял этот пост в 1909 году. Во время президентства Тафта постоянно сравнивали с его предшественником – Рузвельтом. В обычной жизни они, несмотря на разность характеров, были друзьями, но излишнее желание Рузвельта опекать Тафта на политической арене привело к зарождению враждебности со стороны последнего.

Часть реформ, начатых Рузвельтом, Тафт довел до конца, затем взялся за новые. В годы его правления, 1909-1913, была проведена трудная реформа почты и создана сберегательная касса почтового ведомства. Он также учредил структуру, занимавшуюся ограничением детского труда, расширил государственный контроль над железнодорожными компаниями, вел непреклонную антитрестовскую политику, которая в итоге ослабила его политический фундамент в республиканской партии.

Во время правления Тафта назрела реформа таможенного тарифа. Этот вопрос был весьма щекотливым, так как консервативные республиканцы, в основном, промышленники и предприниматели, выступали резко против снижения пошлин, в то время как прогрессивное крыло настаивало на снижении. Консерваторам удалось решить вопрос в свою пользу, что усилило неприязнь к Тафту со стороны прогрессивных сил. В 1909 году резко вырос прожиточный минимум, и массовое недовольство вылилось в волну забастовок.

Внешнеполитическая обстановка тоже была неспокойной. Вопреки сопротивлению европейских держав США добились участия своих банков в крупном проекте строительства железной дороги Ханькоу-Цзиньчжоу в Китае. Однако китайская революция положила конец этим замыслам.

Еще одним провальным проектом времен правления Тафта стало установление «долларовой дипломатии» в ряде стран Латинской Америки, что привело к революционным настроениям в этих странах и потребовало ввода войск США. От необходимости урегулировать конфликт Тафта избавило завершение президентского срока. Результатом «долларовой дипломатии» стало снижение престижа США в Латинской Америке, а также возросшее раздражение со стороны Европы.

Окончательным сигналом потери власти стала победа демократов на промежуточных выборах в 1910 году. Тафт видел, что шансов на его переизбрание не осталось, но после того как Рузвельт решился на выдвижение своей кандидатуры на пост президента от республиканцев, тоже баллотировался на выборы 1912 года. Впрочем, выборы выиграл третий игрок - Вудро Вильсон, оставивший позади и Рузвельта, и Тафта.

Покинув Белый дом, Тафт вернулся в Йельский университет, где до 1921 года преподавал право, профессор, а затем председательствовал в Верховном суде США. Именно по инициативе Тафта проводились регулярные конференции членов высших судов первой инстанции, и по его представлению Конгресс принял закон, предоставлявший Верховному суду право отказываться от слушания определенных категорий дел. После сердечного приступа в 1930 году он вышел в отставку.

Уильям был сыном Альфонсо Тафта (1810-1891) - видного американского государственного деятеля, занимавшего посты военного министра и генерального прокурора США (1876-1877), посланника в России (1884-1885). В 1878 году Уильям окончил Йельский колледж, затем юридическую школу в Цинциннати (1880), был избран членом верховного суда Огайо (1887-1890). В 1890-1892 годах он исполнял должность генерального солиситора США (высшее должностное лицо министерства юстиции, представляющее интересы государства в судебных процессах), затем занял пост федерального окружного судьи в Огайо и члена Аппеляционного суда США (1892-1900).

В сентябре 1900 года во главе специальной комиссии («комиссия Тафта») он отправился на Филиппины. Целью комиссии Тафта была организация власти на островах захваченных американцами в результате войны с Испанией. В июле 1901 года Тафт стал первым гражданским губернатором Филиппинского архипелага. В 1904 году Тафт становится военным министром и ближайшим советником президента Теодора Рузвельта. В декабре 1904 года военный министр подписал серию соглашений с Панамой о статусе Панамского канала. В 1905 году Тафт заключил соглашение о разграничении сфер интересов США с Японией и о американцами поддержке британо-японского союза против России. Как военный министр руководил подавлением национально-освободительного восстания на Кубе (1906). В июне 1908 года вышел в отставку, чтобы заняться кампанией по выборам президента США. Кандидатом в президенты США от Республиканской партии он был выдвинут по рекомендации Рузвельта.

С 4 марта 1909 по 4 марта 1913 года Уильям Тафт занимал Белый дом. Руководствуясь принципом: «Лучше мириться с несправедливостью, чем осуществлять разрушительные перемены», он проявлял осторожность при решении назревших социальных проблем, отвернулся от поддержавших его на выборах прогрессивных республиканцев и сомкнулся с консервативным крылом Республиканской партии. Вместо обещанной тарифной реформы президент поддержал принятие протекционистского тарифа Пейна-Олдрича (1909). Вместе с тем он реорганизовал государственный аппарат с целью повышения его эффективности, проводил решительную антитрестовскую политику, крупнейшим достижением которой стал роспуск «Стандард ойл» (1911).

Главной задачей внешней политики Тафт считал поощрение внешнеторговой экспансии, активно проводил «дипломатию доллара» в Латинской Америке и на Дальнем Востоке. Он проводил курс на всемерное сближение с Канадой, предпринял ряд шагов для улучшения отношений с Россией, в 1911 году санкционировал визит американского флота в Кронштадт. Тафт выступал против расторжения торгового договора с Россией, но после решения Конгресса о денонсации вынужден был заявить о прекращении действия договора, чтобы не допустить его разрыва в оскорбительной для России форме (1911). В 1912 году правительство Тафта осуществило интервенцию в Никарагуа.

К 1912 году он окончательно порвал с прогрессивным крылом Республиканской партии, при поддержке консервативной «старой гвардии» был вновь выдвинут кандидатом в президенты, но в условиях раскола лагеря республиканцев уступил на президентских выборах и демократу Вудро Вильсону, и кандидату Прогрессивной партии Теодору Рузвельту. После выхода в отставку Тафт преподавал конституционное право в Йельском университете, принимал участие в работе Национального управления труда военного времени (National War Labor Board, 1918), поддерживал идею создания Лиги Наций. В 1921 году, после возвращения республиканцев к власти, занял место председателя Верховного суда США, провел его реорганизацию, выступал против дипломатического признания СССР. После сердечного приступа (1930) вышел в отставку. Его мнение сыграло важную роль в дискуссии о праве президента увольнять федеральных чиновников (1926).

Владислав Крапивин

Выстрел с монитора

Обсерватория «Сфера»

Плановое донесение спецгруппы «Кристалл-2», № 142-д

В течение последних трех суток наблюдалось локальное возмущение межузловых четырехмерных полей. В пространстве «Бэта» (максимально приближенная гипотетическая грань) имел место кольцевой ретросдвиг с суточным радиусом. На границе сдвига зафиксировано перемещение малой (ок. 1,7 г) металлической массы - предположительно с характеристикой типа «прокол». Данное явление могло быть как причиной, так и следствием возникновения Т-кольца. Могло быть также и случайностью, не имеющей связи с ретросдвигом. (Особое мнение мл. науч. сотр. М. Скицына: «Последнее исключается. Связь несомненна».)

Далее (в пределах амплитуды) отмечено «эхо» поля «VITA», совпадающее с теоретическими расчетами М.А. Мохова. Тем не менее группа не считает этот факт достаточным, чтобы рассматривать «эхо» как резонанс явлений типа «переход» или «бросок» (по М.А. Мохову - «Мёбиус-вектор»).

Примечание: мл. науч. сотр. М. Скицын считает, что «эхо» есть именно резонанс «Мёбиус-вектора».

Что касается понятий, предложенных нам Центром под шифрами «Дорога», «Окно» и «Командор», группа считает, что данные абстрактно-философские категории программированию и анализу не подлежат и к теме «Кристалл-2» отношения не имеют. (Особое мнение мл. науч. сотр. М. Скицына: «Имеют».)

* * *

…Сюжеты о Командоре - продукт студенческого (в основном стройотрядовского) фольклора периода активной реставрации исторических памятников и увлечения модными, хотя и псевдонаучными, идеями о многомерности миров и явлений. Заметного влияния на молодежное самодеятельное творчество не имели.

(Из реферата доцента Т-ского пединститута У.О. Валуевой, изданного на правах рукописи.)

Часть первая

Изгнанники

Пароход «Кобург»

Пристань Лисьи Норы построена у низкого травянистого берега, недалеко от поселка с тем же названием. Поселок большой. Можно сказать, городок. Но «метеоры» и «кометы» минуют Лисьи Норы, не сбавляя хода. И когда кто-нибудь хочет попасть на такое быстрое судно, он должен ехать на пристань Столбы. Отсюда на теплоходе с подводными крыльями можно за четыре часа добраться до самого устья. Но это если повезет с билетом… В разгар лета, когда в здешних краях полно рыбаков, туристов и прочего отдыхающего народа, купить билет на скоростное судно не так-то легко. Поэтому три колесных пароходика местной линии тоже не остаются без работы.

Здешние жители называют их «смолокурами» (потому что пароходики давно уже работают не на угле, а на мазуте). «Смолокурам» не меньше чем по полсотни лет. Но они еще бодро шлепают гребными досками и громко, хотя и сипловато, гудят у сельских пристаней. Уж они-то в отличие от «комет» и «метеоров» не пропускают ни одного деревенского дебаркадера. С дебаркадеров спешат на пароход неразговорчивые бабки с гогочущими гусями в корзинах, гладко выбритые районные уполномоченные, которых командировали в «глубинку», а иногда и местные мальчишки - они не прочь зайцами прокатиться до соседней деревни.

В «смолокурах» не чувствуется смущения перед современными судами. В их неторопливости - солидность пожилых работников, занятых не очень заметным, но необходимым делом. И, может быть, даже усмешка по поводу нынешней суетливой жизни.

От Лисьих Нор до устья «смолокур» добирается через двое суток. Если северо-западный ветер гонит с залива крутую мутно-желтую волну, пароход швартуется в Лесном Заводе, у деревянного пирса под защитой Мохнатого мыса. А когда в заливе тихо, он шлепает до самого Кобурга, к большой радости туристов, которым не терпится осмотреть развалины здешней крепости.

Развалинами крепость сделалась в последнюю войну. А в начале позапрошлого века ее, целехонькую, после неутомительной двухнедельной осады вежливо сдал генералу Кобургу не то шведский, не то прусский гарнизон. Малознаменитый и не избалованный победами генерал-майор был так упоен свалившейся на него удачей, что присвоил крепости и городку свое имя. Сенат и Морская коллегия посмотрели на это мелкое самоуправство сквозь пальцы, и потому имя сохранилось до наших дней. И не только сохранилось, но дало название одному из «смолокуров» (два других называются «Декабрист» и «Кулибин»).

Второго августа «Кобург» подошел к Лисьим Норам после полудня и полтора часа попыхивал у дебаркадера, поджидая пассажиров. На сей раз их оказалось немного. Устроилась на кормовой палубе компания стройотрядовских ребят. Потом поднялся по сходням высокий пассажир в серовато-белой парусиновой куртке.

Пассажир был высок, прям, но еле заметно прихрамывал. Он словно хотел иногда опереться на трость, но вспоминал, что ее нет, и выпрямлялся еще больше, неловко дернув правой рукой. В левой он держал клеенчатый чемодан. Лицо у пассажира было длинное, в резких складках, с мясистым носом, который нависал над впалым прямым ртом. Гладкие волосы, почти сплошь седые, разделял несовременный пробор. Брови, тоже с сединой, торчали мелкими клочками. Из-под этих бровей пассажир быстро, но цепко оглядел небритого пассажирского помощника с полинялой синей повязкой на рукаве, когда тот спросил билет.

В полутемном коридоре, где были двери шести кают, стоял особый «пароходный» запах: старой масляной краски, теплого железа, машинной смазки, речной воды и близкого буфета. Пассажир поморщился и чемоданом двинул внутрь приоткрытую дверь.

Каюта оказалась узкая, с двумя деревянными койками - одна над другой. Напротив коек привинчен был к стене белый крашеный стол, рядом стояло старомодное кресло с вытертым красным плюшем, у окна - конторский стул. У двери светился белым фаянсом умывальник со старинным медным краном. Из крана капало.

Милая эпоха Сэмюэля Клеменса, - глуховато сказал пассажир. Он был, видимо, доволен тем, что оказался в каюте один. Поставил чемодан под стол, медленно сел в кресло и прислонился затылком к плюшевой спинке. Прикрыл глаза.

Пока человек так сидит, скажем о нем еще несколько слов. Договоримся называть его просто Пассажиром. Во время бесед с мальчиком они так и не узнали имен друг у друга. То ли мешало какое-то смущение, то ли, наоборот, возникло внутреннее согласие, при котором ясно, о чем спрашивать можно, а о чем не надо…

Я всегда немного с пренебрежением относилась к книгам, где главный герой младше 15 лет. Скорее всего потому что авторы в большинстве своем плохо умеют создавать правдоподобные образы и характеры детей. А точнее правдоподобно отражать их внутренний мир, помочь нам, взрослым, вспомнить какими мы были когда-то, о чем мечтали, что считали самым важным, что больше всего ценили. Созданные их воображением дети либо слишком примитивно мыслят, либо не по годам сообразительны. Никогда не нравился ход истории, при котором главная развязка зависит от такого малыша. Кажется, что это выглядит неправдоподобно, да и кто будет слушать какого-то, к примеру, одиннадцатилетку.

Но не в данном случае.

Я смутно помню, что в детстве читала Крапивина, правда только какие-то реалистические книги. С циклом «В глубине Великого Кристалла» я точно не знакома. Решила прочитать хотя бы первую повесть и не прогадала.

История, которую Пассажир рассказывает мальчику, неожиданно захватила и меня. Автору очень хорошо удается передавать эмоции, а точнее вызывать у читателя сопереживание главному герою, позволять проживать происходящие события вместе с ним.

Я точно также как и Галька была ошарашена решением магистрата и жителей городка в самом начале книги, вместе с Павликом недоверчиво размышляла действительно ли Тукк настоящий предатель... Такие сильные эмоции книги у меня вызывали только в детстве. Сейчас, как не печально, чтение книги превращается в получение информации, по-настоящему сопереживать герою, чтоб даже книгу откладывать не хотелось, я думала что разучилась. Это в детстве каждая книга была как дверь в новый мир, новое приключение.

Но... неожиданно те, почти стершиеся из памяти ощущения, вновь вернулись. Если каждая книга - дверь в новый мир, то я давно только слегка приоткрывала эту дверь, бесчисленное число таких дверей, но не заходила внутрь, а только загядывала в узкую щелочку - что же там... Но в этот раз я не просто заглянула, а уверенно распахнула дверь настежь и вошла, ворвалась туда, вместе с Галькой уходила из города, вместе с Павликом грелась у костра...

Вот за это автору огромное человеческое спасибо, так творить дано не каждому. Писать для детей, не значит намеренно упрощать текст, 90% которого заполнять заплесневелым морализаторством, что и подтверждает своим творчеством Крапивин.

Оценка: 10

Повесть Крапивина «Выстрел с монитора» написана в стилистике «история в истории». Это довольно нередкий литературный прием – по ходу сюжета один из персонажей рассказывает другой сюжет, другую выдуманную историю. А может, и не выдуманную, - как отличить выдумку от реальности в пространстве литературы, где все действующие лица – только лишь персонажи. Однако, мы же, бывает, верим, переживаем и сострадаем этим выдуманным героям не меньше, чем живым людям.

Структура повести такова. Есть «наш мир» - советская реальность эпохи восьмидесятых. Пацан из этого мира знакомится с представителем иной реальности – Командором. Тот читает парню текст о жизни пацана из этого параллельного мира. Этот текст он осторожно называет сказкой, да такой сказкой, в которой не все вымысел.

В руках у мальчика оказывается монетка – вещественный знак из параллельного мира. Мальчик едет домой на пароходике, и по берегам заштатных краев средней России словно виднеются контуры замков и городов параллельного мира, описанного в повести незнакомца. Замыкается на само себя не только дважды отраженное в себе литературное пространство Крапивина, но и замыкается в мебиусову ленту время этого произведения.

Герои взаимно отражаются в двух слоях времени, идущих изначально параллельно, но связанных в кольцо в точке перехода монетки из рук мальчика-слушателя-истории-в-первом времени и мальчика-слушателя-истории-во-втором времени.

Всякий «рассказ в рассказе» ярко иллюстрирует проблему соотношения реальности и вымысла. Придуманные персонажи придумывают своих персонажей: а литературное пространство начинает умножаться само на себя, становится словно зеркалом, в котором отражено еще одно зеркало, и так до бесконечности. Два сюжета пересекаются, отражаются друг в друге, отсылают друг к другу, и персонажи узнают себя в других персонажах, переживают свои проблемы, постигая судьбу выдуманных лиц.

В этом произведении есть достаточно сложная структура и пространства и времени. Топосы литературного мира Крапивина – это не стабильные платформы привычного мира «единственной реальности». Это призрачные отблески радужных огней иных параллельных реальностей друг в друге, находящиеся в параллельных и отраженных друг в друге временах. Внезапно в провинциальном городке средней полосы при особом угле зрения становится видна иная реальность – массивные городские средневековые стены, стройные готические арки, статуи древних героев.

Искривление, зеркальная натяженность, «мебиусоподобность» литературного пространства Крапивина достигает тут своего наибольшего развития. Этот писатель всегда отличался большой вдумчивостью во всем, что касается детализации выдуманного мира: его «вселенная»наполнена большим количеством взаимных отсылок разных рассказанных им историй друг на друга, иногда мы только из другого произведения Крапивина узнаем о подлинном смысле того или иного события, мельком упомянутого в другом романе.

В литературном мире Крапивина реальность представлена в виде бесконечногранника. А мы словно живем только на одной грани универсума. А литературный мир Крапивина как бы открывает иные, неведомые грани мира, которые позволяют более четко настроить нашу оптику наблюдения за нашим собственным миром. Как в повести «Выстрел с монитора» история мальчика из параллельного мира Галлиена становится точкой роста характера мальчика из нашего мира, услышавшего ее от таинственного незнакомца из параллельного мира - так метафизика выдуманных миров становится практической наукой, этикой реальных поступков в этом мире, а сказка становится до боли реалистичным обсуждением темы ответственности человека за себя и за других.

Оценка: 10

Тематика произведений Крапивина с течением времени почти не меняется. С завидной последовательностью автор исследует один и тот же мир – мир детства и всего того, что с ним связано. Ребята с необычными способностями – вот главные герои его произведений, и эта повесть не исключение.

Для чтения таких книг во взрослом возрасте нужен особый настрой. Время от времени, когда устаешь от забот и проблем, когда хочется доброты и искренности, возникает потребность очутиться в мире забытых легенд и сказаний. Однобокость такого мира кажется неважной, когда душа просит противовеса жестокой честности иных произведений.

Структура произведения очень проста - это история в истории. Внешний слой образован историей из нашей реальности, рассказом о встрече двух незнакомых людей на старом пароходе, пожилого пассажира и 12-летнего мальчика.

Внутренний слой – это легенда о Реттерхальме, городке на берегу реки, в котором жил мальчишка Галька Тукк, и не подозревавший о том, что ему предстоит совершить подвиг. Жизнь города показана через призму детского восприятия, а выполненные с любовью рассказы о нем словно подбивают читателя самому побывать в Реттерхальме. Странно, но облик города кажется смутно знакомым даже тем, кто никогда о нем раньше не слышал…

Две истории скомбинированы просто, но их взаимосвязь дает особый, неожиданный эффект. Наш мир – истина для нас, в то время как мир Реттерхальма относится к чужой грани Кристалла. Мы знаем о несовершенстве нашего мира, но иногда все равно надеемся на чудо. А где, как не в альтернативном мире, проще всего искать чудо? Так фантастика в этой повести уступает место сказке.

Плывет по реке старый пароход, и вот уже внешний слой произведения становится не так просто отделить от внутреннего. Судьбы героев, легендарных и реальных, сплетаются все сильнее…

В этой книге нет ни анализа социальных проблем, ни изучения последствий деятельности командоров – словом, всего того, что займет свое место в дальнейших повестях о мире Кристалла. Ничего лишнего, только незамутненная легенда-быль о городе Реттерхальме, мальчишке Гальке и Первом Командоре.

Оценка: 9

У меня лично повести из цикла «В глубине Великого Кристалла» до сих пор вызывают дрожь - такие они волнующие, необычайные. Что в 13 лет читала, что в 30 - ощущение тайны все то же. Особенно с иллюстрациями Е.И. Стерлиговой. Ну и что, что критики видят в героях одного мальчика, однотипного героя. Этот герой - такой, каким должен быть честный человек, который в будущем вырастет в настоящего мужчину.

Оценка: 9

Отличная сказка-легенда о самопожертвовании, дружбе, надежде и мечтах.

Жаль, что не получилось прочитать все произведения Крапивина в подростковом возрасте, думаю был бы больше впечатлен «Выстрелом...». Но и для меня теперешнего история о мальчике-герое стала захватывающей и вдохновляющей. Хотелось бы надеяться, что и сегодня и в нашем мире есть достаточное количество людей похожих на Галиена Тукка, которые в трудный момент станут на пути зла и несправедливости.

Оценка: 8

Несколько лет назад я пытался читать Крапивина, однако это оказалось невероятно скучным занятием. При этом трудно упрекнуть автора в примитивном языке или недостатке воображения, но... Осталось впечатление, будто сюжет растягивается то-онким слоем, словно масло по слишком большому куску хлеба (с). Возможно, я просто не угадал с автором: ни его тематика, ни стиль по душе мне не пришлись.

Оценка: 4

Если Вы собираетесь прочесть эту часть цикла о Великом кристалле только для того, чтобы не быть потерянным в Гуси-гуси, то скажу, что да, стоит ее прочесть. Первые части цикла сильно разделены по сюжету. Но вам скорее всего захочется прочесть цикл целиком - хотя бы потому что в последующих частях Вы узнаете о дальнейших судьбах главных героев.

Эта книга вводная, хотя в ней и рассказана целостная история. Уровень интереса - детско-юношеский, но читается легко.

Оценка: 8

Думаю, что данное произведение лучшее в цикле о «Великом Кристалле». Здесь начинаются все основные сюжетные линии и без прочтения данного произведения остальные будут не очень понятны. Именно здесь происходят самые загадочные и удивительные события - петли во времени, удивительные воздействия на материальные объекты как следствие наивысшего эмоционального напряжения героев. Ничего не происходит просто так, всегда и во всём есть смысл. Данное произведение мне показалось наиболее продуманным и насыщенным событиями и загадками. Читал в детстве не один раз, да и сейчас во взрослом возрасте остаётся очень интересным и эмоционально насыщенными, прямо окунаешься в детские переживания, сталкиваясь с удивительными и в то же время приятными загадками, понимаешь, как важны семейные ценности, любовь родителей к детям. В детском возрасте мы не ценим этого, только с взрослением понимаешь важность любви близких людей.