Дневник окаянные дни. Бунин И. А. Окаянные дни. История в вагоне трамвая
В стране постоянно что-то разрушали и оскверняли. Все это указывает на цинизм исторических личностей, влияющих на ход истории. Они не всегда убивали, но несмотря на это Россия периодически оказывалась по колено в крови. И иногда смерть была единственным избавлением от не кончающихся страданий.
Жизнь населения в обновлённой России представляла собой медленную смерть. Быстро разрушив ценности, в том числе религиозные, создаваемые веками, своего народного, душевного богатства революционеры не предложили. Зато активно развивался вирус безвластия и вседозволенности, всё заражая на своём пути.
Глава «Москва 1918»
Само произведение написано в виде дневниковых заметок. Такой стиль очень красочно отражает видение современником наступившей действительности. На улице торжествовал послереволюционный период, происходили изменения в государственной деятельности.Бунин очень сильно переживал за свою родину. Именно это и отражается в строках. Автор испытывал боль за страдания своего народа, он по-своему чувствовал их на себе.
Первая запись в дневнике была сделана в январе 18 года. Автор писал, что проклятый год уже позади, но радости у народа все равно нет. Он не может представить себе, что ждет Россию дальше. Оптимизм напрочь отсутствует. А те небольшие просветы, которые вовсе не ведут к светлому будущему, нисколько не улучшают ситуацию.
Бунин отмечает, что после революции из тюрем выпустили бандитов, которые своим нутром почувствовали вкус власти. Автор отмечает, что согнав царя с трона, солдаты стали еще более жестокими и карают всех подряд, без особого разбора. Эти сто тысяч человек взяли в руки власть над миллионами. И хотя не весь народ разделяет взгляды революционеров, остановить безумную машину власти не представляется возможным.
Глава «Беспристрастность»
Бунин не скрывал того, что революционные перемены ему не нравятся. Порой общественность как на территории России, так и за рубежом обвиняла его в том, что такие суждения весьма субъективны. Многие говорили, что только время может указывать на беспристрастность и объективно оценить правильность революционных направлений. На такие высказывания у Ивана Алексеевича был один ответ: «беспристрастности на самом деле не существует, да и вообще понятие такое непонятно, а высказывания его напрямую связаны с жуткими переживаниями». Имея таким образом чёткую позицию, литератор не старался угодить общественности, а описывал увиденное, услышанное, прочувствованное так, как оно есть на самом деле.Бунин отмечал, что народ имеет полное право на отдельную ненависть, злость и осуждение происходящего вокруг. Ведь очень легко просто наблюдать за происходящим из дальнего угла и знать, что до тебя не дойдет вся жестокость и бесчеловечность.
Оказавшись же в гуще событий, мнение человека кардинально меняется. Ведь ты не знаешь, вернёшься ли сегодня живым, ежедневно испытываешь голод, тебя выбрасывают на улицу из своей же квартиры, и ты не знаешь куда пойти. Такие физические страдания даже несопоставимы с душевными. Человек осознает, что его дети уже никогда не увидят ту родину, которая была раньше. Меняются ценности, взгляды, принципы, убеждения.
Глава «Эмоции и чувства»
Сюжет рассказа «Окаянные дни», как и жизнь того времени переполнен опустошением, фактами подавленности и нетерпимости. Строки и мысли преподнесены таким образом, чтобы человек, после их прочтения, во всех темных красках видел не только отрицательные стороны, но и положительные. Автор отмечает, что темные картинки, на которых нет никаких ярких красок, намного эмоциональнее воспринимаются и западают глубже в душу.
В качестве черных чернил представлена сама революция и большевики, которые размещаются на белоснежном снегу. Такой контраст является мучительно-прекрасным, одновременно вызывающим отвращение, страх. На этом фоне народ начинает верить, что рано или поздно найдется тот, кто сможет одолеть разрушителя человеческих душ.
Глава «Современники»
В книге имеется очень много информации о современниках Ивана Алексеевичаа. Здесь он приводит свои высказывания, размышления о Блоке, Маяковском, Тихонове и о многих других литературных деятелях того времени. Чаще всего он осуждает писателей за их неправильные (по его мнению) взгляды. Бунин никак не может простить им то, что они склонились перед новым узурпаторским правительством. Автор не понимает, какие честные дела можно вести с большевиками.
Он отмечает, что русские литераторы, с одной стороны, пытаются бороться, называя власть авантюристской, предающей взгляды простого народа. А с другой стороны – они живут, как прежде, с навешанными на стены плакатами Ленина и постоянно находятся под контролем охраны, организованной большевиками.
Некоторые его современники открыто заявили, что намерены сами присоединиться к большевикам, и присоединялись. Бунин считает их глупыми людьми, которые ранее возносили самодержавие, а теперь придерживаются большевизма. Такие перебежки создают своеобразный забор, из-под которого народу практически невозможно выбраться.
Глава «Ленин»
Следует отметить, что по-особенному в произведении описан образ Ленина. Он пропитан сильной ненавистью, автор при этом не особо скупился на всевозможные эпитеты в адрес вождя. Он называл его ничтожным, жуликом и, даже животным. Бунин отмечает, что по городу много раз развешивали различные листовки, описывающие Ленина как мерзавца, предателя, который подкуплен немцами.Бунин не особо верит данным слухам и считает людей. Которые развешивали такие объявления, простыми фанатиками, одержимыми за гранями разумного, ставшие на пьедестал своего обожания. Писатель отмечает, что такие люди никогда не останавливаются и всегда идут до конца, какой бы ни был плачевный исход событий.
Бунин особое внимание уделяет Ленину как персоне. Он пишет о том, что Ленин боялся всего как огня, ему везде мерещились заговоры против него. Он сильно переживал, что потеряет власть или жизнь и до последнего не верил, что будет победа в октябре.
Глава «Русская вакханалия»
В своём произведении Иван Алексеевич дает ответ, из-за чего возникла такая несуразица в народе. Он опирается на общеизвестные работы мировых, на то время, критиков – Костомарова и Соловьева. В рассказе даются четкие ответы на причины возникновения колебаний духовного плана среди народа. Автор отмечает, что Россия – это типичное государство буяна.
Бунин представляет читателю народ в виде общества, постоянно жаждущего справедливости, а также перемен и равенства. Люди, желающие лучшей доли, периодически становились под знаменами самозванцев-царей, которые имели только корыстные цели.
Хотя народ был самой разнообразной социальной направленности, к концу вакханалии остались лишь воры и лентяи. Становилось совсем неважно, какие цели ставились изначально. То, что ранее все желали сделать новый и справедливый порядок вдруг забывалось. Автор говорит, что идеи со временем пропадают, а остаются лишь различные лозунги, чтобы оправдать образовавшийся хаос.
Созданное Буниным произведение описывало факты из жизни писателя до января 1920 года. Именно в это время Бунин вместе со своими членами семьи спасался от новой власти в Одессе. Здесь часть дневника была бесследно утеряна. Именно поэтому рассказ на данном этапе обрывается.
В заключение стоит отметить исключительные слова о русском народе. Бунин, безмерно уважал свой народ, так как был всегда связанным незримыми нитями с родиной, со своим отечеством. Писатель говорил, что в России существует два типа людей. Первые – это главенство, а вторые – чудики-фанатики. Каждый из этих видов может иметь переменчивость характера, многократно меняя свои взгляды.
Многие критики считали, что Бунин не понимал и не любил людей, но это совершенно не так. Злость, возникающая в душе писателя, была направлена на нелюбовь к народным страданиям. А нежелание идеализировать жизнь России в период революционных перемен, делают произведения Бунина не только литературными шедеврами, но и историческими информационными источниками.
История публикации
Фрагменты книги были впервые опубликованы в Париже русским издательством «Возрождение » в 1926 году. В полном виде книга была в 1936 году опубликована Берлинским издательством «Petropolis». В СССР книга была запрещена и не публиковалась вплоть до перестройки.
«Окаянные дни» - это художественное и философско-публицистическое произведение, которое отражает эпоху революции и последовавшей за ней гражданской войны . Благодаря точности, с которой Бунину удалось запечатлеть царившие в России того времени переживания, раздумия и мировоззрения, книга представляет большой исторический интерес. Также «Окаянные дни» обладают важностью для понимания всего творчества Бунина, так как отражают переломный этап как в жизни, так и в творческой биографии писателя.
Основу произведения составляет документирование и осмысление Буниным разворачивавшихся в Москве 1918 года и в Одессе 1919 года революционных событий, свидетелем которых он стал. Воспринимая революцию как национальную катастрофу, Бунин тяжело переживал происходившие в России события, что объясняет мрачную, подавленную интонацию произведения. Галина Кузнецова, состоявшая в близких отношениях с Буниным, в своем дневнике писала:
В сумерки Иван Алексеевич вошел ко мне и дал свои «Окаянные дни». Как тяжел этот дневник!! Как ни будь он прав - тяжело это накопление гнева, ярости, бешенства временами. Коротко сказала что-то по этому поводу - рассердился! Я виновата, конечно. Он это выстрадал, он был в известном возрасте, когда писал это…
Галина Кузнецова. «Грасский дневник »
На страницах «Окаянных дней» Бунин темпераментно, гневно выражает своё крайнее неприятие большевиков и их вождей. «Ленин, Троцкий, Дзержинский… Кто подлее, кровожаднее, гаже? » риторически вопрошает он. Однако, нельзя рассматривать «Окаянные дни» исключительно с точки зрения содержания, проблематики, только как произведение публицистического характера. Произведение Бунина соединяет в себе как черты документальных жанров, так и ярко выраженное художественное начало.
Примечания
Литература
Шленская Г.М.
Виктор Астафьев и Иван Бунин//Сибирские огни, №6, 2008
Литвинова В.И.
Окаянные дни в жизни И.А. Бунина.-Абакан, 1995
| Произведения |
|---|
Иван Алексеевич Бунин
Окаянные дни
Олег Михайлов. Неизвестный Бунин
[текст отсутствует]
Окаянные дни
Москва, 1918 г
А кругом нечто поразительное: почти все почему-то необыкновенно веселы, - кого ни встретишь на улице, просто сияние от лица исходит:
Да полно вам, батенька! Через две-три недели самому же совестно будет…
Бодро с веселой нежностью (от сожаления ко мне, глупому) тиснет руку и бежит дальше.
Нынче опять такая же встреча, - Сперанский из «Русских Ведомостей». А после него встретил в Мерзляковском старуху. Остановилась, оперлась на костыль дрожащими руками и заплакала:
Батюшка, возьми ты меня на воспитание! Куда ж нам теперь деваться? Пропала Россия, на тринадцать лет, говорят, пропала!
Был на заседании «Книгоиздательства писателей», - огромная новость: «Учредительное Собрание» разогнали!
О Брюсове: все левеет, «почти уже форменный большевик». Не удивительно. В 1904 году превозносил самодержавие, требовал (совсем Тютчев!) немедленного взятия Константинополя. В 1905 появился с «Кинжалом» в «Борьбе» Горького. С начала войны с немцами стал ура - патриотом. Теперь большевик.
С первого февраля приказали быть новому стилю. Так что по-ихнему нынче уже восемнадцатое.
Вчера был на собрании «Среды». Много было «молодых». Маяковский, державшийся, в общем, довольно пристойно, хотя все время с какой-то хамской независимостью, щеголявший стоеросовой прямотой суждений, был в мягкой рубахе без галстука и почему-то с поднятым воротником пиджака, как ходят плохо бритые личности, живущие в скверных номерах, по утрам в нужник.
Читали Эренбург, Вера Инбер. Саша Койранский сказал про них:
Завывает Эренбург, Жадно ловит Инбер клич его, - Ни Москва, ни Петербург Не заменят им Бердичева.
В газетах - о начавшемся наступлении немцев. Все говорят: «Ах, если бы!»
Ходили на Лубянку. Местами «митинги». Рыжий, в пальто с каракулевым круглым воротником, с рыжими кудрявыми бровями, с свежевыбритым лицом в пудре и с золотыми пломбами во рту, однообразно, точно читая, говорит о несправедливостях старого режима. Ему злобно возражает курносый господин с выпуклыми глазами. Женщины горячо и невпопад вмешиваются, перебивают спор (принципиальный, по выражению рыжего) частностями, торопливыми рассказами из своей личной жизни, долженствующими доказать, что творится черт знает что. Несколько солдат, видимо, ничего не понимают, но, как всегда, в чем-то (вернее, во всем) сомневаются, подозрительно покачивают головами.
Подошел мужик, старик с бледными вздутыми щеками и седой бородой клином, которую он, подойдя, любопытно всунул в толпу, воткнул между рукавов двух каких-то все время молчавших, только слушавших господ: стал внимательно слушать и себе, но тоже, видимо, ничего не понимая, ничему и никому не веря. Подошел высокий синеглазый рабочий и еще два солдата с подсолнухами в кулаках. Солдаты оба коротконоги, жуют и смотрят недоверчиво и мрачно. На лице рабочего играет злая и веселая улыбка, пренебрежение, стал возле толпы боком, делая вид, что он приостановился только на минуту, для забавы: мол, заранее знаю, что все говорят чепуху.
Дама поспешно жалуется, что она теперь без куска хлеба, имела раньше школу, а теперь всех учениц распустила, так как их нечем кормить:
Кому же от большевиков стало лучше? Всем стало хуже и первым делом нам же, народу!
Перебивая ее, наивно вмешалась какая-то намазанная сучка, стала говорить, что вот-вот немцы придут и всем придется расплачиваться за то, что натворили.
Раньше, чем немцы придут, мы вас всех перережем, - холодно сказал рабочий и пошел прочь.
Солдаты подтвердили: «Вот это верно!» - и тоже отошли.
О том же говорили и в другой толпе, где спорили другой рабочий и прапорщик. Прапорщик старался говорить как можно мягче, подбирая самые безобидные выражения, стараясь воздействовать логикой. Он почти заискивал, и все-таки рабочий кричал на него:
Молчать побольше вашему брату надо, вот что! Нечего пропаганду по народу распускать!
К. говорит, что у них вчера опять был Р. Сидел четыре часа и все время бессмысленно читал чью-то валявшуюся на столе книжку о магнитных волнах, потом пил чай и съел весь хлеб, который им выдали. Он по натуре кроткий, тихий и уж совсем не нахальный, а теперь приходит и сидит без всякой совести, поедает весь хлеб с полным невниманием к хозяевам. Быстро падает человек!
Блок открыто присоединился к большевикам. Напечатал статью, которой восхищается Коган (П. С.). Я еще не читал, но предположительно рассказал ее содержание Эренбургу - и оказалось, очень верно. Песенка-то вообще не хитрая, а Блок человек глупый.
Из горьковской «Новой Жизни»:
«С сегодняшнего дня даже для самого наивного простеца становится ясно, что не только о каком- нибудь мужестве и революционном достоинстве, но даже о самой элементарной честности применительно к политике народных комиссаров говорить не приходится. Перед нами компания авантюристов, которые ради собственных интересов, ради промедления еще на несколько недель агонии своего гибнущего самодержавия, готовы на самое постыдное предательство интересов родины и революции, интересов российского пролетариата, именем которого они бесчинствуют на вакантном троне Романовых».
Из «Власти Народа»:
«Ввиду неоднократно наблюдающихся и каждую ночь повторяющихся случаев избиения арестованных при допросе в Совете Рабочих Депутатов, просим Совет Народных Комиссаров оградить от подобных хулиганских выходок и действий…» Это жалоба из Боровичей.
Мы вспоминаем Бунина как автора «Антоновских яблок» и «Тёмных аллей», но есть в его творчестве и «Окаянные дни» - дневниковые записи 1918-1920 гг., в которых писатель размышлял о том, что произошло с Россией в годы революции и гражданской войны. Опубликованные в 1925 году, в нашей стране «Окаянные дни» были напечатаны только в 1980-х.
Какая это старая русская болезнь, это томление, эта скука, эта разбалованность - вечная надежда, что придет какая-то лягушка с волшебным кольцом и все за тебя сделает: стоит только выйти на крылечко и перекинуть с руки на руку колечко!
«Революции не делаются в белых перчатках…» Что ж возмущаться, что контрреволюции делаются в ежовых рукавицах?
Шел и думал, вернее, чувствовал: если бы теперь и удалось вырваться куда-нибудь, в Италию например, во Францию, везде было бы противно, – опротивел человек! Жизнь заставила так остро почувствовать, так остро и внимательно разглядеть его, его душу, его мерзкое тело. Что наши прежние глаза, – как мало они видели, даже мои!
Разве многие не знали, что революция есть только кровавая игра в перемену местами, всегда кончающаяся только тем, что народ, даже если ему и удалось некоторое время посидеть, попировать и побушевать на господском месте, всегда в конце концов попадает из огня да в полымя?
Есть два типа в народе. В одном преобладает Русь, в другом – Чудь, Меря. Но и в том и в другом есть страшная переменчивость настроений, обликов, «шаткость», как говорили в старину. Народ сам сказал про себя: «Из нас, как из древа, – и дубина, и икона», – в зависимости от обстоятельств, от того, кто это древо обрабатывает: Сергий Радонежский или Емелька Пугачев. Если бы я эту «икону», эту Русь не любил, не видал, из за чего же бы я так сходил с ума все эти годы, из за чего страдал так беспредельно, так люто?
Опять какая то манифестация, знамена, плакаты, музыка – и кто в лес, кто по дрова, в сотни глоток:
– Вставай, подымайся, рабочай народ!
Римляне ставили на лица своих каторжников клейма: «Cave furem». На эти лица ничего не надо ставить, – и без всякого клейма все видно.
Во время французской революции тоже сразу была создана целая бездна новых административных учреждений, хлынул целый потоп декретов, циркуляров, число комиссаров – непременно почему то комиссаров – и вообще всяческих властей стало несметно, комитеты, союзы, партии росли, как грибы, и все «пожирали друг друга», образовался совсем новый, особый язык, «сплошь состоящий из высокопарнейших восклицаний вперемешку с самой площадной бранью по адресу грязных остатков издыхающей тирании…» Все это повторяется потому прежде всего, что одна из самых отличительных черт революций – бешеная жажда игры, лицедейства, позы, балагана. В человеке просыпается обезьяна.
Почему комиссар, почему трибунал, а не просто суд? Все потому, что только под защитой таких священно-революционных слов можно так смело шагать по колено в крови...
Страшно сказать, но правда: не будь народных бедствий, тысячи интеллигентов были бы прямо несчастнейшие люди. Как же тогда заседать, протестовать, о чём кричать и писать?
Люди спасаются только слабостью своих способностей, - слабостью воображения, внимания, мысли, иначе нельзя было бы жить. Толстой сказал про себя однажды:
Вся беда в том, что у меня воображение немного живее, чем у других…
Есть и у меня эта беда.
Мужики, разгромившие осенью семнадцатого года одну помещичью усадьбу под Ельцом, ощипали, оборвали для потехи перья с живых павлинов и пустили их, окровавленных, летать, метаться, тыкаться с пронзительными криками куда попало.
Но что за беда! Вот Павел Юшкевич уверяет, что «к революции нельзя подходить с уголовной меркой», что содрогаться от этих павлинов – «обывательщина». Даже Гегеля вспомнил: «Недаром говорил Гегель о разумности всего действительного: есть разум, есть смысл и в русской революции».
Да, да, «бьют и плакать не велят». Каково павлину, и не подозревавшему о существовании Гегеля? С какой меркой, кроме уголовной, могут «подходить к революции» те священники, помещики, офицеры, дети, старики, черепа которых дробит победоносный демос?
В сущности, всем нам давно пора повеситься, - так мы забиты, замордованы, лишены всех прав и законов, живем в таком подлом рабстве, среди непрестанных заушений, издевательств!
Давеча прочитал про этот расстрел двадцати шести как-то тупо.
Сейчас в каком-то столбняке. Да, двадцать шесть, и ведь не когда-нибудь, а вчера, у нас, возле меня. Как забыть, как это простить русскому народу? А все простится, все забудется. Впрочем, и я - только стараюсь ужасаться, а по-настоящему не могу, настоящей восприимчивости все-таки не хватает. В этом и весь адский секрет большевиков - убить восприимчивость. Люди живут мерой, отмерена им и восприимчивость, воображение, - перешагни же меру. Это - как цены на хлеб, на говядину. "Что? Три целковых фунт!" А назначь тысячу - и конец изумлению, крику, столбняк, бесчувственность. "Как? Семь повешенных?!" - "Нет, милый, не семь, а семьсот!" - И уж тут непременно столбняк - семерых-то висящих еще можно представить себе, а попробуй-ка семьсот, даже семьдесят!
Толстой говорил, что девять десятых дурных человеческих поступков объясняются исключительно глупостью.
– В моей молодости, – рассказывал он, – был у нас приятель, бедный человек, вдруг купивший однажды на последние гроши заводную металлическую канарейку. Мы голову сломали, ища объяснение этому нелепому поступку, пока не вспомнили, что приятель наш просто ужасно глуп.
Был В. Катаев (молодой писатель). Цинизм нынешних молодых людей прямо невероятен. Говорил: «За сто тысяч убью кого угодно. Я хочу хорошо есть, хочу иметь хорошую шляпу, отличные ботинки…»
Зачем жить, для чего? Зачем делать что-нибудь? В этом мире, в их мире, в мире поголовного хама и зверя, мне ничего не нужно.
Впрочем, почта русская кончилась уже давно, ещё летом 17 года: с тех самых пор, как у нас впервые, на европейский лад, появился «министр почт и телеграфов». Тогда же появился впервые и «министр труда» - и тогда же вся Россия бросила работать. Да и сатана каиновой злобы, кровожадности и самого дикого самоуправства дохнул на Россию именно в те дни, когда были провозглашены братство, равенство и свобода.
– Вы домой? – говорю как-то писателю Осиповичу, прощаясь с ним на улице.
Он отвечает:
– Отнюдь!
Как я ему растолкую, что так по-русски не говорят? Не понимает, не чует:
– А как же надо сказать? По-вашему, отнюдь нет? Но какая разница?
Разницы он не понимает. Ему, конечно, простительно, он одессит. Простительно еще и потому, что в конце концов он скромно сознается в этом и обещает запомнить, что надо говорить «отнюдь нет».
«Российская история» Татищева:
«Брат на брата, сыневе против отцев, рабы на господ, друг другу ищут умертвить единого ради корыстолюбия, похоти и власти, ища брат брата достояния лишить, не ведуще, яко премудрый глаголет: ища чужого, о своем в оный день возрыдает…»
А сколько дурачков убеждено, что в российской истории произошел великий «сдвиг» к чему-то будто бы совершенно новому, доселе небывалому!
Вся беда (и страшная), что никто даже малейшего подлинного понятия о «российской истории» не имел.
Рассказывал, что большевики до сих пор изумлены, что им удалось захватить власть и что они все еще держатся:
– Луначарский после переворота недели две бегал с вытаращенными глазами: да нет, вы только подумайте, ведь мы только демонстрацию хотели произвести и вдруг такой неожиданный успех!
Читая «Окаянные дни» (Бунин, краткое содержание следует далее), невольно ловишь себя на мысли, что в России на смену одним «окаянным дням» приходят нескончаемые новые, не менее «окаянные»… Внешне они вроде бы разные, но суть их остаётся прежней - разрушение, осквернение, надругательство, бесконечный цинизм и лицедейство, которые не убивают, ведь смерть - это не самый худший исход в этом случае, а калечат душу, превращая жизнь в медленную смерть без ценностей, без чувств с одной лишь безмерной пустотой. Страшно становится, когда предполагаешь, что нечто подобное происходит в душе одного человека. А если представить, что «вирус» множится и распространяется, заражая миллионы душ, десятилетиями уничтожая в целом народе всё самое лучшее и ценное? Жутко.
Москва, 1918 год
Начиная с января 1918 года по январь 1920, великий писатель России Бунин Иван Алексеевич («Окаянные дни») записывал в форме дневника - живых записок современника - все то, что происходило на его глазах в послереволюционной России, все то, что он чувствовал, переживал, что выстрадал и с чем до конца своих дней так и не расстался - неимоверную боль за свою Родину.
Начальная запись сделана первого января 1918 года. Один «проклятый» год позади, но радости нет, ведь невозможно представить, что ждёт Россию дальше. Оптимизма нет, и даже всякая маломальская надежда на возврат к «прежнему порядку» или скорые изменения к лучшему тает с каждым новым днём. В разговоре с полотёрами писатель приводит слова одного «курчавого», что сегодня только Бог знает, что со всеми нами будет… Ведь из тюрем, из психиатрических больниц выпустили преступников и сумасшедших, которые животным своим нутром почуяли запах крови, бесконечной власти и безнаказанности. «Царя ссадили», набросились на престол и теперь управляют огромным народом и бесчинствуют на необъятных просторах Руси: в Симферополе, говорят, солдаты и рабочие карают всех без разбора, «прямо по колено в крови ходят». И что самое ужасное - их всего-то тысяч сто, а народу миллионы, и ничего поделать не могут…
Беспристрастность
Продолжаем краткое содержание («Окаянные дни», Бунин И.А.). Не раз общественность как в России, так и в Европе обвиняла писателя в субъективности его суждений о тех событиях, заявляя, что только время может быть беспристрастным и объективным в оценке русской революции. На все эти выпады Бунин отвечал однозначно - беспристрастности в прямом её понимании нет и никогда не будет, а его «пристрастность», выстраданная им в те жуткие годы, есть самая что ни на есть беспристрастность.
Он имеет полное право и на ненависть, и на желчность, и на злость, и на осуждение. Очень легко быть «толерантным», когда наблюдаешь за происходящим из дальнего угла и знаешь, что никто и ничто не в силах уничтожить тебя или, что ещё хуже, уничтожить твоё достоинство, искалечить до неузнаваемости душу… А когда оказываешься в гуще тех самых страшных событий, когда выходишь из дома и не знаешь, вернёшься ли живым, когда выселяют из собственной квартиры, когда голод, когда дают «по осьмушке сухарей», «пожуешь их - вонь адская, душа горит», когда самые нестерпимые физические страдания не идут ни в какое сравнение с душевными метаниями и несмолкаемой, изнурительной, вынимающей всё без остатка болью от того, что «наши дети, внуки не будут в состоянии даже представить себе ту страну, империю, Россию, в которой мы когда-то (то есть вчера) жили, которую мы не ценили, не понимали, - всю эту мощь, сложность, богатство, счастье...», то «страстность» не может не быть, и она становиться тем самым истинным мерилом добра и зла.
Чувства и эмоции
Да, «Окаянные дни» Бунина в кратком содержании тоже наполнены опустошением, подавленностью и нетерпимостью. Но вместе с тем преобладающие при описании людей тех лет, событий и собственного внутреннего состояния тёмные краски можно и нужно воспринимать не со знаком «минус», а со знаком «плюс». Чёрно-белая картинка, лишённая ярких, насыщенных красок, эмоциональнее и вместе с тем глубже и тоньше. Чёрные чернила ненависти к русской революции и большевикам на фоне белого мокрого снега, «облепленные им гимназистки идут - красота и радость» - это тот мучительно прекрасный контраст, одновременно передающий и отвращение, и страх, и настоящую, ни с чем не сравнимую любовь к Отечеству, и веру в то, что рано или поздно «человек святой», «строитель, высокой крепости» одолеет того самого «буяна» и «разрушителя» в душе русского человека.
Современники
Книга «Окаянные дни» (Бунин Иван) наполнена, и даже переполнена, высказываниями автора о своих современниках: Блоке, Горьком, Гиммере-Суханове, Маяковском, Брюсове, Тихонове… Суждения, в основном, недобрые, язвительные. Не мог И.А. Бунин понять, принять и простить их «прихлебательство» перед новыми властями. Какие могут быть дела между честным, умным человеком и большевиками?
Какие же отношения между большевиками и всей этой компании - Тихонов, Горький, Гиммер-Суханов? С одной стороны, они «борются» с ними, открыто называют их «компанией авантюристов», которая ради власти, цинично прикрываясь «интересами российского пролетариата», предаёт Родину и «бесчинствует на вакантном троне Романовых». А с другой? А с другой - живут «как дома» в реквизированной Советами «Национальной гостинице», на стенах портреты Троцкого и Ленина, а внизу - охрана из солдат и выдающий пропуска большевистский «комендант».
Брюсов, Блок, Маяковский, открыто присоединившиеся к большевикам, и вовсе, по мнению автора, люди глупые. С одинаковым рвением они превозносили как самодержавие, так и большевизм. Произведения их «нехитрые», вполне «заборная литература». Но больше всего угнетает то, что «забор» этот становится кровной роднёй чуть не всей русской литературе, им ограждается едва ли не вся Россия. Тревожит одно - станет ли когда-нибудь возможным из-под этого забора выбраться? Последний, Маяковский, не может даже вести себя пристойно, всё время надо «выставляться», как будто «хамская независимость» и «стоеросовая прямота суждений» есть непременные «атрибуты» таланта.
Ленин
Продолжаем краткое содержание - «Окаянные дни», Бунин Иван Алексеевич. Особой ненавистью в произведении пропитан образ Ленина. Автор не скупится на резко негативные эпитеты в адрес «большевистского главаря» - «ничтожный», «жульнический», «О, какое это животное!»… Не раз говорили, да и по городу были расклеены листовки, что Ленин и Троцкий - обычные «мерзавцы», предатели, подкупленные немцами. Но Бунин не слишком верит в эти слухи. Он видит в них «фанатиков», свято верующих в «мировой пожар», а это намного хуже, поскольку фанатизм - есть исступление, одержимость, стирающая грани разумного и ставящая на пьедестал лишь предмет своего обожания, а значит и террор, и безоговорочное уничтожение всех несогласных. Предатель Иуда успокаивается после получения им «заслуженных тридцати серебряников», а фанатик идёт до конца. Доказательств тому было предостаточно: Россия держалась в беспрерывном «накалении», не прекращался террор, гражданская война, кровь и насилие приветствовались, поскольку считались единственно возможными средствами достижения «великой цели». Сам же Ленин всего боялся «как огня», везде ему «мерещились заговоры», «трепетал» за свою власть и жизнь, поскольку не ожидал и до сих пор не мог до конца поверить в победу в октябре.
Русская революция
«Окаянные дни», Бунин - анализ произведения на этом не заканчивается. Немало размышляет автор и о сути русской революции, которая неразрывно связана с душой и характером русского человека, «ведь истинно Бог и дьявол поминутно сменяются на Руси». С одной стороны с давних времён земли русские славились «разбойничками» разного «пошиба» - «шатуны, муромские, саратовские, ярыги, бегуны, бунтари против всех и вся, сеятели всяческих свар, лжей и несбыточных надежд». С другой - был и «святой человек», и пахарь, и труженик, и строитель. То шла «непрестанная борьба» с буянами и разрушителями, то обнаруживалось удивительное преклонение пред «всякой сварой, крамолой, кровавой неурядицей и нелепицей», которые неожиданным образом приравнивались к «великой благодати, новизне и оригинальности будущих форм».
Русская вакханалия
От чего проистекала столь вопиющая несуразица? Опираясь на работы Костомарова, Соловьёва о смутном времени, на размышления Ф. М. Достоевского, И.А. Бунин видит истоки всяческих смут, колебаний и шаткости на Руси в духовной тьме, молодости, недовольстве и неуравновешенности русского народа. Русь - типичная страна буяна.
Здесь Русская история «грешит» чрезвычайной «повторяемостью». Ведь был и Стенька Разин, и Пугачёв, и Кази-Мулла… Народ, как влекомый жаждой справедливости, необыкновенных перемен, свободы, равенства, скорого увеличения благосостояния, так и многого не понимающий толком, поднимался и шёл под знамёнами тех самых вожаков, лжецарей, самозванцев и честолюбцев. Народ был, как правило, самый разнообразный, но в конце всякой «русской вакханалии» большую часть составляли беглые воры, лентяи, сволочи и чернь. Уже не важна и давно позабыта первоначальная цель - до основания разрушить старый порядок и на его месте воздвигнуть новый. Вернее, идеи стираются, а лозунги сохраняются до конца - надо же как-то оправдывать этот хаос и мрак. Дозволяется полный грабёж, полное равенство, полная воля от всякого закона, общества и религии. С одной стороны народ становится пьян от вина и крови, а с другой - падает ниц перед «главарём», ибо за малейшее ослушание любой мог быть наказан смертью истязательной. «Русская вакханалия» превосходит по размаху всё, до неё бывшее. Масштабность, «бессмысленность «и особая, несравнимая ни с чем слепая, грубая «беспощадность», когда «у добрых отнимаются руки, у злых - развязываются на всякое зло» - вот основные черты русских революций. И именно это опять возникло в огромном размере…
Одесса, 1919 год
Бунин И.А., «Окаянные дни» - краткое содержание по главам на этом не заканчивается. Весной 1919 года писатель переезжает в Одессу. И вновь жизнь превращается в непрестанное ожидание скорой развязки. В Москве многие ждали немцев, наивно полагая, что они вмешаются во внутренние дела России и освободят её от большевистского мрака. Здесь, в Одессе, народ беспрестанно бегает на Николаевский бульвар - стоит ли, сереющий вдали французский миноносец. Если да - значит есть хоть какая-то защита, надежда, а если нет - ужас, хаос, пустота, и тогда уж всему конец.
Каждое утро начинается с чтения газет. Они полны слухов и лжи, её скапливается столько, что задохнуться можно, но дождь ли, холод - все одно автор бежит и тратит последние деньги. Что Петербург? Что в Киеве? Что Деникин и Колчак? Вопросы без ответов. Вместо них - кричащие заголовки: «Красная Армия только вперёд! Шагаем дружно от победы к победе!» или «Вперёд, родные, не считайте трупов!», а под ними спокойным, стройным рядом, как будто так и надо, идут заметки о бесконечных расстрелах врагов Советов или «предупреждения» о скором отключении электричества из-за полного истощения топлива. Что ж, итоги вполне ожидаемые… В один месяц «обработали» всё и вся: «ни железных дорог, ни трамваев, ни воды, ни хлеба, ни одежды - ничего!»
Город, некогда шумный и радостный, весь в темноте, кроме мест, где «квартируются» «большевистские притоны». Там во всю мощь пылают люстры, слышны задорные балалайки, виднеются на стенах и чёрные знамёна, на фоне которых белые черепа с лозунгами: «Смерть буржуям! Но жутко не только ночью, но и днём. На улицу выходят мало. Город не живёт, весь огромный город сидит по домам. В воздухе витает ощущение, что страна завоёвана другим народом, каким-то особым », который намного страшнее любого виданного доселе. А завоеватель этот шатается по улицам, играет на гармонях, пляшет, «кроет матом», плюёт семечки, торгует с лотков, и на лице у него, у этого завоевателя, прежде всего, нет обыденности, нет простоты. Оно сплошь резко отталкивающее, пугающее своей злой тупостью и уничтожающее всё живое своим «угрюмым и вместе с тем лакейским» вызовом ко всему и всем…
«Окаянные дни», Бунин, краткое содержание: заключение
В последние январские дни 1920 года И. А. Бунин со своей семьёй спасался бегством из Одессы. Листки дневника были утеряны. Поэтому одесские заметки на этом месте обрываются…
В заключение статьи ««Окаянные дни», Бунин: краткое содержание произведения» хочется привести ещё одни слова автора о русском народе, который он, несмотря на свой гнев, праведный гнев, любил и почитал безмерно, поскольку был неразрывно связан со своим Отечеством - Россией. Он говорил, что на Руси есть два типа в народе: в первом главенствует Русь, в другом же - Чудь. Но и в одном, и во втором присутствует удивительная, порой страшная переменчивость настроений и обликов, так называемая «шаткость». Из него, народа, как из дерева, может выйти и дубина, и икона. Всё зависит от обстоятельств и от того, кто это дерево обтёсывает: Емелька Пугачёв или Преподобный Сергий. И. А. Бунин эту «икону» видел и любил. Многие считали, что ненавидел только. Но нет. Злость эта от любви была и от страданий, таких беспредельных, таких лютых от того, что происходит настоящее надругательство над ней. Ты видишь, а сделать ничего не можешь.
Ещё раз хочется напомнить, что в статье шла речь о произведении ««Окаянные дни», Бунин. Краткое содержание не может передать всю тонкость и глубину чувств автора, поэтому прочтение дневниковых заметок в полном объеме просто необходимо.