Я роман пастернака не читал но осуждаю. Миф: Не читал, но осуждаю. Пастернака не читал, но осуждаю

"Не читал, но осуждаю!", - по разным сведениям, часть фразы:
1. прозвучавшей в 1958 году на заседании правления Союза писателей СССР при рассмотрении дела Бориса Пастернака, которого обвиняли в публикации за границей «антисоветского»романа «Доктор Живаго»;
2. происходящей от заметки экскаваторщика Филиппа Васильцева «Лягушка в болоте», опубликованной в «Литературной газете» (№ 131 от 01.11.58) по тому же самому поводу: «Газеты пишут про какого-то Пастернака. Будто бы есть такой писатель. Ничего о нём я до сих пор не знал, никогда его книг не читал… это не писатель, а белогвардеец… я не читал Пастернака. Но знаю: в литературе без лягушек лучше». (Википедия)

Собственно, в таком виде - «Пастернака не читал, но осуждаю» - эта фраза не фигурировала ни на общемосковском собрании писателей, ни в опубликованных разными газетами «письмах трудящихся». Вариация ее принадлежит Александру Шелепину, тогдашнему председателю КГБ: «Я не читал Пастернака, но считаю, что советский писатель должен издаваться сначала в СССР», то есть смысл можно свести к: «роман не читал, но осуждаю факт его публикации за рубежом». (Луркоморье). Так, или иначе, как ни крути – обе версии обстоятельств рождения этой фразы, ставшей крылатой и характеризующей советский строй, актуальны в эти дни (а на самом деле – уже давно, - прим. автора) в Израиле. Кто из критиков (вернее – критиканов, - прим. автора) и апологетов репрессирования раввинов читал "Торат-а-Мелех"? И не прав ли раввин Дов Лиор, заявивший, что "раввин не нуждается в санкции комиссара на издание книги"? Так в чем же причина скандала, разгоревшегося вокруг книги раввинов Ицхака Шапиро и Йосефа Элицура "Торат-а-Мелех" (Законы царя")? И важно ли приводить полное название книги - "Торат-а-Мелех" (Законы царя"): "Диней нефашот" (вопросы жизни и смерти) "бейн Исраэль ле-амим" (в сравнении еврейского и нееврейского подходов)? Причина – та же, что и в Советском союзе: опасение правящей элиты потерять полный контроль над умонастроениями, мировоззрением граждан и борьба против распространителей альтернативной идеологии, угрожающих лишить верхушку государства и олигархию гегемонии. Для этого нужно дискредитировать оппонента, демонизировать его идеологию, объявить его врагом, а если враг не сдается – его … что? Не забыли еще? Вы скажете – я перегибаю палку и сгущаю краски? Тогда я вам приведу несколько цитат: «Внутреннее противостояние неизбежно, и если в Израиле разразится гражданская война, и будет пролита кровь – это будет меньшая цена, чем та, которую мы платим за конфликт с палестинцами»(один из лидеров МААРАХа-Аводы, Эфраим Снэ), "Не важно, что мы сделаем первый выстрел в гражданской войне. Пропагандистский аппарат - в наших руках, мы будем направлять пишущего историю. Всегда вы будете виноватыми в войне между братьями" (Элиягу Голомб, глава ХАГАНы, Менахему Бегину в 1944г.), «Возможна ситуация, в которой я скажу: нужно избавиться от этой части общества. И тогда гражданская война меня не испугает» (Моше Негби, юридический обозреватель "Коль-Исраэль"), «Поведение поселенцев, «ноар ха-гваот» («молодёжь холмов») напоминает поведение бритоголовых в Европе и США» (обозреватель "Коль-Исраэль, Узи Бензиман), «Религиозные солдаты напоминают мне нацистов» (Шломо Газит), «Видя ультраортодоксов, я понимаю нацистов» (Игаль Тумаркин, лауреат Государственной премии Израиля), «Я призываю вас взяться за оружие, ответить им (поселенцам) огнем… Да, взяться за оружие»... «Солдаты ЦАХАЛа – иудео-нацисты» (профессор философии Й. Лейбович, лауреат Государственной премии Израиля), «Только тот, кто готов пойти танками на Офру, сможет остановить эту фашистскую лавину» (проф. З.Штернхаль, лауреат Государственой премии Израиля), «Дети еврейского Хеврона напоминают мне Гитлерюгенд» (профессор Моше Циммерман), самая свежая – "Шаманы завладели государством, вторгаясь на территорию светского населения" (репортер телеканала "Израиль плюс", Алекс Адлер, об авторах книги "Торат-а-Мелех" и раввине Дове Лиоре). Это далеко не полная подборка. Но впечатляет, а? И ведь все – лауреаты и профессора. И никого из них не преследовала ни полиция, ни прокуратура, ни ШАБАК. Свобода слова, говорят. Так может быть в книге "Торат-а-Мелех" содержатся высказывания или призывы, которые "круче" приведенных выше и в сто крат опаснее? Кто-нибудь прочел книгу? Что – невозможно приобрести? Остатки тиража конфискованы полицией? Еще до того, как суд постановил, что книга содержит запрещенные законом высказывания и призывы? Стоп, а почему тогда ее авторы все еще на свободе, и даже обвинительные заключения им не предъявлены? Превентивные меры? Полиция Полицейское государство получается, граждане… Я признаюсь: я читал эту крамольную книгу. И готов рассказать вам о ней. Но вам придется поверить мне на слово – ведь у вас этой книги нет (конфискована). Но заместителю прокурора – Шаю Ницану – все же поверили на слово. А у нас ведь все равны (так, по крайней мере, сам Шай Ницан утверждает). Итак, открываем книгу. "Глава первая: - "Запрет убийства гоев". Что-о-о-о-о?! А что слышали. Привожу в оригинале: "Исур аригат гой" (????? ????? ???). Как же так – нам ведь вдалбливают: "Торат-а-Мелех" – книга о законности убийства гоев! Что ж, тем, кто книги не читал и не видел (и не увидит и не прочитает) – можно вдолбить все, что угодно. Но, может я тенденциозно представляю факты, вырываю из контекста? Что ж – пойдем в саамы конец, в раздел "Выводы вкратце": "Еврей не несет ответственности за убийство гоя в тех случаях, когда и убийство гоя гоем не влечет ответственности". Страшная крамола, а?! В оригинале написано "мутар" (т.е. можно, разрешено)! Да, но это "можно, разрешено" только в разговорном иврите. А на языке галахи, на языке раввинов то, что разрешено изначально – определяется словом в повелительном наклонении или словосочетанием "делается так". Помните заголовок первой главы? Изначально убийство ЗАПРЕЩЕНО. Но что делать во время войны, когда оно неизбежно? На войне, если пришлось убить гоя на вражеской стороне, не наступает уголовная ответственность, потому что на войне изначальный запрет на убийство ослабевает: убить вражеского солдата – это задача, это приказ, это – цель. Оп-па! Теперь уже и я попал в "черные списки" Шая Ницана, объяснив вам вкратце суть крамольной книги. Что ж – хорошо, что не в "расстрельные"… Понятно, что в столь сложном и щепетильном вопросе, как проблемы жизни и смерти, существуют гораздо более глубокие, чем приведенный выше пример, теологические, философские и этические проблемы. Их и исследует автор книги "Торат-а-Мелех". Однако приведенное выше достаточно хорошо, на мой взгляд, объясняет тезу этого исследования. Да, но ведь эту книгу мог прочесть кто-то, не сведущий в тонкостях раввинского языка и понимающий все буквально – может быть в этом увидели опасность сотрудники прокуратуры? Но ведь книгу вынесли из ешивы, для изучения в которой она была издана, именно по приказу прокуратуры, и именно по приказу прокуратуры СМИ начали трубить о ее "злодейском содержании", не вдаваясь в тонкости раввинского языка, даже вообще ее не читая! Да, можно найти в этой книге и выражение "хаяв мита" – должен умереть, должен быть казнен, должен быть убит. Но знающие и понимающие галаху знают – в наши дни это не актуально, не применимо. Согласно Торе, казнить может только царь ("мелех") или Сангедрин – верховное собрание мудрецов. Но нынешний глава государства – не царь, Кнессет – не Сангедрин, коэны не служат в Храме, да и самого Храма нет на горе в Иерусалиме… Все это – теория, все это в сослагательном наклонении: если бы был царь, Сангедрин и Храм, когда будет в Израиле царь, Сангедрин и Храм…Те, кто преследуют авторов книги "Торат-а-Мелех" и раввинов, одобривших ее, хотят убить мечту о царе, Сангедрине и Храме. Но зачем было писать и издавать эту книгу в наши дни? И почему книга называется "Законы царя", а обсуждает законы ведения войны? Да потому, что царь по Торе – такой же еврей, как и все, но только в одном он отличается от всех – он имеет право казнить и на нем лично лежит ответственность за государство и народ. И если приходится воевать – он в ответе перед Б-гом и людьми за жизнь каждого своего подданного: с того, кого Тора облекла правом казнить, с другой стороны – для баланса – она облекла и ответственностью за каждую невинно пролитую каплю крови. А ответственность без знания – нонсенс. Законы войны нужно изучать и знать до того, как разразится война - в ходе войны обучение стоит слишком много невинной крови. И законы эти – неизменны, как неизменна Тора, согласно которой сотворен мир. Такова вера раввинов. И за эту веру они всегда, при любой власти, предпочитали погибнуть, но не отречься и не предать. Я поделился с вами тем, что можно было изложить популярным языком о книге "Торат-а-Мелех", запрещенной и конфискованной. Авторы ее и согласные с ними преследуются полицией и прокуратурой, как преступники. Теперь и я могу стать одним из тех, кто подвергнется репрессиям – надеюсь, вы понимаете, что это – серьезно. Я очень надеюсь, что в урочный час вы поднимете голос и в мою защиту. Но главное: никогда не осуждайте авторов книг, которых вы не читали. Я с ужасом осознаю, насколько прав был мой наставник, раввин Меир Каханэ, написавший (за две недели до своей смерти) обращение к репатриантам из СССР в Израиле: "Не дайте Сталину победить!".

Недавно ЦРУ рассекретило документы, из которых следует, что агенты этой разведывательной конторы целенаправленно раскручивали роман Пастернака «Доктор Живаго»… «Эта книга должна быть опубликована массовым тиражом, в максимальном количестве редакций для последующего активного обсуждения мировой общественностью, а также представлена к Нобелевской премии» - говорится в одной из шпионских инструкций...

Благодаря секретной программе ЦРУ роман «Доктор Мертвяго» (как совершенно справедливо обозвали эту графомань сами читатели – я не знаю ни одного человека, который бы дочитал ее до конца) был распространен тиражом порядка 10 миллионов экземпляров по всему миру, а спустя некоторое время удостоен и Шнобелевки…

Лично у меня эта новость не вызвала никакого удивления, поскольку и наша (и мировая литература) уже давно захвачена извечными приватизаторами и просто так в ней никого не награждают. Если бы автором этого опуса был не еврей Пастернак, а какой нибудь русский Петров – не видать ему престижной премии, как своих ушей…

Кроме того, не стоит забывать и об информационной войне, которая в окружающем нас мире не стихает ни на минуту. С помощью диссидентского слова США пытались разрушить СССР и у них это, к сожалению, отлично получилось. Вот почему любая награда, что тогда, что сейчас (взять хотя бы выдвинутый на Оскар «Левиафан» Звягинцева, где он рисуют свою Родину самыми черными красками) это сугубо политическое решение…

Посмотрите, кто получал те же нобелевские премии по литературе: сбежавший на Запад Солженицын, со своим чудовищно громоздким «Архипелагом Гулагом», все «достоинство» которого заключается лишь в запредельной антисоветчине. Его же читать вообще невозможно. Тяжелый слог, путанные мысли... Такое ощущение, что он намеренно коверкал русский язык, желая как можно больше загрузить своего читателя. А может быть и просто не владел «великим и могучим»...

Далее идет Бродский - редкий русофоб и склочник, которого его соплеменники преподносят почему то, как «величайшего российского пиита»… Все таки верно заметил умница Куприн: «Каждый еврей родится на свет божий с предначертанной миссией быть русским писателем»... Ахматова же так говорила о спецоперации по выдворению Бродского из СССР: «Какую биографию нашему Рыжему делают! Как будто он кого-то нарочно нанял»…

Слава Богу, теперь нам известна истинная причина т. н. «гениальности и величия» всех этих бродских-уродских… И она до банальности проста – оказывается это сионисты и црушники решают, кого и когда делать «лучшим по литературе»… Одним словом, Пастернака я не читал (по причине его прозаической бесталанности) но осуждаю…

P.S. На днях белорусская писательница Светлана Алексиевич стала очередной лауреаткой престижной нобелевской премии по литературе. Казалось бы радоваться надо этому факту – не так уж и много славянских мастеров слова признавалось и признается кичливым Западом (при том, что русская литература как была, так и остается лучшей в мире) но все таки есть один момент, который отвращает меня от свежеиспеченного классика… Дело в том, что Алексиевич (судя по ее многочисленным интервью) является убежденной русофобкой, ставящей Советский Союз на одну доску с нацистской Германией и выступающей против (как она выражается) «захвата Россией Крыма»…

К сожалению, летят годы, а в нашем прозаическом и совершенно предсказуемом мире ничего не меняется: как ЦРУшники поддерживали и раскручивали откровенных антисоветчиков и русофобов (типа Пастернака и Бродского) так и продолжают это делать… Понятно, что если бы Алексиевич писала о трагедии жителей Донбасса, не видать ей этой премии – нобелевку, как и тридцать серебренников, дают лишь за предательство. А значит, следующими лауреатами по литературе от нашей страны вполне могут стать такие пейсатели (простите – писатели) как Шендерович или Сванидзе…

Точной цитаты «Не читал, но осуждаю» нигде не зафиксировано.

Наиболее близким по форме и условиям мифа, являются слова А. В. Софронова на общемосковском собрания писателей 31 октября 1958 г:

«Нам иногда кажется, что за пределами Москвы, за пределами Советского Союза мало интересуются подробностями нашей литературы. Оказывается, это не так. Даже там, в этом небольшом чилийском городе Вальпараисо, писатель Дельмаг был очень подробно информирован о некоторых событиях нашей литературы. Так, он сказал мне: «Странно вы себя ведете с Борисом Пастернаком, он ваш враг». Я книгу не читал тогда и сейчас не читал. Я говорю: «Знаете, это очень странный человек, заблуждающийся, с ложной философией, у нас его считают несколько юродивым». Он говорит: «Бросьте, какой он юродивый! Он совсем не юродивый. Он всю свою политическую программу - программу отрицания Октябрьской революции - изложил очень ясно, очень подробно и очень зловредно для вас, потому что эта книжка (а она распространялась до получения Нобелевской премии уже в течение полутора лет главным образом на английском и даже на русском языке) приносит здесь вред и является знаменем антисоветской пропаганды».»

Софронов приводит отклики на книгу Пастернака других лиц, но сам не пытается анализировать ее содержание, признавая, что не читал ее. Писателя извиняет то обстоятельство, что «Доктор Живаго» - весьма большой и трудночитаемый текст.

Также ещё одним источником мифа может быть письмо читателя Филиппа Васильцева, напечатанное в «Литературной газете» 1 ноября 1958 г.

«ЛЯГУШКА В БОЛОТЕ

Что за оказия? Газеты пишут про какого-то Пастернака. Будто бы есть такой писатель. Ничего я о нем до сих пор не знал, никогда его книг не читал. А я люблю нашу литературу - и классическую, и советскую. Люблю Александра Фадеева, люблю Николая Островского. Их произведения делают нас сильными… Много у нас хороших писателей. Это наши друзья и учителя. А кто такой Пастернак! Читателям его произведений видно, что Октябрьская революция ему не по душе. Так это же не писатель, а белогвардеец. Мы-то, советские люди, твердо знаем, что после Октябрьской революции воспрянул род людской… Допустим, лягушка недовольна и еще квакает. А мне, строителю, слушать ее некогда. Мы делом заняты. Нет, я не читал Пастернака. Но знаю: в литературе без лягушек лучше.

Филипп Васильцев, старший машинист экскаватора»

Эмоциональное письмо Васильцева, разумеется, не является эталоном литературной критики по уровню аргументации, каковым редко отличаются «читательские письма» в газеты, но и не является ярким примером критики в адрес Б. Л. Пастернака.

Смысл обоих цитат: «Я книг(у) Пастернака не читал, но действия/политические взгляды Пастернака осуждаю».

Уже мало кто помнит, что фраза "Не читал, но осуждаю" изначально была сказана в сторону великого поэта. «Роман Пастернака не читал, но осуждаю» - примерно к этой сентенции сводилась лавина критики, полившаяся 1958 г. из уст московских писателей и «писем трудящихся», опубликованными различными газетами, после выхода в свет "Доктор Живаго".

Среди множества прочих мнений, особенно ярко отразило общие настроения письмо рабочего Филиппа Васильцева: "Что за оказия? Газеты пишут про какого-то Пастернака. Будто бы есть такой писатель. Ничего я о нем до сих пор не знал, никогда его книг не читал... Но видно, что Октябрьская революция ему не по душе. Так это же не писатель, а белогвардеец...".

Со временем и сам "Пастернак" и упоминания о его романе из фразы "стерлись", и она, приобретя иронический смысл, стала культовой.

В автобиографии Борис Пастернак напишет о себе: "Я родился в Москве, 29-го января ст. стиля (10 февраля) 1890 года. Многим, если не всем, обязан отцу, академику живописи Леониду Осиповичу Пастернаку, и матери, превосходной пианистке". В жизни Бориса Пастернака, который был и великий поэт и "совершенное дитя" имелось немало парадоксов.

Родился в семье художника и пианистки – а стал поэтом.

Отец - академик Петербургской Академии художеств, поддерживал дружбу с известными художниками - И. Левитаном, В. Поленовым, М. Врубелем и др. Мать - превосходная музыкантша, устраивала вчера, на которых часто бывали А. Н. Скрябин и С. В. Рахманинов. Неплохо рисовал Борис Пастернак с самого детства, а сочинять музыку начал с тринадцати лет. Но композитором (как и художником) так и не стал, хотя готовился к экзамену по курсу композиторского факультета Московской консерватории. "Музыку, любимый мир шестилетних трудов, надежд и тревог, я вырвал вон из себя, как расстаются с самым драгоценным" - позже напишет поэт.

Не был принят в московскую гимназию, но на следующий год поступил в нее сразу же во второй класс

Не приняли Бориса Пастернака из-за процентной нормы, которая запрещала зачислять более 3% "лиц иудейского вероисповедания" (евреев) в гимназии и университеты обеих столиц. Кстати, в той же гимназии, только вместе со старшим братом Пастернака учился и Владимир Маяковский.

Прожил долгую творческую жизнь - а все его стихотворения можно уместить в одну небольшую книгу.

Хотя писать стихи Борис Пастернак начал довольно поздно (около 20-ти лет), его первые поэтические строки были опубликованы уже в 1913 году. А за свою жизнь поэт стал свидетелем одной гражданской и двух мировых войн и нескольких революций.

Родители поэта и его сёстры в 1921 году уехали из советской России в Германию. А Борис Пастернак – остался...

Уехали родные поэта из-за его младшей сестры Жозефины, которая мечтала обучаться философии, но из-за "неверного" социального происхождения, пришедшего на смену "национальному признаку", не была принята в Московский университет. И, к слову, эта поразительная привязанность к своей родине проявится еще раз – намного позже. Когда писателя будут травить и гнать из СССР – он вновь не захочет уезжать... Как напишет о поэте один из современников: "Пастернак любил всё русское и готов был простить своей Родине все её недостатки".

Воспевал революцию, но устал быть ее "рупором" (а быть им было действительно непросто. Маяковский стал – и пустил себе пулю в лоб).

Первая поэма-эпос о революции, написанная поэтом – "Девятьсот пятый год". Воспоминания юности здесь идут вперемешку с революционными событиями. После ее издания поэт стал зваться "Наш Пастернак!". А одна из последних работ Бориса Пастернака – "Доктор Живаго", где история жизни и душевных страданий простого человека, переплетается с историей страны, разрухой, репрессиями. Обе вещи о революции... и обе вещи объединяет их автобиографичность... Но если поэма положила начало признанию "благонадежности" поэта, то роман фактически и поставил точку и в его карьере и в его жизни.

Так что же это за роман, за который Борис Пастернак – вот еще один парадокс, был награждён Нобелевской премией по литературе и подвергся организованной травле?

Что же сделал я за пакость,
Я убийца и злодей?
Борис Пастернак

Период благожелательного признания творчества Пастернака, когда его большой однотомник постоянно переиздавался, а сам поэт активно участвовал в работе Союза писателей СССР, был недолгим. Отчасти способствовало этому и то, что Борис Пастернак периодически за кого-то заступался (из числа тех, кого признавали "врагами народа"): в 1935 году - за мужа и сына Ахматовой (писал письма Сталину), в 1937 году – за Тухачевского (отказался подписать письмо с одобрением расстрела). В годы эвакуации помогал многим, в том числе дочери Марины Цветаевой (говорят, что с самой поэтессой, которая погибла в 1941 году, у Бориса Пастернака был в свое время легкий "эпистолярный роман"). И все это в те времена, когда почти каждый знал – выразить свой протест даже в самой мягкой форме равносильно самоубийству.

В 1947 году отношение к поэту стало меняться. В газете «Культура и жизнь» появилась публикация «О поэзии Б. Пастернака». В ней поэт обвинялся в том, что "... в разладе с новой действительностью... с недоброжелательством и даже злобой отзывался о советской революции...".

Через два года после начала травли жену Бориса Пастернака арестовало НКВД. Самого поэта не тронули. Пастернак напишет об этом: "Её посадили из–за меня, как самого близкого мне человека... чтобы на мучительных допросах от неё добиться... показаний для моего судебного преследования...".

Но все же тайна, покрытая мраком, то, почему на Лубянку не увезли самого поэта. Это еще один мучительный парадокс в его жизни – Бориса Пастернака терзало то, что он свободен, когда близкие и друзья сидят или давно ушли из жизни.

Вскоре после этих событий Пастернак получит свой первый инфаркт...

В 1955 году роман "Доктор Живаго" был завершен. Рукопись была разослана в несколько редакций, но ни одна из них не решилась ее опубликовать. В конце концов, когда произведение привлекло внимание итальянского издателя, "Доктор Живаго" увидел свет - 1957 году он вышел в Италии. Годом позже Борису Пастернаку присудили Нобелевскую премию по литературе. Но счастье поэта было недолгим - тут же была запущена травля в газетах. Бориса Пастернака откровенно называли Иудой.

Писатель отказался от премии, поставив себя этим поступком в ряд еще двух "мятежников" - Льва Толстого и Жана Поля Сартра.

Узнав, что на собрании Московского Союза Писателей, шла речь о том, чтобы просить Правительство лишить поэта гражданства и выгнать за пределы СССР, Борис Пастернак напишет Никите Хрущёву: "Уважаемый Никита Сергеевич... мне стало известно о том, что правительство "не чинило бы никаких препятствий моему выезду...". Для меня это невозможно. Я связан с Россией рождением, жизнью, работой. Я не мыслю своей судьбы отдельно и вне её".

Когда отчаяние достигло предела, Пастернак написал стихотворение.

Я пропал, как зверь в загоне.
Где-то люди, воля, свет,
А за мною шум погони,
Мне наружу ходу нет.
Темный лес и берег пруда,
Ели сваленной бревно.
Пусть отрезан отовсюду.
Будь что будет, всё равно.
Что же сделал я за пакость,
Я убийца и злодей?
Я весь мир заставил плакать
Над красой земли моей.

Вскоре у него случился второй инфаркт, а еще через какое-то время Пастернак стал харкать кровью. У поэта обнаружили рак. Борис Пастернак умер 30 мая 1960 года в 23:20. Последними словами его была просьба, не забыть открыть окно...

Никого не будет в доме,
Кроме сумерек. Один
Серый день в сквозном проёме
Незадёрнутых гардин.
Хлопья лягут и увидят:
Синь и солнце, тишь и гладь.
Так и нам прощенье выйдет,
Будем верить, жить и ждать.

Чтобы поэта знало и помнило и молодое поколение, сотрудники библиотеки имени Бориса Пастернака в Западном округе в день рождения великого поэта провели чтение романа "Доктора Живаго".

Татьяна Протасова

src_url :

Развёрнутое описание :
Утверждается, что в СССР в отношении некоего либерального (не только и даже не столько либерального, но и принадлежащего в одной всегда и всеми ну совершенно безосновательно нелюбимой национальности --- ) писателя была произнесена фраза "книгу писателя не читал, но осуждаю", фраза приводится, как пример дремучести советского пролетариата.

Примеры использования :
Не читал, но осуждаю! - по разным сведениям, часть фразы прозвучавшей в 1958 году на заседании правления Союза писателей СССР при рассмотрении дела Бориса Пастернака, которого обвиняли в публикации за границей «антисоветского» романа «Доктор Живаго» умершая педивикия .

Действительность :
Точной цитаты "Не читал, но осуждаю" нигде не зафиксировано.
Наиболее близким по форме и условиям мифа, являются слова А. В. Софронова на общемосковском собрания писателей 31 октября 1958 г [Стенограмма общемосковского собрания писателей. 31 октября 1958 г. ], где он цитирует чилийского писателя Дельмага:
"Нам иногда кажется, что за пределами Москвы, за пределами Советского Союза мало интересуются подробностями нашей литературы. Оказывается, это не так. Даже там, в этом небольшом чилийском городе Вальпараисо, писатель Дельмаг был очень подробно информирован о некоторых событиях нашей литературы. Так, он сказал мне: «Странно вы себя ведете с Борисом Пастернаком, он ваш враг». Я книгу не читал тогда и сейчас не читал. Я говорю: «Знаете, это очень странный человек, заблуждающийся, с ложной философией, у нас его считают несколько юродивым». Он говорит: «Бросьте, какой он юродивый! Он совсем не юродивый. Он всю свою политическую программу - программу отрицания Октябрьской революции - изложил очень ясно, очень подробно и очень зловредно для вас, потому что эта книжка (а она распространялась до получения Нобелевской премии уже в течение полутора лет главным образом на английском и даже на русском языке) приносит здесь вред и является знаменем антисоветской пропаганды». "

Однако с тех пор фраза всегда используется лишь в контексте: «не читал роман, но считаю, что он плох».

Это какбе лишний раз подтверждает, что любую цитату можно невозбранно кастрировать таким образом, чтоб изменить её смысл на противоположный. Причём сделать это так изящно, что только истинные ценители заметят, что поциент стоял перед вентилятором. "

Также есть и еще один источник, который может подходить, как основание мифа.
"Литературная газета", 1 ноября 1958:
"ЛЯГУШКА В БОЛОТЕ
Что за оказия? Газеты пишут про какого-то Пастернака. Будто бы есть такой писатель. Ничего я о нем до сих пор не знал, никогда его книг не читал. А я люблю нашу литературу - и классическую, и советскую. Люблю Александра Фадеева, люблю Николая Островского. Их произведения делают нас сильными....
Много у нас хороших писателей. Это наши друзья и учителя. А кто такой Пастернак! Читателям его произведений видно, что Октябрьская революция ему не по душе. Так это же не писатель, а белогвардеец. Мы-то, советские люди, твердо знаем, что после Октябрьской революции воспрянул род людской....
Допустим, лягушка недовольна и еще квакает. А мне, строителю, слушать ее некогда. Мы делом заняты. Нет, я не читал Пастернака. Но знаю: в литературе без лягушек лучше.
ФИЛИПП ВАСИЛЬЦОВ, старший машинист экскаватора "

Смысл обоих цитат :"я книг(у) Пастернака не читал, но действия/политические взгляды Пастернака осуждаю"
Объективное мнение о человеке вполне можно составить без прочтения его художественных произведений.

Другой пример :
Более того. Во время процесса над И. Бродским, согласно стенограмме заседания Секретариата и членов Партбюро Ленинградского Отделения СП РСФСР от 17 декабря 1963 г.:
ЭТКИНД: Бродский --- гениальный поэт и его преследуют за то, что он - еврей, и состряпали это дело антисемиты. Ясно, что Бродского судят как тунеядца без всяких на то оснований.

ТОРОПОВА: Свидетель Эткинд, читали Вы стихи Бродского?

ЭТКИНД: Лично я стихи Бродского не читал и не знаю. Но считаю, его гениальным. Мне много о нем рассказывала поэтесса Грудинина. Я ей верю и поэтому защищаю Бродского в суде. Почему он не учился и не состоял в группах и секциях, не знаю. А работа это его дело. Хочет - работает, хочет - нет, пусть занимается чем ему угодно.

Т.е. на самом деле имело место ОБРАТНАЯ цитата: "не читал, но восхваляю ".
(а лично мне в данном контексте наиболее интересной видится национальная принадлежность свидетеля Эткинда ---