• Главная
  •  > 
  • Питание
  •  > 
  • Первый всесоюзный съезд советских писателей выступление кольцова. Первый съезд советских писателей. I съезд советских писателей

Первый всесоюзный съезд советских писателей выступление кольцова. Первый съезд советских писателей. I съезд советских писателей

Первый Всесоюзный съезд писателей проходил с 17 августа по 1 сентября 1934 г. За это время прошли 26 заседаний, на которых были заслушаны и обсуждены доклады А.М. Горького о советской литературе, С.Я Маршака о детской литературе, К. Радека о современной мировой литературе и задачах пролетарского искусства, В.Я. Кирпотина, Н.Ф. Погодина, В.М. Киршона о советской драматургии, Н.И. Бухарина о поэзии, поэтике и задачах поэтического творчества в СССР, В.П. Ставского о литературной молодежи страны, К.Я. Горбунова о работе издательств с начинающими писателями, П.Ф. Юдина об уставе союза советских писателей. Было проанализировано состояние литературы в национальных республиках.

Разнообразным был жанровый состав участников писательского форума: прозаиков насчитывалось около 33%, поэтов - 19,2%, драматургов - 4,7%, литературных критиков - 12,7%, очеркистов - 2%, журналистов - 1,8%, детских писателей - 1,3% и т.д. 12

На съезде были представлены писатели и поэты 52 национальностей страны, в том числе русские - 201 человек, евреи - 113 человек, грузины -28, украинцы - 25, армяне - 19, татары - 19, белорусы - 17, узбеки - 12, таджики - 10 и т.д. Самыми представительными были писательские делегации Москвы - 175 человек, Ленинграда - 45, Украины - 42, Белоруссии - 26, Грузии - 30, Армении - 18, Азербайджана - 17, Узбекистана - 16, Таджикистана - 14.

На съезде присутствовали 40 иностранных писателей, в том числе Луи Арагон, Мартин Андерсен Нексе, Жан-Ришар Блок, Вилли Бредель и др. Некоторые из них выступили в прениях. Таким образом, власть могла надеяться на предсказуемые, соответствующие тогдашней идеологии и политике решения писательского съезда.

Примечательным было начало съезда писателей. Его открыл А.М. Горький. Среди проблем, поднятых Горьким в своем докладе, значительное место было отведено задачам советской литературы. В частности, он подчеркнул, что она не может похвастаться умением творчески подходить к анализу жизни. Запас впечатлений, количество знаний литераторов не велик, и особенной заботы о расширении, углублении его не чувствуется. Основным героем советской литературы должен стать человек труда . Литераторы должны уделять больше внимания детям, советским женщинам, истории своей страны и т.д. Говоря о союзе писателей, Горький подчеркнул, что он (союз) должен поставить задачу не только защищать профессиональные интересы литераторов, но и интересы литературы в целом. Союз должен в какой-то мере взять на себя руководство армией начинающих писателей, должен организовать ее, учить работать с литературным материалом и т.д. Отсюда понятен тезис Горького о том, что советская литература должна быть организована как единое коллективное целое, как мощное орудие социалистической культуры.

Секретарь ЦК ВКП(б) А. Жданов. Он призывал писателей овладевать так называемой техникой литературного дела, собирать, изучать, критически осваивать литературное наследие прошлого, бороться за культуру языка, за высокое качество произведений. Имеющаяся же литература еще не отвечала требованиям эпохи. Однако все эти наставления и оценка советской литературы были элементарны, неконкретны и имели все тот же директивный характер.

Эренбург остро поставил вопрос о литературной критике . Последняя, по его мнению, заносит писателей либо на красную, либо на черную доску, меняя при этом с легкостью положение литераторов. "Нельзя допускать, - утверждает Эренбург, - чтобы литературный разбор произведений тотчас же влиял на социальное положение писателей. Вопрос о распределении благ не должен находиться в зависимости от мнения критика. Нельзя… рассматривать неудачи и срывы художника слова, как преступления, а удачи - как реабилитацию". Резко прозвучала мысль о том, что писатели не ширпотреб, нет такой машины, которая позволяла бы изготовлять писателей сериями. Нельзя подходить к работе писателя с меркой строительных темпов. Тем самым Эренбург нанес удар по расхожему мнению о том, что литератором в советской стране может стать любой человек, освоивший технику писательского труда. По его мнению, создание художественного произведения дело индивидуальное, … интимное, а литературные бригады останутся в истории советской литературы как живописная, но краткая деталь юношеских лет.

Л. Сейфуллина заметила: "Советская власть лелеет писателей, как нигде, и они уже привыкли к этому. Писатель не прочь и корректуру своих произведений возложить на Политбюро. Со всякой мелочью мы привыкли обращаться к партии и правительству и ждать, чем нам помогут. Мы не ищем новые имена… У нас вообще нет критики . Писатели должны создать для себя ответственную критику, должны обороняться, если она безответственна. Писатели должны об этом говорить не в кулуарных тихих разговорах, а во весь голос добиваться этого. …В писательской среде сохраняются еще рапповские замашки. Нужны умные, толковые руководители писательского союза, а не чиновники".

Литературной критики, как таковой, не было. Все было подчинено идеологии.

Главный критерий критики в оценке произведений, который приняли на Съезде: следование методу социалистического реализма.

В качестве единственного художественного метода на Съезде признавался социалистический реализм , принципы которого впервые были сформулированы в «Уставе Союза писателей СССР» (1934).

Главным постулатом соцреализма стала партийность, социалистическая идейность (подчинение литературы и искусства принципам идеологии и политики, выхолащивание самого содержания искусства) .

Соцреализм являлся универсальным методом, предписанным, помимо литературы, музыке, кино, изобразительному искусству и даже балету. Под его флагом прошла целая эпоха в отечественной культуре.

Многие художники, чье творчество не укладывалось в прокрустово ложе соцреализма, в лучшем случае отлучались от литературы и искусства, в худшем - подвергались репрессиям (Мандельштам, Мейерхольд, Пильняк, Бабель, Хармс, Павел Васильев и др.).

«Развитие» метода привело к тому, что в 1960-е - 1980-е годы официальные власти из огромной массы певцов соцреализма выбирали самых лояльных, осыпая их в изобилии премиями и званиями, появился даже термин «секретарская литература» (так называли произведения секретарей Союза писателей, издаваемые миллионными тиражами.

Несмотря на то что, официальная критика и литературоведение причисляла к выдающимся представителям соцреализма таких писателей, как А. Н. Толстой, М. А. Шолохов, А. А. Фадеев, Л. М. Леонов, они не являлись в чистом виде таковыми (хотя некоторые их произведения вполне отвечали требования основного метода). Сила их таланта, самобытное дарование раздвигали ограниченные рамки соцреализма, подлинно талантливые книги этих писателей вошли в сокровищницу великой русской литературы.

Первый Всесоюзный съезд советских писателей

В 1934 году всеобщее внимание привлек первый съезд писателей. Творческим методом советской литературы и советского искусства был объявлен “социалистический реализм”.

Сам по себе факт создания нового художественного метода не может быть предосудительным. Беда состояло в том, что принципы этого метода, как пишет И.Н. Голомшток “вызревали где-то в верхах советского партийного аппарата, доводились до сведения избранной части творческой интеллигенции на закрытых встречах, собраниях, инструктажах, а затем рассчитанными дозами спускались в печать. Впервые термин “социалистический реализм” появился 25 мая 1932 года на страницах “Литературной газеты”, а несколько месяцев спустя принципы его были предложены в качестве основополагающих для всего советского искусства на таинственной встрече Сталина с советскими писателями на квартире у Горького, состоявшейся 26 октября 1932 года. Встреча эта тоже (как и аналогичные перфомансы Гитлера) было окружена атмосферой мрачной символики во вкусе ее главного организатора”. На этой встрече были также заложены основы будущей организации писателей.

Первый всесоюзный съезд советских писателей (проходил в Москве с 17 по 31 августа 1934 года) стал той трибуной, с которой был провозглашен социалистический реализм как метод, который вскоре стал универсальным для всей советской культуры: “Товарищ Сталин назвал вас инженерами человеческих душ. Какие обязанности накладывает на вас это звание. Это, во-первых, знать жизнь, что бы уметь ее правдиво изобразить в художественных произведениях, изобразить не схоластически, не мертво, не просто как “объективную реальность”, а изобразить действительность в ее революционном развитии. При этом правдивость и историческая конкретность художественного изображения должна сочетаться с задачей идейной переделки и воспитания трудящихся в духе соцреализма” (выступление Жданова). “Литературе, да и искусству вообще отводилась тем самым подчиненная роль инструмента воспитания, и только. Как можно видеть, такая постановка вопроса была весьма далека от предпосылок, на основе которых вопросы литературы обсуждались десятью годами раньше, в разгар нэпа”.

На съезде были продемонстрированы два принципа будущего тоталитаризма в культуре: культ вождя и единодушное одобрение всех решений. Принципы соцреализма оказались вне обсуждения. Все решения съезда были заранее написаны и делегатам предоставлялось право проголосовать за них. Ни один из 600 делегатов не проголосовал против. Все ораторы, в основном, говорили о великой роли Сталина во всех сферах жизни страны (его величали “архитектором” и “кормчим”) и в том числе в литературе и искусстве. В итоге на съезде была сформулирована художественная идеология, а не художественный метод. Всю предшествующую художественную деятельность человечества посчитали предысторией к культуре “нового типа”, “культуре высшего этапа”, то есть социалистического. В основу важнейшего критерия художественной деятельности - принципа гуманизма - по предложению Горького включили “любовь - ненависть”: любовь к народу, партии, Сталину и ненависть к врагам родины. Такой гуманизм был назван “социалистическим гуманизмом”. Из такого понимания гуманизма логически следовал принцип партийности искусства и его обратная сторона - принцип классового подхода ко всем явлениям общественной жизни.

Очевидно, что социалистический реализм, имеющий свои художественные достижения и оказавший определенное влияние на литературу ХХ в. все же является течением гораздо более узким, чем вообще реализм ХХ века. Отражавшая идейные настроения советского общества литература, руководствуясь лозунгом Сталина об усилении классовой борьбы в ходе строительства социализма, все более втягивалась в поиски “врагов”. Абрам Терц (А. Синявский) в статье “Что такое социалистический реализм” (1957) определил суть его так: “Теологическая специфика марксистского образа мысли толкает к тому, чтобы все без исключения понятия и предметы подвести к Цели, соотнести с Целью, определить через Цель. Произведения социалистического реализма весьма разнообразны по стилю и содержанию. Но в каждом из них присутствует понятие цели в прямом или косвенном значении, в открытом или завуалированном выражении. Это либо панегирик коммунизму и всему, что с ним связано, либо сатира на его многочисленных врагов”.

Действительно, характерной особенностью литературы социалистического реализма, социально-педагогической, по определению Горького, является ее ярко выраженное сращение с идеологией, сакральность, а также то, что эта литература фактически была особой разновидностью массовой литературы, во всяком случае, выполняла ее функции. Это были функции агитационно социалистические.

Ярко выраженная агитационность литературы соцреализма проявлялась в заметной заданности сюжета, композиции, часто альтернативной (свои/враги), в явной заботе автора о доступности его художественной проповеди, то есть некоторой прагматичности. Принцип идеализации реальности, лежащий в основе “метода”, был главной установкой Сталина. Литература должна была поднимать дух людей, создавать атмосферу ожидания “счастливой жизни”. Сама по себе устремленность писателя соцреализма “к звездам” - к идеальному образцу, которому уподобляется действительность - не порок, она могла бы нормально восприниматься в ряду альтернативных принципов изображения человека, но превращенная в непререкаемую догму, стала тормозом искусства.

Но в литературе этих лет звучали и другие голоса - раздумья о жизни и предвиденье ее будущих сложностей и потрясений - в поэзии Александра Твардовского и Константина Симонова, в прозе Андрея Платонова и.д. Большую роль в литературе тех лет играло обращение к прошлому и его горьким урокам (исторические романы Алексея Толстого).

Таким образом, съезд пробудил у поэтов и писателей немало надежд. “Многие восприняли его как момент противопоставления нового социалистического гуманизма, встающего из крови и праха только что отгремевших сражений, звериному лику фашизма, который наступал в Европе. В голосах депутатов звучали разные интонации, порой не лишенные критических акцентов…Делегаты радовались тому, что благодаря преобразованию общества поднимались бесчисленные шеренги новых читателей”.

Совершенно новыми методами в культуре стали коллективные поездки писателей, художников и музыкантов на стройки, в республики, что придавало характер “кампании” сугубо индивидуальному творчеству поэта, композитора или живописца.

К. Симонов в своей книге “Глазами человека моего поколения” вспоминает: “И строительство Беломорканала и строительство канала Москва-Волга, начавшееся сразу же после окончания первого строительства, были тогда в общем и в моем тоже восприятии не только строительством, но и гуманною школою перековки людей из плохих в хороших, из уголовников в строителей пятилеток. И через газетные статьи, и через ту книгу, которую создали писатели после большой коллективной поездки в 33-м году по только что построенному каналу, проходила главным образом как раз эта тема – перековки уголовников. …все это подавалось как нечто – в масштабах общества – весьма оптимистическое, как сдвиги в сознании людей, как возможность забвения прошлого, перехода на новые пути. …Звучит наивно, но так оно и было”.

Одновременно усиливался контроль над творческой деятельностью всего Союза и отдельных его членов. Возрастала роль цензора и редактора во всех областях культуры. Многие крупнейшие явления русской литературы оставались скрытыми от народа, в том числе романы Михаила Булгакова и Василия Гроссмана, произведения писателей зарубежья - Ивана Бунина, В. Ходасевича, и творчество репрессированных писателей - Николая Гумилева, Осипа Мандельштама. Еще в начале 1930-х годов Сталин назвал пьесу М.Булгакова “Бег” антисоветским явлением, попыткой “оправдать или полуоправдать белогвардейское дело”, грубые и оскорбительные отзывы Сталин позволил себе и в адрес такого, казалось бы, тесно связанного с партией и всей истории революции и гражданской войны поэта, как Демьян Бедный. Однако в 1930-1931 годах Сталин назвал его “перетрусившим интеллигентом”, который плохо знает большевиков, и этого оказалось достаточно, чтобы перед Д. Бедным закрылись двери большинства редакций и издательств.

В эти же годы наступает расцвет советской детской литературы. Этому в немалой степени способствовало то, что именно в детскую литературу ушли многие художники и писатели, чье творчество “не вписывалось” в жесткие рамки социалистического реализма. Детская литература рассказывала об общечеловеческих ценностях: о доброте и благородстве, о честности и милосердии, о семейных радостях. Несколько поколений советских людей выросло на книгах К.И. Чуковского, С.Я. Маршака, А.П. Гайдара, С.В. Михалкова, А.Л. Барто, В.А. Каверина, Л.А. Кассиля, В.П. Катаева.

Таким образом, период с 1932-го по 1934-ый в СССР явился решающим поворотом в сторону тоталитарной культуры:

1. Был окончательно отстроен аппарат управления искусством и контроля над ним.

2. Обрела окончательную формулировку догма тоталитарного искусства - социалистический реализм.

3. Была объявлена война на уничтожение всем художественным стилям, формам, тенденциям, отличающимся от официальной догмы.

Иначе говоря, в художественную жизнь вошли и полностью определили её три специфических феномена, как главные признаки тоталитаризма: организация, идеология и террор.

    Политика государства в области литературы во второй половине 30-х годов.

Многие надеялись, что ликвидация РАПП и некоторых других группировок и образование единого Союза писателей создаст новую атмосферу в культурной жизни страны и положит конец сектантско-догматическим ограничениям. Этим надеждам не суждено было сбыться. В условиях растущего бюрократического централизма и культа Сталина создание Союза советских писателей позволило усилить контроль за работой деятелей литературы, усилить давление на их личность и творчество, та же участь постигла и других деятелей искусства. Сложившаяся в стране к середине 30-х годов система политического контроля в области культуры и общественного сознания представляла собой сложное образование, в котором Агитпроп ЦК ВКП(б), НКВД и Главлит существовали в тесном контакте и взаимодействии. Образованный в 1936 году Комитет по делам искусств при СНК СССР наряду с чисто административно-хозяйственной деятельностью также выполнял цензурно-контролирующие функции, как, впрочем, и многие другие государственные и общественные организации. Каждое ведомство отдельно и вся система вместе, взаимно проверяя друг друга на “чистоту” критериев и тщательность поиска антисоветчины, в результате перекрестного информирования действовали максимально эффективно.

Произведя организационную унификацию в литературе, сталинский режим принялся за унификацию стилистическую и идеологическую. Авторская позиция начинает вытесняться обязательной для всех партийной точкой зрения. В концепции героя, как она складывалась в 30-40-е г.г., стал преобладать нормативизм, навязанный властными структурами: “Было совершено покушение на историческую органику - процесс саморазвития художественной мысли, “естественную” логику творческих исканий”.

Монистическая концепция литературного развития соответствовала тоталитарности политического режима. Социалистический реализм вскоре был объявлен “высшим этапом в художественном развитии человечества”. Партийная элита во главе со Сталиным стремится выдвинуть на руководящие литературные посты писателей-коммунистов.

При этом с 1934 года характер жизни и культуры заметно изменился. Страну готовят к большой “последней” войне - агрессивной и победоносной. Тем временем идут локальные войны: на Дальнем Востоке отбиты нападения Японии на озере Хасан и в Монголии, на западе присоединены Балтийские страны, Молдавия, восточные области Польши, где жило много украинцев и белорусов, шла кровопролитная, малоудачная война с Финляндией. В период 1934 - 1940 годов запускается на полную мощность аппарат репрессий, идут процессы бывших соратников Сталина, теперь их объявляют “врагами народа” и агентами иностранных разведок. Среди этих людей крупные хозяйственники, некогда спасшие Россию от голода и разрухи, верхушка военного командования, лучше, чем Сталин, представлявшая себе будущую войну. Миллионы арестованных людей заполняют трудовые лагеря ГУЛАГа, они завершают грандиозные стойки электростанций, каналов, военных заводов. Одновременно идет мощная идеологическая обработка народных масс, живущих на грани нищеты. Главную роль в этой обработке играет культура. С 1933 по 1939 годы - шесть лет - шла очень активная антифашистская пропаганда. Сотни книг вышло на эту тему, книг антифашистского содержания. Но в 1939 году, после заключения пакта, пропагандистская машина повернулась на 180 градусов, и вчерашние враги стали нашими. не то, чтобы друзьями, но, во всяком случае, о них уже не позволялось писать плохо. С середины 30-х годов официальная пропаганда стала проповедовать “новую мораль”, сущностью которой стало утверждение “строгости нравов” и жёсткое дисциплинирование людей, прежде всего молодёжи. Вновь вспомнили о традиционных российских ценностях: патриотизме, крепкой семье, заботе о подрастающем и старшем поколениях. Возрождался русский национализм, пропагандировалась русская история и культура. Отмечая, что подобная мораль характерна для тоталитарных режимов, Троцкий писал, что “многие педагогические афоризмы и прописи последнего времени могли бы казаться списанными у Геббельса, если б сам он не списал их в значительной мере у сотрудников Сталина”.

Р. Медведев пишет: Об обстановке в Советском Союзе можно судить по многим обстоятельствам, связанным с поездкой по нашей стране летом 1936 г. крупнейшего французского писателя Андре Жида. …В своей поездке Андре Жид должен был следовать по заранее определенному маршруту. Он часто выступал, однако все его речи подвергались строгой цензуре. Так, например, из речи, которую Андре Жид готовился прочесть в Ленинграде, был удален следующий “крамольный” абзац:

“После торжества революции искусство всегда в опасности, так как оно может стать ортодоксальным. Триумф революции прежде всего должен дать искусству свободу. Если оно не будет иметь полной свободы, оно потеряет всякую значимость и ценность. А так как аплодисменты большинства означают успех, то награды и слава будут уделом лишь тех произведений, которые читатель может понять с первого раза. Меня часто беспокоит мысль, не чахнут ли в неизвестности где-нибудь в СССР новые Китс, Бодлер или Рэмбо, которых не слышат из-за их силы и своеобразия”.

Став, говоря словами Ленина, колесиком и винтиком административной системы, соцреализм сделался неприкасаемым, догмой, ярлыком, обеспечивающим существование или “несуществование” в литературном процессе. Показательна в этом отношении статья о литературной группе “Перевал”, появившаяся в энциклопедическом издании в 1935 году. Борьба “Перевала” против бытовизма, натурализма, конъюнктуры, иллюстративности была расценена как сознательное наступление на пролетарскую литературу. “Художественное творчество, - писал автор статьи А. Прозоров, - перевальцы толковали откровенно-идеалистически, как некий сверхразумный, интуитивный, стихийно-эмоциональный, в основном подсознательный процесс… Неисторический, внеклассовый, “гуманистический” подход к действительности неоднократно приводил перевальцев в их творчестве к примиренчеству по отношению к классовому врагу”. Произведения традиционного реализма, если они не содержали видимых отступлений от принятой идеологии, подверстывали к соцреализму (А.М. Горького, А.H. Толстого, Н.А. Островского, А.С. Макаренко, М.В. Исаковского, Б.Л. Горбатова, Д. Бедного, А.Е. Корнейчука, Н.Ф. Погодина и др.), а не реалистические - даже романтическую прозу А.Грина, К.Паустовского рассматривали как явление периферийное, не достойное занимать место в истории литературы. Именно поэтому, чтобы спасти того или иного писателя, оградить его не только от размаха критической дубинки, но и от возможных административных последствий, литературоведы спешили произнести спасительную формулу: имярек является ярким представителем социалистического реализма, подчас даже не задумываясь о смысле сказанного. Такая атмосфера способствовала конъюнктурности, снижению уровня художественности, поскольку главным была не она, а способность быстро откликнуться на очередной партийный документ.

Р.Медведев пишет: “В малейших неточностях формулировок пытались найти “вражеские влияния”, под видом реводюционной бдительности культивировались сектантская ограниченность, нетерпимость и грубость. Вот, например, какой разумный совет давался в одной из стенных газет Института журналистики: “Коллеги газетчики, читатель умоляет вас не наставлять его, не поучать, не призывать, не понукать, а толково и ясно рассказать ему, изложить, объяснить, - что, где и как. Поучения и призывы из этого вытекают сами”. А вот что говорилось по поводу этого совета в специальной резолюции собрания Института журналистики: “Это – вреднейшие буржуазные теории, отрицающие организаторскую роль большевистской печати, и они должны быть окончательно разгромлены”.

В 1936 году развернулась “дискуссия о формализме”. В ходе “дискуссии” посредством грубой критики началась травля тех представителей творческой интеллигенции, эстетические принципы которых отличались от “социалистического реализма”, ставшего общеобязательным. Под шквал оскорбительных выпадов попали символисты, футуристы, импрессионисты, имажинисты и пр. Их обвиняли в “формалистических вывертах”, в том, что их искусство не нужно советскому народу, что оно уходят корнями в почву, враждебную социализму. По существу “борьба с формализмом” имела целью уничтожить всех тех, чей талант не был поставлен на службу власти. Вспоминая 1935 год, Илья Эренбург писал: “На собраниях театральных работников поносили Таирова и Мейерхольда… Литературные критики вначале обличали Пастернака, Заболоцкого, Асеева, Кирсанова, Олешу, но, как говорят французы, аппетит приходит во время еды, и вскоре в “формалистических вывертах” оказались виновными Катаев, Федин, Леонов, Вс. Иванов, Лидин, Эренбург. Наконец, дошли до Тихонова, Бабеля, до Кукрыниксов. …Киноработники взялись за Довженко и Эйзенштейна…”.

Многие деятели литературы были репрессированы.

“Врагами народа” и троцкистами были объявлены Б.А. Пильняк (с которым у Сталина были давние счеты) и молодая писательница Г. Серебрякова. Была арестована и около двух лет томилась в тюрьме О. Берггольц, которую обвиняли в двурушничестве и “троцкистско-авербаховском уклоне”. Вот как отразила это событие областная газета “Кировская правда”: “22 мая состоялось собрание писателей и журналистов г. Кирова. Доклад о борьбе с троцкистскими и иными двурушниками в литературе сделал тов. Алдан, который рассказал собранию о двурушнических делах троцкистки-авербаховки Ольги Берггольц… В 1934 году Берггольц написала повесть “Журналисты”, где беззастенчиво оклеветала нашу советскую действительность, советских журналистов. Герой этой повести Банко - двурушник, фашистский молодчик, в повести выведен как положительный тип, как образец советского журналиста”. В 1936-1939 годах были арестованы и погибли И.Э. Бабель, О.Мандельштам, Л.Л. Авербах, А.К. Воронский, М. Кольцов и многие другие писатели, драматурги, поэты, критики. Был арестован, но остался в живых крупный литературовед Ю.Г. Оксман. Большие потери понесли писательские организации в республиках. По вымышленным обвинениям были расстреляны такие известные русские поэты, как Николай Клюев, Петр Орешин, Сергей Клычков, Василий Наседкин, Иван Приблудный.

Крупные потери понесла и молодая литература. К. Симонов вспоминал: “Среди молодых, начинающих литераторов, к которым примыкала и среда Литературного института, были аресты, из них несколько запомнившихся, в особенности арест Смелякова, которого я чуть-чуть знал, больше через Долматовского, чем напрямую. Было арестовано и несколько студентов в нашем Литературном институте”.

Находясь в тюрьме, продолжал писать стихи Бруно Ясенский; одно из них ему удалось передать друзьям.

…Над миром бушует войны суховей,

Тревожа страну мою воем гнусавым,

Но мне, заключенному в каменный саван,

Не быть в этот миг средь ее сыновей…

Но я не корю тебя, Родина-мать,

Я знаю, что, только в сынах разуверясь,

Могла ты поверить в подобную ересь

И песню мою, как шпагу сломать.

…Шагай, моя песня, в знаменном строю,

Не плачь, что так мало с тобой мы пожили.

Бесславен наш жребий, но раньше ли, позже ли

Отчизна заметит ошибку свою.

Отчизна “заметила ошибку свою” слишком поздно. Все перечисленные выше и многие другие писатели были реабилитированы только через 18 лет после того, как Б. Ясенский написал это стихотворение. При этом даже архивы почти всех арестованных литераторов были изъяты после ареста и уничтожены после вынесения приговора.

И все же, какой была советская литература в этот непростой, даже трагический период своего развития? С одной стороны - полное господство официальной пропаганды, сталинской идеологии. Слова о подъеме страны, о единстве, о поддержке народом всех партийных начинаний и указаний, постоянные единодушные голосования, на которых смешивали с грязью известных, уважаемых людей. Общество (в том числе и деятели литературы) задавлено, задушено. А с другой стороны, на другом полюсе, но в том же самом мире - живые, думающие, все понимающие люди. В обществе, в литературе не заглохла, не замерла духовная жизнь.

Можно много и долго говорить о том, как эта вторая, скрытая сторона советской действительности выразилась в подцензурной литературе, особенно, конечно, в детской. Там, за шуточкой, за усмешечкой взрослый читатель вдруг почует что-то совсем не детское. Например, кто в клетке - звери или те, кто смотрит на них через решетку. и т.д. На эту тему были строки и у Маршака, и у Зощенко (“в клетке легче дышится, чем среди советских людей” - Жданов о рассказе Зощенко).

Г.В. Жирков даже выступает с похвалой цензуре за то, что она породила эзопов язык и способного воспринять его “активного”, “думающего и додумывающего” читателя. Не будучи согласны с автором в таком оптимистичном понимании цензуры, отметим, что явление метафоры, “эзопова языка” все же имело место в рассматривемый нами период.

Весьма интересно с этой точки зрения домашнее стихотворство, разные пародии и эпиграммы, расходившиеся по друзьям и знакомым. Например, замечательный поэт Н. Олейников обращается с дружеским посланием к художнику Левину по поводу влюбления его в Шурочку Любарскую. Сплошная улыбка. И вдруг - трагические строки:

Страшно жить на этом свете,

В нем отсутствует уют,-

Ветер воет на рассвете,

Волки зайчика грызут.

Плачет маленький теленок

Под кинжалом мясника,

Рыба бедная спросонок

Лезет в сети рыбака.

Лев рычит во мраке ночи,

Кошка стонет на трубе,

Жук-буржуй и жук-рабочий

Гибнут в классовой борьбе. (1932).

Художник Юрий Анненков писал в своих воспоминаниях: “Доктор Живаго” является пока единственным, но бесспорным доказательством того, что живое, подлинное, свободное и передовое русское искусство, русская литература продолжают существовать в мертвящих застенках Советского Союза”. В.С. Бахтин, анализируя литературу, публицистику и фольклор 30-х годов, приходит к заключению, что кроме эмигрантской литературы, сохранившей традиции классической русской литературы и детской литературы, где метафорически выражались проблемы советского общества, существовал в литературе еще один, скрытый от глаз цензора пласт – политический фольклор. В.С. Бахтин пишет: “Итак, мы видим, что все основные слои русского народа в свободной, неподцензурной устной литературе, если не выступали против советского коммунистического режима прямо, то уж во всяком случае - осуждали его, видели его недостатки, жестокость, глупости. Это собственное искусство народа, его собственные оценки, высказанные без всяких посредников”.

Говоря о такой двойственности литературной жизни второй половины 30- годов, можно, конечно, сослаться на Николая Бердяева, который говорил о противоречивости и антиномичности России, о творчестве русского духа, двоящемся, как и русское бытие. Но дело все-таки не столько в особенностях России и русского духа, сколько в специфике репрессивной системы.

Заканчивая анализ политики партии в области литературы в 30-е годы, отметим, что советские публикации послесталинского периода, ссылаясь на ленинскую критику возвеличивания личности, осудили культ Сталина, процветавший в 30-е и 40-е годы, как не свойственное коммунистической идеологии явление. Культ личности якобы вообще противоречил самой природе коммунизма как движения и как системы. Но мы, вслед за Тапером, должны отметить, что возникновение культа личности Сталина определялось прежде всего общим культом “марксизма-ленинизма”, получившим наибольшее развитие после смерти Ленина, когда “некоторые из наиболее просвещенных (с точки зрения западной культуры) большевиков выражали свои эмоции особенно живо и горячо. Возможно, что редакционной статье Бухарина и недоставало ритуального ритма сталинской “клятвенной” речи (текст которой появился в “Правде” лишь 30 января), но зато ее эмоциональное воздействие было значительно сильнее, и она, по-видимому, в большей степени способствовала возникновениею культа Ленина. Этот культ в момент формирования представлял собою коллективное проявление партийных чувств к своему вождю”.

учебно -методическом комплексе дисциплины ... удается ... Ассоциация по сертификации «Русский ... по месту расположения (0,029 ), а также по ... использовали культуру Rhodococcus ...

  • О самообследовании основной образовательной программы (20)

    Отчет

    Контроля качества подготовки студентов отражены в учебно -методических комплексах по дисциплинам кафедры. Проведение заключительных тестовых опросов... htpp:) 1 18 18 13 Русский язык и культура речи Брауда Н.В. Русский язык и культура речи: етод.указания...

  • ЛЕТОПИСЬ ПЕЧАТИ ДАГЕСТАНА (2)

    Библиографический указатель

    ... 09 ... 04 ... Учебно -методическое пособие по русскому языку по материалам текстов по ... 11-13  ... литературы : учебно -методический комплекс

    • Начало 30-х годов для СССР означало, что советская власть существует в стране уже 15 лет и укрепилась довольно основательно, несмотря на катастрофический голод 1933 года, перегибы и «разгибы» коллективизации. На глазах оторопелых Европы и Америки, попавших в небывалый экономический кризис, возрастала индустриальная мощь СССР. В США, с презрением относившихся к советской России, под ударами Великой депрессии и нарастающего социального протеста признают Советский Союз и устанавливают с ним дипломатические отношения. Европа отрыгнулась на экономический кризис фашизмом. Запахло новой мировой войной.

    Внутри партии коммунистов сторонники Троцкого, мировой революции, все крылья дореволюционного ревизионистского социал-демократизма, левого безответственного бунтарства, выжидающего своего часа сионизма, все эти Бухарины, Зиновьевы, Радеки, отодвинутые от первых и главенствующих мест, готовились к реваншу. В стране же вырисовывалась линия на национальные, внутренние опоры, большая часть руководителей начинала понимать, что мы в предстоящей схватке с миром фашизма и безнационального капитала не можем рассчитывать на помощь мирового пролетариата, а должны опираться на собственный народ, на собственную экономику, на собственную историю, на собственную культуру. При разгуле Наркомпроса, где пыталась верховодить Н.К. Крупская, изгонялся из школьных библиотек «певец дворянских усадеб» Александр Сергеевич Пушкин и другие «непролетарские» писатели. Но в это время группа руководителей страны дала сигнал к массовому, миллионному изданию классиков отечественной литературы, создавая библиотечки для школьников, крестьян, комсомольцев, красноармейцев из произведений Н. Гоголя, Л. Толстого, А. Пушкина, Н. Некрасова, М. Лермонтова, И. Крылова. Пушкин заполонил страну в 1937 году, а представляете, что было бы, если бы в эти годы, когда Россия произвела подлинную культурную революцию и когда миллионы людей преодолели безграмотность, она получила бы в качестве чтения американские комиксы, детективы сегодняшних дамочек, литературу ужасов, насилия, порнографии? Тут уж никакие бы Олеги Кошевые и Зои Космодемьянские не выросли в стране к мировой войне.

    Начала прорисовываться линия на возрождение исторических традиций, ориентация на победы русского народа над иноземными захватчиками. Красные дьяволята, революционеры всех эпох, коммунары потеснились, уступая место Александру Невскому, Суворову, Кутузову, Петру I . Появилось письмо руководителей страны (Сталин, Жданов, Киров) о том, что надо проявить уважение к истории страны, ее реальным историческим персоналиям, к ее военным, научным, культурным достижениям. Правда, это все было несколько позднее. Но уже в 1933-34 годах это проявилось в подготовке и проведении Первого съезда писателей. Таким образом, I съезд советских писателей стал полем идейной схватки многих сил, и не только тех, которые были внутри страны. Немалая часть русских писателей, не принимая платформу и действия советской власти или просто попадая в водоворот исторических событий, покинула Россию. Русская литература в изгнании многие годы сохраняла дух, стиль, образ отечественной классики. Среди них были и звезды первой величины (И. Бунин, И. Шмелев, И. Ильин). В силу возрастных причин она постепенно угасала, кто-то возвращался на родину (А. Толстой, И. Куприн, М. Горький). На территории же советской России, как казалось многим, литература в национальном русском смысле никогда не возродится. Да и откуда? Когда лидеры тех, кто объявил себя «пролетарскими» писателями не принимали никакой преемственности и провозглашали: «Во имя нашего Завтра - сожжем Рафаэля,\\ Разрушим музеи, растопчем искусства цветы …» Беспощадные «пролетарские» писатели, подлинные «неистовые ревнители» только себе присвоили право считаться представителями литературы. Все эти Авербахи, Лелевичи, Безыменские, Либединские, Уткины, Ермиловы распинали любые попытки национально мыслить, глубинно всматриваться в жизнь, сделать ее предметом художественного осмысления, поиска истины. Все было подчинено идее мировой революции, идее уничтожения «до основания» старого мира и броска в грядущее. Они не замечали выдающихся рассказов М. Шолохова, сквозь зубы говорили о превосходящих их художественных талантах Л. Леонова, В. Шишкова, с презрением называя их «попутчиками».

    Магистральная же дорога литературы оказалась в руках РАППа, ВОАППа, МАППа – так называемых пролетарских организаций писателей. Они создали, или захватили, почти все литературные и общественно-политические издания, они, размахивая дубинкой критики, избивали всех непокорных, нестандартных, пытающихся создавать национальную литературу. Как это напоминало 80-90-е годы, когда все общество и, естественно, литературу загоняли в русло «демократии», заставляли непопсу присоединяться к «истинной цивилизации». Удивительно, как менялись фишки и лозунги, но не меняются методы «неистовых ревнителей», наряжающихся то в одежды пролетарские, то в либеральные, то в демократические.

    Как я понимаю, в те 30-е годы в недрах власти, общества многие задумывались о судьбе России, искали стратегические и тактические ходы для ее возрождения, не ставя вопрос о реставрации дореволюционного строя. Конечно, об этом можно немало рассуждать, но это особое исследование, в котором не может быть одной краски, ибо исторические задачи на каждом отрезке времени вставали перед страной и властью с учетом мировых событий по-своему, и отвечать на них надо было нестандартно и часто судьбоносно. Общество было тогда неоднородно, немало было тех людей, кто являл собой основу дореволюционного строя. Были среди них те, кого причисляли к эксплуататорам, кого к беднякам, пролетариям. Хотя к 1936 году было объявлено в Конституции о равенстве всех людей. В 60-е годы я встретился с одним крупным ученым, который вовсю ругал коммунизм и власть. Я осторожно спросил: «У вас вся грудь в орденах, вы лауреат Государственной премии и так ругаете коммунизм, почему?» – «Ну а что, я и в 30-х годах ругал власть, но когда понял, что впереди война, что там, на Западе, Россию никто не спасет, решил укрепить Отечество и создавать новую технику». Думаю, что такое настроение было характерно для многих людей в 30-е годы.

    И для писателей, обладавших талантом, реалистическое «попутничество» было характерным путем в литературе того времени. Это не могли не заметить «реалисты» власти. Первым предупреждением «неистовым ревнителям» стало в 1932-м году партийное постановление «О перестройке литературно-художественных организаций», по которому было принято решение ликвидировать ассоциацию пролетарских писателей и объединить всех писателей, поддерживающих платформу советской власти, в единый Союз советских писателей. М. Горький, которого считают инициатором подобного решения, выступал все-таки в поддержку РАППа, в который, по его словам, «объединены наиболее грамотные и культурные литераторы-партийцы». По-видимому, идея объединить писателей и преодолеть вакханалию группировок возникла в руководстве страны и в первую очередь у Сталина. Нет сомнения, что это было продиктовано и желанием приспособить литературную организацию к общегосударственным нуждам и общепартийным задачам. Но за этим просматривалась и попытка обуздать «неистовых ревнителей» в культуре, составлявших второй троцкистско-бухаринский эшелон.

    Дата съезда несколько раз переносилась, и открылся он 15 августа 1934 года. Открыл его и выступил с основным докладом А.М. Горький. Он к этому времени возвратился окончательно в Советский Союз, «выжатый» кризисом и фашизмом из Европы. Конечно, можно скептически и критически отнестись к I съезду писателей, который все-таки развернул панораму действующей, прорастающей, многообразной литературы страны. Показал ли он все наличные силы, назвал ли все достойные имена? Да нет, естественно. Рапповщина не сдала свои позиции, троцкистско-бухаринская оппозиция давала свой бой на съезде. Можно приписывать все «перегибы» Сталину, но не надо забывать, что с основными докладами кроме А. Горького выступали Н. Бухарин (о поэзии, поэтике и задачах поэтического творчества), К. Радек (о мировой литературе и задачах пролетарского искусства). А ведь именно Н. Бухарин еще в 1927 году опубликовал знаменитые «Злые заметки» с разгромом Сергея Есенина. После этого почти на 30 лет Есенин исчез из издательских планов, школьных учебников и хрестоматий. Он же был беспощаден к Маяковскому. Хорош знаток поэзии! Столь же безапелляционен был К. Радек, выстраивавший ряд близких его сердцу поэтов. Эти оппозиционеры Сталину формировали свою литературную оппозицию и хотели сформировать свой признанный ряд поэтов и руководителей, близких им по духу. М. Горького они использовали, чтобы давить на Сталина и Жданова. Конечно, все это может выглядеть как чисто политическая кухня съезда. Да, и это тоже так. Но все-таки выстраивалась и литературная составляющая. В президиум съезда были избраны такие известные писатели, как А. Горький, Ф. Гладков, В. Иванов, Л. Леонов, П. Павленко, Л. Сейфулина, А. Серафимович, Н. Тихонов, А. Фадеев, К. Федин, М. Шолохов, И. Эренбург. От ЦК ВКП(б) был избран А. Щербаков. И разговор о литературе, о художественном творчестве, о народных истоках, об истории, о таланте, о языке состоялся, несмотря на громкую пролетарскую риторику рапповцев. Чего стоят слова М. Горького: «начало искусства слова – в фольклоре. Собирайте наш фольклор, учитесь на нем, обрабатывайте его… Чем лучше мы будем знать прошлое, тем легче, тем более глубоко и радостно поймем великое значение творчества нашего настоящего»?

    Из-под покровительства троцкистско-бухаринского руководства уходило большинство литераторов. Конечно, Союз писателей в немалой степени был подчинен государству и партийному руководству, но некий простор, условия для творчества и особенно материальные опоры (достаточно вспомнить сформированный в те годы Литфонд, выстроенное немалое количество съемных дач в Переделкино, Дома творчества, Дома литераторов, издательство «Советский писатель» и т.д.).

    Многие, наверное, успели подзабыть, что до Великой Отечественной войны Союза писателей России не су ществовало. Был созданный Алексеем Максимовичем Горьким Союз советских писателей, имевший республиканские отделения во всех советских республиках, кроме России. Такое странное по ложение являлось следствием полити ки, заложенной ещё в послереволюци онные 20-е годы Троцким и его соратни ками, мечтавшими о всемирном интернационале и ненавидевшими всё рус ское. Русский народ, самоотверженно несший на своих плечах тяжесть разви тия нашего государства, оказался в ущемлённом положении. Другие национальные образования, входившие в состав СССР, развивались, поддерживалась их национальная культура и самосознание, а в Российской Федерации не было не только своего писательского союза, Академии наук, но даже и коммунистической партии Российской Федерации, что для того времени - просто удивительно. Русское самосознание не только не развивалось, но напротив, уг неталось, считалось шовинистическим, националистическим, хотя по отношению к другим народам Советского Сою за это называлось развитием нацио нального самосознания и национальной культуры.

    Но после войны отношение к русскому народу стало меняться. Русский народ показал свою самоотвержен ность, свою коренную сущность госу дарствообразующего народа, именно русский народ внёс основной вклад в Победу, и именно русских людей боль ше всего погибло в войне. Переломным, наверное, стал исторический тост генералиссимуса Сталина «за великий рус ский народ». Возрождение русского са мосознания в СССР уходит своими кор нями в Великую Победу. На этой волне в 1957-1958 годах и был создан Союз пи сателей РСФСР - ныне Союз писателей России. Возглавил его выдающий рус ский писатель Леонид Соболев (кстати, что удивительно! - беспартийный). В первые годы деятельности происходило создание областных отделений Союза, формирование органов управления, воссоединение писателей в единый об щественный организм. Тогда же выкрис таллизовалась и духовно-идеологичес кая составляющая деятельности СП России. И хотя ни в каких постановлени ях съездов или программных докумен тах отразить её не представлялось воз можным, но вышедшая в 1957 году кни га Владимира Солоухина «Владимирские просёлки» несла в себе мощный заряд русской идеологии. Вот тогда и появилась группа писателей, которые не боялись произносить и писать слова Русь, Россия, русский... По сути своей, созданный Союз писателей РСФСР стал единственной легально действующей организацией, вставшей на защиту рус ских в Советском Союзе.

    Хрущёв со своей взбаломошенной политикой и сам немало вредил русскому народу, и этим же отличалось его окружение, в которое входили такие одиозные личности, как Аджубей и Ильичёв, выстраивавшие на циональную политику по довоенному об разцу. Кроме того, Никита Хрущёв негативно относился к поколению победите лей. Мы помним, как он расправился с маршалом Жуковым, как боялся воен ных, выигравших войну. Патриотизм тог да был явно не в почёте, особым гонениям подвергалась Православная церковь. В годы правления Хрущёва было уничто жено Православных храмов больше, чем в 20-30-е годы. После того, как за вуль гарность и волюнтаризм в политике Хрущёв был смещён со своих постов, ды шать стало легче.

    Так получилось, что к началу перестройки русское движение возрождения подошло несколько растерянным и разобщённым, а потому и проиграло «битву за умы» «перестройщикам» и либера лам-западникам. Но к 1994 году Союз писателей России, уже очистившийся от антирусских настроений, на своём съез де провозгласил наши основные прин ципы:

    Следовать традициям классической русской литературы;

    Утверждать реализм как главное ху дожественное направление;

    Утверждать нравственность;

    Бороться за чистоту русского языка;

    Быть державниками.

    С этого момента, можно сказать, наступил третий этап в истории Союза писателей России, когда наш творческий союз стал союзом писателей-единомышленников, объединённых идеей духов ного возрождения России.

    Когда в 2005 году в Кремле Президент Путин вручал мне Орден Почёта, то я поблагодарил его и сказал, что считаю этот орден «наградой Союзу писателей России, который стремится продолжать традиции русской классической литературы, литературы нравст венной и духовной, Союзу, который сто ит на страже русского языка, языков народов нашей страны. Нация сохраняется, если даже полностью изменится её экономическая основа. Нация сохраняется, если изменяется государственное устройство, даже если исчезнет государство. Но если пропадает язык, нация перестаёт быть таковой. Остаётся наро донаселение. Сегодняшнюю награду мы оцениваем как заботу общества и влас ти о русском языке, о нашей духовной скрепе, о нравственной основе литера туры».

    Мы работаем по многим направлениям, но главное, к чему мы стремимся, - чтобы наш Союз всегда участвовал в созидательных акциях во благо Отчизны. Мы являемся соучредителями Все мирного Русского Народного Собора, который возглавляет Святейший Патри арх Московский и всея Руси Кирилл. Я являюсь заместителем Главы Всемирного Русского Народного Собора. Союз писателей Рос сии самым активным образом участвует в организации и работе Соборов, начиная с момента его образования - с 1993 года. На каждом из них мы рассматриваем главные, самые животрепещуще во просы жизни русского народа - духов ное возрождение, проблемы русского языка, русской национальной школы, здоровья нации, Православие, положение русских в мире в кон це XX - начале XXI века. Постоянно проводятся круглые столы с участием духовенства, писате лей, представителей патриотических кругов, интеллигенции.

    Нынче вмешательство власти в литературное дело не так ощутимо, но экономический диктат значительно жестче и неотступнее. Все наработанные и созданные, в том числе за счет писательских средств, Дома творчества (за исключением Переделкино) изъяты, издательства стали частными, и писатели потеряли какой-либо социальный статут, ибо Закон о творческих союзах, несмотря на обещания всех законодателей до сих пор не принят. Пытаются отнять дом писателей России.

    И тем не менее русская литература существует. Семь с половиной тысяч литераторов объединены в Союз писателей России, который причисляет себя к продолжателям традиций русской классической литературы, к людям державной и нравственной позиции, не отбрасывающей и достижения реалистической и честной литературы русского зарубежья, русской советской литературы. И в этом смысле первый съезд советских писателей 1934 года – это исторически важная веха, заставляющая нас вспоминать всю сложность пути отечественной литературы, четко видеть те усилия, которые прилагались и прилагаются многими, чтобы увести ее с пути служения народу и своему Отечеству.

    Валерий Ганичев

    I съезд советских писателей

    Антипина В.

    Долго ль нам обмазать дело –

    Начинайте, братья, смело.

    Раз, два, три, четыре, пять

    И в порядке дисциплины

    Бабы, школьники, мужчины,

    Сядем повести писать.

    Том написан, жарь другой,

    А потом польем рекой.

    И на каждом сигнатурка

    «Пролетлитературка».

    («Материалы к Первому съезду писателей»)

    В августе 1934 года в Москве состоялся I Всесоюзный съезд советских писателей, который положил начало Союзу писателей СССР (ССП) - единой творческой общественной организации литераторов страны. За всю историю существования союза писательских съездов было не так много - всего 9. Вполне объяснимо, почему между I и II съездами прошло 20 лет, а последующие собирались с определенной регулярностью – не менее раза в 5 – 6 лет. Все, что власть хотела донести до писателей, было сказано на I съезде, и потребности в проведении второго подобного мероприятия в эпоху жесткого сталинского идеологического контроля над обществом не было. ССП был призван свести к единому знаменателю творческие устремления литераторов, сведя профессиональные принципы деятельности к единственному допустимому властью - к «социалистическому реализму».

    Между тем вопрос о взаимоотношении власти и представителей художественной интеллигенции, в том числе писателей, необходимости и степени их организационного и идейного оформления не теряет своей остроты и дискуссионности даже сегодня, ибо в одной только современной Москве насчитывается восемь писательских организаций, результативность деятельности которых представляется весьма спорной.

    Каким образом и на каких принципах должны быть объединены писатели, необходима ли вообще какая-либо организация, если литературный труд сугубо индивидуализирован? Чтобы ответить на этот вопрос нужно обратиться к изучению истории ССП, особенно к моменту его создания, при этом внимательно отследить организационные, идейные и иные вплоть до материальных аспекты деятельности этой организации.

    Действительно, в научной литературе часто можно встретить упоминания о I съезда советских писателей, о его значении для фактической перестройки всего литературного процесса в СССР. Однако, работ посвященных собственно съезду практически нет.

    Отметим, что в целом отечественная историческая наука накопила достаточное количество исследований, как фундаментальных, так и посвященных отдельным вопросам организации литературного процесса в СССР.

    В соответствии с общепринятой историографической традицией можно выделить несколько периодов в развитии сюжетов, связанных с деятельностью ССП и съездов советских писателей в исторической литературе.

    1 период – с середины 1930-х по начало 1950-х годов . Историография советского литературного процесса после объединения писателей в ССП носила, в основном, описательный характер. Партийное руководство им признавалось безошибочным и верным. Подчеркивалась роль лично И. Сталина в формировании литературного процесса.

    II период - с середины 1950-х – по середину 1960-х годов . Изменения в отношении к литературному процессу и роли в нем партийно-государственного руководства произошли в историко-литературоведческих работах сразу после смерти И. Сталина. Но, вместе с тем, основные идеологические установки сняты не были.

    Констатировалось, что «…культ И. В. Сталина нанес немалый ущерб художественному творчеству. В некоторых романах, пьесах и стихах в противоречии с исторической правдой непомерно преувеличивалось значение и роль И. В. Сталина» . Отмечался также его субъективизм в оценке произведений искусства, приводивший к необъективной критике художественных произведений. Были восстановлены добрые имена некоторых литераторов, подвергшихся несправедливой критике: «…теперь может идти речь об ошибках или заблуждениях честных советских литераторов, а не о злокозненных происках врагов народа» . Но роль партии в формировании литературного процесса по-прежнему оценивалась как безусловно положительная и прогрессивная, по-прежнему основной функцией партии по отношению к литературному процессу считалась воспитательная.

    Кандидатская диссертация А. Романовского «Из истории подготовки Первого Всесоюзного съезда советских писателей», написанная в 1958 году , была посвящена в основном вопросам подготовки съезда, а о его ходе ничего не говорится. Работа написана в русле концепций и подходов характерных для времени ее создания.

    III период - с середины 1960 – по середину 1980-х годов . Авторы историко-литературоведческих работ этого периода отмечали недостаточную освещенность литературного процесса 1930 – 1940 годы в исторической литературе, но подлинных причин этого явления раскрыто не было.

    Вмешательство партии и правительства в творческую деятельность объяснялось «объективными» причинами (например, сложностью международной обстановки). Основным лейтмотивом исторически работ было то, что перекосы в литературной политике вызванные деятельностью И. Сталина были, но в целом социалистическое искусство продолжало развиваться: «Культ личности не мог изменить самой природы нового художественного метода, связанного с публичными процессами социалистической действительности и художественного развития, но ощутимый ущерб литературе он причинил» . Но если внимательно присмотреться, то: «…и в художественном творчестве и даже в его теоретическом осмыслении, которое не прекращалось и в те годы, можно обнаружить достаточно острую борьбу двух тенденций: догматической, фетишизировавшей отдельные положения метода социалистического реализма, ориентировавшейся на мнения и вкусы Сталина, с одной стороны, и творческой, развивающей высокие традиции русской литературы и советской литературы предшествующих периодов, откликающейся на запросы жизни – с другой» . В целом мысль представляется справедливой и в наше время, но она выведена из неправильной посылки, то, что было ценного и высокохудожественного в литературе рассматриваемого периода, существовало не благодаря методу социалистического реализма, а вопреки, и развивалось основываясь на таланте писателей, а не на мудром руководстве партии.

    В целом тон историко-литературоведческих работ был оптимистический: «Идейная зрелость и высокий профессионализм основной массы работников литературы и искусства проявились в том, что они сравнительно быстро разобрались в ошибочности «теории бесконфликтности», успешно боролись против формализма, с одной стороны, и натурализма – с другой» .

    В этот же период вышло ряд статей, посвященных 40- и 50-тилетию съезда, но большинство из них было небольшого объема. В массе своей это были статьи не центральной прессы, а таких региональных изданий, как «Литературная Грузия», «Сибирские огни», «Урал» и других.

    IV период с сер. 1980-х годов – до наших дней. Стали выходить работы более общего характера, в которых литературный процесс детально не рассматривался, но, тем не менее, в них содержались и некоторые теоретические выводы по проблеме. Например, в сборнике «Наше Отечество» выдвинуты положения о том, что функции работников духовной сферы в тоталитарном обществе сводятся к апологетике существующего строя, что был установлен прямой идеологический гнет над работниками искусства, что проводником партийной линии по отношению к писателям был Секретариат ССП.

    Существует работа, исследующая взаимодействие сталинизма и искусства в целом, это книга Е. Громова «Сталин: власть и искусство». Она носит обзорный характер и касается взаимоотношений И. Сталина со всей творческой интеллигенцией на разных этапах его жизни. Монография отличается выдержанностью оценочных суждений, для ее создания использовались не опубликованные ранее документы из малодоступных архивов. Автор приходит к следующему выводу: «Спору нет, и при нем появлялись произведения высокого эстетического уровня. […] Но в конечном итоге Сталин привел советское искусство к глубочайшему кризису» . Несмотря на несомненную ценность данной работы, необходимо отметить увлечение автора субъективным фактором в развитии исторического процесса. Безусловно, это фактор влияет на историю, но не следует преувеличивать его влияние, а тем более его абсолютизировать.

    Несомненен вклад, который внес в исследование литературного процесса периода сталинизма Д. Бабиченко . Он первым стал анализировать взаимодействие политики и литературного процесса в рассматриваемый период с новых методологических позиций. Автор ввел в научный оборот множество новых документов и дал им подробный комментарий и критическую оценку.

    Однако несомненное обилие общих работ о литературном творчестве в СССР тем не менее не складывается в целостную картину, оставляет для исследователей массу вопросов. Так, например, остались весьма мало изученными вопросы материального обеспечения писателей, их быта, а также история I Всесоюзного съезда советских писателей.

    Источниковую базу статьи можно разделить на несколько групп:

    1 – Письма должностных лиц Оргкомитета ССП в вышестоящие организации. Данные письма охватывают широкий круг вопросов, связанных с организацией и проведением съезда, так как все аспекты этого мероприятия должны были быть согласованы с вышестоящими инстанциями.

    2 – Отклики на подготовку и проведение съезда. Среди них особую ценность представляют спецсообщения секретно-политического отдела Главного управления государственной безопасности Народного комиссариата внутренних дел СССР (ГУГБ НКВД СССР), опубликованные в сборнике «Власть и художественная интеллигенция» впервые. Именно эти спецсообщения помогают понять истинные настроения участников съезда во время проведения и после его окончания . К этой же группе источников относятся подпольная листовка обнаруженная на съезде, которая убедительно показывает, что никакой единогласной поддержки советской власти, декларируемой на съезде, не было. Также к этой группе относятся документы опубликованные Л. Вахтиной и Л. Вольфсун. Это сатирические стихи и эпиграммы, посвященные предстоящему съезду . Они в запечатанном конверте были переданы в рукописный отдел ГПБ, а затем, в силу своего содержания были переданы органы НКВД. По данному факту было начато уголовное дело. К сожалению, исследователям, нашедшим этот любопытный документ не удалось выяснить, кто автор стихов, и какова его дальнейшая судьба. Никакой художественной ценности эти вирши не представляют, зато дают представление об отношении части общественности к предстоящему съезду.

    3 – Распоряжения и инструкции по материальному обеспечению проведения съезда. Документы этой группы содержатся в фонде Союза писателей СССР (№ 631) Российского Государственного архива литературы и искусства (РГАЛИ). Из них мы может узнать мельчайшие подробности быта писателей приехавших на съезд и размах этого мероприятия.

    4 – Воспоминания современников съезда. Недостатки этой группы источников хорошо известны. К ним относятся субъективизм и желание преувеличить собственную роль в событии. Но без таких документов невозможно понять атмосферу тех лет, почувствовать «аромат эпохи».

    5 – Периодическая печать. К сожалению, документы этой группы мало информативны, так как съезду в периодической печати давалась однобокая восторженная оценка, статьи в разных изданиях были однотипными. В основном освещение съезда в печати сводилось к публикации стенограмм и небольших интервью с участниками мероприятия.

    Подготовка к съезду советских писателей началась после того, как 23 апреля 1932 года было принято известное Постановление Политбюро ЦК ВКП(б) «О перестройке литературно-художественных организаций» . Согласно документу многочисленные писательские организации объединялись в одну, которая должна была состоять из писателей полностью «поддерживающих платформу Советской власти».

    7 мая 1932 года вышло в свет Постановление Оргбюро ЦК ВКП(б) «Практические мероприятия по проведению в жизнь решения о перестройке организаций писателей». Изначально съезд планировался как подконтрольное партии мероприятие: «С первых шагов подготовки съезда партия твердо взяла бразды правления в свои руки. Неоднократно совещания высшего руководства страны проводил лично Сталин с участием ближайшего окружения (Молотов, Каганович, Ворошилов, и др.) […] Они не только контролировали извне каждый шаг писателей, но даже были введены в структуру Оргкомитета (И. Гронский, В. Кирпотин, зав. Агитпропом ЦК А. Стецкий, А. Щербаков, который после съезда станет штатным оргсекретарем СП, не будучи никаким писателем, А. Жданов, который на съезде будет произносить речи от имени ЦК)» .

    15 мая 1932 года литературные организации опубликовали в «Правде» письмо, в котором говорилось о созыве съезда писателей и о том, что для его подготовки требуется создать Оргкомитет. В связи с этим на Оргбюро ЦК ВКП(б) 17 мая был утвержден Организационный комитет союза советских писателей по РСФСР, и было принято решение о создании подобных комитетов в других республиках.

    26 мая начал работу ленинградский Оргкомитет Союза писателей. В его президиум вошли Р. Браезе, Л. Мартынов, Н. Тихонов, М. Слонимский, М. Козаков, Н. Свирин, А. Прокофьев, Н. Никитин и Д. Лаврухин.

    Для того, чтобы утвердить руководящие органы будущего союза и выработать его Устав было решено созвать I съезд советских писателей.

    Всесоюзный Оргкомитет был создан 16 августа 1932 года. На основе соглашения между оргкомитетами союзных республик в его состав вошли: весь состав Оргкомитета, восемь представителей от Оргкомитета Украины, четыре от Оргкомитета БССР, шесть от Оргкомитета ЗСФСР, семь от Оргкомитета Средней Азии, всего 50 человек. Почетным председателем остался М. Горький, председателем И. Гронский, секретарем В. Кирпотин. В ноябре 1932 года в его состав вошли также Л. Субоцкий, А. Макарьев, В. Ермилов, Л. Авербах. При Президиуме была создана рабочая часть, которая вела всю оперативную работу. Ответственным секретарем коммунистической фракции сначала был И. Гронский, затем П. Юдин. Всего в состав Оргкомитета вошли 26 человек. За все время работы Оргкомитета состоялось три пленума и несколько общесоюзных совещаний.

    С самого начала Оргкомитет решил провести съезд с большим размахом, но как точно его организовать, какие мероприятия провести в масштабах страны поначалу определить было трудно, поэтому дата открытия съезда несколько раз менялась. Так, в сентябре 1932 года принято постановление Политбюро ЦК ВКП(б) отложить съезд до середины мая 1933 года, затем последовало постановление Оргбюро ЦК ВКП(б) о созыве съезда в июне и, наконец, постановление Политбюро ЦК ВКП(б) об открытии съезда 15 августа 1934 года.

    Особую роль в подготовке и проведении съезда сыграл вернувшийся из эмиграции в мае 1933 года М. Горький.

    На его квартире были устроены неформальные встречи писателей. На одной из них присутствовало много литераторов, имевших самостоятельнее, не очень-то угодные власти взгляды. Но до нее был брошен пробный шар: 20 октября 1932 года состоялась встреча с писателями-коммунистами. На ней И. Сталин обосновал необходимость создания новой писательской организации: «Вы [рапповцы] выдвигали и расхваливали своих, выдвигали подчас не в меру и не по заслугам, замалчивали и травили писателей, не принадлежащих к вашей группе, и тем самым отталкивали их от себя, вместо того чтобы привлекать их в нашу организацию и помогать их росту […]

    Тут же рядом с Вами росло и множилось море беспартийных писателей, которыми никто не руководил, которым никто не помогал, которые были беспризорными» .

    Уже к марту 1933 года прошел ряд мероприятий по подготовке к съезду: два пленума Всесоюзного Оргкомитета, в печати было развернуто обсуждение творческих вопросов, в Москве открылась выставка художественной литературы, был организован выезд бригад писателей в различные регионы страны и т. д.

    В докладной записке секретаря фракции ВКП(б) Оргкомитета И. Гронского секретарям ЦК ВКП(б) И. Сталину и Л. Кагановичу от 16 марта 1933 года был описан примерный «порядок дня», который включал вступительное слово М. Горького о задачах, стоящих перед Союзом советских писателей, политический доклад (докладчика должен был наметить ЦК ВКП(б), отчет Оргкомитета Союза советских писателей СССР (докладчиком должен был быть И. Гронский), выступление о задачах советской драматургии и об уставе Союза советских писателей, доклад мандатной комиссии и выборы правления союза и ревизионной комиссии .

    И. Гронский предложил предварительно утверждать тезисы докладов и резолюций, для чего докладчики обязывались предоставлять тексты их докладов заранее .

    Также было определено количество участников съезда: «Норму представительства на съезд мы предлагаем установить, исходя из общего количества делегатов съезда, в 500-600 человек, т.е. один делегат от десяти членов союза (по предварительным подсчетам союз будет иметь 5.000 членов)».

    Все эти предложения были учтены и претворены в жизнь.

    В мае 1933 года работа по подготовке съезда застопорилась в связи с продолжительной болезнью И. Гронского, его на это время заменил А. Фадеев, в помощь которому в Секретариат введен В. Ставский.

    Несмотря на это заведующий отделом культурно-просветительской работы ЦК ВКП(б) А. Стецкий считал безосновательным откладывать начало работы съезда, о чем он сообщил в докладной записке секретарям ЦК ВКП(б) от 22 мая 1933 года, так как некоторая подготовительная работа была Оргкомитетом уже проведена, был решен вопрос о структуре союза, а тезисы докладов были почти готовы.

    15 июля 1933 года состоялось всесоюзное совещание председателей Оргкомитетов республик. Перед его началом комфракция собрала всех коммунистов для разговора о недостатках в работе Оргкомитета. С большой речью выступил А. Фадеев, отметивший, что существовала групповщина, что литераторы стремились к объединению, за исключением Л. Авербаха. В. Ставский отметил, что в работе Оргкомитета проявляются черты администрирования .

    15 августа того же года на заседании Президиума оргкомитета выступил М. Горький с предложением представить на съезде теоретический доклад о сущности социалистического реализма и о постановке вопроса о создании истории фабрик и заводов.

    1 декабря 1933 года открылся Вечерний рабочий литературный университет, в том же году начал свою работу Литературный институт имени Горького.

    Вообще к открытию съезда были приурочены многочисленные мероприятия, призванные привлечь внимание общества к нему, вызвать интерес населения к художественной литературе, и даже развлечь прибывших на съезд делегатов. Так, например, 15 мая 1934 года в Москве открылась выставка художественной литературы. Она разместилась в двух павильонах Центрального парка культуры и отдыха имени М. Горького. Выставка состояла из 11 разделов с очень широкой тематикой: был вводный зал, который показывал роль и значение художественной литературы в революционном движении, был зал демонстрирующий, как пользовались художественной литературой классики марксизма-ленинизма, следующий зал показывал, как их деятельность отражена в художественной литературе и фольклоре, еще один показывал роль писателя в жизни советской страны .

    Другим подготовительным мероприятием был выезд бригад писателей в различные регионы страны, его целью была подготовка местных писательских организаций к съезду. Инициатором этих поездок был М. Горький. Подобные мероприятия уже проводились ранее, например, поездка писательской бригады в Туркмению и поездка Н. Тихонова, П. Павленко и В. Луговского в Дагестан, во время которой был «открыт» «Гомер ХХ века» Сулейман Стальский, впоследствии с оглушительным успехом выступивший на съезде.

    Существует мнение В. Баранова о том, что перед съездом власть хотела деморализовать М. Горького, так как боялась, что помимо подготовленной и проверенной речи он сможет решиться на смелые высказывания, идущие вразрез с официальными установками. Поэтому исследователь выдвигал версию о том, что случившаяся 11 мая 1934 года смерть сына пролетарского писателя М. Пешкова – преднамеренное убийство . Как бы то ни было, из-за состояния Буревестника революции после смерти сына, съезд был в очередной раз отложен, на сей раз до середины августа 1934 года.

    Сам Алексей Максимович прервал участие в подготовке мероприятия и 12-21 июля совершил путешествие на пароходе «Клара Цеткин».

    В адрес съезда приходили многочисленные подарки, что было отличительной чертой того времени (вспомним состоявшийся позднее, в 1949 году, юбилей И. Сталина). Один из современников съезда, будущий писатель П. Лиходеев вспоминал: «…был также подарок и от нашей школы – средней школы городка Сталино, Донбасс.

    Это был адрес в красной бархатной папке. […] Мы написали на ватмане золотыми буквами: первому в истории человечества съезду советских писателей. Мы очень гордились этими словами, потому что они предвосхитили слова Максима Горького, который сказал, что это первый за всю многовековую историю литературы съезд литераторов советских социалистических республик. […]

    Наш учитель рисования нарисовал в папке портрет Максима Горького. Я помню, что Горький получился плохо, и узнать его можно было только по усам и жилистой шее.[…]

    Я не помню, кто выводил каллиграфическую вязь адреса. Но я помню, что это была девочка. Ее выбирали на пионерском сборе, обсуждали ее достоинства, напирая на дисциплину и хорошее поведение, а также на обещание подтянуться по математике и физике. И мы дали торжественное обещание, что девочка эта подтянется к началу нового учебного года, и мы ей поможем. Мы стояли за нею, смотря, чтобы золотые чернила не капнули золотой кляксой. И когда клякса шлепалась, девочка плакала и брала новый лист ватмана, начиная сначала.

    Этот адрес подписали золотыми буквами отличники учебы и активисты общественной работы. Девочка не подписала. Она не была ни активисткой, ни отличницей […]» .

    Местом проведения съезда был определен Колонный зал дома Союзов, и необходимо было соответственно украсить помещение. Любопытный факт вспоминал В. Кирпотин: «Уже на пороге открытия неожиданно встал вопрос, как украсить Колонный Зал Дома Союзов, предназначенный для первого в стране всесоюзного писательского форума. Не хотелось повторять привычных шаблонов. Но неприемлемы были и некоторые уж совсем фантастические проекты. На последнем совещании, проходившем в кабинете у Стецкого, не прося слова, одной фразой я предложил развесить в зале портреты классиков. Стецкий встал, пожал мне руку - вопрос был решен» . Писатели по этому поводу иронизировали:

    Хватало места всем вполне

    Кто на трибуне, кто в партере,

    А кто и просто на стене!

    Так например, всех огороша,

    Нам факт явился как во сне –

    На кафедре Толстой Алеша,

    Толстой же Лева – на стене.

    В доме Союзов были проведены некоторые мероприятия для подготовки помещения к проведению съезда. Колонный Зал Дома Союзов, где должна была проходить вся работа съезда писателей, был художественно оформлен и радиофицирован. По радио должны были передаваться основные доклады и выступления писателей. Союзкинохроника должна была снять работу съезда. Была выделена киногруппа – бригада операторов и осветителей. Киносъемка должна была проводиться в двух вариантах – для звукового кино и для немого. Отдельные выступления на съезде должны были быть записаны на радиопленке . Все для проведения этих мероприятий было подготовлено заранее.

    Еще до начала съезда, когда большинство делегатов уже прибыло, им была выдана небольшая анкетка, призванная помочь организаторам лучше построить досуг писателей:

    «Дорогой товарищ!

    Во время съезда предполагается организовать ряд встреч, экскурсий, просмотров пьес и кино-картин.

    Культкомиссия просит подчеркнуть перечисленные ниже мероприятия, в которых Вы хотели бы принять участие» . Среди предложений были экскурсии на метрострой (спуск в шахту), на завод им. Горбунова, на автозавод им. Сталина, в аэропорт (полеты на аэропланах), на строительство канала Москва-Волга, на выставку «Наши достижения», в мототехническую часть имени Малиновского и в Кремль. Были запланированы встречи с учеными (академиками), с архитекторами (для ознакомления с планом новой Москвы), с иностранными писателями. Делегаты должны были посетить театры и посмотреть постановки пьес «Чудесный сплав» В. Киршона и «Бойцы» Б. Ромашова, а также кинотеатры и посмотреть ряд фильмов («Пышка», «Три песни о Ленине», «Восстание человека», «Веселые ребята»).

    В день открытия съезда (17 августа 1934 г.) перед Домом Союзов собралась огромная толпа желающих воочию увидеть известных писателей. Даже сами делегаты съезда с трудом протискивались через толпу. Одна из делегатов А. Караваева вспоминала об этом дне: «Солнечным августовским утром 1934 года, приближаясь к Дому Союзов, я увидела большую и оживленную толпу. Среди говора и аплодисментов – совсем как в театре – слышался чей-то молодой голос, который энергично призывал: «Товарищи делегаты Первого съезда советских писателей! Входя в этот зал, не забудьте поднять ваш исторический мандат! Кто, какой делегат и откуда явился на съезд… Советский народ желает всех вас видеть и знать! Называйте, товарищи, вашу фамилию и предъявляйте ваш делегатский билет!» Каждую писательскую фамилию этот энергичный юноша звучно повторял дважды, и собравшиеся дружными рукоплесканиями встречали появление нового делегата» .

    На съезде помимо писателей выступали рабочие и крестьяне, проводились встречи с авторами книги «База курносых» из Иркутска (во главе их делегации стоял поэт Иван Молчанов-Сибирский), с работниками ЦАГИ, которые проектировали самолет «Максим Горький», с железнодорожниками, с метростроевцами, с рабочими карандашной фабрики «Сакко и Ванцетти», а так же состоялась поездка на канал «Москва-Волга».

    Освещение съезда в печати было довольно однообразным и скучным. Так, в «Литературной газете» освещение сводилось, в основном, к публикации стенограмм съезда, фотографий участников и интервью с ними. В «Вечерней Москве» помещались краткие отчеты о ходе работы съезда и небольшие интервью с его участниками, весь пафос которых заключался в заявлениях о грандиозности происходящего.

    Однако без широкого освещения в прессе съезд не мог оказать того идеологического влияния, которое предполагалась властями, поэтому уже 21 августа появилось постановление Политбюро ЦК ВКП(б) «Об усилении освещения в печати заседаний Всесоюзного съезда писателей», где газеты «Правда» и «Известия» обязывались помещать речи ораторов от национальных литератур полностью или, как минимум, на две трети. Этим изданиям разрешено было делать 4 или 2 «вкладки» на все время работы съезда .

    Однако литераторы все же сумели внести разнообразие в скучные газетные публикации. Например, Ю. Олеша и Вал. Стенич сочинили шуточную поэму «Москва в те дни была Элладой»:

    Средь мрамора в Колонном зале

    Пятнадцать дней мы заседали,

    Шумел, гудел наш первый съезд. […]

    Пора, уже взлохмачен, потен,

    Вбежал в президиум Кирпотин,

    Уже выплывает точно морж,

    В зал заседаний Ольга Форш […]

    И вдруг – весь зал мгновенно замер,

    И вдруг – рукоплесканий гром,

    Скрестились взоры фотокамер

    На появившемся, на нем.

    А он, в невероятном свете

    Ликующих прожекторов,

    Отмахивается от этих

    Эпитетов, юпитеров,

    От почестей, от восхвалений,

    Как буря плещущих опять,

    Рукой, которую жал Ленин,

    Рукою, написавшей «Мать»! […]

    И цель для многих фотографий,

    Рекорд неслыханной красы,

    На Оскаре-Марии Графе

    Невероятные трусы!

    Все зданье крики оглашают,

    Толпа стоит, раскрывши рот, -

    Трусы Марию украшают,

    Но Оскара… наоборот! […]

    И как «Аврора» ночью невской

    Ходила к сумрачным мостам,

    Так входит Всеволод Вишневский,

    Грозя бесчисленным врагам,

    Глазами водит еле-еле

    Волочит ноги, чуть дыша…

    Откуда, братцы, в жирном теле

    Такая нежная душа? […]

    Бухарин реплики ловил,

    Демьяна Бедного заметил

    И в гроб сойти благословил.

    Но как он ни старался рьяно,

    И как ни плел доклада нить,

    Не смог он Бедного Демьяна

    Забвенья саваном покрыть. […]

    Москва в те дни была Элладой,

    Помноженной на коммунизм!

    Перед съездом, стояли политические задачи. Он был призван продемонстрировать единство советских писателей в поддержке коммунистической идеологии.

    Поэтому еще до начала съезда с весны 1934 года секретно-политический отдел ГУГБ НКВД СССР начал составлять регулярные (примерно раз в 2-3 дня) спецсообщения. Их готовили начальники отделений НКВД, информация, предоставляемая ими, представляла разительный контраст с бравурными статьями в газетах и последующими воспоминаниями очевидцев, опубликованными позднее в советской печати.

    В спецсообщении от 12 августа содержалась характеристика делегаций, прибывавших на съезд (УССР, БССР, делегация восточной Сибири и т.д.). Как оказалось среди делегатов были бывшие эсеры, анархисты, националисты. Некоторые из них в прошлом создавали антисоветские произведения и боролись с советской властью. Пристальное внимание органов НКВД к делегатам съезда было в этом контексте вполне понятным.

    Безусловно, участники съезда не могли не чувствовать искусственности происходившего. Власть хотела объединить совершенно разных по мировоззрению, творческим методам и эстетическим склонностям людей. Подобное возможно в случае уважения к тем, кто мыслит и творит иначе. Однако этого взаимного уважения не было и в помине еще совсем недавно. Теперь же по приказу сверху литераторы должны были «подружиться»: «Смутное ощущение неловкости у всех. Еще вчера все было органичней. РАПП был РАППом, попутчики – попутчиками. Первый пользовался административными приемами в борьбе, вторые возмущались. И вот всем предложили помириться и усадили за один стол, и всем от этого административного благополучия неловко. В президиуме Пастернак рядом с бывшими вождями РАППа. Когда называют фамилию Маяковского, то все непременно аплодируют. Выступает Мальро, качая головой, нет, закидывая голову, страдая тиком. Бродит по фойе огромный толстяк австриец или немец, в коротеньких штанах на лямочках, в толстых чулках до колен с недоумевающе-сердитым выражением лица. […] Говорит о доверии к писателям Эренбург. Горький, похожий на свои портреты, отлично, строго одетый, в голубоватой рубашке, модной в те дни, с отличным галстуком, то показывается в президиуме, то исчезает, и мне чудится, что и ему неловко, хотя он является душой происходящих событий» .

    Во время работы съезда случился эпизод, не получивший, по понятным причинам, широкой огласки в советское время . Дело в том, что на съезде была обнаружена подпольная листовка. По этому поводу 20 августа была составлена записка заместителя начальника секретно-политического отдела ГУГБ НКВД СССР Г. Люшкова Г. Ягоде, в которой сообщалось об имевшем место на съезде факте и сообщено о принятых мерах по обнаружению автора.

    Листовка была написана карандашом под копирку печатными буквами, распространялась среди участников съезда по почте. Она была написана от имени группы советских писателей и адресована к зарубежным коллегам. Авторы признавали, что их группа малочисленна, при этом объясняли это тем, что остальные честные люди запуганы: «Мы даже дома часто избегаем говорить так, как думаем, ибо в СССР существует круговая система доноса». Они призывали не верить тому, о чем говорилось на съезде и начать борьбу с «советским фашизмом […] Вы в страхе от германского фашизма – для нас Гитлер не страшен, он не отменял тайное голосование. Гитлер уважает плебисцит […] Для Сталина – это буржуазные предрассудки»

    Большую роль в политической подготовке съезда сыграли собрания делегатов - коммунистов, где участники были предупреждены об опасности групповых настроений. Именно поэтому: «Все старались, как умели, перекрыть друг друга идейностью выступлений, глубиной постановки творческих вопросов, внешней отделкой речи» .

    И во время проведения съезда Комгруппа Президиума не дремала, даже когда поэты-коммунисты во главе с А. Безыменским решили «проработать» Бухарина на съезде из-за его «теперешних суждений и прежних ошибок», их намерение осудили, заявив о недопустимости предварительных групповых совещаний и политических обобщений .

    Эффективность подобных предупреждений очевидна по следующему эпизоду: «Федор Гладков пригласил Кириленко и других украинских писателей (преимущественно коммунистов) «пить чай». Встреча не состоялась, так как приглашенные решили, что их могут обвинить в групповщине, на необходимость борьбы с которой в самой резкой форме им было указано на совещании делегации» .

    Но все же трудно было помешать неформальным встречам писателей – не все они были настроены скептически по отношению к съезду, многие испытывали эмоциональный, подъем, а кто-то просто хотел пользуясь случаем пообщаться с коллегами, которых потом будет трудно увидеть. П. Бровка вспоминал: «У нас, молодых, тогда было много незабываемых встреч. Мы восторженно следили за стариками, прислушивались к ним, а по вечерам собирались у кого-либо в гостиничном номере, а то и в небольшом подвальчике-ресторанчике на Тверской […]» .

    Вот еще одно воспоминание о неформальной встрече во время работы съезда, оно принадлежит Савве Голованивскому: «После одного из заседаний делегаты долго не расходились – толпились в кулуарах и горячо дискутировали.

    Помню, что при выходе на улицу ко мне подошел А. И. Безыменский и тихонько попросил прийти в восемь часов к нему: соберутся и другие товарищи» . Автор воспоминаний несколько опоздал на встречу. Когда он пришел, то понял, что попал не на ужин, как предполагал, а на импровизированное собрание. Там были Д. Бедный, И. Кулик, А. Жаров, А. Сурков, А, Прокофьев, М. Светлов, С. Кирсанов и другие, с которыми С. Голованивский был не знаком. Они обсуждали творческие вопросы.

    Политические разговоры все же велись в кулуарах съезда, становясь известными власти благодаря осведомителям.

    Критика работы съезда велась делегатами и «справа» и «слева». Например, Семенко заметил: «И мы сидим и аплодируем, как заводные солдатики, а подлинные художники слова, борцы за национальную культуру гниют где-то в болотах Карелии и в застенках ГПУ» .

    Критика с совершенно иных позиций звучала из уст Петра Орешина: «Что можно ожидать от Бухарина, если он провозглашает первым поэтом бессмысленного и бессодержательного Пастернака. Надо потерять последние остатки разума для того, чтобы основой поэзии провозгласить формальные побрякушки. А то, что кругом кипит борьба, что революция продолжается, - об этом совершенно забыли» . Примечательны также слова М. Шагинян: «Доклад его [Горького] на съезде неверный, не правильный, отнюдь не марксистский, это богдановщина, это всегдашние ошибки Горького. Горький - анархист, разночинец, народник, причем народник-мещанин, не из крестьян…» .

    В письме А. Жданова И. Сталину можно прочесть следующие строчки: «Съезд хвалят все вплоть до неисправимых скептиков и иронизеров, которых так немало в писательской среде» . Но в первые дни работы съезда его организаторы испытывали серьезные опасения за его работу, так как он начинался с докладов, которые авторы зачитывали, превращая съезд в скучнейшую процедуру, поэтому многие делегаты бродили по кулуарам.

    Вновь назначенный руководителем ССП А. Щербаков, побывав на съезде, сделал такую запись в своем дневнике: «На съезде был полчаса. Ушел. Тошно» .

    Когда начались прения, произошло оживление, залы оказались битком набиты.

    Дорогая Киса, пишу тебе за столом президиума в Колонном зале (на эстраде). Только что говорила Мариэтта Шагинян, произнесшая замечательно содержательную речь. Вчера на вечернем заседании председательствовал я, а потом в 12 ч[асов] ночи был вечер-встреча с груз[инскими] делегатами, я и Коля Тихонов читали свои переводы, и я лег в 5 часов утра, так что сейчас совсем сонный. Вечером же обедали с Гарриком и Паоло в ресторане. […] Мне все время страшно хочется домой, […] но ехать мне невозможно. Да и было бы глупо: как раз открытье съезда (первые дни) отпугнуло нас своей скукой; было слишком торжественно и официально. А теперь один день интереснее другого: начались пренья. Вчера, напр[имер], с громадным успехом и очень интересно говорили Корн[ей] Чуковский и И. Эренбург. Кроме того, мне и неудобно уезжать до доклада Бухарина и Тихонова» .

    Но не все восторженно принимали происходящее. Настроение депутатов определить не трудно основываясь на спецсообщениях секретно-политического отдела ГУГБ НКВД СССР. М. Пришвин отмечал «скуку невыносимую» , П. Романов - «отменную скуку и бюрократизм» , П. Росков окрестил съезд «сонным царством», И. Бабель - «литературной панихидой» . Да и Б. Пастернак в итоге пересмотрел общее отношение к съезду: «Пастернак говорил, что раньше у него были большие надежды на съезд – он надеялся услышать на съезде совсем не то, чему посвятили свои выступления ораторы. Пастернак ждал речей большего философского содержания, верил, что съезд превратится в собрание русских мыслителей. Речь Максима Горького показалась ему одинокой на съезде. […]

    Я убийственно удручен, - повторил он несколько раз. – Вы понимаете, просто убийственно!» .

    Важно отметить, что, даже по мнению А. Жданова, писатели-коммунисты выступили на съезде значительно бледнее, серее, чем беспартийные. Правда, он не согласился с мнением, высказанным М. Горьким, что коммунисты не пользовались никаким авторитетом в писательской среде .

    Одним из важнейших вопросов съезда было развитие национальных литератур и их взаимодействие с русской. Первоначально в повестке дня этого вопроса не было, но затем доклады по украинской, белорусской, грузинской, татарской и другим национальным литературам собственноручно включил в план М. Горький . А потом в дело вмешался и сам И. Сталин. Вот свидетельство об этом Бесо Жгенти: «Однако выработанный предварительно план вдруг неожиданно и в корне изменился. В период пребывания в Москве М. Торошелидзе был приглашен И. В. Сталиным, который пожелал ознакомиться с положениями доклада, предназначенного для прочтения на съезде. По возвращению в Тбилиси М. Торошелидзе срочно собрал тогдашнее руководство Союза и подробно рассказал нам о содержании этой беседы […].

    Как? Вы скажите съезду, что грузинский народ только после Октябрьской революции обрел возможности творчества, а до той поры ничего не создал в области культуры? […] Передайте грузинским писателям от моего имени, что, если они не могут нечто подобное тому, что создали наши предшественники в области культуры и литературы, пусть хоть окажутся в состоянии показать это наследие. Доклад Вы должны начать хотя бы с Шота Руставели, если не с более раннего периода» .

    Пожелание И. Сталина было воплощено в жизнь, съезд уделил немало времени проблемам национальных литератур. После съезда начался массовый перевод произведений национальных писателей на русский язык, а русских - на языки народов СССР.

    О политическом значении съезда весьма точно писал А. Карцев: «С кем бы я ни беседовал о съезде, все сходились прежде всего на том, что это, по преимуществу, политика. Политические результаты съезда огромны, особенно за границей внушительное зрелище» .

    Однако, с политической точки зрения, несмотря на все усилия власти, съезд был проведен небезупречно. Если внешне писатели были объединены на единой платформе соцреализма, то внутренне они были далеки от единомыслия.

    Для литераторов съезд был еще и своеобразной ярмаркой тщеславия. Они пристально следили за тем, кого и в каком качестве пригласят на съезд, кого выберут в президиум и так далее. Они видели в этом свидетельства признания властями их заслуг.

    Даже те, кто в обычной жизни не стремился ко внешнему успеху, не смогли устоять и принимали участие в «соревновании». Так, у Е. Полонской в начале съезда было угнетенное настроение. Дело в том, что для литераторов Ленинграда на съезд выделили немного делегатских билетов. В писательской организации города на Неве знали, что поэтессу мало волнует «табель о рангах», зато другие литераторы могут обидеться, если вместо делегатского билета им дали бы гостевой. Е. Полонская отнеслась к этому спокойно, но когда в первый день съезда она хотела войти в зал, ее остановили и отправили через другой вход на хоры. Все бы ничего, если бы с поэтессой рядом не было бы ее учеников, недавних слушателей литературных кружков, которые получили полноправный билет. От обиды она расплакалась, но тут ее увидел Вс. Иванов и провел ее в зал. Позднее писатель достал для своей давней знакомой полноправный билет .

    Писатели внимательно прислушивались к выступлениям друг друга и наблюдали за поступками, пытаясь понять, как то или иное слово или действие может повлиять на положение в литературной иерархии. Е. Шварц вспоминал: «Никулин по поводу выступления Олеши дразнил его: «И носки вы снимали, и показывали зрителям подштанники – а чего добились? Выбрали вас в ревизионную комиссию, как и меня»» .

    Доходило до абсурда коллеги ревниво следили, чтобы их всех одинаковое количество раз рисовали… карикатуристы: «Каждый день отчеты о съезде печатались в газетах. Приехали наши карикатуристы. Особенно славились шаржи Антоновского. И я с восторженным удивлением узнал, что москвичи некоторые пожаловались в президиум съезда, что Антоновский все изображает своих, а их, москвичей, обходит. Эта жалоба даже утешила меня своей откровенностью. Все учитывалось на съезде: кто, в какой гостинице, кого куда позвали, кому дали слово, а кому нет, и даже карикатуры учитывались. Незримые чины, ордена и награды были столь же реальны, как табель о рангах» .

    Нельзя не сказать и о материальных аспектах проведения съезда. Он проходил с 17 по 30 августа 1934 года в Колонном зале Дома союзов, вмещающем около 1600 человек. Стоимость эксплуатации зала составляла 3500 рублей в день. Вместе с расходами на художественное оформление здания сумма составила около 54 000 руб .

    Питание участников съезда было централизованным и бесплатным для делегатов. Оно было организовано в помещении ресторана по Большому Филипповскому переулку. Стоимость дневного питания писателей (завтрак, обед и ужин) составляла 35 руб. Таким образом, на питание делегатов на период съезда планировалось потратить 262 500 руб. После совещания у А. Стецкого (21 июля 1934 г.) стоимость дневного питания была увеличена до 40 руб., таким образом, расходы на питание возросли до 300 000 руб .

    Для лучшей организации работы ресторана была разработана «Инструкция для ответственного по питанию делегатов 1-го Всесоюзного съезда Советских писателей». Согласно этому документу делегатам выдавались талонные книжки на обслуживание, которые были именными и не могли быть переданы другому лицу. При входе в ресторан устанавливался контроль, который имел право проверять наличие делегатского билета. В случае утери книжки, необходимо было сообщать ответственному по питанию и получить временные талоны. Утерянные книжки аннулировались. При отъезде делегаты должны были сдавать свои талонные книжки. Просроченные талоны считались недействительными.

    Питание производилось четко по расписанию: завтрак с 8 до 11часов 30 минут, обед проходил в две смены (с 15 до 16 часов 30 минут и с 16 часов 30 минут до 18 часов), ужин с 22 часов до 1 часу ночи.

    В ресторане на видном месте было вывешено объявление о том, что со всеми жалобами нужно обращаться к ответственному по питанию.

    В Доме Союзов был организован дополнительный платный буфет для обслуживания делегатов и президиума.

    В исключительных случаях (задержка заседаний, экскурсии и т. д.) график питания мог быть изменен по согласованию с ответственным по питанию .

    Еще до начала съезда, 16 августа, Б. Пастернак писал жене: «Думаю, больше всего времени […] займет тут питание, на которое получил уже талон и которым нельзя будет пренебречь, потому что оно бесплатное […] и хорошее, но где-то на Тверской» . Е. Шварц вспоминал о питании на съезде: «Обедами, завтраками и ужинами во все время съезда кормили нас бесплатно в ресторане на Тверской […]. В ресторане играл оркестр, все выглядело по-ресторанному пышно, только спиртные напитки не подавались. Да и то днем. Вечером, помнится, пили за свой счет» .

    Для организации переездов делегатов и организаторов съезда было выделено 25 легковых машин, 6 автобусов для коллективных поездок, 5 грузовиков для перевозок. Всем делегатам предоставили право бесплатно пользоваться общественным транспортом в Москве на период съезда. На завтрак, обед и после ужина делегатов развозили централизованно. Также были забронированы места на железной дороге на обратный проезд .

    За несколько месяцев до съезда был заключен договор с Управлением гостиницами на 350 мест в Брянской гостинице, но затем количество мест было увеличено на 150 и заменена гостиница. Теперь делегаты должны были жить в Большой Московской гостинице (Гранд Отель) – 100 человек, в гостинице Россия (Дом Востока) – 150, Союзной – 100 и в 3-ем Доме ЦИК – 150 .

    Значительными были и расходы на культурную программу. Заранее были приобретены театральные билеты, организован просмотр кинокартин для всех делегатов. Были устроены вечера национальных литератур, экскурсии, ужин с академиками и учеными. Всех делегатов бесплатно фотографировали. Им выписали газеты и подарили специально выпущенные съездовские журналы. На все эти мероприятия было потрачено 38 400 руб.

    Многие из делегатов впервые были в Москве, другие уже ее посещали, но для большинства из них поездка в столицу было не только возможностью побывать в культурном центре страны, но и приобрести недоступные в глубинке (да и не только там) дефицитные товары.

    Организаторы съезда понимали, что одной из «угроз» съезду был уход писателей за покупками по магазинам города. Тогда очереди заменят им посещение заседаний. Поэтому решили сделать снабжение делегатов централизованным – все они могли делать покупки в специализированном магазине № 118. Надо сказать, что подобные мероприятия были для работников советской торговли не в новинку, так аналогичным образом, например, в этом же магазине было организовано снабжение героев-челюскинцев.

    В этот магазин поступили на продажу фондовые товары (готовое платье, обувь, трикотаж) на сумму 7500 р., также товары других групп: хлопчатобумажные и шелковые ткани, резиновые изделия, 300 Московских патефонов (по 326 руб.), 100 Гатчинских патефонов, 8000 грампластинок, 50 велосипедов, 200 карманных часов . Одним из счастливых покупателей был Е. Шварц, купивший в распределителе патефон с пластинками.

    В связи со съездом магазин был переоборудован и переоформлен, был изготовлен специальный пропуск в магазин и установлен особый порядок приобретения делегатами товаров.

    Уже после начала работы съезда его организаторы решили устроить прощальный банкет, для чего Президиум съезда обратился к директору треста ресторанов Толчинскому с просьбой устроить 1 сентября банкет в Колонном зале Дома Союзов на 800 человек делегатов и гостей из расчета примерно 150 руб. на человека. Для этой цели Тресту ресторанов было переведено 120000 руб .

    Надо отметить, что на съезд деньги давались щедрой рукой, но их все равно не хватало.Сметой Оргкомитета, утвержденной Пленумом Бюджетной Комиссии, расходы на проведение Съезда предусмотрены были в сумме 866800 рублей. Однако Балансовая Комиссия снизила сумму расходов до 250000 рублей. Но затем было принято решение о значительном расширении нормы представительства литераторов на съезде и приглашении ряда зарубежных писателей. В связи с этим Оргкомитет ССП просил заместителя председателя Совнаркома В. Куйбышева отпустить дополнительно 577 тысяч рублей на проведение съезда и 278594 рубля на организацию выставки к съезду .

    27 мая 1934 года СНК постановил отпустить дополнительно к утвержденной на проведение съезда и организацию смете 400 тысяч рублей из резервного фонда СНК. А в день открытия съезда было выделено еще 200 тысяч рублей «на расходы по созыву съезда писателей» .

    Организаторы расплачивались не из своего кармана, поэтому не были заинтересованы в рациональном использовании средств и не скупились на дополнительные расходы. Существует любопытный документ, ярко отражающий их бесхозяйственность, составленный на имя председателя Совнаркома В. Молотова членом Оргкомиссии съезда В. Ставским:

    «Оргкомитетом ССП для проведения 1-го Всесоюзного съезда Советских Писателей получено от Наркомфина СССР по бюджету 250 тыс. р., из резервного фонда СНК – получено 400 тыс. р. в июне и 200 т. р. в августе. Всего получено на проведение съезда 850 т. р.

    Съезд должен был закончиться 25-го августа, но в связи с перенесением открытия с 15 на 17 и расширением работы форума, он закончился только 30 августа.

    Фактические расходы на проведение съезда по заключенным договорам составляют приблизительно 1.200 т. р.

    Питание 600 чел. делегатов, 100 гостей и 80 чел. обслуживающего персонала

    Оплата проезда делегатов 450 чел.

    Суточные делегатам за время нахождения в пути

    Оплата гостиниц

    Оплата помещения в Доме Союзов и художественное оформление помещения

    Культработа по обслуживанию делегатов (театры, экскурсии и пр.)

    Оплата транспорта (автобусы, автомобили)

    Стенограммы

    Канцелярские, типографские и почт. тел. расходы

    Организация выставки в ЦПКиО

    Таким образом, для покрытия всех расходов по съезду Оргкомитету ССП сейчас недостает 295000 р.

    Так как основные расходы Оргкомитета по организации съезда падают на оплату питания делегатов, оплату гостиниц, суточных и оплату проезда, задержка предоставления Оргкомитету недостающих средств неизбежно приведет к задержке оплаты самых неотложных и необходимых расходов» .

    Таким образом, расходы на съезд составили сумму, равную средней годовой заработной плате 754 трудящихся .

    В ходе работы съезда были совершены некоторые финансовые злоупотребления. Основываясь на архивных документах, можно рассказать об одном из них. В 1934 г. директор Дома советских писателей (ДСП) совершил злоупотребление, которое стало потом традиционным для руководителей данного учреждения, выдав себе и другим работникам администрации премию из средств выделенных на проведение съезда . В 1936 году на это нарушение было указано инспектором Быстровым, и директору пришлось давать письменные объяснения. В них он указал на то, что во время работы съезда ДСП вел «большую работу по организации вечеров, концертов и встреч, преимущественно в ночное время, по окончании заседаний съезда», за что, собственно, и была выписана всем работникам, принимавшим участие в работе в ночное время премия. Она была оформлена приказом № 42-а по ДСП от 5 сентября 1934 г. вместо выплаты премиальных. Выплату оформил помощник ответственного секретаря Крутиков из средств отпущенных на проведение съезда. Самому директору была выдана компенсация в размере месячного оклада 800 рублей. В тоже время приказом за подписью директора от того же числа была выдана компенсация 14 сотрудникам Дома писателей в размере месячного оклада. Кроме того заседанием рабочей тройки правления ДСП за ударную работу были премированы 10 человек (6 – деньгами, а 4 – вынесена благодарность). Директор получил еще 350 рублей, а его заместитель - 300 .

    3 марта 1936 года состоялся Секретариат Правления, на котором обсуждался вопрос о грубых нарушениях финансово-бюджетной дисциплины, таких как недостаточное оформление документов, несоблюдение правил по учету спецфонда и его расходованию, превышение имевшихся фондов по премированию. В результате был объявлен выговор директору ДСП Е. Чеботаревской, заместителя директора ДСП Крылова и главного бухгалтера Серова освободили от работы. Секретариат постановил запретить дирекции ДСП всякие премирования без согласования с ним.

    В связи с этим, интересно высказывание А. Щербакова: «[…] В данном случае нет уголовного дела, некого под суд отдавать, но надо порядок в Доме Писателя навести, там нет единоначалия. Тов. Ляшкевич не имеет права распоряжаться вашими деньгами, если он неправильно действует – можете не подчиняться […]» .

    Были и другие злоупотребления. Р. Левин (заместитель наркома финансов) писал В. Молотову: «Обращают на себя внимание исключительно высокие расходы по организации выставки в ЦПКиО, на которую затрачено 337 тыс. руб.» . Но, видимо, власти не хотели выносить сор из избы и расследование возможных финансовых нарушений так и не было предпринято.

    Очевидно, власть всячески старалась угодить депутатам съезда. Для них были созданы превосходные по тем временам условия. Вряд ли многие из прибывших на съезд провинциалов вообще могли позволить себе приехать в Москву без командировки, а уж если бы они и приехали, то уж точно не смогли бы поселиться в таких фешенебельных гостиницах, в которых они жили. Дорогу писателям оплатили в оба конца. Так что никаких затрат на поездку у них не было.

    Если попытаться восстановить культурные мероприятия на съезде, то их расписание выглядело следующим образом:

    18 августа – днем состоялся праздник, посвященный дню авиации, в котором приняло участие 500 делегатов и 100 гостей, вечером делегаты посетили летние сады и театры, писатели посмотрели спектакли «Фиалка Монмартра», «Женщина и море», «День и ночь».

    20 августа – была организована экскурсия в планетарий, прошел просмотр кинофильма «Новые энтузиасты».

    Писателей прекрасно кормили на съезде (особенно на прощальном банкете). Если средняя стоимость обеда рабочего составляла 84 коп., служащего в учреждении – 1 руб. 75 коп., а обед в коммерческом ресторане стоил 5 руб. 84 коп. , то стоимость питания делегатов составляла 40 руб. в день. Прощальный банкет писателей был поистине царским, поскольку меню составляли из расчета 150 рублей на человека. Думается, что в обычной жизни писатели так не питались.

    Правда, изобильный стол не сделал мероприятие веселым: «После съезда устроен был большой банкет. Столы стояли и в зале и вокруг зала в галереях, или как их назвать. Я сидел где-то в конце, за колоннами. Ходили смутные слухи – что, мол, если банкет будет идти пристойно и чинно, то приедут члены правительства. Однако банкет повернул совсем не туда. […] когда Алексей Толстой, выйдя на эстраду, пытался что-то сказать или заставить кого-то слушать – на него не обратили внимания. […] Не только Толстого – друг друга уже не слушали. Потом рассказывали, что Горький прикрикнул на Толстого: «Слезайте сейчас же», когда вышел он на эстраду. Не было и подобия веселого ужина в своей среде. […] У меня заключительный банкет вызвал еще более ясное чувство неорганичности, беззаконности происходящего, чем предыдущие дни. Все разбрелись по фойе. Играл джаз. Иные танцевали. Иные проповедовали» .

    Удалось найти и еще одно воспоминание об этом мероприятии: «Рассказывают, что было очень пьяно. Что какой-то нарезавшийся поэт ударил Таирова, обругав его предварительно «эстетом» […]» .

    Большинство исследователей быта тридцатых годов прошедшего столетия заявляют о сильнейшем дефиците, царившем в нашей стране в то время . Делегатам предоставили возможность приобрести необходимые товары. Если на члена семьи рабочего в год приходилось около 9 метров ткани, в основном ситца, 40 см. шерсти, менее пары кожаной обуви и одна калоша, то писатели смогли с лихвой перекрыть эту норму, совершив покупку в специальном магазине .

    В этом же магазине писатели смогли приобрести и хозяйственные вещи, которые обычная семья практически не покупала (расходы на них составляли около 1 руб. на человека в месяц, столько же, сколько тратилось на покупку мыла) .

    На культурные расходы делегатов было потрачено 51 руб. 80 коп. на человека. Вряд ли такие расходы мог позволить себе обычный рабочий, средняя зарплата которого составляла 125 руб. или учитель, зарплата которого была 100-130 руб .

    Первый съезд советских писателей, 1934

    В повестке дня предстоящего съезда советских писателей указан Ваш доклад о советской поэзии, и это дает мне смелость адресовать мои вопросы непосредственно к Вам.

    Вопросы эти следующие: наиболее трудно уяснить в настоящее время, среди многочисленных представителей современной поэзии, место и значение одного из талантливейших мастеров – Бориса Пастернака. Лирики, равной по силе, выразительности, новизне звучания и какой-то необъяснимой, противоречивой, скорей угадываемой, чем сознаваемой громадной связи с самыми глубокими сторонами социалистического, то есть завтрашнего искусства, нет в современной поэзии. <…> Нужно ли доказывать Вам, что поэт, приведенный всем своим существом, на высоком горном перевале своего пути к восклицанию: «Ты рядом, даль социализма» – действительно великий поэт? Восклицание Пастернака стоит много больше, чем иные диссертации, начинающиеся и кончающиеся осаннами новому миру. Лирическая правдивость его такова, что каждый «неверный звук», исторгнутый им, – мстит ему, как сто тысяч демонов мстить не умеют… Такова его биография, и такова его поэзия <…>.

    Пастернак говорил, что раньше у него были большие надежды на съезд – он надеялся услышать на съезде писателей совсем не то, чему посвятили свои выступления ораторы. Пастернак ждал речей большого философского содержания, верил, что съезд превратится в собрание русских мыслителей. Речь Максима Горького показалась ему одинокой на съезде. То, что Пастернак считал важнейшим для судеб русской литературы, на съезде не обсуждалось. Пастернак был разочарован:

    – Я убийственно удручен, – повторил он несколько раз. – Вы понимаете, просто убийственно.

    (Миндлин Эм. Необыкновенные собеседники: книга воспоминаний. М., 1968. С. 429)

    Борис Пастернак является поэтом, наиболее удаленным от злобы дня, понимаемой даже в очень широком смысле. Это поэт-песнопевец старой интеллигенции, ставшей интеллигенцией советской. Он, безусловно, приемлет революцию, но он далек от своеобразного техницизма эпохи, от шума битв, от страстей борьбы. Со старым миром он идейно порвал (или, вернее, надорвал связь с ним) еще во время империалистической войны. Кровавая каша, торгашество буржуазного мира были ему глубоко противны, и он «откололся», ушел от мира, замкнулся в перламутровую раковину индивидуальных переживаний, нежнейших и тонких, хрупких трепетаний раненой и легко ранимой души. <…> Счастье Пастернака в том, что он далеко не последователен. Вслед за посланием к Брюсову он помещает великолепный панегирик, посвященный памяти Ларисы Рейснер; он воспевает «безумный» 1905 год в целой серии стихотворений; он пишет своего «Лейтенанта Шмидта», «9 января» – и все это в полноценных строфах настоящей поэзии. Он дал очень выпуклый образ Ленина. И тем не менее даже в его революционных стихах, революционных по своему идейному смыслу, можно найти ряд подходов в этому смыслу через ассоциации, совершенно неожиданные и часто узко индивидуальные. Пастернак оригинален. В этом и его сила, и его слабость одновременно. В этом его сила, потому что он бесконечно далек от шаблона, трафаретности, рифмованной прозы. В этом его слабость, потому что эта оригинальность переходит у него в эгоцентризм, когда его образы перестают быть понятными, когда трепет его задыхающегося ритма и изгибы тончайшей словесной инструментовки превращаются, за известной гранью, в перепады непонятных образосочетаний – настолько они субъективны и интимно тонки. <…> Таков Борис Пастернак, один из замечательнейших мастеров стиха в наше время, не только нанизавший на нити своего творчества целую вереницу лирических жемчужин, но и давший ряд глубокой искренности революционных вещей.

    (Бухарин Н.И. Поэзия, поэтика и задачи поэтического творчества в СССР: доклад на I Всесоюзном съезде советских писателей // Известия. 1934. 30 августа. № 204 (5452). С. 3–4)

    Выступление Бухарина, которое всем нравится, не представляет ничего примечательного. Что можно ожидать от Бухарина, если он провозглашает первым поэтом бессмысленного и бессодержательного Пастернака? Надо потерять последние остатки разума для того, чтобы основой поэзии провозгласить формальные побрякушки. А то, что кругом кипит борьба, что революция продолжается – об этом совершенно забыли. Нельзя так подходить к поэзии, как подходит Бухарин. Это на руку тем, кто хочет, чтобы поэзия была у нас «изысканным блюдом» для немногих.

    (Орешин П.В. Между молотом и наковальней. Союз советских писателей СССР. М., 2011. Т. 1. С. 351–352)

    У Бухарина получилось так, что центр, вершинное выражение нашей сегодняшней поэзии сосредоточено на именах Б.Л. Пастернака, Сельвинского и еще двух-трех поэтов. При всем моем глубочайшем уважении к Пастернаку как к мастеру и поэту я все же вынужден сказать, что для большой группы людей, которые растут в нашей литературе, творчество Пастернака – неподходящая точка ориентации. Тов. Бухарин здесь оговаривался насчет того, что он обсуждает вопросы поэзии с точки зрения наращивания мастерства. Хорошо. Но ведь мы же знаем, что вне конкретной исторической обстановки мастерства не бывает, что мастерство целиком и полностью живет в эпохе. А с этой точки зрения у т. Бухарина получилось довольно прискорбно. Тов. Бухарин здесь, с этой трибуны, тихонько ликвидировал всю пролетарскую поэзию, которая с таким трудом набирала силы, поэзию, которая с таким трудом укрепила своих авторов в читательской среде. Можно и нужно говорить о больших недостатках, которыми страдает пролетарская поэзия, но при освещении вопроса, которое дал докладчик, получается не то, что нам нужно. Мне думается, что нужно было бы здесь, на съезде, сказать о ряде поэтов, у которых огромные перспективы, у которых дыхание чрезвычайно глубоко, сказать о том, насколько смело, насколько мужественно они переступят черту, заставляющую их смущаться вопроса – хватит ли дыхания для принятия воздуха революции. Этот вопрос будет стоять очень остро до тех пор, пока они не установят, что глубокая всесторонняя реализация их возможностей только тогда исторически возможна, когда, скажем, талант Пастернака будет развернут на адекватно огромном богатом материале нашей революции. Когда, скажем, тот же Пастернак, до сего времени заманивающий Вселенную на очень узкую площадку своего видения мира, сделает обратное движение и со своими возможностями выйдет в этот просторный мир; тогда его возможности будут звучать в тысячу раз более ярко.

    (Сурков А.А. Черты нашего гуманизма // Известия. 1934. 1 сентября. № 205(5453). С. 3)

    Поэзия есть проза, проза не в смысле совокупности чьих бы то ни было прозаических произведений, но сама проза, голос прозы, проза в действии, а не в беллетристическом пересказе. Поэзия есть язык органического факта, то есть факта с живыми последствиями. И, конечно, как все на свете, она может быть хороша или дурна, в зависимости от того, сохраним ли мы ее в неискаженности или умудримся испортить. Но как бы то ни было, именно это, то есть чистая проза в ее первородной напряженности, и есть поэзия <…>.

    Есть нормы поведения, облегчающие художнику его труд. Надо ими пользоваться. Вот одна из них: если кому-нибудь из нас улыбнется счастье, будем зажиточными, но да минует нас опустошающее человека богатство. «Не отрывайтесь от масс», – говорит в таких случаях партия. У меня нет права пользоваться ее выражениями. «Не жертвуйте лицом ради положения», – скажу я в совершенно том же, как она, смысле. При огромном тепле, которым окружает нас народ и государство, слишком велика опасность стать социалистическим сановником. Подальше от этой ласки во имя ее прямых источников, во имя большой, и реальной, и плодотворной любви к родине и нынешним величайшим ее людям, на деловом и отягченном делами и заботами от них расстоянии. Каждый, кто этого не знает, превращается из волка в болонку…

    (Пастернак Б.Л. Выступление на I Всесоюзном съезде советских писателей // Пастернак Б.Л. ПСС. Т. 5. С. 228)

    Поведение и отдельные неловкие поступки Б.Л. часто вызывали смех и улыбки. Во время работы Первого съезда писателей в Колонный зал пришла с приветствием делегация метростроевцев. Среди них были девушки в прорезиненных комбинезонах – своей производственной одежде. Одна из них держала на плече тяжелый металлический инструмент. Она встала как раз рядом с сидевшим в президиуме Пастернаком, а он вскочил и начал отнимать у нее инструмент. Девушка не отдавала: инструмент на плече – рассчитанный театральный эффект – должен был показать, что метростроевка явилась сюда прямо из шахты. Не понимая этого, Б.Л. хотел облегчить ее ношу. Наблюдая их борьбу, зал засмеялся. Пастернак смутился и начал свое выступление с объяснений по этому поводу.

    (Гладков А.К. Встречи с Борисом Пастернаком. С. 74)

    И когда я в безотчетном побуждении хотел снять с плеча работницы Метростроя тяжелый забойный инструмент, названия которого я не знаю (смех), но который оттягивал книзу ее плечо, – мог ли знать товарищ из президиума, вышутивший мою интеллигентскую чувствительность, что в многоатмосферных парах, созданных положением, она была в каком-то мгновенном смысле сестрой мне, и я хотел помочь близкому и давно знакомому человеку.

    (Пастернак Б.Л. Выступление на I Всесоюзном съезде советских писателей // Пастернак Б.Л. ПСС. Т. 5. С. 227–228)

    Я не буду описывать в подробностях <…>, как весной девятьсот первого года в зоологическом саду показывали отряд дагомейских амазонок. Как первое ощущение женщины связалось у меня с ощущением обнаженного строя, сомкнутого страданья, тропического парада под барабан. Как раньше, чем надо, стал я невольником форм, потому что рано увидел на них форму невольниц.

    (Пастернак Б.Л. Охранная грамота)

    Я не досидел до конца съезда и уехал после речи Стецкого, до заключительного слова Горького.

    Первые дни по приезде сюда я мечтал Вам ответить с пространностью, которая и мне была бы на пользу, потому что упорядочила бы мои впечатления от съезда, но потом засел за работу, которая всегда идет хуже моих расчетов, и так вот прошел месяц.

    Теперь вижу, что лучше на все эти темы поговорить при встрече (ведь Вы, наверное, в начале зимы в Москву соберетесь?), и не уверен, не больше ли потребность в таком разговоре у меня, чем у Вас.

    Дело в том, что хотя Вас насчет телефона и не обманули (был он весною, а не перед съездом) и отношенье ко мне на съезде было совершенной неожиданностью, но все это гораздо сложнее, чем может Вам представиться, а главное: по косвенности поводов, связывающих эти вещи со мной, – серее и непраздничней.

    И уже допустил я неправильность, начав под влияньем Вашего письма с себя. Ведь ту же нескладицу, в гораздо большем значеньи, для всех нас и для меня, представлял самый съезд, явленье во всех отношеньях незаурядное. Ведь более всего именно он поразил меня и мог бы поразить Вас непосредственностью, с какою бросал из жара в холод и сменял какую-нибудь радостную неожиданность давно знакомым и все уничтожающим заключеньем.

    Это был тот уже привычный нам музыкальный строй, в котором к трем правильным звукам приписывают два фальшивых, но на этот и в этом ключе была исполнена целая симфония, и это было, конечно, ново.

    Усиленное подчеркивание значения Пастернака на 1-м съезде советских писателей, смутившее многих и понятое ими как установка на «чистую», то есть необщественную, узко личную лирику, было на самом деле правильной установкой на свободу и самозаконность поэта, ибо поэт разговаривает с эпохой без чужого посредства и принимает ее веления непосредственно из ее уст. Поднимая на щит Пастернака, мы поднимаем на щит не «чистоту» и камерность его поэзии, а его верность своему дарованию.

    (Святополк-Мирский Д.П. Заметки о стихах // Знамя. 1935. № 12. С. 231)

    Из книги Тайны афганской войны автора Ляховский Александр Антонович

    Глава VI Первый этап вывода советских войск

    Из книги О чем молчат фигуры автора Авербах Юрий Львович

    Объединительный съезд В то время как в Москве, с 1918 года ставшей столицей Советской России, шахматы начали возрождаться при помощи Всевобуча - государственной организации, в бывшей столице - Петрограде, восторжествовала частная инициатива и произошло восстановление

    Из книги Ленин. Эмиграция и Россия автора Зазерский Евгений Яковлевич

    Курс на новый съезд Ленин обращается к опыту Парижской коммуны, ее завоеваниям и достижениям, недостаткам и ошибкам, рассматривая Коммуну как величайший образец величайшего пролетарского движения XIX века. И в мартовские дни здесь, в Женеве, на собрании социал-демократов,

    Из книги Когда началась и когда закончилась Вторая Мировая автора Паршев Андрей Петрович

    Первый бой, первая рота, первый танкист Даже знающие люди иногда считают, что там были только советники. Ну да, были и советники. Из 59 Героев Советского Союза за испанскую кампанию (начиная с Указа от 31 декабря 1936 года) советников было двое: Батов - советник-общевойсковик и

    Из книги Восстание потребителей автора Панюшкин Валерий

    Первый съезд В 88-м при ВЦСПС (Всесоюзный центральный совет профессиональных союзов) создана была рабочая группа, долженствовавшая объединить стихийно возникшие по всей стране потребительские общества в централизованный потребительский союз. Теперь уж Бог весть, как

    Из книги Происхождение партократии автора Авторханов Абдурахман Геназович

    Глава 16. VII ЭКСТРЕННЫЙ СЪЕЗД ПАРТИИ VII экстренный съезд партии, созванный для ратификации мира, происходил 6–8 марта 1918 г. Это был первый съезд партии после захвата власти. К этому времени партия насчитывала в своих рядах около 300 тысяч членов, но на съезде было представлено

    Из книги Преступный режим. «Либеральная тирания» Ельцина автора Хасбулатов Руслан Имранович

    Глава 17. ЛЕНИН, ОППОЗИЦИИ И VIII СЪЕЗД Советская Россия могла аннулировать Брестский сепаратный мир только в результате капитуляции Германии перед западными державами, но все же большевики считали, что капитуляция Германии «имела некоторое отрицательное значение»

    Из книги Подлая «элита» России автора Мухин Юрий Игнатьевич

    Глава 23. ПОСЛЕДНИЙ СЪЕЗД БЕЗ ЛЕНИНА Последним съездом при жизни Ленина был XII съезд, который происходил в апреле 1923 г. Надежды на участие Ленина в работе съезда были еще так велики, что Политбюро 11 января 1923 г. утверждает его докладчиком по политическому отчету ЦК. Но

    Из книги Главный процесс человечества. Репортаж из прошлого. Обращение к будущему автора Звягинцев Александр Григорьевич

    VII Съезд депутатов о новой Конституции

    Из книги Неизвестная революция. Сборник произведений Джона Рида автора Рид Джон

    XIX съезд Первая попытка устранить ЦК партии от власти и передать власть народу не получилась не только из-за сопротивления диктатора – ЦК, но и по объективной причине – угрозы войны. Но в 1945 году была победа, поразившая мир, а к 1952 году развитие страны было столь успешным, а

    Из книги Двойной заговор. Сталин и Гитлер: Несостоявшиеся путчи автора Прудникова Елена Анатольевна

    Документ № СССР-51 Из ноты народного комиссара иностранных дел СССР от 11 мая 1943 г. «О массовом насильственном уводе в немецко-фашистское рабство мирных советских граждан и об ответственности за это преступление германских властей и частных лиц, эксплуатирующих

    Из книги «Ловите голубиную почту…». Письма (1940–1990 гг.) автора Аксенов Василий

    Глава XII. Крестьянский съезд 18 (5) ноября выпал снег. Проснувшись утром, мы увидели, что карнизы окон совсем побелели. Снег был такой густой, что в десяти шагах ничего не было видно. Грязь исчезла. Хмурый город вдруг стал ослепительно белым. Дрожки сменились сапками, с

    Из книги Слово и «Дело» Осипа Мандельштама. Книга доносов, допросов и обвинительных заключений автора Нерлер Павел

    «Съезд победителей», он же «съезд расстрелянных» Итак, противостояние нарастало. В то же время к 1934 году стало ясно, что политика властей оправдывает себя. Страна понемногу выбиралась из разрухи, не той, что, по выражению профессора Преображенского, «не в клозетах, а в

    Из книги автора

    Президиуму IV Съезда советских писателей от делегата съезда Аксенова В.П. Москва Сообщаю Президиуму, что мной получено письмо писателя Солженицына А. И., направленное им в адрес Съезда и, должно быть, уже известное Президиуму.Я хочу заявить, что солидарен с Солженицыным по

    Из книги автора

    Объединенное Государственное политическое Управление СССР (1934): Сталинская премия за 1934 год 1 Подготовка ареста и арест И всю ночь напролет жду гостей дорогих… О. Мандельштам За О.М. пришли в ночь с 16 на 17 мая 1934 года. Около часа ночи раздался отчетливый, характерный стук:

    Из книги автора

    ‹10› Выписка из протокола Особого совещания при Коллегии ОГПУ СССР от 10 июня 1934 года с постановлением об изменении Постановления ОСО от 26 мая 1934 года Выписка из протокола Особого Совещания при Коллегии ОГПУ от 10 июня 1934 г. Секретарь Коллегии ОГПУ