Что означает по большому счету. Смотреть что такое "По большому счету" в других словарях. Ходить по большому «Ты уже сходил по большому?»

О званных на брачный пир. Неделя 14–я по Пятидесятнице Мы только что слышали притчу Господню о званных на брачный пир (Мф. 22:1–14), притчу о том, как Бог призывает людей на Свою вечерю, но люди по тем или иным причинам отказываются откликнуться на зов Божий.Как и другие притчи

Глава одиннадцатая. МНОГО ЗВАНЫХ - МАЛО ИЗБРАННЫХ Сентябрь - декабрь 29 г. Если даже после исповедания Петра апостолы не были готовы к восприятию богочеловеческой тайны, то что в таком случае вкладывали они в слово «Мессия»? Кем был для них Иисус на третий год их

Неделя 28. Притча о званных на вечерю Выслушайте слова св. апостола и евангелиста Иоанна Богослова, написанные им в его великом Апокалипсисе: «И слышал я как бы голос многочисленного народа, как бы шум вод многих, как бы голос громов сильных, говорящих: аллилуия! ибо

«Много званных, но мало избранных»
(Проповедь протоиерея Вячеслава Перевезенцева 27 декабря 2015 года.)

Во имя Отца и Сына и Святаго Духа.

С егодня в Свято-Никольском храме мы совершили последнюю Божественную Литургию в уходящем году. На следующей седмице мы встречаем Новый Год, а вскоре после этого и Рождество Христово, к которому готовимся все эти дни. И всегда в последнее воскресение уходящего года Церковь предлагает нам за Литургией притчу о званных на вечерю (Лк. XIV. 16-24) . Притчу эту Господь говорит, услышав, что некто из возлежащих с Ним сказал Ему: «Блажен, кто вкусит хлеба в Царствии Божием!» (Лк. XIV. 15) . То есть эта вечеря, на которую хозяин дома зовет многих, есть образ Царства Божия. С радостной вести (Евангелия) о том, что «приблизилось Царство Небесное» (Мф. IV. 17) начинается проповедь Спасителя, но и содержание этой проповеди целиком и полностью сводится именно к Царству. Это важно осознать. В отличие от всех религиозных и прочих учителей человечества, Христос принес не новую доктрину или идеологию, не новую мораль, не новый культ, но новую Жизнь, которую можно разделить, т. е. зажить по-новому. А можно пройти мимо. В своих притчах Господь много говорит именно о Царстве, о той новой жизни, которую Он принес людям. Говорит в притчах, потому что жизнь эта таинственна, не загадочна, а именно таинственна, и именно в силу этого неописуема обычным способом — нужен язык символов, а точнее образов, чтобы прикоснуться к сути этой тайны. На таком языке и говорит с нами Христос в своих притчах, раскрывая те или иные стороны этой тайны. О чем же Он говорит именно в этой притче?

П ритча эта, которая заканчивается такими суровыми словами Спасителя: «Много званных, но мало избранных» (Лк. XIV. 24) , все-таки вселяет в меня надежду. Объясню почему.

В о-первых, потому что Господь зовет многих, а на самом деле, как мы знаем — всех, по слову ап. Павла: «Бог хочет, чтобы все люди спаслись и достигли познания истины» (1 Тим. 2.4) .

В о-вторых, уверен, что не открою никакого секрета, если скажу, что всякий раз, когда мы встречаем в Евангелии нищих, увечных, хромых и слепых, то мы видим здесь не только какие-то физические недостатки, но и свои духовные немощи. Да, среди нас не много нищих и увечных, но есть ли хоть один, кто мог бы про себя сказать, что он духовно здоров? И если такой и найдется, то он должен знать, что место ему не здесь, он не сюда пришел, ибо Церковь - это лечебница, а мы все пациенты этой лечебницы. Это мы нищие, потому что не имеем никаких духовных даров, не умеем ни любить, ни верить, ни радоваться, ни терпеть, ничего толком не умеем. Это мы хромые, потому что идем по жизни, все время спотыкаясь, хромая на оба колена, все время сворачивая с пути. Это мы слепые, ибо не видим главного в нашей жизни, мы прилеплены к суетному, поверхностному, преходящему.

И вот, оказывается, на этой вечере могут оказаться и нищие, и увечные, не только те, кто никогда не болел или сумел выздороветь, исцелился, но и те, кто лечился, лечился, но так и не долечился. Всякий, кто внимательно читал Евангелие, не мог не обратить внимание, что планка евангельских заповедей столь высока, что невозможно не изумиться вместе с апостолами: «Так кто же может спастись?» (Мф. XIX.25) . И очень естественно из этого изумления сделать вывод, что в Царствии Божием и людей-то будет совсем немного, ну вот те, имена которых записаны в наших святцах, и еще те немногие, чьи имена знает только Сам Господь.

Б уквально на днях мне попался на глаза один анекдот, мне кажется, он по-своему очень хорошо иллюстрирует эту ситуацию.

«К сендз встречается с раввином, ну и, как всегда, между ними, как и положено, вспыхивает спор разных мировоззренческих религиозных систем. Ксендз многозначительно и язвительно говорит:

— М не, ребэ, сегодня приснился странный сон. Будто я попал в ваш еврейский рай. И там многолюдно, как на базаре: такая грязь, вонь, шум, гам, трескотня, детвора шумит и толкотня!

— А мне, — говорит раввин ксендзу, — приснилось, что я попал в ваш христианский рай. Тишь, да гладь, да Божья благодать. И там чисто, светло, сплошное благоухание — и, представьте себе — ни души!»

А ведь и правда, если только святые спасаются, то в Царстве Божием будет сплошное благоухание и очень мало людей.

Я сказал, что эта притча вселяет в меня надежду, потому что на праздничной вечере могут оказаться и нищие, и увечные, т.е. и кто-то из нас. Что же для этого нужно? Только одно - надо этого захотеть.

Г осподь в этой притче говорит нам о том, что радость разделить трапезу с хозяином дома получит не тот, кому это положено, а только тот, кто в этом нуждается, и неважно — хром он или подслеповат. Причем, человек может считать, что ему это положено в силу разных причин: потому что он крещен, а значит, как он уверен, он православный, или он ходит в церковь и даже причащается, или он, как он думает, праведен и благочестив — не то что прочие мытари и грешники…

И так, надо захотеть, захотеть подлинно, по-настоящему. Не надо думать, что среди тех нищих и увечных, кого рабы разгневанного хозяина пошли звать на вечерю, не оказалось похожих на тех званных, которые начали извиняться, объясняя, что у них в данный момент есть дела поважнее. И там, наверно, кто-то был чем-то занят, кто-то лечился и не о чем другом и думать не хотел, кому-то было просто лень вставать с места, кто-то настолько был озлоблен на всех, что просто не поверил, что его зовут на ужин в хозяйский дом и т.д.. Но были и те, кто захотел и пришел. Да, может быть, им было легче, чем званным, ибо у них не было ни волов, ни земли, т.е. всего того, в чем мы видим успешность своей жизни, на обладание чем тратим лучшее время и лучшие силы, не замечая, как очень незаметно и быстро мы сами становимся рабами своих волов и своей земли.

О ни пришли на эту вечерю не потому, что захотели на халяву поужинать, был среди них и такой персонаж (о нем говорит евангелист Матфей), тот самый, который поленился даже одеть праздничную одежду, потому что хотел только яств со стола хозяина, а до него самого ему не было дела. Как поступил с ним хозяин вечери, мы тоже знаем. Они пришли, потому что хотели разделить радость устроителя пира, потому что их позвали, несмотря на то, что они нищие и увечные. Они не заслужили этого пира, они о нем и не мечтали и уж тем более не считали, что хозяин обязан именно их пригласить, но именно они там и оказались.

Э та притча вселяет надежду, но, в то же время, это очень суровая притча, и не только потому, что все-таки «избранных мало», хотя и больше, чем мы думаем. А потому, что так трудно понять, чего же мы хотим на самом деле. Вспомним историю, рассказанную в фильме А. Тарковского «Сталкер», когда наставник главного героя, тоже сталкер, которого все звали Дикообраз, пошел в зону, в тайную комнату, где исполнялись сокровенные желания, желая помочь тяжело больному брату, а вышел оттуда с мешком денег и удавился. Да, и хотим мы зачастую и волов, и земли, и много чего еще: и на вечерю не опоздать, успев на бегу набросить праздничную одежду. Именно поэтому апостол говорит нам: «Блюдите, како опасно ходите», и дальше: «дорожите временем, ибо дни лукавы» (Ефес. 5.15,16) . Дни лукавы, обманчивы, нам кажется, что их так много еще впереди, но подходит к концу еще один год, вот мы на пороге нового года. И он пролетит также быстро и незаметно, а для кого-то из нас он может стать последним на этой земле. Успеем ли мы понять, чего мы хотим на самом деле, сможем ли захотеть «единого на потребу», только от этого зависит войдем ли в число тех «мало избранных», несмотря на всю нашу нищету и увечья.

Аминь.

Протоиерей Вячеслав Перевезенцев,
настоятель Свято-Никольского храма села Макарово.

Апостолы Иисуса Христа особо отметили в своих Евангелиях притчи Христа, которыми

Христос говорил со своими учениками и с людьми, слушающими его. Он с горечью

Говорил о том, что среди людей «много званных да мало избранных» (Евангелие от

Матфея, 20-16. 22-14; Евангелие от Луки, 14-24).

Эти слова заключают в себе великую знаковость для христиан. В слове «З-в-АН-ных»

Четко видно, что званные – это те люди, которые находятся в состоянии «трижды»-

В-«АН». Тандем «АН» есть перевернутое сатаной Божественное слово «НА». А слово

«НА» предлагает людям все самое лучшее от Создателя человечества.

Поэтому силы Света показывают нам начертаниями слова «З-в-АН-ные», что эти люди

Являются НЕ ведающими правды Творца, а значит, они находятся во власти сатаны и

Выполняют его желания.

И, как подчеркнул Христос в притче, таких «звАНных» много. Очень много. Вот

Почему государства того времени назывались, к примеру, АН-тичным Римом, АН-тичной

Грецией, а то далекое время – АН-тичным временем.

Слово «избранные», наоборот, заключает в себе Божественные знаки и показывает

Собой, что «и-З-б-РА-нные» есть те из людей, кому дана Божественная правда, и кто

Носит в своем сердце Имя Солнечного бога «РА» Вечно Живого. Это те, кто

Откликается на зов Создателя в притче, рассказывающей о «званных» на пир. К

Сожалению, таких людей очень мало. О чем с горечью и говорит Христос.

Словом «ПИ-Р» Христос показывает слушающим его притчу, что на «пиру» присутствует

Дьявольское, опустошающее разум человека, «число ПИ».

И потому в АН-тичные времена, в царстве сатаны, «избранных» мало. То есть мало

Тех людей, над которыми сатана НЕ имеет власти. А значит, притча показывает

Людям ситуацию в человечестве в пользу сатаны.

Таким образом, смысл притчи о званных на пир в том, что «слуг» сатаны в

Человечестве находится гораздо больше, чем «рабов» Творца.

Обратите внимание, что слово «христи-АН-е» также несет в себе сатанинский тандем

«АН». Это произошло потому, что сатана поработил человечество своей ложью, и

Скоро его власть над людьми завершится его апофеозом торжества, так как в Библии

Прямо говорится о приходе к власти «АН-тихриста» и его «царстве».

Узнав знаковый смысл слова «званный», начинаешь видеть бессмысленность широко

Известной поговорки «НЕзванный гость хуже татарина». Ведь в слове «НЕзвАНный»

Сатанинский тандем «АН» отрицается.

Рецензии

Видимо, так и есть.
Вот примерно о том же:

Помилованье Божие - удар
высоким током
иль смертельной хворью:
тебя какой-то вычислил радар,
когда ты тень влачил по лукоморью.

Помилованный избран -
в этом суть.
Он блАжен,
неусыпен,
многим странен...
Он иноходец, инопланетянин
среди
предпочитающих
уснуть.

Здравствуйте, Екатерина! Рада видеть Вас! Большое спасибо за отклик и за рейтинг! Вы правы. Люди, избРАвшие путь к Богу, делают шаг в мир "избранных". Надеюсь, что читатели это увидят. Приходите в гости. С уважением,

Ежедневная аудитория портала Проза.ру - порядка 100 тысяч посетителей, которые в общей сумме просматривают более полумиллиона страниц по данным счетчика посещаемости, который расположен справа от этого текста. В каждой графе указано по две цифры: количество просмотров и количество посетителей.

«Много званных, но мало избранных» (Матф. 22:14). И в данном контексте Иисус делится с нами очень откровенно о том, что Он Господин жатвы, и Он высылает делателей на жатву Свою. И делатели эти временами оказываются верными, но временами они уходят с дистанции. И как бы такой горестный, не очень веселый вывод, который встречается несколько раз в Евангелии: много званных, но мало избранных.

С каждым годом мне представляется все более трудным сказать на наших говениях что-то новое; мы столько лет живём одной, общей церковной жизнью, столько лет делимся чувствами и мыслями, столько лет слышим те же Евангельские чтения и врастаем в них вместе, что кажется, я могу лишь повторять то, что столько раз говорилось.

А вместе с тем, если задуматься, какой плод мы принесли за годы нашей жизни оттого, что слышали слова Самого Бога, ставшего Человеком, то приходится признать: Нет! Надо вновь и вновь говорить то же и о том же!.. И говорить надо, и особенно надо принять в собственное сердце, что Господь зовет, молит, убеждает, требует – а мы остаемся такими бесчувственными и глухими.

Мы привыкли даже к таким страшным вещам, как повесть о распятии Христовом: когда мы её слышим, в глубине души что-то нам говорит: Да, но Он воскрес!.. – и поэтому ужас этого события, темнота страшной ночи Великой пятницы еле-еле доходят до нашего сознания, до нашего чувства.

Когда я говорю «нас», я именно думаю о всех нас и о себе в первую очередь. Когда я впервые читал Евангелие, я был до глубины души, до самых недр своего существа потрясен; казалось: теперь, когда я это знаю – вся жизнь должна стать иной; жить, как все живут, невозможно! И оглядываясь на свою жизнь, я с болью сознаю, что хоть чувство это не потухло, но жизнь не изменилась в такой абсолютной мере, в какой она могла и должна была бы измениться.

Евангельские события часто кажутся нам далекими, почти призрачными; а вместе с тем они обращены к каждому из нас в каждое мгновение . Мы ищем в Евангелии утешения, подбодрения – и проходим мимо строгости, непреклонности евангельского слова, того, как нас призывает Господь. Сейчас мы находимся перед Рождеством Христовым. Какой могла бы и должна бы быть для нас радость – что Бог так возлюбил мир, что вошел в этот мир, воплотился, так возлюбил человечество, что стал Одним из нас!..

Но раз Он стал Одним из нас, мы должны бы быть на Него так похожи! Должны бы всем существом стремиться, чтобы Ему не было стыдно , больно от того, что Он нам сродни, Свой… Когда в нашей семье есть человек, которого мы почитаем, на кого дивимся, – он такой чудный, что хотелось бы преклониться перед ним – как мы стараемся его не осрамить перед лицом окружающих людей! И даже не перед окружающими, – мы стараемся, чтобы ему самому не было стыдно, что мы не похожи на него, не стремимся к тому же, к чему стремится он, и что высокий идеал, красота, смысл, которыми он живет, нам безразличны.

Наверное, каждый из нас знает, как больно бывает, когда что-то нас глубоко трогает, волнует; мы своему близкому другу расскажем об этом, и он пожмет плечами, потому что ему это просто неинтересно, ему до этого дела нет, – и переведет разговор на другую тему. Тема Христа – Его любовь к нам, любовь Божия к нам, любовь Божия, обращенная к каждому из нас. Эта тема – то, ради чего Он стал человеком и ради чего Он все претерпел безмолвно и ради чего Он умер, говоря: Прости им, Отче, они не знают, что творят…

И перед лицом этого мы живем, как будто ничего из этого никогда не случалось; как будто не было Воплощения, как будто и не раскрылась перед нами Божия крестная любовь. Мы словно говорим Ему: нам это неинтересно; у нас другие заботы, свои; нас интересует наша земная жизнь, какая она есть, мы к ней привязаны; не говори нам о том, что она может разверзнуться и охватить и небо, и землю, и вечность, и что имя ей должно быть – «любовь»… Причем любовь не такая, которая на мне или во мне сосредоточена, а любовь просторная, способная охватить все более широкие круги людей, событий, вещей.

В течение подготовительных к Рождеству Христову недель мы читаем евангельский рассказ о званых на пир

Когда делаешь пир, зови нищих, увечных, хромых, слепых, и блажен будешь, что они не могут воздать тебе, ибо воздастся тебе в воскресение праведных. Услышав это, некто из возлежащих с Ним сказал Ему: блажен, кто вкусит хлеба в Царствии Божием! Он же сказал ему: один человек сделал большой ужин и звал многих, и когда наступило время ужина, послал раба своего сказать званым: идите, ибо уже все готово. И начали все, как бы сговорившись, извиняться. Первый сказал ему: я купил землю и мне нужно пойти посмотреть ее; прошу тебя, извини меня. Другой сказал: я купил пять пар волов и иду испытать их; прошу тебя, извини меня. Третий сказал: я женился и потому не могу придти.

И, возвратившись, раб тот донес о сем господину своему. Тогда, разгневавшись, хозяин дома сказал рабу своему: пойди скорее по улицам и переулкам города и приведи сюда нищих, увечных, хромых и слепых. И сказал раб: господин! исполнено, как приказал ты, и еще есть место. Господин сказал рабу: пойди по дорогам и изгородям и убеди придти, чтобы наполнился дом мой. Ибо сказываю вам, что никто из тех званых не вкусит моего ужина, ибо много званых, но мало избранных (Лк 14:13-24).

Разве это не точная картина того, о чем я говорил? Мы призваны на Божий пир. Этот пир должен был начаться на земле, если бы человек не изменил себе и не изменил Богу. Когда Бог создавал мир, Он его создавал прекрасным, в полной гармонии с Собой и в гармонии всех тварей между собой. И этот мир мог бы устоять в первозданной красоте, мог бы вырасти из красоты невинности в стройную и уже непоколебимую красоту святости, – но человек изменил и себе, и Богу. Он был призван быть вождем всего мира от невинности к святости; но сам отступил от этого пути, и весь мир заколебался и стал таким, каким мы его видим. И вот в начале этой притчи нам даны три образа, которые применимы к каждому из нас в этом падшем мире , который мы выбрали своей родиной, тогда как наша родина – Царство Божие, которое могло бы быть землей и небом одновременно, но остается только небом, пока не будет одержана Богом окончательная победа над злом, над рознью, над грехом.

Первый из званых говорит посланному от хозяина дома: «Я себе приобрел клочок земли; мне надо его осмотреть, освоить; он – мой»… Это то, о чем я только что говорил: мы выбрали землю и говорим: я ее хочу освоить, она – моя; я до конца хочу ею обладать; я хочу, чтобы она была тем, что я есть… И не замечаем, что, стараясь удержать землю, сделать ее своей, сами делаемся ее рабами, мы ей принадлежим . Мы не можем от нее оторваться, мы всецело в нее погружены; корнями врастаем в нее, больше не взираем ввысь, а смотрим только на эту землю: чтобы она была плодотворна. И в конечном итоге мы так этой земле принадлежим, что костьми ложимся в нее, нас в нее погребают, наше тело в ней растворяется; то, что, как мы думали, наше – нами теперь обладает. Нам некогда идти на пир Божий, на пир веры, на радость встречи, на Божественную гармонию всего, потому что мы хотим освоить землю; и в результате она нас поглощает.

Другой говорит: «Я купил пять пар волов – надо же мне их испытать! Надо же мне проверить их работоспособность! А кроме того, я же не покупал их, чтобы они стояли в хлеву, они должны труд понести, плод принести»… Разве мы не так рассуждаем – каждый по-своему, но все одинаково – о том, что перед нами есть задачи! Мы должны что-то осуществить, что-то сделать на земле! как же нам прожить, не оставив следа?.. И каждый старается, по мере своих сил, трудиться. Некоторые из отцов древности под образом этих пяти пар волов видят символ наших пяти чувств.

Нам даны пять чувств – зрение, слух, обоняние и т. д.: как же все это не применить к земной жизни? Но пять чувств применимы только к земле; небо не уловишь ни зрением, ни слухом, ни обонянием; небо берется иным чутьем. Даже земная любовь не охватывается пятью чувствами, – что же говорить о Божественной любви, о вечности? Мы как бы пускаем в торг эти наши пять чувств и приобретаем, что можем – но только земное…

Иногда через эти чувства нам раскрывается нечто большее: земная любовь. И вот третий из званых говорит слуге: «Я женился, у меня своя радость, мое сердце полно до края – мне некогда придти на пир твоего хозяина, даже моего хозяина, – разве он не может этого сам понять? У меня своя радость, – как же я могу вместить еще чужую радость?»

Привязанность, любовь, которая на грани вечности, по эту или по ту сторону вечности, в зависимости от того, как мы к ней отнесемся, снова делается преградой: она меня держит на земле, мне некуда уйти от нее. Вечность – потом, когда-то; теперь – заполнить бы время этой радостью, этим изумлением, этим счастьем, и довольно того, что мое счастье – мое , не нужно мне чужого… И третий званый тоже не идет на пир Божий, потому что боится, как бы от него не ушла временная радость, утонув в вечности, в вечном.

И что же остается? Остается человек, живущий тем, что держится за землю, которая его поглотит; весь смысл своего существования полагающий на то, чтобы что-то сделать с этой землей и на этой земле – временное, которое тоже пройдет: память людей проходит, здания рушатся, весь мир покрыт остатками отживших, умерших, разрушившихся цивилизаций. И человек все-таки строит новую – которая тоже не устоит, временную, бесцельную – потому что ни в ней самой нет цели, ни дальнейшей цели нет. И вместо того, чтобы через любовь раскрыться, человек часто любовью замыкается : свои – и прочие… И это очень страшно. О, эти «прочие» и «свои» могут быть очень различно распределены, «своих» может быть очень много; но все равно, пока остается один «прочий», Царства Божия не только нет, оноотрицается .

Я хочу вам дать два образа. Первый – рассказ о реальном человеке, которого я помню, родных которого я знал. Ученый, творческий, одаренный человек умер; его схоронили. У него был сын в сумасшедшем доме, юноша, не достигший еще двадцати лет. Его мать сообщила ему о смерти отца. Он рассмеялся и ответил: «Неправда! Он не мог умереть!» Истощивши все свои объяснения, мать привела его ко мне, чтобы я ему растолковал, что его отец на самом деле умер. Прежде чем что-либо ему сказать, я спросил юношу: «Почему ты думаешь, что твой отец не умер, когда свидетели его смерти тебе говорят, что он умер, люди, видевшие его мертвое тело, принявшие участие в его похоронах, видевшие, как его гроб опустили в землю и закидали землей? Почему же ты отрицаешь его смерть?» – «Потому, – ответил он, – что он никогда не жил и, значит, не мог умереть…» И он мне растолковал, что его отец существовал только привязанностью к автомобилю, к телевизору, к своей коллекции драгоценных камней, к своим книгам. Пока эти вещи существуют, – говорил этот мальчик, – мой отец такой же живой или такой же мертвый, каким он был раньше…

Так выразиться мог только юноша, потерявший привычку мыслить, как мы бы сказали, «разумно», то есть по-земному; но он видел вещи такими, какие они есть. Этот человек, его отец, не жил: он отражал окружающую действительность, зажигался каким-то интересом, переходил от переживания к переживанию; но переживание – не жизнь; это мгновенное событие, которое уходит, как свеча гаснет…

Как мы все похожи на это! Он укоренился в земле; его единственные интересы были земные, но – его обесчеловечили, в нем человека не осталось, потому что он весь ушел в предметы. И вот перед каждым из нас стоит этот же вопрос: я существую? Есть во мне кто-то – или во мне пустота? или я, по слову свт. Феофана Затворника о человеке, который на себе сосредоточен, – как древесная стружка, свернувшаяся вокруг собственной пустоты? Есть ли что-нибудь во мне, что может войти в вечность? Конечно, не войдут в вечность ни земля, которую купил первый званый, ни волы, которых купил второй, ни та работа, которую совершили волы над этой землей. Что же останется?..

А если говорить о любви, то, опять-таки, что останется, если она вся сведена к меркам земной жизни, если за ними ничего нет, если она такая же маленькая, ничтожная, как наша земля в этом бесконечно-разверзающемся космосе, в котором мы живем: пылинка – а в этой пылинке человек с его чувствами, мыслями. Да, человек больше, чем пылинка, но только если он сам себя не сроднит с этой пылинкой, если найдет в себе величину, глубину, которую только Бог может заполнить, такую глубину, которая всю вселенную может в себе вместить и еще остаться пустой, потому что в ней бесконечность и она может быть только местом вселения Самого Бога…

Любовь должна нас так раскрыть; если она этого не достигает, то делается мелкой, как пылинка. Конечно, мы не умеем охватить всех, не умеем охватить все; но мы должны раскрываться все больше и больше, а не закрываться, замыкаться, суживаться . Всех мы не можем и не умеем любить; но умеем ли мы любить любимых? Является ли наша любовь к тем, кого мы любим, благословением, свободой, полнотой жизни для них, или тюрьмой, в которой они сидят, как пленники в цепях?.. У пророка Исаии есть слово: «отпусти пленных на свободу» .

И каждый из нас скажет: «У меня нет рабов, я никого не держу в плену, у меня нет власти ни над кем», – и это неправда! Как мы держим друг друга в плену, как мы порабощаем друг друга! Какой узкой мы порой делаем жизнь друг для друга, и, страшно сказать, как часто это бывает из-за того, что мы человека будто «любим» и знаем лучше него, что составляет его счастье и добро. И как бы он ни стремился к своему счастью, как бы он ни стремился раскрыться, как цветок раскрывается на солнце, мы бросаем на него свою тень и говорим: «Нет, я лучше тебя знаю, каковы твои пути, каково твое счастье…». Как часто приходится слышать – может быть, не в таких словах, но по сути: «Боже, если бы этот человек меня перестал любить, каким бы я был свободным! Я мог бы жить, с меня спали бы цепи, началась бы жизнь…»

Когда Господь зовет нас. Притча о брачном пире

Второй образ – рассказ из французской книги о том, как человек захотел создать земной рай. Некто Киприан, прожив много лет среди дикарей на островах Тихого океана, страстно возлюбил землю, природу, жизнь, творческие силы этой природы и научился от местных жителей, как колдовством любви вызывать к жизни все живые силы порой иссохшей земли. Он возвращается к себе на родину, покупает клочок каменистой, безжизненной почвы и как бы окутывает эту почву своей любовью, вызывает в ней и из нее все живые, творческие силы. И почва, которая была мертва столетиями, начинает оживать, произращать травы, деревья, цветы, она становится как бы земным раем. И в этом озарении, в этом свете любви и животные начинают собираться, потому что там любовь побеждает их вражду, их взаимную злобу, их привычки, инстинкты; живут они, как в раю. Один только зверь остается вне этого рая – лиса. Она не хочет присоединяться к другим, остается вне .

Киприан сначала думает о ней с состраданием: бедный зверь, не понимает, где его счастье! – и всячески призывает эту лису: Приди! здесь же рай!.. Но лиса не идет. Тогда он начинает на нее раздражаться; любовь к ней начинает потухать, и постепенно в нем рождается негодование и ненависть, ибо эта лиса – свидетельница, что его рай – не для всех рай, не всем хочется жить в этом раю. И он решает убить лису, потому что когда ее не будет, все звери, все растения будут соединены в том раю, который он искусственно создал своей любовью. И он лису убивает… Возвращается на свой участок – все травы засохли, все цветы вымерли, все звери разбежались…

И вот это мы должны помнить: мы призваны создать мир и охватить его шире и шире любовью, но не такой, которая делает нас рабами искусственного рая, а любовью, которая может простираться все дальше, оставляя свободу тем, которые не хотят войти в наш рай. Это относится к нашей церковности; это относится к нашим семьям, к нашим дружбам, к нашим общественным устремлениям. Это ставит перед каждым из нас вопрос о том, как, каким образом он связан с теми, кто его окружает, и с жизнью. Опять-таки, всех охватить любовью мы не можем, но тех немногих, кого мы любим, мы должны любить иной любовью, чем любовь искусственного рая порабощенных существ. Аминь

Вконтакте