Ооо «издательский дом «интеллектуальная собственность. «Любое хирургическое вмешательство как-то влияет на состояние голоса». Я так понимаю, она и сейчас неплохо вас кормит

Рок-музыкант, певец и композитор, один из основателей "Арии" и лидер группы "Кипелов" Валерий Кипелов 12 июля отмечает 60-летие. Телефонный звонок корреспондента ТАСС застал музыканта на даче, где он проводит свой отпуск.

Исполнитель хита "Я свободен" рассказал в интервью, почему абсолютной свободы не существует, о православных священниках на рок-концертах, а также об отношениях с участниками "Арии" и новом альбоме своей группы.

Валерий Александрович, менеджер сказал, что вы на отдыхе. Если не секрет, где предпочитаете отдыхать, в родных краях или за границей?

Я отдыхаю у себя на даче в Подмосковье со своими внучками, с семьей, смотрю футбол, хожу купаться, загорать. За границей бываю только тогда, когда совмещаю это с работой.

Давайте уйдем в историю. Как так получилось, что из парня, игравшего в музыкальной школе на баяне, вырос, пожалуй, самый знаменитый рокер страны?

Сложно сказать. Мои вкусы формировались где-то лет в 10–12. Это был 1970-й год, тогда у меня не было ни магнитофона, ни винила, ни пластинок, слышал у ребят-одноклассников какие-то перезаписи. И еще я тогда очень любил играть в хоккей и на катке иногда вдруг слышал какую-то такую странную музыку, которая меня сильно цепляла.

Причем многие начинали с творчества Beatles, Rolling Stones, а я запал на группу Creedence Clearwater Revival, был впечатлен необычным голосом. Потом мне кто-то подарил пластинку с четырьмя их песнями. С этого и началась моя любовь к рок-музыке. Потом, конечно, были и Beatles, и Rolling Stones, и Slade, и Deep Purple, и Led Zeppelin - мои любимые группы.

Мы затаив дыхание каждый раз ждали выхода нового альбома, слушали некачественные записи. Все было на пленке тогда, какая-нибудь десятая перезапись...

Потом хотелось что-то исполнять самим, были самодеятельные коллективы. Я родился в Капотне, и в местном ДК была группа, с которой я познакомился на свадьбе своей сестры. Мне тогда было лет 14. Они попросили меня что-то спеть для сестры, и я спел, по-моему, "Песняров" (я и их тогда очень любил и до сих пор отношусь с огромным уважением к их творчеству), еще спел Creedence Clearwater Revival. Потом я стал с ними играть на танцах, на свадьбах, на заводских вечерах...

А параллельно учился в музыкальной школе по классу баяна, и как-то во мне это уживалось: и любовь к классике (играл на баяне и Баха, и Моцарта, ведь баян - это мини-орган), и к року, а папа в свое время привил мне любовь к народной музыке. Ее я до сих пор слушаю, люблю и иногда пою на концертах.

Потом был ВИА "Лейся, песня" - уже профессиональный коллектив. Я не переставал и тогда слушать рок, хотя пели мы с Колей Расторгуевым совсем другое: "Родная земля", "Обручальное кольцо"... Но даже там мы умудрялись делать какие-то аранжировки, напоминающие рок-музыку.

В 1985 году мне представился случай: мы не сдали очередной просмотр вокально-инструментальных ансамблей. Мне позвонил Виктор Векштейн, руководитель "Поющих сердец", который решил сделать на базе этого коллектива рок-группу. И вот мы пришли туда из разных команд, записали альбом, назвались "Ария". С этого момента я и стал петь с большой сцены такую музыку, которую мне всю жизнь хотелось исполнять.

- Тяжело уходили из группы "Ария"? Или же это было чем-то закономерным?

Конечно, это было сложным решением, поскольку я был у истоков образования группы. Работа в "Арии" была большой частью моей жизни - 17 лет. Причем были самые сложные периоды, которые мы смогли пережить: с 1992 по 1995 год, когда фактически никакой работы не было, я был сторожем на той же базе, где мы репетировали. В 2002 году был очередной подъем группы "Ария", вышел неплохой альбом "Химера". Но так сложились обстоятельства: то ли мы надоели друг другу, то ли устали.

И потом, накопилась масса каких-то внутренних противоречий во взглядах на музыку, тексты, вообще на жизнь. И были люди, которые тоже, скажем так, внесли свою лепту, - так называемые партнеры, спонсоры. А я никогда не любил влияния на музыку извне.

Можно сказать, что это и не была моя инициатива на сто процентов. Это была также инициатива людей, с которыми я ушел, - гитариста Сергея Терентьева и барабанщика Саши Манякина. Мы создали группу "Кипелов". Опять же, я сначала был против такого названия, говорил, что это будет не очень этично по отношению к другим участникам. Но они сказали, что не против, убедили, что так будет понятно, что это за группа, что мы собираемся делать.

- И как же зарождалась новая группа?

Было непросто. Конечно, не так, как во времена "Арии". Понятно, что за нашими плечами уже был определенный опыт, был музыкальный багаж, были написаны достаточно известные песни. Надо было доказать, что мы существуем, и мы целый год занимались только гастрольной деятельностью. Потом потихонечку стали готовить новый материал.

Отношения наладились не сразу, только через пять лет. Расставались мы не очень хорошо, мягко сказано. Должно было пройти время, чтобы страсти остыли. Тем более у нас постоянно возникали какие-то проблемы по поводу авторских прав, кому что принадлежит, была определенная дележка, что тоже не очень хорошо сказалось на отношениях. Но вот меня позвали на 20-летие альбома "Герой асфальта" в 2007 году.

По большому счету, делить нам было нечего: группа "Ария" занималась своими делами, мы - своими. Страна у нас большая: разъехались в разные концы - и практически не мешали друг другу в плане гастролей.

- Сейчас все конфликты позади?

Я бы не сказал, что все безоблачно, все равно возникают небольшие трения: кто-то что-то сказал в интервью... Но в общем, мы стараемся выдерживать джентльменские взаимоотношения, не поливая друг друга грязью. И это правильно. Это была огромная часть нашей жизни, и сейчас не хочется вспоминать о ней негативно. Дай бог сил и желания, может, и на 35 лет "Арии" вместе соберемся.

Группа "Кипелов" нечасто балует поклонников альбомами: 2005, 2011, 2017 годы. Это какой-то намеренный шаг в шесть лет?

Нет, просто так получается. Знаете, есть художники плодовитые, которые рисуют огромное количество картин, причем достойных картин. А мы вот не можем чаще выпускать альбомы. Может быть, из-за того, что у нас высокая планка в том, что касается музыки, текстов, аранжировок. Да и потом, с годами как-то все сложнее сочинять музыку, найти какую-то интересную тему, поскольку понимаешь, что, наверное, все уже сочинено до тебя. Тем более мы тоже находимся в определенных рамках жанра хеви-метал, и выскочить за эти рамки порой бывает сложно: тебя могут не понять.

У нас иногда выходят синглы, и мы уже думаем: "Вот сейчас и альбом будет". А нет, возникает пауза, начинаем заниматься самокопанием. И не всегда находим общий язык с нашей поэтессой Маргаритой Пушкиной, процесс затягивается, иногда до разрыва. А потом опять понимаем, что нам друг без друга не жить.

- Сейчас есть уже какие-то предпосылки для нового альбома?

Положа руку на сердце - да, есть некоторые идеи для новых песен.

Вот нас иногда обвиняют... Мне тут недавно даже сын сказал, что наш стиль называют "патриотическим зашкваром". Речь о таких песнях, как "Косово поле", "Непокоренный" (посвящена блокадному Ленинграду).

" YouTube/Kipelov"

Но они появляются не от того, что мы хотим кому-то понравиться и показать, какие мы правильные. Это не конъюнктурный ход. Эта тема на самом деле волнует меня, поскольку два моих деда погибли во время Великой Отечественной войны: один под Москвой, другой - на Волховском фронте недалеко от Великого Новгорода. Мне было смешно слышать комментарии, что якобы группа "Кипелов" написала песню-гимн родине Путина. Какая ерунда!

Есть ложный патриотизм, а есть тот, который в тебе с молоком матери. Когда ты делаешь от всего сердца, когда тебя это действительно волнует, я не вижу ничего страшного в патриотизме. Так что и новая песня, возможно, будет связана с каким-то юбилеем событий Великой Отечественной войны.

А не хотите посвятить песню современным событиям? Например, ситуации на Донбассе. Каково ваше отношение к этому вопросу?

Что касается Донбасса, пока не хотелось бы писать песни на эту тему, поскольку на самом деле она очень острая и непростая. Я считаю, что это огромная трагедия нашего времени, наших взаимоотношений с Украиной. Я знаю мнения разных музыкантов, они разделились: кто-то поддерживает, кто-то нет. У Макаревича, в частности, одна позиция, у меня - совсем иная.

- В честь своего юбилея что-то готовите? Специальную концертную программу, например?

Мы сейчас соберемся, обязательно обсудим. Всегда хочется чем-то по-хорошему удивить наших поклонников, как с теми же русскими народными песнями. Когда мы впервые их запели в сопровождении женского фольклорного коллектива на концерте, было интересно наблюдать за реакцией людей, с какими глазами они слушали! Надеюсь, сделаем какой-то кавер и сыграем какую-то давно забытую песню. Может, пригласим кого-то. Хочется, чтобы концерт был не проходным, неординарным.

Будем выступать в Stadium 1 декабря - уже не так далеко от Нового года. Хочется, чтобы у людей было хорошее настроение.

Многие представители отечественного тяжелого рока изо всех сил стараются подражать западным коллегам, например Оззи Осборну, уходя, скажем так, в мистицизм: черепа, оккультная символика и все такое. Вы же отказались даже от исполнения песни "Антихрист", смысл которой поклонники поняли неверно. Как складываются ваши отношения с Церковью и религией в целом сейчас?

Я не воцерковленный человек, хотя считаю себя православным. Стараюсь по возможности жить по христианским заповедям, насколько хватает сил. Конечно, все мы несовершенны, но хочется быть лучше.

Меня часто приглашают в храмы. Как ни странно, на наши концерты приходят батюшки. Я даже интересовался: нет ли запрета? Батюшки спрашивали у высших церковных иерархов, и они сказали, что никаких противоречий нет. Конечно, они приходят не в рясах, а в гражданской одежде.

Потом, много поклонников, молодых ребят дарят иконы, и я часто с ними общаюсь и на тему религии, и вообще о жизненных обстоятельствах, в которые они порой попадают.

Я считаю (и это мой личный взгляд), что Церковь - это один из оплотов существования русского человека. Но я не люблю крайних взглядов, экстремистов как с одной, так и с другой стороны. Бог есть любовь - вот это самое главное, что я пытаюсь в себе сохранить.

А почему согласились на участие в российской версии рок-оперы "Иисус Христос - суперзвезда"? Эта работа наделала много шума, например православные активисты пытались запретить ее в Омске.

Я не люблю выражения "православные активисты", для меня это как-то странно звучит. Я знаю, что есть люди, которые, как они говорят, пытаются защищать историю веры. Я не всегда с ними согласен. Например, эту оперу я знаю лет с 15 и абсолютно ничего там не увидел такого, что противоречило бы христианству. И музыка была потрясающая, и сюжет выбран библейский. Я знаю примеры, что люди и к вере приходили благодаря этой опере, вообще какие-то открытия для себя делали.

Вот была история с другой оперой - с постановкой "Тангейзера" в Новосибирске. Честно скажу, это мне не понравилось: взяли сюжет и исказили. Но это мое личное мнение, и опять же, я против каких-то запретов. Люди у нас неглупые и сами разберутся, что хорошо, а что плохо.

- Давайте завершим на философской ноте. Что для вас лично "свобода"?

" YouTube/Kipelov"

Меня часто спрашивают и о той песне, и о свободе. Я думаю, что абсолютно свободным быть невозможно. Ты живешь в определенной среде, есть обязательства и перед близкими, и перед музыкантами, и перед теми, кто тебя слушает. Может, это пафосно сказано, но это огромная ответственность, потому что каждое слово, которое звучит со сцены, бывает, по-разному отзывается.

Свобода - это для меня свобода творчества. Та атмосфера, в которой сейчас работает группа "Кипелов", позволяет нам быть свободными. У нас нет продюсеров, которые бы на нас давили, навязывали бы гастрольный график, корпоративные выступления. Мы сотрудничаем с замечательной компанией "Мельница", с которой мы находим общий язык. И мы себя считаем свободными людьми: едем туда, куда хотим, сочиняем музыку, которую считаем нужной.

Вот это для меня свобода - свобода высказывать свои мысли. Но я считаю, что твоя свобода должна заканчиваться там, где начинается свобода другого. Это важно

Беседовала Анастасия Силкина

ВАЛЕРИЙ КИПЕЛОВ

ИНТЕРВЬЮ С ПРИСТРАСТИЕМ

Валерий Кипелов, конечно, певец от Бога. Это одна из самых мощных глоток, которые когда-либо звучали в русском роке. Я бы написал просто - в роке, но такого пафоса кое-кто мне никогда не простит. Голову даю на отсечение, львиная доля успеха «Арии» - именно на его совести. Так уж сложилось, что музыку в России могут играть практически любую, однако действительно стоящих вокалистов можно пересчитать по пальцам, однако имя Кипелова даже среди этих «избранных» стоит особняком.

Валерий - человек общительный, дружелюбный и патологически вежливый. Больше всего он боится, что на очередном журналистском допросе на свет выплывет темная история о том, как его родители, дабы заставить чадо пойти в музыкальную школу, пошли ему навстречу и купили собаку. Кипелов - человек домашний и с некоторых пор совершенно непьющий. Единственное, что он себе еще может позволить, - это выкурить сигаретку. Сигареты он предпочитает, насколько я заметил, легкие и длинные. «Подъезжай ко мне домой!» - сразу предложил Кипелов, сходу отвергнув мои провокационные предложения посидеть где-нибудь в центре за кружечкой пива. «Не забыл еще, где я живу?» - «Нет, не забыл, только код напомни!» - «534, ну а если что ~ покричишь: код, увы, не работает…»

Последние слова Валерия Александровича в телефонной трубке я толком не расслышал. Однако, оказавшись у подъезда ки-пеловского дома, исписанного соответствующими надписями и знаками, я понял, что ничего другого, как кричать, - мне и не остается: как назло, весь подъезд будто вымер - никто не входит и не выходит! Представьте себе недоумение подростков в майках «Ария», тусующихся на соседней скамейке, когда у них на глазах с виду приличный молодой человек вдруг начинает вопить: «Кипелов!!! Открой дверь!». Тинэйджеры очень довольны и, заглушая мои призывы, обращенные к Кипелову, принимаются скандировать: «А-ри-я»! «Арию» давай!». Наконец, дверь в подъезде щелкает, приглашая меня проникнуть вовнутрь.

Кипелов частенько любит повторять, что у него образ «лирического героя». Раньше в опереттах это называли более конкретно - «герой-любовник». В жизни Валерий решительно не соответствует своему «героическому имиджу». Никакой патетики! Он располагает к себе именно своей доброжелательностью.

Кипелыч, честное слово, я ничего не буду спрашивать про собаку.

Лучше не Кипелыч, а Кипелович. Хорошо! И на том спасибо.

Давай разберемся с твоим детством, а потом перейдем к более высоким материям.

А что детство? Детство у меня проистекало нормально. Я все больше старался заниматься спортом. Папаша хотел сделать из меня футболиста или хоккеиста - он сам когда-то в футбол играл. Я же родился в Капотне - а там нефтеперерабатывающий завод, и при нем таких команд, наверное, штук девять было. Поэтому все в моем районе были помешаны или на хоккее, или на футболе.

На концертах ты всегда делаешь какие-то странные движения, напоминающие поведение боксера на ринге. Кто-то, Куприянов кажется, даже прозвал тебя «физкультурником». Ты боксом, случайно, не занимался?

Я сам удивляюсь, откуда это у меня. Нет, вынужден тебя огорчить, боксом я никогда не занимался, а на сцене все выходит само собой.

А правда, что Игорь Куприянов - твой двоюродный брат?

Насчет Куприянова - да. Ну, так вот, по поводу моих спортивных увлечений. С хоккеем у меня получалось не очень, а вот футбол… Я конкретно собирался посвятить себя спортивной карьере, пойти в спортивную школу. Но что-то дальше это занятие не пошло. Не знаю, может, из-за плоскостопия, которое у меня обнаружили врачи… Я ограничился тем, что играл за завод. Папаша ездил со мной постоянно во всякие спортивные лагеря, на сборы и практически никогда меня не оставлял. Учил меня, можно сказать, всему, за что я до сих пор очень ему благодарен.

Что-то ты пропустил такой факт своей биографии, как учеба в музыкальной школе.

Правда? Не может такого быть! Да, я действительно пять лет играл на замечательном народном инструменте - баяне. Сначала мне баян не очень нравился, а потом я втянулся и играл уже с большим удовольствием, подбирал на нем разные рок-н-ролльные хиты - «Creedence», «Deep Purple», например… Очень забавно получалось.

Я с нетерпением жду классических признаний в том, какая группа «перевернула» твое мировоззрение. Что это было: «Beatles», «Rolling Stones», «Who»?

He угадал! Да, у меня действительно был такой переломный момент - я услышал «Creedence». До этого все мои невзыскательные музыкальные запросы ограничивались советской эстрадой. Мне нравилась группа «Веселые Ребята» - они иногда хоть «фирму» пели, потом «Песняры»… Но когда я услышал «Creedence», - обрати внимание, именно «Creedence», а не «Beatles» или «Rolling Stones», - я как очумел! На мой взгляд, у «Creedence» была музыка более простая, более доходчивая, шлягерная и… голос! О, я просто очумел!

Слушал, поди, на катушечнике?

Нет, сначала была болгарская пластинка. Первая песня - «Have You Ever Seen The Rain», а дальше «Хамелеон», «Малина» и «Hey, Tonight» - такая вот была пластиночка. Я ее просто заездил! Мне жутко хотелось попробовать себя в этом плане. У нас в Капотне было много дворовых команд, периодически я с ними пытался играть, но кончалось все, как правило, портвейном. А это мне очень не нравилось.

Так как же все-таки началась твоя музыкальная деятельность?

Это вышло довольно забавно. В 1972 году отец попросил меня спеть у сестры на свадьбе. В то время самым модным у нас в Капотне коллективом была группа «Крестьянские Дети», и именно они были ангажированы на свадьбу. Эта группа была довольно прилично укомплектована: барабаны «Premier», усилители «Родина» - восторг! На свадьбе я спел какую-то песню «Песняров» и что-то из «Creedence». Музыкантам мое исполнение очень понравилось, и, несмотря на то, что все они были лет на пять меня старше, они пригласили меня к себе. Мы играли на танцах, и по тем временам это был какой-никакой заработок. Получали по пятнадцать-двадцать рублей за танцы, плюс все свадьбы, проходившие в округе. Музыканты группы «Крестьянские Дети» не были профессионалами в полном смысле этого слова - в основном, они учились или работали на заводе. Я же вообще тогда был школьником, заканчивал восьмой класс. Мать сначала относилась к моему новому занятию с большим подозрением: сам понимаешь - музыка, девочки, кир… Но, к счастью, я попал в нормальный коллектив, там с этим было строго - уж если играть, то играть. И на трезвую голову.

А после школы, закончив десять классов, я поступил в техникум. Кажется, он назывался Московский техникум автоматики и телемеханики. Была еще мысль пойти в музыкальное училище, но я тогда что-то не захотел этого делать. Поступив в техникум, я не прекращал играть с «Крестьянскими Детьми», и так все продолжалось до 1978 года, пока в мае меня не забрали в армию. После того как я покинул группу по не зависящим от меня причинам, «Крестьянские Дети» потихоньку сошли на нет. Кстати, в этом ансамбле играли многие именитые музыканты: к примеру, гитаристы из «Аракса» - Юрий Шахназаров и Тимур Марделейшвили (русский Блэкмор, как его тогда называли).

В каких местах тебе пришлось служить?

В армии меня, конечно, побросало по разным местам: сначала учебка в Переславле-Залесском, потом, получив сержанта, я был переведен в Нижний Тагил. Я считался ракетчиком-связистом, но я - хоть убей - не помню, какие ракеты там стояли, однако, похоже, серьезные такие - стратегического назначения. В 1979 году, прослужив ровно год, я начал просто там очумевать: комарье, маневры все эти, выезды - сдохнуть можно! Тут к нам в часть пожаловал в гости ансамбль песни и пляски войск стратегического назначения. Там оказалась масса знакомых музыкантов, преимущественно все москвичи. Кто-то в «Синей Птице» играл до призыва, кто-то в «Добрых Молодцах»… Естественно, у нас сразу же нарисовались общие друзья. Послушали меня, узнали, что я тоже москвич, и спрашивают, а чего, мол, ты здесь делаешь? Давай мы тебя к себе перетащим! Все они служили в Одинцово, - сачки, одним словом, - и у них не хватало москвичей, а с иногородними выходила одна головная боль: их трудно было пристроить куда-нибудь на субботу-воскресенье. Я говорю: «Почему бы нет? Я с удовольствием!». И спустя месяца три меня перетащили в Москву. Так в июне 1979 года я вновь оказался в столице. С этим ансамблем «песни и тряски» у меня начались гастроли по всей стране - играли, в основном, на ракетных точках, ну и, чтобы задор не пропал, на базе этого ансамбля делались маленькие такие ансамблики для выступлений на свадьбах и прочих торжествах у прапорщиков и офицеров. Почетная обязанность завершилась в 1980 году, и у меня сразу возникла дилемма, чем заниматься - или музыка, или на завод возвращаться (после окончания техникума я некоторое время работал на закрытом «ящике» - делали какие-то блоки для подводных лодок). И тут мои армейские приятели говорят: «Зачем на завод? Давай пристроим тебя в какой-нибудь ансамбль, конечно не шибко крутой, поскольку сам ты человек не очень известный; но это все лучше, чем на заводе дурака валять! Попробуй свои силы!». Я говорю: «Да ради бога!». Так, вместе с моим другом Олегом Колесниченко (как раз он до армии пел в «Синей Птице»), я оказался в вокально-инструментальном ансамбле «Шестеро Молодых». «Шестеро Молодых» работали в парке Горького. На самом деле их было не шестеро, а гораздо больше - человек двадцать, наверное. Шестеро - это только свободные вокалисты. Там уже работал Николай Расторгуев (который сейчас в «Лю-бэ»), Кальяша, то есть Александр Кальянов, был звукооператором… Я сначала стремался, потому что не имел никакого опыта общения с профессиональными музыкантами. Пришел я туда, засандалил в две октавы какую-то песню, по тем временам популярную (уж не помню, что точно я тогда спел), они послушали, и их шеф Вилен Дорчиев говорит: «Ну что, мы берем тебя, мальчик. Давай срочно оформляй документы». Я заполнил все эти бумажки, и с 1 июля 1980 года мог с полным правом считать себя профессиональным музыкантом. Мои первые гастроли в качестве профессионального артиста прошли в Ленинграде.

Ну и как ты чувствовал себя в новом статусе?

Знаешь, для меня камнем преткновения было не собственно пение, а то, что приходилось скакать по сцене. Для меня все эти подтанцовочки, «добрынинские» танцы - ну полная труба! Я смотрел на все это и думал: «Ну ладно, петь - еще куда ни шло!». Но учился! Пытался танцевать, даже уроки брал у девочки, которая там тоже пела. Но все же в ансамбле «Шестеро Молодых» я задержался недолго - отработал с июля по сентябрь. В это время развалился вокально-инструментальный ансамбль «Лейся, Песня», и мы практически всем составом - Кальянов, Расторгуев и другие - перешли в этот коллектив. Таким вот макаром я работал до 1985 года. А в 1985 нам не удалось пройти прослушивания, и новый шеф, сменивший Дорчи-ева, сказал: «Мне это все надоело, я устал воевать с Системой, кому-то чего-то доказывать! Все, я ухожу в коммерцию!». И он, плюнув на группу, ушел. (Закончилось все это тем, что он попал в тюрьму, и его, по последним данным, убили.) Расторгуев остался, в надежде возродить ансамбль «Лейся, Песня», а я оказался у Векштейна. (Кстати, я и Расторгуева тоже приводил к Виктору Яковлевичу, но Векштейн не согласился его взять, сказав, что ему нужен именно сольный вокалист.) Вот так я вплотную подошел к тому, что потом стало называться группой «Ария».

А когда ты впервые увидел Холстинина?

Когда я пришел к Векштейну, там уже были Алик Грановский, клавишник Кирилл Покровский и гитарист Сергей Потемкин. Николай Носков уже ушел, а Холст еще не появился. Это потом Потемкин отказался работать в «Поющих Сердцах», и Алик на его место привел Холстинина. Помню, мне позвонил Векштейн и сказал: «Приезжай, должен гитарист подойти». Так вот я и познакомился с Владимиром Холстининым. Но впервые Холста я увидел еще раньше, в ансамбле «Лейся, Песня», когда на нашу базу приходили Сарычев вместе с Холстининым, Грановским и Молчановым и показывали свои песни. У нашего шефа тогда был бзик: расформировать «Лейся, Песня» и взять на ее место модный коллектив с новым названием. Видать, на это место претендовала «Альфа». Но йотом, видимо, наш шеф побоялся столь крутых перемен и поостыл. А Холстинина и Грановского я еще тогда довольно хорошо запомнил.

Какую программу вы начали делать у Векштейна?

Сперва работы как таковой долго не было. Потом мы сотворили очень странную программу: половина песен, которые до этого пел Носков, песни Давида Тухманова, что-то более или менее хитовое я приволок из «Лейся, Песня», Кирилл Покровский что-то сочинял… И вот с таким набором мы катались вместе с Антониной Жмаковой. Катались, может, месяц-полтора. К апрелю 1985 года у Холста и Грановского начали появляться новые идеи по поводу написания своих песен. Я не знаю, что они там вынашивали: Холстинин говорил, что они хотели просто записать альбом, а потом «свалить» от Векштейна. Как правило, Алик, и Холст общались между собой, они уже были друзья, а я - так, посередине находился. Первая песня, которую приволок Холст, оказалась «Волонтеру, а у Грановского - по-моему, «Тореро». Они начали меня пытать на предмет того, сочиняю ли я песни, я отвечал, что никогда в жизни песен не сочинял. Они: «Ну, может, хоть мысли какие-то есть?». Я стал выуживать, вспоминать старые материалы. Из тех же самых «Крестьянских Детей» и получилась моя первая песня - «Мечты». Грановский и Холстинин, конечно, помогли мне с аранжировкой. Я Холсту тоже помогал - с мелодиями. Например с «Волонтером» - у него ведь был голый инструментал без вокальной мелодии. У Грановского, как правило, были всегда готовые мелодии, я их только подрабатывал чуть-чуть. И в этом деле мне очень Кирилл Покровский помогал.

Несколько вопросов по поводу твоего вокала. Какой у тебя голос, по «оперной» классификации?

Ой, даже не знаю, что тебе сказать. Не знаю, правда.

О, ну тогда я могу открыть тебе великий секрет. Твой тип голоса, если я не ошибаюсь, называется «альтино». Это достаточно редкий тембр - выше стандартного мелодического тенора.

Ну, значит ты прав, так оно и есть. У меня никогда не было проблем с высокими нотами, а вот на низах мне приходится трудновато.

Ты разве не занимался оперным вокалом?

Специально - нет. У меня был преподаватель Виталий Александрович Усов, который помогал мне распеваться перед каждым концертом, показывал специальные упражнения. А лет семь-восемь назад концертов знаешь было сколько? Едва успевали дух перевести.

А как тогда насчет забавной теории вашего экс директора Сергея Задоры о «типично волжской манере пения Кипело-ва», из которой, в частности, следует, что очень многое ты позаимствовал у Сергея Сарычева?

Да ты что, смеешься? Я и «Альфу»-то никогда толком не слышал. Знаю, наверное, песни две-три. Но мне это никогда не нравилось.

Допустим. Но до того как ты появился в «Арии», в числе твоих кумиров значились «Creedence», «Slade» и Ozzy Osbourne…

Ну еще, быть может, «Led Zeppelin».

Хорошо, но все равно, согласись, странная ситуация, когда вокалист поет в стиле, совершенно отличном от его кумиров. Мне всегда казалось, что ты должен быть более предрасположен к Dio, нежели к «Iron Maiden».

Сказать честно, как раз Dio абсолютно никакого влияния на меня не оказал, мне только нравились его песни в «Rainbow». Но я никогда на него не ориентировался, быть может это получалось спонтанно, потому что и у Dio, и у меня похожая тесситура.

Вопрос-то у меня на самом деле не праздный. Ведь общеизвестно, что ты - один из немногих вокалистов, научившихся классно петь рок-н-ролл по-русски. Теперь бы вот установить, из каких компонентов это складывалось…

Сам понимаешь, что-то свое придумать крайне сложно. Ты обязательно на кого-нибудь ориентируешься - слушаешь и «снимаешь», кого-то разумеется больше других. Так вот, в самом начале нашей работы в «Арии» мне хотелось более походить на «Judas Priest», им (Алику и Холсту) - естественно, на «Iron Maiden». В принципе, по тем временам, мне хотелось иметь более хрипатый голос, как у Джона Фогерти из «Creedence», но почему-то на творчестве «Арии» это никак не отразилось.

Вы начали делать первый альбом, «Манию Величия». На какие группы упирали твои коллеги, когда объясняли, каким голосом ты должен все это петь?

Мне, в основном, ставили «Iron Maiden» и «Judas Priest».

А кто тебя особенно усердно, допекал в этом вопросе?

Наверное, все-таки Холстинин.

Но по-настоящему твой голос раскрылся на «Герое Асфальта». В концовке «Баллады о Древнерусском Воине» ты выдал такую пронзительную ноту, что она, наверное, заставила рассыпаться в пух и прах всех неприятелей. Слушай, эта песня, кажется, в «си-миноре»?

Да, в «си».

Стало быть, ты берешь там «фа-диез»… Знаешь, Хол-стинин рассказывал, что, когда ты только пришел в группу, тебе приходилось тяжеловато даже на «Волонтере», который все время на «си» - таратам, таратам. И когда в студии делали этот кусок «Баллады», все думали, что ты споешь фалъцетиком. Но ты этот самый «фа-диез» засадил так, что превзошел самого себя!

Что ж, приятно слышать, тем более от Холстинина.

Вообще, заканчивая череду комплиментов, могу тебе сказать, что твой голос будто самой природой создан для стадионных концертов. У тебя очень интересный набор несущих частот - в студии это запечатлеть на пленке довольно сложно, но на концертах… Петь с тобой дуэтом равнозначно самоубийству - «вживую» ты «уберешь» кого угодно. И твой голос будет одинаково хорошо слышен и на фирменном крутом аппарате, и через совковые колонки с усилителем «Родина».

Говоришь, мало кто рискнет петь со мной дуэтом?

Я уверен в этом. Но возвратимся к нашим «баранам». Скажи, не было ли на «Мании Величия» каких-нибудь песен, которые вначале планировались к записи, но в итоге в альбом не вошли?

Нет. Все, что было задумано, то и вылилось в «Манию Величия». «Ария» - в этом плане не «Beatles», вряд ли в наших запасниках можно отыскать «забытые» песни. Так вот, когда был готов музыкальный материал, начались проблемы с текстами. Пушкина тогда еще с нами активно не сотрудничала, хотя и написала одну песню - «Тореро». А работать с нами начал поэт Саша Елин. Я не помню точно, кто его привел, по-моему Кирилл Покровский. Елин очень быстро и оперативно писал, мог переделывать вещи мгновенно, совершенно на этом не зацикливаясь, никогда не цеплялся за свою идею, типа «я так вижу», а мог моментально все переделывать. Параллельно мы постоянно просматривали видео у Векштейна - как правило, «Iron Maiden» и «Judas Priest». Не скрою, я обалдел, когда увидел все это воочию! Мне ведь тогда ни разу не доводилось смотреть хэви-метал.

Не сможешь припомнить, когда ты впервые увидел Андрея Большакова?

Большакова привел наш поэт Саша Елин. Это было в момент записи нашего первого альбома. Все партии уже были сыграны, и Андрей попал в тот момент, когда пропевались бэки, он даже что-то там спел. Играть он ничего не играл, но вот таким образом «отметился». Хотя, в основном, мне подпевал Кирилл Покровский. И как только в группе появился Большаков, вся вот эта каша и заварилась. Нашла коса на камень - практически с самого его появления в группе отношения Большакова и Холстинина не заладились.

А что за история, когда ты попытался «покатать» Большакова на своей спине?

Да, это было очень забавно. В Краснодаре я в первый и, наверное, в последний раз в своей жизни во время выступления попробовал посадить кого-нибудь себе на спину. Мне подвернулся Андрей Большаков. Но, как ты выразился, «покатались» мы недолго. Что-то у меня в спине заклинило, и Большака пришлось отпустить. Самое прикольное - как раз в тот момент, когда у меня была перекошенная от боли физиономия, из зала нас сфотографировали, а потом" прислали это фото нам…Спину, кстати, я с переменным успехом лечу до сих пор.

Скажи, а как ты определил для себя, чью сторону ты будешь поддерживать? Ведь в той ситуации, насколько я понимаю, это было непросто: один из лидеров - Большаков практически уводил с собой всю группу. Ты остался с Хол-стининым…

Я понял, что конфликт рано или поздно должен разрешиться. Или в одну, или в другую сторону. Все-таки я начал с Холстом, а не с Большаковым… Потом, пойми, я в этом плане был намного более практичным человеком, нежели все остальные, - у меня за плечами было пять лет работы в «Лейся, Песня», а таких подводных течений и разборок я там насмотрелся предостаточно. Я ни к какой стороне явно не склонялся, чтобы так конкретно кого-либо поддерживать, но позиция Холстинина мне больше импонировала. Холст мне нравился хотя бы тем, что не «давил» и откровенно не перетягивал на свою сторону.

- «Позиция Холстинина» - что это было в тот момент? Признаюсь, мне не совсем понятно. Создается такое впечатление, что Холст попросту лег на дно и замер.

Да! Именно так и получилось. И, насколько я знаю, Володя собирался вообще уходить из группы. Хотя бы из-за того, что его песни никак не принимались: Большаков говорил, что это тупое подражательство «Iron Maiden». A «Iron Maiden», насколько я знаю, Большаков терпеть не мог. Он говорил, что все это несовременно и что Холст зациклен на старой музыке. «Тысячу Сто» так и не включили во второй альбом. Холстинин тогда сказал: «Хорошо, я буду делать то, что вы мне скажете». Андрей в итоге сделал очень сильный ход, перетянув на свою сторону Алика Грановского. Я все-таки думал, что мозгов у всех хватит на то, чтобы полюбовно решить назревшие проблемы. На дворе стоял 1986 год, общий подъем ощущался, Векштейн накупил кучу аппарата - ну куда и, главное, зачем надо было сваливать? Я смотрел на это трезво и считал, что необязательно быть такими уж друзьями, чтобы делать общее дело.

Как ты считаешь, удалось избежать «кадровых» ошибок, когда вы с Холстининым вновь набирали состав? Нормальная была обстановка в группе?

Векштейн вообще был человек непростой, скажем так - с подвохом. Чуть что у меня, допустим, не получается, он сразу: «А, все, сейчас Носкову буду звонить, обратно его звать!» - «нагнетал» обстановку по поводу и без повода. Но в тот момент с Векштейном и Холстининым у нас были распрекрасные отношения. Мы решили, что сейчас наберем музыкантов, и в группе будет полный диктат: все, что мы скажем, то они и будут делать. Но, как показала практика, люди мы не того склада, и никакого диктата у нас не получилось. Тогда мы объездили массу музыкантов. На примете были бас-гитарист Саша Львов и барабанщик Павел Чиняков из «Hellraiser», гитарист Игорь Кожин, Коля Сафонов из «Рондо» - то есть вариантов у нас хватало. К тому времени уже нарисовался Дубинин, поскольку они с Холстининым старые друзья. Всерьез он поначалу не воспринимался, потому что как бас-гитарист он нигде себя серьезно не проявил и к тому же вообще долгое время занимался сольной вокальной карьерой. Но Холстинин убедил меня, что это «свой» человек, парень талантливый. Я сказал тогда: «Ну ради Бога, почему бы нет?». По поводу Маврина тоже были разные мнения: Холсти-нину не очень нравилось, что он играет в стиле Мальмстина, но меня и Векштейна игра Сергея как раз просто восхитила. В конце концов именно Маврина мы и взяли. Позже всех пришел Удалов. До него мы прослушали довольно много ударников, но тут вот появляется мальчик-живчик, больше похожий на подростка, и как начал сандалить! Он был повернут на трэше, судя по слухам даже пытался что-то с Тайной делать. Словом, Удалов просто разметал всех остальных возможных претендентов!

Итак, состав был укомплектован, и вы приступили к «Герою Асфальта».

Да, нам пришлось отказаться от песен, вошедших во второй альбом, потому что в большинстве своем они были написаны Большаковым и Грановским. Из «спорных» вещей мы оставили только «Тореро» и «Без Тебя» и, соответственно, весь первый альбом - надо же было с чем-то ездить по городам и весям. В любом случае нам пришлось срочно засесть за сочинительство. Первое, что получилось, - это «Дай Руку Мне». Помню, мы довольно долго ее изобретали. Ну и в результате получился альбом, названный позже «Герой Асфальта».

Никаких конфликтов в группе больше не возникало?

А как же без них-то, родимых! У меня, например, очень тяжело складывались отношения с Виталиком Дубининым.

Он пытался учить тебя петь?

Нет. Я даже не могу объяснить, из-за чего у нас возникали конфликты. Но эксцессы возникали по любому поводу: допустим, на концерте, когда он пытался засандалить бас-гитару на полную катушку, перекрывая вокал, - да самые разные цепля-ловки были! Потом, когда мы отработали серию концертов с немецкой группой «Принцип», Холстинин, к своему неудовольствию, обнаружил, что можно жить и творить иначе, чем мы. Есть вот в «Принципе» Юрген - он сам себе хозяин, сам музыку пишет, сам исполняет, и никакой Векштейн ему не указ. С этого момента, насколько я понимаю, у Холстинина родилась идея фикс: если не стать единовластным хозяином в группе, то, по крайней мере, освободиться от мелочной опеки Виктора Векштейна (я относился ко всему этому спокойно, Холста и Дубинина эта опека раздражала). Потом опять финансовая политика Векштейна пошла вразрез с интересами музыкантов: концерты были уже коммерческими, никаких ставок не было - импресарио снова получал очень много, а музыканты мало. Меня, впрочем, это вполне устраивало, но я чувствовал, что опять зреет «революционная ситуация». Масла в огонь подлила наша поездка в Германию. Мало того что у нас отняли все заработанные деньги - это была политика Росконцерта, и Векштейн, по большому счету, был тут ни при чем. Единственное - Виктор Яковлевич держал нас в черном теле и аки коршун никого к нам не подпускал. Конечно, такое отношение очень обижало. После концертов местные музыканты часто предлагали посидеть, поговорить за кружкой пива. Векштейн все это в корне пресекал, наверное чтобы народ себя слишком пафосно не почувствовал. Очередной конфликт разразился в Болгарии - у Холстинина и у Дубинина возникла открытая неприязнь к Векштейну. Виктор Яковлевич попытался подстраховаться, у него была негласная договоренность со мной и Мавриным о том, что, даже если Холст и Дуб уходят, мы останемся и будем продолжать играть. (В тот период мы с Холстининым, помнится, поцапались. Я пытался его урезонить и говорил, что не надо больше никаких «революций» в группе, а Холст твердил, что Векштейн совершенно группой не занимается, - мол, у него на уме одна Тоня Жмакова, аппарат не покупает, на студии работать не дает.) Дошло до того, что в «Арии» наметился очередной развал: мы с Мавриным вроде остаемся у Векштейна, а Холст с Дубом уходят. Удалов к этому времени решил вообще уйти из группы. Появился Саша Манякин. Его сначала брать не хотели, потому что как барабанщик он был пока слабенький. Но как человек он мне очень понравился.

А какие были еще кандидатуры?

Трудно сказать. Теоретически еще был ударник, который работал у Векштейна, по фамилии, кажется, Николаев. Но не знаю, никаких особенных кандидатур не было. Может, плохо искали. Потом нам требовался человек, способный терпеть над собой различные «изыски». Ведь к тому времени основную диспетчерскую функцию взял на себя Виталик Дубинин, и у него существовали свои стереотипы в отношении игры барабанщика. По этой части Дубинин полностью заменил Алика Грановского: большинство идей песен принадлежало ему, он же занимался аранжировками и говорил - что, кому и где играть. Манякин оказался человеком покладистым. Кончилось все тем, что мы опять собрались у Виктора Яковлевича. До этого я долго думал, что предпринять, «перетирал» с Мавриком, и в итоге мы пришли к мнению, что нельзя в очередной раз разваливать команду. Выходило так, что от Векштейна мы уходим все. Векштейн, честно говоря, был просто поражен. Он и не предполагал, что мы с Мавриным можем так резко изменить свое мнение. Конечно, он мог считать нас предателями, но я считаю, что в той ситуации мы поступили правильно - мы сохранили группу. Перспектив, правда, никаких особенных нам «не светило». Уходя от Векштейна, мы лишались аппаратуры, базы, студии. К тому же могла возникнуть война за название, за авторские права… Но Холстинин взял бразды правления в свои руки и сказал, что Фишкин и т/о «Автограф» готовы нас принять. Тот же Ситко-вецкий имел определенный вес в Москонцерте. В общем, мы ушли, прихватив с собой Манякина. Это был, так сказать, наш дежурный барабанщик. Вопрос о нем как о полноправном члене группы висел до самой записи альбома. Когда мы начали записывать «Игру С Огнем», опять начались закулисные игры и подводные течения: Холст с Дубом хотели, чтобы альбом записал Удалов, а на концертах играл Манякин. Но я заранее знал, что если Макс запишет «Игру С Огнем», то он останется в качестве штатного барабанщика. Мне очень не нравилось, что вытворял Удалов в последнее время, поэтому я сказал: «Или я, или Макс. Выбирайте». Дуб с Холстом пришли к выводу, что проще оставить Манякина, и пошли со своей стороны на разумный компромисс.

На обложке «Игры С Огнем» вы планировали поместить философскую «страшилку», посвященную силам Зла. Не с этого ли момента началась серия мистических таинственных происшествий?

Нет, это случилось попозже. А когда мы записывали «Игру С Огнем», у меня родился сын. Я назвал его Александром, в честь отца. А на следующий день нас приехала снимать бригада передачи «Музыкальный Лифт». Меня показали в темных очках, ибо накануне, по поводу рождения наследника, я очень сильно нахлестался… Записав альбом, мы начали работать вместе с группой «Автограф». Фишкин был один, аппарат один - мы пришли к выводу, что нужно работать вместе. Но тут зачастую получалась анекдотическая ситуация: «Автограф» был коллективом заслуженным и высококлассным, однако, поскольку они долгое время провели за границей, публика успела их подзабыть. Тем не менее, «Автограф» настаивал, чтобы мы играли на разогреве. Выходило, как на «Мелодиях Друзей» в 1987 году: все первое отделение народ орет «Ария!!!», а когда выходит «Автограф» - продолжается то же самое. Решили поменяться местами - сначала «Автограф», потом мы. С тем же успехом. В конце концов было принято соломоново решение - играть на одном аппарате, но через день.

Так приблизительно мы работали до 1990 года, когда неожиданно Маврин с Дубининым решили податься в Западную Германию.

Так ли уж это было неожиданно?

Нет, конечно. Начнем с того, что в концертной деятельности наметился определенный упадок. То есть концерты, то их нет… Если бы все было нормально с материальной стороны, я думаю, никто бы никуда не сорвался. Маврин ко мне несколько раз приезжал. Советоваться. Я его не агитировал оставаться и говорил: «Серега, сам видишь, какое сейчас положение, если ты твердо решил - конечно, поезжай». Как только мы заквасим с ним, он кричал: «Все! Никуда я отсюда не поеду!». Потом приезжает и извиняющимся голосом говорит: «Знаешь, я вот подписал договор…». Мы с Холстом и Манякиным не особенно болезненно к этому отнеслись. Конечно, нам предстояло много трудностей с набором музыкантов, но к отъезду Маврика и Дуба я отнесся… как бы сказать, без злобы в сердце. Уехали - ну и ладно. Правда, в душе я был уверен, что все равно рано или поздно они вернутся в «Арию».

Быстро нашли новых музыкантов?

Довольно быстро. Взяли басиста Лешку Булкина из Саранска и гитариста Диму Горбатикова. Все лето учили программу. Этим правда занимались Холст с Манякиным. Но с ними мы дали совсем немного концертов, потому что вскоре, как я и предполагал, в группу возвратились Дубинин и Маврин. А потом у нас начались нелады с Фишкиным, нашим тогдашним менеджером. Ему очень не нравилось наше поведение на гастролях: буйство некоторых музыкантов, выбрасывание телевизоров и все такое прочее. Однажды Фишкин сказал: «Все, никуда я больше с вами не поеду». Это был уже 1991 год. Мы начали записывать альбом «Кровь За Кровь».

Я никогда не спрашивал тебя, какой альбом «Арии» тебе больше всего нравится?

- «Кровь За Кровь». Мне очень нравился процесс работы над этим альбомом. Все как-то вернулось к старым канонам, когда и аранжировками, и текстами, и музыкой занимались все вместе. Я считаю, что это самый сильный диск «Арии». Единственный его минус - это качество записи. «Кровь За Кровь» заканчивал определенный этап в жизни группы, потому что к тому времени количество концертов сократилось катастрофически. Альбом, на который мы делали такую большую ставку, принес, по большому счету, одни разочарования: Фишкин выпустил пластинку на бракованном виниле (на самом дешевом, который можно было только себе представить), с отвратительной обложкой… К тому же он выкупил весь тираж и отнюдь не спешил его продавать. К 1992 году мы фактически от Фишкина ушли. У «Арии» началась черная полоса, которая затянулась до 1994 года. К тому же начались все эти прелести: либерализация цен и прочее… Я не знал, как и на что жить. Доходило до того, что мы с Дубининым работали ночными сторожами у Фишкина. Холстинин все это время на паях с несколькими своими приятелями занимался постройкой и оборудованием студии. Всем остальным музыкантам тоже предложили вложиться, но вся проблема заключалась в том, что вкладывать было практически нечего. (Первая студия «Aria Records» возникла в помещении музыкальной школы, недалеко от метро Беляево, но оттуда вскоре пришлось съехать - излишний шум раздражал местных педагогов. Тогда студия перебралась в ДК «Чайка» у метро «Семеновская».) Народ периодически ударялся то в «квас», то в «керогаз», и вообще складывалось мнение, что, дескать, все - «отпрыгались», пора расходиться…

Но все же за это время у нас возник новый музыкальный материал, который очень хотелось не спеша и обстоятельно записать на собственной студии. Одновременно у нас наметилась эта злосчастная поездка в Германию. Мы не питали иллюзий: мы понимали, что никаких особенных гонораров мы там не получим, но все же - это была Германия, а не Урюпинск. Все решили, что ехать надо. Вот тут-то все и началось. Очередной сыр-бор. Мы, конечно, готовились к самому худшему, но действительность оказалась куда плачевнее. Жили мы там чуть ли не в ночлежках для турок-иммигрантов. Выезды по триста километров, аппарат таскали сами… Подсчитав наши «доходы», мы выяснили, что заработали где-то по 15 марок на брата. Потом Холст представил это так, что будто бы я напрягся из-за денег. Это абсолютно не так, и напрягся я, скорее, из-за того, что Холстинин, допустим, полагал, что прошло все замечательно, а я считал, что - нет. При этом я не требовал каких-то извинений, просто мне хотелось, чтобы Холст произнес фразу тина «Мужики, я действительно прокололся, с кем не бывает». Он же ведь устраивал эти гастроли! Я врубаюсь, что такое администратор, подобное могло произойти и со мной, и с кем угодно! Конечно, на дне рождения Дуба получился чисто пьяный «разговор», но расстались мы с таким настроем, что - все, терпение лопнуло, пора расходиться.

Ну и что это за темная история с твоим «уходом» из «Арии» в 1994 году? Что вы умудрились не поделить?

Для меня самого многие моменты этой, как ты выразился, «темной истории» остаются загадкой. Когда мы вернулись в Москву, «Ария» отработала еще один концерт в Долгопрудном. Там была какая-то акция «МММ» - это нам Фишкин устроил. Отношения в группе были непонятные и даже натянутые. Потом мне позвонил Алик Грановский и предложил вместе с «Мастером» попеть все наши старые «арийские» песни, авторство которых принадлежало мне и Алику. Клубная работа тогда уже процветала, а денег у меня было - ноль. И я подумал: ведь в договоре с «Арией» ничего не сказано о том, что участник группы не имеет права выступать вместе с другими коллективами, - и согласился на это предложение Алика. (У них ведь там начались очередные проблемы с вокалистом, Миша Серышев принялся активно петь в церковном хоре и игнорировал репетиции «Мастера».) Мы разбавили программу несколькими боевичками «Deep Purple» и «Slade» и принялись выступать по клубам. Потом поползли слухи, что я покинул группу и выступаю теперь с «Мастером», хотя я никогда не говорил о том, что я ухожу из «Арии». Отчасти мне хотелось что-то противопоставить Холсту и Дубу - они проводили все время на студии и занимались записью, меня туда не приглашали, а совсем без дела мне сидеть надоело. Потом мне позвонил Сергей Маврин и сказал, что сложилась совершенно непонятная ситуация и что мне надо приехать на студию, дабы прояснить положение вещей.

Я приехал. Они сидели и рулили песни, какие-то аранжировки делали. Разговор состоялся между мной, Мавриком и Холстом. Дубинин в это время сидел за пультом и к нам присоединиться не пожелал. Вопрос ко мне был один: «Собираюсь ли я работать в «Арии»?». Я объяснил ситуацию: с «Мастером» я играю, потому что у меня нет денег - какие-то копейки я все же там получаю, а в ночные сторожа я больше идти не собираюсь. Все остается в силе - я не отказываюсь работать с «Арией» и готов приступить к записи нового альбома. Холстинин подтвердил, что никакого пункта в договоре, запрещающего мне работать с другими коллективами не существует. «Юридически мы подцепить тебя не можем, но нам это не нравится», - сказал Холст.

В общем, конфликт, казалось, был исчерпан. Подошел Дубинин и сказал: «Вы все выяснили? Я все слышал и со всем согласен». Мы еще поговорили по поводу нового альбома и разошлись. Маврик был рад тому, что скандала между нами не получилось.

Прошло определенное время, и вдруг я узнаю от Маргариты, что мои коллеги прослушивают других вокалистов. Она же любит разные революции! «Ой, я так рада, - говорит, - что наконец-то у вас это болото закончилось!» Сначала я просто ушам своим не поверил, но потом по телевизору своими собственными глазами вижу в «Виниловых Джунглях» Алексея Булгакова, где его представляют как нового «арийского» вокалиста и даже показывают отрывок песни «Ангельская Пыль» с его вокалом. Я, естественно, обиделся. Мне было неприятно, что все это происходит за моей спиной. Я перестал разговаривать с Холстом и с Дубом, а общался только с Мавриком и иногда - с Манякиным. Маврин совершенно не знал, что делать в данной ситуации. Ему отчасти понравился вокал Нелидова, но Сергей был настроен совершенно категорически против работы с Булгаковым, уж не знаю, почему. (Хотя лично я записи с Булгаковым оцениваю очень высоко.) Мы с Мавриком долго беседовали на эту тему, к тому же без меня там происходило несчетное количество собраний - они все решали, что делать дальше. В конце концов Сергей ко мне приехал и сказал: «Я больше там работать не буду!». Я пытался его урезонить, но результата это не дало. Как раз в это время мы начали готовить с Мавриком кавер-версии различных хитов для выступлений по клубам. А что произошло дальше, ты знаешь…

Отнюдь не все, что хотелось бы знать. Меня, в частности, интересует, насколько имела место быть «категоричность» Морозова в отношении тебя. Что это - хитрый ход Холста с Дубом или действительно решение босса?

Как минимум я могу тебе сказать, что отношения «Арии» и Булгакова расстроились, и они не хотели это афишировать. Я не знаю, что произошло на самом деле. Художник Василий Гаври-лов и Пушкина говорили, что Морозов конкретно напрягся… Мол, на фирме посчитали, что после столь длительного молчания новый «арийский» альбом должен быть обязательно с Кипе-ловым, иначе он «провалится», и ни на какой коммерческий успех рассчитывать не придется. Может, это было оправдание… Но, со слов Холстинина, Морозов сказал буквально следующее: «Делайте что хотите, как хотите с Кипеловым договаривайтесь, но на альбоме должен петь только Кипелов…».

Тут и у меня сомнения возникли. Я посчитал, что со мной поступили не очень хорошо. Ведь я отработал в «Арии» столько лет… Но хотя отношения были испорчены, мне было далеко не безразлично, что происходит в «Арии» и что будет с группой. Деньги для меня главным не были. Холстинин частенько названивал и убеждал, что, мол, «надо, надо, надо». А Пушкина сказала мне тогда: «Записывай альбом, а дальше сам решишь, что делать». На этом варианте я в итоге и остановился. Я набрался терпения и приступил к записи. Как ни странно, процесс пошел довольно гладко - не было никаких скандалов, ругани, разногласий и всего такого, что обычно сопровождало наши студийные сессии. Мы записали вокал к альбому «Ночь Короче Дня» за май - июнь. Параллельно я продолжал выступать с «Мастером» и с Серегой Мавриным. Но тут возникла следующая ситуация: Маврин начал делать проект с Артуром Беркутом, и они собирались сваливать в Америку. Одновременно Холстинин выступил с предложением наше сотрудничество продолжить и не рвать старые связи. Я долго раздумывал, и пришел к выводу: «Если Маврик уедет, чем я буду здесь заниматься?». В итоге я согласился и сказал Холсту, что буду и дальше работать в «Арии». С Мавриным, конечно, вышло нехорошо - с Артуром он никуда не поехал, а в группе уже был Терентьев. Но я за собой никакой особенной вины в этом не чувствую.

А были ли в «Арии» подобные конфликты уже после твоего возвращения?

Нет! Самое интересно, что больше ничего подобного пока не происходило. Наверное, все мы «постарели» и поумнели, мозги по-другому начинают работать - есть общее дело, которое деньги какие-то приносит… Любви, быть может, «вселенской» нет, патриотизма, быть может, поменьше стало, но зато пошла нормальная работа. И я думаю, что это хорошо.

Как складывались твои отношения с Сергеем Мавриным после записи «Ночь Короче Дня»?

Мы очень долго не созванивались и не общались. Наверняка у него остался «негатив» после моего решения вернуться в группу, и в этом я его, по-своему, понимаю. Хотя мы друг другу не высказывали никаких претензий в открытой форме. Я тоже тогда не знал, как поступить, чтобы никого не обидеть. Я думаю, что поступил все-таки правильно. Так вот, потом мы все-таки собрались, поиграли несколько концертов из программы «Назад В Будущее» - и нормально дело у нас пошло! К чести Холста и Дуба, они не высказывали больше никаких претензий - мы ведь исполняли только кавер-версии и мои песни, написанные в составе «Арии», но уже совсем в других аранжировках. Потом Маврик говорит: «Чего одни кавер-версии играть? У меня накопился определенный материал, у тебя что-то, насколько я знаю, есть… Давай альбом запишем!». Я говорю: «Я не против!». И с конца 1996 года мы начали готовить «Смутное Время».

Я знаю, что с этим альбомом вы порядком намучались. Что, по-твоему, вы делали не так?

Самое главное: я теперь думаю, что нам нужно было садиться на базу и серьезно обкатывать материал. А репетировали мы максимум месяц. Однако Маврик торопился, да и я тогда полагал, что все нужно сделать быстрее. В «Moroz Records» нас тоже торопили по срокам… И студию мы, конечно, не лучшую выбрали. Самое интересное, что этот альбом мы записывали на студии параллельно с «АвАрией»! Вообще к «Смутному Времени» у меня довольно своеобразное отношение. Мне не очень нравится, как он записан. Скажем, мне хотелось, чтоб он звучал пожестче. У Маврика была другая концепция - ему хотелось «помягче». Но все равно мне кажется, что альбом, по большому счету, удался. Мы продали его очень большим тиражом, а в некоторых киосках его продавали с сопроводительной надписью «Ария-97». («Генератор Зла» тогда еще не вышел.)

Ну что ж, настало время поговорить о делах семейных. Расскажи, пожалуйста, о своих домочадцах.

Мою жену зовут Галина. Женаты мы уже двадцать лет. Это была моя первая любовь… И она так и осталась! Я на это не особенно напираю, но все равно: прожить с одним человеком двадцать лет - это, конечно, не подвиг, но о чем-то да говорит… Хотя тоже с переменным успехом. Разные эпизоды были в жизни. Дочери Жанне будет вот скоро восемнадцать лет…

Я хочу сразу предупредить еще одну возможную теорию о происхождении главной героини песни «Улица Роз».

Что? Ах, нет, тут ничего не получится! Жанна появилась на свет много раньше - аккурат на московскую Олимпиаду, И назвал я ее так в честь Жанны Бичевской. В то время я очень увлекался ее творчеством. Не Жанна Д"Арк, не Жанна Агузарова, а именно Бичевская была прототипом! Жанна учится на третьем курсе в Музыкальном училище имени Ипполитова-Иванова. Занимается хоровым дирижированием. Да и поет неплохо! Я правда еще не слышал, как она поет эстраду. Дома в ее исполнении приходится классику или русские народные песни слушать. Но голос у нее неплохой, душещипательный. А по музыке она ориентирована на самые разные вещи: Осборна слушает, «Led Zeppelin». Я на нее не давлю, это ее выбор.

И твой младший - Александр - тоже ведь учится в музыкальной школе. Творческая у вас семья, Валерий Александрович!

Так уж получилось. Сказать честно, я этого не хотел. С дочерью еще как-то проще было, а по поводу Александра - я не хотел, чтоб он занимался музыкой. Он еще в такой тяжелый период родился - в 1989 году. Я тогда не думал, что у музыкальной карьеры есть приличное будущее. Но смирился. Сейчас Сашка играет на виолончели, уже третий класс закончил. Слух у парня абсолютный - любые диктанты по сольфеджио с ходу пишет! И это по сольфеджио, которое я в детстве терпеть не мог! А у Сашки - это один из самых любимых предметов. Вообще, я изо всех сил стараюсь быть для своих детей именно отцом, а не вокалистом группы «Ария»!

Сам ты какую музыку дома слушаешь? Не увлекаешься новомодными течениями типа «Prodigy», как Холст?

Трудно изобрести что-то принципиально новое - или это будет слишком далеко от музыки. Эх, души не стало в современном роке, а может я сам постарел. Если бы я узнал группу, играющую традиционную музыку на высоком уровне, я бы слушал ее с удовольствием!

Ну и последний вопрос. «Ария» - что будет дальше?

Я уже так давно занимаюсь этим делом, что даже забыл, когда начал. Конечно, бывают проблемы, но я решил для себя раз и навсегда: ничем другим я в этой жизни заниматься не хочу и не буду. Пока хватит терпения, здоровья и сил. Я не мыслю себя без группы. Будем биться до конца!

В преддверии нового года Валерий Кипелов ответил на вопросы поклонников. Соответствующая видеозапись опубликована на официальном Youtube-канале группы «Кипелов ».

Валерий рассказал о планах коллектива на юбилейный год, ответил на вопрос о сотрудничестве с Мараритой Пушкиной, поведал о своих отношениях с музыкантами группы «Ария ». Также Кипелов поделился своим впечатлением от общения с Даниилом Плужниковым, победителем конкурса «Голос. Дети», великолепно исполнившим песню «Я свободен ».

Полное интервью с Валерием Кипеловым можно посмотреть онлайн на нашем портале. Монолог музыканта длится чуть более двадцати минут.

Отметим, что следующий год для группы «Кипелов» будет юбилейным. Коллектив отметит 15-летие творческой деятельности. К знаменательной дате музыканты выпустят новый студийный альбом, работа над которым уже окончена. Кроме того, юбилею будут посвящены все концерты «Кипелов» 2017 года.

Новый альбом группы станет третьей номерной работой коллектива. Предыдущая пластинка называется «Жить вопреки », она вышла в 2011 году. Самый свежий релиз группы – сингл «Непокоренный ». Его релиз состоялся осенью 2015 года. Сингл опубликован в цифровом виде, а также выпущен на CD и виниловых пластинках.

«Ходили слухи, что на наших концертах вербуют людей в секты». Валерий Кипелов про критику, футбол и «зашкварный патриотизм»

Хороший повод почувствовать себя старым: классический состав группы «Ария» перестал существовать 16 лет назад, а через год появилась группа «Кипелов». Сегодня во Дворце спорта музыканты отыграют юбилейный концерт, а накануне Валерий Кипелов поговорил с Onliner.by про запреты на выступления в Беларуси, «зашкварный патриотизм», критику последнего альбома и душевные отношения с футболом.

«Я удивляюсь безграмотности людей»

- Как ваши дела?

Да нормально. Все очень хорошо.

- Как добрались?

Доехали на поезде из Смоленска. Ехали где-то пять часов - посидели, чайку попили, пообщались.

- Вас такие переезды не утомляют?

Нет, абсолютно. Бывают длинные, когда едешь на автобусе часов пять-шесть, - вот тогда да. А так лежишь в поезде, беседуешь с друзьями, чай пьешь. Отлично!

Вы приехали в Минск отметить 15-летие группы «Кипелов». Это повод для фанатов старой доброй «Арии» почувствовать себя старыми.

Мне сложно сказать. Нет, это просто повод еще раз встретиться. Получилось так, что у нас юбилей совпал с выходом нового альбома, и мы решили сделать программу-микс: будем играть достаточно много песен из нового релиза и, пожалуй, лучшие хиты за 15 лет, которые были сделаны в группе «Кипелов». Я себя старым не чувствую, хотя мне в этом году будет уже 60 лет. К нам поклонники приходят - и дети, и бабушки. На самом деле меня это очень радует: у нас такие совершенно разные возрастные группы на выступлениях. Это замечательно.

- Вообще, три альбома за 15 лет - это как-то маловато.

Я понимаю, да. Я часто цитирую Владимира Ильича Ленина: «Лучше меньше, да лучше». Я считаю, что у нас вполне достойные работы. Знаю, что многие критикуют наш последний альбом, предъявляют какие-то претензии к звуку. Я сам люблю объективную критику, но когда это все голословно… По поводу звука я не согласен на самом деле: кому-то нравится, кому-то не очень. Разные подходы.

Вы как-то отмечали, что для русского человека в музыке важны смысловая нагрузка и мелодия. Претензии к «Звездам и крестам» касаются, кроме прочего, и отсутствия ярких, запоминающихся мелодий.

- Да, сопоставимых с хитами «Арии».

Я не согласен. Например, если взять хотя бы ту же песню «Косово поле»… Есть ли такие хиты у «Арии»? Вот такого масштаба? Да, были замечательные песни, я этого не отрицаю. «Игра с огнем»… Там немножко другая идеология, но такой песни, как «Косово поле», точно не было. Это точно. По поводу яркости мелодий мне сложно сказать. Я хочу быть критиком «арийских» альбомов - вот тех, последнего времени. Ну нет там таких хитов! А вообще, тенденция такая: берешь любую современную группу, играющую в похожем стиле, и с каждым годом она теряет яркость. Взять того же Оззи Осборна: отлично записанный альбом, отличная музыка. Но лучшей записью, на мой взгляд, был Ozzmosis 1995 года. Сейчас есть замечательные песни, но они почему-то на ухо не ложатся.

Начинают сравнивать песни «Пророк» и «Ледяной дождь». Там рифф отчасти похож, но песня вообще о другом, мелодика другая, а люди умудряются сравнивать эти две композиции, которые друг к другу никакого отношения не имеют. Меня вот это удивляет. То есть люди безграмотные. А некоторые товарищи начинают к текстам придираться. Даже в «Косовом поле»… Там товарищ один рассуждает про «расцветем цветами». А как же! Цветы-то расцветают, а как по-другому может быть? «Расцвесть» - это старославянское слово, и у Есенина оно использовалось: «Будь же ты вовек благословенно, что пришло процвесть и умереть». Я порой удивляюсь безграмотности людей, которые берутся судить, особенно модные блогеры. Я люблю нормальную критику: мы сами знаем, что получилось, а что не получилось на этом альбоме. Но я считаю, что это не шаг назад, это примерно та же самая ступенька, что и предыдущий альбом. А то, что их мало, я считаю, не так страшно. Мы так пораскинули, что можем играть две-три совершенно разные программы.

- Маргарита Пушкина в одном из интервью сказала так: «Валера скупой на собственное творчество». Как вы думаете, что она имела в виду?

Мне сложно сказать. Я ей как-то говорил, и она даже обиделась на меня: «Себя нужно очень бережно нести, чтобы не расплескать». А Маргарита Анатольевна берется за все сразу. Я все-таки стараюсь что-то одно довести до конца. Я не разбрасываюсь, не люблю какие-то совместные проекты, а если понимаю, что песня не моя, то петь ее не буду. Пушкина иногда предлагает свои тексты, а у нас не так много случаев, когда песни пишутся на готовый текст. «Косово поле» - одна из немногих. Не всегда ее строчки совпадают с нашими возможностями. Она пишет стихи, и это необязательно тексты для песен. У меня тоже есть куча претензий к той же «Окситании» (рок-опера Маргариты Пушкиной и Сергея Скрипникова. - Прим. Onliner.by), но я об этом не говорю. Слава богу, ей это нравится, она в этом купается.

Маргариту интересуют тамплиеры, каркассоны, а мне это малоинтересно - меня волнуют мотивы жизни современного человека, его переживания. Если бы была проведена какая-то параллель с нынешним днем, это было бы интересно. Не мое это на самом деле. Тем более команды вроде «Эпидемии» увлеклись этими сагами, а мне ближе действительность. Поэтому мы с Пушкиной порой не очень хорошо друг друга понимаем. Хотя то, что мы сделали, я считаю, получилось замечательно.

«Шевчук заслуживал стать президентом „Нашествия“ больше, чем Шнуров»

Я к вам с не очень хорошими новостями. В Беларуси существует жесткая цензура концертной деятельности. Давайте вспомним те времена, когда «Арию» не пускали в нашу страну. Я так понимаю, это было из-за песни «Антихрист»?

Не совсем так. Тогда был на самом деле достаточно сложный период: по-моему, речь про 1998 год. Идеологи взяли список и посмотрели названия песен: там на самом деле были «Антихрист», «На службе силы зла». Много-много было таких песен. Понятно, что они смотрят на название и не углубляются в содержание, поэтому это немножко их пугало. Этот этап достаточно быстро прошел. Хотя да, звонили по поводу песни «Антихрист»: ходили слухи, что якобы кто-то вербует на наших концертах людей в сатанинские секты. Это было смешно. Я даже говорил: «Может, батюшку православного пригласить, чтобы он окропил сцену? Какие сатанисты, вы с ума сошли?» Но сколько мы ни приезжали в Беларусь, никогда к нам претензий не было.

- Но песню «Антихрист» вы петь перестали.

Я отказался от нее не потому, что это был чей-то запрет. Просто понял, что это не моя песня. Когда я пел от собственного имени «Имя мне - Антихрист, знак мой - цифра 666»… Потом только до меня дошло, что я делаю. Понятно, что это хеви-метал, дань моде, мистика. Но когда ты на себя вот такое берешь… А потом жизненная практика это подтвердила, хотя «арийцы» и отрицают. В аварию мы попадали с группой Rage, сцена горела в «Горбушке», дирижер в оркестровую яму падал. Куда дальше? Та же самая Пушкина просила то так, то сяк. Я ей сказал: «Рита, я раз и навсегда отказался от этого». Не хочу с этим играть: это очень серьезное дело. К тому же эта песня противоречит моим религиозным убеждениям: я человек православный и от всего этого открестился.

- Сейчас визитная карточка группы «Кипелов» - песня «Я свободен». Вы в 1997 году понимали ее потенциал?

Нет, конечно. Мы ее записали, альбом вышел - кому-то он понравился, кому-то не очень. Мне эта запись чисто технически вообще не понравилась. Материал был неплохой, но не все песни. Мы с Сергеем Мавриным сделали этот проект, но подход был не особо серьезный. Про песню «Я свободен» забыли: в «Арии» ее не исполняли, Маврин сам ее никогда не играл. А спустя какое-то время, когда уже появилась группа «Кипелов», нужен был какой-то материал, потому что группа была больше заточена на гастроли. Мы решили перезаписать песню, сделать аранжировочку чуть потяжелее. С 2003 года у нее началась вторая жизнь: мы отдали ее на радио и вообще не ожидали, что будет такой эффект. Она разошлась, была какая-то премия. Благодаря этой песне у нас был такой подъем.

- Я так понимаю, она и сейчас неплохо вас кормит.

Да. Кстати, мы посмотрели версию белорусской группы Pawa, и мне очень понравилось. Я предложил на этом концерте сыграть «Я свободен» вместе: было бы интересно, если бы они спели на белорусском, а я - на русском. Но ребята не смогли: заняты, работают. Сказали: «Нам очень хотелось бы, но не можем». Надеюсь, что мы еще что-нибудь совместно сделаем.

- С песней «Я свободен» была история, связанная с Сергеем Шнуровым.

Это была банальная история. Просто принесли какой-то документ - якобы для того, чтобы песня из фильма «Бумер» исполнялась на радио. Никаких проблем не было, я подписал какой-то документ - не более того.

- Больше всего вас интересовало, нет ли там нецензурной лексики.

Да, это было главное условие. Я послушал и сказал: «Да, неплохая песня, ради бога». И подписал документы. Потом оказалось, что это саундтрек к фильму.

- Как вы вообще относитесь к творчеству Шнурова?

Я видел его один раз, это было на «Нашествии». Отличное шоу, очень профессионально все сделано. Но мы с ним в каком-то отношении антиподы.

- Вы в прошлом году участвовали в выборах президента «Нашествия» и проиграли тому же Шнурову. Не обидно было?

Нет, абсолютно. Вообще, это смешно, конечно: президент, «Нашествие»… Но они решили в эту игрушку поиграть. Я тогда сказал: «Если есть возможность, отдайте мои голоса Шевчуку. Пусть наши поклонники не обижаются, но реально…» Юре было 60 лет, он заслуживает. Хотя у нас и сильно расходятся политические взгляды, но чисто по-человечески и по-товарищески я считаю, что Шевчук гораздо больше заслуживал быть президентом.

- «Нашествие» критикуют каждый год: вопросы и к лайнапу, и к инфраструктуре, и к политическим мотивам…

По поводу того, что там присутствует какая-то военная техника, - я не вижу в этом никакого милитаризма. Я пришел рассказал там о своей военной службе. Смотрю: пацаны маленькие лазают по этим пушкам. Ничего там страшного, никакой милитаризации нет. Стоит военная техника, иногда появляются летчики и там летают. Мы с ними общались, это пилотажная группа «Русские витязи» - отличные ребята. Оказалось, что у них одна из любимых песен - «Дыхание тьмы», я был очень удивлен этим. Какая-то там политическая подоплека… Я никогда этого не видел: приезжали, играли в свое удовольствие, встречались с нашими поклонниками со всей страны. На «Нашествие» частенько приезжает моя племянница. Единственное, достаточно высокие цены на все, даже на воду.

«Любое хирургическое вмешательство как-то влияет на состояние голоса»

- Во время первых гастролей по Германии вас называли казаками с гитарами. Не обидно было?

Казаками точно не называли. Это, может, кто-то другой такое придумал? Нет, нас называли советскими Iron Maiden.

- А это сравнение вас не задевало?

Нет, абсолютно. Если бы нас называли американским «Ласковым маем», вот это бы задевало. А если мы в чем-то были похожи на Iron Maiden, такую замечательную группу… И потом, я сам знал, что некоторые товарищи в группе очень сильно увлекались творчеством Iron Maiden, и вообще, этот коллектив повлиял на нас. Да, аналогий можно найти много, но сделано это было талантливо. Хотя мне больше нравились другие команды: Оззи Осборн, Judas Priest. Некоторые товарищи в «Арии» даже надевали костюмы такие, были похожи на Адриана Смита.

- В 2012 году вы перенесли операцию на связках. Насколько все было серьезно?

Это было не болезненно, но неприятно. Потом пришлось долгое время молчать. Впервые за 30 лет у нас случилась отмена концерта: мы не выступили в Витебске. А первый после операции концерт случился в Минске во Дворце спорта, хотя мне советовали полгода вообще молчать. Но сами знаете: человек предполагает, а бог располагает. В Минске я, конечно, был не очень в форме после такой неприятной операции. Сейчас кто-то считает, что стало лучше, но я так не думаю: любое хирургическое вмешательство как-то влияет на голос и состояние.

- Есть среди фанатов такое мнение: после операции на связках Кипелов стал не тот.

Я не знаю. Но любая операция не проходит бесследно - это одна из причин, по которой мы так сократили свою гастрольную деятельность. Нужно как-то беречь себя и не насиловать свой голос по возможности. А относительно «Арии» я просто стал петь немножко в другой манере.

Вы любите общественный транспорт. Это как-то не вяжется с образом человека, который исполнял песни «Король дороги», «Герой асфальта» и «Беспечный ангел».

А есть актеры, которые играют пьяниц. Вицин, например. Замечательный комик, вообще непьющий, занимался йогой, а вечно играл каких-то самогонщиков и забулдыг. Это просто роль, не более того. Когда вживаешься в образ, который должен донести, становишься и байкером, и водителем, и летчиком. Это способность человека перевоплощаться.

- Вы вообще когда-нибудь садились за руль?

Садился, но это было недолго. Когда ездил на дачу и времени было много. Даже что-то получалось. А потом как-то вдруг 60 лет, а чайником в таком возрасте быть не очень хочется. По Москве мне проще на репетицию передвигаться в метро: я за 40 минут приезжаю на место. Если бы ехал на машине, это было бы часа полтора-два. А так я ближе к народу, знаю, чем он живет, дыхание его чувствую в метро.

- Вы говорили, что разбираетесь в футболе, наверное, даже лучше, чем в музыке.

Отчасти да.

- Что слышали про белорусский футбол?

Я знаю, что Виктор Гончаренко раньше тренировал БАТЭ. Последний белорусский игрок, про которого я слышал, - это Глеб, он за «Арсенал» играл. При Советском Союзе минское «Динамо» было замечательной командой. Тогда как-то больше информации было о белорусском футболе. А сейчас слышу только про БАТЭ, когда команда играет на международной арене. Это странно. Вроде бы близкие по духу страны, а информации друг о друге очень мало - меня это сильно удивляет. Что касается спорта, я больше знаю про биатлон - там Домрачева.

- Что вы думаете про Гончаренко? Вы бы хотели, что бы он тренировал не «коней», а «мясных»?

Нет, не хотел бы. Я думаю, все, что происходит, к лучшему. Он неплохой тренер, но и у «Спартака» хороший. Я не считаю, что «Спартак» - лидер. Они неплохо играют, но эти резкие сбои и подъемы… И потом, как они проиграли «Атлетику»… Могли лучше сыграть на самом деле.

Вот раньше был «Спартак» или то же минское «Динамо», а теперь игроки мигрируют из клуба в клуб и не чувствуют духа игры. Это все как-то нивелировалось. Наверное, я человек старых взглядов на эти дела, но считаю, что дух потерялся. Все эти легионеры, мне кажется, этого не чувствуют. Нет лидеров, какими раньше в «Спартаке» были Тихонов, Титов.

«С сыном после бани поем русские народные песни»

- Ваш сын сказал, что вы играете в стиле «зашкварный патриотизм».

Ха-ха-ха!

- Как думаете, что он имел в виду?

Это он мне передал слова, это не его мнение было. Я не согласен с этим. Мы делаем музыку не для того, чтобы кому-то понравиться. Это наше личное мнение, мой взгляд на вещи. Если я про Косово поле пою, то делаю это со знанием дела, со страданием. Если мы пишем какие-то песни про блокадный Ленинград, то не для того, чтобы кто-то сказал, что это гимн родине Путина. Это наш личный взгляд на вещи. Что касается войны, у меня оба деда погибли, поэтому меня агитировать не надо. Мы поем о том, что нас реально волнует, а не из конъюнктурных соображений. Как это модно сейчас? Скрепы… Нет, это все ерунда.

Взять наш последний альбом. Там есть замечательная песня «Рожденный летать». Мы встретились с мальчиком-байкером. Он здорово пострадал в аварии, и мама привезла его на коляске на наш концерт. Ему очень хотелось сфотографироваться. Не знаю, что произошло, но он встал и пошел. И вначале песню «Рожденный летать» хотелось написать об этом парне, это уже потом идея трансформировалась. Мы поем тексты, которые нам близки.

- Вам сейчас легко находить общий язык со своими детьми?

Конечно. Причем сын в каких-то вещах даже более радикален, чем я.

- Например?

Вот я увлекаюсь народным творчеством, а он идет еще дальше: его интересует аутентика. Он виолончелист, закончил консерваторию, но освоил гармошку и балалайку. Когда встречаемся на даче, то с удовольствием после бани поем русские народные песни. Наверное, я на него как-то повлиял в свое время. Но в каких-то вещах он более радикален, и мне приходится его осаживать: объяснять, что нужно быть добрее, объективнее. У него прямо белое и черное, и мне это не всегда нравится.

- У ваших детей классическое музыкальное образование. Их можно назвать обеспеченными людьми?

Я бы не сказал. Но они по крайней мере самодостаточны. Я никогда не баловал их, но помощь свою предлагаю. Например, сыну нужно было купить хороший инструмент - понятно, что самому это сделать было бы тяжело. Дочери я часто помогаю: у меня две замечательные внучки, я интересуюсь их жизнью. Они не избалованы и радуются каждой ерунде, которую я могу привезти, даже каким-нибудь дешевеньким серебряным серьгам. Мне это очень нравится, и к себе я вижу такое же отношение: недавно я приболел, и внучки приносили мне мед, варенье. У меня очень хорошие отношения с семьей. Как и с публикой на сцене. Народ все чувствует: если ты к нему с уважением, то к тебе это вдвойне приходит. Так же и с детьми.

- Можете представить, что в Беларуси солист филармонии получает $150 на полной ставке?

Кхм… Вполне. Я могу себе это представить. Я в свое время работал за $50 ночным сторожем, это было не так давно, кстати.

- Это было во времена самого расцвета «Арии». Как так случилось?

Как-то я выжил. Понимаю, что время сейчас другое, деньги тоже совсем другие. Я понимаю, что и у нас, наверное, что-то такое, хотя с деньгами в России получше. Я даже не знаю, как это прокомментировать. Наверное, проблематично жить на такие деньги. Но люди осознанно делают свой выбор. Он же не идут в бизнесмены. Ты должен понимать, что это очень непростой путь. В тот же «арийский» период мы не знали, как содержать семьи во время перестройки. Все сбережения пропали, и вообще непонятно было, как прокормить двоих детей. Как-то выкручивались. Самое главное, что семьи не разрушались и мы даже пытались что-то записывать. Здесь и проверяется человек, насколько он предан своей профессии.

- Если вернуть время назад, вы бы по-прежнему сделали свой выбор в пользу тяжелой музыки?

Да, конечно. Я бы еще попробовал свои силы в классической музыке. Но не знаю, на сколько бы меня там хватило, потому что это даже более серьезное отношение к делу, чем здесь. Хотя и здесь ты постоянно должен быть в форме и подтверждать свое мастерство. Каждый концерт - это проверка. Как и с альбомами: можно было штамповать их каждый год, невзирая на музыку, аранжировки, тексты. Но мы этого не делаем: хочется, чтобы материал был достаточно качественным.

Сегодня, 12.07.2013, Валерию Кипелову, рок-музыканту, бывшему солисту группы «Ария», автору популярнейшей песни «Я свободен» и основателю собственной группы «Кипелов», исполняется 55 лет. Сейчас он продолжает усиленно работать: дает концерты, выступает на различных фестивалях и готовится к записи нового альбома. «Труд» расспросил юбиляра о его планах в музыке и в жизни.

– Как идет работа над новым альбомом?

– Загадывать трудно, у нас и предыдущий альбом писался достаточно долго. Сейчас вообще проблемы с выпуском больших альбомов, поэтому мы, возможно, пойдём по другому пути и будем писать макси-синглы, то есть альбомы максимум по три песни. И таким образом ускорим этот процесс.

– Какие песни войдут в альбом?

– У нас есть баллада, оставшаяся со времен написания альбома «Жизнь вопреки». Музыкальный материал уже записан, но текста нет. Мы с Ритой (Маргаритой Пушкиной – автором многих песен «Арии» и «Кипелова» - «Труд».) очень щепетильно относимся к написанию текстов, и поэтому та песня так и не вписалась в альбом. Но, думаю, выйдет на одном из макси-синглов. Но финальный состав еще не определен. Мы сейчас переезжаем на новую базу – и уже там будем решать все вопросы.

– Вы работаете с кем-нибудь из иностранных музыкантов? Вообще, группа «Кипелов» рассчитывает на западную аудиторию?

– Предложения есть, причем достаточно много, но мы не рассчитываем на западную аудиторию. Многие наши коллеги, в том числе и группа «Ария», часто ездят за рубеж – в Германию, США, Финляндию... Но эти предложения строятся на том, чтобы петь для наших бывших соотечественников, меня это не устраивает. А чтобы завоевать западный рынок, надо петь на английском языке, и кто-то еще должен заниматься твоей раскруткой. Но зачем нам западная публика? Мы абсолютно русский коллектив, который работает для своей аудитории. Мы востребованы здесь, нас любят здесь. А так, в октябре, например, поедем в Израиль. Но эта поездка – скорее отдых, совмещенный с гастролями.

– Вы производите впечатление очень спокойного человека.

– Наверное, спокойствие – это признак опыта. Мне хочется быть примером для своих детей, для внучек, которые, кстати, уже достаточно взрослые барышни – одной 12, другой – четыре. После больших фестивалей, когда отдаешь огромное количество энергии, самый лучший способ восстановиться – заняться спортом. Я дал себе зарок каждый день полтора-два часа заниматься зарядкой. Пока его соблюдаю, может, если умирать буду, то дам себе какое-нибудь послабление. Природа дает спокойствие: дача, лес, озеро…

– Знаю, что интересуетесь футболом. Часто ли ходите на матчи?

– К сожалению, смотреть получается не часто. В свое время фан-клуб «Спартака» подарил мне абонемент на сезон, но выбраться так и не получилось. Правда, в последнее время внутренний чемпионат интересует меня все меньше. Есть неплохие футболисты, но когда я смотрю западные чемпионаты, то понимаю огромную разницу между нашей лигой и их, хотя я и огромный патриот. Какая там самоотдача! А здесь так мало ярких матчей, как будто футболисты даже играть не хотят. А те, кто хочет, уезжают за границу.

– Как вы относитесь к тому, что сейчас многие «металлические» группы оказались в разряде «неформат» и, чтобы выйти из него, начинают выступать на попсовых фестивалях и участвовать в разных телешоу?

– Я лично на телешоу не хожу – это не мое. Там все искусственно, всегда возникает ощущение, что гости что-то недоговаривают. Сидеть там, надувать щеки – зачем? Только время терять. Помню, меня однажды пригласили на программу, где обсуждали влияние алкоголя, выясняли, кто виноват – государство или сам человек. Это было интересно, мне было что сказать, но мою реплику в итоге вырезали. После этого я понял, что на подобные передачи ездить не буду.

Что касается попсовых фестивалей, то на них я тоже не выступаю, да нас и не приглашают. Была история, когда нас позвали на премию «Муз-ТВ», еще в 2004 году, когда она только зарождалась, и ребята еще не определились с форматом. Мы хотели выступить вживую, но нам не дали.

То, что металл стал неформатом, да, обидно. Такие группы не крутят по радио, разве что «Наше радио» иногда ставит что-то. Хотя мы и там стоим особняком. Но это, наверно, традиция: «Ария», я – мы постоянные участники «Нашествия». Но меня это не смущает: у поп-звезд целый штаб пиарщиков, имиджмейкеров, мы этим не пользуемся, у нас другие методы. От сердца к сердцу, что называется. Мы смотрим нашим зрителям прямо в глаза.

– Сейчас некоторые ваши коллеги идут в политику: Паук, например, стал кандидатом в мэры Москвы. У вас нет политических амбиций?

– Нет, не хочу. Каждый человек должен заниматься своим делом. Я глубоко убежден, что нашей стране не нужны потрясения. У меня есть масса претензий к Кремлю, но я понимаю, что у огромной страны – огромные проблемы, решение которых требует большого коллектива и большого опыта, и зачем в это лезть людям, которые ничего в этом не понимают, не знаю. Я не хочу лезть в политику. Когда ты в политике, ты не самостоятелен, а я очень дорожу своей свободой и тем, что надо мной нет начальников.