Ги тихая обитель. Тихая обитель. Описание картины Левитана. «Свежий воздух» против «тулупов и смазанных сапог»
(1860-1900), написанный в 1890 году. Картина является частью собрания Государственной Третьяковской галереи (инв. Ж-584). Размер - 87,5 × 108 см.
Полотно, в сюжете которого переплелись впечатления художника, связанные с несколькими монастырями, было окончено в 1890 году, после поездки Левитана на Волгу. В 1891 году картина экспонировалась на 19-й выставке Товарищества передвижных художественных выставок («передвижников»), которая проходила в Петербурге, а затем в Москве. «Тихая обитель» имела большой успех у посетителей выставки и получила высокие оценки у художественных критиков, что окончательно подтвердило признание Левитана одним из ведущих российских пейзажистов.
В том же 1891 году полотно было приобретено для одной из частных коллекций. После революции след картины потерялся, и её местоположение оставалось неизвестным до 1960 года, когда она «нашлась» в другом частном собрании. В 1970 году картина «Тихая обитель» была передана в Государственную Третьяковскую галерею.
В марте 1890 года Левитан отправился в свою первую зарубежную поездку. За два месяца он побывал в Германии, Франции и Италии. После возвращения в Россию вместе с художницей Софьей Кувшинниковой он поехал на Волгу, где провёл лето и осень, посетив Плёс, Юрьевец и Кинешму.
Софья Пророкова, автор биографии Левитана, писала, что «Юрьевец привлёк симпатии художника» и, в частности, «обворожил его один монастырь, расположенный в лесу на противоположном берегу около большого Кривого озера». А его спутница Софья Кувшинникова рассказывала, сравнивая с более ранними впечатлениями от вида Саввино-Сторожевского монастыря под Звенигородом:
Картина «Тихая обитель» была окончена вскоре после возвращения Левитана из поездки на Волгу, и она имела большой успех на 19-й выставке Товарищества передвижных художественных выставок («передвижников»), которая открылась в Санкт-Петербурге в марте 1891 года. Антон Чехов так писал об этом в письме к своей сестре Марии от 16 марта 1891 года: «Был я на передвижной выставке. Левитан празднует именины своей великолепной музы. Его картина производит фурор. <…> Во всяком случае успех у Левитана не из обыкновенных.» Впоследствии Чехов использовал образ этой картины в своей повести «Три года» (1894), героиня которой, Юлия, размышляет, рассматривая пейзаж на выставке:
Результатом успеха «Тихой обители» на выставке передвижников стало окончательное признание Левитана одним из ведущих российских пейзажистов. Его картины стали охотно экспонировать на выставках, и их покупали за хорошую цену, в результате чего заметно улучшилось материальное положение художника. Ранее бывший экспонентом ТПХВ, с марта 1891 года он становится его полноправным членом.
В 1891 году, прямо с выставки передвижников, картина «Тихая обитель» была приобретена у автора неким Алфёровым - в каталоге ГТГ его фамилия указана без инициалов. Судя по всему, Левитан и сам не знал имя и отчество покупателя, поскольку в мае 1891 года в письме к художнику Егору (Георгию) Хруслову он писал: «Имя и отчество г[осподи]на Алферова для меня так же неизвестны, как и для Вас, и потому пошлите ему картину без обозначения имени. Продана картина за 600 р[ублей], о чем уже говорил Лемоху. Адрес упомянутого Алферова верен, т. е. Николаевская, д. 8, кв. 4.» Согласно петербургской адресной книге, в 1890-х годах дом 8 по Николаевской улице (ныне - улица Марата) принадлежал купцу 1-й гильдии и основателю банковской конторы Фёдору Александровичу Алфёрову (1839- не ранее 1917), который, по-видимому, и был покупателем картины.
Впоследствии картина перешла в коллекцию дирижёра и композитора Николая Голованова (1891-1953), который в конце 1940-х - начале 1950-х годов был главным дирижёром Большого театра. После смерти Голованова, последовавшей в 1953 году, его коллекция оставалась у его сестры Ольги Семёновны. Судя по всему, искусствоведы не знали, у кого находилась картина после Алфёрова, поскольку в публикации 1956 года указывалось, что её «местонахождение неизвестно». Она снова «нашлась» при подготовке к выставке 1960 года, проходившей в Третьяковской галерее и посвящённой 100-летию со дня рождения Левитана. Сестра Голованова скончалась в 1969 году. После этого был создан Музей-квартира Николая Голованова (ныне - часть ВМОМК имени М. И. Глинки), в котором осталась часть его коллекции, а некоторые полотна были переданы в художественные музеи. В частности, «Тихая обитель» Левитана и «Портрет В. А. Кочубей»
Написанная в 1890 году, Картина Левитана «Тихая обитель» отнюдь не была призвана стать «портретом» какой-то конкретной местности. Впервые замысел написать подобную картину возник у художника в 1887 году. Именно тогда на Левитана, сильное впечатление произвело поэтическое зрелище заката, который осветил ярким, алым светом кресты Савинно - Сторожевского монастыря, который находится недалеко от Звенигорода. При написании картины по воспоминаниям Софьи Кувшинниковой, Левитан основой обители взял монастырь на Волге близ Юрьевца. Но это не помешало художнику создать картину, отличающуюся непосредственностью чувства и воспроизводящую «живую жизнь». Александр Бенуа, который был в числе первых зрителей, которым была представлена картина «Тихая обитель», делился позже своими воспоминаниями: «ощущение такое, точно ставни сняли с окон, раскрыв их настежь, и струя свежего, душистого воздуха ворвалась в старый выставочный зал».
Впервые картина обрела «большого зрителя» на передвижной выставке, состоявшейся в Москве в 1891 году. После нее имя Левитана было на устах у всей интеллигентной Москвы. Многие люди по нескольку раз приходили на выставку, для того, чтобы в очередной раз полюбоваться на картину, которая говорит о чем-то важном, что затрагивает сердце каждого зрителя. Многие благодарили Левитана за то душевное сладкое спокойствие и блаженное настроение, которое возникало, глядя на этот тихий уголок, изолированный от всего внешнего мира, всех суетливых и лицемерных дел, окружающих человека в жизни. Не прошло творчество Левитана, в частности связанное с тихой обителью и мимо творчества Антона Павловича Чехова. В свою повесть «Три года» он вставил эпизод, где картины рассматривает героиня, посетившая художественную выставку. Она самозабвенно смотрит полюбившуюся картину, описание которой Чеховым сильно напоминает полотно «Тихой обители»: «на главном плане течет речка, через которую перекинут бревенчатый мостик, на другом берегу тропинка, которая ведет и пропадает в темной траве. Вдали на горизонте догорает вечерняя зорька… И почему то ощущение такое. Что эти лес и облачка и поле, она видела уже много, много раз. Захотелось ей пройтись по тропинке туда, где мерцает и вечерняя заря, где хранится отражение чего-то вечного, неземного». Левитан как бы раскрывает зрителю глаза, на то как прекрасно то, что он много раз видел, ног не замечал.
Левитан Исаак Ильич - известный русский пейзажист. Значительную роль в его творчестве занимает церковный пейзаж. Одной из самых знаменитых произведений этого жанра есть его работа «Тихая обитель».
Эта картина проста и в тоже время прекрасна. Красивое летнее утро. Спокойная речная гладь бесшумно отражает красоты природы. Погода стоит спокойная и безветренная. На светлом небе, где нигде проплывают маленькие тучки. Через речку расположен деревянный мостик. На другом берегу среди густо насаженных, зеленных стволов деревьев виднеются купола церкви и колокольня небольшого монастыря. Во всей картине чувствуется тишина и спокойствие. Автор любовался и наслаждался таким прекрасным видом. Он с такой любовью передал увиденную красоту на полотно. Это чувствуется в маленькой тропинке, которая ведет к мосту, а потом продолжается уже к самому монастырю. В цвете деревьев. Они такого темно зеленного цвета, как бут-то охранники святыни стоят по всем сторонам. Очень красиво на зеленом фоне травы виднеются маленькие белые цветочки. Они, как жемчужинки, переливаются на утреннем солнышке. Весь пейзаж какой-то сказочный, даже не реальный. Эти переливы красок бело-золотых храмов, розово-голубого неба, зеленовато багряного леса. Невероятно, что в таком чудесном месте живут простые люди. Что они каждое утро наблюдают такую красоту. Попасть бы туда хотя бы на минутку…
Вся картина наполнена свежестью, чистотой, умиротворением. Глядя на картину, как бут-то бы открыв окно, ощущаешь душистый воздух летнего утра. Так и хочется пройтись по тому мосту, собрать белые цветы и отнести в святую церковь. От увиденного пейзажа на картине поднимается настроение и прибавляется больше бодрости и сил. Тихий и чудесный уголок рая на земле.
Исаак Левитан. Тихая обитель.1890. Холст, масло. 87 x 108. Третьяковская Галерея, Москва, Россия.
Isaac Levitan. Quiet Abode (The Silent Monastery).
1890. Oil on canvas. 87 x 108. The Tretyakov Gallery, Moscow, Russia.
Левитан и в 1890 году, и позднее, оказываясь на Западе и высоко отзываясь о европейской культуре и удобствах быта, вскоре начинал тосковать по любимой русской природе. Так, весной 1894 года он писал Аполлинарию Васнецову из Ниццы: "Воображаю, какая прелесть теперь у нас на Руси — реки разлились, оживает все. Нет лучше страны, чем Россия... Только в России может быть настоящий пейзажист".
Однажды под влиянием Кувшинниковой в день Святой Троицы Левитан, воспитанный в традициях иудаизма, вместе с ней в первый или второй раз отправился в православный храм и там, услышав слова праздничной молитвы, он вдруг прослезился. Художник объяснил, что это не «православная, а какая-то… мировая молитва»! Так был написан удивительный по красоте и мажорному звучанию пейзаж «Тихая обитель», таящий в себе глубокое философское рассуждение о жизни.
Обитель отчасти скрыта в густом лесу, озаренном лучами вечернего солнца. Купола ее церкви нежно сияют на фоне золотисто-голубого неба, которое отражается в прозрачной воде. Через реку перекинут старый, кое-где разрушенный и подлатанный деревянный мост. К нему ведет светлая песчаная тропинка, и все словно приглашает пойти и окунуться в очищающую умиротворенность бытия святой обители. Настроение этой картины оставляет надежду на возможность гармонии человека с самим собой и обретение им тихого счастья.
Сохранились свидетельства о том, что после появления этой картины на передвижной выставке 1891 года имя Левитана было "на устах всей интеллигентной Москвы". Люди приходили на выставку только для того, чтобы еще раз увидеть картину, говорившую что-то очень важное их сердцам, и благодарили художника за "блаженное настроение, сладкое душевное спокойствие, которое вызывал этот тихий уголок земли русской, изолированный от всего мира и всех лицемерных наших дел".
В картине "Тихая обитель" недвижность воздуха, покой природы запечатлелись в необычайно тонких оттенках и взаимоотношениях цвета. Реалистическая пластика достигла здесь совершенства. В этой картине живопись Левитана обрела несравненное качество - точность воспроизведения предметного мира, воздушной среды, светотени, цвета. Тени от деревьев положены безукоризненно верно. Они лишены приблизительности. Точность переданной освещенности, тона, рисунка, цвета придает живописи Левитана полноту художественного изъяснения.
Не случайно, как вспоминал Александр Бенуа, первым зрителям картины "казалось, точно сняли ставни с окон, раскрыли их настежь, и струя свежего, душистого воздуха хлынула в старое выставочное зало". Николай Рубцов посвятил следующее стихотворение этой картине:
Современники оставили немало признаний в том, что Левитан помог им увидеть родную землю. Александр Бенуа вспоминал, что "лишь с появлением картин Левитана" он поверил в красоту, а не в "красоты" русской природы: "...оказалось, что прекрасен холодный свод ее неба, прекрасны ее сумерки, алое зарево закатного солнца и бурые весенние реки, прекрасны все отношения ее особенных красок"
"Левитан понял, как никто, нежную, прозрачную прелесть русской природы, ее грустное очарование... Живопись его, производящая впечатление такой простоты и естественности, по существу, необычайно изощренна. Но эта изощренность не была плодом каких-то упорных усилий, и не было в ней никакой надуманности. Его изощренность возникла сама собой - просто так он был рожден. До каких "чертиков" виртуозности дошел он в своих последних вещах!.. Его околицы, пристани, монастыри на закате, трогательные по настроению, написаны с удивительным мастерством" (Головин А.Я.).
В первый раз Левитан обратил на себя внимание на Передвижной выставке 1891 года. Он выставлялся и раньше, и даже несколько лет, но тогда не отличался от других наших пейзажистов, от их общей, серой и вялой массы. Появление «Тихой обители» произвело, наоборот, удивительно яркое впечатление. Казалось, точно сняли ставни с окон, точно раскрыли их настежь, и струя свежего, душистого воздуха хлынула в спертое выставочное зало, где так гадко пахло от чрезмерного количества тулупов и смазных сапог.
Что могло быть проще этой картины? Летнее утро. Студеная полная река плавно огибает лесистый мысок. Через нее перекинут жиденький мост на жердочках. Из-за берез противоположного берега алеют в холодных, розовых лучах, на совершенно светлом небе, купола и колокольня небольшого монастыря. Мотив поэтичный, милый, изящный, но, в сущности, избитый. Мало ли было написано и раньше монастырей при розовом утреннем или вечернем освещении? Мало ли прозрачных речек, березовых рощиц? Однако ясно было, что здесь Левитан сказал новое слово, запел новую чудную песнь, и эта песнь о давно знакомых вещах так по-новому очаровывала, что самые вещи казались невиданными, только что открытыми. Они прямо поражали своей нетронутой, свежей поэзией. И сразу стало ясно еще и то, что здесь не «случайно удавшийся этюдик», но картина мастера и что отныне этот мастер должен быть одним из первых среди всех.
Тридцатилетнему Исааку Левитану его «Тихая обитель» снискала громкую славу. Именно после неё о Левитане заговорили не просто как о состоявшемся художнике – как о мэтре и выразителе национального духа.
Тихий благостный вечер опускается на реку и перелесок, скрывающий в своей зелени небольшой скит. Краски прозрачны и чисты – можно даже на минуту ошибочно решить, что перед нами ранее утро. Через речку тянутся шаткие деревянные мостки. Кажется, перейдёшь по ним, очутишься под сенью древнего монастыря – и все напасти и печали, всё грешное и суетное останется далеко позади. В тревожные десятилетия безвеременья «Тихая обитель» воспринималась как редкий символ «русской благодати».
Артхив собрал документы и интересные факты об одной из знаменитейших картин Левитана.
«Свежий воздух» против «тулупов и смазанных сапог»
«Казалось, точно сняли ставни с окон, раскрыли их настежь, и струя свежего, душистого воздуха хлынула в спертое выставочное зало, где так гадко пахло от чрезмерного количества тулупов и смазанных сапог...» Это экспрессивное высказывание принадлежит Александру Бенуа и описывает его впечатление от появления «Тихой обители» на XIX Передвижной выставке (1891).Чтобы узнать, какие же работы произвели на Бенуа столь тягостное впечатление (а если серьёзно – оценить контекст, в котором впервые явилась публике «Тихая обитель»), мы заглянули в каталог XIX выставки ТПХВ и, действительно, там в изобилии обнаружились и тулупы, и «смазанные сапоги». Например, в один год с «Тихой обителью» выставлялись жанры Василия Максимова «После обедни» и «У своей полосы» , картина «Журавли летят» друга Левитана Алексея Степанова с оравой крестьянской детворы в лаптях и зипунах, «Взятие снежного городка в Сибири» Василия Сурикова, «Деревенский иконописец» Абрама Архипова, «В ожидании шафера» Иллариона Прянишникова, ныне забытые крестьянские картины молодого Богданова-Бельского и еще немало другой бытоописательной живописи. Эти работы, разные по качеству, объединяла свойственная передвижникам социально-обличительная тенденция, так что мирискусник Бенуа имел основание брезгливо поморщиться. Картина Левитана, как и они, обращаясь к типично русским реалиям, напротив, дарила ощущение гармоничности мироустройства.
Как приняла «Тихую обитель» публика?
Судя по мемуарно-биографической литературе – восторженно. Рассказывали, что перед картиной долго задумчиво стояли два литератора – молодой Чехов и старый Григорович, когда к ним присоединился третий, Алексей Плещеев, который сообщил, что левитановская картина – на устах у всей просвещённой Москвы. А газеты, еще недавно подозревавшие, что Левитан как художник «кончился», «исписался», забыв старое, наперебой затрубили, что гениальный пейзажист только-только достиг расцвета своего таланта.Сохранилось и эпистолярное свидетельство – письмо Антона Чехова сестре Маше от 16 марта 1891 года: «Был я на Передвижной выставке. Левитан празднует именины своей великолепной музы. Его картина производит фурор. По выставке чичеронствовал мне Григорович, объясняя достоинства и недостатки всякой картины; от левитановского пейзажа он в восторге. Полонский находит, что мост слишком длинен; Плещеев видит разлад между названием картины и её содержанием: «Помилуйте, называет это тихой обителью, а тут всё жизнерадостно»... и т.д. Во всяком случае, успех у Левитана не из обыкновенных» .
Как меланхолику Левитану удалось достичь в «Тихой обители» предельной умиротворённости?
Настроение картины, действительно, далось Левитану далеко не сразу. Погрузиться в состояние, когда «всё жизнерадостно» , ему самому, которого называли певцом тоски и печали, удавалось совсем нечасто.Подруга Левитана Софья Кувшинникова, рассказывала, как во второй половине 1880-х годов они с Левитаном приехали на этюды под Звенигород, в Саввину Слободу – местность с дивными видами на излучины Москвы-реки, этакий «русский Барбизон» – но и здесь художника настиг очередной приступ свойственной ему болезненной меланхолии.
«Левитан сильно страдал от невозможности выразить на полотне все, что бродило неясно в его душе,
– рассказывает Кувшинникова. – Однажды он был настроен особенно тяжело, бросил совсем работать, говорил, что все для него кончено и что ему не для чего больше жить, если он до сих пор обманывался в себе и напрасно воображал себя художником... Будущее представлялось ему безотрадно мрачным, и все мои попытки рассеять эти тяжелые думы были напрасны. Наконец я убедила Левитана уйти из дому, и мы пошли по берегу пруда, вдоль монастырской горы. Вечерело (...) По склону горы побежали тени и покрыли монастырскую стену, а колокольни загорелись в красках заката с такой красотой, что невольный восторг захватил и Левитана. Зачарованный, стоял он и смотрел, как медленно все сильнее и сильнее розовели в этих лучах главы монастырских церквей, и я с радостью подметила в глазах Левитана знакомый огонек увлечения. В Левитане точно произошел какой-то перелом, и когда мы вернулись к себе, он был уже другим человеком. Еще раз обернулся он к бледневшему в сумерках монастырю и задумчиво сказал:
– Да, я верю, что это даст мне когда-нибудь большую картину»
.
Так значит, «Тихая обитель» - живописный слепок Подмосковья?
Нет! В отличие от многих его натурных работ, эта картина Левитана вообще не является «портретом» конкретной местности – она скорее обобщает впечатления Левитана от разных локаций.Получив первый сильный импульс для картины в Подмосковье, Левитан так и не написал задуманной картины – он лишь помнил охватившее его чувство умиротворения, сменившее депрессию, и предощущение счастья. Но чтобы «Тихая обитель» появилась на свет, понадобилось еще несколько лет, путешествие Левитана с Софьей Кувшинниковой по Волге , жизнь в живописном волжском городе Плёс, экспедиционные вылазки в другие волжские поселения, пока однажды, неподалёку от городка Юрьевец Левитан не увидел Кривоозёрский монастырь и не нащупал окончательно нужный ему мотив.
В «Тихой обители», таким образом, синтезировались впечатления от подмосковного Звенигорода и приволжских Плёса и Юрьевца.
«Спорная» колокольня
У Кривоозёрского монастыря «Тихая обитель» позаимствовала пятиглавый храм с куполами-луковками, но вот такой конической колокольни, как на картине, там не было. О том, откуда Левитан «списал» колокольню, специалисты долго спорили. Например, биограф Левитана Софья Пророкова убеждала, что такую шатровую колокольню Левитан видел на Соборной горе в Плёсе, а историк искусства Алексей Федоров-Давыдов возражал, что это, скорее, колокольня Воскресенской церкви в деревне Решма близ Кинешмы. У той и другой точек зрения есть свои сторонники.Зачастую успех пейзажа можно определить по горячности споров о том, какую местность и реалии отразил в нём художник.
Литературное описание «Тихой обители» у Чехова – шаг к примирению с Левитаном?
Весной 1892 года, ровно через год после того чеховского письма сестре о левитановском «фуроре», произойдёт скандал. Левитан прочтёт чеховскую «Попрыгунью» и, узнав в героине и малосимпатичном художнике Рябовском себя и Софью Петровну, разорвёт отношения с Чеховым.Как тогда казалось обоим – навсегда.
А спустя два года, в 1894-м, в чеховской повести «Три года» появится фрагмент, рассказывающий о том, как героиня, Юлия Лаптева, по прихоти нелюбимого мужа-любителя плохой живописи, оказывается на художественной выставке. Лаптевой кажется, что все картины здесь – одинаковы и что они не пробуждают в ней ровно никаких чувств, как вдруг...
«Юлия остановилась перед небольшим пейзажем и смотрела на него равнодушно. На переднем плане речка, через нее бревенчатый мостик, на том берегу тропинка, исчезающая в темной траве, поле, потом справа кусочек леса, около него костер: должно быть, ночное стерегут. А вдали догорает вечерняя заря. Юлия вообразила, как она сама идет по мостику, потом тропинкой, всё дальше и дальше, а кругом тихо, кричат сонные дергачи, вдали мигает огонь. И почему-то вдруг ей стало казаться, что эти самые облачка, которые протянулись по красной части неба, и лес, и поле она видела уже давно и много раз, она почувствовала себя одинокой, и захотелось ей идти, идти и идти по тропинке; и там, где была вечерняя заря, покоилось отражение чего-то неземного, вечного. – Как это хорошо написано! – проговорила она, удивляясь, что картина стала ей вдруг понятна» .
Имя Левитана в тексте Чехова не названо, но многие литературоведы убеждены – речь в тексте идёт именно о «Тихой обители». В 1895-м году Левитан и Чехов восстановили отношения.