Реферат: Историко-литературный комментарий к данному стихотворению следует начинать с истории города Китежа и о возникновении озера Светлояр. Историко-бытовой комментарий. Россия середины XIX века

Задачей текстолога является не только установление точного текста авторского произведения, но и его комментирование. Первым научным комментированным изданием было издание Пушкина под редакцией Анненкова (1857).

Комментарий - это толкование текста произведения в целом с той или иной стороны.

Виды комментариев:

1) Текстологический - совокупность сведений, характеризующих состояние литературного наследия писателя, и освещающих направление и характер работы редактора-текстолога при подготовке текста каждого произведения, вошедшего в издание. В соответствии с этим текстологический комментарий должен содержать следующие разделы:

2) Историко-литературный комментарий. Имеет цель поставить данное произведение в связь с эпохой, историей жизни страны, объяснить читателю его идейное содержание и художественное мастерство писателя, рассказать как произведение было встречено читателями и критиками того времени. Этот вид комментария должен помочь читателю правильнее и лучше усвоить, уяснить, осмыслить творчество писателя, его художественное мастерство, его идейные позиции.

3) Словарный комментарий. Его цель - объяснить читателю те слова и обороты речи, которые отличаются от обычного словоупотребления в современном литературном языке и потому м. б. не поняты читателю или поняты неверно. К таким словам и оборотам относятся архаизмы, профессионализмы, диалектизмы, неологизмы, слова с изменившимся значением и т. д.

4) Реальные комментарии. Фактически это система справок к авторскому тексту, которая должна преследовать три основные цели:

Раскрытие имён, намёков, иносказаний.

Сообщение читателю фактических сведений, необходимых для понимания текста.

Текстологический комментарий. Его структура и характеристика

Текстологический - совокупность сведений, характеризующих состояние литературного наследия писателя, и освещающих направление и характер работы редактора-текстолога при подготовке текста каждого произведения, вошедшего в издание. В соответствии с этим текстологический комментарий должен содержать следующие разделы:

Перечень всех источников текста.

Обоснование атрибуции произведений.

Обоснование датировки произведений.

Краткий обзор теории текста.

Перечень исправлений, внесенный в текст.

В первом разделе текстологического комментария даётся исчерпывающий перечень всех источников текста, расположенных в хронологическом порядке, причём рукописные и печатные источники должны группироваться отдельно.

Второй раздел встречается только в тех случаях, когда публикуемое произведение не подписано именем автора, при этом если принадлежность его данному автору доказана давно - текстолог ограничивается краткой справкой, указывает, кем, когда и где сделана атрибуция, какие в ней позже были дополнения, новые аргументы и доводы. Но если произведение впервые печатается, как принадлежащее автору именно в этом издании, то редактор в комментарии обязан дать полное изложение атрибуционных доводов.

Третий даётся во всех случаях. Здесь редактор не должен ограничиваться ссылкой на предшественников, поэтому комментарий к каждому произведению должен содержать сведения о датировке. Иногда это м. б. простая справка.

В др. случаях редактор должен дать расширенную аргументацию датировки, особенно в тех случаях, когда он для данного издания установил дату или изменил ранее принятую. В тех случаях, когда существует авторская дата, которую редактор отвергает, то он должен дать необходимую расширенную аргументацию.

Четвертый даёт связанное изложение истории текста от замысла до последнего авторизованного издания. Это всегда научно-исследовательская работа текстолога, который логически раскрывает все этапы авторской работы и даёт развёрнутую характеристику источников, которые были перечислены в первом разделе, обязательно с их описанием, особенностями формы и содержания текста, с анализом изменения авторского замысла. Именно в этом разделе редактор должен доказать правильность выбора источника основного текста.

Пятый должен дать необходимый перечень исправлений, внесённых редактором в основной текст. Т. к. основной текст почти никогда нельзя просто перепечатать, т. к. в нём обнаруживаются различного рода искажения, которые редактор имеет право и должен исправить. Эту работу редактора над основным текстом и должен отразить данный раздел комментария.

В стране строятся заводы, фабрики, железные дороги. Завершается строительство железнодорожного полотна между Москвой и Петербургом (1843-1851 гг.), названного в честь императора Николая I Николаевской железной дорогой. На постройку дороги были согнаны десятки тысяч крестьян. Людям приходилось работать голыми руками, по колено в болотной воде. Жили они впроголодь, в сырых, холодных землянках, если кто отказывался от непосильной работы, тех били плетьми. Было много больных, которые часто умирали там, где работали. На русских костях была построена эта дорога, - так говорили в народе.

Историко-литературный комментарий

Весной 1865 года новый император Александр II издал указ о некоторой свободе в печати - в газетах, журналах. Царский указ о свободе печати оказался насквозь лживым.

В 1865 г. вышла октябрьская книжка "Современника", в которой было напечатано стихотворение Некрасова "Железная дорога". Главное управление по делам печати пригрозило закрытием журнала. Цензура усмотрела в этом произведении "страшную клевету, изложенную весьма звучными стихами". "Автор позволяет себе, - отмечал цензор, - даже сделать произвольное исчисление мучеников, потерпевших смерть за железную дорогу, утверждая, что таковых пять тысяч". В действительности же, это стихотворение было произведением величайшей правды. Некрасов выразил в нём "тысячелетнюю" муку людей труда при крепостничестве и капитализме. Что народный труд в России того времени был бесчеловечным, знали и видели многие, но Некрасов первый и единственный из русских поэтов сказал об этом во весь голос, грозно и разгневанно, как сказал бы сам народ, если бы не был так рабски покорён.

Глава I. " Славная осень! …

Кто они, эти двое, папаша и Ваня? Человек в пальто на красной подкладке - генерал. Ваня - сынишка генерала - одет в кучерский армячок - одежду простых людей. Такой была мода в прошлом веке: богатые родители облачали своих детей в одежду простонародья. На вопрос сына, кто построил эту дорогу, генерал отвечает: " Граф Пётр Андреевич Клейнмихель, душечка!"…

Н.А. Некрасов начинает свою поэму с описания дикой благодатной картины природы. Поэт создаёт прекрасную осеннюю картину самыми простыми красками. У него воздух здоровый, ядрёный, речка студёная, лёд как тающий сахар; увянувшая трава у леса напоминает мягкую постель, в которой можно выспаться. Эта славная осень вливает в душу поэта бодрость и силы.

Поэту всё отрадно видеть: ковёр из осенних листьев, морозные ночи, ясные дни, болота, кочки. Он восхищается красотой природы, глубоко любит свою родину:

Всё хорошо под сиянием лунным,

Всюду родимую Русь узнаю!

Поэт называет родину родимой Русью по народному. Так в народных песнях пелось о матери. Матушка родимая - та, кто родила тебя и вырастила.

Прекрасная картина тихой осени, природы где "нет безобразья" сменяется другой: безобразия существуют в человеческих отношениях, "муки людей, но контрасту кажутся ещё более чудовищными на фоне этой благодатной природы".

Впервые образ железной дороги появляется в конце первой главы:

Быстро мчу я по рельсам чугунным,

Думаю думу свою….

Звуки [ч] и [у] создают у читателя и слушателя впечатление быстроты движения (“лечу”) и, вместе с тем, глубины и важности размышлений поэта (“Думаю думу…. ”) Итак, железная дорога, по которой едет поэт, становится поэтическим образом его родной земли, родины. Но, любуясь красотой этой земли, поэт не может не думать о страданиях его народа. ОН не может не возразить на слова генерала, вынесенные в эпиграф стихотворения. Для генерала словно бы не существуют те тысячи крепостных крестьян, трудом которых построена дорога. И поэт рассказывает юному пассажиру Ване правду о её строителях.

Глава II. " Мирные дети труда ".

Вторая глава - центральная в произведении. Это своеобразный ответ Некрасова на утверждения генерала, что дорога была построена графом Клеймихелем. Почему поэт не желает держать Ваню в "обаянии"? Ваня умён, пытлив, любознателен, вероятно, поэту понравилось его умное лицо, добрые глаза, он так и говорит о нём "умный Ваня", верит, что семена правды упадут на благодатную почву. Возражая генералу, поэт просит разрешения "показать Ване правду". Показать правду - значит правильно ответить на вопрос о подлинном строителе железной дороги.

Труд этот, Ваня, был страшно громаден-

Не по плечу одному!

Поэт употребляет эпитет "громадный", характеризуя огромные масштабы стройки. Такой труд был не под силу одному человеку, будь то Клейнмихель или даже сам царь. Народ - вот истинный творец железной дороги.

По приказу царя Николая I крестьяне были согнаны со всех уголков России на возведение дороги, и вместе с тем на железную дорогу устремились толпы мужиков, задавленных нуждой, разорённых помещиками. Их гнал голод, который подчинил себе людей помимо их воли. Он не щадит ни старых, ни малых. Поэт выстраивает этот образ как символическую неизбежность, преследующую обездоленного человека. Страшные, полные безысходности слова поэта о царе - голоде приводят к печальным размышлениям: армия, рабочие артели каменотёсов и ткачей, тяжкий крестьянский труд - всем "водит" голод, в таком труде нет ничего возвышенного, лишь один страх - не умереть с голоду.

Многие - в страшной борьбе,

К жизни воззвав эти дебри бесплодные,

Гроб обрели здесь себе….

Люди возродили эти глухие места, вдохнули жизнь в дорогу, но для себя обрели "гроб" - смерть. Некрасов использует приём антитеза - противопоставление. Труд на этой гибельной дороге поэт называет "страшной борьбой " - с болезнями, голодом, нуждой.

Внезапно преображается лунный пейзаж, в нём больше и больше проступают мрачные, трагические краски. Родная сторона прекрасна, но и печальна.

Прямо дороженька: насыпи узкие,

Столбики, рельсы, мосты.

А по бокам - то всё косточки русские….

Некрасов называет "рельсы чугунные " "дороженькой". В одной строфе много слов с уменьшительно - ласкательными суффиксами: дороженька, столбики, косточки. Под покровом желтых листьев, кочками моховых болот чудятся поэту "косточки русские" - в этих словах поэта глубокое сочувствие к погибшим, отсюда - и образ дороженьки. Некрасовский стих звучит как народная песня о людском горе и страданиях.

Н.А. Некрасов рисует перед нами картину "Песни мертвецов". Сперва нам видна лишь тень страшной тайны, упавшая на вагонные стёкла. А потом и сами мертвецы побежали по сторонам дороги, обгоняя поезд. Светлая лунная ночь наполняется стонами, звоном ржавых лопат, скрежетом зубов, песней-плачем. Краски смешиваются со звуками, страшными, иллюзорными. Некрасов избирает лунную ночь, чтобы лучше разглядеть эти тени. Поэт хорошо знал народные предания, поверья, в которых лунная ночь была непременным фоном потусторонних сил. И вот - стены вагона словно раздвигаются, а потом исчезают вовсе - и возникает широкая панорама народной Руси. Вновь "дороженька" сменяется "дорогой чугунной", мертвецы поют свою то ли песню, то ли это плач….

В поэме есть противоречие: труд - каторга, труд - великое благо и подвиг. "Любо нам видеть свой труд" - эти люди - тени любуются своим трудом. С вечно согнутой спиной, в зной, холод, голодные и больные, они усеяли своими "косточками" всё дорожное полотно. В поэме противоречие не поэта, а самой жизни. Ценой безмерных страданий, тягчайшим трудом миллионов людей добывалось величие родины. И тем большей славы достоин народ - не Клейнмихель, не царь, не "грамотеи-десятники" (сколько презрения в этом слове грамотеи - тупые, полуграмотные вершители человеческих жизней), а те самые "Божии ратники ", в муках создавшие все блага земли.

Некрасов внезапно обрывает это "пение дикое", так как тревожится, что Ваня будет напуган этой песней и решает сам вступить в разговор о народной стройке. Со всех концов Руси потянулся народ на железную дорогу: с Волхова, с Оки и матушки Волги. Поэт дополняет слово "Волга" эпитетом "матушка", ведь великая русская река была поэтической родиной Некрасова.

Поэт называет мужиков-крестьян братьями Вани. Старается убедить "умного Ваню" в том, что крестьяне - творцы материальных благ, хочет, чтобы Ваня видел в этих русских людях братьев. Чувствуя, что Ваня напуган страшным рассказом, поэт горячо убеждает мальчика:

Стыдно робеть, закрываться перчаткою,

Ты уж не маленький, волосом рус….

Генерал - отец Вани - считает, что ребёнок не должен знать правды, что нужно беречь его впечатлительную душу:

Зрелищем смерти, печали

Детскую душу грешно возмущать.

У поэта - другое мнение. Лучший учитель - тяжёлая, неприкрытая правда, от которой не закроешься перчаткой. Генерал внушает сыну, что дорогу построил граф Клейнмихель, а поэт показывает истинных творцов дороги. Да, нужно знать самую горькую правду, чтобы стать гражданином "отчизны любезной", любить народ, научить бороться его за своё счастье.

Поэт, создавая образ белоруса, обращает наше внимание на то, что работа для этого несчастного стала наказанием, забрала у него все силы: он, как бесчувственный робот, "тупо молчит", "механически ржавой лопатой мёрзлую землю долбит ". Но, обращаясь к Ване, автор замечает:

Эту привычку к труду благородную

Нам бы не худо с тобой перенять!

Поэт убеждён: любой труд благороден. Человек должен сделать труд своей привычкой, основой жизни. Ваня из богатой семьи. В будущем он - владелец мужиков, возможно, выберет как и отец, военную службу. Поэт словно призывает: в своей грядущей взрослой жизни почаще вспоминай этого белоруса, пробуди в душе уважение к простому народу. Отсюда - обилие глаголов в повелитель ном наклонении. Слова Н.А. Некрасова звали к поступкам.

Вторая глава завершается восторженными словами во славу народного труда, так как поэт верил: труд - вершитель благополучия на земле.

В предпоследних четырёх строках повторяется четырежды одно и тоже слово: "вынес", "вынесет". Но смысл этих глаголов не одинаков. "Вынес достаточно русский народ" - перенёс, завершил ценой собственных жизней. "Вынес и эту дорогу железную" - построил, завершил ценой собственных жизней. В сочетании слов "дорогу железную" поэт делает ударение на слове "железную", подразумевая переносный смысл слова. Железная - бездушная, немилосердная дорога, погубившая тысячи жизней.

"Вынесет все, Господь не пошлет!" Некрасов употребил глагол в будущем времени, потому что уверен, что грядущие испытания, ниспосланные Богом, народ выдержит с достоинством. Поэт верит, что народ добудет себе счастье. Дорога, дороженька, дорога железная превращается в "широкую, ясную дорогу в светлое будущее".

Первая и вторая главы стихотворения - это своеобразный монолог поэта. Ваня и генерал лишь слушатели.

Глава III. " …Всё это народ сотворил... ".

Третья глава открывается пробуждением Вани. Оказывается, толпа мертвецов лунной морозной ночью - это… "сон удивительный". Ваня говорит, что видел во сне, как пятитысячная толпа мужиков предстала перед Богом и он указал: "Вот они - нашей дороги строители! ". Генерал не поверил в Ванин сон и решает в споре с поэтом, внушившем мальчику правду об истинных строителях дороги, высказать свою точку зрения. Хотя, точнее, генерал и не спорит с собеседником, он просто уверен в своей правоте. По мнению генерала, народ ничего не может сотворить великого, разве что печные горшки. Генерал ругает народ, называет его "варваром", "диким скопищем пьяниц". По его словам, народ, будь то "славянин", "англосакс", или "германец", не умеет творить, он лишь способен разрушать.

Поэт пытается возражать генералу, говоря, что всё это он рассказывал не для него, а для Вани. Некрасов долго и убедительно "показывал" ребёнку картины народной жизни, дабы Ваня проникся верой в народ, чтоб перестал "закрываться перчаткою", и начинал? смело возражать отцу, призывая на помощь Бога: это он указал на истинных героев железной дороги. Утверждение генерала о неспособности "варваров" творить "чудеса искусства" неубедительны. Сколько лирического соучастия поэта в судьбе народа, сколь правдив и интересен его рассказ, что заставляет нас представить, пережить, перечувствовать те мучения, которые выпали на долю людей, столь же беспомощен в своих утверждениях генерал. Спор окончен. Мальчик, благодаря поэту, знает правду.

Глава IV. "Светлая сторона народной жизни.

Страшная, мучительная, беспощадная правда не нужна генералу. Он призывает показать ребёнку "светлую сторону". "Рад показать!" - с этого восклицания начинается четвёртая глава.

Закончена работа - "труды роковые". Немец кладёт рельсы, мёртвые зарыты в землю, больные спрятаны в землянках. Рабочие столпились у конторы - ждут жалованья. Десятник да подрядчик всё у них вычитали: за баню, когда были больны. Людей грабят, а они покорны, пассивны: "махнули рукой", да ещё остались должны.

И вот "почтенный" лабазник-купец едет смотреть свои работы. У него власть да деньги, у него же и почёт. Толстый, плотный, маленький, "красный, как медь". Лицо сытое, лоснится от жира. Он заставляет народ снять шапки: "Шапки долой - коли я говорю! ". Народ расступается перед ним. Купчина же не тратит много слов на людей. Стоит "подбоченясь картинно", непрерывно отирает с лица пот. Купец "прощает" им недоимку, милостиво "дарит" им этот долг, угощает бочкой вина. Затем рабочие впряглись "на радостях" в телегу, посадили в неё лабазника и с криками "Ура!" помчали его по дороге.

Чуковский говорил, что "самые мрачные строфы "Железной дороги" вовсе не те, где изображаются бедствия людей, а те, где поэт говорит об их терпимости, их всегдашней готовности смиренно прощать своих мучителей". Поэт показал там удручающую картину примирения народа со своими угнетателями, торжества толстого подрядчика и "грамотеев" - десятников. Запряженная людьми телега, в которой восседает лабазник, ликующие крики "ура!" - в этой символической картине есть что-то жуткое, не менее страшное, чем толпа мертвецов, привидевшаяся Ване во сне. Вот правда, которая не может и не должна оставить равнодушными всех, кому дорога родина. Много восклицательных знаков в конце стихотворения, но завершается оно вопросом и многоточием:

Кажется, трудно отрадней картину

Нарисовать, генерал? ….

Этот материал является частью комплекта учебных материалов Аллы Баландиной .

Комментарий – это система дополнений к тексту, в своей совокупности более подробно раскрывающих его смысл. Комментарии особенно необходимы современному читателю, чтобы понять произведения прошлого.

Комментарии различаются по задачам, стоящим перед ними, и объектам комментирования.

Различаются следующие виды комментариев:

1. реальный комментарий, объясняющий реалии (различные объекты материальной и духовной жизни общества, которые встречаются в произведении, - факты, исторические имена, события и пр.)

2. историко-литературный комментарий, раскрывающий смысл и художественные особенности произведения, его значение и место в историко-литературном процессе;

3. словарный комментарий, объясняющий слова и обороты речи, непонятные читателю, и построенный в форме алфавитного словаря;

4. текстологический комментарий, содержащий сведения текстологического характера;

5. историко-текстологический комментарий, содержащий сведения по истории создания и изучения текста произведения;

6. редакционно-издательский комментарий, содержащий объяснение принципов и приемов подготовки текста произведения к печати.

Для выполнения заданий Всероссийской олимпиады школьников по литературе актуальны первые три комментария.

Цель : в лаконичной форме представить полную картину судьбы произведения в связи с эпохой, объяснить читателю его идейное содержание, рассказать о том, как произведение было встречено читателями и критикой того времени, раскрыть значение произведения в жизни и творчестве писателя и т.д.

Необходимо связать произведение со своим временем – облегчить читателю понимание этой связи, а в некоторых случаях и найти единственно верный путь разъяснения содержания, замаскированного автором.

Реальный комментарий

Цель : дать пояснения упоминаемых в произведении предметов, лиц, событий, т.е. сведений о реалиях. Толкование и уже потом информирование.

Типы реалий : географические, этнографические (наименования и прозвища), мифологические и фольклорные, бытовые, общественно-исторические (учреждения, организации, звания, титулы, предметы обихода) .

Формы реальных комментариев разнообразны: от короткой информации, справки до алфавитного и систематизированного указателей, глоссариев, или иллюстрированного материала документального типа.

Словарный (или лингвистический) комментарий

Цель : объяснить читателю те слова и обороты речи, которые отличаются от обычного словоупотребления в современном литературном языке и потому могут быть не поняты читателем или поняты неверно.

Архаизмы, неологизмы, диалектизмы, иностранные заимствования, профессионализмы, слова с изменившимся значением, народная этимология и т.д. - все это материал для словарного комментария. Даются пояснения грамматики и языка писателя, включая синтаксис и фразеологию.

В отличие от реального комментария, толкуемое слово здесь является объектом языкового анализа.

Во время выполнения олимпиадного задания типа: «Создайте историко-литературный комментарий к тексту (отрывку из текста)» следует включать в свою работу элементы не только собственно историко-литературного, но и реального и лингвистического комментария, максимально показывая свою эрудицию.

Примеры выполнения историко-литературного комментария

1) Выполнен литературоведом-профессионалом как единый, связный текст

Пятого апреля, на другой день после покушения Каракозова на Александра II, Некрасов посетил нескольких высокопоставленных лиц, в том числе зятя М. Н. Муравьева егермейстера Сергея Шувалова, министра двора Адлерберга, Г. А. Строганова, с целью узнать, чего должен ждать после каракозовского выстрела «Современник», и получил от них весьма неутешительные на этот счет сведения. Шестого апреля на экстренном заседании Литературного фонда он, вместе с прочими членами его, подписал верноподданнический адрес Александру II.Девятого апреля на торжественном обеде в Английском клубе в честь «спасителя царя» О. И. Комиссарова Некрасов прочел посвященное ему стихотворение. Шестнадцатого апреля на торжественном обеде в Английском же клубе вчесть М. Н. Муравьева Некрасов прочел восхвалявший этого последнего «мадригал»… Этот факт особенно возмутил бывших «союзников» Некрасова.

Однако уже накануне этого выступления Некрасов получил от Ф. Толстого записку, в которой тот извещал его, что участь «Современника уже предрешена и все хлопоты Некрасова напрасны. Двадцать шестого апреля Некрасов выпустил очередную «книжку» (№ 4) «Современника», не только напечатав в ней стихи Комиссарову, но и поместив большую верноподданническую статью Розанова по поводу события 4 апреля.

Среди общества растут мнения об «измене» Некрасова своим идеалам. Однако это не так. Этот факт подтверждается тем, что уже вечером 16 апреля, вернувшись из Английского клуба, находясь в шоковом состоянии, Некрасов пишет свое стихотворение:

Ликует враг, молчит в недоуменьи

Вчерашний друг, качая головой,

И вы, и вы отпрянули в смущеньи,

Стоявшие бессменно предо мной

Великие страдальческие тени,

О чьей судьбе так горько я рыдал,

На чьих гробах я преклонял колени

И клятвы мести грозно повторял.

Зато кричат безличные: ликуем!

Спеша в объятья к новому рабу

И пригвождая жирным поцелуем

Несчастного к позорному столбу.

(«Ликует враг, молчит в недоуменьи…»)

Не менее показателен и другой факт. Вскоре после выхода апрельского номера «Современника» Некрасов не побоялся явиться на квартиру только что арестованного Елисеева. Вот как описывает этот эпизод Елисеев в своих воспоминаниях: «На другой день после моего ареста Некрасов храбро явился ко мне на квартиру, чтобы осведомиться: что случилось и как. Я говорю храбро потому, что ни один из моих товарищей и вообще никто из сотрудников «Современника» не решился этого сделать. Ибо с того самого момента, как известие о выстреле Каракозова стало известно всему Петербургу, все прикосновенные к литературе тот час поняли, что как бы ни пошло дело следствия, но литература, поустановившемуся у нас обычаю, все-таки первая будет привлечена к ответу, и потому все засели дома, стараясь как можно меньше иметь между собой сообщений, исключая, разумеется, случаев крайней нужды». (Елисеев Г. З. Из воспоминаний // 37:128)

Но как ни велики были жертвы, принесенные Некрасовым в апреле 1866 года, они не достигли своей цели. Из «Дела особой комиссии под председательством князя П. П. Гагарина (началось 13 мая 1866 года, решено 21 августа того же года)» явствует, что комиссия, по настоянию М. Н. Муравьева, на заседании 23 мая постановила «поручить министру внутренних дел ныне же вовсе прекратить издание «Современника» и «Русского слова» (42:174). Первого июня Пыпин, замещавший уехавшего в Карабиху Некрасова на посту главного редактора «Современника», получил официальное извещение о запрещении журнала. Все действия Некрасова, направленные на сохранение журнала оказались тщетны. Более того, вынужденное сближение с «консервативным лагерем» соратники Некрасова восприняли как измену, большинство из них не понимало вынужденный характер этой меры. Некрасов оказался как бы «под двойным ударом» – со стороны идейных врагов и со стороны вчерашних соратников и единомышленников. Некрасов испытал несколько ударов. Первый удар – это то, что он вынужден, был «преломить себя», преломить свои убеждения. Второй удар – безрезультатность подобных его действий. И третий, самый сильный – то, что от него отвернулись все его вчерашние друзья. В обществе росли настроение недоверия к Некрасову, осуждения его поступков.

2) Выполнен учащимся как ряд выписок из текста, сопровождающихся комментарием смысловых трудностей

А.С. Пушкин «Д.В. Давыдову»

Тебе певцу, тебе герою!

Не удалось мне за тобою

При громе пушечном, в огне

Скакать на бешеном коне.

Наездник смирного Пегаса,

Носил я старого Парнаса

Из моды вышедший мундир:

Но и по этой службе трудной,

И тут, о, мой наездник чудный,

Ты мой отец и командир.

Вот мой Пугач – при первом взгляде

Он виден – плут, казак прямой!

В передовом твоем отряде

Урядник был бы он лихой.

Денис Васильевич Давыдов – современник А. С. Пушкина, достигший успеха в военной карьере: носил звание генерал-лейтенанта, был командиров одного из партизанских отрядов во время Отечественной войны 1812 года.

«Тебе певцу, тебе герою!»

Денис Давыдов известен не только как русский герой-воин, но и как русский поэт, представитель «гусарской поэзии» или «один из самых поэтических лиц в русской армии» (по его собственной характеристике).

«Не удалось мне за тобою

При громе пушечном, в огне

Скакать на бешеном коне…»

Пушкин учился в Царскосельском лицее и был еще совсем юным, когда Наполеон вторгся в Россию. Он и его товарищи мечтали о «громе пушечном» и «бешеном коне», рвались в бой, окрыленные патриотическим чувством. Но никому из них не удалось принять участие в военных действиях.

«Наездник смирного Пегаса,

Носил я старого Парнаса

Из моды вышедший мундир»

Пегас – в греческой мифологии – крылатый конь, любимец муз, символ вдохновенного поэтического творчества.

Парнас священная гора в Греции, считался местом обитания муз и Аполлона.

Скорее всего, Пушкин намекает в этих строках о своей приверженности в лицейские годы к канонам устаревающей уже в то время классицистической поэзии, тогда как поэзия Д.В. Давыдова носила черты романтизма.

«Но и по этой службе трудной,

И тут, о, мой наездник чудный,

Ты мой отец и командир…»

Пушкин еще учился в лицее, когда Д.В. Давыдов, легендарный партизан, стал известен как поэт. Его стихи оказали большое влияние на творчество юного поэта, «солдатские» рифмы находили отклик и в произведениях Пушкина. Примерами могут послужить стихотворения «Пирующие студенты», «Дельвигу». Ну и, конечно, само стихотворение «Тебе певцу, тебе герою…» написано в духе поэзии Дениса Давыдова.

«Вот мой Пугач – при первом взгляде

Он виден – плут, казак прямой!»

Данное стихотворение было отправлено Пушкиным Давыдову, прибывшему в Петербург в 1836 году, вместе с книгой «История Пугачевского бунта» спустя год после ее выхода в свет. Строки содержат намек на особенности характера Давыдова – его прямой нрав, горячность и прямодушие, ассоциировавшиеся с казацкой удалью. Недаром его так любили сами казаки, починенные ему по службе.

Ворожцова Анастасия, 10 класс


Теги: Историко-литературный комментарий, анализ текста, анализ стихотворения
Алла Баландина
Свидетельство о публикации № 1050536 от 30 Янв 2017

Широко распространено мнение, будто комментарий к литературному произведению вызывает подлинный интерес лишь у литературоведа

© John Morgan Studio/Glitche

Широко распространено мнение, будто комментарий к литературному произведению вызывает подлинный интерес лишь у литературоведа, который привык не наслаждаться чтением, а препарировать книги - как Эмиль Золя, уподобившись хирургу, препарировал человеческую личность. На деле же вдумчивый, обстоятельный комментарий способен открыть книгу с новой стороны и для читателя, не претендующего на научные лавры. Более того, читать его лучше не постфактум, а параллельно с основным текстом, иначе есть риск упустить важные подробности.

«Улисс» Джеймса Джойса

Комментарий С. Хоружего


Переводчик Виктор Голышев, подаривший российской аудитории Трумена Капоте, Кена Кизи и Торнтона Уайлдера, во время своего выступления для проекта «Открытая лекция» сказал, что первая издательская рецензия на русский перевод «Улисса» представляла собой «80 страниц ненависти». В СССР роман Джойса целиком увидел свет в 1989 году на страницах журнала «Иностранная литература», а спустя четыре года, уже в новом государстве, был опубликован отдельным изданием с обширным комментарием Сергея Хоружего. Вообще-то переводить «Улисса» на русский начал Виктор Хинкис, но завершить работу он не успел, и после его смерти задача объяснить чуть ли не каждую фразу в романе досталась Хоружему. Пытаться покорить «Улисса», не обращаясь ежеминутно к комментарию, не то что бы совсем бесполезно: в книге есть особая, интуитивно понятная музыка языка, и насладиться ею можно и без глубокого погружения в интеллектуальные игры Джойса. Однако Хоружий не только толкует многочисленные аллюзии на реальных исторических персонажей и другие литературные произведения, но и обозначает опорные точки композиции «Улисса» и выделяет основные темы каждого эпизода. Без их понимания джойсовский поток сознания, увы, порой кажется пустым нагромождением слов.

«Москва - Петушки» Венедикта Ерофеева

Комментарий Э. Власова


Значительно уступая «Улиссу» в объеме, поэма Венедикта Ерофеева «Москва - Петушки» вполне сопоставима с романом Джойса с точки структуры, тематики и поэтики: автобиографический герой, мотив странствия, образ близкой, но недосягаемой возлюбленной и так далее. Правда, если понятия, которыми оперирует Джойс, порой вызывают недоумение даже у коренных ирландцев, то у Ерофеева все вроде бы предельно ясно: Кремль, одеколон, волосатые ноги Горького. Казалось бы, ну что тут комментировать? На деле же большая часть поэмы Ерофеева представляет собой пародию на другие тексты - начиная с радищевского «Путешествия из Петербурга в Москву» и заканчивая газетными заметками советских времен. Хотя подробнейший комментарий Эдуарда Власова к «Петушкам» был в пух и прах раскритикован идеологом арт-группы «Война» Алексеем Плуцером-Сарно за чересчур прямолинейные интерпретации и стремление найти литературные параллели там, где их на самом деле нет, он достоин внимания потому, что раскрывает значение «Петушков» для истории развития отечественной литературы - как грандиозного памятника произаического концептуализма.

«Евгений Онегин» Александра Пушкина

Комментарий В. Набокова


Впервые «Евгения Онегина» на английский язык перевел британец Генри Сполдинг еще в 1881 году. С тех пор англоговорящий читатель увидел не один десяток переводов пушкинского романа в стихах и его фрагментов. Самым известным на сегодняшний день считается перевод, выполненный Владимиром Набоковым и опубликованный в 1964 году в Нью-Йорке. В отличие от большинства своих предшественников, Набоков стремился не к тому, чтобы английская версия «Онегина» была складной да ладной, а к передаче точного контекстуального значения оригинала. Дабы аудитория поняла, в каких культурных, исторических и бытовых условиях жили герои Пушкина, Набоков снабдил свой перевод пространным комментарием, над которым работал 15 лет, и назвал его «кабинетным подвигом». Не отступая от образа дотошного, но ироничного критика, Набоков рассказывает о том, какие прически модно было носить в России XIX века, как девушки на Руси гадали на суженого и почему с Пушкин с таким трепетом говорит о женских ножках. Одним словом, труд Набокова и сам по себе достоин звания «энциклопедии русской жизни», которое присудил «Онегину» Белинский.

«Алмазный мой венец» Валентина Катаева

Комментарий О. Лекманова, М. Рейкиной, Л. Видгофа


Хотя сам Валентин Катаев не раз говорил, что не считает «Алмазный мой венец» мемуарами, и утверждал, будто книга является «свободным полетом фантазии, основанным на истинных происшествиях», для последующих поколений его роман стал кладезем знаний о литераторах-современниках Катаева. Олеша, Бабель, Булгаков, Пастернак, Есенин, Мандельштам - кто только ни выведен в «АМВ» под нарочито наивными, почти детскими кличками вроде «Ключика», «Вьюна» и «Конармейца». Конечно, для того, чтобы узнать в Командоре Маяковского, большого ума не надо, но с менее известными персонажами дело обстоит значительно сложнее. Поэтому комментарий Олега Лекманова, Марии Рейкиной и Леонида Видгофа - это не только литературоведческое и культурологическое исследование, но и, с одной стороны, своеобразный ключ к роману, а с другой - попытка отделить его документальную составляющую от художественной: все–таки «Алмазный мой венец» - беллетризованные воспоминания, и местами Катаев грешил против истины. Например, по мнению исследователей, он преувеличил степень близости своих отношений с Есениным и выдал их «шапочное знакомство» за «закадычную дружбу».

«Голем» Густава Майринка

Комментарий В. Крюкова


Мистическая сущность Праги, которая сегодня служит отличной приманкой для сотен тысяч туристов, наиболее полное отражение нашла в романе австрийского писателя-экспрессиониста Густава Майринка «Голем», основанном на еврейской легенде о глиняном великане. Согласно преданию, он был создан раввином Иехудой Бен Бецалелем то ли для помощи по хозяйству, то ли для защиты пражского еврейского гетто от погромов. В романе Майринка Голем становится воплощением хтонического ужаса, страха человека перед неизведанным. Короткий, но обстоятельный комментарий переводчика Владимира Крюкова ценен не только тем, что в нем дается ключ к каббалистической символике романа. Прага у Майринка изображена как лабиринт темных, таинственных улиц, в котором сам черт ногу сломит. Крюков же восстанавливает географию перемещений Атанасиуса Перната по городу, давая читателю возможность пройти по следам героя и попробовать отыскать тот самый дом, где в комнате без дверей прячется Голем - мятущаяся душа гетто.

«Одиссея» и «Илиада» Гомера

Комментарий Е. Солунского


Комментарий, объем которого превышает объем самого произведения, не редкость: взять хотя бы упомянутый труд Набокова. Византийский церковный деятель, историк и писатель Евстафий Солунский, живший в XII веке нашей эры, пошел существенно дальше: его комментарий к «Одиссее» и «Идиаде» Гомера в современном издании занимает семь томов. Гомеровские тексты Евстафий рассматривает как в филологическом, так и историографическом акспекте: он анализирует лексический состав поэм, рассуждает о границах правды и вымысла в них и пытается найти доказательства тому, что некоторые события «Одиссеи» могли иметь место в действительности, поскольку память о них якобы хранит Средиземноморье. Кроме того, Солунский критикует своих коллег-ученых за то, что те обращают внимание в первую очередь на «Илиаду», а «Одиссеей» пренебрегают из–за обилия в ней сказочных мотивов. Несмотря на то, что сегодня в научном мире уже не отдается видимого предпочтения ни одному из оплотов творческого наследия Гомера, в глазах массовой аудитории «Одиссея» действительно до сих пор остается скорее книгой для детей и подростков, а «Илиада» - настольной книгой интеллектуалов.

«Похождения бравого солдата Швейка» Ярослава Гашека

Комментарий С. Солоуха


Пожалуй, только в такой стране, как Чехия, где в утыканных древними храмами городах живут сплошь атеисты, национальной литературной классикой могла стать полная туалетных шуток книга про выпивоху, который, пользуясь своей идиотической прямотой, камня на камне не оставил от политики милитаризма. Правда, это еще большой вопрос, кто страдает идиотизмом, - сам Швейк или все, кто его окружает. Современники Гашека думали, будто популярность «Швейка» будет недолгой: мол, роман соткан из деталей, которые ни о чем не скажут тем, кто не жил в Австро-Венгрии 1910-х годов. Ну, допустим, откуда новому поколению знать, что в пражской пивной «У чаши» действительно служил некто Паливец? Тем не менее, благодаря бесконечному обаянию главного героя и великому мастерству Гашека-сатирика, «Швейк» по-прежнему бодро шагает по планете. Восполнить же пробелы в знаниях европейской истории и быта начала XX века поможет комментарий Сергея Солоуха к русскому переводу «Швейка», где есть и сведения о реальных адресах, упомянутых в книге, и анализ особенностей языка персонажей, и панорама Первой мировой войны, вдвойне актуальная еще и потому, что в наши дни это событие, похоже, наконец начало выходить из тени устроенной Гитлером бойни номер 1939.

Крепко не полюбилось ему сначала его новое житье. С детства привык он к полевым работам, к деревенскому быту. Отчужденный несчастьем своим от сообщества людей, он вырос немой и могучий, как дерево растет на плодородной земле... Переселенный в город, он не понимал, что́ с ним такое деется, - скучал и недоумевал, как недоумевает молодой, здоровый бык, которого только что взяли с нивы, где сочная трава росла ему по брюхо, - взяли, поставили на вагон железной дороги - и вот, обдавая его тучное тело то дымом с искрами, то волнистым паром, мчат его теперь, мчат со стуком и визгом, а куда мчат - бог весть! Занятия Герасима по новой его должности казались ему шуткой после тяжких крестьянских работ; в полчаса всё у него было готово, и он опять то останавливался посреди двора и глядел, разинув рот, на всех проходящих, как бы желая добиться от них решения загадочного своего положения, то вдруг уходил куда-нибудь в уголок и, далеко швырнув метлу и лопату, бросался на землю лицом и целые часы лежал на груди неподвижно, как пойманный зверь. Но ко всему привыкает человек, и Герасим привык наконец к городскому житью. Дела у него было немного; вся обязанность его состояла в том, чтобы двор содержать в чистоте, два раза в день привезти бочку с водой, натаскать и наколоть дров для кухни и дома, да чужих не пускать и по ночам караулить. И надо сказать, усердно исполнял он свою обязанность: на дворе у него никогда ни щенок не валялось, ни сору; застрянет ли в грязную пору где-нибудь с бочкой отданная под его начальство разбитая кляча-водовозка, он только двинет плечом - и не только телегу, самое лошадь спихнет с места; дрова ли примется он колоть, топор так и звенит у него, как стекло, и летят во все стороны осколки и поленья; а что насчет чужих, так после того, как он однажды ночью, поймав двух воров, стукнул их друг о дружку лбами, да так стукнул, что хоть в полицию их потом не води, все в околотке очень стали уважать его; даже днем проходившие, вовсе уже не мошенники, а просто незнакомые люди при виде грозного дворника отмахивались и кричали на него, как будто он мог слышать их крики. Со всей остальной челядью Герасим находился в отношениях не то чтобы приятельских - они его побаивались, - а коротких: он считал их за своих. Они с ним объяснялись знаками, и он их понимал, в точности исполнял все приказания, но права свои тоже знал, и уже никто не смел садиться на его место в застолице. Вообще Герасим был нрава строгого и серьезного, любил во всем порядок; даже петухи при нем не смели драться, - а то беда! Увидит, тотчас схватит за ноги, повертит раз десять на воздухе колесом и бросит врозь. На дворе у барыни водились тоже гуси; но гусь, известно, птица важная и рассудительная; Герасим чувствовал к ним уважение, ходил за ними и кормил их; он сам смахивал на степенного гусака. Ему отвели над кухней каморку; он устроил ее себе сам, по своему вкусу, соорудил в ней кровать из дубовых досок на четырех чурбанах, - истинно богатырскую кровать; сто пудов можно было положить на нее - не погнулась бы; под кроватью находился дюжий сундук; в уголку стоял столик такого же крепкого свойства, а возле столика - стул на трех ножках, да такой прочный и приземистый, что сам Герасим, бывало, поднимет его, уронит и ухмыльнется. Каморка запиралась на замок, напоминавший своим видом калач, только черный; ключ от этого замка Герасим всегда носил с собой на пояске. Он не любил, чтобы к нему ходили.