Обещанного три года ждут значение. Значение пословицы обещанного три года ждут. Сменить работу на более интересную

К середине 1990-х годов Хармс прочно занимает место одного из главных представителей русской художественной словесности 1920–1930-х годов, по сути дела противостоящей советской литературе.

Родился 17 (30) декабря 1905 в С.-Петербурге. Отец его, в бытность морским офицером привлеченный к суду в 1883 за соучастие в народовольческом терроре, провел четыре года в одиночной камере и более десяти лет на каторге, где, по-видимому, пережил религиозное обращение: наряду с мемуарными книгами Восемь лет на Сахалине (1901) и Шлиссельбургская крепость (1907) он опубликовал мистические трактаты Между миром и монастырем (1903), Тайны Царства Небесного (1910) и др. Мать Хармса, дворянка, заведовала в 1900-е годы приютом для бывших каторжанок в Петербурге. Хармс учился в санкт-петербургской привилегированной немецкой школе (Петершуле), где приобрел основательное знание немецкого и английского языков. В 1924 поступил в Ленинградский электротехникум, откуда через год был исключен за «слабую посещаемость» и «неактивность в общественных работах». С тех пор целиком отдался писательскому труду и жил исключительно литературным заработком. Сопутствующее писательству разностороннее самообразование, с особым уклоном в философию и психологию, как о том свидетельствует его дневник, протекало чрезвычайно интенсивно.

Изначально он чувствовал в себе «силу стихотворства» и своим поприщем избрал поэзию, понятие о которой определилось у него под влиянием поэта А.В.Туфанова (1877–1941), почитателя и продолжателя В.В.Хлебникова, автора книги К зауми (1924) и основателя (в марте 1925) Ордена Заумников, в ядро которого входил и Хармс, взявший себе титул «Взирь зауми».Через Туфанова сблизился с А.Введенским, учеником более ортодоксального поэта-«хлебниковца» и обожателя А.Крученыха И.Г.Терентьева (1892–1937), создателя ряда агитпьес, в том числе «актуализующей» сценической обработки Ревизора, спародированной в Двенадцати стульях И.Ильфа и Е.Петрова. С Введенским Хармса связала прочная дружба, тот, порой без особых оснований, принимал на себя роль наставника Хармса. Однако направленность их творчества, родственного в плане словеснических поисков, с начала до конца принципиально различна: у Введенского возникает и сохраняется дидактическая установка, у Хармса преобладает игровая. Об этом свидетельствуют первые же известные его стихотворные тексты: Кика с Кокой, Ваньки Встаньки, Землю говорят изобрели конюхи и поэма Михаилы.

Введенский обеспечил Хармсу новый круг постоянного общения, познакомив его со своими друзьями Л.Липавским и Я.Друскиным, выпускниками философского отделения факультета общественных наук, отказавшимися отречься от своего учителя, высланного из СССР в 1922 видного русского философа Н.О.Лосского, и пытавшимися развивать его идеи самоценности личности и интуитивного знания. Их взгляды безусловно повлияли на мировоззрение Хармса, 15 с лишним лет они были первыми слушателями и ценителями Хармса, во время блокады Друскин чудом спас его сочинения.

Еще в 1922 Введенский, Липавский и Друскин основали тройственный союз и стали называть себя «чинарями»; в 1925 к ним присоединился Хармс, который из «взиря зауми» стал «чинарем-взиральником» и быстро приобрел скандальную известность в кругах литераторов-авангардистов под своим новоизобретенным псевдонимом, которым стало множественное число английского слова «harm» – «напасти». Впоследствии свои произведения для детей он подписывал и иначе (Чармс, Шардам и т.д.), но собственной фамилией никогда не пользовался. Псевдоним был закреплен и во вступительной анкете Всероссийского Союза поэтов, куда Хармса приняли в марте 1926 на основании представленных стихотворных сочинений, два из которых (Случай на железной дороге и Стих Петра Яшкина – коммуниста) удалось напечатать в малотиражных сборниках Союза. Кроме них, до конца 1980-х годов в СССР было опубликовано лишь одно «взрослое» произведение Хармса – стихотворение Выходит Мария, отвесив поклон (сб. День поэзии, 1965).

В качестве члена литобъединения Хармс получил возможность выступать с чтением своих стихов, но воспользовался ею только один раз, в октябре 1926 – другие попытки были тщетными. Игровое начало его стихов стимулировало их драматизацию и сценическое представление: в 1926 он вместе с Введенским подготовил синтетический спектакль авангардистского театра «Радикс» Моя мама вся в часах, но дальше репетиций дело не пошло. Хармс познакомился с К.Малевичем, и глава супрематизма подарил ему свою книгу Бог не скинут с надписью «Идите и останавливайте прогресс». Свое стихотворение На смерть Казимира Малевича Хармс прочел на панихиде по художнику в 1936. Тяготение Хармса к драматической форме выразилось в диалогизации многих стихотворений (Искушение, Лапа, Месть и т.д.), а также в создании Комедии Города Петербурга и первого преимущественно прозаического сочинения – пьесы Елизавета Бам, представленной 24 января 1928 на единственном вечере «Объединения Реального Искусства» (ОБЭРИУ), куда, кроме Хармса и Введенского, входили Н.Заболоцкий, К.Вагинов и И.Бахтерев и к которому примыкал Н.Олейников – с ним у Хармса образовалась особая близость. Объединение было неустойчивым, просуществовало менее трех лет (1927–1930), и деятельное участие в нем Хармса было скорее внешним, никак не затронувшим его творческих принципов. Характеристика, данная ему Заболоцким, составителем манифеста ОБЭРИУ, отличается неопределенностью: «поэт и драматург, внимание которого сосредоточено не на статической фигуре, но на столкновении ряда предметов, на их взаимоотношениях».

В конце 1927 Олейников и Б.Житков организуют «Ассоциацию писателей детской литературы» и приглашают в нее Хармса; с 1928 по 1941 он постоянно сотрудничает в детских журналах «Еж», «Чиж», «Сверчок» и «Октябрята», за это время у него выходит около 20 детских книг. Эти сочинения являются естественным ответвлением творчества Хармса и дают своеобразный выход его игровой стихии, но, как о том свидетельствуют его дневники и письма, писались они исключительно для заработка (с середины 1930-х годов более чем скудного) и особого значения автор им не придавал. Печатались они стараниями С.Я.Маршака, отношение к ним руководящей критики, начиная со статьи в «Правде» (1929) Против халтуры в детской литературе, было однозначным. Вероятно, поэтому приходилось постоянно варьировать и изменять псевдоним.

Ненапечатанные его произведения газета «Смена» расценила в апреле 1930 как «поэзию классового врага», статья стала предвестием ареста Хармса в конце 1931, квалификации его литературных занятий как «подрывной работы» и «контрреволюционной деятельности» и ссылки в Курск. В 1932 ему удалось вернуться в Ленинград. Характер его творчества меняется: поэзия отходит на задний план и стихов пишется все меньше (последние законченные стихотворения относятся к началу 1938), прозаические же сочинения (за исключением повести Старуха, творения малого жанра) множатся и циклизуются (Случаи, Сцены и т.д.). На месте лирического героя – затейника, заводилы, визионера и чудодея – появляется нарочито наивный рассказчик-наблюдатель, беспристрастный до цинизма. Фантастика и бытовой гротеск выявляют жестокую и бредовую несуразицу «непривлекательной действительности» (из дневников), причем эффект ужасающей достоверности создается благодаря скрупулезной точности деталей, жестов, речевой мимики. В унисон с дневниковыми записями («пришли дни моей гибели» и т.п.) последние рассказы (Рыцари, Упадание, Помеха, Реабилитация) проникнуты ощущением полной безысходности, всевластия полоумного произвола, жестокости и пошлости.

В августе 1941 Хармс был арестован за «пораженческие высказывания».

Сочинения Хармса, даже напечатанные, пребывали в полном забвении до начала 1960-х годов, когда был издан сборник его тщательно отобранных детских стихотворений Игра (1962). После этого ему около 20 лет пытались присвоить облик веселого чудака, массовика-затейника по детской части, совершенно не согласующийся с его «взрослыми» сочинениями. С 1978 в ФРГ публикуется его собрание сочинений, подготовленное на основе спасенных рукописей М.Мейлахом и В.Эрлем. К середине 1990-х годов Хармс прочно занимает место одного из главных представителей русской художественной словесности 1920–1930-х годов, по сути дела противостоящей советской литературе.

Биография Даниила Хармса начинается когда первая русская революция безжалостно крушила человеческие судьбы, а заканчивается в страшную пору Ленинградской блокады, - непонятый, перечеркнутый политическим режимом, преданный теми, кого считал друзьями...

В момент своего рождения наш герой еще не был Хармсом. Его звали Даниил Иванович Ювачев. Он появился на свет в Петербурге 30 декабря 1905 года.

Впоследствии Хармс любил рассказывать об этом моменте в жанре фантасмагории: «Я родился в камыше. Как мышь. Моя мать меня родила и положила в воду. И я поплыл. Какая-то рыба с четырьмя усами на носу кружилась около меня. Я заплакал. Вдруг мы увидели, что плывет по воде каша. Мы съели эту кашу и начали смеяться. Нам было очень весело...»

С первого дня жизни Даниил был погружен в концентрированный раствор любви и строгости. Источником первой была мать Надежда Ивановна Колюбакина - утешительница женщин, переживших тюремное заключение, дворянка по происхождению. Строгость исходила от отца, Ивана Павловича Ювачева - экс-народовольца, чудом избежавшего повешения, в 15-летней сахалинской ссылке очистившегося от революционных настроений. По его велению сын изучил немецкий и английский языки, прочитал множество умных книг, был обучен прикладным наукам.

В реальном училище Петришуле Даниил слыл хорошим учеником, не чуждым шалостей, например, любил разыграть перед учителем несчастного «сироту», чтобы избежать наказания. Примерно к этому же периоду относится его первый литературный опыт - забавная сказка. Он написал ее для 4-летней сестры Наталии, ранняя смерть которой стала для будущего поэта первым сильным потрясением.

Светлая пора детства оборвалась - грянул 1917 год. После долгих переездов по стране Ювачевы вернулись в Петербург, ставший Петроградом. Даниил работал в Боткинской больнице, учился в Детско-сельской трудовой школе и писал первые стихи, которые больше напоминали нагромождение чепухи. Отец, воспитанный на Пушкине и Лермонтове, был в ужасе. Окружающим юноша казался совсем взрослым.

Особенно поражало его нежелание быть, «как все». Даниил выделялся оригинальностью в одежде, странностями в поведении. И, кажется, олицетворял себя с кем-то иным, но этот «кто-то» имел столько имен, что в них легко было запутаться. Самое важное из них появилось на форзаце одной из Библий - «Harms» (от англ. «вред»). Есть несколько версий его возникновения. Согласно одной из них, его «подсказал» писателю Шерлок Холмс, которым он восхищался с 12 лет.

В ту пору все «англицкое» интересовало его: в 17 лет Даниил привлекал к себе внимание юных дев «парадным костюмом» с намеком на английский стиль: коричневый в светлую крапинку пиджак, брюки «гольф», длинные носки и желтые ботинки на высокой подошве. Венчала это «стилистическое безумие» трубка в уголке рта, не знавшая огня.

Даниил Хармс - Биография личной жизни

О человеке многое могут рассказать его «любови». Абсолютной «любовью» Даниила Ивановича были женщины - с пышными формами, остроумные, с чувством юмора. Он рано женился на красавице Эстер Русаковой, и хотя отношения были сложными (он ей изменял, она ревновала), он сохранил к ней нежные чувства. В 1937 году она была осуждена на пять лет лагерей и умерла в Магадане год спустя.

Второй официальной женой стала Марина Малич, женщина более терпеливая и спокойная. Благодаря ей и другу Хармса Якову Друскину мы сегодня можем читать записные книжки писателя, его ранние и редкие произведения.

С ранних лет Хармс тяготел к западничеству. Одним из любимых его розыгрышей было «изобразить иностранца».

Он излучал необъяснимый магнетизм, хотя фотографии тех лет запечатлели грубо вытесанное лицо с тяжелыми надбровными дугами и глубоко запрятанными под ними пронзительно-светлыми глазами. Рот, словно опрокинутый полумесяц, придавал лицу выражение трагической театральной маски. Несмотря на это, Хармс слыл искрометным шутником.

Один из друзей писателя рассказывал, как весной 1924 года он зашел к Даниилу. Тот предложил прогуляться по Невскому, но перед этим зашел в сарай, прихватил ножку от стола, затем попросил друга раскрасить ему лицо -тот изобразил на лице поэта кружки, треугольники и прочие геометрические объекты. «Записывай, что прохожие скажут», - сказал Хармс, и они отправились на прогулку. Прохожие в большинстве своем шарахались от странной парочки, но Даниилу это нравилось.

Если розыгрыши были призваны стать выразительным средством мятежной души писателя-авангардиста, то «игра в шизофреника» в 1939 году имела жизненно важную цель: избежать призыва на военную службу и спастись от преследования ОГПУ. Оно приметило Хармса еще осенью 1924 года после выступления на вечере, посвященном творчеству Гумилева. Тогда с ним только «поговорили».

А 10 декабря 1931 года все было по-серьезному: арест, следственные действия, жестокие пытки. В итоге Хармс «сознался» в антисоветской деятельности - рассказал о своих «грехах»: написании халтурных детских произведений, создании литературного течения под названием «заумь» и попытках реставрации прежнего политического строя, при этом прилежно указал все «явки, имена, пароли». Его приговорили к трем годам концлагеря. Спас отец - концлагерь заменили на ссылку в Курск.

Возвратившись в Ленинград, Хармс обнаружил изрядно поредевшие ряды вчерашних друзей: одни умерли, других посадили, кому-то удалось ускользнуть за границу. Он чувствовал, что финал близок, но продолжал жить на всю катушку: влюбляться во всех пышных женщин, писать стихи, чаще детские, только за них ему сносно платили. Забавно, что детей Хармс не особо любил, зато те его просто обожали. Когда он выходил на сцену ленинградского Дворца пионеров, то разогревал зал настоящими фокусами. Это вызывало шквал восторга.

В 1941 году за ним пришли вновь. Хармс знал: дело не в доносе, который написала на него Антонина Оранжиреева, ближайшая подруга Анны Ахматовой, официальный информатор ОГПУ. Он сам, его «авангардизм», нежелание шагать в ногу с остальными - вот что доводило до бешенства тех, других. И они не успокоятся, пока он жив.

Отец Даниила умер, заступиться за писателя было некому, многие друзья отвернулись от него, помня его «признательные показания». Его могли расстрелять, но на помощь пришел им же «сыгранный» диагноз - шизофрения. Более страшного ухода невозможно представить: к нему, потомку дворянского рода, человеку неординарному, талантливому, относились как к преступнику. Заставили пройти через унижения физические и душевные...

Заключенным «Крестов», как и всем жителям блокадного Ленинграда, полагались 150 граммов хлеба в сутки. В ледяной камере тюремной больницы затравленный, измученный и беспомощный Хармс ждал очереди на транспортировку в Казань, где «лечили» душевнобольных. Но о нем, как и о других заключенных «Крестов», в эти жуткие блокадные дни попросту забыли - перестали кормить, обрекая тем самым на мучительную гибель.

Кардиограмма Даниила Ивановича Ювачева-Хармса распрямилась 2 февраля 1942 года. Остывшее тело единственного в своем роде поэта нашли несколько дней спустя, одиноко лежащим на полу больничной камеры.

Только в 1960 году в его биографии произошли некоторые изменения: постановлением прокуратуры Ленинграда Хармса признали невиновным, его дело закрыли за отсутствием состава преступления, а сам он был реабилитирован.

Биография

Учился в привилегированной немецкой школе Петришуле . В 1924 году поступил в Ленинградский пединститут, но вскоре был вынужден его оставить. В 1925 году занялся сочинительством. В ранней юности подражал туристической поэтике Хлебникова и Кручёных . Затем, во второй половине 1920-х годов , отказался от преобладания «зауми» в стихосложении.

По возвращении из ссылки Хармс продолжает общаться с единомышленниками и пишет ряд книг для детей, чтобы заработать себе средства на жизнь. После публикации в 1937 году в детском журнале стихотворения «Из дома вышел человек с дубинкой и мешком», который «с той поры исчез», некоторое время Хармса не печатают, что ставит его с женой на грань голодной смерти . Одновременно пишет множество коротких историй , театральных сценок и стихов для взрослых, которые при жизни не публиковались. В этот период создаются цикл миниатюр «Случаи», повесть «Старуха».

Адреса в Петрограде - Ленинграде

1922-1924 - квартира Н. И. Колюбакиной - Детское Село (ныне город Пушкин), улица Революции (ныне Малая), 27;
12.1925 - 23.08.1941 года - дом Трофимова - Надеждинская улица (с 1936 улица Маяковского), 11, кв. 8.

Примечания

Ссылки

www.daharms.ru, Даниил Хармс - полное собрание сочинений. Биография, документы, статьи, фото, анекдоты
kharms.ru - Даниил Иванович Хармс. Биография, произведения, повесть «Старуха», соратники.
Даниил Хармс в Антологии русской поэзии
Даниил Хармс на Стихии
Кто Вы, Даниил Хармс? Рецензия на книгу А.Кобринского «Даниил Хармс».

Декламации

«Случаи» Даниила Хармса исполняют Сергей Юрский и Зиновий Гердт

Экранизации

«Случай Хармса» Слободана Пешича (1987);
«Клоунада» Дмитрия Фролова (1989) - трагикомедия абсурда, снятая по мотивам произведений Даниила Хармса;
«Стару-ха-рмса» Вадима Гемса (1991) - экранизация повести Д. Хармса «Старуха»;
«Концерт для крысы» Олега Ковалова (1996)
«Падение в небеса» Натальи Митрошиной (2007)
«Плюх и Плих» студии «Экран» Натан Лернер (1984), по мотивам книги Вальтера Буша в Переводе Даниила Хармса

Литература

100-летие Даниила Хармса: Материалы конференции. СПб., 2005.
Глоцер В. Марина Дурново. Мой муж Даниил Хармс. М.: ИМА-Пресс, 2001.
Жаккар Ж.-Ф. Даниил Хармс и конец русского авангарда. СПб., 1995.
Кобринский А. А. О Хармсе и не только. СПб., 2007.
Кобринский А. А. Даниил Хармс. М.: Молодая гвардия, 2008. - («Жизнь замечательных людей»). 2 изд. - 2009.
Хармсиздат представляет: Сб. материалов. СПб., 1995.
Токарев Д. Курс на худшее: абсурд как категория текста у Даниила Хармса и Сэмюэля Беккета. М.: Новое литературное объединение, 2002.- 336 с.

Музыка

Стихотворение «Очень-очень вкусный пирог» в музыкальной интерпретации содружества «Иной Креатив».

Wikimedia Foundation . 2010 .

Смотреть что такое "Хармс" в других словарях:

Даниил (настоящее имя Ювачёв Даниил Иванович; 1905, Петербург – 1942, Ленинград), русский писатель. Д. Хармс Сын литератора И. П. Ювачёва. В 1922 г. или немногим ранее начал поэтическую деятельность. Вместе с Л. С. Липавским, Я. С. Друскиным, А … Литературная энциклопедия

См.:ОБЭРИУТы Лексикон нонклассики. Художественно эстетическая культура XX века.. В.В.Бычков. 2003 … Энциклопедия культурологии

- (настоящая фамилия Ювачёв) Даниил Иванович (1905 42), русский писатель. Участник литературной группы Объединение реального искусства (ОБЭРИУ, 1927 1930). В поэзии, пьесах (Комедия города Петербурга, 1927, опубликована посмертно; Елизавета Вам … Русская история

Хармс Д. И. - ХАРМС (наст. фам. Ювачёв) Даниил Иванович (190542), рус. писатель. Участник лит. группы Объединение реального иск ва (ОБЭРИУ, 192730). В поэзии, пьесах (Комедия города Петербурга, 1927, опубл. посм.; Елизавета Бам, пост. 1928), пов … Биографический словарь

Даниил Хармс Имя при рождении: Даниил Иванович Ювачёв Дата рождения: 17 (30) декабря 1905 Место рождения: Санкт Петербург Дата смерти: 2 февраля 1942 Место смерти: Ленинград … Википедия

Даниил Иванович Хармс, настоящая фамилия Ювачев, родился 30 декабря (17 декабря по старому стилю) 1905 года в Санкт-Петербурге. Его отец был морским офицером. В 1883 году за соучастие в народовольческом терроре он был привлечен к суду, провел четыре года в одиночной камере и более десяти лет на каторге, где пережил религиозное обращение: наряду с мемуарными книгами "Восемь лет на Сахалине" (1901) и "Шлиссельбургская крепость" (1907) он опубликовал мистические трактаты "Между миром и монастырем" (1903), "Тайны Царства Небесного" (1910).

Мать Хармса имела дворянское происхождение, заведовала в 1900-е годы приютом для бывших каторжанок в Петербурге.

После революции она стала кастеляншей в Барачной больнице имени С.П. Боткина, отец работал старшим ревизором Государственных сберегательных касс, а позже — заведующим счетным отделением рабочего комитета на строительстве Волховской ГЭС.

В 1915-1918 годах Даниил учился в привилегированном Главном немецком училище святого Петра в Петрограде (Петришуле).

В 1922-1924 годах — во 2-й Детскосельской единой трудовой школе, бывшей гимназии в Царском Селе, где директором и преподавателем русской словесности была его тетя Наталья Колюбакина.

В 1924-1926 годах проходил обучение в Первом Ленинградском электротехникуме, откуда был отчислен за "слабую посещаемость и неактивность в общественных работах".

В начале 1920-х годов Даниил Ювачев выбрал себе псевдоним "Хармс", который постепенно настолько "прирос" к нему, что превратился в часть фамилии.

В 1930-е годы, когда всем советским гражданам выдали паспорта, он приписал к своей фамилии через дефис вторую часть, так что получилось "Ювачев-Хармс".

Псевдоним "Хармс" исследователями трактуется как "обаяние", "чары" (от французского charm), как "вред" и "несчастье" (от английского harm) и как "чародей". Кроме основного псевдонима Даниил использовал еще около 30 псевдонимов — Чармс, Гармониус, Шардам, Дандан, а также Иван Топорышкин, Карл Иванович Шустерлинг и др.

Стихи он начал писать во время учебы в школе, позже избрал поэзию своей основной профессией.

Самое раннее из сохранившихся стихотворений Хармса "В июле как-то лето наше…" относится к 1922 году.

Большое влияние на раннего Хармса оказал поэт Александр Туфанов, продолжатель Велимира Хлебникова, автор книги "К зауми", основавший в марте 1925 года Орден Заумников, в ядро которого вошел и сам Хармс, взявший себе титул "Взирь зауми".

Отход от Туфанова предопределила дружба с поэтом Александром Введенским, вместе с которым в 1926 году Хармс создал "Школу чинарей" — камерное сообщество, куда помимо двух поэтов вошли философы Яков Друскин, Леонид Липавский и поэт, впоследствии редактор детского журнала "Еж" Николай Олейников. Главной формой деятельности "чинарей" стали выступления с чтением своих стихов.

В 1926 году стихотворение Хармса "Случай на железной дороге" было опубликовано в сборнике стихов, в 1927 году "Стих Петра Яшкина" было напечатано в сборнике "Костер".

В 1928 году Хармс стал участником литературной группы Объединения Реального Искусства (ОБЭРИУ), в которую входили поэты Александр Введенский, Николай 3аболоцкий и др., использовавшие приемы алогизма, абсурда, гротеска. На организованном объединением вечере "Три левых часа" гвоздем программы стала постановка пьесы Хармса "Елизавета Бам".

В этом же году писатель Самуил Маршак привлек Хармс к работе в ленинградском отделе издательства детской литературы "Детгиз". В печати были опубликованы "Иван Иваныч Самовар" (1928), "Иван Топорышкин" (1928), "О том, как папа застрелил мне хорька" (1929), "Веселые чижи" (в соавторстве с Маршаком, 1929), "Миллион" (1930), "Врун" (1930) и другие. Стихи Хармса выходили 11 отдельными изданиями.

В декабре 1931 года Хармс вместе с другими работниками ленинградского детского сектора издательства был арестован по подозрению в антисоветской деятельности, был приговорен к заключению на три года, что было в 1932 году заменено ссылкой в Курск, куда его сопроводили вместе с Введенским. В 1932 году ему удалось вернуться в Ленинград, где он продолжил сотрудничать в журналах "Еж" и "Чиж", опубликовал вольный перевод повести немецкого поэта Вильгельма Буша "Плих и Плюх".

В 1934 году Хармс был принят в Союз писателей СССР. В этом же году он начал работу над философским трактатом "Существование", который не был завершен.

В марте 1937 года в журнале "Чиж" было опубликовано стихотворение "Из дома вышел человек", повествующее о том, как в СССР человек вышел из дома и бесследно исчез. После этого Хармса перестали печатать и в детских изданиях. В том же году он приступил к созданию прозаического цикла "Случаи".

В конце мая — начале июня 1939 года Хармс написал повесть "Старуха", которое многие исследователи считают главным в творчестве писателя.

Осенью 1939 года Хармс симулировал психическое заболевание, в сентябре-октябре лежал в нервно-психиатрическом диспансере Василеостровского района, где ему был поставлен диагноз "шизофрения".

Летом 1940 года написал рассказы "Рыцари", "Победа Мышина", "Лекция", "Пашквиль", "Помеха", "Упадание", в сентябре — рассказ "Власть", позже — рассказ "На кровати метался полупрозрачный юноша…".

В 1941 году, впервые после 1937 года, вышли две детские книги с участием Хармса.

Последним из дошедших произведений Хармса стал рассказ "Реабилитация", написанный в июне 1941 года.

23 августа 1941 года Хармс был арестован, обвинен в антисоветской деятельности. В середине декабря был переведен в психиатрическое отделение тюремной больницы при "Крестах".

2 февраля 1942 года Даниил Хармс умер в заключении в блокадном Ленинграде от истощения. Имя его было вычеркнуто из советской литературы.

В 1960 году сестра Хармса Елизавета Грицына обратилась к Генеральному прокурору СССР с просьбой пересмотреть дело брата. 25 июля 1960 года постановлением прокуратуры Ленинграда Хармс был признан невиновным, его дело было закрыто за отсутствием состава преступления, а сам он реабилитирован.

В СССР был издан сборник его детских стихотворений "Игра" (1962). С 1978 года в ФРГ публиковалось его собрание сочинений. К середине 1990-х годов Хармс занял место одного из главных представителей русской художественной словесности 1920-1930-х годов, противостоящей советской литературе.

Первое полное трехтомное собрание сочинений Даниила Хармса вышло в России в 2010-х годах.

Даниил Хармс был дважды женат. Первая супруга — Эстер Русакова, дочь бывшего политэмигранта, после развода с писателем в 1937 году вместе со своей семьей была арестована, осуждена на пять лет лагерей и вскоре скончалась в Магадане.

Вторая жена Хармса — Марина Малич, происходила из рода Голицыных, после смерти мужа была эвакуирована из блокадного Ленинграда в Пятигорск, откуда была угнана немцами на принудительные работы в Германию. Ей удалось попасть во Францию, позже Марина эмигрировала в Венесуэлу. По ее воспоминаниям литературовед Владимир Глоцер написал книгу "Марина Дурново: Мой муж Даниил Хармс".

Материал подготовлен на основе информации РИА Новости и открытых источников

Генсек НАТО Йенс Столтенберг заявил, во-первых, что стоящая в очереди с 2009 года Македония после своего переименования (и, соответственно, снятия вето Греции) может быть принята в Альянс уже в начале будущего года. Во-вторых, заметил, что за два года после вступления в НАТО Черногории прямые западные инвестиции в ее экономику удвоились. Наконец, впервые дал понять, что проблема Абхазии и Южной Осетии принципиально не помешает приему Грузии в западный блок: «Грузии совершенно необязательно выбирать между территориальной целостностью и членством в НАТО; она станет членом Альянса как только выполнит его стандарты».

В Москве снова заговорили об истории. О том, что Запад вероломно нарушил обещание, данное президенту СССР Михаилу Горбачеву, не расширять НАТО на восток. Выразили «фе» в связи с тем, что Черногория и Македония выбрали НАТО, а заодно лишний раз пнули Горбачева с его перестройкой и новым мышлением. Главный документ, который цитируют как свидетельство, — это рассекреченная запись беседы Горбачева с госсекретарем США Джеймсом Бейкером 9 февраля 1990 года. Причем не только убежденные ура-патриоты, но и такие комментаторы, как уважаемый мной Владимир Познер.

«Господин Столтенберг лжет, — уверенно пишет он на своем сайте. — Бейкер совершенно четко обещал Горбачеву, что если Германии будет позволено объединиться, то НАТО не двинется за пределы Германии».

Горбачев закончил свое президентство в 1991 году. В начале 1990-го, когда в Москве состоялась беседа с Бейкером, о реальном расширении НАТО на Восточную Европу вряд могла идти речь. Нынешние споры о том, обещал Запад советскому президенту не принимать в альянс новых членов или нет, ярко окрашены сегодняшним сознанием и пропущенным через его призму восприятием более ранних событий.

В то время в Европе происходили тектонические перемены. Но никто ни в Вашингтоне, ни в Москве даже не думал о расширении НАТО, и этот вопрос не поднимался странами Центральной и Восточной Европы. Он мог тогда обсуждаться лишь в контексте горячей темы объединения Германии. Какой она должна стать, если в данный момент разделена между блоками? Незадолго до встречи Бейкера с Горбачевым появилась формула Геншера (тогда главы МИД ФРГ): не размещать натовские военные структуры и войска на территории Восточной Германии, даже если объединенная Германия целиком будет членом НАТО.

И Запад, и Москва признавали неоспоримое: процесс внутренней интеграции Германии приобрел силу, и его невозможно остановить. Было важно, чтобы воссоединение произошло не просто в результате волеизъявления немцев, а с благословения и под контролем держав-победительниц во Второй мировой. Заботой великих держав было не допустить возрождения германского национализма и милитаризма, сдержать превращение Германии в мощную военную силу в центре Европы. Обязывала память о двух мировых войнах.

Утром 9 февраля, перед тем как зайти вместе в кабинет Горбачева, Бейкер сказал министру иностранных дел СССР Эдуарду Шеварднаднадзе: «Нейтральная Германия, несомненно, приобретет собственный независимый ядерный потенциал. В то время как Германии, прочно связанной в реформированном НАТО — организации значительно менее военной, а гораздо более политической, — не нужен будет свой ядерный потенциал. Разумеется, должны быть железные гарантии того, что юрисдикция и вооруженные силы НАТО не продвинутся на восток. И нужно сделать таким образом, чтобы остались довольны соседи Германии на востоке».

Из контекста следует, что имеется в виду нежелательность продвижения натовских структур к восточной границе Германии, которое обеспокоило бы ее восточных соседей, в первую очередь Польшу.

Горбачев рассказал Бейкеру о своем утреннем разговоре с президентом Польши Ярузельским. Тот выразил мнение, что присутствие американских и советских войск в Европе было бы стабилизирующим фактором. Горбачев сказал, что Советский Союз не хочет повторения сценария Версаля, который позволил Германии вооружиться.

«Если Германия будет нейтральной, — рассуждал Бейкер, — это не исключит ее милитаризации. Наоборот, она может создать собственные ядерные силы, вместо того чтобы полагаться на американские силы сдерживания. Все наши западные союзники и многие восточноевропейские страны дали нам знать, что в их интересах сохранение военного присутствия Соединенных Штатов в Европе».

Когда Шеварднадзе допустил, что руководство объединенной Германии может захотеть, чтобы американцы ушли, Бейкер твердо сказал: «Если это случится, то наши войска вернутся домой; мы не оставим их в странах, которые не хотят нашего присутствия».

Бейкер подытожил разговор на эту тему вопросом Горбачеву: что Москве предпочтительнее — «единая Германия вне НАТО, полностью независимая и без американских войск; или единая Германия, сохраняющая членство в НАТО, но при гарантии, что зона юрисдикции и войска НАТО не продвинутся ни на дюйм к востоку от их нынешней границы?»

Горбачев сказал, что расширение зоны НАТО «не было бы допустимым». «Мы согласны», — ответил Бейкер.

Имели ли они в виду одно и то же, остается гадать. Некоторые комментаторы, в том числе американские, сомневаются, что Бейкер имел в виду только Восточную Германию, а не вообще любое расширение НАТО на восток. Для опытного переговорщика и осторожного адвоката кажется очень маловероятным, что он не использовал определенную терминологию, считают они. Но это только интерпретация.

Приводят и запись беседы от 6 февраля 1990 года между министром иностранных дел ФРГ Геншером и его британским коллегой Дугласом Хердом. Германский министр сказал, что у русских должна быть уверенность в том, что если, например, Польша однажды выйдет из Варшавского договора, то наутро она не присоединится к НАТО. Геншер и Херд говорили об этом Шеварднадзе. Но до конкретных договоренностей не дошло. Польша, Чехия и Венгрия вступили в НАТО через 9 лет после роспуска Варшавского договора.

В последующих контактах на высоком уровне между США и Советским Союзом, которых было немало до распада СССР, никогда больше вопрос о расширении НАТО не поднимался и уточняющих слов по договоренностям Бейкера и Горбачева, судя по доступным источникам, не было. Видимо, действительно проблема не была актуальной.

Сейчас представляется иллюзией включение России в мировую систему, построенную на западных принципах, подобно другим посткоммунистическим странам Европы. Тогда так не казалось.

Историк Рон Асмус, который в 1997-2000 годах служил заместителем помощника государственного секретаря США и был фактически основным «шерпой» процесса расширения НАТО, рассказывал мне, что движение к приему в Альянс новых членов из Центральной и Восточной Европы началось только при администрации Клинтона. При Буше-старшем в американском истеблишменте на фоне общего безразличия к внешней политике после окончания холодной войны к этой идее отнеслись бы более чем прохладно. Даже когда Клинтон весной 1993 года лично задал ей положительный тон и, откликнувшись на просьбу Вацлава Гавела, Леха Валенсы и Арпада Гёнца, пригласил их для беседы на эту тему, в Вашингтоне было немало скептиков. Но сами эти страны — Чехословакия, Польша и Венгрия — уже настойчиво стучались в дверь западного Альянса.

Если говорить о правовой стороне, то в 1990 году США и СССР обсуждали будущее Германии с позиции держав — победительниц во Второй мировой войне. Они осуществляли законные права и обязанности в определении ориентации новой Германии в области безопасности. Но у них не было таких прав в отношении суверенных государств Центральной и Восточной Европы.

В том же 1990 году, приняв наряду с 32 европейскими государствами, США и Канадой Парижскую хартию, Советский Союз признал право всех стран Европы участвовать в оборонных альянсах. Их расширение, в том числе в НАТО, — это не захват территорий, а добровольное вступление государств в организацию. Россия могла бы предложить Черногории и Македонии вступить в ОДКБ или, скажем, в ШОС. Но они выбрали НАТО.