Народная драма: изложение произведения «Царь Максимилиан. Народная героико-романтическая драма "царь максимилиан"

Ф рагмент статьи Анны Некрыловой «Царь Максимилиан» в Народном театре», опубликованной в книге «Народный театр»:

<...> «Алексей Ремизов, чье творчество пронизано образами и темами русского фольклора, на основе вышедшего в начале ХХ века свода текстов «Царь Максимилиан» создал авторское произведение – драму, где наряду с традиционными героями действовали и придуманные им персонажи из современной эпохи, где заводилами оказывались любимые ремизовские черти.

Между тем «Царь Максимилиан» не ушел с народной сцены и в XX веке. Организатором народного театра в своем имении Поленово Тульской губернии была семья художника В.Д. Поленова. Дочь художника, Е.В. Сахарова, оставила любопытные, очень живо и чуть иронично написанные воспоминания об одном из представлений «Царя Максимилиана», имевшем место в 1918 году. В 1920–1930-е годы пьесы народного театра ставились на клубных сценах в Заонежье и Каргополе, в Тверской, Ярославской областях, кое-где в Сибири. В 1967 году студенты-филологи Московского университета в переполненной аудитории показывали своего «Царя Максимилиана», реконструированного в результате экспедиций на р. Онегу. В начале 1980-х годов «Царя Максимилиана» возродил знаменитый коллектив Дмитрия Покровского. По найденным в архивах и зафиксированных в экспедициях фрагментам силами новгородского фольклорного ансамбля «Кудесы» был восстановлен местный вариант этой драмы, прочно вошедший в репертуар «Кудес» и с успехом разыгрывающийся под стенами Новгородского кремля».

Фрагмент статьи Анны Касумовой «Рождественские подарки» в Петербургском театральном журнале (2002 г.):

<...> «Спектакль Галибина, показанный на Рождественском фестивале, как и «Игроки», имеет своего предшественника в Петербурге: к теме русской истории Галибин обращался в «Сказании о царе Петре». В Новосибирске он продолжил эту тему, обратившись к истокам – народной драме «Царь Максимилиан» (оформление Эдуарда Кочергина), правда, в интерпретации драматурга Е. Греминой, украшенной поэмой Алексея Толстого . «Земля наша богата, порядка в ней лишь нет» – лейтмотивом звучит через весь спектакль. Царь Максимилиан, которого выбирают из народа, обзаводится свитой. Начинается первый виток игры, продолжающийся до смерти правителя. Потом – все сначала: выбирают царя, свиту, и каждый раз царь остается прежним, только зовется иначе, в зависимости от хода российской истории. Александр Галибин к существующим у Алексея Толстого именам добавляет свои: Максимилиан то предстает нам в виде Сталина, то вдруг, как Хрущев, начинает бить башмаком по кафедре. Здесь пародируют Ельцина, Горбачева и Ленина, и все это напоминает финальную игру Клуба веселых и находчивых. Элементы мюзикла лишь усиливают впечатление. Взяв микрофоны, народ вдруг запоет совсем не плач русский, а самую что ни на есть популярную «Убили негра, убили»… И следом – «Боже, царя храни»… А может быть, прав Галибин, может быть, именно такова она, новейшая история России, – бесконечные вариации на тему пьесы Е. Греминой «Царь Максимилиан»?» <...>

Драма “Царь Максимилиан” (иногда Максимъян, Максемьян) получила широкое распространение на всей территории России (Петербургская, Московская, Тверская, Ярославская, Костромская губ., Русский Север, Дон, Терек, Урал, Сибирь), Беларуси (Минская, Могилевская, Витебская губ.), Украины (Киевская, Черниговская, Подольская, Харьковская, Херсонская губ.), Молдавии. Ее играли в солдатской, матросской, городской, рабочей, крестьянской среде.

О возникновении этой драмы высказано несколько мнений. Вероятно, правы исследователи, считавшие, что поводом к ее созданию послужила политическая обстановка начала XVIII в.: конфликт между Петром I и его сыном Алексеем и казнь последнего. В памяти людей было и убийство сына Иваном Грозным. Сыноубийство не могло не отразиться на отношении народа к государям. Это способствовало распространению драмы. Следует учесть и то, что в народе был известен духовный стих “Кирик и Улита”, в котором, как и в драме, жестокий царь Максимилиан требует, чтобы младенец Кирик отрекся от веры в христианского Бога. Кирик, как и герой драмы Адольф, остается верен Богу.

Предпринимались настойчивые поиски непосредственного источника драмы, но он не был найден. Вероятно, единственного источника и не существовало. Вместе с тем бесспорна связь пьесы с репертуаром русского городского театра XVII-XVIII вв., а также несомненно влияние на ее текст переводных повестей (рыцарских романов) и их инсценировок той же эпохи, что доказано рядом исследователей. Однако какими бы разнообразными ни были литературные источники “Царя Максимилиана”, существенно другое – связь пьесы с русской действительностью.

В основе драмы – конфликт тирана царя Максимилиана с его сыном Адольфом. Отец-язычник требует, чтобы сын бросил христианскую веру, но тот решительно отказывается:

– Я ваши кумирческие боги Подвергаю себе под ноги, В грязь топчу, веровать не хочу. Верую в Господа нашего Исуса Христа, И целую Его в уста, И содержу Его закон. Царь Максимъян повелевает затюремному сторожу.

– Поди и отведи моего сына Адольфу в темницу

мори его голодной смертью. Дай ему фунт хлеба и фунт воды

Адольф в темнице. Царь Максимилиан три раза обращается к Адольфу со своим требованием, но тот все время отказывается. Тогда царь вызывает палача Брамбеуса и приказывает казнить Адольфа. В драме изображена жестокость царя Максимилиана не только с сыном. В одном из вариантов он, подобно царю Ироду, приказывает воину (здесь: Анике-воину) убить младенцев:

– Воин, мой воин. Сходи все страны Вифлеемские, Сбей, сруби четырнадцать тысяч младенцев. Аще кого не убьешь. Ко мне живого приведешь. Является Баба (Рахиль) и спрашивает царя: – За что моему дитяти Невинно пропадати? Царь неумолим: – Как низавинно, Когда я послал воина, Воина вооруженного? Воин, мой воин, Убей сего младенца И прогони эту бабу! Воин убивает ребенка. Рахиль плачет

Царю Максимилиану противопоставлен его сын Адольф. Он смело говорит отцу, что вниз по матушке по Волге катался И с вольной шайкой, с разбойниками, знался, что был их атаманом; приказывает выпустить из тюрьмы арестанта (рестанта), который был посажен по приказу отца. В драме Адольф твердо отстаивал свои убеждения, претерпевал мучения, шел на смерть, но не изменял своим идеалам, чем вызывал симпатию и сочувствие. Палач, выполнив приказ царя и убив Адольфа, закалывал и себя со словами:

– За что любил, За тои голову срубил. Царя долг исправляю И сам вслед помираю

Повеление царя убить сына, изображение казни Адольфа, самоубийство палача – трагические картины. Но представление должно было веселить зрителей, нужна была разрядка. Установилась традиция вводить в действие фарсовые, сатирические и юмористические эпизоды. Таковыми являются разговоры Гробокопателей, Портного, Доктора, даже отпевание Патриархом тела Адольфа. Острая сатира на священнослужителей возникала при изображении венчания царя Максимилиана с Богиней (священник и дьякон в кабаке пропили венчанную книгу, а на заупокойную опохмелялись) .

Исследователь народных драм Н. Н. Виноградов писал о “Царе Максимилиане”: “Появившись в половине XVIII столетия и переходя из уст в уста, от поколения к поколению, эта пьеса неизбежно подвергалась самым разнообразным изменениям, сокращалась и удлинялась по произволу. Понравившись народу, она мало-помалу втянула в себя целый ряд отдельных сцен и мелких произведений того же рода. Вследствие этого во многих вариантах получается длинный ряд отдельных сцен, целая коллекция разнохарактерных лиц, пестрый калейдоскоп самых разнообразных положений; теряется общий смысл пьесы, отсутствует единство сюжета, остается лишь единство названия.

Драма “Царь Максимилиан” большая по объему. Часто ее переписывали в тетради и перед представлением репетировали. Однако и в ней выработались стереотипные ситуации, а также формулы, которые способствовали запоминанию и воспроизведению драмы. Таковыми, например, являются сцены поединков, формулы-ответы Адольфа отцу (“Я ваши кумирские боги Терзаю под ноги…” и т. д.). Приобрели устойчивую форму вызов царем Максимилианом Скорохода (или иного действующего лица) и доклад вызываемого о прибытии.

Царь Максимильян: – Скороход-Фельдмаршал, Явись перед троном Грозного царя Максимильяна! Скороход: – Справа налево вернусь, Перед троном грозного царя Максимильяна явлюсь: О, великий повелитель. Грозный царь Максимильян, Почто ты Скорохода-Фельдмаршала призываешь? Или дела, указы повелеваешь? Или мой меч притупился? Или я, Скороход-Фельдмаршал, в чем пред вами провинился?

В цитируемом варианте драмы эта формула доклада повторяется 26 раз (Скороход ее произносит 18 раз, Маркушка 3 раза, Адольф и Аника-воин по 2 раза, Палач 1 раз).

К сказанному следует добавить, что в “Царе Максимилиане” встречаются те же ситуации и общие места, что и в драме “Лодка”. Например: Адольф – с шапкой разбойников знался; о погребении убитого говорят: “Убрать это тело, чтобы сверх земли не тлело…” и т. д. Таким образом, драма “Царь Максимилиан” возникла и развивалась под влиянием других народных пьес, рыцарских романов, лубочных изданий, народного песенного фольклора, духовных стихов.

(No Ratings Yet)

Народная драма “Царь Максимилиан”

Другие сочинения по теме:

Ы Царь У советуется со своими сановниками Сунь У, У Цзы-сюем и Бо Си о том, как вернуть волшебный меч,...
Царь Эдип Аннотация к трагедии Софокла “Царь Эдип” Софокл – великий греческий драматург, подаривший нам одно из самых восхитительных произведений...
Когда-то давно, когда на свете еще не было наших бабушек и дедушек, в огромном царстве языка жил царь Алфавит. Он...
В своей балладе “Лесной царь” великий немецкий поэт Иоганн Вольфганг Гете рассказывает нам об отношении человека к природе. В этом...
Выборы Нумы Помпилия царем. После того, как первый царь Рима, Ромул, вознесся на небо и стал Квирином, богом-покровителем города, римляне...
Эпоха Смутного времени (конец XVI – начало XVII вв.) привлекала внимание русских драматургов как исключительно драматический, переломный этап отечественной истории....
В основе сюжета трагедии “Царь Борис” – бесплодная борьба Бориса с призраком убитого, борьба, приводящая к гибели самодержца нового типа....
Он родился в 1877 г. на юге России, много путешествовал по Центральной Азии и по средиземноморскому побережью и много лет...
Алкиной – персонаж “Одиссеи”, царь феаков, супруг Ареты и отец Навсикаи. Принимает в своем доме чужестранца Одиссея, устроив пир, состязания...
Это трагедия о роке и свободе: не в том свобода человека, чтобы делать то, что он хочет, а в том,...
Вторая половина XIX века в истории сценического искусства так же, как и в драматургии, отмечена кардинальными изменениями. Новый этап в...

Действие драмы обычно происходит в любой комнате, даже в крестьянской избе. Посередине комнаты из кресел сооружается трон для царя, к нему - «корона, скипетр и держава на золотом блюде».

Явление 1

Выходит Скороход. Он шел очень быстро и запыхался. Скороход сообщает, что его прислали из конторы царя, чтобы приготовить место для царского трона. Прощаясь, Скороход объявляет, что сейчас выйдет царь. На сцене появляются сенаторы, царская стража и воины.

Явление 2

Входит царь Максимилиан . Он высок, носит бороду, грозен, говорит громко и резко. Царь обращается к зрителям со словами, что идет из царской конторы. Но он царь не французский и не император русский, а грозный и сильный «царь ваш Максимилиан». Затем он смотрит на приготовленный для него трон, показывает на него рукой и спрашивает, кому приготовлено такое «предивное сооружение». Сам же отвечает на свой вопрос: трон воздвигнут для него, потому что он и есть царь. Царь говорит, что сядет на престол, чтобы предать суду своего сына, Адольфа. Усевшись на возвышение, он громким голосом зовет своих верных пажей.

Явления 3 - 5

Царь Максимилиан приказывает пажам привести в его палаты Адольфа для тайного разговора. Дожидаясь прихода сына, Максимилиан надевает свое царское облачение.

Явление 6

Один из пажей докладывает, что они исполнили царское приказание и привели «вселюбезного сына Адольфа». Царь Максимилиан

Теперь удалитесь с глаз моих. (Пажи уходят), Адольф (все время на коленях) О всемилостивейший государь И преславный Максимилиан-царь, Вселюбезнейший мой родитель, батюшка, Бью тебе челом о матушку-сыру землю. Зачем любезного твоего сына Адольфа призываешь Или что делать ему повелеваешь? Царь Максимилиан Любезный Адольф, сын мой, Не радостен мне ныне приход твой: Ныне я от слуги известился, Что ты от наших кумирических богов отступился И им изменяешь, А каких-то новых втайне почитаешь. Страшись моего родительского гнева И поклонись нашим кумирическим богам. Адольф (не вставая с колен) Я ваши кумирические боги Подвергаю под свои ноги, Я верую в господа Иисуса Христа, Изображаю против ваших богов знамение креста И содержу его святой закон.

Царь Максимилиан от таких слов разгневался не на шутку: теперь Адольфне может стать наследником престола, а должен уйти в служение своему закону. Царь снова громко зовет пажей.

Явления 7 - 8

Максимилиан велит пажам увести своего непокорного сына в темницу. Открывается дверь, в ней показывается Богатырь исполинского роста, обнажает саблю, медленно идет к трону царя Максимилиана. Подойдя к трону, Ьогатырь останавливается, ударяет копьем об пол и говорит, что царь Максимилиан творит несправедливый суд над Адольфом. Богатырь - посол Римский и хочет говорить с царем Максимилианом. Царь дозволяет ему продолжать дерзкую речь. Богатырь называет царя «варваром и душегубцем», который может погубить душу Адольфа. Все жалеют юношу, горюют о нем, считают его настоящим героем. Богатырь призывает царя Максимилиана изменить свое решение. Царь, вне себя от гнева, кричит, топает ногами, и гонит посла с глаз своих. Богатырь прощается с царем и грозит ему вернуться вновь, чтобы отомстить за Адольфа.

Явления 9-13

Царь Максимилиан снова призывает верных своих пажей, посылает их в темницу за своим непокорным сыном. Пажи приводят Адольфа. Адольф приближается к трону и становится на колени. Адольф смиренно спрашивает отца, зачем тот вызвал сына и что приказывает ему делать. Царь Максимилиан интересуется, передумал ли Адольф, не пугает ли его тюрьма голодная, станет ли снова верить он правильным богам. Но Адольф твердо отвечает, что старых богов «подвергает под свои ноги». Царь Максимилиан в сильном гневе, он кричит на сына, обещает ему суровое наказание за неповиновение. Затем призывает Скорохода и велит ему привести кузнеца. Царь повелевает кузнецу заковать непокорного сына в кандалы. Кузнец не верит своим ушам, делает вид, будто не понимает приказания, потом отказывается взять монету за работу и, наконец, нехотя выполняет приказание. Закованного в кандалы Адольфа уводят пажи. Прощаясь с грозным родителем, Адольф поет заунывную песню. Царь остается сидеть в грустной задумчивости.

Явления 14-15

Перед царем появляется Исполинский рыцарь. Громко стуча оружием и без всякого почтения к царю, он кричит во все горло о своей решимости сражаться против несправедливого царского суда: Разгневанный царь Максимилиан гонит прочь дерзкого рыцаря, опять призывает к себе верного Скорохода и велит ему позвать Анику - воина.

Явления 16-19

Аника - воин (громадного роста, в латах, в шлеме и в прочем вооружении подходит к трону, потрясает оружием…) Царь Максимилиан снова кличет верных своих пажей и велит им привести сына Адольфа. Пажи приводят непокорного сына. Адольф измучен, в цепях, еле движется, говорит тихим голосом, жалостно. Он падает на колени и спрашивает царя-батюшку, зачем-де тот снова призывает его. Царь Максимилиан допрашивает: одумался ли Адольф, испугала ли его предстоящая мучительная смерть. Адольф стоит на своем: верую-де в Иисуса Христа, «который создал небо и землю». Царь Максимилиан в гневе кричит на сына, велит предать его злой смерти. Снова зовет Скорохода и отдает ему приказание привести Брамбеуса-рыцаря.

Явления 20 - 21

Брамбеус приветствует царя, желает ему долгих лет и здравия и спрашивает, зачем царь Максимилиан позвал его к себе и в чем состоит приказание. Царь показывает на Адольфа, который стоит, покорно склонив головушку на плечи, и велит Брамбеусу тут же, на глазах отца, убить юношу. Брамбеус не может поверить; он испуган, то и дело поглядывает на царя и Адольфа, просит царя не давать ему такого приказания. За сто пятьдесят лет жизни Брамбеус не погубил ни единого человека и теперь, когда стал стар, не хочет брать такого греха на душу:

горячая кровь

Явления 23 - 26

К царю приходит Аника-воин и докладывает, что он победил всех басурман, спас от злой смерти царя. Царь воздает хвалу Анике, призывает Скорохода, который созвал рыцарей славить Анику. Вдруг царь видит на пороге бабу. А баба, направляясь к царском трону, и говорит:

«Я ведь не баба, Я ведь непьяна, Я есть смерть твоя упряма».

Испугался царь Максимилиан , встал с царского возвышения и умоляет воинов защитить его от смерти. Воины пытаются защитить своего царя, преграждают дорогу Смерти, но она махнула косой, и все оружие воинов посыпалось. Подходит Смерть к трону и велит царю Максимилиану следовать за ней. А тот молит старую дать ему еще три года, чтобы немного пожить и поцарствовать. Смерть не дает царю и года. Тогда царь просит дать ему еще три месяца пожить и поцарствовать. Ни Смерть не дает ему и месяца. Царь Максимилиан молит дать ему хотя бы три дня, но Смерть не дает ему и трех часов. Ударила она царя острой косой по шее, он и упал.

Явление 27

Скороход выходит на середину и обращается к зрителям:

«Вот, почтеннейшая публика, Занавеска закрывается, И приставленье все кончается, А актерам с вас на чай полагается».

Царь Максимилиан

Давно заброшенный казенный рудник, мало-помалу превратившийся в захудалую деревушку, представлял из себя горстку одряхлевших кривых изб, совокупно свалившихся на дно крутого оврага и толкающих друг друга в кривую и загрязненную речушку. Мелкосопочные незаселенные на десятки верст пространства, как белое волнующееся море, уходили далеко во все четыре стороны вплоть до голубых краев небесного зонта и наводили тупое, нудное уныние. Это уныние было так велико, что когда по узкой, унавоженной за зиму дороге с соседних пашен спускались к селению воза с сеном или соломой, то это вносило какое-то праздничное оживление в окрестности, хотя воза эти издали и казались косматыми отрубленными и тихо сползающими вниз головами сказочных разбойников. Немного раньше, на горе, возле разноцветных рудных отвалов, вблизи шахты стояли большие казенные здания: казармы, лазарет, контора и дом пристава, но в последние годы все это как-то быстро исчезло. Лазарет сгорел, и сгорел как-то странно: никто в нем не жил, и он стоял особняком, заваленный разным казенным имуществом, и вдруг в одну из темных ночей вспыхнул и сгорел. И никто не спасал его, никто не жалел... Казармы тоже сгорели, но уже в печках мирных жителей селения. Осталась одна контора, общипанная со всех сторон, с провалившейся крышей, и медленно догнивала, покорно ожидая, пока и ее потащат в обывательские печки. Да под горою, возле входа обвалившейся штольни, стояли огромные весы с железными цепями и крепко окованными досками, на которых в праздничные дни качались и шалили ребятишки. Улиц в селении не было ни одной, а кривые переулки как-то бестолково извивались между избами и то суживались в тесные щели, то расплывались в бесформенные площадки, заваленные сугробами снега и кучами застывшего навоза. Подслеповатые окошки покосившихся изб как-то безразлично смотрели на все: и на кучи навоза, и на спины старых амбаров, и на плетни дворов, и просто на соседние заборы. Если в избах было тепло, то стекла окошек чернели и плакали, если холодно, то, покрытые толстым слоем инея, они казались какими-то сплошными бельмами, и веяло от них тоской и злобой, как и от самих обитателей. Привыкшие к каторжной горной работе в шахтах и на разборах, они неохотно брались за пашню, потому что не имели ни плугов, ни лошадей для этого и, все ожидая откуда-то "манифеста" о возобновлении горных работ, они часто сидели без хлеба, без дров и без огня. О своей одежде сами они говорили так: -- Ни постлать, ни одеться! Время от времени, когда ожидания открытия рудника тянулось слишком долго, они собирались у старосты и долго и горячо толковали, тут же преувеличивая или искажая какие-либо слухи, надежды, или просто собственные сочинения об открытии рудника. Вдруг кто-нибудь высоким фальцетом выкрикивал: -- Дыть осенясь я возил в Змиево... тово... как ево? Подлесничаго... Дак он мне прямо сказал, што прибегал сам особый чиновник!.. Ну, и будто што... это... -- Че особый чиновник?.. -- прервал другой. -- Вот, ведь, недавно Игнахина тетка ездила в город... Ну, и тоже, будто што... А что именно -- никто не договаривал... И знали, может быть, что и "особый чиновник" и "тетка Игнахина" только их собственная фантазия, а все-таки хотели верить, что откроется рудник, закипит работа, и хотя и будет их же первых беспощадно давить своим ярмом, но за то будет и "матушка суббота" с верным расчетом, и сердитое, но нарядное начальство с разными веселыми затеями и забавным самодурством, да, наконец, будет и собственный кабачишко, а, стало быть, и песни и пляска... И возбужденье доходило до такой степени, что, забыв все настоящее, обыватели начинали рассчитывать по пальцам, сколько и какие рабочие будут теперь получать, какой будет провиант, сколько на отчет каждому рабочему будут выдавать свечей, почем будет пшеничная мука... Совсем не думали о том, сколько часов и как будут они работать, не думали даже о том, что, может быть, опять будут так же бить и драть розгами, как били тогда, в далекое прошлое... Это казалось неважным. Важнее всего казалось то, что оживило бы их унынье, отбросило бы давно поселившуюся у них тоску и нужду и всколыхнуло бы застывшую мысль... Некоторые из стариков, что помнят еще, как их драли и проводили через строй, тут же кому либо в одиночку шамкали: -- А хоша и били, дак за то без хлеба-то не доводилось сидеть... Бывало, покойничек Никифор Иванович, уставщик-то наш, как рявкнет на материального: -- "У меня штобы и лошади и люди сыты были!.." Потому, говорит, голодный и камня не поднимет, не токмо што... И старик, припоминая доблести Никифора Иваныча, прослезится даже. -- Однова пристав велел дать мне сорок палок, а я в то время хворал. -- Ну, че, -- говорит, -- Федотыч, сейчас ляжешь, али после разочтешься?.. -- Лягу, мол, ваше благородие! -- "Да, ведь, задеру", говорит. -- Дери, мол, ваше благородие, потому от тебя и розга сладка... -- А драть он был лютой! -- продолжал старик. -- Бывало если видит, што плохо дерут, вырвет розгу, да сам и начнет... Дак ижно губы себе в кровь искусает... Ну вот, значит, и лег я, а он и говорит: -- "Встань!" -- Я встал. -- "Ступай, говорит, в лазарет, а то теперь не вынесешь... Злой я сегодня!" -- Да уж потом, через месяц, и вспомнил, что за мной сорок-то. -- "Ложись-ка", -- говорит. -- Лег я... Он меня и начал... и начал... Прошел он двадцать, да и спрашивает: -- "Отдохнешь, говорит, али все сразу?" -- Сыпь, говорю, ваше благородие, все! -- "Ну те, говорит, язве! Я, говорит, и сам устал". -- Да и простил мне остальные-то... Хороший был человек!.. И закаленный побоями и работой старик начинает считать себе годы и считает их особенно, по-своему, ссылаясь на разные события, и в конце концов досчитывается, что он живет уже с четвертым поколеньем, с правнуками, а все еще, кажется, готов пойти и в шахту и под розги, лишь бы открыли рудник, лишь бы зашевелилась их унылая жизнь... И в этих оживленных толках мужики забывались настолько, что выходили из сборни и направлялись к полуразрушенной конторе и, широко размахивая руками, начинали определять, где и как должна выстроиться новая контора, и лазарет, и приставский дом... И все как-то поддаются этому увлеченью, все уже не сомневаются, что это случится... Даже ребятишки, видя это оживление и разинув рты, перестают барахтаться, и бабы выходят из мрачных изб, -- и общие разговоры принимают еще более оживленный и уверенный тон. Но спускаются сумерки, и разговор мало-помалу начинает стихать, затем вдруг оборвется, и мужики, как бы стыдясь внезапно нахлынувшего увлеченья, умолкают и, не глядя друг на друга, медленно бредут в свои холодные, неприветливые избы, где в потемках, на голодный желудок, мгновенный проблеск веселого настроения быстро сменяется тупой и жуткой злобой надолго... И снова одинаково скучные дни идут один за другим длинной вереницей, и столпившееся в крутом овраге селение позабытого всеми рудника кажется кучкой старых, засыпанных снегом могильных холмиков... Жилой казалась только изба торговца Авдеева, да и та терялась среди мертвого селения. И волнистый широкий простор степи, и глубокое небо, и светлое солнце кажутся такими чужими и равнодушными к жалкому селенью, будто и нет его совсем, будто и не бьются там живые сердца, будто и нет в нем ни единой души!..

Накануне Евлан так устал, что даже ругаться с бабой не хотелось, хоть и голодный приехал домой. Приехал поздно. Одонок стога так закутало снегом, а снег так зачерствел, что, откапывая его, пришлось скинуть шубу и работать в одной рубахе. Рубаха на спине подернулась куржаком от пота и, когда он отдыхал, леденела и пристывала к коже. Передергивал плечами и снова огребал приплюснутый одонок. Затем долго накладывал сено, бил Карьку, который все лез к стогу. Карька пугливо бросался в сторону, сваливал с дровней неприбастрыченный воз, а Евлан, стоя на одонке, махал рукою с обидным отчаяньем и длительно и певуче ругался, сочиняя ругательные слова покрепче и позамысловатее... А потом, когда были наложены оба воза, он долго маялся, вывозя их от одонка на торную дорогу. Снег проваливался, лошади падали в оглоблях и подолгу лежали в сугробе, вздрагивая под свистящим бичом. Наконец Евлан выпряг обеих лошадей и, сев верхом на Карьку, ездил на них до торной дороги взад и вперед, пока не получилась разрыхленная глубокая борозда. Запряг лошадей -- воза стали застревать в борозде. Маялся, маялся, выпряг лошадей, свалил воза, вытащил сани на твердый снег и на себе свозил все сено по частям к дороге. Когда снова запряг лошадей и поехал -- стемнело. Велик ли зимний день? После изнурительной работы славно было сидеть на возу, но дыроватый тулуп плохо защищал промокшую от пота рубаху, и она стала коченеть. Пришлось всю дорогу идти пешком подле воза. Дома надо было тотчас же сено сметать на поветь -- иначе чужие коровы за ночь все бы съели: заплоты двора плохие, вросли в сугробы -- всякий теленок проскочит. Отметывая сено, пыхтел под тяжелыми навильниками и, со злости на неудалую бабу, которая стояла с граблями на повети, старался подавать их так, чтобы они заваливали ее и придавливали к омету. Но баба увертывалась и, не смея сердить мужа жалобами, то и дело отплевывалась от попавшей в рот трухи. Словом, так умаялся, что, кое-как поужинав, упал, не разуваясь, на печь и проспал на одном боку до солнышка. Проснувшись и свесив с печи ноги, долго не мог вспомнить, где у него кисет с махоркой и серянками. В кути на шестке трещала сковородка, и приятно пахло жженым маслом. Вспомнил, что Масленица, и что баба скопила таки от одной коровы на лепешки. У подола бабы вертелся Митька, пятилетний сынишка, а на кровати, суча голыми ногами и по перепелиному наигрывая в пустой рожок, лежала пеленочная Фенька. Отыскал кисет и свернул цигарку. В это время в избу вошел, улыбаясь во всю румяную бородатую рожу, Яков Ганюшкин. Он шагнул на средину избы и, махая рукою у груди, весело буркнул: -- Какого черта на печи-то сидишь?.. Гулять надо! Евлан вместо ответа сплюнул под порог и, сморщившись, стал закуривать, держа зажженную спичку в пригоршне. Яков сел на лавку и обратился к Митьке: -- У тебя че сегодня ночью мать-то ревела?.. Митька тоже не ответил, кутаясь в материн подол и потихоньку пища: -- Мама, лепе-ошечки-и!.. Евлан слез с печи и, разминая отекший бок, крепко и негромко выругался. -- Просто, вчера я, как собака умыкался!.. Яков опять широко улыбнулся и несмело спросил, как бы в шутку: -- Ну, че, нынче Максимильяна разделывать пойдем? Евлан взбурил на него суровым взглядом и опять выругался, мрачно и нехотя добавив: -- Нечего делать-то тебе -- дак ты выдумываешь!.. Яков, осмелев, громко рассмеялся и выкрикнул уже без шутки: -- На вот, дак што!.. Праздник!.. Хоть мало-дело пошумаркаем опять!.. Народишко подурачим! А? Евлан опять не ответил и, уставившись злыми глазами на бабу, крикнул: -- Смотри, у те ребенок-то в мокре!.. -- Ну, дак, ведь, ты видишь -- у меня руки в тесте!.. Евлан подошел к Феньке, неумело взял ее на руки и криво улыбнулся. -- Эх ты, мокрохвостая!.. Яков воспользовался моментом и от имени Феньки ядовито подпустил: -- Посмотрю, мол, я, у те-то хвост будет в прощеный день!.. Евлан обернулся к Якову и, потряхивая на руке Феньку, спросил: -- Ты и взаболь што ли?.. -- Насчет Максимильяна-то? -- Ну?.. -- Ну, дак я че язык-то понапрасну мозолить буду!.. Я с ребятами уговорился уж... Дело за тобой только, а ты че-то всю свадьбу испортить нам хошь... Без тебя мы куда, без главного-то?.. Евлан обратился к бабе: -- Кустюмы-то эти разные целы у нас?.. -- На неделе вот на подызбице видела... В плетенушке валялись... -- и в глазах у нее, еще не старых, но выцветших, вдруг сверкнули живые огоньки. -- Достать што ли-ча?.. А Яков еще прибавил искушенья: -- Мы уж и "город" Сереге Авдееву запродали... Пять целковых дает да полведра на артель водки... -- Больше даст!.. -- уверенно роняет Евлан. -- Как, поди, не даст, ежели все, как следно, представим!.. Евлан положил Феньку на кровать, сунул ей в рот соску, и, поспешно сплюнув, весело крикнул жене: -- А ну-ка принеси кустюмы-то!.. Поднавлять, поди, еще доведется... Золотой гумаги куплять... Баба пошла на подызбицу, а Яков взялся за шапку. -- Ну, дак я пойду ребят позову. Надо насчет всего хорошень посоветовать, да "город" строить начать. Завтра у нас, ведь, четверг уж... Эдак видно?.. -- Да видно эдак!.. -- подтвердил Евлан, и, дурашливо улыбнувшись друг другу они расстались.

Жалкое, убогое селение в прощеный день вдруг ожило и загудело. Закишел народ в сугробистых и узких переулках, как рой в черемухе. Верхами на лошадях озорные подростки и кряжистый холостяжник, на пошевнях и в кошевках разряженные девки и надменные молодухи, на плохих дровнях или пешком, в сермягах и лохмотьях, беднота, пурхающаяся в рыхлом снегу, но пронырливая и любознательная детвора -- все с растянутыми и искривленными улыбкой любопытства и восторга лицами, стараются пробиться в центр большой движущейся по улице толпы... От туда несутся какие-то выкрики, разгульный рев и смех толпы, там пиликает гармошка, мяучит скрипка, балабонит бандурка... Там царь Максимилиан со свитой и шутами ходит!.. Вот из зажиточной избы на крыльцо сам Авдеев выходит, в халате и с почтенной бородой, добродушно-весело смеется и делает рукою пригласительный знак: -- Ну-ка, покажись поближе-то, Евлаха!.. -- и косится на Серегу, молодого сына. Толпа расступается и, сопровождаемый генералами и принцами, к избе подходит царь Максимилиан в украшенном жестяными регалиями унтер-офицерском мундире с блестящими эполетами, в белых коленкоровых штанах с выпуском поверх пимов, в замысловатой со звездами треуголке из синей сахарной бумаги и с петушьим гребнем наверху... Через плечо у него красная кумачовая лента, через другое -- синяя... В руках посеребренное трепало. Грудь и живот выпячены вперед -- подушка подложена. Он выступает гордо и величаво, глаза блестят, небольшая рыжая бородка вперед торчит, трепало на отлете, а зычный голос запальчиво выкрикивает: -- Да, да, да, да, да!..
Я Максимильян, царь заморской
Принц немецкий, король турецкой...
Одно мое слово приказа
Исполнить должны вы три раза:
Казнить басурманов не русских,
Азиатов французских...
Которы похитили, скрали
Мою благоверную кралю! И главный принц, одетый поскромнее царя, но с таким же гребнем, быстро выступает вперед и, подняв свое трепало кверху, оборачивается к подданным и подхватывает: -- Да, да, да, да, да!..
Эй, верные евнухи-слуги,
От вас я желаю услуги,
Доставьте сюда мне немедля
Фельдмаршулов, всех афисэров!.. Выдвигается целый ряд фельдмаршалов и офицеров, самых различных родов оружия, и каждый по-своему исполняет свое назначение, в то время, как царь Максимилиан начинает тосковать по похищенной супруге и требует его распотешить. Появляются в вывороченных шубах двое шутов. Один из них, у которого побольше борода, одет бабой, в шаль и юбку. В руке у него тряпичный ребенок, в другой -- банный веник, он хлещет ребенка веником и сам же кричит за него: -- Уа! Уа!.. У-а... Другой шут подходит и утешает. Между ними происходит забавная сцена с поцелуями и смешными объяснениями. Царю это нравится, он начинает милостиво улыбаться, а музыка заводит плясовую. И все, во главе с Максимилианом, пускаются в бурный пляс. Толпа хохочет, гикает, пляшет сама и выкрикивает: -- Вот дак царь Макся-Амельян!.. -- Ай-да ну-у!.. -- Сыпь, наяривай!.. -- Ха, ха-ха-а!.. Максимилиан что-то опять вычитывает, тычет в воздух трепалом и ходит гоголем, шуты хохочут и кричат, кувыркаясь по снегу, музыка смешивается с восторженными криками толпы, а хозяин дома выносит из избы водки и угощенья... И шумная толпа движется дальше, увлекаемая веселой процессией. Люди толкают топчут друг друга, утопают в сугробах, и жадно смеющимися и осовелыми глазами вглядываются в величавого и нарядного Царя Максимилиана... За толпою на Карьке, запряженном в простые розвальни, едет Евланова баба. За пазухой у нее Фенька, а рядом, на охапке сена, с разинутым ртом и расширенными удивленными глазами, Митька. Он зорко всматривается в "царя" и жадно ловит непонятные выкрики: "Я принц немецкой... Турецкой...
Басурманов... Французских..." Он не понимает их значения, но чует, что все это должно быть очень страшно и красиво, как можно над этим смеяться?!. А все смеются, дураки!..

Солнышко уже склоняется к вечеру, и толпа прошла все селение. Царь Максимилиан и вся свита порядком охмелели, но представление еще не кончилось. Толпа валом валит за околицу, к старым казенным весам, где на ровной площади красуется белый "город"... Вдоль площади прокопана в глубоком снегу широкая канава: это улица "города", а по средине ее снежные столбы, по краям на них широкая плаха, а на плахе разные истуканы из снега... По краям канавы тоже все белые истуканы, у которых вместо глаз шарики овечьего помета, носы из сена, во рту трубки из палок... Это все "басурманы не русские, да азиаты французские"... Царь Максимилиан -- собственник этого города. Он покорил его и теперь ждет такого "храброго лыцаря", который смог бы взять его силой и молодечеством... Бурно окружает "город" привалившая толпа... Царь Максимилиан взбирается на плаху, становится над воротами "города" и ждет смельчаков... Его свита и подданные становятся рядами на стены города, готовые самоотверженно защищать ворота "города" от неприятеля... Выезжают на добрых конях богатыри -- охотники и, разогнав во всю прыть лошадь, скачут по улице-рытвине к воротам. Но Максимилианово войско обрушивает на отважного охотника глыбы снега, бьет прутьями, сдергивает с лошади и загребает в снег... Так расправляется оно с десятками всадников... Толпа напряжена. Она придвинулась к воротам. Окружила санями и лошадьми весь "город". И уж не вслушивается в то, что выкрикивает стоящий на воротах царь Максимилиан, не смеется над дурашливыми шутами в шубах навыворот. Она ищет глазами настоящего богатыря, который возьмет таки "город" своей храбростью... И вот выезжает на ретивом коне, в седле под серебром, сын торговца Серега Авдеев, парень ростом невеликий, годами млад... -- Неужели осмелится?.. -- Стопчут они его, похоронят в снегу, как котенка!.. Но он смело бросается по "улице" "города", и Максимилианово войско только для виду нападает на него... Он прорывается сквозь цепь и, обсыпанный снегом, при оглушительном крике толпы и войска проскакивает в ворота... -- Взял город!.. Ай, да Серега, молодец!.. И в ту же минуту рушатся ворота города, и те же придворные в полон берут царя Максимилиана и понурого, печального ведут его под руки перед лицо победителя... А победитель выдает ему семь с полтиной наличными и выставляет три четверти водки на всю артель... Евланова баба подъезжает к плененному царю и, к удивлению Митьки, кричит ему: -- Да ты дай мне хоть два-то рубля... Ведь, все равно -- пропьешь!.. Царь Максимилиан подходит к розвальням и, пошатываясь, кричит Митьке: -- Ну че, сынок, замерз?.. Селение обволакивают синие сумерки, толпа сваливает в переулки и тает в них... Царь Максимилиан, в обнимку с принцами и генералами, уходит с громкою песней распивать водку... Митька смотрит им в след, и не хочется ему, чтобы царь Максимилиан был его тятькой, который завтра поедет за сеном, будет курить вонючий табак и бить и ругать мамку... Обидно Митьке, и становится еще обиднее, когда, проезжая по убогому селенью, он видит перед каждою избою зажженные костры соломы: это горит Масленица с лепешками, молоком и всем скоромным... И губенки его складываются сковородником... Оригинал

Драма "Царь Максимилиан" (иногда Максимъян, Максемьян) получила широкое распространение на всей территории России (Петербургская, Московская, Тверская, Ярославская, Костромская губ., Русский Север, Дон, Терек, Урал, Сибирь), Беларуси (Минская, Могилевская, Витебская губ.), Украины (Киевская, Черниговская, Подольская, Харьковская, Херсонская губ.), Молдавии. Ее играли в солдатской, матросской, городской, рабочей, крестьянской среде.

О возникновении этой драмы высказано несколько мнений. Вероятно, правы исследователи, считавшие, что поводом к ее созданию послужила политическая обстановка начала XVIII в.: конфликт между Петром I и его сыном Алексеем и казнь последнего. В памяти людей было и убийство сына Иваном Грозным. Сыноубийство не могло не отразиться на отношении народа к государям. Это способствовало распространению драмы. Следует учесть и то, что в народе был известен духовный стих "Кирик и Улита", в котором, как и в драме, жестокий царь Максимилиан требует, чтобы младенец Кирик отрекся от веры в христианского Бога. Кирик, как и герой драмы Адольф, остается верен Богу.

Предпринимались настойчивые поиски непосредственного источника драмы, но он не был найден. Вероятно, единственного источника и не существовало. Вместе с тем бесспорна связь пьесы с репертуаром русского городского театра XVII-XVIII вв., а также несомненно влияние на ее текст переводных повестей (рыцарских романов) и их инсценировок той же эпохи, что доказано рядом исследователей. Однако какими бы разнообразными ни были литературные источники "Царя Максимилиана", существенно другое — связь пьесы с русской действительностью.

В основе драмы — конфликт тирана царя Максимилиана с его сыном Адольфом. Отец-язычник требует, чтобы сын бросил христианскую веру, но тот решительно отказывается:

— Я ваши кумирческие боги

Подвергаю себе под ноги,

В грязь топчу, веровать не хочу.

Верую в Господа нашего Исуса Христа,

И целую Его в уста,

И содержу Его закон.

Царь Максимъян повелевает затюремному сторожу.

— Поди и отведи моего сына Адольфу в темницу

мори его голодной смертью.

Дай ему фунт хлеба и фунт воды.

В драме изображена жестокость царя Максимилиана не только с сыном. В одном из вариантов он, подобно царю Ироду, приказывает воину (здесь: Анике-воину) убить младенцев:

— Воин, мой воин.

Сходи все страны Вифлеемские,

Сбей, сруби четырнадцать тысяч младенцев.

Аще кого не убьешь.

Ко мне живого приведешь.

Является Баба (Рахиль) и спрашивает царя:

— За что моему дитяти

Невинно пропадати?

Царь неумолим:

— Как низавинно,

Когда я послал воина,

Воина вооруженного?

Воин, мой воин,

Убей сего младенца

И прогони эту бабу!

Воин убивает ребенка. Рахиль плачет..

За что любил,

За тои голову срубил.

Царя долг исправляю

И сам вслед помираю.

Повеление царя убить сына, изображение казни Адольфа, самоубийство палача — трагические картины. Но представление должно было веселить зрителей, нужна была разрядка. Установилась традиция вводить в действие фарсовые, сатирические и юмористические эпизоды. Таковыми являются разговоры Гробокопателей, Портного, Доктора, даже отпевание Патриархом тела Адольфа. Острая сатира на священнослужителей возникала при изображении венчания царя Максимилиана с Богиней (священник и дьякон в кабаке пропили венчанную книгу, а на заупокойную опохмелялись).

Исследователь народных драм Н. Н. Виноградов писал о "Царе Максимилиане": "Появившись в половине XVIII столетия и переходя из уст в уста, от поколения к поколению, эта пьеса неизбежно подвергалась самым разнообразным изменениям, сокращалась и удлинялась по произволу. Понравившись народу, она мало-помалу втянула в себя целый ряд отдельных сцен и мелких произведений того же рода. Вследствие этого во многих вариантах получается длинный ряд отдельных сцен, целая коллекция разнохарактерных лиц, пестрый калейдоскоп самых разнообразных положений; теряется общий смысл пьесы, отсутствует единство сюжета, остается лишь единство названия.

Вот, например, какая серия сюжетов практикуется в большинстве не очень распространенных (по объему) вариантов: 1) Максемьян и Адольф (основной); 2) Богиня и Марс; 3) Мамай; 4) Аника и Смерть; 5) Лодка. Часто они совсем не связаны, иногда связь чисто механическая. К этим сюжетам еще нужно прибавить целый ряд вставок в виде отдельных комических сценок или устойчивых, постоянных (доктор, портной, цыган, гробокопатель...), или же случайных, спорадических (n-ное количество); иногда пьеса начинается верте пом.

Постепенно тема борьбы за религиозные убеждения становилась менее актуальной — это сделало возможным сатирическое изображение служителей культа, а также церковных обрядов отпевания и бракосочетания. В 1959 т. в Архангельской обл. был записан вариант драмы, в котором о религиозных убеждениях отца и сына даже не упоминалось. Вместе с тем проблема тираноборства, борьбы с насилием продолжала волновать зрителей. В драме "Царь Максимилиан" была произведена замена: царь потребовал от своего сына не измены религиозным убеждениям, а женитьбы на невесте из тридевятого царства, которую ему подыскал. Адольф столь же решительно отказывался от женитьбы, как отказывался переменить веру. И был казнен.

Иногда драма заканчивалась смертью самого царя Максимилиана, что могло восприниматься как наказание за жестокость и сыноубийство.

Диалог Смерти и царя Максимилиана почти дословно совпадал с духовным стихом — диалогом Аники-воина со Смертью.

Смерть (подойдя к трону, обращается к царю Максимилиану):

— Следуй за мной!

Царь Максимилиан:

— Маши моя, любезная Смерть,

Дай мне сроку житья хоть на три года,

Чтобы мне нажиться

И своим царством распорядиться.

— Не будет тебе сроку и на три часа,

А вот тебе моя вострая коса.

(Ударяет его косой по шее. Царь падает).

Драма "Царь Максимилиан" большая по объему. Часто ее переписывали в тетради и перед представлением репетировали. Однако и в ней выработались стереотипные ситуации, а также формулы, которые способствовали запоминанию и воспроизведению драмы. Таковыми, например, являются сцены поединков, формулы-ответы Адольфа отцу ("Я ваши кумирские боги Терзаю под ноги..." и т. д.). Приобрели устойчивую форму вызов царем Максимилианом Скорохода (или иного действующего лица) и доклад вызываемого о прибытии.

Царь Максимильян:

— Скороход-Фельдмаршал,

Явись перед троном

Грозного царя Максимильяна!

Скороход:

— Справа налево вернусь,

Перед троном грозного царя Максимильяна явлюсь:

О, великий повелитель.

Грозный царь Максимильян,

Почто ты Скорохода-Фельдмаршала призываешь?

Или дела, указы повелеваешь?

Или мой меч притупился?

Или я, Скороход-Фельдмаршал, в чем пред вами провинился?

К сказанному следует добавить, что в "Царе Максимилиане" встречаются те же ситуации и общие места, что и в драме "Лодка". Например: Адольф — с шапкой разбойников знался; о погребении убитого говорят: "Убрать это тело, чтобы сверх земли не тлело... " — и т. д.

Таким образом, драма "Царь Максимилиан" возникла и развивалась под влиянием других народных пьес, рыцарских романов, лубочных изданий, народного песенного фольклора, духовных стихов.

Зуева Т.В., Кирдан Б.П. Русский фольклор - М., 2002 г.