Юрий СОХРЯКОВ

О мировом значении русской классической литературы XIX века

И если мы пройдем мыслью от Пушкина к Лермонтову, Гоголю,
Тютчеву, Л. Н. Толстому, Достоевскому, Тургеневу, Лескову, Чехову,
то мы увидим гениальное цветение русского духа из корней Православия.

В наши дни вряд ли можно представить картину общемирового литературного процесса во всей полноте вне осмысления той роли, которую сыграла русская классическая литература XIX столетия. Интерес к ней во всем мире предопределен, с одной стороны, всем ходом духовного и эстетического развития XX века, а с другой ― высоким уровнем русского реализма, создавшего художественные ценности мирового значения.

Расцвет русской классики в XIX в. многие зарубежные исследователи называют «золотым веком», своеобразным Ренессансом, последним и «са­мым великим из всех даже по сравнению с итальянским, немецким и фран­цузским Ренессансом» (Дж. Маккэйл). Другой английский критик М. Марри также замечал: «Могучее вдохновение, которое так странно и величественно исходило от старых поэтов английского возрождения, вновь возникает в современных русских романах».

В настоящее время факт универсального значения русской литературы не только общепризнан, но является объектом пристального изучения как отечественных, так и зарубежных исследователей. И многие критики в самых различных странах, анализируя те или иные явления современной литературной действительности, неизменно обращаются к произведениям русской классики как к недосягаемым эталонам в художественной сфере.

В Европе уже в 70-х годах прошлого века обратили внимание на своеобразие и глубину русской литературы, отразившей духовный и нравственный опыт своего народа и поднявшей искусство романа, новеллы, драмы на новую высоту, «русский роман очаровывает "дыханием жизни", искренностью и состраданием, ― утверждал видный французский литерату­ровед прошлого века Э. М. де Вогюэ. ― Молодежь находит в нем интеллек­туальную пищу, которой она страстно жаждет и которой ей не может пред­ложить наша изысканная литература. Я убежден, что влияние великих рус­ских писателей будет благотворным для нашего истощенного искусства».

Слова французского исследователя оказались пророческими, и нынче стала уже общим местом мысль о том, что русский реализм оказал значительное воздействие на современную западную литературу. «Было бы абсурдным отрицать, ― замечает американский критик Д. Дэви в преди­словии к книге "Русская литература и современный английский роман", ― что русские романисты оказали могучее воздействие на действительно серьезных английских и американских прозаиков... По многим причинам воздействие это никогда не было формальным. Подлинный способ анализа истории русского романа в английских переводах и истории того, как в англосаксонском мире реагировали на русский роман, ― это исследование ответа на вызов, брошенный англо-американской культуре русским романом».

В чем же заключался вызов? Чтобы ответить на этот вопрос, необходимо вспомнить, что в последние десятилетия прошлого века характерной особенностью культурной жизни Запада был расцвет эстетских, натура­листических и декадентских тенденций, проявлявшихся не только в литера­туре, но и в других сферах искусства. В этой атмосфере обращение к русской классике не было лишь данью эстетической «экзотике».

Вспыхнувший в последние десятилетия XIX века интерес к русской литературе знаменовал собой начало всеобщего увлечения русским балетом, музыкой, живописью. Это увлечение происходило в таких интенсивных формах, что западные исследователи заговорили о «русской моде», «русской лихорадке» и пр. Возникновение «русской моды», по словам английского критика Г. Фелпса, относится к 1912 году, когда К. Гарнетт опубликовала свой перевод «Братьев Карамазовых»: «Принято считать, что эта дата означает подлинное начало русского романа в Англии».

Другой английский литературовед, Ф. Хеммингс, не без юмора замечает, что настоящее «вторжение» русских во Францию «произошло не в 1814 году, а 70 лет спустя». Это «вторжение», по словам критика, было «бескровным и осуществлялось посредством печатных страниц, которые восстанавливали определенные эстетические идеалы, увядшие в изгнании, и которые установили на короткое время компромиссный мир в бурлящем водовороте парижской литературной жизни».

Говоря о роли русской классики в развитии критического реализма в литературе США, французский исследователь Р. Мишо подчеркивает, что современный роман в США не мог стать тем, что он есть, без Достоевского, Толстого и Чехова. О пристальном внимании к творчеству Пушкина, Тол­стого, Достоевского и Маяковского, Есенина, Булгакова писал и амери­канский критик И. Уайл: «Ни одна другая страна не располагает литера­турой, которая бы пользовалась среди американских интеллектуалов более высокой репутацией, чем русская и советская литература».

Трудно найти в XX веке крупного художника, который бы не отдал дань почтения и признательности русской классике. «Я не знал ни слова по-русски, и немецкие переводы, в которых я в молодости читал великих русских авторов XIX века, были очень слабы, ― признавался Т. Манн. ― Однако это чтение я должен причислить к самым большим событиям в моем образовании». Среди всей современной иностранной литературы нет такой, которая оказала бы на японских писателей и читательские слои большее влияние, чем русская, ― говорил другой классик XX века, Акутагава Рюноске, считавший толстовских Наташу и Соню своими сестрами. «Даже моло­дежь, не знакомая с японской классикой, знает произведения Толстого Достоевского, Тургенева, Чехова. Из одного этого ясно, насколько нам. японцам, близка Россия». Другой видный японский писатель, Кэндзабуро Оэ, вспоминал: «Если же говорить о моем писательском пути, то можно сказать, что я учился методу отображения жизни, проникновению во внутренний мир человека у Толстого и Достоевского. "Братьев Карама­зовых" я читал двенадцать раз, примерно столько же "Войну и мир", неоднократно перечитывал "Анну Каренину"».

Известный чилийский поэт Пабло Неруда с русской классикой познакомился благодаря своей духовной и литературной наставнице поэтессе Габриэле Мистраль. Позже вспоминая об этом, он писал: «Я бывал у нее очень редко. Но каждый раз уходил с несколькими подаренными книгами. Это всегда были русские романы, которые она считала самым выдающимся явлением в мировой литературе. Могу сказать, что Габриэла открыла для меня серьезный и страшный мир, показанный русскими писателями, и что Толстой, Достоевский, Чехов стали моим самым большим пристрастием. Я и сейчас не расстаюсь с ними».

Знакомство с творчеством Пушкина, Толстого, Достоевского. Гоголя. Чехова. Лескова, Тургенева, ― признается современный итальянский рома­нист Луиджя Малерба, ― непременный этап «в развитии каждого культурного человека на Западе. Некоторые ваши книги, особенно такие, как "Записки из подполья" Достоевского, сыграли определенную роль в становлении современной прозы, в разрыве с удобными психологическими условиями основы которых были заложены романом XIX века... Вся западная культура в долгу перед вашей страной».

Таких высказываний можно привести бесчисленное количество. Важ­но при этом, что воздействие, оказываемое на самых различных писателей русской литературой, - это сложный творческий процесс, не сводимый к механическому, одностороннему влиянию, ибо любое литературное взаи­модействие есть диалектически взаимосвязанный процесс, обусловленный внутренними эстетическими потребностями, а также индивидуальными склонностями того или иного художника.

В свое время Достоевский на вопрос «Кого вы ставите выше: Бальзака или себя?» ответил: «Каждый из нас дорог только в той мере, в какой он принес в литературу что-нибудь свое, что-нибудь оригинальное». В этих словах затронута суть творческих взаимоотношений, на основе которых складывается мировой литературный процесс. Каждая из национальных литератур вносит в этот процесс то, что отсутствует в других литературах мира или имеется там в недостаточно развитом виде. Размышляя над процессом литературных взаимосвязей, Лев Толстой в свое время заметил: «Я думаю, что каждый народ употребляет различные приемы для выражения в искусстве общего идеала и что благодаря именно этому мы испытываем особое наслаждение, вновь находя наш идеал выраженным новым неожиданным образом. Французское искусство произвело на меня в свое время это самое впечатление открытия, когда я впервые прочел Альфреда де Виньи, Стендаля, Виктора Гюго и особенно Руссо».

В сущности, здесь Толстой вплотную подошел к вопросу о соотно­шении национального и общечеловеческого в искусстве ― вопросу, который в настоящее время приобрел особую актуальность в связи с возрастанием социальных, политических, экономических и культурных контактов между нациями и народами. Национально-специфическое, самобытное, являясь формой выражения общечеловеческого, способствует всестороннему раз­витию и обогащению наций, духовному расцвету человечества. Полноцен­ное развитие нации невозможно вне взаимного сотрудничества и уважения духовных и культурных ценностей, созданных другими народами. Нет, тогда только человечество и будет жить полной жизнью, ― утверждал Ф М. Достоевский, ― когда всякий народ разовьется на своих началах и принесет от себя в общую сумму жизни какую-нибудь особенно развитую сторону... Ведь тогда только и можем мы хлопотать об общечеловеческом, когда разовьем в себе национальное».

Поэтому разговор о той роли, которую сыграла Россия в духовной и эстетической жизни Запада, отнюдь не означает националистического пренебрежения к достижениям других народов.

Важно и другое. Восприятие и усвоение творческого наследия русских классиков за рубежом происходит сложными, нередко парадоксальными путями. По словам английского критика Г. Фелпса, одной из причин непонимания и непопулярности Достоевского в европейских странах прошлого века была негативная оценка русского писателя, данная Э. М. де Вогюэ. Романический метод Достоевского, по словам критика, был «решительно неприемлем для тех, кто привык к традиционным формам английского романа прошлого столетия». Однако возникает вопрос: почему в 20-е годы XX столетия это непонимание сменяется культом Достоевского, культом, трансформирующимся, по словам того же Фелпса, в «истерию»? Как повлияла первая мировая война на сознание европейцев и американцев, которые стали считать Достоевского одним из самых близких им современных художников? В чем механизм взаимосвязи между социально-историческими катаклизмами, происшедшими в Европе в первые десятилетия XX века, и проблематикой романов Достоевского?

Примечательно, что культ Достоевского начинается в Европе и США после длительного увлечения творчеством Тургенева и Толстого. Любопыт­но и другое: в самое последнее время за рубежом вспыхивает интерес к творчеству Гоголя. Вновь возникает вопрос: почему именно в такой после­довательности происходит восприятие русских классиков? Почему сначала Тургенев и Толстой, а не Пушкин и Гоголь?

Своеобразие исторического развития той или иной национальной литературы невозможно уяснить вне связи с теми процессами, которые происходят в других литературах мира. Самый гениальный писатель не существует в вакууме, он связан тысячами нитей с другими художниками -как своими современниками, гак и давно ушедшими из жизни. В этих связях, в непрерывном творческом осмыслении и усвоении художественных ценностей, накопленных человечеством, расцветает талант художника формируется его видение жизни.

Известно, что Пушкин знал, читал и переводил Шекспира и Данте Гете и Байрона, Водсворта и Саути, прекрасно разбирался в современной ему французской прозе и поэзии. Достоевский с интересом читал Э. По и Гофмана, Готорна и Диккенса, любил Сервантеса, Гюго и Шиллера, у которых многому научился; а в XX веке романы самого Достоевского оказали воздействие на развитие мировой художественно-философской мысли. Лев Толстой увлекался в молодости Руссо и Эмерсоном, Стерном и Диккенсом, а в наше время творчество Толстого помогло целому поколению зарубежных художников в осмыслении новых тем, в разработке актуальных социально-психологических и этических проблем. Примеры подобного рода можно приводить в неограниченном количестве.

С самого начала знакомства с русской литературой вдумчивые зарубежные читатели и критики обращали внимание на то, что отличает ее от других литератур мира. Процесс осмысления самобытности русской литературы не прекращается и по сей день. И дело не только в бесконечной сложности проблемы, но и в том, что с каждым десятилетием раскрываются все новые религиозно-философские грани творческого наследия русских классиков, созвучные нашей современности, помогающие понять не только прошлое, но и настоящее.

С самого начала многие за рубежом увидели своеобразие русского реализма в органическом единстве духовного, этического и эстетического. Вместе с тем русские классики были далеки от абстрактного морали­зирования, рационального нравоучительства. «То, что привлекает наше внимание в этой подцензурной литературе, - отмечал английский писатель и критик У. Притчет, ― это прежде всего свобода, свобода от всякого дидактизма и интриги, свойственных нашей литературе». Другой западный исследователь, Д. Петерсон утверждает, что американцев в творчестве Тургенева поражала «манера повествования... далекая как от англо­саксонского морализаторства, так и от французской фривольности. Модель реализма, созданная Тургеневым, по мнению критика, оказала значительное воздействие на формирование реалистических принципов в творчестве целого поколения американских литераторов конца XIX ― начала XX века.

Глубокая одухотворенность, поэтизация обыкновенных жизненных фактов и явлений природы, раскрытие тайн мирозданья и высокого смысла земного бытия ― все это послужило основанием для многих зарубежных критиков назвать русский реализм, прежде всего реализм Тургенева, «поэтическим». При этом возвышенный лиризм и эмоциональность сочетались в русской литературе с пронзительной правдивостью. Более полувека назад Д. Голсуорси в статье «Русский и англичанин» признался: «Ваши писатели внесли в художественную литературу... прямоту в изображении увиденного, искренность, удивительную для всех западных стран, особенно же удивительную и драгоценную для нас ― наименее искренней из всех наций. Это, несомненно, одно из проявлений вашей способности глубоко окунуться в море опыта и переживать; самозабвенно и страстно отдаваться поискам правды». В этой же статье Голсуорси при­знавался: «В вашей литературе нас особенно пленяет правдивость, глубокая и всеобъемлющая терпимость. Насколько мне известно, вас в нашей литературе особенно привлекает здравомыслие и утверждающая сила, то есть то, что для нас непривычно и ново».

Примечательно, что жизненная правдивость русской литературы никогда не превращалась в натуралистическое копирование действитель­ности лишенное душевной теплоты. Говоря об этом, американский искусствовед Д. Гасснер подчеркивает: «Источником русского искусства была человечность. Реализм Флобера и Мопассана рационалистичен, реализм у русских мастеров сердечен». «Русские открыли нам, если хотите, научили нас снова тому, ― утверждал французский критик Г. Лансон, ― что можно быть правдивым, точным и близким к жизни, будучи милосердным, и, чтобы сказать все, человечным».

«Святая русская литература, святая прежде всего в своей человеч­ности» (Т. Манн), поразила мир сочувствием униженному и оскорбленному человеку. Оскар Уайлд, утверждая, что одним из источников его собствен­ного морального обновления было «сострадание в русских романах», заявил в одной из бесед: «Русские писатели ― люди совершенно изумитель­ные. То, что делает их книги такими великими ― это вложенная в их произведения жалость... Жалость ― это та сторона, которая раскрывает произведение, то, благодаря чему оно кажется бесконечным».

Возникающий этический пафос русской литературы был следствием неистребимой устремленности ее творцов к идеалу духовно-нравственного совершенства, т.е. к выполнению евангельского: «Будьте совершенны как совершенен Отец наш Небесный».

Эта устремленность к совершенству, к жизни, какой она должна быть произвела огромное впечатление на таких крупных зарубежных художников, как Р. Роллан, Т. Манн, Э. Хемингуэй, и способствовала возникновению в XX веке новых культурологических и этических доктрин. «Начиная с 1900 года, ― признавался немецкий мыслитель-гуманист Альберт Швейцер, ― меня стала занимать проблема нашей цивилизации. Я спраши­вал себя, обладает ли эта цивилизация тем нравственным содержанием, которое мы вправе от нее требовать. И. конечно, не что иное, как влияние Толстого, натолкнуло меня на мысль этим заняться и помогло мне выра­стать те взгляды, которые я отстаивал в своей книге "Культура и этика". Я утверждаю в ней, что этическое начало определяет сущность цивилизации и что все остальные элементы ее... имеют лишь относительное значение. Тем, что он побудил меня к этому, Толстой оказал решающее влияние на мою жизнь и на мои взгляды. Мне никогда не забыть, как я ему обязан».

Знакомясь с русской литературой, читатели за рубежом поражались и другому: у каждого персонажа, каково бы ни было его социальное положение, есть душа. Иными словами, русские классики в лице Гоголя и Тургенева, Толстого и Достоевского, Чехова и Лескова еще раз напомнили о том, что человек ― не только физическое и интеллектуальное существо, он обладает еще душой, которая часто бывает не в порядке, которая может болеть, мучиться, страдать и которая нуждается в любви, жалости, состра­дании. Примечательна в этом отношении статья английской писательницы Вирджинии Вулф «Русская точка зрения», в которой она утверждает, что у Чехова сущность его рассказов можно определить словами: «Душа больна; душа излечилась; душа не излечилась... Читая Чехова, мы обнаруживаем что повторяем слово "душа" снова и снова... Действительно, именно душа ― одно из главных действующих лиц русской литературы... Тонкая и нежная, подверженная уйме причуд и недомоганий у Чехова, она гораздо большей глубины и размаха у Достоевского; склонная к жесточайшим болезням и сильнейшим лихорадкам, она остается основным предметом внимания».

Интерес к творчеству Чехова был у В. Вулф далеко не случаен. Она изучала русский язык, чтобы глубже проникнуть в духовную сущность русской культуры, русского национального характера, в самую плоть тво­рений Толстого, Достоевского, Тургенева, Чехова. В этом смысле статья «Русская точка зрения» была для В. Вулф программной, ибо в ней отрази­лись самые сокровенные ее мысли об искусстве Чехова, о его способности с безупречным чувством юмора и комического размышлять о серьезных проблемах своего времени.

Своеобразие русского реализма, столь ярко проявившегося в творчестве Чехова. В. Вулф видит в «простоте, отсутствии напряженности в представлении, что в мире, исполненном несчастий, главная обязанность человека понять наших ближних, и не углом ― потому что это легко, а сердцем». Как бы развивая мысли Т. Манна о русской литературе, англий­ская писательница продолжает: «Во всех великих русских писателях мы обнаруживаем черты святости, если сочувствие к чужим страданиям любовь к ближним, стремление достичь цели, достойной самых строгих требований духа, составляют святость. Именно эта святость заставляет нас стесняться нашей собственной бездуховной посредственности и превращает столько знаменитых наших романов в мишуру и надувательство».

И В. Вулф приходит к выводу, что в разговорах о состоянии совре­менной английской литературы «едва ли можно обойтись без упоминания о русском влиянии, а уж если упомянуты русские, рискуешь почувствовать, что писать о какой бы то ни было литературе, кроме их собственной ― пустая трата времени».

«Не случайно, что именно отечественные классики уже в прошлом веке начали бить тревогу по поводу засорения ноосферы, выражающегося в безобидном на первый взгляд смещении понятий о добре и зле. Все более и более нарушается в заболевшем обществе нашем понятие о зле и добре, ― писал Ф. М. Достоевский. ― Кто из нас, по совести, знает теперь, что зло и что добро? Все обратилось в спорный пункт, и всякий толкует и учит по-своему».

Незыблемые христианские представления о добре и зле должны иг­рать первостепенную роль в жизни настоящего художника, не уставал твер­дить Лев Толстой; более того, ― продолжал он, ― невозможно стать худож­ником, не проведя для себя четкой границы между этими двумя нравственно противоположными категориями».

Русские классики были убеждены, что загрязнение духовного климата планеты представляет не меньшую опасность, чем физическое загрязнение окружающей среды. Экология духа не менее важна для существования человечества, чем экология природы. Даже малейшее искажение духовно-нравственного климата планеты ведет прямиком к моральной деградации сотен тысяч людей. А как известно, нравственно развращенный человек ― это угроза не только окружающей природе, но и существованию человека как вида. Ведь для того, чтобы стали возможными две мировые бойни, экологический кризис, необходимо было «подготовить» почву. Надобен был длительный период шельмования традиционных религиозно-духовных и культурных ценностей, веками вырабатывавшихся человечеством. Эту задачу объективно решала целая плеяда европейских мыслителей: А. Шо­пенгауэр, 3. Фрейд, Ф. Ницше, О. Шпенглер и др. При всей субъективной честности этих незаурядных деятелей, при всей несомненности их открытий в сфере философии, психологии, социологии, общая их роль в искажении и засорении ноосферы далеко недооценена. Одним из первых, кто понял это и заговорил об этом во весь голос, был Томас Манн. Вслед за русскими классиками, на произведениях которых он воспитывался в молодости, Томас Манн утверждал: чем талантливей тот или иной деятель науки и искусства, тем более велика его ответственность за состояние духовной атмосферы; именно научная и художественная интеллигенция несет абсо­лютную ответственность за чистоту ноосферы ― не только при своей жизни, но и после смерти.

Роль русской классической литературы в современном мире предопре­делила и глубина художественно-философского осмысления проблем лич­ности. Стремление русских классиков к решению коренных вопросов бытия придает их творениям особую философскую напряженность. Герои русской литературы, решая личные вопросы своей жизни, неизменно сталкиваются с нравственно-философскими и религиозными проблемами, которые занима­ют значительное место в поэзии и прозе Лермонтова и даже в лирических по своей сути пьесах Чехова. Крупнейшие представители европейской фило­софской мысли ― от Хайдеггера до Сартра ― утверждают, что у истоков раз­виваемых ими доктрин стоят Достоевский и Толстой, затронувшие по их мнению, такие проблемы человеческого существования, как абсурдность бытия, отчуждение человека и пр.

Решая проблему личности, русские классики показывали, как естественное человеческое стремление к раскрытию своей индивидуальности нередко трансформируется в неограниченное своеволие, хищнический эго­изм, ведущий не к расцвету личности, а к ее духовной деградации и физи­ческой гибели. Исследуя бесперспективность таких форм самоутверждения, они приходили к выводу, что подобные способы самореализации личности ― фикция, иллюзия.

Художественно-философскую глубину русской классики некоторые критики на Западе видят в ее борьбе с концепцией человека, как «несложного, однозначного существа, способного разрешать встающие перед ним проблемы рациональным путем». Об этом пишет английский литературовед Р. Пийс в книге о Достоевском, изданной в Кембридже. Эта мысль встречается и в других работах западных исследователей, утвер­ждающих, что русская литература порывает с традициями эпохи Просвеще­ния, воспринимавшего человека именно рационалистически. Однако дело обстоит несколько иначе. Русская классика XIX века, будучи наследницей и продолжательницей классической традиции прошлых эпох, в том числе и эпохи Просвещения, значительно расширила и углубила просветительское понимание гуманизма. А в чем конкретно заключается расширение и углубление ― на этот вопрос даются порой самые разнообразные ответы.

Фактом мирового значения оказалось появление в русской литературе XIX в. Так называемого «маленького» человека. Это подтверждается высказываниями многих зарубежных литераторов. Говоря о своем интересе к русской литературе, признанный мастер детективного жанра Жорж Сименон признавался: «Я учился у Гоголя умению проникать в скрытый драматизм жизни маленького человека, жизни, которая может быть искалечена из-за чисто внешнего, на первый взгляд, ничтожного повода. Я учился и учусь у Гоголя придавать трагическое звучание незаметным судьбам маленьких людей».

«Все мы вышли из "Шинели" Гоголя, ― пишет ирландский критик Ф. О"Коннор. ― Это известное высказывание, хотя и относится к русской литературе, тем не менее, заключает в себе универсальный смысл... Ничего до этой повести в мировой литературе не было... Насколько мне известно, это было первое появление в литературе "маленького" человека». И далее О"Коннор не без основания утверждает, что достаточно прочитать отрывок, в котором затравленный Акакий Акакиевич восклицает: "Ах, оставьте меня... Зачем вы меня обижаете?", - чтобы почувствовать, что без этого многие вещи Тургенева, Мопассана, Чехова, Шервуда Андерсона и Джойса никогда не могли быть написаны».

Судьба "маленького" человека в бездуховной действительности издавна интересовала мировую литературу. Однако именно Гоголь сумел придать этой теме неповторимое звучание. Жалость и сочувствие униженному и оскорбленному человеку пронизывают не только многие гоголевские произведения, но и всю русскую литературу в целом. Эта жалость, это сострадание ― явление уникальное в мировой литературе, порождаемое православным мироощущением русского человека.

Акакий Акакиевич, Макар Девушкин, Мармеладов ― все они пред­стают как жертвы вопиющей несправедливости. Их униженность и оскорбленность определяются невозможностью быть самими собой; на каждом шагу их заставляют чувствовать свою психологическую неполноценность. Этой внутренней ущербности не ощущали «маленькие люди» в западно­европейской литературе XVIII века, которые, хотя и были бесправными представителями третьего сословия, тем не менее активно отстаивали свои права в личной жизни. Пример тому ― Фигаро, выходящий победителем в столкновении с графом Альмавивой. Да и Сен-Пре в романе Руссо «Новая Элоиза» вовсе не забитое существо, которое можно поставить рядом с Акакием Акакиевичем. Именно ему отдает свое сердце аристократка Юлия, которая любит его, разночинца, а не барона Вольмара, своего мужа. В сущности, и Сен-Пре, и гофмановский Ансельм, не говоря уже у героях Стерна, ― это вовсе не униженные и оскорбленные. Даже ричардсоновские Памелла и Клариса не являются таковыми, ибо они способны активно отстаивать свое достоинство и честь. То же самое можно сказать и об Эмилии Галотти Лессинга и о дочери придворного музыканта Миллера в «Коварстве и любви» Шиллера. Все они едва ли не на равных вступают в борьбу с миром аристократической праздности, феодального деспотизма и тирании.

Начиная с Пушкина и Гоголя, русские классики не просто прозревали сложность обыкновенного, ничем не примечательного человека, но категорически утверждали неисчерпаемое его душевное и духовное богатство, психологическую значительность его внутреннего мира Оказалось, что мир этот ― не забавная экзотика, сводимая к сентиментальной банальности: «и крестьянка любить умеет». В крестьянине-труженике русские классики видели не столько эстетический феномен, сколько создателя и хранителя духовных и эстетических ценностей. Подобное отношение к народу было одним из основополагающих принципов русского реализма, своего рода фундаментом, на котором покоилась его эстетика.

Важно и другое. Исследуя проблему личности, русские классики неизменно приходили к выводу, что самоопределение человека, становление его как личности невозможно вне духовной сферы. Человек не может стать Личностью, не определив своего этического отношения к другим, миру, Богу, не осознав своей личной греховности и необходимости духовно-нравственного совершенствования.

Представители западного экзистенциализма словно не замечают, что Достоевский, на которого они так любят ссылаться, никогда не считал, что личность становится собой после разрыва связей с окружающими. Напротив, по Достоевскому, человек (будь то Раскольников или Смердяков), поставивший себя вне Бога, разомкнувший свои нравственные узы с людьми, приходит к духовному краху и к физической гибели. Некоторые зарубежные критики словно не замечают и другого факта: у Достоевского имелись твёрдые и недвусмысленные критерии развитой личности. В «Зимних заметках о летних впечатлениях» он утверждал, что «бунтующая и требующая личность прежде всего должна бы была все свое Я, всего себя пожертвовать обществу и не только не требовать своего права, но, напротив, отдать его обществу без всяких условий».

Всю свою жизнь Достоевский боролся против утилитарно-позити­вистского понимания добра, против тезиса «добрым быть выгодно», против того единственного ответа, который может дать позитивизм на вопрос: «Зачем непременно надо быть благородным?» Было бы, однако, неверным понимать это, как борьбу против гуманизма. Всем своим творчеством Достоевский утверждал не выгодность (сам термин «выгодность» был глубоко антипатичен Достоевскому вследствие определенной доли меркантилизма, содержащегося в нем), а неодолимость добра в душе человека. Именно эта неодолимость добра побеждает в конце концов в душе Раскольникова, который в эпилоге принимает православную правду Сони. Именно эта неодолимость добра одерживает верх одерживает верх в душе Дмитрия Карамазова, равно, как и в душе юного скептика Коли Красоткина. Эта неодолимость добра заставляет духовно переродиться Грушеньку. Причем неодолимость добра утверждается Достоевским на несравненно более высоком уровне, чем это делалось до него. Это обусловлено тем, что добро в его романах не просто побеждает зло, как случается в мелодраме ― добро побеждает зло в жесточайшей борьбе, в борьбе не на жизнь, а на смерть. «Туг Дьявол с Богом борется, а поле битвы ― сердца людей!» ― заявляет Митя Карамазов.

Принципиально новый подход Достоевского к изображению героя в том, что последний у него предстает как существо, способное не только на добрые поступки, но и на жестокость по отношению к другим. Это, однако, не означает, что писатель был сторонником этического дуализма и что в его героях добро и зло существуют на равных правах. Признавая за человеком свободу воли, Достоевский признавал и ответственность его, способность оказывать воздействие на окружающую среду. Писатель был яростным противником пресловутой формулы «среда заела», т.е. выступал против «механического детерминизма», который, по его мнению, доводит человека до совершенной безличности, до совершенного освобождения его от вся­кого нравственного личного долга, от всякой нравственной ответствен­ности.

«За какое-то столетие, ― писал в начале 30-х годов американский кри­тик Б. Брэсол, ― русская литература изумила цивилизованное человечество: имена Толстого, Гоголя, Тургенева, Чехова, Достоевского поразили ум и сердце современного человека: их глубокое видение мира и благородная одухотворенность обогатили человеческую культуру. Мы размышляем вместе с ними, печалимся, разделяем их сомнения и страдания, они стали частью нас самих, мы стали частью их, и их судьбы странным образом связались с нашими. На литературном Олимпе русские классики по праву заняли достойное место, и ни мода, ни время не в силах изменить этого. Отзвуки их глубоких идей прослеживаются не только в восточных литературах ― они чувствуются... и в размышлениях о натуралистическом методе Золя, и в мистических драмах Метерлинка, и в печальных грезах Кнута Гамсуна, и в беспокойных новеллах Мопассана, и в рафиниро­ванных произведениях польских импрессионистов...».

Обнаруживается определенная последовательность освоения зарубеж­ной литературно-критической мыслью творческого опыта русских писате­лей. Первыми стали известны и оценены Тургенев, Толстой, Достоевский, Чехов и Горький. В середине XX века западные читатели и критики оценили и Гоголя; в наши дни его во всем мире считают одним из самых современных художников. И лишь после того, как всему миру открылось величие русской классики в целом, пришло осознание, что истоки этого величия ― в гении Пушкина. Хотя переводы пушкинских произведении стали публиковаться за рубежом еще в первой половине прошлого века, осмысление его значения для русской и мировой литературы происходит лишь в наше время. Пушкин становится понятен зарубежному читателю благодаря Тургеневу и Толстому, Чехову, Достоевскому и Гоголю, продолжившим пушкинские традиции, пошедшим по пути, указанному им. Постепенно Пушкин перестает казаться лишь занимательным рассказчиком ― в нем видят создателя художественных традиций всего XIX века. Подчеркивая это, профессор Колумбийского университета К. Менинг писал в 1934 году: «Величие Пушкина признается с трудом, однако становится все более очевидным, что Пушкин с его чувством гармонии и пропорции оказал значительное воздействие не только на Гоголя и Достоевского, но и на других русских классиков прошлого века, и в этом смысле значение Кушкина едва ли можно переоценить».

Подтверждаются пророческие слова Гоголя о том, что Пушкин есть явление всемирно-историческое. Имя Пушкина ныне ставится рядом с име­нами Данте и Шекспира, Сервантеса и Гёте, Леонардо да Винчи и Микеланджело. Пушкин прочно вошел в нашу повседневную духовную жизнь, чего мы подчас просто не замечает.

Будучи не только великим художником, но и гениальным мыслителем Пушкин проникал в глубочайшие, скрытые закономерности бытия. В двух-трех словах он способен выразить такие идеи, которые не теряют своей актуальности в наши дни и которые стоят объемистых монографий. Подчер­кивая это, А. Бриге в книге о Пушкине, вышедшей в Лондоне в 1983 году говорит: «Идеи Пушкина внушаются столь непринужденно..., что поначалу они не кажутся мыслями, тем более серьезными. Феномен Пушкина в том и состоит, что люда учатся у него без напряжения и почти не догадываясь об этом». Здесь же критик утверждает, что «"Евгений Онегин", этот блистатель­ный образец стиля, полон мыслей сложных и глубоких».

Одна из причин замедленного открытия Пушкина за рубежом заключается в трудностях перевода. Однако несмотря на эти трудности, зарубежный читательский мир постепенно начинает освоение пушкинского наследия. Говоря об этом, американский критик Ирвин Уайл в беседе с корреспондентом «Литературной газеты» ещё в 1986 году заметил: «Пушкин ― величайший поэт, а поэзия, как известно, с трудом поддается переводу на чужой язык. Тем более такая, как пушкинская, где значима каждая деталь, где совсем нет декораций, где все подчинено движению смысла. Однако за последние 15–20 лет Пушкин шагнул далеко вперед в своей популярности во всем мире. Мы как бы заново открыли для себя чудо его поэзии ― ее удивительную музыкальность, гармонию, ее высочайшую мудрость Для меня Пушкин ― Моцарт XIX века. Для него не было запретных тем. Какого бы предмета он ни касался своим волшебным пером ― любви, политики, дружбы, философии, ― все мгновенно окрашивалось тончайшим поэти­ческим светом, исполнялось значительности и силы».

О всемирно-историческом значении Пушкина свидетельствуют и высказывания профессора Калькуттского университета Шри Шукумара который утверждает, что Пушкин, наряду с Проспером Мериме, оказал серьезное влияние на развитие жанра рассказа в Бенгалии. Об этом же говорит и тот факт, что Пушкин ― единственный зарубежный писатель, которому в Китае поставлен памятник (в годовщину гибели великого поэта).

Вслед за Пушкиным зарубежный мир постепенно начинает освоение и других трудно переводимых русских классиков, например, Лермонтова, Лескова, А. Островского. В вышедшей в начале 70-х годов в Нью-Йорке монографии о творчестве Гончарова подчеркивается значение этого писа­теля в развитии жанра европейского романа: «Он был первым русским ху­дожником, поднявшим жанр романа на такую высоту, с которой стало воз­можным сравнивать его в эстетическом плане с древним эпосом». Романы Гончарова, подчеркивают авторы монографии, «естественным образом вхо­дят в контекст европейской литературы XIX века. И глубокое понимание его романов требует рассмотрения их в этом контексте. Тема краха иллю­зий, разрабатывавшаяся Гончаровым, лежит в основе "Утраченньи иллю­зий" Бальзака, "Мадам Бовари" Флобера... Но "Обломов" по своей стру­ктуре и эстетическим принципам оказался близким к величайшим достиже­ниям нашего века в романической сфере. Глубина и очарование этого образа подтверждается тем фактом, что в 1963 и 1964 гг. на сценах Парижа и Лондона с успехом шли две различные инсценировки "Обломова". И пока литературные достижения будут оцениваться за присущие им достоинства, "Обломов" будет продолжать медленное триумфальное шествие, вызывая взволнованные чувства удивления, жалости и смеха над капризами чело­веческой души».

Образ Обломова занял место в одном ряду с такими вечными литературными типами, как Дон Жуан, Фауст, Гамлет, Дон Кихот, а понятие «обломовщина» используется многими зарубежными литератур­ными деятелями для объяснения аналогичных нравственно-психологических явлений в самых различных странах мира. Так, кубинский романист А. Карпентьер, говоря о латиноамериканских литераторах первых десятилетий XX века, замечал, что некоторые из них были «поражены недугом, который мы, вспомнив знаменитого персонажа Гончарова, назвали бы обломовщи­ной... Как и гончаровский Обломов, такой интеллигент преисполнен в глу­бине души благих намерений, однако его отвращение к любой система­тической деятельности, к любой форме самоопределения парализует его пе­ред лицом худших из несправедливостей... И хотя вследствие своей обло­мовщины поколение девятисотых годов удалилось от всякой политической деятельности, все же оно было весьма озабочено будущим Америки как континента».

Роль русской классической литературы в общемировом литературном процессе на рубеже XIX и XX веков не в последнюю очередь определяется тем, что она способствовала преодолению многими талантливыми худож­никами крайностей натурализма. «Русский роман, ― утверждает американ­ская исследовательница Э. Мачник, ― стал известен за границей в тот момент, когда французский натурализм заявил о себе произведениями Золя и его последователей… С самого начала русский роман рассматривался на Западе, как антипод "золаизму"».

Английский критик Ф. Хеммингс, связывая роль русской литературы с процессом «дезинтеграции французского натурализма», подчёркивал, что книга Э. М. де Вогюэ «Русский роман» была наиболее эффективной частью антинатуралистической пропаганды, которая когда либо велась на Западе».

Русская классика противостояла и продолжает противостоять декадансу и модернизму, бездуховности и отчаянию, порождаемыми ощущением абсурдности бытия, эстетизацией зла, отождествлением его с добром, и неверие в возможность победы над злом.

В то время, когда европейское сознание стало проявлять терпимость к идеям вседозволенности и избранничества, к призывам освободиться от нравственных уз, любви и сострадания, этих, по выражению Ницше, догм, которыми якобы «руководствуются рабы», ― русская литература всеми возможными художественными средствами вскрывала античеловечность подобных теорий. Она доказывала бесперспективность и иллюзорность антигуманных форм самоутверждения, жизненную необходимость духовно-нравственного самосовершенствования, в котором русские классики видели цель и смысл земного существования, залог преодоления хаоса и энтропии, царящих в современной действительности.

русская литература художественный классический

Замечательную оценку высоких достижений русской классической литературы мы находим у Максима Горького:

«Наша литература - наша гордость, лучшее, что создано нами как нацией…

В истории развития литературы европейской наша юная литература представляет собой феномен изумительный; я не преувеличу правды, сказав, что ни одна из литератур Запада не возникла в жизни с такой силой и быстротой, в таком мощном, ослепительном блеске таланта…

Значение русской литературы признано миром, изумленным ее красотой и силой…» «Гигант Пушкин - величайшая гордость наша и самое полное выражение духовных сил России…беспощадный к себе и людям Гоголь, тоскующий Лермонтов, грустный Тургенев, гневный Некрасов, великий бунтовщик Толстой…Достоевский…чародей языка Островский, непохожие друг на друга, как это может быть только у нас на Руси…Все это грандиозное создано Русью менее чем в сотню лет. Радостно, до безумной гордости волнует не только обилие талантов, рожденных Россией в XIX веке, но и поражающее разнообразие их».

В словах М. Горького подчеркиваются две особенности русской литературы: ее необыкновенно быстрый расцвет, поставивший ее уже в конце XIX века на первое место среди литератур мира, и обилие талантов, рожденных Россией.

Быстрый расцвет и обилие талантов - это яркие внешние показатели блестящего пути русской литературы. Какие же особенности превратили ее в самую передовую литературу мира? Это - ее глубокая идейность, народность, гуманизм, социальный оптимизм и патриотизм.

Глубокая идейность и прогрессивность русской литературы определялись ее неизменной связью с освободительной борьбой народа. Передовая русская литература всегда отличалась демократизмом, выросшим на почве борьбы с самодержавно-крепостническим режимом.

Горячим участием русских писателей в общественной жизни страны объясняется быстрый отклик литературы на все важнейшие перемены и события в жизни России. «Больные вопросы», «проклятые вопросы», «великие вопросы» - так характеризовались на протяжении десятилетий те социальные, философские, нравственные проблемы, которые поднимали лучшие писатели прошлого.

Начиная с Радищева и кончая Чеховым, русские писатели XIX века говорили о нравственном вырождении господствующих классов, о произволе и безнаказанности одних и бесправии других, о социальном неравенстве и духовном порабощении человека. Вспомним такие произведения, как «Мертвые души», «Преступление и наказание», сказки Щедрина, «Кому на Руси жить хорошо», «Воскресение». К решению острейших проблем современности авторы их подходили с позиций подлинного гуманизма, с позиций интересов народа.

Каких бы сторон жизни они ни касались, со страниц их творений всегда слышалось: «кто виноват», «что делать». Эти вопросы звучали в «Евгении Онегине» и в «Герое нашего времени», в «Обломове» и в «Грозе», в «Преступлении и наказании» и в рассказах и драматургии Чехова.

Мысль о благе народа постоянно звучала в произведениях русских классиков. Под этим углом зрения они смотрели на все окружающее, на прошлое и будущее. Народность нашей литературы составляет одно из высших ее идейно-эстетических достижений.

Народность русской классической литературы неразрывно связана с другой ее особенностью - патриотизмом. Тревога за судьбу родной страны, боль, вызванная бедами, которые она претерпевала, стремление заглянуть в будущее и вера в него - все это присуще было великим писателям земли русской.

Русская литература XIX века развивалась по пути реализма, правдивого изображения действительности. Подлинную правду жизни увидел Белинский в произведениях Пушкина и Гоголя; по этому пути направлял он творчество русских писателей. «Герой…моей повести, которого я люблю всеми силами души, которого я старался воспроизвести во всей красоте его и который всегда был, есть и будет прекрасен, - правда»,- писал в «Севастопольских рассказах Л.Н. Толстой. «Трезвый реализм» Толстого, Чехова, Салтыкова-Щедрина и других русских писателей XIX века с необыкновенной широтой и правдивостью осветил все стороны русской жизни.

Реализм русской литературы XIX века - это в основном критический реализм. Критическое изображение жизни - «срывание всех и всяческих масок» составляет одну из самых сильных сторон русской литературы XIX века. Но, критически изображая действительность, русские писатели в то же время стремились воплотить свои идеалы в положительные образы. Являясь выходцами из самых разнообразных социальных слоев (Чацкий, Гриша Добросклонов, Пьер Безухов), герои эти идут различным жизненным путем, но их объединяет одно: напряженные поиски жизненной правды, борьба за лучшее будущее.

Русский народ по праву гордится своей литературой. Постановка важнейших социальных и нравственных вопросов, глубокое содержание, отразившее всемирно-историческую важность задач русского освободительного движения, общечеловеческая значимость образов, народность, реализм, высокое художественное совершенство русской классической литературы определили ее влияние на литературу всего мира.

Гуманизм русской классической литературы

Главный источник художественной силы русской классической литературы - ее тесная связь с народом; в служении народу русская литература видела основной смысл своего существования. «Глаголом жечь сердца людей» призывал поэтов А.С. Пушкин. М.Ю. Лермонтов писал, что могучие слова поэзии должны звучать

…как колокол на башне вечевой

Во дни торжеств и бед народных.

Борьбе за счастье народа, за его освобождение от рабства и нищеты отдал свою лиру Н.А. Некрасов. Творчество гениальных писателей – Гоголя и Салтыкова-Щедрина, Тургенева и Толстого, Достоевского и Чехова – при всем различии художественной формы и идейного содержания их произведений, объединено глубокой связью с жизнью народа, правдивым изображением действительности, искренним стремлением служить счастью родины. Великие русские писатели не признавали «искусства для искусства», они были глашатаями искусства общественно активного, искусства для народа. Раскрывая нравственное величие и духовное богатство трудового народа, они пробуждали у читателя сочувствие простым людям, веру в силу народа, его будущность.

Начиная с 18 века, русская литература повела страстную борьбу за освобождение народа от гнета крепостного права и самодержавия.

Это и Радищев, рисовавший самодержавный строй эпохи как «чудище обло, озорно, огромно, стозевно и лаяй».

Это и Фонвизин, выставивший на позор грубых крепостников типа Простаковых и Скотининых.

Это и Пушкин, считавший важнейшей заслугой то, что в «свой жестокий век восславил он свободу».

Это и Лермонтов, сосланный правительством на Кавказ и там нашедший свою преждевременную смерть.

Нет надобности перечислять все имена русских писателей, чтобы доказать верность нашей классической литературы идеалам свободы.

Наряду с остротой социальных проблем, характеризующих русскую литературу, необходимо указать на глубину и широту постановки ею моральных проблем.

Русская литература всегда старалась пробудить у читателя «чувства добрые», протестовала против любой несправедливости. Пушкин и Гоголь впервые подняли свой голос в защиту «маленького человека», скромного труженика; вслед за ними взяли под защиту «униженных и оскорбленных» Григорович, Тургенев, Достоевский. Некрасов. Толстой, Короленко.

Вместе с тем в русской литературе нарастало сознание, что «маленький человек» должен быть не пассивным объектом жалости, а сознательным борцом за человеческое достоинство. Эта мысль особенно ярко проявилась в сатирических произведениях Салтыкова-Щедрина и Чехова, осудивших всякое проявление покорности и угодливости.

Большое место в русской классической литературе уделено нравственным проблемам. При всем разнообразии трактовки нравственного идеала различными писателями нетрудно заметить, что для всех положительных героев русской литературы характерны неудовлетворенность существующим положением, неутомимый поиск истины, отвращение к пошлости, стремление активно участвовать в общественной жизни, готовность к самопожертвованию. Этими чертами герои русской литературы существенно отличаются от героев литературы Запада, действиями которых большей частью руководят погоня за личным счастьем, за карьерой, за обогащением. Герои русской литературы, как правило, не мыслят личного счастья без счастья родины и народа.

Русские писатели утверждали свои светлые идеалы прежде всего художественными образами людей с горячими сердцами, пытливым умом, богатой душой (Чацкий, Татьяна Ларина, Рудин, Катерина Кабанова, Андрей Болконский и др.)

Правдиво освещая российскую действительность, русские писатели не теряли веру в светлое будущее своей родины. Они верили, что русский народ «широкую, ясную грудью дорогу проложит себе…»

II. Русская литература конца XVIII – начала XIX веков

2.1 Основные черты литературных направлений

Литературное направление – это творчество писателей, имеющих общность взглядов на цели и задачи художественного искусства

Выделяются следующие литературные направления:

Классицизм;

Сентиментализм;

Романтизм;

Реализм.

Классицизм (образцовый, первоклассный).

В 18 веке образцовыми, достойными подражания считались произведения Древней Греции и Древнего Рима. Их изучение позволило писателям разработать правила для своих произведений:

1. Познать жизнь и отразить ее в литературе можно только с помощью разума.

2. Все жанры литературы должны строго делиться на «высокие» и «низкие». «Высокие» были наиболее популярны, к ним относились

Трагедии;

К «низким» относились:

Комедии;

В «высоких» жанрах прославлялись благородные поступки людей, которые ставили долг перед Отечеством выше личного благополучия. «Низкие» отличались бо льшим демократизмом, писались более простым языком, сюжеты брались из жизни и недворянских слоев населения.

3. Трагедии и комедии должны были строго соблюдать правила «трех единств»:

Единство времени (требовало, чтобы все события укладывались в срок, не превышающий одних суток);

Единство места (требовало, чтобы все события происходили в одном месте);

Единство действия (предписывало, чтобы сюжет не осложнялся лишними эпизодами)

Для своего времени классицизм имел положительное значение, так как писатели провозглашали важность исполнения человеком своих гражданских обязанностей.

(Русский классицизм связан прежде всего с именем гениального ученого и замечательного поэта Михаила Васильевича Ломоносова).

Сентиментализм (от французского слова «сентиментальный» - чувствительный).

В центре изображения писатели поставили повседневную жизнь простого человека, его личные душевные переживания, его чувства. Сентиментализм отверг строгие правила классицизма. При создании произведения писатель опирался на свои чувства и воображение. Основными жанрами становятся семейно-бытовой роман, чувствительная повесть, описание путешествий и т.д.

(Н.М. Карамзин «Бедная Лиза»)

Романтизм

Основные черты романтизма:

1. Борьба против классицизма, борьба против правил, стесняющих свободу творчества.

2. В произведениях романтиков ясно проявляется личность писателя, его переживания.

3. Писатели проявляют интерес ко всему необыкновенному, яркому, загадочному. Основной принцип романтизма: изображение исключительных характеров в исключительных обстоятельствах.

4. Для романтиков характерен интерес к народному творчеству.

5. Романтические произведения отличаются красочностью языка.

(Наиболее ярко в русской литературе романтизм проявился в творчестве В.А. Жуковского, поэтов-декабристов, в ранних произведениях А.С. Пушкина, М.Ю. Лермонтова).

«Реализмом, - говорил М. Горький, - именуется правдивое, неприкрашенное изображение людей и условий их жизни ». Главной чертой реализма является изображение типических характеров в типических обстоятельствах.

Типическими мы называем такие образы, в которых наиболее ярко, полно и правдиво воплощены важнейшие черты, характерные в определенный исторический период для той или иной общественной группы.

(В формировании русского реализма в начале 19 века большую роль сыграли И.А. Крылов и А.С. Грибоедов, Но подлинным родоначальником русской реалистической литературы был А.С. Пушкин).

2.2 Державин Г.Р., Жуковский В.А. (Обзорное изучение)

2.2.1 Державин Гавриил Романович (1743 - 1816)

«Мы имеем в Державине великого, гениального русского поэта, который был верным эхом жизни русского народа, верным отголоском века Екатерины II» (В.Г. Белинский).

Во второй половине 18 столетия происходит стремительный рост и усиление Российского государства. Этому способствовала эпоха победоносных походов героических русских войск, предводительствуемых Суворовым и его сподвижниками. Русский народ уверенно развивает свою национальную культуру, науку, просвещение.

Достигнутые успехи вступали в разительный конфликт с тяжелым положением крепостного крестьянства, составлявшего большинство населения России.

«Дворянская императрица» Екатерина II, имевшая в Западной Европе репутацию просвещенной и гуманной государыни, непомерно усилила крепостной гнет. Следствием этого были многочисленные крестьянские волнения, которые в 1773 –1775 гг переросли в грозную народную войну под предводительством Е. Пугачева.

Вопрос о судьбе народа стал жгучей проблемой, приковавшей к себе пристальное внимание лучших людей эпохи. В том числе и Г.Р. Державина.

Жизненный опыт Державина был богат и разнообразен. Он начал свою службу рядовым солдатом, а закончил ее министром. По своей служебной деятельности он соприкасался с жизнью разных слоев общества, от простого народа до придворных кругов. И этот богатый жизненный опыт широко отражен Державиным, человеком честным и прямым, в его творчестве.

Многое взял Державин от правил классицизма. Здесь классицизм проявляется в обрисовке образа Екатерины II, наделенной всяческими добродетелями; в стройности построения; в типичной для русской оды десятистрочной строфе и т.д.

Но, вопреки правилам классицизма, по которым нельзя было смешивать в одном произведении разные жанры, Державин соединяет оду с сатирой, резко противопоставив положительный образ царицы отрицательным образам её вельмож (Г.Потемкина, А. Орлова, П.Панина).

Отход от классицизма и в нарушении строгих правил в языке. Для оды полагался «высокий» стиль, а у Державина наряду с торжественным и величавым стилем есть совсем простые слова («Дурачества сквозь пальцы видишь. Лишь зла не терпишь одного»). А иногда даже встречаются строки «низкого штиля» («И сажей не марают рож»).

Ода «Властителям и судиям» (прочитать)

Державин был свидетелем Крестьянской войны под предводительством Пугачева и, разумеется, понимал, что восстание было вызвано непомерным крепостническим гнетом и злоупотреблением чиновников, грабивших народ.

1. МИРОВОЕ ЗНАЧЕНИЕ РУССКОЙ ЛИТЕРАТУРЫ XIX ВЕКА

К концу XIX века освободительное движение в России стало столь мощным, что оно превратило страну в передовой отряд революционного движения в Европе (Ф. Энгельс).

Это определило и роль русской литературы в духовной жизни человечества. Его мировое значение как художника,-писал В. И. Ленин в статье-некрологе Л. Н. Толстой,-его мировая известность как мыслителя и проповедника, и то и другое отражает, по-своему, мировое значение русской революции. Разумеется, говоря о всемирной роли первой русской революции, Ленин имел в виду не только события 1905 года, но и весь тот этап в исторической жизни России, который исподволь готовил революцию (1861 - 1904 годы). В глубинных связях Толстого с этим этапом видит Ленин историческую основу влияния его творчества на художественное развитие человечества.

Выявляя черты национального своеобразия русского освободительного движения, В. И. Ленин подчеркивает особую роль в нем народа, крестьянства, преисполненного страстной ненависти к по-мещичье-самодержавному строю. Долгое и безраздельное господство самодержавия, -писал Ленин, - накопило невиданное, пожалуй, в истории количество революционной энергии в народе...

Эта революционная энергия одухотворяла художественную литературу, порождала ее своеобразие: подлинную народность и гражданственность, те высокие демократические и гуманистические идеалы, которые покорили читателей всего мира. Освободительное движение, как вы видели, втягивало в орбиту своего влияния писателей, не только непосредственно связанных с ним, но и срявнительнодалеких от него. Великое народное море, взволновавшееся до самых глубин (Ленин),-вот жизненный источник великой художественной литературы XIX века.

Этим жизненным источником питалась и русская критика, в первую очередь критика революционно-демократическая. В ней В. И. Ленин особенно ценил зрелость и глубину теоретической мысли, позволившие ему говорить о Герцене, Белинском и Чернышевском как о предшественниках русской социал-демократии.

В известной вам статье Лев Толстой, как зеркало русской революции В. И. Ленин писал: И если перед нами действительно великий художник, то некоторые хотя бы из существенных сторон революции он должен был отразить в своих произведениях. Это значит, что великий художник не может обойти то главное, чем живет его страна, что составляет основу основ жизни народа. Зеркалом русской революции называет Ленин творчество Толстого, хотя многого в революции он не принял. Но именно потому, что сознание его было приковано к целой исторической полосе русской жизни, в течение которой революция постепенно накапливала свои силы, Толстой сумел поставить в своих работах столько великих вопросов, сумел подняться до такой художественной силы, что его произведения заняли одно из первых мест в мировой художественной литературе. И далее В. И. Ленин с гордостью за Россию, за ее литературу заключает: Эпоха подготовки революции в одной из стран, придавленных крепостниками, выступила, благодаря гениальному освещению Толстого, как шаг вперед в художественном развитии всего человечества. Эти слова В. И. Ленина можно отнести и к другим великим русским писателям.

Они чутко прислушивались к исторической жизни народа, отражая в своем творчестве те полные драматизма конфликты, которые вели страну к революции, ставили те проблемы, которые прямо или косвенно были связаны с судьбами освободительного движения, с будущим России. Благодаря мировой важности происходивших в стране процессов, русская литература выразила исторические устремления не только национальные, но и всемирные, общечеловеческие. Ей оказалось доступным все сущее под куполом неба, как писал английский критик о Толстом. Слово русских писателей будило мысль и совесть читателей всего мира, рождало стремление переделать жизнь на началах разума и справедливости.

^ СВОЕОБРАЗИЕ РУССКОЙ ЛИТЕРАТУРЫ (НАРОДНОСТЬ, ПАТРИОТИЗМ, РЕАЛИЗМ, ГУМАНИЗМ).

Размышляя о роли литературы в судьбах человечества, великий пролетарский писатель М. Горький утверждал, что ни одна литература Запада не возникала с такою силою и быстротой, в таком мощном, ослепительном блеске таланта, как литература русская, никто в Европе не создавал столь крупных, всем миром признанных книг, никто не творил столь дивных красот при таких неописуемо тяжких условиях, как писатели русские. И стремительное развитие русской литературы, и ее исключительно высокий идейно-художественный уровень, и ее мировое влияние -все это, как вы знаете, стало возможным благодаря ее связям с освободительным движением, ее деятельному участию в этом движении.

В обстановке вопиющего социального гнета средоточием освободительных, гражданственных идей должна была стать и действительно стала литература. Еще раз восстановите в памяти хорошо известные вам произведения русских классиков: Горе от ума, лирику Пушкина и Лермонтова, Мертвые души, Отцы и дети, Что делать? и другие. При всех своих различиях они вобрали в себя передовые идеи времени. Черпая силу в освободительном движении, великие русские писатели, как вы убедились, сами оказывали огромное воздействие на его развитие, на жизнь общества в целом. В нашем умственном движении,- говорил Чернышевский о русской литературе,- играет она более значительную роль, нежели французская, немецкая, английская в умственном движении своих народов, и на ней лежит более обязанностей, нежели на какой бы то ни было другой литературе... Поэт и беллетрист не заменимы у нас никем... Это осознавали и сами писатели. Отсюда - то глубокое чувство ответственности перед народом, перед Россией, которое было им свойственно: именно в нашей стране сложился тип писателя - гражданина, борца, человека непреклонных, нередко выстраданных убеждений, высоких нравственных принципов.

Лучшие русские писатели сознательно становились на путь служения обществу, видя в этом высшее назначение искусства. Не случайно через всю русскую литературу проходит тема поэта и поэзии. Вам памятны многочисленные стихи на эту тему (Рылеева, Пушкина, Лермонтова, Некрасова). Мысль о высоком назначении искусства, об ответственности писателя великолепно выразил Чехов. Для него истинный писатель - это человек обязанный, законтрактованный сознанием своего долга и совестью.

Когда русская литература получила мировое признание, зарубежные читатели остро ощутили ее своеобразие и непревзойденную силу. Она покорила их своим смелым вторжением в жизнь, напряженными исканиями истины, своими героями, преисполненными высоких целей, всегда неудовлетворенными собой. Поразило то чувство ответственности за будущее своей страны и человечества, которое ни на минуту не покидало ни Андрея Болконского, ни Пьера, ни Раскольникова, ни князя Мышкина. Русские писатели,- сказал один турецкий критик,- требуют очень много от людей, они не согласны с тем, чтобы люди ставили на первый план свои интересы и свой эгоизм.

Передовая русская литература всегда жила самыми важными, жгучими проблемами века.

Больные вопросы, проклятые вопросы, великие вопросы - так характеризовались на протяжении десятилетий те социальные, философские, нравственные проблемы, которые поднимали лучшие писатели прошлого.

Вы могли убедиться, что, начиная с Радищева и кончая Чеховым, русские писатели XIX века с беспощадной откровенностью говорили о нравственном вырождении господствующих классов, о произволе и безнаказанности одних и бесправии других, о социальном неравенстве, о материальном и духовном порабощении человека. Вспомните такие произведения, как Мертвые души, Преступление и наказание, сказки Щедрина, Кому на Руси жить хорошо, Воскресение. К решению острейших проблем современности авторы их подходили с позиций подлинного гуманизма, с позиций интересов народа. Вы знаете, какую ненависть к угнетателям, к тирании, к виновникам социальных бедствий и личных человеческих трагедий питали лучшие русские писатели.

Каких бы сторон жизни они ни касались, со страниц их творений всегда слышалось: кто виноват?, что делать? Эти вопросы звучали в Евгении Онегине и в Герое нашего времени, в Обломове и в Грозе, в Преступлении и наказании, в рассказах и драматургии Чехова.

Выявляя роль среды и исторических условий в формировании человека, писатели вместе с тем старались понять, может ли человек противостоять воздействию окружающих его обстоятельств жизни. Свободен ли он в выборе жизненного пути или во всем повинны обстоятельства? В конечном счете, несет ли человек ответственность за то, что совершается в окружающем его мире, или нет? Все эти вопросы чрезвычайно сложны, и писатели мучительно искали на них ответа. В этой связи задумайтесь еще раз над Евгением Онегиным, Героем нашего времени, над романом Что делать?, над Ионычем. Вам, наверное, памятны слова Базарова: Всякий человек сам себя воспитать должен... А что касается до времени - отчего я от него зависеть буду? Пускай же лучше оно зависит от меня.

Кто виноват?, что делать? - эти вопросы будоражили сознание и побуждали к активному действию русских и зарубежных читателей. Сами писатели могли находить решения разные, порой даже ошибочные, по поиски этих решений говорили об их глубокой заинтереевванности в судьбах страны и всего человечества.

Мысль о благе народа постоянно звучала в произведениях русских классиков. Под этим углом зрения они смотрели на все окружающее, на прошлое и будущее. Изображение жизненных явлений, особенно значимых для народа, и оценка их с точки зрения его интересов порождали то свойство литературы, которое, как вы помните, называется народностью. Народность нашей литературы, обусловленная связью писателей с освободительным движением, составляет одно из высших ее идейно-эстетических достижений. Сами писатели ощущали себя плотью от плоти народа, и это придавало их творчеству отчетливо выраженную демократическую направленность. И неподкупный голос мой был эхо русского народа,- говорил молодой Пушкин. Голос Лермонтова звучал, как колокол на башне вечевой во дни торжеств и бед народных. И Некрасов, как бы подводя итоги своей творческой деятельности, сказал на склоне лет: Я лиру посвятил народу своему.

Народность русской классической литературы неразрывно связана с другой ее характерной особенностью - патриотизмом. Тревога за судьбы родной страны, боль, вызванная бедами, которые она претерпевала, стремление заглянуть в будущее и вера в него -все это присуще было великим писателям земли русской, при всем различии их идейных позиций, их творческих дарований.

Для передовых русских писателей любовь к родине - это прежде всего любовь к народной России, к тем духовным ценностям, которые создавал народ. Литература издавна находила вдохновение в устном народном творчестве. Вспомните сказки Пушкина и Щедрина, Вечера на хуторе близ Диканьки Гоголя, Кому на Руси жить хорошо Некрасова. Вместе с тем истинные патриоты всегда ненавидели душителей передовой мысли, палачей Свободы, Гения и Славы. С какой сокрушительной силой выразил эти чувства Лермонтов в своих стихах Прощай, немытая Россия... и Родина! Как иронически-зло говорит об антинародной России Толстой в Войне и мире и какой любовью к народу проникнуты посвященные ему страницы этой эпопеи! Своим высшим патриотическим долгом лучшие русские писатели считали борьбу за переустройство жизни, за благо народа, за человеческое достоинство.

Все эти идейные устремления с неизбежностью толкали русских писателей на путь всестороннего познания жизни. Надо было понять внутренний смысл происходящего, уяснить причины сложных и противоречивых процессов, совершающихся в мире социальных отношений и в человеческой психике. И конечно же, чем полнее в процессе познания открывалась писателям жизнь, тем острее они ощущали необходимость ее переустройства.

Настоятельная потребность познать жизнь определила основное направление в развитии русской литературы XIX века - направление критического реализма. Стремление к истине всецелой (Тургенев) полностью владело талантом и совестью великих писателей века. Именно это стремление определило характер русского реализма-его бесстрашие в раскрытии самых сложных явлений жизни, бескомпромиссность в обличении социального зла, проницательность в выяснении его причин.

Разнообразные стороны действительности попадали в сферу внимания писателей-реалистов (как говорил Чернышевский, все общеинтересное в жизни): от событий исторической жизни народов и государств (Полтава, Война и мир) до судьбы маленького человека (Шинель, Бедные люди); от процессов всемирно-исторического значения (Отечественная война 1812 г.) до самых сокрешенных душевных переживаний. И все подвергалось анализу, все составляло предмет напряженных раздумий. Недаром Горький отмечал, что в поле зрения старых писателей лежал весь необъятный мир, тот мир, который они во что бы то ни стало хотели освободить от зла.

Теснейшим образом связанная с действительностью, литература критического реализма улавливала все изменения, происходившие в жизни России, в человеческой психологии. С течением времени менялся облик центрального героя. Вы безошибочно определите, печать какого времени лежит на Чацком, Онегине, Печорине; для вас очевидно, что при всех своих различиях Базаров, Рахметов, Раскольников принадлежат приблизительно одной и той же эпохе; исторически точно запечатлел Тургенев в своих романах тип русского передового деятеля на разных этапах общественного развития.

Двигаясь от десятилетия к десятилетию, вы не могли не заметить, какие новые грани, новые оттенки приобретали темы, проходившие через всю русскую литературу XIX века. Так, в эпоху 20-30-х годов о роли народа в истории, о свободолюбии народа (всегда народ к смятению тайно склонен) говорил Пушкин. На грани 40-50-х годов Тургенев в Записках охотника выступил со страстной защитой закрепощенного народа, показал его нравственное превосходство над душевладельцами.

В условиях нарастания народно-освободительного движения 50-60-х годов писатели революционной демократии (Некрасов, Щедрин) стремились показать не только силу народа, но и его слабость. Они ставили перед собой задачу помочь народу преодолеть инертность, пассивность, порожденные веками рабства, поднять народ до осознания им своих коренных интересов. Вы знаете, какое негодование вызывает у Некрасова рабье сознание человека из народа, как горек смех Щедрина над мужиком, свившим для себя веревочку.

В эпоху ломки общественных отношений, когда старое бесповоротно, у всех на глазах рушилось, а новое только укладывалось (Ленин), в условиях нарастания освободительного движения отчетливо раскрывалась роль народных масс в истории. Опираясь на художественные достижения Пушкина, Некрасов и Толстой показали, что решающей силой в судьбах страны является народ. И Война и мир, и Кому на Руси жить хорошо рождены именно этим взглядом на роль народных масс в истории.

Одной из сквозных тем русской литературы XIX века является, как вы знаете, тема маленького человека. Смелым новаторством литературы критического реализма было появление среди героев Пушкина и Гоголя человека ничем не примечательного, как бы выхваченного из самой жизни. Вы помните, конечно, и Самсона Вы-рипа (Станционный смотритель), и Акакия Акакиевича (Шинель), Сочувствие этому беззащитному человеку, не принадлежащему к привилегированным классам, - одно из ярких выражений гуманизма лучших писателей прошлого, их непримиримого отношения к социальной несправедливости.

Однако во второй половине века маленький человек, лишенный чувства собственного достоинства, безропотно несущий на себе бремя социальных невзгод, человек униженный и оскорбленный (Достоевский) вызывает у передовых писателей не только сострадание, но и осуждение. Видимо, в этой связи вы раньше всего назовете рассказы Чехова (Смерть чиновника, Толстый и тонкий), писателя, для которого утрата человеком чувства собственного достоинства была равносильна нравственной смерти. Не только Чехов, но и Островский и Достоевский были убеждены, что человек не должен мириться с положением затертой ветошки.

Социальные сдвиги, происходившие во второй половине XIX века, рождали потребность охватить художественной мыслью Россию в ее движении от прошлого к настоящему и будущему. Отсюда появление широчайших исторических обобщений, глубоких исторических концепций. Без этого не могли бы быть созданы ни Былое и д.. мы, пи поэма Кому на Руси жить хорошо, ни роман Что делать?, ни Война и мир. По авторы этих произведений многим обязаны опыту своих предшественников, таким произведениям, как Медный всадник и Мертвые души, которые полны размышлений о судьбах России. О чем бы ни говорили русские писатели, они всегда утверждали веру в возможность справедливых социальных отношений, в осуществимость своих высоких общественных идеалов, которые они стремились сделать достоянием читателей. По словам Некрасова, литература не должна ни на шаг отступать от своей цели - возвысить общество до своего идеала - идеала добра, света, истины. И такой полный гнева писатель, как Салтыков-Щедрин, сокрушавший своим негодующим смехом, кажется, все, к чему ни прикасался, призывал к утверждению положительного идеала.

Отсюда такая тяга русских писателей к изображению лучших людей своего времени, таких, как Чацкий, Татьяна Ларина, Инсаров, Рахметов. Самое понятие красоты в искусстве, прекрасного в искусстве сливалось у русских писателей с представлением о добре, истине, справедливости, к борьбе за торжество которых они звали своим творчеством.

^ 2. ВЛИЯНИЕ ЛИТЕРАТУРЫ НА РАСЦВЕТ ЖИВОПИСИ, МУЗЫКИ, ТЕАТРА.

Творчество великих русских писателей второй половины XIX века, взгляды революционеров-демократов на искусство воздействуют на развитие живописи, музыки, театра. Происходит и обратное влияние. Расширяется взаимное обогащение искусств, которое началось в эпоху Пушкина и Глинки, Гоголя и Федотова, Белинского и Щепкина. Отражение коренных интересов народа, изображение подлинной правды жизни, борьба против чистого искусства, уводящего от общественных вопросов, - вот что определяет развитие русского искусства XIX века.

В 60-е годы группа выпускников Академии художеств во главе с И. Н. Крамским объединилась в Артель художников. Молодые живописцы были горячими сторонниками взглядов Чернышевского, Добролюбова, замечательного искусствоведа В. В. Стасова. Они стремились правдиво изображать действительность, раскрывать в творчестве свои демократические убеждения.

В начале 70-х годов из Артели выросло Товарищество передвижных выставок. Вплоть до конца 90-х годов оно объединяло многих лучших художников России и пропагандировало передовое изобразительное искусство. Выставки, организованные Товариществом в разных городах России, познакомили русское общество с такими созданиями реалистического искусства, как Петр I допрашивает царевича Алексея... Н. Н. Ге, Рожь И. И. Шишкина, Курсистка П. А. Ярошенко, Утро стрелецкой казни В. И. Сурикова, и многими другими. Всегда оставаясь верными правде и демократическим идеалам, передвижники касались самых разнообразных сторон жизни. Вспомните хотя бы знакомые вам картины В. Г. Перова, рисующие безрадостное детство (Тройка), горе крестьянки-вдовы (Проводы покойника), обличающие лицемерие и корыстолюбие духовенства (Сельский крестный ход на пасхе, Чаепитие в Мытищах), самодовольную тупость купечества (Приезд гувернантки в купеческий дом).

С передвижниками был связан в начале своего творческого пути И. Е. Репин, великий реалист, соратник Некрасова и Салтыкова-Щедрина.

Передвижником стал и Й. И. Левитан, друг А. П. Чехова. Тонкий лирик, влюбленный в родную природу, Левитан в своих пейзажах раскрывал духовный мир человека, жаждущего гармонии и красоты.

Благотворное влияние передовой литературы и критики сказывается и на развитии русского музыкального искусства.

А. С. Даргомыжский, отстаивая правду жизни в музыке, поддерживает и вдохновляет кружок молодых музыкантов, названный позднее Могучей кучкой. Члены этого кружка -М. А. Балакирев, М. П. Мусоргский, Н. А. Римский-Корсаков, А. П. Бородин - были не только музыкантами, но и мыслителями, близкими по своим взглядам к Добролюбову и Чернышевскому. Даргомыжский участвовал в издании боевого революционно-демократического журнала Искра.

Жизнь, где бы ни сказалась; правда, как бы ни была солона; смелая, искренняя речь к людям - так определил Мусоргский требования к музыке, выражая взгляды своего кружка.

Члены Могучей кучки создали произведения, которые составляют гордость русского и мирового искусства. Это Борис Годунов и Хованщина Мусоргского, Князь Игорь Бородина, Снегурочка и Царская невеста Римского-Корсакова и многие другие оперы, романсы, симфонические произведения.

Реалистическое раскрытие внутреннего мира человека, обращение к сложным философским проблемам, внутренний драматизм, свойственные русской литературе второй половины XIX века, нашли гениальное воплощение и в музыке П. И. Чайковского. В поисках идей и сюжетов для своих произведений композитор часто обращался к литературе, к творчеству Пушкина, Фета, А. Толстого.

Симфонии Чайковского, его балеты, оперы Евгений Онегин, Пиковая дама, Мазепа исполняются в наши дни во всем мире.

Лучшие русские актеры и режиссеры второй половины XIX века утверждали реализм на сцене. Они боролись с театральным штампом, безыдейностью и безвкусицей, за развитие традиций великого Щепкина, за правдивость и высокую идейность сценического искусства.

Школой реализма стал Московский Малый театр, с которым связана деятельность выдающегося драматурга А. Н. Островского. Театр этот и поныне называют домом Островского.

Среди многих замечательных актеров Малого театра одно из первых мест принадлежит М. Н. Ермоловой. Она создала образ передовой женщины, выступающей против семейного и общественного гнета, против пошлой морали собственников. Ее игра была овеяна правдой и силой чувства, героическим пафосом. После спектаклей с участием Ермоловой нередко демократическое студенчество выходило из театра с революционными песнями. Когда мы вспоминаем... ваши образы, палящие огнем, проникнутые безграничной любовью к свободе и ненавистью к гнету, нам хочется крикнуть историкам наши требования, чтобы в их книгах рядом с портретами бойцов за свободу портрет Ермоловой находился на одном из почетных мест,- говорил, обращаясь к великой актрисе, В. И. Немирович-Данченко.

Имя самого Немировича-Данченко, замечательного театрального деятеля, а также имя его соратника - великого актера, режиссера, театрального педагога К. С. Станиславского связаны с историческими преобразованиями русского театра в конце XIX века. Храня и развивая лучшие традиции русского сценического искусства, Станиславский и Немирович-Данченко с группой талантливых молодых актеров создали Московский Художественный театр. Программа начинающегося дела была революционной, - вспоминал впоследствии Станиславский.- Мы протестовали и против старой манеры игры, и против театральности, и против ложного пафоса, декламации, и против актерского наигрыша, и против дурных условностей постановки, декораций... и против ничтожного репертуара тогдашних театров. Подлинным рождением нового театра явилась постановка пьесы Чехова Чайка в 1898 году.

В XIX веке Россия была в некоторой культурной изоляции. Романтизм возник на семь лет позже, чем в Европе. Можно говорить о его некоторой подражательности. В русской культуре противопоставления человека миру и Богу не было. Возникает Жуковский, который переделывает немецкие баллады на русский лад: ‘Светлана’ и ‘Людмила’. Вариант романтизма байроновский прожил и прочувствовал в своем творчестве первым в русской культуре Пушкин, потом Лермонтов. Как они восприняли романтизм? Что их привлекло? Что не устроило?

Сначала мне бы хотелось разобрать пушкинские романтические поэмы, а потом перейти к Лермонтову.

Обратимся к поэме ’’Кавказский пленник’’.

Сюжет поэмы романтический. Пушкин берет романтического героя с туманной биографией. Вроде бы все идет нормально, но при дальнейшем прочтении поэмы мы обращаем внимание на то, что идет нарушение в системе образов, единодержавии героя. Сюжет романтический, герой романтический, но Пушкин не может за ним спрятаться, его начинает интересовать другой человек - девушка, в конце концов Пушкин сам, своей персоной, ‘влезает’ в конец поэмы, давая анализ политической обстановки на Кавказе. Итак, образовалось три героя: Пушкин, кавказский пленник, девушка. Внимание к другому человеку не позволило Пушкину соответствовать романтическому канону. Вот как говорит об этом сам Пушкин: ‘Эта поэма показала только одно, что я не гожусь в романтики.’ Братья-разбойники - это еще одна несостоявшаяся романтическая поэма. У этой поэмы сюжет романтический.

Обратимся к композиции. Пушкин начинает с описания разбойников: ‘Калмык, башкирец безобразный, И рыжий финн’....‘кто с каменной душой прошел все степени злодейства’. После небольшого предисловия Пушкин доверяет доказательства сказанного разбойнику. Неожиданно разбойник делает акцент на том, что они с братом несчастные люди, у них было сиротское детство, и совсем нет опыта бескорыстной любви. Выявим несоответствие канону. Во-первых, романтический герой неподсуден, разбойник - не сверхчеловек. И, конечно же, между автором и разбойником есть дистанция. У Пушкина был дар внимания к людям, можно сказать, что он пишет это произведение не столько по романтическим законам, сколько по совести. Но и она показала, что Пушкин не годится в романтики.

Интересно, а есть ли Пушкина самая романтическая из романтических поэм? Да, это ‘Бахчисарайский фонтан’. Сюжет этой поэмы романтический. Но в ней появляется три героя: Гирей, Зарема и Мария. Гирей (а, может быть, и сам Пушкин) выбирает неромантическую Марию. ‘Марии ль чистая душа являлась мне, иль Зарема носилась, ревностью дыша’. Глагол ‘носилась’ вызывает отрицательные эмоции. Но все же, в этой ситуации любовного треугольника Пушкин сочувствует всем и допускает присутствие романтизма.

Теперь мне бы хотелось поговорить о последней несостоявшейся поэме Пушкина ‘Цыгане’. Сюжет этой поэмы романтический, но происходит нарушение в системе образов: столкновения двух романтических героев, неспособных бескорыстно любить, ведет к страшным последствиям. Отец Земфиры понимает и принимает жизнь с радостями и горестями. Он прощает убийство дочери, как раньше сумел простить измену жены, но говорит Алеко: ‘Ты не рожден для дикой доли, ты для себя лишь хочешь воли’. Мы ясно можем наблюдать, что над героем происходит суд.

Пушкин нащупал и обозначил самое уязвимое место романтической позиции человека: всего хочет только для себя. Уже позже Пушкин скажет: ‘Мы все глядим в Наполеоны, двуногих тварей для нас орудие одно’.

Теперь перейдем к Лермонтову и обратиться к поэме ‘Мцыри’, а потом сделать общие выводы.

В этой поэме два романтических героя, поэтому, если это и романтическая поэма, то она очень своеобразна: во-первых, второй герой, Ионафан, передается автором через эпиграф; во-вторых, автор не соединяется с Мцыри, мы видим, что герой решает проблему своеволия по-своему, а Лермонтов на протяжении всей поэмы лишь думает над решением этой проблемы. Героя своего он не судит, но и не оправдывает, однако встает в определенную позицию - понимания. Он понимает Мцыри, но видит последствия этого поведения, недаром есть странность в композиции: заключение, которое стоит в начале (таким образом, Лермонтов не навязывает своих мыслей читателю) говорит о разрушенном монастыре и общей соборности. Все это связано с поступком Мцыри. Получается, что романтизм в русской культуре трансформируется в размышление. Получается романтизм с точки зрения реализма.

Итак, можно сказать, что у Пушкина и Лермонтова не получилось стать романтиками (правда, Лермонтов сумел однажды соответствовать романтическим законам - в драме ‘Маскарад’) . Своими экспериментами поэты показали, что в Англии позиция индивидуалиста могла быть плодотворна, а в России - нет. Хотя у Пушкина и Лермонтова не получилось стать романтиками, они открыли путь для развития реализма. В 1825 году вышло первое реалистическое произведение: ‘Борис Годунов’, затем ‘Капитанская дочка’, ‘Евгений Онегин’, ‘Герой нашего времени’ и многие другие.

^ 4. Историко-литературное значение «Горя от ума»

…раскрыл в свое время еще Белинский. Великий критик писал: «Вместе с «Онегиным» Пушкина «Горе от ума» было первым образцом поэтического изображения русской действительности в обширном значении слова. В этом отношении оба эти произведения положили собою основание последующей литературе, были школой, из которой вышли и Лермонтов и Гоголь. Без «Онегина» был бы невозможен «Герой нашего времени»; так же как без «Онегина» и «Горя от ума» Гоголь не почувствовал бы себя готовым на изображение русской действительности, исполненное такой глубины и истины». В реалистическом изображении быта и нравов комедия «Горе от ума» является предшественницей гоголевского «Ревизора». Сам Гоголь высоко ценил сатирический талант Грибоедова и общественную типичность созданных им отрицательных персонажей. Несомненно, что в «Ревизоре» Гоголь использовал достижения Грибоедова в создании реалистического группового портрета определенной общественной среды, в обрисовке персонажей при помощи речевых характеристик и так далее.

Но прежде всего эти гениальные комедии сближают обличительный пафос, верность русской действительности, содержательность и обобщающее нарицательное значение созданных Грибоедовым и Гоголем типов. Многие мотивы грибоедовской комедии звучат и в «Маскараде» Лермонтова, и в «Доходном месте» Островского (обличительные высказывания Жадова), и в трилогии Сухово-Кобылина. А. М. Горький видел в творчестве Грибоедова важное звено в развитии той сатирическо-обличительной линии русской реалистической литературы, которая сыграла исключительную роль в русском общественном движении. «Горе от ума» Горький считал «образцово-поучительной пьесой», «изумительной по своему совершенству».

Исключительно велико значение комедии Грибоедова в развитии русского театра. «Горе от ума» способствовало победе реализма на русской сцене. Сценическая история «Горя от ума» отразила основные этапы истории русского театра вплоть до нашего времени. В первых полных представлениях комедии в Москве и Петербурге в качестве исполнителей выступает Щепкин (Фамусов), Мо-чалов, Каратыгин (Чацкий), Живокини (Репетилов). Не сразу русская сцена раскрыла глубокое общественное и психологическое содержание «Горя от ума». Большинство актеров играло свои роли в стиле популярного тогда водевиля или пьес классицистического репертуара. Современник свидетельствует: «Привыкши представлять роли всегда одинокие, всегда отлитые в одну форму, они страшились отступить от принятых правил, не могли осмелиться играть новые лица. Г. Щепкин, играя Фамусова, никак не умел забыть Транжирима, г. Мочалов - Крутона и так далее.

Например, актер, представлявший Платона Михайловича, думал, что это лицо есть обыкновенный муж под властью жены, между тем как Платон Михайлович совсем другое. Это добрый, умный и даже лихой рубака нашего времени, попавший в атмосферу гостиных, спален и детских и обленившийся там; бодрость духа в нем прежняя, но обстоятельства, окружающие его, переменились. Он не в повелениях у жены своей, а просто он обленился и снисходит во всем доброй своей половине, как снисходят любимому ребенку. Так же оригинальны и все лица в комедии Грибоедова» . Даже М. С. Щепкин лишь постепенно дал реалистическое сценическое воплощение одного из центральных персонажей комедии - Фамусова. «Горе от ума» помогло ему углубить свое мастерство, создать образ живой, как сама жизнь. Щепкин говорил о Грибоедове и Гоголе как о «двух великих комических писателях», которым он «обязан более всех». «Они меня силою своего могучего таланта, так сказать, поставили на видную ступень в искусстве»,2 - говорил М. С. Щепкин о Грибоедове и Гоголе.

Особенно трудной оказалась роль Чацкого, которую даже такие выдающиеся актеры, как В. Каратыгин и П. Мочалов, играли в псевдоромантическом или классицистическом стиле. Лишь в 40-е гг. на сцене Московского Малого театра замечательный русский актер И. В. Самарин дал образ Чацкого в соответствии с замыслом Грибоедова, как передового деятеля своего времени и вместе с тем как живого, страдающего человека. «Самарин понял и сыграл Чацкого так, как ни один из наших актеров не понимал и не играл его,- отмечал в 1846 г. театральный журнал «Репертуар и Пантеон».- Все прежние Чацкие, сколько мы их ни видали, с первого появления своего на сцену принимали вид чуть ли не трагических героев, ораторствовали и разглагольствовали со всей важностью проповедников… Самарин в первом акте был веселым, говорливым, простодушно насмешливым. Игра его, разговор были натуральны в высшей степени. Глубокое реалистическое проникновение в сущность образа Чацкого характеризовало игру Самарина, знаменовавшую новый этап в сценической истории «Горя от ума».

Образы комедии воплотили великие русские актеры А. П. Ленский, Г. Н. Федотова, М. Н. Ермолова, А. И. Южин, В. Н. Давыдов и многие другие, для которых «Горе от ума» явилось поучительной и плодотворной школой правдивого искусства. Особенно значительными в вековой сценической истории «Горя от ума» были постановки Московского Малого театра.

Грибоедовская комедия - одна из любимейших пьес театра. В трактовке комедии, ее образов театр отправлялся от лучших реалистических традиций русской сцены. От постановки к постановке все глубже и яснее раскрывалось общественное содержание «Горя от ума». Социально-политические мотивы отчетливо звучат, например, в постановке Московского Художественного театра 1925 г.

^ 5. двоемирие в лирике пушкина. Ода Вольность

Полно и чётко взгляды Пушкина выразились в его оде «Вольность», написанной вскоре по выходе из лицея, в том же 1817 году.

Уже самое название оды указывает, что Пушкин взял за образец одноимённое стихотворение Радищева. В варианте одной строки «Памятника» Пушкин подчёркивает связь своей оды с одой Радищева.

Пушкин, как и Радищев, прославляет вольность, политическую свободу. Оба они указывают на исторические примеры торжества вольности (Радищев - на английскую революцию XVII века, Пушкин - на французскую революцию 1789 года). Вслед за Радищевым Пушкин считает, что равный для всех закон - залог обеспечения политической свободы в стране.

Но ода Радищева - призыв к народной революции, к ниспровержению царской власти вообще, а ода Пушкина направлена только против «тиранов», ставящих себя выше закона. Пушкин выражал в своей оде взгляды ранних декабристов, под влиянием которых он находился.

Однако сила пушкинского стиха, художественное мастерство поэта придавали оде более революционное значение. Передовой молодёжью она воспринималась как призыв к революции. Так, например, знаменитый русский хирург Пирогов, вспоминая о днях своей юности, рассказывает следующий факт. Один из его товарищей-студентов, как-то заговорив о политических взглядах Пушкина, отрази

Мировое значение и национальное своеобразие русской литературы XIX века. Ваше мнение об известных Вам работах по данному вопросу. При изучении каких школьных тем можно воспользоваться методологией решения вышеназванной проблемы?

В России 19 века происходит небывалый взлет литературы и на равных включается в культурный процесс. Эту эпоху принято характеризовать «золотым веком»,временем расцвета творчества и зарождения философской мысли, формирования русского литературного языка, который оформился во многом благодаря А.С. Пушкину. Литературоцентризм - важная особенность. На произведениях литераторов того времени мы учимся человечности, патриотизму, изучаем нашу историю. На этой «классике» выросло не одно поколение людей - Человеков. Романтизм становится ведущим художественным методом, хотя на исходе 30-х годов XIX века ведущее место в литературе займет реализм.

Русская литература отлич своей гуманностью целеустремленностью и человечностью стремится высказать свое мнение. В России философия индивидуальна. Одной из главных проблем является проблема нравственности у каждого автора свои решения этой проблемы. Нравственная проблематика стала основной то и практически все русс писаети сходились в 1м формирование высоких идеалов. Высокое в России это преодоление эгоизма и индивидуализма. И высокое деятельное героическое те для русс писателей св-но самое требовательное отношение. В России никогда невозможно было жить отдельной судьбой. Русское общ-во всегда коллективно. Русс литре характерен нравств выбор за себя и за весь мир. Русс автор показывал жизнь в сообще со всем миром. С этим связана эпичность мышления русс герои всегда общаются с нацией герои гоголя толстого. Эта почва была оч. благоприятна для развития романов. Русс романы оказали большое влияние на запад. Герои были колоссальны они не были привычны зап читателю, русские умели выходить на вопрос бытия. Но суть и обратный момент когда авторы проникали в национальное. Для того чтоб более подробно рассмотреть этот вопрос можно обратится к работе Касьяновой «русский национальный характер» в книге она рассказывает что для русского человека характерна ценностная установка например способность достигнуть цели. У России и запада различные цели в жизни. Идея воспитания высоких чувств и идеалов это высокое а высокое это эгоизм.

Мировое значение литературы тесно связано с национальным своеобразием: романтики обращаются к национальным событиям, поскольку 19 век - это век эпохальных событий мирового масштаба(война 1812), это изменения общественного сознания, выраженный дух патриотизма. Реформы 1861 года приводят к поляризации обществ.сознания и чувство личности находит свое выражения в образах литературы. Например, эпоха декабризма порождает идеал свободной личности, таким образом тема свободной личности становится центральной. Деятельность писателей не ограничивалось их субътективным духовным миром: они активно проявляли интерес к общественной жизни, фольклорными произведениями и взаимодействовали с зарубежными писателями. Поэтому литература 19 века несет глобальный охват всей общественно-политической жизни того времени и отражает мироощущение своей эпохи. Национальное своеобразие находит свое отражение в типологизации портретов людей, обобщения их пороков и ярко выраженных свойств личности: 1)В центре литр. 19 в проблема роста чувства личности:образ молодого человека не удовлетворяет современный уклад жизни 2). А.С. Пушкин и Н.В. Гоголь обозначили основные художественные типы, которые будут разрабатываться писателями на всем протяжении 19 века. Это художественный тип «лишнего человека», образцом которого является Евгений Онегин в романе А.С. Пушкина, и так называемый тип «маленького человека», который показан Н.В. Гоголем в его повести «Шинель», а также А.С. Пушкиным в повести «Станционный смотритель».

• 3).Национальная атмосфера в литературе, разработка русского национального характера
• 4).Осуждение писателями оторванности интеллигенции от народа, как оторванность от своих корней. 5).идеал личности - соотношение одной личности с бытием всего народа(отсутвие эгоцентризма, своеволия)
• 6)внимание писателя к психологическому и социальному анализу. Также можно обратится к работе Белинского взгляд на русс литру. В школе этот вопрос можно использовать ни вводных уроках русск л 19го века. Например может б такая тема как худ литра как вид искусства