Красота – страшная сила, ведь перед ней невозможно устоять. Красота всегда приковывает взгляд, завораживает дыхание и впечатляет воображение. Что такое красота? Пожалуй, сложно ответить на этот вопрос, ведь настоящую красоту нельзя описать словами, её нужно почувствовать. Красота бывает разной. Внешняя красота человека, природы или вещи доступна всем, все её могут увидеть. Но есть ещё внутренняя красота, красота души. Она хоть и скрыта от всеобщего обозрения, но не менее важна, чем внешняя. Если человек внутри гнилой, имеет злую и завистливую натуру, то грош цена его внешности. Даже самая дорогая косметика и наряды не в силах заменить недостаток красоты внутри.

О красоте можно говорить много, ведь она бесконечна. Куда не оглянись, – все красиво. В этой подборке мы предлагаем вам познакомиться с высказываниями о красоте. Также у нас вы найдете цитаты представительниц прекрасного пола, которые во все века считались эталоном красоты. Кроме того, мы подготовили для вас подборку цитат о красоте на английском языке. Читайте цитаты, пусть они приумножают вашу внутреннюю красоту. Ведь, если ваш внутренний мир богат красотой, значит и внешность будет прекрасной.

Красота редко сочетается с мудростью. (Петроний)

Красота просто мешает мудрости…

Уж таков её обычай: красота всегда права. (Бабур З.)

Там, где есть красота, и доказывать нечего.

Красивые птицы поют хуже других. То же относится к людям. В вычурном стиле не стоит искать глубокую мысль. (Лихтенберг Г.)

За вычурностью, как правило, кроется неуверенность.

Красота - как драгоценный камень: чем она проще, тем драгоценнее. (Фрэнсис Бэкон)

Красота кроется в простоте.

Прекрасное - это нечто такое, что принадлежит исключительно вкусу. (Кант Иммануил )

Отсутствие вкуса влечёт за собой отсутствие красоты.

Красота - тоже добродетель, красивая женщина не может иметь недостатков. (Шиллер Ф.)

Красота — это одно сплошное достоинство, этим все сказано.

Красивые глаза только у того, кто смотрит на тебя с нежностью…

То, что дорого сердцу, всегда красиво.

Любовь есть желание наслаждаться красотой. Красота же есть некое сияние, влекущее человеческую душу. (Марсилио Фичино)

Красоту мало видеть, ее нужно чувствовать.

Много есть людей с красивой внешностью, которым, однако, нечем похвастаться внутри. (Купер Джеймс Фенимор)

Если нет внутренней красоты, то грош цена внешней.

Красивая женщина для глаз - рай, для души - ад, а для кармана - чистилище. (Бернар Фонтенель)

Красота требует вложений…)

Грех, если женщина выглядит менее красивой, чем могла бы быть. (Мигель Сервантес де Сааведра)

То, насколько женщина красива, зависит не от природы, а от нее самой…

Молодая красивая женщина — это чудо природы. Немолодая красивая женщина — это чудо искусства. (Янина Ипохорская)

Чем женщина старше, тем больше ей приходиться трудиться над своей красотой.

Красивая женщина не должна быть слишком умна — это отвлекает внимание. (Марк Жильбер Соважон)

Если женщина и красива, и умна, то мужчины её просто боятся.

Красивая женщина чувствует себя свободной. (Иосиф Гейц)

Красота даёт свободу и право выбора.

Красивая женщина всегда чувствует себя счастливой. (Иосиф Гейц)

По крайней мере одним она точно довольна — своей внешностью.

Нет красивых женщин - есть некрасивые и хорошо накрашенные. (Оскар Уайльд)

Красота — это дело рук и никакого мошенничества)

Французы говорят: «Если некрасива девочка, то в этом виновата природа, если некрасива женщина – в этом виновата она сама».

Природа даёт красоту, за которой потом нужно следить.

Красота — это самоощущение, и оно отражается в твоих глазах. (Софи Лорен)

Чтобы увидеть красоту, нужно посмотреть в глаза.

Заботясь о красоте, надо начинать с сердца и души, иначе никакая косметика не поможет! ()

Красота должна исходить изнутри.

Возраст для женщины - не самое главное: можно быть восхитительной в 20 лет, очаровательной в 40 и оставаться неотразимой до конца дней своих.

Женщина выглядит настолько, насколько она себя чувствует.

Не всякая женщина рождается красивой, но если она не стала такой к 30 годам — она просто напросто глупа. (

Сегодня сколько технологий, что грех быть не красивой.

Правда и красота всегда составляли главное в человеческой жизни и вообще на земле. (А.П. Чехов)

Правда и красота — самые большие драгоценности в мире.

Мало на свете женщин, достоинства которых пережили бы их красоту. (Франсуа Ларошфуко)

Красота настолько сильна, что затмевает другие достоинства человека.

Чтобы красоту создать, надо самому быть чистым душой. (Михаил Глинка)

Всякая красота начинается с красоты души.

Красота - подарок на несколько лет. (Оскар Уайльд)

Чтобы красота задержалась дольше, нужно хорошо потрудиться)

При погашенной лампе все женщины красивы. (Плутарх)

Полумрак скрывает все недостатки.

Красивые женщины редко бывают одни, но часто бывают одиноки. (Хенрик Ягодзиньский)

Мужчины пользуются красотой, и при этом не желают видеть душу.

Красота действует даже на тех, кто её не замечает. (Жан Кокто)

Перед красотой становятся все бессильны.

Биология немало нас удивляет, доказывая статистически, что красивые женщины вовсе не самые глупые. (Жан Ростан)

Если женщина красива, значит она уже умна.

Красивые выражения украшают красивую мысль и сохраняют её. (Виктор Гюго)

Красивые слова делают мир лучше.

Красота без доброты умирает невостребованной. (Самюэль Джонсон)

Красота не может жить без доброты.

Красота не в лице, красота - это свет в сердце.

Красота — это сияние, которое исходит изнутри.

Красота не терпит вычурности.

Одежда – самое простое средство раскрытия личности. (Софи Лорен)

Одежда многое может рассказать о человеке.

Характер - важнейшее слагаемое красоты. (Софи Лорен)

Если характер нестерпим, то красота обесценивается.

Женская красота – не в форме лица, не в одежде, которую она носит и не в прическе. Настоящая женская красота отражается в ее душе, она проявляется в том, как страстно женщина дарит свою любовь. Женская красота растет с годами. (Нина Риччи)

Если женщина красива в душе, значит, она красива и внешне.

Косметика может сделать вас красивой снаружи, но она не поможет, если вы уродливы в душе. Разве только если вы её съедите. (Одри Хепберн)

Ничто не поможет навести красоту внутри.

Нет некрасивых женщин, есть только ленивые. (Хелена Рубинштейн)

Есть красивые женщины и те, которые не умеют за собой ухаживать.

Никто не приходит на свет с идеальными бровями. (Линда Эвангелиста)

Каждая женщина должна ухаживать за бровями.

Женщина не должна скрывать свою красоту до такой степени, чтобы потерять человеческий вид. (Пола Негри)

Скрывая красоту, женщина становиться мужланкой.

Если мужчина врезался в чужую машину, он прежде всего заглядывает в свой бумажник, а женщина – в свое зеркальце. (Маргарет Тернибулл)

Женщина думает, что за её красоту ей все простят)

Невзрачные женщины знают о мужчинах больше, чем красивые женщины. (Кетрин Хепберн)

Невзрачным женщинам мужчины доверяют, от красивых — они скрывают свои недостатки.

Grace is to the body, what good sense is to the mind.
Изящество для тела — то же самое, что и здравый смысл для разума.(Франсуа VI де Ларошфуко)

Красивое тело должно быть у каждого.

Grace is the outcome of inward harmony.
Изящество — результат внутренней гармонии. (Мария фон Эбнер-Эшенбах)

Внешняя привлекательность — это результат внутренней красоты.

Charm is a way of getting the answer yes without asking a clear question.
Обаяние — это способ получения положительного ответа без заданного вопроса. (Альбер Камю)

Красота помогает добиться успеха.

What delights us in visible beauty is the invisible.
В видимой красоте нас восхищает невидимое. (Мария фон Эбнер-Эшенбах)

Красота завораживает тогда, когда она не вся обличена.

A look of intelligence in men is what regularity of features is to women: it is a style of beauty to which the most vain may aspire.
Умное выражение лица у мужчин - то же, что правильность черт у женщин; это род красоты, которую и самые тщеславные люди желали бы иметь. (Жан де Лабрюйер) .

Вдохновение

Пятница, 05.12.2014 Пятница, 05.12.2014

Какая красота спасет мир?

Ф. М. Достоевский - культовая фигура русской литературы. Но имя классика могло бы не стать известным. В 1849 году он был приговорен к смертной казни как участник революционного движения. Арестанты уже стояли на площади, ожидая расстрела, но в последний момент казнь заменили каторжными работами. Достоевского отправили в Сибирь. Писатель остался в живых. Ему только предстояло написать «Преступление и наказание», «Бесы», «Идиот», «Братья Карамазовы».

Жизнь Достоевского легкой никак не назовешь . Пристрастие к азартным играм, каторга, вечные проблемы с деньгами , маленькие гонорары: ему платили по 150 рублей за печатный лист, в то время как Тургенев, Толстой, Гончаров получали по 500 рублей . Смерть брата, первой жены, двоих детей, романы с молоденькими девушками и визиты к проституткам. Тургенев (к слову, ненавидевший Достоевского) назвал его «русским маркизом де Садом ». Мучительные приступы эпилепсии , во время которых на него находили не только творческие озарения, но и различные галлюцинации. Нервные расстройства, взрывной характер, с которым смогла справиться только Анна Сниткина , вторая жена, которая была младше его на 25 лет.

Встреча. Илья Глазунов, 1970 год

Однако трудностям не удалось сковать творческую силу Достоевского. Его наследие огромно и занимает важнейшее место не только в истории литературы, но и в истории духа, нравов и морали. Ницше называл Достоевского «единственным психологом», у которого можно «кое-чему научиться».

Вопросы о добре, истине, красоте волновали писателя всю жизнь. Он называл красоту и истину двумя идолами, которым люди будут вечно поклоняться. Философ В. С. Соловьев говорил о Достоевском:

Прежде всего он любил живую человеческую душу во всем и везде, и верил он, что мы все род Божий, верил в бесконечную силу человеческой души, торжествующую над всяким внешним насилием и над всяким внутренним падением.

Ф. М. Достоевский. Ночь. Илья Глазунов, 1986 год

Знаменитая фраза «Красота спасет мир» принадлежит князю Мышкину из романа Достоевского «Идиот» (который, кстати, был написан всего за 21 день). Мышкин стал носителем основных идей писателя о добром и вечном, воплощением христианской добродетели, идеалом человечности. Главным устремлением князя было «восстановить и воскресить человека».

Но вопрос красоты волновал писателя и до публикации романа. Размышления о сложном предмете нашли место на страницах журнала «Время», литературно-политического журнала М. М. Достоевского, брата русского классика.

Настенька. Иллюстрация к повести «Белые ночи». Илья Глазунов, 1970 год

В выпуске от февраля 1861 года в статье «Г. — бов и вопрос об искусстве» Достоевский рассказывал о роли и сущности искусства и не мог не упомянуть о красоте.

Идеал красоты, нормальности у здорового общества не может погибнуть; и потому оставьте искусство на своей дороге и доверьтесь тому, что оно с нее не собьется. Если и собьется, то тотчас же воротится назад, откликнется на первую же потребность человека. Красота присуща всему здоровому, то есть наиболее живущему, и есть необходимая потребность организма человеческого. Красота полезна, потому что она красота, потому что в человечестве - всегдашняя потребность красоты и высшего идеала ее. Если в народе сохраняется идеал красоты и потребность ее, значит, есть и потребность здоровья, нормы, а следственно, тем самым гарантировано и высшее развитие этого народа.

Достоевский считал красоту не только потребностью, но и источником душевных сил, колыбелью гармонии, притягивающей человека. Другими словами, спасительной силой, способной на многое.

Грушенька. Иллюстрация к роману «Братья Карамазовы». Илья Глазунов, 1983 год

В той же статье он писал, что наивысшая потребность красоты возникает, когда человек в разладе с действительностью, в борьбе. То есть в самые живые моменты, так как человек наиболее живет именно в то время, когда чего-нибудь ищет и добивается. Тогда в нем проявляется естественное желание всего спокойного и природного. Все это можно найти в красоте.

Мы говорили о потребности красоты, и о том, что у человечества уже определились отчасти ее вековечные идеалы. При отыскании красоты человек жил и мучился. Если мы поймем его прошедший идеал и то, чего этот идеал ему стоил, то, во-первых, мы выкажем чрезвычайное уважение ко всему человечеству, облагородим себя сочувствием к нему, поймем, что это сочувствие и понимание прошедшего гарантирует нам же, в нас же присутствие гуманности, жизненной силы и способность прогресса и развития.

Аглая. Иллюстрация к роману «Идиот». Илья Глазунов, 1982 год

По Достоевскому красота - это вдохновляющее и исцеляющее свойство природы, которое человек может заметить в чем-то чистом, здоровом и живом, так как имеет постоянную потребность в этом. И может обрести гармонию с самим собой и окружающим миром, если найдет ее . Перенимая лучшее от природы, человек может сам стать лучше и красивее .

Настасья Филипповна. Иллюстрация к роману «Идиот». Илья Глазунов, 1956 год

В концепции Достоевского понятие красоты неотделимо от понятия добра. Вернемся к роману «Идиот»:

Генеральша несколько времени, молча и с некоторым оттенком пренебрежения, рассматривала портрет Настасьи Филипповны, который она держала перед собой в протянутой руке, чрезвычайно и эффектно отдалив от глаз.

Да, хороша, - проговорила она, наконец, - очень даже. Я два раза ее видела, только издали. Так вы такую-то красоту цените? - обратилась она вдруг к князю.

Идиот (фильм, 1958).

Псевдохристианство этого утверждения лежит на поверхности: мир сей вместе с духами «миродержцами» и «князем мира сего» будет не спасен, но осужден, спасена же будет только Церковь, новая тварь во Христе. Об этом весь Новый Завет, все Священное Предание.

«Отречение от мира предшествует последованию за Христом. Второе не имеет места в душе, если не совершится в ней предварительно первое… Многие читают Евангелие, услаждаются, восхищаются высотою и святостию учения его, немногие решаются направить поведение свое по правилам, которые законополагает Евангелие. Господь всем приступающим к Нему и желающим усвоиться Ему объявляет: Аще кто грядет ко Мне, и не отречется от мира и от себя, не может Мой быти ученик. Жестоко есть слово сие, говорили об учении Спасителя даже такие человеки, которые по наружности были последователями Его и считались учениками Его: кто может Его послушати? Так судит о слове Божием плотское мудрование из бедственного настроения своего» (свт. Игнатий (Брянчанинов). Аскетические опыты. О последовании Господу нашему Иисусу Христу / Полн. собр. творений. М.: Паломникъ, 2006. Т. 1. С. 78-79).

Образчик такого «плотского мудрования» мы и наблюдаем в философии, вложенной Достоевским в уста князя Мышкина как одного из первых своих «Христов». «Правда, князь, что вы раз говорили, что мир спасет “красота”? – Господа… князь утверждает, что мир спасет красота! А я утверждаю, что у него оттого такие игривые мысли, что он теперь влюблен… Не краснейте, князь, мне вас жалко станет. Какая красота спасет мир?… Вы ревностный христианин? Коля говорит, вы сами себя называете христианином» (Д.,VIII.317). Итак, какая же красота спасет мир?

На первый взгляд, конечно, христианская, «ибо Я пришел не судить мир, но спасти мир» (Ин. 12:47). Но, как было сказано, «прийти спасти мир» и «мир будет спасен» – это совершенно разные положения, ибо «отвергающий Меня и не принимающий слов Моих имеет судью себе: слово, которое Я говорил, оно будет судить его в последний день» (Ин. 12:48). Тогда вопрос заключается в том, отвергает или принимает Спасителя герой Достоевского, считающий себя христианином? Что такое вообще Мышкин (как концепт Достоевского, потому что князь Лев Николаевич Мышкин – это не человек, но художественная мифологема, идеологическая конструкция) в контексте Христианства и Евангелия? – Это фарисей, нераскаявшийся грешник, а именно, блудник, сожительствующий с другой нераскаявшейся блудницей Настасьей Филипповной (прототип – Аполлинария Суслова) по похоти, но уверяющий всех и самого себя, что в миссионерских целях («я ее не любовью люблю, а жалостью» (Д.,VIII,173)). В этом смысле Мышкин почти ничем не отличается от Тоцкого, который тоже в свое время Настасью «пожалел» и даже благодетельствовал (приютил сироту). Но при этом Тоцкий у Достоевского – это воплощение разврата и лицемерия, а Мышкин поначалу прямо именуется в рукописных материалах романа «КНЯЗЬ ХРИСТОС» (Д.,IX,246;249;253). В контексте этой сублимации (романтизации) греховной страсти (похоти) и смертного греха (блуда) в «добродетель» («жалость», «сострадание») и нужно рассматривать знаменитый афоризм Мышкина «красота спасет мир», сущность которого заключается в аналогичной романтизации (идеализации) греха вообще, греха как такового, или греха мира. То есть, формула «красота спасет мир» – это выражение привязанности ко греху плотского (мирского) человека, который хочет жить вечно и, любя грех, вечно грешить. Поэтому «мир» (грех) за свою «красоту» (а «красота» – это оценочное суждение, означающее симпатию и пристрастие выносящего это суждение к данному объекту) будет «спасен» таким, каков он есть, ибо он хорош (иначе такой Всечеловек, как князь Мышкин, его не любил бы).

«Так вы такую-то красоту цените? - Да… такую… В этом лице… страдания много…» (Д.,VIII,69). Да, Настасья пострадала. Но разве само по себе страдание (без покаяния, без изменения жизни по заповедям Божьим) – это христианская категория? Опять подмена понятия. «Красоту трудно судить… Красота - загадка» (Д.,VIII,66). Как согрешивший Адам, спрятался от Бога за кустом, так романтическая мысль, любящая грех, спешит скрыться в тумане иррационализма и агностицизма, укутать свой онтологический срам и тлен покровами невыразимости и тайны (или, как любили выражаться почвенники и славянофилы, «живой жизни»), наивно полагая, что тогда никто не разгадает ее загадки.

«Ему как бы хотелось разгадать что-то скрывавшееся в этом лице [Настасьи Филипповны] и поразившее его давеча. Давешнее впечатление почти не оставляло его, и теперь он спешил как бы что-то вновь проверить. Это необыкновенное по своей красоте и еще по чему-то лицо сильнее еще поразило его теперь. Как будто необъятная гордость и презрение, почти ненависть, были в этом лице, и в то же самое время что-то доверчивое, что-то удивительно простодушное; эти два контраста возбуждали как будто даже какое-то сострадание при взгляде на эти черты. Эта ослепляющая красота была даже невыносима, красота бледного лица, чуть не впалых щек и горевших глаз; странная красота! Князь смотрел с минуту, потом вдруг спохватился, огляделся кругом, поспешно приблизил портрет к губам и поцеловал его» (Д.,VIII,68).

Каждый согрешающий грехом к смерти, убежден, что его случай – особый, что он «не такой, как прочие человецы» (Лк. 18:11), что сила его чувств (страсти ко греху) есть неопровержимое доказательство их онтологической правды (по принципу «что естественно, то не безобразно»). Так и здесь: «Я ведь тебе уж и прежде растолковал, что я ее “не любовью люблю, а жалостью”. Я думаю, что я это точно определяю» (Д.,VIII,173). То есть люблю, как Христос евангельскую блудницу. И это дает Мышкину духовную привилегию, законное право на блуд с ней. «Сердце его чисто; разве он соперник Рогожину?» (Д.,VIII,191). Великий человек имеет право на маленькие слабости, его «трудно судить», потому что он сам еще бóльшая «загадка», то есть высшая (нравственная) «красота», которая «спасет мир». «Такая красота - сила, с этакою красотой можно мир перевернуть!» (Д.,VIII,69). Это и делает Достоевский, свой «парадоксальной» нравственной эстетикой переворачивая оппозицию Христианства и мира вверх ногами, так что греховное становится святым и погибшее мира сего – спасающим его, как всегда в этой гуманистической (неогностической) религии, мнимо спасающей саму себя, тешащей себя такой иллюзией. Поэтому если «красота спасет», то «некрасивость убьет» (Д,XI,27), ибо «мера всех вещей» – сам человек. «Если веруете, что можете простить сами себе и сего прощения себе в сем мире достигнуть, то вы во всё веруете! - восторженно воскликнул Тихон. - Как же сказали вы, что в Бога не веруете?… Духа Святого чтите, сами не зная того» (Д,XI,27-28). Поэтому «всегда кончалось тем, что наипозорнейший крест становился великою славой и великою силой, если искренно было смирение подвига» (Д,XI,27).

Хотя формально отношения Мышкина и Настасьи Филипповны в романе самые платонические, или рыцарские – с его стороны (дон-кихотовские), их нельзя назвать целомудренными (то есть христианской добродетелью как таковой). Да, они просто «живут» вместе какое-то время до свадьбы, что, конечно, может и исключать плотские отношения (как и в бурном романе с Сусловой самого Достоевского, который тоже предлагал ей выйти за него после смерти первой жены). Но, как было сказано, рассматривается не фабула, но идеология романа. И здесь суть в том, что даже женитьба на блуднице (как и на разведенной) – это, канонически, прелюбодеяние. У Достоевского же Мышкин браком с собою должен «восстановить» Настасью, сделать ее «чистой» от греха. В Христианстве же, наоборот: он сам стал бы блудником. Следовательно, это и является здесь скрытым целеполаганием, истинным намерением. «Всякий, женящийся на разведённой с мужем, прелюбодействует» (Лк 16:18). «Или не знаете, что совокупляющийся с блудницею становится одно тело [с нею]? ибо сказано: два будут одна плоть» (1Кор 6:16). То есть брак блудницы с Князем-Христом имеет, по замыслу Достоевского (в гностической религии самоспасения), «алхимическую» силу как бы церковного таинства, будучи обычным прелюбодением в Христианстве. Отсюда и двойственность красоты («идеала Содома» и «идеала Мадонны»), то есть их диалектическое единство, когда сам грех внутренне переживается гностиком («высшим человеком») как святость. То же самое содержание имеет концепт Сони Мармеладовой, где сама ее проституция преподносится как высшая христианская добродетель (жертвенность).

Поскольку эта типичная для романтизма эстетизация христианства есть не более чем солипсизм (крайняя форма субъективного идеализма, или «плотское мудрование» – в терминах Христианства), или попросту потому, что от экзальтации до депрессии страстного человека один шаг, полюса и в этой эстетике, и в этой нравственности, и в этой религии расставлены столь широко, и одно (красота, святость, божество) переходит в противоположное (безобразие, грех, дьявол) столь стремительно (или «вдруг» – любимое слова Достоевского). «Красота - это страшная и ужасная вещь! Страшная, потому что неопределимая… Тут берега сходятся, тут все противоречия вместе живут… иной, высший даже сердцем человек и с умом высоким, начинает с идеала Мадонны, а кончает идеалом содомским… Еще страшнее, кто уже с идеалом содомским в душе не отрицает и идеала Мадонны, и горит от него сердце его… Что уму представляется позором, то сердцу сплошь красотой. В содоме ли красота? Верь, что в содоме-то она и сидит для огромного большинства людей… Тут дьявол с богом борется, а поле битвы - сердца людей» (Д,XIV,100).

Иными словами, во всей этой «святой диалектике» греховных страстей присутствует и элемент сомнения (голос совести), но очень слабый, по крайней мере, в сравнении с всепобеждающим ощущением «адской красоты»: «Он часто говорил сам себе: что ведь все эти молнии и проблески высшего самоощущения и самосознания, а стало быть и “высшего бытия”, не что иное, как болезнь, как нарушение нормального состояния, а если так, то это вовсе не высшее бытие, а, напротив, должно быть причислено к самому низшему. И, однако же, он все-таки дошел наконец до чрезвычайно парадоксального вывода: “Что же в том, что это болезнь? - решил он наконец. - Какое до того дело, что это напряжение ненормальное, если самый результат, если минута ощущения, припоминаемая и рассматриваемая уже в здоровом состоянии, оказывается в высшей степени гармонией, красотой, дает неслыханное и негаданное дотоле чувство полноты, меры, примирения и восторженного молитвенного слития с самым высшим синтезом жизни?” Эти туманные выражения казались ему самому очень понятными, хотя еще слишком слабыми. В том же, что это действительно “красота и молитва”, что это действительно “высший синтез жизни”, в этом он сомневаться уже не мог, да и сомнений не мог допустить» (Д.,VIII,188). То есть, с падучей Мышкина (Достоевского) – та же история: что у других – болезнь (грех, безобразие), у него – печать избранничества свыше (добродетель, красота). Тут, разумеется, тоже перекидывается мостик к Христу как высшему идеалу красоты: «Об этом он здраво мог судить по окончании болезненного состояния. Мгновения эти были именно одним только необыкновенным усилением самосознания, - если бы надо было выразить это состояние одним словом, - самосознания и в то же время самоощущения в высшей степени непосредственного. Если в ту секунду, то есть в самый последний сознательный момент пред припадком, ему случалось успевать ясно и сознательно сказать себе: “Да, за этот момент можно отдать всю жизнь!”, - то, конечно, этот момент сам по себе и стоил всей жизни» (Д.,VIII,188). Это «усиление самосознания» до онтологического максимума, до «восторженного молитвенного слития с самым высшим синтезом жизни», по типу духовной практики, очень напоминает «превращение в Христа» Франциска Ассизского, или того же «Христа» Блаватской как «Божественный принцип в каждой человеческой груди». «А по Христу получите… нечто гораздо высшее… Это - быть властелином и хозяином даже себя самого, своего я, пожертвовать этим я, отдать его - всем. В этой идее есть нечто неотразимо-прекрасное, сладостное, неизбежное и даже необъяснимое. Необъяснимое именно». «ОН [Христос] - идеал человечества… В чем закон этого идеала? Возвращение в непосредственность, в массу, но свободное и даже не по воле, не по разуму, не по сознанию, а по непосредственному ужасно сильному, непобедимому ощущению, что это ужасно хорошо. И странное дело. Человек возвращается в массу, в непосредственную жизнь, след<овательно>, в естественное состояние, но как? Не авторитетно, а, напротив, в высшей степени самовольно и сознательно. Ясно, что это высшее самоволие есть в то же время высшее отречение от своей воли. В том моя воля, чтоб не иметь воли, ибо идеал прекрасен. В чем идеал? Достигнуть полного могущества сознания и развития, вполне сознать свое я - и отдать это всё самовольно для всех. В самом деле: что станет делать лучшего человек, всё получивший, всё сознавший и всемогущий?» (Д.,XX,192-193). «Что делать» (извечный русский вопрос) – конечно, мир спасать, что же еще и кому же еще, как не тебе, достигшему «идеала красоты».

Почему же тогда Мышкин кончил так бесславно у Достоевского и никого не спас? – Потому что пока еще, в веке сем, это достижение «идеала красоты» дается только лучшим представителям человечества и только на мгновения или отчасти, но в будущем веке этот «небесный блеск» станет «естественным и возможным» для всех. «Человек… идет от многоразличия к Синтезу… А натура Бога другая. Это полный синтез всего бытия, саморассматривающий себя в многоразличии, в Анализе. Но если человек [в будущей жизни] не человек – какова же будет его природа? Понять нельзя на земле, но закон ее может предчувствоваться и всем человечеством в непосредственных эманациях [происхождение Бога] и каждым частным лицом» (Д.,XX,174). В этом и состоит «глубочайшая и роковая тайна человека и человечества», в том, что «величайшая красота человека, величайшая чистота его, целомудрие, простодушие, незлобивость, мужество и, наконец, величайший ум - всё это нередко (увы, так часто даже) обращается ни во что, проходит без пользы для человечества и даже обращается в посмеяние человечеством единственно потому, что всем этим благороднейшим и богатейшим дарам, которыми даже часто бывает награжден человек, недоставало одного только последнего дара - именно: гения, чтоб управить всем богатством этих даров и всем могуществом их, - управить и направить всё это могущество на правдивый, а не фантастический и сумасшедший путь деятельности, во благо человечества!» (Д.,XXVI,25).

Таким образом, «идеальная красота» Бога и «величайшая красота» Человека, «натура» Бога и «природа» Человека – это в мире Достоевского различные модусы одной и той же красоты единого «бытия». Потому «красота» и «спасет мир», что мир (человечество) – это и есть Бог в «многоразличии».

Нельзя также не упомянуть о многочисленных парафразах этого афоризма Достоевского и насаждении самого духа этой «сотериологической эстетики» в «Агни-йоге» («Живой этике») Е. Рерих, в числе прочих теософий осужденной на Архиерейском соборе 1994 г. Ср.: «Чудо луча красоты в украшении жизни поднимет человечество» (1.045); «молимся звуками и образами красоты» (1.181); «нрав русского народа просветит красота духа» (1.193); «произнесший “красота” спасен будет» (1.199); «тверди: “красота”, даже со слезами, пока дойдешь до назначенного» (1.252); «сумейте явить простор Красоты» (1.260); «через красоту подойдете» (1.333); «счастливы пути красоты, нужда мира должна быть утолена» (1.350); «любовью зажжете свет красоты и действием явите миру спасение духа» (1.354); «сознание красоты спасет мир» (3.027).

Александр Буздалов

Статьи

«Мир спасет красота…»

К 130-летию со дня смерти великого писателя специалист по творчеству Достоевского Татьяна Касаткина анализирует одну из самых известных его цитат

Разговор о знаменитой цитате из романа Достоевского «Идиот» мы начнем с анализа цитаты из «Братьев Карамазовых», тоже довольно известной и посвященной собственно красоте . Ведь фраза Достоевского, ставшая заглавием этой работы, в отличие от фразы Вл. Соловьева, посвящена не красоте, а спасению мира , что мы уже выяснили общими усилиями…

Итак, то, что у Достоевского посвящено собственно красоте: «Красота это страшная и ужасная вещь! Страшная, потому что неопределимая, а определить нельзя потому, что Бог задал одни загадки. Тут берега сходятся, тут все противоречия вместе живут. Я, брат, очень необразован, но я много об этом думал. Страшно много тайн! Слишком много загадок угнетают на земле человека. Разгадывай как знаешь и вылезай сух из воды. Красота! Перенести я при том не могу, что иной, высший даже сердцем человек и с умом высоким, начинает с идеала Мадонны, а кончает идеалом содомским. Еще страшнее, кто уже с идеалом содомским в душе не отрицает и идеала Мадонны, и горит от него сердце его и воистину, воистину горит, как и в юные беспорочные годы. Нет, широк человек, слишком даже широк, я бы сузил. Черт знает что такое даже, вот что! Что уму представляется позором, то сердцу сплошь красотой. В Содоме ли красота? Верь, что в Содоме-то она и сидит для огромного большинства людей, - знал ты эту тайну иль нет? Ужасно то, что красота есть не только страшная, но и таинственная вещь. Тут дьявол с Богом борется, а поле битвы – сердца людей. А впрочем, что у кого болит, тот о том и говорит» (14, 100).

Возвращаясь к проблемам текстологии, скажу, что у Достоевского слово «Содом» всегда писалось с большой буквы, в отличие от издания Полного собрания сочинений в 30 т., что чрезвычайно важно, поскольку, как только мы начинаем писать его с маленькой буквы, так немедленно начинаем воспринимать его метафорически, в то время как у Достоевского никаких метафор, как всегда, не предполагается.

Практически все русские философы, чьи высказывания на этот счет собрала Е.Г. Новикова , анализировавшие этот пассаж, пребывали в уверенности, что герой Достоевского говорит здесь о двух видах красоты . В недавнем исследовании, содержащемся в только что опубликованном сборнике, автор убежден в том же самом: «В этих размышлениях Дмитрий противополагает два типа красоты: идеал Мадонны и идеал содомский» . Утверждалось, что Достоевский устами героя (писателю довольно часто переадресовывали это высказывание) говорит о красоте и ее имитации, подделке; о жене, облеченной в солнце, и блуднице на звере – и т.п., то есть подбирали и, в сущности, подставляли в текст для его объяснения пары (казалось бы, аналогичных) метафор. При этом и сам текст воспринимался как ряд метафор, поскольку философы поспешили начать истолковывать текст, не удостоив его настоящего прочтения, то есть филологического анализа, должного при всякой философской рефлексии над художественным текстом предшествовать анализу философскому. Они восприняли текст, как говорящий о чем-то, им уже известном. Между тем, текст этот требует точного, математического , прочтения, и, прочтя его так, мы увидим, что Достоевский устами героя говорит здесь нам о чем-то совсем ином, нежели все рассуждавшие о нем философы.

Прежде всего, нужно отметить, что красота определяется здесь через свои антонимы : страшная , ужасная вещь.

Дальше – в тексте отвечается на вопрос: почему страшная? – потому что неопределимая (и, кстати, определением через антонимы гениально подчеркивается именно неопределимость данной вещи).

То есть по отношению к красоте, о которой идет речь, невозможна именно та операция аллегоризации (жестко определительная, заметим, операция), которую проделывали философы. Единственный соответствующий этой красоте символ, подходящий под описание героя Достоевского – это знаменитая Исида под покрывалом – страшная и ужасная, потому что нельзя определить.

Итак, там – всё , в этой красоте, все противоречия вместе живут, берега сходятся, – и эта полнота бытия не определима в разделительных , в противопоставляющих друг другу части целого, терминах добра и зла . Красота страшна и ужасна тем, что это вещь другого мира , вопреки всякой вероятности присутствующая здесь, в этом данном и явленном нам мире, это вещь мира до грехопадения , мира до начала аналитической мысли и восприятия добра и зла.

Но «Идеал Содомский» и «идеал Мадонны», о которых далее идет речь у Дмитрия Карамазова, все же почему-то упорно понимаются как два противопоставленных друг другу типа красоты , выделенных каким-то абсолютно неведомым образом из того, что неопределимо (т.е. буквально – не имеет предела – но следовательно и не поддается разделению), из того, что представляет собой схождение, нерасчленимое единство всех противоречий , место, где противоречия уживаются – то есть перестают быть противоречиями...

Но это было бы нарушением логики, совершенно не свойственным такому строгому мыслителю, каков Достоевский – и каковы, надо заметить, и его герои: перед нами не две определенные, противостоящие друг другу, красоты , а лишь и именно способы отношения человека к единой красоте. «Идеал Мадонны» и «идеал Содомский» - это у Достоевского – и в романе тому будет множество подтверждений – способы глядеть на красоту, воспринимать красоту, желать красоту.

«Идеал» находится в глазу, голове и сердце предстоящего красоте, а красота так беззащитно и самоотверженно отдается предстоящему, что позволяет ему оформлять присущую ей неопределимость в соответствии с имеющимся у него «идеалом». Позволяет видеть себя так, как предстоящий способен видеть.

Думаю, это покажется неубедительным – слишком мы приучили себя к тому, что противостоят друг другу не наши способы восприятия, а именно типы красоты, например, тиражированные еще романтиками «белокурый голубоглазый ангел» и «огневзорая демоница».

Но если, определяя, что же есть «идеал Содомский», мы обратимся к исходным текстам, никогда всуе не поминаемым Достоевским, то увидим, что в Содом пришли вовсе не распутники и соблазнители, не демоны: в Содом пришли ангелы , вместилища и прообразы Господни, - и это именно Их устремились содомляне «познать» всем городом.

Да и Богоматерь – вспомним «Песнь песней» - «грозная, как полки со знаменами», «заступница», «нерушимая стена» - вовсе не сводима к «одному типу» красоты. Ее полнота, способность вместить в себя «все противоречия», подчеркивается обилием разных типов, изводов, сюжетов икон, отражающих разные аспекты Ее действующей в мире и преображающей мир красоты.

Чрезвычайно характерно Митино: «В Содоме ли красота? Верь, что в Содоме-то она и сидит для огромного большинства людей».То есть – оно именно с точки зрения языка, используемых героем слов характерно. Красота не «обретается», не «находится» в Содоме. И Содом не «составляет» красоты. Красота в Содоме «сидит» - то есть посажена, заперта в Содом как в тюрьму, как в темницу человеческими взглядами . Именно в этой тайне, сообщаемой Митей Алеше, разгадка тяготения Достоевского к героине – святой блуднице . «Все противоречия вместе живут». Красота, заключенная в Содоме, и не может предстать в ином облике.

Здесь существенно вот что: у Достоевского слово «Содом» появляется и в романе «Преступление и наказание», и в романе «Идиот» - и в характернейших местах. Мармеладов произносит, описывая место проживания своего семейства: «Содом-с, безобразнейший… гм… да» (6, 16), - ровно предваряя рассказ о превращении Сони в проститутку. Можно сказать, что началом этого превращения становится поселение семейства в Содоме.

В романе «Идиот» генерал повторяет : «Это Содом, Содом!» (8, 143) – когда Настасья Филипповна чтобы доказать князю, что она его не стоит, впервые берет деньги у торгующего ее человека. Но перед этим восклицанием из слов Настасьи Филипповны обнаруживается для генерала, что и Аглая Епанчина участвует в торгах – хоть и величественно отказывается от этого в начале романа, заставив князя написать Гане в альбом: «Я в торги не вступаю». Если не ее торгуют, то с ней торгуются – и это тоже начало помещения ее в Содом: «А Аглаю-то Епанчину ты, Ганечка, просмотрел, знал ли ты это? Не торговался бы ты с ней, она непременно бы за тебя вышла! Вот так-то вы все: или с бесчестными, или с честными женщинами знаться – один выбор! А то непременно спутаешься…» (8, 143). Но если Настасья Филипповна и пытается принизить себя перед Аглаей, то та, несмотря на желание унизить соперницу, так до конца и не поверит, что Настасья Филипповна ниже и поэтому – не соперница. В начале они обе явятся как объекты торга – в конце как объекты выбора, и «победит» в этом состязании, где нет победивших по определению (какие победы у объектов?), вовсе не Аглая…

На последних юношеских Апрельских чтениях одна докладчица характерно выразилась про Настасью Филипповну: «Она порочна, потому что ее все торгуют». Думаю, это потому что – очень точно.

Женщина – носительница красоты у Достоевского – страшна – и поражает – именно своей неопределимостью. Настасья Филипповна с князем, который не торговал ее, «не такая», а с Рогожиным, торговавшим ее, подозревающим ее – «именно такая». Эти «такая – не такая» будут главными определениями , даваемыми в романе Настасье Филипповне – воплощенной красоте… и они будут зависеть исключительно от взгляда смотрящего. Заметим себе полную неопределенность и неопределимость этих так называемых определений .

Красота беззащитна перед смотрящим в том смысле, что именно он оформляет ее конкретное проявление (ведь красота не является без смотрящего). Какой мужчина видит женщину, такой она и является для него. «Мужчина может оскорбить цинизмом проститутку, рублевую», - был убежден Достоевский. Свидригайлов разжигается именно целомудрием невинной Дуни. Федор Павлович испытывает похоть, увидев впервые свою последнюю жену, похожую на Мадонну: «“Меня эти невинные глазки как бритвой тогда по душе полоснули”, - говаривал он потом, гадко по-своему хихикая» (14, 13). Вот, оказывается, чем страшен сохраненный идеал Мадонны, когда в душе уже торжествует содомский идеал: идеал Мадонны становится объектом сладострастного влечения по преимуществу .

Но когда идеал Мадонны мешает сладострастному влечению – то он становится объектом прямого отрицания и надругательства, и в этом смысле значение огромного символа приобретает сцена, пересказанная Федором Павловичем Алеше и Ивану: «Но вот тебе Бог, Алеша, не обижал я никогда мою кликушечку! Раз только разве один , еще в первый год: молилась уж она тогда очень, особенно Богородичные праздники наблюдала и меня тогда от себя в кабинет гнала . Думаю, дай-ка выбью я из нее эту мистику! “Видишь, говорю, видишь, вот твой образ, вот он, вот я его сниму (обратим внимание – Федор Павлович говорит так, словно совлекает с Софьи в этот момент ее истинный образ, раздевает ее от ее образа… - Т.К. ). Смотри же, ты его за чудотворный считаешь, а я вот сейчас на него при тебе плюну, и мне ничего за это не будет!..” Как она увидела, Господи, думаю, убьет она меня теперь, а она только вскочила, всплеснула руками, потом вдруг закрыла руками лицо (словно пытаясь заслонить оскверненный образ – Т.К. ), вся затряслась и пала на пол… так и опустилась» (14, 126).

Характерно, что другие обиды Федор Павлович не считает за обиды, хотя история брака его с женой Софьей – это буквально история заточения красоты в Содом. Причем здесь Достоевский показывает, как внешнее заточение становится заточением внутренним – как из надругательства вырастает болезнь, искажающая и тело, и дух носительницы красоты. «Не взяв же никакого вознаграждения, Федор Павлович с супругой не церемонился и, пользуясь тем, что она, так сказать, перед ним “виновата” и что он ее почти “с петли снял”, пользуясь, кроме того, ее феноменальной безответностью, даже попрал ногами самые обыкновенные брачные приличия. В дом, тут же при жене, съезжались дурные женщины и устраивались оргии. <…> Впоследствии с несчастною, с самого детства запуганною молодою женщиной произошло вроде какой-то нервной женской болезни, встречаемой чаще всего в простонародье у деревенских баб, именуемых за эту болезнь кликушами. От этой болезни, со страшными истерическими припадками, больная временами даже теряла рассудок» (14, 13). Первый же припадок этой болезни, как мы видели, произошел именно при осквернении образа Мадонны… В силу описанного мы не сможем отделить это воплощение «идеала Мадонны» в романе ни от баб-кликуш, воспринимаемых как одержимые, ни от бессмысленной Лизаветы Смердящей. Мы не сможем отделить его и от Грушеньки, «царицы наглости», главной «инфернальницы» романа, когда-то рыдавшей ночами, вспоминая своего обидчика, тоненькой, шестнадцатилетней…

Но если история Софьи – это история заключения красоты в Содом, то история Грушеньки – это история выведения красоты из Содома! Характерна эволюция восприятия Митей Грушеньки, даваемых им ей эпитетов и определений. Все начинается с того, что она – тварь, зверь, изгиб у шельмы, инфернальница, тигр, убить мало. Дальше – момент поездки в Мокрое: милое существо, царица души моей (и вообще именования, прямо относящиеся к Мадонне). Но потом-то и вовсе появляется нечто совершенно фантастическое – «брат Грушенька».

Итак, повторю: красота лежит вне области, с которой начинается разделение на добро и зло, - в красоте присутствует еще нерасколотый, цельный мир. Мир до грехопадения. Именно проявляя этот первозданный мир, тот, кто видит истинную красоту, мир спасает.

Красота в высказывании Мити так же едина и всевластна и неделима, как Бог, с Которым борется дьявол, но Который Сам с дьяволом не борется… Бог пребывает, дьявол нападает. Бог творит – дьявол пытается отобрать сотворенное. Но сам он не сотворил ничего, и значит – все сотворенное – благо. Оно может лишь – как красота – быть посажено в Содом…

Фраза из романа Достоевского «Идиот» - я имею в виду фразу, заглавную для данной работы – запомнилась в иной форме, той, которую придал ей Владимир Соловьев: «Красота спасет мир». И это изменение каким-то образом очень сходно с теми изменениями, что производили философы рубежа веков с фразой: «Тут дьявол с Богом борется». Как все помнят, говорилось: «Тут дьявол с Богом борют ся», и даже – «Тут Бог с дьяволом борется».

Между тем, у Достоевского иначе: «Мир спасет красота».

Возможно, самый простой путь к пониманию того, что хотел сказать Достоевский, есть сопоставление этих двух фраз и осознание того, в чем заключается их различие.

Что на смысловом уровне несут нам смена семы и ремы? Во фразе Соловьева спасение мира – это свойство, присущее красоте. Красота спасительна – говорит эта фраза.

Во фразе Достоевского ничего такого не сказано.

Здесь, скорее, говорится о том, что мир будет спасен красотой как одним из своих, присущих ему, миру, свойств . Красоте не свойственно спасать мир, но красоте свойственно в нем неистребимо пребывать. И это неистребимое пребывание в нем красоты – есть единственная надежда мира.

То есть – красота не есть нечто победно приближающееся к миру с функцией спасения, нет, но красота есть нечто, уже в нем присутствующее, и за счет этого присутствия в нем красоты мир и будет спасен.

Красота, как Бог, не борется, но пребывает. Спасение миру придет от взгляда человека, разглядевшего во всех вещах красоту. Переставшего заключать, заточать ее в Содом…

Татьяна Александровна Касаткина родилась в Москве в 1963 году. Окончила филологический факультет Московского государственного педагогического института (МГПИ), аспирантуру ИМЛИ им. А.М. Горького, в 2000 защитила диссертацию на соискание ученой степени доктора филологических наук. С этого же года работает ведущим научным сотрудником ИМЛИ им. А. М. Горького РАН.

Т. Касаткина - одна из наиболее авторитетных российских специалистов по творчеству Ф. М. Достоевского. Ее авторству принадлежат 2 монографии и более 200 научных статей. Ряд ее работ, помимо России, был опубликован в Англии, США, Швейцарии, Италии, Германии, Японии, Китае и др. В 2001 г. она создала и возглавила Комиссию по изучению творчества Ф. М. Достоевского ИМЛИ им. А. М. Горького, под грифом которой вышел ряд сборников научных трудов и монографий, посвященных творчеству Достоевского. Подготовила к изданию новое собрание сочинений Ф. М. Достоевского.

Новикова Е . «Мир спасет красота» Ф.М. Достоевского и русская религиозная философия конца XIX - первой трети XX вв. // Достоевский и XX век. Под ред. Т.А. Касаткиной. В 2 т. Т. 1. М.: ИМЛИ РАН, 2007. С. 97-124.

Романов Ю.А . Феномен красоты в интерпретации Дмитрия Карамазова // Достоевский и современность. Материалы XXIV Международных Старорусских чтений 2009 года. Великий Новгород, 2010. С. 229.

О подобном нерасчлененном понимании красоты у Блока пытается говорить Владимир Новиков: «“Король на площади” приходится по душе - и театру, и собравшимся на “субботу” гостям. Решают ставить, но - цензурный запрет: при всех мистических туманностях в пьесе видят политику. Та же участь постигнет потом и лирическую драму “Незнакомка”, законченную одиннадцатого ноября. Ей не везет по другой причине: в имени Мария, которое выбирает для себя на Земле упавшая с неба звезда, узрят намек на Богородицу. Действительно, имя выбрано не без умысла, но оно соотносимо с Девой Марией не больше, чем с Марией Магдалиной: недаром два эпиграфа из Достоевского отсылают к портрету Настасьи Филипповны - страдающей грешницы. Весь спектр женственности имеется в виду. Потом заговорят о трансформации Прекрасной Дамы в Незнакомку в мире Блока. Как всякое общее место, это в основном верно, добавим лишь, что символ “Незнакомка” - шире. Он не только противопоставлен Прекрасной Даме, но и включает ее в себя». Новиков В . Блок. Три фрагмента книги. Жизнь как театр (1906-1907) // Новый мир. № 9. 2009.

Отзывы

• Ирина - 24.02.2019 12:27
  Прекрасная статья. Именно, в созданном Богом мире присутствует красота. Красота Самого Бога. Кто увидит её, тот спасён будет.
• Белый Хорват - 04.11.2012 18:30
  Да? Серьёзно?
  И Неувядаемый Цвет, красота нашей Владычицы Девы Марии - это тоже тяготение низких инстинктов?
  Благословенная в женах освятила тем самым женственность и женскую красоту вовеки веков.
• Юрий - 04.11.2012 10:37
  А я бы сказал, что мир спасает любовь к Богу, самопожертвование и доброта. А женская красота определяется инстинктами. Для быков и коровы красивы....
• Белый Хорват - 23.03.2012 13:33
  Перед нами - длинный и печальный текст. Г-н диакон в очередной раз навевает дивный сон...Как тот, кто "Дивным кругом очертил, Россию, заглянув ей в очи стеклянным взором колдуна".
  Гладко катится благоглаголание благопотребное..."Никто иной, как Церковь, всегда являлась единственной устроительницей и хранительницей положительного общественного бытия России". Что-то не вяжется эта мысль с вышестоящей цитатой из Достоевского: где нет Духа - там деспотизм и тирания. Николай I поставил Достоевского на Семёновский плац. Этот монарх не проявлял желания советоваться с Церковью, но правил под возгласы "Осанна! Аксиос!"... Рождённые страхом, конечно. И Церковь воспитывала не дух здорового сопротивления силе, а дух рабского повиновения.
  Положительное общественное бытиё - это бытиё в свободе и мужестве. Признав отсутствие в прошлом и того, и другого, Церковь возвысится в глазах народа.
• Олег - 23.03.2012 12:48
  "Рассусоливать" надо хотя бы для того, что прийти к такому заключению.
  ..думаю, что Достоевский был конкретен в своей неопределенности, т.е. его больше интересовало не то что есть красота, а что содом, а что служит причиной перевоплощения человека из доброго и чистого помыслом в злого и похотливого? Даже кажется, что Ф.М. всю свою физическую и литературную жизнь искал на это ответ, и очень боялся, что кто-то начнет манипулировать людьми в этом - самом важном плане. Что собственно уже и случилось..
• Диакон Георгий (Ю.Г.) Малков - 05.10.2011 16:18
  Несколько слов о красоте

  Неисчислимые историко-художественные сокровища создавались и хранились в российских монастырях - этих школах высшей христианской мудрости, где изначально закладывались основы народного понимания Правды о Божием мире и его красоте. Отсюда - из гармонично-целостного древнего строя монашеской жизни, из намоленности монастырских храмов, из сиявших благодатью икон, из хранившихся в обителях книжных сводов летописных сказаний - веками черпала Россия силы для сохранения своего нравственного чувства; на подобных памятниках «дедовской старины» воспитывалось и национально-культурное самосознание все новых и новых поколений истинно русских людей. Об этом проникновенно сказал еще В.О. Ключевский: «Нравственное богатство народа наглядно исчисляется памятниками деяний на общее благо, памятями деятелей, внесших наибольшее количество добра в свое общество. С этими памятниками и памятями срастается нравственное чувство народа; они - его питательная почва; в них его корни; оторвите его от них - оно завянет, как скошенная трава. Они питают не народное самомнение, а мысль об ответственности потомков перед великими предками, ибо нравственное чувство есть чувство долга» .
  Сея по-настоящему «разумное, доброе, вечное», Православная Церковь - как показывает сама жизнь - вносила и продолжает вносить в нее укрепляющую благодатную силу: духовно врачует немощные и поднимает падшие души, утверждает незыблемость и священность семейных уз, прививает евангельский взгляд на суть и нормы человеческих отношений, поверяет (а нередко и обличает) христианской системой ценностей самые смысл и содержание современной - во многом бездуховной и попросту безнравственной - «массовой культуры». Церковное обличение последней тем более естественно, что, как мы знаем, все наивысшие достижения российской литературы и искусства, всё прекрасное, созданное ее поэтами, музыкантами и художниками, возникало в недрах личного христианского мировидения их творцов, а не некоей биологической «человеческой массы».
  Ныне довольно часто, кстати и некстати, современные «деятели культуры», писатели, журналисты, а за ними и политики - по большей части, увы, мало сведущие в собственно российской духовности - приводят (что называется, «для красного словца») слова Ф.М. Достоевского о красоте, которая «спасет мир». Однако они при этом совершенно не понимают внутреннего авторского смысла давно уже ставшего столь популярным выражения. Ведь слова эти относятся отнюдь не к эстетике, а - прежде всего! - к христианской этике. Гениальный писатель и верный сын родной Православной Церкви подразумевал здесь лишь то, что извечно понималось под словом «красота» самою Церковью... Вспомним в связи с этим хотя бы известный рассказ о выборе веры киевским князем Владимиром и слова, сказанные его послами по их возвращении из Царьграда-Константинополя - о той поистине неземной красоте, что поразила их при посещении храма Святой Софии.
  Эта красота была воспринята ими не как нечто, лишь внешним образом воздействующее на человеческие чувства и связанное только с художественной стороной богатого храмового убранства (чему в древнерусском языке соответствовали определения типа «искусное», «ухищренное», «художное»), но именно как «красота несказанная», то есть духовно-возвышенное и нравственно-положительное явление, определявшееся тогда замечательно емким словом «добрóта».
  Такое понимание красоты и красивого, прекрасного оставалось традиционным для Руси во все времена, и, например, гораздо уже позже, в XVI веке известный инок-богослов, старец Троице-Сергиева монастыря Артемий призывал «помышлять» окружающие нас «видимые добрóты» (т. е. зримую нами красоту) - как «невидимаго благолепиа изображениа». При таком подходе к эстетическому душа русского народа - на протяжении столетий после Крещения - неизменно воспринимала прекрасное прежде всего как «хорошее», «доброе», «благое», подобное христианской Благой Вести Святого Евангелия. Именно поэтому стремление к духовно прекрасному всегда оставалось характернейшей чертой и русской церковной жизни, и русского церковного искусства. И недаром именно такую Красоту - как отражение божественного доброго начала во вселенском бытии, Красоту как по-христиански понимаемое Добро - и провозглашал еще в XIX в. «спасительницей» мира точнейший выразитель национального самосознания России Ф. Достоевский.
  Однако еще важнее здесь то, что для него за этой Красотой-Добром всегда стоял образ еще более прекрасный: Сам источник ее, Христос Спаситель, - как единственная подлинно нравственная и святая основа всего нашего бытия. Об этом тот же Достоевский с полной определенностью говорит в одном из своих писем, призывая и нас к подобному же осмыслению всеопределяющего христианского начала - как в жизни отдельного человека, так и человеческого общества в целом: «Нет ничего прекраснее, глубже, симпатичнее, разумнее, мужественнее и совершеннее Христа, и не только нет, но, с ревнивой любовью говорю себе, что и не может быть...
  Гуманность, отрицающая Бога, логически приводит к бесчеловечности; цивилизация без просвещения Христова - к одичанию; прогресс без Христа - к регрессу, где нет Духа Божия - к деспотизму и тирании» .

  …Прежняя естественность для России во многом именно подобного святорусского православного мирочувствия определялась неразрывной связью Церкви с жизнью целиком воцерковленного общества. Никто иной, как Церковь, всегда являлась единственной устроительницей и хранительницей положительного общественного бытия России. Ведь православная церковность сопутствовала русскому человеку, по народному присловью, «от рожденья - до успенья», т. е. до самых последних минут его земной жизни. Потому-то и существовала издавна в народе еще одна поговорка: «Без Бога - ни до порога!», иначе говоря: Без Бога - никуда, без Него - пути нет, и не будет!..

• Анатолий Солодкий - 13.08.2011 20:51
  свяжитесь со мной, очень
• Natasha - 27.07.2011 11:41
  это правда. в мире жива красота, в каждом человеке лик божий.
• Елена - 26.05.2011 12:50
  Очень доказательная, убедительная статья. Во всяком случае, не унижающая достоинство великого писателя, как это сделано в сериале "Достоевский".
• Леонид - 10.04.2011 01:30
  Словами князя Мышкина Фёдор Михайлович в Идиоте сказал "Кабы красота была добра...", тем самым Достоевский выразил человеческое отношение к красоте, как божественному источнику жизни. Повторяя слова "урасота спасёт мир", не следует забывать о добре, а значит религиозной духовности, которая требует и своей очевидности, и чувства ранга, и ответственности и нравственности...как православной религиозности. Последнее есть то, что мне хочется оставить от себя.
• Роман - 11.03.2011 10:29
  Здравствуйте на сколько я знаю в оригинале фраза Достоевского звучит следующим образом....красота лика Христа спасет мир!
• Белый Хорват - 03.03.2011 19:34
  Не всё так просто. Нисшествие Святого духа стало рождением Церкви, и этот акт входил в замысел Спасителя. Святой Дух - это истинный Бог, третье лицо Святой Троицы. Дух всё проницает, и глубины Божьи; но именно Святой Дух есть вечная небесная красота, образом которой Спаситель назвал полевые лилии.
  Значит, речь идёт о тайнодействии Святого Духа. Достоевский говорил, что "Дух Святой есть непосредственное созерцание красоты, пророческое сознание гармонии и, стало быть, неуклонное к ней стремление". Если это так, то красота священна священностью своего источника, который не подлежит людскому осуждению. Ибо это Дух Жизни.
  Так придёт ли он явно, как огонь в день Пятидесятницы, или же он уже сейчас здесь и вокруг нас, и в нас самих (нужно лишь раскрыть очи сердечные)? Вот в чём проблематика статьи, и здесь есть над чем подумать. Вечный небесные ветер веет и извне, и изнутри мира. И пнризывает нас к совершенству.
• Вадим - 03.03.2011 17:00
  Красота, спасающая мир - это красота Господа Христа, и всё!
  Зачем расусоливать и вводить людей в заблуждение?

Ваш Отзыв
Поля, отмеченные звездочкой, должны быть обязательно заполнены.

Истина вовсе не в вине! Нет никакого здорового духа в здоровом теле! Зато есть крылатые выражения, смысла которых мы на самом деле не знаем.

Есть мнение, что по-настоящему образованного человека отличает умение правильно подбирать слова в любой ситуации. Это крайне сложно сделать, если ты не знаешь значения тех или иных слов. То же самое происходит и с известными крылатыми фразами: некоторые из них настолько растиражированы в ложных значениях, что мало кто помнит их изначальный смысл. Самые распространенные заблуждения собраны в этом материале.

«Работа не волк — в лес не убежит»

Неправильный контекст: Работа никуда не денется, отложим ее.
Правильный контекст: Работу придется делать в любом случае.

Те, кто произносит эту пословицу сейчас, не учитывают, что волк раньше на Руси воспринимался как животное, не поддающееся приручению, которое гарантированно сбежит в лес, тогда как работа никуда не исчезнет и ее все равно придется выполнять.

«В здоровом теле здоровый дух»

Неправильный контекст: Сохраняя тело здоровым, человек сохраняет в себе и душевное здоровье.
Правильный контекст: Нужно стремиться к гармонии между телом и духом.

Это вырванная из контекста цитата Ювенала «Orandum est, ut sit mens sana in corpore sano» — «Надо молить богов, чтоб дух здоровый был в теле здоровом». Речь идет о том, что нужно стремиться к гармонии между телом и духом, поскольку в реальности она редко встречается.

«Красота спасет мир»

Неправильный контекст: Красота спасёт мир
Правильный контекст: Красота не спасёт мир.

Эта фраза, приписываемая Достоевскому, на самом деле была вложена им в уста героя «Идиота», князя Мышкина. Сам Достоевский в ходе развития романа последовательно демонстрирует, насколько Мышкин оказывается неправ в своих суждениях, восприятии окружающей реальности и, в частности, этой максиме.

«Жизнь коротка, искусство вечно»

Неправильный контекст: Настоящее искусство останется в веках даже после смерти автора.
Правильный контекст: Жизни не хватит на то, чтобы освоить все искусство.

В латинской фразе «Ars longa, vita brevis» искусство не «вечно», а «длинно», то есть «обширно»: речь здесь идет о том, что изучению искусства придется посвятить целую жизнь, но, скорее всего, всех книжек все равно прочитать не успеешь.

«И ты, Брут?»

Неправильный контекст: Удивление, обращение к предателю, которому доверяли.
Правильный контекст: Угроза, «ты следующий».

Согласно одной из версий, Цезарь адаптировал слова греческого выражения, которое стало поговоркой у римлян. Полностью фраза должна звучать так: «И ты, мой сын, почувствуешь вкус власти». Произнеся первые слова фразы, Цезарь как бы заклинал Брута, предвещая его насильственную смерть.

«Растекаться мыслью по древу»

Неправильный контекст: Говорить / писать запутанно и длинно; никак не ограничивая свою мысль, вдаваться в ненужные подробности.
Правильный контекст: Смотреть со всех точек зрения.

В «Слове о полку Игореве» эта цитата выглядит так: «Растекался мысию по дереву, серым волком по земле, сизым орлом под облаками». Мысь — белка.

«Народ безмолвствует»

Неправильный контекст : Люди пассивны, безразличны ко всему.
Правильный контекст: Народ отказывается принимать то, что ему навязывают.

В финале трагедии Пушкина «Борис Годунов» народ молчит не потому, что его не волнуют насущные проблемы, а потому, что не хочет принять нового царя: «Масальский: Народ! Мария Годунова и сын ее Федор отравили себя ядом (Народ в ужасе молчит). Что же вы молчите? Кричите: да здравствует царь Димитрий Иванович!

Народ безмолвствует».

«Человек создан для счастья, как птица для полета»

Неправильный контекст: Человек рожден для счастья.
Правильный контекст: Счастье для человека невозможно.

Это крылатое выражение принадлежит Короленко, у которого в рассказе «Парадокс» его произносит несчастный инвалид от рождения, без рук, добывающий пропитание своей семье и себе сочинением изречений и афоризмов. В его устах эта фраза звучит трагично и опровергает сама себя.

«Истина в вине»

Неправильный контекст: Выпивший человек говорит правду.
Правильный контекст: В вине может и истина, но здоровье — в воде.

А дело в том, что цитируется лишь часть перевода латинской пословицы «In vino veritas, in aqua sanitas». Полностью он должен звучать как «В вине — правда, в воде — здоровье».

«Мавр сделал свое дело, Мавр может уходить»

Неправильный контекст: О шекспировском Отелло.
Правильный контекст: Цинично о человеке, в услугах которого больше не нуждаются.

К Шекспиру это выражение не имеет никакого отношения, так как заимствовано из драмы Ф. Шиллера «Заговор Фиеско в Генуе» (1783). Эту фразу там произносит мавр, оказавшийся ненужным после того, как он помог графу Фиеско организовать восстание республиканцев против тирана Генуи дожа Дориа.

«Пусть расцветает сто цветов»

Неправильный контекст: Богатство вариантов и разнообразие — это хорошо.
Правильный контекст: Пусть критики критикуют.

Лозунг «Пусть расцветает сто цветов, пусть соперничают сто школ» выдвинул объединивший Китай император Цинь Шихуан. Кампания по поощрению критики и гласности оказалась ловушкой, когда стало объявлено, что лозунг был частью другой кампании, с названием «Пусть змея высунет голову».