В основе книге - частично сохранившийся архив Иванова-Разумника 1942–1946 годов. Разумник Васильевич Иванов (1878–1946), известный историк русской общественной мысли и влиятельный литературный критик, репрессированный в сталинские времена, оказавшись во время Второй мировой войны за границей, предпринял попытку связаться с русскими писателями в эмиграции. Подробно прокомментированная, его переписка с Г.В.Ивановым, Н.Н.Берберовой, Б.К.Зайцевым, четой Ремизовых, Ф.А.Степуном и другими - трепетный документ о самой первой встрече между подъяремной Россией и русской эмиграцией после двадцатилетней вынужденной разлуки.
Содержание:
От составителя

ВСТРЕЧА С ЭМИГРАЦИЕЙ. Вступительная статья

Георгий Иванов

1. Г.В.Иванов - Иванову-Разумнику. 18 апреля 1942 г.
2. Иванов-Разумник - Г.В.Иванову. 25 апреля 1942 г.
3. Г.В.Иванов - Иванову-Разумнику. 26 мая 1942 г.

Нина Берберова

1. Н.Н.Берберова - Иванову-Разумнику. 30 апреля 1942 г.
2. Иванов-Разумник - Н.Н.Берберовой. 11 мая 1942 г.
3. Н.Н.Берберова - Иванову-Разумнику. 26 мая 1942 г.
4. Н.Н.Берберова - Иванову-Разумнику. 3 сентября 1942 г.
5. Иванов-Разумник - Н.Н.Берберовой. 30 сентября 1942 г.
6. Иванов-Разумник - Н.Н.Берберовой. 23 декабря 1942 г.
7. Иванов-Разумник - Н.Н.Берберовой. 19 марта 1943 г.
8. Иванов-Разумник - Н.Н.Берберовой. 24 апреля 1943 г.
9. Иванов-Разумник - Н.Н.Берберовой. 20 октября 1943 г.
10. Иванов-Разумник - Н.Н.Берберовой. 21декабря 1943 г.
11. Иванов-Разумник - Н.Н.Берберовой. 20 февраля 1944 г.
12. Иванов-Разумник - Н.Н.Берберовой. 26 февраля 1944 г.
13. Иванов-Разумник - Н.Н.Берберовой. 7 апреля 1944 г.

Борис Зайцев

1. Б.К.Зайцев - Иванову-Разумнику. 13 мая 1942 г.
2. Иванов-Разумник - Б.К.Зайцеву. 27 мая 1942 г.
3. Б.К.Зайцев - Иванову-Разумнику. 7 июня 1942 г.

Ремизовы

1. А.М. и С.П.Ремизовы - Иванову-Разумнику. 20 апреля 1942 г.
2. Р.В. и В.Н.Ивановы - А.М. и С.П.Ремизовым. 1 мая 1942 г.
3. Иванов-Разумник - А.М. и С.П.Ремизовым. 4 мая 1942 г.
4. А.М.Ремизов - Иванову-Разумнику. 16 мая 1942 г.
5. С.П.Ремизова - В.Н. и Р.В.Ивановым. 18 мая 1942 г.
6. А.М.Ремизов - Иванову-Разумнику. 19 мая 1942 г.
7. Иванов-Разумник - А.М.Ремизову. 27 мая 1942 г.
8. Иванов-Разумник - А.М.Ремизову. 29 июня 1942 г.
9. А.М.Ремизов - Иванову-Разумнику. 16 июля 1942 г.
10. Иванов-Разумник - А.М.Ремизову. 5 августа 1942 г.
11. Иванов-Разумник - А.М.Ремизову. 29 сентября 1942 г.
12. В.Н.Иванова - С.П.Ремизовой. 29 сентября 1942 г.
13. Иванов-Разумник - А.М.Ремизову. 21 октября 1942 г.
14. Иванов-Разумник - С.П. и А.М.Ремизовым. 23 декабря 1942 г.
15. Иванов-Разумник - А.М.Ремизову. 17 марта 1943 г.
16. Иванов-Разумник - С.П. и А.М.Ремизовым. 25 апреля 1943 г.
17. Иванов-Разумник - А.М.Ремизову. 20 октября 1943 г.
18. Иванов-Разумник - А.М.Ремизову. 2 февраля 1944 г.
19. Иванов-Разумник - А.М.Ремизову. 26 февраля 1944 г.
20. Иванов-Разумник - А.М.Ремизову. 7 апреля 1944 г.
21. Иванов-Разумник - А.М.Ремизову. 31 мая 1944 г.

Федор Степун

1. Ф.А.Степун - Иванову-Разумнику. 14 мая 1942 г.
2. Иванов-Разумник - Ф.А.Степуну. 5 июня 1942 г.
3. Иванов-Разумник - Ф.А.Степуну. 10 ноября 1944 г.
Архимандрит Иоанн (Шаховской)
1. Архимандрит Иоанн - Иванову-Разумнику. 11 июня 1942 г.
2. Архимандрит Иоанн - Иванову-Разумнику. 27 июня 1942 г.
3. Архимандрит Иоанн - Иванову-Разумнику. 17 августа 1942 г.

РУССКАЯ ПРАГА

Евгений Ляцкий

1. Е.А.Ляцкий - Иванову-Разумнику. 28 апреля 1942 г.
2. Иванов-Разумник - Е.А.Ляцкому. 7 мая 1942 г.
3. Е.А.Ляцкий - Иванову-Разумнику. 12 июня 1942 г.
4. Е.А.Ляцкий - Иванову-Разумнику. 29 июня 1942 г.

Альфред Бем

1. А.Л.Бем - Иванову-Разумнику. 9 апреля 1942 г.
2. А.Л.Бем - Иванову-Разумнику. 19 апреля 1942 г.
3. А.Л.Бем - Иванову-Разумнику. 27 апреля 1942 г.
4. А.Л.Бем - Иванову-Разумнику. 6 мая 1942 г.
5. А.Л.Бем - Иванову-Разумнику. 25 мая 1942 г.
6. А.Л.Бем - Иванову-Разумнику. 13 июля 1942 г.
7. А.Л.Бем - Иванову-Разумнику. 17 августа 1942 г.

Постниковы

1. С.П.Постников - Иванову-Разумнику. 9 апреля 1942 г.
2. С.П.Постников - Иванову-Разумнику. 14 апреля 1942 г.
3. С.П.Постников - Иванову-Разумнику. 20 апреля 1942 г.
4. С.П.Постников - Иванову-Разумнику. 25 апреля 1942 г.
5. С.П.Постников - Иванову-Разумнику. 28 апреля 1942 г.
6. С.П.Постников - Иванову-Разумнику. 7 мая 1942 г.
7. С.П.Постников - Иванову-Разумнику. 12 мая 1942 г.
8. С.П.Постников - Иванову-Разумнику. 14 мая 1942 г.
9. Е.В.Постникова - Иванову-Разумнику. 16 мая 1942 г.
10. С.П.Постников - Иванову-Разумнику. 24 мая 1942 г.
11. С.П.Постников - Р.В. и В.Н.Ивановым. 4 июня 1942 г.
12. С.П.Постников - Р.В. и В.Н.Ивановым. 5 июня 1942 г.
13. С.П.Постников - Р.В. и В.Н.Ивановым. 19 июня 1942 г.
14. С.П.Постников - Иванову-Разумнику. 22 июня 1942 г.
15. С.П.Постников - Иванову-Разумнику. 2 июля 1942 г.
16. С.П.Постников - Иванову-Разумнику. 8 июля 1942 г.
17. Е.В.Постникова - Р.В. и В.Н.Ивановым. 20 июля 1942 г.
18. С.П.Постников - Иванову-Разумнику. 29 июля 1942 г.
19. С.П.Постников - Иванову-Разумнику. 12 августа 1942 г.
20. С.П.Постников - Иванову-Разумнику. 8 сентября 1942 г.

1 (4). Архимандрит Иоанн - Иванову-Разумнику. 7 марта 1945 г.
2 (21). Е.В.Постникова - Р.В. и В.Н.Ивановым. 8 марта 1945 г.
3 (22). C.П.Постников - Р.В. и В.Н.Ивановым. 27 марта 1945 г.
4 (23). Е.В.Постникова - Р.В. и В.Н.Ивановым. 14 февраля 1946 г.
5 (14). Иванов-Разумник - Н.Н.Берберовой. 7 апреля 1946 г.
6 (15). Н.Н.Берберова - Иванову-Разумнику. 3 мая 1946 г.
7 (22). Иванов-Разумник - А.М.Ремизову. 8 мая 1946 г.
8 (23). А.М.Ремизов - Иванову-Разумнику. 5 июня 1946 г.
9 (4). Иванов-Разумник - Ф.А.Степуну. 26 марта 1945 г.
10 (5). Иванов-Разумник - Ф.А.Степуну. 3 июня 1946 г.

Артур Лютер

11 (1). А.Ф.Лютер - Иванову-Разумнику. 24 февраля 1946 г.
12 (2). А.Ф.Лютер - Иванову-Разумнику. 10 апреля 1946 г.
13 (3). А.Ф.Лютер - Иванову-Разумнику. 6 мая 1946 г.

ПРИЛОЖЕНИЯ

I. Очерки Иванова-Разумника в газете «Новое слово»

1. Хождение над бездной
2. Две жизни султана Махмуда
3. Федор Сологуб
4. Федор Сологуб: Окончание
5. Писательские судьбы.
6. I. Погибшие
7. II. Задушенные
8. III. Приспособившиеся
9. Николай Клюев
10. Лакейство
11. Фантастическая история
12. «Пролетарская литература» и «социалистический реализм»
13. Советская литература. I. Поэзия
14. Советская литература. II. Проза

II. Ирина Бушман. Из воспоминаний о друзьях

III. Евгения Сидорова. Из встреч с друзьями

Указатель имен

ОТ СОСТАВИТЕЛЯ

В основу книги положен частично сохранившийся архив Разумника Васильевича Иванова (1878–1946), историка русской общественной мысли и литературы, публициста и литературного критика, писавшего под псевдонимом Иванов-Разумник. Эти материалы были переданы архиепископу Иоанну Сан-Францисскому (в миру кн. Димитрий Алексеевич Шаховской) Мариной Георгиевной Янковской, дочерью Георгия Платоновича Янковского (двоюродного племянника Иванова-Разумника), в чьей семье в послевоенном Мюнхене Разумник Васильевич окончил свои дни. Передавая архив, Марина Георгиевна выразила пожелание, чтобы находящиеся в нем письма русских писателей 1942–1946 годов были опубликованы. Это подтвердил архиепископ Иоанн, предоставляя материалы публикатору. Во исполнение воли Владыки, после публикации письма будут присоединены к архиву архиепископа, хранящемуся в Центре русской культуры в Амхерсте (Amherst Center for Russian Culture). Передачу документов именно архиепископу Иоанну, вероятно, можно объяснить тем, что он был одним из корреспондентов Иванова-Разумника в 1942 году - между прочим, единственным, кто смог встретиться с ним в Конице и кто был позднее широко известен своими многолетними выступлениями по «Голосу Америки».
Эта работа посвящается памяти архиепископа Иоанна, а в его лице - той эмиграции, кому судьбы России оставались близкими до конца дней. Письма к Иванову-Разумнику - еще одно свидетельство любви Владыки Иоанна к русским людям и русской культуре.

В приложениях помещены очерки Иванова-Разумника, впервые опубликованные в берлинской газете «Новое слово» (впоследствии по ним была составлена книга «Писательские судьбы», здесь печатаются по газетной публикации), а также воспоминания о нем коницких солагерников. <...>

ВЫДЕРЖКИ ИЗ ПРЕДИСЛОВИЯ

ВСТРЕЧА С ЭМИГРАЦИЕЙ

Ваше письмо для меня было большой радостью: произошла духовная встреча, кот[орая] меня убедила, что есть все же области, где время не властно и где общий язык находится сразу, как будто между нами и не легли эти страшные десятилетия.
... Мы здесь все эти годы изгнания живем в теснейшем общении со всем, что делалось в культурной жизни России, и не теряли ни на минуту связи с нашим культурным прошлым.
А.Л.Бем. Из писем Иванову-Разумнику

Наше разногласие было частью обнаружившегося в те годы общего разногласия между «старой» уже эмиграцией, сразу покинувшей Россию, и нашей группой писателей и мыслителей, присоединившейся к эмиграции только в 1922 г., после нашей высылки из России.
С.Л.Франк. Из книги «Биография П.Б.Струве»

Цитаты из писем А.Л.Бема можно рассматривать как выражение отношения определенных интеллектуальных кругов эмиграции - не отрывавшихся от жизни - к России и русской культуре. Неприятие советской системы и отказ отождествлять Советский Союз с Россией сочетались с верой в то, что Россия жива, с верой в ее освобождение и возрождение. Боль за русский народ и вера в то, что он жив, принимала в эмиграции разные формы, что отражалось и на отношении к русской советской литературе. Встреча Иванова-Разумника с писателями-эмигрантами - это раннее предвестие того, что произойдет в послесталинскую эпоху, то есть размытия границ между русской эмигрантской и русской советской литературой - процесс, ускорявшийся с годами. Эта встреча - первая и символическая брешь в той почти непроницаемой стене, которой окружил Россию коммунизм. В период перестройки имя Иванова-Разумника начало возвращаться из забвения, и его наследие снова начинает занимать должное место.
С.Л.Франк, говоря о своем временном и частичном расхождении с П.Б.Струве, с кем его связывала долгая и крепкая дружба, дает очень точное определение одного постоянно присутствовавшего источника разногласий в эмиграции: различие в понимании революции, а затем и советской России, в зависимости от времени, прожитого на родине после 1917 г. Каждый уносил с собой ту Россию, которую он оставил. Это наблюдение объясняет многое во взаимном непонимании «старых» и «новых» эмигрантов, то есть тех, кто ранее или позднее покинул Россию. Чем дольше русские люди жили по разные стороны границы, тем труднее становилось им передать друг другу свой опыт. В 1942 г. Иванов-Разумник заочно «встречается» с писателями-эмигрантами после 25 лет жизни в СССР.
До революции Иванов-Разумник был известен как историк русской общественной мысли и влиятельный литературный критик. Его первая книга «История русской общественной мысли: Индивидуализм и мещанство в русской литературе и жизни XIX века» вышла в 1907 г. и до революции выдержала пять изданий. Эта книга вызвала широкий отклик и сразу определила репутацию автора как серьезного мыслителя и критика. <...>
В годы перед Первой мировой войной имя Иванова-Разумника было тесно связано с журналом эсеровского направления «Заветы», выходившим в 1912–1914 гг. в Петербурге. С «Заветами» были связаны и его корреспонденты (Постниковы и Ремизов), и многие из упоминаемых в письмах писателей (Замятин, Пришвин, Клюев, Балтрушайтис) и эсеровских деятелей (В.М.Чернов, О.Е.Колбасина-Чернова, С.Д.Мстиславский и др.). Для участников журнала период «Заветов» - это открытие молодых писателей, совместная работа, дружба и расхождения.
Во время Первой мировой войны Иванов-Разумник был непоколебимым пораженцем. К началу революции он стал фактическим главой вдохновлявшейся его идеями группы «Скифы», выпустившей в 1917 и начале 1918 г. два сборника под этим названием. Следующим и последним взлетом деятельности «вечного скифа» в послереволюционные годы была организация и активное участие в работе Вольной философской ассоциации (Вольфилы), существовавшей в Петрограде в 1919–1924 гг.
Иванов-Разумник, друг Белого и Блока, после неоднократных арестов, тюремного заключения, ссылки и запрещения жить в Царском Селе (с 1918 г. - Детское Село, с 1937 г. - город Пушкин), в июне 1941 г., а также в момент оккупации города немецкими войсками находился именно там. В феврале 1942 г. Ивановы, Разумник Васильевич и Варвара Николаевна, были вывезены немцами в город Кониц в Западной Пруссии и помещены в лагерь для Volksdeutsche, значительную часть которых составляли немецкие колонисты из оккупированных областей, расселение которых предполагалось в восточных областях, в частности в Польше. Когда Иванову-Разумнику попалась на глаза выходившая в Берлине газета «Новое слово», в объявлениях о лекциях в Праге он нашел адреса, по которым сделал попытку связаться с научными и литературными кругами в эмиграции, а также дал объявление в газете со своим адресом. Ответом на это были публикуемые здесь письма.
Эпистолярная встреча Иванова-Разумника с русскими писателями в эмиграции не имела прецедентов. При всем внимании и интересе писателей-эмигрантов к России и к русской советской литературе, все встречи довоенного периода были ограничены цензурой и оглядкой на НКВД, что обычно вело к анонимным публикациям материалов, попадавших на Запад (см., например, «Письма оттуда», подписанные «Х» и публиковавшиеся в «Современных записках»). Писатели же, выезжавшие за границу в командировки или по личным делам (на лечение), в силу обстоятельств вынуждены были быть крайне осторожными в своих высказываниях, вне зависимости от того, собирались ли они возвращаться в СССР, так как у всех там оставались заложники, то есть близкие родственники, которые оказывались под угрозой репрессий. <...>
Иванов-Разумник - единственный из его поколения известный писатель такого уровня и авторитета, проживший послереволюционные годы в СССР, оказавшийся за границей во время войны и наладивший связь с русскими писателями в эмиграции. Словам Иванова-Разумника нельзя было не верить. <...>
Среди корреспондентов Иванова-Разумника были люди его поколения, в том числе старые партийные и литературные друзья и единомышленники, а также более молодые, лично не знакомые и только знавшие его имя. Характерно, что все откликнувшиеся писатели встретили известие о появлении Иванова-Разумника вне границ СССР с радостью и интересом, все, в той или иной мере, были озабочены его судьбой и устройством. Хотя для всех, исключая архимандрита Иоанна Шаховского, эта встреча была только эпистолярной, можно утверждать, что переписка была взаимно обогащающей. <...>
Письма писателей Иванову-Разумнику - свидетельство того, как обе стороны пытались наверстать упущенное за прошедшие двадцать лет: эмигрантские писатели - узнать о судьбе писателей в России, а Иванов-Разумник - познакомиться с ранее недоступной ему эмигрантской литературой, а также с историей и обстоятельствами эмигрантской жизни. Отказываясь судить об этой литературе, Иванов-Разумник не сомневается в том, что русская литература по обе стороны границы - едина: «О русской “европейской” литературе не говорю, ибо еще слишком мало ее знаю: надо еще много прочитать, чтобы иметь право сравнить эти два русла единой русской литературы, отделенных друг от друга китайской стеной вот уже четверть века».
В письмах старых друзей и сотрудников, таких, как Ремизовы и Постниковы, помимо радости избавления от опасности и заботы о друге в тяжелых обстоятельствах, очевидны воспоминания периода совместной работы и старой дружбы; с более молодыми, как Нина Берберова и архимандрит Иоанн, или лично не знакомыми до эмиграции, как Зайцев и Бем, переписка завязывает новые отношения. Творческие личности менялись и в советской России и за границей, хотя было немало тех, кто остался на своих позициях 1917 г. Хотя принципиальная непримиримость Иванова-Разумника с тотальным контролем над свободным словом и свободной мыслью в СССР перекликается с непримиримым отношением к большевикам Мережковских, трудно представить себе сближение старых антагонистов. И, тем не менее, «plusquamperfectum» Иванова-Разумника, отнесение к «давнопрошедшему» первых десятилетий века, подчеркивает иные обстоятельства военных лет и непреходящее значение послереволюционного опыта.

РЕЦЕНЗИИ

Виктор Леонидов
Иванов-Разумник знакомится с Европой

НГ Ex Libris от 29.11.2001 г.

КАЗАЛОСЬ БЫ, имя неистового народника и правдоискателя Разумника Васильевича Иванова, более известного как Иванова-Разумника, сейчас особых открытий не предвещает. Особенно после недавно изданных «НЛО» тюремных дневников писателя. И все же новая сенсация состоялась. Стараниями известного русиста Ольги Раевской-Хьюз только что был выпущен том эпистолярного наследия Иванова-Разумника, подготовленный по материалам архива Центра русской культуры в Амхерсте. В издание вошла переписка Иванова-Разумника с Георгием Ивановым, Ниной Берберовой, Иоанном Шаховским, супругами Ремизовыми и Борисом Зайцевым. Со многими из них Иванов-Разумник был знаком еще в дореволюционное время. И, оказавшись в 1942 году в Германии, Иванов-Разумник кинулся разыскивать тех, кого помнил еще по петербургским салонам Серебряного века. После тюрем и ссылок он продолжал сохранять неистощимый интерес к жизни и, естественно, к литературе.
В письмах отражено, как Иванов-Разумник открывал для себя литературу русской эмиграции, как узнал о смерти Мережковского. В письмах же он рассказывал коллегам по писательскому цеху о гибели Мандельштама, Цветаевой, Святополка-Мирского. Кроме ценнейших фактических данных, эти письма ценны тем, что доносят до нас отзвуки щемящей встречи людей из, казалось бы, одного мира, но на самом деле с абсолютно разных планет. Так стояли друг против друга, пытались узнать и не узнавали русская эмигрантская литература и писатель из СССР.
Нет нужды добавлять, что все документы публикуются впервые.

Марина Адамович
БИБЛИОГРАФИЯ

«Новый Журнал» №233, 2003 г.

Своеобразным продолжением темы взаимоотношений эмигрантских поколений стал сборник «Встреча с эмиграцией. Из переписки Иванова-Разумника 1942–1946 годов», подготовленный Ольгой Раевской-Хьюз. Это книга - не просто о знаменитом Разумнике Васильевиче Иванове (псевд. Иванов-Разумник), известном в русской истории не только в качестве активного деятеля партии эсеров и редактора журнала «Заветы», но и как острого критика предреволюционной поры, без работ которого картина литературной жизни той эпохи была бы неполной.
В феврале 1942 года Иванов-Разумник с женой был вывезен немцами в Западную Пруссию и помещен в трудовой лагерь в городке Кониц и таким образом стал «представителем второй эмиграции» (кстати, Раевская-Хьюз не совсем права, когда пишет, что в Конице с ним удалось встретиться лишь архимандриту Иоанну (Шаховскому), основному «источнику информации» о Разумнике того времени, - в одном бараке с Разумником жил юный тогда С.Голлербах, о чем он писал в автобиографическом эссе «Лагерное» в книге «Мой дом». Уверена, что среди представителей эмиграции второй волны можно найти людей, знавших Разумника в тот период). Из лагеря Иванов-Разумник пытался наладить отношения со своими бывшими коллегами, рассылая письма по всем добытым адресам. И надо сказать, откликнулись не только те, кого связывала с Разумником прежняя революционная деятельность, - писали ему и те эмигранты первой волны, которые знали Разумника лишь по его статьям (скажем, А.Бем, чьи письма приводятся в сборнике). Переписка Разумника, как справедливо пишет о ней Раевская-Хьюз, - это удивительный документ, «это раннее предвестие того, что произойдет в послесталинскую эпоху, то есть размытие границ между русской эмигрантской и русской советской литературой - процесс, ускорявшийся с годами. Эта встреча - первая и символическая брешь в той почти непроницаемой стене, которой окружил Россию коммунизм». И это, добавлю, именно - встреча, узнавание друг друга, признание, приятие.
В предисловии Раевская-Хьюз отмечает существовавшие разногласия в эмиграции, связанные с различным пониманием революции и феномена советской России - «в зависимости от времени, прожитого на родине после 1917 г. Каждый уносил с собой ту Россию, которую он оставил. Это наблюдение (С.Л.Франка. - М.А.) объясняет многое во взаимном непонимании “старых” и “новых” эмигрантов, то есть тех, кто ранее или позднее покинул Россию» (замечу: Раевская пишет о разногласиях внутри первой волны. Это еще раз дает повод утверждать, что и разное отношение ко второму потоку со стороны первой волны определялось принадлежностью не к «потоку», а к «течению» - конкретным группировкам со своими идеологическими установками, взглядами и даже эстетическими вкусами внутри каждой эмиграции).
Из переписки Иванова-Разумника с Ниной Берберовой, Борисом Зайцевым, четой Ремизовых, Ф.Степуном, А.Бемом, четой Постниковых - французскими и пражскими эмигрантами первой волны - возникает достаточно полная и красноречивая картина жизни зарубежной России 20-30 гг. Адресаты Разумника описывают вырвавшемуся из-за железного занавеса коллеге и другу все конфликты, споры, дискуссии и «тайны» эмигрантской жизни тех лет. В свою очередь, Разумник предлагает собственное понимание ситуации, в которой оказалась русская и советская литература. Он не сомневается в том, что «русская литература по обе стороны границы - едина», просто есть «два русла» ее, «отделенных друг от друга китайской стеной вот уже четверть века».
Письма эти - бесценный вклад в летопись зарубежной России. Особенный интерес представляют подробные письма старинного друга Разумника, товарища по партии эсеров Екатерины Постниковой. Она дает четкую - не без идеологии - характеристику основным журналам эмиграции и ее главным деятелям. Полные внимания и заботы о старшем по возрасту коллеге, письма Альфреда Бема описывают литературно-критическую ситуацию той поры - помимо того, что характеризуют самого Бема не только как талантливого критика, но еще и надежного, чуткого человека, протянувшего в то военное время руку помощи - и помощи реальной - совсем чужому, в общем-то, человеку (и никаких комплексов по поводу «советскости» или «политичности» Иванова-Разумника «академичный» Бем не испытывает). Этот человеческий момент очень важен для книги Раевской-Хьюз. Перед читателями представлена не просто переписка деятелей русской культуры, чьи имена составляют ее гордость, - это частный, тихий голос русского человека, попавшего в колесо истории и с честью несущего свое горе и свою память.
В Приложении Раевская-Хьюз помещает несколько очерков Разумника о советской литературе и литературной ситуации в Советской России, напечатанных в газете «Новое слово» в 1942 году. Не разделяя позиций газеты, Разумник печатался в ней как в единственной европейской русской газете того времени. Эти публикации помогли критику восстановить связи с друзьями-эмигрантами. В очерках, посвященных прозе и поэзии советской России, Разумник дает четкий анализ процессов, происходящих на родине (сохраняя «партийную верность» социалиста-революционера, давая образец социологической критики), характеризует ряд литературных имен (Булгаков, Зощенко, Леонов, Олеша, Пильняк, Бабель и др., выделяя талант одних и эпигонство других), недоумевает по поводу отношения эмигрантской критики к советской художественной литературе, не принимая ни полного отрицания ее, ни «приподнятого отношения».
Здесь же в Приложении помещены два очерка-воспоминания об Иванове-Разумнике - Ирины Бушман и Евгении Сидоровой, друживших с критиком до войны. Отдельно стоит отметить прекрасный комментарий Раевской-Хьюз, сопровождающий представленные в сборнике письма. «Встреча с эмиграцией» - это не только встреча представителя второй волны Иванова-Разумника с эмиграцией первой волны, принявшей его с открытым сердцем. Это еще и встреча читателя с зарубежной Россией, хорошая возможность понять те поколения, что были отрезаны от родины все эти долгие десятилетия.

Нина Берберова - Дело Кравченко

Нина Берберова - женщина, которую можно назвать одним из самых ярких представителей русской эмиграции. Она жила в непростое время в истории нашей страны, которое пытались осмыслить многие писатели и поэты. Не осталась в стороне и Нина Берберова. Ее вклад в изучение русской эмиграции неоценим. Но обо всем по порядку.

Происхождение, годы обучения

Берберова Нина Николаевна (годы жизни - 1901-1993) - поэтесса, писательница, литературный критик. Она родилась в Санкт-Петербурге 26 июля 1901 года. Семья Берберовых являлась довольно обеспеченной: мать была тверской помещицей, а отец служил в Министерстве финансов. Нина Николаевна училась сначала в Археологическом университете. Затем она окончила Донской университет в Ростове-на-Дону. Здесь с 1919 по 1920 гг. Нина училась на историко-филологическом факультете.

Первые стихи, знакомство с Ходасевичем, эмиграция

В 1921 году в Петрограде Нина Берберова написала первые свои стихи. Однако лишь одно из них было напечатано в сборнике "Ушкуйники" 1922 года. Благодаря первым произведениям она была принята в поэтических кругах Петрограда. Так произошло ее знакомство со многими поэтами, включая и В. Ходасевича, супругой которого вскоре стала Нина Николаевна. Вместе с ним она выехала за границу в 1922 году. Прежде чем поселиться надолго в Париже, семья Берберовых сначала гостила в Берлине и Италии у М. Горького, а затем переехала в Прагу.

Итак, с 1922 года Нина Николаевна находилась в эмиграции. Именно здесь состоялся ее настоящий дебют в литературе. Стихи Берберовой были опубликованы в издаваемом М. Горьким и В. Ф. Ходасевичем журнале "Беседа".

Рассказы и романы Берберовой

Нина Берберова была сотрудником газеты "Последние новости" и ее постоянным автором. В период с 1928 по 1940 гг. она опубликовала в ней серию рассказов "Биянкурские пряники". Это иронико-символические, лирико-юмористические произведения, посвященные жизни в Биянкуре русских эмигрантов. При этом последние являются рабочими завода "Рено", пьяницами, нищими, деклассированными чудаками и уличными певцами. В этом цикле ощущается влияние раннего А. Чехова, а также М. Зощенко. Тем не менее, в них было много и своего.

До закрытия газеты "Последние новости" в 1940 году в ней появились следующие романы Берберовой: в 1930 году - "Последние и первые", в 1932 - "Повелительница", в 1938 - "Без заката". Именно они определили репутацию Нины Николаевны как прозаика.

"Облегчение участи"

Критика отмечала близость Берберовой французским романам, а также серьезность попытки Нины Николаевны создать в эпическом преломлении "образ эмигрантского мира". Жизнь за границей, социальный ландшафт "подполья" (окраины) определили звучание "Облегчения участи". Этот цикл рассказов публиковался в 1930-е годы. А в 1948-м отдельным изданием вышла одноименная книга. В этом цикле родилась тема бездомности, важная для творчества Берберовой в целом. При этом бездомность осознавалась Ниной Николаевной не как трагедия, но как удел человека 20 века, свободного от приверженности своему "гнезду", которое перестало быть символом "прочности жизни", "прелести" и "защиты".

"Последние и первые"

В "Последних и первых", однако, была описана попытка построения такого "гнезда". Запретив себе тосковать по родине, герой романа попробовал создать нечто вроде крестьянской общины, которая предоставляла не только кров, но и должна была вернуть ощущение культурной самобытности ее участникам. Отметим, что до Берберовой почти никто не описывал беллетристически жизнь и быт, чаяния и мечты рядовых русских эмигрантов. Впоследствии тема построения крестьянской общины не получила развития в произведениях Берберовой. Однако она осталась вплетенной в ее биографию. Нина Николаевна прожила годы оккупации на маленькой ферме, где она занималась крестьянским трудом.

"Повелительница" и "Без заката"

"Повелительница" - второй роман Нины Николаевны. Он был опубликован в 1932 году. В произведении говорится о подробностях быта эмигрантской молодежи, относящейся к третьему поколению. В 1938 году появился третий роман - "Без заката". Перед читателями и героями в нем ставился вопрос о том, чем и как жить женщине-эмигрантке из России. Однозначный ответ на него следующий: только взаимная любовь может дать счастье. Критика отмечала, что эти рассказы, связанные искусственно между собой, поучительны, остры, занимательны, а иногда пленяют неженской зоркостью к людям и вещам. В книге много прекрасных лирических строчек, ярких страниц, значительных и глубоких мыслей.

Переезд в США, "Мыс бурь"

Затем, в 1950 году, переехала в США Нина Берберова. Биография ее в эти годы отмечена преподаванием в Принстонском университете сначала русского языка, а потом и русской литературы. Однако круг писательских интересов Нины Николаевны остался прежним. В 1950 году появился роман "Мыс бурь". В нем говорится о двух поколениях эмиграции. Для молодого "вселенское" более важно, чем "родное", а старшее поколение ("люди прошлого века") не мыслит жизни вне русских традиций. Утрата своей страны приводит к утрате Бога. Однако духовные и житейские бедствия, которое она переживает, осмысляются как освобождение от оков традиционных установлений, на которых держалось мироустройство, рухнувшее с революцией.

Две книги о композиторах

Нина Берберова книги о композиторах опубликовала еще до войны. Эти произведения имеют документально-биографический характер. В 1936 году появился "Чайковский, история одинокой жизни", а в 1938-м - "Бородин". Они были оценены как явления, имеющие новое литературное качество. Это были так называемые романы без вымысла или, по словам увиденная творчески, которая строго придерживалась фактов, но освещала их с присущей романистам свободой.

"Железная женщина"

Нина Берберова как критик обосновывала бесперспективность данного жанра, особенно востребованного в период интереса к незаурядным судьбам и индивидуальностям. Высшим достижением Нины Николаевны на этом пути стала появившаяся в 1981 году книга "Железная женщина". Это биография баронессы М. Будберг. Ее жизнь была тесно связана сначала с М. Горьким, а потом - с Г. Уэллсом.

Берберова, обходясь без рожденных воображением "украшений" и выдумки, сумела создать яркий портрет авантюристки. М. Будберг принадлежала к типу людей, который, как считала Берберова, особенно наглядно выражает типичные черты 20 века. В беспощадное время это была исключительная женщина. Она не поддавалась требованиям эпохи, заставлявшим позабыть о моральных заповедях и жить просто для того, чтобы выжить. Рассказ, построенный на письмах, документах, свидетельствах очевидцев, а также на воспоминаниях самого автора о встречах с героиней и размышлениях о ходе истории, охватывает практически полвека. Он заканчивается описанием поездки, которую Будберг совершила в 1960 году, когда отправилась к опальному Б. Пастернаку в Москву.

"Курсив мой"

В 1969 году на английском, а затем и на русском (в 1972-м) была напечатана автобиография Нины Берберовой "Курсив мой". Оглядываясь на собственную жизнь, Нина Николаевна видит в ней "возвращающиеся темы", а также реконструирует в идейном и духовном контексте времени свое прошлое. Определяя свою литературную и жизненную позицию как прозападную, антиправославную и антипочвенную, она выстраивает через эти характеристики "структуру" своей личности, противостоящей "непрочности" и "бессмысленности" мира. В книге представлена панорама художественной и интеллектуальной жизни русской эмиграции в годы между двумя мировыми войнами. В ней имеются важные мемуарные свидетельства (в особенности о Ходасевиче), а также разборы творчества писателей русского зарубежья (Г. Иванов, Набоков и др.).

Берберова Нина Николаевна в 1989 году приезжала в Россию, где встречалась с читателями и литературными критиками. Умерла она 26 сентября 1993 года в Филадельфии. И сегодня остается востребованным творчество Нины Берберовой. Список литературы о ней уже достаточно внушителен.

OCR: Энциклопедии «Кругосвет»

Русская писательница, поэтесса, литературный критик. Родилась 26 июля (8 августа) 1901 в Санкт-Петербурге. С 1922 находилась в эмиграции, где и состоялся ее литературный дебют (стихи в журнале «Беседа», издаваемом М.Горьким и мужем Берберовой до 1932 В.Ф.Ходасевичем). Сотрудник и постоянный автор газеты «Последние новости» до ее закрытия в 1940, опубликовала в 1928-1940 серию рассказов Биянкурские праздники; вместе с романами Последние и первые (1930), Повелительница (1932) и Без заката (1938) они определили репутацию Берберовой-прозаика.

В откликах критики отмечалась близость прозы Берберовой «хорошо расчищенным садам французского романа» (В.Вейдле) и вместе с тем серьезность ее попытки создать «образ эмигрантского мира в его эпическом преломлении» (В.Набоков). Повседневная жизнь эмиграции, социальный ландшафт окраины или «подполья» определили звучание цикла рассказов Облегчение участи, печатавшегося в 1930-е годы и в 1948 вышедшего отдельным изданием. Здесь рождается важная для всего творчества Берберовой тема бездомности, осознаннной не как трагедия, но как неизбежный удел человека 20 столетия, который свободен от приверженности «гнезду», переставшему служить «символом защиты, прелести и прочности жизни».

Тем не менее в Последних и первых описана именно попытка построения «гнезда» для терпящих бедствие. Герой романа, запретив себе тоску по России, пробует создать что-то вроде русской крестьянской общины, не только предоставляющей кров, но вернувшей ее участникам ощущение своей культурной самобытности. Эта тема впоследствии не нашла продолжения в творчестве Берберовой, но оказалась вплетенной в ее личную биографию: годы оккупации она прожила на маленькой ферме, занимаясь крестьянским трудом.

В 1950 Берберова переехала в США, где преподавала русский язык, а затем русскую литературу в Принстонском университете. Круг ее писательских интересов остался прежним. В романе Мыс бурь (1950) описаны два поколения эмиграции: старшее, которое не мыслит своей жизни вне традиционных русских установлений («люди прошлого века»), и молодое, для которого «вселенское» важнее, чем «родное». Утрата России приводит «второе поколение» и к утрате Бога, но переживаемые ею житейские и духовные бедствия осмысляются как этапы освобождения от оков традиции, на которой держалось рухнувшее с революцией мироустройство.

Еще до войны Берберовой были опубликованы две книги документально биографического характера (Чайковский, история одинокой жизни, 1936, Бородин, 1938), оцененные как явления нового литературного качества: роман без вымысла, или, как писал Ходасевич, «творчески увиденная» биография, строго держащаяся фактов, однако освещающая их со свободой, присущей романистам. Как критик Берберова обосновывала перспективность этого жанра, который особенно востребован во времена интереса к незаурядным индивидуальностям и судьбам. Высшим ее достижением на этом пути стала Железная женщина (1981), биография баронессы М.Будберг, жизнь которой была тесно связана с М.Горьким, а затем с Г.Уэллсом. Обходясь без выдумки и без «украшений, рожденных воображением», Берберова создала яркий портрет авантюристки, принадлежавшей к тому человеческому типу, который, с точки зрения автора, особенно наглядно выявил типичные черты 20 в.: исключительная женщина в беспощадное время, заставившее позабыть о многих моральных заповедях и «жить, чтобы выжить». Построенный на неизвестных документах, письмах и свидетельствах очевидцев, воспоминаниях автора о собственных встречах с героиней и историко-философских размышлениях, рассказ охватывает почти полвека, завершаясь описанием поездки Будберг в 1960 в Москву к опальному Б.Пастернаку.

Принстонский Университет

В 1969 по-английски, а в 1972 по-русски была опубликована автобиография Н.Берберовой Курсив мой, в которой, оглядываясь на свою жизнь, она устанавливает «возвращающиеся темы» и реконструирует свое прошлое в духовном и идейном контексте времени. Определяя свою жизненную и литературную позицию как антипочвенную, антиправославную и прозападную, Берберова через эти характеристики выстраивает «структуру» собственной личности, противостоящей «бессмысленности и непрочности мира». Книга дает уникальную панораму интеллектуальной и художественной жизни русской эмиграции в период между двумя мировыми войнами. Она содержит ценные мемуарные свидетельства (особенно о Ходасевиче) и разборы творчества видных писателей русского Зарубежья (Набоков, Г.Иванов и др.).

Фото: http://v-nalimov.ru/aboutvv/gallery.php/118/542/

В 1989 Берберова приезжала в Россию, встречалась с литературными критиками и читателями.

Знаменитые эмигранты из России Рейтман Марк Исаевич

Нина Берберова: «Счастье женщины - быть бесконечно преданной и ласковой»

В конце 80-х - начале 90-х годов «толстые» журналы со своим обычно академическим тиражом переживали бурную пору расцвета: в Россию возвращалась литература русского зарубежья. Я не назову сейчас точную цифру, но наша семья выписывала никак не меньше 10 «толстых» журналов. «Октябрь», «Нева», «Знамя», «Новый мир», «Юность» и множество других литературно-публицистических изданий печатали десятки романов, повестей и рассказов русских писателей-эмигрантов, малоизвестных в России, неизвестных вообще или известных условно, то есть фамилия мелькала где-нибудь в послесловии с формулировкой: «Не понял… не осознал… не принял и т. д.». В этом бурном литературном потоке, оросившем тронутую творческой засухой скудную ниву отечественной словесности, не затерялись незаурядные произведения русской писательницы Нины Николаевны Берберовой.

Нина Берберова родилась 8 августа 1901 года в Петербурге. Отец - армянин, работал в Министерстве финансов, мать - потомственная дворянка. В 1919–1920 годах училась в Ростове-на-Дону. В 1921 году вступила в петроградский Союз поэтов, занималась в студии «Звучащая раковина» Н. С. Гумилева, где познакомилась со своим будущим мужем В. Ходасевичем. С 1922 года в эмиграции: Берлин, Сорренто (жили с мужем у М. Горького).

С 1925 года живут в Париже, где началась профессиональная деятельность Нины Берберовой. 17 лет сотрудничала с ежедневной парижской газетой «Последние новости», где был опубликован цикл рассказов «Биянкурские праздники», печаталась во всех ведущих эмигрантских изданиях: три романа и пять повестей опубликованы в журнале «Современные записки».

Во время войны проживала в оккупированной немцами части Франции, после войны редактировала литературную страницу еженедельника «Русская мысль».

С 1950 года проживает в США. С 1958 года преподает в Йельском, а затем в Принстонском университетах. Скончалась 26 августа 1993 года в Филадельфии. Нина Берберова прожила долгую жизнь, полную удивительных событий, расставаний и встреч. «Меня всегда интересовали люди, - любила повторять Нина Берберова. - Изучение внутреннего мира человека всегда важнее следования за внешней событийной канвой его жизни». Возможно, поэтому наибольший успех ждал Нину Берберову в жанре мемуарной литературы. Справочники «Юнеско» содержат информацию о существующих на сегодняшний день 35 000 специальностях. Вряд ли будет преувеличением сказать, что представители подавляющего большинства из зарегистрированных профессий оставили после себя воспоминания, размышления о пережитом или автобиографии. Трудно себе представить разве что «Записки практолога» или «Очерки ассенизатора»! Библиотека мемуарной литературы насчитывает тысячи, десятки (может и сотни) тысяч томов: от «Записок о Галльской войне Цезаря» или «Жития святых» до «Моей борьбы» Гитлера или «Малой земли» Брежнева.

Мемуары (от лат. memoria - память) - литературные произведения особого жанра, с трудом поддающегося определению, существующего на зыбкой грани, отделяющей прозу от поэзии, вымысел от правды. Впрочем (и это одна из особенностей жанра), правдивы все без исключения мемуарные произведения: правдивая оценка событий - взгляд на них со своей точки (или кочки) зрения зависит от личности автора, степени его образованности или информированности, от преследуемых этим автором целей и от невероятного сочетания всех прочих объективных и субъективных факторов. Истина (то есть реальное положение вещей) как цель метафизическая доступна только богам (да и то, говорят, не всем). Библиография русской зарубежной литературы Людмилы Фостер (Бостон, 1973) включает в себя 17 000 наименований всех литературных жанров: 1080 романов, 636 сборников рассказов, 1024 сборника стихов и т. д., созданных за 50 лет, - с 1918 по 1968 год.

«Энциклопедический словарь с 1917 года» (Лондон, 1988) Вольфганга Казака, естественно, более обширен, так как включает в себя произведения плодовитой «Третьей волны» эмиграции. В нем представлено практически в 2 раза больше произведений, созданных в зарубежье. Но лишь некоторым писателям дано от Бога не только выразить себя в литературе, но и связать ткань времен, стать летописцем того времени, в котором он жил. Из русских мемуарных книг в эмиграции выделяются три. Начало всем будущим скандалам на мемуарной почве положил Георгий Иванов со своими «Петербургскими зимами». Его обвиняли в некорректности воспоминаний (очень, кстати, язвительных) о еще живущих людях. Скандал по поводу «Некрополя» Владислава Ходасевича вспыхнуть не успел, так как началась вторая мировая война, потом забылся и стал фактом литературы, а не предметом досужих сплетен. Оставили мемуары и жены двух самых значительных поэтов первой волны русской эмиграции. Ирина Одоевцева («На берегах Невы», «На берегах Сены») внесла достойный вклад в создание портретной галереи русского зарубежья. И, наконец, «Курсив мой», который Нина Берберова считала главным делом своей жизни: «Я пишу сагу о своей жизни. Эта книга - не воспоминания. Эта книга - история моей жизни, попытка рассказать эту жизнь и раскрыть ее смысл… А пишу я обыкновенным карандашом. Трансцендентное меня мало интересует».

Книга состоялась. Она вместила в себя и революцию, и гражданскую войну, и эмиграцию вторую мировую. Она вместила в себя почти весь XX век. Она вместила в себя портреты миллионов русских эмигрантов, волею судеб оказавшихся вдали от России. «Курсив» написан легко, изящно - это настоящее произведение художественной литературы.

В нем Нина Берберова язвительна и зла. Возможно, она и не превзошла в желчности воспоминания Н. Я. Мандельштам или Л. К.Чуковской, которые были написаны позже, но в конце концов каждый человек имеет право на субъективную оценку собственной жизни, равно как и на оценку встреченных в этой жизни людей. Вот два эпизода, характеризующих ее писательский и жизненный стиль: она учит шведский язык перед турпоездкой в Скандинавию; она оставляет больного мужа, который уже ничего ей не может дать. «Я сварила борщ на три дня, заштопала носки и уехала». Бог ей судья. Как говорят англичане: «У каждого свой скелет в шкафу». Нина Берберова выразилась более изящно: «В книге 600 страниц текста и 600 страниц умолчания».

Второе по значимости произведение Нины Берберовой - роман «Железная женщина» - было опубликовано спустя 11 лет после «Курсива» в Нью-Йорке в 1981 году. Это не только журналистское исследование истории в форме биографического повествования, но и просто публицистика - это роман - информация нового стиля, «инфроман» (неологизм Андрея Вознесенского). В определенном смысле «Железная женщина» является дополнением к «Курсиву».

«Кто она? - спрашивали меня друзья, узнав про книгу о Марии Игнатьевне Закревской - Бенкендорф-Будберг, - Мата Хари? Лу Саломе?»

В самом деле, для того, чтобы получить ответ на этот и другие вопросы, необходимо задать еще три:

Нина Берберова решила написать книгу о жизни, молодости и борьбе пленительной авантюристки баронессы и графини, талантливой переводчицы, любовницы М. Горького и невенчаной жене Герберта Уэллса - о «железной женщине». В итоге получился портрет обуреваемой всеми страстями женщины, двойного агента секретных служб России и Великобритании. Выяснилось, что ни графиней, ни баронессой, ни талантливой переводчицей, ни верной спутницей Горького и уж тем более «железной» она не была; что образ этот вызывает не восхищение, а скорее брезгливую жалость. Выбор темы и героини многое говорит об отношении самого автора к Закревской-Будберг. Восхищаясь своей героиней, отдавая дань ее мужеству, ловкости, хитрости, изворотливости, Нина Берберова, помимо своей воли, приходит к парадоксальному для себя выводу: хоть это «просто, пресно и обыкновенно», но счастье женщины заключается не в авантюрах, а в том, чтобы быть бесконечно преданной, ласковой, послушной и скромной, в «традиции мужского превосходства и женской неполноценности». Как и «Курсив», этот роман грешит неточностями, оговорками, иногда и просто забывчивостью (к моменту выхода в свет романа Нине Берберовой исполнилось 80 лет), стилистическими шероховатостями в виде неизбежных длиннот при сопоставлении разного рода документов (остряки называют такой стиль стареющих писателей «астматически-маразматическим»). Как и «Курсив», «Железная женщина» написана на великолепном русском языке.

Последняя книга Нины Берберовой - «Люди и ложи: русские масоны XX века» (Нью-Йорк, 1986) - опять скандальна. Если в Америке просто удивились тому, что Нина Берберова была допущена к архивам (второй муж Нины Берберовой Николай Васильевич Макеев был масоном, Нина Берберова и сама по слухам была членом ложи «Грант Ореан»), причем последняя не только в этом, но и в следующем веке - архивы закрыты на 200 лет, - то в России книга вызвала скандал. Теория «масонского заговора» в России не нова. Печально известный факт: все члены Временного правительства, кроме П. Н. Милюкова, были масонами, то есть дали клятву Франции, которая по уставу превышает клятву мужа и жены, клятву родине и т. д. В результате А. Ф. Керенский не заключил мира с Германией. Франция была спасена, а в России произошел переворот. Книга уникальна по подбору материала, однако это далеко не беллетристика, а повод для серьезных исследований и обобщений.

Из литературного наследия Нины Берберовой следует упомянуть цикл ранней прозы «Биянкурские праздники» (1929–1938). «Мне удалось сохранить здесь колорит речи той поры. Язык Добровольческой армии юга России». Любопытно отметить тот факт, что Жаклин Онассис-Кеннеди, последние свои годы работавшая редактором, выбрала именно эти рассказы Нины Берберовой для публикации в США. И еще одна привычно скандальная публикация из далекого 1936 года - «Чайковский», которая повергла в шок далеко не пуританскую Францию с ее либеральным отношением к нетрадиционной сексуальной ориентации.

Книги Нины Берберовой возвращаются на Родину среди многих тысяч томов других писателей и поэтов, тех, кого принято называть хранителями культуры русского зарубежья. «Происходит воссоединение двух русских культур как плацдарм для будущего возрождения России».