В настоящем издании собраны последние работы Е. С. Кубряковой (1927-2011)- выдающегося лингвиста, создателя ономасиологического направления в отечественной лингвистике, основателя когнитивно-дискурсивной парадигмы лингвистического исследования как одного из ведущих направлений когнитивной науки в нашей стране, автора новаторских идей и новых подходов к описанию языковых явлений.
Работы, представляемые вниманию читателя, были опубликованы в 2005-2011 гг. в нескольких выпусках сборника «Когнитивные исследования языка», изданных Институтом языкознания РАН совместно с Тамбовским государственным университетом им. Г. Р. Державина, а также в журнале «Вопросы когнитивной лингвистики» и в некоторых других сборниках научных трудов последних лет.
Книга представляет собой дальнейшее развитие и разъяснение тех ключевых понятий когнитивной науки и когнитивной лингвистики, которые содержатся в «Кратком словаре когнитивных терминов» (1996), изданном под редакцией Е. С. Кубряковой.
Статьи расположены в тематическом порядке и дают представление о современном состоянии когнитивной лингвистики.
Издание адресовано филологам, лингвистам, всем, кто интересуется актуальными проблемами современной науки о языке.

Основные направления концептуального анализа .
Публикуя настоящие материалы Круглого стола, мы хотим указать на их отличительные черты. Издавая их в том виде, в каком они были представлены на заседании Круглого стола, который состоялся 3 ноября 2006 г. в Институте языкознания РАН и был организован ИЯ РАН, ТГУ имени Г. Р. Державина, мы хотим подчеркнуть, что они печатаются независимо от того, как они нами оцениваются. Иначе говоря, соглашаясь с высказанными в них мнениями или решительно не соглашаясь с ними, видя в них удачность или неудачность аргументации в защиту той или иной точки зрения и даже отдавая себе отчет в незнании авторами необходимых, казалось бы, в данной ситуации источников, мы полностью избегаем оценок публикуемых работ и в этом смысле отличны от тех составителей подобных сборников (как, впрочем, и журналов), которые оставляют за собой право 1) принять или не принять соответствующую публикацию к изданию; 2) «править» те или иные недочеты публикуемых статей. Таким образом, в наши задачи входит представить материалы Круглого стола на суд читателей без изменений.

СОДЕРЖАНИЕ
Предисловие.
У истоков когнитивной науки.
Об установках когнитивной науки и актуальных проблемах когнитивной лингвистики.
О месте когнитивной лингвистики среди других наук
когнитивного цикла и о ее роли в исследовании процессов категоризации и концептуализации мира.
Основные направления концептуального анализа.
О когнитивных процессах, происходящих
в ходе описания языка.
В поисках сущности языка.
О соотношении языка и действительности и связи этой
проблемы с трактовкой понятия знания.
К проблеме ментальных репрезентаций.
О термине «дискурс» и стоящей за ним структуре знания.
Лингвокультурологический статус драмы (новое в изучении
языка пьес).
В генезисе языка, или Размышления об абстрактных именах.
К определению понятия имиджа.
К вопросу о природе объяснений в лингвистике.,
Рецензия на: D. Lee, Cognitive Linguistics. An Introduction. N. Y:
Oxford Univ. Press, 2002. - 223 p.
Первые публикации статей.

Бесплатно скачать электронную книгу в удобном формате, смотреть и читать:
Скачать книгу В поисках сущности языка: Когнитивные исследования., Кубрякова Е. С., 2012 - fileskachat.com, быстрое и бесплатное скачивание.

В ПОИСКАХ СУЩНОСТИ ЯЗЫКА
Р. Якобсон

Одной из важнейших черт семиотической классификации Пирса является тонкое осознание того, что различие трех основных классов знаков – это лишь различие в относительной иерархии. В основе разделения знаков на иконические знаки, индексы и символы лежит не наличие или отсутствие подобия или смежности между означающим и означаемым, равно как не исключительно фактический или исключительно условный, привычный характер связи между двумя составляющими, а лишь преобладание одного из этих факторов над другими. Так, ученый говорит об «иконических знаках, в которых сходство поддерживается конвенциональными правилами»; можно припомнить разные правила построения перспективы, которые зрителю нужно усвоить, чтобы воспринимать произведения несходных между собой направлений в живописи; в разных изобразительных кодах имеют разное значение различия в величине фигур; в соответствии с традицией некоторых средневековых школ живописи злодеи, в отличие от других персонажей, последовательно изображались в профиль, а в древнеегипетском искусстве их изображали только анфас. Пирс заявляет, что «было бы трудно, если не невозможно, привести пример абсолютно чистого индекса или пример знака, абсолютно лишенного свойства индекса». Такой типичный индекс, как указывающий перст, передает неодинаковое значение в различных культурах; например, у некоторых южноафриканских племен, показывая пальцем на какой-либо предмет, его таким образом проклинают. С другой стороны, «в символ всегда включается своего рода индекс», и «без индексов было бы невозможно обозначить, о чем человек говорит».

Интерес Пирса к разным уровням взаимодействия трех выделенных функций во всех трех типах знаков и в особенности пристальное внимание к индексальным и иконическим компонентам языковых знаков непосредственно связаны с его тезисом, утверждающим, что «самые совершенные из знаков» – те, в которых иконические, индексальные и символические признаки «смешаны по возможности в равных отношениях». Напротив, настойчивое подчеркивание условности языка Соссюром связано с его утверждением, что «полностью произвольные знаки наиболее пригодны для обеспечения оптимального семиотического процесса».

Индексальные элементы языка обсуждались в нашей работе «Подвижные определители, глагольные категории и русский глагол» («Shifters, Verbal Categories and the Russian Verb», 1957 г.); попытаемся теперь рассмотреть иконический аспект языковой структуры и дать ответ на вопрос Платона: какого рода подражание (mimesis) используется языком для соединения означающего с означаемым?

Последовательность глаголов veni , vidi , vici сообщает нам о порядке деяний Цезаря прежде всего и главным образом потому, что последовательность сочиненных форм прошедшего времени используется для воспроизведения хода событий. Временной порядок речевых форм имеет тенденцию к зеркальному отражению порядка повествуемых событий во времени или по степени важности. Такая последовательность, как «На собрании присутствовали президент и государственный секретарь», гораздо более обычна, чем обратная, потому что первая позиция в паре однородных членов отражает более высокое официальное положение.

Соответствие в порядке между означающим и означаемым находит свое место среди «основных возможных видов знакообозначения», очерченных Пирсом. Пирс выделяет два отличных подкласса иконических знаков: образы и диаграммы. В образах означающее представляет «простые качества» означаемого, в то время как у диаграмм сходство между означающим и означаемым «касается только отношений их частей». Пирс определяет диаграмму как «репрезентамен, являющийся по преимуществу иконическим знаком отношения, стать каковым ему способствует условность». Примером подобного «иконического знака, отражающего отношение частей означаемого», могут служить прямоугольники разных размеров, которые выражают количественное сравнение производств стали в разных странах. Отношения в означающем соответствуют отношениям в означаемом. В таких типичных диаграммах, как статистические кривые, означающее представляет собой изобразительную аналогию с означаемым в том, что касается отношений их частей. Если в хронологической диаграмме относительный прирост населения обозначен пунктирной линией, а смертность – сплошной, то это, в терминах Пирса, «символические характеристики». Теория диаграмм занимает важное место в семиотических исследованиях Пирса; он отдает должное значительным достоинствам диаграмм, вытекающим из того, что они являются «поистине тоническими знаками, естественно аналогичными обозначаемому предмету». Рассмотрение различных множеств диаграмм приводит Пирса к утверждению, что «каждое алгебраическое уравнение является иконическим знаком, поскольку оно представляет с помощью алгебраических знаков (которые сами иконическими не являются) отношения соответствующих количеств». Любая алгебраическая формула оказывается иконическим знаком в силу правил коммутации, ассоциации и дистрибуции символов. Таким образом, «алгебра – лишь одна из разновидностей диаграммы», а «язык – лишь один из видов алгебры». Пирс отчетливо понимал, что, например, «аранжировка слов в предложении должна служить в качестве иконического знака, чтобы предложение могло быть понято».

Обсуждая грамматические универсалии и почти-универсалии, обнаруженные Дж.X. Гринбергом, я отмечал, что порядок значимых элементов обнаруживает в силу своего явно иконического характера особенно ясно выраженную склонность к универсальности (см. мой доклад в сб. «Universal of Language» под ред. Дж. X. Гринберга, 1963 г.). Именно поэтому в условных предложениях всех языков порядок, при котором условие предшествует следствию, является нормальным, первичным, нейтральным, немаркированным. Если почти во всех языках, опять-таки согласно данным Гринберга, в повествовательном предложении с именным субъектом и объектом первый, как правило, предшествует второму, то этот грамматический процесс с очевидностью отражает иерархию грамматических понятий. Субъект действия, обозначенного предикатом, воспринимается, в терминах Эдуарда Сепира, как «исходный пункт», «производитель действия», в противовес «конечному пункту», «объекту действия». Подлежащее, единственный независимый член предложения, выделяет то, о чем говорится в сообщении. Каков бы ни был истинный ранг деятеля, он с необходимостью выдвигается в герои сообщения, как только берет на себя роль подлежащего. The subordinate obeys the principal – ‘Подчиненный повинуется главному’. Вопреки табели о рангах, внимание прежде всего сосредоточивается на подчиненном как на деятеле, а затем переходит на объект – на главного, которому повинуются. Если же, однако, сказуемое выражает вместо «активного» действия действие «пассивное», то роль подлежащего приписывается объекту активного предложения: The principal is obeyed by the subordinate ‘Главный ставится в повиновение подчиненным’.

Рассматриваемая иерархия подчеркивается невозможностью опустить подлежащее при факультативности дополнения: The subordinate obeys, the principal is obeyed. Как стало ясно после столетий грамматических и логических штудий, предикация столь кардинально отличается от всех других семантических актов, что настойчивые попытки аргументировать уравнивание подлежащего и сказуемого должны быть категорически отвергнуты.

Изучение диаграмм нашло свое дальнейшее развитие в современной теории графов. Языковеда, читающего отличную книгу Ф. Харари, Р.3. Нормана и Д. Картрайта «Структурные модели» (1965 г.), в которой дано детальное описание различных ориентированных графов, невольно поражает подозрительная аналогия между графами и грамматическими моделями. Изоморфное строение означающего и означаемого обнаруживает в обеих областях похожие средства, которые облегчают точную транспозицию грамматических и особенно синтаксических структур в графы. В строении графов находят близкую аналогию такие свойства языка, как связанность языковых объектов друг с другом, а также с начальной границей цепочки, непосредственное соседство и связь на расстоянии, центральность и периферийность, симметричные и асимметричные отношения, эллипсис отдельных компонентов. Буквальный перевод целой синтаксической системы на язык графов позволит отделить диаграммные, иконические формы отношений от строго условных, символических черт этой системы.

Ярко выраженный диаграммный характер носит не только соединение слов в синтаксические группы, но и соединение морфем в слова. И в синтаксисе, и в морфологии любое отношение частей и целого согласуется с пирсовским определением диаграмм и их иконической природы. Существенный смысловой контраст между корнями как лексическими морфемами и аффиксами как грамматическими морфемами находят свое графическое выражение в их различной позиции в пределах слова: аффиксы, в особенности словоизменительные суффиксы, в тех языках, где они есть, обычно отличаются от других морфем ограниченным и выборочным использованием фонем и их комбинаций. Так, единственные согласные, используемые в продуктивных словоизменительных суффиксах английского языка, – это зубной непрерывный и смычный, и их сочетание - st . Из 24 смычных фонем русской консонантной системы только четыре фонемы, явно противопоставленные друг другу, выступают в словоизменительных суффиксах.

Морфология богата примерами знаков, в которых проявляется эквивалентность отношения между означающими и означаемыми. Так, в индоевропейских языках положительная, сравнительная и превосходная степени прилагательных обнаруживают постепенное нарастание фонем, например: high – higher – highest , altas – altior – Таким способом означающие отражают градацию означаемых по степени качества.

Есть языки, в которых формы множественного числа отличаются от форм единственного дополнительной морфемой, в то время как, по данным Гринберга, нет такого языка, в котором это отношение было бы обратным. Означающее плюральной формы проявляет тенденцию отражать значение количественного превосходства путем удлинения этой формы. Ср. личные формы глагола в единственном числе и соответствующие формы – множественного числа с более длинными окончаниями во французском языке: 1 л. je finis – nous finissons , 2 л. tu finis – vous finissez , 3 л. il finit – ils finissent , или в польском языке: 1. znam – znamy , 2. znasz – znacie , 3. zna – В склонении русских существительных реальные окончания одного и того же падежа во множественном числе длиннее, чем в единственном. Прослеживая по разным славянским языкам различные исторические процессы, которые постоянно создавали это соотношение, можно убедиться, что эти и многие подобные данные лингвистических наблюдений расходятся с утверждением Соссюра, что «в звуковой структуре означающего нет ничего, что носило бы какое-либо сходство со значимостью или значением знака».

Соссюр сам ослабил свой «фундаментальный принцип произвольности», проведя различия между «радикально» и «относительно» произвольными элементами языка. Ко второй из этих категорий он отнес те знаки, которые на синтагматической оси могут быть разложены на составляющие, идентифицируемые на парадигматической оси. Однако и такие, с точки зрения Соссюра, «совершенно немотивированные» формы, как франц. berger ‘пастух’ (из лат. berbicarius ), могут поддаваться аналогичному анализу, поскольку -еr ассоциируется с другими случаями употребления этого суффикса деятеля и занимает то же место в других словах того же парадигматического класса, например, vacher ‘пастух’ и т.д. Более того, при отыскании связи между означающим и означаемым необходимо учитывать не только случаи полной тождественности формы, но и случаи, когда разные аффиксы обладают некоторой общей грамматической функцией и одним постоянным фонологическим признаком. Так, польский инструментальный падеж в различных окончаниях для разных родов, чисел и частей речи последовательно сохраняет признак назальности либо в последнем согласном, либо в гласном. В русском языке морфема [м] (представленная двумя фонологическими вариантами – палатализованным и непалатализованным) встречается в окончаниях периферийных падежей (творительного, дательного и предложного) и никогда не встречается в окончаниях падежей других классов. Следовательно, отдельные фонемы или различительные признаки в составе морфем могут служить самостоятельными показателями определенных грамматических категорий. К употреблению таких более мелких единиц, чем морфема, применимо замечание Соссюра о «роли относительной мотивации»: «Сознанию удается ввести принцип порядка и регулярности в некоторые части корпуса знаков».

Соссюр выделил в языке два направления – тенденцию к использованию лексических средств, т.е. немотивированных знаков, и тенденцию к использованию грамматического инструмента, или правил построения. Санскрит оказывается, с его точки зрения, образчиком ультраграмматической, максимально мотивированной системы, тогда как во французском, по сравнению с латынью, Соссюр обнаруживает ту «абсолютную произвольность, которая, в сущности, и является истинным условием языкового знака». Следует отметить, что классификация Соссюра построена только на морфологических критериях, в то время как синтаксис остается фактически в стороне. Эта сверхупрощенная двухполюсная схема существенно улучшена Пирсом, Сепиром и Уорфом благодаря осмыслению более широких синтаксических проблем. В частности, Бенджамин Уорф, делавший упор на «алгебраическую природу языка», сумел выделить из отдельных предложений «модели структуры предложений» и утверждал, что «в языке объект структурного моделирования всегда преобладает и осуществляет контроль над лексацией, или аспектом наименования». Таким образом, синтаксические диаграммы в системе языка как знаковой системы важны не менее словаря.

Якобсон, Р.О. В поисках сущности языка /
Р.О. Якобсон // Семиотика. – М. : Радуга, 1983. – С. 102–117.

2. Какова специфика языка эмпирической науки?

3. На каком основании Моррис считает, что семиотика дает основу для понимания важнейших форм человеческой деятельности и связи этих форм друг с другом? Согласны ли вы с ним?

Роман Якобсон

Роман Якобсен (1896-1982) - известный лингвист, литературовед, семиотик. Окотил Лазаревский институт восточных языков и Московский университет (1918). С 1921 г. работал в Праге в полпредстве РСФСР, но в СССР

не вернулся. Профессор Гарвардского университета и Массачусетского технологического института. Он был активным деятелем Общества по изучению поэтического языка (ОПОЯЗ) в Петрограде, по его инициативе был создан Пражский лингвистический кружок, а затем и Нью-Йоркский. Р. Якобсон принадлежал к русской формальной школе, работавшей в русле структурализма, у него есть работы, написанные совместно с К. Леви-Строссом. Работа «В поисках сущности языка» представляет собой преимущественно лингвистический анализ структуры и сущности языка. В ней Якобсон ведет полемику с Ф. Соссюром, апеллируя к работам Ч. Пирса, считающегося одним из основателей современной семиотики. Интересна работа тем, что ее автор обращается к проблеме соотношения звука и значения, рассматривая ее в контексте вторичных символических систем, в частности, поэтической речи.

В поисках сущности языка

«В человеческой речи разные звуки имеют разные значения». Отсюда Леонард Блумфилд в своей известной книге "Язык" (1933 г.) делает вывод, что "изучать это соответствие определенных звуков определенным значениям и значит изучать язык"1 . Еще столетием раньше Вильгельм фон Гумбольдт учил, что "существует очевидная связь между звуком и значением, которая, однако, в редких случаях поддаваясь точному объяснению, обычно остается неясной". Проблема такой соотнесенности и связи всегда была кардинальной в уже немолодой науке о языке. Насколько этот факт был тем не менее временно предан забвению языковедами недавнего прошлого, показывает реакция на интерпретацию знака, и в частности языкового знака, как неразложимого единства означающего и означаемого у Фердинанда де Соссюра; этой интерпретации многократно воздавалась хвала за ее изумительную новизну, хотя давняя концепция вместе с терминологией была целиком перенесена из теории стоиков, существующей уже двадцать столетий. В учении стоиков знак (semeton) рассматривался как сущность, образуемая отношением означающего (semainon) и означаемого (semainomenon). Первое

1 Блумфилд Л.Язык .М, 1968. С. 42. (Прим. сост.)

определялось как "воспринимаемое" (aistheton), а второе - как "понимаемое" (noeton) или, если выражаться более лингвистично, "переводимое". Кроме того, референция знака была четко отграничена от значения с помощью термина tynkhanon (схватываемое). Исследования стоиков в области знакообозначения (semeiosis) были усвоены и получили дальнейшее развитие в трудах Августина; при этом использовались латинизированные термины, в частности signum (знак), который включал в себя и signans, и signatum. Между прочим, эта пара коррелятивных понятий и наименований была введена Соссюром лишь в середине его курса общей лингвистики, возможно, не без влияния "Ноологии" X. Гомперца (1908 г.). Эта доктрина красной нитью проходит через средневековую философию языка с ее глубиной и разнообразием подходов. Двойственный характер и вытекающее из него, по терминологии Оккама, "двойное познание" любого знака были глубоко усвоены научной мыслью средневековья.

Проверьте себя!

1. Как выглядит проблема соотнесенности и связи между звуком и значением в исторической ретроспективе, представленной Р.Якобсоном?

Возможно, самым изобретательным и разносторонним из американских мыслителей был Чарлз Сандерс Пирс (1839-1914) - настолько великий, что ни в одном университете не нашлось для него места. Первая попытка классификации знаков была сделана Пирсом в его проницательной работе "О новом списке

категорий", которая вышла в "Proceedings of the American Academy of Arts and Sciences" (1867 г.); спустя сорок лет, подводя итоги "изучения природы знаков, которому он посвятил свою жизнь", Пирс отмечал: "Насколько мне известно, я являюсь пионером, или, скорее, даже проводником в деле прояснения и обнаружения того, что я называю семиотикой, т. е. в учении о сущности и основных видах знакообозначения; я считаю, что для первопроходца это поле деятельности слишком обширно, а работа слишком велика". Пирс отчетливо сознавал несостоятельность общетеоретических предпосылок в исследованиях своих современников. Само название его науки о знаках восходит к античному semeiotike; Пирс ценил и широко использовал опыт античных и средневековых логиков, "мыслителей высшего класса", сурово осуждая столь обычное "варварское исступление" перед "изумительной проницательностью схоластов". В 1903 г. он выражал твердое убеждение в том, что если бы ранее "учение о знаках" не было предано забвению и если бы оно было продолжено со всей силой ума и страсти, то к началу двадцатого

столетия такие жизненно важные специальные науки, как, например, языкознание, уже находились бы "наверняка в более развитом состоянии, чем то, которого они обещают достигнуть в самом лучшем случае к концу 1950-го года".

С конца прошлого века необходимость подобной научной дисциплины горячо отстаивал Соссюр. В свою очередь, отталкиваясь от греков, он назвал ее семиологией и ожидал от этой отрасли знаний, что она прояснит сущность знаков и законы, управляющие ими. Он полагал, что лингвистика должна стать частью этой общей науки и что она определит, какие свойства выделяют язык в отдельную систему из общей совокупности "семиологических фактов". Было бы интересно выяснить, есть ли какая-нибудь генетическая связь между работами обоих ученых в области сравнительного исследования знаковых систем или же это простое совпадение.

Полувековая работа Пирса по созданию общих основ семиотики имеет эпохальное значение, и если бы работы Пирса не остались большей частью неопубликованными вплоть до тридцатых годов или если бы, по меньшей мере, его опубликованные работы были известны языковедам, они, несомненно, оказали бы ни с чем не сравнимое влияние на развитие лингвистической теории в мировом масштабе.

Пирс также проводит резкое различие между "материальными качествами" - означающим любого знака и его "непосредственной интерпретацией", т. е. означаемым. Знаки (или, по терминологии Пирса, репрезентамены (represent am in а), обнаруживают три основных вида знакообозначения, три различных "репрезентативных свойства", которые основаны на разных взаимоотношениях между означающим и означаемым. Это различие позволяет Пирсу выделить три основных типа знаков:

1) Действие иконического знака основано на фактическом подобии означающего

и означаемого, например, рисунка какого-то животного и самого животного; первое заменяет второе "просто потому, что оно на него похоже".

2) Действие индекса основано на фактической, реально существующей смежности означающего и означаемого; "с точки зрения психологии, действие индекса зависит от ассоциации по смежности", например, дым есть индекс огня, и подтвержденное пословицей знание того, что "нет дыма без огня", позволяет человеку, интерпретирующему появление дыма, сделать заключение о наличии огня, безотносительно к тому, был или не был огонь зажжен намеренно, чтобы привлечь чье-то внимание; то, что обнаружил Робинзон Крузо, было индексом: его означающим был отпечаток ноги на песке, а установленным по нему означаемым - присутствие на этом острове человека; по Пирсу, индексом является ускорение

пульса как возможный симптом жара, и в этих случаях его семиотика фактически сливается с исследованием симптомов болезней в медицине, которое называют семиотикой, семиологией или симптоматологией.

3) Действие символа основано главным образом на установленной по соглашению, усвоенной смежности означающего и означаемого. Сущность этой связи "состоит в том, что она является правилом" и не зависит от наличия или отсутствия какого-либо сходства или физической смежности. При интерпретации

Культурология: Учеб. для студ. техн. вузов / Колл. авт.; Под ред. Н. Г. Багдасарьян. - 3-е

изд., испр. и доп.- М.: Высш. шк., 2001.-511 с.

любого данного символа знание этого конвенционального правила обязательно, и знак получает действительную интерпретацию только потому и просто потому, что известно это правило. Первоначально слово "символ" употреблялось в сходном смысле также Соссюром и его учениками, но позже он возражал против употребления этого термина, потому что в традиционном понимании последнего предполагается некоторая естественная связь между означающим и означаемым (например, весы как символ правосудия), и в заметках Соссюра было предложено для условных знаков, входящих в условную знаковую систему, название сема, в то время как Пирс использовал термин "сема" для особой, совершенно отличной цели. Достаточно сопоставить употребление Пирсом термина "символ" с различными значениями слова символизм, чтобы осознать, что здесь имеется опасность досадных двусмысленностей; но за неимением лучшего мы вынуждены сохранить термин, введенный Пирсом.

Проверьте себя!

1. В чем значение работ Ч. Пирса?

2. Как классифицирует знаки Ч. Пирс? Приведите собственные примеры иконических знаков, конвенциональных, индексальных.

Рассмотренные семиотические соображения вновь вызывают к жизни вопрос, который с проницательностью обсуждался в "Кратиле", замечательном диалоге Платона: закрепляет ли язык форму за содержанием "по естеству" (physei), как это утверждает главный герой диалога, или "по соглашению" (thesei), как это утверждается в контраргументах Гермогена. Примиряющий обе стороны Сократ склонен в диалоге Платона согласиться, что репрезентация через подобие преобладает над использованием произвольных знаков, но, несмотря на привлекательную силу подобия, он чувствует себя обязанным признать дополнительный фактор - условность, обычай, привычку.

Среди ученых, которые в своей трактовке этого вопроса следовали по стопам платоновского Гермогена, важное место принадлежит йельскому языковеду Дуайту Уитни (1827-1894 гг.), который

выдвинул тезис о языке как об общественном учреждении. В фундаментальных трудах Уитни, относящихся к шестидесятым и семидесятым годам XIX века, язык определялся как система произвольных и условных знаков (epitykhonta и synthemata Платона). Это учение было заимствовано и развито Ф. де Соссюром и вошло в посмертное издание его "Курса общей лингвистики" (1916 г.), осуществленное его учениками Ш. Балли и А. Сеше. Учитель провозглашает: "В существенном моменте, как нам кажется, американский лингвист прав: язык - это соглашение; природа знака, о котором принимается соглашение, остается безразличной". Произвольность выдвигается Соссюром в качестве первого из двух основных принципов, определяющих природу языкового знака: "Связь, соединяющая означающее с означаемым, произвольна"1 . В комментариях подчеркивается, что никто не опроверг этого принципа, но "часто легче обнаружить истину, чем приписать ей должное место".

Проверьте себя!

1. В чем суть тезиса Д. Уитни о языке как об общественном учреждении?

Сформулированный принцип был главенствующим во всей науке о языке (la langue в соссюровском смысле этого термина, т. е. языковой код); последствия его неисчислимы. В согласии с Балли и Сеше, А. Мейе и Ж. Вандриес также подчеркивали "отсутствие связи между значением и звуком", и Блумфилд вторил тому же принципу: "Языковые формы являются произвольными".

Само собой разумеется, что согласие с соссюровской догмой произвольности языкового знака было далеко не единодушным. Так, Отто Есперсен отмечал (1916 г.), что роль произвольности в языке слишком преувеличена и что ни Унтни, ни Соссюру не удалось решить проблему взаимоотношения между звуком и значением. Отклики Ж.Дамуретта, Э.Пишона и Д.Л.Болинджера были озаглавлены одинаково: "Знак не произволен" ("Le signe n"est pas aibitraire" , "The sign is not arbitrary" ). Э. Бенвенист в своей весьма своевременной статье

"Природа языкового знака" ("Nature de signe linguistique", ) раскрыл тот решающий факт, что только для беспристрастного и стороннего наблюдателя связь

Культурология: Учеб. для студ. техн. вузов / Колл. авт.; Под ред. Н. Г. Багдасарьян. - 3-е

изд., испр. и доп.- М.: Высш. шк., 2001.-511 с.

между означающим и означаемым является чистой случайностью, в то время как для носителя данного языка эта связь превращается в необходимость2 .

1 Соссюр Ф. де. Труды по языкознанию. М., 1977. С. 100.(Прим. сост.)

2 См.: Бенвенист 3. Общая лингвистика. М., 1974. Гл. VI.(Прим. сост.)

Своим основным требованием внутреннего лингвистического анализа любой синхронной (идеосинхронической) системы Соссюр с очевидностью лишает силы ссылку на различия звуков и значений во времени и пространстве, которая является аргументом в пользу произвольной связи между обоими составляющими языкового знака. Швейцарская крестьянка, говорившая по-немецки, своим пресловутым вопросом, почему ее франкоязычные односельчане называют сыр fromage, - Kase ist doch viel naturlicheri "Ведь Kase подходит гораздо лучше!",- обнаружила отношение к проблеме, которая гораздо больше соответствует точке зрения Соссюра, чем утверждения, что каждое слово - произвольный знак, вместо которого мог бы использоваться для той же цели любой другой знак. Но существует ли эта естественная необходимость в силу одной только привычки? Действуют ли языковые знаки - поскольку они являются символами - "только благодаря существующей привычке", связывающей их означаемое с означающим?

Одной из важнейших черт семиотической классификации Пирса является тонкое осознание того, что различие трех основных классов знаков - это лишь различие в относительной иерархии. В основе разделения знаков на иконические знаки, индексы и символы лежит не наличие или отсутствие подобия или смежности между означающим и означаемым, равно как и не исключительно фактический или исключительно условный, привычный характер связи между двумя составляющими, а лишь преобладание одного из этих факторов над другими. Так, ученый говорит об "иконических знаках, в которых сходство поддерживается конвенциональными правилами"; можно припомнить разные правила построения перспективы, которые зрителю нужно усвоить, чтобы воспринимать произведения несходных между собой направлений в живописи; в разных изобразительных кодах имеют разное значение различия в величине фигур; в соответствии с традицией некоторых средневековых школ живописи злодеи, в отличие от других персонажей, последовательно изображались в профиль, а в древнеегипетском искусстве их изображали только анфас. Пирс заявляет, что "было бы трудно, если не невозможно, привести пример абсолютно чистого индекса или пример знака, абсолютно лишенного свойства индекса". Такой типичный индекс, как указующий перст, передает неодинаковое значение в различных культурах; например, у некоторых южноафриканских племен, показывая пальцем на какой-нибудь предмет, его таким образом проклинают. С другой стороны, "в символ всегда включается своего рода индекс", и "без индексов было бы невозможно обозначить, о чем человек говорит".

Интерес Пирса к разным уровням взаимодействия трех выделенных функций во всех трех типах знаков и в особенности пристальное внимание к индексальным и иконическим компонентам

языковых знаков непосредственно связаны с его тезисом, утверждающим, что "самые совершенные из знаков" - те, в которых иконические, индексальные и символические признаки "смешаны по возможности в равных отношениях". Напротив, настойчивое подчеркивание условности языка Соссюром связано с его утверждением, что "полностью произвольные знаки наиболее пригодны для обеспечения оптимального семиотического процесса".

Индексальные элементы языка обсуждались в нашей работе "Подвижные определители, глагольные категории и русский глагол" ("Shifters, Verbal Categories and the Russian Verb", 1957 г.); попытаемся теперь рассмотреть иконический аспект языковой структуры и дать ответ на вопрос Платона: какого рода подражание (mimesis) используется языком для соединения означающего с означаемым?

Последовательность глаголов veni, vidi, vici сообщает нам о порядке деяний Цезаря прежде всего и главным образом потому, что последовательность сочиненных форм прошедшего времени используется для воспроизведения хода событий. Временной порядок речевых форм имеет тенденцию к зеркальному отражению порядка повествуемых событий во времени или по степени важности. Такая последовательность, как "На собрании присутствовали президент и

Культурология: Учеб. для студ. техн. вузов / Колл. авт.; Под ред. Н. Г. Багдасарьян. - 3-е

изд., испр. и доп.- М.: Высш. шк., 2001.-511 с.