• Главная
  •  > 
  • Календарь развития
  •  > 
  • Произведение ивана шмелева лето господне. Издание романа в ссср. Несчастный случай с Сергеем Ивановичем

Произведение ивана шмелева лето господне. Издание романа в ссср. Несчастный случай с Сергеем Ивановичем

В период с 1927 по 1948 год создавал этот роман Шмелев. "Лето Господне", краткое содержание которого мы рассмотрим, - одно из наиболее известных произведений этого писателя. Впервые оно было издано в полном варианте в 1948 году в Париже. И. А. Ильину и Наталье, его жене, посвятил свой роман Шмелев. "Лето Господне", краткое содержание которого мы опишем, - автобиографическое произведение. Глазами простого мальчика в нем описана жизнь в купеческой патриархальной семье. Отца Шмелева звали Сергеем Ивановичем, как и отца Вани из романа "Лето Господне". Содержание основных событий произведения также автобиографично. Известно, что набожный старик Горкин, бывший плотник, являлся воспитателем Ивана Шмелева. Герой с этой же фамилией и в той же роли представлен в романе.

Перейдем теперь к краткому содержанию произведения. Роман "Лето Господне" начинается следующим образом.

Чистый понедельник

В замоскворецком доме, принадлежащем отцу главного героя, просыпается мальчик Ваня. Все уже готово к Великому посту, и он начинается. Мальчик слышит, как Василь Василича, старшего приказчика, ругает его отец. Дело в том, что его люди вчера устроили проводы Масленицы. Они напились и катали с горок народ, при этом едва не изувечив публику. Сергей Иванович, отец Вани, известен многим в Москве. Он подрядчик, энергичный и добрый хозяин. Отец после обеда прощает Василь Василича.

Когда наступает вечер, Ваня вместе с Горкиным отправляется в церковь. Здесь начинаются великопостные службы. Спутник мальчика, Горкин, раньше работал плотником. Он уже стар, поэтому перестал работать. Этот человек сейчас просто опекает Ваню, живя "при доме".

Благовещение

Весеннее утро. Мальчик смотрит в окно. Он видит, как погреба набивают льдом. Затем Ваня отправляется вместе с Горкиным за припасами на Постный рынок. Наступает Благовещение. Каждый в этот день должен непременно кого-нибудь обрадовать. Отец мальчика решает простить Дениса, который пропил выручку хозяев. Приходит Солодовкин, торговец певчими птицами. По обычаю все вместе выпускают их. Вечером узнают о том, что отцовские барки "срезало" из-за ледохода. Однако отец вместе со своими помощниками ловит их.

Пасха

Далее расскажем о событиях, произошедших на Пасху, опишем их краткое содержание. "Лето Господне" продолжается тем, что в приходской церкви отец мальчика устраивает иллюминацию. Она же происходит и в Кремле. Начинается праздничный обед. Хозяева едят во дворе вместе с работниками. Новые рабочие приходят наниматься после праздников. В дом приносят Иверскую икону Богородицы для того, чтобы перед началом работы помолиться ей.

Ваня вместе с Горкиным на Троицу отправляется за березками на Воробьевы горы. Затем он идет за цветами с отцом. Церковь, украшенная зеленью и цветами, в день праздника превращается в настоящий "священный сад".

Яблочный Спас

Вот уже близится - Преображение. В саду собирают яблоки. Затем Горкин и Ваня отправляются к торговцу Крапивкину на Болото, чтобы продать их. Яблок требуется много: для себя, для притча, для рабочих, для прихожан.

Рождество

Снежная морозная зима. Наступает Рождество. Для того чтобы "славить Христа", в доме появляется сапожник вместе с мальчишками. Они разыгрывают небольшое представление про царя Ирода. Затем приходят нищие, которым подают в честь праздника. Как всегда, для всех убогих устраивается обед. Ване всегда интересно наблюдать за различными диковинными людьми.

Святки

Вот мы уже добрались до времени Святок, описывая краткое содержание. "Лето Господне", как вы уже, вероятно, заметили, строится на событиях, связанных с православными праздниками. Во время Святок родители мальчика уехали в театр, а сам он отправляется к людям на кухню. Горкин предлагает Ване погадать, используя Каждому зачитывается изречение, выпавшее ему. Правда, Горкин сам выбирает эти изречения, пользуясь тем, что другие не знают грамоты. Лишь Ваня раскрывает его лукавство. Горкиным движет в этом желание прочесть самое поучительное и подходящее для каждого человека.

Крещение

В Москве-реке на Крещение освящают воду. В это время многие решают искупаться в проруби, включая Горкина. Василь Василич соревнуется с немцем Ледовиком. Они спорят о том, кому удастся дольше пробыть в воде. Оба хитрят: Василь Василич натирается гусиным салом, а немец - свиным. Солдат состязается вместе с ними, причем честно, не прибегая к хитростям. В итоге победителем становится Василь Василич. А отец берет этого солдата в сторожа.

Масленица

Далее празднование Масленицы описывает ("Лето Господне"). Краткое содержание событий, связанных с ней, следующее. Рабочие принимаются печь блины. Прибывает архиерей. Повара Гараньку приглашают для приготовления угощения к празднику. В субботу все катаются с гор, а на следующий день просят прощения друг у друга перед Великим постом. Все это подробно описывает Шмелев ("Лето Господне"). Содержание дальнейших событий также необходимо кратко осветить.

Ваня вместе с Горкиным едет "навести порядок" на ледокольне. Дело в том, что Василь Василич все время пьет, а лед необходимо успеть вовремя отвезти заказчику. Неожиданно выясняется, что поденные рабочие отлично справляются с этим заданием и без него. Василь Василич очень полюбил этих людей. Каждый день он поит их пивом.

Петровский пост

Начинается летний Белошвейка Глаша, горничная Маша, Ваня и Горкин отправляются на Москву-реку. Здесь, на портомойне, живет один парень, Денис. Он полюбил Машу и хочет жениться на ней. Денис просит Горкина поговорить с девушкой.

Праздник Донской иконы

Торжественный крестный ход происходит на праздник Донской иконы. Именно о нем рассказывается далее в произведении "Лето Господне". Краткое содержание по главам лишь в общих чертах обрисовывает события, поэтому не будем останавливаться на подробностях. Из всех церквей Москвы несут хоругви. Скоро придет время Покрова. В доме Вани солят огурцы, мочат антоновку, рубят капусту. Маша и Денис перебрасываются колкостями. Катюша, сестра Вани, появляется на свет в самый праздник. А Маша с Денисом наконец сватаются.

Именины Сергея Ивановича и Горкина

Готовится сюрприз Сергею Ивановичу. Рабочие хотят подарить ему на именины крендель огромных размеров, на котором написано: "Хозяину благому". В нарушение всех правил Василь Василич устраивает церковный звон, когда подносят этот крендель. Именины проходят отлично. Сергей Иванович принимает множество поздравлений. Пироги везут со всей Москвы. Сам архиерей прибывает в дом. Василь Василич плачет, когда получает благословение от него.

Наступает Теперь уже о праздновании именин Горкина рассказывает нам Иван Шмелев ("Лето Господне"). Горкина тоже все любят. Богатые подарки жалует ему отец Вани.

Рождество и пост

Начинаются приготовления к Рождественскому посту. Прибывает Пелагея Ивановна, тетка отца. Она как будто "юродная". В прибаутках этой женщины таятся предсказания. Вот наступает Рождество. Отец принимается строить "ледяной дом" в Зоологическом саду. Андрюшка-плотник и Денис подсказывают ему, как следует это сделать. Получается просто чудесно. Отец прославляется на всю Москву. Хотя, конечно, никакой прибыли от этого предприятия ждать не приходится. Ваня поздравляет "гордеца-богача", крестного Кашина, с днем ангела.

Мальчик вместе с Горкиным говеет на Ваня делает это впервые. В доме в этом году много дурных предзнаменований. Горкин и отец видят зловещие сны. Им снится, как расцветает "змеиный цвет" - страшный цветок.

Вербное воскресенье, Пасха

Приближается Вербное воскресенье. Угольщики привозят вербу из леса. Пасха. Гришку-дворника, который пропустил службу в церкви, окатывают ледяной водой. Ваня с Горкиным на Святой неделе отправляются в Кремль. Они ходят здесь по соборам.

Егорьев день

Наступает Егорьев день. Мальчик слушает песни, которые исполняют пастухи. Вновь плохие предзнаменования: скворцы не прилетели, воет собака Бушуй, скорняку подсунули кощунственную картинку вместо святой.

Несчастный случай с Сергеем Ивановичем

Вот уже и Радуница - поминовение усопших на Пасху. Ваня и Горкин ездят по кладбищам. Заехав на обратном пути в трактир, они узнают ужасную весть: отца Вани "лошадь убила". Однако Сергей Иванович остается жив. Но с тех пор он все время болеет. Сергей Иванович разбил голову, когда падал с норовистой лошади. Через некоторое время он чувствует себя лучше. Отец Вани отправляется в баню. После этого он и вовсе чувствует себя здоровым. Сергей Иванович отправляется на Воробьевку, чтобы полюбоваться Москвой. Он снова принимается ездить на стройки. Однако болезнь возвращается.

Далее описывает молебен Иван Шмелев ("Лето Господне"). В дом приносят На короткое время больному становится лучше. Врачи говорят, что никакой надежды нет. На прощание Сергей Иванович благословляет детей. Всем ясно, что он скоро умрет. Сергея Ивановича соборуют.

Именины отца, похороны

Вот уже подходит к финалу и само произведение, и его краткое содержание. "Лето Господне" продолжается описанием отцовских именин. Вновь пироги и поздравления приходят отовсюду. Однако семье умирающего эти подарки кажутся насмешкой. Появляется батюшка для того, чтобы прочесть отходную. Мальчик засыпает. Ване снится радостный сон. На следующее утро он узнает о том, что Сергей Иванович скончался. Ване делается дурно у его гроба. Мальчик заболевает. Он не в состоянии отправиться на похороны и лишь в окно наблюдает за выносом гроба.

На этом заканчивается краткое содержание. "Лето Господне" - произведение, которое стоит прочитать в оригинале. Из него можно узнать об обычаях и традициях нашей страны, о ее православной культуре.

Повествование в романе (некоторые литераторы называют это произведение автобиографической повестью) ведется от имени мальчика Вани, которому около семи лет. Таким образом, читатель воспринимает все события глазами ребенка. Кроме Вани, главными героями произведения «Лето Господне» являются следующие персонажи.

Отец Вани – Сергей Иванович. Это рачительный и добрый хозяин, который исправно ведет дела, помогает бедным, многое делает на благо города. Внезапная болезнь и смерть отца оказывают огромное негативное воздействие на главного героя, заставляют его в столь раннем возрасте задуматься о вечных ценностях.

Михаил Панкратович Горкин раньше работал плотником, а теперь является духовным наставником мальчика. Этого человека все любят за доброту и преданность дому. Сам Сергей Иванович по-дружески называет Михаила Панкратовича Горкой, не скупится в его адрес на добрые слова, одаривает подарками.

Василий Васильевич по прозвищу Косой служит в доме старшим приказчиком. Его отличают трудолюбие, богатырское здоровье, умение быстро решать дела и преданность хозяину. Любовь к спиртному – единственный серьезный недостаток Василь-Василича, как его называют домочадцы.

Праздники

Ваня просыпается в замоскворецком доме своего отца. В это утро уже полным ходом идет генеральная уборка, которую всегда делают в Чистый Понедельник. В комнату мальчика входит Михаил Панкратович Горкин с медным тазом. Он начинает выкуривать масленицу различными благовониями. Делает это, как всегда, усердно и тщательно.

Начинается Великий Пост. Зима сдает потихоньку свои права, на улице уже сыро от капели, которая звонко сообщает о себе с московских крыш. Снег уступает место проталинам, а глыбы льда находят приют в ложбинах и погребах.

Бывший плотник Горкин с отеческой заботой опекает Ваню, помогает ему вникнуть в суть православных праздников, обрядов и русских народных традиций, ходит с ребенком в церковь. На ефимоны мальчик в первый раз стоит у аналоя и слушает певчих. Ему страшно от мысли, что все люди умрут. Ваня очень бы хотел, чтобы все умерли в один день, а затем благополучно воскресли.

Ваня с Горкиным едут на Постный рынок. Там видимо-невидимо товаров: черника, морошка, клюква, грибы, огурцы в рассоле. В медовом ряду неимоверное количество разных сортов меда. В дороге Михаил Панкратович рассказывает мальчику о Москве, ее истории, учит своего подопечного любить родные места.

Все в доме с нетерпением ждут Благовещенье. Это очень важный христианский праздник, без которого и других торжеств могло не быть. Среди ночи на Благовещенье неожиданно запел жаворонок. Его ровно год назад принес в дом птичник Солодовкин. Он тогда пообещал, что ровно через год жаворонок запоет. Так и случилось. По старинному русскому обычаю каждой весной птиц выпускают на волю.

Постепенно Великий пост подходит к концу, в доме и городе царит предпраздничное настроение. Все улочки очищены от снега, Ванин отец вместе с рабочими готовит иллюминацию в церкви. В доме натерты полы, поставлены лампадки, покрашены яйца и уложены в специальные корзинки. Они так радуют глаз.

На Пасху с утра звонят колокола, во дворе накрыты столы. За праздничный обед вместе с семьей хозяина садятся все работники. Горкин дарит Ване хрустальное золотое яичко, через которое так забавно смотреть на этот мир. Все теперь кажется золотым: люди, сад, крыша, даже звон колоколов.

Через несколько дней после Пасхи Сергею Ивановичу привозят икону Царица Небесная. Ее торжественно вносят в дом, обходят с ней все комнаты, а также двор с амбарами и сараями.

На Вознесенье принято делать особое печенье в форме ступенек – Христовых лесенок. Его все едят осторожно, поскольку есть примета, если сломаешь печенье, то в рай по лесенке не попадешь.

Троица – особенно красивый праздник, который будоражит воображение мальчика. С Михаилом Панкратовичем Ваня едет за цветами и березками. Церковь в этот день кажется цветущим садом. Так же нарядно и в доме, где возле каждой иконы установлены березки. А весь двор с самого утра устлан травой.

На Яблочный Спас в саду собирают яблоки. Затем Горкин с Ваней едут к торговцу Крапивкину, чтобы продать «урожай». Михаил Панкратович рассказывает мальчику, что через этот плод на землю пришел грех. В церкви яблоки кропят и святят, их здесь очень много, как и людей в этот праздничный день.

После шестинедельного зимнего поста наступает Великий праздник – Рождество. За несколько дней до этого славного события в городе ставят елки, бойко торгуют курами, гусями, свининой, калачиками, сбитнями, кутьей, мясными пирогами и многими другими аппетитными блюдами. А дома, как обычно, пахнет елкой.

На Рождество с черного хода в дом заходят «разные» люди. Одеты они явно не по погоде – в легких пальтишках и кофточках. Для нищих накрывают праздничный стол, а хозяин произносит тост. Сергей Иванович от души поздравляет всех гостей с Рождеством Христовым и угощает.

На Святки у Вани заболело горло, поэтому родители не берут его с собой в театр. Мальчика и других людей развлекает на кухне Михаил Панкратович. Он гадает всем по «кругу царя Соломона». Ваня замечает, что Горкин хитрит. Плотник читает изречения на свой выбор, пользуясь тем, что многие работники в доме не обучены грамоте.

На Крещение в Москве-реке освящают воду, многие купаются в проруби. Василь-Василич заключает пари с немцем: кто дольше сможет просидеть в ледяной воде. К ним присоединяется солдат. Василич побеждает обоих соперников, продержавшись в проруби почти три минуты. Правда, сделал он это с помощью хитрой уловки, намазавши тело жиром.

Наступает Масленица, и в каждом доме пекут блины. Народ радостно и весело катается с ледяных горок, говеет. В последний день Масленицы, который называется Прощеное Воскресенье, все друг перед другом извиняются, просят прощения за обиды, необдуманные поступки. Завтра вновь начнется Великий пост с печального звона и тревожной тишины.

Радости

Отец посылает Ваню и Михаила Панкратовича на ледокольню. Там нужно навести порядок, поскольку Василич ушел в запой. Однако поддельные рабочие прекрасно справились с делом и без своего руководителя, хотя тоже отмечали Денискин День рождения.

Наступил Петровский пост. Он самый легкий из всех четырех, к тому же летний. Кругом полно зелени, фруктов, ягод. Горкин рассказывает Ване, что первые апостолы, которых звали Петр и Павел, приняли мученическую смерть. Поэтому, из большого уважения к ним, народ и постится.

Затем Михаил Панкратович, Ваня, горничная Маша и белошвейка Глаша отправляются на речку полоскать белье. В Машу влюбился Денис, который живет на портомойне. Он просит Горкина посодействовать в его отношениях с девушкой.

На праздник Донской иконы намечен крестный ход, к которому тщательно и торжественно готовятся. Горкину и Василь-Василичу предстоит нести хоругви, поэтому они очищают свои тела в бане.

Во время шествия Михаил Панкратович несет золотую хоругвь, которая символизирует Светлое Воскресение Христово. Василь-Василич идет с хоругвью, которая похожа на звезду. Она является символом Рождества Христова.

В ожидании Покрова Василич замечает, что это очень важный день. Землю снежком покроет. В доме полным ходом идет засолка огурцов, капусты, яблок. Ведь зима уже не за горами. В этот день появляется на свет Ванина сестра – Ксюша, а Маша с Денисом сватаются.

Еще одно важное событие – именины Сергея Ивановича. Хозяин принимает множество поздравлений, ему везут пироги со всех уголков Москвы, а рабочие изготавливают в честь именинника огромный крендель, на котором написано: «Хозяину благому». Даже сам архиерей прибывает в дом, чтобы поздравить Сергея Ивановича.

После Покрова наемные рабочие разъезжаются по домам, поскольку работы в доме практически не остается.

На Михайлов день празднует именины Михаил Панкратович. Ваня очень огорчен, что не успел приготовить подарок своему любимому наставнику. Мальчика выручает отец, который в кошелек из сафьяна кладет деньги от себя и от сына. Кроме того, Сергей Иванович щедро одаривает Горкина дорогими вещами, за доброту и преданность.

На Филипповки навалило много снега, и ударил мороз. Реки сковало льдом, а дороги затвердели и стали удобными для езды.

Приближается Рождество. Характерная примета этого праздника – на Конную площадь везут живность со всех уголков России. Ваня с Горкиным делают закупки к празднику, а в доме чистят снегом диваны, кресла, ковры, ставят лампадки.

В Сочельник в доме царит идеальная чистота, но сытно обедать пока не полагается. Можно лишь побаловаться чайком с маковыми подковками. После службы в церкви решили зайти к Горкину и там уже разговелись.

В Зоологическом саду отец Вани задумал построить «ледяной дом», для чего начал свозить туда елки, фонарики и много других вещей. Как строить «ледяной дом» толком никто не знает, поэтому сооружают его по своему разумению. Но дом вышел на славу, словно из красивой сказки. Вечером его стены отсвечивают разными цветами. Москвичи благодарят Сергея Ивановича за это чудо.

В Крестопоклонную неделю в доме выпекают печенье в форме креста. Малинки в нем напоминают гвоздики. Так повелось в роду Сергея Ивановича еще от прабабушки Устиньи. Приготовлением печенья занимается Марьюшка, которая делает работу с молитвой на устах.

В это время происходит много дурных предзнаменований. Сергей Иванович и Горкин видят дурные сны, а еще начал цвести змеиный цветок, который способен на такое один раз в двадцать-тридцать лет. Матушка считает это очень плохой приметой. Вскоре умирает тетка отца Пелагея Ивановна.

Во время поста Ваня впервые говеет, вместо сладкого ест одни сушки. Михаил Панкратович ведет мальчика в баню, а затем в церковь на покаяние. Ваня со слезами на глазах рассказывает отцу Виктору о своих детских грехах. После покаяния и батюшкиного наставления на душе у ребенка становится очень легко.

В Вербное воскресенье все в доме ждут, когда же, наконец, старый угольщик привезет вербу. Особенно сокрушается по этому поводу Горкин, который не представляет, как можно встречать праздник без вербы в доме.

На поиски угольщика отправляют одного рабочего. Выясняется, что в санях сломалась оглобля, и старик оказался в овраге. Угольщика освобождают, а красавицу-вербу благополучно доставляют в дом.

Михаил Панкратович говорит, что в этот день Бог воскресил Лазаря. Значит, всем будет вечная жизнь, надо радоваться.

На Пасху народ ликует, звонят колокола. Дворника Гришку, который пропустил службу, обливают холодной водой. Однако он не обижается, только усмехается в ответ. В этом году Пасха поздняя, поэтому уже успели прилететь из теплых стран первые ласточки.

Снова начинаются плохие предзнаменования. Бушуй воет всю ночь, а реполов вдруг начинает петь.

Михаил Панкратович объясняет Ване, почему неделя, когда вспоминают усопших, называется Радуница. Просто в это время все люди отправляются на могилки к своим родным и близким. Они говорят усопшим: «Радуйтесь, скоро все воскреснем».

По пути с кладбища Михаил Панкратович и Ваня заходят в трактир, чтобы выпить чаю. Здесь они слышат страшную весть о том, что Сергея Ивановича убила лошадь. Однако дома оказывается, что Ванин отец жив, только находится в очень тяжелом состоянии. Лежит с разбитой головой и бредит.

Скорби

Один за другим в дом приходят посетители. Все молятся за здоровье хозяина, желают ему скорейшего выздоровления. Через какое-то время Сергею Ивановичу становится лучше, однако работать он пока не может. Управлением хозяйства занимается Василь-Василич.

По словам отца, произошло все следующим образом. Сергей Иванович ехал на молодой, еще необъезженной лошади и наслаждался красотами природы. Когда же он хлестнул кобылицу нагайкой, та резко метнулась и понеслась что есть мочи, а затем скинула хозяина на землю. Сергей Иванович неудачно упал и сильно ударился головой.

Когда хозяин немного оправился от болезни, то поехал в бани, чтобы окатить там себя живой водой. После этого он стал чувствовать себя значительно лучше, чем очень обрадовал родных и близких.

Отец берет Ваню в поездку по Москве. С ними путешествует и Михаил Панкратович. На Воробьевке Сергей Иванович долго любуется матушкой-Москвой, ее величием и красотой.

Отец постепенно возвращается к прежним делам, начинает проверять стройки. Но в одну из таких поездок ему становится плохо, хозяин едва не падает с лесов. Василич привозит Сергея Ивановича домой, и всем становится ясно, что болезнь вернулась.

На Троицу Сергей Иванович нарядно одевается, выходит к столу, чтобы со всеми пообедать. Но радости в доме не чувствуется, родные предполагают, что болезнь уже не отпустит хозяина.

Так и происходит. В один из дней Сергею Ивановичу становится совсем худо, он даже не выходит из своей комнаты. Врачи не дают никакой надежды на выздоровление. Говорят, что нужна операция, но медицина еще не достигла технических возможностей для столь сложной процедуры. После вскрытии головы, умирают девять из десяти пациентов.

Чудотворные иконы и другие церковные атрибуты тоже не помогают, Сергею Ивановичу не становится лучше. Остается лишь уповать на волю Божию.

На Спас-Преображение все приносят в дом освященные яблоки. Михаил Панкратович с грустью вспоминает, как раньше любил меняться яблочками с «папашенькой». Слезы катятся градом по его седой бородке.

После Успенья в доме, как обычно, солят огурцы. Но радости уже нет, песен никто не поет. Сергею Ивановичу становится совсем плохо, он ничего не ест. В день Ивана Богослова матушка решает, что пора отвести детей к отцу на благословение. Однако Сергей Иванович говорит, что уже ничего не видит. Матушка подводит каждого ребенка к отцу и помогает благословить детей.

На следующий день в доме проводят обряд Соборования. Ване очень жалко отца, он все время плачет. Михаил Панкратович всеми средствами старается утешить ребенка, говорит, что все мы еще свидимся, если Богу будет угодно.

Наступает последний День рождения Сергея Ивановича. Отовсюду в дом несут подарки, поздравления. Однако в этот раз всеобщая любовь не доставляет радости имениннику и его родне. Горкин объясняет Ване, что все хотят напоследок высказать уважение хозяину дома, ведь он еще жив.

Мальчик цепляется за каждую маленькую надежду на выздоровление отца. Когда тот выпивает немного миндального молока, Ваня думает, что, может быть, еще все образуется. С этой мыслью он засыпает и видит красивый сон.

Проснувшись, мальчик понимает, что произошло что-то ужасное. В доме завешаны зеркала. Горкин подводит Ваню к гробу, чтобы тот простился с отцом. Ване становится плохо. Когда мальчик приходит в себя, Михаил Панкратович сообщает, что Ваня проспал целые сутки.

На похороны отца мальчик идти не может. Он очень ослаб, ноги не держат. Ваню заворачивают в одеяло и подносят к окну, чтобы он в последний раз посмотрел на отца. Мальчик видит огромное количество людей, которые пришли проводить в последний путь Сергея Ивановича. Ваня крестится и прощается с отцом.

В 1948 г. (YMCA-PRESS). Состоит из трёх частей: «Праздники», «Радости», «Скорби». «Праздники» были изданы отдельно в г. в Белграде .

Обращаясь к годам детства, Шмелёв запечатлевает в романе мировосприятие ребёнка, принявшего в своё сердце Бога. Крестьянская и купеческая среда предстаёт в книге не диким «тёмным царством», а целостным и органичным миром, полным нравственного здоровья, внутренней культуры, любви и человечности. Шмелёв далёк от романтической стилизации или сентиментальности. Он рисует подлинный уклад русской жизни не столь давних лет, не затушёвывая грубых и жестоких сторон этой жизни, её «скорбей». Однако для чистой детской души бытие открывается, прежде всего, своей светлой, радостной стороной. В «Лете Господнем» чрезвычайно полно и глубоко воссоздан церковно-религиозный пласт народной жизни. Смысл и красота православных праздников, обрядов, обычаев, остающихся неизменными из века в век, раскрыт настолько ярко и талантливо, что роман стал подлинной энциклопедией жизни русского православного человека. Язык Шмелёва органически связан со всем богатством и разнообразием живой народной речи, в нём отразилась сама душа России. И. А. Ильин отмечал, что изображённое в романе Шмелёва - не то, что «было и прошло», а то, что «есть и пребудет… Это сама духовная ткань верующей России. Это - дух нашего народа». Шмелёв создал «художественное произведение национального и метафизического значения», запечатлевшее «источники нашей национальной духовной силы» (Ильин И. А. «О тьме и просветлении»).

История создания

Основа романа «Лето Господне» - устный рассказ И. С. Шмелева о русском Рождестве своему семилетнему крестнику в декабре 1927 году в Севре . Вдали от родины (в эмиграции) И. С. Шмелёв создал свою знаменитую автобиографическую трилогию: романы «Богомолье» (1931-1948), «Лето Господне» (1933-1948) и сборник «Родное» (1931). Роман «Лето Господне» занимает центральное место среди этих произведений. Работа над романом заняла у писателя около 14 лет. «В ней, - говорил Шмелев о своей книге, - я показываю лицо Святой Руси, которую я ношу в своем сердце». «Богомолье» и «Лето Господне» объединены общей темой, встречаются одни и те же герои; у них схожи внутренние сюжеты. В начале 1928 в парижской газете «Возрождение» был опубликован первый очерк - «Наше Рождество. Русским детям», однако лишь в 1948 г. роман вышел полностью в известном парижском издательстве YMCA-Press, специализировавшемся на русской литературе. В России избранные главы впервые опубликованы в журнале «Новый мир» за 1964 г., полностью книга вышла лишь в 1988 г. В романе «Лето Господне» писатель обращается к воспоминаниям своего раннего детства, которое для него закончилось в семь лет трагической гибелью отца. На страницах книги читатель знакомится с обыденной жизнью купеческого дома и работников, которые считают этот дом своим, уважают религиозные и семейные праздники, крестные ходы. Все это автор запомнил из своего детства, которое провел в купеческом доме в Замоскворечье, построенном еще его прадедом Шмелевым. Существуют различные трактовки как жанровой принадлежности «Лета Господня», так и художественной манеры писателя.

Георгий Адамович скептически замечает, что "…перечитывая Шмелева, хочется воскликнуть: «Не узнаю тебя, Россия». Напротив, Иван Ильин считает: «…эту книгу написала о себе сама Россия - пером Шмелева». Так лирическая поэма, по определению И.Ильина, разрастается до поэмы эпической - о России и основах ее духовного бытия. «Повествование воссоздает обобщающие картины жизни многих поколений русских людей, утверждая мысль о бесконечном жизнетворчестве народа, его силе и мудрости, преемственности его деяний. Жизнь должна строиться не на ломке, а на укреплении фундамента прошлого, на продолжении традиции. Это одна из любимых мыслей автора. В неразрывной связи поколений он видит основу духовного обогащения человека и нации.»

Большинство критиков сходятся в том, что стилистика и герои «Лета Господня» ведут свое начало от автобиографических произведений Л. Н. Толстого («Детство»), С. Т. Аксакова («Детские годы Багрова-внука»), М. Горького , а также от прозы Достоевского и Лескова, «Детства Никиты» А. Н. Толстого и т. д.

Сюжет и композиция

В романе обозначены 3 сюжетные линии: 1) движение церковного года через все главные праздники, 2) история смерти отца главного героя Вани, 3) духовное взросление Вани, под влиянием событий двух первых сюжетных линий. Повседневные дела персонажей тесно связаны с ходом православного календаря: во время Великого Поста запасают на лето лед, на Спас-Преображение снимают яблоки, в канун "Ивана-Постного" солят огурцы, после Воздвижения рубят капусту. Все ритуалы и обычаи повторяются из года в год. "И всего у нас запасено будет, ухитримся потеплее, а над нами Владычица, Покровом Своим укроет... Работай - знай - и живи, не бойся, заступа у нас великая", - такой житейской мудростью делится Горкин. Таким образом, «заложенная в основу композиции данного произведения идея круга придает романному миру облик совершенства, гармонии.» Названия глав “Лета Господня” подчинены православному принципу: “Великий пост”, “Ефимоны”, “Благовещенье”, “Пасха”, “Троицын день”. Названия основных частей "Лета Господня":“Праздники”, “Радости”, “Скорби” - все это в соответсвии с жизнью человека. Через весь роман проходит основная мысль - формирование нравственных качеств. Этой задаче подчинена система образов повести. Ребенок понимает суть праздника через эмоциональную оценку его названия и через знакомство с обыденной жизнью.

Герой следует христианским традициям, участвует в церковных праздниках и в жизни семьи. Семья – это не только отец, сестры Сонечка («очень добрая, все говорят - сердечная; но только она горячая, вспыльчивая, в папашеньку, и такая же отходчивая»), Маня и годовалая Катюша, брат Коля. В жизни Вани семья - это и Горкин, Василий Васильевич, нянька Домнушка, кухарка Марьюшка, кормилка Настя, Антипушка-кучер. Ваня, услышав как отец ругает старшего приказчика Василь Василича за то, что они, пьяные, «чуть не изувечили публику», очень за него переживает. Но все заканчивается благополучно. Маленький герой изи исповеди старого приказчика понимает, что в окружающем мире чтят не деньги, а честь, честность, правду. Ваня принимает все, что делают взрослые в Чистый Понедельник, благоговейно вздыхая «незабвенный, священный запах» Великого Поста». На первой своей исповеди у отца Виктора Ваня искренне кается во всех детских грехах. Покаяние не прошло даром: когда после Причастия на улице его попытался оскорбить местный хулиган - Гришка («матрос... в штаны натрес»), Ваня хотел ответить грубостью, «да удержался - вспомнил, что это мне искушение». В третьей части мы можем проследить духовное взросление Вани: «Святая радость», «Живая вода», «Москва», «Серебряный сундучок», «Горькие дни», «Благословение детей», «Соборование», «Кончина», «Похороны». Три первые главы посвящены прощанию Сергея Ивановича с радостью земного бытия, в остальных - повествование об его уходе в вечную жизнь. Тяжелым испытанием в жизни Вани становится болезнь отца (после несчастного случая на лошади) и последовавшая за этим смерть. Ему трудно смириться: «Богу ведь тоже сирот жалко <...> пусть старые помирают <...> почему Бог нас не пожалеет, чуда не сотворит». Кончина отца - вот ответ на эти страшные вопросы. Перед смертью отца Ваня видит сон: он идет с Горкиным по большому лугу, «а за лугом - Троица (отец перед смертью благословляет И. образом Святой Троицы.) И луг покрыт живыми цветами» (христианский символ жизни).

Главные герои

Ваня является главным героем романа «Лето Господне». Рассказ в романе ведется от имени Вани, следовательно мир романа читатель воспринимает глазами ребенка. Образ присущи автобиографические черты. Ему нет еще и семи лет. Он «забавник», «легкой, как муравейчик!». Ване с детства знакомы ощущения праздничночти бытия: «теперь потускнели праздники, и люди как будто охладели. А тогда... все и все были со мною связаны, и я был со всеми связан...». К его любимым предметам относятся: прабабушкина икона «Распятие» в передней, «вкусная, святая ложка», у которой «на спинке церковки с крестами», позже подаренная Горкину. Ваня, готовясь к школе, плачет над "Вещим Олегом", без труда выполняет грамматическое задание гувернантки в отличие от лоботряса Даньки, сынка богатого крестного Александра Кашина.

Сергей Иванович - отец Вани, представитель хозяев «старого уклада». Члены семьи небогаты и живут только праведными делами. С. И. делает добрые дела: на Рождество устраивает обед «для разных», т. е. для бедных. Сергей Иванович человек духовный, он поклонник творчества Пушкина и помогает в организации открытия памятника поэту. В своих хозяйственных начинаниях он прежде всего преследует нравственные цели (например, его забота о храме в честь Казанской иконы Божьей Матери). Иногда он даже терпит убытки,как случилось при подготовке пушкинского праздника. Поворотным в жизни С. И. становится несчастный случай: С. И. сброшен лошадью и протащен ею по камням, его, полностью разбитого, едва привезли домой. Внезапная болезнь С. И. изменяет все вокруг, делает многих добрее. «С этого момента вся народная Москва сопереживает Сергею Ивановичу, принимает живое участие в борьбе со смертельным недугом". В главах «Живая вода» и «Москва» показано, как народ пытается «остатнюю болезнь» снять со своего любимца». С. И. терпит невыносимые боли, но продолжает верить и говорит врачу, что на все «Воля Божия». Впечатляют его размышления о вечном, хотя и временное ему не чуждо: он хранит на письменном столе «желтик» - «цветок, сорванный сыном», любит лошадей и жалеет даже сбросившую его кобылу.

Горкин Михаил Панкратович (Михаила Панкратыч, Горка) - старый плотник, который «уже не работает, а так, при доме», духовный наставник Ивана. Этот герой - "русский верующий простец" (И. Ильин), понимает все в вопросах уклада и обряда. Фамилия Горкин говорит сама за себя: Красной горкой в народе называют Пасху. Именно поэтому Сергей Иванович зовет старого «филенщика» Горкой. Г. служит людям, следуя православным традициям, поэтому дает возможность своему воспитаннику самому понять смысл православной обрядности. Отец Ивана перед кончиной дает наказ жене: «трудно будет тебе, Панкратыча слушай. Его и дедушка слушал, и я, всегда. Он весь на правде стоит». А сам Иван с детской непосредственностью размышляет о Г.: «кто он будет? <...> свято-мученик или преподобный, когда помрет?» Г. получает медаль из Синода «за доброусердие при ктиторе», и это говорит о том, что его духовный авторитет отмечен и официально. Яркость характера Г. проявляется в сочетании строгости по отношению к себе и глубочайшей терпимости к другим, мудрости с детскостью: Г. «любит возиться на чердаке, где голубятня", да и сам напоминает Сергею Ивановичу «голубя сизокрылого». Посредствам высказываний Г. Шмелев выражает свои мысли.

Василий Васильевич Косой (Косой - прозвище, данное за частые возлияния) - «старший прикащик» у Сергея Ивановича, служил ещё при отце нынешнего хозяина. У него «широкая спина <...> красная шея и затылок», «лицо каленое, рыжие волосы вихрами». Это настоящий богатырь: в марте ходит «в розовой рубахе и жилетке, без картуза <...> прыгает с карандашиком по глыбам, возки считает». Своим упорством ему многое удается, так, например, он в конце концов сумел пересидеть в проруби немца Людвика Карлыча. Его можно назвать сказочно-преувеличенным героем, как и Левшу и Флягина Лескова, т. к. в нем сочетаются богатырская сила и ремесленное мастерство(у В. В. есть волшебная «книжечка-хитрадка», где «прописано все, до малости», причем никто, кроме него самого, в ней разобраться не может). В.В. всегда помнит о своем рабочем долге. Он предан своему хозяину, не помнит обиды: «голову потерял, не спал, не ел», когда Сергей Иванович заболел. Пока болеет хозяин, В. В. выполняет всю его работу. После смерти Сергея Ивановича он обещает хозяйке: «буду служить, как Сергею Ивановичу покойному, поколь делов не устроим. А там хошь и прогоните».

  • «Милый мальчик», обращением к которому начинается глава «Рождество» и который именуется далее «Ивушкой» - внучатый племянник и крестник Шмелёва Ивистион (Ив) Андреевич Жантийом, родившийся в 1920 году во Франции и воспитанный в семье писателя, автор книги воспоминаний «Мой дядя Ваня».
  • «Лето Господне» значит Юбилейный год .

Издание романа в СССР

  • Шмелёв И. С. Лето Господне: [Праздники. Радости. Скорби]; Богомолье; Статьи о Москве / Составление, вступительная статья, комментарий Б. Н. Любимова. - М .: Московский рабочий , 1990. - 576 с. - (Литературная летопись Москвы). - 100 000 экз. - ISBN 5-239-00621-0

Ссылки


Wikimedia Foundation . 2010 .

  • Алжирские соглашения (1981)
  • Доспешный гарнитур

Смотреть что такое "Лето Господне" в других словарях:

    Лето - (ст.слав. – год) – время года, начинающееся со дня летнего солнцестояния 22 июня и заканчивающееся в день осеннего равноденствия 22 сентября. Это по астрономическому летоисчислению в Северном полушарии Земли. В обыденной жизни здесь летом… … Основы духовной культуры (энциклопедический словарь педагога)

Шмелев Иван Лето господне. Именины

Осень – самая у нас именинная пора: на Ивана Богослова – мои, на мучеников Сергия и Вакха, 7 октября, — отца; через два дня мученики Евлампии – матушка именинница, на Михайлов день Горкин пирует именины, а зиму Василь Василич зачинает – Васильев день, — и всякие пойдут неважные.

После Покрова самая осень наступает: дожди студеные, гололед. На дворе грязь чуть не по колено, и ничего с ней нельзя поделать, спокон веку все мелется. Пробовали свозить, а ее все не убывает: за день сколько подвод пройдет, каждая плохо-плохо, а с полпудика натащит, да извозчики на сапогах наносят, ничего с ней нельзя поделать. Отец поглядит – и махнет рукой. И Горкин резон приводит: «Осень без грязи не бывает… зато душе веселей, как снежком покроет». А замостить – грохоту не оберешься, и двор-то не тот уж будет, и с лужей не сообразишься, камня она не принимает, в себя сосет. » Дедушка покойный рассердился как-то на грязь – кожаную калошу увязил, насилу ее нащупали, — никому не сказал, пригнал камню, и мостовщики пришли, — только, Господи благослови, начали выгребать, а прабабушка Устинья от обедни как раз и приезжает: увидала камень да мужиков с лопатами – с ломами – «да что вы», — говорит, — двор-то уродуете, земельку калечите… побойтесь Бога!» — и прогнала. А дедушка маменьку уважал и покорился. И в самый-то день Ангела ее, как раз после Покрова, корежить стали. А двор наш больше ста лет стоял, еще до француза, и крапива, и лопушка к заборам, и желтики веселили глаз, а тут – под камень!

За неделю до мучеников Сергия-Вакха матушка велит отобрать десяток гусей, которые на Москва-реке пасутся, сторожит их старик гусиный, на иждивении. Раньше, еще когда жулики не водились, гуси гуляли без надзора, да случилось – пропали и пропали, за сотню штук. Пошли проведать по осени – ни крыла. Рыбак сказывал: «Может, дикие пролетали, ночное дело… ваши и взгомонились с ними – прощай, Москва!» С той поры крылья им стали подрезать.

На именины уж всегда к обеду гусь с яблоками, с красной шинкованной капустой и соленьем, так уж исстари повелось. Именины парадные, кондитер Фирсанов готовит ужин, гусь ему что-то неприятен: советует индеек, обложить рябчиками-гарниром, и соус из тертых рябчиков, всегда так у графа Шереметьева. Жарят гусей и на людской стол: пришлого всякого народу будет. И еще – самое-то главное! – за ужином будет «удивление», у Абрикосова отец закажет, гостей дивить. К этому все привыкли, знают, что будет «удивление», а какое – не угадать. Отца называют фантазером: уж всегда что-нибудь надумает.

Сидим в мастерской, надумываем, чего поднести хозяину. По случаю именин Василь Василич уж воротился из деревни. Покров справил. Сидит с нами. Тут и другой Василь Василич, скорняк, который все священные книги прочитал, и у него хорошие мысли в голове, и Домна Панферовна – из бань прислали подумать, обстоятельная она, умный совет подаст. Горкин и Андрейку кликнул, который по художеству умеет, святого голубка-то на сень приделал из лучиков, когда Царицу Небесную принимали, святили на лето двор. Ну, и меня позвал, только велел таиться, ни слова никому, папашенька чтобы не узнал до времени. Скорняк икону советовал, а икону уж подносили. Домна Панферовна про Четьи- Минеи помянула, а Четьи-Минеи от прабабушки остались. Василь Василич присоветовал такую флягу-бутылочку из серебра, — часто, мол, хозяин по делам верхом отлучается в леса-рощи – для дорожки-то хорошо. Горкин на смех его: «Кто что, а ты все свое… «на дорожку!» Да и отец и в рот не берет по этой части. Домна Панферовна думала-думала – да и бухни: «Просфору серебряную, у Хлебникова видала, архиерею заказана». Архиерею – другое дело. Горкин лоб потирал, а не мог ничего придумать. И я не мог. Придумал – золотое бы портмоне, а сказать побоялся, стыдно. Андрейка тут всех и подивил: а я, — говорит, знаю, чего надо… Вся улица подивилась, как понесем, все хозяева позавидуют, какая слава!

Надо, говорит, громадный крендель заказать, чтобы не видано никогда такого, и понесем все на головах, на щите парадном. Угольком на белой стенке и выписал огромный крендель, и с миндалями. Все и возвеселились, как хорошо придумал-то. Василь Василич аршинчиком прикинул: под два пуда, пожалуй, говорит будет. А он горячий, весь так и возгорелся: сам поедет к Филиппову, на Пятницкую, старик-то Филиппов всегда ходил в наши бани уважительно его парят банщики, не откажет, для славы сделает… — хоть и печь, может, разобрать придется, да еще не выпекали. Горкин так и решил, чтобы крендель, будто хлеб-соль подносим. Чтобы ни словечка никому: вот папашеньке по душе-то будет, диковинки он любит, и гости подивятся, какое уважение к ему, и слава такая на виду, всем в пример.

Так и порешили – крендель. Только Домна Панферовна что-то недовольна стала, не по ее все вышло. Ну, она все-таки женщина почтенная, богомольная, Горкин ее совета попросил, может, придумает чего для кренделя. Обошлась она, придумала: сахаром полить – написать на кренделе: «На день Ангела – хозяину благому», и еще имя-отчество и фамилию прописать. А это скорняк придумал – «благому» -то, священным словом украсить крендель, для торжества: священное торжество, ангельское. И все веселые стали, как хорошо придумали. Никогда не видано – по улице понесут, в дар! Все лавочники и хозяева поглядят, как у людей-то хороших уважают. И еще обдумали – на чем нести: сделать такой щит белый, липовый, с резьбой, будто карнизик кругом его, а Горкин сам выложит весь щит филенкой тонкой, вощеной, под тонкий самый паркет, — самое тонкое мастерство, два дня работы ему будет. А нести тот щит, на непокрытых головах, шестерым молодцам из бань, все ровно, а в переднюю пару Василь Василича поставить с правой руки, а за старшего, на перед, Горкин заступит, как голова всего дела, а росточку он небольшого, так ему под щит тот подпорочку держалку, на мысок щита чтобы укрепить, — поддерживать будет за подставочку. И все в новых поддевках чтобы, а бабы-банщицы ленты чтобы к щиту подвесили, это уж женский глаз тут необходим, — Домна Панферовна присоветовала, потому что тут радостное дело, для глаза и приятно.

Василь Василич тут же и покатил к Филиппову, сговорится. А насчет печника, чтобы сомлевался Филиппов, пришлем своего, первейшего, и все расходы, в случае спечь разбирать придется, наши. Понятно, не откажет, в наши бани, в «тридцатку», всегда ездит старик Филиппов, парят его приятно и с уважением, — все, мол, кланяются вашей милости, помогите такому делу. А слава-то ему какая! Чьей такой крендель? – скажут. Известно, чей… филипповский-знаменитый. По всей Москве банные гости разнесут.

Скоро воротится, веселый, руки потирает, — готовое дело. Старик, говорит, за выдумку похвалил, тут же и занялся: главного сладкого выпекалу вызвал, по кренделям, печь смотрели – как раз пролезет. Но только дубовой стружки велел доставить и воз лучины березовой, сухой-рассухой, как порох, для подрумянки чтобы, как пропекут. Дело это, кто понимает, трудное: государю раз крендель выпекали, чуть поменьше только, — «поставщика-то Двора Его Величества» охватил Филиппов! – Так три раза все подпортил пока не вышел. Даже пошутил старик: «Надо, чтобы был кре-ндель, а не сбре-ндель!» А сладкий выпекала такой у него, что и по всему свету не найти. Только вот запивает, да за ним теперь приглядят. А уж после, как докажет себя, Василь Василич у благословит и сам с ним ублаготворится – Горкин так посмеялся. И Василь Василич крепкий зарок дал: до кренделя – рот ни капли…

… в мастерской только и разговору, что про крендель. Василь Василич от Филиппова не выходит, мастеров потчует, чтобы расстарались. Уж присылали мальчишку с Пятницкой при записке – просит, мол, хозяин придержать вашего приказчика, всех мастеров смутил, товар портят, а главного выпекалу сладкого по трактирам замотал… Горкин свои меры принял, а Василь Василич одно и одно: «За кренделем наблюдаю!.. и такой буде кре-н-дель – всем кренделям крендель!»

А у самого косой глаз страшней страшного, вихры торчками, а язык совсем закренделился, слова портит. Прибежит, ужарит в грудь кулаком – и пойдет:

— Михаил Панкратыч… слава тебе, премудрому! Додержусь, покелича кренделя не справим, в хозяйские руки не сдадим… ни маковой росинки, ни-ни!..

— Кровь такая, горячая, — всегда душу свою готов на хорошее дело положить. Ну, чисто ребенок малый… — Горкин говорит, — только слабость за ним такая.

Накануне именин пришел хорошими ногами, и косой глаз спокойный. Покрестился на каморочку, где у Горкина лампадки светили, и говорит шепотком, как на духу:

— Зачинают, Панкратыч… Господи, благослови. Взогнали те-сто!.. – пузырится, квашня больше ушата, только бы без закальцу вышло!..

И опять покрестился.

А уж и поздравители стали притекать, все беднота-простота, какие у нас работали, а теперь «месячное» им идет. Это отец им дает, только ни одна душа не знает, мы только с Горкиным. Это Христос так велел, чтобы правая рука не знала, чего дает. Человек двадцать уж набралось, слушают Клавнюшу Квасникова, моего четыре… четвероюродного братца, который божественным делом занимается: всех-то благочинных знает-навещает, протодиаконов и даже архиереев, и все хоругви, а уж о мощах и говорить нечего. Рассказывает, что каждый день у него праздник, на каждый день празднуют где-нибудь в приходе, и все именины знает. Его у нас так «именинником» и кличут, и еще «крестным ходом» дядя Егор прозвал. Как птица небесная, и везде ему корм хороший, на все именины попадает. У митрополита Иоанникия протиснулся на кухню, повару просфору поднес, вчера, на именины, — Святителей вчера праздновали в Кремле – Петра, Алексея, Ионы и Филиппа, а повар как раз – Филипп. Так ему наложили в сумку осетрины заливной, и миндального киселика в коробке, и пирогов всяких, и лещика жареного с грибами, с кашкой, с налимьим плесом. А сам-то он не вкушает, а все по бедным-убогим носит, и так ежедень. И книжечку-тетрадку показал – все у него там приходы вписаны, кого именины будут. А тут сидела Полугариха из бань, которая в Иерусалиме была.

И говорит:

— Ты и худой такой с того, что по именинам ходишь, и нос, как у дятла, во все горшки заглядываешь на кухнях!

А Клавнюша смиренный, только и сказал:

— Нос у меня такой, что я прост, все меня за нос водят.

Знает, всем покоряется. И у него деньги выманивают, что благочинные дают ему. И что же еще сказал!..

— Остерегайтесь барина, который в красном картузе, к вам заходит… просфорок от него не принимайте!

И что же оказывается!.. – Горкин даже перепугался и стал крестится. А это про барина Энтальцева. Зашел барин поздравить отца Копьева… именинник он был, благочинный нашего «сорока», от Спаса-в-Наливках… и поднес ему просфору за гривенник, — от Трифона-мученика, сказал. Клавнюша-то не сказал отцу благочинному, а он барина застал у заборчика в переулке: ножичком перочинным… просфорку… сам вынима-ет! … «Не сказывай никому, — барин-то попросил, — к обедне я опоздал, просфору только у просфирни захватил, а без вынутое-то неловко как-то… ну, я за него сам и помолился, и частицу вынул молитвой, это все равно, только бы вера была». А благочинный и не заметил, чисто очень вынута частица, и дырочек наколол в головке, будто «богородичная» вышла.

И стали мы с Клавнюшей считать, сколько завтра нам кондитерских пирогов и куличей нанесут. В прошедшем гаду было шестьдесят семь пирогов и двадцать три кулича – вписано у него в тетрадку. Ему тогда четыре пирога дали – бедным кусками раздали. Завтра с утра понесут, от родных, знакомых, подрядчиков, поставщиков, арендаторов, прихожан – отец староста церковный у Казанской, — из уважения ему и посылают. А всяких просвирок и не сосчитать. В передней плотники поставили полки – пироги ставить, для показа. И чуланы очистили для сливочных и шоколадных пирогов-тортов, самых дорогих, от Эйнема, Сиу и Абрикосова, — чтобы похолодней держать. Всем будем раздавать, а то некуда и девать. Ну, миндальные-марципанные побережем, постные они, не прокисают. Антипушка целый пирог получит. А Горкин больше куличики уважает, ему отец всегда самый хороший кулич дает, весь миндалем засыпанный, — в сухари.

Приехал Фирсанов, с поварами и посудой, поварской дух привез. Гараньку из Митриева трактира вызвал – делать редкостный соус из тертых рябчиков, как у графа Шереметьева. И дерзкий он, и с поварами дерется, и рябиновки две бутылки требует, да другого такого не найти. Говорят, забрал припасы с рябиновкой, на погребице орудует, чтобы секрет его не подглядели. На кухне дым коромыслом, навезли повара всякого духовитого припасу, невиданного осетра на заливное – осетровый хвостище с полка по мостовой трепался, — всю ночь будут орудовать стучать ножами, Марьюшку выжили на кухню. Она и свои иконки унесла, а то халдеи эти Святых табачищем своим задушат, после них святить надо.

Пора спать идти, да сейчас Василь Василич от Филиппова прибежит – что-то про крендель скажет? Уж и бежит, веселый, руками машет.

— Выпекли знатно, Михаил Панкратыч!.. До утра остывать будет. При мне из печи вынули, сам Филиппов остерегал-следил. Ну и крендель… Ну, дышит, чисто живой!.. А пекли-то… на соломке его пекли да заборчиком обставляли, чтобы не расплывался. Следили за соломкой строго… время не упустить бы, как в печь становить… не горит соломка – становь. Три часа пекли, выпекала дрожью дрожал, и не подходи лучше, убьет! Как вынать, всунул он в него, в крендель-то во какую спицу… — ни крошинки-мазинки на спице нет, в самый то раз. Ну уж и красота румяная!.. «Никогда, — говорит, — так не задавался, это уж ваше счастье». Велел завтра поутру забирать, раньше не выпустит.

Отец и не ожидает, какое ему торжество-празднование завтра будет. Горкин щит две ночи мастерил, украдкой. Андрейка тонкую резьбу вывел, как кружево. Увезли щит-поднос в бани, когда стемнело. Завтра, равным-рано поутру, после ранней обедни, все выборные пойдут к Филиппову. Погода бы только задалась, кренделя не попортила… — ну, в случае дождя прикроем. Понесут на головах, по Пятницкой, по Ордынке, по Житной, а на Калужском рынке завернут к Казанской, батюшка выйдет – благословит молитвой и покропит. Все лавочники выбегут – чего такое несут, кому? А вот, скажут, — «хозяину благому», на именины крендель! И позаимствуют. А вот заслужи, скажут, как наш хозяин, и тебе, может поднесут… это от души дар такой придуман, никого силой не заставишь на такое.

Только бы дождя не было! А то сахарные слова размокнут, и не выйдет «хозяину благому», а размазня. Горкин погоду знает, говорит – может, и дождичка надует, с заката ветер. На такой случай, говорит, Андрейка на липовой досточки буковки вырезал, подвел замазкой и сусальным золотцем проложил, — «съедят крендель, а досточка те и сохранится».

Три ящика горшановского пива-меду для народа привезли, а для гостей много толстых бутылок фруктовой воды, в соломенных колпачках, «ланинской» — знаменитой, моей любимой, и Горкин любит, особенно черносмородиновую и грушевую. А для протодьякона Примагентова бутылочки-коротышки «редлиховской» — содовой и зельтерской, освежаться. Будет и за обедом, и за парадным ужином многолетие возглашать, горло-то нужно чистое. Очень боятся, как бы не перепутал: у кого-то, сказывали, забыли ему «редлиховской», для прочистки, так у него и свернулось с многолетия на… — «во блаженном успении…» — такая-то неприятность была. Слабость у него еще: в «трынку» любит хлестаться с богатыми гостями, на большие тысячи рискует даже, — ему и готовят освежение. Завтра такое будет… — и певчие пропоют-прославят, и пожилые музыканты на трубах придут трубить, только бы шубы не пропали. А то в прошедшем году пришли какие-то потрубить поздравить, да две енотовых шубы и «поздравили». И еще будет – «удивление», под конец ужина, Горкин мне пошептал. Все гости подивятся: «Сладкий обман для всех». Что за сладкий обман?..

— А еще бу-дет… вот уж бу-дет!.. Такое, голубок, будет, будто весна пришла.

— А это почему… будто весна пришла?

— А вот потерпи… узнаешь завтра.

Так и не сказал. Но что же это такое – «будто весна пришла»? да что же это такое почему Андрейка в зале, где всегда накрывают парадный ужин, зимнюю раму выставил, а совсем недавно зимние рамы вставили и замазали наглухо замазкой? Спрашиваю его, а он: «Михаил Панкратыч так приказали, для воздуху». Ну, я правду сказать, подумал, что это для разных барынь, которые табачного курева не любят, у них голова разбаливается, и тошно им. Дядя Егор крученики курит самые злющие, «сапшалу» какую-то, а Кашин, крестный, — вонючие сигарки, как Фирсанов. А когда они в «трынку» продуются, так хоть святых выноси, чай зеленый. А они сердятся на барынь, кричат: «Не от дыма это, а облопаются на именинах, будто сроду не видали пирогов-индюшек, с того и тошнит их, а то и «от причины»!» Скандал прямо, барыни на них только веерками машут.

После только я понял, почему это выставили – «для воздуха». Такое было… — на всю Москву было разговору! Самое лучшее это было, если кренделя не считать и еще – «удивления», такое было… никто и не ожидал, что будет такая негаданность-нежданность, до слез веселых. Помню, я так и замер, от светлого, радостного во мне – такого… будто весна пришла! И такая тогда тишина настала, так все и затаилось, будто в церкви… – муху бы слышно было, как пролетит. Да мухи-то уж все кончились, осень глухая стала.

,


Лето Господне. Эту книгу замечательного русского писателя Ивана Сергеевича Шмелёва называют по аналогии с другой его работой «Солнце мёртвых» — «Солнцем живых»! В книге как будто открывается душа народа: неповторимая по выразительности речь, сладость традиций, красота радостей и проникновенность скорбей.

Интересно читаются страницы, рассказывающие о том, как люди в Чистый понельник, после масленицы, чистили, мыли и убирали свои дома. Особое внимание уделялось тому, чтобы от «масленицы-обжираловки» «нигде ни крошки, ни духу не было». Даже запахи в доме старались поменять! В комнату вносили сияющий медный таз: масленицу выкуривать! В тазу горячий кирпич, на нем мятка, на которые поливали уксусом. Поднимающийся кислый пар - вот он «незабвенный, священный запах, запах Великого поста». С такими же красочными подробностями в романе описываются и Благовещенье, и Пасха, и Троицын день…

На Вознесенье пекли у нас лесенки из теста — «Христовы лесенки» — и ели их осторожно, перекрестясь. Кто лесенку сломает — в рай и не вознесется, грехи тяжелые. Бывало, несешь лесенку со страхом, ссунешь на край стола и кусаешь ступеньку за ступенькой. Горкин всегда уж спросит, не сломал ли я лесенку, а то поговей Петровками. Так повелось с прабабушки Устиньи, из старых книг. Горкин ей подпсалтырник сделал, с шишечками, точеный, и послушал ее наставки; потому-то и знал порядки, даром, что сроду плотник. А по субботам, с Пасхи до Покрова, пекли ватрушки. И дни забудешь, а как услышишь запах печеного творогу, так и знаешь: суббота нынче.

Пахнет горячими ватрушками, по ветерку доносит. Я сижу на досках у сада. День настояще летний. Я сижу высоко, ветки берез вьются у моего лица. Листочки до того сочные, что белая моя курточка обзеленилась, а на руках — как краска. Пахнет зеленой рощей. Я умываюсь листочками, тру лицо, и через свежую зелень их вижу я новый двор, новое лето вижу. Сад уже затенился, яблони — белые от цвета, в сочной, густой траве крупно желтеет одуванчик. Я иду по доскам к сирени. Ее клонит от тяжести кистями. Я беру их в охапку, окунаюсь в душистую прохладу и чувствую капельки росы. Завтра все обломают, на образа. Троицын день завтра.

«Лето Господне» - Праздники. Троицын день

Однако, как только переходишь от светлых, радостных страниц "Лета Господня" к письмам и воспоминаниям о жизни писателя, начинаешь поражаться исключительному обилию испытаний и страданий, перенесенных Шмелевым.

"Среднего роста, тонкий, худощавый, большие серые глаза... Эти глаза владеют всем лицом... склонны к ласковой усмешке, но чаще глубоко серьезные и грустные. Его лицо изборождено глубокими складками-впадинами от созерцания и сострадания... лицо русское, - лицо прошлых веков, пожалуй - лицо старовера, страдальца. Так и было: дед Ивана Сергеевича Шмелева, государственный крестьянин из Гуслиц, Богородского уезда, Московской губернии, - старовер, кто-то из предков был ярый начетчик, борец за веру - выступал при царевне Софье в "прях", то есть в спорах о вере. Предки матери тоже вышли из крестьянства, исконная русская кровь течет в жилах Ивана Сергеевича Шмелева".

Кутырина Ю. А. Иван Шмелев. Париж, 1960

Таким увидела его в эмиграции любимая племянница, Юлия Кутырина. На его долгую жизнь выпало столько горести и скорби, сколько вынесет не всякое сердце. И словно вопреки самой судьбе и назло всем смертям, именно он дал миру несколько десятков полных любви, света и смирения книг, каждая из которых на свой лад рассказывает о том, что Господь не оставляет человека даже в самые тяжелые времена...

Именно там, в эмиграции, и была написана книга «Лето Господне» — самое известное произведение Ивана Сергеевича Шмелева. Эта книга передает детское восприятие мальчиком Ваней Шмелёвым православных праздников, семейных радостей и скорбей. Перед нами встаёт быт обыкновенной купеческой семьи в дни праздников и горя. Семья Вани — это отец и мать, сестры и брат. А еще в семью входит приказчик Василий Васильевич и кормилица, кучер, нянька, и кухарка. Особое место в детских впечатлениях занимает отец Сергей Иванович, которому писатель посвящает самые проникновенные строки.


"Отец не окончил курса в мещанском училище. С пятнадцати лет помогал деду по подрядным делам. Покупал леса, гонял плоты и барки с лесом и щепным товаром. После смерти отца занимался подрядами: строил мосты, дома, брал подряды по иллюминации столицы в дни торжеств, держал плотомойни на реке, купальни, лодки, бани, ввел впервые в Москве ледяные горы, ставил балаганы на Девичьем поле и под Новинским. Кипел в делах. Дома его видели только в праздник. Последним его делом был подряд по постройке трибун для публики на открытии памятника Пушкину. Отец лежал больной и не был на торжестве. Помню, на окне у нас была сложена кучка билетов на эти торжества - для родственников. Но, должно быть, никто из родственников не пошел: эти билетики долго лежали на окошечке, и я строил из них домики... Я остался после него лет семи".

Имена Иван и Сергей у Шмелевых передавались из рода в род. Отцу писателя было всего 16 лет, когда он получил в наследство долг на 100 тысяч рублей, дом на Калужской улице в Замоскворечье (купеческая сторона Москвы) и 3 тысячи рублей наличными. Сергей Иванович Шмелёв оказался человеком редкостной натуры: у него был открытый, располагающий характер и необычайная энергия. Никакого опыта в делах, и четыре класса в Мещанском училище. Он сумел расположить к себе многочисленных работников и власть. Быстро научился ведения дел от старшего конторщика Василия Васильевича Косого, который стал правой рукой отца, и спас семью от банкротства и нищенкой жизни. Шмелевские рабочие были даже представлены царю Александру II за прекрасно выполненную работу - помосты и леса храма Христа Спасителя. Последней работой Сергея Ивановича Шмелева стала работа по изготовлению мест для публики на открытии памятника А. Пушкину. Эту работу отцу так и не пришлось увидеть. За несколько дней до открытия памятника отца трагически не стало: он разбился на лошади и так не сумел выздороветь.

Главным после отца человеком был старый плотник - Горкин Михаил Панкратович. Для мальчика Вани он «человек старинный, заповедный». «Горкин совсем особенный, тоже священный будто. Он еще до свету сходил в баню, попарился, надел все чистое, - чистый сегодня понедельник! - только казакинчик старый: сегодня все самое затрапезное наденут, так «по закону надо». И грех смеяться, и надо намаслить голову, как Горкин. Он теперь ест без масла, а голову надо, по закону, «для молитвы». Сияние от него идет, от седенькой бородки, совсем серебряной, от расчесанной головы. Я знаю, что он святой. Такие - угодники бывают...» . Горкин был вегда рядом с отцом. Уже умирая, отец писателя, говорил своей жене: «Дела мои не устроены. Трудно будет тебе. Панкратыча слушай. Его и дедушка слушал, и я, всегда. Он весь на правде стоит. Дай бог каждому иметь такого товарища в жизни. Да только и они редки».

Мать, Евлампия Гавриловна Савинова. Когда дела отца стали приносить приличный доход, он женился на купеческой дочери, окончившей один из московских институтов благородных девиц. Она вела жёсткий семейный уклад, верила в сны, приметы, предчувствия, дурной глаз. Была очень строга в воспитании детей. Писатель позже вспоминал, как его пороли: веник превращался в мелкие кусочки. О матери Шмелев-писатель практически не пишет, а об отце - бесконечно.

Будучи еще гимназистом, весной 1891 (Шмелеву было 18 лет) он познакомился с Ольгой Александровной Охтерлони - ученицей петербургского Патриотического института, в котором учились девушки из военных семейств. Предки девушки по мужской линии были потомками древнего шотландского рода и принадлежали к роду Стюартов; деды были генералами. Мать Ольги была дочерью обрусевшего немца. Родители Ольги снимали квартиру в доме Шмелевых, здесь во время каникул и произошла первая встреча молодых людей, определившая их судьбу. В Ольге была серьезность, увлеченность, начитанность. У нее были также большие способности к живописи, развитый вкус. Вместе они прожили 41 год. Умерла Ольга Александровна 22 июня 1936 года. Эта утрата (после гибели единственного сына) окончательно подорвала силы и здоровье Ивана Сергеевича.

«Как пушинки в ветре…»

После октябрьского переворота Шмелёв переселился в Крым, надеясь на скорое окончание гражданской войны. Здесь Иван Сергеевич потерял сына - Сергея, поверившего, что офицеры белой армии, которые добровольно явятся с повинной, будут отпущены безо всяких дальнейших преследований.

Единственный сын Шмелёвых, Сергей, в 1915 году был призван на службу в Туркестан подпоручиком артиллерии. Вскоре сын заболел желтухой и после отравления газом с поражёнными легкими был уволен с военной службы. Больным он возвратился в Крым к родителям, и, признанный негодным к службе, работал в штабной канцелярии Врангеля.

В ночь на 4 декабря 1920 года Сергея Шмелёва арестовали. Начались бесконечные просьбы похлопотать о судьбе сына и ожидание…. Наступил март 1921 года, а Шмелевы все еще надеялись узнать участь сына. Иван Сергеевич пишет Вересаеву о своем предположении: сына переправили в Джанкой или Симферополь. Наступил апрель, в доме Шмелевых не говорилось о самом страшном, но это страшное уже и не исключалось. В одном из писем к Треневу Шмелев высказал мысль о гибели сына и признался в том, что уже потерял надежду увидеть его.

На запросы о судьбе Сергея ему сообщали, что он выслан на север. В августе 1921 года Шмелев написал во ВЦИК, к Калинину и Смидовичу, однако «ответа не последовало». Он писал А. Горькому, А. Луначарскому, В. Брюсову. За годы гражданской войны власть в Крыму переходила из рук в руки несколько раз. После разгрома армии Врангеля, большая часть ее офицеров оказалась в эмиграции. Были и те, кто поверил амнистии, обещанной новой властью. Они добровольно пришли для регистрации. Среди них был сын Ивана Шмелёва - Сергей.

В январе 1921 года он был расстрелян в Феодосии. Иван Сергеевич долго об этом не знал, искал сына, ходил по кабинетам чиновников, посылал запросы, в письмах молил о помощи Луначарского: «Без сына, единственного, я погибну. Я не могу, не хочу жить... У меня взяли сердце. Я могу только плакать бессильно. Помогите, или я погибну. Прошу Вас, криком своим кричу - помогите вернуть сына. Он чистый, прямой, он мой единственный, не повинен ни в чём» .

Он уже не верил в то, что Сергей жив, и хотел хотя бы найти следы сына:«Но я ничего не узнал. Знаю только, что приговор был 29 декабря, а казнь «спустя время», т.к. сын болел. Кажется месяц мой невинный мальчик ждал, больной, смерти». «Пусть скажут. Пусть снимут камень. Сын не был ни активным, ни врагом. Он был только безвинным человеком, тихим, больным, страдающим. В больнице, одинокий, он два месяца провёл в подвале-заключении. Заеденный вшами, голодный, месяц ожидавший смерти. За какое преступление? Только за то, что назывался подпоручиком!» «Я не ищу вины. Я хочу знать - за что? Я хочу знать день смерти, чтобы закрепить в сердце». «Я хочу знать, где останки моего сына, чтобы предать их земле. Это мое право. Помогите» .

Сказать просто, что он любил своего единственного сына Сергея,- значит, ничего не сказать. Смерть сына потрясла Шмелева. Страдания отца описанию не поддаются. В каждом его письме - нестерпимая боль утраты. Из письма к Вересаеву: «Часто хочу заболеть сильно, до смерти. Боюсь за жену, за её сиротство». «Горько, больно. Вот она, скверная усмешка жизни. Вся моя «охранная-то грамота» в сыне была. И будь он со мной, я бы теперь не сидел, я и жена, бедняжка, как убитые жизнью люди, в дыре у моря, в лачуге, у печурки, как богадел[ы]... Ну, да что говорить. Думаешь иногда - молчи, не объясняй людям, - не поймут, ибо не испытали твоего...».

После всего пережитого Шмелев похудел и постарел до неузнаваемости. Из прямого, всегда живого и бодрого человека превратился в согнутого, седого старика, а Ольга Александровна, узнав о расстреле сына, вмиг поседела и потеряла все зубы. Приехав в Москву, Шмелёвы стали хлопотать о выезде из страны: «Мне нужно отойти подальше от России, чтобы увидеть её всё лицо, а не ямины, не оспины, не пятна, не царапины, не гримасы на её прекрасном лице. Я верю, что лицо её всё же прекрасно. Я должен вспомнить его. Как влюблённый в отлучке вдруг вспоминает непонятно-прекрасное что-то, чего и не примечал в постоянном общении. Надо отойти» . «Где ни быть - всё одно. Могли бы и в Персию, и в Японию, и в Патагонию. Когда душа мертва, а жизнь только известное состояние тел наших, тогда всё равно. Могли бы уехать обратно хоть завтра. Мёртвому всё равно - колом или поленом» ,- это строки из писем Шмелёва к Тренёву и Бунину.

В 1922 году Шмелёву предоставили возможность поехать за границу для лечения. Осенью 1922 года семья Шмелевых выехала в Берлин. Вот что пишет своей любимой племяннице и душеприказчице Юлии Кутыриной:

«Мы в Берлине! Неведомо для чего. Бежал от своего гopя. Тщетно… Мы с Олей разбиты душой и мыкаемся бесцельно… И даже впервые видимая заграница — не трогает… Мертвой душе свобода не нужна… Итак, я, может быть, попаду в Париж. Потом увижу Гент, Остенде, Брюгге, затем Италия на один или два месяца. И — Москва! Смерть — в Москве. Может быть, в Крыму. Уеду умирать туда. Туда, да. Там у нас есть маленькая дачка. Там мы расстались с нашим бесценным, нашей радостью, нашей жизнью… — Сережей. — Так я любил его, так любил и так потерял страшно. О, если бы чудо! Чудо, чуда хочу! Кошмар это, что я в Берлине. Зачем?».

Никто так и не сказал отцу, за что расстреляли Сергея Шмелева; в служебной записке от 25 мая 1921 года председатель ВЦИК Калинин писал наркому просвещения Луначарскому: «...расстрелян, потому что в острые моменты революции под нож революции попадают часто в числе контрреволюционеров и сочувствующие ей».

Из Берлина по приглашению Бунина Шмелёвы перебираются во Францию. Несмотря на все тяготы, их эмигрантская жизнь в Париже по-прежнему напоминала уклад жизни в России со многими постами, обрядами. Православный быт, сохранявшийся в семье, произвел неизгладимое впечатление на их внучатого племянника — Ива Жантийома-Кутырина. Этот маленький мальчик стал для Шмелёвых вторым сыном. Родители Ива развелись, ребёнок остался с матерью и вскоре был крещён по православному обряду с именем Ивистион. Крестным отцом Ивушки, как его ласково называли, стал Иван Сергеевич Шмелёв. «Дядя Ваня очень серьезно относился к роли крестного отца, — пишет Жантийом-Кутырин. — Церковные праздники отмечались по всем правилам. Пост строго соблюдался. Мы ходили в церковь на улице Дарю, но особенно часто — в Сергиевское подворье».

Так маленький Ив вошёл в семью и в сердце русского писателя: «Они восприняли меня как дар Божий. Я занял в их жизни место Серёжи... О Серёже мы часто вспоминали, каждый вечер о нем молились». «Он (Шмелёв) воспитывал меня как русского ребенка, я гордился этим и говорил, что только мой мизинец является французом. Свой долг крёстного он видел в том, чтобы привить мне любовь к вечной России , э то для меня он написал «Лето Господне». И его первый рассказ начинался словами: "Ты хочешь, милый мальчик, чтобы я рассказал тебе про наше Рождество"...»

Больной, измученный, он, наверное, не нашел бы сил жить дальше, если б не Ивушка и, конечно, жена. «Тетя Оля, — продолжает Жантийом, — была ангелом-хранителем писателя, заботилась о нем, как наседка… Она никогда не жаловалась… Ее доброта и самоотверженность были известны всем. …Тетя Оля была не только прекрасной хозяйкой, но и первой слушательницей и советчицей мужа. Он читал вслух только что написанные страницы, представляя их жене для критики. Он доверял ее вкусу и прислушивался к замечаниям».


Шмелёв, постоянно окружённый заботой, даже и не подозревал, на какие жертвы шла его жена, он понял это только после её смерти. Ольга Александровна Шмелёва скончалась внезапно, от сердечного приступа в 1936 году. В это время Шмелёвы намеревались посетить Псково-Печерский монастырь , куда эмигранты в то время ездили не только в паломничество, но и чтобы ощутить русский дух. Монастырь находился на территории Эстонии, граничащей с бывшей Родиной.

Поездка состоялась спустя полгода. Покойная и благодатная обстановка обители помогла Шмелеву пережить это новое испытание, и он с удвоенной энергией обратился к написанию "Лета Господня" и "Богомолья", которые на тот момент были еще далеки от завершения. Окончены они были только в 1948 году - за два года до смерти писателя. «Доживаем дни свои в стране роскошной, чужой. Все - чужое. Души-то родной нет, а вежливости много» - говорил он Куприну. Отсюда, из чужой и "роскошной" страны, с необыкновенной остротой и отчетливостью видится Шмелеву старая Россия, а в России - страна его детства, Москва, Замоскворечье.


«Я вижу... Небо внизу кончается, и там, глубоко под ним, под самым его краем, рассыпано пестро, смутно. Москва... Какая же она большая!.. Смутная вдалеке, в туманце. Но вот, яснее... — я вижу колоколенки, золотой куполок Храма Христа Спасителя, игрушечного совсем, белые ящички-домики, бурые и зеленые дощечки-крыши, зеленые пятнышки-сады, темные трубы-палочки, пылающие искры-стекла, зеленые огороды-коврики, белую церковку под ними... Я вижу всю игрушечную Москву, а над ней золотые крестики».

Последние годы своей жизни Шмелев проводит в одиночестве, потеряв жену, испытывая тяжелые моральные и физические страдания. Он решает жить "настоящим христианином" и с этой целью 24 июня 1950 года, уже тяжелобольной, отправляется в обитель Покрова Божьей Матери, основанную в Бюси-ан-От, в 140 километрах от Парижа. В тот же день сердечный приступ оборвал его жизнь. Монахиня матушка Феодосия, присутствовавшая при кончине Ивана Сергеевича, писала: "Мистика этой смерти поразила меня - человек приехал умереть у ног Царицы Небесной, под ее покровом".

В апреле 2000 года племянник Шмелева Ив Жантийом-Кутырин передал Российскому фонду культуры архив Ивана Шмелева; таким образом, на родине оказались рукописи, письма и библиотека писателя, а в мае 2001 года с благословения Святейшего Патриарха Московского и всея Руси Алексия II прах Шмелева и его жены был перенесен в Россию, в некрополь Донского монастыря в Москве, где сохранилось семейное захоронение Шмелевых. Так спустя более полвека со дня своей смерти Шмелев вернулся из эмиграции.

Шмелев страстно мечтал вернуться в Россию, хотя бы посмертно. Уверенность, что он вернется на Родину, не покидала его все долгие годы, прочти 30 лет. «…Я знаю: придет срок - Россия меня примет!» - писал Шмелев. За несколько лет до кончины он составил духовное завещание, в котором отдельным пунктом выразил свою последнюю волю: «Прошу, когда это станет возможным, перевезти мой прах и прах моей жены в Москву». Писатель просил, чтобы его похоронили рядом с отцом в Донском монастыре. Господь по вере его исполнил его заветное желание.

Использованы сайты.