Пещера революции. Повторы в рассказе е. замятина «пещера» как средство создания устойчивой характеристики героев

Литературоведческий анализ рассказа Е. И. Замятина «Пещера»
«Революция, которую принято изображать девой с картины Делакруа, победой высоких идеалов над прозой скотского бытия, на самом деле являет собой нечто прямо противоположное - торжество грубой физиологии над всем красивым, что есть в человеке. Борис Акунин»
…От чрезмерной сосредоточенности мысли между бровями у него глубокая мимическая морщинка. Замятин сидит в кресле, подперев голову рукой и о чем-то усиленно размышляет. Жена писателя уже несколько раз порывалась нарушить тишину и снять напряжение, темным облаком повисшее в кабинете писателя, но ее попытки не увенчались ровно никаким успехом. Мысли Замятина становятся все чернее, день ото дня, и уже непонятно, был ли то он – беззаботный юноша, какие-то три-четыре года назад, или это все, все, что было до раскола, всего лишь часть какой-то странной больной фантазии…
Имя Евгения Ивановича Замятина стало известно широкому читателю уже после 1988 года, когда сложно устроенная машина, состоящая из множества винтиков, в роли которых выступало доминирующее число жителей страны, и гордо именуемая Союзом Советских Социалистических республик дала сбой. Тем не менее, произведения этого автора всегда были на слуху. Широкую известность и признание ему принес роман «Мы», написанный в жанре антиутопии, основоположником которого ко всему прочему стал сам Евгений Иванович. По сей день не утихают споры по поводу социальной позиции автора, так как тот, будучи членом кружка «Серапионовы братья», заявлял: «Я не коммунист, не монархист, я просто русский». Что он имел ввиду под словом «русский»? Возможно, то, как он понимал смысловое значение этого слова, и лежит в основе многих его произведений. Неоднозначность автора делает его еще более интересным и притягательным для искушенного читателя. Сатирик, жесткий и беспощадный, он двумя – тремя метафорами умел обрисовать характер человека или значение его поступков, образ его мыслей. Одной из вершин его творчества, с чем трудно спорить, является небольшой рассказ «Пещера», ставший откликом на события кровавые и страшные, навсегда перевернувшие человеческое сознание. Эти события сейчас мы называем революцией 1917 года и последовавшей за ней гражданской войной.
О своих произведениях сложной эпохи «великих потрясений» сам Замятин не раз говорил: «Я знаю, что первые 3-4 года после революции среди написанного мною были вещи, которые могли дать повод для нападок». Слишком скромная аллегория для произведений замятинского масштаба – «вещи», давшие «повод». Конечно, как и любому человеку, находящемуся на переломе двух эпох, когда неизвестно, какой конец огромного деревянного бруса обрушится, а какой выстоит, Замятину было сложно называть все своими именами. Я же считаю, что писатель просто смалодушничал, однако осуждать не имею права, иначе не знаю, как сама бы поступила, окажись я на его месте. Одной из таких «вещей» является тот самый рассказ, о котором говорилось выше, рассказ «Пещера», ибо в нем мы видим истинный взгляд писателя на революцию, ее роль в жизни России, можем понять его социальную позицию или хотя бы просто оценить мастерство Замятина – сатирика.
1921 год. Во всю идет гражданская война, и в этом мире, расколотом надвое, выживают сильнейшие. Писатель уже четвертый год как вернулся из Англии на родную землю, уже четвертый год стремительно развивающиеся кровавые и жестокие события леденят его душу. Ему не в мочь видеть братоубийственную компанию, не в мочь смотреть, как люди приобретают звериный «оскал», как они постепенно утрачивают высшие ценности и высшие понятия, превращаясь в животных «без креста, без Христа», как говорил небезызвестный Блок в знаменитой поэме «12». Тонкая поэтическая душа Замятина чувствует, что все, что навязывается насильственным путем, катастрофа для человеческого общества. Писатель видит бесчинства, жестокость, насилие, видит, что революция просто-напросто перевернула мир, поставила его с ног, на голову. Он садится за свой стол и принимается писать, судорожно сжимая перо. В этом рассказе вылилась злость на то, что происходит вокруг. Здесь он развивает свою мысль о человеке и неограниченной свободе, которая большое место занимала «Мы»: немыслимо давать человеку свободу, не регулируемую ничем и никем, ибо для его полуживотной натуры она сродни медленному яду, который осторожно перетекает по венам, стремясь к сердцу, чтобы раз и навсегда остановить его стремительные скачки; так говорит сам писатель: «Инстинкт несвободы издревле органически присущ человеку…», «Тем двум в раю – был предоставлен выбор: или счастье без свободы, или свобода без счастья – третьего не дано. Они, олухи, выбрали свободу, и что же, понятно – потом века тосковали об оковах». Неспроста приплетен евангельский сюжет об Адаме и Еве, Замятин считает, что в человека высшими силами вложено стремление к счастью, которое невозможно, когда тот целиком и полностью свободен.
Не отрываясь, он продолжает писать, изредка вздрагивая от криков за окном: беспорядок и хаос окутал Россию своим колючим покрывалом. Судьба русского народа теперь в руках у самого народа, и что же? Где же счастье? Где же его самосознание? Нет, всюду дикость одна! Невозможно, невозможно… Резко скрипнув стулом, Замятин продолжает творить, и вот под его пером рождается гротескный мир, сатирическое изображение современного ему Петербурга, где человечество как бы возвращается к своему первоначалу – в каменный век, где царствуют животные законы, где правит инстинкт, где по земле ходят мамонты. Под мамонтом, который часто упоминается в его произведении, автор подразумевает революцию, эти страшные перемены, которых боялась русская интеллигенция – вот она, ходит, топчет все вокруг, и вот уж скоро под ее тяжелой грозной поступью рухнет старый уклад жизни, былое уйдет навсегда. «Ледники, мамонты, пустыни… Ночные, черные, чем-то похожие на дома, скалы; в скалах пещеры… может быть, ветер и есть ледяной рев какого-то мамонтейшего мамонта…».
Этот рассказ занимает значительное место в творчестве Замятина, его можно считать неким логическим завершением мысли писателя о человеке, бунте и счастье, начатой в романе 1920 года. Только если там он показывает человечество в тисках Единого Государства, где душа – это болезнь, а любви предпочитаются сексуальные дни по розовым талонам, здесь, в «Пещере», другая сторона монеты – люди неподконтрольны ничему, и они несчастны, их мир – пустыни, их дома – ледники и скалы, их квартиры – пещеры, и даже любовь – великая сила, которая движет человеком, не согревает, здесь новый чугунный рыжий Бог – печь, которая все время требует жертв. Не случайно автор обращается к античной мифологии, судя по всему, сопоставляя печь с богом тепла и солнца Аполлоном. Этот прием не случаен, умный писатель хочет таким образом натолкнуть нас на мысль, что люди, живущие – внимание – в XX веке, все так же слабы перед лицом природы, им присуще мифологическое сознание, они одичали, получив свободу, рядом с которой невозможно счастье.
Опишем произведение, как литературную единицу для дальнейшей наглядности. Оно относится к эпосу, и написано оно в жанре рассказа, как малой эпической формы, которому свойственна однособытийность и однопроблемность. Так же не лишним будет упомянуть, что Евгений Иванович относил себя к нео-реалистам, новому течению в рамках модернизма. Именно поэтому его рассказу свойственно субъективное авторское восприятие проблемы, и именно поэтому Замятин позволяет себе резкость суждений и апломб в выводах, тщательно вуалируя это под игру слов и непомерный гротеск, в который погружена «Пещера». Свойственен ему и отказ от объективной реальности – перед нами не Петербург 20 века, а каменный век, с которым Замятин так умело сопоставляет и творение Петра, и всю Россию, что сначала и не догадаешься, что перед нами действительно его современный мир. Петербург Замятина, как художественное пространство, очень своеобразен. Это город пещер. Стоит отметить, что различные авторы изображали Петербург по-разному. У Пушкина, к примеру, это «Петра творение», чей «строгий стройный вид» так мил взгляду писателя. У Гоголя же это абсолютно нереальный дьявольский город, где кругом какое-то дьявольское нагромождение вещей и людей. Интересен Петербург у Достоевского. Тесный, душный, пропахший кислятиной и алкоголем, где люди несчастны, у них мутится сознание. Город на болтах, ассоциация жизни в нем с трясиной, которая затягивает медленно, но верно. И вот мы видим замятинский Петербург. Город ледяной, холодный, где царит голод, где люди превращаются в пещерных неандертальцев, где всюду безысходность, где мамонтом ходит и ревет революция. Представляя Петербург Замятина, я не могу не вспомнить описанный многими выдающимися авторами блокадный Ленинград. Замятин обладал прекрасным даром предвидения, он обрисовал картины страшные, присущие не столько 1920-м, сколько 1940-м военным годам. Вспомним рассказ Т. Толстой «Соня», те морозы, страшный холод, отсутствие продовольствия и надежды. Люди жгли свое «прошлое» в печах и каминах в надежде хоть как-то согреться. Кстати, если уж говорить о даре провидения у Замятина, то я хочу сказать, что он предвосхитил не только события, но и творил в жанре некоего пост-модернизма. Композиция рассказов «Пещера» и «Соня» очень похожи, хотя направление пост-модернизма появилось лишь спустя 80 лет после появления сего замятинского произведения. Если говорить о художественном времени, то временные рамки здесь размыты, и сделано это из желания дать героям – Мартину и Маше – вечную жизнь. Я все же думаю, что Замятин был против пролетарской власти, и против потому, что у пролетариев нет воспитания и образования, а, следовательно, их понятия о чести, совести, красоте, любви весьма зыбки. Автор хочет подарить интеллигенции право на вечное существование, ведь пока она жива, в мире сохранится относительный порядок. А как только она исчезнет, наступит хаос, из которого родилась наша Земля(Гея).
Проблематика произведения не нова для того времени. Тем не менее, Замятин придает ей некую оформленность. Она довольно обширна, имеет разветвленную систему. Центральной здесь является проблема интеллигенции и революции, многоаспектная и широкая, свойственная 20-м годам. Так же, как дочерние, несколько менее крупных проблем: проблема памяти (большинство, в отличие от двух главных героев, уже совсем забыли свое прошлое. Люди, подобные Обертышевым, приспособились и неплохо устроились, только в этой суете потеряли себя. Маша же с трепетом вспоминает о том, что было раньше – деревянный конь, шарманщик, фортепиано, беззаботность той поры, она просит сохранить письма, которые дороги ее сердцу, для нее важно не приспособленчество, а сохранение былого и того, что от него осталось); проблема неотвратимости судьбы (героям предназначено погибнуть, ибо гибнет интеллигенция – гибнут люди, принадлежащие данной страте; так же Замятин обращается к античным временам, чтобы показать дикость, равную свободе – Фиванский цикл мифов об Эдипе, который как ни крутился, не избежал своей участи), проблема выбора (насколько трудно сделать правильный выбор, когда человеком овладевает звериное, дикое, неуправляемое; раздвоение Мартина Мартиныча и его роковой выбор прибегнуть к воровству; неправильный выбор приводит к трагической концовке, хотя альтернативно – правильного и нет, все равно конец трагичен – от судьбы не уйдешь).
Темы, поднимаемые Замятиным, злободневны, и останутся таковыми, пока не уйдет с Земли последний человек. Здесь мы видим и тему человека и человечности, тема счастья, и любовную тему, и тему истинного и мнимого тепла. Тема человека и человечности была актуальна всегда и везде. Что же такое человечность? Несомненно, это одно из лучших качеств идивида. Это способность сопереживать, способность сохранять нравственные идеалы всегда и везде. Суровые послереволюционные годы стали серьезной проверкой населяющих страну людей на человечность, доброту, сострадание. Еще испокон веков человечество было озабочено сохранением этого качества в себе. Вспомним Диогена, жившего еще в IV веке до нашей эры, философа, который ходил по улицам с зажжённым фонарем и искал человека. Человеческое отмирает, когда появляется вседозволенность. Так Обертышев и его семья отлично приспособились, эти бывшие интеллигенты теперь живут по новым законам, и все вроде бы как у них хорошо – от мороза и холода не умирают, в одну комнату не забились, как наши Мартин и Маша. Однако их человеческое напрочь утеряно, и нет возможности его вернуть, ибо они приняли законы нового времени. Об этой утрате свидетельствует сцена, где Мартин признается Обертышеву, что нечем топить, а тот, зная о больной жене и об шатком положении знакомого, отмахивается, заявляя, что он и его семья сами нуждаются, да и время такое… Мартин Мартиныч и Маша – полная противоположность Обертышевым, а главы этих семей – герои-антагонисты. Мартин – человек, сломленный Мартином – зверем, лохматым, страшным и ревущим, решается на преступление – кражу дров у Обертышей. Но несмотря на то, что торжествует первоначальное, мы видим людей из каменного века в современной писателю России, среди которых выживает хитрейший, подлейший и сильнейший, а у главного героя преобладает инстинкт самосохранения, благодаря которому он Март идет на кражу, его человеческое не дремлет, совесть мучает его, не дает быть спокойным. И он понимает, что делает непростительное, опускается к самому низу, однако Маше нужно «завтра», а он любит ее, да и самому умирать не хочется – человек быстро привыкает жить. Снова, как у великих мастеров русского романа Достоевского и Булгакова, у Замятина появляется мотив лестницы, по которой Мартин спускается вниз. Лестница темная, страшная, играет роль распутья, появляется та самая проблема выбора. И главный герой спускается, опускается до греха и совершает его. Обертышев живет внизу не случайно, смысл в том, что это человек низкий, мелкий, «гнида», как назвал его Селихов, немаловажный в системе образов персонаж (это приспособленец, который еще не совсем потерялся в мире, расколотом надвое – он дает добрый совет вернуть, дрова, зная, на что способен Обертышев, вот только помочь ничем не может). Мартин – вверху. Но теперь уже нет возможности что-то исправить, ведь добрыми намерениями (Машино «завтра») вымощена дорога в ад. И в конце рассказа, когда жена Мартина решается принять яд, он по этой же лестнице спускается и выходит на улицу, где ночь безлунная, где слышны шаги мамонта – революции, перемен, которые навсегда уничтожат интеллигенцию, а значит и Мартина.
Не менее интересна тема истинного и мнимого тепла. Замятин сообщает о том, что появился Бог, которому теперь все поклоняются и «простирают руки» - это печь, которая требует жертвоприношений. И герой вынужден бесконечно этого Бога «кормить». Ради мнимого тепла – ведь настоящее тепло всегда другое – он сжигает истинное, он жжет прошлое, то, что раньше приносило ему и жене радость – рояль, шкафчики, книжечки, письма наконец… Единственная женщина, ради которой он все это делает, на грани смерти, и скоро, совсем скоро покинет его. Любовь – лекарство от всех бед, главный очаг, который хоть как-то держал этих несчастных людей «на плаву», потухнет. Однако, пока жива Маша, есть надежда. Она называет его Март – в этом выражается ее надежда на лучшее, желание весны, обновления и счастья. Но только не здесь. Не в ледниках. Здесь нельзя быть счастливыми, когда слышен вой мамонта, когда он вот-вот раздавит их и придет конец русской интеллигенции. И в печку бросаются последние краденные поленья, и Маша берет в руки флакон, жечь нечего, тепло покидает их навсегда, ибо на улице Мартина встречает смерть в виде «мамонтейшего мамонта».
Композиция текста проработана до мелочей. Завязкой являются грядущие именины Маши, последние именины, на которые пьется настоящий чай. Кульминационный момент – сожжение последних дров, признание жене в краже Мартином, письма и флакон, а развязка – последняя прогулка главного героя. В рассказе превалирует пафос драматизма – стремлениям героев грозит поражение и гибель.
Подытожив все выше сказанное, мы выходим на идею рассказа Замятина – ни при каких условиях, ни за что и никогда не теряйте в себе человеческое. Совесть, мораль, нравственные принципы. Ведь стоит немного дать себе слабину – и человечество вернется к законам каменного века, миром станут править инстинкты, и наступит крах и гибель всей человеческой расы. Ведь со всеми нравственными качествами утрачивается способность мыслить, а значит человек перестает быть человеком, перестает существовать как человек. А как сказал Рене Декарт, «Я мыслю, следовательно – существую». Мы видим историю людей, которым в это сложное время пришлось поступиться своим человеческим, и с этим им жить уже невозможно. Именно эту мысль хотел донести до нас писатель-анти-утопист, надеясь, что мы прислушаемся.
Превосходный рассказ несомненно создан мастером слова. Замятин выбирает разнообразные тропы и стилистические фигуры, чтобы придать тексту колоритность и неповторимость. Конечно же, в первую очередь в глаза бросается авторский гротеск – кстати, гротеск от слова пещера образован: картина художественного пространства причудливо – комична, даже трагикомична. Люди – звери, квартиры – пещеры. Важным аспектом является игра слов – здесь Замятин показал умение выстраивать их в интересные фразы: «щепать дерево каменным топором», «навертывать косматых звериных шкур», «умер бессмертный шарманщик». Развернутое на весь рассказ сравнение кровавого двадцатого с каменным веком пронизывает его, лежит в его основе. Множество антитез для контраста: «Добро-зло», «холод-тепло», «прошлое-настоящее». Сопоставление печи с Богом. Так же Замятин каждого героя наделяет своей определенной метафорой: «глиняный» Мартин, «бумажная» Маша, «каменный» Обертышев. Замятин – мастер детали. Вспомним описание Обертышева: «желтые (цвет болезненный) каменные зубы – сквозь бурьян, из глаз – всюду зубы…»; или натянутые нервы Мартина «туже узел, туже»; или автор говорит о зарождении любви «сотворена вселенная». Картины в своем рассказе он рисует односоставными неполными и назывными предложениями, оборванными фразами, неоконченными диалогами, как будто широкими мазками толстой кисти, то придает рассказу неповторимое обаяние безысходности. Так же рассказ пестрит сравнениями, эпитетами и аллегориями. Хорошо показан атеизм, царивший в той России: Бог теперь иной, это печь, и он напоминает мифологического Бога. Истинного Бога нет, о нем никто не упоминает, и «ветер, ветер на всем белом свете».
…Евгений Иванович кладет дописывает фразу «мамонтейшего мамонта» и кладет перо рядом с рукописями. Ему кажется, что он опустошен. Рядом с ним неслышно останавливается жена. Он берет ее руку и подносит к своим губам…
Творчество Е.И. Замятина – огромный вклад в русскую литературу. Мысль о том, что человеком нужно быть везде и всегда, раскрывается у него в полной мере. А литературная форма, к которой он прибегает, превосходно отточена и слажена. Чего стоит последняя пейзажная зарисовка, символизирующая безысходность и наступление красной власти… Замятин был и остается автором, которого нужно читать, и читать не для школьной программы, а для себя самого. Его произведения пробуждают душу. Его приговор государству и времени никогда не потеряет свою злободневность.

Повторы в рассказе Евгения Замятина не только выделяют основные семантические линии текста, но и выполняют важнейшие композиционные функции. Одной из них является функция устойчивой характеристики персонажей. Эта функция связана с использованием повторяющихся обозначений деталей внешности, поведения персонажей.

Портретная характеристика главного героя рассказа Мартина Мартиныча «лицо у него скомканное, глиняное...» дает представление читателю о его состоянии: страдающий, смертельно уставший человек от мыслей, разрубивших его надвое. «Глиняный Мартин Мартиныч боком больно стукнулся о дрова - глубокая вмятина» ; «Тупо ноющая вмятина на глине от каких-то слов» . Глина - материал мягкий и податливый, как и характер Мартина Мартиныча, в душе которого от каждого удара остается глубокий след.

Главная героиня рассказа Маша – добрая, чистая, тонкая, находящаяся на грани между жизнью и смертью: «Приплюснутая, бумажная, смеялась на кровати Маша»; «Совсем плоская, бумажная Маша» .

В портретной характеристике Обертышева видим «желтые каменные зубы, и между камней – мгновенный ящеричный хвостик – улыбка» , видим, как он «каменнозубо улыбался ». Камень не случайно становится лейтмотивом образа Обертышева, человека холодного, неприступного, равнодушного. Его равнодушие агрессивно, поэтому – «желтые каменные зубы сквозь бурьян, желтые зубы из глаз, весь Обертышев обрастал зубами, все длиннее – зубы» . И вот перед читателем гротескный образ пещерного чудовища. Обертышев является каменным человеком, утратившим сострадание к ближнему, утратившим духовные ценности: «А вы, Мартин Мартиныч, стульчиками, шкафчиками…»; «Книги тоже: книги отлично горят, отлично, отлично…» .

Одним из типов повторов, выполняющих функцию устойчивой характеристики персонажей, является повтор собственного имени. По мнению Ю.Н. Тынянова , «Каждое имя, названное в произведении, есть уже обозначение, играющее всеми красками, на которые только оно способно».

Имя главного героя – Мартина Мартиныча – повторяется 33 раза. Мартин Мартиныч – единственный герой в рассказе, получивший отчество (величание). Слово «величать» означает возносить, превозносить, прославлять, чествовать, а также называть по отчеству» . Называние главного героя по имени отчеству, с одной стороны, указывает на социальный статус персонажа, с другой стороны, указывает на отношение автора к этому герою. По ходу развития сюжета имя Мартин Мартиныч сменяется на Март – так к нему обращается Маша.

Как отмечает Н.А. Николина , имя собственное в структуре текста, с одной стороны, устойчиво, с другой, – повторяясь, семантически преобразуется, обогащается на всем пространстве текста «приращениями смысла». Имя Март ассоциативно связывается с названием первого весеннего месяца. Для Маши март – это не только весна, тепло, это – жизнь. Соответственно и Март – единственный человек, который может дать Маше «завтра», «послезавтра» – жизнь: «Нет силы прихлопнуть Машино завтра » . Этот смысл усиливается в рассказе за счет корневого повтора в имени и отчестве. Корень Март- повторяется в рассказе 100 раз.

Имя героини – Мария – является одним из самых распространенных в отечественной литературе. Думается, в данном рассказе оно не является случайным. В переводе с еврейского имя Мария означает «госпожа, высокая, превознесённая». Героиня рассказа ждет двадцать девятое октября: «Двадцать девятое: Марии, мой праздник…» . 29 октября – именины Марии, ангела Марии, праведной Марии, племянницы преподобного Аврамия, затворника. Полное имя героини в рассказе встречается лишь однажды. Для обращения к ней главный герой использует теплую, нежную, сокращенную форму Маша (в тексте встречается 25 раз), противопоставленную полному официальному имени.

Одной из ключевых оппозиций текста рассказа, в которой участвуют повторы, является противопоставление главных героев соседу Обертышеву. Для наименования героя и членов его семьи Замятин использует только фамилию. В тексте рассказа повторяются однокоренные слова Обертышев – обертышевский – обертышата. Корневой повтор используется 18 раз. Обертышев – от обертываться. Действительно, Обертышев и его семья (обертышевская самка и трое обертышат) «обернулись» желтыми каменными зубами от всех бед: голода, холода и превратились в настоящих пещерных людей.

Ещё один герой рассказа – Селихов, домовой председатель. Его имя повторяется в тексте 8 раз. Основой фамилии Селихов послужило церковное имя Селих. Селих – сокращенная форма имени Селифан. Селифан – это русская просторечная форма христианского имени Сильван, которое образовано от лат. «сильва», что в переводе на русский язык означает «лес». Сильван в римской мифологии был богом лесов и дикой природы, божеством растительности, животных. Именно Селихов советует Мартину Мартинычу вернуть украденные дрова: «Я вам одно могу посоветовать: сегодня же, сейчас же к нему – и заткните ему глотку этими самыми поленьями» . В определенный момент Селихов занимает место пещерного бога в рассказе. На это указывает повтор метафор, построенных по одной модели. Ср.: «Но пещерный бог набил брюхо с самого утра, милостиво загудел…»; «Равнодушно задремывает чугунный бог » – «… все громче смеялся Мартин Мартиныч – чтобы подбросить в Селихова дров, чтобы он только не перестал, чтобы только не перестал, чтобы о чем-нибудь ещё…» .

Таким образом, повтор в рассказе Е. Замятина является ярким художественным средством и значимым параметром идиостиля писателя.

Список литературы:

1. Замятин, Е.И. Избранное. - М.: Правда, 1989 [Электронный ресурс]. Режим доступа: http://www.a4format.ru , свободный.
2. Николина, Н.А. Филологический анализ текста: Учеб. пособие для студ. выш. пед. учеб. заведений. / Н.А. Николина. – М.: Издательский центр «Академия», 2003. – 256 с.
3. Суслова, А.В. О русских именах / А.В. Суслова, А.В. Суперанская. – Л.: Лениздат, 1991. – 220 с.
4. Тынянов, Ю.Н. Архаисты и новаторы / Ю.Н. Тынянов. – Л.: Прибой, 1929. – 260 с.

Человек на переломе истории

Художественный мир рассказа Е. И. Замятина “Пещера”

I. Евгений Иванович Замятин (1884-1937). Биографическая справка.

II. Рассказ “Пещера”. Анализ читательских впечатлений

- Каковы ваши впечатления о рассказе?

III. Время и пространство в рассказе. Понятие об экспрессионизме.

Рассказ написан в 1921 г. Позиция еретика Замятина на этом историческом перепутье принципиально отличалась от позиции многих его собратьев по перу. Нарождающаяся советская литература, исполненная безграничной веры в безоблачное завтра, утверждала временность революционного кризиса. Эта романтическая устремленность в будущее отразилась, например, в поэзии Маяковского, писавшего в 1918 году:

“Там, за горами горя

Солнечный край непочатый”.

Маяковский, как бы отодвигая страшное настоящее, уже живет в будущем. Замятин же пристально всматривается в сегодняшний день, и вместо светлых пейзажей будущего на страницах его прозы начинают мелькать совсем иные образы.

- Чему уподоблен в рассказе сегодняшний день?

Каменному веку.

- Какую атмосферу создает писатель в начале рассказа?

“Ледники, мамонты, пустыни. Ночные, черные, чем-то похожие на дома, скалы; в скалах пещеры. И неизвестно, кто трубит ночью на каменной тропинке между скал и, вынюхивая тропинку, раздувает белую снежную пыль; может быть, серохоботый мамонт, может быть, ветер; а может быть - ветер и есть ледяной рев какого-то мамонтейшего мамонта. Одно ясно: зима. И надо покрепче стиснуть зубы, чтобы не стучали; и надо щепать дерево каменным топором; и надо всякую ночь переносить свой костер из пещеры в пещеру, всё глубже; и надо всё больше навертывать на себя косматых звериных шкур...”

Какими средствами создается атмосфера?

• строгий ритм, создаваемый обилием пауз (ледники... мамонты... пустыни...) и анафорическими конструкциями (“и надо покрепче стиснуть зубы... и надо щепать дерево...и надо всякую ночь переносить свой костер...);
• экспрессивная образность (таинственный вой, дома-скалы, квартиры-пещеры);
• чудовищный гиперболический образ “мамонтейшего мамонта”, - всё это создает напряженную, жуткую атмосферу.

- Где еще раз в рассказе появится эта развернутая метафора “сегодняшний день – каменный век?

Эта развернутая метафора появляется еще раз в финале и таким образом обрамляет рассказ, очерчивая его пространство, пространство пещерной страны, затерянной среди скал. Но она напоминает о себе на протяжении всего рассказа, поддерживаясь многочисленными деталями.

- Найдите в рассказе детали, связанные с образом каменного века.

“Колыхались лохматые, темные своды пещеры...”;

“Двадцать девятое. С утра - низкое, дырявое, ватное небо, и сквозь дыры несет льдом.”

Почему своды названы “лохматыми”, а небо – “дырявым и ватным”?

Что важнее писателю: изобразить предмет или передать читателю определенное ощущение?

Называя своды пещеры “лохматыми”, а небо - “дырявым и ватным”, писатель изображает не сам предмет, а передает ощущение мрака и холода, которое хочет вызвать в читателе.

В этом явственно проявляется тяготение Замятина к эстетике экспрессионизма. Экспрессионизм (от латинского expressio - выражение) - художественное направление, возникшее в западноевропейской живописи на рубеже веков. Художники этого направления стремились повышенно эмоционально, страстно выразить свою мысль о мире и неблагополучии человека в нем. Этой задаче подчинены и все их художественные средства: тяготение к абстракции, гротескность, фантастичность образов, невероятные преувеличения, взвинченность и изломанность ритма.

Как и художники-экспрессионисты Замятин не дает подробных описаний, а лишь намечает контуры, выделяя в изображаемом объекте самое впечатляющее, ударное, самое существенное. Но зато мы не найдем в тексте ни одной случайной детали.

Вот как дан в рассказе интерьер комнаты, в которой живут герои:

“В пещерной петербургской спальне было так же, как недавно в Ноевом ковчеге: потопно перепутанные чистые и нечистые твари. Красного дерева письменный стол; книги; каменновековые гончарного вида лепешки; Скрябин опус 74; утюг; пять любовно, добела вымытых картошек; никелированные решетки кроватей; топор; шифоньер; дрова. И в центре всей этой вселенной - бог: коротконогий, ржаво-рыжий, приземистый, жадный пещерный бог: чугунная печка.”

- Можно ли по этому описанию представить внешний облик комнаты?

Очевидно, что по этому беспорядочному перечислению предметов невозможно точно представить внешний облик комнаты.

- Какие детали отбирает писатель?

Отбор предметных деталей подчинен здесь иному художественному замыслу: приметы старого интеллигентского быта (письменный стол, книги, кровать, ноты скрябинского сочинения) перемешаны с деталями быта пещерного человека, т.е., увы, быта сегодняшнего (топор, дрова, лепешки).

Такое смешение создает ощущение кризисности, катастрофичности бытия, нового Всемирного Потопа (“потопно перепутанные чистые и нечистые твари”) и отражает центральный конфликт рассказа, конфликт между прежним, духовным и новым, пещерным.

Особое место среди названных деталей Замятин отводит печке, уподобляя ее пещерному богу.

- Чем напоминает печка пещерного бога?

Коротконогая, ржавая “буржуйка” с огнедышащим чревом действительно внешне напоминает языческое божество.

- Проследите движение этой сквозной метафоры в рассказе, найдите, где еще встречается это уподобление?

“Чугунный бог еще гудел.”

“Пещерный бог затихал, съеживался, затих, чуть потрескивает.”

(Заметим, что предмет постепенно одушевляется, начинает жить самостоятельной жизнью).

“Но пещерный бог набил брюхо с самого утра, милостиво загудел”. (Печь протопили, принесли страшную жертву пещерному богу).

“...п ещерный бог змеино шипел”. (Мартин Мартиныч опрокинул на печку чайник).

“Равнодушно задремывает чугунный бог”. (Герои подошли к последней черте).

Обратим внимание, что после первого упоминания печка уже не называется печкой, а именуется лишь пещерным богом.

- Почему на первый план выходит не прямое, а метафорическое значение?

Дело в том, что печка для героев действительно бог, жестокий и всемогущий, который распоряжается людскими судьбами.

Т.о. истинный смысл предмета для Замятина не в его конкретности, а в потаенной, метафорической сущности.

Будем иметь в виду эту особенность при рассмотрении системы действующих лиц рассказа, т.к. с каждым из них связана своя сквозная метафора.

IV. Конфликт, образный строй и система персонажей рассказа.

- Найдите в рассказе портрет главного героя рассказа Мартина Мартиныча.

“лицо у него скомканное, глиняное...”

- Почему лицо названо глиняным?

Метафорический эпитет “глиняное” дает представление о бледном, неживом, неподвижном лице смертельно уставшего человека. Снова метафора основана на внешнем сходстве.

- Проследите за этой метафорой по тексту рассказа.

“Глиняный Мартин Мартиныч боком больно стукнулся о дрова - глубокая вмятина”. “ Тупо ноющая вмятина на глине от каких-то слов”.

- Какие новые грани характера Мартина Мартиныча открывает образ глины?

Глина - материал мягкий и податливый, как и характер Мартина Мартиныча, в душе которого от каждого удара остается глубокий след.

Смысл метафоры постоянно углубляется: от внешнего сходства - к сущности характера.

Найдите в рассказе эпизод, который является кульминацией того конфликта, который намечен в самом начале.

“И на черте, отмеченной чуть приметным пунктирным дыханием, схватились два Мартина Мартиныча: тот, давний, со Скрябиным, какой знал: нельзя, - и новый, пещерный, какой знал: нужно. Пещерный, скрипя зубами, подмял, придушил - и Мартин Мартиныч, ломая ногти, открыл дверь, запустил руку в дрова... полено, четвертое, пятое, под пальто, за пояс, в ведро - хлопнул дверью и вверх - огромными, звериными скачками.”

Это не просто кульминация рассказа. Здесь подлинная человеческая трагедия.

- С кем вступает в конфликт Мартин Мартиныч ?

Герой вступает в конфликт с самим собой, в душе его происходит раскол.

- Как “ведет себя“ в этом эпизоде замятинская метафора?

Если раньше на глине оставались вмятины, то теперь она раскалывается (“и расколотый надвое...”). Т.о. метафора выявляет сущность трагического конфликта: писатель видит трагизм не в конфликте человека с эпохой, а в несовершенстве самой человеческой природы, сочетающей высшую духовность и инстинктивное начало. Переломная эпоха лишь ставит человека перед выбором.

Какой выбор делает герой, кто побеждает в этой схватке?

Мартин Мартиныч делает свой выбор: в схватке на лестничной площадке побеждает пещерный человек.

- Герой остается жив. Что погибает в этом эпизоде?

Его духовные ценности. Он нарушает заповедь “Не укради”.

- Вызывает ли герой осуждение? Какие чувства вызывает?

Трагический герой вызывает сострадание, не прощение, а именно сострадание (см. у Достоевского).

Мягкий, податливый и наконец раздавленный Мартин Мартиныч превращается из человека в механизм. (Заметим, что в романе “Мы””, в мире далекого будущего, у Замятина будут действовать механические люди, марширующие под звуки Музыкального завода, люди, для которых музыка Скрябина (опус 74 ? ) - “забавнейшая иллюстрация” того, что получалось в ХХ веке в припадках “вдохновения” - неизвестная форма эпилепсии”.) Таким образом, в этой метафоре намечается образ иного мира, идущего на смену каменного веку.

Однако вернемся к “пещерным” жителям и найдем те сквозные метафоры, которые связаны с другими героями рассказа.

- Какой метафорический ряд с вязан с образом Обертышева?

В портретной характеристике Обертышева мы увидим “желтые каменные зубы, и между камней - мгновенный ящеричный хвостик - улыбка”, увидим, как он “каменнозубо улыбался”.

- Почему лейтмотивами образа становятся образы камня и зубов?

Камень не случайно становится лейтмотивом образа Обертышева, человека холодного, неприступного, равнодушного. Его равнодушие агрессивно, поэтому - “желтые каменные зубы сквозь бурьян, желтые зубы из глаз, весь Обертышев обрастал зубами, все длиннее - зубы”. И вот перед нами гротескный образ пещерного чудовища.

(Отметим, что замятинский гротеск чрезвычайно выразителен. Предельное преувеличение какой-либо одной детали создает характер, формирует читательское отношение к нему и замещает подробное описание.)

- Чему уподоблен домовой управитель Селихов? (назван “мамонтоподобным”)

Художественный мир рассказа обладает высокой степенью цельности. Все замятинские метафоры - глина, камень, мамонт - связаны с главной метафорой рассказа - с метафорой каменного века. И в то же время каждая из них выявляет конкретную индивидуальность персонажа.

V. Особенности речевых характеристик в рассказе. Своеобразие замятинского психологизма.

Еще одно средство раскрытия характеров героев - речь.

В целом речь героев разговорная. Она лишена закругленности, в ней нет сложных предложений, нередки пропуски слов, недосказанные фразы. Но одновременно она и ярко индивидуализирована.

- В чем своеобразие речи Обертышева?

Для речи Обертышева характерны бесконечные повторы, заискивающая интонация.

- Какое чувство вызывает такая манера речи ?

- В чем своеобразие речи Селихова?

Речь Селихова отличает пристрастие к вводным словам (“во-первых - во-вторых”); любимое словечко “потеха” он употребляет в связи с событиями отнюдь не всегда смешными.

- В чем своеобразие речи Мартин Мартиныча .

Неполнота, обрывистость, недосказанность - вот те ее качества, которые сразу бросаются в глаза.

- Как это можно объяснить?

Это психологически объяснимо, ибо Мартин Мартиныч на протяжении всего рассказа пребывает в состоянии предельного нервного напряжения.

Чтобы выяснить, с чем связана такая манера повествования, рассмотрим ряд примеров из текста. Вот один из них:

“- Понимаешь, Март, - если бы завтра затопить с самого утра, чтобы весь день было, как сейчас! А? Ну, сколько у нас? Ну с полсажени еще есть в кабинете?

До полярного кабинета Маша давным-давно не могла добраться и не знала, что там уже... Туже узел, еще туже!”

Читатель вправе и сам додумать, сам понять, что в “полярном кабинете”, увы, не осталось дров. Замятин, писатель ХХ века, и в отличие от классиков века ХI Х, не объясняет, а рассчитывает на чуткость читателя.

А, может быть, он боится произнести эту страшную правду, чтобы не убить надежду в Маше?.. Значит авторская речь не бесстрастное объективное повествование, но голос человека, глубоко сопереживающего своим героям.

Рассмотрим еще один пример. Разговаривая с Селиховым о всевозможных мелочах, Мартин Мартиныч стремится не дать ему завести разговор о главном, о совершенной им краже, он хочет заговорить своего гостя, “подбросить в Селихова дров”.

На дровах сосредоточен сейчас Мартин Мартиныч. Таким образом, авторская речь фиксирует внутреннее состояние героя, его мысли, причем иногда как бы еще не оформившиеся в слова (“мысленный язык”, по определению самого Замятина). Вероятно, еще и поэтому для авторской речи так характерны неполнота, недосказанность.

Непревзойденным исследователем внутреннего мира человека, мастером внутреннего монолога был в ХI Х веке Ф.М.Достоевский.

Попробуем сопоставить “мысленный язык” Замятина с внутренним монологом у Достоевского.

Вот один из внутренних монологов Раскольникова:

"Боже! - воскликнул он, - да неужели ж, неужели ж я в самом деле возьму топор, стану бить по голове, размозжу ей череп... буду скользить в липкой, теплой крови, взламывать замок, красть и дрожать; прятаться, весь залитый кровью... с топором... Господи, неужели?"

Он дрожал как лист, говоря это.

"Да что же это я! - продолжал он, восклоняясь опять и как бы в глубоком изумлении, - ведь я знал же, что я этого не вынесу, так чего ж я до сих пор себя мучил? Ведь еще вчера, вчера, когда я пошел делать эту... пробу, ведь я вчера же понял совершенно, что не вытерплю... Чего ж я теперь-то? Чего ж" я еще до сих пор сомневался? Ведь вчера же, сходя с лестницы, я сам сказал, что это подло, гадко, низко, низко... ведь меня от одной мысли наяву стошнило и в ужас бросило...

Нет, я не вытерплю, не вытерплю! Пусть, пусть даже нет никаких сомнений во всех этих расчетах, будь это всё, что решено в этот месяц, ясно как день, справедливо как арифметика. Господи! Ведь я все же равно не решусь! Я ведь не вытерплю, не вытерплю!.. Чего же, чего же и до сих пор..."

- Сравните, как строится фраза у Достоевского и в замятинском тексте.

Даже когда герой Достоевского находится в крайне возбужденном состоянии, в его монологе мы найдем и сложные предложения, и предложения, осложненные однородными членами, причастными и деепричастными оборотами. То есть Достоевский все-таки литературно переоформляет внутреннюю речь героя. Замятин же воспроизводит человеческую мысль, если можно так сказать, в первозданном виде. Замятин, как и Достоевский, передает психологическое состояние героя, но мы имеем дело с разными типами психологизма.

Произведем еще одно сопоставление. Вот как передает Достоевский состояние страха, в котором пребывает герой, получивший повестку в полицейскую контору:

“"Да когда ж это бывало? Никаких я дел сам посебе не имею с полицией! И почему как раз сегодня? - думал он в мучительном недоумении. - Господи, поскорей бы уж!" Он было бросился на колени молиться, но даже сам рассмеялся, - не над молитвой, а над собой. Он поспешно стал одеваться. "Пропаду так пропаду , всё равно! Носок надеть! - вздумалось вдруг ему, - еще больше затрется в пыли, и следы пропадут". Но только что он надел, тотчас же и сдернул его с отвращением и ужасом. Сдернул, но, сообразив, что другого нет, взял и надел опять - и опять рассмеялся…. Смех, впрочем, тотчас же сменился отчаянием. "Нет, не по силам..." - подумалось ему. Ноги его дрожали. "От страху", - пробормотал он про себя. Голова кружилась и болела от жару. "Это хитрость! Это они хотят заманить меня хитростью и вдруг сбить на всем, - продолжал он про себя, выходя на лестницу. - Скверно то, что я почти в бреду... я могу соврать какую-нибудь глупость..."

На лестнице он вспомнил, что оставляет все вещи так, в обойной дыре, - "а тут, пожалуй, нарочно без него обыск", - вспомнил иостановился. Но такое отчаяние и такой, если можно сказать, цинизм гибели вдруг овладели им, что он махнул рукой и пошел дальше”.

А вот как то же состояние героя воспроизводит Замятин. Мартину Мартинычу кажется, что сейчас за ним придут:

“Нет. Никого. Пока еще никого”.

- В чем разница?

Обратим внимание на время глаголов у Достоевского. Мгновенно сменяющиеся действия Раскольникова даны в прошедшем времени. Между переживанием героя и рассказом о нем таким образом возникает временная дистанция. Замятин опускает глаголы, создавая ощущение настоящего времени.

Достоевский описывает переживания героя, Замятин показывает их. Сам Е.Замятин отмечал в своих лекциях: “Показывание все в действии. Мы переживаем не когда-то, задолго до рассказа, а переживаем теперь.<...> Исключаются описания: все движется, живет, действует. Динамика”. Действительно, динамика и лаконизм повествования - важнейшие черты замятинской стилистики.

Наконец, последнее сопоставление с Достоевским. Вот как описывает Достоевский состояние Раскольникова, идущего на преступление:

“Так, верно, те, которых ведут на казнь, прилепливаются мыслями ко всем предметам, которые им встречаются на дороге”.

Еще будучи уверенным в правоте своей идеи, он ощущает себя приговоренным.

- Как изображает Замятин состояние Мартина Мартиныча на лестнице, когда он идет за водой?

“...Мартин Мартиныч покачался, вздохнул и, к а н д а л ь н о позвякивая ведеркой, спустился вниз, к Обертышевым.”

Дорогой на каторгу кажутся Мартину Мартинычу лестничные пролеты, ведущие его в квартиру Обертышева. Но чтобы передать это ощущение героя, Замятину достаточно одного меткого и выразительного эпитета.

VI. Предметная детализация в рассказе.

Лаконизм, выразительность замятинской прозы особенно ощутимы в работе писателя с предметной деталью. Любая деталь, даже упомянутая как бы вскользь, рано или поздно сыграет значительную роль в рассказе.

- Обратимся к эпизоду, где Мартин Мартиныч ищет чай и отметим , какие предметы названы автором.

“Из среднего ящика письменного стола Мартин Мартиныч вытащил бумаги, письма, термометр, какой-то синий флакончик (торопливо сунул его обратно - чтобы не видела Маша) - и, наконец, из самого дальнего угла черную лакированную коробочку: там, на дне, был еще настоящий - да! да! самый настоящий чай!”

Читая этот эпизод, мы вряд ли придадим названным деталям должного значения. Тем сильнее эффект узнавания, припоминания при последующем чтении.

- Где еще появятся эти детали?

Бумаги и письма (нетрудно догадаться, что в них вся жизнь Мартина и Маши) будут принесены в жертву пещерному богу, а синий флакончик поставит точку в судьбе героев.

- Какие детали появляются в воспоминаниях героев?

Деревянный конек - пепельница, шарманщик, весенняя льдина, похожая на гроб.

- С чем будет ассоциироваться льдина?

Льдина будет ассоциироваться с холодным полом в кабинете. “Пол в кабинете - льдина; льдина чуть слышно треснула, оторвалась от берега - и понесла, понесла, закружила Мартина Мартиныча, и оттуда - с диванного, далекого берега - Селихова еле слыхать ”.

- Куда же несет эта льдина героя? Что имеет в виду Мартин Мартиныч, говоря Селихову: “Хорошо. Сегодня же. Сейчас же?”

Конечно, это не о дровах, дрова давно сожжены. В подтексте этой фразы мысль о смерти. К смерти несет героя льдина, похожая на гроб.

- Что произойдет в рассказе с остальными деталями из воспоминаний героев?

Та же участь ожидает и конька, и бессмертного шарманщика. Умирает все, что дорого героям. Перед нами картина умирающей реальности, погибающей вселенной.

VII. Хронологическая разлиновка рассказа. Смысловой итог произведения.

Многое, как уже отмечалось, роднит Замятина с живописью, в частности с экспрессионизмом, но, по мнению писателя, “литература искусство динамическое, в отличие от живописи, скульптуры, архитектуры, искусств статических”, т.е. она способна изображать не только мгновение, но жизнь в ее временной протяженности.

Поэтому следует обратить внимание на хронологическую разлиновку рассказа.

- Когда начинаются события рассказа?

События начинаются 28 октября. Рисуя вечерний пейзаж, Замятин дает выразительную деталь, которая пробуждает надежду на спасение - “синеглазые дни”.

- Как изображено утро следующего дня?

“Двадцать девятое. С утра - низкое, дырявое, ватное небо, и сквозь дыры несет льдом. Но пещерный бог набил брюхо с самого утра, милостиво загудел - и пусть там дыры, пусть обросший зубами Обертышев считает поленья - пусть, всё равно: только бы сегодня; “завтра” - непонятно в пещере; только через века будут знать “завтра”, “послезавтра”.

- Как изображены сумерки?

“Сумерки. Двадцать девятое октября состарилось”.

- Конец дня?

“Двадцать девятое октября умерло”.

Обратим внимание, что смерть героев остается за пределами рассказа.

- Что же умирает?

Умирает время, умирает эпоха с ее нравственными понятиями: не убий, не укради.

Замятин изображает трагедию в душе одного человека, но для него это трагедия истории, трагедия эпохи, эпохи крушения гуманизма.

Урок-мастерская

(11 класс)

Технология урока:

педагогическая мастерская по рассказу Е. Замятина «Пещера», рассчитана на два учебных часа, легко вписывается в программу 11 класса. Рассказ «Пещера» ценен тем, что доносит до учащихся «воздух эпохи», позволяет поднять важные нравственные проблемы и при малом объеме (следовательно, при минимальных временн ы х затратах) служит прекрасным материалом для исследования писательского мастерства. Анализ данного произведения формирует у учащихся начальное понимание взглядов Замятина на новую действительность и "нового" человека". Это поможет увидеть развитие взглядов в других произведениях и более глубоко понять идейно-художественное своеобразие романа Е. Замятина "Мы".

При работе с рассказом используется прием технологии развития критического мышления, позволяющий понять глубину замятинского текста, – чтение с остановками.

Текст рассказа невелик по объему. Мы делим его на пять частей, разрезаем и предлагаем читать «по частям», каждый раз закрепляя свою рефлексию путем записей в таблице и прогнозируя дальнейшее содержание рассказа. При подготовке урока были использованы материалы УРОКА-МАСТЕРСКОЙ ПО РАССКАЗУ Е.ЗАМЯТИНА «Пещера» Голубевой Ольги Альбертовны, педагога-психолога МОУ СОШ №3 г. Костромы.

Цели и задачи урока:

Предметные: показать трагедию человеческой личности в рассказе Е. Замятина «Пещера», исследовать писательское мастерство автора.

Метапредметные:

Регулятивные: Уметь определять и формулировать цель на уроке; строить устные и письменные высказывания в связи с изученным произведением; участвовать в диалоге по прочитанному произведению, понимать чужую точку зрения и аргументировано отстаивать свою. Самостоятельно оценивать правильность своих действий развивать способность к самооцен­ке на основе наблюдения за речью при работе с текстом;

Коммуникативные: строить продуктивное речевое высказывание, точно и ясно выражать мысли, аргументировать собственное мнение, оценивать свою и чужую речь

Познавательные: Извлекать информацию из текста, уметь ориентироваться в своей системе знаний: находить ответы на вопросы, используя текст, свой жизненный опыт и информацию, полученную на уроке. выдвижение первичных смысловых версий индивидуально освоение навыков выстраивания логического рассуждения, умение устанавливать причинно-следственные связи.

Личностные: воспитывать и нтерес к изучению художественной литературы; учить выявлять заложенные в художественных произведениях непреходящие нравственные ценности и их современное звучание.

Технология: прием технологии развития критического мышления – чтение с остановками, позволяющий понять глубину замятинского текста .

ТИП УРОКА: Урок-мастерская

Ход урока:

Организационный этап.

Цели и задачи учителя на данном этапе урока:

Лууд – создать условия, благоприятствующие предстоящей работе

Рууд – отрабатывать навыки самоорганизации

Пууд – настроить на восприятие темы урока.

Цели учащихся: приготовиться к уроку, настроиться на предстоящую работу, на восприятие темы урока.

Здравствуйте, ребята. Рада нашей встрече. Желаю Вам успешной работы.

Мотивация. Постановка проблемы .-Знаете, какая самая человеческая из проблем? Проблема выбора. У животных ее нет, а человеку все время приходится выбирать. Вот вы, например, что и когда выбирали? (называют что-то простое). А теперь представьте: революция... Назовите ассоциации... Революция - (изменение, гражданская война, белые и красные, борьба, разруха,........., ...........) -Как вы думаете, какие выборы поставила революция, гражданская война, эпоха слома перед людьми? (дети высказываются по-разному, но уже серьезнее).
Диалог: вопрос я задала один? а мнений у нас (много). Какой же вопрос исследуем? (какие выборы поставила та эпоха перед людьми?) А чтобы ответить, мы обратимся к биографии и творчеству человека, жившего во время революции и гражданской войны.
Это Замятин и его рассказ "Пещера".-Попытайтесь сформулировать тему нашего сегодняшнего урока.Звучит тема урока: Проблема выбора и её художественное воплощение в рассказе Е. Замятина «Пещера» 2. Основной этап урока.

Цели и задачи учителя:

Предметные: помогать совершенствовать умения обучающихся ориентироваться в структуре текста художественного произведения и создавать развернутые монологические высказывания аналитического характера.

Личностные: развивать потребность в самовыражении и самореализации, повышать умение вести диалог на основе равноправных отношений и взаимного уважения.

Метапредметные:

Коммуникативные УУД : Совершенствование построения речевого монологического и письменного высказывания в соответствии с поставленными задачами, осуществлять речевой контроль.

Познавательные УУД: Развиватьумение ставить и формулировать проблемы, делать выводы, обобщения; выдвигать гипотезы и их обосновывать.

Регулятивные УУД: Учить грамотно высказывать предположения на основе наблюдений; самостоятельно делать выводы, контролировать и оценивать результаты своей и чужой деятельности, вносить необходимую коррекцию в процессе деятельности.

О братимся к истории создания произведения.

(С историей создания знакомит подготовленный обучающийся)

История создания рассказа

В период с 1917 по 1920 г.г. Замятин создает цикл рассказов, где действие происходит в послеоктябрьской России, в Петербурге. Это рассказы «Мамай», «Дракон», «Пещера».

Рассказ «Пещера» - одно из самых талантливых произведений Е. И. Замятина. Интересна история его создания. Толчком к созданию рассказа послужило, как это часто бывало у Замятина, незначительное впечатление. Писатель вспоминает: «На дворе 1919 год. Ночное дежурство зимой. Мой товарищ по дежурству озябший, изголодавшийся профессор, жаловался на здоровье: «Хоть впору красть дрова! Да все горе в том, что не могу: сдохну, а не украду.

На другой день я сел писать рассказ «Пещера».

Вот так житейский эпизод под пером писателя превращается в грандиозное обобщение.

А теперь обратимся к фрагменту из биографии писателя.(Готовит обучающийся)Инженер, кораблестроитель, умный и язвительный по характеру европеец. Евгений Иванович родился в 1884 году в городе Лебедяни Тамбовской губернии, в семье священника, а умер в Париже. Он был человеком двух культур: русской и европейской. В литературу Замятин вошёл повестью «Уездное» (1913г.), безусловно связанной с «пейзажами» детства и юности. За участие в событиях первой революции был выслан из Петербурга. После ареста несколько месяцев провёл в тюремной «одиночке». В 1916 году уехал в Англию, чтобы руководить постройкой ледоколов для России. Но после событий февраля 1917 года он торопится на родину. После Октябрьской революции основным жанром в его творчестве стала сказка. И сказки эти были публицистическими, острыми, что не могло остаться незамеченным. Его даже обвиняли в издевательстве над пролетариатом. И хотя он читает лекции для молодых прозаиков, сотрудничает в журналах, с большим успехом идёт его пьеса «Блоха», за Замятиным прочно утвердилась репутация оппозиционера. Роман «Мы», даже не будучи напечатанным в СССР, этому способствовал. Публикацию романа за границей ему не простили. Его фактически перестали печатать. Евгений Иванович просил разрешения на выезд за границу, но не получил. Тогда в 1931 году он послал письмо Сталину. Замятин признавался:« Я ни в коей мере не хочу изображать из себя оскорблённую невинность. Я знаю, что в первые 3-4 года после революции среди прочего, написанного мною, были вещи, которые могли дать повод для нападок. Я знаю, что у меня есть очень неудобная привычка говорить на то, что в данный момент выгодно, а то, что мне кажется правдой».
В 1931 году он уехал во Францию. Там Замятин прожил последние пять с половиной лет своей жизни. Он всегда мечтал вернуться на родину, а вернулся только спустя полвека в своих книгах.
Почему же мэтра, мастера (а таким его признавали) считали оппозиционером? Вот перед нами название одного из его рассказов. «Пещера». Какие эпитеты вы могли бы добавить к этому слову? (таинственная, тёмная, низкая, загадочная и т.д.) Так перед каким же выбором он оказался? (творчество или родина). Тяжелый выбор… А перед каким выбором он поставил своих героев? (переходим к анализу произведения).

Работа с текстом рассказа.

Личностные результаты:

1. развитие любви и интереса к художественному произведению, богатству языка и выразительным возможностям;

Познавательные УУД:

1. вычитывать разные виды текстовой информации, используя разные механизмы и приёмы чтения;

2. разграничивать основную и дополнительную информацию;

Коммуникативные УУД:

1. Формирование навыков речевой деятельности 2. Освоение способов совместной деятельности 3. Постановка и формулирование проблемы

2. делать выводы, обобщения;

Регулятивные УУД: 1. высказывать предположения на основе наблюдений;

2. самостоятельно делать выводы

…Читая, смотря фильм, следя за развитием каких-то событий, мы иногда говорим: «Этого я не ожидал!» Человек так уж устроен, что всегда стремится заглянуть вперед, предугадать дальнейшее, - словом, прогнозировать. Существует такое понятие, как читательский прогноз, к которому мы сегодня и обратимся.

Кстати, какие книги вам больше нравится читать: те, в которых вы легко угадываете, что будет с героями, или те, в которых сюжет имеет совершенно неожиданные повороты? Почему?

Мы будем читать рассказ по частям, «с остановками», и посмотрим, к каким писателям относится Е.Замятин – к тем, мысль которых предугадать легко, или к тем, кто умеет заинтересовать, а то и ошеломить читателя неожиданными поворотами сюжета.

Рассказ разделен на 5 частей.

- По первой части рассказа поработаем фронтально, она перед вами (на каждой парте текст)

Таблица 1

Ледники, мамонты, пустыни. Ночные, чем-то похожие на дома скалы; в скалах пещеры. И неизвестно, кто трубит ночью на каменной тропинке между скал и, вынюхивая тропинку, раздувает белую снежную пыль ; может мамонт , может быть, ветер ; а может быть - ветер и есть ледяной рев какого-то мамонтейшего мамонта. Одно ясно: зима. И надо покрепче стиснуть зубы, чтобы не стучали; и надо щепать дерево каменным топором; и надо всякую ночь переносить свой костер из пещеры в пещеру, все глубже; и надо все больше навертывать на себя косматых звериных шкур…

В пещерной петербургской спальне было так же, как недавно в Ноевом ковчеге: потопно перепутанные чистые и нечистые твари. Красного дерева письменный стол; книги ; каменно-вековые гончарного вида лепешки; Скрябин, опус 74; утюг; пять любовно, добела вымытых картошек; никелированные решетки кроватей; топор; шифоньер; дрова. И в центре всей этой вселенной – бог: коротконогий, ржаво-рыжий, приземистый, жадный пещерный бог: чугунная печка.

Возникло ощущение нереальности происходящего, при всей реальности того, что происходит. Страшно, холодно, жутко. Неожиданным стало место действия – Петербург, уподобленный каменному веку. Старый интеллигентский быт смешан с бытом пещерного человека. Картину сопровождают звуки: рев и трубные звуки «мамонтейшего мамонта», стук каменного топора, лязг зубов от холода. мистическая картина ночи. Ночи с вымершими улицами, обледеневшими домами, с завывающим ветром.

. Ожидаемым является время действия – зима, холод.

С первых же строк рассказа автор погружает нас в обстановку каменного века, атмосфера жуткая, напряженная. Каменному веку уподоблен день сегодняшний. Старый интеллигентский быт смешан с бытом пещерного человека (работа с ключевыми словами). Возникает ощущение кризисности бытия, нового Всемирного Потопа.

Писатель следует эстетике экспрессионизма, «искусству крика». Он повышенно эмоционально выражает свою мысль о мире и неблагополучии человека в нем. Автор изображает не сам предмет, а ощущение от него. «Я никогда не объяснял, я всегда показывал… », - говорил писатель. Задаче «докричаться до человека» подчинены и все художественные средства рассказа.

Тяготение к абстракции, гротескность, фантастичность образов, невероятные преувеличения, взвинченность, изломанность ритма (примеры). Строгий ритм создается за счет обилия пауз. Образность (эпитеты, сравнения, метафоры) экспрессивна: таинственный вой, дома-скалы, квартиры-пещеры. Гиперболический образ «мамонтейшего мамонта» чудовищен. Метафоры пронизывают весь рассказ. Метафора пещерной страны, затерянной среди скал, появляется еще раз в финале и, таким образом, обрамляет рассказ, очерчивая его. Речь героев обрывиста, недосказана – читателю нужно домыслить происходящее.

Назывные предложения емко рисуют картину происходящего, задают общую тональность, настроение повествования. В тексте звучат анафоры.

- Следующую работу вы будете выполнять в группах. Вы получите листы оценивания, в них уже есть критерии оценивания. Ваша отметка за урок будет включать в себя баллы, которые вы получите за индивидуальную работу и за работу группы.

Таблица 2

Критерии оценивания деятельности обучающихся в течение урока

№ Количество баллов за участие: активное – 1 балл, не очень – 0,5 балла, неучастие – 0 баллов.

Объединитесь по 3 человека. Должно получиться 4 группы.

- Возьмите задания, которые Вам предстоит выполнить. Ознакомьтесь внимательно. Выполнение заданий – это подготовка к дискуссии. - Вам понятно задание? Какие цели стоят перед Вами на этом этапе урока? - Найти необходимый материал в тексте, сформулировать ответы на вопросы, подготовить выступление и принять участие в обсуждении проблемного вопроса. - Какого результата Вы можете достичь благодаря этой работе? - Сможем более глубоко понять содержание, будем совершенствовать работу вместе, приходить к общему выводу и защищать свою точку зрения. Группы приступают к работе. Время: 15 минут.

Сначала записи ведутся самостоятельно, потом читаются вслух.

Таблица 3

Задания для групп и предполагаемый материал для ответов

Номер

группы

Это «пещерный» Петербург.

мы ждем появления главного героя.

Метафоры к образу Мартин Мартиныча.

Герои рассказа - Мартин Мартиныч (вы вслушайтесь: не Мартын Мартыныч, а Март - солнечный зайчик на обледенелой стене) и Маша. Маша... Нежная, добрая, любящая…

Мартин Мартиныч и Маша сумели сохранить свою любовь и вместе с ней - все доброе и человеческое, невзирая на суровые испытания и нелегкие удары судьбы. Маша смертельно больна, ей уже много месяцев сложно подниматься с постели. Ее муж обессилен изнурительными поисками пищи и дров, которые ценятся в заснеженном и промерзшем городе на вес золота. И вот дрова заканчиваются, а с ними - надежды на существование. Мартин Мартиныч мог бы топить мебелью, бумагами, которых достаточно в квартире, но все это - и шкафы, и стулья, и книги - чужое. А чужое - это табу, запрет. У горячо любящих друг друга супругов даже мысли не возникает воспользоваться этими вещами для сохранения не просто тепла - жизни. Но отчаянное положение и особенно тот факт, что у Маши завтра именины, толкают Мартина Мартиныча на страшное для него преступление - воровство. Но не о себе он заботится, потому что этот день - последний для него - и крадет он не у бедняка.
Как вы понимаете образное выражение: «туже узел, еще туже»? Для каждого героя здесь свои символы. "Глиняный" - выбирает автор для Мартина Мартиныча, и чувствуется что-то теплое, милое, родное в его "глиняной улыбке" и что-то хрупкое.

Обертышевы богаты по меркам послереволюционного Петербурга - у них всегда достаточно еды и целая прихожая дров. Но люди эти, безжалостные к чужой беде, замкнутые на своем тесном, благополучном и хищном мирке, уподоблены зверям. Не зря о главе семейства говорится, как о кровожадном животном: "Желтые каменные зубы сквозь бурьян, желтые зубы - из глаз, весь Оберты-шев обрастал зубами, все длиннее зубы". Его жена и дети - это "обертышевская самка и трое обертышат". Эти люди выбрали закон выживания за счет уничтожения слабейших - и им удобно и комфортно рядом с чужой бедой.

«Расколотый надвое Мартин Мартиныч».

Вот он, замятинский шедевр, шедевр звукописи: "Где бы дров - где бы дров - где бы дров! " Сливаются глухие удары топора с ударами сердца, птица-мысль "бестолково, слепо тукается в потолок, в стекла, в стены ".

«И на черте, отмеченной чуть приметным пунктирным дыханием, схватились насмерть два Мартин Мартиныча: тот давний, со Скрябиным, который знал: нельзя - и новый, пещерный, какой знал: нужно...»

Мартин Мартиныч старается победить в себе эту мысль, победить самого себя - пещерного. Он стягивается узлом до предела натянутых нервов. Здесь опять Замятин создает удивительно звучащий образ - "туже узел, еще туже! " - словно плачет струна под безжалостным смычком... Струна рвется: "Запустил руку в дрова... полено, четвертое, пятое, под пальто, за пояс, в ведро - хлопнул дверью и вверх - огромными, звериными скачками "... Рвется струна …

Это не просто кульминация рассказа. Здесь подлинная человеческая трагедия.

Герой украл, и теперь можно жечь все, конец уже неотвратим, мы понимаем, что стоит за этим: "Все сжег - я все сжег - все.. ."

Стук топора, и Март расколот.

Обратим внимание на хронологическую разлиновку рассказа. События начинаются 28 октября, когда еще бывают «синеглазые дни», когда еще есть надежда на спасение.

«Двадцать девятое. С утра - низкое, дырявое, ватное небо, и сквозь дыры несет льдом... Только бы сегодня: «завтра» - непонятно в пещере: только через века будут знать «завтра», «послезавтра… Сумерки. 29 октября состарилось. 29 октября умерло».

Смерть героев остается за пределами рассказа. Умирает время, умирает эпоха с ее нравственными понятиями: не убий, не укради.

Замятин изображает трагедию в душе одного человека, но для него это трагедия истории, трагедия эпохи, эпохи крушения гуманизма. Уходит старый Петербург с его жизненным укладом, а вместе с ним уходит многое – наша культура, наш язык, нравственность, тепло и доброта человеческих отношений, да что там – даже понимание ценности человеческой жизни…

Трагедия интеллигенции в России XX века - очень глубокая тема.

Работа окончена. Выступают представители каждой группы. Класс оценивает качество каждого подготовленного ответа. Учитель обращается к классу с проблемным вопросом. - Так каков же был выбор перед главными героями? (выжить любой ценой или умереть, оставшись людьми)...
Обобщение .Какую проблему исследовали? (выбор людей во времена исторического слома), на каком примере? (Замятин и его герои), что поняли? (выборы тяжелые, главные, сущностные...)...

(Сущность конфликта – выбор между человеческим и пещерным. Мартин Мартиныч делает свой выбор: в схватке на лестничной площадке побеждает пещерный человек. Герой остается жив, но погибают его духовные ценности. У человека всегда есть право выбора и часто - возможность этого выбора. Каждый сам должен решить для себя, что для него важнее и как он хочет выстроить свою жизнь. Выбор в жизни человека существует и сегодня, в ситуации выбора мы бываем часто, но главный выбор у нас впереди).

Перед Вами несколько высказываний писателей, слова которых я хотела сделать эпиграфом уроку, который, на ваш взгляд, наиболее подходит к теме нашего урока?

Вот – Любовь
Того вампирственного века,
Который превратил в калек
Достойных званья человека!
А. Блок
("Возмездие) «Случалось ли в лодке переезжать быстроходную реку? Надо всегда править выше того места, куда Вам нужно, иначе снесет. Так и в области нравственных требований надо всегда рулить выше - жизнь все равно снесет». Л.Н.Толстой. (Большинство обучающихся посчитали наиболее подходящими строки А.Блока)- Как, на ваш взгляд, связываются слова А. Блока и рассказ ?
Можно сказать, что слова Блока из поэмы "Возмездие" отражают основную мысль рассказа о том, как действительность влияет на формирование человеческой личности, когда меняются местами "высокое" и "низкое", когда человек проходит идеологическое и нравственное испытания. Эпитет в определении века "вампирственный" очень хорошо подчеркивает весь драматизм ситуации, в которой из человека, в первую очередь, "высасывались" нравственные основы, обнажая его первобытную сущность. Отсюда и сравнение с калеками – моральными калеками, утратившими духовное, нравственное начало. Кстати, сам А. Блок это хорошо показал в своей поэме "Двенадцать" в образе отряда красногвардейцев.- Значит, тема рассказа Замятина характерна для русской литературы данного периода?
Да, к этой теме, пытаясь осмыслить новую действительность и человека, рожденного ею, обращаются М.Булгаков в романе "Белая гвардия", повестях "Собачье сердце", "Роковые яйца", М. Зощенко в своих рассказах, И. Бабель в "Конармии", Б. Пильняк в романе "Голый год". Подведение итогов данного этапа работы КУУД - Умение выражать свои мысли ПУУД - Рефлексия способности организовывать собственную деятельность. Прогнозирование. ЛУУД - Смыслообразование - Итак, вы достигли цели, которую ставили на этом этапе урока? (Да, нашли материал для ответов на вопросы, поработали над средствами выразительности, участвовали в дискуссии) - А какого результата достигли, благодаря этой работе? - Глубоко раскрыли содержание рассказа, работали в группе слаженно, четко, распределили роли. Слышали друг друга.

Обобщение.

Вот и закончился этот рассказ Замятина. Интересно ли было его читать? Рассказ очень короткий, но можно ли сказать, что читать его трудно? Почему?

Помогло ли лучше понять рассказ «чтение с остановками», в чем?

Был ли полезным (и чем) такой прием, как читательский прогноз?

Как получилось, что такой короткий рассказ вмещает так много? Ключевыми, главными словами ответа будут, конечно, слова «мастерство писателя». Сформулируйте ответ на этот вопрос, начав фразу со слов «Мастерство Евгения Замятина в том, что…»

Домашнее задание.

Цели и задачи учителя:

ПУУД – развитие творческих способностей

РУУД – развитие навыков самоорганизации при выполнении домашнего задания.

ЛУУД – осознание ценности семейных взаимоотношений, умение рассказать о своих чувствах.

Последний этап нашего урока – обсуждение домашнего задания. Предлагаю Вам три варианта выполнения. Какая цель стоит перед Вами сейчас? (выбрать наиболее подходящий вариант работы)

Я желаю Вам сделать правильный выбор.

Рецензия на рассказ.

Сочинение «Евгений Замятин: тревожный взгляд в будущее» (по рассказам Е. Замятина).

Рассказ о личности и судьбе Е. Замятина по статье учебника с возможным привлечением других материалов.

Пещера

Евгений Замятин

Ледники, мамонты, пустыни. Ночные, черные, чем-то похожие на дома, скалы; в скалах пещеры. И неизвестно, кто трубит ночью на каменной тропинке между скал и, вынюхивая тропинку, раздувает белую снежную пыль; может, серохоботый мамонт; может быть, ветер; а может быть - ветер и есть ледяной рев какого-то мамонтейшего мамонта. Одно ясно: зима. И надо покрепче стиснуть зубы, чтобы не стучали; и надо щепать дерево каменным топором; и надо всякую ночь переносить свой костер из пещеры в пещеру, все глубже, и надо все больше навертывать на себя косматых звериных шкур.

Между скал, где века назад был Петербург, ночами бродил серохоботый мамонт. И, завернутые в шкуры, в пальто, в одеяла, в лохмотья, - пещерные люди отступали из пещеры в пещеру. На покров Мартин Мартиныч и Маша заколотили кабинет; на казанскую выбрались из столовой и забились в спальне. Дальше отступать было некуда; тут надо было выдержать осаду - или умереть.

В пещерной петербургской спальне было так же, как недавно в Ноевом ковчеге: потопно перепутанные чистые и нечистые твари. Красного дерева письменный стол; книги; каменновековые, гончарного вида лепешки; Скрябин опус 74; утюг; пять любовно, добела вымытых картошек; никелированные решетки кроватей; топор; шифоньер; дрова. И в центре всей это вселенной - бог, коротконогий, ржаво-рыжий, приземистый, жадный пещерный бог: чугунная печка.

Бог могуче гудел. В темной пещере - великое огненное чудо. Люди - Мартин Мартиныч и Маша - благоговейно, молча благодарно простирали к нему руки. На один час - в пещере весна; на один час - скидывались звериные шкуры, когти, клыки, и сквозь обледеневшую мозговую корку пробивались зеленые стебельки - мысли.

Март, а ты забыл, что ведь завтра... Ну, уж я вижу: забыл!

В октябре, когда листья уже пожолкли, пожухли, сникли - бывают синеглазые дни; запрокинуть голову в такой день, чтобы не видеть земли, - и можно поверить: еще радость, еще лето. Так и с Машей: если вот закрыть глаза и только слушать ее - можно поверить, что она прежняя, и сейчас засмеется, встанет с постели, обнимет, и час тому назад ножом по стеклу - это не ее голос, совсем не она...

Ай, Март, Март! Как все... Раньше ты не забывал. Двадцать девятое: Марии, мой праздник...

Чугунный бог еще гудел. Света, как всегда, не было: будет только в десять. Колыхались лохматые, темные своды пещеры. Мартин Мартиныч - на корточках, узлом - туже! еще туже! - запрокинув голову, все еще смотрит в октябрьское небо, чтобы не увидеть пожолклые, сникшие губы. А Маша:

Понимаешь, Март, - если бы завтра затопить с самого утра, чтобы весь день было как сейчас! А? Ну, сколько у нас? Ну с полсажени еще есть в кабинете?

До полярного кабинета Маша давным-давно не могла добраться и не знала, что там уже... Туже узел, еще туже!

Полсажени? Больше! Я думаю, там...

Вдруг - свет: ровно десять. И, не кончив, зажмурился Мартин Мартиныч, отвернулся: при свете - труднее, чем в темноте. И при свете ясно видно: лицо у него скомканное, глиняное, теперь у многих глиняные лица - назад к Адаму! А Маша:

И знаешь, Март, я бы попробовала - может, я встану... если ты затопишь с утра.

Ну, Маша, конечно же... Такой день... Ну, конечно - с утра.

Пещерный бог затихал, съеживался, затих, чуть потрескивает. Слышно: внизу, у Обертышевых, каменным топором щепают коряги от барки - каменным топором колют Мартина Мартиныча на куски. Кусок Мартина Мартиныча глиняно улыбался Маше и молол на кофейной мельнице сушеную картофельную шелуху для лепешек - и кусок Мартина Мартиныча, как с воли залетевшая в комнату птица, бестолково, слепо тукался в погодок, в стекла, в стены: "Где бы дров - где бы дров - где бы дров".

Мартин Мартиныч надел пальто, сверху подпоясался кожаным поясом (у пещерных людей миф, что от этого теплее), в углу у шифоньера громыхнул ведром.

Ты куда, Март?

Я сейчас. За водой вниз.

На темной, обледенелой от водяных сплесков лестнице постоял Мартин Мартиныч, покачался, вздохнул и, кандально позвякивая ведеркой, спустился вниз, к Обертышевым; у них еще шла вода. Дверь открыл сам Обертышев, в перетянутом веревкой пальто, давно не бритый, лицо - заросший каким-то рыжим, насквозь пропыленным бурьяном пустырь. Сквозь бурьян - желтые каменные зубы, и между камней - мгновенный ящеричный хвостик - улыбка.

А, Мартин Мартиныч! Что, за водичкой? Пожалуйте, пожалуйте, пожалуйте.

В узенькой клетке между наружной и внутренней дверью с ведром не повернуться - в клетке обертышевские дрова. Глиняный Мартин Мартиныч боком больно стукался о дрова - в глине глубокая вмятина. И еще глубже: в темном коридоре об угол комода.

Через столовую. В столовой - обертышевская самка и трое обертышат; самка торопливо спрятала под салфеткой миску: пришел человек из другой пещеры - и бог знает, вдруг кинется, схватит.

В кухне, отвернув кран, каменнозубо улыбался Обертышев:

Ну что же: как жена? Как жена? Как жена?

Да что, Алексей Иваныч, все то же. Плохо. И вот завтра - именины, а у меня топить нечем.

А вы, Мартин Мартиныч, стульчиками, шкафчиками... Книги тоже: книги отлично горят, отлично, отлично...

Да ведь вы же знаете: там вся мебель, все - чужое, один только рояль...

Так, так, так... Прискорбно, прискорбно!

Слышно в кухне: вспархивает, шуршит крыльями залетевшая птица, вправо, влево - и вдруг отчаянно, с маху в стену всей грудью:

Алексей Иваныч, я хотел... Алексей Иваныч, нельзя ли у вас хоть пять-шесть полен...

Желтые каменные зубы сквозь бурьян, желтые зубы - из глаз, весь Обертышев обрастал зубами, все длиннее зубы.

Что вы, Мартин Мартиныч, что вы, что вы! У нас у самих... Сами знаете, как теперь все, сами знаете, сами знаете...

Туже узел! Туже - еще туже! Закрутил себя Мартин Мартиныч, поднял ведро - и через кухню, через темный коридор, через столовую. На пороге столовой Обертышев сунул мгновенную, ящерично-юркую руку:

Ну, всего... Только дверь, Мартин Мартиныч, не забудьте прихлопнуть, не забудьте. Обе двери, обе, обе - не натопишься!

На темной обледенелой площадке Мартин Мартиныч поставил ведро, обернулся, плотно прихлопнул первую дверь. Прислушался, услыхал только сухую костяную дрожь в себе и свое трясущееся - пунктирное, точечками - дыхание. В узенькой клетке между двух дверей протянул руку, нащупал - полено, и еще, и еще... Нет! Скорей выпихнул себя на площадку, притворил дверь. Теперь надо только прихлопнуть поплотнее, чтобы щелкнул замок...

И вот - нет силы. Нет силы прихлопнуть Машино завтра. И на черте, отмеченной чуть приметным пунктирным дыханием, схватились насмерть два Мартин Мартиныча: тот, давний, со Скрябиным, какой знал: нельзя - и новый, пещерный, какой знал: нужно. Пещерный, скрипя зубами, подмял, придушил - и Мартин Мартиныч, ломая ногти, открыл дверь, запустил руку в дрова... полено, четвертое, пятое, под пальто, за пояс, в ведро - хлопнул дверью и вверх - огромными, звериными скачками. Посередине лестницы, на какой-то обледенелей ступеньке - вдруг пристыл, вжался в стену: внизу снова щелкнула дверь - и пропыленный обертышевский голос:

Кто там? Кто там? Кто там?

Это я, Алексей Иваныч. Я... я дверь забыл... Я хотел... Я вернулся - дверь поплотнее...

Вы? Гм... Как же это вы так? Надо аккуратнее, надо аккуратнее. Теперь все крадут, сами знаете, сами знаете. Как же это вы так?

Двадцать девятое. С утра - низкое, дырявое, ватное небо, и сквозь дыры несет льдом. Но пещерный бог набил брюхо с самого утра, милостиво загудел - и пусть там дыры, пусть обросший зубами Обертышев считает поленья - пусть, все равно: только бы сегодня; "завтра" - непонятно в пещере; только через века будут знать "завтра", "послезавтра".

Маша встала и, покачиваясь от невидимого ветра, причесалась постарому: на уши, посередине пробор. И это было - как последний, болтающийся на голом дереве, жухлый лист. Из среднего ящика письменного стола Мартин Мартиныч вытащил бумаги, письма, термометр, какой-то синий флакончик (торопливо сунул его обратно - чтобы не видела Маша) - и, наконец, из самого дальнего угла черную лакированную коробочку: там, на дне, был еще настоящий - да, да, самый настоящий чай! Пили настоящий чай. Мартин Мартиныч, запрокинув голову, слушал такой похожий на прежний голос:

Март, а помнишь: моя синенькая комната, и пианино в чехле, и на пианино - деревянный конек - пепельница, и я играла, а ты подошел сзади...

Да, в тот вечер была сотворена вселенная, и удивительная, мудрая морда луны, и соловьиная трель звонков в коридоре.

А помнишь, Март: открыто окно, зеленое небо - и снизу, из другого мира - шарманщик?

Шарманщик, чудесный шарманщик - где ты?

А на набережной... Помнишь? Ветки еще голые, вода румяная, и мимо плывет синяя льдина, похожая на гроб. И только смешно от гроба, потому что ведь мы - никогда не умрем. Помнишь?

Внизу начали колоть каменным топором. Вдруг перестали, какая-то беготня, крик. И, расколотый надвое, Мартин Мартиныч одной половиной видел бессмертного шарманщика, бессмертного деревянного конька, бессмертную льдину, а другой - пунктирно дыша - пересчитывал вместе с Обертышевым поленья дров. Вот уж Обертышев сосчитал, вот надевает пальто, весь обросший зубами, - свирепо хлопает дверью, и...

Погоди, Маша, кажется - у нас стучат.

Нет. Никого. Пока еще никого. Еще можно дышать, еще можно запрокинуть голову, слушать голос - такой похожий на тот, прежний.

Сумерки. Двадцать девятое октября состарилось. Пристальные, мутные, старушечьи глаза - и все ежится, сморщивается, горбится под пристальным взглядом. Оседает сводами потолок, приплюснулись кресла, письменный стол, Мартин Мартиныч, кровати, и на кровати - совсем плоская, бумажная Маша.

В сумерках пришел Селихов, домовый председатель. Когда-то он был шестипудовый - теперь уже вытек наполовину, болтался в пиджачной скорлупе, как орех в погремушке. Но еще по-старому погромыхивал смехом.

Ну-с, Мартин Мартиныч, во-первых-во-вторых, супругу вашу - с тезоименитством. Как же, как же! Мне Обертышев говорил...

Мартина Мартиныча выстрелило из кресла, понесся, заторопился - говорить, что-нибудь говорить...

Чаю... я сейчас - я сию минуту... У нас сегодня - настоящий. Понимаете: настоящий! Я его только что...

Чаю? Я, знаете ли, предпочел бы шампанского. Нету? Да что вы! Гра-гра-гра! А мы, знаете, с приятелем третьего дня из гофманских гнали спирт. Потеха! Налакался... "Я, - говорит, - Зиновьев: на колени!" Потеха! А оттуда домой иду - на Марсовом поле навстречу мне человек в одном жилете, ей-богу! "Что это вы?" - говорю. "Да ничего, - говорит... - Вот раздели сейчас, домой бегу на Васильевский". Потеха!

Приплюснутая, бумажная, смеялась на кровати Маша. Всего себя завязав в тугой узел, все громче смеялся Мартин Мартиныч - чтобы подбросить в Селихова дров, чтобы он только не перестал, чтобы только не перестал, чтобы о чем-нибудь еще...

Селихов переставал, чуть пофыркивая, затих. В пиджачной скорлупе болтнулся вправо и влево; встал.

Ну-с, именинница, ручку. Чик! Как, вы не знаете? По-ихнему честь имею кланяться - ч.и.к. Потеха!

Громыхал в коридоре, в передней. Последняя секунда - сейчас уйдет, или - ...

Пол чуть-чуть покачивался, покруживался у Мартина Мартиныча под ногами. Глиняно улыбаясь, Мартин Мартиныч придерживался за косяк. Селихов пыхтел, заколачивая ноги в огромные боты.

В ботах, в шубе, мамонтоподобный - выпрямился, отдышался. Потом молча взял Мартин Мартиныча под руку, молча открыл дверь в полярный кабинет, молча сел на диван.

Пол в кабинете - льдина; льдина чуть слышно треснула, оторвалась от берега - и понесла, понесла, закружила Мартина Мартиныча, и оттуда - с диванного, далекого берега - Селихова еле слыхать.

Во-первых-во-вторых, сударь мой, должен вам сказать: я бы этого Обертышева, как гниду, ей-богу... Но сами понимаете: раз он официально заявляет, раз говорит - завтра пойду в уголовное... Этакая гнида! Я вам одно могу посоветовать: сегодня же, сейчас же к нему - и заткните ему глотку этими самыми поленьями.

Льдина - все быстрее. Крошечный, сплюснутый, чуть видный - так, щепочка - Мартин Мартиныч ответил - себе, и не о поленьях... поленья - что! - нет, о другом:

Хорошо. Сегодня же. Сейчас же.

Ну вот и отлично, вот и отлично! Это - такая гнида, такая гнида, я вам скажу...

В пещере еще темно. Глиняный, холодный, слепой - Мартин Мартиныч тупо натыкался на потопно перепутанные в пещере предметы. Вздрогнул: голос, похожий на Машин, на прежний...

О чем вы там с Селиховым? Что? Карточки? А я, Март, все лежала и думала: собраться бы с духом - и куда-нибудь, чтоб солнце... Ах, как ты гремишь! Ну как нарочно. Ведь ты же знаешь - я не могу, я не могу, я не могу!

Ножом по стеклу. Впрочем - теперь все равно. Механические руки и ноги. Поднимать и опускать их - нужно какими-то цепями, лебедкой, как корабельные стрелы, и вертеть лебедку - одного человека мало: надо троих. Через силу натягивая цепи, Мартин Мартиныч поставил разогреваться чайник, кастрюльку, подбросил последние обертышевские поленья.

Ты слышишь, что я тебе говорю? Что ж ты молчишь? Ты слышишь?

Это, конечно, не Маша, нет, не ее голос. Все медленней двигался Мартин Мартиныч, ноги увязали в зыбучем песке, все тяжелее вертеть лебедку. Вдруг цепь сорвалась с какого-то блока, стрела-рука - ухнула вниз, нелепо задела чайник, кастрюльку - загремело на пол, пещерный бог змеино шипел. И оттуда, с далекого берега, с кровати - чужой, пронзительный голос:

Ты нарочно! Уходи! Сейчас же! И никого мне - ничего, ничего не надо, не надо! Уходи!

Двадцать девятое октября умерло, и умер бессмертный шарманщик, и льдины на румяной от заката воде, и Маша. И это хорошо. И нужно, чтоб не было невероятного завтра, и Обертышева, и Селихова, и Маши, и его - Мартина Мартиныча, чтоб умерло все.

Механический, далекий Мартин Мартиныч еще делал что-то. Может быть, снова разжигал печку, и подбирал с полу кастрюльку, и кипятил чайник, и, может быть, что-нибудь говорила Маша - не слышал: только тупо ноющие вмятины на глине от каких-то слов, и от углов шифоньера, стульев, письменного стола.

Мартин Мартиныч медленно вытаскивал из письменного стола связки писем, термометр, сургуч, коробочку с чаем, снова - письма. И наконец, откуда-то, с самого со дна, темно-синий флакончик.

Десять: дали свет. Голый, жесткий, простой, холодный - как пещерная жизнь и смерть - электрический свет. И такой простой - рядом с утюгом, 74-м опусом, лепешками - синий флакончик. Чугунный бог милостиво загудел, пожирая пергаментно-желтую, голубоватую, белую бумагу писем. Тихонько напомнил о себе чайник, постучал крышкой. Маша обернулась:

Скипел чай? Март, милый, дай мне -...

Увидела. Секунда, насквозь пронизанная ясным, голым, жестоким электрическим светом: скорченный перед печкой Мартин Мартиныч; на письмах - румяный, как вода на закате, отблеск; и там - синий флакончик.

Март! Ты... ты хочешь...

Тихо пожирая бессмертные, горькие, нежные, желтые, белые, голубые слова - тихонько мурлыкал чугунный бог. И Маша - так же просто, как просила чаю:

Март, милый! Март - дай это мне!

Мартин Мартиныч улыбнулся издалека:

Но ведь ты же знаешь. Маша: там - только на одного.

Март, ведь меня все равно уже нет. Ведь это уже не я - ведь все равно я скоро... Март, ты же понимаешь - Март, пожалей меня... Март!

Я, Маша, тебя обманул: у нас в кабинете - ни полена. И я пошел к Обертышеву, и там между дверей... Я украл - понимаешь? И Селихов мне... Я должен сейчас отнести назад - а я все сжег - я все сжег - все! Я не о поленьях, поленья - что! - ты же понимаешь?

Равнодушно задремывает чугунный бог. Потухая, чуть вздрагивают своды пещеры, и чуть вздрагивают дома, скалы, мамонты, Маша.

Март, если ты меня еще любишь... Ну, Март, ну вспомни! Март, милый, дай мне!

Бессмертный деревянный конек, шарманщик, льдина. И этот голос... Мартин Мартиныч медленно встал с колен. Медленно, с трудом ворочая лебедку, взял со стола синий флакончик и подал Маше.

Она сбросила одеяло, села на постели, румяная, быстрая, бессмертная - как тогда вода на закате, схватила флакончик, засмеялась.

Ну вот видишь: недаром я лежала и думала - уехать отсюда. Зажги еще лампу - ту, на столе. Так. Теперь еще что-нибудь в печку - я хочу, чтобы огонь...

Мартин Мартиныч, не глядя, выгреб какие-то бумаги из стола, кинул в печь.

Теперь... Иди погуляй немного. Там, кажется, луна - моя луна: помнишь? Не забудь - возьми ключ, а то захлопнешь, а открыть - ...

Нет, там луны не было. Низкие, темные глухие облака - своды - и все - одна огромная, тихая пещера. Узкие, бесконечные проходы между стен; и похожие на дома темные, обледенелые скалы; и в скалах - глубокие, багрово-освещенные дыры: там, в дырах, возле огня -на корточках люди. Легкий ледяной сквознячок сдувает из-под ног белую пыль, и никому не слышная - по белой пыли, по глыбам, по пещерам, по людям на корточках - огромная, ровная поступь какого-то мамонтейшего мамонта.