Вампилов А.В. и Шукшин В.М. Что объединяет героев рассказа Шукшина Срезал и Чудик

Пьесы Александра Вампилова «Утиная охота», «Старший сын», «Прошлым летом в Чулимске», «Провинциальные анекдоты» на первый план выдвигают нравственную проблематику . Драматург пытается «подтолкнуть» своих героев к осмыслению их жизни, помещая их в воспоминания, сны, житейские привычные ситуации.

Основное внимание автор уделяет будничным, обыденным ситуациям, что сближает его с В. Шукшиным. Герои Вампилова – обычные люди, помещенные в заурядные события, но проявляющие себя по-разному. Героев Вампилова «окрестили» «инфантилами» за их специфические черты характера (вспомните «жизненно» неприспособленного Зилова, живущего мечтой, но не желающего ее осуществлять).

Сложно определить жанровую принадлежность пьес Вампилова: они сочетают в себе элементы водевиля, драмы и даже трагедии, что отражает все перипетии описанного автором времени.

Особенность пьес Вампилова состоит в том, что все его герои переживают некий перелом, результатом которого становится открытие нравственных основ жизни. Так, герой «Старшего сына», сыгравший злую шутку с хозяевами случайного ночного пристанища, открывает для себя тепло их семьи, радость взаимной любви и заботы, в которые молодой человек не верил. Зилов на мгновение становится тем романтичным и нежным юношей, в которого влюбилась когда-то Галина. В «Прошлым летом в Чулимске» юная Валя становится воплощением бесконечного труда на благо созидания и добра, которого не видят слепые люди.

Герои «Утиной охоты» особенны тем, что они, молодые, тридцатилетние, утратили нравственные ориентиры; они живут сегодняшним днем, случайными удовольствиями. Мало у кого из них есть цель – оправданная, настоящая. Вампилов устами одной из своих героинь называет это общество «Аликами», учитывая и то, что они не брезгуют алкоголем. Это общество безликих, утративших моральные ориентиры людей. Частью этой компании является и Зилов, но он и отличается от других тем, что это общество ему изрядно надоело, он знает все его уловки и его психологию; Зилов мечтает вырваться на охоту. Символ утиной охоты многогранен: с одной стороны, это чистое стремление заблудившейся души вырваться к свету, т.е. обрести истинную жизнь, свободу; с другой стороны, охота – это убийство, т.е. смерть. Такие кардинальные черты мы видим и в своем герое: он может быть изменником, а может превратить заурядные вещи в воспоминания о первом свидании, он может любить и восхищаться красотой, а может намеренно сводить свою подругу с богатым товарищем.

Зилов отличается и тем, что для него вопрос смысла жизни перестал быть бытовым – очередным рассуждением в пьяном угаре, но стал бытийным – попыткой истинно осознать жизнь и понять, для чего он живет.

Пьеса включает в себе несколько картин воспоминаний главного героя, в каждом их которых он видит себя сеятелем зла, разрушителем: лжет жене, на работе подписывает липовые документы, обещает влюбившейся в него девушке несбыточное. Зилов осуждает себя («Я сам виноват, я знаю »), но не меняется: череда его «злодеяний» постоянно растет. Герой настолько дезориентирован в жизни, что не может отличить цинизма, лжи от восторженности, высокого порыва, настоящих человеческих чувств.

Подводят Зилова и его же идеалы: он хотел стать таким охотником, как официант Димка. Но Димка – алкоголик и циник, наглый и бездушный – по определению не может быть образцом для подражания. В финале пьесы Зилов принимает приглашение официанта поохотиться, подтверждая тем самым свою моральную деградацию и обезличивание: «Плакал он или смеялся – по его лицу мы так и не поймем ». Зилов подтверждает выводы своего создателя: зачастую интеллигенты на поверку оказываются типичными обывателями без смысла жизни и без цели. Вампилов утверждает, что во многом именно от человека зависит атмосфера вокруг него.

blog.сайт, при полном или частичном копировании материала ссылка на первоисточник обязательна.

В этом плане - и в других планах - Шукшин обнаружил весьма важную для всего литературного процесса 60-70-х гг. творческую близость к исканиям драматурга Александра Вампилова (1937-1972), трагически погибшего на Байкале за два года до смерти Шукшина, создателя пьес «Старший сын» (1968), «Утиная охота» (1971), «Провинциальные анекдоты» (1971), «Прошлым летом в Чулимске» (1971) и др. Внешне эта близость обнаружилась, скажем, в повышенном внимании обоих писателей к упомянутым выше наивным приемам, которыми провинция и деревня «утепляли», украшали свой быт, «поэтизировали» его.

Их объединяло, как людей театра, и нечто более глубокое: осознание того, как сюжетна, сценична жизнь, богата непроявленными приключениями, парадоксами, комическими ситуациями, повторами сюжета.

Пьесы Вампилова парадоксально сочетали трагический гротеск и водевильность, естественность и неведомые, якобы невозможные ранее для героев психологические изменения, решения: все становилось возможным для выбитых из колеи, потрясенных сознаний. Таковы были весьма игровые пьесы (и спектакли) этого драматурга-реформатора. А. Вампилов искал особые маргинальные характеры, относимые какой-то роковой силой на обочину жизни, в промежуток. «Маргинальный» - не значит «плохой», «преступный», это отъединенные, растерявшиеся, наивные существа, не умеющие часто «с волками жить и по-волчьи выть». А. Вампилов искал и находил... даже целые маргинальные семьи, слои общества. Его пьеса «Старший сын» начинается со злой шутки двух молодых людей: где-то в предместье, ночью, они зашли наугад в случайную квартиру, желая в ней только переночевать. Увидев, что их вот-вот выгонят, один из легкомысленных хулиганов объявил, что он... внебрачный сын отсутствующего хозяина этой квартиры, главы семьи! В других художественных мирах эта недобрая эксцентричная шутка осталась бы в рамках эпизода, анекдота: никто не стал бы такой неразумной игре двух молодых шалопаев... подыгрывать! Ho весь мир Вампилова так пропитан фантасмагориями, эксцентрикой, что в парадоксальную выходку обитатели случайной квартиры... поверили, убедили затем самих выдумщиков в правде этого мнимого сыновства, заставили их же повести себя сообразно фантастической логике вполне человечно.

Вся история юноши Бусыгина резко меняет бытовой смысл: вначале он разыгрывает из себя сына-самозванца, затем... превращается в сына, усваивает доброту и наивность хозяина дома, старшего Сарафанова, начинает искренне жалеть и любить «отца». Озорник очеловечивается.

Таков - реален и фантастичен - провинциальный быт и в других пьесах А. Вампилова. В пьесе «Прошлым летом в Чулимске» фантастичен сам мир крошечного городка или поселка на границе леса (тайги) и городской цивилизации: он полон сильных, грубых страстей. Здесь отрешенный от сильных чувств, от былого успеха следователь Шаманов встречает Валю, действительно любящую его. Ho эта сильная, страстная жизнь долгое время лишь обтекала Шаманова.

Сюда даже является наивный эвенк Еремеев - как снежный человек... Ho этот городок, где укрылся Шаманов, где он ищет только покоя, оказывается, живет в глубокой, ломающей судьбы зависимости от большого «города», от его чиновников и жуликов, он унижен этой зависимостью. Идеального оазиса для «утиной охоты», отдыха от бесчеловечной игры-жизни нет и здесь.

Любопытно, что А. Вампилов нигде не подталкивает действие. Поэтика А. Вампилова не только в этой пьесе близка поэтике «чудачеств» В. Шукшина, и характеристика ее почти целиком относится и к «характерам» В. Шукшина. Жизнь в «Старшем сыне» не конструируется, а возникает, ее драматургия не привносится извне, а рождается в ней самой. Парни, пытающиеся переждать 5-6 часов под крышей чужого дома, уверенные в том, что жестоко надули окружающих, попадают в мир, существующий в нервных неприкрашенных формах быта, мир почти сказочных чудес, мир, согретый сердечностью.

Множество сюжетно-смысловых ситуаций, драматичных состояний героев, своего рода осознаний героями себя («самосознаний») во времени связывали и главное произведение А. Вампилова - пьесу «Утиная охота» (1971), и новеллистические циклы В. Шукшина «Характеры» (1973), «Беседы при ясной луне» (1975) и др. В сущности и герой «Утиной охоты» Зилов, роль которого в 70-е гг. прекрасно исполнили и О. Ефремов, и О. Даль, персонаж-антилидер, убегающий от серьезных решений, обманывающий все надежды, и бесчисленные шоферы, плотники, чудаки и «деревенские Сократы» Шукшина живут идеей игры, охоты, озорства, вызова. Им всем необходимо одно:

Надо куда-нибудь деться -
Хоть к черту, хоть к небесам...

Вампиловский герой Зилов мыкается по сцене - чаще всего в ресторане, среди стаи псевдодрузей (это уже не коллектив, а «антиколлектив»), осознавая и свою и всеобщую неприкаянность. Одному из псевдодрузей, Официанту, он говорит об этом своем печальном открытии:

«Ну вот мы с тобой друзья. Друзья и друзья, а я, допустим, беру и продаю тебя за копейку. Потом мы встречаемся и я тебе говорю: „Старик, говорю, у меня завелась копейка, пойдем со мной, я тебя люблю и хочу с тобой выпить“. И ты идешь со мной, выпиваешь. Потом мы с тобой обнимаемся, целуемся, хотя ты прекрасно знаешь, откуда у меня копейка».

Где дружба, где сговор, где действует инстинкт стаи, групповой эгоизм? Как характерно для монологов Зилова частое повторение «ну вот мы друзья», «мы с тобой обнимемся», - он еще не до конца верит, что все выветрилось, вылетело из слов о дружбе, из жестов дружбы, что освобождение от идеала свершилось. Отсюда - поиск идеала «на стороне», вне «антисодружества», «бандочки друзей», там, где есть «утиная охота».

Герой Вампилова не хочет, чтобы его страсть к утиной охоте называли «хобби». Он говорит об особой тишине на этой охоте: «Знаешь, какая это тишина? Тебя там нет, ты понимаешь? Нет. Ты еще не родился. И ничего нет. И не будет». Обычная тайга в час ожидания охоты превращается для него в нечто святое: «Я повезу тебя на тот берег, ты хочешь?.. Ты увидишь, какой там туман - мы поплывем как во сне, неизвестно куда. А когда поднимается солнце? О! Это как в церкви и даже почище, чем в церкви... А ночь! Боже мой!»

В сущности и пьесы А. Вампилова, и многие новеллы Шукшина (и особенно сказка «До третьих петухов») - это разорванное на акты, сцены исповедальное пространство весьма одиноких, смятых жизнью мечтателей, живых среди неживого мира, это одиночество среди ожесточившихся упрощенных сознаний.

В повествовательной технике В. Шукшина, в его абсолютном слухе на все голоса жизни, умении героев «подать реплику» партнеру, в чувстве общей «сценичности» жизни, легко дробящейся и дробимой на кадры, мизансцены, присутствовало много других воздействий, находок, кроме опыта А. Вампилова.

И в этих сценках резко возросла роль реплик, словесных дробей, современной лексики. «В какой области выявляете себя?» - так спрашивает кандидата наук его деревенский земляк Глеб («Срезал»); «Твой бугор в яме?» - это одна секретарша спрашивает другую по телефону о начальнике (на работе он или в отъезде); «Тут пошел наш Иван тянуть резину и торговаться, как делают нынешние слесари-сантехники» - это о герое сказки «До третьих петухов». «Понесу по кочкам», «сделать ей подарок к Восьмому марта» (т. е. ребенка), «свадьба - это еще не знак качества», «за это никакой статьи нет» (т. е. наказания), «бросил пить - нечем вакуум заполнить», «о культуре тела никакого понятия», «примешь (т. е. выпьешь)?» и т. п. - богатство реплик Шукшина весьма пестрое, смешанное, окрашенное ироническим светом.

Ho, безусловно, наивысший успех новеллистического искусства Шукшина связан с рассказами, в которых, как у А. Вампилова, происходит своеобразная смена героями лица, биографии, хлестаковское пребывание в чужой маске, в чужой роли. Шукшин смело вторгается в сферу такого хлестаковского, крайнего «озорства» героев, розыгрыша, загадочного надувательства. Вся новеллистика Шукшина кажется всего лишь изложением занимательных историй не менее занимательным образом. Эта игра в занимательное притворство происходит, например, в рассказах «Генерал Малафейкин», «Миль пардон, мадам», безусловно, в трагикомическом рассказе «Срезал», в целом ряде эпизодов из «Калины красной», в фантастическом путешествии Ивана-дурака за пресловутой справкой о его уме («До третьих петухов»).

Маляр Семен Малафейкин, обычный сельский житель, вдруг начал в вагоне поезда странную игру с попутчиками: он выдал себя за генерала милиции. А что он, ремонтировавший дачи, знает о генеральской жизни? Оказывается, «знает» целый пласт льгот, подачек, прикорма:

«Напрасно отказываетесь от дачи - удобно. Знаете, как ни устанешь за день, а приедешь, затопишь камин - душа отходит.

Дача-то?

Нет, конечно! Что вы! У меня два сменных водителя, так один уже знает: без четверти пять звонит. „Домой, Семен Иванович?“ - „Домой, Петя, домой“. Мы с ним дачу называем домом».

На первый взгляд эти игры в начальников, смена официальных масок, чудеса в решете, перескок в иные миры, кабинеты, дачи просто потешают, дают героям возможность порезвиться. Бронька Пупков в рассказе «Миль пардон, мадам!», сгорая от нетерпения, пристраивается к любой компании новичков и в очередной раз с подробностями рассказывает, как в годы войны пробовал «погасить зловредную свечку», т. е. убить Гитлера... Егор Прокудин, бывший вор в «Калине красной», едва его обидели деревенские родители невесты, сразу же подбирает для себя, надевает удобную маску прокурора, возможно начальника лагеря, воспитателя, и начинает обличать стариков, умело «внедряя» в свою речь типовые интонации, доводы, поддевки. Он и защищает себя, как демагог, и забавляется, высмеивая и эту демагогическую лексику.

«- Видите, как мы славно пристроились жить! - заговорил Егор, изредка остро взглядывая на сидящего старика. - Страна производит электричество, паровозы, миллионы тонн чугуна... Люди напрягают все силы. Люди буквально падают от напряжения, ликвидируют остатки разгильдяйства и слабоумия, люди, можно сказать, заикаются от напряжения, - Егор наскочил на слово „напряжение“ и с удовольствием смаковал его, - люди покрываются морщинами на Крайнем Севере и вынуждены вставлять себе золотые зубы... А в это самое время находятся люди, которые из всех достижений человечества облюбовали себе печку! Вот как! Славно, славно... Будем лучше чувал подпирать ногами, чем дружно напрягаться вместе со всеми...»

Наивысшего мастерства в игре словесными клише, смене словесных масок, созданных на основе газетных формул, всякого рода «речезаменителей», скоморошьего балагурства, вызывающего в памяти традиции народных пересмешников, достиг Шукшин в рассказе «Срезал». В этом рассказе деревенский пересмешник (и мужицкий пророк) Глеб Капустин, уже давно вовлекший в свои обличения приезжих кандидатов, ученых и т. п., своих же односельчан, свою семью, тоже играющую и подыгрывающую ему, действительно сбивает с толку своими художествами заезжего интеллектуала. Сбивает с первых же реплик:

«- Ну, и как насчет первичности?

Какой первичности? - опять не понял кандидат.

Первичности духа и материи...

Как всегда... Материя первична...

А дух - потом. А что?»

Перечитайте этот небольшой рассказ, и вы почувствуете всю страшноватую природу смеха, переодевания Глеба в спорщика, «полуученого»: с одной стороны, он высмеивает затасканные формулы, весь поток информации из Москвы, а с другой - как бы предупреждает, что и провинция себе на уме, что она - не только объект манипуляций, «объегоривания»... В озорниках, пересмешниках позднего Шукшина, включая и Глеба Капустина, и Егора Прокудина (его смех, как выяснилось, трагический, предсмертный, как и его же светлый порыв к нормальной жизни), и условного Ивана-дурака, нельзя видеть «распоясавшихся обывателей», «наступательную силу хамства», пустоту людей из антимира, отягощенных «комплексом духовной неполноценности», которая оборачивается «желанием покуражиться над другими» (Л. Аннинский).

Это очень жестокая, пренебрежительная оценка. Ведь явно еще в 60-70-е гг. многие истины засалились, покрылись своего рода «известью», все имитировалось. Василий Шукшин первым задумался над проблемой огромной важности: почему вся эта деревенская, низовая Россия так боится... Москвы, владеющей «телевластью», экспериментов над собой, исходящих из столицы? Наивны, смешны наскоки Глеба Капустина на умника из Москвы. Еще более наивны опыты Алеши Бесконвойного по самозащите, спасению душевного равновесия от наскока абсурда. Герой новеллы «Алеша Бесконвойный» каждую субботу топит баню, спасается от микробов (отмывается) в ее пекле. Попробовали было отнять у него это мгновение покоя, эту возможность вспомнить и взвесить прожитое, отгородиться на миг от суеты, как он взорвался. «Что мне, душу свою на куски порезать?» - кричал тогда Алеша не своим голосом. И это испугало Таисью, жену. Дело в том, что «старший брат Алеши, Иван, вот так-то застрелился».

Все пересмешники Шукшина, как заметила исследователь С. М. Козлова, после появления его исторического романа о Разине каким-то поразительным образом стали сливаться с образом Степана Разина, столь же могучего и наивного; народного заступника, страдальца, творца: «Они, как ребро Адама, выделены из тела народа. Они - орудия в руках народа, творящего историю... В этом определении Глеба Капустина тоже проекция шукшинского образа Разина... Глеб Капустин, таким образом, - „уровень эпохи“, „срез времени“... Он выражает, отражает время в его противоречиях, он „срезает“ один за другим нарост догм и лжи».

Цели:

1) познакомить учащихся с жизнью и творчеством драматурга;

2) разобраться в нравственной проблематике пьесы;

3) составить план характеристики главных героев.

Оборудование: портрет А.Вампилова, художественный фильм “Старший сын”.

Методические приемы: частичная лекция, доклад учащихся, просмотр эпизодов фильма, их анализ, аналитическая характеристика героев (метод беседы).

Ход урока

I. Постановка целей и задач урока.

II. Вступительное слово учителя.

Александр Вампилов - человек, жизнь которого короткая, но яркая. Драматург, сыгравший значительную роль в современном театре.

III. Сообщение учащегося о жизненном пути А.Вампилова.

IV. Слово учителя о творчестве А.Вампилова.

Главной страстью А.Вампилова был театр, а в литературе – драматургия. Он погиб в 35 лет, так и не увидев ни одной своей пьесы на столичной сцене, при жизни издал лишь небольшой сборник рассказов. Валентин Распутин, друживший с ним со студенческих лет, говорил: “В поэзии Николай Рубцов, в прозе Василий Шукшин, в драматургии Александр Вампилов… - кажется, самую душу и самую надежду почти единовременно потеряла с этими именами российская литература…”.

Драматургия Александра Вампилова делится на 2 этапа.

Конфликт имеет двуплановость:

1) молодость отцов с одной стороны;

2) мудрость отцов с другой стороны.

Юмор служит задаче: воскрешение человека, за несерьезным взглядом на вещи обнаруживается глубокая форма познания реальной действительности.

Герои способны делать выводы, основанные на внутренних душевных ценностях, поэтому автор легко и естественно приводит героев к должным поступкам, отвечающим высшим человеческим интересам.

Второй этап: новый герой, сопротивляющийся автору, идеальной обстановке противопоставляет свою, реальную, в которой нет места бескорыстной любви к ближнему, добра ради добра. Следовательно, позиция автора – честный художник, поэтому основное настроение произведения – грусть, которая пронизывает все пьесы II этапа.

V. Просмотр фрагментов художественного фильма “Старший сын” и аналитическая характеристика героев пьесы.

Беседа с учащимися:

Эта комедия светлая и печальная; каковы отличительные черты жанра пьесы “Старший сын”?

В чем особенность системы характеров пьесы? (Это драматическое произведение, конфликт между двумя группами героев: нормальных и ненормальных*).

* Вампилов А.В. Дом окнами в поле – Иркутск: Восточно-Сибирское книжное издательство, 1981 – 690 с., с.130.

Каких героев пьесы вы можете отнести к группе нормальных и ненормальных? Подтвердите свой ответ строками из текста.

Аналитическая беседа о каждом герое.

Сарафанов.

К какой возрастной группе принадлежит этот герой, почему?

Как относится к детям? (Просмотр фрагмента, подтверждение увиденного строками из текста).

Как принимает известие о существовании старшего сына?

Кто этот молодой человек?

Как относится к своей лжи о том, что он является сыном?

Почему он не может быть равнодушным к семье Сарафановых? (Бусыгин взвалил на себя проблему чужой семьи и с точки зрения нравственности помогает возродить семью)

Что общего и в чем разница с Сильвой? (Просмотр отдельных эпизодов фильма). (У этих героев судьбы одинаковые, а духовный мир разный).

Нина и Вася.

Как эти герои пьесы относятся к отцу, почему?

Как они принимают “старшего брата”?

Кудимов, Макарская, Сильва.

Что можно сказать об этих людях?

Что их объединяет?

Что происходит в финале с этими людьми? Изменились ли они?

Понимание темы, идеи, конфликта.

Первое название “Предместье” указывает на место, где происходит действие. Почему автор изменил название? (Очень важно понимание того, что происходит в пьесе).

Какие проблемы решаются? (Проблемы доверия, взаимопонимания, доброты, ответственности).

Какова двуплановость пьесы?

Как рассматривается в пьесе вопрос о правде? Сопоставьте с вопросом о правде в пьесе М.Горького “На дне”. Зачем герои пьесы “Старший сын” врут? Есть ли у этого вранья оправдание? Всегда ли нужна правда?

Какова тема, идея произведения?

Как вы думаете, почему так называется пьеса?

Финал пьесы оптимистичен. Как вы думаете, могло ли такое случиться в жизни?

Как, по-вашему, сложатся судьбы героев в дальнейшем?

VI. Слово учителя.

Духовное родство людей оказывается надежней и крепче формальных отношений. За внешней бравадой и цинизмом молодых людей обнаруживается неожиданная для них самих способность к любви, прощению, состраданию. Так от частной бытовой, истории пьеса поднимается до общечеловеческих гуманистических проблем. А парадокс в том, что люди становятся родными, начинают чувствовать ответственность друг за друга лишь по счастливой случайности. Показана нравственная сущность старшего сына – на его плечах все: надежда, будущее семьи, и Бусыгин – старший сын, достоин чести, нравственной основы “отца”, следовательно, он возродил семью.

VII. Домашнее задание.

Составить характеристику понравившегося героя.

Написать рецензию на фильм “Старший сын”, сопоставив его с пьесой А.Вампилова.

Начало семидесятых – трагическое время для русской словесности.
В январе 1971 года трагическая нелепость оборвала жизнь Николая Рубцова, поэта нестоличного и непубличного, всенародное признание которого большим русским поэтом придет уже после смерти. Ему было 35.
В августе 1972 года в озере Байкал утонул иркутский драматург Александр Вампилов. До своего 35-летия он не дожил двух дней.
В начале октября 1974 года скоропостижно и загадочно в киноэкспедиции умирает Василий Шукшин – кинорежиссер, актер, писатель.
Печальный этот мартиролог можно длить.
Русская культура – мученическая. О лучших ее творцах присловье: «что имеем не храним, потерявши плачем».
Почему эту печальную летопись я ограничил тремя именами? Все трое были провинциалами, которых при жизни ни столичная артистическая тусовка, ни тогдашние генералы и их прислужливые пришибеевы от минкульта до всякого рода творческих союзов, репеткомов, издательств отнюдь не привечали.
А вот после смерти начинаются метаморфозы.
Безвременно ушедшие обрастают мифами, вчерашние их недоброжелатели предстают доброхотами, не жалея елея и красок в своих лживых мемуарах.
Бронзы на памятники не жалели.
Недавно я рассказывал о новой книге Алексея Варламова «Шукшин». Сейчас хотел бы остановиться еще на одной новинке серии «ЖЗЛ» - книге Андрея Румянцева «Вампилов». Однокашник Александра Вампилова по иркутскому университету народный поэт Бурятии Андрей Румянцев на склоне лет отдает дань памяти своему безвременно ушедшему сибирскому земляку.
Возможно, книга о Вампилове получилась не столь яркой как варламовская биография Шукшина, но в ней есть и душа, и нерв. И горькие размышления о «нехранителях и оплакивателях».
О драматургии Вампилова в книге Румянцева говорят Георгий Товстоногов, Анатолий Эфрос, Олег Ефремов. Они восторженно рассуждают о высотах театра Вампилова, но при этом ни один из мэтров не признается, что на рубеже 60-70-х иркутский провинциал и его пьесы ими приняты или поняты не были.
Да, можно было поэкспериментировать с двумя одноактными пьесами Вампилова, объединив их в «Провинциальные анекдоты», но вот со сценическим воплощением «Утиной охоты», «Старшего сына», или «Прошлым летом в Чулимске» все было куда сложнее и драматичнее.
Александр Вампилов – автор четырех больших и нескольких одноактных пьес.
Но дело не количестве, а в том художественном уровне, до которого и многим нашим классикам соцреализма и нынешним постмодернистам как до Джомолунгмы.
У пьес Вампилова сегодня самая завидная судьба. Их играют в столицах и в провинции. Они всегда в работе, в постоянном и различном сценическом прочтении. Они экранизированы. Раздерганы на цитаты.
Они стали классикой, но в них же можно найти и отголоски сегодняшнего смятенного времени.
Потому что герои Вампилова – эта наша русская провинция. Она никуда не делась, и даже особо не изменилась. Может быть ожесточилась только, жизнь помяла.
Но суть сохранилась прежняя.
«Смейтесь над этими людьми, возмущайтесь ими, страдайте от их множества. Но не отвергайте их, ибо это не сделает лучше ни вас, ни их – таков, кажется, главный мотив всех пьес Вампилова», - прозорливо отмечал друг драматурга и его земляк великий русский писатель Валентин Распутин.
Их роднила любовь, боль и сострадание к своим героям. И в этом единственный секрет вечности их творческого наследия.
А бронза для памятников – это иное, преходящее.

Пьесы Вампилова парадоксально сочетали трагический гротеск и водевильность, естественность и неведомые, якобы невозможные ранее для героев психологические изменения, решения: все становилось возможным для выбитых из колеи, потрясенных сознаний. Таковы были весьма игровые пьесы (и спектакли) этого драматурга-реформатора. А. Вампилов искал особые маргинальные характеры, относимые какой-то роковой силой на обочину жизни, в промежуток. «Маргинальный» - не значит «плохой», «преступный», это отъединенные, растерявшиеся, наивные существа, не умеющие часто «с волками жить и по-волчьи выть». А. Вампилов искал и находил… даже целые маргинальные семьи, слои общества. Его пьеса «Старший сын» начинается со злой шутки двух молодых людей: где-то в предместье, ночью, они зашли наугад в случайную квартиру, желая в ней только переночевать. Увидев, что их вот-вот выгонят, один из легкомысленных хулиганов объявил, что он… внебрачный сын отсутствующего хозяина этой квартиры, главы семьи! В других художественных мирах эта недобрая эксцентричная шутка осталась бы в рамках эпизода, анекдота: никто не стал бы такой неразумной игре двух молодых шалопаев… подыгрывать! Ho весь мир Вампилова так пропитан фантасмагориями, эксцентрикой, что в парадоксальную выходку обитатели случайной квартиры… поверили, убедили затем самих выдумщиков в правде этого мнимого сыновства, заставили их же повести себя сообразно фантастической логике вполне человечно.

Вся история юноши Бусыгина резко меняет бытовой смысл: вначале он разыгрывает из себя сына-самозванца, затем… превращается в сына, усваивает доброту и наивность хозяина дома, старшего Сарафанова, начинает искренне жалеть и любить «отца». Озорник очеловечивается.

Сюда даже является наивный эвенк Еремеев - как снежный человек… Ho этот городок, где укрылся Шаманов, где он ищет только покоя, оказывается, живет в глубокой, ломающей судьбы зависимости от большого «города», от его чиновников и жуликов, он унижен этой зависимостью. Идеального оазиса для «утиной охоты», отдыха от бесчеловечной игры-жизни нет и здесь.

Надо куда-нибудь деться -

Хоть к черту, хоть к небесам…

Дача-то?

На первый взгляд эти игры в начальников, смена официальных масок, чудеса в решете, перескок в иные миры, кабинеты, дачи просто потешают, дают героям возможность порезвиться. Бронька Пупков в рассказе «Миль пардон, мадам!», сгорая от нетерпения, пристраивается к любой компании новичков и в очередной раз с подробностями рассказывает, как в годы войны пробовал «погасить зловредную свечку», т. е. убить Гитлера… Егор Прокудин, бывший вор в «Калине красной», едва его обидели деревенские родители невесты, сразу же подбирает для себя, надевает удобную маску прокурора, возможно начальника лагеря, воспитателя, и начинает обличать стариков, умело «внедряя» в свою речь типовые интонации, доводы, поддевки. Он и защищает себя, как демагог, и забавляется, высмеивая и эту демагогическую лексику.

«- Видите, как мы славно пристроились жить! - заговорил Егор, изредка остро взглядывая на сидящего старика. - Страна производит электричество, паровозы, миллионы тонн чугуна… Люди напрягают все силы. Люди буквально падают от напряжения, ликвидируют остатки разгильдяйства и слабоумия, люди, можно сказать, заикаются от напряжения, - Егор наскочил на слово „напряжение“ и с удовольствием смаковал его, - люди покрываются морщинами на Крайнем Севере и вынуждены вставлять себе золотые зубы… А в это самое время находятся люди, которые из всех достижений человечества облюбовали себе печку! Вот как! Славно, славно… Будем лучше чувал подпирать ногами, чем дружно напрягаться вместе со всеми…»

Наивысшего мастерства в игре словесными клише, смене словесных масок, созданных на основе газетных формул, всякого рода «речезаменителей», скоморошьего балагурства, вызывающего в памяти традиции народных пересмешников, достиг Шукшин в рассказе «Срезал». В этом рассказе деревенский пересмешник (и мужицкий ) Глеб Капустин, уже давно вовлекший в свои обличения приезжих кандидатов, ученых и т. п., своих же односельчан, свою семью, тоже играющую и подыгрывающую ему, действительно сбивает с толку своими художествами заезжего интеллектуала. Сбивает с первых же реплик:

«- Ну, и как насчет первичности?

Какой первичности? - опять не понял кандидат.

Первичности духа и материи…

Как всегда… Материя первична…

А дух - потом. А что?»

Перечитайте этот небольшой рассказ, и вы почувствуете всю страшноватую природу смеха, переодевания Глеба в спорщика, «полуученого»: с одной стороны, он высмеивает затасканные формулы, весь поток информации из Москвы, а с другой - как бы предупреждает, что и провинция себе на уме, что она - не только объект манипуляций, «объегоривания»… В озорниках, пересмешниках позднего Шукшина, включая и Глеба Капустина, и Егора Прокудина (его смех, как выяснилось, трагический, предсмертный, как и его же светлый порыв к нормальной жизни), и условного Ивана-дурака, нельзя видеть «распоясавшихся обывателей», «наступательную силу хамства», пустоту людей из антимира, отягощенных «комплексом духовной неполноценности», которая оборачивается «желанием покуражиться над другими» (Л. Аннинский).

Это очень жестокая, пренебрежительная оценка. Ведь явно еще в 60-70-е гг. многие истины засалились, покрылись своего рода «известью», все имитировалось. Василий Шукшин первым задумался над проблемой огромной важности: почему вся эта деревенская, низовая так боится… Москвы, владеющей «телевластью», экспериментов над собой, исходящих из столицы? Наивны, смешны наскоки Глеба Капустина на умника из Москвы. Еще более наивны опыты Алеши Бесконвойного по самозащите, спасению душевного равновесия от наскока абсурда. Герой новеллы «Алеша Бесконвойный» каждую субботу топит баню, спасается от микробов (отмывается) в ее пекле. Попробовали было отнять у него это мгновение покоя, эту возможность вспомнить и взвесить прожитое, отгородиться на миг от суеты, как он взорвался. «Что мне, душу свою на куски порезать?» - кричал тогда Алеша не своим голосом. И это испугало Таисью, жену. Дело в том, что «старший брат Алеши, Иван, вот так-то застрелился».

Все пересмешники Шукшина, как заметила исследователь С. М. Козлова, после появления его исторического романа о Разине каким-то поразительным образом стали сливаться с образом Степана Разина, столь же могучего и наивного; народного заступника, страдальца, творца: «Они, как ребро Адама, выделены из тела народа. Они - орудия в руках народа, творящего историю… В этом определении Глеба Капустина тоже проекция шукшинского образа Разина… Глеб Капустин, таким образом, - „уровень эпохи“, „срез времени“… Он выражает, отражает время в его противоречиях, он „срезает“ один за другим нарост догм и лжи».