Произведения карамзина в стиле сентиментализм. Николай Михайлович Карамзин. Сентиментализм как литературное направление. Сентиментализм в зарубежной литературе

Если бы Аполлинария Суслова появилась на свет не в 1840 году, а, скажем, на век позже, то она оказалась бы вполне на своем месте, органично вписавшись в прослойку так называемых феминисток и снискав всеобщее уважение и сочувствие. Но судьба распорядилась так, что и в XIX, и в начале XX столетий ей пришлось довольствоваться весьма сомнительной в хорошем обществе репутацией «эмансипантки». И это самое мягкое из того, что говорилось в ее адрес.

«Бывшую» женщину двух великих мужчин — Достоевского и Розанова — заклевали, оклеветали, практически лишив собственной биографии, превратив ее имя и судьбу просто в пикантный довесок к жизням ее знаменитых возлюбленных. Какой же справедливости может ждать она от истории? Другой вопрос — есть ли у нее право на собственную биографию и на отдельное место в истории. Если бы она была просто красивой пустой бабенкой — к чему и перья ломать? Однако Достоевский, например, считал ее одной из примечательнейших женщин своей эпохи. «Друг вечный» — это эпистолярное обращение Федора Михайловича к возлюбленной — стало ее пропуском если не в бессмертие, то, во всяком случае, в незабвение.

Суслова послужила прототипом едва ли не всех «инфернальных» женщин Достоевского — Полина в «Игроке», Катерина в «Братьях Карамазовых», Лиза в «Бесах»…

Да и Розанов был одержим Аполлинарией, которая почти на 20 лет была старше него, ничуть не меньше Достоевского. Василий Васильевич, расставшись с ней, уже ненавидя ее, тем не менее признавался: «…В характере этом была какая-то гениальность (именно темперамента), что и заставляло меня, например, несмотря на все мучения, слепо и робко ее любить».

Аполлинария Прокофьевна Суслова — чистейший тип русской женщины, русской, как выразился Розанов, «по стилю души» — и этим она, бесспорно, представляет интерес сама по себе, а не как обидный «довесок». Это — не тип преданной и верной жены, сентиментально воспетый нашей классической литературой, это другой тип: независимой, упрямо последовательной, страдающей идеалистки. Иначе говоря, другой вариант национального женского характера. Помимо врожденных психологических склонностей этот тип был воспитан специфической атмосферой, сложившейся в России в 60-х годах XIX века, народовольческими идеями и остро прорезавшимся вкусом к свободе. То было время торжества Писарева и Чернышевского, время хождения русской молодежи «в народ», время тайных прокламаций и политических процессов, время резкого обострения так называемого «женского вопроса» и новой антисемейной морали. И если мужчины так или иначе сумели «переварить» новую идеологию и обогатиться, то множество зараженных ею, как эпидемией чумы, представительниц слабого пола оказались выбиты из привычной колеи и зачастую погибали, не зная, за какую соломинку уцепиться.

Стриженные по тогдашней моде и совершенно между собой несхожие сестры Сусловы — Аполлинария и Надежда, появившиеся в петербургских студенческих кружках, были из того нового поколения молодых женщин, которое более не желало топить, хранить и украшать домашний очаг, качать колыбель и быть во всем рабой мужа. И потому в многочисленных студенческих демонстрациях за право женщины на образование — они всегда в первых рядах. Высшие женские курсы в России в то время еще не были созданы, но правительство, под давлением молодежи, пошло на некоторые уступки и позволило дамам слушать лекции в университете. Страсть к самостоятельности и профессиональной деятельности наравне с мужчиной кружила этим барышням голову так, как раньше кружила только любовь. Сестры Сусловы, как и их эмансипированные товарки, искренне считали любовь «пережитком», «предрассудком» и, разумеется, полагали, что уж они-то — выше этого.

— Вы прелестны, как богиня Афродита. Зачем вам вся эта политика, эта ученость! — сказал как-то Аполлинарии один из старых профессоров, игриво потрепав ее по щеке. Вот только увернуться ученый муж не успел — вольнослушательница Суслова не долго думая влепила ему пощечину.

Полина, как ее звали домашние, проcто не терпела намеков на свою красоту. Хотя ей было чем похвалиться: фигурка хрупкая, однако с плавными, соблазнительными формами, тонкий овал, чистые и правильные черты лица. Ее вспоминают порывистой, горячей, резкой на язык, то есть усвоившей все поведение эмансипантки, или «синего чулка», — так в приличном обществе именовали новую женскую поросль. Но выражение глаз Полины резко контрастировало с этим отчасти деланым нравом: у нее были глубокие, страстные, словно засасывающие в свой запредельный омут глаза. Она еще не догадывалась об их власти.

В ноябре 1861 года вышел в свет 5-й номер семейного журнала братьев Достоевских «Время». Поклонники Достоевского, как и весь читающий Петербург, были весьма удивлены: между 8-й главой «Записок из мертвого дома» и романом в стихах Якова Полонского «Свежее предание» была напечатана довольно рыхлая, беспомощная повесть «Покуда», подписанная «А. С-ва». Кто она такая? Откуда взялась? А главное, зачем ее опубликовали? Тотчас поползли всевозможные слухи и домыслы. Федор Достоевский, окруженный ореолом мученичества, уже известный писатель, всего год назад вернувшийся из ссылки, пользовался в северной столице колоссальной популярностью и авторитетом, особенно в кругах студенческой молодежи.

Впрочем, до сих пор точно неизвестно, где и когда произошло знакомство 21-летней Полины и 40-летнего Достоевского. Говорили, что, увлекшись писателем после его многочисленных выступлений в университете, Полина первая написала ему «наивное поэтическое любовное письмо». Так, например, полагала дочь Достоевского Любовь Федоровна. Хотя такового письма в архиве писателя так никогда и не нашли. Да и вообще всему тому, что касается Аполлинарии Сусловой, верить дочери писателя следует с большой оглядкой: госпоже Достоевской слишком очевидно хотелось очернить ее — Полина была неистребимо опасной соперницей ее матери. Любовь Федоровна незамысловатой, черно-белой краской так рисовала портрет Сусловой: «Тогда в моду вошла свободная любовь. Молодая и красивая Полина усердно следовала веянию времени, служа Венере, переходила от одного студента к другому и полагала, что служит европейской цивилизации. Услышав об успехе Достоевского, она поспешила разделить новую страсть студентов. Она вертелась вокруг Достоевского и всячески угождала ему. Он не замечал этого. Тогда она написала ему письмо с объяснениями в любви».

Знавшие Полину говорили, что и в самом деле в ее характере было сделать первый шаг, но все же — не такой. В среде презирающих любовь и романтические бредни девиц писание поэтических любовных писем было сродни тому, как если бы вдруг заговорила ослица. Их увлекала отнюдь не практика «свободной любви», а размышления о свободной любви и о праве женщины на таковую вообще. А это совершенно разные вещи.

Как и все их сверстницы, сестры Сусловы мечтали: например, Надежда, строгая, почти аскетично-суровая девушка, желала стать первой в России женщиной-врачом — вот что было ее непреложной целью. Студенты-медики подтрунивали над ее фанатичным и фантастичным прожектерством: дама в белом халате со стетоскопом, да где же это видано? Полина же, о чем свидетельствует ее дневник, мечтала вообще: надо приносить обществу пользу, надо найти смысл жизни, надо чему-нибудь выучиться и куда-нибудь пойти работать… Тогда едва ли не все вокруг пописывали. Даже Надя отнесла в «Современник» свой небольшой рассказ, тут же одобренный и напечатанный редакторами Чернышевским и Некрасовым. Чтобы не отстать от сестры, Полина мучительно грызла карандаш, маясь над своей первой повестью «Покуда».

Скорее всего, впервые предстала она перед Достоевским в его редакторском кабинете робкой дебютанткой. Для нее он был почти «небожителем», мастером, учителем… Смущенно сунула тетрадку. Но присмотревшись к нему наедине, неожиданно для себя отметила его застенчивость, угловатость. Ему же запомнились ее строгий темный костюм и обволакивающие, слишком женские глаза. Они стали встречаться — сначала в редакции, потом у общих знакомых, а потом и наедине… Вскоре Федор Михайлович уже знал о Полине все. Кстати, судя по ее манерам, он предположил, что в ней течет кровь аристократки, но ошибся — она оказалась чистокровной крестьянкой.

Ее отец был крепостным графа Шереметева. Начав свою карьеру с переписки «ревижских сказок» в конторе графа, Прокофий Суслов благодаря своим способностям быстро пошел в гору. А перед женитьбой на Анне Ястребовой Шереметев даровал ему вольную. Вскоре Прокофий Григорьевич получил высокое назначение управляющим имениями графа сначала в Москве, а потом и в Петербурге. Так что Полина с Надеждой, хоть и были дочерьми бывшего крепостного, но в столичном доме родителей привыкли жить на широкую ногу: у них были гувернантки, обучавшие их манерам и языкам, и даже учитель танцев. У матери рука была тяжелая и нрав весьма деспотичный, поэтому когда сестер отдали в пансион благородных девиц, они не особенно расстроились из-за разлуки с домом. Позднее обеим удалось закончить столичную гимназию, хотя там и было чудовищно скучно. Полина в основном считала на потолке мух, единственным ее светлым воспоминанием был учитель истории, сумевший воспламенить ее воображение рассказами о Древней Греции и античном искусстве. «Этот педагог научил меня мечтать» — так лаконично закончила Полина короткий рассказ о своем прошлом. Больше ей нечего было рассказывать.

Когда Полина осознала, что как пожаром охвачена страстью к Федору Михайловичу, она, пересилив врожденную застенчивость, честно в ней призналась. И хоть до Федора Михайловича у нее не было никакого любовного опыта и поджилки тряслись от страха, она все равно сочла нужным поступить в полном соответствии с принципами новой морали — не скрывать, не обманывать, не лицемерить, любить, пока любишь, и уходить, когда разлюбишь.

«Я отдалась ему любя, не спрашивая ничего, ни на что не рассчитывая», — писала Суслова в одном из писем. Не будь любовники людьми истинно русскими, можно было бы предположить, что по крайней мере первый период их романа был радостным и счастливым. Увы! И это притом, что внешне, казалось бы, ничто не препятствовало их любви. К моменту их встречи Достоевский был 4 года женат на Марье Дмитриевне Исаевой, с которой познакомился в ссылке в Семипалатинске, но этот брак уже изжил себя. Жена была истерична, капризна, страдала эпилептическими припадками, при этом самолюбие Достоевского было непоправимо задето — она, как оказалось, еще и изменяла ему. Однако через некоторое время Марья Дмитриевна перестала быть помехой — тяжело больная чахоткой, она жила отдельно от мужа, то в Москве, то во Владимире. Он же истосковался по любви, по безумствам — в силу характера и драматических жизненных обстоятельств эта сторона жизни открылась для него поздно.

Но, как оказалось, в его сердце жила жажда обладать и распоряжаться. Сохранившаяся переписка Достоевского и Сусловой, а также ее дневник дают некоторое представление о том, что между ними происходило.

Поначалу это был, видимо, ураган, испепеляющий любовный поединок, не оставляющий времени и сил на размышления. Но постепенно картина менялась… Подобно многим своим сверстницам, Полина думала, что раз она разделяет укоренявшиеся убеждения о женском праве на свободу, то тем самым уже является свободной, и что в ней сами собой уничтожаются предрассудки и прежняя многовековая «семейная» мораль. Не тут-то было. Полина очень скоро вопреки всем теориям потребовала, чтобы Достоевский развелся с женой! Тот уставился на нее страдальчески-непонимающим взглядом.

— Да ведь она умирает, Поля, как я могу? — недоуменно бормотал он.

Больше к этой теме она не возвращалась — слишком была горда. Далее последовали другие, вовсе неожиданные «сюрпризы». Однажды Полина застала Федора Михайловича в гостиной — он, не вставши по обыкновению ей навстречу, сидел сутулый, раздраженный, барабанил пальцами по столу и тяжко молчал, глядя на нее мрачным взглядом. «Поля, — вдруг сказал он ей. — Я ведь совсем не такой, как ты обо мне думаешь! Надо нам все это кончать, Поля!» Она застыла, пораженная. Несколько минут он внимательно разглядывал ее, потом вдруг вскочил, опрокинул стул, бросился на нее, подавляя, оскорбляя и игнорируя ее сопротивление и крик.

Чем дальше, тем чаще просыпалась в нем эта темная, зловещая сторона его натуры «сладострастника», о которой она поначалу, разумеется, и не подозревала. Довольно скоро к этому прибавилась еще и грубая, совершенно безосновательная ревность — к студентам, к Полонскому, к брату. Лицо его в моменты припадка ревности было отталкивающим, голос звучал визгливо и совершенно по-бабьи. Опомнившись, он хватался за голову, извинялся, стоял на коленях, плакал, исповедовался…

Несколько лет спустя Аполлинария прочитает в «Идиоте» про настроения Настасьи Филипповны: «Тут приедет вот этот... опозорит, разобидит, распалит, развратит, уедет — так тысячу раз в пруд хотела кинуться, да подла была, души не хватало…» — и узнает себя. И еще больше ее оскорбит то, что он доподлинно, до самых пронзительных деталей знал, что с ней происходило и что она при этом чувствовала.

А ведь в каком-то смысле они нашли друг друга, эти две натуры, в чьих душах одинаково таились мрачные бездны, гулкие пропасти, темные и зловещие закоулки неизвестных им самим страстей, а потому потребность в страдании была едва ли не важнейшей для них обоих. В результате Полина с наслаждением кинулась в пучину собственного, только что открытого внутри себя хаоса, как бы приглашая Достоевского разделить с ней эти «впечатления». Так начался период взаимного мучительства, сопровождающийся оскорблениями, претензиями, выворачиванием души наизнанку и уличением друг друга в самых грязных тайных побуждениях. И если он отводил душу в своих романах, в крепнущем внутри христианстве, то ей, атеистке, к тому же лишенной истинного импульса к творчеству, опереться было не на что, и она просто тонула в этом хаосе. В марте 1863-го Полина, не дождавшись публикации во «Времени» своего второго, не менее слабого рассказа «До свадьбы», спаслась от Достоевского бегством в Париж.

В Париж она поехала не только, чтобы сбежать от «мучителя», но и в надежде заняться изучением истории и языков — английского и испанского. Не без труда удалось беглянке умолить отца выделить и ей средства на скромную комнату в парижском пансионе и ежедневные расходы. И первое время Полина действительно посещала какие-то лекции по литературе и истории, общалась с русской политической эмиграцией, встречалась с Тургеневым, к которому у нее были рекомендательные письма от Якова Полонского.

«...Ты едешь немножко поздно: все изменилось в несколько дней, — писала она через несколько месяцев Достоевскому из Парижа, тот как раз наскреб денег, чтобы наконец настичь беглянку во Франции. — Ты как-то говорил, что я не скоро смогу отдать свое сердце. Я его отдала в неделю по первому призыву, без борьбы, без уверений, без уверенности, почти без надежды, что меня любят. Я была права, сердясь на тебя, когда ты начинал мной восхищаться. Не подумай, что я порицаю себя, но хочу только сказать, что ты меня не знал, да и я сама себя не знала. Прощай, милый!»

Но Федор Михайлович, так и не успев получить этого письма, уже стучал в дверь ее парижской квартиры. Со страстным нетерпением он ждал появления своей нежной, порывистой Полины, открыла же ему дверь Полина незнакомая — надменная, с коварной, мстительной улыбкой на губах, во всяком случае, именно такой увидел ее он. Выяснилось, что она без памяти влюбилась в какого-то парижского врача по имени Сальвадор и с душераздирающими подробностями рассказала Достоевскому о своей страсти. Он понял только, что это «не серьезный человек, не Лермонтов», и что его Полина, чью душу он считал такой требовательной и возвышенной, «пала», влюбившись в «молодого красивого зверя» — самоуверенного и недалекого. Суслова прекрасно отдавала себе отчет в своем падении и каким-то парадоксальным, мучительным образом гордилась этим: теперь не было больше гордой барышни, чьей чистотой помыкал Достоевский, теперь она ему равна. Она ему отомстила. В своем дневнике Суслова утверждает, что Достоевский, выслушав ее признание, «упал к ее ногам, обнял с рыданиями ее колени...»

Достоевский же ближе всего воспроизведет свои реальные мучительные перипетии с Полиной в повести «Игрок», в которой он даже дал своей героине такое же имя. «И еще раз я задал себе вопрос: люблю ли я ее? — вопрошает alter ego писателя, Алексей Иваныч. — И еще раз не сумел на него ответить, то есть, лучше сказать, опять, в сотый раз ответил себе, что я ее ненавижу. (...) А между тем, клянусь всем, что есть святого, если бы она действительно сказала мне: «бросьтесь вниз», то я бы тотчас же бросился и даже с наслаждением».

Впрочем, подобную же любовь-ненависть испытывала и настоящая Полина к своему недавнему возлюбленному. Слепая низменная страсть к французу открыла ей главный раскол внутри нее самой: собственно женское начало в ней, оказавшееся столь неожиданно мощным, несовместимо с человеческим, иными словами, с духовным. И этот раскол Аполлинария так никогда в себе и не примирила, так никогда и не сумела она свести воедино эти две противоположности, из-за чего вся ее жизнь, все ее любови, все ее интеллектуальные и моральные порывы будут казаться ей ложью, лицемерием, грязью...

Французик Сальвадор, как водится, обманул Суслову и очень скоро бросил ее, и тогда Достоевский почти силой заставил свою безутешную любовь поехать с ним в Италию — рассеяться, развлечься. Несомненно, он рассчитывал вернуть ее расположение, хотя поклялся перед отъездом, что будет ей только «как брат». Баден-Баден, Турин, Рим, Неаполь. Федор Михайлович безбожно играл в рулетку, проигрывал и писал умоляющие письма в Россию — брату, родным с просьбой выслать денег, якобы «на писанье романа». Всюду в гостиницах они с Полиной селятся в разных номерах, он сидит с ней допоздна, гладит ее руку, утешает, слушает бесконечные рассказы про неверного Сальвадора — он дожидается, пока она соберется лечь в постель, и терзает себя демонстративными попытками держать слово. Но она тоже кое-чему научилась в Париже — и разоблачается перед ним медленно, расчетливо, глядя прямо ему в глаза недобрым взглядом. А распалив его чувства — гонит прочь, после чего из соседней комнаты доносятся его плач, вой, досадливые удары тростью в стену
... В конце концов они срываются, клятвы летят в тартарары, а наутро ненавидят друг друга за «слабость» и едва разговаривают. Эти кошмарные полтора месяца путешествия — последние дни, проведенные вместе. Осенью того же 1863 года Полина вернулась в Париж, а Достоевский — в Петербург.

В 1867 году Достоевский женился вторично, в этот раз на своей юной стенографистке Анне Григорьевне Сниткиной. Суслова ничего об этом не знала и в минуту грусти написала бывшему возлюбленному пространное интимное письмо, жалуясь на скуку, здоровье, окружающих людей... Это послание, перехваченное Анной во время свадебного путешествия, вызвало в ее душе бурю ревности, страдания и страха. «Прочитав письмо, я была так взволнована, что просто не знала, что делать. Я дрожала и даже плакала. Я боялась, чтобы старая привязанность не возобновилась и чтобы любовь Феди ко мне не прошла. Господи, не посылай мне такого несчастья!» — писала Анна Григорьевна. По ее воспоминаниям, у Федора Михайловича дрожали руки и на глазах стояли слезы, пока он читал письмо Полины. Но у той и в мыслях не было к нему возвращаться.

Она поняла, что Достоевский женился на «этой Брылкиной», как она пренебрежительно переименовала Анну Григорьевну, ради «дешевого необходимого счастья», себя же Аполлинария считала выше подобных низменных побуждений.

Однако ее терзали бесы. И самым страшным оказался бес непостоянства. «Буду честной, — убеждала она себя с болезненным упрямством, — буду с кем-то только по любви». Но каждая новая любовь на поверку оказывалась миражом. Поклонники и возлюбленные сменяли друг друга с калейдоскопической быстротой — ее дневник переполнен их именами: лейб-медик, Робескур, Валах, поляк, грузин, Утин, молодой граф Салиас, русский доктор, французский доктор, господин из библиотеки... Полина с нескрываемым любопытством обнаружила, что наделена волшебной способностью сводить мужчин с ума. Да и окружающие часто говорили ей, что она наделена всеми качествами femme fatale — холодная, насмешливая сдержанность и при этом — обещание в наклоне головы, в быстрой полуулыбке и в распаляющих воображение глазах... Да, она признавалась себе, что любит любовь, но до самой смерти упорно и горько продолжала винить Достоевского в том, что это он разбудил в ней эту алчную, ненасытную чувственность. «Я чувствую, что я мельчаю, погружаюсь в какую-то тину нечистую, и не чувствую энтузиазма, который бы из нее вырывал, спасительного негодования», — записала она как-то в дневнике.

Ее попытки учиться, заниматься историей оказались не слишком серьезными, за границей она, по сути, попросту проматывала деньги отца. Родители упрекнули старшую дочь в неудачливости после того, как Надежда с блеском защитила в Цюрихе диссертацию и получила диплом и лавровый венок с надписью «Первой в России женщине — доктору медицины». Полина знала, что на защиту сестры съехалась самая знаменитая профессура Европы, что счастливой и удачливой молодой женщине стоя рукоплескал европейский ученый мир.

В это время в дневнике Аполлинарии впервые появляются мрачные тяжелые предчувствия и настроения. Сестре повезло, а ей нет. Что же все-таки ей в этой жизни делать? Что с ней будет? Брак — вещь немыслимая, любовь мимолетна, детей у нее быть не может из-за женской болезни, да к тому же она их терпеть не может. В своем литературном призвании она разочаровалась и, расставшись с Достоевским, больше никогда ничего не напечатала. Правда, в 1870 году в ее переводе вышла книга М. Минье «Жизнь Франклина», и перевод этот рецензенты оценили как «великолепный», но Аполлинария почему-то больше никогда не занималась этим видом литературной деятельности. В оставшихся после нее бумагах она нигде не комментирует этого факта. Скорее всего, требующая упорной усидчивости переводческая работа шла в разрез с ее темпераментом.

К своим 30 годам Аполлинария Прокофьевна неожиданно обнаружила, что относится к разряду «разочарованных», едва ли не «лишних людей», как и ее любимые герои Онегин и Печорин. Россия после заграницы страшно обескуражила ее: «Я думала в Москве встретить людей, у меня здесь есть разные знакомые, прежние студенты, а теперь мировые судьи, юристы, и прочая. Но все, кого я встречаю, мужчины и женщины, — необыкновенно мелочны и пусты. (...) Всякий раз я возвращаюсь из общества в отчаянии и убеждаюсь, что лучше читать Филаретов катехизис, чем рассуждать с моими знакомыми». Ее начитанность и, так сказать, полуобразованность сыграли с ней в конечном счете злую шутку.

— Я научилась отличать высокое от низкого, — однажды, не на шутку распалясь, кричала она своему другу Полонскому, изменив своей всегдашней сдержанности, — я вижу все недостатки, все умею критиковать, но у меня нет таланта, который позволяет подняться над этим и переносить пошлость и скуку жизни!

В качестве нового болеутоляющего средства от душевной тоски Полина решила избрать одиночество в глухом селе Иваново Тамбовской губернии, где поселились ее родители. Отец давно был уволен с должности и почти разорен и проживал в провинции последние, оставшиеся от былого богатства деньги.

Розанов впоследствии скажет, что в Аполлинарии было что-то от монахини-аскетки, сколь ни странно это прозвучало применительно к ее недавнему свободному образу жизни. Ей удалось-таки скрутить свою волю и, подавив навязчивые мысли о самоубийстве, в последнем усилии привнести в свою жизнь смысл. Розанов спрашивал ее потом, с кем же дружила и общалась она в эти несколько лет, проведенных в ивановской глуши. И она ответила: «Только с Бланкой Кастильской». Долгие месяцы в начале 70-х Аполлинария провела в маленькой низкой комнатке с окнами в сад, каждый вечер растворяясь в своем любимом времени суток — сумерках. Тогда из-за деревьев обычно появлялась пышно одетая Бланка, французская королева конца XII — начала XIII века, а следом за ней ее супруг Людовик VIII. Аполлинария видела их совершенно наяву и подолгу вела с ними только ей понятные беседы. Эти люди, вернее, эти призраки, в отличие от окружающих были ей интересны. Она завидовала Бланке Кастильской в том, что та была женой Людовика — единственного мужчины, который устроил бы ее самою. Ну в крайнем случае его сын — Людовик IX. А со стороны все выглядело так, словно мечтательница просто готовится к экзамену по истории на звание учительницы.

В первый раз Суслова экзамен провалила, но во второй раз ей все же удалось получить диплом. В Иваново-Вознесенске она даже открыла «пансион для приходящих девиц» — первое образовательное заведение в селе. Впервые в ее жизни мечты кое-как совпали с реальностью. Но всего 2 месяца спустя несчастная Аполлинария судорожно рыдала, уронив голову на учительский стол. На ее урок вдруг ворвался какой-то толстомордый господин, представившийся смотрителем училищ из Шуи, и грубо отобрал у Сусловой разрешение на открытие училища, не предоставив объяснений. Позднее выяснилось, что по старой памяти бывшую нигилистку Суслову сочли неблагонадежной. Времена менялись — в апреле 1866 года в Петербурге, неподалеку от Летнего сада, Дмитрий Каракозов стрелял в Александра II, поэтому в неблагонадежности подозревали всех подряд. На Суслову собрали данные, показавшие, что она была за границей связана с Герценом и его «Колоколом», а кроме того, «она носит синие очки, а волосы у нее подстрижены, в сужденьях слишком свободна и никогда не ходит в церковь».

Но у Судьбы в запасе еще оставались для Аполлинарии сюрпризы.

Василию Розанову шел 24-й год. Он — только что закончивший курс студент и счастливейший супруг 41-летней Сусловой. Аполлинария Прокофьевна теперь жила в Нижнем у брата, куда перебрались ее престарелые отец и мать; там же Розанов встретился с нею, будучи в гостях у своей ученицы Аллы Щегловой. Полина, по его выражению, «ушибла» его с первого взгляда. «Вся в черном, без воротничков и рукавчиков со следами былой замечательной красоты.(...) Словом, вся Екатерина Медичи. Равнодушно бы она совершила преступление, убивала бы — слишком равнодушно... (...) Она была по стилю души...раскольница «поморского согласия» или еще лучше — «хлыстовская богородица».

Нескрываемое восхищение красивого юноши, каким был тогда Розанов, разбудило в Аполлинарии прежнюю чувственность, прежнюю смелость и полное равнодушие к тому, что скажут и что подумают. Спокойно она дала себе волю: сама шепнула Василию в гостях, чтобы приходил к ней ночью. Во время любовного свидания опытная Полина настолько очаровала молодого человека, что он на время превратился в ее тень. 3 года длился их безумный роман, пока Суслова во время недолгой отлучки Василия не написала ему в Москву грустное письмо с предложением расстаться... Розанов обмер, охнул, перехватил где-то 15 рублей на дорогу и примчался в Нижний объясняться. «Совершенная безвыходность положения, в какие-то три—четыре секунды (...) произошло измерение душ, переоценка всего прошедшего, взгляд в будущее, — и мы упали друг другу в объятия...» — так вспоминал об этом Розанов. После этой сцены они опомнились уже в церкви, обвенчанными, и вскоре переехали в Брянск, куда Розанова направили учительствовать.

Что такое семейная жизнь, Аполлинария представляла себе смутно, но наблюдая, как живет в Петербурге ее сестра Надежда, вышедшая замуж за профессора Голубева, втайне ужасалась. Она привыкла к ничем не ограниченной свободе, так почему она должна встречаться с мужем трижды в день во время трапез? А если у нее неделю голова болит и она вовсе не желает ни с кем видеться? А если она на день или два увлечется каким-нибудь молодым человеком (что с ней нередко случалось), она что же, должна прятаться от мужа и притворяться? Никогда не притворялась, а сейчас, ради этого кудрявого юнца, станет идти против себя?

Что действительно Розанов ценил — так это беседы и общение с женой. Ее литературный вкус был безупречен, а суждения — оригинальны и лишены предрассудков. Его только страшно огорчало, что когда он засел за свой первый большой труд «О понимании», Аполлинария почему-то отнеслась к этому пренебрежительно и называла его писания «глупостью».

Нетрудно догадаться, что такой брак был обречен. После нескольких лет мучений Аполлинария бросила молодого мужа с тем, чтобы никогда больше не возвращаться. Этот фарс под названием «семейная жизнь» ей окончательно осточертел.

«Я помню, — писал Розанов в одном из писем, — что когда Суслова от меня уехала, я плакал и месяца два не знал, что делать, куда деваться, куда каждый час времени деть». Аполлинарии кто-то доложил об этой реакции Розанова, но она только презрительно вздернула плечами — не зря же она всю жизнь презирала этих «баб в штанах».

Подозревала ли Аполлинария Прокофьевна, что с легкой руки ненавидевшей ее жены Достоевского, Анны Григорьевны, а потом и его дочери, Любови Федоровны, все исследователи бездумно будут повторять эту плоскую пошлость, что якобы Розанов взял ее в жены только потому, что боготворил Достоевского и был готов фетишизировать все, некогда принадлежавшее ему? Впрочем, даже если Суслова об этом и знала, то вряд ли бы удивилась. Федор Михайлович слишком хорошо научил ее ничему не удивляться в человеческой натуре. И ничему не доверять.

«А.П. Суслова 43 лет (...) влюбилась в студента Гольдовского (прелестный юноша), жида, гостившего у нас летом. А он любил другую (прелестную поповну) (...) И вот она бросила меня», — подобные письма с жалобами и кляузами на жену Василий Розанов в изобилии рассылал знакомым и друзьям — А.С. Глинке-Волжскому, митрополиту Санкт-Петербургскому и Ладожскому Антонию. Вряд ли студент Гольдовский был последней любовью Сусловой, после него, возможно, у нее был еще десяток романов, но все это было уже скорее по привычке — ее души уже никто и ничто не затрагивало и свою жизнь она считала безвозвратно погубленной.

Вскоре Розанов, обзаведясь незаконной семьей и детьми, стал просить у жены развода, требуя, чтобы она взяла вину их разрыва на себя. Аполлинария только ядовито усмехнулась на это требование и показала законному мужу кукиш. Василий Васильевич нашел своеобразное утешение в активной переписке с вдовой Достоевского, Анной Григорьевной, — в этих письмах уже знаменитый «нововременский» журналист, писатель и философ Розанов, дав себе волю, перемыл все косточки «фуриозной» Аполлинарии, найдя сочувствующего слушателя. Однако проблема развода действительно стояла для него очень насущно: Василий Васильевич тайно от всех обвенчался в церкви со своей второй женой Варварой Дмитриевной Бутягиной, женщиной глубоко верующей. Если бы этот факт открылся, то Розанов как двоеженец подлежал бы не только церковным, но и гражданским карам — разлучению с женой, детьми и ссылке на поселение. Поэтому практически до конца жизни Сусловой Розанов засылал к ней своих друзей, адвокатов, просителей с просьбами о разводе — но все напрасно.

Шло время, родители умерли, а когда ее и брата приезжали навестить в Нижний сестра Надежда с мужем, злопамятная Аполлинария демонстративно забирала матрац, белье и уходила ночевать к своей единственной подруге. С сестрой у нее давно уже не было общего языка, и Аполлинарию дико раздражали беспрерывные поучения Надежды Прокофьевны о том, как надо жить и как беречь свое здоровье. На последнее Аполлинарии было решительно наплевать, и иногда бессонными ночами она мечтала, чтобы с ней приключился какой-нибудь фатальный несчастный случай. Покончить с собой, как она когда-то хотела, у нее уже недоставало решимости.

Ее мысли, видимо, подслушал дьявол. Или — что тоже возможно — нигилистку настигло наказание свыше.

В начале 1900 года раздался тревожный стук в ее окно. Пожилая женщина — Сусловой тогда уже было 60 — поспешила открыть. Перед ней стояли разгоряченные и взволнованные брат и племянник. Случилось несчастье — воспитанница Сусловой, сиротка Саша, которую Аполлинария Прокофьевна недавно взяла на воспитание, чтобы хоть как-то согреть свое одиночество, утонула в Оке. «О, почему это была не я!» — горестно взвыла несчастная. «Господи, позволь нам поменяться местами!» — с этими словами она, неодетая, обезумевшая, кинулась к реке. Мужчины едва удержали ее... Кажется, это был единственный случай, когда она взывала к Всевышнему... Отныне и до самой смерти в Севастополе в 1918 году рядом с ней не было никого, кроме 80-летней, когда-то шереметевской крепостной, прислуги Прасковьи Даниловны, знавшей всех до единого ее друзей и возлюбленных.

— А зря вы все-таки не вышли за... — и хитрая Прасковья, знавшая, чем насолить замучившей ее своей ворчливостью и раздражительностью хозяйке, всякий раз называя новое имя. Благо, память у нее была отменная.

— А ну прикуси язык! — гневно кричала Аполлинария, замахиваясь на прислугу клюкой, и все еще прекрасные ее глаза вспыхивали гневом...

В его творчестве наиболее полно и ярко раскрылись художественные возможности этого литературного направления. Карамзин, как и Радищев, придерживается взглядов просветителей, но они носят более умеренный характер. В политике он сторонник просвещенной монархии, что не мешает ему сочувствовать и республиканскому строю, при том условии, что путь к нему не ведет через революцию. Среди просветительских идей наиболее близки Карамзину осуждение деспотизма и идея ценности человеческой личности.

«Письма русского путешественника» открывают сентиментально-просветительский этап творчества Карамзина Они печатались сначала в «Московском журнале», затем в альманахе «Алая». Полностью отдельным изданием вышли в 1797-1801 гг. Материал, представленный в «Письмах», чрезвычайно разнообразен: здесь и картины природы, и встречи с знаменитыми писателями и учеными Европы, и описание памятников истории и культуры. Просветительский характер мышления Карамзина особенно четко обрисовывается при оценке общественного строя посещаемых им стран. Явное неодобрение автора вызывает феодальная Германия. Карамзина раздражает назойливый контроль полицейских чиновников. В Берлине ему предлагают длинный список вопросов, на которые необходимо ответить в письменной форме.

Вольтера. Дидро, Руссо, Карамзин продолжает отзываться о них с прежним уважением. Осуждая революционные действия, писатель не отказался от своих симпатий к республиканским порядкам.

Следующий этап начинается с лета 1793 г. и завершается в 1802 г. Удручающее впечатление произвело на Карамзина резкое обострение революционных событий во Франции. Если начало революции, отличавшееся сравнительно мирным характером, он встретил вполне сочувственно, то якобинский террор и казнь Людовика XVI буквально потрясли его. В его высказываниях чувствуется страх перед резкими и тем более насильственными изменениями. «Революция объяснила идеи,- писал он,- мы увидели, что гражданский порядок священ даже в самих местных или случайных недостатках, что власть его для народов не тиранство, а защита от тиранства». Если раньше в «Письмах русского путешественника» общечеловеческое и национальное начала гармонично дополняли друг друга, то теперь национальное становится главенствующим.

В 1789-1790 годах писатель совершает путешествие по Западной Европе. Вернувшись в Россию, он издает ежемесячный «Московский журнал» (1791 -1792), в котором публикует «Письма русского путешественника», повести «Бедная Лиза», «Наталья, боярская дочь», а также переводы произведений западноевропейских авторов. В критическом отделе помещались рецензии на вновь выходящие книги как русских, так и зарубежных писателей. Сотрудниками журнала были И. И. Дмитриев, Г. Р. Державин, М. М. Херасков. Большая часть произведений принадлежала самому издателю. Просветительские взгляды Карамзина наиболее ярко были представлены в «Письмах русского путешественника». Автор осуждает в них деспотизм немецких правителей, религиозную нетерпимость и фанатизм церковников, восхищается республиканскими порядками в Швейцарии, подвигом Вильгельма Телля. Идея внвСОСЛОВНОЙ ценности человеческой личности нашла снос отражение в таких произведениях, как «Фрол Силин, благодетельный человек» (1791) и «Бедная Лиза» (1792).

Сложно и противоречиво отношение писателя к Франции. Он приехал сюда в тот момент, когда страна пожинала горькие плоды абсолютизма. На каждой станции путешественников окружают нищие. Находясь в Болонском лесу, автор вспоминает о недавнем времени, когда великосветские куртизанки щеголяли друг перед другом великолепием экипажей и разоряли щедрых поклонников. С презрением говорит путешественник о Французской академии: половина ее членов невежественна и занимает свои места по знатности рода. Вспоминая о Людовике XIV, Карамзин осуждает его за неразумные гонения на гугенотов, в результате чего «тысячи трудолюбивых французов принуждены были оставить отечество»

Интересны психологические портреты ученых и писателей, с которыми Карамзину посчастливилось увидеться. Таково описание внешности Лафатера – ученого и проповедника. Описание природы превращается в ряде случаев как бы в маленькие стихотворения в прозе. Некоторые из них перекликаются с его же лирическими произведениями. Так, например, описание осеннего пейзажа, помеченное словами «Женева, ноября 1, 1789», в сущности, повторяет тему стихотворения «Осень», созданного в то же самое время: «Осень делает меня меланхоликом… Дерева желтеют… С унынием смотрю на развалины лета; слушаю, как шумит ветер,- и горесть мешается в сердце моем с каким-то сладким удовольствием! Ах! никогда еще не чувствовал я столь живо, что течение Натуры есть образ нашего жизненного течения!.. Где ты, весна жизни моей? Скоро, скоро проходит лето – ив сию минуту сердце мое чувствует холод осенний»

Отсюда – недоброжелательное отношение к Петру 1, якобы унизившему патриотическую гордость русских.

Литературная деятельность Карамзина началась в середине 80-х годов XVIII в. и завершилась в 1826 г., т. о. в общей сложности продолжалась свыше сорока лет и претерпела ряд существенных изменений. Ранний период творчества писателя относится ко второй половине 30-х годов XVIII в., когда юный Карамзин стал одним из Членов масонской ложи розенкрейцеров, возглавляемой Новиковым. Подобно своим новым товарищам, он получает масонское имя – лорд Рамзей.

И все-таки перемены, происшедшие во взглядах писателя под влиянием революционных потрясений, не привели к полному отказу от прежней, просветительской программы. В «Вестнике Европы» он указывает на ряд явлений, нуждающихся в коренном улучшении, прежде всего на законодательство. Не посягая на крепостное право, он вместе с тем требует от помещиков привести крестьян в «лучшее состояние». Осуждение вызывает праздная, легкомысленная жизнь большинства дворян. «Безрассудная роскошь,- писал Карамзин,- следствие рассеянной жизни, вредна для государства и нравов». В отличие от реакционеров, стремившихся забросать грязью имена великих французских философов XVIII в.

СЕНТИМЕНТАЛИЗМ (фр. Sentiment) – направление в европейской литературе и искусстве второй половины 18 в., сформировавшееся в рамках позднего Просвещения и отразившее рост демократических настроений общества.

Русский сентиментализм прошёл тот же путь, что и европейский, с отставанием примерно на двадцать лет. Первые сентиментальные тенденции в русской литературе появились в середине 70-х гг. XVIII в. в поэзии совсем ещё юного Михаила Никитича Муравьёва (1757-1807).

Николай Михайлович Карамзин 1766 - 1826.

В прозе типичными формами сентиментализма стали повесть и путешествие. Оба жанра связаны с именем Карамзина. Образцом жанра повести для русского читателя стала “Бедная Лиза”, а путешествия - его “Письма русского путешственника”.

Популярность “Бедной Лизы” не ослабевала в течение нескольких десятилетий. Она и сейчас читается с живым интересом. Повесть написана от первого лица, за которым подразумевается сам автор. Перед нами рассказ-воспоминание. Герой-автор сначала подробно сообщает о себе, о любимых местах в Москве, которые влекут его и которые он охотно посещает. Это настроение включает и романтичность (“великолепная картина, особливо когда светит на нее солнце; когда вечерние лучи его пылают на бесчисленных златых куполах, на бесчисленных крестах, к небу возносящихся!”), и па-сторальность (“Внизу расстилаются тучные, густозеленые, цветущие луга”), и мрачные предчувствия, навеянные монастырским кладбищем и рождающие мысли о смертной доле человека.

Печальная история Лизы рассказана устами автора-героя. Вспоминая о семье Лизы, о патриархальном быте, Карамзин вводит знаменитую формулу “и крестьянки любить умеют!”, которая по-новому освещает проблему социального неравенства. Грубость и невоспитанность душ - не всегда удел бедняков.

Основная мыслю Карамзина, после написания «История государства Российского» была: «Россия была сильна и славна только под самодержавным правлением».

Белинский о достижение Карамзина - художника: «В лице Карамзина русское общество обрадовалось в первый раз узнав, что у него, этого общества, есть душа и сердце, способные к нежным движениям»

9. Русский романтизм и творческое наследие Жуковского

Романтизм как литературное направление возникло в России к концу 18 - первой четверти 19 века.

Предмет изображения - сильный, неординарный человек, обуреваемый страстями, и как правило, завершающий жизненный путь трагически. Образцовое романтическое мироощущения - Байрон. Яркую характеристику романтического мироощущения героя выразил Тургенев («каждый человек...»), этот герой становится центром окружающего мира, он живет сердцем, но одиноким.

Романтизм как художественный метод, особенно активно развивался в России с 1812 года, хотя родиной романтизма считают Францию. Возникновение романтизма во Франции связывают с возникнувшими общественными волнениями - революцией. Эта революция создала трагическое ощущение бессилие личности пред социальной дисгармонией, это бессилие породило отрицание действительности и попытку создания, хотя бы в воображении, идеального мира.

Термин романтизм возник в средние века в Европе. Его возникновение было связано с романсами - книги на национальных языках или переводы с латинского на национальный язык. В 17 веке, термин романс стал очень популярен в Англии,он обозначал отрицательную оценку фантастических, причудливых, химерических произведений. Больше всех для понимания романтизма сделали немцы: немецкая эстетика связывает с романтизмом несколько идей:

утрата надежд на разумное преобразование общества;

трагическая убежденность в неустранимости зла;

состояние «мировой скорби», как ключевое состояние романтического духа;

основным качеством романтической личности считается индивидуализм;

действительность, для романтика, таинственна, загадочна и иррациональна.

Для воплощения этой идеологии романтики создали целую систему художественных средств:

Это художественные средства, которые необходимы для изображения сложнейшего внутреннего мира человека.

Писатели-романтики очень часто прибегали к изображению пейзажа и интерьера как декорации для воссоздания внутреннего мира человека, при чем романтиков интересует экзотическая обстановка: чужие страны, иные миры - особый интерес для писателя-романтика.

Романтизм как художественный метод создал новую жанровую систему: обновил представление о лирических жанрах

Василий Андреевич Жуковский 1783 - 1852 гг.

за литературную жизнь, Жуковский написал 39 баллад. Наиболее известные: «Светлана» 1811, «Людмила» - переработки баллад Бюгрега, которые современники ценили за национальные чувства и за обновленный язык.

Баллада - танцевальная песнь; лироэпический жанр, повествовательная песня или стихотворение относительно небольшого объема и драматического содержания (маленькая драма). Баллада отличается динамическим сюжетом, в основе которого необыкновенный случай, загадочный, необъяснимый, как правило, сюжет баллады незавершенный.

Первый исследователь жанра баллады - Белинский. «В балладе поэт берет какое-нибудь фантастическое, народное придание или сам изобретает событие в этом роде, но в балладе главное не событие, а ощущение, дума на которое это событие наводит читателя. В центе баллады - человек переживающий страсть, побеждающий препятствия и смерть».

Наиболее интересной балладой Жуковского считается «Иолова арфа» 1815г.

Известность Жуковского была связана еще и со стихотворением «Певец восстаний русских войнов». Это стихотворение воспринималось, как торжественный гимн во славу погибших героев; форма этого стихотворения, которая позволила объединить голоса певца и хора служила для воссоздания патриотического настроения всей нации.

Стихотворение «Море» 1822 год.

Ц е л и: обучающие: познакомить учащихся с творчеством Н.М.Карамзина; дать представление о сентиментализме как литературном направлении; выявить основные черты, причины появления этого литературного направления, сравнить с классицизмом; развивающие: способствовать развитию критического мышления, интереса к литературе сентиментализма; развивать интерес к истокам русской литературы; воспитательные: способствовать воспитанию духовно развитой личности, формированию гуманистического мировоззрения.

Писатели 18 века, открывая свойства поэтического языка, делали его способным выразить всё более широкий круг мыслей и чувств человека, запечатлеть самые разные явления жизни. Однако менялся человек, менялась жизнь, и писатели всё острее чувствовали необходимость изменений в языке. Карамзин Н.М А. Н. Радищев В. А. Жуковский

В конце 18 века появляется литературное направление – сентиментализм, которое открыло новые возможности поэтического языка. В конце 18 века появляется литературное направление – сентиментализм, которое открыло новые возможности поэтического языка. Н.М.Карамзин –признанный глава и лучший представитель русского сентиментализма.

Сентиментализм в России Само название «сентиментализм» (от англ. sentimental- чувствительный, фр. sentiment -чувство) указывает на то, что чувство становится центральной эстетической категорией этого направления. Основная идея – мирная, идиллическая жизнь человека на лоне природы. Резко противопоставляется деревня (средоточие естественной жизни, нравственной чистоты) городу (символу зла, неестественной жизни, суеты). Автор сочувствует героям, его задача – заставить сопереживать, вызвать сострадание, слезы умиления у читателя.

Представители сентиментализма Англия: Англия: Лоренс Стерн – автор «Сентиментального путешествия» и романа «Тристам Шенди», Ричардсон – автор «Клариссы Гарлоу». Франция: Франция: Жан-Жак Руссо – автор романа в письмах «Юлия, или Новая Элоиза». Россия: Россия: М.Н.Муравьев, Н.М.Карамзин, В.В.Капнист, молодой В.А.Жуковский.

8 Сентиментализм Сентиментализм (франц. sentimentalisme, от англ. sentimental, франц. sentiment – чувство) умонастроение в западноевропейской и русской культуре и соответствующее литературное направление. В Европе существовал с 20-х по 80-е годы XVIII века, в России - в концеXVIII- начале XIX века. Доминантой «человеческой природы» сентиментализм объявил чувство, а не разум, что отличало его от классицизма. Герой просветительской литературы в сентиментализме более индивидуализирован, его внутренний мир обогащается способностью сопереживать, чутко откликаться на происходящее вокруг. Наиболее выдающиеся представители сентиментализма Томас Грей, Жак- Анри Бернарден де Сен-Пьер, Жан Жак Руссо, Николай Карамзин Томас Грей Жак-Анри Бернарден Жан Жак Руссо Николай Карамзин де Сен-Пьер

Основная тематика Основная тематика – любовная Идейная основа Идейная основа – протест против испорченности аристократического общества. Основное свойство Основное свойство – стремление представить человеческую личность в движениях души, мыслях, чувствах, стремлениях. В основе эстетики В основе эстетики – «подражание природе» (как и в классицизме); элегические и пасторальные настроения; идеализация патриархального быта.

Черты сентиментализма Черты сентиментализма: -уход от прямолинейности классицизма в обрисовке характеров и их оценке; - подчеркнутая субъективность подхода к миру; - культ чувства; - культ природы; - культ врожденной нравственной чистоты, неиспорченности; - утверждается богатый духовный мир представителей низших сословий.

Классицизм Классицизм Линия сравнения Сентиментализм Сентиментализм Воспитание человека в духе верности государству, культ разума Основная идея Стремление представить человеческую личность в движениях души Гражданская, общественная Основная тематика Любовная Строгое деление на положительных и отрицательных, однолинейность Герои и характеры Отказ от прямолинейности в оценке характеров, внимание к простым людям Вспомогательная, условная Роль пейзажа Средство психологической характеристики героев Трагедия, ода, эпопея; комедия, басня, сатира Основные жанры Повесть, путешествие, роман в письмах, дневник, элегия, послание, идиллия

14 Сравнение классицизма и сентиментализма Основные чертыКлассицизмСентиментализм Основной пафоскульт разумакульт чувства Взаимоотношения лично сти и государства человек-гражданин, интерес к государственным деятелям приоритет личной жизни, интерес к простому человеку Изображение героявнешняя сторона жизни, акцент на поступках героев; однозначность характера внутренняя жизнь человека, мысли, чувства, настроения героев; неоднозначность характера Авторская позицияобъективность повествованиясубъективность повествования, неоднозначность авторской позиции Ведущие жанрыода, трагедия, комедияповесть, дневник, письма, песня, романс Роль литературыпоучать, воспитыватьсострадать, пробуждать лучшие чувства Нормированностьстрогие правиланарушение норм; культ природы; элементы психологизма

15 Николай Михайлович Карамзин Н.М. Карамзин() российский историк, мыслитель, писатель, журналист, поэт, почетный член Российской Академии Наук. Создатель «Истории государства Российского» (т. 1-12,), одного из значительных трудов в Российской историографии. Основоположник русского сентиментализма («Письма русского путешественника», «Бедная Лиза», Наталья –боярская дочь). Редактор «Московского журнала» () и «Вестника Европы» ().

Николай Михайлович Карамзин (1766 – 1826 гг.) Н.М. Карамзин() российский историк, мыслитель, писатель, журналист, поэт, почетный член Российской Академии Наук. Н.М.Карамзин происходил из крымско- татарского рода Кара-Мурзы (известного с XVI в.). Родился в селе Михайловка Симбирской губернии, детство провел в имении отца Михаила Егоровича, помещика средней руки, затем воспитывался в частном пансионе Фовеля в Симбирске, где он учился по-французски, потом в московском пансионе (4 года) профессора И.М.Шадена.

Творчество Н.М.Карамзина Первый печатный труд – перевод идиллии С.Геснера «Деревянная нога» Участник журнала «Детское чтение» С 1787 г. публикует переводы «Времен года» Томсона, «Деревенских вечеров» Жанлис, трагедии У.Шекспира «Юлий Цезарь», трагедии Лессинга «Эмилия Галотти» Повесть «Евгений и Юлия» Издает «Московский журнал», в котором печатаются «Письма русского путешественника», повесть «Лиодор», «Бедная Лиза», «Наталья, боярская дочь», стихотворения, критические статьи е годы – издает альманахи «Аглая» и «Аониды» гг. Карамзин издает журнал «Вестник Европы», в котором преобладали литература и политика г. «История государства Российского» (не закончена, смерть оборвала работу над 12-ым томом в 1826 в Петербурге)

20 Заслуга Карамзина состояла в том, что в его повести нет злодея, а есть обыкновенный малый, принадлежащий к светскому кругу. Карамзин первым увидел этот тип молодого дворянина, в какой-то степени предшественника Евгения Онегина. Эраст был довольно богатый дворянин, с изрядным умом и добрым сердцем, добрым от природы, но слабым и ветреным. Он вел рассеянную жизнь, думал только о своем удовольствии, искал его в светских забавах, но часто не находил: скучал и жаловался на судьбу свою. Доброе от природы сердце роднит Эраста с Лизою, но в отличие от нее он получил книжное, искусственное воспитание, его мечтания безжизненны, а характер испорчен и нетверд. Не снимая вины с Эраста, писатель сочувствует ему. Пороки героя коренятся не в его душе, а в нравах общества, считает Карамзин. Социальное и имущественное неравенство разлучает и губит хороших людей и становится препятствием для их счастья. Поэтому повесть заканчивается умиротворяющим аккордом.

21 В литературном отношении «Бедная Лиза», как и другие повести Карамзина, произведение довольно слабое; русская действительность почти не отразилась в ней или изображена неточно, с явною склонностью к идеализации и приукрашению. Тем не менее, благодаря своему гуманному, мягкому колориту эта повесть, заставившая широкий круг читателей проливать слёзы над судьбою совершенно незаметной, скромной героини, составила эпоху в истории русской повествовательной литературы и оказала довольно благотворное, хотя и непродолжительное влияние на читающую публику.

22 «Наталья, боярская дочь» В повести «Наталья, боярская дочь» Карамзин идеализирует старинный русский быт, когда бояре подобно первобытным и счастливым пастухам, жили по душе, как братья, и говорили, как думали. «Наталья, боярская дочь» повесть о добрых старых временах и о молодой любви. Сентиментальному элементу принадлежит первое место: старина идеализирована, любовь носит томный и чувствительный характер. Сочинения Карамзина вскоре стали предметом подражания.

23 Пример эмоциональности в «Наталье» Идиллически спокойно течёт девическая жизнь героини. Но вот семнадцатилетняя красавица чувствует некоторую грусть, некоторую томность в душе своей, ибо с небесного лазоревого свода, а может быть, откуда-нибудь и повыше слетела, как маленькая птичка колибри, порхала, порхала по чистому весеннему воздуху и влетела в Натальино нежное сердце – потребность любить, любить и любить!!! (Как не заметить эмоциональность пунктуации, даже самого курсива автора здесь!)

В.Г. Белинский о Н.М. Карамзине Карамзин имел огромное влияние на русскую литературу, он преобразовал русский язык, совлекши его с ходуль латинской конструкции и тяжелой славянщины и приблизив к живой, естественной, разговорной русской речи... При нем и вследствие его влияния тяжелый педантизм и школярство сменялись сентиментальностью и светскою легкостью, в которых много было странного, но которые были важным шагом вперед для литературы общества. В. Г. Белинский

Литература: Мещерякова М.И. Литература в таблицах и схемах. – М: Рольф, 2000.С Марченко Н.А. Карамзин Николай Михайлович. – Уроки литературы – 2002/ Приложение к журналу Литература в школе. Трошина Надежда Яковлевна, учитель русского языка и литературы- "Повесть Н.М. Карамзина "Бедная Лиза". Сентиментализм". 9-й класс Галкина Светлана Евграфовна -Урок литературы в 8-м классе с использованием ИКТ. Н.М. Карамзин. "Бедная Лиза". Понятие о сентиментализме

Сентиментализм в русской литературе: М. Карамзин «Бедная Лиза».

Еще в конце XVIII века в русской литературе на смену господствовавшему направлению классицизма возникло новое течение, получившее название сентиментализма, которое происходило от французского слова sens, означавшего чувство. Сентиментализм как художественное течение, порожденное процессом борьбы с абсолютизмом, появилось во второй половине XVIII" века в ряде западноевропейских стран, прежде всего в Англии (поэзия Д. Томсона, проза Л. Стерна и Ричардсона), затем во Франции (творчество Ж.-Ж. Руссо) и Германии (раннее творчество И. В. Гете, Ф. Шиллера). Возникший на основе новых социально-экономических отношений сентиментализм был чужд прославлению государственности и классовой ограниченности, присущих классицизму.

В противовес последнему он выдвинул на первый план вопросы личной жизни, культ искренних чистых чувств и природы. Пустой светской жизни, развращенным нравам высшего общества сентименталисты противопоставляли идиллию деревенской жизни, бескорыстную дружбу, трогательную любовь у семейного очага, на лоне природы. Эти чувства нашли отражение в многочисленных «Путешествиях», которые вошли в моду после романа Стерна «Сентиментальное путешествие», давшего название этому литературному направлению.

В России одним из первых произведений такого рода было знаменитое «Путешествие из Петербурга в Москву» А. Н. Радищева. Отдал дань этой моде и Карамзин, опубликовавший в 1798 году «Письма русского путешественника», следом за ними появились «Путешествие по Крыму и Бессарабии» П. Сумарокова, «Путешествие в полуденную Россию» .В. Измайлова и «Другое путешествие в Малороссию» Шаликова. Популярность этого жанра объяснялась тем, что автор мог здесь свободно излагать мысли, которые порождали новые города, встречи, пейзажи. Размышления эти отличались большей частью повышенной чувствительностью и морализмом. Но, кроме такой «лирической» направленности, сентиментализм обладал и определенным социальным заказом.

Возникнув в эпоху Просвещения, с присущим ей интересом к личности и духовному миру человека, причем обыкновенного, «маленького» человека, сентиментализм воспринял и некоторые черты идеологии «третьего сословия», тем более что в этот период в русской литературе появляются и представители этого сословия — писатели-разночинцы.

Так, сентиментализм приносит в русскую литературу новое представление о чести, это уже не древность рода, а высокие моральные достоинства человека. В одной из повестей «поселянин» замечает, что доброе имя может быть только у человека с чистой совестью. «Для „маленького” человека — как героя, так и писателя-разночинца, пришедшего в литературу, проблема чести приобретает особое значение; ему нелегко отстоять свое достоинство в обществе, где так сильны сословные предрассудки».

Характерно для сентиментализма и утверждение духовного равенства людей, независимо от их положения в обществе. Н. С. Смирнов, бывший беглый крепостной, потом солдат, автор сентиментальной повести «Зара» предпослал ей эпиграф из Библии: «И у меня сердце есть, яко же у вас». Наряду с описанием «жизни сердца» писатели-сентименталисты уделяли большое внимание вопросам просвещения. При этом «учительская» воспитательная функция литературы признавалась важнейшей.

Наиболее полное выражение русский сентиментализм нашел в творчестве Карамзина. Его «Бедную Лизу», «Записки путешественника», «Юлию» и ряд других повестей отличают все черты, характерные для этого течения. Подобно классику французского сентиментализма Ж.-Ж. Руссо, в творениях которого Карамзина, по собственному его признанию, привлекали «искры страстного человеколюбия» и «сладкая чувствительность», его произведения насыщены гуманными настроениями. Карамзин вызывал сочувствие читателей к своим героям, взволнованно передавая их переживания. Герои Карамзина — люди нравственные, одаренные большой чувствительностью, самоотверженные, для которых привязанность важнее житейского благополучия. Так, героиня повести Карамзина «Наталья, дочь боярская» сопровождает мужа на войну, чтобы не расставаться с любимым. Любовь для нее выше опасности или даже смерти. Алоиз из повести «Сиерра-Морена» лишает себя жизни, не в силах перенести измену невесты. В традициях сентиментализма духовная жизнь персонажей литературных произведений Карамзина протекает на фоне природы, явления которой (гроза, буря или ласковое солнце) как аккомпанемент сопровождают переживания людей.

Так, повесть о печальной судьбе героини «Бедной Лизы» начинается описанием мрачного осеннего пейзажа, вид которого как бы вторит последующей драматической истории любви крестьянской девушки. Автор, от лица которого ведется рассказ, проходит по развалинам монастыря «в мрачные дни осени горевать вместе с природой». Страшно воют ветры в стенах опустевшего монастыря, между гробов, заросших высокою травою и в темных переходах келий. «Там, опершись на развалины гробных камней, внимаю глухому стону времен». Природа, или «натура», как чаще называл ее Карамзин, не только участвует в переживаниях людей, она питает их чувства. В повести «Сиерра-Морена» романтический пейзаж вдохновляет владелицу замка Эльвиру: «Сильные ветры волновали и крутили воздух, багряные молнии вились на черном небе, или бледная луна над седыми облаками всходила — Эльвира любила ужасы натуры: они возвеличивали, восхищали, питали ее душу».

Однако не только «история чувства» привлекала современников в произведениях Карамзина. Читатель находил в них поэтическое изображение русской жизни, русских людей, русской природы, русской истории. Как свидетельствовал Ал. Бестужев, Карамзин «заохотил нас к преданьям нашей старины». Историческим повестям Карамзина были присущи те же черты сентиментальной чувствительности, которые отличали и другие его произведения, историзм их носил поучительный характер: автор использовал исторический сюжет для доказательства какой-либо нравственной сентенции.

Однако буржуазная мораль сентиментализма, прославляющая духовные ценности человека и вполне приложимая к вымышленным обстоятельствам, трудно сочеталась с крепостным укладом России. Обращение к современной ему русской жизни выявило противоречивость мировоззрения писателя. В одной из своих наиболее популярных повестей — «Бедной Лизе» Карамзин, с большой симпатией раскрывая «жизнь сердца» героини, убеждал читателей в том, что «и крестьянки чувствовать умеют». Это гуманное утверждение было смелым новаторством для того времени. Карамзин первый из русских писателей ввел в литературу образ крестьянской девушки, наделив ее высокими добродетелями. Крестьянка Лиза, в которой ее избранник Эраст видел лишь простодушную «пастушку», совершает поступок, доказавший, что, отстаивая свою любовь, она не захотела мириться с предрассудками общества. Эраст же подчиняется законам «света» и оставляет Лизу, чтобы женитьбой на богатой невесте спастись от карточных долгов.

Однако, искренне оплакивая гибель Лизы, автор отказался от объяснения причины несчастья. Проблема социального неравенства, которое, по существу, обусловило трагедию любви молодой крестьянки к барину, была обойдена в рассказе. Более того, даже образ «коварного соблазнителя» Эраста рисуется Карамзиным без осуждения, даже с симпатией — просвещенный, чувствительный дворянин, он и виноват, и не виноват в случившемся. Не злой умысел, а лишь легкомыслие юноши было повинно в его поступках. К тому же, как сообщается в заключении, известие о гибели Лизы сделало его несчастным, «он не мог утешиться и почитал себя убийцей». Итак, вопреки своей нравоучительной тенденции Карамзин обошел здесь молчанием социальный конфликт, который явился истинной причиной трагедии. Отношение писателей-сентименталистов к социальным проблемам современной им России было достаточно неоднозначным. Если в сочинениях Радищева содержалось яростное обличение крепостного права и политического строя, при котором эти бесчеловечные отношения существуют, то в сентиментальных повестях писателей начала XIX века в большинстве случаев нет не только осуждения крепостных порядков, но встречается их идеализация, изображение их как «отеческое» попечение помещика о своих крестьянах: «Добрый помещик радовался искренно счастью их и разделял его с ними в чувствительном своем сердце».

Карамзин не разделял ни той, ни другой позиции. Отношение Карамзина к крепостному праву так же, как и его исторические взгляды, представляло достаточно сложное сочетание монархического мировоззрения с влиянием идеалистической философии XVIII века, в особенности учения Ж.-Ж. Руссо.

«Бедная Лиза» Карамзина вызвала многочисленные подражания. Многие авторы варьировали сюжет «Бедной Лизы», правда, отказавшись от слишком трагического финала. Вслед за повестью Карамзина появились «Прекрасная Татьяна, живущая у подошвы Воробьевых гор» В. В. Измайлова, «Даша — деревенская девушка» П. Ю. Львова и другие. Примечательно, что любовь барина и крестьянки нисколько в них не осуждалась, напротив: «неравенство состояния, усиливая в них страсть, возвышает их добродетели», — замечает автор одной из подобных повестей.