Романтизм: вечность зла и вечность борьбы с ним; «мировая скорбь» — состояние мира, ставшее состоянием духа. Мировая скорбь

«В мире будете иметь скорбь, но мужайтесь: Я победил мир» (Иоан.16:33).

ЧТО ТАКОЕ СКОРБЬ?

Скорбь – это крайняя печаль, безысходное горе, неожиданное несчастье, глубокое разочарование в жизни, в друзьях, в любви.

Скорбеть – значит грустить, тосковать, печалиться, тужить, страдать, изнывать сердцем.

Много ли в мире людей, которые в течение своей жизни не изведали скорби? От нее не могут оградить ни богатство, ни слава, ни материальное благополучие. Она проникает в царские дворцы, в роскошные виллы так же, как и в убогие хижины. Скорбь заставляет королей отрекаться от престола, а миллионеров пускать себе пулю в сердце.

О скорби знаменитых людей сообщают радио и газеты. Но сколько в мире безвестной скорби, о которой не знают даже соседи… Молчаливая, никому не известная скорбь тяжелее всякой другой скорби. Скорбь в одиночестве давит на душу всей тяжестью своей безысходности.

«Скорбь близка, а помощника нет», – жалуется псалмопевец. О, как нужен помощник, утешитель, друг в минуты душевной невзгоды.

Всемирная история и литература повествуют нам о скорби, которая захватывала одновременно все человечество.

Мир скорбел от неустройства и злобы перед пришествием Спасителя; человеческая мысль была задушена в страшные годы средневековья, когда всякому свободомыслию грозила католическая инквизиция. Скорбь охватила Европу на рубеже 18 и 19 веков, в период наполеоновских войн. В то время почти все писатели мира, в том числе и русские, были охвачены мрачным настроением и создавали такие произведения, в которых было показано разочарование и уход из жизни, осуждение общества и правительства.

В то время Пушкин писал:

Дар случайный, дар напрасный,

Жизнь, зачем ты мне дана?

Лермонтов в стихотворении «И скучно, и грустно» утверждал:

И жизнь, как посмотришь

С холодным вниманьем вокруг, –

Такая пустая и глупая шутка.

Незадолго до того знаменитый английский поэт Жорж Байрон в своих произведениях также выражал отрицательное отношение к жизни и разочарованность.

ПРИЧИНЫ СКОРБИ

Каковы были причины мировой скорби в конце 18 и в начале 19 веков?

Причин было много: революции, войны, бедность народа, жестокость власти, рабство, нищета одних и пресыщенность других. Передовые умы в разных странах влагали в литературные произведения горькие истины о неустройстве мира.

Одни от горькой жизни бежали в леса, где становились разбойниками. Другие уходили в монастыри. Действительность была слишком печальной. И мятущиеся души хотели облегчить свои скорби разрывом отношений с обществом.

Причин для скорби в наше время стало еще больше. Вот лишь некоторые из них: непрекращающиеся войны, озлобление между странами, гонка вооружений с целью уничтожения противника, грабеж и бесчинства, насилие, заставляющее людей с наступлением сумерек прятаться в домах; нелады в семьях: разводы, бегство детей из родительского дома; самоубийства, разделения в церквах; стихийные бедствия: землетрясения, ураганы, наводнения; нищета и голод среди миллионов людей.

ПРОГРЕСС НЕ СПАСАЕТ

В науке происходят невероятные открытия. Разум человеческий творит чудеса.

Когда-то диавол соблазнил людей, сказав, что, вкусив от запрещенного плода, они будут как боги. Теперь, как никогда ранее, люди стремятся заменить своими удивительными изобретениями и открытиями законы Божьи. Успехов в этом направлении много, но что это дает страждущему человечеству? Больше комфорта, больше необыкновенных ощущений, но счастья, душевного покоя и мира все меньше и меньше. Говоря словами Александра Блока, «покой нам только снится».

Когда-то Христос сказал: «Люди будут издыхать от страха и ожидания бедствий, грядущих на вселенную, ибо силы небесные поколеблются» (Лук.21:26).

Это время приблизилось. Как же не скорбеть? Снова в литературе появляются грустные ноты, начинается новый прилив мировой скорби…

ЕСТЬ ЛИ ЦЕЛЕБНЫЕ СРЕДСТВА?

Скорбь – страшная болезнь. От многих болезней, которые еще недавно уносили миллионы жизней, теперь найдены средства. Не найдены пока лекарства лишь от рака и СПИДа. Еще сложнее дело обстоит с лечением от скорби.

О, сколько было бы пациентов у врачей, на дверях офисов которых была бы прибита дощечка с надписью: «Доктор от душевной скорби»!

Душевная скорбь тяжелее скорби физической. От физической болезни существуют обезболивающие средства. Но наука еще не изобрела препарата, который бы мог исцелить от скорби и заменить ее радостью.

Однако такое средство есть. Пушкин исцелился от своего пессимизма, когда приник к живой воде Священного Писания. Бог вдохновил поэта на переложение 6-ой главы Исаии в стихотворные строки. Человечество обогатилось дивным стихотворением «Пророк».

Лермонтов, вместо утверждения, что жизнь – «пустая и глупая шутка», написал строки о чудной силе молитвы.

Скорбящие, страждущие, павшие духом, разочарованные! Мы имеем средство для утешения. Это – молитва, надежда на Бога, обращение к Нему и ожидание исполнения обещания вечного блаженства.

«И будет Господь прибежищем угнетенному, прибежищем во времена скорби» (Пс.9).

«От Господа спасение праведникам. Он – защита их во время скорби» (Пс.36).

«К Господу воззвал я во время скорби моей, и Он услышал меня» (Пс.119).

«Господи! Сила моя и крепость моя, и прибежище мое в день скорби» (Иер.16:19).

«В скорби своей они с раннего утра будут искать Меня и говорить: пойдем и возвратимся к Господу! Ибо Он уязвил – и Он исцелит нас, поразил – и перевяжет наши раны» (Ос.6:1).

Это лишь небольшая часть текстов Священного Писания о средствах исцеления от скорби. Каждая приведенная строка внушает нам: пользуйся этим лекарством, чтобы скорбь не отравила тебя; бери весла мужества и плыви в лодке упования к цветущему берегу надежды. Там встретит тебя Господь и положит исцеляющий бальзам на твою душевную рану.

« тогда будет великая скорбь, какой не было от начала мира доныне, и не будет. И если бы не сократились те дни, то не спаслась бы никакая плоть; но ради избранных сократятся те дни» (Матф.24:15-22).

Сокращение великой скорби ради избранных
Президент Дональд Трамп пришел к власти непредсказуемо, ответ необходимо искать в божественном провидении. Америка становится государством, которое будет противостоять «зверю» в первой половине правления его империи – 3,5 года. Сокращение времени полного порабощения мира «зверем» - антихристом, будет до половины его срока – 42 месяцев. Книги Даниила и Откровение Иоанна говорят о военных конфликтах, которые будут в первые 3.5 года коллегиального правления «зверя». После того, когда Удерживающий будет взят от земли, трубы Ангелов провозгласят применение человеческого оружия массового поражения: Геофизическое оружие (метеорологическое, экологическое), которое воздействует на процессы в литосфере, атмосфере и гидросфере; Электромагнитное; Биологическое и Ядерное. «Таково определение, постановленное о всей земле, и вот рука, простертая на все народы, ибо Господь Саваоф определил, и кто может отменить это? рука Его простерта, - и кто отвратит ее?» (Ис.14:26-27).
После бедствий «труб» на земле, Ангел сказал: «пришел гнев Твой и время судить мертвых… и погубить губивших землю » (Откр.11:18). Восьмая империя «зверя» будет восстановленная и трансформированная Римская империя – ЕврАзия. Но будут континенты которые не от начала войдут в эту империю и противостанут ей. Когда коалиция царя северного предпримет аннексию на юг, ему противостанет военно-морской флот запада. «ибо в одно время с ним придут корабли Киттимские; и он упадет духом, и возвратится, и озлобится на святый завет, и исполнит свое намерение, и опять войдет в соглашение с отступниками от святаго завета (Дан.11:30). «Киттимские» от города «Китион» на Кипре, который заселили потомки Иафета – европейцы. Ранее, корабли с Кипра называли – Западные. Усилия Трампа по перевооружению морского флота, принесет защиту Израиля от преждевременного вторжения антихриста в Израиль (Откр.7:9-17). Бог поставил Дональда Трампа, который не только поощряет регулярные молитвы в Белом Доме, он издал ряд указов расширяющих права верующих и ограничивающие гендерное положение в армии, гомосексуалистов и аборты. Трамп, обозначил проблему произвола закулисного мирового правительства: « транснациональные корпорации, международные банки, коррумпированные политики , стремятся укрепить своё влияние в мире, чтобы зарабатывать триллионы долларов и диктовать свою волю другим народам» , - это прозвучало в телепередаче с Алексом Джонсом. Очевидно что люди планеты теряют не только сложные абстрактные идеи, но и простейшие технические навыки. Деградация человека, превращённого в бездумную овцу потребительского общества, дошла до таких пределов, что он просто перестаёт быть человеком, расчеловечивается на биологическом уровне. Тайное мировое правительство желает иметь абсолютную власть с «лицензией на убийство» целых государств, держать в своих руках все деньги и все ресурсы планеты, и быть богами. Мир примет правителя, который даст материальные и нравственные возможности реализовать людям их низменные страсти. Поэтому первые репрессии великой скорби, которые устроит «зверь» в своей трансформиррованной Римской империи – Евразии, не придут в США в первой половине семилетнего правления.
После зачистки от «неблагонадежных – потенциальных террористов», в Евразии – (восьмой, восстановленной шестой - Римской мировой империи), вероятно в противостоянии ряда стран и Америки, будет противостояние «зверю» с использованием оружия массового поражения. После шестой трубы произойдет третья мировая война с использованием ядерного оружия, от которого погибнет третья часть населения земли. Окончательная победа будет за антихристом, который после смертельной раны будет жив, выйдет из бездны и облечётся силой самого дракона. Он представит себя мессией, убьёт двух пророков и для демонстрации своей силы не позволит их захоронить. Тогда живущие пошлют дуг другу поздравительные фото с телефонов, потому что два пророка мучили живущих на земле. «И когда кончат они свидетельство свое, зверь, выходящий из бездны, сразится с ними, и победит их, и убьет их, и трупы их оставит на улице великого города, который духовно называется Содом и Египет, где и Господь наш распят. И [многие] из народов и колен, и языков и племен будут смотреть на трупы их три дня с половиною, и не позволят положить трупы их во гробы. И живущие на земле будут радоваться сему и веселиться, и пошлют дары друг другу, потому что два пророка сии мучили живущих на земле. Но после трех дней с половиною вошел в них дух жизни от Бога, и они оба стали на ноги свои; и великий страх напал на тех, которые смотрели на них. И услышали они с неба громкий голос, говоривший им: взойдите сюда. И они взошли на небо на облаке; и смотрели на них враги их. И в тот же час произошло великое землетрясение, и десятая часть города пала, и погибло при землетрясении семь тысяч имен человеческих; и прочие объяты были страхом и воздали славу Богу небесному» (Откр.11:7-13).

Откровение беззаконника - антихриста

После шестой трубы – третьей мировой, ядерной войны, все государства скажут «мир и безопасность», и всю власть передадут одному правителю – антихристу, что станет откровением «тайны беззакония» в человеке греха, сыне погибели. «тогда внезапно постигнет их пагуба, подобно как мука родами [постигает] имеющую во чреве, и не избегнут» (1Фесс.5:3). После принятия мирового гражданства станет обязательно принятие гражданства и для всех стран противостоящих до этого, в том числе и США. В это время Иоанн увидел «как бы стеклянное море, смешанное с огнем; и победившие зверя и образ его, и начертание его и число имени его… и поют песнь Моисея, раба Божия, и песнь Агнца… Праведны и истинны пути Твои, Царь святых! Кто не убоится Тебя, Господи, и не прославит имени Твоего? ибо Ты един свят. Все народы придут и поклонятся пред Тобою, ибо открылись суды Твои» (Откр.15:2-4). Судя по тому что они поют песни Моисея и Христа, это окончательное собрание Израиля и всех народов, кто увидел в мировом правителе лжехриста и не поклонились ему. Отвержение слов пророков и их смерть, которой будут радоваться все живущие на земле, будет знаменовать окончательное отвержение Бога и поклонение дракону, что станет началом великого гнева Бога нечестивому миру в семи чашах. Беспредел антихриста, в течении последних 42 месяцев будет наказуем гневом семи чаш Божьего суда. «И будет поступать царь тот по своему произволу, и вознесется и возвеличится выше всякого божества, и о Боге богов станет говорить хульное и будет иметь успех, доколе не совершится гнев: ибо, что предопределено, то исполнится. И о богах отцов своих он не помыслит, и ни желания жен, ни даже божества никакого не уважит; ибо возвеличит себя выше всех. Но богу крепостей на месте его будет он воздавать честь, и этого бога, которого не знали отцы его, он будет чествовать золотом и серебром, и дорогими камнями, и разными драгоценностями» (Дан.11:32-38).
Антихрист выдаст себя за бога и воссядет в храме. Свой образ он поставит на крыле храма, а сам «в храме Божием сядет он, как Бог, выдавая себя за Бога» (2Фесс.2:4), « и на крыле [святилища] будет мерзость запустения». «И поклонятся ему все живущие на земле, которых имена не написаны в книге жизни у Агнца, закланного от создания мира» (Откр.13:8). Для многих Иудеев это станет отвращением от лжемессии и их изгонят с восточной части города (старый город где расположен будет храм), остальнэ будут скрываться в пустынных местах. «Пойди, народ мой, войди в покои твои и запри за собой двери твои, укройся на мгновение, доколе не пройдет гнев; ибо вот, Господь выходит из жилища Своего наказать обитателей земли за их беззаконие, и земля откроет поглощенную ею кровь и уже не скроет убитых своих» (Ис.26:20,21).

Осквернение города и святилища
«И поставлена будет им часть войска, которая осквернит святилище могущества, и прекратит ежедневную жертву, и поставит мерзость запустения» (Дан.11:31). «И войдет он в прекраснейшую из земель, и многие области пострадают и спасутся от руки его только Едом, Моав и большая часть сынов Аммоновых» (Дан.11:41). «Вот наступает день Господень, и разделят награбленное у тебя среди тебя. И соберу все народы на войну против Иерусалима, и взят будет город, и разграблены будут домы, и обесчещены будут жены, и половина города пойдет в плен; но остальной народ не будет истреблен из города» (Зах.14:1-3). Речь идёт о восточной части Иерусалима, которую провозгласят священным местом для всех народов и поклонения антихристу. Иерусалим за свою историю более сорока раз переходил из рук в руки, так сатана все силы направляет на место которое избрал Себе Бог. «И будет на всей земле, говорит Господь, две части на ней будут истреблены, вымрут, а третья останется на ней. И введу эту третью часть в огонь, и расплавлю их, как плавят серебро, и очищу их, как очищают золото: они будут призывать имя Мое, и Я услышу их и скажу: "это Мой народ", и они скажут: "Господь - Бог мой!"» (Зах.13:8,9). «небольшое число их Я сохраню от меча, голода и язвы, чтобы они рассказали у народов, к которым пойдут, о всех своих мерзостях; и узнают, что Я Господь» (Иез.12:16). «И они будут Моими, говорит Господь Саваоф, собственностью Моею в тот день, который Я соделаю, и буду миловать их, как милует человек сына своего, служащего ему. И тогда снова увидите различие между праведником и нечестивым, между служащим Богу и не служащим Ему… Ибо вот, придет день, пылающий как печь; тогда все надменные и поступающие нечестиво будут как солома, и попалит их грядущий день, говорит Господь Саваоф, так что не оставит у них ни корня, ни ветвей. А для вас, благоговеющие пред именем Моим, взойдет Солнце правды и исцеление в лучах Его, и вы выйдете и взыграете, как тельцы упитанные; и будете попирать нечестивых, ибо они будут прахом под стопами ног ваших в тот день, который Я соделаю, говорит Господь Саваоф» (Мал.3:17,18; 4:1-3)

Есть одна немного сомнительная легенда, повествующая о том, как много лет назад один известный астроном получил телеграмму от знаменитого газетного магната Уильяма Рэндольфа Херста, отца сегодняшнего издателя Рэндольфа Херста. Она была краткой: «ЕСТЬ ЛИ ЖИЗНЬ НА МАРСЕ? ДАЙТЕ ТЕЛЕГРАФНЫЙ ОТВЕТ НА ТЫСЯЧУ СЛОВ. ХЕРСТ».

Астроном ответил, почти уложившись в тысячу слов: триста раз он повторил три слова - «НИКТО НЕ ЗНАЕТ!»

С тех пор прошло много лет, и мы преодолели большой путь - триста семьдесят миллионов километров, чтобы наш «Викинг» смог высадиться на Марсе. Есть ли там жизнь? Все были обеспокоены этим вопросом; чаша весов клонилась то в одну, то в другую сторону; ученые затаили дыхание. Но даже если бы Херст спрашивал не об одном только Марсе, а обо всей Вселенной, астрономы, наверное, сказали бы то же самое: «НИКТО НЕ ЗНАЕТ!»

Однако так ли это на самом деле? Неужели никто не знает? А мы? Разве мы не можем об этом узнать? Не хочу показаться самонадеянным, но на основании прочитанного в Божьей Книге могу сказать: «Да, господин Херст, жизнь в иных мирах действительно есть». Библия не слишком распространяется на этот счет, однако, если бы я был сыщиком и если бы мне были нужны доказательства, я бы, конечно, нашел, что в ней есть высказывания, помогающие напасть на след. Послушайте: «Ибо так говорит Господь, сотворивший небеса, Он - Бог, образовавший землю и создавший ее; Он утвердил ее; не напрасно сотворил ее: Он образовал ее для жительства» (Ис. 45:18).

Бог решил сделать эту планету вместилищем жизни, и поскольку она действительно является таковой. Его творение не напрасно. Но не означает ли это, что если другие Божьи миры не населены, то они сотворены зря и от них нет никакой пользы? Такой вывод напрашивается сам собой. И все-таки давайте хорошенько подумаем. Можно ли предположить, что Бог, сотворивший миллиарды миров, лишь один из них населил людьми? Приведем еще один важный библейский отрывок: «Ты, Господи, един, Ты создал небо, небеса небес и все воинство их… и небесные воинства Тебе поклоняются» (Неем. 9:6). Слова пророка явно свидетельствуют о том, что Вселенная преисполнена жизни, разумной жизни, достаточно разумной, чтобы поклоняться своему Создателю. И все поклоняются Богу, все верны Его царству и не поднимают мятежа, в отличие от нашей непокорной планеты.

Однако послушайте еще: «Бог… в последние дни сии говорил нам в Сыне… чрез Которого и веки [миры] сотворил» (Евр. 1:1. 2).

Итак, здесь сказано, что Бог говорил нам в Сыне, «чрез Которого и миры сотворил», причем употреблено множественное число, то есть речь идет не о каком-то одном мире, но о многих мирах. Быть может, о миллиардах. Но кто же сотворил их? Наш Господь Иисус Христос, ибо сказано: «И открыть всем, в чем состоит домостроительство тайны, сокрывавшейся от вечности в Боге, создавшем все Иисусом Христом» (Еф. 3:9).

Вас это удивляет? Неужели все эти миры сотворил Христос, Которого мы знаем как Иисуса? Неужели Он все это создал? Да, это так. В 1-й главе своего Евангелия апостол Иоанн не оставляет на этот счет никаких сомнений. Вот что он говорит об Иисусе в 10-м стихе: «В мире был, и мир чрез Него начал быть, и мир Его не познал». А вот что сказано в 3-м: «Все чрез Него начало быть, и без Него ничто не начало быть, что начало быть». Вы понимаете, что это значит? А то, что Тот, Кого мы знаем как Иисуса, не только совечен Отцу, но Он сотворил все множество миров, включая и наш собственный. И если Он сотворил наш мир, значит, Он создал и человека, и, таким образом, Он - наш Творец, ваш и мой. Но это также означает, что Он сотворил и ангелов, и Люцифера. Люцифер восстал не против собратьев-ангелов - он восстал против своего Творца! Дело в том, что, когда Люцифер начал испытывать недовольство, наша планета существовала лишь в уме и замыслах Отца и Сына. Несчастный ангел знал, что ему не придется участвовать в Творении, и в этом была сокрыта главная причина его неприязни. Сын Божий сотворил множество миров, Люцифер - ни одного. И теперь Отец и Сын замыслили создать еще один мир, но Люцифер не был приглашен на их совет. Почему? Почему у него не было таких же преимуществ, какими обладал Сын? Если творить может один лишь Бог, если ангел никогда не сможет этого делать, то Люцифер не желает быть ангелом - он хочет быть Богом!

Иисус имел Божественную природу. Он был Богом, Творцом. Ангел не обладал такими свойствами и никогда не сможет ими обладать. Бог попытался ласково и заботливо объяснить все это Люциферу, но тот лишь разъярился. Его зависть не знала границ. Он хотел занять место Божьего Сына - ничто другое его не удовлетворяло - и начал сеять недовольство, готовое вылиться в открытый бунт. Может быть, видя, что происходит с Люцифером, Отцу и Сыну надо было оставить Свой замысел и не творить эту землю? Нет! Они готовы были идти вперед: ведь в этом творении было нечто особенное, ибо они задумали сотворить человека по Своему образу. По внешнему облику и характеру человек, по-видимому, должен был больше других прежде сотворенных существ походить на своего Создателя.

И вот Тот, Кого мы зовем Иисусом, вместе со Своим Отцом сквозь галактики устремляется к этому одинокому месту во Вселенной, творит мир, окружает его пространством и заставляет вращаться. Это Он, Кого мы зовем Иисусом, сказал: «Да будет свет». Это Он почти неделю потратил на то, чтобы сделать нашу планету вместилищем девственной красоты, словно готовя ее для царя (см. Быт. 1-2).

И была пятница пополудни. Насажденный Им сад радовал Его. Купаясь в лучах солнца, деревья бросали на землю свою кружевную тень, плоды зрели и просились в пищу, животные весело играли друг с другом. Пели птицы, и завершающим аккордом звучал водопад. Все было готово. Задуманный миг настал, и тогда Тот, Кого мы зовем Иисусом, преклонил колени и, взяв в Свои руки чистую глину, начал лепить из нее тело. Когда оно обрело законченный и совершенный вид, когда каждый его член ждал Божьего сигнала, чтобы начать жить и действовать, Он вдохнул в это тело жизнь (см. Быт. 2:7). И тогда Адам открыл глаза, чтобы узреть лицо своего Творца - первое лицо, которое он увидел.

Я не знаю, что Иисус сказал первому человеку. Кто-то предположил, что Он просто улыбнулся и вымолвил: «Привет, Адам!» Наверное, так и было. Счастливый миг! Счастливый день! Время петь песни! Неудивительно, что все это происходило «при общем ликовании утренних звезд, когда все сыны Божий восклицали от радости» (Иов 38:7). Казалось, что этот день преисполнен счастья, счастливее просто невозможно быть, но это не так. Бог навел на Адама сон, и когда тот снова открыл глаза, то увидел рядом с собой самую прекрасную женщину в мире - не потому, что кроме нее никого не было, но потому, что ее сотворил Сам Иисус.

Потом солнечные лучи начали меркнуть, и Адам с Евой впервые глядели на закат; а рядом был их Творец. Такое просто невозможно забыть! Этот закатный час означал, что шестой день творения завершался и начинался день седьмой. Работа Творения была закончена, и Бог увидел, что оно было «хорошо весьма».

Что Он решил делать теперь? Быть может, поспешил на небеса, где, усевшись на престоле, продолжал наслаждаться поклонением, которое Ему возносили ангелы? Быть может. Он предался новым замыслам и, обратив взор на другие галактики и миры, забыл о той счастливой паре, которую только что сотворил? Быть может, Он оставил их размышлять о том, как они тут оказались? Нет. Он решил провести эту первую субботу со Своим новым творением.

Восходят звезды, и я вижу, как Он возвращается к Адаму и Еве, чтобы вместе с ними совершить вечернюю прогулку, рассказать о небесных светилах и о том, как Он их сотворил. Ведь у них так много вопросов, им так много хочется узнать. Когда настало утро, они, наверное, снова ходили с Ним и разговаривали. Как им хотелось, чтобы этот день никогда не кончался! И как они встрепенулись от восторга, когда Творец сказал, что этот счастливый, незабываемый день повторится - каждый седьмой день будет временем особого общения с Ним.

Во второй главе Книги Бытие мы читаем: «И совершил Бог к седьмому дню дела Свои, которые Он делал, и почил в день седьмый от всех дел Своих, которые делал» (Быт. 2:2). Не скрою- в этом стихе есть нечто такое, что мне трудно понять. Как это Бог почил - независимо от того, какой успешной была неделя, - если знал, что на небесах не все в порядке? Как Он мог почить, зная, что Вселенная заражена вирусом бунта? И самое главное - как Он мог почить, зная, что эта счастливая пара, только что Им сотворенная, однажды тоже может взбунтоваться? А ведь это действительно могло случиться, потому что Он наделил людей опасным даром свободы выбора, и тем не менее Бог почил - Отец и Сын. Почил, потому что на Своем совете Они сошлись в едином замысле. Почил, потому что в сердце Того, Кого мы зовем Иисусом, уже была Голгофа!

Недовольство Люцифера теперь вылилось в открытый бунт, разгоревшийся в войну. Так Люцифер стал сатаной, падшим ангелом, и вместе с теми, кто сочувствовал ему, был низринут с небес.

Наверное, в тот день Отец и Сын не могли сдержать слез, ведь Они потеряли не только великолепного и любимого ангела, в своем величии превосходившего всех остальных, но и целый ангельский сонм, который Люцифер втянул в бунт. Ангелы, оставшиеся верными, отложили, вероятно, свои арфы и тоже зарыдали, а вместе с ними и все непадшие миры, увидев совершившееся, не смогли сдержать слез. Великая пустота воцарилась в Божьем мире, и она будет длиться еще долго - до тех пор пока Иисус не приведет с планеты Земля довольно необычных беженцев, которые займут место ангелов, Им потерянных. Однако мы забегаем вперед.

Борьба не кончилась, поменялось только поле битвы. Театром военных действий стала Земля, хотя у рассвирепевшего врага по-прежнему оставалась одна и та же цель - Христос, Творец, Сын Божий. Наших прародителей наверняка предупредили, что в Едемском саду они могут встретить падшего ангела; однако бояться им было нечего, поскольку любая опасность могла возникнуть только в результате их собственного непослушания.

У нас нет записей, повествующих о днях светлой дружбы Адама и Евы с их Творцом. Мы не знаем, как долго это продолжалось, однако такие дни были задуманы навсегда. Но вот однажды Иисус взглянул с небес и увидел, что Ева бродит около дерева, которое Бог оградил от остальных. Когда она подошла к нему ближе, с ней заговорило прекрасное создание, сидевшее на дереве и неторопливо поедавшее сорванный плод. Еве и в голову не пришло, что это был голос падшего ангела, от которого ее предостерегали.

Соблазнитель, наверное, заговорил так: «Ты прекрасна. Но ведь ты никогда не слышала, чтобы животное разговаривало? Возможность говорить мне дает вот этот плод. Подумай только: если он наделяет даром речи бессловесную тварь, то что же он сделает для тебя, уже обладающей этим даром?»

Иисус смотрел, затаив дыхание. О, если бы Ева не слушала искусителя! Если бы она повернулась и поспешила к Адаму! Если бы не касалась этого плода! Нельзя описать, какое мучительное борение пережил Иисус, увидев, что Ева все-таки взяла плод и начала его есть! А потом мятеж Евы разделил и Адам, ужаснувшийся от содеянного, но не пожелавший ее потерять. Счастливые дни закончились. Настала эра слез. Плач на этой планете. Плач на небесах. И в других мирах!

Мировая скорбь

Мировая скорбь

МИРОВАЯ СКОРБЬ (немецкое Weltschmerz) - термин буржуазного литературоведения; обозначает комплекс пессимистических настроений, проникающих творчество некоторых писателей конца XVIII и первой трети XIX вв. М. с. характеризуется перенесением личного разочарования в метафизический план. Для буржуазных ученых М. с. является литературным выражением определенного социально-психологического «недуга», симптомы к-рого: пресыщение жизнью, тоска и сплин, презрение к культуре и обществу, бегство от людей, горделивое самозамыкание, любование собой и своей тоской, «отрава мыслью» и атрофия воли как следствие неустанного самоанализа, отвлеченная скорбь о судьбах человечества и отчаяние от сознания своего бессилия изменить существующее положение вещей. Наличие этого недуга с теми или иными оттенками и вариантами констатировали у Руссо, молодых Гёте и Шиллера, Байрона, Шатобриана, Сенанкура, Б. Констана, Нодье, Виньи, Фосколо, Леопарди, Ленау, Гейне, Лермонтова и др. Различия между отдельными поэтами М. с. искали преимущественно в их индивидуально-психологическом складе (эгоисты, филантропы и т. д.), хотя бы иногда и обусловленном исторической обстановкой в буржуазно-идеалистическом ее понимании.
Верно указывая на некоторые общие черты у ряда писателей XVIII и XIX вв., буржуазные исследователи трактовали эти черты абстрактно: они не учитывали разных социально исторических условий, порождавших «одинаковые» следствия, к-рые поэтому являлись лишь относительно одинаковыми, не видели различия в сходном.
Характер М. с. у представителей различных классов в разное время далеко не совпадал. Одни акцентировали тоску от пресыщения жизнью, другие - невозможность удовлетворения своих запросов, третьи - пресыщение мыслью, четвертые - социальную скорбь и т. д. В зависимости от перемены доминанты изменялся и весь комплекс, значение других его элементов.
Различие между такими поэтами М. с., как Гёте, Шиллер, с одной стороны, и Виньи, Шатобриан - с другой, в том, что М. с. первых определена бессилием класса, еще не сумевшего завоевать себе «место под солнцем», достаточное для проявления и развития его сил, других - потерей этого места, истощением этих сил. В первом случае скорбники представляют буржуазию, во втором - нисходящее дворянство. У представителей восходящих, но еще слабых классов М. с. принимает характер скорби социальной. Элементы такой скорби ярко выражены в «Вертере» Гёте, в «Разбойниках» Шиллера. Скорбники классов нисходящих склонны придавать ей метафизический характер. Так, Леопарди скорбит о страданиях как основном законе природы, о бессмысленности человеческой жизни. Другие представители этих классов могут придавать метафизической М. с. богоборческий характер или даже синтезировать ее со скорбью социальной - Байрон, Ленау (о социальной скорби как проявлении М. с. - см. «Каин»). Представители деклассирующегося дворянства, которыми являлись эти поэты, могут находить в своей оппозиции торжествующей реакции - помещичьей или буржуазной - ноты социального протеста.Библиография:
Тэн И., Чтения об искусстве, перев. А. Чудинова, изд. 5-е, СПБ, 1904; Брандес Г., Главные течения в литературе XIX в.: Литература эмигрантов. Реакция во Франции, М., 1888 (есть несколько изданий); Стороженко Н. И., Поэзия мировой скорби, Одесса, 1895; Котляревский Н., Мировая скорбь, СПБ, 1898 (изд. 3-е, СПБ, 1914); Фор С., Мировая скорбь. Опыт независимой философии, Вильна, 1906; Ла Барт Ф., де, Шатобриан и поэтика мировой скорби во Франции, Киев, 1905; Его же, Литературное движение на Западе в 1-й трети XIX ст., М., 1914; Розанов М. Н., Очерк истории английской литературы XIX в., ч. 1, М., 1922; Коган П. С., Очерки по истории западно-европейской литературы, т. II, изд. 8-е, М., 1928; Фриче В. М., Очерк развития западных литератур, Сочинения, т. II, М., 1931; Braun W. A., Types of Weltschmerz in German Poetry, 1905; Lasserre P., Le romantisme francais, 1907. также библиографию к ст. ст. Сентиментализм , Романтизм , Лишние люди .

Литературная энциклопедия. - В 11 т.; М.: издательство Коммунистической академии, Советская энциклопедия, Художественная литература . Под редакцией В. М. Фриче, А. В. Луначарского. 1929-1939 .

Мировая скорбь

МИРОВАЯ СКОРБЬ - см. Поэзия мировой скорби.

Литературная энциклопедия: Словарь литературных терминов: В 2-х т. / Под редакцией Н. Бродского, А. Лаврецкого, Э. Лунина, В. Львова-Рогачевского, М. Розанова, В. Чешихина-Ветринского. - М.; Л.: Изд-во Л. Д. Френкель , 1925


Синонимы :

Смотреть что такое "Мировая скорбь" в других словарях:

    - (нем. Weltschmerz, вельтшмерц; в том же смысле употреблялось фр. mal du siècle болезнь века) термин, введённый немецким писателем Жаном Полем и означающий чувства, испытываемые некой персоной, которая поняла, что физическая… … Википедия

    С немецкого: Weltschmerz. Из неоконченного сочинения «Селина, или о бессмертии» (опубл. 1827) немецкого сатирика Жана Поля (псевдоним И. П. Рихтера, 1763 1825), который употребил это выражение, говоря о «бесчисленных муках людей». Как писал… … Словарь крылатых слов и выражений

    Горесть, скорбь, грусть, печаль, тоска Словарь русских синонимов. мировая скорбь сущ., кол во синонимов: 8 вельтшмерц (7) … Словарь синонимов

    Распространенное во времена романтики чувство, что мир, в котором мы живем, является не наилучшим из всех мыслимых миров (как думал Лейбниц), а наихудшим. Провозвестниками мировой скорби явились англ, поэт Байрон (1788 1824), испытавший его… … Философская энциклопедия

    Мировая скорбь - МИРОВАЯ СКОРБЬ см. Поэзия мировой скорби … Словарь литературных терминов

    Мировая скорбь - фразеологическое выражение, чаще используемое в ироническом тоне при характеристике чьих либо страданий, горя, беды. Мировая скорбь – это крайняя форма разочарования, расстройства, отчаяния от гораздо меньшего горя, беды, носящих сугубо… … Основы духовной культуры (энциклопедический словарь педагога)

    Міровая скорбь. Ср. Скорбь о несовершенствахъ міра, о нестроеніяхъ въ немъ и о страданіяхъ человѣчества вотъ что составляетъ міровую скорбь. П. И. Вейнбергъ (ср. „Новости“. 25 го ноября, 1895 г. Поэзія мировой скорби XIX в.). См. Суета сует … Большой толково-фразеологический словарь Михельсона (оригинальная орфография)

    Ср. Скорбь о несовершенствах мира, о нестроениях в нем и о страданиях человечества вот что составляет мировую скорбь. П.И. Вейнберг (Ср. „Новости. 25 го ноября, 1895 г. Поэзия мировой скорби XIX в.). См. суета сует … Большой толково-фразеологический словарь Михельсона

    Мировая скорбь - Ирон. Крайний пессимизм, разочарование. Все мы знаем, какова причина твоей болезни, но тем не менее все мы просим не изображать здесь мировую скорбь (В. Беляев. Старая крепость). Первонач.: разочарованность, пессимистические настроения в… … Фразеологический словарь русского литературного языка

    - (Weltschmerz) см. Пессимизм в поэзии … Энциклопедический словарь Ф.А. Брокгауза и И.А. Ефрона

Книги

  • Мировая скорбь , Н. Дашкевич. Мрачное мировоззрение и пессимизм в западно-европейской поэзии нового времени Воспроизведено в оригинальной авторской орфографии издания 1895 года (издательство`Tip. Imp. universitetaSv.…
  • Мировая скорбь в конце XVIII и в начале XIX века. Ее основные этические и социальные мотивы и их отражение в художественном творчестве , Н. А. Котляревский. Предлагаемая читателю книга выдающегося отечественного критика и историка литературы Н. А. Котляревского посвящена исследованию феномена "мировой скорби", под которой понимается…

Мировая скорбь (немецкий Weltschmerz), высшее, проникнутое сострадательной человечностью, литературное проявление пессимизма; нравственное настроение, обобщающее не только недовольство несовершенством жизни, тщету идеальных стремлений, ограниченность наших познаний и оковы, сжимающие мысль, гибель всего великого и светлого, торжество несчастия, горя и зла, но и болезненное осуждение самой жизни, обманчивой, жестокой, мучительной и столь же бесцельно исчезающей, как она зародилась. Личная доля сливается в нем с судьбой всего страдающего человечества; все люди — товарищи по исконному несчастию; все мировое прошлое, народы, царства, цивилизации, религии, идеалы, свобода и красота, борьба и искания, слава и мощь, — бесконечные жертвы разрушения и смерти, и болит потрясенная душа не своим, эгоистическим горем, а скорбью вселенской, из-под чьей власти никогда не выйти людям. Девятнадцатый век, свидетель необыкновенно интенсивных проявлений такого настроения, склада мысли, духа творчества, то обозначал его термином мировой печали, усвоенным по немецкому почину всеми языками (douleur du monde, dolore universale), словно обозначая тем обособленное учение, пессимистическую доктрину, то, называя его «болезнью века» (mal du siecle), считал его своим неотъемлемым достоянием, добытым ценой великих потрясений и испытаний на рубеже двух веков, трагизмом не смолкавшей затем политической и общественной борьбы, кризисом веры и философии, поднявшими до жгучей боли сознание безысходности человеческого несчастия. Но невозможно замкнуть начало и развитие этой гуманной меланхолии в тесные рамки одного столетия. Нельзя ввести ее и в определенные пределы философского или нравственного учения, с вождями и пророками, догматами и тезисами. На протяжении всей истории человечества, особенно усиливаясь в эпохи перелома, крушений, тяжелых культурных потрясений, соединяя в духе тех же идей Восток и Запад, античную пору, средневековье, новые века, доходя до недавнего нашего прошлого, идут в мировой литературе долгой чередой печальники-человеколюбцы, не склоняя покорно головы перед неизбежной долей, но выступая против нее с скорбным и ропщущим словом. Сближаясь с столь же древними традициями пессимизма, исповедание их было всегда выше и живительнее. Систематику — мыслителю-пессимисту, «лишнему человеку» с его надменным презрением жизни и людей, исключительным, мнимо-героическим натурам, полным демонизма и эгоистического недовольства, чужды влечения и помыслы истинного «мирового скорбника», широко открытые для человеческой массы. Евангелие сострадания, равенства и в несчастии, и в борьбе против него заменены у них бунтом, гневом и презрением самодовлеющей личности.

Из непроглядной дали веков слышатся первые звуки мировой скорби. Глубокая и человечная печаль еврейских пророков (Иеремии, Исаии), гуманная меланхолия Псалмопевца, полные трагической силы обобщения Екклезиаста о суетности мира и тщетности исканий духа, философия несчастия, отречения от жизни, отрады небытия, звучавшая в царстве буддийской мысли, скорбное раздумье римского поэта-мыслителя Лукреция, сознание вековечности зла и страданий, удручавшее в магометанском мире аскетическую секту суфизма, — ряд разноплеменных, общечеловечески-солидарных заявлений, слышащихся из отдаленной древности. На различных ступенях развития, разобщенные, казалось, временем и разностью культуры, сходятся в идеях и учениях Лукреций (в поэме о «Природе вещей», особенно в третьей книге), с его мыслями о превосходстве смерти, уничтожающей жизненные страдания, уносящей и дух и тело наше, и глубокомысленные восточные поэты XI и XII веков, араб Абуль-Аля и Омар-Хэйям, персидский поэт-астроном (после перевода, в 1859 г., его славных на Востоке четверостиший на английский язык достигший колоссальной популярности во всем английском читающем мире), — первые выдающиеся певцы мировой скорби, которых выставила вселенская литература за много веков до Леопарди. Неразрешимая загадка вступления нашего в мир и ухода из него, призрачность человеческого существования, ничтожество его среди великой, вековечной мировой жизни, власть беспощадного рока, ложь всяких религий, невозможность найти удовлетворение или воздаяние ни на земле, ни в мнимом загробном мире, с необыкновенной, захватывающей глубиной изображались Омаром Хайямом. Мыслитель-природовед и астроном, он все же находил исход и примирение в посмертном слиянии человека с природой, в стремлении его раствориться в ней; после своих тщетных грез, полетов мысли, призрачных иллюзий, он, словно капля влаги, вливается в всепоглощающее море вселенной. Для поэта-слепца Абуль-Аля нет и этого примирения. Полный тоски и гнева на позор и ничтожество, ограниченность и темноту жизни и безысходность людской судьбы, он вместе с своим предшественником и наставником, поэтом Мотанаббием, который как будто завещал ему развить безутешные взгляды свои, — уже типические выразители мировой скорби. Христианство со своей моралью покорных страданий, неотвратимости зла и греха, загробного искупления не могло преодолеть преемственно передававшейся общечеловеческой грусти. Если в средние века она проникала в сектантскую поэзию католического Запада, если в настроениях нравственно возбужденной мысли сказываются порою отголоски безотрадной буддийской морали, проникавшей в Европу в религиозно-художественной проповеди знаменитого «Варлаама и Иосафата» и подобных ему творений, — если в поэзии средневековья (например, в «Бедном Генрихе» Гартмана ф. Ауэ) слышатся глубоко скорбные речи о ничтожестве жизни и едином могуществе смерти, «перед которой равны и добродетель, и мужество, и низость, и порок», то на рубеже Возрождения в канцонах, признаниях, философских трактатах Петрарки находим первые в истории нового человечества задушевные излияния мировой меланхолии и удручения жизнью, taedium vitae, от которого единое спасение для поэта в мистике любви, — «презрения к свету» и вместе с тем братского участия к людям. Среди разлива освободительных идей Возрождения, возвещавших миру обновление, сносивших все устои гнилого общественного, нравственного, религиозного строя, не затихла мировая скорбь, и с необыкновенной силой и глубиной проявилась у Шекспира. Ею дышат его поразительные сонеты — автобиографическое значение которых несомненно, — излияния его выстраданной мысли. Опыт жизни, горестные наблюдения над судьбой правды и свободы, над торжеством зла, гнетущие впечатления общественного падения среди елизаветинской реакции вызвали у поэта широкое, общечеловеческое представление о неумолимом роке, губящем все великое и честное и сливающем всех людей в беспомощную массу жертв смерти, за которой нет воскресения, нет будущей жизни, страшной уже жуткой возможностью продолжать и за гробом муку мысли. Один из величайших образцов «лирики размышления», — главная, первенствующая группа сонетов, обращенных к близкому другу Шекспира, дает неутешно-скорбную исповедь его тревог, сомнений, отрицаний и осуждений. Войдя и в драматическое творчество поэта, его человечная меланхолия, отразившаяся сначала в речах и суждениях такого отщепенца, как нелюдим Джак («Как вам угодно»), воплощается в Гамлете. Соединившись с мучащей его рефлексией, слабостью воли, неспособностью к решительным действиям, она превышает по интенсивности все эти отличительные его свойства. Не колеблющийся мститель за честь отца, не гневный обличитель безнравственности и пошлости затхлого придворного мира, не симулянт безумия, порой переходящий под влиянием гложущей горести в его настоящие тона, дорог человечеству в Гамлете, но неутешный, бессильный совладать с натиском дум о несчастии и ничтожестве жизни мировой скорбник. Высшее выражение его настроения — сцена на кладбище, с черепом шута Иорика в руках (мысли и темы в ней удивительно сходны с мотивами лирики Омара Хайяма; до того общи основы истинной мировой печали!). И никогда не замирали в последующей литературе отголоски мыслей и обобщений Гамлета, казавшихся порой чуть не евангелием мировой скорби.

Новое, еще более глубокое и в главных своих результатах, казалось, победоносное возрождение, вызванное в общечеловеческой культуре просветительным движением XVIII века, также не могло преодолеть исконных заветов мировой меланхолии, и (не говоря уже о породивших целую школу, глубоко печальных «Ночах» Эдварда Юнга) смежная, одновременная с могучими деяниями великой армии энциклопедистов общеевропейская эпидемия вертеризма показала это в целом ряде видоизменений типа скорбника, который становился уже международным. Соединение большого личного горя и возмущения неудовлетворенной души с тяжелым переживанием общей участи людей и с презрением к действительности, составившее для современников обаяние героя гётевского романа, не передавалось в одинаковой степени его двойникам, появившимся вскоре в различных литературах Европы (не говоря уже о многих подражаниях в литературе немецкой); эгоистическая гордыня непризнанной людьми выдающейся личности лежала нередко в основе и бурного пессимизма и вызова, бросаемого людям и судьбе, наконец (словно завещанного Вертером) самоубийства. Но, насколько гётевский скорбник выше и в общечеловеческом отношении значительнее тех литературных предшественников, на которых Гёте, при всей субъективности своего замысла, считал нужным опереться, — романических героев Ричардсона и Руссо, — настолько важнейший из его собственных потомков, итальянский Вертер, Якопо Ортис, главное лицо в романе пламенного итальянского патриота Уго Фосколо, выше своего родоначальника по силе и трагизму человечных сочувствий и глубокой печали о несбыточности правды, свободы, народного блага. Если Вертер отразил в воззрениях своих господствующие идеи боевой «поры бурных стремлений» в Германии XVIII века, то Ортис — первое по времени литературное отражение того крушения идеалов, провозглашенных Великой французской революцией, переживать которое было выше сил для многих из чутких свидетелей перелома, водворявшего вновь омертвелые основы старого порядка и разбившего целый мир упований. То была одна из эпох, когда под тяжестью современного недуга народов особенно силен всегда рост обобщающей его на всю жизнь человечества мировой скорби у отдельных лиц. Не всей, очень людной тогда, группе «лишних», разочарованных, душевно разбитых людей, выступивших в литературе с своими неразлучными спутниками, творческими двойниками, свойственна была в одинаковой степени универсальность угнетавшей их скорби, хотя бы они сумрачно и эффектно драпировались ею, и не только Сенанкур с своим «Оберманном», но и Шатобриан с страдальческой тенью Ренэ, безнадежно ищущей под конец спасения от зол и несчастий людских в Новом Свете, подчиняются, прежде всего, в пессимизме своем болезненно выстраданной неудаче личной жизненной борьбы, неудовлетворенности своих гениальных притязаний, и потомство, сочувственники и подражатели, которых нашлось немало у Шатобриана во всех литературах, венчало виновника этого течения мысли и чувства неподходящим к нему венцом страдальца за мир. Не Шатобриану, а Байрону подобает он в ряду вождей человечества начала прошлого века. С этим великим поэтом мировая скорбь приняла новый и необычайный оттенок. Глубокая грусть, поразительно рано сказавшаяся в его поэзии, при самом вступлении его в жизнь, еще в юношеском творчестве, широко развивается под влиянием личных испытаний и борьбы, превративших его жизнь в трагедию, и мировой трагедии народов, созданной наполеоновскими войнами, повсеместным торжеством реакции, нашествием темных сил. В «разочаровании» и меланхолии такого странника между людьми, как Чайльд-Гарольд в первых двух песнях поэмы, сказались уже тяжкая грусть угнетаемого общей жизнью мыслителя, гнев и горе при виде страданий целого ряда народов и влияние заветов прошлого, раскрывавшие перед путником, проходящим среди развалишь некогда могучих государств и цивилизаций, когда мысль его, сквозь даль веков, сообщалась с мировой скорбью древних, оплакивавших тот же неизбежный закон разрушения. Но с грустью Байрона совместно боевое, двигательное начало, полное непокорности и вызова. Уже из уст удрученного жизнью Гарольда, странника по южным окраинам Европы, слышатся горячие воззвания, обращенные к угнетенным народам и вызывающие их отвоевать себе волю. Потрясения и оскорбления, вынесенные поэтом-отщепенцем во время разрыва с отечеством, усилят и его боевой отпор, и гнетущую скорбь. Мрачный полет фантазии может увлечь его до создания «Тьмы», этого видения последнего дня вселенной, гибели жизни, смерти природы и всемогущего торжества Мрака. Гложущая тоска и возмущение человеческой участью могут довести Манфреда до одиночества, бегства в природу, до презрительного вызова, брошенного в лицо самой смерти; в Каине воплотится пробудившаяся человеческая мысль, обреченная на вечное искание истины, света, правды, свободы и на мучительное сознание несокрушимости зла, — но недовольство, протест, борьба во что бы то ни стало против доли людской не смолкают. В последней песне «Чайльд-Гарольда» жалоба, обращенная к матери-земле, полна страстной горечи и отчаяния, но тут же провозглашается непобедимость человеческой мысли. «Она — последний, единственный оплот человека». Тут же вырывается горячее заявление веры в конечное торжество справедливости, и проносится видение свободы, «чье знамя, надорванное, но все еще развевающееся, несется с бурной силой против ветра, — чей трубный звук, даже на время замирая, возбуждает волнение и тревогу, надежду на лучшие дни». В основе байроновской мировой скорби лежит, несмотря ни на что на свете, нечто положительное, стремление к намеченной цели; скорбник кладет свою душу за судьбу угнетенных народов, и сам гибнет во имя их свободы. В ту же темную пору, в той же стране, для блага которой великий отрицатель и великий подвижник принес столько жертв, мировая скорбь нашла в Леопарди, быть может, еще более знаменательного и глубокого выразителя, отдавшего ей и поэтический дар свой и умозрительные силы выдающегося философа. Если к двум именам этим присоединить находившегося тогда в Италии Шопенгауэра, который в своей, составившей в философской науке эпоху, книге «Мир, как воля и представление», появившейся в 1818 году, возвел пессимизм до значения универсального и страдания, несчастия — до рокового, гнетущего закона, обнаружится (как отметил это и Шопенгауэр), что в одно и то же время в Италии, которую нередко называли тогда «страною мертвых», сопоставлены были судьбою, не зная друг друга, три важнейших представителя мировой скорби. Исповедание ее, выстраданное Леопарди в печальном жизненном опыте, в мучительных исканиях, думах, запросах, привело его к теории властного над человечеством несчастия (infelicita), к противоположению вечности и необъятности природы и ничтожности, мимолетности человека, к иронии над его притязаниями и помыслами о счастье и бессмертии, когда его ждут страдания, ужасы бытия и смерть, — единственное, что есть верного на свете, избавительница от жизни, окруженная прелестью и лиризмом поэта. Болезненный, хилый, не встречавший сочувствия и понимания среди людей, в необъятных смолоду чтениях удивительного эрудита поддавшийся влиянию древних и новых мыслителей-пессимистов, он все же пережил период преклонения переда, давно минувшим величием античного мира, находил даже в новые времена, например, во французской революции, возрождение благороднейших людских стремлений, отдался грезам о национальном возрождении Италии и избавлении ее от тирании, к которому стремились в его отечестве революционеры двадцатых годов. Но и крушение освободительного движения и тяжкие сумерки, охватившие всю Европу, подавили эти мечты; личная жизнь, разбитая, неудовлетворенная, угнетала; глубокая, казалось, беспросветная грусть завладела сознанием. Цикл несравненных по силе мысли и чувства лирических стихотворений, ряд полных печальной иронии прозаических диалогов, формой своей напомнивших разговоры Лукиана, и несметное богатство «размышлений» из области философии и литературы, которые составляют содержание посмертного (в наше время и изданного в 7 томах) сборника «Смеси» (Zibaldone, как называл его Леопарди), остаются памятниками необычайно развившейся у поэта мировой скорби. Но, являясь одним из ее апостолов, он все же остался глашатаем чистого идеализма. Живя всецело в царстве мысли, бросая вместе с своим Исландцем (в диалоге, выведшем его в споре с олицетворенной Природой) жестокие укоры за то, что она, без его воли, ввела его в жизнь вселенной и так же бессмысленно уведет его из нее, он видел в людской массе своих товарищей по несчастью, желал бы, кажется, вызвать всеобщий братский союз (alleanza fraterna) против силы, виновной в мировом зле. Утверждая, что лучше ничего не знать, ничем не быть, совсем не существовать, чем жить, он не мог забыть об угнетении народном, даже в последний, наиболее отданный скорби, свой период, мог написать едкую политическую сатиру против союза тиранов, терзавших Италию, а в смелых, кощунственно дерзких диалогах отдавался борьбе с государством, старым общественным строем, церковью, мертвой наукой. Так сходилась его скорбь с кажущимся пессимизмом, чуть не мизантропией Байрона, скрывая в себе задатки высоких, альтруистических движений. «Стоическим пессимизмом», сначала под сильным влиянием Байрона и в соответствии с Леопарди, проникнута была философская поэзия Альфреда де-Виньи, наиболее выразившая в новой французской литературе настроение мировой скорби. В энергически выраженных формулах, проходящих по лирике, драмам, приме нательному «Дневнику» (Journal d’un poete) Виньи, звучит признание ничтожества и тщеты всех упований, абсолютного неведения и беспомощности людской, мучительности жизни, «этой мрачной случайности между двумя вечностями» («зачем еще нам ад? Разве у нас нет жизни?»). В дальнейшем своем развитии, опиравшемся на влияние идей Виньи, французская поэзия мировой скорби пришла к безутешной лирике Луизы Аккерман (Шоке), соединившей проблемы, поставленные немецкой пессимистической философией, глубоко усвоенной автором, заветы его поэтических предшественников в этой области, с отражением разбитых надежд его на личное счастье, понесенных им великих утрат и гнетущего душевного одиночества. «Poésies philosophiques» (в особенности «Les Malheureux», «La Guerre», «L’Amour et la Mort» и «Le cri», предсмертный крик отчаяния, крик агонии), с взрывами мятежа и протеста против Творца-палача («Promethée»), образуют переход к скорби, охватившей поэзию «парнасцев», Леконт де-Лиля, Сюлли Прюдома, последних представителей вселенской печали в новой французской литературе. Немецкий вклад в поэзию мировой меланхолии в ту же пору слабее сродного с ней научно-философского течения в Германии, которое могло выразиться в учениях Шопенгауэра и Эдуарда Гартмана. В глубокой меланхолии Ленау, которого в былое время считали одним из выдающихся певцов Weltschmerz’a, при всей неутешности тоски, религии страданий, жажды смерти, буддийского покоя среди природы, слишком мало «общечеловеческих мотивов», и велико отражение личной, злополучной и потрясенной жизни, израненной людьми, но и отравленной психозом. Захватывающие скорбные звуки в поэзии Гейне, придававшие ей порою универсальное пессимистическое настроение, — лишь одна из сторон в сложной, многогранной натуре поэта, смежная с оживленными битвами сарказма и обличения, гениальным смехом, активной деятельностью политического борца и публициста. Неподдельные стоны мировой скорби все же слышались в новой немецкой лирике. Полные отчаяния и укора судьбе за свою разбитую жизнь и за вековечные муки людские, песни слепца Иеронима Лорма и пессимистическая поэзия немецкого эмигранта в Америке Фердинанда ф. Шмида, прославившегося под псевдонимом Дранмора, — одни из выдающихся явлений в длинном свитке вселенских скорбников. Каждая культурная народность вводила в него своих представителей: от славян вошел в него Словацкий с произведениями наиболее знаменательного «швейцарского» своего периода, в которых мировая печаль осложняется болезненно переносимым сознанием гибели родного, польского народа, и Лермонтов, сын тяжелого николаевского безвременья, с помыслами и стремлениями, «безбрежными, как вечность», с тоской о небесной родине, таинственной своей душевной историей, с бунтом против ненавистной жизни и грозной божественной силы, единственный, быть может, из всех русских поэтов, поднимавшийся в мятежных и горестных своих излияниях от личных страданий до вселенской, общечеловеческой печали. Бесконечно долгая летопись всевозможных проявлений исконного Weltsehmerz"а, от древнего Востока до наших дней, — конечно, ценный материал для изучения «психологии народов» и связующих их вечных мировых идей.

Литература: Meyer, «Weltelend und Weltschmerz» (1872); Fierens-Gevaert, «La tristesse contemporaine» (1899); Donner, «Lord Byrons Weltanschauung» (1897); Levi, «Storia del pensiero di G. Leopardi» (1911); Baerlein, «The Diwan of Abu’l Ala» (1908); Nicolas, «Les quatrains de Khejam» (1867); Нестор Котляревский, «Мировая скорбь в конце прошлого и в начале нашего века», 2 издан. (1910); Н. Стороженко, «Поэзия мировой скорби» («Из области науки», 1902); Себастьен Фор, «Мировая скорбь. Опыт независимой философии» (русский перевод, Вильна, 1906).

Алексий Веселовский.