«Н. Н. и М. И. Фигнер» Сегодняшний концерт супругов Фигнер можно отнести к удачнейшим концертам этого сезона. Мариинский театр был полон, и публика встречала и провожала своего любимца шумными аплодисментами. Особенно понравилась «Падучая звезда» Кналя, пропетая г.

С. Иванов. [Рец. на кн.:] Фигнер В.Н. Запечатленный труд. М.: Задруга, 1921. Ч. 1
Иванов С.А. [Рец. на кн.:] Фигнер В.Н. Запечатленный труд. М.: Задруга, 1921. Ч. 1 / С. Иванов. // Современные записки. 1922. Кн. XII. Критика и библиография. С. 349–360.

Стр. 349
КРИТИКА И БИБЛИОГРАФИЯ

BЕPA ФИГНЕР. «ЗАПЕЧАТЛЕННЫЙ ТРУД». Ч. I. Изд. «Задруга». Москва, 1921 г.

Имя В. Н. Фигнер хорошо известно в русских революционных и прогрессивных кругах. Ей принадлежит одно из видных мест в славной плеяде революционеров 70-х и 80-х годов. Связанная тесными узами дружбы и боевого товарищества с большинством наиболее видных революционных деятелей того времени, В. Н. Фигнер лишь одна из всех их прожила на свободе целых 7 лет (1876-1882), принимая непосредственно самое активное участие во всей деятельности тайного общества «Земля и Воля», а затем партии «Народная Воля». «Кому же, как не мне, - говорит она в предисловии, - проследить в рамках личного участия и преживания (курсив мой) путь, которым шли мои товарищи, отдавшие свою жизнь революционному движению?». Этими словами ясно определяются как содержание книги, так и задания автора. Перед нами - не история революционного движения данного периода, даже не попытка охватить весь цикл его революционных событий и выступлений. О многих из них она упоминает лишь мельком, некоторых совсем не касается и подробно останавливается лишь на тех - правда, очень многочисленных и ярких, - которые тесно переплетаются с ее собственной жизнью и деятельностью. Такое сознательное ограничение сюжета может вызвать некоторое разочарование читателя, потому что именно В. Н. Фигнер была бы способна, может быть, лучше, чем кто-либо, выполнить эту историческую работу. Но зато, с другой стороны, подобный автобиографический характер книги придает ей особое значение. Не говоря уже о том интересе, который вызывает к себе личность автора, все, о чем пишет В. Н. Фигнер, происходило непосредственно на ее глазах, при ее лич-

ном во всем участии, пережито и перечувствовано ею самою, и потому представляет в высшей степени ценный и достоверный материал для будущего историка русской революции.

«Запечатленный труд» есть повесть жизни В. Н. Фигнер с самого ее малолетства до ее заключения в Шлиссельбург. Первая четверть книги вполне автобиографична: в легкой, местами поэтичной форме рисуются картины детства, семейная обстановка и ее влияние на выработку личности автора, институтская жизнь, так мало дававшая уму и сердцу ребенка, вступление в свет и замужество, отъезд в Швейцарию для поступления в университет и те посторонние влияния, которые постепенно привели ее на революционную дорогу. Уже в институте проявляется индивидуальность будущей революционерки, когда уже в старших классах одна из классных дам, выделявшаяся из всех прочих по уму и образованию и вначале очень благоволившая к своей способной воспитаннице, начинает как бы преследовать ее - между ними возникает длительная борьба; и лишь по истечении 3-х лет эта классная наставница неожиданно приглашает к себе девочку-подростка и говорит: «Я устала бороться с вами за влияние на класс. Будем жить мирно». «Эти слова так удивили меня, - говорит В. Н. Фигнер, - что я не нашлась, что ответить: я не сознавала, что между нами идет борьба, да еще за влияние на класс. И это говорила умная, твердая Черноусова мне, которая была девчонкой в сравнении с ней».

17-ти лет В. Н. Фигнер кончает Казанский институт первой, с золотым шифром. Перед молодой красавицей девушкой, материально обеспеченной, открывались блестящие светские перспективы. Но судьба, или, вернее сказать, весь склад ее ума и сердца судили иное. Покидая институт, она несла в душе уже свои самостоятельно выработанные ею императивы. «Согласовать слово с делом, требовать этого согласования от себя и от других. И это стало, - говорит автор, - девизом моей жизни».

Лучшие годы своей жизни отдала В. Н. Фигнер делу борьбы, революции, разрушения. И это тогда, когда не кровь проливать, а любовь расточать жаждало юное сердце. Вот как описывает она те чувства и переживания, которые овладели ею во время ее пребывания в деревне, куда ей удалось поступить на службу в качестве фельдшерицы (сестра ее открыла там же частную школу), и где они скоро приобрели любовь и доверие окружающих. «Такая жизнь, такое отношение к нам простых душ имели такую чарующую прелесть, что мне и теперь приятно вспомнить ее: каждую минуту мы чувствовали, что мы нужны, что мы

не лишние. Это сознание своей полезности и было той притягивающей силой, которая влекла нашу молодежь в деревню, только там можно было иметь чистую душу и спокойную совесть. И если нас оторвали от этой жизни, от этой деятельности, то в этом были виноваты не мы». А между тем жизнь эта была трудная, тяжелая. «Не роскошь - тень роскоши была изгнана из нашего обихода; мы не употребляли белого хлеба, не видали мяса, каждый лишний кусок становился нам поперек горла среди общей бедности и скудости».

И понятно поэтому, какую душевную трагедию, сколько сердечных мук должны были испытать молодые энтузиасты, чистые духом и сердцем, трогательно влюбленные в свое дело, когда им пришлось поневоле прекратить эту столь желанную для них работу и променять ее на тесное подполье с его тайною и вынужденным обманом, закалить свою душу для жестокой борьбы и перековать орало на меч.

Весь этот автобиографический очерк первых 20 лет жизни является как бы вступлением к главной части книги, всецело посвященной тем революционным событиям и той многолетней борьбе, в которой без перерыва 7 лет принимала самое деятельное участие В. Н. Фигнер. Это поистине «Запечатленный труд» в поучение будущим поколениям.

В небольшой заметке трудно даже перечислить тот огромный материал, который дает книга. Перед нами проходит целый калейдоскоп революционных событий, ярких и блестящих, целый ряд актов бесстрашной борьбы, самоотверженной и упорной, которые в свое время потрясали и волновали не только Россию, но и весь цивилизованный мир, приковывая к себе общее внимание.

Русское революционное движение в своем целом, как и всякое длительное социальное явление, имеет свои различные эпохи, из которых каждой присущ свой особый колорит, индивидуальные, так сказать, психологические и моральные признаки. Та эпоха, которую живописует В. Н. Фигнер, характеризуется прежде всего своим ярким идеализмом. Но это не тот мечтательный идеализм, который отрешается от грешной земли и живет в области теоретических умозрений, переходящих в утопию. Это идеализм действенный, тотчас же стремящийся применить свои выводы к реальной жизни, воплотить в нее свои мечты и идеалы. При таком идеализме слово и дело не расходятся между собой.

Первое революционное движение в народ, преимущественно пропагандистское на севере (впередовцы) и бунтарское (бакунисты) на юге, к 1876-му году уже замирало, завершало свой цикл.

«И пропагандисты, и бунтари в своей практической деятельности в народе потерпели фиаско, т. е. как в самом народе, так и в политических условиях страны встретили неожиданные и неодолимые препятствия к осуществлению своей программы... Несмотря на все аресты, часть их все же уцелела, и тогда более опытные из них приступили к оценке прошлого и затем к выработке новых начал революционной тактики».

В результате этого критического пересмотра появилась новая программа, получившая название «народнической».

«В основание ее легла мысль, что русский народ, как и всякий другой, имеет свое самобытное миросозерцание, соответствующее уровню его нравственных и умственных понятий... Необходимо сделать попытку отправляться при революционной деятельности в народе от присущих ему в данный момент стремлений и желаний, и на своем знамени выставить уже самим народом созданные идеалы».

Эти принципы легли в основание общества «Земля и Воля», и сейчас же было приступлено к практическому их осуществлению. Несколько десятков искушенных уже опытом революционеров расселяются по деревням Саратовской, Самарской, Воронежской, Тамбовской и др. губерний в качестве фельдшеров, фельдшериц, волостных писарей, ремесленников и т. д. Таким образом начинается кропотливая работа сближения с народом, привлечения к себе симпатий окружающего населения и революционного на него воздействия. В тоже время горожане приступают к агитации и боевой деятельности: целый ряд демонстраций, рабочих стачек и террористических актов имеет место на протяжении двух последующих годов.

Эта новая народническая программа, включившая в себя некоторый элемент активной политической борьбы, через два года перестала уже удовлетворять, может быть, именно наиболее активную и энергичную часть земдевольцев. Новый опыт постановки культурно-революционной работы, и не только в деревнях, но и в городах ясно показывал, что никакой систематической, планомерной деятельности этого характера в рамках существовавшего полицейского режима быть не может. Окружавшая действительность и усиливавшаяся реакция неуклонно направляли действенных революционеров на определенный, ясно вырисовавшийся путь активной политической борьбы.

«Мы уже ясно видели, - пишет В. Н. Фигнер, - что наше дело в народе опять проиграно. В нашем лице революционная партия потерпела второе поражение, но уже не в силу неопытности своих членов и теоретичности своей программы или же-

лания навязать народу чуждые ему цели и недоступные идеалы. Нет и нет - мы должны были сойти со сцены с сознанием, что наша программа - жизненна, что ее требования имеют реальную почву в народной жизни, и все дело в отсутствии политической свободы... Но вместе с тем мы вносили сознание, что народ понимает нас, что он видит в нас своих друзей. Когда в Вязьмино (место службы В. Н. Фигнер) явились жандармы и полиция, общий говор крестьян был: «Все это потому, что «они» стоят за нас». Когда позднее писарь распустил слух, что мы арестованы, а сестра Евгения повешена, крестьяне ночью отправились к Ермолаевым (соседи-помещики, друзья В. Н. Фигнер) узнать, правда ли это. Они вернулись успокоенные и радостные»... И такое отношение к новым деревенским пришельцам было почти повсеместное.

Но подобная эволюция мнений в недрах «Земли и Воли» совершалась медленно и постепенно, вызывая ожесточенные и страстные споры. «И если так думали Александр Михайлов, Квятковский и их единомышленники, - то в той же петербургской группе «Земли и Воли» наряду с ними находились ярые противники новых взглядов, энергично и упрямо защищавшие прежнюю позицию; таковы были Плеханов и Мих. Попов, со всей резкостью своих ярких индивидуальностей боровшиеся против новшеств». До какой страстности доходила эта борьба двух течений, показывает следующий эпизод, передаваемый В. Н. Фигнер: «Пререкания и распри дошли до апогея, когда весною 1879 года в Петербург приехал Александр Соловьев уже с готовым тайным решением. «Безрезультатна при существующих политических условиях жизнь революционера в деревне», - таков был вывод, сделанный им после опыта пребывания в ней. «Какой угодно ценой надо добиваться изменения этих условий, и прежде всего - сломить реакцию в лице императора Александра II». И он решил, что убьет его. Но для этого ему требовалась помощь, за которой он и обратился к товарищам-землевольцам. «Вопрос о покушении был поставлен в центральной группе..., но при этом сочли необходимым умолчать об имени. В ходе прений было упомянуто, что решение сделать покушение непоколебимо, и никакой отказ не отвратит его. Это... переполнило меру терпения Плеханова и Попова. Возмущенный Попов воскликнул: «Если среди вас найдется Каракозов, то не явится ли и новый Комиссаров, который не пожелает считаться с вашим решением?». На это друг Попова Квятковский, вместе с ним ходивший в народ, крикнул: «Если этим Комиссаровым будешь ты, то я тебя убью». Бурное столкновение кончилось компромиссом: «Земля и Воля» отказывала в помощи покушению,

но индивидуально отдельные члены могли оказать ее». Покушение, как известно, состоялось.

Эпизод этот характерен и показывает, как болезненно нарождалось в среде землевольческой организации новое направление и с каким душевным надломом разрывали люди старую дружбу и связи, расходясь по разным дорогам.

Больше половины книги посвящено истории идей и деятельности партии «Народной воли». Даже краткий пересказ всего этого невозможен. Можно попытаться только отметить некоторые общие психологические признаки, характеризовавшие этот момент.

Новое течение революционной идеологии и тактики не сразу, однако, завоевало себе господствующее положение. «Для того, - говорит В. Н. Фингер, - чтобы сломить оппозицию и дать новым взглядам окончательное преобладание в революционной среде, потребовалось 1-1½ года неутомимой пропаганды и целый ряд ослепительных фактов: общий ропот неудовольствия поднялся при выходе номера «Народной воли» (№ 1), который, указывая на монархию, провозгласил свое «D e l e n d a e s t C a r t h a g o», и единодушный взрыв рукоплесканий приветствовал 1 марта 1881 года». В свою очередь старое течение, воплотившееся в «Черном Переделе», постепенно тихло и замирало, и через 3 года совсем сошло со сцены.

Под знаменами «Народной Воли» собрались наиболее активные и самоотверженные революционные единицы. Требования, предъявляемые к членам партии, были строгие, но от членов Исполнительного комитета они были еще строже и, по словам В. Н. Фигнер, состояли, между прочим, в следующем: «1) в обещании отдать все духовные силы свои на дело революции, забыть ради него все родственные узы и личные симпатии, любовь и дружбу; 2) если это нужно, отдать и свою жизнь, не считаясь ни с чем, не щадя никого и ничего; 3) не иметь частной собственности, ничего своего, что не было бы вместе с тем и собственностью организации, членом которой состоишь; 4) отдавая всего себя тайному обществу, отказаться от индивидуальной воли, подчиняя ее воле большинства»...

«Эти требования, - говорит В. Н. Фигнер, - были велики, но они были легки для того, кто был одушевлен революционным чувством, тем напряженным чувством, которое не знает ни преград, ни препятствий и идет прямо, не озираясь ни назад, ни направо, ни налево. Если бы они, эти требования, были меньше, если бы они не затрагивали так глубоко личности человека, они оставляли бы неудовлетворенность, а теперь своею строгостью и высотой они приподнимали личность и уводили ее от всякой обы-

денности; человек живее чувствовал, что в нем живет и должен жить идеал».

Так это и было на самом деле. От всей книги В. Н. Фигнер, от рассыпанных по ней эпизодов борьбы небольшой кучки людей с могущественным противником, несмотря на всю простоту рассказа, веет героическим. Из числа 28 членов Исполнительного комитета, так сказать, основоположников «Народной воли», к началу 1883 г. уцелели только 4. Остальные уже легли костьми, завершив свою жизнь на виселице или вымирая быстрым темпом в казематах Алексеевского равелина и Трубецкого бастиона.

Все лишения, все тяжести нелегальной жизни переносились просто и безропотно, как нечто вполне естественное и неизбежное, и не день и два, а месяцы и годы. С. Л. Перовская после 1 марта, истомленная и измученная тяжкими нервными переживаниями этого момента, в ожидании близкой казни своих близких друзей, предпочитала странствовать и ночевать по своим личным знакомым, чем рисковать, может быть, провалить своим приходом одну из нескольких безопасных конспиративных квартир, существовавших тогда в Петербурге. За два дня до своего ареста она пришла вечером к В. Н. Фигнер. «Верочка, можно у тебя ночевать? - спросила она, - рассказывает В. Н. Фигнер. - Я смотрела на нее с удивлением и упреком: «Как это ты спрашиваешь, разве можно об этом спрашивать?» Я спрашиваю, - отвечала Перовская, потому что, если в дом придут с обыском (тогда шли массовые обыски), то тебя повесят. Обняв ее и указывая на револьвер, который лежал у изголовья моей постели, я сказала: «С тобой или без тебя, если придут я буду стрелять»... Такова была душа Перовской, частицы души ее, потому что только частица ее была приоткрыта мне: в то спешное время мы слишком поверхностно относились к психологии друг друга, мы действовали, а не наблюдали».

Тот идеализм, которым была проникнута психология большинства революционеров того времени, экстаз борьбы и невольное приучение себя к мысли о возможности и даже неизбежности скорой гибели и смерти, налагали на многих особый отпечаток «жертвенности» и «обреченности». Отпечаток этот не наблюдался извне, но как-то чувствовался, ощущался и зачаровывал других. Характеризуя Суханова и описывая свое первое знакомство и дальнейшее сближение с ним, В. Н. Фигнер говорит: «Суханов был человек, которого невозможно было не любить. Он принадлежал к числу тех, которых, чем больше узнаешь, тем более любишь. Глубоко честный и бескорыстный, совершенно лишенный честолюбия, он был правдив и прямоду-

шен до такой степени, что приходилось удивляться, как такая личность, чистая, как хрусталь, могла сложиться среди окружающей лжи, обмана и лицемерия»...

... «После первой встречи с ним мы (В. Фигнер, Перовская и Желябов) стали видаться часто, и темой разговоров были, разумеется, общественные и революционные вопросы, те партийные интересы, которыми мы, народовольцы, только и жили. Хотелось эти вопросы и интересы сделать и для него такими же близкими и жгучими, какими они были для нас... Суханов того времени был еще далеко не тем, каким наши другие товарищи увидали его в феврале и марте 1881 г. Но было видно, что недостает только искры, чтобы он вспыхнул, и в начале 1881 г. можно было уже сказать, что Суханов умрет на эшафоте, что он создаст себе эшафот даже среди условий, когда правительство предпочло бы отсутствие громогласных казней. А когда погиб горячо любимый им Желябов, железная рука которого могла бы сдерживать его в должных пределах, возбужденное состояние его в ту тревожную для Комитета весну перешло все границы: после 1 марта он стал действовать с лихорадочной поспешностью...». Напрасно старались мы сдерживать его порывы... «Нет, нет, - возражал он, - год, два работы изо всех сил, а потом конец»... Известно, что он мог избежать своей участи, его предупреждали об опасности, он сам, наконец, видел ее, но все же не хотел скрыться, как ему советовали, как его уговаривали, и хладнокровно ждал ареста, который означал гибель, потому что, помимо подавляющих улик, дальнейший образ действий его был определен, обдуман и решен.

То же ощущение «жертвенности» и «обреченности» оставляла по себе С. Л. Перовская за последние месяцы жизни своей на воле. Таково было впечатление, вынесенное и мною от многих встреч с нею. Только что возвратившись из административной ссылки, я тогда, еще молодым студентом, познакомился с С. Л. Перовской и видался с нею по некоторым революционным и красно-крестным делам. После 1 марта эти встречи участились, и в течение последних 10 дней до ее ареста я видался с нею 3 раза. Приходила она на свидания бледная, истомленная, но, как только начинался разговор о деле, она оживала и как бы преображалась.

Отчасти я знал, отчасти догадывался о близком участии Перовской в событии 1 марта (сама она не обмолвилась об этом ни словом). Опасность ее положения, очевидная усталость и нервность ее побудили меня при последней встрече заговорить с ней о необходимости хотя бы временного отъезда ее из Петербурга. В ответ на мои слова она не то рассердилась, не то

взволновалась: «Не будемте говорить об этом», - и она сделала резкий отрицательный жест рукою... - Разве теперь время говорить об этом». И, изменив, смягчив тон, она сказала: «Вы вступили на наш путь. Помните, что, идя по нем, надо всегда думать об одном: готовить себя не к жизни, а к гибели и смерти».

На другой день С. Л. Перовская была арестована. С той поры уже прошло 40 лет, но все это и теперь стоит у меня живо в памяти и перед глазами...

В свое время много обвинений раздавалось из лагеря русских марксистов против «Народной воли» за якобинство якобы ее программы, проявившееся в виде включения в нее пункта о «захвате власти». Трудно объяснить теперь, чем объяснялись эти нападки. Чего было тут больше: простого недоразумения, игнорирования и непонимания политической ситуации при первых эпизодах всякой революции вообще или же марксистские публицисты просто точили острия своих полемических перьев на этом пункте. Кто же, особенно теперь, после всего пережитого, стал бы упрекать революционную партию за то, что она, предвидя или подготовляя революцию, предусмотрела и отметила в своей программе тот переходный момент, когда старая власть низвергнута, а, новая, выражающая волю народа и им избранная, еще не успела и не могла сорганизоваться.

В программе «Народной воли» вопрос этот дебатировался именно в такой форме, которая, казалось бы, не допускала возможности лжетолкований. «Никогда, - говорит В. Н. Фигнер, - у нас не было речи о навязании большинству воли меньшинства, о декретировании революционных социалистических преобразований, что составляет ядро якобинской теории». Не было и тех привходящих индивидуальных мотивов, которые могут вызывать мысль о якобинских замыслах: не было и не могло быть тогда личных устремлений, потому что не существовало никакой реальной почвы для игры личных честолюбий. «Самый вопрос о временном правительстве, - говорит В. Н. Фигнер, - при наличном составе партии был у нас вопросом скорее академическим, без мысли, что мы увидим его (Врем. правительство), а тем более войдем в него, и ставился для стройности программы, для будущего, когда революционная партия разрастется до обширных размеров». В программе своей и в письме к Александру III Исполнительный комитет провозгласил установление народовластия (Созыв Учредительного Собрания) и основ демократического правового порядка, обеспечивающего возможность мирной пропаганды социализма, разрешение аграрного вопроса в смысле передачи земли народу.

Мы видим, таким образом, что в течение всего десятилетия - с начала 70-х до начала 80-х годов - в области революционной мысли совершалась значительная эволюция. Революционная идеология развивалась теоретически, исправлялась по указаниям опыта, очищаясь от утопий, политически созревала и определенно выставила, наконец, на своем знамени лозунг политической борьбы, идею политического переворота как необходимого преддверия для дальнейших достижений в духе идей социализма. В этой ясной постановке политического вопроса на надлежащее место заключается большая заслуга второй половины 70-х годов, и в особенности - партии «Народная воля».

Много страниц своей книги посвящает В. Н. Фигнер изображению события 1 марта, описание революционных эпизодов, ему предшествовавших и его сопровождавших, романтических приключений и трагических индивидуальных переживаний. Все это читается с большим интересом и бросает яркий свет как на психологию действующих лиц, так и на общественную среду, их окружавшую. Автор является апологетом акта l марта как принципиально, так и во времени - в смысле неизбежности и необходимости его для данного политического момента. Психология и настроение самих революционеров, их надежды на успех задуманного и на его результаты были таковы, что неизбежно побуждали их продолжать начатую борьбу, а сочувствие общественных кругов и преувеличенное даже представление о могуществе Комитета еще более окрыляли эти надежды и вызывали представление о необходимости во что бы то ни стало довести дело до конца. Нужно было жить в ту эпоху, чтобы составить себе истинное представление о той вере во всемогущество Исполнительного комитета, которая царила в русских интеллигентных кругах. В продолжение почти двухлетнего периода от 1 марта до коронации циркулировали полуфантастические слухи о чем-то грандиозном, имеющим совершиться. Говорили о подкопе под Кремлевский дворец, устроенном на случай коронации, о Кобозеве, взявшем уже подряд на электрическое освещение Успенского Собора во время коронационного торжества. И подобных слухов и легенд было не перечесть. Даже в противном, враждебном лагере наблюдался какой-то сдвиг, не в смысле сочувствия к совершающимся событиям, конечно, а в виде чувства удивления и даже уважения к этим таинственным революционерам. Помню, как утром 1 апреля, в день казни Перовской и Желябова, я, только что арестованный ночью, сидел в ожидании имеющего быть у меня обыска в канцелярии Василеостровской части рядом с дежурной надзирательской комнатой. Через полузатворенную дверь доносились слова

Все эти и им подобные отзывы, отзывы простых людей - людей толпы - любопытны и показательны.

Вся дальнейшая часть книги рисует позднейшую историю революционного движения по 1883 г. Передавать содержание ее невозможно. Интересующийся должен сам прочесть ее. Эта часть книги также содержит в себе много интересного и богатого материала. Возникновение военной организации, ряд арестов и революционных неудач, тщетные попытки восстановить центральную организацию, переговоры, открытые правительством, с Народной волей через Воронцова-Дашкова и Николадзе, выступление на сцену Дегаева и его губительная, предательская роль, арест и, наконец, суд, и проч., и проч. В конце концов из всех членов «Исполнительного Комитета» к началу 1883 г. остается на свободе в России только одна В. Н. Фигнер. И тогда с оскудением революционных сил наступает период падения общественного настроения. Положение становится трагичным. Этим трагизмом и чувством одиночества проникнута вся последняя часть книги. Очень хорошо изображено это настроение в одном из стихотворений В. Н. Фигнер, посвященном Л. А. Волькенштейн, - ее подруге по Шлиссельбургу. В нем описываются те чувства, которые переживаются ею в день суда:

Было мне в эти дни не до новых людей:

Жизнь прошедшая мне рисовалась...

Проходил предо мной ряд погибших друзей,

Братство славное мне вспоминалось...

С этим братством несла я тревоги борьбы -

Силы сердца ему отдавала:

Все несчастья, измены, удары судьбы

До последнего дня разделяла...

Но союз наш, борьбою расшатанный, пал,

Неудачи его сокрушили:

Беспощадно суд смертью одних покарал,

В равелине других схоронили...

И пришлось в день расчета одной мне предстать

С грустным взором, назад обращенным,

Между новых людей одинокою стать

С думой тяжкою, с сердцем стесненным...

Любопытен эпизод, имевший место в начале заключения В. Н. Фигнер до суда.

«Прошел месяц или полтора, - говорит она, - когда однажды ко мне в камеру вошел высокий пожилой жандармский генерал с лицом довольно красивым и симпатичным. «Моя фамилия - Середа, - отрекомендовался он. - По высочайшему повелению я назначен для расследования политической пропаганды в войсках по всей Империи».

Он взял мою руку и, несмотря на сопротивление, поцеловал ее. «Вы хороший человек, - сказал он. - Ваше несчастье, что, выйдя замуж, вы не имели детей».

После этого оригинального вступления, когда мы сели, я задала вопрос, как предполагает он использовать свои широкие полномочия: думает ли создать, подобно Желеховскому, процесс-монстр и на этом сделать карьеру или, не раздувая дела, ограничиться преданием суду немногих?

«Нет, создавать большого дела я не намерен, - отвечал Середа, - суду будут преданы лишь самые деятельные».

«Он так и сделал: судили по нашему делу 14 человек из них военных было только шесть; а могли судить несколько десятков».

Жизнеописание В. Н. Фигнер доведено ею до вступления ее в Шлиссельбург. Проведенные ею в нем 20 лет и выход ее на волю в 1904 г. должны составить содержание имеющей появиться в будущем 2-й части.

Очень мало еще появилось в свете воспоминаний по истории русской революции, по богатству материала и по образности изложения подобных этой книге. И хотя она касается прошлого, интерес ее современен. Революция в России не закончилась, и кто хочет быть ее деятелем, должен знать ее прошлое.

Значение ФИГНЕР ВЕРА НИКОЛАЕВНА в Краткой биографической энциклопедии

ФИГНЕР ВЕРА НИКОЛАЕВНА

Фигнер (Вера Николаевна) - русская политическая деятельница. Родилась в 1852 году в дворянском семействе в Казанской губернии; окончила курс казанского института для благородных девиц; в 1870 году вышла замуж за судебного следователя Филиппова, в 1871 году уехала вместе с ним за границу и поступила в Цюрихе на медицинский факультет; в 1873 году, когда русское правительство потребовало от русских учащихся в Цюрихе немедленного возвращения на родину, под страхом вечного изгнания из России, уехала в Берн. Одновременно с этим произошел ее разрыв с мужем; дело скоро кончилось формальным разводом. В 1875 году была арестована сестра Веры Ф., Лидия. В. Ф. вернулась в Россию, чтобы продолжать начатую ее сестрою пропаганду. В декабре 1876 года она принимала участие в революционной демонстрации на Казанской площади в С.-Петербурге. Около этого времени она вступила в революционный кружок народников, уцелевший от полицейского разгрома в 1874 году и известный под шутливым прозвищем троглодитов; он старался организовать дело социалистической пропаганды в крестьянстве. Вместе с сестрой Евгенией, В. Ф. поселилась в деревне Самарской губернии, в качестве земской фельдшерицы, но вскоре оставила место вследствие преследований, вернулась в СПб. и приняла деятельное участие в организации партии "Земля и Воля". Летом 1878 года она опять работала в деревне (в Саратовской губернии) в качестве земской фельдшерицы и приобрела большую популярность среди крестьян. После покушения 2 апреля 1879 года Вере Ф. грозил арест; она принуждена была скрыться и перейти на нелегальное положение. Когда в партии "Земля и Воля" началась борьба между старым народническим течением и новым - народовольческим, В. Ф. стала одной из наиболее влиятельных сторонниц последнего и приняла деятельное участие в исполнительном комитете партии Народной Воли; вместе с тем она вела пропаганду в кругах рабочих, студенческих и других. Она имела близкие знакомства в литературных кругах Петербурга; Н.К. Михайловский поддерживал с нею дружеские отношения и в воспоминаниях своих (напечатанных после его смерти в "Революционной России") отзывался о ней как о человеке исключительной духовной силы. В феврале 1883 года В. Ф. была арестована; в то же время был уничтожен исполнительный комитет Народной Воли. В 1884 году она судилась по "процессу 14" в военно-окружном суде и приговорена к смертной казни, но помилована и заключена в Шлиссельбургскую крепость, где и высидела 20 лет в крайне тяжелых условиях. В Шлиссельбурге она начала писать, между прочим, стихотворения; некоторые из них удалось переслать друзьям, и они были напечатаны в "Ниве" (при выборе журнала имелось в виду, что "Нива" проникает в Шлиссельбург, и автор может увидеть свое произведение в печати). В 1904 году, на основании амнистии, В. Ф. была освобождена и поселена в Архангельской губернии, в 1905 году переведена на родину в Казанскую губернию, а в 1906 году отпущена за границу. В 1906 году она издала сборник стихотворений и напечатала рассказ "Моя няня" в XII "Сборнике Знания", а также ряд биографических статей о своих товарищах по шлиссельбургскому заключению в сборнике "Галерея шлиссельбургских узников" (часть I, СПб., 1907). Две ее характеристики, написанные С. Елпатьевским и ее товарищем по заключению С. Ивановым, помещены в том же сборнике. В. В-в.

Краткая биографическая энциклопедия. 2012

Смотрите еще толкования, синонимы, значения слова и что такое ФИГНЕР ВЕРА НИКОЛАЕВНА в русском языке в словарях, энциклопедиях и справочниках:

• ФИГНЕР ВЕРА НИКОЛАЕВНА в Большой советской энциклопедии, БСЭ:
  (по мужу Филиппова) Вера Николаевна , русская революционерка, народница, член …
• ФИГНЕР, ВЕРА НИКОЛАЕВНА
  ? русская политическая деятельница. Род. в 1852 г. в дворянском семействе в Казанской губернии; окончила курс Казанского института для благородных …
• ФИГНЕР ВЕРА НИКОЛАЕВНА
  (1852-1942) российская революционерка, писательница. Член Исполкома "Народной воли". Участница подготовки покушений на императора Александра II. В 1884 приговорена к вечной …
• ФИГНЕР ВЕРА НИКОЛАЕВНА
  русская политическая деятельница. Род. в 1852 г. в дворянском семействе в Казанской губ.; окончила курс Казанского института для благородных девиц; …
• ВЕРА в Цитатнике Wiki:
  Data: 2009-03-17 Time: 20:32:31 - * Как тело без духа мертво, так и вера без дел мертва (Апостол Иаков) * …
• ВЕРА в Новейшем философском словаре:
  глубинная общечеловеческая универсалия культуры, фиксирующая комплексный феномен индивидуального и массового сознания, включающий в себя такие аспекты, как гносеологический (принятие в …
• ВЕРА в Словаре значений Цыганских имен:
  (заимств., жен.) - «вера» …
• ВЕРА в Библейской энциклопедии Никифора:
  - одна из трех главных христианских добродетелей. По ап. Павлу, вера есть осуществление ожидаемого и уверенность в невидимом. Без веры …
• ФИГНЕР в 1000 биографий знаменитых людей:
  Вера Николаевна (1852-1942). Деятель российского революционного движения, писательница. Участница подготовки покушений на Александра II. С 1882 г. пыталась восстановить разгромленную …
• ВЕРА в Педагогическом энциклопедическом словаре:
  , религиозно-этическая категория, отражающая непосредственный и целостный акт свободного принятия человеком системы высших ценностей, ориентированной на идеальное преображение жизни. В …
• ВЕРА в Большом энциклопедическом словаре:
  (Пистис) Римская (ум. ок. 137) 12-летняя отроковица, христианская мученица, пострадавшая в гонение императора Адриана; одна из трех дочерей (вместе с …
• ВЕРА в Энциклопедическом словаре Брокгауза и Евфрона:
  
• ФИГНЕР
  
• ВЕРА в Современном энциклопедическом словаре:
  
• ФИГНЕР
  (по мужу Филиппова) Вера Николаевна (1852 - 1942), российская революционерка, мемуаристка. В революционном движении с 1873, с 1876 примыкала к …
• ВЕРА в Энциклопедическом словарике:
  1) в теистических религиях личное доверие к Богу и его слову, обращенному к человеку (божественное откровение). Вера включает в себя …
• ВЕРА в Энциклопедическом словаре:
  , -ы, ас. 1. Убежденность, глубокая уверенность в ком-чем-н. В. в победу. В. в людей. 2. Убежденность в существовании Бога, …
• ФИГНЕР
  Ф́ИГНЕР Ник. Ник. (1857-1918), певец (лирико-драм. тенор). Брат В.Н. Фигнер. Пел в Мариинском т-ре (1887-1907), дир. оперной труппы Нар. дома …
• ФИГНЕР в Большом российском энциклопедическом словаре:
  Ф́ИГНЕР Медея Ив. (1859-1952), певица (драм. сопрано). По происхождению итальянка. Жена Н.Н. Фигнера. Пела в Мариинском т-ре (1887-1912). Первая исполнительница …
• ФИГНЕР в Большом российском энциклопедическом словаре:
  Ф́ИГНЕР Вера Ник. (1852-1942), участница рос. рев. движения, писательница. Сестра Н.Н. Фигнера. Чл. Исполкома "Нар. воли". Участница подготовки покушений на …
• ФИГНЕР в Большом российском энциклопедическом словаре:
  Ф́ИГНЕР Ал-др Самойлович (1787-1813), участник Отеч. войны 1812, полк. рус. армии (1813). Успешно руководил партиз. отрядом, под видом франц. офицера …
• ВЕРА в Большом российском энциклопедическом словаре:
  В́ЕРА, в теистич. религиях личное доверие и верность Богу и вытекающее отсюда безусловное принятие исходящего от него Откровения. В …
• ВЕРА в Энциклопедии Брокгауза и Ефрона:
  (филос.) означает признание чего-либо истинным с такою решительностью, которая превышает силу внешних фактических и формально-логических доказательств Это не значит, что …
• ВЕРА в Полной акцентуированной парадигме по Зализняку:
  ве"ра, ве"ры, ве"ры, ве"р, ве"ре, ве"рам, ве"ру, ве"ры, ве"рой, ве"рою, ве"рами, ве"ре, …
• ВЕРА в Словаре эпитетов:
  Уверенность, убежденность в чем-либо. Абсолютная, безграничная, безмерная, безраздельная, бескорыстная, большая, великая, восторженная, глубокая, гордая, горячая, громадная, железная (разг.), живая, искренняя, …
• ВЕРА в словаре Анаграмм.
• ВЕРА в Популярном толково-энциклопедическом словаре русского языка:
  -ы, только ед. , ж. 1) Отсутствие сомнений, убежденность, уверенность в ком-л. или в чем-л.; твердая надежда, что ожидаемое произойдет, …
• ВЕРА
  Сестра Нади и …
• ВЕРА в Словаре для разгадывания и составления сканвордов:
  Женское …
• ВЕРА в Словаре для разгадывания и составления сканвордов.
• ВЕРА в Тезаурусе русской деловой лексики:
  1. Syn: доверие Ant: недоверие 2. Syn: вероисповедание (кн.), исповедание (кн., уст.), религия, верование Ant: …
• ВЕРА в Тезаурусе русского языка:
  1. Syn: доверие Ant: недоверие 2. Syn: вероисповедание (кн.), исповедание (кн. , уст.), религия, верование Ant: …
• ВЕРА в Словаре синонимов Абрамова:
  вероисповедание, закон, исповедание, религия, верованье, убеждение, правоверие, православие, ересь; доверие, кредит, уверенность. Веры: христианство, иудейство (Моисеево вероисповедание, иудаизм, еврейство, жидовство), …
• ВЕРА в словаре Синонимов русского языка:
  Syn: доверие Ant: недоверие Syn: вероисповедание (кн.), исповедание (кн.)уст.), религия, верование Ant: …
• ВЕРА в Новом толково-словообразовательном словаре русского языка Ефремовой:
  ж. 1) а) Признание чего-л. истинной силой, превосходящей силу аргументов, фактов и логики. б) Убеждение в реальном существовании предметов религии …
• ВЕРА в Словаре русского языка Лопатина:
  в`ера, …
• ВЕРА в Полном орфографическом словаре русского языка.
• ВЕРА в Полном орфографическом словаре русского языка:
  вера, …
• ВЕРА в Орфографическом словаре:
  в`ера, …
• ВЕРА в Словаре русского языка Ожегова:
  убежденность, глубокая уверенность в ком-чем-либо В. в победу. В. в людей. вера убежденность в существовании высших сил, божества В. в …
• ВЕРА в Словаре Даля:
  жен. уверенность, убеждение, твердое сознание, понятие о чем-либо, особенно о предметах высших, невещественных, духовных; | верование; отсутствие всякого сомнения или …
• ФИГНЕР
  Александр Самойлович (1787-1813) , герой Отечественной войны 1812, полковник (1813). Успешно руководил партизанским отрядом, под видом французского офицера вел разведку …
• ВЕРА в Современном толковом словаре, БСЭ:
  (Пистис) Римская (ум. ок. 137), 12-летняя отроковица, христианская мученица, пострадавшая в гонение императора Адриана; одна из трех дочерей (вместе с …
• ВЕРА в Толковом словаре русского языка Ушакова:
  веры, ж. 1. Состояние сознания верующего, религия (книжн.). Лишь вера в тишине отрадою своей живит унывший дух и сердца ожиданье. …
• УЛЬЯНОВА НАТАЛЬЯ НИКОЛАЕВНА
  Открытая православная энциклопедия "ДРЕВО". Ульянова Наталья Николаевна (1889 - 1938), послушница, преподобномученица. Память 9 марта, …
• КРЫМОВА ЕЛИЗАВЕТА НИКОЛАЕВНА в Православной энциклопедии Древо:
  Открытая православная энциклопедия "ДРЕВО". Крымова Елизавета Николаевна (1877 - 1937), мученица. Память 18 октября, в Соборе …
• ГРИМБЛИТ ТАТЬЯНА НИКОЛАЕВНА в Православной энциклопедии Древо:
  Открытая православная энциклопедия "ДРЕВО". Гримблит Татьяна Николаевна (1903 - 1937), мученица. Память 10 сентября, в Соборе …
• ВОЛНУХИНА МАРИЯ НИКОЛАЕВНА в Православной энциклопедии Древо:
  Открытая православная энциклопедия "ДРЕВО". Волнухина Мария Николаевна (1876 - 1937), мученица. Память 8 октября, в Соборе …