Толковый словарь ефремовой
1. Писатель, который создает драматические произведения.
Смотреть значение Драматург М. в других словарях
Драматург
— драматурга, м. (греч. dramaturges) (лит.). Писатель, к-рый пишет драматические произведения.
Толковый словарь Ушакова
Драматург
— -а; м. Писатель, создающий драматические произведения. Известный д. Модный д.
Толковый словарь Кузнецова
Андреев, Александр Николаевич (драматург И Поэт)
— - драматург и поэт, род. 18-го февраля 1830 г., в селе Погостинцах, Порховского уезда, Псковской губ., ум. в Москве, 3-го февраля 1891 г., в чине действительного статского советника.........
Кокошкин Федор Федорович (драматург)
— Кокошкин Федор Федорович - драматург и театральный деятель (1773 - 1838). Получил образование в Московском университете, служил в гвардии; в 1818 году назначен членом театральной........
Исторический словарь
Федоров Михаил Павлович (журналист И Драматург)
— Федоров (Михаил Павлович, 1839 - 1900) - журналист и драматург, сын новороссийского генерал-губернатора; учился в одесской гимназии и в Санкт-Петербургском университете,........
Исторический словарь
Константинов, Автор-драматург
— времен Екатерины II (1794
Большая биографическая энциклопедия
Кухаренко, Малорос. Драматург
— XIX
Большая биографическая энциклопедия
Орлов, Василий Иванович (драматург)
— (1792-1860) - драматург, по профессии врач, сын дьячка. Из его водевилей и комедий большим успехом пользовалась в 1830-х гг. "Гусарская стоянка". Издал еще "Опыт перевода........
Большая биографическая энциклопедия
Федоров, Михаил Павлович (журналист И Драматург)
— (1839-1900) - журналист и драматург, сын новороссийского генерал-губернатора; учился в одесской гимназии и в спб. университете, где в 1860-х годах получил степень кандидата........
Большая биографическая энциклопедия
Драматург (греч. dramaturges) — писатель, который пишет драматические произведения, автор пьес.
Отдельным специфическим направлением драматической литературы является создание литературных произведений, написанных специально для кинематографа и телевидения — кинодраматургия. Профессия автора литературных киносценариев называется — кинодраматург.
Сама Драма представляет собой литературный род, к которому относятся такие основные жанры, как трагедия, комендия и драма.
Трагедия (др.-греч. буквально — «козлиная песнь»)-это жанр художественного произведения,основанный на развитии событий, носящем, как правило, неизбежный характер и обязательно приводящем к катастрофическому для персонажей исходу, часто исполненный патетики; вид драмы, противоположный комедии.
Трагедия отмечена суровой серьёзностью, изображает действительность наиболее заостренно, как сгусток внутренних противоречий, вскрывает глубочайшие конфликты реальности в предельно напряжённой и насыщенной форме, обретающей значение художественного символа; не случайно большинство трагедий написано стихами.
Комедия (др.-греч. «праздник в честь Диониса») — жанр художественного произведения, характеризующийся юмористическим или сатирическим подходом, а также вид драмы, в котором специфически разрешается момент действенного конфликта или борьбы антагонистичных персонажей.
Драма как литературный и кинематографический жанр получил особое распространение в литературе XVIII—XXI веков, постепенно вытеснив другой жанр драматургии — трагедию, противопоставив ему преимущественно бытовую сюжетику и более приближенную к обыденной реальности стилистику. С возникновением кинематографа перешёл также и в этот вид искусства, став одним из самых распространённых его жанров.
Драмы специфически изображают, как правило, частную жизнь человека и его конфликт с обществом. При этом акцент часто делается на общечеловеческих противоречиях, воплощённых в поведении и поступках конкретных персонажей.
Поскольку драматургия, в отличие от других родов литературы, обладает своими принципиальными особенностями, мастерство драматурга требует специфических навыков, главным из которых является умение строить действенный диалог.
Драматургу приходится сочетать литературное дарование со знанием специфики театра как вида искусства, что является основным условием создания полноценного произведения драматургии. Наиболее наглядно это проявляется при работе над инсценировкой (частный вид драматургии) - переносе на сцену прозаического произведения (т.е. создании сценической версии прозы), которая зачастую осуществляется именно драматургом, а не прозаиком. При этом инсценировка может существенно отличаться от исходного прозаического произведения.
В этом случае мы имеем дело с кросскультурным явлением: драматург (инсценировщик, сценарист) совместно с режиссером ставит перед собой задачу адекватного воспроизведения не «буквы», а «духа» исходной прозы: ее проблематики, эмоционального накала, характеров героев, идей и т.д. Однако эта задача решается иными средствами, нежели в прозе. В определенном смысле работу драматурга можно назвать прикладной, т.к. пьеса, по большому счету, является лишь исходным материалом для создания сценического произведения - спектакля.
Однако все это не умаляет роли драматурга в создании спектакля - он является одним из главных членов авторского коллектива.
Единственным высшим учебным заведением в России, выпускающим литераторов с общепризнанным дипломом по специальности «кинодраматург и литературный работник телевидения» является ВГИК в Москве.
Известно, что политика – это искусство возможного. «А объём моей власти ограничен, ограничен, ограничен, как всё на свете!» – кричал всесильный римский вельможа Понтий Пилат нищему бродяге Иешуа Га-Ноцри. Эту важную сцену романа «Мастер и Маргарита» Михаил Афанасьевич Булгаков написал в конце жизни и в последней редакции опасные слова вычеркнул. Но секрет бесчеловечного механизма тоталитарной власти он познал на собственном опыте в самом начале писательского пути. 26 сентября 1926 года Булгаков был вызван в ОГПУ и допрошен следователем С.Г.Гендиным. В архиве бывшего КГБ сохранились собственноручные показания писателя, и в них есть удивительная фраза: «Советский строй считаю исключительно прочным». К сожалению, это не вынужденное признание боящегося за свою жизнь и свободу человека, а реальная правда, подтверждённая всей дальнейшей историей советской железной империи. Киевский врач Булгаков ещё в 1919 году увидел, какими методами утвердившаяся в его родном городе коммунистическая власть этой прочности добивается. Один только латыш М.Лацис, председатель Киевской ЧК, приказал расстрелять более 12 тысяч человек. Приговоры приводили в исполнение рыжеволосая красавица Pоза Шварц и мрачная команда красных китайцев и латышей. А ведь суд скорый и неправый вершили в городе ещё и штабы, комендатуры, трибуналы, просто патрули и карательные отряды. После изгнания большевиков в газете «Киевское эхо» появилась серия статей, где по воспоминаниям жертв и очевидцев рассказывалось о массовых расстрелах в подвалах ЧК. Там говорилось: «В «работе» чекистов поражает не только присущая им рафинированная утончённо-садическая жестокость. Поражает всеобщая и исключительная бесцеремонность в обращении с живым человеческим материалом. В глазах заплечных дел мастеров из ЧК не было ничего дешевле человеческой жизни». Статьи в «Киевском эхо» подписаны инициалами – «Мих.Б.» Да, это мог быть и Михаил Булгаков, хотя теперь, после ознакомления с соответствующим следственным «делом» НКВД, с уверенностью можно предположить и авторство молодого Михаила Кольцова. Но даже если писал это и не Булгаков, то уж во всяком случае статьи о «работе» ЧК он внимательно читал. О расстрелах знали все киевляне, им посвящён страшный пророческий сон гетманского офицера Алексея Турбина в новонайденном журнальном варианте «Белой гвардии»: «Но Турбин уже чувствует, что пришла чрезвычайная комиссия по его, турбинскую душу... Идут! Чекисты идут! И начинает Турбин отступать и чувствует, что подлый страх заползает к нему в душу. Что ж!.. Страшна ревность, страшна неразделённая любовь и измена, но Че-ка страшнее всего на свете». Таков был главный «принцип» хитрой, беспринципной и бесчеловечной «системы», под железной пятой которой великому русскому писателю Михаилу Булгакову пришлось существовать, творить и умереть. Вторым «принципом» стала невиданная доселе концентрация власти, когда самые незначительные, казалось бы, проблемы вроде разрешения булгаковской комедии «Зойкина квартира» решались на заседаниях Политбюро ЦК ВКП(б). Ну а третий краеугольный «принцип» советского режима лучше всего определила в «Петербургском дневнике» Зинаида Гиппиус: «Основа, устой, почва, а также главное, беспрерывно действующее оружие большевистского правления ЛОЖЬ ». Поражают иезуитская хитроумная жестокость, цинизм и размах задуманных в недрах Политбюро и ЧК-ОГПУ политических провокаций против любого инакомыслия. Подлинная оппозиция последовательно выявлялась и уничтожалась, взамен создавались изнутри контролируемые ОГПУ «независимые» кружки и «общественные» объединения вроде «Никитинских субботников». Во главе их ставились согласившиеся на «сотрудничество» или выпестованные «органами» представительные личности вроде той же благообразной Е.Ф.Никитиной или терпимого О.Брика. В эти умело раскинутые сети рано или поздно попадали все сколько-нибудь активные, критически мыслившие или же просто желавшие при внешней нейтральности сохранить внутреннюю свободу люди, и прежде всего интеллигенция. Бывший военврач деникинской армии и заметный журналист кавказских белогвардейских газет М.Булгаков был самой своей судьбой обречён на гибель и знал это. Его долгий опасный «бег» с Северного Кавказа через всю Россию в Москву – попытка спастись, раствориться в огромном чужом городе. Но здесь его уже ждали. Писатель сразу это понял: «О «Никит<инских> субб<отниках>» Булгаков высказал уверенность, что они агентура ГПУ». Агенты проникли и в литературный кружок «Зелёная лампа», из которого Булгаков вовремя ушёл. Механизм репрессий и выявления врагов отладили профессионалы из ЧК-ОГПУ под общим руководством Политбюро. Деться от их вездесущего «недреманного ока» было некуда. Булгаков стал журналистом и писателем, хотел печататься и пришёл в московскую редакцию берлинской газеты эмигрантов-«сменовеховцев» «Накануне» и «частный» журнал И.Г.Лежнёва «Россия». Он не знал, что «сменовеховцы» давно финансировались Политбюро и ОГПУ как «наши агенты», и что на Лежнёва и его издание обратил внимание Ленин, пославший 19 мая 1922 года секретную, и по сей день не опубликованную записку Дзержинскому: «Новая Россия» № 2. Закрыта питерскими т.т. Не рано ли закрыта? Надо разослать её членам П<олит>бюро и обсудить внимательнее. Кто такой её редактор Лежнёв? Из «Дня»? Нельзя ли о нём собрать сведения? Конечно, не все сотрудники этого журнала кандидаты на высылку заграницу». Дзержинский и его ведомство взяли понятливого Лежнёва под своё крыло, и у неугомонного редактора сразу появились деньги на издание «оппозиционного» «патриотического» журнала, типография, бумага, возможность ездить в Берлин, вербовать в Москве многочисленных авторов и сотрудников, среди которых был автор романа «Белая гвардия». Разумеется, Политбюро и ОГПУ этим не ограничились и продуманно объединили Лежнёва с берлинской группой «сменовеховцев», издававших свою «оппозиционную» газету «Накануне» на советские деньги. Булгаков простодушно печатался в популярном «Накануне», получал неплохие гонорары, но нарастало чувство беспокойства: «Как заноза сидит всё это сменовеховство (я при чём?)». Очень даже при чём, гражданин Булгаков... В 1926 году эта сложная операция Политбюро-ОГПУ была в основном завершена, списки оппозиции составлены. «Сменовеховцы» и Лежнёв своё дело сделали, пришло время их убрать. 5 мая Политбюро приняло решение закрыть издательство «Новая Россия», запретить всю деятельность «сменовеховцев», произвести у них обыски, начать аресты и высылку. В списке намеченных ОГПУ жертв, представленном в Политбюро Г.Ягодой, под седьмым номером значится литератор М.Булгаков. Далее последовали одобренный «наверху» обыск (его описание сохранилось в мемуарах Л.Е.Белозерской, второй жены драматурга), конфискация рукописей дневника и «Собачьего сердца» и вызовы повестками на допросы в ОГПУ. Всё это должно было кончиться арестом Булгакова или ссылкой его в «места не столь отдалённые», как с тревогой сказано в дневнике драматурга. Но неожиданно отлаженный механизм репрессий дал сбой, и железные пальцы Ягоды разжались. За это время Булгаков успел написать для МХАТа пьесу «Дни Турбиных», в её судьбе принял участие великий режиссёр К.С.Станиславский, имевший право обращаться прямо к Сталину и другим членам Политбюро. Вокруг «Дней Турбиных» завязалась номенклатурная борьба. С первого прочтения в театре пьеса Булгакова встретила скрытое, но отчаянное сопротивление в Наркомпросе, Главреперткоме и ЦК, породила параноическую подозрительность ОГПУ, в судьбу её сразу вмешались могучие силы. Власть ощутила в булгаковском тексте скрытую угрозу, тайное влияние на театр, литературу и, главное, на зрителя, вдруг повалившего во МХАТ с рабочих окраин. Всех изумило то, что враги показаны живыми и даже симпатичными людьми. Советские писатели и драматурги спешили уничтожить талантливого и удачливого конкурента. Коллегия Наркомпроса 24 сентября 1926 года «Дни Турбиных» к постановке в Художественном театре разрешила, но с купюрами, и сурово уточнила: «Считать, что означенная пьеса должна быть безусловно воспрещена для всех других театров Республики». Однако уже 27 сентября перепуганный Луначарский писал председателю Совнаркома А.И.Рыкову: «В субботу вечером ГПУ известило Наркомпрос, что оно запрещает пьесу». 30 сентября Политбюро ЦК неожиданно отменило своим постановлением самовольное запрещение «Дней Турбиных» всесильным, казалось бы, ГПУ и подтвердило прежнее разрешение коллегии Наркомпроса. Вокруг «Дней Турбиных» родилась тревожная атмосфера вечного диспута, доноса и борьбы. Угроза запрета была постоянной. Драматург Б.С.Ромашов, будущий сосед Булгакова по писательскому дому, во «внутреннем» отзыве (читай – доносе) говорил о том, что пьеса «идеологически совершенно не выдержана», и докладывал «наверх», в «инстанции»: «МХАТ ставит эту пьесу со всеми атрибутами чеховщины». Информатор ГПУ доносил о сходном суждении Алексея Толстого: «Дни Турбиных» можно поставить на одну доску с чеховским «Вишнёвым садом». На Лубянке это воспринималось не как хвала... Театр видел в пьесе Булгакова спасение и боролся за неё. 3 октября 1927 года Станиславский умолял в письме члена Политбюро А.И.Рыкова: «Он (театр. – В.С. ), после запрещения пьесы «Турбины», очутился в безвыходном положении, не только материальном, но и репертуарном. Разрешением «Турбиных» этот вопрос разрешается и материально, и репертуарно». Секретарь ЦК А.П.Смирнов, готовя соответствующее постановление Политбюро о разрешении булгаковской пьесы, отмечал: «Вещь художественно выдержанная, полезная. Разговоры о какой-то контрреволюционности её абсолютно неверны». 10 октября Политбюро постановило: «Отменить немедленно запрет на постановку «Дней Турбиных» в Художественном театре» (протокол № 1129). Булгаков ответил на это как и подобает великому драматургу – блестящей сатирической пьесой-памфлетом «Багровый остров», направленной против Главреперткома, цензуры и прочих «директивных» инстанций. Его враги увидели себя на сцене и не обрадовались. Когда эта пьеса была поставлена Камерным театром А.Я.Таирова, её политической смерти сразу возжелали очень многие влиятельные люди и организации. Заместитель заведующего Отделом агитации и пропаганды ЦК П.М.Керженцев письменно предложил коллегии Наркомпроса, в чьём ведении находился репертуар театров, снять спектакль. Однако получил в ответ неожиданные, по-чиновничьи ловко сформулированные возражения и отговорки. Заместитель наркома просвещения В.Н.Яковлева (есть предположение, что именно её Булгаков изобразил в «Собачьем сердце» как девушку-юношу Вяземскую) 5 января 1929 года пишет в ЦК: «Пьеса в окончательном её виде не дает поводов для снятия её... Снятие пьесы создало бы нездоровую сенсацию вокруг пьесы и вокруг театра без всяких тому оснований. Вместе с тем Коллегия считает, что пьеса скучна, не художественна и мало понятна широкому зрителю». А рядом с письмом Яковлевой в архиве ЦК лежит перевод статьи М.Фишера из газеты «Дойче Альгемайне Цайтунг», где, в частности, не без сарказама сказано: «Однако публика, по-видимому, придерживается совершенно другого мнения. Камерный театр Таирова изо дня в день заполняется до последнего места». «Верный барометр театра» – касса – снова показывал «успех». Но теперь на экономические аргументы внимания не обратили, и в мае рокового для драматурга Булгакова 1929 года «Багровый остров» был запрещён. Здесь стоит напомнить, что все поставленные на сцене пьесы Булгакова стали самыми кассовыми спектаклями советского театра. Что же касается публики, то самыми благодарными зрителями булгаковских пьес были Сталин и другие члены Политбюро. Чаще всего вождь смотрел «Дни Турбиных» (более 15 раз), но видел и «Багровый остров», любил ходить на «Зойкину квартиру» в Вахтанговский театр. «Зойкину квартиру», конечно же, тоже запрещали, и не раз. И вот Сталин, в очередной раз посмотрев этот трагический и пророческий фарс о скоротечной и гибельной для очень многих доверчивых людей эпохе «демократического» НЭПа, промолвил с присущим ему жестоким лукавством: «Хорошая пьеса. Не понимаю, совсем не понимаю, за что её то разрешают, то запрещают. Хорошая пьеса. Ничего дурного не вижу». Он всё видел и понимал. 20 февраля 1928 года Политбюро пришлось снова решать вопрос о булгаковской пьесе. Девятнадцатый пункт повестки дня – «О «Зойкиной квартире»: «Ввиду того, что «Зойкина квартира» является основным источником существования для театра Вахтангова – разрешить временно снять запрет на её постановку». Сразу видно, что заседали марксисты, законспектировавшие все тома «Капитала» и к тому же не лишенные чувства иезуитского юмора... Кому же Булгаков и вахтанговцы были обязаны этим странным, почти издевательским разрешением, становится ясно из секретного письма А.Рыкова Сталину: «По твоему предложению мы отменили решение Реперткома о запрещении «Зойкиной квартиры». Очередные «чудеса» за кулисами театра Политбюро... В роковом 1929 году решилась окончательно и судьба пьесы Булгакова «Бег». МХАТ принял и начал её готовить, уже шли репетиции, Хлудова поручили играть трагическому Н.П.Хмелёву, Чарноту – жизнерадостному Б.Г.Добронравову... Но страсти вокруг пьесы опять накалились, последовали письмо-донос Сталину драматурга Билля-Белоцерковского и известный ответ вождя. Из сохранённого безымянным осведомителем ОГПУ разговора Булгакова мы знаем о перипетиях закулисной борьбы в Политбюро и неудачном вмешательстве Горького: «Горький поддерживал пьесу в «сферах», кто-то (Сталин, Орджоникидзе) сказал Ворошилову: «Поговори, чтобы не запрещали, раз Горький хвалит, пьеса хороша», но эти слова, по мнению Булгакова, не более чем любезность по отнош<ению> к Горькому. Последнего окружили лестью, поклонением, выжали из него всё (поддержку режима в прессе и т.п.) и потом попрощались. Горький не сумел добиться даже пустяка: возвращения Булгакову его рукописей, отобранных ГПУ». Без Политбюро опять было не обойтись, и подготовить решение о запрещении «Бега» поручили бывшему луганскому слесарю Климу Ворошилову, помогал ему более грамотный «литературовед в штатском» П.Керженцев, написавший очень интересную и, надо отметить, точную во многих деталях и суждениях рецензию. Но читая её, нужно помнить и сохранённые безымянным доносчиком слова автора «Бега»: «О Керженцеве Б<улгаков> говорил, что никто не ожидал, что этот умный человек так жестоко нагадит в литературе». На полях отзыва Керженцева сохранились карандашные пометы Сталина. Вождь всегда читал все документы по принимаемому на Политбюро решению и давал окончательную редакцию постановления. Прочёл он и адресованное ему официальное письмо наркома по военным и морским делам Ворошилова, взявшегося судить пьесу и театр: «По вопросу о пьесе Булгакова «Бег» сообщаю, что члены комиссии ознакомились с её содержанием и признали политически нецелесообразным постановку этой пьесы в театре». 30 января 1929 года Политбюро опросом своих членов постановило: «Принять предложение комиссии Политбюро о нецелесообразности постановки пьесы в театре». Да, «Бег» был запрещён, и для автора это стало тяжелейшим ударом. Но обратите внимание на разницу между выводом комиссии и решением Политбюро. Она – в одном только слове, но каком – «политически ». Оно автоматически влекло за собой репрессии. Вычеркнуть же это клеймо политического обвинения мог только один человек в Политбюро и в стране, и он это сделал.
О чём же все эти официальные документы говорят? О том, что Сталин был реальным политиком и прекрасно понимал всю ограниченность своей, казалось бы, абсолютной, самодержавной власти. В 1929 году пришёл черёд и для его любимых «Дней Турбиных». На Сталина оказывали истерическое давление самые разные силы, ему пришлось в феврале выслушать неожиданное наглое требование делегации украинских писателей снять с репертуара булгаковскую пьесу. В «Правде» появилась разгромная статья всё того же Керженцева, положительно становившегося главным «спецом» по Булгакову. И тут Сталину пришло обиженное письмо наркома-трибуна Луначарского. Он напомнил вождю, что по предложению Главреперткома коллегия его услужливого комиссариата уже запретила «Дни Турбиных»: «Но Вы, Иосиф Виссарионович, лично позвонили мне, предложив снять это запрещение, и даже сделали мне (правда, в мягкой форме) упрёк, сказав, что НКПрос должен был предварительно справиться у Политбюро». Как видим, Сталин умело защищал пьесу Булгакова и даже на шумной встрече с украинскими писателями спокойно заметил: «Она в основном всё же плюсов даёт больше, чем минусов». И через голову настырных посетителей ответил красноречивому Луначарскому и его друзьям: «Я не считаю Главрепертком центром художественного творчества». Однако отчаянный нажим продолжался, и пьеса Булгакова была запрещена. И всё же Политбюро представляло из себя слишком сложный механизм, за кулисами этого театра пьеса реальной политики разыгрывалась своим чередом, персонажи менялись, некоторые вовсе исчезали. И вот 21 февраля 1932 года в дневнике писателя Ю.Л.Слезкина (он же Ликоспастов из «Театрального романа») появилась запись: «В театральных кругах с определённостью говорят, что МХТ-I не хлопотал о возобновлении «Д<ней> Т<урбины>х». Установка одного из актов (лестница) была сожжена за ненадобностью. На просмотре «Страха« <А.Н. Афиногенова> присутствовал Хозяин <Сталин>. «Страх» ему будто бы не понравился, и в разговоре с представителями театра он заметил: «Вот у вас хорошая пьеса «Дни Турбиных» – почему она не идёт?» Ему смущённо ответили, что она запрещена. «Вздор, – возразил он, – хорошая пьеса, её нужно ставить. Ставьте...» И в десятидневный срок было дано распоряжение восстановить спектакль...» Время повернулось, и опять менялась судьба. Стоит напомнить, какое воздействие все эти жестокие игры в театре Политбюро оказали на талант и здоровье драматурга Булгакова. В надгробном слове об авторе «Дней Турбиных» завлит МХАТа П.А.Марков (он же Миша Панин из «Театрального романа») свидетельствовал: «Жизнь он воспринимал очень болезненно. Казалось, его нервы обнажены. Разговор с ним никогда не мог быть спокойным, и работа с ним никогда не могла быть спокойной». Есть и другие красноречивые документы, нам доселе неизвестные. «БУЛГАКОВ М. болен каким-то нервным расстройством», – говорится в одном доносе. Партийный чиновник А.И.Свидерский, «ведавший» искусством, 30 июля 1929 года писал в ЦК А.Смирнову: «Я имел продолжительную беседу с Булгаковым. Он производит впечатление человека затравленного и обречённого. Я даже не уверен, что он нервно здоров. Положение его действительно безвыходное. Он, судя по общему впечатлению, хочет работать с нами, но ему не дают и не помогают в этом». А в позднейшем, только что найденном письме самого Булгакова Сталину от 11 июня 1934 года говорится: «Я действительно страдаю истощением нервной системы, связанным с боязнью одиночества». Отчаявшийся драматург после гибели всех его пьес отнёс в экспедицию ЦК краткое письмо Сталину. Мы знаем обширные булгаковские послания генсеку, но эта новонайденная записка предельно выразительна в своём скупом на слова трагизме:
Генеральному секретарю ЦК ВКП(б)
Многоуважаемый Иосиф Виссарионович!
Я не позволил бы себе беспокоить Вас письмом, если бы меня не заставляла сделать это бедность. Я прошу Вас, если это возможно, принять меня в первой половине мая. Средств к спасению у меня не имеется.
Уважающий Вас Михаил Булгаков 5. V. 1930
Но 25 апреля уже состоялось заседание Политбюро, где в протоколе значился шестьдесят первый пункт «О г<ражданине> Булгакове». «Товарищи» опять решали судьбу «гражданина». Докладчик – т<оварищ> Сталин. Никаких сопроводительных документов и текста доклада в его кремлёвском архиве (ныне Архив Президента РФ) нет, генсек не нуждался в бумажках. Решение Политбюро по этому странному пункту повестки дня было столь же кратко: «Поручить т. Молотову, дать указание т. Кону Ф.» Но главная резолюция уже имеется на большом письме Булгакова Правительству СССР, отправленном автором в ОГПУ 2 апреля. Письмо жирно исчеркано карандашом Генриха Ягоды, он же оставил резолюцию: «Надо дать возможность работать, где он хочет. Г.Я. 12 апреля». Какая неожиданная доброта и благосклонность... А ведь мы уже знаем мнение Ягоды, знаем, куда он хотел Булгакова отправить в 1926 году. И сам он выносить такие решения не мог. Ягода показал письмо Сталину и записал его указание, впоследствии ставшее постановлением Политбюро. Далее последовал знаменитый телефонный звонок Сталина Булгакову, опального драматурга со столь же неожиданной любезностью принял возглавлявший Главискусство Ф.Я.Кон и смело одобрил его намерение работать в Художественном театре. А там уже печатали договор с Булгаковым как режиссером. Суть этого решения всесильной власти по «делу» великого писателя кратко, но точно выразил А.П.Смирнов в письме Молотову от 3 августа 1929 года: «Литератор он талантливый и стоит того, чтобы с ним повозиться». Театр Михаила Булгакова не желал оставаться в столе, быть только рукописными текстами пьес. Он требовал сценической жизни, воплощения, зрителя, причём немедленно. «Я мыслим только на сцене... Не знаю, нужен ли я советскому театру, но мне советский театр нужен как воздух». Лучшие пьесы великого драматурга были поставлены при его жизни и стали самыми кассовыми спектаклями советского театра, он знал успех, славу и претерпел столь же нужные творческому человеку разочарования и катастрофы. Да, многое осталось в столе. Но ведь всё это было написано, и как написано! Для этого Булгакову пришлось стать постоянным, хотя и незримым, отсутствующим на сцене, как его Пушкин в «Последних днях», персонажем в страшноватом абсурдистском театре Политбюро ЦК ВКП(б). Но такова жестокая театральная жизнь... Ворох суконных официальных бумаг из тайных архивов Кремля и КГБ не может отразить эту подлинную жизнь человеческого духа в своём кривом канцелярском зеркале, но он многое объясняет в ней. И на том спасибо.
- (этим. см. предыд. сл.). Сочинитель драматических произведений. Словарь иностранных слов, вошедших в состав русского языка. Чудинов А.Н., 1910. ДРАМАТУРГ греч. dramaturges; этимологию см. Драматургия. Сочинитель драм. Объяснение 25000 иностранных … Словарь иностранных слов русского языка
См … Словарь синонимов
драматург - а, м. dramaturge m. <гр. dramaturgos автор драмы. Драматурги бывают либо плохие, либо хорошие. Первые пишут плохие пьесы, вторые не пишут пьес. С.Гитри. // Борохов. Три задачи драматурга: первая создать ситуацию, вторая подвести к ней действие … Исторический словарь галлицизмов русского языка
ДРАМАТУРГ, драматурга, муж. (греч. dramaturges) (лит.). Писатель, который пишет драматические произведения. Толковый словарь Ушакова. Д.Н. Ушаков. 1935 1940 … Толковый словарь Ушакова
драматургія - іменник жіночого роду … Орфографічний словник української мови
В Викисловаре есть статья «драматург» Драматург (др. греч … Википедия
драматургӣ - [درمترگي] 1. мансуб ба драматургия 2. амал ва шуғли драматург: маҳорати драматургӣ, фаъолияти драматургӣ … Фарҳанги тафсирии забони тоҷикӣ
драматург - великий драматург … Словарь русской идиоматики
драматург - ДРАМАТУРГ, а, м Писатель, создающий литературные произведения в жанре трагедии, комедии или драмы, предназначенные для постановки на сцене. И тотчас драматург Корнейчук объяснил в своей пьесе «Фронт», что неудачи войны были связаны с глупыми… … Толковый словарь русских существительных
М. Писатель, который создает драматические произведения. Толковый словарь Ефремовой. Т. Ф. Ефремова. 2000 … Современный толковый словарь русского языка Ефремовой
Книги
- Драматург Пушкин , Ст. Рассадин. Своеобразие языка и содержания драм А. С. Пушкина анализирует автор настоящей книги. Он доказывает, что создавая свои драмы, Пушкин открывает принципиально новый типне только драматургии, но…
- Драматург на все времена , Е. Холодов. В сорока семи пьесах Островского семьсот двадцать восемь действующих лиц. 47 - это не только прекрасные произведения для чтения и для сцены, 728 - это не просто отличные роли для актеров и…
Однако все это не умаляет роли драматурга в создании спектакля – он является одним из главных членов авторского коллектива. Очень ярко этот тезис иллюстрирует содружество драматурга Гр.Горина и режиссера М.Захарова . Блестящие «комические фантазии» драматурга стали основой этапных спектаклей и фильмов режиссера: Тиль (по мотивам Ш.де Костера), Тот самый Мюнхгаузен (по мотивам Распэ), Дом, который построил Свифт (по мотивам Дж.Свифта), Формула любви (по мотивам А.Толстого). Однако в постановках других режиссеров творческая индивидуальность драматурга Горина раскрыта далеко не так ярко. Пожалуй, исключением можно назвать достаточно успешный фильм О бедном гусаре замолвите слово... , где Горин вступил в творческом содружестве с режиссером Э.Рязановым (как с соавтором сценария и постановщиком фильма). Как было сказано, заслуги художественного уровня театрального (или кинематографического) произведения драматург делит с целым коллективом своих коллег (композитором, художником, актерами и т.д.), однако, чем выше уровень исходного литературного произведения, тем больше шансов на творческий и коммерческий успех.
Насущная необходимость знания театральной специфики часто приводило к тому, что в качестве драматурга выступали практические деятели театра – актеры и режиссеры. Так, Шекспир , признанный величайшим драматургом всех времен, на протяжении многих лет был актером. То же относится к Мольеру и многим другим драматургам – от классиков до современных.
Единственным исключением из правила опоры на театральную специфику являются т.н. «пьесы для чтения», изначально создающиеся автором не для сценической постановки (в частности, такие пьесы были достаточно широко распространены в эпохи классицизма и просвещения). Ярчайшим примером пьесы для чтения может служить трагедия И.В.Гете Фауст . Трагедия написана в форме диалогов; она признана одной из вершин классической мировой литературы, однако ее постановка на сцене ее полной, неадаптированной версии невозможна (спектакль Фауст П.Штайна , 2000, продолжавшийся около 20 часов, может быть отнесен только к разряду театральных экспериментов). Необходимо обратить особое внимание на то, что архитектоника Фауста несценична принципиально, а не обусловлена незнанием автора театральной специфики – Гете внес существенный вклад в развитие театрального искусства, драматургии и воспитания актера (имеется в виду его Веймарский период, а также пьесы Гёц фон Берлихинген, Эгмонт , Ифигения в Тавриде , Клавиго и др.). Фауст же осознанно написан по совершенно иным принципам и в ином, нетеатральном жанре.
Татьяна Шабалина