Тема исследовательского проекта: «Нравственный выбор героев в произведениях Бориса Екимова. Онлайн чтение книги Живая душа Виктор Астафьев. Живая душа

Москва, литературный институт, год 1982… Лекцию по текущей литературе читает незабвенный Владимир Павлович Смирнов - в студенческом просторечье «ВэПэ», и одновременно знакомится с курсом: Благовещенск, Иркутск, Мурманск… Доходит очередь до Цуканова. «Из Волгограда - прекрасно. Бориса Екимова знаете?.. Замеча-ательная проза, должен вам сказать».

Смирнов выдерживает паузу. Теперь-то я знаю, что он думал об этом в тот момент. «ВэПэ» успевал читать Ходасевича и Набокова, и Камю и сверх того, всё что связано с 19-м веком. Но главное, обладал потрясающим чутьем, на основе привитого с детства вкуса, отличая подлинники от подделок. Он углядел в начале 80-х никому неизвестного Бориса Екимова, познакомил нас с великолепной прозой Константина Воробьева, Юрия Казакова, с множеством других авторов, которые не входили ни в какие «обоймы», они выламывались из рамок привычного парадного соцреализма. А по существу, что такое все эти «измы» и прочие флажки загонщиков критики? Если проза не цепляет, не понуждает сострадать - это мишура. Блеф.

Что особенного в той же «Офицерше», предельно простой житейской истории с неторопливым размеренным ритмом?.. А тем более в «Елке для матери», почти анекдотичной истории, которую можно бы отложить из-за банального больничного предисловия. Но нет, держат подробности и детали. Настолько точные, что ты невольно, тут же вспоминаешь свой приход в больницу к матери и ту невнятицу, которую нес, успокаивая ее. А потом невольно вспоминаешь, как мыкался однажды по городу в поисках захудалой сосенки и поэтому сопереживаешь Алексею – герою рассказа. Хотя по чьему-то разумению, какой же он герой, если не может «достать» елку для родной матери. Не умеет. Купить любой сможет, а вот достать, когда все доставалось с улыбочкой, шепотком, с подношением Алексей не умеет. Он едет за сто верст в Калач-на-Дону на электричке, чтобы срубить там в лесопосадке сосенку. «Делов-то!» - воскликнет кто-то торопливый и будет не прав. В рассказе каждая деталь предельно точна, тот же милиционер, углядевший у сосенки не спиленный, а срубленный топором комель - не ходульный, а настоящий, в отличие от ментов из современных мыльных опер. История не стала бы столь западающей в душу, если бы не развязка. Алексей приносит лечащему врачу сосенку, а у нее стоит на балконе «хорошая елка, густая. Настоящая ель, не сосна. Он поставил свою сосну с елочкой и ушел».

Сегодня Борис Екимов, возможно, закончил бы этой фразой рассказ. А тот, тридцатилетний Екимов, стал дополнительно объяснять, что елка не для врача, а для матери. Мне сразу вспомнилась история из начала 90-х, когда еще существовали районные СЭСы, и как я сотруднице, подписавшей Акт, выложил коробку конфет. Она взяла и тут же небрежно швырнула в шкафчик, где горкой высились десятка два подобных коробок, от чего меня густо пробило испариной.

Но особенно памятен мне, как читателю, рассказ «Живая душа». Я по природе своей сдержанный, не сентиментальный, а читая эту простую историю не сдержался, заплакал. Это и есть то, самое главное для чего трудится писатель – сопереживание.

Екимов в простом обыденном разговоре обычно немногословный, при этом обладает, как и в прозе, своей неповторимой интонацией, слегка приперченной легким сарказмом.

Александр, в чем лучше держать деньги в долларах или рублях? Подскажи ты же коммерсант…

Смеюсь. Возражать Екимову, что я работяга, что трудом праведным, не построишь палат каменных - бесполезно. Да и зачем. У него на всё есть свое четко выстроенное мнение. Он слушает мои рассуждения про падение курса рубля, или «Русский Дом Селенга» и прочие финансовые пирамиды. Одобрительно поддакивает. Но сделает по-своему.

Однажды весной приехал в Калач. Зашел к нему в гости в небольшой родительский дом, где он проводит большую часть времени летней и осенней порой. Разговоры об умирающих донских станицах и хуторах, дорогах, рыбалке. И даже о бане, в которой мы пересекаемся иной раз. Но только не о литературе. Это табу, это лучше не трогать, чтобы не портить добрые отношения. Если кого-то и хвалит Екимов, то сдержанно, но и хулить понапрасну не будет.

По его рекомендации еду в калачевский порт к знакомому бригадиру. Тот уважительно кивает: «Екимов прислал. Сделаем. Сколько возьмешь рыбца?» Беру ящик. Потом покупаю у знакомого в улице двух вяленных здоровенных лещей. Таких жирных, что вскоре вся бумага насквозь промокает. Мне кажется, что вкуснее тех лещей, подвяленных на чердаке профессиональным рыбаком, мне более и не попадалось.

Когда встречались, он почти каждый раз спрашивал про Сергея Васильева с присущей ему прямотой:

Что пьет?..

И в его искреннем: «Эх, Васильев!», сквозило сострадание к талантливейшему поэту. А цену таланта Екимов понимает. Как понимает и то, что наши бесконечные упреки и разговоры, и понуждение Сергея лечь в наркологию, вряд ли помогут. Когда Сергей Васильев принес свои первые рассказы - прочитал. Сказал честно: пиши лучше стихи.

Борис Екимов написал несколько повестей, но на мой взгляд они не дотягивали до уровня его лучших рассказов. Думалось, что прав Иван Бунин в своей оценке, когда говорил «о коротком и долгом дыхании» писателя. Но повесть «Осень в Задонье» доказала, что Борис Екимов может великолепно делать многоплановые остросюжетные прозаические произведения. Повесть вошла в десятку лучших произведений номинированных на премию «Большая книга».

За эти годы Борис Екимов получил немало различных литературных премий. Вершиной стала Государственная премия России в области литературы. Его рассказы уже вошли в Золотой фонд русской литературы, со временем, уверен, они войдут и в школьные общеобразовательные программы.

Дома он отводил душу. Ругался, смеялся сам над собой: "А ведь печь теперь не дымит". Вместе с ним смеялись и мы. Длинные вечера не были скучными. А днем я читал, ходил на лыжах.

Есть в степных прогулках своя неизъяснимая прелесть. Иные предпочтут леса и будут правы. Прекрасен зимний лес, особенно в день солнечный: розовеющие березняки, черные таинственные ельники, сосновый смолистый дух и сами они богатыри в сияющих солнцем латах.

Но степь я люблю более. Хотя кажется, что в ней: унылая равнина, не тронет глаз. Лишь далекий увал да малая теклина - и все. Но как хорошо глядеть, озирая полмира. Просторная земля покойно дышит степным ветром, а над нею небесная благодать раскинула крыла, охраняя. Просторная родная земля и ты, живая душа,- и все. Вечная земная твердь, а над нею - вечные же небеса и ветер - тоже без времени - и ты. И словно уходит из души человечье - суета и тлен, иная кровь начинает стучать в жилах, иные, высокие думы вдруг посетят, даруя неведомую сладость. И кажется, пусть только кажется, что и ты каплю вечного испил, на радость ли, на муку...

Что ни говорите, а в степи легче дышится и вольней душе.

Я уходил в степь и часами бродил ли, бегал на лыжах и чувствовал себя хорошо.

На третий день к вечеру снова шел снег, а потом стихло. Утром густой морозный туман лежал. К самым окнам подступала белесая мгла, ничего не было видать. А когда мало-помалу прояснилось, открылась глазу сказочная красота. Деревья стояли пышнее летнего, только в зимнем наряде. Индевелые тополя тянулись к небу столпами резного снежного дыма. Маковки их розовели. Клены, яблони, вишни раскинули над землей белопенные свои одежды. Смородиновая гущина над заборами закуржавилась, обратясь в непроходимые сахарные дебри. Да что смородина! Даже сам забор, мертвые планки его словно ожили и поросли белым кудрявым мохом.

Наскоро отзавтракав, отправился я бродить. И, на беду свою, пошел нынче не в степь, а по хутору, дивясь сказочному его убранству. Обошел я хутор, заглянул в магазин, в гараж, в мастерские, встретил человека, что вез меня от станции. Потом в школу заглянул, в контору, ходил и ходил, любопытствуя. За околицей стояли фермы, я и там побывал, у скотины и у тех лошадей, которых в тепле и холе держали, для стран иных, где балуются кониной.

Я ходил и бродил, как всякий человек любопытный, что-то спрашивал, о чем-то говорил, не думая о худом.

Назавтра сидел я дома, когда объявилась гостья. Я видел ее и прежде, нашу хозяйку, моложавую женщину. Она ведала бельем и уборкой комнат, но прежде в разговоры не вступала. Нынче же она оказалась словоохотливой.

Пишете? - спросила она, оглядывая бумаги и книги на моем столе.

Пишу,- отозвался я.

А про что вы пишете? Про нас?

Про кого про вас? - не понял я.

Ну, про наш совхоз.

Нет,- ответил я. - Про совхоз не пишу.

Как, наверное, всякий начинающий литератор, про свои писания говорил я неохотно, стесняясь их. Но женщина была настойчивой.

Так про что вы пишете? - не отставала она.

Да так... Всякое... - мялся я, не зная, что ответить. - Для себя кое-какие записки. Читаю, выписываю.

Но вы же в газете работаете?

Нет, на заводе.

Знаем, знаем,- понимающе протянула женщина.- Мы все знаем.

И тут меня осенило. На подоконнике, куда вывалил я содержимое своих карманов, среди прочего барахла лежала красная книжечка сотрудника областной газеты. Я кое-что пописывал для них, изредка. На эту книжечку и намекала женщина.

Знаем, знаем... - говорила она. - Вы вчера целый день ходили, расспрашивали, теперь пишете про нас.

Нет,- честно ответил я. - Не пишу я про вас и не собираюсь.

Женщина мне не поверила. Она прибирала в комнате, но все косилась на стол мой. С тем и ушла.

На следующий день, и опять с утра, объявился новый гость, теперь мужчина. Представился он внештатным сотрудником милиции, удостоверение показал, но зато и мои документы попросил. Он сел возле окна и листал мой паспорт, разглядывая его так и эдак, словно надеясь прочесть что-то иное, там не написанное. Полистал-полистал и спросил, доверительно так, по-свойски:

Вы надолго к нам?

Не знаю,- ответил я. - Думаю, на весь отпуск.

Весь отпуск у нас? Зачем?

Как зачем? Отдохнуть.

Отдохнуть? - рассмеялся мой собеседник - У нас? Ну, даете... - и он снова смеялся, негромко, но искренне.

Почему же у вас нельзя отдыхать? - недоумевал я. - Тихо, спокойно, снег. Прекрасный отдых.

Ну, да... - он ни единому слову моему не верил.- В Крыму отдыхают,уверенно сказал он. - На Кавказе. Или в Москву можно поехать, там музеи, магазины. А у нас...

Паспорт он в конце концов вернул. Посидел еще недолго, поглядывая на стол, на бумаги. Посидел и ушел.

А после его ухода мне уже не работалось, как-то стало на душе нехорошо. И против такой беды одно лишь средство: на лыжи - да в степь. Так я и сделал. И весь день, дотемна, провел в чистом поле. Ушел далеко, бежал и бежал, лыжи легко несли. В степи было тихо и пустынно. Лишь единожды за день показалась вдали рыжая лиса и ушла.

В сумерках вернулся я домой, решив никому ничего не рассказывать. А наутро, позавтракав, сидел за столом и ждал. Не читалось мне и не писалось. Я сидел и ждал гостя. Чутко прислушивался к шагам на лестнице, к людскому говору и ждал, долго, но не напрасно. Гость объявился ближе к полудню. Был он молод, при галстуке, представился инструктором райкома.

Ну, как? - спросил он почти с порога. - Как живем? - И, не дожидаясь ответа, обошел всю квартиру, оглядел ее комнаты. - Здесь, значит, учитель, а здесь - парторг,- точно отгадывал он. - А здесь - вы.

Он остановился передо мной, спокойный, доброжелательный, и глядел пристально. А я сидел, сидел и думал: "Зачем? Чего ему нужно? Кому я помешал?"

Поговорили. Разговор был общим, о жизни, о литературе, о всяких всякостях. Но и он, этот инструктор, как и прежние мои гости, все поглядывал на бумаги, лежащие на столе. Так хотелось ему в них заглянуть. И от любопытного этого взгляда невольно я заслонил свою работу: сдвинул листы и книгой их прикрыл.

А потом мне уже никуда не хотелось идти. Я сидел, курил.

Кончился табак. Магазин лежал за совхозной конторою. Я контору уже проходил, когда из дверей ее вышел мужчина в темном драповом пальто с каракулем. Мы встретились глазами лишь на мгновение. Я пошел дальше, но чуял на спине своей тяжелый, из-под набрякших век взгляд.

Тема исследовательского проекта:

«Нравственный выбор героев в произведениях Бориса Екимова»

Работу выполнила:

и литературы МБОУ СОШ №8 ЩМР МО

ВВЕДЕНИЕ

Борис Екимов – русский писатель, который продолжает лучшие традиции отечественной классической литературы. Историзм, определенность авторской позиции, внимание к внутреннему миру человека, художественное совершенство его произведений объясняют интерес современной филологической науки к его произведениям.

Проза представляет собой значительное явление в литературе наших дней. Широкую известность писателю принесла публикация в 1979г. рассказа «Холюшино подворье». В настоящее время – автор более 20 книг, лауреат Государственной премии (1998г.), международных премий. Его произведения печатаются в журналах «Знамя», «Октябрь», «Наш современник», «Новый мир». Повесть Екимова «Пастушья звезда» включена в президентскую библиотеку – серию книг выдающихся произведений российских авторов. Книги переведены на английский, испанский, итальянский, французский языки .

В 2008 г. Борис Петрович Екимов был награжден литературной премией Александра Солженицина. Объявление лауреата традиционно сопровождается отточенной формулировкой жюри. В 2008 году она звучит так: "За остроту и боль в описании потерянного состояния русской провинции и отражение неистребимого достоинства скромного человека; за бьющий в прозе писателя источник живого народного языка". И это единственный случай, когда объявлению лауреата для СМИ сопутствует слово самого Солженицына: "В последние десятилетия, когда, кажется, само существование русской деревни выпало из нашего поля зрения, не говоря уж об окоёме искусства, - Борис Екимов вошёл в литературу новым писателем-"деревенщиком". Во множестве ярких рассказов и очерков Екимов рисует мало кому знакомую обстановку нынешней сельской местности с ее новым бытом, манящими возможностями и крутыми угрозами. Этот живой поток екимовских картин, раздвигая наши представления о непростой жизни сегодняшней деревни, помогает восстановить, хотя бы мысленно, единство национального тела. А уж как интересно послушать суждения из донской глубинки - о событиях новейших. (Александр Солженицын Февраль 2008".)

В своих произведениях Борис Петрович обращается к вечным проблемам бытия , к взаимоотношениям человека и природы. В рассказах писателя заложен огромный заряд нравственной силы и чистоты.

На вопрос: «О чём должна быть литература?» - он отвечает: «Вся настоящая литература о жизни человеческой. Других тем в литературе нет» [Б. Екимов «Ремесло это избрал я не ради хлеба насущного»// ж. «Уроки литературы», №8, 2005г.]. Сюжеты рассказов Екимова – «огромная живая земля, живая вода, бездонное небо и душа человечья, за всё благодарная, порою до забытья, до слёз». Герои Екимова «идут-идут и вдруг остановятся, словно неволей, оглядывая дощатые и плетёные стены, шиферные да камышовые крыши. Потом долгий вздох – и дальше пошли по жизни». Их жизненная дорога «славная: берёзы да сосны сторожат тропинку; осенью жизни им не больно холодно, а на душе, на сердце и вовсе тепло. Так что шагай, человече…»

«Дело в том, что ремесло это я избрал не ради хлеба насущного. В русскую литературу , так уж повелось изначально, идут не ради сладкого куска. Причины иные. Осмелюсь сказать, довольно высокие. Отказывается от них не стоит», - так говорит о своём призвании сам писатель – Борис Петрович Екимов.

Творчеству волгоградского писателя посвящено немало критических работ. Павел Басинский назвал его «первоклассным русским рассказчиком». Владимир Васильев в статье «Высота Б. Екимова» писал, что в произведениях писателя «находят художественное выражение благороднейшие чувства и порывы человеческого чувства». В статье «Испытание правдой» мы читаем следующее: «Давая выговориться самой жизни…, Борис Екимов не оценивает прямо поступки и действия героев. Оценку должен вынес сам читатель». Валерий Сердюченко в статье «Русская литература на рубеже третьего тысячелетия» отмечает «нравственную чистоту авторской позиции и, что главное, изобразительный талант» писателя. В частности, в работе «Творчество Б. Екимова: динамика «деревенской» прозы последней трети XX века» прослеживает эволюцию прозы писателя в контексте общего процесса развития этого феномена отечественной литературы. Исследование «Жанр рассказа в творчестве: традиции и новаторство» затрагивает очень близкую нам проблему преемственности в отечественном литературном процессе.

Творчество Б. Екимова пронизано тревогой за судьбу человека, за его нравственное начало, его будущее. Результатом глубокого исследования писателем жизни соотечественников, постижения сложности душевного мира человека явилось создание ярких, незаурядных характеров. Мудрость и совестливость этого писателя – редкие качества для современного литературного процесса. Сегодня в моде игра, ирония, интерес к мистике, метафизике. Провозглашается двойственность отношения к событиям и фактам, и при этом утрачиваются категории: «достоинство», «честь», «интеллигентность», «праведничество». Именно поэтому «совестливые» рассказы и повести Бориса Петровича Екимова могут и должны быть изучаемы в курсе литературы в средней школе : благодаря их внешней (но не внутренней) простоте и честной, открытой авторской позиции.

Основная цель работы – исследовать, как раскрывается проблема нравственного выбора в рассказах Б. Екимова

l Материал исследования рассказы «Живая душа», «Фетисыч», «Ночь исцеления», «Ёлка для матери», «За тёплым хлебом», «Пара осенней обуви», «Продажа».

ЗАДАЧИ:

Ø изучить тематику рассказов Б. Екимова;

Ø понять, какой нравственный выбор делают герои рассказов Б. Екимова, находясь в трудной ситуации, чем обусловлен этот выбор и какова позиция автора.

Актуальность работы:

Ø Актуальность данной работы состоит в том, что в последнее время проблема нравственности и нравственного выбора остро стоит перед современным человеком, особенно перед молодым поколением.

Ø Каждый из нас, в трудные времена или благополучные, делает маленький или большой выбор − этот выбор характеризует нас как личность, и именно по нему о нас судят окружающие.

Ø Результаты исследования могут использоваться для дальнейшего изучения творчества Б. Екимова.

Ø Работа может носить практический характер –

использоваться на уроках литературы по творчеству писателей XXI - го века.

Творчество Б. Екимова имеет философский характер, в своих произведениях автор затрагивает ряд нравственных, моральных проблем. В рассказах, повестях писатель во многом следует традициям И. Тургенева, Л. Толстого, И. Бунина, что особенно актуально для современной литературы. Ведь, по мнению критиков, сегодняшняя массовая литература во многом утратила свою главную задачу – влиять на души людей. Поэтому прозаики и поэты, которые затрагивают в своих текстах так называемые «вечные» проблемы, особенно нужны и ценны в настоящее время.

ОСНОВНАЯ ЧАСТЬ

В центре внимания – сегодняшняя действительность с ее злободневными проблемами. Писатель остается верен себе на протяжении всего творческого пути, исследуя жизнь современника. Определяющим для повестей и рассказов (как и для творчества в целом) является этический пафос. Нравственное совершенствование человека и испытания, предопределенные на этом пути, выступают предметом художественного осмысления в повестях писателя, определяют их жанровое содержание.

Характеризуя жанрообразующие факторы повести, в частности, отмечает, что ее «герои показываются в момент наиболее значительных сдвигов в их внутреннем мире, когда они переживают душевный кризис… ощущают свое нравственное возрождение… когда проверяется их верность собственным моральным принципам или показана решающая попытка изменить свое существование» .

Герои Б. Екимова в большинстве своем обычные, внешне ничем не примечательные люди, показанные в обыденной жизни. Однако в определенной ситуации они совершают поступки, продиктованные не личной выгодой или практическими соображениями, а состраданием к другому человеку, способностью понять чужую боль.

Ситуация нравственного выбора является определяющей для сюжета рассказов «Елка для матери», «За теплым хлебом», «Фетисыч», «Живая душа», «Ночь исцеления», «Продажа», «Не надо плакать» и др. Но и природа конфликта, и строение сюжета в названных произведениях имеют свои особенности. Источником конфликта в них становятся нравственные убеждения героя, приходящие в противоречие не с устремлениями других персонажей, а с общепринятыми, широко распространенными представлениями.

Ребенок - «живая душа» у Екимова способен на настоящий подвиг и почти на чудо. Десятилетний Сережка ("Мальчик на велосипеде "), оказавшийся в тяжелой житейской ситуации, выполняет обязанности родителей для своей сестренки и хозяина в большом крестьянском хозяйстве.

В рассказе «Живая душа» описан эпизод, ставший привычным для людей, работающих на ферме, не обращающий на себя ничьего внимания: родившийся морозным днем теленок обречен на гибель. Такие «внеплановые» телята для колхозников лишняя обуза. Восьмилетний мальчик Алеша Тебякин поступает просто, тем единственно верным способом, который подсказывает ему сердце, - обогревает, а затем привозит теленка домой, тем самым спасая ему жизнь. Мысли о беззащитном животном помогают мальчику осознать необратимость смерти. Если прежде он продолжал ждать умершую бабушку, то теперь «вдруг ясно понял: бабушка никогда не придет. Мертвые не приходят. Их уже никогда не будет, вроде и не было. Настанет лето, потом снова зима... Школу он кончит, в армию уйдет, а бабушки все не будет. Она осталась лежать в глубокой могиле. И ничем ее не поднять» . Спасая теленка, Алеша действует вопреки самой смерти, утверждает торжество жизни.
Название рассказа приобретает не просто многозначный, но программный для творчества Б. Екимова смысл. «Живая душа» - это и любимое присловье Алешиной бабушки, это и замерзающий теленок. Главная же мысль, утверждаемая в рассказе, такова: прекрасен человек с незачерствевшей, «живой» душой .

Жизнь девятилетнего героя (рассказ «Фетисыч») отнюдь не благостна и беззаботна . Но и в этом маленьком человеке автор подмечает ответственность за себя и других, терпение, способность отказаться от желаемого и даже заслуженного во имя необходимого. Оставшись без учительницы, хуторская школа обречена, младшие друзья Фетисыча не смогут продолжать учиться дома. Понимая, что только он сможет как-то поддержать ее существование, маленький герой Екимова отказывается от жизни и учебы в относительно хороших условиях. Такими маленькими подвигами сохраняется еще теплящаяся на суровой земле жизнь: «Хутор лежал вовсе тихий, в снегу, как в плену. Несмелые печные дымы поднимались к небу. Один, другой… За ними – третий. Хутор был живой. Он лежал одиноко на белом просторе земли, среди полей и полей».

Герой же одного из лучших, на наш взгляд, рассказов «Ночь исцеления» подросток Гриша излечивает свою бабушку, бабу Дуню, у которой «седая голова тряслась и в глазах уже виднелось что-то нездешнее». Болезнь старой женщины писатель оценивает не с медицинской точки зрения, а с общегуманистической. Прописываемые врачами лекарства не помогали и не могли, по логике автора, помочь, потому что бессильны были изменить уже прожитую, полную невзгод жизнь, вот и продолжала старая женщина во сне кричать то о желудях, то о потерянных хлебных карточках, то о госпитале. Автор прослеживает, как изменяется отношение юного героя к этой драме: от страха и раздражения к жалости и состраданию. Ребенок не сумел воспользоваться проверенным его родителями средством - прикрикнуть на спящую бабушку, в самый последний момент «сердце мальчика облилось жалостью и болью, и он неожиданно для себя стал успокаивать бабу Дуню. Соучастие в страдании ближнего высвечивает то лучшее в душе ребенка, что ему присуще от природы и что противопоставляет его родителям, утратившим под воздействием суетного бытия остроту ощущения чужого горя. Высокое слово «исцеление», не характерное для словаря Екимова, звучит лишь в самом финале, соединяя в себе и надежду на избавление от старой женщины от одиночества, и веру в торжество доброго начала в детской душе как залог победы добра над злом в целом: «И придет исцеление».

Видит в мальчиках готовых взять на себя решение проблем будущих мужчин. Мальчики - мужчины ответственны за устройство мира, где живут сами, их дети.

В рассказе «За теплым хлебом» описан долгий зимний день из жизни деда Архипа, отправившегося в райцентр и безуспешно пытающегося раздобыть уголь. Действие в рассказе разворачивается неторопливо, оно лишено резких контрастов и ярких всплесков.. Смысл, заключенный в рассказе, раскрывается в финале, когда промерзший и уставший, огорченный неудачей дед Архип отправляется пешком домой, за много верст, чтобы порадовать старуху теплым хлебом, буханку которого он бережно укрывает на груди. Ярко выраженного конфликта в рассказе не возникает. Однако из контекста произведения становится понятно, что атмосфере равнодушия и безучастности, как бы «растворенных» в окружающей жизни, противопоставляется горячее, искреннее движение человеческой души. Именно эти качества - способность сострадать, отзываться на чужую боль, беду, просто умение «услышать» другого человека - Б. Екимов неизменно подчеркивает в своих героях.

Герой рассказа «Елка для матери», Алексей, в канун новогоднего праздника поставлен перед почти невыполнимой задачей: ему необходимо по просьбе больной матери найти елку. На самом деле елка нужна не матери, а ее лечащему врачу, женщине черствой, равнодушной. Алексей берется за это дело в надежде хотя бы немного облегчить нравственные страдания ожидающей операции матери. Фабульная канва рассказа раскрывает последовательное преодоление героем всевозможных физических и моральных препятствий. А когда цель наконец-то достигнута, оказывается, что все мучения Алексея были напрасными: на балконе у «врачихи» уже красуется пушистая ель. Казалось бы, желаемый результат достигнут, но при этом действия героя оказываются лишеннымисмысла.
Но все дело в том, что автор рассматривает одно и то же событие в разных системах координат, сопоставляет две точки зрения - житейскую, бытовую, и этическую. Поступок Алексея, соответственно, получает две оценки: в обыденном представлении он действительно теряет всякий смысл, но в то же время приобретает особое значение для героя, прекрасно им осознаваемое. Это понимание подлинного смысла действия выражено во фразе, завершающей рассказ: «Ведь елка-то была для матери. Для нее одной ». Таким образом, в произведении раскрывается глубокая авторская мысль: показать в своем герое победу нравственного, подлинно человеческого начала, умение подняться над житейской суетой и соображениями практической целесообразности.

В рассказах, написанных в последние годы, все чаще звучит страстный, искренний авторский голос, обращенный прямо к читателю. Екимов заговорил о самом главном, наболевшем, обнажая свою художническую позицию. Он словно почувствовал, что его герои не все могут высказать, а сказать обязательно надо. Все больше появляется "внезапных", "навыдуманных" рассказов от самого себя Бориса Екимова. Такое открытое движение к "неслыханной простоте", своеобразной обнаженности - в традициях русской литературы. Тут собственно уже не искусство, выход за его пределы, когда душа кричит о своей боли. Теперь рассказы - сплошное авторское слово. Интервью - обнаженное откровение.

И везде вопросы, вопросы, вопросы. Самые главные о смысле жизни. Искусство должно учить добру. Екимов в способности чистого человеческого сердца к добру видит самое дорогое богатство. Если мы чем-нибудь сильны и по - настоящему умны, так это в добром поступке. При укрупненном изображении необычных, исключительных обстоятельств, ситуация предполагает их возможный взрыв, катастрофу, которые разразившись, ломают привычный ход жизни героев.

Рассказ « Продажа » , выбранный для анализа, играет важную роль в воспитании нравственных качеств, т. к. в рассказе решается проблема милосердия простых русских людей.. «Поезд Душанбе-Саратов тронулся с места… Поезд шел и шел, оставив редкие города. Но впереди было много страшного: на любом полустанке у каждого столба мог окончиться путь. Сразу обращает на себя внимание фраза «Но впереди было много страшного…».Чего ждать от этой дороги, хотя дорога шла к России? В десятом купейном вагоне ехал народ обычный - русские беженцы. Их объединяет одно: « У всех было горькое, а было и страшное». Во втором от проводников купе ехали две женщины - мать и дочь. Жили когда-то в поселке, где прожили век. …Вдруг все сломалось. Советский Cоюз распался - и началось страшное: грабежи, убийства, слезы, кровь. «Успели уехать, детей увезти, притулиться успели в Россию, …домишко купить, найти работу. Но пожилые родители все надеялись переждать… Смерть отца, похороны, свежая могила. Мать и дочь, возвращаясь домой, в поезде столкнулись с жестокостью - при живой матери продают ребёнка. Для матери она оказалась обузой. И мать решила её продать. В первом “хмельном” купе торг уже начался. Присмотримся к этой девочке. В ней, по замыслу автора, спасение для многих, оказавшись здесь по воле рока. “Девчушка оказалась - живость сама. Тарахтела без умолку... с девочкой в купе сделалось веселее. Появились заботы.” и знакомые нам уже женщины охотно это взяли на себя. И девочка платила им своей доверчивостью и детской непосредственностью. Девочка вернула этим женщинам настоящее, которое они потеряли, а может, от которого старались убежать. А в настоящем оказалось в их руках жизнь и судьба этой девочки.. Спасая девочку, мать и дочь отдали последние свои деньги, а ведь нужно было и одежду теплую купить, и хозяйством на новом месте обзавестись. Нелегко такое решение далось этим двум женщинам. Настоящее определило для них выбор , и они его сделали. Спасение девочки стало знаком того, что жизнь продолжается, что древо жизни живо, если оно способно плодоносить такими отзывчивыми сердцами. Таков философский замысел рассказа Б. Екимова “Продажа”.

Проблему нравственного выбора поднимает писатель в рассказе “Не надо плакать ” .Жить дальше и испытывать “даже не страх людской, а животный, скотиний ужас” перед Мишкой Абреком за дочь, за мать или одним махом освободиться от насилия? Но в том и состоит психологическая манера Б. Екимова, схожая с манерой Чехова, что “мысли, чувства, настроения героев он умеет захватить в тот момент, когда они еще таятся…, но уже настолько созрели, что просвечивают в каждом слове, в каждом движении, в каждой паузе”.“…Потом был день – чернее ночи. А потом снова ночь, страшнее Судного дня. А потом их выплеснуло на этот далекий хутор, и надо было жить дальше.

Вот и жили. А теперь – снова бежать? Или терпеть и плакать. Плакать всю жизнь… Как плакала мать, поседев и потеряв рассудок. А сколько Надя слез пролила. Кто их увидел и утер эти слезы?.. А теперь настала пора дочери?

Нет! – закричала Надя и встрепенулась…-Нет! –твердо повторила она уже для себя. – Мы останемся здесь”.

И мы догадываемся, что именно Надя подожгла дом Мишки Абрека, чтобы оградить от зла самое дорогое, что у нее есть, дочь, чтобы сохранить семью, дом, из которого некуда идти.

Екимов взывает к нашим чувствам милосердия и сострадания. Он не судит своих героев, предоставляя читателю право самому делать выводы.

И еще Екимов не был бы Екимовым, если бы не оставлял читателю надежду. В своих повестях и рассказах он рисует людей, может, и не всегда живущих по законам высшей нравственности, но всегда стремящихся к этой нравственности.

Последняя книга Бориса Екимова называется «Не надо плакать». Это очень характерное название для Екимова, это можно сказать призыв прозы Екимова: не надо плакать, не надо отчаиваться, надо доверять естественным законам жизни и любить страну своего проживания, в каком бы состоянии она ни оказалась. Б. Екимов: «Мне кажется, новая моя книга, которая вышла совсем недавно, называется неплохо - "Плакать не надо". Нужно жить. Осмотреться, оглядеться, подумать - и молодым, и старым - и жить. Потому что второй жизни не дано, плачь не плачь. Я думаю, что все мои книги, и прежние рассказы и повести - они об этом же: о жизни на земле, о жизни в России, о жизни все-таки прекрасной, несмотря ни на что».

«Живая душа» болит и бьётся в произведениях писателя. Автор как бы призывает нас, читателей, хоть на минутку остановиться в бесконечной гонке современной жизни, остановиться, чтобы посмотреть вокруг и увидеть тех, кто рядом с нами и кому нужна помощь.
У поэта А. Дементьева есть такие строки: «Как важно вовремя успеть сказать кому-то слово доброе...». Как это просто! Не забывать бы только делать это. Сострадание и милосердие - ключевые слова к творчеству Бориса Екимова. Его рассказы о высоких духовных ценностях русского народа, о малых делах, в которых проявляется душа. Его произведения в тяжёлые минуты жизни удерживают от ожесточения и отчаяния, внушают веру в добро.

Заключение.

У каждого писателя есть свой наиболее часто изображаемый тип. важно запечатлеть характер (мужской, женский, ребенка) «на распутье», в пограничной ситуации: Яков («Фетисыч», 1996), Надя («Не надо плакать…», 2004) Перед выбором оказываются только сильные духом персонажи. Проведенный анализ позволяет сделать следующий вывод: сохраняя прочные связи с литературной традицией, Б. Екимов в своих рассуждениях идет не от абстрактной идеи, а от конкретного человека.

В центре рассказа у Екимова всегда находится Человек, писателя интересует его внутренний мир, процессы, происходящие в его душе, иными словами, момент самоопределения (становления) личности. показывает героев в такой момент их жизни, когда под влиянием внешних обстоятельств нарушается привычный ход вещей и требуется сделать выбор, найти верное решение, отстоять свою позицию. Герои Б. Екимова в большинстве своем обычные, внешне ничем не примечательные люди, показанные в обыденной жизни. Однако в определенной ситуации они совершают поступки, продиктованные не личной выгодой или практическими соображениями, а состраданием к другому человеку, способностью понять чужую боль.. Внимательный наблюдатель и тонкий психолог – знаток человеческих душ, Б. Екимов умеет показать в своих произведениях «необычность судьбы обыкновенного человека», его нравственную силу, проявляющуюся не в словах, а в поступках, в работе. С особой теплотой создает писатель образы стариков и детей, намеренно сближая их в рассказах, что также становится одним из способов выражения авторской позиции. В рассказах Б. Екимова важное значение имеет психологический аспект. Персонажи находятся в пограничной ситуации, которая помогает выявитьих суть.
показывает героев в такой момент их жизни, когда под влиянием внешних обстоятельств нарушается привычный ход вещей и требуется сделать выбор, найти верное решение, отстоять свою позицию.
Герои Б. Екимова в большинстве своем обычные, внешне ничем не примечательные люди, показанные в обыденной жизни. Однако в определенной ситуации они совершают поступки, продиктованные не личной выгодой или практическими соображениями, а состраданием к другому человеку, способностью понять чужую боль.
Герои чувствуют личную ответственность за происходящее вокруг и в меру своих сил противостят всеобщему разладу, пытаются решить те проблемы, перед которыми отступают многие.

СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ

1. Великанова, большая книга / // Отчий край. – 1998. – №4. – С. 191.

2. Евсеев М. Подсказан сюжет жизнью // Волгоградская правда. 1978. 22 августа .

3. Б. Екимов «Ремесло это избрал я не ради хлеба насущного»// ж. «Уроки литературы», №8, 2005г

4. Екимов Б. Если вы мудрый человек, то какая вам разница, с чем есть хлеб? // Вечерний Волгоград. - 1993, .

5. «Поэтика прозы »

6. Материал из Википедии – свободной энциклопедии, http://ru. wikipedia. org/wiki/

Технология развития критического мышления на уроке литературы в 5-ом классе. Модель урока по теме: Б.Екимов, рассказ «Живая душа»

Краткая аннотация: Одна из задач уроков литературы – воспитание талантливого читателя, читателя-собеседника, соавтора. Перед учителем, формирующим такого читателя, возникает вопрос: как построить урок, чтобы научить ученика размышлять над прочитанным, задавать вопросы и находить ответы, совершать открытия и радоваться процессу поиска? На помощь учителю могут прийти приёмы технологии развития критического мышления. Урок в технологии развития критического мышления поможет организовать диалог читателя и автора, погрузить ребёнка в мир художественного текста.

Учебный предмет : литература.

Уровень образования школьников: урок предназначен для 5 класса, уровень класса – средний

Форма учебной работы: классно-урочная

Оборудование: проектор, компьютер

Организация работы: коллективная, групповая, индивидуальная

Цели урока:

1. Подвести к осознанию того, как важно уметь сочувствовать, сострадать, будь то домашняя скотина, будь то люди.

2.Способствовать развитию мыслительных навыков учащихся, необходимых не только в учёбе, но и в обычной жизни (умение работать с информацией, анализировать различные ситуации), умение принимать взвешенные решения, способность к разумному рефлективному творческому мышлению).

Задачи урока.

Дать возможность каждому ученику реализовать себя, получая положительные эмоции от процесса обучения, а также – конструировать своё собственное знание.

Воспитание социальной ответственности. (Для этого весь учебный процесс целесообразно тесно увязать с конкретными жизненными задачами и проблемами, с которыми дети сталкиваются в повседневности)

Формирование УУД.

Формирование УУД на уроке.

Регулятивные.

Самостоятельно формулировать тему, проблему и цели урока.

Познавательные.

Самостоятельно вычитывать все виды текстовой информации: фактуальную, подтекстовую, концептуальную.

Устанавливать причинно-следственные связи.

Строить рассуждения

Осуществлять анализ и синтез.

Коммуникативные УУД.

Учитывать разные мнения и стремиться к координации различных позиций в сотрудничестве.

Формировать собственное мнение и позицию, аргументировать её.

Задавать вопросы, необходимые для организации собственной деятельности.

Оформлять свои мысли в устной и письменной форме.

Слушать и слышать других, пытаться принимать иную точку зрения

Личностные.

1.Формирование эмоционально-оценочного отношения к прочитанному.

2. Формирование восприятия текста как произведения искусства.

Ход урока.

Обращение к личному опыту, который поможет подготовить учащихся к личностному восприятию произведения.

Есть ли у вас дома домашние животные? Как вы относитесь к домашним животным?
Есть ли у кого бабушка в деревни? Держит ли она домашнюю скотину? Как обращается с ней? Помогаете ли вы?

Екимов Борис Петрович родился 19 ноября 1938 года в городе Игарка Красноярского края в семье служащих. Окончил Высшие литературные курсы (1979). Работал токарем, слесарем, наладчиком, электромонтером на заводе, строителем в Тюменской области и в Казахстане, учителем труда в сельской школе. Обозреватель газеты «Волгоградская правда».

Дебютировал как прозаик в 1965 году. Составил и сопроводил предисловием фольклорный сборник «Песни донских казаков» (1982). Печатается как прозаик и очеркист в журналах «Наш современник», «Знамя», «Новый мир», «Нива Царицынская», «Россия».

Произведения Екимова переведены на английский, испанский, итальянский, немецкий, французский и др. языки.

Отмечен премиями журнала «Наш современник» (1976), «Литературной газеты» (1987), им. И. А. Бунина (1994), журнала «Новый мир» (1996), главной премией «Москва-Пенне» (1997), Государственной премией России (1998), премией «Сталинград» (1999).

Живёт в Волгограде.

Работа с художественным текстом. В данной части урока реализуется схема «вызов – осмысление – размышление». Ученики получают следующий алгоритм работы :

*чтение текста от «остановки до остановки»

*вопрос – прогноз по поводу развития сюжетной линии в отрывке

*ответ – предположение, его обоснование.

Итак, читаем текст (работа ведётся только индивидуально). Начинаем работать над интеллект-картой

Тебякины жили напротив бригадной конторы, через дорогу. Сама Наталья числилась при конторе и истопниках да уборщицах. Это было очень удобно: зарплата твёрдая и дом под рукой. Приезжий народ, когда в конторе оказывалось пусто, шёл к Тебякиным и спрашивал, где искать управляющего, зоотехника или ещё кого. Им говорили.

И в этот ясный январский день приезжий вошёл к Тебякиным во двор. Огляделся, опасаясь собаки, крикнул от ворот:

Хозяева дома?!

Остановка.

В какое время происходят события рассказа. Какая погода обычна для этого времени?

Никто ему не ответил. Приезжий прошёл по двору. Просторен был тебякинский двор: дом под жестью, рядом тёплая кухня флигеля, сараи, катухи.

Можем ли мы предположить, каковы хозяева этого дома.(Трудолюбивы, живут в достатке, занимаются обстоятельно хозяйством)

На скотьем базу копошились люди. Приезжий подошёл ближе: старик с мальчонкою убирали навоз, набрасывая его в деревянные санки с коробом. В опущенных треухах, телогрейках, валенках с калошами, они работали молча и гостя не видели.

Здорово живёте! – окликнул их приезжий человек.

Старик понял голову.

Хозяйка в домах, - сказал он и кончил разговор, возвращаясь к работе.

Мальчик и вовсе глаз не поднял. Управляя лопатой.

От дяди Левона поклон вам привёз, от бабы Лены, - сказал гость.

Старик распрямился, опершись на вилы, поглядел, словно вспомнил, ответил не торопясь:

Спасибо. Значит, живые-здоровые…Слава Богу.

В эту минуту хозяйка вышла на крыльцо, и старик окликнул её:

Наталья, встрень человека!

Мальчик, оставляя лопату, окинул взглядом нагруженные санки, сказал деду:

Повезли.

Подтвердилось ли наше мнение о трудолюбии хозяев?.

Что мы можем сказать о характере мальчика?(молчаливый, погруженный в работу)

По приезжему он лишь скользнул равнодушным взглядом, пристраиваясь к санной упряжке. Верёвочная бечева, прилаженная к саням, была длинна, позволяя мальчику и старику удобно впрячься. Они взяли разом и потянули груженые санки о набитой снежной колее в низы, в огород. И согласен был ход старого и малого.

Какая деталь помогает нам увидеть слаженность работы деда и внука ?

Хозяйка оказалась приветливой и говорливой. В доме, резонов не слушая, она поставила чай и закуску, живо расспрашивая о родне.

Свёкор-то не больно разговорчивый, сказал гость.

Старовер, - оправдалась хозяйка.- Кулугурами их раньше называли. Меня взяли, так я с непривычки… - посмеялась она, вспоминая, и, вздохнув, добавила задумчиво: - Баба Маня у нас померла. Дед скучает, и Алёшка.

Помогают ли слова матери понять нам молчаливость мальчика?

Попили чайку. Поговорили. Гость вспомнил о делах.

Я приехал-то к вашему управу.

Он на ферме. Алёшка вас проводит. Только обедать к нам. Василий придёт. Он всегда дядю Левона поминает и братьев. Они же смолоду…- Хозяйка выбежала во двор, крикнула сына и вернулась. – Глядите к управляющему не заходите обедать, к нам, к нам. А то Василий обидится.

Отворилась дверь, вошёл сынишка хозяйки, спросил:

Звала, мама?

Проводишь дядю на ферму. Найдёшь управа. Понял?

Санки ещё одни с дедом отвезём, -сказал мальчик.

Ху-ух, делучий… А то без тебя.. С дедой…

Сын, ничего не отвечая, повернулся и вышел. Мать покачала головой, сказала, извиняясь:

Проводит, проводит. Не дитё, а Порошина в глазу. Кулугуристый… Быча.

Как вы понимаете это слово? Как произносит его мать? (ласково, с любовью)

Последнему слову гость посмеялся, но, когда шли они с мальчиком, понял, что слово точное.

Мальчик не больно разговаривал: «да» и «нет ». Пухлая розовая губёнка выпячивалась вперёд, голова была крупной, лобастой. И словно бычился он, глядел недоверчиво , исподлобья.

Ты в каком же классе?

Во втором.

Как учишься?

Без троек.

В Вихляевке школа?- спросил гость и поглядел на далёкую Вихляевскую гору, которая поднималась над округой и светила теперь снежной белью.

В Вихлявке…

Пешком или возят?

Когда как… - уклончиво ответил мальчик.

Ты в райцентре был?

Приезжай в гости. У меня сын – твой ровесник.

На мальчике была телогрейка, перешитая из военного защитного цвета, с ясными пуговицами.

Мать ватник-то сшила?

Баба, - коротко ответил мальчик.

А валенки дед катал, - догадался гость, любуясь аккуратными чёрными катанками, мягкими даже на погляд.

Молодец у тебя дед.

Мальчик покосился, давая понять, что эта похвала – лишнее.

* Разговорчив ли мальчик с гостем? Какие детали, подтверждавшие это, отметим?

Ферма стояла от хутора на отлёте, в белом поле, чернея скирдами сена, соломы, силосными курганами. Приземистые строения по окна тонули в снегу. На крышах – пухлые высокие шапки.

Осень в округе тянулась долгая, с дождями. Лишь к новому году подморозило, неделю шёл снег. А теперь разъяснило. Белёсое солнце светило, не грея. Другой день тянул восточный жёсткий ветер. Понизу мело. Ленивая позёмка дымными ручьями обтекала снежные заструги.

На ферме, на базах её, стоял гвалт: стайка воробьёв перелетали с места на место, ища лёгкой поживы: тяжёлые голуби поднимались сизой тучею, закрывая небо, делали круг и опускались; стрекотали говорливые галки; чопорное вороньё расселось на жердях изгороди в терпеливом ожидании.

«Беларусь», синий тракторёнок, пофыркивая дымом, пробирался глубокой колеёй вдоль базов. Из прицепа, через рукав, сыпалась в кормушки жёлтая мешанина силоса. Коровы спешили к корму, слетались птицы.

Мальчик остановил трактор и крикнул:

Дядя Коля! Управа не видал?!

В водогрейке! –ответил тракторист. – И отец там.

Последняя скотина выбиралась из тёмных пещер коровника. От соломенного кургана, что высился посреди база, из-под загата, где в затишке, под ветром, теплей и и покойней. Теперь все спешили к силосу, к еде, выстраиваясь над кормушками.

Баз опустел. И тогда объявился посреди красный бычок. Маленький, взъерошенный, в сосулях, он стоял на снегу. Ноги врастопырку, нитка пупка – чуть не до земли, голову опустил, словно обнюхиваясь.

Мальчик заметил его, позвал:

Быча, быча…Чего тут стоишь?

Телок поднял голову.

Какой-то ты… Мамка не облизала, глупая…- сказал мальчик и погладил по взъерошенной шерсти.

Бычок ещё не походил на скотину, всё в нём было детское: мягкое тело, тонкие, в камышинку, ноги, белые, не затвердевшие копыта.

Тело тронул носом руку мальчика и глядел на него большими синими, словно Сливины, глазами.

Ты тут, парень, задубеешь, - сказал мальчик. – Мамка-то где?

Ждать от телка ответа, тем более от такого, было трудно. Мальчик ни приезжего оглянулся. Сказал:

Надо его хоть к загату отвесть, там теплей. Пошли, - подтолкнул он телка и почуял его хрупкую плоть.

Телок покачнулся и было упал, но мальчик повёл его, оступаясь на ископыченной. колдобистой дороге. Он довёл бычка до загата – соломенной стены – и здесь отпустил.

Вот и стой здесь. Понял?

Телок послушно прислонился бочком к соломе.

Мальчик, а за ним приезжий пошли с база, телок проводил их взглядом и закричал тонким блеющим голоском, вытягивая шею.

Дишканит, - сказал, улыбнувшись, мальчик.

Каким мы видим мальчика в этот момент, он всё такой же неразговорчивый?

За воротами база стоял мужчина-скотник с вилами.

Отца ищешь?- спросил он.

Управа. Вот ему,- ответил мальчик, показывая на гостя.

В водогрейке все.

А у вас телок,- сказал гость.

Да.. Вчера вроде не было.

Значит, отелилась. Чего же вы его не определите никуда?

Скотник внимательно оглядел гостя, сказал бодро:

Нехай пообвыкнется день-другой, трошки закалку возьмёт. А там определим. Вот так, - кашлянул он.

Вороньё, сидевшее на жердях ограды, от гулкого кашля его лениво поднялось и снова уселось.

Умная птица, - засмеялся скотники, кинув на плечо вилы. Пошёл в коровник.

Подохнет…- проговорил мальчик, не глядя на приезжего.

Какая деталь помогает понять, что мальчик всё понял, и ему очень трудно с этим смириться?

А в водогрейке было тепло и людно. Гудело в топке пламя, синел папиросный дым, и лежали на столе белорябые арбузы, корки от них и пара ломтей с алой мякотью в лужице сока

Откуда арбузы? – удивился приезжий. Управляющий отделением поднялся со скамьи, гостю навстречу, и объяснил- Когда силос закладывали, завалили туда несколько машин арбузов. С бахчей оборушки. И ныне открыли яму, прям расхорошие. Покушайте.

Можем ли мы сказать, что на ферме заботятся о скотине?

Мальчик взглянул на отца, тот понял его и дал ломоть. Гость ел, похваливая, потом спросил управляющего:

Откуда у тебя телок на базу? У вас же молочного гурта нет?

Яловых докармливаем. А они видишь… Какого уж бог подаст.

Ну, и куда ты их?

Куда…- хмыкнул управляющий, отводя глаза. – Туда. Кто их где ждёт? Они яловыми числятся. Попробуй переиграй. А то ты сам не знаешь…

Знаю, - опустил глаза приезжий, да как-то…Всё же живая душа .

Какие важные слова звучат из его уст?

Управляющий лишь покачал головой. Мальчик доел ломоть, отец обтёр ему ладонью мокрый рот и сказал:

Ну, беги домой.

На воле ветер ударил в лицо стылостью. Но так легко дышалось после дыма и пара! Наносило пресным духом соломы и терпко-бередящим силосом, и даже арбузиком пахло от раскрытой ямы.

Как вы думает пойдёт сразу мальчик домой?

Мальчик пошёл было напрямую к дороге, к дому. Но вдруг передумал и заспешил к скотьему базу. Там, в затишке, возле соломенной стены загата, красный телок стоял на том же месте.

Недолго думая, мальчик подошёл к сену, скирды которого высились неподалёку. В прошлые годы, когда домашняя корова Зорька приносила телят, за ними ухаживали мальчик с покойной бабушкой Маней. И он знал, какое сенце нужно маленькому телёнку, правда попозднее. Зелёное, с листиками. Его пучком подвешивали, и телок похрумкивал.

В большом колхозном скирду найти такое сено было труднее, но мальчик нашёл пучок-другой зелёной листовой люцерны и отнёс телку.

Ешь,- сказал он, -ешь, живая душа…

Живая душа… Это было умершей бабы Мани присловье. Она жалела всякую скотину. Домашнюю, приблудную, дикую, а когда её укоряли, оправдывалась: « А как же…Живая душа»

От кого же столько доброты взял мальчик?

Телок потянулся к пучку сена. Шумно понюхал его. А мальчик пошёл домой. Вспомнилась бабушка, с которой жили они всегда, до этой осени. Теперь она лежала в земле, на заметённом снегом кладбище. Для мальчика баба Маня пока оставалась почти живой, потому что он долго знал её и расстался недавно, и потому не мог ещё привыкнуть к смерти.

Теперь, по дороге домой, он поглядел на кладбищ: в белом поле чернели кресты.

А дома дед ещё не ушёл с база: кормил и поил скотину.

Деда, - спросил мальчик – телок может на одном сене прожить? Малый? Только родился.

Молочка ему требуется, - ответил дед. – Ныне вот наша Зорька должна принесть. Телочка.

Нынче, - обрадовался мальчик.

Ныне, - повторил дед. – Ночь не придётся спать. Караулить.

У кого ещё мальчик научился заботливому отношению к скотине? Что его волнует?

Корова стояла рядом, большая, бокастая, и шумно вздыхала.

А в доме мать готовилась встретить гостя: катала тесто для гусиной лапши, и в духовке что-то спело, сладкий дух горячего печева разносился по хате.

Мальчик пообедал и убежал кататься с кургана и домой заявился лишь вечером.

В доме горели огни. В горнице, за столом, сидели приезжий и вся родня. Отец, мать, дед в новой рубашке, с расчёсанной бородой, тётка с дядей и сёстры. Мальчик неслышно вошёл, разделся, пристроился на кухне и поел. И лишь тогда его заметили.

А нам и в глаза не влезло, что ты пришёл! – удивилась мать. – Садись с нами вечерять.

Мальчик мотнул головой, коротко ответил:

Я поел, - и ушёл в дальнюю комнату. Он стеснялся чужого.

Ух, и натурный,- попеняла мать.- Прям старичок.

А гость лишь глянул на мальчика и тотчас вспомнил о телёнке. Вспомнил и сказал, продолжая начатый разговор

Вот живой пример. Телёнок, это, на базу. Ведь колхоз должен лишней скотине радоваться

Дожилися…Хозяева…- покачал головою дед.

А мальчик зажёг свет в комнате-боковушке, пристроился на кровати с книжкой. Но не читалось. Рядом, через комнату, сидели родные, слышался их говор и смех. Но было тоскливо. Мальчик глядел в тёмное окно и ждал, когда дед вспомнит о нём и придёт. Но дед не приходил. Бабушка бы пришла. Она бы пришла и принесла вкусную печенюшку, из тех, что лежали на столе. Она бы пришла, села рядом, и можно было прилечь к ней на колени, ласкаясь и задрёмывая.

Почему мальчику так не хватает бабушки?В чём она ему может помочь?

За окном наливался густой синью январский вечер. Соседний дом, амочаевский, светил будто издалека, а дальше стояла тьма. Ни хутора, ни округи.

И снова вспомнилась баба Маня, словно живая. Так хотелось услышать её голос, тяжёлую шаркающую походку, почуять руку. В каком-то оцепенении мальчик поднялся, подошёл к окну и, глядя в глухую синеву, позвал:

Бабаня…Бабань…Бабанечка…

Он вцепился руками в подоконник и глазами впился во тьму, ожидая. Он ждал, слёзы стояли в его глазах. Он ждал и, казалось, видел через тьму кладбище, занесённое белым снегом.

Бабушка не пришла. Мальчик вернулся к кровати и сел, теперь уже никуда не глядя, никого не ожидая. В комнату заглянула сестра. Он приказал её:

У-у, быча…- укорила сестра, но ушла.

Мальчик не слышал её, потому что вдруг ясно понял: бабушка никогда не придёт. Мёртвые не приходят. Их уже никогда не будет, вроде и не было. Настанет лето, потом снова зима…Школу он кончит, в армию уйдёт, а бабушки всё не будет. Она осталась лежать в глубокой могиле. И ничем её не поднять.

Слёзы высохли. Стало вроде легче.

А потом вспомнился телок с колхозной фермы. Он должен умереть нынешней ночью. Умереть и тоже никогда не оживеть. Другие телки будут дожидаться весны и дождутся её. Задрав хвосты, будут носиться по обтаявшему базу. Потом лето настанет, и вовсе хорошо: зелёная трава, вода, по выгону бродить, бодаться, играясь.

*Что мальчик понял, какую жизненную правду? Как вы думаете, что он предпримет?

Мальчик всё решил всё разом: он возьмёт сейчас санки, привезёт бычка и поселит в кухне, с козлятами. И пусть он не умирает, потому что живым лучше, чем мёртвым.

Он проскользнул в кухню, схватил одежонку и кинулся из дома. Деревянные санки с коробом были легки. И мальчик рысью помчался напрямую к амбарам, а потом по гладкой накатанной дороге от хутора к ферме.

Позади оставались жёлтые огни домов, впереди открывалась смутно белеющая степь и небо над ней.

Месяц уже истаивал, белый его рожок светил неярко: поблёскивала накатанная дорога, посверкивал на застругах искрами снег. А в небе такой же молочный шлях тянулся через звёздное небо, но ярче земного горели льдистые огни, от края от края.

Жёлтые фонари скотного двора и совсем робкие, прижмуренные окошки фермы ничего не освещали. Свет поярче лился от тёплой кочегарки, где и теперь сидел человек.

Но мальчику не нужны были чужие глаза, и он обошёл скотный баз снизу, от речки. Он сердцем чуял, что телок сейчас там, где он оставил его, у ворот, под стеною загата.

Телок был на месте. Он уже не стоял, а лежал, привалясь к стене соломы. И тело его, остывая, принимало холод, и лишь сердце ещё слабо стучало в тёплом нутре.

Что же надо было телку? (Сердечное тепло, забота человека)

Кто принесёт ему это тепло?

Мальчик распахнул пальто и, обняв телёнка, прижался к нему, согревая. Сначала телок ничего не понял, потом заворочался. Мать он почуял, тёплую маму, которая наконец пришла, и пахло от неё сладким духом, какого давно просила изголодавшая и иззябшая, но живая душа.

Какие слова вызывают волнение ?

Настелив в санки соломы, мальчик повалил телка в короб и сверху его соломой накрыл, сохраняя тепло. И двинулся к дому. Он торопился, спешил. В доме могли его спохватиться.

Он въехал на баз от сенника, из темноты, и втянул телёнка в кухню, к козлятам. Учуяв человека, козлята затопотили, заблеяли, кинулись к мальчику, ожидая, что им привели матерей. Мальчик устроил телёнка у тёплой трубки и вышел на двор.

Что мальчик хочет сделать? Должен он сказать дома о своём поступке? Кому он хочет рассказать?

Ну, моя хорошая, давай, давай…Давай, Зорюшка…

Деда! – позвал мальчик.

Дед с фонарём вышел на баз.

Чего тебе?

Деда, я телка привёз, с фермы.

С какой фермы? – удивился дед. – Какого телка?

С колхозной. Он там к утру бы замёрз. Я его привёз.

Кто тебя научил? – растерялся дед. – Ты что? Либо умом рухнулся?

Мальчик поднял на него вопрошающие глаза и спросил:

Ты хочешь, чтоб он помер и его кобели по хутору таскали? А он – живая душа…да!

Погоди. Паморки отбил. Это какой телок? Обскажи.

Мальчик рассказал сегодняшнее, дневное, и снова попросил:

Деда, пускай он живёт. Я за ним буду доглядывать. Я совладаю.

Ладно,- выдохнул дед. – Чего-нибудь придумаем. Ох, отцу-то, отцу неладно. Он где, телок-то?

* О чём переживает дедушка? За кого он переживает?

В кухне, у козлят отогревается. Он нынче не ел.

Ладно, - махнул рукой дед, ему вдруг почудилось нужное. – Семь бед…Только бы нас Зорька не подвела. Я тут сам управлюсь. И молчи. Я сам.

Ты где пропадал? – спросила мать.

У Шляпужков, - ответил он ей и стал собираться ко сну.

Он чуял, что его познабливает, и, когда очутился в постели, устроил себе тесную пещерку под одеялом, надышал её до жары и лишь потом высунулся наружу, решил дождаться деда.

Но разом сморил его крепкий сон. Сначала мальчик вроде всё слышал и видел: огонь в соседней комнате, голоса, и рожок месяца в верхней шипке окна светил ему. А потом всё затуманилось, лишь белый небесный свет становился ярче и ярче, и теплом пахнуло оттуда, таким знакомым, родным, что, даже не видя, мальчик понял: это баба Маня идёт. Ведь он её звал, и она, поспешая, идёт к внуку.

Тяжело было открыть глаза, но он открыл их, и ослепило его светлое, словно солнышко, бабы Мани лицо. Она торопилась навстречу, протягивая руки. Она не шла, не бежала, она плыла по ясному летнему дню, а рядом с ней красный бычок вился.

Бабаня…быча…- прошептал мальчик, и тоже поплыл, раскинув руки.

Почему приснился именно бабушки и бычок7

Дед вернулся в хату, когда за столом ещё сидели. Он вошёл, встал у порога и сказал:

Радуйтесь, хозяева… Зорька двух принесла. Тёлочка и бычок.

Из-за стола и из хаты всех разом выдуло. Дед усмехнулся вослед и прошёл к внуку, свет зажёг.

Мальчик спал. Дед хотел было погасить свет, но рука остановилась. Он стоял и глядел.

Как хорошеет детское лицо, когда сморит его сон. Всё дневное, отлетев, не оставляет следа. Заботы, нужды ещё не полонили сердце и ум, когда и ночь – не спасенье, и дневная тревога дремлет в скорбных морщинах, не уходя. Всё это- впереди. А теперь добрый ангел мягким крылом своим прогоняет несладкое, и снятся золотые сны, и расцветают детские лица. И глядеть на них - утешение.

Свет ли. Топот ли на крыльце и в коридоре потревожили мальчика, он заворочался, зачмокал губёнками, прошелестел: «Бабаня…Быча…» - и засмеялся.

Дед погасил электричество, дверь прикрыл. Пусть спит.

*Рассказ называется «Живая душа». Теперь нам понятен двоякий смысл названия.

Живая душа у мальчика.

Стадия рефлексии –завершающая стадия урока в режиме технологии критического мышления.

На стадии рефлексии проводится групповая творческая работа:

Подготовить иллюстрации к рассказу

Сочинение –рассуждение об идее произведения

Индивидуальное задание:

Написать отзыв о рассказе

Создать интеллект –карту по произведению

Выполнив задание, группы знакомят класс с результатом.

Приложение.

Недавно я прочитала трогательный, проникающий в душу рассказ Бориса Екимова «Живая душа».

Главный герой – Алёшка, деревенский мальчик, деловитый, расторопный в работе, не очень-то, на первый взгляд, приветливый. За характерность, некоторую даже нелюдимость мама ласково называет его: «Быча».

По просьбе матери он провожает приезжего из города проверяющего на ферму. Мальчик видит там только что появившегося на свет телёнка: «Бычок ещё не походил на скотину, все в нём было детское: мягкое тело, тонкие, в камышинку, ноги, белые, незатвердевшие копыта». Меня поразило, какое трогательное сравнение нашёл автор – ноги в камышинку.

Алёшке так становится его жалко, ведь на улице мороз, не выдержит телёнок, а он и ходит-то спотыкаясь. Смышлёный и добрый довёл его до соломенной стены, оставил там. А чуть позже в сене раскопал для него мягкой травы, такой, какую давала маленьким телятам его недавно умершая бабушка. Она всю живность назвала «живая душа» и свою доброту и сердечность передала внуку.

На ферме мальчик слышит, что телята здесь неучтённые и из-за них одна морока в бухгалтерии, поэтому никому до животины нет дела, погибнут телята – меньше заботы.

Вечером, когда семья угощала приезжего ужином, мальчик даже не вышел к столу. Он вспоминает свою бабушку, она бы что-нибудь придумала, спасла телёнка, «живую душу».

Алёшка понимает, что бычок погибнет, если ему не помочь, и сделать может это только он. Мальчик на санках привозит телёнка, уже почти замерзшего, домой. Засыпая, он видит «светлое, как солнышко» лицо бабушки.

Мне кажется, что Алёша всегда будет таким ответственным, заботливым и добрым человеком. Эти качества воспитаны в нём родителями, бабушкой и дедушкой.

Прочитав этот рассказ, я задумалась и о своих поступках, всегда ли правильно я поступаю, умею ли быть доброй и щедрой на сочувствие.

Тебякины жили напротив бригадной конторы, через дорогу. Сама Наталья числилась при конторе в истопниках да уборщицах. Это было очень удобно: зарплата твердая и дом под рукой. Приезжий народ, когда в конторе оказывалось пусто, шел к Тебякиным и спрашивал, где искать управляющего, зоотехника или еще кого. Им говорили.

И в этот ясный январский день приезжий вошел к Тебякиным во двор, огляделся, опасаясь собаки, крикнул от ворот:

– Хозяева дома?!

Никто ему не ответил. Приезжий прошел по двору. Просторен был тебякинский двор: дом под жестью, рядом теплая кухня флигеля, сараи, катухи. На скотьем базу копошились люди. Приезжий подошел ближе: старик с мальчонкою убирали навоз, набрасывая его в деревянные санки с коробом. В опущенных треухах, телогрейках, валенках с калошами, они работали молча и гостя не видели.

– Здорово живете! – окликнул их приезжий человек.

Старик поднял голову.

– Хозяйка в домах, – сказал он и кончил разговор, возвращаясь к работе.

Мальчик и вовсе глаз не поднял, управляясь лопатой.

– От дяди Левона поклон вам привез, от бабы Лены, – сказал гость.

Старик распрямился, опершись на вилы, поглядел, словно вспомнил, ответил не торопясь:

– Спасибо. Значит, живые-здоровые… Слава Богу.

В эту минуту хозяйка вышла на крыльцо, и старик окликнул ее:

– Наталья, встрень человека!

Мальчик, оставляя лопату, окинул взглядом нагруженные санки, сказал деду:

– Повезли.

По приезжему он лишь скользнул равнодушным взглядом, пристраиваясь к санной упряжке. Веревочная бечева, прилаженная к саням, была длинна, позволяя мальчику и старику удобно впрячься. Они взяли разом и потянули груженые санки по набитой снежной колее в низы, в огород. И согласен был ход старого и малого.

– Свекор-то не больно разговорчивый, – сказал гость.

– Старовер, – оправдалась хозяйка. – Кулугурами их раньше называли. Меня взяли, так я с непривычки… – посмеялась она, вспоминая, и, вздохнув, добавила задумчиво: – Баба Маня у нас померла. Дед скучает, и Алешка.

Попили чайку, поговорили. Гость вспомнил о делах.

– Я приехал-то к вашему управу.

– Он на ферме. Алешка вас проводит. Только обедать – к нам. Василий придет. Он всегда дядю Левона поминает и братьев. Они же смолоду… – Хозяйка выбежала во двор, крикнула сына и вернулась. – Глядите к управляющему не заходите обедать, к нам, к нам. А то Василий обидится.

Отворилась дверь, вошел сынишка хозяйки, спросил:

– Звала, мама?

– Проводишь дядю на ферму. Найдешь управа. Понял?

– Санки еще одни с дедой отвезем, – сказал мальчик.

– Ху-ух, делучий… А то без тебя… С дедой…

Сын, ничего не отвечая, повернулся и вышел. Мать покачала головой, сказала, извиняясь:

– Проводит, проводит. Не дитё, а порошина в глазу. Кулугуристый… Быча.

Последнему слову гость посмеялся, но, когда шли они с мальчиком, понял, что слово точное.

Мальчик не больно разговаривал: «да» и «нет». Пухлая розовая губенка выпячивалась вперед, голова была крупной, лобастой. И словно бычился он, глядел недоверчиво, исподлобья.

– В каком же ты классе?

– Во втором.

– Как учишься?

– Без троек.

– В Вихляевке школа? – спросил гость и поглядел на далекую Вихляевскую гору, которая поднималась над округой и светила теперь снежной белью.

– В Вихляевке…

– Пешком или возят?

– Когда как… – уклончиво ответил мальчик.

– Ты в райцентре был?

– Приезжай в гости. У меня сын – ровесник твой.

На мальчике была телогрейка, перешитая из военного, защитного цвета, с ясными пуговицами.

– Мать ватник-то сшила?

– Баба, – коротко ответил мальчик.

– А валенки дед катал, – догадался гость, любуясь аккуратными черными катанками, мягкими даже на погляд.

– Молодец у тебя дед.

Мальчик покосился, давая понять, что эта похвала – лишнее.

Ферма стояла от хутора на отлете, в белом поле, чернея скирдами сена, соломы, силосными курганами. Приземистые строения по окна тонули в снегу. На крышах – пухлые высокие шапки.

Осень в округе тянулась долгая, с дождями. Лишь к Новому году подморозило, неделю шел снег. А теперь разъя́снило. Белесое солнце светило, не грея. Другой день тянул восточный жесткий ветер. Понизу мело. Ленивая поземка дымными ручьями обтекала снежные заструги.

На ферме, на базах ее, стоял птичий гвалт: стайки воробьев перелетали с места на место, ища легкой поживы: тяжелые голуби поднимались сизой тучею, закрывая небо, делали круг и опускались; стрекотали говорливые сороки; чопорное воронье расселось на жердях изгороди в терпеливом ожидании.

«Беларусь», синий тракторенок, пофыркивая дымом, пробирался глубокой колеей вдоль базов. Из прицепа, через рукав, сыпалась в кормушки желтая мешанина силоса. Коровы спешили к корму, слетались птицы.

Мальчик остановил трактор и крикнул:

– Дядя Коля! Управа не видал?!

– В водогрейке! – ответил тракторист. – И отец там.

Последняя скотина выбиралась из темных пещер коровника, от соломенного кургана, что высился посреди база, из-под загата, где в затишке, под ветром, теплей и покойней. Теперь все спешили к силосу, к еде, выстраиваясь над кормушками.

Баз опустел. И тогда объявился посреди него красный бычок. Маленький, взъерошенный, в сосулях, он стоял на снегу, ноги врастопырку, нитка пупка – чуть не до земли, голову опустил, словно обнюхиваясь.

Мальчик заметил его, позвал:

– Быча, быча… Чего тут стоишь?

Телок поднял голову.

– Какой-то ты… Мамка не облизала, глупая… – сказал мальчик и погладил по взъерошенной шерсти.

Бычок еще не походил на скотину, все в нем было детское: мягкое тело, тонкие, в камышинку, ноги, белые, не затвердевшие копыта.

Телок тронул носом руку мальчика и глядел на него большими синими, словно сливины, глазами.

– Ты тут, парень, задубеешь, – сказал мальчик. – Мамка-то где?

Ждать от телка ответа, тем более от такого, было трудно. Мальчик на приезжего оглянулся, сказал:

– Надо его хоть к загату отвесть, там теплей. Пошли, – подтолкнул он телка и почуял его хрупкую плоть.

Телок покачнулся и было упал, но мальчик повел его, оступаясь на ископыченной, колдобистой земле. Он довел бычка да загата – соломенной стены – и здесь отпустил.

– Вот и стой здесь. Понял?

Телок послушно прислонился бочком к соломе.

– Дишканит, – сказал, улыбнувшись, мальчик.

За воротами база стоял мужчина-скотник с вилами.

– Отца ищешь? – спросил он.

– Управа. Вот ему, – ответил мальчик, показывая на гостя.

– В водогрейке все.

– А у вас там телок, – сказал гость.

– Да… Вчера вроде не было.

– Значит, отелилась. Чего же вы его не определите никуда?

Скотник внимательно оглядел гостя, сказал бодро:

– Нехай пообвыкнется день-другой, трошки закалку возьмет. А там и определим. Вот так, – кашлянул он.

Воронье, сидевшее на жердях ограды, от гулкого кашля его лениво поднялось и снова уселось.

– Умная птица, – засмеялся скотник и, кинув на плечо вилы, пошел в коровник.

– Подохнет… – проговорил мальчик, не глядя на приезжего.

А в водогрейке было тепло и людно. Гудело в топке пламя, синел папиросный дым, и лежали на столе бело-рябые арбузы, корки от них и пара ломтей с алой мякотью в лужице сока.

– Откуда арбузы? – удивился приезжий. Управляющий отделением поднялся со скамьи, гостю навстречу, и объяснил:

– Когда силос закладывали, завалили туда несколько машин арбузов. С бахчей оборушки. И ныне открыли яму, прям расхорошие. Покушайте.

Мальчик взглянул на отца, тот понял его и дал ломоть. Гость ел, похваливая, потом спросил управляющего:

– Откуда у тебя телок на базу? У вас же молочного гурта нет?

– Яловых докармливаем. А они видишь… Какого уж бог подаст.

– Ну, и куда ты их?

– Куда… – хмыкнул управляющий, отводя глаза. – Туда. Кто их где ждет? Они же яловыми числятся. Попробуй переиграй. А то ты сам не знаешь…

– Знаю, – опустил глаза приезжий, – да как-то… Все же живая душа.

Управляющий лишь покачал головой. Мальчик доел ломоть, отец обтер ему ладонью мокрый рот и сказал:

– Ну, беги домой.

Мальчик пошел было напрямую к дороге, к дому. Но вдруг передумал и заспешил к скотьему базу. Там, в затишке, возле соломенной стены загата, красный телок стоял на том же месте.

Недолго думая, мальчик подошел к сену, скирды которого высились неподалеку. В прошлые годы, когда домашняя корова Зорька приносила телят, за ними ухаживали мальчик с покойной бабушкой Маней. И он знал, какое сенце нужно маленькому теленку, правда, попозднее. Зеленое, с листиками. Его пучком подвешивали, и телок похрумкивал.

В большом колхозном скирду найти такое сено было труднее, но мальчик нашел пучок-другой зеленой листовой люцерны и отнес телку.

– Ешь, – сказал он, – ешь, живая душа…

Живая душа… Это было умершей бабы Мани присловье. Она жалела всякую скотину, домашнюю, приблудную, дикую, а когда ее укоряли, оправдывалась: «А как же… Живая душа».

Телок потянулся к пучку сена, шумно понюхал его. А мальчик пошел домой. Вспомнилась бабушка, с которой жили они всегда, до этой осени. Теперь она лежала в земле, на заметенном снегом кладбище. Для мальчика баба Маня пока оставалась почти живой, потому что он долго знал ее и расстался недавно, и потому не мог еще привыкнуть к смерти.

Теперь, по дороге к дому, он поглядел на кладбище: в белом поле чернели кресты.

А дома дед еще не ушел с база: кормил и поил скотину.

– Деда, – спросил мальчик – телок может на одном сене прожить? Малый. Только родился.

– Молочка ему требуется, – ответил дед. – Ныне вот наша Зорька должна принесть. Телочка.

– Нынче, – обрадовался мальчик.

– Ныне, – повторил дед. – Ночь не придется спать. Караулить.

Корова стояла рядом, большая, бокастая, и шумно вздыхала.

Мальчик пообедал и убежал кататься с кургана и домой заявился лишь вечером.

В доме горели огни. В горнице, за столом, сидели приезжий и вся родня. Отец, мать, дед в новой рубашке, с расчесанной бородой, тетка с дядей и сестры. Мальчик неслышно вошел, разделся, пристроился на кухне и поел. И лишь тогда его заметили.

– А нам и в глаза не влезло, что ты пришел! – удивилась мать. – Садись с нами вечерять.

Мальчик мотнул головой, коротко ответил:

– Я поел, – и ушел в дальнюю комнату. Он стеснялся чужого.

– Ух, и натурный, – попеняла мать. – Прям старичок.

А гость лишь глянул на мальчика и тотчас вспомнил о теленке. Вспомнил и сказал, продолжая начатый разговор:

– Вот живой пример. Теленок, этот, на базу. Ведь колхоз должен лишней скотине радоваться.

– Дожилися… Хозяева… – покачал головою дед.

А мальчик зажег свет в комнате-боковушке, пристроился на кровати с книжкой. Но не читалось. Рядом, через комнату, сидели родные, слышался их говор и смех. Но было тоскливо. Мальчик глядел в темное окно и ждал, когда дед вспомнит о нем и придет. Но дед не приходил. Бабушка бы пришла. Она бы пришла и принесла вкусную печенюшку, из тех, что лежали на столе. Она бы пришла, села рядом, и можно было прилечь к ней на колени, ласкаясь и задремывая.

И снова вспомнилась баба Маня, словно живая. Так хотелось услышать ее голос, тяжелую шаркающую походку, почуять руку. В каком-то оцепенении мальчик поднялся, подошел к окну и, глядя в глухую синеву, позвал:

– Бабаня… Бабань… Бабанечка…

Он вцепился руками в подоконник и глазами впился во тьму, ожидая. Он ждал, слезы стояли в его глазах. Он ждал и, казалось, видел через тьму кладбище, занесенное белым снегом.

Бабушка не пришла. Мальчик вернулся к кровати и сел, теперь уже никуда не глядя, никого не ожидая. В комнату заглянула сестра. Он приказал ей:

– У-у, быча… – укорила сестра, но ушла.

Мальчик не слышал ее, потому что вдруг ясно понял: бабушка никогда не придет. Мертвые не приходят. Их уже никогда не будет, вроде и не было. Настанет лето, потом снова зима… Школу он кончит, в армию уйдет, а бабушки все не будет. Она осталась лежать в глубокой могиле. И ничем ее не поднять.

Слезы высохли. Стало вроде легче.

А потом вспомнился телок с колхозной фермы. Он должен умереть нынешней ночью. Умереть и тоже никогда не оживеть. Другие телки будут дожидаться весны и дождутся ее. Задрав хвосты, будут носиться по обтаявшему базу. Потом лето настанет, и вовсе хорошо: зеленая трава, вода, по выгону бродить, бодаться, играясь.

Мальчик решил все разом: он возьмет сейчас санки, привезет бычка и поселит в кухне, с козлятами. И пусть он не умирает, потому что живым лучше, чем мертвым.

Позади оставались желтые огни домов, впереди открывалась смутно белеющая степь и небо над ней.

Месяц уже истаивал, белый его рожок светил неярко: поблескивала накатанная дорога, посверкивал на застругах искрами снег. А в небе такой же молочный шлях тянулся через звездное поле, но ярче земного горели льдистые огни, от края до края.

Желтые фонари скотного двора и совсем робкие, прижмуренные окошки фермы ничего не освещали. Свет поярче лился от теплой кочегарки, где и теперь сидел человек.

Но мальчику не нужны были чужие глаза, и он обошел скотный баз снизу, от речки. Он сердцем чуял, что телок сейчас там, где он оставил его, у ворот, под стеною загата.

Телок был на месте. Он уже не стоял, а лежал, привалясь к стене соломы. И тело его, остывая, принимало холод, и лишь сердце еще слабо стучало в теплом нутре.

Мальчик распахнул пальто и, обняв теленка, прижался к нему, согревая. Сначала телок ничего не понял, потом заворочался. Мать он почуял, теплую маму, которая наконец пришла, и пахло от нее сладким духом, какого давно просила изголодавшая и иззябшая, но живая душа.

Он въехал на баз от сенника, из темноты, и втянул теленка в кухню, к козлятам. Учуяв человека, козлята затопотили, заблеяли, кинулись к мальчику, ожидая, что им привели матерей. Мальчик устроил теленка у теплой трубки и вышел во двор.

– Ну, моя хорошая, давай, давай… Давай Зорюшка…

– Деда! – позвал мальчик.

Дед с фонарем вышел на баз.

– Чего тебе?

– Деда, я телка привез, с фермы.

– С какой фермы? – удивился дед. – Какого телка?

– С колхозной. Он там к утру бы замерз. Я его привез.

– Кто тебя научил? – растерялся дед. – Ты что? Либо умом рухнулся?

Мальчик поднял на него вопрошающие глаза и спросил:

– Ты хочешь, чтобы он помер и его кобели по хутору таскали? А он – живая душа… да!

– Погоди. Паморки отбил. Это какой телок? Обскажи.

Мальчик рассказал сегодняшнее, дневное, и снова попросил:

– Деда, пускай он живет. Я за ним буду доглядать. Я совладаю.

– Ладно, – выдохнул дед. – Чего-нибудь придумаем. Ох, отцу-то, отцу неладно. Он где, телок-то?

– В кухне, у козлят отогревается. Он нынче не ел.

– Ладно, – махнул рукой дед, ему вдруг почудилось нужное. – Семь бед… Только бы нас Зорька не подвела. Я тут сам управлюсь. И молчи. Я сам.

– Ты где пропадал? – спросила мать.

– У Шляпужков, – ответил он ей и стал собираться ко сну.

Он чуял, что его познабливает, и, когда очутился в постели, устроил себе тесную пещерку под одеялом, надышал ее до жары и лишь потом высунулся наружу, решил дождаться деда.

Но разом сморил его крепкий сон. Сначала мальчик вроде все слышал и видел: огонь в соседней комнате, голоса, и рожок месяца в верхней шипке окна светил ему. А потом все затуманилось, лишь белый небесный свет становился ярче и ярче, и теплом пахнуло оттуда, таким знакомым, родным, что, даже не видя, мальчик понял: это баба Маня идет. Ведь он звал ее, и она, поспешая, идет к внуку.

Тяжело было открыть глаза, но он открыл их, и ослепило его светлое, словно солнышко, бабы Мани лицо. Она торопилась навстречу, протягивая руки. Она не шла, не бежала, она плыла по ясному летнему дню, а рядом с ней красный телочек вился.

– Бабаня… Быча… – прошептал мальчик, и тоже поплыл, раскинув руки.

Дед вернулся в хату, когда за столом еще сидели. Он вошел, встал у порога и сказал:

– Радуйтесь, хозяева… Зорька двух принесла. Телочка и бычок.

Из-за стола и из хаты всех разом выдуло. Дед усмехнулся вослед и прошел к внуку, свет зажег.

Мальчик спал. Дед хотел было погасить свет, но рука остановилась. Он стоял и глядел.

Как хорошеет детское лицо, когда сморит его сон. Все дневное, отлетев, не оставляет следа. Заботы, нужды еще не полонили сердце и ум, когда и ночь – не спасенье, и дневная тревога дремлет в скорбных морщинах, не уходя. Все это – впереди. А теперь добрый ангел мягким крылом своим прогоняет несладкое, и снятся золотые сны, и расцветают детские лица. И глядеть на них – утешенье.

Свет ли, топот ли на крыльце и в коридоре потревожили мальчика, он заворочался, зачмокал губенками, прошелестел: «Бабаня… Быча…» – и засмеялся.

Дед погасил электричество, дверь прикрыл. Пусть спит.