Основные проблемы творчества достоевского. Религиозно-нравственная проблема свободы личности в творчестве достоевского. Список использованной литературы

Федор Михайлович Достоевский родился 30 октября (11 ноября) 1821 года в Москве. Во флигеле Мариинской больницы, где жила тогда семья, прошли его детские годы. Социальное окружение семьи много значило в становлении мироощущения Достоевского.

Мир вокруг него изобиловал контрастами общественных положений, имущественных состоя­ний. Все это в сознании будущего писателя возбуждало вопросы о сущности человека, об истинной, безусловной ценности личности.

С детских лет в сознание Достоевского прочно вошел Пушкин - как самое полное и гармоничное выражение русского духа.

Целью всей художественной работы Достоевского: «При полном реализме найти в человеке человека» .

Пафос раннего творчества Достоевского демократический и гуманистический . Все произведения этого периода проникнуты «глубокой болью о человеке» (Н.А. Добролюбов), состраданием к бедным, униженным и оскорбленным.

Как отмечает Н. Бердяев, Достоевский в начале творческого пути – прежде всего психолог, «гуманист наивный, несвободный от сентиментальности».

Литературная деятельность началась с перевода романа Бальзака «Евгения Гранде», что стало серьезной школой понимания и изображения человека для начинающего писателя. Кроме того, сближение с В. Белинским и его кругом, влияние школы Гоголя способствовали формированию реализма.

А) Традиции «натуральной школы» в романе «Бедные люди»

В начале пути Достоевский опирается на традиции «натуральной школы» , которая держала курс на сближение искусства с действительностью, на изображение жизни во всех ее будничных и типических процессах.

Социально-психологический роман «Бедные люди» (1846) , опубликованный в «Петербургском сборнике» Некрасова, стал свидетельством возрастающей зрелости реалистического направления в творчестве Достоевского, вершинным романом «натуральной школы». Не случайно Белинский назвал его «первой попыткой у нас социального романа», а Некрасов после прочтения рукописи воскликнул: «Новый Гоголь явился», отметив тем самым глубинную связь начинающего писателя с Гоголем.

Традиции:

1. Создание образа Петербурга – города социальных контрастов – с его обителями «чердаков» и «подвалов». Изображение картин жизни беднейших жителей Петербурга, бесправных социальных кругов (студент Покровский, семья Горшкова).

2. Принципы социальной типизации: тип маленького человека – мелкого чиновника, униженного, бесправного, угнетенного своим социальным положением.

Новаторство:

1. Первостепенное внимание к личности . Сосредоточенность на изображении внутреннего мира героев во всей его сложности. В.И. Кулешов не случайно дает такое жанровое определение, как «роман переживаний». Эта особенность диктует выбор эпистолярной формы повествования, которая связана с отсутствием фигуры «издателя» (как формы выражения авторской позиции), подчеркивающим свободу самораскрытия и самовыражения персонажей.

2. Новая трактовка образа маленького человека. Противоречивость Макара Девушкина, для которого страшна не бедность, а отсутствие самоутверждения, что приводит к развитию болезненного самолюбия . Достоевский раскрывает самосознание маленького человека, способного чувствовать, мыслить, говорить. М.Бахтина: "Самосознание - это художественная доминанта построения образа героя в романе Достоевского". Гуманистический пафос романа в словах: «Бедный человек тоже человек». Раскрытие темы человеческого достоинства «маленьких людей».

На одном из собраний петрашевцев Достоевский читал знаме­нитое письмо Белинского к Гоголю. В конце апреля 1849 года петрашевцы были арестова­ны и заключены в Петропавловскую крепость. 22 декабря Достоев­ский вместе с товарищами пережил на Семеновском плацу страш­ные минуты ожидания казни. С января 1850 по январь 1854 года Достоевский пробыл в Омском остроге . Там он сполна познал все стороны каторжной жизни, там выстрадал он новый взгляд на народ, новую веру в человека.

К концу пятидесятых годов социально-этические и художествен­ные искания писателя сосредоточиваются вокруг центральной для зрелого творчества темы - темы нравственного распада , глубоко поразившего современное общество и личность. Эта тема разрабатывается в повести «Дядюшкин сон» (1858)

Летом 1859 года Достоевский приезжает в Тверь, а с конца того же года поселяется в Петербурге. С этой поры начинается послед­ний период его деятельности, отмеченный наивысшей идейной и твор­ческой активностью.

Он открывается романом «Униженные и оскорбленные» (1860- 1861) , важным подступом к большим вещам писателя. В нем воскре­шаются многие мотивы раннего творчества и переплетаются с новыми мотивами, создавая сложную идейно-художественную ткань, что как раз и отличает произведения последнего периода.

Здесь впервые у писателя намечается новый тип литературного героя - герой-идеолог (Князь Валковский) , несущий в себе определен­ное нравственное, социальное качество и в поступке, и в «теоретиче­ском» осмыслении и оправдании. В последующих романах такой герой получит более сложное внутреннее содержание, значение же его в произведении неизмеримо возрастет, и в связи с этим претерпит коренные изменения сама жанровая форма, преобразится весь строй и стилистика романа.

Намечена в образе Наташи, пока еще вскользь, еще одна важней­шая для Достоевского тема: путь к будущему счастью с Алешей неизбежно лежит через страдания .

В 1860 году Достоевский вместе с братом Михаилом Михайло­вичем предпринимает издание журнала «Время». В нем писатель развертывает программу «почвенничества» . Девизом нового направления было восстановление связи духов­ной и общественной жизни России с исконными народными началами , с национальной «почвой»

Пятикнижие: «Преступление и наказание" (1866), "Идиот" (1868), "Бесы" (1872) "Подросток" (1875), и "Братья Карамазовы" (1880)

Социальной базой творчества Д. является мещанство , разлагающееся в условиях капиталистического развития. Характер этой общественной группы запечатлелся в отличительных особенностях стиля Д. На стиле Д. лежит печать мрачного трагизма . И это потому, что мещанство, породившее этот стиль, находилось в поистине трагическом положении.

Постоянной темой Д. является истерическая, с мрачной развязкой, борьба за честь униженного в своем человеческом достоинстве мещанина . Мотивы его творчества складываются из многообразных проявлений патологической борьбы за честь.

Динамизм, напряженная событийность и притом событийность хаотическая, беспорядочная, ошеломляющая всякого рода неожиданностями, - характернейшая черта композиции Д. Эта особенность выражается, прежде всего, в композиционном использовании времени у Д. Действие его произведений развертывается в исключительно короткие отрезки времени , как ни у кого из других классиков русского романа.

Хаотический динамизм, характеризующий композицию произведений, характерен и для их слога . Речь рассказчиков и героев тороплива, лихорадочно суетлива, слова впопыхах громоздятся друг на друга, то образуя нестройный поток предложений, то падая короткими отрывистыми фразами.

Создавая в «Преступление и наказание» (1865-66) новую форму русского романа, Достоевский синтезировал в ней множество разно­типных черт этого жанра - от бульварного, уголовно-авантюрного до романа-трагедии. Здесь органически связались важнейшие темы его творчества. Тема социального гнета, тема насилия, нравственного распада в личности и обществе, тема денег, тема двойничества.

Петербургские реалии выступают здесь не как «фон» - они принадлежат к идеологическому плану романа и зачастую имеют символическое значение, как, например, лестницы, городская площадь и др.

Мир «Преступления и наказания» - это мир города . В романе
воссоздана подлинная топография, натуралистически обнажена
«физиология» Петербурга . Мир кротких и страдающих героев прежних произведений сомкнул­ся с миром сильных натур, с проявлениями титанической воли и могучих страстей.

Герой угнетен не столько нищетой и безвыходностью своего положения, сколько сознанием нелепости и жестокости жизни , изму­чен бессильной ненавистью к косному миропорядку. Мотивы безысходности : встреча с Мармеладовым, чтение письма матери.

Особенность главных героев Достоевского в том, что они не признают умеренности в душевных движениях , не опасаются перейти обыденную грань в них, не дорожат покоем и равновесием, нарушают принятые нормы и мерки.

К полному «жизненному знанию», к истине Раскольников идет через страдание . Он страдает от социального зла, бросается к ложно­му выходу из него, обрекает себя на муки нравственного отчужде­ния и, наконец, через болезненную ломку ложных убеждений, посте­пенно обретает общность с людьми. Прорваться к «живой жизни» ему удается тогда, когда он сопри­касается со страданием других людей, когда возникает момент со­страдания (в доме Мармеладова)

В «отыскании» человека в Раскольникове, в воскресении его духа главную роль играет Соня. Через ее судьбу герой осознает «все страдание человеческое» и поклоняется ему. Но принимает его - как путь к очищению и счастью - далеко не сразу. Кульминация отношений Раскольникова и Сони - чтение главы из Евангелия .

Влияние Достоевского на последующую литературу колоссально и по следствиям своим бесконечно многообразно. Именно его твор­чество стало одним из важнейших факторов продвижения не только в литературу, но и в философию экзистенциальной проблема­тики - особенно с начала XX столетия. Для многих писателей с принятием такой мировоззренческой ориентации был связан повы­шенный интерес к психологически сложным типам личности, к ката­строфическому сюжетному развитию, к трагическим коллизиям в жизни.

Творчество Достоевского сосредоточено вокруг вопросов философии духа, - это темы антропологии, философии истории, этики, философии религии. В этой области обилие и глубина идей у Достоевского поразительны, - он принадлежит к тем творческим умам, которые страдают от изобилия, а не от недостатка идей. Не получив систематического философского образования, Достоевский очень много читал, впитывая в себя чужие идеи и откликаясь на них в своих размышлениях. Поскольку он пробовал выйти за пределы чисто-художественного творчества, он, все равно, оставался мыслителем и художником одновременно всюду. Его «Дневник Писателя», оригинальный по своему стилю, постоянно заполнен чисто-художественными этюдами.

Философское творчество Достоевского имеет не одну, а несколько исходных точек, но наиболее важной и даже определяющей для него была тема о человеке. Вместе со всей русской мыслью Достоевский-антропоцентричен, а его философское мировоззрение есть, прежде всего, персонализм, окрашенный, правда, чисто этически, но зато и достигающий в этой окраске необычайной силы и глубины. Нет для Достоевского ничего дороже и значительнее человека, хотя, быть может, нет и ничего страшнее человека Человек-загадочен, соткан из противоречий, но он является в то же время - в лице самого даже ничтожного человека - абсолютной ценностью. Поистине-не столько Бог мучил Достоевского, сколько мучил его человек, - в его реальности и в его глубине, в его роковых, преступных и в его светлых, добрых движениях. Обычно-и справедливо, конечно, - прославляют то, что Достоевский с непревзойденной силой раскрыл «темную» сторону в человеке, силы разрушения и беспредельного эгоизма, его страшный аморализм, таящийся в глубине души. Да, это верно. Антропология Достоевского прежде всего посвящена «подполью» в человеке. Было бы однако, очень односторонне не обращать внимания на то, с какой глубиной вскрывает Достоевский и светлые силы души, диалектику добра в ней. В этом отношении Достоевский, конечно, примыкает к исконной христианской (то есть святоотеческой) антропологии; Бердяев совершенно неправ, утверждая, что «антропология Достоевского отличается от антропологии святоотеческой». Не только грех, порочность, эгоизм, вообще «демоническая» стихия в человеке вскрыты у Достоевского с небывалой силой, но не менее глубоко вскрыты движения правды и добра в человеческой душе, «ангельское» начало в нем. В том-то и сила и значительность антропологического антиномизма у Достоевского, что оба члена актиномии даны у него в высшей своей форме.

Психологический волюнтаризм переходит у Достоевского незаметно в иррационализм, в признание, что ключ к пониманию человека лежит глубже его сознания, его совести и разума, - в том «подполье», где он «сам». Онтология человека определяется этой жаждой свободы, жаждой быть «самим собой», - но именно потому, что Достоевский видит в свободе сокровенную суть человека, никто глубже его не заглядывал в тайну свободы, никто ярче его не вскрывал всю ее проблематику, ее «неустроенность». С особенной силой и болью говорит Достоевский о том, что преступление совсем не означает природной аморальности, а, наоборот, свидетельствует (отрицательно) о том, что, отходя от добра, человек теряет нечто, без чего ему жить нельзя. Проблематика свободы в человеке есть вершина идей Достоевского в антропологии; свобода не есть последняя правда о человеке-эта правда определяется этическим началом в человеке, тем, к добру или злу идет человек в своей свободе. Свобода открывает простор для демонизма в человеке, но она же может возвысить ангельское начало в нем.

Эта сторона в антропологии Достоевского часто забывается или недостаточно оценивается, - между тем в ней лежит ключ к объяснению той системы идей, которую мы характеризовали выше, как «христианский натурализм» у Достоевского. Приведенные мельком (в «Идиоте») слова о том, что «красота спасет мир», вскрывают эту своеобразную эстетическую утопию Достоевского. Все его сомнения в человеке, все обнажение хаоса и «семени смерти» в нем нейтрализуются у Достоевского убеждением, что в человеке таится великая сила, спасающая его и мир, - горе лишь в том, что человечество не умеет использовать эту силу. В «Дневнике Писателя» (1887 г.) Достоевский написал однажды: «величайшая красота человека, величайшая чистота его… обращаются ни во что, проходят без пользы человечеству единственно потому, что всем этим дарам не хватило гения, чтобы управить этим богатством». Значит, ключ к преображению, к устроению человека в нем есть, и мы только не умеем овладеть этим ключом. Старец Зосима высказал такую мысль: «мы не понимаем, что жизнь есть рай (уже ныне, В. 3.), ибо стоит только нам захотеть понять, и тотчас же он предстанет перед нами во всей своей красоте». В замечательных словах Версилова («Подросток») по поводу картины Лоррена выражена та же мысль о том, что свет и правда уже есть в мире, но остаются нами незамеченными. «Ощущение счастья, мне еще неизвестное, прошло сквозь сердце мое даже до боли». В чудной форме это ощущение святыни в человеке передано в гениальном «Сне смешного человека». В материалах к «Бесам» находим такое место: «Христос затем и приходил, чтобы человечество узнало, что и его земная природа, дух человеческий может явиться в таком небесном блеске, на самом деле и во плоти, а не то что в одной мечте и в идеале, - что это и естественно и возможно». Как ясно из этих слов, это основное учение Достоевского о человеке ближе к антропологии Руссо (с его основным принципом о радикальном добре в человеке), чем к антропологии Канта (с его учением о «радикальном зле в человеке»). В антропологии Достоевского, и самом восприятии человека у него на первый план выступает этическая категория. Действительно, размышления на этические темы, заполняющие его произведения, определяются этим изначальным этицизмом мысли Достоевского. Его этический максимализм, вся страстная напряженность этических исканий, придающая такую глубокую значительность его основным художественным образам, - все это вытекает из того, что в нем доминирует над всем проблематика добра и путей к нему.

Мысли Достоевского чрезвычайно присуща диалектическая сила-он вскрывает антиномичность там, где другие успокаиваются на незаконном расширении какого-либо одностороннего предположения. Лишь уяснив антиномии, заключенные в реальности, даже заострив их, он подымается над ними. И везде этой высшей сферой, где «примиряются» противоречия, является «горняя сфера», область религии. Это постоянное восхождение к религиозным высотам и делает Достоевского вдохновителем русской религиозной философии в дальнейших поколениях (Бердяев, Булгаков и др.). Но у самого Достоевского его религиозные искания достигают наибольшей остроты в его историософии. У Достоевского русская историософская мысль возвращается к религиозному пониманию истории, но так, что свобода человека является, по божественному замыслу, как раз основой исторической диалектики.

В мировоззрении Ф. М. Достоевского нравственные проблемы свободы воли, своеволия человека занимают центральное место. Глубина их постановки, беспощадный реализм, с каким писатель поднимал «больные» вопросы своего времени, ставят Достоевского в один ряд с его величайшими современниками.

Романы Достоевского - это эксперименты в поисках божественного стержня в человеке. Их герои – это не просто образы русских людей, но и воплощение религиозно-мистического характера русской культуры. «Если с этой точки зрения мы вчитаемся глубже в произведения Достоевского, то заметим, что сюжетные связи его образов равнозначны связям идей, которые он воплощает в этих образах. Не будет преувеличением определить творчество Достоевского как философскую систему в образах, которая покоится на широкой социально-психологической базе и связана с т. н. «последними» религиозными проблемами»¹.

По мысли Достоевского, признание вины как следствие всеобщей греховности является высшим проявлением человеческой свободы. В этом русский писатель видит и суть христианства. «Делая человека ответственным, христианство тем самым признает и свободу его»².

Проблема преступления – одна из ведущих в творчестве Достоевского. Она важна не сама по себе. Автор подает ее в комплексе с другими, связывает с проблемами личности, этического выбора, с идеей о переустройстве мира, с нравственными исканиями Бога и т. д.

Нет сомнения в том, что Достоевский данную проблему рассматривает прежде всего как социальную. Социальное преступление обращено, как правило, на социальную среду. Главным мотивом таких преступлений становится социальный аспект: бедность, насилие, социальное неравенство. Преступление формируется как социальный отзыв – естественно и закономерно. На эту тему написана большая научная литература³.

Вместе с тем проблема преступления занимает писателя и как психологическая. Психология преступления связана у Достоевского с философией личности, с проблематикой добра и зла. По мысли автора «Записок из мертвого дома», бывшего каторжника, в природе любого человека зло и склонность к преступлению заложены изначально. Достоевский никогда не мог забыть некоего Газина, выведенного в «Записках», который резал маленьких безвинных детей и наслаждался их предсмертным «голубиным» трепетом. Инстинкты зла, как и инстинкты добра, в одинаковой мере равенства гнездятся в природе человека – таков вывод писателя.

Проблемы сознательного и бессознательного, социального и асоциального (мифологического, архаического и т. д.), рационального и алогического, открытые Достоевским в человеке, получили дальнейшее развитие в трудах Ф. Ницше и 3. Фрейда, А. Жида, К. Юнга, Э. Фромма и других.

Проблему преступления писатель связывает с мировоззренческим аспектом. Это преступление идейное. Анализу такого преступления Достоевский посвящает роман «Преступление и наказание».

Идейное преступление, по мнению писателя, такое же преступление, как и всякое другое, но в то же время наиболее опасное: у преступника всегда есть «уловка», безусловное убеждение в том, что совершаемое им преступление есть благо. Однако Достоевский уверен в том, что никакое благо не может быть куплено ценой преступления. Воспрепятствуют этому законы живой жизни, законы личности, законы совести. Писатель показывает, что человек, преступивший нравственный закон, стоит вне человеческого сообщества.

Мысль Достоевского о человеке (всегда остававшемся для него «тайной», которую надо разгадать) и об обществе, как правило, соотносится с идеей мирового переустройства. Проблема изменения «лика мира сего» тревожила не одного Достоевского. Все социальные теории, начиная с древних времен и кончая нынешними, ставят вопрос о несправедливости миропорядка, а их авторы ищут пути и способы его гармонизации. Во главе угла оказывается спор о человеке. Именно человек становится «камнем преткновения» в его решении.

Достоевский считал, что никакие социальные и философские теории не способны смоделировать образ человека будущего, никакие математические расчеты не в силах приблизить «хрустальный дворец», идеал всечеловеческого счастья, что позитивистские и материалистические теории по сути своей ошибочны, потому что строят свои представления о мире и человеке на основаниях науки, знания, утилитаризма, прагматизма, практического интереса и пользы – на отвлеченном знании и абстракциях. Писатель привлек внимание к коренной черте человека – к своеволию. Закон «самости» противостоит закону «стада», индивидуализм – коллективизму, хотение – разумности, исключение – правилу.

Все позитивистские и материалистические концепции базируются на требовании разумного отношения к действительности, в основе их лежит разум как инструмент, единственно познающий мир. Их рассудочные обоснования этики и нравственного закона Достоевскому кажутся сомнительными. Законы разума, по его мнению, не могут удержать человека в границах нормативного социального поведения. Писатель, по выражению Р. Лаута, «совершенно не принимает этику чистого разума»⁴. Лаут считает, что «Достоевский говорит о рационалистической или рассудочной этике, в которой разумное познание связано с опытом, и именно с опытом, который становится опытной наукой вследствие переработки эмпирического материала. Для этики в этой связи важное значение имеет критика науки, которая отмечена несовершенством и односторонностью, исходя, к примеру, из усмотрения лишь чувственной, внешней стороны действительности, из одностороннего рассмотрения доступного рассудку только количественного, того, что поддается подсчету или субординации, а также из пренебрежения к духовной сущности человека»⁵.

Достоевский, несомненно, восстает против выводов естественнонаучного и социального знания. Он говорит о непредсказуемости человека, о том, что человеческая воля может оказаться преградой на пути к регламентируемому обществу. Выступая против Бентама, Спенсера и Маркса, учения которых ему были известны, против их позиции о том, что человеческая воля направляется волей объективной действительности, что она согласуется и определяется ею, что свобода воли человека – миф, что человек – лишь продукт естественнонаучного знания, отражатель исторических, биологических, политэкономических закономерностей, Достоевский защищает право личности быть собой, отвечать за себя, в полной мере нести ответственность перед людьми и Богом. Выразителем позитивистской этики в творчестве Достоевского выступает Иван Карамазов, оценивший совесть как религиозный предрассудок: «Совесть! Что совесть? Я сам ее делаю! Зачем же я мучаюсь? По привычке. По всемирной человеческой привычке за семь тысяч лет. Так отвыкнем и будем боги»⁶. Эта позиция, по мнению писателя, угрожает антропофагией, развитием преступности в небывалом масштабе.

По мысли писателя, нравственные принципы не следует выводить из области биологии: «Уж как докажут тебе, что, в сущности, одна капелька твоего собственного жиру тебе должна быть дороже ста тысяч тебе подобных и что в этом случае разрешатся под конец все так называемые добродетели и обязанности и прочие бредни и предрассудки»⁷, т. е. ничего не остается, как принять этот вывод, добытый научным путем.

Достоевский опирается на А. Шопенгауэра в том, что эгоистическую волю очень трудно направить и использовать для блага общества. Как известно, Шопенгауэр утверждал, что кантовская максима: человек должен вести себя так, чтобы его поведение могло стать принципом всеобщего законодательства; что такое поведение принесет индивидууму большую пользу – ничего не имеет общего с законами человека и общества. Он критиковал Канта в «Основах морали»: «Если я снимаю условие, согласно которому я как более слабый элемент должен страдать от беззакония, вытекающего из неправедного деяния, я вижу в себе (доверяя моим превосходящим духовным и физическим силам) только всегда активную, а не пассивную единицу при выборе всеобщей максимы; поэтому, предполагая, что нет другого основания морали, кроме кантовского, очень легко могу принять в качестве всеобщей максимы несправедливость и отсутствие любви»⁸.

У Достоевского к аналогичному выводу приходит Раскольников, возражая Лужину, стороннику прагматического взгляда: «Доведите до последствий, что вы давеча проповедовали, и выйдет, что людей можно резать»⁹. По убеждению писателя, никогда нельзя добиться отчетливого разграничения того, что подходит обществу, а что индивидууму, поскольку между индивидуумами из-за собственных выгод идет постоянная борьба за власть и обладание, в которой каждый стремится отстоять свою пользу, пренебрегая общественной.

Вот почему Достоевский считает, что рассудок, разум не могут дать нравственные ориентиры, не могут даже выдвинуть нравственные требования, поскольку нравственное познание питается не одним только разумом и внешним опытом. Писатель считает, что существуют источники другого, внутреннего опыта, опыта чувства и сердца. Его он называет опытом «натуры». Вне зависимости от разума чувство способно проникать в самые сложные явления, поскольку в нем заключено высшее знание – знание нравственное. Чувство без «научения» знает нравственную правду. Достоевский поднимает вопрос: откуда берутся это знание, эта уверенность в нравственном чувстве?

Рассуждая об этом в «Кроткой», он приходит к выводу: это чувство правды и меры, нравственное чувство «уже дано самой жизнью» (курсив мой. – Ю. С.)¹⁰, т. е. это знание соответствует отношению человека к Богу. По убеждению писателя, «нравственные идеи... вырастают из религиозного чувства»¹¹. Именно здесь осуществляется связь чувства с сознанием, разумом. Если отсутствует этот «контакт», нравственное чувство не получает эмоционального знания о нравственном, оно гибнет и вырождается. По Достоевскому, именно чувство, а не разум направляет и на дурной, и на хороший поступок.

В своем творчестве писатель показывает конфликт разума и натуры, рассудка и сердца. Сам Достоевский выдвигает на первый план этику чувства: следует идти за импульсами чувства, натуры, а не за принципами и максимами разума. Основа нравственного прозрения формируется понятиями чувства.

Основное чувство – совесть. Н. Бердяев называл совесть «органом восприятия Бога»¹². По Достоевскому, совесть – регулятор этики. Она дает представление о дурном и хорошем, она указывает путь поведения. Совесть пробуждает нравственную природу человека даже в закоренелом преступнике. «Совесть – это уже раскаяние», – писал Достоевский¹³. В страданиях, в угрызениях совести содержится наказание за совершенное зло, и это единственное, что способно утихомирить злые страсти.

С понятием совести у Достоевского связано еще одно важное положение. Необходим тот высший нравственный регулятор, который определяет нравственные максимы. Писатель видит его в феномене Иисуса Христа. Не только благодаря голосу совести, но и путем высшего божественного откровения человечество приходит к усвоению своей нравственной идеи.

У Достоевского Иисус Христос воплощает не только религиозную идею, но и идеальную, светлую личность. В нем он видит истину, человек может прикоснуться к «мирам иным»¹⁴, к высшему нравственному закону своей верой в идеал, своей ориентацией на нравственный закон.

Если отвергать связь с «мирами иными», то тогда человек – «мир земной» и ему «все позволено»¹⁵, он может вести себя по своему усмотрению, для него в этом случае нравственный закон не дан. Место нравственного закона заступает мнимый научный опыт, что всегда ведет к утверждению эгоистической воли ради поддержания и укрепления собственного бытия. Этот закон самоутверждения, по мысли Достоевского, равен самоуничтожению человечества, потому что он проявляется в практической поговорке и философской формуле «Человек человеку волк».

С точки зрения Достоевского, чем больше человек стремится к совершенным помыслам, тем ближе он соприкасается с Богом. Это стремление личности к совершенству писатель понимал как нравственное поведение, как должное поведение. Однако понятие долга у него имеет другой смысл по сравнению с понятием долга у Канта. Достоевский отвергал внешнее понятие долга, для него это было понятием произвола, чужим повелением, повиновением чужой воле. Писатель отмечает: «Всякая непременность... в деле любви похожа будет на мундир, на рубрику, на букву... Надо делать только то, что велит сердце: велит отдать имение – отдайте, велит идти работать на всех – идите... обязательна и важна лишь решимость ваша делать все ради деятельной любви, все, что можно, что сами искренно признаете для себя возможным»¹⁶. Только свободное проявление воли, добровольная жертва, долг деятельной любви, по Достоевскому, формируют нравственную позицию, верное понимание этической нормы.

В отношении нарушения этой нормы и возникает в философии Достоевского проблема добра и зла. Закон добра основан на законе любви. Иной закон, по мысли писателя, исходит из утверждения «Я». В зависимости от нравственной ориентации «Я» Достоевский определяет ценность идеала.

Вот как определяет Рихард Лаут понятие добра у Достоевского: «1. Добро есть то, что мы любим. Это значит, что все, что принимает любящая душа, является добром. Сияние любви и ее одобрение является признаком доброты. 2. Добро есть то, что согласуется с нашим чистым чувством красоты. Достоевский различает многие ступени прекрасного, среди них и чистую красоту, которая является отражением нравственного бытия.

Это последнее он называет также духовной красотой. Все, что выражает эта красота и воспринимает наша чувствующая душа, овладевая этой красотой, является также и добром, поскольку они связаны между собой тесными узами. 3. Добро есть то, что принимается сердцем, чувствами и совестью. Так как непорочное чувство (совесть, сердце) является надежнейшим показателем нравственного закона, оно четко признает и добро»¹⁷.

В философии Достоевского различаются разные ступени нравственного бытия. Например, преступления Раскольникова и Свидригайлова в «Преступлении и наказании» не могут быть поставлены на один уровень: у них разные уровни нравственного бытия. Р. Лаут отмечает, что Достоевский подчеркивает их различие путем разных символических сфер: «огнем и кровью – у Раскольникова и затхлой водой – у Свидригайлова»¹⁸. Это, однако, не совсем точная интерпретация. Г. Д. Гачев указывает: «Порфирий Петрович и Раскольников – это вариант русской архетипической пары: от Камень – кесарево начало»¹⁹.

Р. Лаут выделяет в творчестве Достоевского четыре ступени зла²⁰. На первую ступень он ставит людей, увлеченных великой страстью (Митю Карамазова и Рогожина). На вторую – всех низких сладострастников, интриганов – тех, чья «воля с растлением чувств угасла»²¹ (героев-мертвецов из «Бобка»). На третью (он ее делит на верхнюю и нижнюю) поднимаются теоретики, которые идею ставят выше жизни (Раскольников, Иван Карамазов) и в которую веруют, и, наконец, на последней оказываются герои без идеи, кого отличает разумная злоба, холодное спокойствие (Ставрогин)²². Эти четыре ступени, обозначающие уровни зла, конечно же, достаточно схематичны. Более того, на наш взгляд, вторую следует опустить на третью позицию, а третью поставить вслед за первой. В этом случае эти четыре ступени зла смогли бы изобразить четыре ступени преступлений против нравственности: представителей первых двух Достоевский не исключает из числа тех, кто способен к перерождению духовному (Митя Карамазов, Раскольников, Иван Карамазов), а вот последним (Свидригайлову, героям «Бобка» и Ставрогину) не дано воскреснуть или измениться: за смертью они найдут только смерть.

По Достоевскому, зло можно умертвить только стремлением к самосовершенствованию, попыткой обретения этической свободы. Понятие этической свободы тоже неодномерно в творчестве писателя, в его философии. Здесь можно различить разные формы:

1. 
   

   социальная свобода, которую дают деньги и власть;

   
   
2. 
   

   физическая свобода без денег и власти;

   
   
3. 
   

   свобода внутреннего самоопределения.

   
   

Первые две относятся к внешней форме свободы, третья – к внутренней. Путь к подлинной свободе – это путь к самому себе внутреннему, к личности, способной овладеть своими страстями и запросами, подчинить их волей, усмирить себя. Воля к жизни нуждается в идее, приобретает в идее цель. По Достоевскому, чем сильнее воля к жизни, тем более она наполнена Богом. Им определяется духовная жажда. Степенью духовной жажды измеряются нравственные потенции человека. Достоевский записывает: «Да уж одно ношение жажды духовного просвещения есть уже духовное просвещение»²³. Писатель убежден в том, что только огромная жажда нравственного бытия мощно движет человека до самой смерти, она способна поднять его и в глубоком падении, спасти и восторжествовать над жаждой материальных и чувственных наслаждений.

Если нравственная жажда приводит к «обновлению» последних преступников, то ложь губит нравственное бытие человека. Ее преодоление на пути к нравственному бытию Достоевский считал самым трудным делом. Ложь обессмысливает бытие, погружает в бездну зла, опутывает, и только один способ ее победить – «узреть» ложь.

Смысл нравственного бытия Достоевский поставил в зависимость, во-первых, от идеи бессмертия, во-вторых, от идеи страдания. Если нет бессмертия, тогда все приходит к гибели, тогда нет опоры, которая могла бы обозначить творение как нечто неизменное и вечное, тогда нет смысла в существовании. Отсутствие бессмертия ставит под вопрос и существование Бога. Вопросы о смысле бытия, о Боге и бессмертии связаны в метафизической философии Достоевского между собой.

Другая идея, ставящая под сомнение смысл нравственного бытия, – это идея страдания. В мире много страданий. Если человечество не перестает страдать на протяжении всей истории, веря в лучшее будущее, которое не наступает, резонно задать вопрос, как Иван Карамазов: «Кто же это так смеется над человеком?»²⁴ Страданию взрослых можно подобрать мотивировки, но как объяснить страдания детей? О страданиях детей писатель сообщает в «Дневнике писателя», разбирая судебные процессы Джунковских и Крониберга, дело Корниловой, рассказывая о смерти бедного мальчика в святочном рассказе «Мальчик у Христа на елке».

В проблеме самоубийства писатель увидел теоретический аспект, психологические «надрывы», философские обоснования. По мысли Достоевского, самоубийства – признак общественной болезни. Этот феномен проявляется в эпохи хаоса, разброда, в моменты, когда «помутились нравственные источники жизни»²⁵. Сообщениями о самоубийствах полон «Дневник писателя». Самоубийцы: Кириллов в «Бесах», Свидригайлов в «Преступлении и наказании», Ставрогин в «Бесах», Смердяков в «Братьях Карамазовых» и т. д. Все они совершают преступления не только против человечества, самих себя, но и против Бога. Что же становится причиной самоубийства?

Один из мотивов «идейного» самоубийства («Бесы», «Приговор» в «Дневнике писателя») – это мотив человекобога: создание нового мира без страха смерти. У этого мотива есть еще одна сторона: собственная жизнь рассматривается как протест против бессмысленного мира. Жизненный опыт показывает, что человек по законам природы должен ей подчиняться. Он не может требовать от нее отчета и не может понять смысл жизни: природа не отвечает на вопросы человека.

В этом случае самоубийца из «Приговора» считает: «Так как я... при таком порядке и принимаю на себя в одно и то же время роль истца и ответчика, подсудимого и судьи и нахожу эту комедию, со стороны природы, совершенно глупою, а переносить эту комедию, с моей стороны, считаю даже унизительным, – то, в моем несомненном качестве истца и ответчика, судьи и подсудимого, я присуждаю эту природу, которая так бесцеремонно и нагло произвела меня на страдание, – вместе со мной к уничтожению... А так как природу я истребить не могу, то и истребляю себя одного, единственно от скуки сносить тиранию, в которой нет виноватого»²⁶. Подобная идея высказывается и Ипполитом в «Идиоте»: «Природа до такой степени ограничила мою деятельность, что, может быть, самоубийство есть единственное дело, которое я могу начать и окончить по собственной воле моей. ...Протест иногда не малое дело»²⁷.

Решившись, самоубийца не может быть сдержан моральными, общепринятыми правилами, поэтому в самоубийстве лежит мотив не только преступления против самого себя, но и преступления перед обществом. Вот рассуждения Ставрогина в «Бесах»: «Если бы сделать злодейство, или, главное, стыд, то есть позор, только очень подлый... и смешной, так что запомнят люди на тысячу лет, и плевать будут тысячу лет, и вдруг мысль: «Один удар в висок, и ничего не будет». Какое дело тогда до людей и что они будут плевать тысячу лет»²⁸.

Причину самоубийства Достоевский видит в неверии, в отчаянии, в отказе от жизни, не указывающей смысла, в бунте против природы и ее своеволия. Против предопределенного порядка поднимается самоубийца, заявляя о своем свободном выборе своей свободной воле.

Достоевский ставит вопрос: не находится ли человечество на пороге самоуничтожения? Нет ли во всех этих «надрывах» и головных «изломах» стремления человечества отказаться от вселенной, лишенной всякого смысла, порвать с ней связь, разрушить «какую-то древнюю иррациональную привычку» коммуникации души и вселенной?

Выход из этого тупика – в воле к жизни, в неясных импульсах, которые идут от сердца, а не от сверхсознательных представлений, в вере. Достоевский показывает психологический перелом в Ипполите, в Раскольникове, в смешном человеке, которые были захвачены идеей самоубийства, в момент власти жизни над их душой, в момент прозрения в новую идею, в момент родившейся, еще неясной, но ощутимой веры.

Достоевский не принимал концепции стоиков, их философии самоубийства «как разумного выхода из жизни». Он считал, что воля к жизни не изолирована в человеке, она существует в связи со всеобщим бытием. И если есть бессмертие, души самоубийц пребывают в отчаянии, так как у них нет времени для раскаяния и очищения, вот почему «несчастнее сих не может быть никого»²⁹.

Рядом с формой преступления в виде самоубийств в творчестве Достоевского рассматривается форма убийства как проявление власти и идеологии. Здесь насилие над собой оборачивается насилием над другим. Воля к власти есть стремление к господству над человеком. Из различения ценностей происходит разделение людей на господ и рабов. Если согласиться с наличием сверхчеловеческой воли, то разделение пройдет по другому принципу: на сверхчеловеков и «стадо». Эти идеи Достоевский развивал в «Преступлении и наказании», в «Бесах», в «Братьях Карамазовых».

Раскольников стремится освободиться от нравственного закона, с помощью насилия утвердить власть над миром: «Я теперь знаю, что кто крепок и силен умом и духом, тот над ними (т. е. над людьми, «стадом») и властен!»³⁰. Понятие силы здесь не биологическое, дано не как свойство расы или природы, а исключительно природная сила воли и рассудка. Это качество выделяет тип таких людей в разряд «необыкновенных», для них другие существуют для того, чтобы стать «материалом для истории»³¹.

Преступление Раскольникова формируется прежде всего его собственным горьким опытом в борьбе с жизнью, утесняющей его личную свободу, в борьбе со средой, коренится в отсутствии веры в разные начала бытия, оправдывается следствием житейских неудач, равнодушием и ненавистью к миру, нежеланием оказаться «насекомым», которое в своей власти используют другие, сильнейшие.

Достоевский выявил в притязаниях героя сущностный, фундаментальный уровень, писатель отбросил псевдонравственную маску и открыл глубинный и истинный смысл притязаний сверхчеловека. Для сверхчеловека вообще нет нравственного закона: «Вот они снуют по улице взад и вперед, и ведь всякий-то из них подлец и разбойник уже по натуре своей; хуже того – идиот!»³² Кроме власти, нет другого пробуждающего волю принципа. Подлинная жизнь – это борьба между людьми мощных волений. Не признающий этого – идиот. Сверхчеловеку не нужны ни сострадание, ни нравственные раздумья. Власть дана смелым взять ее: «Кто на большее может плюнуть, тот у них и законодатель, а кто больше всех может посметь, тот всех и правее!»³³ Исходя из собственной воли сверхчеловека, а не из нравственного закона, рождается право на преступление. Таким образом достигается освобождение от пут метафизической свободы добра и зла, от вины и покаяния.

Достоевский считает, что сверхчеловек начинает с идеи свободы и заканчивает ее насилием и порабощением, деспотизмом. Эту мысль он вкладывает в теорию Шигалева в «Бесах»: вместо обещанного рая взорвать «на воздух» девять десятых человечества и оставить «только кучку людей образованных, которые и начали бы жить-поживать по-ученому»³⁴.

Склонность к преступлению, к греху и страданию в человеке, по Достоевскому, соседствует нередко с неосознанным желанием стать лучше. Писатель подчеркивает, что следует судить народ не по тому, что он есть, а по тому, чем он желал бы стать³⁵. Например, Влас, образ которого почерпнут Достоевским из творчества Некрасова, становится образцом такой этики. Он доведен до «последнего момента», до сознательного преступления, но в нем проявляется и связь с народной правдой, народной верой (потребностью страдания). Идея жизни «не по телу, а по духу» (Послания Св. апостола Павла), забота о спасении души потребовали от Власа отречения от прежней преступной жизни и заставили его пойти «по миру», в поисках, страдания и «примирения с самим собой»: в одно мгновенье «вся ложь, вся низость поступка, все малодушие, принимаемое за силу... – все это вырвалось вдруг в одно мгновенье из его сердца»³⁶.

Необходимо отметить, что Достоевский не называет Власа преступником, но – «грешником», «безобразником», осмелившимся на одно мгновение «неслыханной дерзости». Нигилисты из народа отражают общий социальный момент, картину социальной болезни, но у них всегда в запасе естественный принцип, естественная связь с нравственно-этической нормой, нравственным бытием, естественная потребность смирения перед высшей волей и страдания, очищения. У Власов, связанных с глубинами народной христианской этики, несмотря ни на какие их уклонения от нее, всегда есть возможность очнуться. Эта этическая доминанта народного духа позволяет Достоевскому надеяться, что в последний момент вся ложь «...выскочит из сердца народного и станет перед ним с неимоверною силою обличения. Очнется Влас и возьмется за дело Божие. Во всяком случае спасет себя сам... Себя и нас спасет...»³⁷

Таким образом, по Достоевскому, как правило, забвение нравственного бытия, отрицание его, ощущение его бессмысленности, отстояние от него на мгновенье, попрание своеволием всегда способствуют преступлению, наталкивают на преступление. Причиной обычно является разрушение старой нравственно-этической нормы, в столкновении с которой гибнут человек и человечество, экспериментируя свой собственный путь к счастью и все глубже запутываясь в противоречиях. Выход из складывающегося тупика Достоевский видел в обращении, прежде всего, к нравственному бытию, которое воплощалось для него идеалом Иисуса Христа. Он считал христианскую идею истиной в последней инстанции: «если истина вне Христа, то я выбираю Христа, а не истину»³⁸. Законы любви, добра и красоты сопряжены для Достоевского в образе Христа и его идее. Он видел фундаментальную идею и в страдании, в христианском смирении принять и нести крест свой, которая также заявлена в этосе Христа. Страдание – своеобразная форма чистилища в православной религии. Через страдание любому грешнику и преступнику открывается новая этика, истинное нравственное бытие. Писатель-гуманист, столь глубоко исследовавший несовершенную и зачастую преступную природу человека, верил, что «восстание из мертвых», чудо преображения возможно для каждого и для самого последнего. Своим анализом он указывал на социальные болезни и возможные пути их излечения. Достоевский не щадил ни высшее сословие, запутавшееся в безверии, ни крестьянскую и мещанскую массу, в нравственном безобразии и преступлении утратившую связь с народными основаниями жизни.

Достоевский указал на болезни своего времени, столь последовательно и разнообразно проявившиеся в XX веке. Достоевский-гуманист заставил размышлять об истинной свободе личности, о способах преодоления общественного несовершенства, о путях поисков глубинных причин несостоятельности эмансипированного мира. Он предсказал, размышляя о феномене преступления, о его социальной и нравственной природе, многие катаклизмы и социальные коллизии XX века, и это поможет глубже разобраться в духовных корнях разноликой нынешней России. Его тревога за судьбу человечества обеспечила тот накал страстей, которым пронизано все его творчество. Вот почему анализ проблемы свободы в мировоззрении великого гуманиста XIX века является особенно актуальным в условиях сегодняшнего морального одичания.

Изучая вышеизложенный материал, можно заключить следующее. Проблема человека является центральной в творчестве Ф.М.Достоевского. Она имеет множество аспектов. В этом ряду важное место отводится и проблеме путей устроения человека в обществе и истории. Под выражением "устроение человека" Ф.М.Достоевский понимал сложный, многофакторный процесс, в результате которого жизнь человека должна быть налажена и упорядочена, что в конечном счете приведет человека к счастью.

Трансформация убеждений Достоевского от утопического социализма к почвенничеству определила характер его взглядов на пути устроения человека.

На первом этапе он видит путь решения проблемы с позиций утопического социализма с элементами христианства, опираясь в теоретическом плане на идеи западноевропейской социалистической традиции. Достоевский-петрашевец имел весьма расплывчатые, "книжные" представления о социализме, он был близок в своих взглядах к христианскому социализму - умонастроению определенной части русской интеллигенции, которая стремилась к обмирщвлению христианства и личности Христа.

Результатом духовного переворота явился переход писателя-философа с позиций утопического (христианского) социализма к особой форме славянофильства - "почвенничеству", отличающемуся как от западнической, так и от славянофильской теорий.

Во второй период творческой деятельности Ф.М.Достоевский, сохраняя веру в общечеловеческие ценности (добро, красоту, истину, справедливость, свободу и т.д.), утверждает в качестве центральной идеи устроения человека путь внутреннего, духовно-нравственного совершенствования человека на основе православных ценностей. Эта позиция формируется через доказательство несостоятельности основных составляющих социализма - атеизма, конвенциональной морали и несвободы личности. достоевский роман душа человеческий

Размышляя о путях устроения человека, Достоевский ищет решение проблем бытия человека не в социальной действительности, а в природе человека. Взгляды Достоевского на человека следует определить как "христианский натурализм", т.к. писатель исходит из "чистой", внесоциальной природы человека. Поэтому преодолении злого, темного начала в нем добрым и светлым видится Достоевскому как духовное совершенствование. Подлинное счастье состоит в преодолении греховной природы, в нравственном совершенствовании человека и общества, в смирении и аскетизме, в моральном возрождении. Все это возможно лишь на религиозной основе всеобщей любви.

Писатель не верит в способность науки выработать строгие нравственные основания и критерии, поскольку, по его мнению, все нравственные начала в человеке, оставленном на одни свои силы, условны. В православии, исповедующем, по убеждению Достоевского, "истинного" Христа, т.е. Христа нравственно свободного, писатель видит воплощение высшей общечеловеческой этики добра и правды, а в самом Христе - идеал эстетически и этически совершенной личности, сознательно и бескорыстно отдавшей свою жизнь на служение людям.

Нравственность основывается на всеобщей любви и не может получить формального определения, она относится не к определенному объекту, а ко всему и всем, она обусловлена не частичными целями, а установлением высшего смысла. Писатель полагает, что можно обозначить нравственность и как личное совершенство, если понимать при этом отдельную душу, тесно связанную с всеобщей полнотой так, что ее совершенство лежит во всеобщей любви.

Исполнение высшего нравственного закона возможно только тогда, когда любовь относится ко всем и объединяет всех в Боге. Абсолютным и прекрасным идеалом, создающим непосредственное ощущение непобедимой красоты и отклоняющим натуру от эгоистического своеволия, была для Достоевского личность Христа, в которой воплотились свойства высшего и полного развития человека.

Ф.М.Достоевский, развивая христианскую идею страдания, понимает страдание как средство духовного очищения, "перерождения" человека, как необходимый путь к добру. Высшим законом планеты является страдание, нравственные муки, раскрывающие "божью правду".

Глубоко знакомый с историческими подходами к решению проблемы страдания, Достоевский дает собственное ее видение. Он связывает страдание с рассудочным познанием. Эта мысль является одной из основных в философии Достоевского. В душе создаются центры разрыва между сознающим рассудком и переживаемыми чувствами, вследствие чего возникает раздвоенность. Человек должен понимать, считает Достоевский, что рассудок составляет только одну, малую часть его души и его бытия. Задача человека состоит, однако, в том, чтобы претворить в жизнь все, а не "одну двадцатую часть" его сущностных задатков. Подобно тому, как познание таит в себе причину страданий, так и само страдание взывает к познанию. Только через страдание человек познает самого себя и становится самим собою. Достоевский пришел к определению страдания как источника сознания. Именно в страдании человек постигает себя, реальный мир, божественный смысл окружающего.

Принципиальным в учении Достоевского является положение о том, что страдание должно иметь определенную цель, оно не самодостаточно и не может быть оправдано само по себе, оно призвано служить решению определенной цели, иначе страдание бессмысленно. Страдание есть последствие греха и зла. Но оно есть также искупление. Страдание, считает Достоевский, может служить искуплением несправедливости и даже преступления, если его искренне принять на себя.

Таким образом страдание, в полном соответствии с христианским учением, является, по Достоевскому, средством преодоления человеческого несовершенства, залогом его духовного возрождения.

Так же Достоевский не видел перспектив исторического прогресса человечества ни в социалистическом, ни в буржуазном пути развития. Капиталистическим обществом утрачена духовность. В то же время Достоевский скептически оценивает возможности установления социалистического строя на Западе, где все классы, в том числе работники, по его убеждению, - "собственники". Поэтому он полагает, что здесь отсутствуют необходимые, реальные предпосылки для осуществления идеала братского отношения людей друг к другу. Свои надежды на грядущее человеческое единение Достоевский связывает все сильнее с русским народом, утверждая в качестве высшего этического идеала способность личности свободно, без насилия над собой расширить свое "я" до братского сочувствия другим людям и добровольного, любовного служения им.

В основе концепции исторического развития Достоевского лежит духовное совершенствование человека, опирающееся на идею народа-"богоносца" -носителя религиозной духовности. У Достоевского русская историософская мысль возвращается к религиозному пониманию истории, но так, что свобода человека является, по божественному замыслу, как раз основой исторической диалектики. Выступая против социализма, он развивает мысль, что в основе любой социальности всегда находится нравственное самосовершенствование человека. Его концепция исторического процесса (конспект ненаписанной статьи "Социализм и христианство") выглядит следующим образом: патриархальность (естественная коллективность), цивилизация (болезненная индивидуальность), христианство (синтез двух предыдущих этапов).

Спасение человечеству в его борьбе за лучшее будущее принесет народ -"богоносец", исповедующий христианские принципы смирения и страдания, т.е. русский народ. По Достоевскому каждый народ имеет свою особую "историческую миссию". Тайна этой миссии сокрыта в глубинах народного духа, - отсюда мотив "самобытности" русского народа. Достоевский разделяет веру славянофилов в то, что для России предопределена особая задача в истории - задача духовного спасения и обновления всего человечества.

Творчество Ф.М.Достоевского уходит своими корнями в ту духовную ситуацию, связанную с европейским кризисом традиционной религиозности, которая окончательно определились в XIX веке, когда религиозность практически исчезла из жизни общества (и лишь Россия, по мнению Достоевского, являлась исключением). Следовательно, все те прежние исходные основания морали, права и прочих ценностных установлений человеческого общежития, что восходили к божественному абсолюту, теперь рухнули. Так возникла ситуация открытого, разомкнутого сознания, которая потребовала постановки вновь всех "последних" исходных вопросов о смысле жизни, о природе добра и зла, об абсолютных и относительных критериях их разграничения, решавшихся ранее в системе религиозного миросозерцания, как фундаментальные человеческие ценности - добро, совесть, честь, любовь, милосердие, сострадание и т.д.

Поиски ценностных идеалов, на которых отдельный человек и общество в целом могут строить свое существование, продолжаются на протяжении всего XX века. А между тем именно такая рефлексия начинает приобретать сегодня все более неотложный характер не только в качестве задачи личной, индивидуальной, обращенной к каждому из тех, кто пытается сформировать мир своих ценностей, но и в качестве задачи общественной. Россия находится в том переходном состоянии общества, когда необходимо определиться, прежде всего, в отношении духовных основ того общественного здания, которое предстоит построить.

Существует только два принципиальных способа подобного рода обоснований: либо это абсолютные нормы морали, мир безусловных ценностей, опирающихся на божественный абсолют, имеющих религиозную санкцию, либо это так называемая конвенциональная мораль, система ценностей, опирающихся на принцип общественного договора.

Достоевский выявил опасные, разрушительные тенденции внерелигиозно-го нравственного сознания, предсказав катастрофические последствия упрочения такого сознания. Насколько прав был Достоевский в своих предсказаниях, как глубоко он заглянул в темные бездны человеческой природы и как жестоко проницателен оказался в постижении едва ли не фатальной неизбежности появления - при попытке построить нравственное общество без Бога - того феномена "бе-совства", с которым столь близко и страшно познакомилась наша страна после 1917 года? Ответ на подобные вопросы, значимость которых подтверждается не только нашим, но и западным опытом, имеет не только теоретическое, но и практическое значение.

Выбор пути дальнейшего развития российского общества поставлен как главная и неизбежная задача. Существует множество моделей развития, уже реализованных и существующих только в теоретическом виде. Пророческие прозрения Ф.М.Достоевского нашли свое практическое подтверждение в XX веке: ни капитализм, ни социализм как варианты решения проблемы устроения человека, не обладают идеальным и окончательным ответом на вопрос, какими путями и средствами можно решить данную проблему.

Необходимо продолжение теоретических и практических поисков развития социума. Возможно, как раз в условиях современного демократического государства, основанного на конвенциональной морали, и открывается путь для свободного развития и свободного влияния на общество и тех религиозно-духовных движений, которые стремятся к более надежным и прочным основаниям для общественной нравственности. Духовная проблематика творчества Достоевского может стать отправной точкой для ответа на эти вопросы.

Теоретическое содержание и методология проведенного диссертационного исследования позволяют сформулировать ряд практических рекомендаций, которые могут быть сгруппированы следующим образом.

Первая группа включает рекомендации по дальнейшему изучению проблемы путей устроения человека, которая в силу своей широты и многогранности не может быть исчерпывающим образом осмыслена в одном исследовании. Необходимы систематические исследования, углубляющие, в частности, те направления научного поиска, которые намечены в настоящей диссертационной работе.

Следует отметить, что проблема будущего развития человека и общества является в теоретическом и практическом аспектах одной из самых актуальных для современного общества, усилия философов, социологов и политологов направлены на осмысление и практическое решение данной задачи. Ценным в этих научных поисках представляется обращение к философскому наследию прошлого. В социально-философском плане особую ценность представляют работы по проблеме человека Н.А.Бердяева, С.Кьеркегора, В.С.Соловьева, Ж.П.Сартра, Л.Шестова. Одно из возможных направлений научного поиска - выявление генезиса и эволюции представлений Ф.М.Достоевского о социалистическом и христианском путях устроения человека. Необходимо проанализировать духовные связи писателя-философа с русской религиозной философией, православной традицией, крупнейшими мыслителями Западной Европы и России. Целесообразно также проведение систематического исследования философских концепций по проблеме путей развития человека и России русских религиозных философов и мыслителей русского зарубежья - С.Н.Булгакова, Б.П.Вышеславцева, С.Л.Франка, В.В.Зеньковского, Н.О.Лосского. Было бы ошибкой, однако, при определении объекта исследования ограничиваться наиболее известными именами или руководствоваться частотой ссылок, упоминаний в работах Ф.М.Достоевского. Заслуживает внимания, например, сравнение взглядов Ф.М.Достоевского и Н.Н.Страхова, Ал.Григорьева, Н.Я.Данилевского.

В истории осмысления проблемы путей общественного развития многое можно было бы прояснить через сопоставление представлений Ф.М.Достоевского с содержанием работ В.С.Соловьева, Л.Н.Толстого, Г.П.Федотова, Н.Ф.Федорова.

Трудности, которые приходилось преодолевать в процессе работы над диссертацией, указывают на необходимость специального исследования гносеологических основ концепции Ф.М.Достоевского о путях устроения человека. Целесообразно продолжить также изучение важнейших исходных понятий социально-философской концепции писателя (народ-"богоносец", всеединство, всеотзывчивость, страдание, духовное перерождение), имеющих основополагающее значение для формирования его представлений о путях устроения человека и общества.

Значительность философского наследия Ф.М.Достоевского, его место в национальном самосознании России обязывает поставить вопрос о необходимости объединения и координации усилий исследователей. Научная и практическая значимость работы определяется тем, что в ней раскрыта еще недостаточно изученная в социально-философском отношении тема. Проблема устроения человека в видении Ф.М.Достоевского должна быть рассмотрена в широком социокультурном контексте. Автору представляется перспективным социально-исторический обзор решения проблемы на примере Западной Европы и России, сравнительный анализ многочисленных социально-политических, в том числе и утопических, теорий, предлагавших свое решение данной проблемы. В этом видится не просто расширение проблемы, но постановка ее в виде, "соразмерном" современному историческому моменту. Поэтому идеи и результаты проведенного исследования имеют не только теоретическое, но и практическое значение. Они позволяют по-новому взглянуть на процесс современной реконструкции российского общества, а также проблемы и перспективы исторического развития всего человечества.

Хочу отметить, что проводя исследование, по поставленному вопросу, я столкнулась со следующей проблемой. Современные отечественные справочные издания по истории философии недостаточно полно отражают сложность и многогранность проблемы человека. Могу предположить, что восполнение этого пробела обусловлено как историческими реалиями, так и современным состоянием научной разработки проблемы. Конечно, в каждом издании эта тема представлена, но глубина и всестороннее её рассмотрение не всегда логично изложено, особенно учитывая, современное мировоззрение студентов. Так, факторы устроения человека, которые рассматривал Ф.М.Достоевский, могут оказаться действующими в сегодняшней действительности и я их отчасти разделяю. Изучение данного вопроса в некоторой части заставило меня с другой стороны посмотреть на окружающую действительность. Даже, я бы сказала, более серьезно отнестись к обыденным вещам. Подход русского писателя-философа к решению проблемы путей развития человека и общества и роли России в этом процессе, понимание необходимости духовного возрождения отдельной личности как основы возрождения всего общества в целом будет способствовать становлению высоконравственной, сознающей свое высокое призвание личности.

Введение

достоевский писатель произведение

Драгоценные черты, присущие классической русской литературе XIX века и обусловленные ее ролью средоточия духовной жизни народа, - напряженное искание добра и общественной правды, насыщенность пытливой, беспокойной мыслью, глубокий критицизм, соединение удивительной отзывчивости на трудные, больные вопросы и противоречия современности с обращенностью к устойчивым, постоянным «вечным» темам бытия России и всего человечества. Черты эти получили наиболее глубокое и яркое выражение в произведениях двух великих русских писателей второй половины XIX в. - Федора Михайловича Достоевского и Льва Николаевича Толстого. Творения каждого из них приобрели мировое значение. Обе они не только оказали широчайшее влияние на литературу и всю духовную жизнь XX в., но во многом продолжают и сегодня оставаться нашими современниками, необъятно раздвинув границы искусства слова, углубив, обновив и обогатив его возможности.

Творчество Федора Михайловича Достоевского (1821-1881) носит прежде всего философско-этический характер. В его произведениях момент нравственного выбора является импульсом внутреннего мира человека и его духа. Причем произведения Достоевского настолько глубоки по мировоззренческим идеям и нравственным проблемам, что последние часто не вписываются в рамки литературно-художественного жанра. Постоянная и вечная дилемма добра и зла, Христа и антихриста, Бога и дьявола - эта дилемма, от которой человеку никуда не уйти и никуда не спрятаться, даже в самых потаенных уголках своего внутреннего «Я».

Разгром кружка социалиста-утописта Петрашевского, членом которого Достоевский был, арест, приговор и каторга, рост индивидуализма и аморализма в пореформенной России и безотрадные результаты европейских революций поселили в Достоевском неверие в социальные перевороты, усилили нравственный протест против действительности.

Целью настоящей работы является исследование проблемы человека в творчестве Ф.М. Достоевского.

1.Гуманизм

Основными произведениями, в которых нашли отражение философские взгляды Достоевского, являются «Записки из подполья» (1864), «Преступление и наказание» (1866), «Идиот» (1868), «Бесы» (1871-72), «Подросток» (1875), «Братья Карамазовы» (1879-80).

Г.М. Фридлендер пишет: «Глубокое сочувствие человеческому страданию, в каких бы сложных и противоречивых формах оно ни проявлялось, интерес и внимание ко всем униженным и отринутым «париям» дворянско-буржуазного мира - талантливому человеку, роковым образом заблудившемуся в путанице своих собственных идей и представлений, падшей женщине, ребенку - сделали Достоевского одним из величайших писателей-гуманистов мира».

Развивая близкую славянофильству теорию «почвенничества», Достоевский отводил русскому народу особую роль в гуманистическом совершенствовании человечества. Он сосредоточивается на стремлении осуществить идеал «положительно-прекрасного» человека, ищет его художественное воплощение. В разработанной еще французскими материалистами теории «влияния среды» Достоевского не удовлетворяет снятие моральной ответственности с человека, объявленного продуктом социальных условий («фортепьянной клавишей», по образному выражению одного из героев Достоевского). Взаимосвязь «обстоятельств» и нравственности не представляется ему всеобщим законом.

Гуманистическим идеалом человеческой личности для Достоевского был Христос. Именно в нем соединились для него добро, истина и красота. В то же время эпоха, в которую жил художник, активно разрушала этико-религиозный идеал Христа, и Достоевский вынужден был противостоять этому воздействию, которое не могло не порождать у него сомнений (писатель даже допускал, что Христос может находиться вне истины).

Достоевский определил как главную, определяющую черту своего гуманизма стремление «найти человека в человеке». Найти «человека в человеке» значило в понимании Достоевского, как он многократно разъяснял в полемике с вульгарными материалистами и позитивистами той эпохи, показать, что человек не мертвый механический «штифтик», «фортепьянная клавиша», управляемая движением чужой руки (и шире - любых посторонних, внешних сил), но что в нем самом заложен источник внутреннего самодвижения, жизни, различения добра и зла. А потому человек, по мысли Достоевского, в любых, даже самых неблагоприятных обстоятельствах всегда в конечном счете сам отвечает за свои поступки. Никакое влияние внешней среды не может служить оправданием злой воли преступника. Любое преступление неизбежно заключает в себе нравственное наказание, как об этом свидетельствует судьба Раскольникова, Ставрогина, Ивана Карамазова, мужа-убийцы в повести «Кроткая» и многих других трагических героев писателя.

«Одним из первых Достоевский верно почувствовал, что восстание против старой, буржуазной морали посредством простого ее выворачивания наизнанку не ведет и не может привести ни к чему хорошему». Лозунги «убей», «укради», «всё дозволено» могут быть субъективно, в устах тех, кто их проповедует, направлены против лицемерия буржуазного общества и буржуазной морали, ибо, провозглашая в теории: «не убий», «не укради», несовершенный мир на практике возводит убийство и грабеж в повседневный, «нормальный» закон общественного бытия.

Корни добра и зла уходят, по мнению Достоевского, не столько в социальное устройство, сколько в человеческую природу и глубже - в мироздание. «Человек для Достоевского - высшая ценность». Но у Достоевского это не абстрактный, рационалистический гуманизм, а любовь земная, гуманизм, обращенный к реальным людям, пусть это даже «униженные и оскорбленные» «бедные люди», герои «мертвого дома» и т.д. Хотя гуманизм Достоевского не следует понимать как беспредельную терпимость ко всякому злу и абсолютное всепрощение. Там, где зло переходит в беспредел, оно должно быть адекватным образом наказано, иначе добро само переходит в свою противоположность. Даже Алеша Карамазов на вопрос брата Ивана, что сделать с генералом, который затравил собаками на глазах матери ее ребенка, - «расстрелять?», отвечает: «Расстрелять!».

Важно подчеркнуть, что для Достоевского главная забота - это прежде всего спасение самого человека и забота о нем. Не случайно при беседе Ивана и Алеши Карамазовых Иван в заключение своей длинной философской тирады о Боге, мире и человеке говорит Алеше: «Не о Боге тебе нужно было, а лишь нужно было узнать, чем живет твой любимый тобою брат». И в этом - высший пафос гуманизма Достоевского. «Ведя своего человека к Богочеловеку и тем самым заботясь о человеке, Достоевский резко отличается от Ницше, который проповедует идею человекобога, т.е. ставит человека на место Бога». В этом суть его идеи сверхчеловека. Человек рассматривается тут лишь как средство для сверхчеловека.

Одна из главных проблем, которая постоянно мучает Достоевского, - можно ли примирить Бога и тот мир, который им создан? Можно ли оправдать мир и действия людей, даже во имя светлого будущего, если оно будет построено на слезинке хотя бы одного невинного ребенка. Ответ его тут однозначен - «никакая высокая цель, никакая будущая социальная гармония не может оправдать насилия и страдания невинного дитя». Человек ни в коем случае не может быть средством для других людей, даже их самых благих планов и замыслов. Устами Ивана Карамазова Достоевский говорит, что «принимаю Бога прямо и просто», но «мира, им созданного, мира-то божьего не принимаю и не могу согласиться принять».

И ничто не может оправдать страдания и слезинку хотя бы единого невинного дитя.

. О трагической противоречивости человека

Достоевский - мыслитель экзистенциальный. Наиболее важной и определяющей темой его философии является проблемачеловека, его судьба и смысл жизни. Но основное для него - это не физическое существование человека, и даже не те социальные коллизии, которые с ним связаны, а внутренний мир Человека, диалектика его идей, которые и составляют внутреннюю сущность его героев: Раскольникова, Ставрогина, Карамазовых и т.д. Человек - это загадка, он весь соткан из противоречий, главным из которых, в конце концов, является противоречие добра и зла. Поэтому человек для Достоевского - это самое дорогое существо, хотя, может быть, и самое страшное и опасное. Два начала: божественное и дьявольское изначально уживаются в человеке и борются между собой.

В созданном в годы заграничных скитаний романе «Идиот» Достоевский сделал попытку, соревнуясь с другими великими романистами, создать образ «положительно прекрасного» человека. Герой романа - человек исключительного душевного бескорыстия, внутренней красоты и гуманности. Несмотря на то, что князь Мышкин по рождению принадлежит к старинному аристократическому роду, он чужд предрассудков своей среды, детски чист и наивен. К каждому человеку, с которым его сталкивает судьба, князь готов отнестись по-братски, готов душевно сочувствовать ему и разделить его страдания. Знакомые Мышкину с детства боль и чувство отверженности не ожесточили его, - наоборот, они породили в его душе особую, горячую любовь ко всему живому и страдающему. При свойственном ему бескорыстии и нравственной чистоте, роднящих его с Дон-Кихотом Сервантеса и пушкинским «рыцарем бедным», «князь-Христос» (как автор называл своего любимого героя в черновиках романа) не случайно повторяет страдальческий путь евангельского Христа, Дон-Кихота, пушкинского «рыцаря бедного». И причина этого не только в том, что, окруженный реальными, земными людьми с их разрушительными страстями, князь невольно оказывается захваченным круговоротом этих страстей.

Совершенно очевидно присутствие и трагикомического элемента в обрисовке князя Мышкина, трагизм которого постоянно подсвечивается и усиливается комизмом ситуаций, в которые попадает герой, а также отсутствием у него «чувства меры и жеста». Да и что может быть нелепее и трагичнее фигуры Христа (ставшего прототипом Мышкина) в обстановке прагматичного буржуазного Петербурга и капитализирующейся России? «Истоки безысходно трагической судьбы Мышкина, кончающего безумием, - не только в беспорядке и нескладице окружающего его мира, но и в самом князе». Ибо так же, как человечество не может жить без душевной красоты и гармонии, оно (и это сознает автор «Идиота») не может жить без борьбы, силы и страсти. Вот почему рядом с дисгармоническими, страдающими, ищущими и борющимися натурами Мышкин оказывается в критический момент своей жизни и жизни окружающих его близких людей беспомощным.

К числу величайших творений Достоевского, оказавших громадное влияние на последующую мировую литературу, принадлежит роман «Преступление и наказание». Действие романа «Преступление и наказание» разворачивается не на площадях с фонтанами и дворцами и не на Невском проспекте, который был для современников своего рода символом достатка, положения в обществе, пышности и великолепия. Петербург Достоевского - это отвратительные трущобы, грязные распивочные и дома терпимости, узкие улочки и мрачные закоулки, тесные дворы-колодцы и темные задворки. Здесь душно и нечем дышать от вони и грязи; на каждом углу попадаются пьяные, оборванцы, продажные женщины. В этом городе постоянно происходят трагедии: с моста на глазах у Раскольникова пьяная женщина бросается в воду и тонет, под колесами щегольской барской коляски гибнет Мармеладов, на проспекте перед каланчой кончает жизнь самоубийством Свидригайлов, на мостовой истекает кровью Катерина Ивановна…

Герой романа - студент-разночинец Раскольников - исключен по бедности из университета. Он влачит свое существование в крошечной каморке, больше похожей на «гроб», или «шкаф», где «вот-вот стукнешься головой о потолок». Неудивительно, что здесь он ощущает себя задавленным, забитым и больным, «тварью дрожащей». Вместе с тем, Раскольников - человек бесстрашной, острой мысли, огромной внутренней прямоты и честности,- не терпит никакой лжи и фальши, а собственная его нищета широко открыла его ум и сердце страданиям миллионов. Не желая мириться с нравственными устоями того мира, где богатый и сильный безнаказанно господствуют над слабым и угнетенным и где тысячи здоровых молодых жизней гибнут, задавленные нищетой, Раскольников убивает жадную, отталкивающую старуху-ростовщицу. Ему кажется, что этим убийством он бросает символический вызов всей той рабской морали, которой люди подчинялись испокон века, - морали, утверждающей, что человек всего лишь бессильная вошь.

В самом воздухе Петербурга словно растворена какая-то губительная и нездоровая страсть. Атмосфера безысходности, уныния и отчаяния, царящая здесь, обретает зловещие черты в воспаленном мозгу Раскольникова, его преследуют образы насилия и убийства. Он - типичное порождение Петербурга, он, как губка, впитывает ядовитые испарения смерти и тления, и в душе его происходит раскол: в то время как его мозг вынашивает идею убийства, сердце переполняет боль за страдания людей.

Раскольников, не задумываясь, отдает последнюю копейку попавшим в беду Катерине Ивановне и Соне, пытается помочь матери и сестре, не остается безучастным к незнакомой пьяной проститутке на улице. Но тем не менее раскол в его душе слишком глубок, и он переступает черту, отделяющую его от прочих людей ради того, чтобы «сделать первый шаг» во имя «всеобщего счастья». Раскольников, возомнив себя сверхчеловеком, становится убийцей. Жажда власти, желание добиться великих целей любыми средствами приводят к трагедии. Раскольникову кажется невозможным сказать «новое слово» без преступления: «Тварь ли я дрожащая, или право имею?» Он жаждет сыграть главную роль в этом мире, то есть, по сути, встать на место Верховного Судьи - Бога.

Но мало того, что одно убийство влечет за собой другое и что один и тот же топор разит правого и виноватого. Убийство ростовщицы обнаруживает, что в самом Раскольникове (хотя он не отдавал себе в этом отчет) скрывалась глубоко запрятанная самолюбивая, гордая мечта о господстве над «тварью дрожащей» и над «всем человеческим муравейником». Мечтатель, гордо задумавший своим примером помочь другим людям, оказывается потенциальным Наполеоном, сжигаемым тайным честолюбием, несущим угрозу человечеству.

Таким образом, круг размышлений и действий Раскольникова трагически замкнулся. И автор вынуждает Раскольникова отказаться от индивидуалистического бунта, мучительно пережить крушение своих наполеоновских мечтаний, чтобы, отказавшись от них, «подойти к порогу новой жизни, которая объединила бы его с другими страдающими и угнетенными». Зерном обретения нового существования для Раскольникова становится его любовь к другому человеку - такой же «парии общества», как он, - Соне Мармеладовой.

Итак, по убеждению Достоевского, человек способен вырваться из детерминированной цепи и свободно определить свою нравственную позицию на основе верного различения добра и зла. Но Достоевский осознает двойственность красоты и для различения в ней добра и зла уповает только на совесть, обращенную к личностному идеалу, который воплощен в образе Христа.

3. Трудности свободы

Толкование добра и зла, предлагаемое теорией «разумного эгоизма», не удовлетворяет Достоевского. Он отвергает разум в качестве основания нравственности по той причине, что доказательность и убедительность, к которым апеллирует разум, не привлекают, а принуждают, приневоливают к определенному выводу необходимостью логики, упраздняя участие свободной воли в нравственном акте. Человеческой же природе, считает Достоевский, свойственно стремление к «самостоятельному хотению», к свободе выбора.

Важный аспект рассмотрения свободы у Достоевского касается того, что свобода составляет сущность человека и он не может отказаться от нее, если хочет остаться человеком, а не быть «штифтиком». Поэтому он и не хочет грядущей социальной гармонии и радости жить в «счастливом муравейнике», если это связано с отрицанием свободы. Подлинная и высшая сущность человека и его ценность заключена в его свободе, в жажде и возможности своего собственного, индивидуального самоутверждения, «по своей глупой воле жить». Но природа человека такова, что «отпущенный на свободу», он тотчас начинает бунтовать против существующего порядка. «Именно тут начинает проявляться его скрытый индивидуализм и обнаруживаться все неприглядные стороны его «подполья», раскрывается противоречивость его природы и самой свободы».

Вместе с тем Достоевский прекрасно раскрывает диалектику свободы и ответственности личности. Подлинная свобода - это высочайшая ответственность человека за свои поступки, это очень тяжелое бремя и даже страдание. Поэтому люди, получив свободу, спешат поскорее от нее избавиться. «Нет заботы беспрерывнее и мучительнее для человека, как, оставшись свободным, сыскать поскорее того, перед кем преклониться». Поэтому-то люди и радуются, когда с их сердец снимают свободу и ведут их «как стадо». Эта жесткая взаимосвязь свободы и ответственности, существующая для каждой подлинной личности, не сулит человеку счастья. Напротив, свобода и счастье для человека, если он является действительно человеком, оказываются практически несовместимыми. В этой связи Достоевский говорит о «таком страшном бремени, как свобода выбора». Поэтому всегда существует альтернатива: или быть «счастливым младенцем», но расстаться со свободой, или взять на себя бремя свободы и стать «несчастным страдальцем».

Свобода, по Достоевскому, аристократична, она не для каждого, она для сильных духом, способных стать страдальцами. Поэтому мотив страдания также находится в центре творчества Достоевского. Но этим самым он не унижает человека, а призывает его возвыситься до Богочеловека, сделать свой сознательный выбор между добром и злом. По пути свободы можно идти как к добру, так и злу. Чтобы человек не превратился в зверя, ему нужен Бог, и он может идти к добру только через страдание. При этом человеком движет или разрушительное своеволие, утверждающее свою свободу любыми способами, или чувство «восторга» перед красотой.

Бог-личность, по Достоевскому, один только и может искупить человеческие страдания и удовлетворить человеческую потребность в совершенстве, спасении и благе как всего мира, так и каждого отдельного человека, давая смысл его существованию и бессмертие. При этом Достоевский признает только свободную любовь человека к Богу, не приневоленную страхом и не порабощенную чудом. Принимая религиозное понимание зла, Достоевский тем не менее, как тонкий наблюдатель, указывает его конкретные проявления в современной ему жизни. Это - индивидуализм, своеволие, т.е. утверждение своего «я» вне зависимости от более высоких нравственных критериев, приводящее иногда к самоуничтожению. Это - деспотизм, насилие над чужой волей, какими бы целями (удовлетворение личного самолюбия или достижение общечеловеческого счастья) носители этих качеств ни руководствовались. Это - развращенность и жестокость.

Неограниченная свобода, к которой стремится «подпольный человек», ведет к своеволию, разрушению, этическому анархизму. Тем самым она переходит в свою противоположность, приводит человека к пороку и гибели. Это путь недостойный человека, это путь человекобожества, который мнит, что ему «все дозволено». Это путь отрицания Бога и превращения человека в Бога. Важнейшее положение о человеке у Достоевского заключается именно в том, что тот, кто отрицает Бога, становится на путь человекобожества, как это делает Кириллов из его «Бесов». По Достоевскому, истинный путь свободы - это путь, ведущий к Богочеловеку, путь следования Богу.

Итак, Бог для Достоевского является основой, субстанцией и гарантией нравственности. Человек должен пройти испытание бременем свободы, через все страдания и муки, связанные с ней, чтобы сделаться человеком.

Достоевским высказана мысль о том, в основе развития какого-либо общества лежит только один-единственный закон, который дан природой только ему: «Народы, - говорит он устами персонажа романа «Бесы» нигилиста Шатова, - слагаются силой иною, повелевающею и господствующею, но происхождение которой неизвестно и необъяснимо. Эта сила есть сила неутолимого желания дойти до конца и в то же время конец отрицающая. Это есть сила беспрерывного и неустанного подтверждения своего бытия и отрицания смерти... Цель всякого движения народного, во всяком народе и во всякий период его бытия, есть единственно лишь искание Бога, Бога своего, непременно собственного, и вера в Него, как в единого истинного. Бог есть синтетическая личность всего народа, взятого с начала его и до конца. Никогда еще не было, чтоб у всех или многих народов был один общий Бог, но всегда у каждого был особый». Великий писатель подчеркивал исключительность каждого народа, что у каждого народа имеются свои представления о правде и лжи, о добре и зле. И «…если великий народ не верует, что в нем одна истина (именно в одном и именно исключительно), если не верует, что он один и признан всех воскресить и спасти своею истиной, то он тотчас же обращается в этнографический материал, а не в великий народ. Истинный великий народ никогда не может примириться со второстепенною ролью в человечестве или даже первостепенною, а непременно и исключительно первою. Кто теряет веру, уже не народ...».

В целом, примирить Бога и мир, им созданный, оказалось Достоевскому не под силу. И это, конечно, не случайно. И здесь мы сталкиваемся действительно с фундаментальным и неразрешимым в рамках религиозной мысли противоречием. С одной стороны, Бог есть всемогущий творец, идеал и совершенство, а с другой - его творения оказываются несовершенными и потому порочащими своего создателя. Из этого противоречия может быть сделано несколько выводов: или Бог не всемогущ, или он несовершенен, или мы сами неадекватно воспринимаем и осознаем этот мир.

Заключение

Итак, попытки Достоевского связать гуманистический общественный идеал с личностным совершенствованием противоречивы. Его этика зиждется не на познании законов действительности и не на ориентировании нравственного суждения на них, а на воле к утверждению абсолюта. Достоевский предпочитает «оставаться со Христом, нежели с истиной».

Достоевский смотрел на будущее человечества и на будущее России с великой надеждой, страстно стремясь отыскать пути, ведущие к грядущей «мировой гармонии», к братству людей и народов. Пафос неприятия зла и уродства буржуазной цивилизации, утверждение постоянного искания, нравственной непримиримости к злу и в жизни отдельного человека и в жизни общества в целом неотделимы от облика Достоевского-художника и мыслителя-гуманиста. Великие творения Достоевского - при всех свойственных им острых внутренних противоречиях - принадлежат настоящему и будущему.

Устремленность мысли Достоевского к реальной жизни, страстная любовь к людям, настойчивое стремление великого русского романиста отыскать в «хаосе» жизненных явлений своей переходной эпохи «руководящую нить», чтобы «пророчески» угадать пути в движении России и всего человечества навстречу нравственному и эстетическому идеалу добра и социальной справедливости, сообщили его художественным исканиям ту требовательность, широту и величественную масштабность, которые позволили ему стать одним из величайших художников русской и мировой литературы, правдиво и бесстрашно запечатлевшим трагический опыт поисков и блужданий человеческого ума, страдания миллионов «униженных и оскорбленных» в мире социального неравенства, вражды и нравственного разъединения людей.

Список использованной литературы

Бузина Т.В. Достоевский. Динамика судьбы и свободы. - М.: РГГУ, 2011. - 352 с.

Булгакова И.Я. Проблемы свободы выбора добра и зла в русской религиозной философии конца Х1Х - начала ХХ века // Социально-политический журнал. - 1998. - №5. - С. 70-81.

Виноградов И.И. По живому следу: духовные искания русской классики. Литературно-критические статьи. - М.: Сов. писатель, 1987. - 380 с.

Достоевский Ф.М. Собр. соч. в 12 тт. / Под общ. ред. Г.М. Фридлендера и М.Б. Храпченко. - М.: Правда, 1982-1984.

Климова С.М. Страдание у Достоевского: сознание и жизнь // Вестник Российского государственного гуманитарного университета. - 2008. - №7. - С. 186-197.

Литературоведческий словарь (электронная версия) // #"justify">.Ноговицын О. Свобода и зло в поэтике Ф.М. Достоевского // Вопросы культурологии. - 2007. - №10. - С. 59-62.

Ситникова Ю.В. Ф.М. Достоевский о свободе: подходит ли либерализм для России? // Личность. Культура. Общество. - 2009. - Т. 11. - №3. - С. 501-509.

Скафтымов А.П. Нравственные искания русских писателей. - М.: Художественная литература, 1972. - 548 с.

Словарь по этике / Под ред. И.С. Кона. ? М., 1981 // #"justify">.Харабет К.В. Жизнь и творчество Ф.М. Достоевского в «разрезе» девиантологии // Российская юстиция. - 2009. - №5. - С. 20-29.

Репетиторство

Нужна помощь по изучению какой-либы темы?

Наши специалисты проконсультируют или окажут репетиторские услуги по интересующей вас тематике.
Отправь заявку с указанием темы прямо сейчас, чтобы узнать о возможности получения консультации.