Эстетические основания взаимодействия разных видов искусства. Проблема взаимодействия искусств в эпоху постмодернизма: российская художественная практика Демшина Анна Юрьевна. Диалог искусств в пространстве современной культуры

Человеческой природе свойственно отражать реальность в виде художественных образов. Это осмысление принимает самые разнообразные формы, и ученые-культурологи различают несколько сотен видов искусства. Объективен процесс их взаимовлияния и взаимодействия для усиления художественного эффекта. Объединение, в театре, например, - яркий пример этого явления.

Ещё одним примером решения единой образной задачи может быть духовное воздействие на человека при посещении им православного храма.

Определение

Синтез (греч. syn - вместе, tithemi - помещаю) - объединение, сочетание. В сфере эстетического освоения мира это означает не просто создание художественного произведения средствами различных видов искусства, это не означает простую сумму усилий людей из разных творческих отраслей. Признаки истинно синтетического арт-проекта - единство замысла и стиля, целостность созданного образа, общая направленность воздействия на зрителя и слушателя.

От специализации к взаимодействию

Развитие искусств шло от первобытного обряда, включающего пляски и пение (хореографию и музыку), роспись тел и масок (изобразительное искусство), ритуальные идолы и статуэтки (скульптура). Затем последовало разделение на отдельные виды. В античности сложилась стройная система деления искусств по видам и направлениям (всем памятны девять муз, живущих на Олимпе). В эпоху Возрождения произведения живописцев и скульпторов приобрели особую самоценность. Но синтез искусств в музыке, в театре известен с древних времён.

Значение отдельного для создания единого художественного образа может сильно отличаться. Синтез искусств в театре, кино, например, подразумевает доминирующую роль актёра, особый вес драматической составляющей. В других сферах культуры ситуация иная. В готическом соборе функция организации пространства, свойственная «чистой» архитектуре, выполняется зачастую средствами скульптуры и и значение их одинаково.

Примеры взаимодействия искусств

В литературе, живописи, в музыке всегда существовали произведения большой художественной силы, построенные на законах, действующих в только в данных видах творчества. Но немало шедевров родилось на стыке разных направлений искусства. Книжная иллюстрация, искусство Книги - продукт такого явления. Решая проблему изобразительного воплощения литературных героев, основных событий фабулы повествования, иллюстратор должен иметь в виду целостность восприятия всего оформления книги, единства всех составляющих: обложки, шрифта, заставок. Только тогда результат писательского труда вызовет нужный отклик в душе читателя.

Важное место в культуре любого народа занимает музыка. Синтез искусств в музыке постоянно развивается. Выразительные средства звуковых сочетаний довольно абстрактны, но в соединении с литературой, с поэзией достигается конкретность и смысловое значение, не свойственные миру музыки. Продукт такого синтеза - песня, опера - обрел черты отдельного вида искусства, и его популярность не имеет границ во времени и пространстве. От религиозных песнопений, баллад бродячих музыкантов до грандиозных шоу эстрадных и рок-звезд и впечатляющих постановок на огромных сценических площадках мира - такова эволюция жанра.

Формы содружества искусств

Одной из форм творческого взаимодействия специалистов из смежных областей является синтез пластических искусств. Особенно характерен синтез искусств в архитектуре. В ходе исторического развития степень взаимопроникновения зодчества, скульптуры, живописи, прикладного искусства и дизайна менялась. В древнеегипетских храмах и в дворцах эпохи Возрождения различен масштаб влияния на входящего скульптур, живописных полотен и и утвари. Но всегда основа - архитектурное сооружение, носитель общей образной идеи. В данном случае синтезируемые искусства сохраняют относительную самостоятельность.

Но иногда архитектура имеет характер истинно синтетического искусства. Готические соборы, дворцы в стиле рококо, здания мастеров эпохи арт-нуво и модерна - яркий образец единства пространства и предметной среды обитания. Скульптура, живопись, резьба, мебель - ничего нельзя изъять без ущерба для единого художественного образа.

Другим примером художественного взаимодействия стал синтез искусств в театре. Как и кино, театр имеет пространственно-временной характер и обладает истинно синтетической сутью. Задача режиссера драматического или оперного спектакля, используя возможности разнообразных художественных средств, воздействуя на все органы чувств зрителя, создать зрелище с единым творческим посылом. Драматург, композитор, актер, художник по декорациям, художник по костюмам, художник по свету - каждый из них вносит свой вклад в создание спектакля в соответствии со своим талантом в отдельной отрасли искусства.

Гиперсинтетическое искусство

Кино и телевидение выдают продукт, являющийся плодом усилий множества людей. Визуальный образ, звуковой ряд, смысловое наполнение - всё имеет огромное значение. Автором фильма обычно называют режиссёра, но эта профессия подразумевает знания и умения из разных областей искусства.

Специфика технологии производства фильма влияет на методы работы художника и композитора, декоратора и актёра. Но это лишь усиливает взаимосвязь разных видов творчества в кинопроцессе, где главное - единая эстетическая и художественная программа. Синтез искусств в кино и телевидении - необходимый фактор для выполнения этой программы.

Архитектура православного храма

Здания религиозного назначения всегда воздвигались с участием мастеров самых разных специальностей. Синтез искусств в храме - органичная составляющая в стремлении добиться нужного воздействия на верующих.

Главная роль в формировании образа божьего храма принадлежит архитектуре. Взятая из византийских традиций, конструктивная и планировочная схема крестово-купольного русского православного храма складывалась в течение многих веков. Архитектурная составляющая организации внутреннего пространства служит подчеркиванию связи двух миров - духовного и материального. Строго регламентируемое расположение строения, его планировка подчинены движению с запада на восток и снизу вверх. Алтарь и купол символизируют небо и его обитателей и служат ориентирами для этого движения: при движении от входа, расположенного на западе, на восток - к алтарю, перед верующими потолок раскрывается к куполу.

Сильному воздействию на души верующих служит синтез искусств в православном храме: переплетение архитектуры и живописи, архитектуры и богатого церковного убранства. Расположение икон, элементов росписи стен, потолка, купола - всё это тесно связано с общей и одновременно глубоко символично. Иконостас, состоящий обычно из нескольких ярусов, с посередине, амвон, клирос - всё богато украшено резьбой и росписью, выполненными лучшими мастерами. Церкви всегда строили, не жалея ни сил, ни средств, ведь храм - дом бога.

Гармония и стремление к богу

Храмовая архитектура - важная, но не единственная составляющая сильного душевного воздействия на верующих. Процесс православного богослужения проходит по правилам, схожим с законами некоторых зрелищных видов искусства. Это также синтез искусств. В православном храме проводятся ежедневные и торжественные праздничные службы, регламентируемые строгими канонами. Плавные величавые движения участников церемонии, сопровождаемые пением и чтением божественных текстов, одежды священников, свечи - все имеет символический смысл и ставит целью гармоническое сочетание со всей атмосферой храма, подчеркивание стремления к духовному, к высшим силам.

Храм - единая православная модель мироздания. И синтез искусств в храме - средство выражения красоты, благолепия, величия, гармонии мира.

Время большого синтеза

Современное искусство тяготеет к обобщениям и многогранности. Синтез искусств в театре, кино делает их созвучными времени. Взаимопроникновение и взаимовлияние разных видов творчества очевидно.

Настоящим апофеозом синтетического искусства являются зрелища, посвященные важным общественным событиям. Открытие и закрытие Олимпийских игр - не просто официальные церемонии, проводимые организаторами, а грандиозные шоу, которые видит огромное число жителей планеты. В них участвуют лучшие представители театра, кино, музыки, хореографии. Визуальный ряд создается художниками, специалистами компьютерной графики. Это современный синтез искусств. И у всех одна цель - рассказать о стране-хозяйке игр, выразить радость от общения молодых людей со всех уголков Земли.

Масштаб и многогранность

Искусство. 9 класс. Данилова Г.И.

М.: 2013 - 304 с.

Учебник завершает авторскую линию Г.И. Даниловой по искусству для основной школы. В нём рассматриваются особенности отдельных видов синтетических искусств, а также процессы их взаимовлияния и взаимообогащения. Содержит обширный иллюстративный материал. Методический аппарат включает следующие рубрики: «Вопросы и задания для самоконтроля», «Творческая мастерская», «Темы проектов, презентаций или сообщений». В заданиях приведены ссылки на интернет-ресурсы. В конце учебника помещён список рекомендуемой литературы и интернет-ресурсов.

Формат: pdf

Размер: 36,1 Мб

Смотреть, скачать: 02 .09.2016г, ссылки удалены по требованию изд-ва "Дрофа" (см. примечание)

Содержание
Предисловие 3
I. Синтетические искусства: их виды и особенности
1. Пространственно-временные искусства 7
1.1. Характеристика синтетических видов искусства 7
1.2. Проблема границ и взаимодействия искусств 14
2. Азбука театра 20
2.1. Законы театрального искусства 20
2.2. Театр среди других искусств 26
3. Актёр и режиссёр в театре 30
3.1. Секреты актёрского мастерства 31
3.2. Искусство режиссуры 35
4. Искусство оперы 42
4.1. Из истории оперного искусства- 42
4.2. Опера - союз музыки и театра 47
5. В мире танца 57
5.1. Из истории возникновения и развития танца* 58
5.2. Искусство хореографии и его выразительные средства 62
6. Страна волшебная - балет 68
6.1. Из истории балетного искусства* 69
6.2. Выразительные возможности балета 75
7. Искусство кинематографа 80
7.1. Первые шаги кинематографа* 81
7.2. Средства выразительности кино 85
7.3. Кино в диалоге искусств 92
8. Фильмы разные нужны 97
8.1. Виды кинематографа 98
8.2. Многообразие жанров игрового кино 107
9. Экранные искусства: телевидение, видео 112
9.1. Свойства телевидения и его выразительные возможности 113
9.2. Мир видеоискусства 122
10. Мультимедийное искусство 126
10.1. Виды компьютерного искусства 127
10.2. Компьютерные технологии в руках художника. . . 135
11. Зрелищные искусства: цирк и эстрада 140
11.1. В мире циркооого искусства 142
11.2. Искусство эстрады 153
II. «Под сенью дружных муз»
12. Изобразительные искусства в семье муз 163
12.1. Содружество изобразительных искусств 164
12.2. Изобразительные искусства и фотография* 171
12.3. Изобразительные искусства и танец 175
13. Художник в театре и кино 180
13.1. Искусство сценографии 181
13.2. Художник кино 189
14. Архитектура среди других искусств 196
14.1. Архитектура и изобразительные искусства 197
14.2. Архитектура - «застывшая музыка» 203
15. Содружество искусств и литература 208
15.1. «Слова и краски издавна в родстве...» 209
15.2. «Стань музыкою, слово...» 212
15.3. Литература, театр и кинематограф 215
16. Музыка в семье муз 221
16.1. Музыка и изобразительные искусства 222
16.2. Музыка - душа танца 229
17. Композитор в театре и кино 237
17.1. Задачи композитора в театральном спектакле. 238
17.2. Зачем нужна музыка в фильме 242
18. Когда опера превращается в спектакль 249
18.1. Творцы оперного спектакля 250
18.2. Роль режиссёра и актёра в опере 255
19. Создание балетного спектакля 260
19.1. И рождается чудо спектакля 261
19.2. «Петрушка» - шедевр балетного искусства* 265
20. На премьере в драматическом театре 273
20.1. Искусство быть зрителем 274
20.2. Режиссёр на репетиции* 277
21. Как снимается кинофильм 280
21.1. К экрану путь нелёгок и нескор 281
21.2. На съёмочной площадке 284
21.3. Монтаж и озвучивание фильма 289
Как смотреть и оценивать театральный спектакль (кинофильм) 294
Книги для дополнительного чтения 295
Использованные источники 297

Основные понятия:

интеграция, синтез искусств, синопсия, синестезия,

взаимодействие, энтропия, синкретизм

Взаимодействие разных искусств и синтетические виды искусства

Взаимодействие - процесс контактного взаимовлияния структурных элементов одной системы или структурных элементов различных систем, в результате которого происходят качественные и количественные изменения данных элементов, а иногда и самих систем, в некоторых случаях приводящие не только к их разрушению, но и к образованию новых элементов или систем.


Процессы интеграции в искусстве между различными его видами строятся в основном на основе двух вариантов контакта:

влияние одного вида на другой, результатом которого являются качественные и количественные изменения каждого участвующего во взаимодействии элемента;

объединение видов искусства, в результате которого образуется новый вид искусства, несущий в себе как некоторые черты образующих его видов, а так и новые черты, отсутствующие в первоначальных видах.

Процессы взаимодействия (сближения и установления контактов) являются следствием обнаружения и проявления сходности, похожести и общности. Взаимодействие происходит, как правило, тогда, когда присутствует и четко прослеживается взаимный интерес одного к другому. Художник-автор прибегает к возможностям взаимодействия тогда, когда имеющиеся средства выразительности не вполне удовлетворяют его и привлечение возможностей другого искусства решает эту проблему.

Взаимодействие заключается в проявлении некоторых признаков одного вида искусства в другом (например, использование принципов передачи пространства из изобразительного искусства: «далеко - размыто и неясно, мало; близко - ярко, много и четко», в музыке - «далеко -тихо, близко - громко»). Взаимодействие разных видов искусства является как бы второй стороной одного и того же явления, заключающейся в исторической дифференциации отдельных видов в системе целостного искусства.

I Процесс тяготения к разложению сложных систем на простейшие элементы связан с природными процессами тяготения всего сущего к состоянию покоя и равновесия и называется энтропией.

Виды и формы

интеграционных процессов

в художественной деятельности

В области художественной деятельности процессы интеграции можно рассматривать в следующих областях:

Интеграция техник, средств выразительности, стилей, жанров в пределах одного вида искусства;

Синтез различных видов искусства (цветомузыка, эстрада, бардовская песня, цирк, кино, видеоклип и т. д.);

Интеграция искусства с другими культурными явлениями (фирурное катание, синхронное плавание, лыжные фигурные танцы, брейк-данс, арттерапия и т. д.).


В основе применения синтеза различных видов искусств лежит факт того, что любое произведение искусства есть система особого рода раздражителей, сознательно и подсознательно организованных с таким расчетом, чтобы вызвать эстетическую реакцию. Воздействуя на органы чувств людей комплексом красок, звуков, словесных интонаций, искусство вызывает многообразие ощущений, которые анализируются, сравниваются, сопоставляются с уже имеющимися представлениями и понятиями. При одновременном воздействии нескольких раздражителей образуется временная связь между самими анализаторами, возникает ассоциация ощущений.

Ассоциация ощущений - последовательно усложняющийся ряд условных рефлексов, благодаря которым устанавливается связь человека с миром, отражение в мозгу действительности в ее многообразии и полноте.

Проблемой взаимодействия различных видов искусства занимался

B. Кандинский. Ему принадлежит идея монументального искусства, вбирающего в себя все возможные средства выразительности, жанры и стили, основанного на всеобщем синтезе искусств как вершине развития человеческой способности к художественному творчеству.

Параллельно идеи применения интеграции различных видов искусства в музыкальной педагогике разрабатывал Э. Жак-Далькроз, организовавший в Хеллерау (Швейцария) школу музыки и ритма, методика преподавания которой строилась на синтезе музыки и хореографии, получившая свое продолжение в начале XX века в разработках Дельсарте, Ж. Д. Удина, а в Москве и Петербурге - у С. Волконского. Идеи

C. Волконского легли в основу школы К. Станиславского, определившей пути развития музыкального театра.

Продолжая и развивая эти идеи, К. Орф основал в Мюнхене совместно с Д. Гюнтером школу гимнастики, танца и музыки («Гюнтершуле»), а также создал новый тип музыкального спектакля, для которого были характерны тесная связь музыки, текста и сценического движения, организация музыкальной драматургии посредством длительных ритмических остинато. Все эти идеи нашли отражение в пятитомном собрании «Музыка для детей» (Shulweik).

Проблема взаимодействия различных видов искусства была характерна для русской философской мысли начала XX века. Значительное место идеи синтеза искусств занимают в работах П. Флоренского. В работах «Храмовое действо как синтез искусств», «Иконостас» и «Обратная перспектива» Флоренский пишет о проблема значимости контекста для русской иконы, которым является сам храм. Икона, вырванная из храмового единства, теряет силу. Храм - это то, что является объединяющим началом во взаимодействии пластики и ритма, игры и благово-


ния, слова и звучания, обеспечивающим задействованность всех органов чувств человека.

В основу синтеза искусств Флоренский ставит факт единства приемов по организации пространства, который определяется тем, что путь художника всегда един и представляет собой движение от случайного к устойчивому и неизменному. Поэтому ритмика вводит пространствен-ность музыкального характера, симметрия - архитектурного, выпуклость объемов -скульптурного.

Е. Трубецкой синтез искусств также рассматривает на примере православной иконописи. Он пишет о том, что в иконах при изображении евангелистов происходит смена одного семиотического канала другим или переход со взгляда на слух. Тип позы человека демонстрирует обращенность к звуку. Это поза углубленного вслушивания в голос, который не имеет локализации в пространстве, исходит как бы изнутри мира. Видимое переходит в невидимое.

художественная практика ">

480 руб. | 150 грн. | 7,5 долл. ", MOUSEOFF, FGCOLOR, "#FFFFCC",BGCOLOR, "#393939");" onMouseOut="return nd();"> Диссертация - 480 руб., доставка 10 минут , круглосуточно, без выходных и праздников

240 руб. | 75 грн. | 3,75 долл. ", MOUSEOFF, FGCOLOR, "#FFFFCC",BGCOLOR, "#393939");" onMouseOut="return nd();"> Автореферат - 240 руб., доставка 1-3 часа, с 10-19 (Московское время), кроме воскресенья

Демшина Анна Юрьевна. Проблема взаимодействия искусств в эпоху постмодернизма: российская художественная практика: Дис. ... канд. культурологических наук: 24.00.01: Санкт-Петербург, 2003 165 c. РГБ ОД, 61:04-24/157

Введение

ГЛАВА 1.Взаимодействие как диалог искусств в эпоху постмодернизма.

1.1 .Диалог искусств в пространстве современной культуры 8

1.2.Взаимодействие и диалог искусств 24

1.3.Взаимодействие искусств в условиях виртуализации жизни 33

ГЛАВА 2. Пространство взаимодействия искусств в культуре эпохи постмодернизма.

2.1. Модель взаимодействия искусств: теоретические основания 54

2.2. Изобразительное искусство и система взаимодействия искусств в эпоху постмодернизма: практический аспект 65

2.2Л.Взаимодействие изобразительного искусства с литературой -уровень единичного 65

2.2.2.Взаимодействие изобразительного искусства с кинематографом-уровень особого 72

2.2.3. Изобразительное искусство и современная культура -взаимодействие на уровне общего (дизайн) 80

ГЛАВА 3. Взаимодействие искусств в российской культуре последней трети XX начале XXI века.

3.1. Анализ современных стратегий исследования российской культуры эпохи постмодернизма 87

3.2.Художник и «новое техническое» 103

3.3. Взаимодействие и новый инструментарий изобразительного искусства 114

Заключение 124

Библиография 127

Приложения 145

Введение к работе

Актуальность и степень разработанности темы. Исследование проблемы взаимодействия искусств в эпоху постмодернизма приобретает особую актуальность. Это связано, во-первых, с возрастанием роли изобразительного искусства в культуре, во-вторых, усилением тенденции к межкультурному взаимодействию, что влияет на сознание современного человека, формирования его ценностных предпочтений. Под эпохой постмодернизма в данном исследовании понимается цикл развития культуры последней трети ХХ-го - начале XXI веков.

Современная тенденция исследования проблем искусства в целом тяготеет к философско-культурологической парадигме. Особое значение в эпоху постмодернизма приобретают вопросы определения границы искусства и неискусства, связей между различными процессами художественного и нехудожественного порядка, осознания глубинного родства феноменов культуры как целостной системы. Изобразительное искусство свободно оперирует достижениями многих областей человеческой деятельности, а арсенал изобразительного искусство, используются другими художественными и нехудожественными стратегиями. Специфика «нового» в российской художественной практике так же во многом обусловлена интересом к пространству «между» классическими и неклассическими институциями, что стимулирует процесс взаимодействия искусств в отечественной культуре, поэтому проблема взаимодействия искусств в эпоху постмодернизма становится особо актуальной.

Необходимым становится использование и выработка новых стратегий исследования этих культурных феноменов. Размышления об особенностях современного российского художественного процесса нередко вынуждают обраться к особенностям общемировых тенденций. Культурология как интегративная область знания свободно использует результаты исследования

ряда дисциплинарных областей, предполагает постоянный поиск новых способов репрезентации явлений культуры

Изучение проблемы взаимодействия искусств в художественной культуре постмодернизма может стать одной из точек редукции специфичности русских культурных процессов: в поиске связей с общемировыми культурными тенденциями, при осознании искомой целостности и самобытности русской культуры.

Культура XX века демонстрирует собой новый тип отношений, опирающийся на глобальный характер международных связей, сочетающийся с интересом к уникальному, полистилизм и внеиерархичность. Россия сегодня активно пытается найти в новом поликультурном пространстве свое место, восстановить культурные связи, которые были нарушены в советский период. В тоже время новый уровень воздействия на человека науки и техники породил новый тип визуальной культуры, приводящий к виртуализации жизни. Развиваются принципиально новые средства коммуникации, порождающие другое отношение к любой информации и влияющие на отношения между людьми. Естественно, все эти процессы влияют и на художественную жизнь, на положение художника в обществе.

Специфика новых феноменов российской художественной практики так же во многом обусловлена их положением в пространстве «между» классическими и неклассическими институциями, в зоне взаимодействия. Поэтому проблема взаимодействия искусств в эпоху постмодернизма становится особо актуальной. Все эти процессы, на мой взгляд, нуждаются в осмыслении и систематизации, и именно корпус культурологических знаний дает возможность выявить общие закономерности взаимодействия, определить его роль в современной культуре, при внимательном отношении к самому художественному произведению.

Понятие «взаимодействие» используется многими науками: социологией, философией, культурологией, искусствоведением. В данной работе «взаимодействие» понимается как процесс взаимоотношения в самом широком смысле (М. Каган) - от взаимодействия художник-зритель, художественной и нехудожественной деятельности до взаимодействия различных стилей, жанров и видов искусства, различных областей культуры в целом. Взаимодействие как коммуникационный процесс рассматривалось рядом ученых (М. Каган, Р. Барт, Ж. Деррида, У. Эко, Р. Виль, Ж.Ф. Лиотар, Ю. Хабермас М. Маклюен, А. Дрикер и др). Они изучали особенности взаимодействия автора и зрителя через художественное произведение, определи особенности общения в современной культуре.

Исследование взаимодействия как диалогического отношения занимались следующие ученые - взгляд на диалог как особый процесс, обладающий специфическими характеристиками представлен в трудах Райнера Виля, Ю.Лотмана; диалог, полилог как один из способов самоидентификации (личности, зрителя, автора, текста) рассмотрен в работах Ж.Деррида, Р.Барта, Ж.Ф. Лиотара, Ю. Хабермаса; диалог, полилог как один из принципов развития современного искусства и культуры в целом представлен в трудах П. Козловски, И. Хассана, Г. Маркузе, М.С. Кагана, М.М. Бахтина и др.

Особенности взаимодействия искусств представлены в семиотических концепциях русских ученых - Я.Линсбаха, Ф. Шмидта, Ю. Лотмана, Б. Успенского, Д. Силичева; а так же в работах зарубежных авторов - Г. Велъфина. Б. Капицы, В.Бенвениста, Б. Кокюла, К. Пейруже, Ф. Тюрлеманна, Ш. Коплена, в которых исследователи определяют своеобразие языков различных видов искусства и особенности их отношений.

Различные аспекты постмодернистской проблематики культуры представлены в работах многих исследователей. Проблема статуса и легитимизации знания в эпоху постмодернизма нашла отражение в трудах Ж.

Лиотара, М. Минского, И. Ван Визингера; проблема развития отношения культуры, техники и искусства -у М. Маклюена, П. Козловски, А. Дрикера, У. Уорнера, Д.Мейнарда, Э. Тоффлера, Г. Голынко-Вольфсона, Г. Джона, М. Трофименкова, П. Верилъо, П. Вайбеля; проблема различия и повторения, как качеств культуры постмодернизма в целом - у ЖДеррида, ЖДелез, Ф. Геаштари, проблема авторства - у М.Фуко, Ю.Кристевой, Р. Барта, Б. Каплана, проблема выявления специфики современного поля культуры в целом у Ж.Бодрийяра, У.Эко, СЖижека, Ю.Хабермаса, У.Уорнера, Д.Мейнарда, Э. Тоффлера.

Изучением отдельных аспектов развития изобразительного искусства XX века занимались многие авторы. Среди них значимы труды В. Бенъямина, М. Бойко, П. Вайбеля, М. Вудманси, В. Гаас, Р. Голдберг, Ч. Дженкса, В. Диановой, Д. Дикки, М. Итона, Л. Фидлера и др.

Специфика культурных процессов эпохи постмодернизма в отечественной культуре отражена в исследованиях М.Берга, В. Бычкова, М. Гельмана, А.Гениса, Б. Гройса, П. Вайля, М.Кагана, В.Курицына, М.Липовецкого, ВМазина, Н.Манькоеской, М.Рыклина, В. Савчука, В.Тупщына, М. Тупициной, О. Туркиной, Г. Щедриной, М.Эпштейна, М. Ямполъского и др.

Интегративной, комплексной, теоретической культурологической разработки проблемы взаимодействия искусств в эпоху постмодернизма, а так же выявления специфики этого взаимодействия в условиях российской художественной практики до сих пор не было осуществлено.

Объект: Культура эпохи постмодернизма

Предмет: Взаимодействие искусств в российской культуре эпохи постмодернизма.

Цель: Выявить основные закономерности взаимодействия искусств в культуре эпохи постмодернизма, исследовать проявление этих

закономерностей на материале российской художественной практики указанного времени.

Это определило следующие Задачи:

Проанализировать характер взаимодействия искусств в современной культуре, в условиях «виртуализации жизни», «клипового мышления».

Выработать модель взаимодействия искусств в эпоху постмодернизма и рассмотреть ее функционирование на примере российского художественного процесса.

Выявить специфические черты пространства взаимодействия искусств в условиях российской художественной практики.

Гипотеза исследования: Исходной концептуальной позицией данного исследования является то, что проблема взаимодействия искусств в культуре постмодернизма рассматривается как процесс, обусловленный во многом содержательными характеристиками культуры изучаемой эпохи в целом (ризоматичностью, диалоговостью, виртуализацией, размыванием границ между искусством и неискусством, элитарным и массовым и др.). В то же время пространство взаимодействия обладает своей собственной спецификой. Продуктивный характер может иметь использование понятия системы, для исследования проблемы взаимодействия искусств. Можно так же предположить, что рассмотрение новейших феноменов российской художественной практики под данным углом зрения должно быть особенно эффективно, поскольку динамические процессы протекающие в российской культуре в эпоху постмодернизма значительно моложе западного варианта и имеют ряд особенностей.

Методология исследования: Основным методологическим основанием для данного исследования послужил системно-синергетический подход. Его использование обусловило возможность рассматривать культуру как единую сложную самоорганизующуюся систему, являющуюся

подсистемой бытия; культуру постмодернизма - как закономерный этап ее развития; современную художественную культуру - как самосознание культуры постмодернизма в целом. Это помогло сопоставить подходы, изучающие культурные процессы в целом с трудами ученых анализирующих уникальное (М. К. Мамардашвили, А. М.Пятигорский, Г.Хакен, И.Пригожин, С.Курдюмов, Е.Князев, М.Каган, Б.Бранский). Постмодернистская парадигма понимания культуры позволила выявить существенные особенности современной культуры в целом (работы западных исследователей - Ф. Лиотара, Ж. Делеза, Ж. Деррида, Ж. Бодрийара, М. Фуко; труды отечественных ученых - М. Кагана, А. Гениса, М. Эпштеина, В. Курицина и других). Анализ феноменов современной культуры потребовал применения положений структурно-семиотического метода (М. Фуко, Ж. Бодрийар, Ю. Лотман, Р. Барт, У. Эко). Для разработки модели взаимодействия искусств важным оказался метод моделирования (М. Минский, А. Дриккер, К. Байер, В. Грубков, В. Петров). Метод герменевтико-феноменологического анализа (Г. Гадамер, Э. Гусерль, М. Хайдеггер) применялся при изучении российской художественной практики. Так же использовались методы искусствоведческого, литературоведческого, киноведческого анализа.

Источниковедческая база исследования. Прежде всего были привлечены многочисленные факты из современной культурной жизни России - личные беседы с участниками художественного процесса, сами явления художественной культуры - музейные и частные собрания произведений искусства, выставки, кино и театральные постановки, видео и виртуальные материалы, а так же «тексты культуры» в самом широком культурологическом понимании этого слова. Существенными

теоретическими источниками настоящей работы выступили труды отечественных и зарубежных философов, культурологов, искусствоведов, исследования в области синергетики, методологического знания. Работы посвященные отдельным аспектам современной культуры и искусства.

Диалог искусств в пространстве современной культуры

Понятие «взаимодействие» имеет довольно широкое содержание, представляет собой процесс взаимоотношения в самом широком его значении. Круг проблем, актуализирующихся через призму понятия «взаимодействие искусств», так же достаточно объемен - это и взаимодействие автора и зрителя через художественное произведение, взаимоотношение в процессе создания произведения искусства, его культурное бытие, взаимодействие различных видов искусства, художественных практик.

Взгляд на проблему взаимодействия искусств как форму диалогического отношения, с учетом специфики и неоднозначности современного искусства, множественность форм его проявления, может позволить ввести в дискурс спектр явлений, имеющих самые различные характеристики и качества, увидеть современное искусство в развитии и в многообразии (при бережном отношении к произведению искусства).

В эпоху постмодернизма, в современных условиях, глубоких изменений во всех сферах организации жизнедеятельности человека диалог обретает особый смысл, особую ценность, как одно из наиболее универсальных средств существования и функционирования различных систем - от решения экологических, экономических, политических проблем до гарантирования существования культуры в ее целостности и уникальности1.

Если рассматривать диалог в рамках процесса диалога искусств, то необходимо отметить несколько направлений развития этой проблемы - это, во-первых, диалог как проявление отношения автор/зритель, проявляющийся как форма отношения «Я» и «Ты»; во-вторых, сама художественная акция как диалогический процесс; в-третьих, диалог как способ самоидентификации автора и зрителя через художественное произведение, художественную акцию, и как процесс идентификации самого произведения как принадлежащего к сфере искусства; в-четвертых, процесс взаимодействий искусств как таковой является особой формой межвидового, межкультурного диалога. Все эти направления тесно связаны между собой и с общекультурными процессами, протекающими в изучаемую эпоху отражают современное положение вещей, так же могут помочь увидеть процесс в развитии, в перспективе.

М.М.Бахтин писал2, что диалогические отношения явление, гораздо более широкое, чем отношение между репликами диалога...это почти универсальное явление пронизывающее всю человеческую речь, все отношения и проявления человеческой жизни вообще, все, что имеет смысл и значение. Чужие сознания нельзя созерцать, анализировать, определять как вещи, объекты, с ними можно только диалогизировать, общаться.

Принцип диалога, а сегодня гораздо чаще употребляют слово полилог, как сложный принцип существования множества структур, являлся и является предметом изучения для многих исследователей, среди которых можно выделить несколько общих направлений: диалог как принцип существования отношения «Я» и «ТЫ», «МЫ» и «ВЫ» (М. С. Каган, В. С. Библер); диалог как особый процесс, обладающий специфическими характеристиками (Р.Виль, Ю.Лотман.); диалог, полилог как один из способов самоидентификации личности, зрителя, автора, текста

В рамках развития современной культуры проблема диалога на всех уровнях становится особенно актуальной, то же, естественно, проявляется и на уровне художественной культуры. При этом необходимо отметить наличие в культурной ситуации двух естественных полюсов: с одной стороны стремление к целостности, взаимодействию различных видов художественной и нехудожественной деятельности, с другой центробежные тенденции, к обособлению, установлению границ. Вместе со стремлением к корпоративности - индивидуализм, с признанием ценности уникального - тиражируемость.

На практике существование этих двух полюсов создают то напряжение, которое стимулирует развитие культуры в целом, как сложного многослойного организма, и диалог часто становится одной из наиболее оптимальных форм отношений на разных культурных уровнях. Ведь только диалог равноправных партнеров может гарантировать полнокровное общение, в обратном случае происходит либо уничтожение одного из партнеров, насильственное навязывание определенной стратегии, модели поведения или мягкое растворение, унификация. Примером насильственного утверждения определенной культурной модели может служить колонизация Америки, сегодня же гораздо большую опасность несет мягкое, но от этого не менее агрессивное, вторжение так называемой мировой унификации, которую часто и не совсем точно называют американизацией4. Америка - страна, столкнувшаяся с этой проблемой одной из первых, в силу особенностей развития культуры и экономики.

В XX, а теперь уже и в XXI веке в связи с ускорением жизни, «уменьшением» размеров нашей планеты, визуализацией культуры, произошло глобальное увеличение количества и скорости передачи

Показательно, что уничтожение американской культуры в прошлом, породило культуру, ставшую первой столкнувшейся с новой мировой унификацией жизни, сегодня широко распространяющей свое влияние по всему миру. информации, уменьшение количества шумов в информационных каналах. Это привело к информационной экспансии, когда новое не усваивается, а присваивается5. Новое не связывается с уже имеющимся, а подчас заменяет его, вытесняет, стирая предыдущее или располагается фрагментарно, образуя разрывы. В этих условиях именно диалогичность общения становится особенно важной, выступает в качестве гаранта равновесия глобального и локального, равновесия между личностью ц обществом, личностью и другой личностью, с этой точки зрения повышается актуальность проблемы диалога как отношения «Я» и «ТЫ».

Диалог, в переводе с греческого, - спор, обмен мыслями, между двумя или несколькими индивидами, прочно вошел в наше сознание, как способ общения в самом широком понимании и многогранной представленности: от диалога как общения с текстом, общения со всем миром по М.М. Бахтину, до диалога как особой логики мышления - диалогики (В.С.Библер).

Для современной культуры свойственна новая логика диалогического отношения к иному, отдалено ли оно от нас пространством и временем: иное есть другая ипостась единой культуры человечества. При этом такой диалог - это и процесс обучения будущего художника и зрителя, и процесс создания произведения искусства, и процесс общения зрителя с произведением, и процесс бытия произведения искусства в культуре. М.С.Каган пишет, что хотя в ряде видов человеческой деятельности оптимальным видом общения является монолог (военная служба, медицинская практика), т.е. общение, имеющее целью передать некоторое сообщение и рассчитанное на его адекватное понимание адресатом, при этом общение как отношение «Я» и «ТЫ», «МЫ» и «ВЫ», «Я» к «ДРУГОМУ», как равных по самостоятельности, активности субъектов имеет корни именно в диалоге, как равноправном общении6.

Модель взаимодействия искусств: теоретические основания

Стремление современной культуры к диалогу, перетеканию концепций, смыслов, интерес к пространству между языками, между культурами, породило как большое количество экспериментов на практическом уровне, так и перетекание методологического аппарата, развитие междисциплинарных исследований на теоретическом. Интеграция различных позиций и методов на метакультурном уровне, попытка увидеть общее без потери индивидуальных особенностей каждого (в нашем случае, вида искусства, творческого метода отдельного художника) представляет собой интересное поле для исследования. Специфика культурологического подхода имеет основу как раз в междисциплинарной интеграции различных знаний о духовной, материальной и художественной культуре, освоении ценностно-регулятивных, коммуникативных аспектов коллективной и индивидуальной жизни человечества во всех ее проявлениях.

Постмодернизм провозгласил эру бесконечности - бесконечность желания (Ж. Лакан), бесконечность повторения (Ж. Деррида), интертекстуальность как бесконечность текста (Ю. Кристева), ризоматичность как паутина бесконечности мысли, стремящейся к движению по и между поверхностей (Ж. Делез и Ф.Гваттари), знание как бесконечность языковых игр (Ж.Лиотар). Постмодернизм отказался от модернистского агона, создав иллюзию существования человека в мире как в хроно-синкластическом инфудибулуме (Курт Воннегут в социально-фантастическом романе «Сирены Титана» так назвал место в космосе, в котором человек растворяется в пространстве и во времени и существует бесконечное количество возможностей быть правым). Но бесконечность - не синоним хаоса. Многие исследователи современной культуры акцентируют внимание на том, что эта бесконечность основана на диалогическом взаимодействии порядка и хаоса, что эта множественность - есть система, базирующаяся на сочетании многокорневых, различных феноменов и тенденций (Ж. Делез и Ф.Гваттари, Ж. Лиотар, М.С. Каган, М. Эпштейн и многие другие). Ведь «бесконечное количество возможностей быть правым» в современной ситуации означает признание инаковости и диалог с иным как равным себе. Поэтому для изучения современной культуры, в том числе и художественной культуры, актуальными становятся методы системного подхода и метод моделей.

Важным направлением развития современной науки в целом и гуманитарного знания в частности, является междисциплинарный диалог. В ситуации крайней специализации научного знания актуальным связующим звеном становятся науки, возникающие на стыке, способность к обобщающему знанию. Методы и положения гуманитарных наук приходят в технические и наоборот: так системно-синергетический подход, родившись в биологии и физике, пришел и в другие отрасли знания. Культурология как наука использует методы многих других дисциплин от социологии, философии, аксиологии, до истории, искусствознания, психологии.

Использование системно-синергетической методологии при изучении процессов, протекающих в культуре эпохи постмодернизма, дает возможность рассматривать культуру как единую сложную самоорганизующуюся систему, являющуюся подсистемой бытия, постмодернизм как закономерный этап ее развития, современную художественную культуру как самосознание культуры постмодернизма в целом; позволяет увидеть в изучаемом феномене особое и общее, разглядеть индивидуальное, не потеряв из вида общекультурные процессы.

Неклассический способ мышления позволяет увидеть особое, уникальное, но не дает преставления о целостности изучаемого явления, не позволяет определить его место и функции в более широком контекстуальном поле, обнаружить закономерность связей с другими элементами, прогнозировать возможные варианты развития. Споря со схематичностью, дуализмом классического способа мышления, неклассический опирается на онтологичность, негомогенность и дискретность сознания, неоднородность пространства наблюдения и непрозрачность наблюдателя. Для неклассического характерно представление о свободном становлении мира вместо телеологического движения к предустановленной гармонии, интерес к повседневному миру опыта и пограничным его элементам как к месту образования нового, а в качестве методологии используется интуитивное познание, герменевтическое вживание, описание. Синергетика же рассматривает общие закономерности эволюции систем любой природы, описывает их на интернациональном языке, объединяя классический и неклассический способы мышления.

Само понятие60 «синергетика» возникло в биологии для обозначения согласованного взаимодействия антагонистических мышц (Ч. Шеррингтон), затем было использовано Г. Хакеном61 как название для теории самоорганизации, которая призвана изучать системы, состоящие из большого количества частей, подсистем, взаимодействующих между собой сложным образом.62 Синергетическая парадигма базируется на ряде установок: сложность - целое и сумма его частей являются качественно различными структурами; бифуркация и ветвление - возможность бесконечного числа альтернативных сценариев развития системы; нелинейность, неустойчивость, самоорганизация, как гарант вариативного развития,; порядок и хаос, как полюса напряжения; аттрактор как предположение существования будущего в настоящем (при этом вводит субъект в познаваемую им систему как составляющее звено самой этой системы). Синергетику можно трактовать как механизм сопоставления особенностей сложных систем, мост для соединения общенаучных метафор64.

Культура состоит из множества сложновзаимодействующих подсистем. М. С. Каган65 выделяет следующие уровни культурного взаимодействия - единичное (культура личности как единичное проявление вариативного особого и инвариативного общего); особое (культура социальной группы); общее (культура человечества). Если транспонировать эту идею на художественную культуру, то можно выделить, с одной стороны, следующие уровни творческого взаимодействия: уровень единичного - внутри творчества одного художника; уровень особого - коллективное творчество; уровень общего - общечеловеческое. С другой, если рассмотреть каждый вид искусства как единицу, как «личность», то система взаимодействия искусств тогда будет иметь следующие уровни: уровень единичного -один вид искусства, уровень особого - межвидовое взаимодействие, уровень общего - общекультурное взаимодействие различных видов художественной и нехудожественной деятельности. Использование системно-синергетической методологии в исследованиях культурной проблематики, позволяет рассмотреть общекультурные процессы, не потеряв из вида особое, ведь именно в особом, в пространстве «между» находятся точки напряжения или, если говорить в рамках синергетической парадигмы, точки ветвления, бифуркации. Это не «навязывание» системе определенных правил, но изучение, как самих правил, так и исключений из них.где мир, характеризующийся множеством связей и нелинейностью, видится как иерархия сред, с другой стороны, понятие «система» прорастает и в идеи Ю. Хабермаса о систематизации жизненного мира, Ж. Бодрийяра о превращении европейской культуры в «систему вещей», но у них системность - это один из компонентов развития определенной цивилизации.

«Бесконечность», таким образом, рассматривается как живое поле постоянного развития и напряжения, что вместо аморфной скуки создает интригу, построенную на гуманистической диалоговой основе. Естественно, системная синергетика не панацея, не единственное средство, но в сочетании с другим инструментарием, другими методами она может оказаться эффективным способом увидеть изучаемый феномен более полно и разносторонне.

Михаил Эпштейн, рассматривая особенности развития культуры и общества в контексте философии возможного68, пишет, что мышление есть не что иное как движение сквозь действительность к скрытым в ней возможностям, так что сам действительный мир в свете мышления становится одной из возможностей. Исследователя интересует поиск единства структуры и деконструкции. В понятии деконструкция он выделяет три части: де - разборка-сборка, видящее в структуре нечто отличное от нее самой, струк - структурный порядок, но более всего его внимание заостряется на потерянной части - кон, избыток, являющийся основой для развития, конструирующее начало.

Анализ современных стратегий исследования российской культуры эпохи постмодернизма

В современных условиях происходит размывание границ не только внутри отдельных видов деятельности, но и между тем, что еще недавно казалось несовместимым. Искусство: его инструментарий и достижения - оказывается востребованным в экономике, политике, рекламе, в СМИ, на телевидении. Если рассмотреть этот процесс с точки зрения изобразительного искусства, в силу визуализации культуры и виртуализации жизни, то только перечисление областей контакта на различных условиях доминирования можно представить в виде длинного списка. Обратный процесс - когда искусство оперирует как материалом для творчества стратегии, феномены и приемы других видов деятельности.

Одним из таких маргинальных видов межинституализированной деятельности107можно считать дизайн: от дизайна интерьера, автомобилей, до дизайна рекламы, дизайна окружающей среды. Постмодернистская реальность ставит человека в рамки необходимости общения с множеством текстов, репрезентуемых в виде вещей, то есть, жизнь в окружении сотен тысяч материализованных смыслов108. Если в модернистской практике в силу культа границ обозначение этих границ было важно, то постмодернизм в силу ризоматического понимания культуры внимательно рассматривает и изучает пространство, ранее маргинальное, в том числе, и пространство повседневности. Дизайн маркирует, называет вещи, находит им срединное положение между потребностями, нормами и желаниями. Понятие «Look», «вид» которым оперирует Ж. Бодрийяр, говорит о сущности дизайна. Дизайн распространяет свое влияние и на наш внешний вид, и на внешний вид того, за кого мы голосуем, формирует то, что можно назвать окружающим миром. От лозунга дизайна эпохи баухауза «сочетание красоты и пользы» к тотальному господству имиджей в эпоху постмодернизма109. По сравнению с ретроспективизмом, эклектикой начала XX века в постмодернизме дизайн основан на терминах «клип», «коллаж» - диалоге эпох, стилей, направлений.

В дизайне интерьера сегодня провозглашается полная свобода хозяина моделировать мебель, изменять пространство при помощи игры с различными блоками, создаваемыми с учетом биоритмических законов. Новые технологии приходят в дизайн не только как инструмент, но и как формообразующее начало, например, работа 1992 года Тойо Ито «Корабли мира дрейфуют по Сене» - проект японского культурного центра в Париже, где при помощи компьютерных, информационных технологий, новых строительных материалов создаются уникальные вариативные плоскости, меняющие конфигурацию от погоды, настроения, желания хозяина - варианты нового универсального пространства, творимого пользователем (опять же при помощи формы, цвета, композиции, объема). В таком интерьере мы оказываемся в особой среде. Так находясь в самом высоком в мире отеле красивом здании, похожим на гигантский парус, Burj al-Arab в Дубай110 понимаешь, где ты находишься, только выйдя на улицу. Такой же комфорт, такие же произведения искусства, стерильный воздух, можно встретить и в Париже, Вашингтоне. «Национальный колорит» становится вещью без географической принадлежности, частью комфорта.

Другим важным направлением развития постмодернизма, отразившимся в современном дизайне, является экологичность, экологическая эстетика111. Упоение части общества экологической эстетикой как вариантом идеи, которая может стать фактором объединяющим человечество: от экологии среды обитания до экологизации человеческих отношений. На уровне искусства это привело к развитию направлений, основанных на симбиозе естественного и искусственного, моделей естественного и искусственного, как они представляются авторам. Во главу угла, кроме самой «экологичности», ставится и «экологизация» отношения к наблюдателю - большая зависимость эстетического объекта в окружающей среде коим является произведение искусства от субъекта восприятия, что приводит к подвижности критериев и границ искусства как такового.112 Эстетика дизайна окружающей среды тяготеет к концептуальной целостности, перетеканию внутреннего и внешнего - разбитые автомобили как ландшафтная скульптура, дикие растения как часть интерьера. Темы новых утопий - мир как один организм, диалог природы и культуры в экоэстетических проектах, индивидуализм как коллажная свобода цитирования. Еще одно интересное направление развития современного дизайна это сочетание новых технологий и бионитичности - от дизайна автомобилей до дизайна тела. Это можно определить, как бионизацию техники и технологизацию телесного, машина как часть тела и тело, сконструированное при помощи технологий. В результате встречи дискурсов искусства и тела и технологий в постмодернизме появляются формы связанные с художественным самовыражением через телесность (причем работа хирурга, массажиста, косметолога, стилиста и др. постоянно сравнивается с работой художника или скульптора).

В ситуации постмодерна, ситуативности границ верха и низа, дизайн в повседневности становится маркером, определяющим статус и характеристики субъекта в социокультурном пространстве, но именно здесь, как ни парадоксально, «я» получает и свободу. Странную свободу, ведь постмодернизм находится в постоянном поиске индивидуальности, оригинальности трактовки образа, которая будучи найденной быстро тиражируется, становится нормой. Связь дизайна и реального быта становится условной, одновременно творит мифы о жизни и деконструирует их. Как пишет Славой Жижек, что, в отличие от девятнадцатого столетия утопических и «научных» проектов и идеалов, замыслов будущего, двадцатый век имел своей целью освобождение вещи как таковой, непосредственную реализацию Нового Порядка. Основной и определяющий опыт двадцатого века - непосредственный опыт Реального, в противоположность повседневной социальной реальности113. Так, мебельные салоны предлагают не диваны, кресла, а модель жизни, сказку об идеале, внушая нам, что именно так выглядит наша мечта о «доме».114 Показательна фраза из модного журнала: «Причин для смены обивки своего автомобиля может быть бесконечное множество: практичность, престижность, эстетика салона автомобиля, и так далее. Но есть и более благородный мотив - самовыражение своей личности, творческого потенциала в поиске новых интерьеров салона»115. То есть самовыражение оказывается напрямую связано с дизайном интерьера автомобильного салона, выбранного при этом из предлагаемых образцов. Индивидуальность в такой ситуации становится вопросом расстановки и комбинирования существующих элементов. Постмодернистское искусство, в отличие от модернистского, стремится к тому, чтобы быть понятым, признанным, популярным, причем в различных культурных группах, и дизайн становится «международным языком» общения, где марки изделий, фамилии дизайнеров являются алфавитом. П6

Размывание границ между жизнью и искусством в постмодернизме осуществляется в значительно большем масштабе. Опыт модернистского искусства, как и искусства прошлого в принципе, входит в пространство постмодернистской повседневности, «растворяется» в нем, поэтому «Черный квадрат» К. Малевича сегодня не только шедевр живописи, но и деталь дизайна посуды, часть концепции интерьера.

Подобное уравнивание в правах «факта и фикции», по мнению Ж.Бодрийара, превращает искусство в механизм, вырабатывающий реальность, где на смену веща приходят симулякры. Некоторые современные теоретики отказывают культуре Постмодернизма в создании нового, не видят созидательного потенциала в заимствованиях культуры. Так, Ж.Бодрийар характеризует современность как состояние симуляции, в котором «мы обречены переигрывать все сценарии...» , считает, что современная культура немощна, что человечество неспособно найти хоть какой-нибудь позитивный импульс в своем развитии

Есть ли для искусства недопустимые темы? Лучшее определение дал В. Г. Короленко (1853-1921): «…говорить можно обо всем, но не по-всякому » . Теоретики антиискусства считают иначе: «Единственное правило для совершенного художника - будь верен своей творческой интуиции и делай, что хочешь » .Ошибок не бывает, можно писать по-всякому. Проблема одна, но зато неразрешимая: как отличить творчество от бреда или, мягче, удачу от неудачи?

Отказ от мимесиса («не копировать внешнюю форму, а интерпретировать ее») ве­дет к утрате границ между талантом и бездарностью. Поэтому будем говорить об искусстве в тради­ционном понимании - занятом внешним миром, а не только подсознанием художника, и поэтому способном на ошибку. Недопустимых тем нет, но художественная неудача воз­можна. Чем она вызывается? Что значит «не по-всякому»? Еще Аристотель назвал воз­можные ошибки: противоречить правде, морали и правилам искусства. То же говорит другой эстетик, признающий, что искусство отражает мир, - Николай Гартман (1882-1950): «искажение познанной действительности» может произойти из-за (1) творческого бесси­лия, (2) склонности к преувеличению отдельных сторон объекта за счет других (готиче­ские скульптуры, классицистская трагедия), (3) замены эстетических целей неэстетиче­скими .

Искусство и факты: границы вымысла. Как всегда, есть две крайности. П. В. Анненков (1812-1887) в письме к И. С. Тургеневу от 26 января 1853 г. рассказывает о своем споре с П. А. Катени-ным (1792-1853), осуждавшим Пушкина за клевету на Сальери. «На последнее я отвечал, что никто не думает о настоящем Сальери, а что это только тип даровитой зависти. Катенин возразил: Стыдитесь! Ведь вы, полагаю, честный человек и клевету одобрять не можете. Я на это: Искусство имеет другую мораль, чем общество. А он мне: мораль одна» .

Это еще один аспект старой проблемы мимесиса и творчества и старая же ошибка: мир в произведении искусства объявляется только тем же, что реальный мир. Факт не­прикосновенен; если реальный Сальери не убивал Моцарта, то и вымышленный не может этого сделать. Тогда встает вопрос: а что вообще можно писать о реально существовав­шем человеке, и можно ли? Мог ли вымышленный Сальери войти не в ту дверь, в которую вошел реальный? Сказать фразу, которую не говорил прототип? Если быть последова­тельным, то фантазировать нельзя. Вымысел - клевета, литература невозможна.

Поэтому более распространена другая крайность. «Поэт имеет только одну обязан­ность: быть верным самому себе и создавать характеры так, чтобы они сами себе не про­тиворечили; человеческая правда - вот его закон; исторической правдой он не связан. Ук­ладывается она в его драму - тем лучше; не укладывается - он обходится и без нее» , - ут­верждал А. К. Толстой (1817-1875).

Мы снова стоим перед проблемой мимесиса и творчества и снова видим, как мир в произведении искусства объявляется только не тем, что реальный мир. Конечно, вымы­сел оправдан: смещение хронологии, введение в действие вымышленных персонажей и другие отступления от фактов еще не есть художественная неудача. Но противопоставить факты «человеческой природе» - значит искать эту «природу» не в исторической реально­сти, а где-то в стране химер. Следствия не заставят себя долго ждать. Альфред де Виньи (1797-1863): «Искусство могло бы обойтись без жизненной правды, так как та правда, ко­торой оно должно быть проникнуто, состоит в верности наблюдений над человеческой природой, а не в подлинности фактов. Имена действующих лиц ничего не значат» .

Разделить человеческое и историческое так резко, как декларирует А. К. Толстой, невозможно: ложь историческая - неизбежно и ложь характеров.

Иначе бывает так. Факты: «Сен-Жюст в пору ранней юности очень серьезно отно­сился к новому для его семьи социальному статусу, к приобретенному отцом на военной службе дворянскому достоинству... Но, оторвавшись от своего круга, он так и не примк­нул к новому, и в результате оказался практически в изоляции, в чем ему вскоре пришлось убедиться. Первое юношеское чувство оказалось неожиданно сильным и глубоким. Терезе Желе было пятнадцать лет, Антуану - почти на год меньше. Вероятно, в конце 1785 или в начале 1786 г. он сделал предложение - и получил отказ от ее отца, нотариуса Антуана Желе. Его избранницу в июле 1787 г. спешно выдали замуж за сына другого блеранкурского нотариуса. Оставаться дома стало невозможно, да и пора было выбирать какое-то дело: ему исполнилось девятнадцать, коллеж окончен. Однако ни юридическая карьера деда, ни духовная карьера крестного, сулившие благополучие и спокойную жизнь, его не привлекали. Только военная служба достойна дворянина, только в Париже и только в ко­ролевской гвардии, как заявил он позднее на допросе. Но для этого требовались немалые средства, а мать не желала тратить деньги впустую... Собрав подвернувшиеся под руку серебряные вещи, Луи Антуан бежит в Париж. Но три недели спустя по просьбе матери его арестовывают и препровождают на полгода в исправительный пансион Мари де Сен-Колон. Вынужденный досуг заставил Антуана о многом задуматься. Прежде всего, почему ему отказали? Почему верхушка третьего сословия Блеранкура отторгала его? И почему он арестован, заключен без суда и следствия? Преступления он не совершил: являясь законным наследником своего отца, он по достижении совершеннолетия (в 25 лет) стано­вился владельцем всего движимого имущества. Полгода, проведенные в пансионе мадам де Сен-Колон, стали переломными. В одно и то же время Сен-Жюсту суждено было пережить личную драму и ощутить себя жертвою социальной несправедливости» . Интерпре­тация: «Можете пожирать меня глазами, бывший шевалье де Сен-Жюст, начавший революционную деятельность с кражи денег собственной матери. Вы вор и друг воров...» Здесь нет человеческой правды - потому что нет истори-ческой.

В Лондоне ставят спектакль о захвате заложников «Норд-Оста». «Несмотря на то, что спектакль точно передает фабулу хода событий во время захвата, в финальной сцене, когда спецслужбы пускают газ перед началом штурма, одна из террористок прикладывает свой платок ко рту сидящей рядом заложницы, пытаясь ее спасти от смертельного газа. Но тут врываются российские спецслужбы, принимают обеих за террористок и убивают. Сопредседатель общественной организации “Норд-Ост” Т. Карпова не видит в такой подаче провокационной направленности и попытки обелить террористов. По ее мнению, это просто такое сценарное видение» . Осталось снять фильм о коменданте Освенцима, который спасает евреев, переодевая их в немецкую форму, после чего те гибнут от рук советских солдат. Тоже будет «сценарное видение». Здесь мы видим подмену более опасную, чем наивный ригоризм Катенина: не вымысел назван клеветой, а клевета названа вымыслом.

«Поэты не должны, - замечает Жан-Батист Дюбо (1670-1742), - убивать Брута рука­ми Цезаря» . Они также не должны заставлять Ленского и Ольгу петь «Ой, цветет кали­на», что имело место в английской экранизации «Евгения Онегина», или приписывать Марксу, как делает Т. Стоппард («самый известный и успешный из европейских драматур­гов»), следующие слова: «Разбитые жизни и ничтожные смерти миллионов будут осозна­ны как часть высшей реальности, высшей морали, которым бесполезно сопротивляться. Мне видится красная от крови Нева, освещенная язы-ками пламени, и кокосовые пальмы, на которых болтаются трупы...»

Реально существовавший Карл Генрих Маркс (1818-1883) даже о более умеренном революционном садизме Бакунина высказывался однозначно: «Все мерзости, которыми неизбежно сопровождается жизнь деклассированных выходцев из верхних общественных слоев, провозглашаются ультрареволюционными добродетелями» . Формулировка «ни­чтожные смерти миллионов» немыслима в устах человека, писавшего: «Париж рабочих с его Коммуной всегда будут чествовать как славного предвестника нового общества. Его мученики навеки запечатлены в великом сердце рабочего класса» . Авторским видением тут не отговоришься. Это уже не вымысел, это невежество или ложь. Маркс в пьесе - не тот и только не тот, что в реальности. «Если бы я написал роман, - спрашивал А. П. Чехов (1860-1904), - где у меня анатом ради науки вскрывает свою живую жену и грудных детей или ученая докторша едет на Нил и с научною целью совокупляется с кро­кодилом и с гремучей змеей, то неужели бы этот роман не был клеветой? А ведь я бы мог интересно написать и умно» .

Как заметил еще Лессинг, если автор «берет иные характеры, а не исторические, или даже совершенно противоположные им, то он не должен брать и исторических имен. Лучше приписывать известные нам поступки совершенно неизвестным личностям, чем навязывать несоответствующие характеры личностям известным» . Н. Гартман различает «жизненную правду» и «правду сущности». Второй (общей для всех искусств) нельзя пре­небрегать в принципе; первой (необходимой для литературы и изобразительного искусст­ва) - возможно для создания фантастических образов при условии верности «правде сущ­ности», то есть ради художественной цели, а не из каприза. Одной стороной поэтической правды является «внутренняя согласованность, единство, замкнутость, выдержанность, другая ее сторона - это жизненная правда, и эта последняя имеет один полюс своей сущ­ности вне поэзии, в трансцендентном ей реальном мире, конечно, не в его частностях, но все же в его существенных чертах... Жизненно неправдивая поэзия не может нас убедить, то есть вовсе не является поэзией...». В то же время «поэт представляет какой-нибудь образ в мифически преувеличенном виде и все же достигает области сущности...»

Фантазия отличается от лжи: искажение фактов допустимо лишь в эстетических целях. Обратимся к известной в истории литературы полемике Фридриха Шиллера (1759-1805) и Иоганна Петера Эккермана (1792-1854) о трагедии Гёте «Эгмонт». «Исторический Эгмонт был женат и оставил после себя девять, а по словам некоторых - одиннадцать, че­ловек детей, - пишет Шиллер. - Это обстоятельство могло быть известно и не известно поэту - в зависимости от того, что его интересовало; но он не должен был оставить его без внимания, раз ввел в трагедию обстоятельства, бывшие естественным его следствием (Эг­монт боялся эмиграцией навлечь на семью немилость короля и, оставшись в Нидерландах, погиб на плахе. - Г. З. ). А что такое Эгмонт в трагедии? Лишив его семьи и детей, поэт раз­рушает последовательность его поведения. Он вынужден объяснять злополучное нежела­ние Эгмонта уехать легкомысленной самонадеянностью и тем слишком уж понижает на­ше уважение к уму героя, не возмещая этой потери со стороны чувств» . «Если бы Гёте, - возражает Эккерман, - создал своего героя таким, каким хотел его видеть Шиллер, то есть без легкомыслия, исполненным всевозможными добродетелями супругом и отцом то ли девяти, то ли даже одиннадцати детей, - кто бы выдержал его насильственную смерть и слезы его близких?.. Эгмонт уходит из улыбавшейся ему жизни, он - счастливый Эгмонт, полный сил и молодости» . Мы видим две возможности создания художественного об­раза на основе одного реального объекта - жизни графа Ламораля Эгмонта (1622-1668). Не знаю, была ли воплощена более реалистическая трактовка, которую отстаивал Шиллер, но она не отменяет гетевской (удачно ли было воплощение той - другой вопрос).

Все же ошибка остается ошибкой: автор может чего-то не знать или, зная, пренеб­речь. Персонаж песни Высоцкого «Диалог у телевизора» Зина «обращается к мужу со сло­вами: А тот похож - нет, правда, Вань - на шурина... Но шурин - это брат жены, а, зна­чит, у Зины шурина быть не может» . Как отнестись к таким ошибкам? «Если [поэт] со­чиняет невозможное, он делает ошибку; но если [благодаря этому] он делает разительнее эту или иную часть произведения, то он поступает правильно... Однако если возможно было более или менее достичь этой цели, не противореча соответствующему искусству, то ошибка допущена неправильно, ибо следует по возможности совсем не допускать оши­бок... ошибка меньше, если поэт не знал, что лань не имеет рогов, чем если он опишет ее неподражательно» .

Аристотель явно не представлял себе такого подхода к правде в искусстве, какой описан в романе Агаты Кристи (1890-1976) «Неоконченный портрет». Редактор говорит начинающей писательнице: «Возможно, вы все написали об этом неправильно, но вы ви­дите их такими, какими видят их девяносто девять процентов читателей, то есть те люди, которые вообще ничего не знают об этих вещах. И эти девяносто девять процентов чита­телей никогда не будут получать удовольствие от знакомства с аккуратно подобранными фактами - им нужен вымысел, правдоподобная ложь. Запомните, все должно быть правдо­подобно» .

Итак, если читатели думают, что у лани есть рога, пишите лань с рогами. Если чи­татели думают, что бог отвечает на молитвы, коммунисты едят детей, человеческие расы не равны, - пишите так, как они думают, они купят вашу книгу. Если они хотят услышать, что единственная достойная жизнь - жизнь крестьянина, солдата удачи или богатого без­дельника, - пишите это, чем чаще, тем лучше. Неважно, что существует на самом деле: за это не платят. Искусство имеет четко выраженного потребителя; потребитель прав. Так ли?

Искусство в классовом обществе: границы общечеловеческого. Если человек не признает существование классов, для него этой проблемы нет. Но классы есть, есть и про­блема. Крайностями в ее решении будут либо абсолютизация классового подхода (даже при словесном отрицании классов) и отнесение искусства к сфере пропаганды (шире - сфере услуг), отвечающей интересам той или иной общности, когда «чужое» искусство по определению не представляет ценности (Прудон: «едва я подумаю, что статуя Венеры Милосской была изображением греческого божества, я улыбаюсь, и все ее эстетическое очарование для меня исчезает»), либо абсолютизация общечеловеческого и безнадежный поиск его где-то помимо классового, то есть вне интересов реально существующих людей, вне истории, а диалектической золотой серединой - признание, что общечеловеческое су­ществует через классовое; разные классы на разной стадии истории воплощают его в раз­ной степени. Ценность произведению искусства придает общечеловеческое в восприятии представителя того или иного класса.

На любое социальное явление можно взглянуть справа (с позиции верхов) и слева (с позиции низов общества). Позиция низов иллюзорна в той или иной степени в зависи­мости от эпохи; позиция любых верхов иллюзорна в самой своей сердцевине - потому что предполагает вечность социального порядка, при котором они находятся наверху. Поэтому искусство всегда «объективно левое». Эта позиция заключает в себе максимум общече­ловеческого (как в моральном, так и в научном плане), так как отрицает вечность неравен­ства. «То, что в статуе Фидия отразилось рабство большинства... вовсе не так достоверно. В каждом изгибе тела прекрасной статуи отразилось не рабство, в нем отразилась свобода, и притом не только в ее ограниченной исторической форме, но и в той, безусловной, ко­торая всегда будет близка человечеству, освобождая его снова и снова» .

Цель человечества - уничтожить классы, а не примирить их. За те 6 тысяч лет, ко­торые на Земле существует классовое общество, никто не доказал его вечности. Человек смиряется с неизбежным - старением, утратами, смертью, если неизбежность подлинна. Но неизбежность социального неравенства не стоит в этом ряду. Поэтому мораль не сми­рилась с тем, что большая часть людей приносится в жертву неравенству. Не смирилось и искусство. Общечеловеческое в морали и в искусстве протестует против классового деле­ния и особенно против попыток сделать его вечным, подменив уничтожение классов хи­мерической идеей мира между оставленными в неприкосновенности классами. Человек, разделяющий иллюзии верхов о возможности гармоничного устройства классового обще­ства, живет в нереальном мире; лживым будет и его искусство, склонное к преувеличению отдельных сторон объекта за счет других, причем второстепенных за счет основных.

Бертольту Брехту (1898-1956) принадлежит эссе «Если бы акулы были людьми». В этом случае, пишет он, «в море воцарилась бы культура» - появились бы школы, где ма­леньких рыб учат, как правильно вплывать в пасть акулы; мораль, по которой они должны приносить себя в жертву акулам; религия, согласно которой истинная жизнь для них на­чинается в брюхе акулы... наконец, искусство. «Возникли бы прекрасные полотна, изо­бражающие в ярких красках акульи зубы; пасти акул они представили бы как парки для гулянья, где можно вдоволь резвиться. В театрах на морском дне показывали бы, как рыб­ки в героическом восторге устремляются в акулий зев...»

Классовое общество с неизбежностью порождает ложь в искусстве. Лакмусовой бумажкой здесь является отношение искусства к протесту против неравенства. Бесспорно, что пока протесты не достигли цели и старый мир устоял. Вопрос заключается в том, как оценить протест и за что осудить: за недостаточную или за чрезмерную радикальность? Неслучайно, что жертвой лжи Р. Сабатини (1875-1950) стал Сен-Жюст, а не Людовик XVI или Дантон. Буржуазия ждет от художника одного: вариаций на тему «Власть денег веч­на». Этот принцип подобен красным флажкам, вывешенным в нашем сознании; тот, кто переступит за них, многим рискует. Внутри же этого круга в увлекательной погоне за го­нораром эффектнее всего изображать ужасы, проистекающие из отказа от рыночного уст­ройства общества. Д. Быков излагает «мораль» нового романа «Остров Джоппа»: «…конечно, рынок омерзителен, но все остальные варианты еще хуже» .«Напишите: “Волосы не должны торчать на голове”, - заметил Жан Кокто (1889-1963), - и вы будете иметь колос­сальный успех у лысых» .

Проповедь умеренности и аккуратности в общении с сильными мира сего стано­вится идеологическим стержнем современного российского искусства, идущего вразрез с гуманистическими традициями прошлого и посему обреченного править классику в ла­кейском духе. Даже в мультфильме «Новые бременские» по сценарию В. Ливанова (2000), снятом как продолжение «Бременских музыкантов», трубадур и принцесса каются перед королем за прежний бунт. Даже музыка не осталась в стороне: пианист В. Афанасьев, лю­бящий комментировать свои трактовки, осчастливил нас интерпретацией «Двух евреев» М. П. Мусоргского - богатый еврей несчастнее бедного, потому что богатство не сделает его равным с неевреями - и исполнил пьесу как совместную жалобу персонажей, забыв, очевидно, что ни на рисунках В. Гартмана, ни в музыке нет никого, кроме двух евреев - ни губернатора, ни урядника, - и никакого иного конфликта, кроме столкновения богатства и бедности. Жалейте богатых и не считайте свои деньги в их карманах.

В новой версии балета «Спартак» Н. Касаткиной и В. Василёва (2002) изображен бандитизм восставших рабов, на который с ужасом взирает оставшийся в одиночестве главный герой (разумеется, хотевший как лучше, но природу человека не переделаешь и т. д.). Ясно, что торжество рабовладельцев выглядит не только неизбежным, но и вечным. Поверхностная правдивость скрывает глубокую ложь: на самом деле восставшие виновны не в том, что пошли против мира насилия, а в том, что пошли не до конца, приняв его за­коны как должное. В классической постановке Ю. Григоровича разложение восставших трактовано с помощью образа Эгины, олицетворяющей соблазны старого мира, что не только больше соответствует специфике балета, способного выражать в танце как кон­кретные события, так и абстрактные понятия, но и верно по сути: рабы, променявшие Спартака на Эгину - борьбу за свободу на борьбу за успех в волчьем мире, - обречены. Спартак одинок не в умеренности, а в радикальности, в непонятом рабами желании по­кончить с гнетом как таковым, а не пробиться к недоступным прежде удовольствиям.

И ведь наверняка создатели подобных опусов считают себя выразителями общече­ловеческого в противовес классовому. Но на деле это как раз истребление общечеловеческого - согласие на социальное неравенство, частную собственность и существование классов. Причина банальна: при отсутствии государственного субсидирования искусства единственной надеждой становятся меценаты, а их сердить нельзя. Вряд ли я ошибусь, если скажу, что социальный идеал многих деятелей искусства не выходит за рамки мечты о высококультурных богачах, дающих деньги на искусство, не ставя условий. Пока что в ожидании этой благодати они доказывают свою лояльность пещерным антикоммунизмом, а потом удивляются росту нацизма. Убедить бедных, что они сами виноваты в своей бедности, невозможно - это слишком очевидная ложь; зато при запрете искать истинных виновников очень легко найти мнимых - с другим цветом кожи и акцентом.

Стремление встать на сторону верхов в классовой борьбе, объявив себя частью «элиты», неизбежно ведет художника к моральной и затем творческой деградации: ведь обличать пороки народа и «тиранию большинства» - самое безопасное занятие на свете. «Сейчас классическая литература востребована в той же степени, что и 100, и 200 лет тому назад, - считает писатель В. Пьецух. - То есть существовать вне ее атмосферы не могут те же примерно 4 % населения страны (это такая загадочная константа), а всем прочим пода­вай в лучшем случае “милорда глупого”, а в худшем - ломак с Первого телеканала. Чита­тель классики сейчас - рафинированный интеллигент, как в 1907 году» . Загадочность «4 %» весьма просто объясняется реставрацией и возвратом страны к уровню 1907 г. поч­ти по всем показателям; но если воспринимать это общество и эту цифру как норму, а со­ветский период - как отклонение от нормы, неизбежно придешь к социорасизму - учению, в котором господствующий социальный класс объявляется высшей породой людей.

Классовая борьба со стороны верхов выражается именно в словесном отрицании классовой борьбы. Хозяева не выходят на демонстрации с требованием понизить заработ­ную плату; они стремятся так изменить сознание работников, чтобы те не вышли на де­монстрации с требованием ее повысить. И то искусство, которое им в этом деле помогает, лживо (противоречит истине) и бесчеловечно (противоречит морали). Искусство ли это? В строгом смысле - нет. Искусство, обращенное к какой-либо группе людей - не только классу, но и профессиональной, возрастной, этнической, - ущербно по определению. Оно является искусством только в той мере, в какой выходит за эти рамки и обращается к че­ловеческому, а не групповому. «Поэзия обращается не только к подданному такой-то монархии... гражданину такой-то республики или сыну такой-то нации, - писал В. Гюго (1802-1885). - Она обращается к человеку, ко всему человеку» .

Лучше всех, пожалуй, выразил эту мысль Г. И. Успенский (1843-1902) в знаменитом рассказе «Выпрямила», посвященном статуе Венеры Милосской: скульптору «нужно было и людям своего времени, и всем векам, и всем народам вековечно и нерушимо запечатлеть в сердцах и умах огромную красоту человеческого существа, ознакомить человека - муж­чину, женщину, ребенка, старика - с ощущением счастия быть человеком, показать всем нам и обрадовать нас видимой для всех нас возможностью быть прекрасными... Художник создал образчик такого человеческого существа, которое вы... живя в теперешнем челове­ческом обществе, решительно не можете себе представить способным принять малейшее участие в том порядке жизни, до которого вы дожили. Ваше воображение отказывается представить себе это человеческое существо в каком бы то ни было из теперешних чело­веческих положений, не нарушая его красоты. Но так как нарушить эту красоту, скомкать ее, искалечить в теперешний человеческий тип - дело немыслимое, невозможное, то мысль ваша... не может не уноситься мечтою в какое-то бесконечно светлое будущее. И желание выпрямить, высвободить искалеченного теперешнего человека для этого светло­го будущего... радостно возникает в душе» .

То же, что предназначено исключительно женщинам или мужчинам, шоферам или профессорам математики, неграм или белым, собственникам или наемным работникам, русским или папуасам и не найдет отклика у других групп людей, искусством в строгом смысле не является (а является орудием пропаганды или предметом развлечения) и зани­мает место в ряду прочих артефактов, оставляемых человеком на Земле; даже искусство, предназначенное такой особой группе людей, как дети, может быть названо искусством, только если обращено не только к детям (Т. Янссон, А. Линдгрен, А. М. Волков и др.). По­этому оторопь берет от похвал вроде «Эдуард Асадов - поэт для девушек» или «все эти детали выдают в Уотерхаузе глубокого знатока мужских фантазий» (понял ли автор мо­нографии, что, желая похвалить художника, он незаслуженно назвал его порнографом?).

Интересам групп мы обязаны появлением моря артефактов, именуемых «массовой литературой», «салонной живописью», «бульварным театром», «сериалами», не говоря об эстраде как особом развлекательно-пропагандистском феномене и об официозном, «па­радном» искусстве, однозначно служащем интересам власти. Как заметил драматург и эстетик В. М. Волькенштейн (1883-1974), историк искусства должен «отличать историю производства от истории потребления - историю подлинных творческих изобретений от истории суррогатов... удовлетворявших в свое время общественную потребность...» .

Вопрос о нравственном влиянии этих артефактов заслуживает особого внимания. «Массовое» псевдоискусство, как известно, эксплуатирует примитивные мысли и страсти, стереотипы массового сознания, давая эрзац удовлетворения жизнью людям, лишенным подлинной радости жизни. При этом формально оно может «учить хорошему» - честности, верности, умеренности, - всему, за исключением неприятия существующего строя, пре­вращая таким образом человека в обывателя, а воздействие искусства - в воспитание раба.

В современной России явно наступает период спроса на подобные ценности. Бур­жуазия укрепляет свою власть, и к основной теме либеральной пропаганды - «стань мил­лионером, это круто» - все настойчивее прибавляется побочная - «не становись миллионе­ром, у них слишком много проблем, с которыми ты не справишься, живи скромно, тру­дись честно, не пытайся ничего изменить, все равно не получится». А главное - не думай, на кого ты честно работаешь.

Редактор «глянцевого» журнала «L’Officiel-Россия» Э. Хром-ченко радостно сообща­ет: «Сегодня в России все возвращается на круги своя: слова “мораль” и “нравственность” перестали вызывать усмешку. Семья снова в моде. Ценности постепенно становятся на свои места. Бордовые пиджаки с золотыми пуговицами канули в Лету, в отелях русские перестали расплачиваться пачками наличных, перетянутых резиночкой... Наш журнал - для тех женщин, которые нацелены на психологию вечных ценностей... Девочкам внуша­ют, что главное - это хорошее образование, что нужно зарабатывать деньги мозгами... Нужно мечтать не только о том, чтобы у тебя была хорошая, красивая квартира, но чтобы у тебя был красивый подъезд, красивый дом, красивая улица, красивый город, красивый мир...»

Как говорится, все - «за». Проблема в том, что при капитализме этого не будет. Мир при капитализме был, есть и останется вопиюще некрасивым, будучи поделен на два мира - для бедных и для богатых. Богатство одних предполагает бедность других, как среди людей, так и среди стран. Дело не в пачках наличных, перетянутых резиночкой, а в том, откуда они берутся. Буржуазная «нормальность» ненормальна с общечеловеческой точки зрения: это маскировка, пластиковые карточки маскируют наличные, семья маскирует разврат (требование рынка - все продается), красивые слова - жизнь за чужой счет. Поэтому рано радоваться тому, что слова «мораль» и «нравственность» перестали вызывать ус­мешку. Когда их произносят нынешние «хозяева жизни», смеяться не хочется - впору пла­кать.

Как не вспомнить Плеханова: «…безнравственная практика далеко не всегда нужда­ется в безнравственной теории. Напротив, безнравственная теория нередко может явиться помехой для безнравственной практики. Вот почему люди, безнравственные на практике, часто любят нравственную теорию. Кто написал Анти-Макиавелли? Тот прусский король, который едва ли не усерднее всех других государей придерживался правил, изложенных в книге “Государь”» .

Окончание периода цинизма и вхождение России в период лицемерия отражается на искусстве или том, что его заменяет. Свобода слова дает нам хорошую возможность заглянуть в мутную душу либерального сноба. Писатель М. Шишкин, в 1991 г. «защи­щавший демократию» у Белого дома, а ныне успешно продолжающий это занятие в Швейцарии, говорит: «О баррикадах теперь лучше не вспоминать. В России главная цен­ность - смягчение нравов. Те, кто зовут на улицу, раздувают человеческую злобу, ожесто­чение... Я делаю для смягчения нравов то, что могу - пишу мои книги... Русская литерату­ра сегодня все еще больна неприличной болезнью, которую подцепила на рынке, но, ка­жется, идет на поправку...» Тот же журнал (в мае 2007 г.) объявляет: «Интеллект - это мод­но!» «Какие кумиры у современной молодежи? - вопрошает редакция журнала. - Те, что разъезжают на “бумерах” и носят золотые цепи с бриллиантами в несколько карат, или все же те, кто добился жизненных благ своим умом, потом и усидчивостью? Хочется верить, что мир меняется в лучшую сторону...»

Напрасно. Мир не меняется. Люди с бриллиантами, но без интеллекта, живут за счет труда людей с интеллектом, но без бриллиантов. Для функционирования системы нужно воспитывать смену как первых, так и вторых, прививая одним алчность, другим -«вечные ценности», сводящиеся к одной: сиди смирно, хорошие места заняты. «Массовое искусство» без работы не останется.

Артефакты пропаганды и развлечения могут обладать эстетическими достоинства­ми, как прочие материальные объекты, будь то танк или свежевыпавший снег, но это не делает их произведениями искусства. Их воздействие «никогда не может выйти за преде­лы... развлечения; оно может доставлять приятные ощущения, подтверждая уже имею­щийся у воспринимающего опыт или приумножая его случайной новизной материала, но оно... никогда не расширяет и не углубляет кругозора человека так, как это происходит в переживании катарсиса» .

В этом море могут оказаться произведения искусства, зачисленные туда по фор­мальным признакам (приключенческий или «женский» роман, портрет представителя жирных мира сего, детективный фильм), но время расставляет все по своим местам, отде­ляя искусство от того, что на него внешне похоже. Именно групповое отмирает вместе с теми группами, которым адресовалось (женщины как группа профессиональных домохо­зяек - явление социальное и преходящее, а не биологическое и вечное); общечеловеческое живет. «Если культ античности сохранялся на протяжении различных эпох, - писал не­мецкий (ГДР) литературовед Вернер Краус (1900-1976), - то это потому, что он выражал черты, общие для всех этих эпох... Только коренная перестройка мира, вызванная капитализмом, разрушила мечту о героической и образцовой античности» . В Англии класси­цизм господствовал весь XVIII в. - только промышленная революция, дав капитализму адекватную техническую базу, необратимо изменила культуру Европы.

Мы подошли к проблеме умирания произведений искусства, поставленной в свое время А. И. Герценом (1812-1870): «Романтизм и классицизм должны были найти гроб свой в новом мире, и не один гроб - в нем они должны были найти свое бессмертие. Уми­рает только одностороннее, ложное, временное, но в них была и истина - вечная, всечело­веческая; она не может умереть...»

Произведения искусства - часть актуальной культуры, утратив актуальность, они становятся памятниками культуры. Происходит утрата этической составляющей произве­дения искусства; эстетические свойства могут сохраняться, но иначе. «В старинных про­изведениях искусства нас часто поражает неповторимый привкус, ощущение чего-то тако­го, что можно было бы назвать поэзией отдаленности. В поэмах Гомера, в греческих тра­гедиях, в египетских изваяниях, в картинах итальянских примитивов, в самой “Божест­венной комедии” имеются формы и мотивы, играющие первостепенную роль в их ориги­нальном художественном построении, но которые мы эстетически более не воспринима­ем, потому что они немы для нашей интуиции. И все же именно поэтому они вызывают у нас чувство тоски по далекому прошлому... желание воссоздать среду, окружавшую произведение искусства, в которой оно возникло и выражением которой служило...»

Причина в том, что между искусством и неискусством нет непроходимой границы. То, что близко подходит к этой границе, может перейти ее как с одной, так и с другой стороны: спорт - перейти в цирковое искусство, фотография (очень редко) - в изобрази­тельное искусство, документальное кино - в художественное, детская игрушка - в статуэт­ку; с другой стороны, то, что было искусством, перестает им быть: руины зданий стано­вятся частью природной среды, пейзажа, мертвые идеи - частью социальной среды про­шлого.

В капиталистическом обществе не может быть оазисов антибуржуазного искусства, как и вообще ничего, неподвластного рыночной стихии. Подчинение человека рынку превосходит по своей силе все диктатуры прошлого: если в докапиталистических общест­вах сохраняется народная культура как прямое продолжение первобытной, то капитализм заменяет ее массовой, целенаправленно созданной для продажи и проданной для потреб­ления. Живя в этом обществе, люди не должны ничего производить для себя - ни помидо­ров, ни анекдотов, - а должны специализироваться на производстве какого-то одного това­ра, все остальное покупая на рынке. Поэтому все поиски особого «левого» искусства бес­смысленны. К. Чапек (1890-1938), перебрав возможные значения термина «пролетарское искусство», пришел к выводу, что термин пуст . И правда: то, что делает наемного ра­ботника представителем своего класса, укрепляет существующий строй; то, что расшаты­вает строй, обращено к общечеловеческому, а не специфически пролетарскому. Ситуация не та, что была накануне буржуазной революции, где в недрах абсолютизма уже сущест­вовал будущий класс-побе-дитель.

Новое искусство может возникнуть только в новом, бесклассовом обществе. Об этом говорили теоретики немецкой социал-демократии: и правые - Карл Каутский (1854-1938), пришедший к чрезмерному выводу об аполитичности искусства, служащего «на­слаждению», и левые - Франц Меринг (1846-1919) и Клара Цеткин (1857-1933). «Как мне кажется, страстно ожидаемый Ренессанс возможен лишь на острове блаженных - в социа­листическом обществе. Искусству принесет свободу только молот революции, который сокрушит тюрьму капитализма» .

Когда развитие капитализма достигает высшей точки, начинается не всеобщее про­цветание, как считают либералы, а застой и деградация в преддверии либо революции, либо гибели человечества, на что чутко реагирует искусство. Оно развивается, пока разви­вается капитализм, и разлагается, когда он начинает разлагаться. Причина - не «конец ис­тории» и начало потребительской «пост-истории», несовместимой с творчеством (Ф. Фукуяма), а конец капитализма, несовместимого с дальнейшим существованием чело­вечества. Поэтому кризис искусства начался раньше в наиболее развитых странах. Об этом писал Ф. Меринг в статье «Капитализм и искусство» (1891), отмечая, что для России в то время ситуация была иной - русский капитализм еще не исчерпал свой прогрессивный потенциал, и русское искусство продолжало удивлять мир. Но в эпоху глобализации по­добные исключения невозможны.

Искусство обращено к общечеловеческому. Однако полностью отделить его от классового тоже невозможно. Было бы очень хорошо, если бы все сводилось к формуле: «реализм в искусстве не может быть ни социалистическим, ни капиталистическим, ни со­ветским или пролетарским» , если бы истина и ложь, добро и зло, вечное и преходящее, искусство и пропаганда существовали в разных мирах. К сожалению, все не так просто: обращение искусства к общечеловеческому всегда принимает форму обращения к челове­ку конкретного общества, эпохи, класса; «нет иного пути к вечному и безусловному, кроме той мучительной стези, которая ведет через ограниченные условия времени» .

Как соотносятся художественная ценность и прогрессивные идеи? То, что прогрес­сивные идеи могут быть выражены бездарно, ясно. Могут ли быть талантливо выражены реакционные идеи? «Конечно, все великие писатели прошлого творили вопреки своей ограниченности, но ограниченность эта - не внешний привесок, а результат исторических, классовых условий, черта индивидуальной физиономии писателя. Исторически ограни­ченная сторона имеет ближайшее отношение к заслугам писателя перед всемирной исто­рией» . Художник, служащий господствующему классу, ставит на свое творчество отме­тину его предрассудков и преступлений. Но иногда она столь незначительна, что ею мож­но пренебречь; тогда мы говорим о классике безо всякой связи с политической прогрес­сивностью.

«Воспитание низших классов, которым в видах осторожности разрешается власть имущими невинное театральное развлечение, заключается в религии, усердном и честном занятии своим ремеслом, слепом повиновении своему князю и преклонении главы перед прекрасным порядком общественной субординации» . Кто это пишет? Ницше? Унтер Пришибеев? Инспектор полиции Жавер? Нет, граф Карло Гоцци (1720-1806).

И в его пьесах мы видим добрых доверчивых королей, которые под занавес карают злых министров, и не видим ни малейшего социального протеста низов, видим слуг, гото­вых жить и умереть на своем месте для блага господ, видим благородных принцев, не со­мневающихся в своем праве приказывать, а в «Зеленой птичке» - еще и резкие выпады против идей Просвещения, сделанные с религиозных позиций. Тем не менее «Принцессе Турандот» суждено бессмертие, потому что сказочная атмосфера комедии дель арте с ее единственным в своем роде равновесием высоких порывов и ернического комментария к ним - равновесием, не дающим пафосу стать скучным, а смеху - пошлым, обезвреживает консервативный пыл автора: преданность слуг становится преданностью друзей, доброта царя - просто добротой, принц и принцесса - просто молодыми и упрямыми людьми, а убеждение в незыблемости существующего строя - ощущением радости жизни.

Произведение искусства в подобных случаях поднимается над намерениями автора. Московский Кремль - больше, чем царская резиденция; стихи трубадуров - больше, чем рыцарская спесь; водевили Скриба - больше, чем жизнерадостность победившей буржуа­зии; памятник Николаю I работы Клодта - больше, чем дань памяти монарху; и, если угодно, «Волга-Волга» - больше, чем развлечение для народа, нужное советской номенк­латуре в разгар репрессий. «Марш Радецкого» не напоминает нам о фельдмаршале-карателе, статуи античных богов - о темных делах жрецов, о рабовладении, о гибели Со­крата, казненного за неверие в олимпийцев. Надеюсь, в будущем люди так же смогут смотреть на искусство, сюжетно связанное с ныне существующими религиями.

В других случаях игнорировать реакционную направленность в искусстве невоз­можно. Но и это не обязательно лишает его художественной ценности. Содержанием ху­дожественного произведения является реальность, которую оно отражает. Художествен­ное выражение ложных мыслей ценно не просто «формой», а тем элементом истинного, который есть в содержании этих мыслей.

Сказанное в первую очередь относится к музыке и живописи на религиозные сю­жеты, что очень хорошо было подмечено К. Г. Паустовским (1892-1968) при анализе кар­тины М. В. Нестерова (1862-1942) «Видение отроку Варфоломею»: «Самое замечательное в этой картине - пейзаж. В чистом, как ключевая вода, воздухе виден каждый листок, каж­дый скромный венчик полевого цветка... Все это кажется драгоценным. Да так оно и есть. Это зрелище трав, синеглазых рек, взгорий и темных лесов, что как бы прислушиваются к долетающему вполголоса звону, открывает в нас такие глубины любви к своей родимой земле, что стоит большого труда даже самому спокойному человеку сдержать невольные слезы» .

Когда Дж. Р. Р. Толкиен (1892-1973) изображает Горлума, не могущего есть эльфийский хлеб («Нет, - хрипел он с натугой, - пыль, пепел! Они нас задушат!» «Жаль, - сказал Фродо, - ничего другого у нас нет. Если бы ты попробовал, может, эта еда и помогла бы тебе, но, видно, ты даже попытаться не хочешь. Может быть, потом...»), перед нами - реакция верующего на научную картину мира, хотя автору-католику и верующим читате­лям, несомненно, представляется отказ атеиста найти утешение в вере.

В сюите Густава Холста (1874-1934) «Планеты» («Марс, приносящий войну», «Ве­нера, приносящая любовь»...) часто видят иллюстрацию к бредовым построениям астроло­гов, привлекавшим внимание композитора. Но Холст воспроизводит средствами музыки не Марс в космосе (расстояние от Солнца - 228 млн км, продолжительность суток - 24 часа 37 минут и т. д.), а войну на Земле, связанную в человеческой культуре с образом красной планеты. О том, что именно изображено, надо судить не по взглядам автора, а по реальности - какой она нам известна. «Необходимо для писателя различать то, что какой-либо автор в действительности дает, и то, что он дает только в собственном представле­нии» .

На мой взгляд, «Пьета» Микеланджело с неправдоподобно юной и спокойной Ма­донной не иллюстрирует эпизод Евангелия, а изображает временное и вечное - то, что уходит, и то, что остается - единственно возможным для скульптуры путем - через человеческие тела, якобы Христа и Марии. «У нее юное лицо, но это не признак возраста, она дана как бы вне времени, - отмечает искусствовед, тут же сбиваясь на религиозную риторику, - здесь нам явлено не столько страдание как условие искупления, но, скорее, красота как последствие его обретения» . Но Микеланджело изоб-разил оплакивание («пьета»), а не вознесение; понять, что за плач воплощен им в мраморе, можно лишь обра­тившись к действительности.

«Идеализация сельской жизни с ее патриархальным укладом, противопоставляе­мым аду капиталистического города, бегство от общественного зла в природу и к “людям природы” - вот какими мотивами было обусловлено выдвижение проблемы народности у консервативных романтиков... Но мы видим в их искусстве выдвижение принципа не со­словной, а нравственной оценки людей... мотив защиты простых людей от гордости и произвола богатых и власть имущих... утверждение необходимости национального коло­рита в искусстве и показ художественного значения народного творчества» . И их поли­тическая реакционность помогла им в поиске, потому что любой политический идеал имеет корни в действительности, отражает ту или иную ее сторону; он никогда не бывает абсолютно ложен. С одной позиции видно лучше, с другой -хуже, но абсолютной слепоты нет. Нет и абсолютной зоркости, которую всегда приписывает себе класс-победитель.

Ни один класс не равен человечеству, но оно существует лишь через классы; про­гресс в классовом обществе относителен: мораль несет потери и от прогресса, когда один класс утверждает себя за счет других. Справедливость бежит из лагеря победителей (слова французской писательницы Симоны Вейль ) - и находит в искусстве союзника. В прогрессе тоже можно увидеть - и отвергнуть! - его бесчеловечную, классово ограни­ченную сторону. Поэтому искусство не просто может, а обязано стоять на стороне жертв не только регресса, но и прогресса, одновременно умея видеть историческую необходи­мость. Вспомним «Утро стрелецкой казни» В. И. Сурикова (1848-1916); «Легенду о Монтрозе» В. Скотта (1771-1832); люцернского «Умирающего льва» - памятник погибшим при обороне Тюильри швейцарским наемникам работы Б. Торвальдсена (1770-1844); оперу У. Джордано (1867-1948) «Андре Шенье»; гибель рабовладельческого Юга в романе «Уне­сенные ветром» М. Митчелл (1900-1944); «Дни Турбиных» и «Бег» М. А. Булгакова (1891-1940). Одновременно вспомним и пугающие фигуры победителей - Людовика XI у В. Скотта; Ивана Грозного у А. К. Толстого; Петра I у Сурикова; янки-«саквояжников» у Митчелл; нового «красного» начальства в романе В. Вересаева «В тупике». Самый яркий пример - отражение в искусстве судьбы Марии Стюарт. Ни один из авторов, от В. Скотта и Ф. Шиллера до С. Цвейга и Р. Болта, не встал на сторону носительницы прогресса Елизаве­ты Английской, несмотря на признание ее заслуг перед Англией и осуждение попыток Марии Стюарт свергнуть Елизавету и свести на нет ее политику. В сочувствии побежденным и критике победителей искусство может заходить очень далеко; единственное, на что оно не имеет права, - превращать сочувствие в политическую программу реакции.

Художнику помогает не прогрессивность сама по себе, а тот, пусть ничтожно ма­лый, элемент общечеловеческого, который есть в любом политическом идеале. Талант выделяет его, как увеличительным стеклом, отвлекаясь от других сторон реальности, и заставляет нас признать его существование - например, увидеть в «Умирающем льве» па­мятник людям, погибшим в неравном бою, неважно, с кем и за что. Но если художник нарушит меру и попробует оправдать реакцию как таковую, его ждет крах. Таким крайним случаем является прямая ложь - попытка изобразить невозможное, выдав его по полити­ческим мотивам за возможное. Так, Д. Быков в свойственном русским западникам порыве быть бóльшими европейцами, чем сами европейцы, возводит на основе «Бремени белых» такую конструкцию: «Лишь старый Булль, в своей наивности, добропорядочной не в меру, мечтал привить туземной живности мораль и истинную веру» .

Это не стихи, а рифмованное вранье, чья художественная ценность - как у рифмо­ванного сообщения о том, что в Освенцим люди ездили поправлять здоровье. «Никогда еще судьба не проявляла столько жестокости к человечеству, как отдав в подчинение эти героические народы европейским каторжникам, негодяям, лишенным добродетелей как своей страны, откуда они ушли, так и той страны, в которую они явились, и чье преда­тельство, жестокость и подлость справедливо заслуживают презрения этих покоренных [народов]» . Это слова английского либерала XVIII в. Адама Смита (1723-1790).

О любой идеологической предвзятости можно повторить то, что Давид Юм (1711-1776) сказал о религиозной: «Ни одному поэту никогда нельзя ставить в вину какие-либо религиозные принципы до тех пор, пока они остаются только теоретическими принципами и не овладевают им настолько, что бросают на него пятно фанатизма или суеверия. Когда это происходит, они разрушают чувства морали и нарушают естественную границу между пороком и добродетелью» .

«Не потому Вордсворт перестал писать хорошие стихи, что стал поддерживать пар­тию тори. И то, и другое имело общий источник - утрату былой чувствительности к стра­данию, желание отодвинуть от себя тот дух усиленного критицизма, который породил его лучшие произведения. Увлечение революцией, разочарование в ней, философское осмыс­ление причин ее крушения, судорожное искание выхода, попытка обрести его в углублен­ном анализе внутренней жизни требовали большого гражданского чувства... Когда все это было вытеснено традиционно религиозным мышлением, уверенностью в абсолютной пра­воте своих идей и настойчивым желанием внушить их всем, поэзия умерла» .

Искусство и мораль: границы терпимости. Тезис: «Ценность искусства - не красота, а правильные поступки» . Антитезис: «По природе своей Искусство и Мораль обра­зуют два автономных мира, не имеющих по отношению друг к другу непосредственной и внутренней субординации» . Проверим на практике, кто и насколько прав. Стихи Бертра­на де Борна (ок. 1140-1210) явно не учат правильным поступкам:

Ни пир веселый, ни любовь

Мне так не растревожат кровь,

Как гул военной вьюги.

A lor! A lor! Руби! Коли!

Пусть падают на грудь земли

И рыцари, и слуги!

Осудим? Вряд ли. Но не потому, что мораль не распространяется на искусство, а потому, что мораль распространяется на наше вос­приятие искусства: осуждение в данном случае отдает худшей безнравственностью - хан­жеством. Искусство может отражать эстетический момент аморального поведения, отвле­каясь от всех других сторон жизни. Требовать от художника не затрагивать подобные те­мы - бессмысленно: человек, одержимый поиском совершенства, не обратит на это требо­вание никакого внимания, и будет прав. Совершенство присуще не только морально положительному, а искусство, пока остается собой, занято совершенством: эстетическими свойствами мира, не существующими в отрыве от внеэстетических, но несводимыми к ним. Думаю, это имел в виду А. С. Пушкин (1799-1837), отметивший слова П. А. Вяземского (1792-1880) «обязанность... писателя есть согревать любовию к добродетели и воспалять ненавистию к пороку» следующим комментарием на полях: «Ничуть. Поэзия выше нравственности - или по крайней мере совсем иное дело... какое дело поэту до добродетели и порока? разве их одна поэтическая сторона»