В а соллогуб писатель девятнадцатого столетия ставит

В эпосе кантасториев прочное место заняли иноземные сюжеты и прежде всего сказания французского Каролингского цикла с его героями - императором Карлом и доблестным Роландом, получившим в Италии имя Орландо. Традиционные сюжеты обрастали новыми мотивами, персонажами, деталями и оборотами событий.

К сказаниям об Орландо в XV в. обратился флорентийский поэт Луиджи Пульчи (1432-1484), приближенный Лоренцо Медичи.

Прошло всего несколько лет после появления поэмы Пульчи, как в Ферраре увидела свет еще одна поэма на сюжет Каролингского цикла. Это был "Влюбленный Роланд" (1486) Маттео Боярдо (1441-1494), знатного аристократа, жившего при дворе Феррарского герцога. Вновь поэт обращается к сказаниям о Роланде, но его поэма не похожа на озорную поэму флорентийского стихотворца. У Пульчи старинное героическое сказание как бы ожило среди задорного народного карнавала. Боярдо придает ему очертания куртуазного рыцарского романа. Суровый герой французского средневекового эпоса даже перед смертью не вспоминает о своей любящей невесте, тоскующей по нем в далеком Аахене. Под пером Боярдо Роланд, подобно другим странствующим рыцарям, галантен и влюблен. Его пленила прекрасная Анджелика, дочь короля Катая. Ради нее он отправляется на Восток и совершает рыцарские подвиги. Как и в куртуазных романах, в поэме Боярдо одно приключение громоздится на другое, сюжетные линии прихотливо переплетаются, автор широко использует пестрый реквизит куртуазной фантастики (феи, великаны, волшебники, драконы, зачарованные кони, заколдованное оружие и т.п.). Народной буффонаде уже нет места в нарядном и изысканном мире феррарского поэта. Боярдо не закончил своего произведения, но и в незаконченном виде оно имело большой успех у читателей.

Продолжить поэму Боярдо решил один из самых выдающихся поэтов итальянского Возрождения Лодовико Ариосто (1474-1533). Подобно своему предшественнику, он был тесно связан с феррарским герцогским двором. Ариосто писал стихи, сатиры в духе Горация и "ученые комедии" по правилам античной поэтики. В сонетах и мадригалах Ариосто выступал певцом любви, выражая свои чувства к Алессандре Бенуччи. В одном сонете поэт рассказывает, как, переходя в пасмурный день мост через По, он заметил донну; ее взгляд развеял тучи, озарил землю солнцем и успокоил волнение на реке. Ближе всего к знаменитой поэме Ариосто стоят семь сатир, написанных терцинами. В них даны яркие зарисовки жизни герцогского двора, папской курии, университета и гуманистов Гарфаньяны. Однако сатиры Ариосто ближе к Горацию, чем к Ювеналу. Улыбка поэта снисходительна, а интонации его терцин напоминают шутливую разговорную речь. Из комедий стоит отметить «Сундук», «Подменённые», «Чернокнижник», «Сводня», «Студенты» .

Но самым замечательным его произведением стала поэма в октавах (46 песен) "Неистовый Роланд", над которой он работал на протяжении 25 лет (1507-1532). К площадной буффонаде Пульчи поэма эта уже не имела никакого отношения. Ариосто не только подхватил сюжетные нити феррарского поэта, но и развил его поэтическую манеру, придав ей замечательную художественную силу. Однако поэт мало заботился о непосредственном развитии сюжета своего предшественника, сразу введя в рассказ Анджелику, Ринальдо, Феррау, Сакрипанте, Брадаманту. Изображая занимательные авантюры своих героев, Ариосто стремился приподнять действительность ренессансной поэзии над угрожавшей ей прозаичностью повседневности, воспеть мир истинной человечности, свободы и красоты.

Во вступительных октавах поэмы Ариосто определил свои поэтические задачи. Главным героем ее он сделал Орландо - Роланда, образцового рыцаря в гуманистическом понимании, неизменного покровителя угнетенных, борца за справедливость; в его лице воплощены в преобразованном виде идеальные качества, которыми обладали герои лучших испанских ренессансных рыцарских романов об Амадисе Гальском и Пальмерине Английском и о необходимости которых для человека Возрождения говорил в книге «Придворный» современник Ариосто, Бальдассаре Кастильоне. Разыскивая Анджелику и совершая попутно различные подвиги, Роланд неожиданно узнает, что юная красавица, любви которой добивалось множество рыцарей, полюбила сарацинского воина Медоро (Песнь 23). Горю и отчаянию Роланда нет предела. Он теряет рассудок и движется по миру, все сокрушая на своем пути. Безумие Орландо, которое сто лет спустя вдохновляло Дон Кихота в Сиерра Морене, подготовлено Ариосто исподволь, и чтение нежных надписей, свидетельствующих о счастливой любви Анджелики и Медоро, было лишь последней каплей, переполнившей чашу («... Их буква, кажется гвоздем // Герою сердце пробивает... »). Рыцарь уже раньше страдал, когда от него бежала своенравная и коварная красавица, вещий сон предупредил его о грядущих бедах; разыскивая Анджелику, он то и дело переходит от отчаяния к надежде. Мотив яростного неистовства и безумия главного героя предвосхищает образы позднего Возрождения - Гамлета и Дон Кихота. Но пока еще царит шутка: излечить Орландо, вернуть ему потерянный рассудок призван легкомысленный рыцарь Астольфо, появлявшийся еще в поэме Боярдо: он по совету апостола Иоанна должен слетать на Луну, где хранятся вещи, потерянные людьми на земле, и, атким образом, вернуть Роланду его рассудок, хранящийся в увесистом сосуде.

С историей Роланда переплетаются в поэме истории других персонажей, образуя нарядный узор, состоящий из огромного числа эпизодов любовного, героического, волшебного и авантюрного характера. Нет возможности и необходимости перечислять здесь все эти истории. Но обратим внмиание на сложную историю любви Руджеро и Брадаманты, которая не уступает по значению другим сюжетным линиям поэмы. Любовь этих героев сопряжена с препятствиями, заблуждениями; много раз поэт уже готов соединить их узами брака, но затем новое приключение задерживает наступление счастливой развязки. В этой богатой событиями истории первое место принадлежит Брадаманте; женщина эпохи Возрождения, она настойчива, энергична и по-настоящему отважна: ревнуя Руджеро и обнаруживая слабость в минуты отчаяния, она готова тотчас взять в руки оружие, чтобы достойно защищать свою любовь. Когда Руджеро грозит прямая опасность, то, несмотря на гнев, Брадаманта предостерегает его криком. Чувства этой девушки выше и человечней, чем чувства других персонажей поэмы, в них более прямо изображена гуманистическая гармония, утверждаемая художественным стилем «Неистового Орландо». Встреча с Пинабелло, принадлежащим к врагам ее рода, приводит Брадаманту вместо замка Атланта, где находится Руджеро, в таинственную пещеру волшебницы Мелиссы. Своими предсказаниями чародейка утешает обманутую богатыршу, обещая ей могущество и славу в лице ее потомков - герцогов д’Эсте. Так, воспользовавшись приемом Вергилия, поэт сумел сказать приятное своим покровителям, но сделал это столь непринужденно и весело, что в общем тоне эпизода не возникло даже оттенка льстивости. Заключительные эпизоды этой истории посвящены войне, которую держава Карла Великого ведет с сарацинами, вторгшимися во Францию. Принявший христианство Руджеро побеждает на поединке сильнейшего витязя неверных Родомонта, бросившего ему обвинение в измене. Браком Брадаманты и Руджеро завершается пространная поэма Ариосто, прочно вошедшая в историю европейской литературы. С ее отголосками мы встречаемся и у Вольтера ("Орлеанская девственница"), и у Виланда ("Оберон"), и у Пушкина ("Руслан и Людмила").

По своим жанровым признакам "Неистовый Роланд" ближе всего стоит к куртуазному рыцарскому роману. Но это вовсе не означает, что Ариосто поставил перед собой задачу возродить этот средневековый жанр в его специфических чертах. В поэме Ариосто многое выглядит так же, как в рыцарском средневековом романе, но многое уже весьма отлично от него. Как и в средневековом романе, в поэме Ариосто рыцари влюбляются в прекрасных дам и совершают подвиги в их честь. Только если в средневековом романе неизменно царил куртуазный дух, а двор короля Артура являлся заповедником куртуазного этикета с его изысканностью и принципом "меры", то в поэме Ариосто этот принцип открыто нарушен в драматической истории Роланда - главного персонажа произведения. Ведь любовь не только не превращает Роланда в идеального уравновешенного рыцаря, но доводит его до безумия. Ариосто рисует устрашающий портрет прославленного героя, блуждающего по раскаленным пескам Африки:

Глаза ввалились, спрятавшись в орбитах,

Лицом костлявым стал он и худой,

С копной волос, взъерошенных и сбитых,

С густою, безобразной бородой...

После исцеления рыцарь «еще более умен и мужествен» и готов совершать новые подвиги: будто истинно эпический герой, Орландо стал опять на защиту дела франков, дела христиан. Но все это наполовину игра: безумие, вызвавшее ряд нелепых, несоответствующих доблестному воину поступков, разрушало образ совершенного рыцаря в старом понимании. И этим Ариосто предвосхитил Сервантесова Дон Кихота, хотя реалистический испанский роман отчетливо противопоставил безжалостную прозу жизни фантастическому безумию, а поэма Ариосто, прямо не воспроизведя реальной повседневности, представляет неистовства протагониста как занимательный, порою смешной эпизод, не нарушающий, однако, гармоничной мозаики сюжета. Появляясь на страницах занимательной повести, драматическая история Роланда напоминает читателям о превратностях земной жизни, в которой свет перемежается с тенью и которая не укладывается в тесные рамки куртуазного кодекса. Поэт словно соревнуется с Творцом вселенной. Он создает свой обширный мир. Он талантливый зодчий, как бы подтверждающий дерзкую мысль Марсилио Фичино о человеке, который равен Вседержителю по своим безграничным созидательным потенциям.

Что касается до сказочных эпизодов поэмы, то они в значительной мере связаны со стародавней мечтой человека о красоте, в которой так нуждаются люди. У Ариосто это прежде всего зачарованные замки и сады, соревнующиеся по своей прелести с Эдемом. Как и во владениях античной богини Киприды, описанных поэтом Полициано, здесь непрестанно благоухают цветы, зеленеют рощи лавров, миртов и пальм, свои песни распевают соловьи, на лугах пасутся олени и лани, не страшась никаких опасностей (Песнь 6). И все же эти чарующие глаз замки и сады созданы в поэме волею злых сил. За красотой в них таится коварство. На острове Альчины люди даже теряют свой человеческий образ (превращение в мирт рыцаря Астольфо). А разве в реальной земной жизни этого не бывает? Тесно связанный с тираническим феррарским двором, Ариосто хорошо это знал.

Так в поэме вновь и вновь сквозь волшебную оболочку проступают острые углы реальной земной жизни. Не задевая прямо своих феррарских покровителей, Ариосто позволяет себе осуждать тиранию, которая со времен Суллы, Нерона, Максимина и Аттилы столько зла причинила людям.

Ариосто в поэме охотно, широко и шутливо использует аллегорические фигуры Распри, Обмана, Гнева, а также сверхъестественные существа - чертей, фей, колдунов и магов. Сам христианский бог в лице св. Михаила вмешивается в события. Однако эта изобразительная разноголосица не разрушает стилевого единства поэмы, фактура которой сложна и пестра, но поразительно гармонична.

Изображая бесконечные поединки, битвы и сражения, в том числе кровопролитную битву за Париж с участием Карла Великого, прославляя подвиги христиан в битве с мусульманами (эта тема в то время была достаточно актуальной - ведь не так давно турки сокрушили Византийскую империю и надвигались на Европу), Ариосто вовсе не был выразителем средневекового воинственного духа. О рыцарских поединках он нередко писал с легкой усмешкой, как о своего рода карнавальной игре или представлении кукольного театра, и тогда горячая человеческая кровь по воле поэта словно бы превращалась в клюквенный сок. Но если речь заходила об Италии, его дорогой отчизне, он глубоко скорбел и не хотел скрывать этой своей скорби:

Упившись, спишь, Италия, безвластно,

И не скорбишь, что стала ты рабой

Народов, встарь склоненных пред тобой!

Вызывают его осуждение также пороки католического клира. Особенно попадает от него монашеской братии. Слетевший с неба архангел Михаил с изумлением видит, что в монастырях царят порядки, весьма далекие от подлинного благочестия. Вместо смирения, человеколюбия и почтения к святыне здесь торжествуют сребролюбие, лень, лицемерие и гордыня, повергающая во прах бедняков и всех страждущих (Песнь 14, октавы 78-90).

Талантливый представитель высокого Возрождения, Ариосто ценил людей деятельных, энергичных, способных на подвиг, на сильные чувства. Персонажи рыцарских романов, при всей их крайней условности, были ему в этом отношении близки. Но дух корысти и варварского разрушения он решительно осуждал. Так, осудил он появление в Европе огнестрельного оружия в результате изобретения пороха в XIV в. немецким монахом - изобретения "адского", принесшего людям неисчислимые беды (Песнь 11, октавы 21-27).

Совсем иное отношение у Ариосто к бесстрашным мореплавателям, бесконечно раздвинувшим пределы известного европейцам мира. В уста спутника Астольфо, покинувшего остров коварной Альчины и мечтающего вернуться к себе в Англию, он вложил красноречивое пророчество о том, как со временем новые Язоны найдут морской путь в Индию и откроют Новый Свет, прозрачно намекая при этом на экспедиции Васко да Гамы и Колумба (Песнь 15, октавы 20-23). Автору доставляет видимое удовольствие все время расширять географические пространства поэмы, простирающиеся от стран Западной Европы до Китая (Катая) и от Северной Африки до Индии. События ее развертываются на суше, на воде и в воздухе, мелькают названия таких городов и земель, как Париж, Арль, скифские и персидские берега, Эфиопия, Дамаск, Нубия, Прованс, Бизерта, Тапробана и т.д.

При этом рассказчик никогда не исчезает из поля зрения читателя, как это обычно бывало в героическом эпосе средних веков. Ведь это от него зависит, как развернутся дальнейшие события, только он один способен запутать и распутать пестрые сюжетные нити поэмы. Он не только прямо среди стихотворного текста обращается к Ипполиту д"Эсте, которому посвящена поэма, но и вспоминает о читателях (Песнь 23, октава 136) и т.п.

Мягкий юмор пронизывает многие страницы этой замечательной поэмы, которую по справедливости можно считать одной из самых высоких вершин в литературе итальянского Возрождения.

Источники поэмы Ариосто многообразны. Наряду с песнями кантасториев, средневековым героическим эпосом и рыцарским романом, народными сказками и старинными новеллами в поэме слышатся отголоски античных мифов и других созданий античной культуры, столь любезных сердцу поэта-гуманиста. Замечательная поэма Ариосто стала величественным гимном торжествующему чувству, всесторонне развитому человеку. Совершенство стиха «золотой» октавы, звучность литературной речи, беспредельная сюжетная изобретательность сделали поэму широко известной за пределами Италии. Количество переделок, пересказов, подражаний и переводов «Неистового Орланда» было очень велико уже в XVI в. В XVII в. ариостовские мотивы проникли в живопись и в оперу, а с приходом романтизма триумфально вернулись в поэзию.

Пересказ

Турнир при дворе Карла, Анджелика хотела с помощью брата Аргалия захватить французских паладинов, но в итоге брат побежден Астольфом, а за ней охотятся рыцари, в т.ч. Ринальд и Роланд, т.к. она в случае победы пообещала свою любовь. Ринальд и она одновременно пьют из волшебных источников, теперь их чувства меняются: она влюблена, он равнодушен. Начинает преследовать Ринальда. Роланд попадает в плен к фее Драгонтине, откуда его освобождает Анджелика, и он помогает ей убить Агрикана, царя Татарии. Потом они с Ринальдом опять пьют из источников и меняются ролями. Встретив Анджелику вместо с Роландом, Ринальд вступает с ним в бой. Их поединок прерывает Карл Великий: Анджелика достанется тому, кто больше отличится в войне с язычниками. В первой битве с сарацинами христиане терпят поражение.

Неистовый Роланд (Ариосто)

На Карла Великого идет император Африки Аграмант, а с ним короли и испанский, и татарский, и черкесский, и несчетные другие, а в миллионном их войске - огромный и дикий Родомонт и благородный рыцарственный Руджьер, о котором еще будет речь.

Предмет любви Роланда - Анджелика, принцесса из Катая. Только что бежала из плена Карла Великого, и Роланд от этого пришел в такое отчаяние, что бросил государя и друзей в осажденном Париже и поехал по миру искать Анджелику.

Главные спутники - два его двоюродных брата: Астольф и Ринальд. Ринальд тоже влюблен и тоже в Анджелику, но любовь его - злополучная. Есть в Арденнском лесу на севере Франции два волшебных источника - ключ Любви и ключ Безлюбовья; кто попьет из первого, почувствует любовь, кто из второго - отвращение. И Ринальд и Анджелика испили из того и из другого, только не в лад: сперва Анджелика преследовала своей любовью Ринальда, а он от нее убегал, потом Ринальд стал гоняться за Анджеликой, а она спасалась от него. Но Карлу Великому он служит верно, и Карл из Парижа посылает его за помощью в соседнюю Англию.

Сестра Ринальда Брадаманта - тоже красавица, воительница. Влюблена, в Руджера, который лучший из сарацинских рыцарей. Руджьер и Брадаманта встретились когда-то в бою, долго рубились, дивясь силе и отваге друг друга, а когда устали, остановились и сняли шлемы, то полюбили друг друга с первого взгляда. Но на пути к их соединению много препятствий.

Руджьер - сын от тайного брака христианского рыцаря с сарацинской принцессой. Его воспитывает в Африке волшебник и чернокнижник Атлант. Атлант знает, что его питомец примет крещение, родит славных потомков, но потом погибнет, и поэтому старается нипочем не пускать своего любимца к христианам. У него в горах замок, полный призраков: когда к замку подъезжает рыцарь, Атлант показывает ему призрак его возлюбленной, тот бросается в ворота ей навстречу и надолго остается в плену, тщетно отыскивая свою даму в пустых горницах и переходах. Но у Брадаманты есть волшебный перстень, и эти чары на нее не действуют. Тогда Атлант сажает Руджера на своего крылатого коня - гиппогрифа, и тот уносит его на другой край света, к другой волшебнице-чернокнижнице - Альчине. Та встречает его в облике юной красавицы, и Руджьер впадает в соблазн: долгие месяцы он живет на ее чудо-острове в роскоши и неге, наслаждаясь ее любовью, и только вмешательство мудрой феи Мелиссы возвращает его на путь добродетели. Чары распадаются, красавица Альцина предстает в подлинном образе порока, гнусном и безобразном, и раскаявшийся Руджьер на том же гиппогрифе летит обратно на запад. Здесь опять его подстерегает Атлант и залучает в свой призрачный замок. И пленный Руджьер мечется по его залам в поисках Брадаманты, а рядом пленная Брадаманта мечется по тем же залам в поисках Руджьера, но друг друга они не видят.

Ринальд спасает даму Джиневру, лживо обвиненную в бесчестии; Роланд рыщет в поисках Анджелики, а по дороге спасает даму Изабеллу, схваченную разбойниками, и даму Олимпию.

Тем временем король Аграмант со своими полчищами окружает Париж и готовится к приступу, а благочестивый император Карл взывает о помощи к Господу. И Господь приказывает архангелу Михаилу: «Лети вниз, найди Безмолвие и найди Распрю: пусть Безмолвие даст Ринальду с англичанами внезапно грянуть с тылу на сарацин и пусть Распря нападет на сарацинский стан и посеет там рознь и смуту, и враги правой веры обессилеют!» Он ищет, но не там их находит, где искал: Распрю с Ленью, Алчностью и Завистью - средь монахов в монастырях, а Безмолвие - меж разбойников, предателей и тайных убийц. В город ворвался Родомонт и один крушит всех, прорубаясь от ворот до ворот, льется кровь, летят в воздух руки, плечи, головы. Но Безмолвие ведет к Парижу Ринальда с подмогою - и приступ отбит. А Распря, чуть пробился Родомонт из города к своим, шепчет ему слух, что любезная его дама Дораличе изменила ему со вторым по силе сарацинским богатырем Мандрикардом - и Родомонт вмиг бросает своих и мчится искать обидчика, кляня женский род.

Был в сарацинском стане юный воин по имени Медор. Царь его пал в битве; и когда ночь опустилась на поле боя, вышел Медор с товарищем, чтобы под луною найти его тело среди трупов и похоронить с честью. Их заметили, бросились в погоню, Медор ранен, товарищ его убит, и истечь бы Медору кровью в чаще леса, не явись нежданная спасительница. Это та, с которой началась война, - Анджелика, тайными тропами пробиравшаяся в свой дальний Катай. Случилось чудо: тщеславная, легкомысленная, гнушавшаяся королями и лучшими рыцарями, она пожалела Медора, полюбила его, унесла его в сельскую хижину, и, пока не исцелилась его рана, они жили там, любя друг друга. И Медор, не веря своему счастью, вырезывал ножом на коре деревьев их имена и слова благодарности небу за их любовь. Когда Медор окреп, они продолжают свой путь в Катай.

Роланд, в поисках Анджелики объехав пол-Европы, попадает в эту самую рощу, читает на деревьях эти самые письмена и видит, что Анджелика полюбила другого. Сперва он не верит своим глазам, потом мыслям, потом немеет, потом рыдает, потом хватается за меч, рубит деревья с письменами, рубит скалы по сторонам, - «и настало то самое неистовство, что не видано, и не взвидеть страшней». Он отшвыривает оружие, срывает панцирь, рвет на себе платье; голый, косматый, бежит он по лесам, голыми руками вырывая дубы, утоляя голод сырой медвежатиной, встречных за ноги раздирая пополам, в одиночку сокрушая целые полки. Так - по Франции, так - по Испании, так - через пролив, так - по Африке; и ужасный слух о его судьбе долетает уже и до Карлова двора. А Карлу нелегко, хоть Распря и посеяла рознь в сарацинском стане, хоть Родомонт и перессорился с Мандрикардом, и с другим, и с третьим богатырем, но басурманская рать по-прежнему под Парижем, а у нехристей новые непобедимые воины. Во-первых, это Руджьер - хоть он и любит Брадаманту, но сеньор его - африканский Аграмант, и он должен служить свою вассальную службу. Во-вторых, это богатырша Марфиза.

Астольф победил чудо-великана, которого как ни разрубишь, он вновь срастется: Астольф отсек ему голову и поскакал прочь, выщипывая на ней волосок за волоском, а безголовое тело бежало, размахивая кулаками, следом; когда выщипнул он тот волос, в котором была великанова жизнь, тело рухнуло и злодей погиб. По дороге он подружился с лихой Марфизою. По дороге он попал даже в Атлантов замок, но и тот не выстоял против его чудного рога: стены развеялись, Атлант погиб, пленники спаслись, а Руджьер и Брадаманта увидели наконец друг друга, бросились в объятия, поклялись в верности и разъехались: она - в замок к брату своему Ринальду, а он - в сарацинский стан, дослужить свою службу Аграманту, а потом принять крещение и жениться на милой. Гиппогрифа же, крылатого Атлантова коня, Астольф взял себе и полетел над миром, поглядывая вниз.

Из-под облаков он видит эфиопское царство, а в нем царя, которого морят голодом, расхватывая пищу, хищные гарпии. Со своим волшебным рогом он прогоняет гарпий прочь, загоняет их в темный ад, выслушивает там рассказ Лидии, которая была немилосердна к своим поклонникам и вот теперь мучается в аду. Благодарный эфиопский царь показывает Астольфу высокую гору над своим царством: там земной рай, а в нем сидит апостол Иоанн и, по слову Божию, ждет второго пришествия. Астольф взлетает туда, апостол радостно его привечает, рассказывает ему и о будущих судьбах, и о князьях Эсте, и о поэтах, которые их прославят, и о том, как иные обижают поэтов своей скупостью, - «а мне это небезразлично, я ведь сам писатель, написал Евангелие и Откровение». Что же до Роландова рассудка, то он находится на Луне: там, как на Земле, есть горы и долы, и в одном из долов - всё, что потеряно на свете людьми, «от беды ли, от давности ли, от глупости ли». Там тщетная слава монархов, там бесплодные моления влюбленных, лесть льстецов, недолгая милость князей, красота красавиц и ум узников. Ум - вещь легкая, будто пар, и поэтому он замкнут в сосудиках, а на них написано, в котором чей. Там они и находят сосуд с надписью «ум Роланда», и другой, поменьше, - «ум Астольфа»; удивился Астольф, вдохнул свой ум и почувствовал, что стал умен, а был не очень. Рыцарь верхом на гиппогрифе устремляется обратно на Землю.

Рыцари, освобожденные Астольфом на его восточных путях, доскакали уже до Парижа, присоединились к Ринальду, он с их помощью ударил по сарацинам, отразил их от Парижа, и победа стала вновь клониться на христианскую сторону. Правда, бьется Ринальд вполсилы, потому что душой его владеет прежняя безответная страсть по Анджелике. В Арденнском лесу на него набрасывается чудище Ревность: тысяча очей, тысяча ушей, змеиная пасть, тело кольцами. А на помощь ему встает рыцарь Презрение: светлый шлем, огненная палица, а за спиною - ключ Безлюбовья, исцеляющий от неразумных страстей. Ринальд пьет, забывает любовное безумие и вновь готов на праведный бой.

Брадаманта, прослышав, что ее Руджер бьется среди сарацин рядом с некой воительницей по имени Марфиза, загорается ревностью и скачет сразиться и с ним и с ней. В темном лесу у неведомой могилы начинают рубиться Брадаманта и Марфиза, одна другой отважнее, а Руджер тщетно их разнимает. И тут вдруг из могилы раздается голос - голос мертвого волшебника Атланта: «Прочь ревность! Руджер и Марфиза, вы - брат и сестра, ваш отец - христианский рыцарь; пока жив был, я хранил вас от Христовой веры, но теперь, верно, конец моим трудам». Все проясняется, Руджерова сестра и Руджерова подруга заключают друг друга в объятия, Марфиза принимает святое крещение и призывает к тому же Руджера, но тот медлит - за ним еще последний долг царю Аграманту. Тот, отчаявшись победить в сражении, хочет решить исход войны поединком: Руджьер против Ринальда. Чей-то удар нарушает перемирие, начинается общее побоище, христиане одолевают, и Аграмант с немногими своими приспешниками спасается на корабле, чтобы плыть в свою заморскую столицу - Бизерту, что возле Туниса. Он не знает, что под Бизертою ждет его самый страшный враг.

Астольф спешит по суше и морю ударить с тыла на Аграмантову Бизерту; с ним другие паладины, спасшиеся из Аграмантова плена, - а навстречу им безумный Роланд. Его схватили, и поднес Астольф к его носу сосуд с Роландовым умом. Лишь вдохнул он, и уже он прежний Роланд, свободен от зловредной любви. Подплывают Карловы корабли, христиане идут приступом на Бизерту, город взят - горы трупов и пламя до небес. Аграмант с двумя друзьями спасаются по морю, Роланд с двумя друзьями их преследуют; на маленьком средиземном острове происходит последний тройной поединок, Аграмант гибнет, Роланд - победитель, войне конец.

Руджер принял святое крещение, он приходит к Карлову двору, просит руки Брадаманты. Но старый отец Брадаманты против: у Руджера славное имя, но он лучше выдаст Брадаманту за принца Льва, наследника Греческой империи. В смертном горе Руджер едет прочь - помериться силами с соперником. На Дунае принц Лев воюет с болгарами; Руджьер приходит на помощь болгарам, совершает чудеса ратных подвигов, сам Лев любуется неведомым героем на поле боя. Греки хитростью залучают Руджера в плен, выдают императору, бросают в подземную темницу, - благородный Лев спасает его от верной гибели, воздает ему честь и тайно держит при себе. «Я обязан тебе жизнью, - говорит потрясенный Руджер, - и отдам ее за тебя в любой миг».

Брадаманта объявляет, что она выйдет лишь за того, кто осилит ее в поединке. Лев грустен: против Брадаманты он не выстоит. И тогда он обращается к Руджеру: «Поезжай со мной, выйди в поле в моих латах, победи для меня Брадаманту». Руджер побеждает. Лев в тайном шатре обнимает Руджьера. «Я обязан тебе счастьем, - говорит он, - и отдам тебе всё, что хочешь в любой миг».

Руджер уходит в чащу леса умирать от горя. Левнаходит Руджьера, Руджьер открывается Льву, тот отрекается от Брадаманты. От болгар приходят послы: они просят своего спасителя себе на царство; теперь даже отец Брадаманты не скажет, будто у Руджера ни кола ни двора. Свадьба.

В последний день является Родомонт. По обету он год и день не брал оружия в руки, а теперь прискакал бросить вызов бывшему соратнику своему Руджеру: «Ты изменник своему королю, ты христианин, ты недостоин зваться рыцарем». Начинается последний поединок. Конный бой - древки в щепья, щепья до облаков. Пеший бой - кровь сквозь латы, мечи вдребезги, бойцы стиснулись железными руками, оба замерли, и вот Родомонт падает наземь, и кинжал Руджьера - в его забрале.

Творчество Лопе де Вега

Высший расцвет испанского гения в эпоху Возрождения воплотился в драме Лопе де Веги, которому суждено было стать реформатором испанского театра и создателем принципиально нового типа сценического представления («новая комедия»). В историю мировой культуры он вошел прежде всего, наряду с Сервантесом, как выразитель высшего этапа Возрождения в Испании, и - в плане истории всемирной литературы - как создатель, наряду с Шекспиром, одного из тех двух национальных театров, в которых ренессансные идеи нашли наиболее совершенное сценическое воплощение.

Историческая канва:

Жизнь и творческая деятельность Лопе совпали с наиболее критическим периодом в истории феодально-абсолютистской Испании. Монархия не выступала в качестве цивилизующего центра и основоположника национального единства, а национальная буржуазия не сложилась в ту общественно-политическую силу,которая могла бы стать ведущим началом культурной жизни страны => в испанском Возр. возобладали традиции народного сознания. Неслучайно, эпос и лирика Лопе (да, он был не только драматургом, но и видным лирическим и эпическим поэтом, прозаиком) обращены к верхушке общества, это дань модным лит. течениям, господствовавшим в придворных и аристократических кругах. Драма - народу.

Существовали две Испании: Испания сцены, воплощавшая чаяния народа, всю полноту национального характера и гибнувшая держава Габсбургов (светская и церковная верхушка неуклонно вела страну к катастрофе).

Театр давал свободу, помогал сохранять достоинство, жить, бороться. Театр противостоял официальной церкви: люди стремились жить согласно Лопе. Мысль о греховности театра. Трижды за сто лет правительство запрещало представления (1598, 1646 и 1665 гг.).

Необходимо помнить, что Лопе первый и вопреки всему реализовал победу национального ренессансного театра во всей Испании.

Биография:

Лопе Фелис де Вега Карпио (1562-1635) родился в Мадриде, в бедной дворянской семье золотошвея. С 10 лет начал писать стихи (1ый опыт: перевод в стихах «Похищения Прозерпины» Клавдиана, римского поэта IV века. 12 лет - 1ое самостоятельное произведение «Истинный любовник») романсы сразу получили известность. Вылетел из универа за связь с замужней женщиной (16 лет) и хлесткую сатирическую пьесу, в которой вывел красотку, не пожелавшую ответить ему взаимностью.

В 22 года Лопе де Вега, успевший принять участие в военной экспедиции на Азорские острова, уже упоминается Сервантесом в «Галатее» как известный поэт. Лопе отличало восприятие национального исторического опыта, реалистическое видение мира, связь с народной жизнью. В этом и источник уверенности, и творческой энергии, но отсюда же страстные увлечения и авантюрная импульсивность.

Сидел в тюрьме (пустил по адресу бывшей возлюбленной, актрисы, несколько злых эпиграмм, её отец, видный постановщик, подал в суд за клевету). Оправдываясь, Лопе отрицал коммерческую ценность своих пьес, представляя себя драматургом-любителем. Однако он так ядовито острил по поводу истца, что суд, не успев осуществить первый приговор, усиливает наказание: 8 лет изгнания из столицы.

Меж тем выпущенный для подготовки к изгнанию Лопе умудряется похитить донью Исавель (Белиса в его стихах). Процесс, затеянный родичами девушки, означал бы для Лопе казнь, но влюбленная умолила родных, и в отсутствие изгнанного жениха, которого в церкви представлял родственник, состоялось венчание.

А изгнанник внезапно меняет планы и присоединяется к «Непобедимой армаде», крупному военно-морскому флоту, созданному для покорения Англии. Однако испанцы еле ноги унесли, не досчитавшись и половины кораблей. Брат Лопе погиб, а поэт, претерпев все сражения и бури, вернулся в Валенсию с большой поэмой «Красота Анхелики» (продолжение истории Ариосто об Анджелике и Медоре).

Периоды драматургического творч-ва (по Балашову)

I.1594-1604 гг - Лопе и драматургами его круга консолидируется национальный театр. Несмотря на угрозу со стороны реакции, в начале 1600-х годов еще шла полемика между представителями различных течений (Лопе vs Сервантес - о путях театра, помирились благодаря миролюбию Сервантеса). «Учитель танцев» 1594

II. 1605-1613 историко-революционные драмы, после 1608 г. усиливается религиозная тематика. Лопе мучает вопрос о совместимости его творчества с религией: католическая вера сковывала внутреннюю свободу гуманистов. Последовательно получил звание «приближенного инквизиции» (лица, не находящегося на подозрении и обязанного являть собой пример преданности католической церкви), звание доктора теологии (за одно из сочинений), после смерти 2ой жены - сан священника и вступил в монашеский орден - всё это оберегало от инквизиции, духовные звания как охранная грамота печатались на титулах книг. Но и у церкви был особый умысел: подчинить творчество гения интересам реакции. Так или иначе творч. натура Лопе восставала против налагавшихся на нее церковно-религиозных обязанностей и предписаний. Он не был примерным монахом, легко увлекался актрисами (даже будучи женатым). К данному этапу относятся: стихотв. трактат «Новое руководство к сочинению комедий»1609, «Фуэнте Овехуна» ок. 1613, «Собака на сене» ок. 1613.

III. 1614 г. - рефлексия и сомнения,религиозные размышления.С 1613-1614 г. Лопе осознает (возможно, это реакция на неистовства церковных ниспровергателей театра) ценность и непреходящий характер своих драматических произведений, начинает заботиться о сохранности текста, поручает издание комедий друзьям либо готовит книги сам. В 1614 г. выходит впервые авторизованная поэтом «Четвертая часть Комедий Лопе де Веги» с указанием, что напечатаны комедии «по оригиналам», а не «по-варварски искаженным копиям». Защита драмы от нормативных правил приобретает у Лопе характер защиты творческой свободы гения, а драма приравнивается теперь к высокой поэзии. Новое, возвышенное представление о значении драмы и о поэте-драматурге. На пороге 30-х годов религиозная тематика значительно ослабевает. Для произведений этого периода характерны жизненность конфликтов и ситуаций, оптимизм, юмор и тончайший лиризм.

Несмотря на благоговение, которым окружали Лопе зрители, он страдал не только от истерических атак контрреформационных богословов, жадно ждавших смерти поэта, не только от коварства короля и знати, но и оттого, что ощущал приближение новой литературной эпохи. Последние пьесы продолжают утверждать ренессансный идеал и иногда содержат полемику с театром барокко. Кончина Лопе была национальным горем. Все население Мадрида прощалось с Чудом Природы, и лишь король Филипп IV не пожелал принять участия во всенародных похоронах поэта.

Лопе, по-видимому, был самым плодовитым из поэтических гениев всех времен. Он переживает смерть обеих жён и трёх детей, похищение дочери, но не на день не прерывается его творческая деятельность. Богатый жизненный опыт соединился в пьесах Лопе с сюжетами и образами, почерпнутыми из фольклора и литературы, истории и Священного писания, из романсов и итальянских ренессансных поэм и новелл, из античных мифов и житий святых. Способность Лопе до неузнаваемости видоизменять заимствованное из книжного источника или народной песни, объясняет огромное количество сочиненных им пьес. Комедий Чудо Природы (так назвал Лопе де Вегу Сервантес) пишет до трех в месяц. Сохранились: недраматич произведения: 21 том, количество драм доводят до 2 тыс. (сохранились тексты ок 470 драм).

Даже общий обзор драматургического наследия Лопе убеждает в широте его диапазона. Во времени сюжеты его комедий охватывают период от библейской истории сотворения мира до событий современной Лопе эпохи. В пространстве они выходят далеко за пределы Испании, развертываются во всех четырех известных тогда странах света (в т.ч. в России: «Великий Князь Московский » про Лжедмитрия).

Универсальности образов (действ. лица - представители разных бытовых типов, профессий, сословий) соответствует и универсальность языка - одного из самых богатых в лексическом отношении, легко и свободно пользовавшегося самыми различными речевыми стилями.

Проблема классификации - сложнейшая! Структура комедии Лопе внешне единообразна (3 акта) внутренне - необычайно гибкая. Основной фонд драматургии Лопе де Вега (если оставить в стороне жанр "священных действ") обнаруживает деление на комедии, группирующиеся вокруг проблем:

· государственно-исторического порядка (проблемы государственного устройства родной страны в различные эпохи, яркое выражение антифеодального сознания);

· социально-политического порядка (часто на материале прошлого, свидетельствуют о стремлении драматурга разрешить актуальные вопросы современной ему действительности, подвергнуть критике существующий строй, выдвинуть проблемы справедливой организации общественного и политического уклада);

· частно-бытового порядка (комедия современных нравов и современной морали, бытовых особенностей "эпохи и конфликтов, происходящих в недрах семейной жизни или в бытовых взаимоотношениях различных сословий; пьеса из современного быта, вставленная в рамку "дворцовой комедии", "комедии плаща и шпаги" (название по реквизиту, не нуждались в особых декорациях+ассоциации с динамизмом пьес, с мотивами поединков и переодевания), "комедии-интриги", "комедии плутовской"...).

«Неистовый Роланд» имела в XVI столетии более 80 изданий. Изящный и вместе с тем простой язык доставил ей быстрое торжество над поэмой Боярдо . Приключения в «Неистовом Роланде» не менее разнообразны и рассказаны гораздо лучше; фантазия богата, юношески свежа, отважна; поэма проникнута нежным чувством, очаровывавшим женщин. Далеко превосходя Боярдо силой поэтического творчества, Лудовико Ариосто превосходит ей и своего преемника, Торквато Тассо . Даже те сцены, полные сладострастия, изображены у Ариосто с нежностью и скромностью.

Легкий, блестящий, занимательный рассказ его совершенно соответствовал вкусу государей, вельмож и дам. Связь между эпизодами «Неистового Роланда» слаба, но тем легче было читать поэму: каждое приключение составляет особое целое, так что можно начать чтение, откуда угодно, и кончить, как только вздумается. Ариосто всегда умеет остановиться вовремя, прекратить рассказ раньше, чем он утомит, и начать новый. Часто он перерывает повествование на самом интересном месте, чтобы сильнее возбудить любопытство, и всегда делает это мастерски. Прежде чем читатель утомится рассказом о каком-нибудь приключении Роланда и Анджелики, их сменяют Руджиеро и Брадаманта. Ариосто серьезен настолько, чтобы рассказ был интересен, он влагает в него столько шутливости, что читать его очень весело.

Руджиеро спасает Анджелику. Картина Ж. А. Д. Энгра на тему «Неистового Роланда» Ариосто. 1819

В «Неистовом Роланде» есть насмешки над церковью и духовенством, но они не жестоки, а шутливы. Это не сарказм, а веселая ирония. Брадаманта убеждает своего возлюбленного креститься, он отвечает: «для тебя я бесстрашно пойду не только в воду, но пожалуй и в огонь». Благочестивый отшельник назидает Родомонта духовной пищей; «но едва мавр отведал её, стало ему тошно, потому, что он родился с дурным вкусом». В иронической веселости Ариосто много верных глубоких мыслей о жизни; он превосходно знает человеческое сердце.

Но в его поэме есть и недостатки. Она – лабиринт приключений; бесконечные ряды их не имеют единства. Характеры очерчены очень слабо; это не группа людей, а группа имен. Только Родомонто несколько отличается от других героев неукротимостью отваги, а Брадаманта – от других красавиц романической воинственностью. Все остальные лица «Неистового Роланда» – марионетки, которыми движет одна пружина, любовь. Современники любили поэму Ариосто за разнообразие содержания, за очаровательную шутливость, за грациозность рассказа, за художественность формы. Но уже и они находили, что у него нет способности создавать новое, что он только мастер пользоваться чужим, что все сцены у него заимствованы из других поэтов, начиная с Овидия и кончая Боярдо. Описания природы Ариосто заимствовал у прежних итальянских и французских поэтов. Почти все эпизоды он взял из испанских и провансальских романсов, итальянских новелл или других произведений прежней поэзии.

Ариосто не мог дать связного полного изображения жизни, но с неподражаемым талантом обрисовывал отдельные её моменты и с очаровательной прелестью рисовал отрывочные сцены. Его поэма – ряд великолепных картин, очаровывающих своим светлым колоритом; её весело читать, потому что она написана автором в радостном настроении души. Чарует и её язык, нежный, изящный и гармоничный.

СОЛЛОГУБ, Владимир Александрович -- прозаик, поэт, драматург, мемуарист. Родился в аристократической семье. Отец -- тайный советник, церемониймейстер, меценат, театрал, был известен в петербургском свете (о нем говорится в черновом варианте первой главы "Евгения Онегина": "Гуляет вечный Соллогуб"). Мать, урожденная Архарова, была незаурядной личностью, с серьезными литературными интересами. Московский дом Архаровых славился своим гостеприимством, упоминается в "Войне и мире" (Т. 2.-- Ч. I. -- Гл. XI; Ч. V,-- Гл. X). Первоначальное образование С.-- домашнее, учителем российской словесности был П. А. Плетнев. Вместе с родителями он посещал салон президента Академии художеств и директора императорской библиотеки А. Н. Оленина, где видел А. С. Пушкина, Н. И. Гнедича, И. А. Крылова, многих художников и музыкантов. С 1830 по 1834 г. С.-- студент Дерптского ун-та. Занимался неровно, увлекался разными науками, участвовал в любительских спектаклях и усвоил тип поведения, подобающий настоящему "буршу". Ун-т С. окончил действительным студентом (вместо звания кандидата, обеспечивающего довольно высокий служебный чин). С. не стал профессиональным литератором, а сочетал творчество со службой. С 1835 г.-- чиновник особых поручений при министерстве внутренних дел, служит в провинции (Смоленск, Витебск, Тверь). "Вот моя жизнь... большая дорога, по которой часто приходится ездить в тележке",-- писал он А. Н. Карамзину (А. С. Пушкин в письмах Карамзиных.-- С. 61). Все же много времени он проводил в Петербурге. В 1839 г. пожалован в камер-юнкеры. В ноябре 1840 г. женится на Софье Михайловне Вильегорской, дочери гр. М. Ю. Вильегорского, занимавшего высокое положение при дворе, известного мецената. Бракосочетание совершилось в малой церкви Зимнего дворца, посаженым отцом невесты, фрейлины императрицы, был Николай I. После венчания на вечере у Вильегорских присутствовал весь двор.
В 1842 г. С. переходит в чине коллежского асессора в Государственную канцелярию, в 1843 -- 1844 гг. путешествует по Европе (Германия, Париж, Ницца). В 1849 г. С. оставил службу и в течение года проживал в своем имении (Никольское Симбирской губ.), а с 1850 г. продолжил службу по министерству внутренних дел при наместнике кавказском и генерал-губернаторе новороссийском М. С. Воронцове. В 1852 г. получил чин статского советника. Живя на Кавказе, занимался устройством русского театра, способствовал сближению русской и грузинской культур, сотрудничал в газете "Кавказ" (печатал там очерки). С 1856 г.-- чиновник особых поручений при министерстве двора (в частности, составляет описание коронации Александра II), получает звание камергера. По распоряжению мин-ва двора в 1857--1859 гг. находится в Париже для изучения парижских театров, принимал участие в музыкальных и театральных дискуссиях. По возвращении обосновался в Дерпте, в разных должностях служил при остзейских генерал-губернаторах, часто бывал в Петербурге.
В 60 гг. сферой интересов С. становится тюрьмоведение. В 1870 г. командирован во Францию для изучения тюремного дела, после чего получает назначение директора Московского попечительного совета по тюрьмам, становится автором специальных работ "Об организации в России тюремного труда" (М., 1866); "Тюрьмы и театры" (Москва.-- 1867.-- No 3, 9, 15). С 1875 г. Сопредседатель комиссии по преобразованию тюрем в России, живет то в Москве, то в Германии или Франции. В 1877 г. во время русско-турецкой войны в качестве официального историографа находился в императорской штаб-квартире и в итоге опубликовал "Дневник высочайшего пребывания за Дунаем в 1877 г." (Спб., 1878), выдержанный в официальном духе.
После смерти жены (с ней С. фактически давно разошелся) в 1878 г. женится на В. И. Аркудинской. Она была много его моложе и не аристократического происхождения, что вызвало неодобрение света. Последние годы жизни провел за границей.
Службу С. сочетал с творчеством, с активным участием в литературной жизни. С 15 лет начал сочинять стихи, шуточные и элегические, эпиграммы и послания (иногда на французском языке), романтическую поэму "Стан", в основном подражательные. В 1855 г. выпустил сборник "Тридцать четыре альбомных стихотворения" (Тифлис), открывавшийся стихотворением, где были строки: "Стихи не в моде уж давно, / Стихи плохие и подавно". Талант С. по-настоящему реализовался в прозе. Дебютировал в 1837 г. рассказами "Три жениха" (Современник.-- 1838.-- No 9) и "Сережа (Лоскуток из вседневной жизни)" (Литературные прибавления к "Русскому инвалиду".-- 1838.-- No 15). Эти произведения прошли незамеченными. Подлинная писательская биография начинается с появления в печати рассказа "История двух калош" (Отечественные записки.-- 1839.-- No 1), принесшего ему признание. По свидетельству И. И. Панаева, "История двух калош" "наделала столько шуму, что она читалась даже теми, которые никогда ничего не читали... по крайней мере по-русски; в большом свете с неделю только говорили об этих "Калошах"... Соллогуб был в ходу" (Панаев И. И. Литературные воспоминания. -- М., 1950.-- С. 270). Драма любви бедного скрипача, униженного и оскорбленного великосветским обществом, здесь изображена на широком социальном фоне (ремесленники, отверженные художники); романтическая коллизия таланта и толпы здесь снижена, в рассказе много комизма. Впоследствии С. написал на него пародию (Литературная газета.-- 1845.-- No 1). В прозе С. преобладают произведения о высшем свете и его жертвах. Свет представлен как вместилище пороков, тщеславия, корысти, низменного расчета, где нет места для истинной любви и искренних чувств (рассказы "Сережа...", "История двух калош", "Воспитанница" и др.). Аристократический мир наиболее объемно освещен в повести "Большой свет" (Отечественные записки.-- 1840.-- No 3). в которой под именем Леонина выведен Лермонтов. "Светское его значение я изобразил под именем Леонина в моей повести "Большой свет", написанной по заказу великой княгини Марии Николаевны" (Воспоминания.-- М.; Л., 1931.-- С. 339). Прототипов имеют и др. действующие лица повести (кн. Щетинин -- сам С, Сафьев -- С. А. Соболевский, княгиня Воротынская --графиня А. К. Воронцова-Дашкова, Надина -- жена С.). В повести пародируется внешность Лермонтова, его неудачные попытки приобщиться к избранному кругу; порой образ Леонина принимает характер пасквиля (см.: Гернштейн Э. Судьба Лермонтова.-- М., 1986.-- Глава "За страницами "Большого света"). Повесть насыщена образами и идеями лирики Лермонтова, пародийно переданными; при этом и весь большой свет показан с отрицательной стороны, за внешним его блеском -- тщеславие, бездушие, корысть. "Соллогуб часто касается в своих повестях большого света,-- писал В. Г. Белинский,-- но хоть он и сам принадлежит к этому свету, однако ж повести его тем не менее -- не хвалебные гимны, не апофеозы, а беспристрастно верные изображения и картины большого света". Белинский указал также на "отсутствие личного (...субъективного) элемента, сердечности и задушевности, как признаков горячих убеждений, глубоких верований" (Белинский В. Г. Собр. соч.-- М., 1979.-- Т. 5.-- С. 212). Критика С. была все же поверхностной, касалась лишь внешней, обрядовой стороны большого света, не затрагивая его основ. Собственные аристократические пристрастия С. четко выражены в рассказе "Старушка" (Отечественные записки.-- 1850.-- No 4--5), где говорится о роли "дворянского сословия" в спасении России в "эпоху беспорядка, эпоху безверия".
Светские повести С, с их однообразием материала, повтором коллизий, характеров, мотивов, заданностью финала, в художественном отношении слабее новелл, написанных на основании былей, услышанных от М. С. Щепкина и составивших цикл "Теменевская ярмарка" (состоящий из рассказов "Собачка", "Воспитанница" сб. "Вчера и сегодня".-- Спб., 1845.-- Ч. 1--2). С. нарисовал выразительные жанровые сцены драматических судеб провинциальных актеров, нищих и подневольных. Новеллы проникнуты сочувствием к несчастной доле "маленьких людей". Удачей С. явились и произведения о студенческой жизни "Неоконченные повести" (в сб.: "На сон грядущий".-- Спб., 1843.-- Ч. II) и "Аптекарша" (Рус екая беседа.-- 1841.-- No 2). "Лучшая повесть прошлого года, -- заметил Белинский,-- без всякого сомнения "Аптекарша"... Соллогуб писатель с замечательным дарованием, а "Аптекарша" решительно выше всего, что он написал" (Белинский В. Г. Указ. соч.-- Т. 4.-- С. 33). К лучшим новеллам С. относится получившая пушкинское название -- "Метель" (Ведомости Московской городской полиции.-- 1849.-- No 31 -- 32), где в экстремальной ситуации сближаются люди разных сословий, пробуждается любовь у молодого столичного офицера и провинциалки.
Самое значительное произведение С., его главная книга,-- повесть "Тарантас" (первые семь глав первоначально опубл. в "Отечественных записках", 1840, No 10; полностью повесть вышла отд. изд. в 1845 г.). Книга родилась из "путевых впечатлений", полученных от совместного путешествия по российской провинции с художником Г. Гагариным. Возникло повествование проблемное и масштабное, с широким и глубоким охватом современной действительности. С. создал яркую, правдивую живую картину существования "низов": скромных чиновников, бедных станционных смотрителей, цыган, оборотистых купцов и др. Впервые в произведении С. главную роль играют персонажи-"идеологи". Иван Васильевич, европеизированный славянофил, ищущий русскую самобытность и народность, и Василий Иванович, руководствующийся здравым смыслом, трезвыми представлениями о русской жизни, ее пороках, противоречиях. Их полемический диалог, касающийся актуальных вопросов о назначении дворянства, о роли сословий в государстве, об отношении патриархальной России к Западу, о месте литературы, составляет сюжет повести. Завершающая глава "Сон", в которой С. контурно обрисовал Россию будущего, свой утопический, аристократический, близкий к славянофильскому социальный идеал, свидетельствовала о его скептическом отношении к настоящему положению страны, желании ее возрождения. В "Тарантасе" наиболее зримо проявился литературный талант С, что сказалось в мастерстве характеров, красочности жанровых сцен, бытовых подробностях, в стиле.
В прозе С. ощутимо влияние и романтической традиции "натуральной школы", физиологического очерка. Метафора тарантаса, превратившегося в птицу, явно восходит к "Мертвым душам" Гоголя. "Тарантас" вызвал оживленную и разноречивую реакцию в литературных кругах. Белинский, назвав "Тарантас" "книгой умной, даровитой... дельной", обыграл сходство имени и отчества героя с именем и отчеством И. В. Киреевского с целью критики славянофильства (Белинский В. Г. Указ. соч.-- Т. 7.-- С. 341).
В 50 гг. начинается спад творческой активности С. Он пишет главным образом водевили, наиболее значимы комедии "Беда от нежного сердца" (Отечественные записки.-- 1850.-- No 3), "Сотрудники, или Чужим добром не наживешься" (Санкт-Петербургские ведомости.-- 1850.-- No 13--16), прототипами которой явились К. С. Аксаков и И. И. Панаев. Комедия "Чиновнику представлявшая собой попытку следовать обличительному направлению, имела театральный успех, но вызвала отрицательный отзыв Чернышевского, поддержавшего критическое выступление Н. Ф. Павлова против пьесы (Чернышевский Н. Г. Литературная критика.-- М., 1971.-- Т. 1; Павлов Н. Ф. // Русский вестник.-- 1856.-- No 11, 14). "Искусственной" нашел ее и И. С. Тургенев (Письма.-- Т. II.-- С. 338). В конце жизни С. работал над автобиографическим романом "Через край" (посмертно опубл. в журнале "Новь".-- 1885.-- No 7--18) и над мемуарами о своем прошлом, встречах со многими писателями. В Дерптском университете С. учился вместе с сыновьями Карамзина, затем стал частым посетителем дома историка и здесь познакомился с Вяземским, Жуковским, Пушкиным, Гоголем, Лермонтовым, связи с которыми не прерывались и после публикации "Большого света". Отношения С. с Пушкиным сперва негладкие, едва не закончившиеся дуэлью, затем стали дружескими. Пушкину посвящены очерк (Из воспоминаний // Русский архив.-- 1865.-- No 5--6) и в большой мере отдельный оттиск "Гоголь, Пушкин, Лермонтов" (М., 1866). Мемуары С, написанные с огромной любовью к поэту, точно и живо передают подробности преддуэльных дней и его душевное состояние. С осени 1844 г. С. открывает у себя салон, ставший центром музыкальной и литературной жизни, где бывали Тютчев, Некрасов, Григорович, Достоевский, М. И. Глинка. В кругу "Современника" С. недолюбливали из-за. его неровного характера, аристократического высокомерия. "В светском обществе... кичился званием литератора, а в литературном -- своим графством" (Панаева А. Я. Воспоминания.-- М., 1972.-- С. 90). А Гоголь заметил: "Я прочел "Тарантас" Соллогуба, который гораздо лучше его самого" (Гоголь Н. В. Собр. соч.-- М., 1978.-- Т. 7.-- С. 270). Иное мнение о С. сложилось у Л. Н. Толстого, который был с ним знаком с 1850 г., встречался в Москве, переписывался. "Какой был необыкновенный, даровитый и блестящий человек" (Литературное наследство.-- Т. 90.-- Кн. 2.-- С. 279). В 1866 г. С. заехал в Ясную Поляну и рассказал "о первых годах девятнадцатого века" (Слово.-- 1909.-- No 792.-- 11 мая), интересовавших Толстого в связи с работой над "Войной и миром". В 60 гг. С. вместе с В. Ф. Одоевским, М. П. Погодиным, С. А. Соболевским, Вяземским составляют оппозиционное по отношению к новой, демократической словесности содружество, находящееся на периферии литературной жизни, хранящее традиции литературных салонов 30 гг. (чтение своих сочинений и их обсуждение). С. активно участвует в праздновании юбилея Вяземского (см. статью "Юбилей князя П. А. Вяземского" // Санкт-Петербургские ведомости.-- 1861.-- No 58), посвящает ему статью "О значении князя П. А. Вяземского в российской словесности" (Там же. -- 1867.-- No 10), пишет мемуарный очерк "Воспоминания о князе В. Ф. Одоевском" (сб. "В память о князе В. Ф. Одоевском".-- М., 1869), стремясь утвердить значение своего поколения. С нач. 70 гг. С. писал свои "Воспоминания" (Спб., 1887), дающие панораму жизни его эпохи.

СОЛЛОГУБ ВЛАДИМИР, 8 августа 1813, Петербург - 5 июня 1882, Гамбург. Граф. Окончил в 1834 Дерптский университет (ныне Тартусский университет в Эстонии), служил чиновником особых поручений при Министерстве внутренних дел. Писатель. Повесть "Тарантас" (1845); повести из светской жизни, водевили, комедии. Мемуары. Похоронен на кладбище Донского монастыря в Москве, участок 1. Жена СОФЬЯ ВИЕЛЬГОРСКАЯ (1820-1878). Дочь ЕЛИЗАВЕТА 1847-1937 по мужу. Другая дочь МАРИЯ (1851-1917), муж АНАТОЛИЙ ЕВГЕНЬЕВИЧ 1844-1917.
"Брокгауз и Ефрон":
Соллогуб Владимир Александрович (граф) - известный писатель (1814-1882), внук литовско-польского вельможи, переселившегося в Россию. С. получил тщательное домашнее воспитание на французский лад, подолгу живал за границей. Учился в Дерптском унив., где окончил курс в 1834 г. Поступив на службу в мин. иностр. дел, он некоторое время состоял при венском посольстве, затем перешел в мин. вн. дел, в 1850 г. служил на Кавказе, в 1870 г. был председателем комиссии по преобразованию тюрем, в 1877 г. находился при главной квартире Государя Императора для составления "Дневника Высочайшего пребывания за Дунаем" (СПб., 1878). В общем он, несмотря на огромные связи и некогда большое богатство, карьеры не сделал. Интересы литературно-артистические в нем преобладали, чему содействовали также родственные отношения с известным музыкальным домом графа Виельгорского (см.). С. был добрый человек, отзывчивый на чужое горе и искренно радовавшийся чужому заслуженному успеху. Свободный от великосветских предрассудков, он одновременно был желанным гостем в аристократических гостиных, где его любили, как интересного собеседника и устроителя спектаклей и увеселений, и вместе с тем был своим человеком в кружках молодых писателей, группировавшихся около "Отеч. Записок" времен Белинского. В литературной деятельности своей С. до известной степени являлся симпатичным дилетантом, более скользя по поверхности затрагиваемого сюжета, чем углубляясь в его сущность. Выступил он на литературное поприще с повестями "Два студента" и "Три жениха" в "Современнике" 1837 г., а в 1839 г. появился в обновленных "Отеч. Записк." с "Историей двух калош". Повесть имела чрезвычайный успех. Подкупал не только талант рассказчика, но и теплота чувства и трогательность сюжета - история разбитой житейской прозой артистической жизни. Симпатичные лица повести - артисты и немцы-ремесленники, несимпатичные - люди большого света. Из других повестей имели успех "Аптекарша" (1841), "Медведь" (1843) и особенно "Большой Свет" (1840), повесть "в двух танцах". Во всех этих произведениях большой свет неизменно выводится со стороны своей пустоты и мишурности, а люди среднего сословия - со стороны своей преданности чувству долга и искренности чувства. Сатира, однако, неглубока, и известное внутреннее преклонение пред "настоящим" большим светом сквозит и сквозь отрицательное отношение автора к изображаемой среде. В 1845 г. С. издал отдельной книгой, с политипажами, наиболее известное из своих произведений - "Тарантас" (первые 7 глав были напечатаны в "Отеч. Зап." 1840 г.). Это талантливая, но довольно странная смесь беллетристики и публицистики, перемешанный длинными рассуждениями рассказ о поездке из Москвы в село Мордассы захолустного помещика старого закала и молодого человека, только что вернувшегося из-за границы. Последний вывез из долгих шатаний по Европе не желание завести у нас европейские порядки, а напротив того, славянофильствующее преклонение пред русской "самобытностью". Автор насмешливо относится к обоим героям, которые в своем путешествии сталкиваются с целым рядом тонко обрисованных представителей захолустной жизни. Белинский посвятил "Тарантасу" большую сочувственную статью, в которой, впрочем, придал авторским намерениям значительно большую определенность и окрашенность. В 1845-46 гг. С. издал сборник "Вчера и Сегодня" (2 т.), в 1850 г. поставил на сцену известнейший водевиль свой "Беда от нежного сердца". Настроение "обличительной" эпохи, наступившей после севастопольских неудач, не миновало и впечатлительного С. Отзывчивый на все модное, писавший водевили даже на такие "современные" темы, как царившая одно время в Петербурге мода на мыльные пузыри, С. в 1856 г. написал "Чиновника", в котором главный герой Надимов патетически восклицал: "Крикнем на всю Русь, что пришла пора вырвать зло с корнями". Пьеса имела шумнейший успех, но это свидетельствовало больше о настроении общества, жадно ловившего всякий намек на обновление отжившего строя, чем о достоинстве пьесы и глубине замысла. Люди, умеющие разбираться в литературных явлениях, тогда же увидели внутреннюю фальшь и пустозвонство Надимова. "Чиновник" был скоро забыт, и не меньший успех, чем пьеса, имел едкий и блестящий разбор ее, напечатанный Н. Ф. Павловым в "Рус. Вестн.", 1857 г. Насмешливо отнесся к внешней прогрессивности Надимова и Добролюбов ("Сочин.", т. II). "Чиновник" был последним из произведений С., обратившим на себя внимание публики. После этого он редко и появлялся в печати (главным образом с воспоминаниями о Пушкине, Гоголе, Вяземском, Одоевском и др.). После его смерти был напечатан роман "Через край" (в "Нови", 1885) и "Воспоминания" в "Истор. Вестн.". Беллетристич. соч. С. изд. в 5 т., в 1855-56 гг. (СПб.).